Агенты "Яломиште" (часть 80.3.1)

В этой части рассказывается, почему Курамо Синдзиро не хочет, чтобы в фильме о приключениях профессора Арсенева и охотника Дерсу фигурировала мадам Дымова

-Знаешь, мой мальчик! Баба Поли была еще тем персонажем! Только меня тетушка Анна Дмитриевна просила: «Хоть узнай, живы ли Вороненок и его дочка! Сколько лет ни слуху, ни духу!». Сама уже дряхлая старушка. Но беспокоится о Сиро, как мать о пропавшем сыночке. Вот в чем повезло, дяде Вове, брату моей матери, так это с женой. Не каждая так понимает и так поддерживает мужа. На словах-то да – все мы подвижники и все мы святые! Жаждем подвига и служения! А вот когда реально, не на словах, а на деле, приходится брать на себя лишние расходы и лишние хлопоты, не всякий согласится. Анна Арсенева так сокрушалась, что у них только один ребенок. И долго пеняла мужу, что он оставил вороненка в обители:
- Был бы Володеньке товарищ, взамен усопшего Олеженьки.
Тому пришлось оправдываться:
- Понимаешь, Нюрочка! У мальчика есть отец, и он его любит. Отец, которому не все равно, где его сын и что с ним. Как бы тебе понравилось, если бы нашего Володьку вот так. Пришел неизвестно кто и уволок неизвестно куда, нам не сказав? И потом. Брат мой, конечно принял бы мальчонку. В Хабаровске народ ко всему привычный. Да и сестрица отнесется к мальчику по-человечески. А вот твои родители – я в этом не уверен. Особенно маменька: она и меня с трудом терпит – мордой не вышел. А парня за его крылья только так и шпыняла бы. За что Вороненку терпеть эти издевательства? Потому что мне захотелось потешить свою гордыню: «Смотрите, какой я благородный!». Поверь, Нюрочка! Так нельзя! Конечно, если бы мальчик был сирота – тогда бы вопрос не стоял…
Тещенька дяди Володи, бабка Апполинария, брезгливо поджимала губки, когда молодой Сиро Синдзиро приезжал к своему спасителю уже в Хабаровск:
- Вольдемар, тебя твой очередной экзотический дружок! Монашек какой-то странноватый. Давно ли, зятек, ты в буддисты подался? Сейчас это модно…. (Как будто не знала, что Арсенева старшего нет дома). Анна, дочь моя, хоть ты выпроводи этого попрошайку! Совсем от них житья не стало! Заели!
- Дядюшка Сиро мне говорил об этом. Как раз ему Анна, жена Арсенева, и написала по непростую ситуацию с его спасителем Дерсу. Он постарел и одряхлел, одному ему в тайге не выжить. Но жизнь в городе для него – пытка. Он не живет, а мучается. Похоже, что это письмо, отправленное практически « на деревню дедушке Константину Макарычу» – отчаянный крик души.
- Да уж. Иначе не скажешь. Тетушка уже просто не знала, кого еще просить о помощи. Дядя Володя, конечно, изо всех сил старался сгладить острые углы. При условии, что его работа сопряжена с опасными командировками. И тетя Нюра сама старалась не обострять. Но баба Полли почему-то решила, что именно она самый униженный и обиженный обитатель дома. Именно ей недодают положенных и прописанных в законе благ, не оказывают положенных по этикету знаков внимания. Как ее «этот разночинец Арсенев притесняет» не слышал только глухой. Она всем и каждому жаловалась на зятя: в его доме ей не поклоняются, как богине, не собирают «блестящее общество» где бы она могла блистать, да еще и приволокли из дремучего леса злобного старикашку. Который почему-то сразу стал любимцем домочадцев и соседей. Лишь она – единственный светоч в непроглядном мраке унылого захолустного бытия, «втуне расточает свет своей души»: ее не понимает даже собственная дочь. Бедняжка так любила сравнивать свою горькую участь с печальной судьбой Марты фон Вольфенштайн, в замужестве Нигихаями. Которая также «томиться в плену туземцев».
