Соседки. Ночной гость. Рассказ первый

Время было позднее. Людмила давно уложила детей и сама готовилась ко сну. Привычным движением она положила ложку меда в чашку с теплым молоком и, не торопясь, размешала. С улицы, через открытую лоджию, доносились голоса гуляющей молодежи. Перекрестясь, женщина поднесла молоко к губам и замерла. С лестничной площадки отчетливо слышались возня и крики. Людмила подбежала в двери и приникла к глазку. А тем временем голоса звучали все громче, женские и мужские вопли, брань. Люда видела, как напротив квартиры Любаши суетятся двое и что один из них – это их соседка Тонька. Толком было ничего не видно и, вдохнув поглубже, Людмила распахнула дверь.
В тусклом свете лампочки перед ней предстала странная картина. Полуголое тщедушное существо мужского пола в семейных трусах барахталось в богатырских объятиях Тоньки и ругало ее на чем свет стоит.
- Пусти меня, сволочь… старая! Кому говорят, пусти!
- Это я-то старая?!
Тонька что есть силы рванула упиравшегося мужчинку к лестничному пролету. Тот в последней надежде попытался зацепиться за скользкую стену, а в результате лишь больно ударился локтем и заголосил еще отчаяннее. Его крик долго эхом витал от двери к двери, пока не замер где-то внизу. Подъезд молчал.
- Что происходит? – в недоумении воскликнула Людмила.
- Мили… мили… цию, - прохрипел мужичок. Его растрепанная черная бородка задралась, глаза метали молнии, а тело продолжало извиваться, не в силах вырваться из бульдожьей Тонькиной хватки.
В этот момент из своей квартиры вышла рыдающая Любаша, сорокалетняя, рано постаревшая женщина. Одной рукой она размазывала тушь по лицу, а другой держалась за сердце.
- Ох, ну как, ну как?! Мое сердце – сердечная рана! Где же они, силы небесные? – вопрошала она неизвестно кого охрипшим от слез голосом. Было заметно, что Любашка слегка выпивши.
- Люба, не будь дурой! Осатанели бабы совсем! Люди! Пусти! – мужичок извернулся и все-таки смог укусить Тоньку за руку. Та взвыла, сделала последний шаг к лестнице и лихо швырнула гаденыша со ступенек. Не понадобилось даже традиционного пинка. Легкое, как перышко, создание мигом пересчитало все ступеньки и оказалось пролетом ниже.
- Что вы делаете?! – теперь уже во весь голос закричала Люда. А к перилам бежала протрезвевшая Любаша.
- Сергуня, соколик! – тоскливо, хлюпая носом, позвала она.
- Имей гордость, Любашка, - строго произнесла Тонька, отодвигая ее локтем.
Людмила смотрела, как маленький худой незнакомец встает сначала на карачки, а потом на ноги, дико озираясь и ощупывая себя, словно до конца не веря, что цел. «А он действительно легко отделался. Пара ссадин и только», - подумала она про себя. Женщина внимательно оглядывала Любашкиного гостя, мысленно сравнивая его с мужем. «Лёшка мой покраше будет, - отметила она. – А тут и смотреть не на что».
Тем временем мужичонка внизу постепенно приходил в себя и дрожащей, скорее от обиды и гнева, чем от страха, рукой натягивал чуть съехавшие трусы.
- Одежду отдай, дура! – крикнул он Любаше. «Сергуня» боязливо смотрел в конец следующего пролета и попятился в угол, когда скрипнула дверь одной из квартир. Скрипнула, выдала тихое старушечье «ах!» и тут же захлопнулась. Несчастный стиснул зубы и в ярости взглянул вверх.
- Ну?!
- А ты так иди, - ухмыльнулась Тонька. – На улочке тепло. Авось, подберет кто-нибудь.
- Я заявлю на вас! Ты мне ответишь! – мужичку явно не хотелось в таком виде разгуливать по улицам. Впрочем, кто знает, может, дома его ждала жена…
- Отдай ему одежду, - шепнула Людмила Любашке. – А то и впрямь заявит.
Любашка, не переставая плакать, пошла в квартиру и вернулась с ворохом тряпья. Тонька его тут же выхватила и так же лихо, как и хозяина, бросила вниз. Мужичок кинулся ловить добро, схватил штаны, но, пытаясь одновременно ухватить рубашку, выронил и первые. Кряхтя и бормоча проклятия, он кинулся собирать пожитки, среди которых была также барсетка. Сложив большую часть у окна, человечек стал натягивать брюки. Ботинки ночной гость надевал уже на голые ноги, напрочь забыв о носках. В последний раз одарив женщин ненавистным взглядом, он быстрее ветра унесся вниз по ступенькам.