- Ну, если жить в почете и достатке, в семье родственника императора, с любящим мужем это «томится в плену». Тогда да! Погубить свою юность удушливых объятия отнюдь не святого старца – оно, конечно же, гораздо приятнее!
- Бабка Полли вообще была весьма оригинальная дама. При этом удивительно непосредственная: говорит что думает (почти всегда гадости), но не всегда думает, кому и что говорит. А потом наивно удивляется, что ее не считают самой распрекрасной гостьей и не приглашают на чай.
- Знаете, дядюшка Сиро в таких случаях говорил: « Если кругом одни тебя одни скоты и мерзкие твари, может, стоит все-таки задуматься, а так ли хорош ты сам! Абсолютно все уродами быть не могут».
- Да ладно. Это как Сара Абрамовна: «Если третий муж бьет по морде, то дело уже в морде, а не в муже!». Это понятно. Непонятно, что было делать. Вдруг взгляд Анны упал на фотографию. Ту самую, которую в НКВД запретили печатать. Там где фотографу удалось поймать в кадр мордашку мальчика Тэнгу: как раз вчетвером во что-то играли: есаул Потапов, Арсенев, Дерсу и мальчик Сиро. И ее как озарило. Конечно, Потапов ей, как супруге командира, не отказал бы. Да у него самого и так в дому не протолкнуться: и дети с семьями, и старые родители, да еще и больная теща в маразме. Там только Дерсу до полного счастья не хватает. Вот она и подумала, что, возможно, настоятель монастыря еще не забыл, как спасли его сынишку. Что, может быть, этот мальчик что-то для отца значит. И, может быть, тот найдет для спасителя сына уголок и порцию еды.
- Знаете, прадед был удивлен, найдя в потоке корреспонденции письмо от женщины, да еще из-за границы. Прочитав фамилию «Арсенева» ,он пошатнулся. Прадед вообще подумал, что с его другом профессором Арсеневым случилось непоправимое. Он срочно послал за Сиро, который лучше других знал русский язык. Сиро просил отца – моего прадеда. Ну, просто старый Дерсу мог бы до последнего часа бродить, как привык, по горным лесам. Но вечером его будет ждать ужин, теплая постель и почтительный собеседник. Все что нужно, чтобы достойно встретить старость. Конечно, лучше бы его рассказам внимали его родные дети и внуки. Но так случилось, что они все погибли. Неужели это повод оставить старика голодать и принимать смертные муки в одиночестве? Настоятель и не возражал. В конце концов, этот охотник дважды спас его сына. И потому имеет право рассчитывать на миску похлебки и место под крышей.
- А второй раз когда?
- Да как раз, когда юный Сиро чуть не наложил на себя руки, из-за несчастной любви. Больнее всего было то, что удар в спину нанес родной брат. Вынудил родителей девушки, которую полюбил Сиро, и которая носила его дитя (как только что оказалось), отдать ему свою дочь. Девочка плакала от страха, идя замуж. Добродушный, спокойный, терпеливый младший брат нравился девушке гораздо больше. Гордый, вспыльчивый Джиро откровенно пугал девочку.
-Знаешь, Курамо! Я конечно, понимаю – Восток: «Курица не птица – баба не человек!». Но если это твоя дочь. Пусть и оступившаяся. Но так же нельзя. Мало того, что выдают замуж за нелюбимого. Так еще и заставляют обманывать. Не дают объясниться с возлюбленным. Чтобы парень не думал о ней дурно. Представляю, с каким чувством Йоко писала под диктовку отчима это злополучное письмо, в котором сообщает Сиро о том, что отказывается от него: « Амур пердю!».
- Дорогой мэтр!
- Мы же договорились. Какой я тебе метр, мой мальчик! Сергей Апполинариевич. А еще лучше – дядя Сережа. Брат моей матери- названный отец биологическому отцу твоей матери. Так что мы, считай что родственники.
- Как Вам угодно, дядюшка! Только поймите. Мнения юноши в то время, хотя бы в качестве совещательного голоса, иногда спрашивали. И то не всегда. А вот судьба девушки даже в «просвещенной Европе» полностью в руках ее родителей и опекунов. Конечно, будь это родная любимая доченька, тогда конечно – и ее предпочтения учли бы. А падчерица, да еще и порченая – да кому она нужна. Плачет она! Эка важность – еще ни у кого золотая слеза не выкатилась. Тем более, когда семейство гнут к земле неподъемные долги! А нищего бастарда Сиро, даже всерьез и не рассматривали в качестве жениха. Что с него взять!
- А родители жениха? Неужели они не видели, что девушку выдают замуж против воли? Что она идет как жертва на заклание..
-Ее слезы беспокоили разве что свекра, который оказался бессильным прекратить этот фарс. Сенджобо, в отличие от своей жены и старшего сына, чувствовал какую рану на сердцах влюбленных детей оставит эта женитьба. Убеждал юношу, что жениться назло брату – это заведомо обрекать всех троих на несчастье. И в первую очередь, самого себя: «Насильно мил не будешь!» . И что семья, начавшаяся не с любви, редко бывает счастливой. Родителям невесты, конечно, абсолютно безразлично, как сложиться ее судьба – лишь бы сбыть с рук порченый товар. Но жить с женой, которая его не любит, Джиро придется самому. А это довольно тягостно.
- Пойми, сынок! Любовь только тогда приносит счастье, когда она взаимна! Все остальное – насилие над женщиной. Вся разница лишь в том, что не под кустиком или в темном углу, а на законных основаниях, с одобрения властей. Откажись, пока еще не поздно. Разве мало красивых девушек? Ты парень симпатичный. Вполне возможно, что одна из них тебя полюбит и пойдет за тебя с радостью. Встречать будет нежными поцелуями и жаркими объятиями, светясь от счастья. А не забившись в угол от страха.
- Отец! Да она же сама согласилась. Что-то не припомню, чтобы Вы с матерью по великой любви сошлись! Живете же…
- Сын мой! Во-первых, меня, впрочем, как и твою мать, не спрашивали, желаем ли мы соединить свои судьбы. Показали девушку: « Вот твоя невеста, завтра свадьба!». Во-вторых, мы оба не были влюблены. Если бы твоя мать любила другого, я бы отпустил ее. Хотя бы за тем, чтобы не быть мужем той, которая любит другого мужчину. А ты просто упрямишься. Какая разница, первым из выводка жениться или последним. Главное, чтобы тебе было хорошо с женой. Конечно, вполне возможно, что «стерпится -слюбится» от безысходности: дети пошли, самурайская доблесть не позволяет разбежаться, жаба душит. Но зачем терпеть, когда есть возможность наслаждаться счастьем в любви и согласии, с любимой женщиной? Зачем загонять самого себя в угол? Делать несчастными родного брата и его девушку? Разве ты не видишь, что невеста тебя боится? Там, где страх – места нет любви.
Девушка угасала на глазах от безрадостного замужества. Джиро ходил и злился на весь свет. Впрочем, неприятности начались еще до свадьбы. Сиро, поверивший в предательство любимой, чуть не наложил на себя руки. Три года юноша, по приказу своего отца, провел компании Дерсу.
- Чем мог помочь старик-отшельник?
- Да хотя бы тем, что будет рядом. Пока страсти не улягутся. Не даст совершится непоправимому. Он никак не замешан в ситуации, потому может посмотреть на все со стороны. И к его мнению парень прислушается внимательнее, чем к любому участнику этой драмы. И, не без помощи много чего пережившего лесного жителя, юноша победил злую тоску, обиду на брата и неверную возлюбленную, сумел отпустить девушку. Если бы не Дерсу, дядюшка это не пережил бы. Естественно, Сиро счел бесчестным не приютить в болезни и немощи своего спасителя, помогавшего ему бескорыстно.