- Что вы творите? – начала выговаривать соседкам Людмила. – Ты вообще хороша: скинуть человека с лестницы. Ведь убиться же мог!
- И невелик-от и человек, - фыркнула Тонька.
- Какая разница?! Человек всегда человек. И за такого посадят.
Тонька махнула рукой и, зевнув, пошла домой.
- Ну, ты-то чего ревешь? – обратилась Людмила к Любаше. – Кто он?
- Кавалер… был, - тихо выдавила Любаша и пуще прежнего залилась слезами.
Внизу послышались шаги. Обе узнали участкового.
- Ну, что у вас? Имейте в виду, я пришел только потому, что мне сказали, что здесь кого-то убили. Если не так, то я постараюсь это исправить, – недовольно протараторил он.
- Ничего, Васильич, нормально все. Иди спать, - успокоила его Люда.
- Какое тут спать?! Еще бы посреди ночи подняли! Сами бы шли спать, чем ерундой страдать! Что за голые мужики в подъезде?
- Дак поссорились они, он и ушел.
- В чем мать родила?!
- Нет, он тут потом оделся и ушел.
- А Вы, гражданка, пьяны, вижу, - обратился он к Любаше. – И не стыдно? Молодежь там внизу так не буянит.
- Да что Вы! – запротестовала Людмила. – В честь же выходных. Чуть-чуть.
Участковый стоял перед ними, переводя взгляд с одной на другую.
- Идите спать уже, - пробурчал он наконец. – Приличные люди вроде. Чтоб в последний раз. Ясно?
- Ага, - одновременно кивнули женщины, провожая взглядом участкового.
- Ну? – Людмила пристально посмотрела на Любашу. – А вот теперь ты мне все расскажешь. Пройдем в квартиру. Да не ко мне! У меня дети спят.
На кухне у Любаши лежал перевернутый стул и горел свет. А в коридоре валялась чудом не разбившаяся ваза с искусственными цветами.
Быстро наведя порядок, обе женщины уселись за стол, за которым еще час назад мирно беседовали и пили вино Люба Никоненко, одинокая вдова, и старший инженер машиностроительного завода Сергей Павлович... или Петрович... Шилов-Шитов, да пес его знает! Вроде бы приличный человек. «Он в киоске минералку покупал. Худой, как моя жисть! Так мы и познакомились». По словам Любаши, Сергуня не проявил должного сочувствия, когда она в нем нуждалась. Люда знала, что после пары рюмок Любашу тянет в слезы. Два года назад она потеряла в автокатастрофе мужа и сына, и с тех пор ее психика сильно пошатнулась. А утешать пьяную женщину на первом свидании умеет (да и желает) далеко не каждый. «А я Тоньке позвонила. Все ей рассказала. Она понимает, что нет в мужиках сочувствия». Люда лишь качала головой. Тоньку надо было знать: баба решительная, коня на скаку остановит. Схватила Сергея Павловича за шварник и - как котенка. «Ах, то ли был мой Вася! Душевный человек! И погладит, и приголубит. Я же как роза в теплице была подле него».
Было уже далеко за полночь, когда Люда вернулась домой. Свет на кухне так и горел, а на столе стояло холодное молоко. Она не стала его подогревать, сойдет и так. Муж был в ночную смену, а завтра выходной. Тоска на сердце. «Неужели я из всех троих самая счастливая?» Но «самая» не значит, счастливая. Не любят наши мужчины разговоры по душам. И на комплименты скупы. Где уж там цветы подарить или на тротуаре написать «с добрым утром, любимая». Хочется романтики, а они машины выбирают тщательнее и любят их сильнее. Говорят, любовь бесценна. А что это значит? 
«Разогрей, ужин, дорогая. Погладь брюки, дорогая. Сделай мне массаж, дорогая». Конечно, я дорогая. Очень дорогая. Не дешевле букета алых роз. Может, ждет Любаша ласковых слов, просто человеческой беседы, способной заглушить ее боль. А стоит ли ждать?
Ну, все. Пусть завтра выходной, но она должна встать пораньше. Череда домашних дел ждет ее с самого утра. Люда вздохнула и устало провела рукой по выключателю.


2006