- Дядюшкина теща, полагаю, его напугала..
-Это да! Мама жены Арсенева юного тэнгу немного неприятно удивила. Ведь до этого все, кто встречался ему на пути (а это не один, не два и даже не три человека – разных социальных слоев, национальностей и вероисповедания), говорили с ним (тем более, что Сиро довольно сносно изъяснялся по-русски), абсолютно нормально. Даже следователь. Хотя он и был разражен, но отнесся к пареньку, пришибленному горем, весьма сочувственно. И даже напоил горячим чаем. Хотя бы для того, чтобы привести во вменяемое состояние. Один казак довез его до профессорского дома и от денег отказался: «Со студента деньги брать – самому так же маяться! Да вот еще, братишка, плащ накинь, крылья спрячь – у нас всякое ходит. Что-то с тобой не так, парень! Да не смотри на меня так: вашего брата видеть приходилось – только они крылья прячут, а ты их волочишь! Точно не отморозил? По такой дрянной погоде нас таскал. Уж больно мордашка у тебя бледная!». Юного ворона, прибывшего с печальной вестью, встретила величественная дама, европейской внешности со следами былой красоты, Аполлинария Сигизмундовна всячески демонстрируя свое презрение: «Зятек, верно, решил устроить в своем доме ночлежку для инородцев!».
Утром же, закатила дочери, явно не первый, грандиозный скандал. Поводом стало то, что Анна сама предложила супругу приютить мальчишку, до весны:
- Володя, ну куда он пойдет с такой простудой. Вчера всю ночь кашлял. Глаза больные. До чахотки – полтора шага. Да как бы менингит не подтянулся. С утра два часа стонал, головы поднять не мог…
- Простите, мадам! – пытался ответить молодой ворон. – Я все-таки врач без пяти минут. И лекарства у меня все с собой. Да и не так уж и болен, чтобы Вас стеснять. А что стонал – так это, верно, кошмар приснился, со мной бывает! Просто нахватался ледяного воздуха. Вот и колет в боку. Отогреюсь у теплой печки, и все пройдет. Доберусь как-нибудь. Долечу как-нибудь по солнышку. Тем более, что в университете я взял академический отпуск. За год до Токио и пешком доползу.
- Знаешь, братишка! Да ты весь горишь! На тот свет еще успеешь! – встрял Владимир Арсенев младший.– Я, конечно не врач! Но, по-моему, мнению, ты уже налетался! Вернее, долетался! С таким страшенным кашлем никуда тебя не отпустим. В твоем случае, помимо лекарств, нужны еще тепло и покой. Поверь мне, братик, с такой болячкой и мотаться в дальней дороге по морозу – последнее дело. Об отце подумай. Каково будет ему еще и тебя потерять?
Страший Арсенев и не думал возражать. Ему самому не хотелось потерять еще одного друга. Тем более, что друг этот – еще юноша. Он что – не найдет для парнишки тарелку супа? Или угла, где постель постелить? Впятером как-нибудь в пяти-то комнатах чай разместятся: в тесноте, да не в обиде. Владимир Арсенев младший уже прочно взял юного гостя под свое покровительство. Юноша-тэнгу был настолько изможден морально и физически, что просто не мог возражать. Его бил озноб, и единственное, что он хотел – чтобы дали умереть спокойно. Чашка горячего травяного чая с малиновым вареньем казалась напитком с пира богов для опухшего горла. Теща – мадам Дымова, узнав, что ей неопределенное время придется делить кров с этим «крылатым выродком», прямо таки взбесилась. Как будто ей шлея под хвост попала:
- Анна, если ты мне дочь! Я не намерена терпеть и безмятежно созерцать, как твой муженек, рожденный похотливой прачкой под забором, превращает мой дом в богадельню…
- Мама! Во-первых, я Вас прошу, не оскорблять мою свекровь! В конце концов, это дом не Ваш. А наш с Володей общий дом.
-Вот не думала, что ты меня будешь этим попрекать. Это ваши большевики лишили меня дома, дохода, достоинства человеческого..
- Маменька! Вот не надо наговаривать. Вы свой дом в стольном граде Санкт-Петербурге благополучно профукали задолго до Революции. И в данном конкретном случае большевики вообще не причем! Благодарите братца Сашеньку и своих «знаменитых» друзей! А дохода Вас никто не лишал – пенсию по утрате кормильца вы получаете до сих пор. Исключительно благодаря заслугам папеньки!
- Мне решительно интересно! Моя дочь смеет мне указывать! Да кто ты какая есть?!
- Кто бы я ни была! Это дом мой и Володи! И нам решать, как в нем жить и кого принимать. Вы здесь хоть и почетный, но гость, а не хозяйка. И голос Ваш, уж простите меня, маменька, совещательный. Мы с Володей Ваше мнение со вниманием и уважением выслушаем, по-возможности учтем. Но не Вам решать…
- Я не намерена терпеть заразу в своем доме. Мало того, что я, русская княжна, вынуждена, по милости моей бестолковой дочери, ютиться в этой жалкой пятикомнатной хижине. Так ты и всякий сброд….
- Матушка, интересная Вы женщина! Во всех отношениях! Значит, Володя терпел моего братца Сашеньку – тунеядца и бездельника. Никчемного пропойцу, игрока и дебошира! Его дурные болезни – это отдельная тема. Но Володя, видите ли, обязан тащить на себе до его конца. Но стоило ему поговорить с ним, как мужчине с мужчиной. Так братец всякий раз прятался за Вашу юбку. А Вы, маман! Орлицей взвивались на его защиту – невинного дитяти о тридцати восьми годах! И то, что братец пьяный замерз под забором – это, естественно, полностью вина моего негодящего мужа, а не плод Вашего, маман, дурного воспитания! Пресеки Вы, матушка, во время оно его дурные наклонности, а не потакай им – до такого он бы не дошел! А разве Володя не заслужил того, чтобы я по-человечески относилась к его друзьям: тихому добродушному старичку и этому простывшему пареньку.
- Нет, дочь моя! Ты все-таки огрубела и опустилась. Да оно и понятно: жизнь среди Фросек, Парашек и Феклуш дурно влияет на порядочных женщин. Я тебе сразу сказала, во что ты превратишься, выйдя замуж за этого разночинца….
- Матушка! Напомнить, кому Вы меня сватали? Где все эти господа Паратов, Миловидов, Мотовилов и Кучумов, и прочие еже с ними? «Светочи культуры», «отцы русской демократии»? Эти бездельники, праздные прожигатели жизни!
- Я всю жизнь вращалась среди великих и знаменитых. А моя дочь от «великого ума» вышла за какого-то разночинца. У которого всего-то достоинств было – юное тело и смазливая мордочка. И все мне назло!
- Маменька! Да единственный нормальный человек в твоем кубле «знаменитостей» – это папенька. Который работал, как конь в трех больницах, пока Вы скакали попрыгуньей в поисках знаменитого любовника. Добро бы от горькой нужды! Исключительно, чтобы потешить свое самолюбие. Один был недостаток у отца – не умел он выставлять напоказ свою «уникальность» и «богатый внутренний мир!». Между тем, это был великий труженик. И прекрасной души человек: он прощал Вам все подлости, измены и унижения. Ни разу не подал виду, что Ваши похождения больно его задевают. Эти ежевечерние сборища – мне до сих пор стыдно об этом вспоминать. А ему каково?
- Анна! Меня твоя наивность умиляет! Я не пойму только, откуда что берется. Будь ты родной дочерью Дымова, я бы сказала – на осине не растут апельсины. Но твой отец – талантливейший художник, тончайшей душевной организации…
- Матушка, что бы Вы сейчас не говорили. Мне абсолютно не важно, действительно ли Иван Антонович Рябовский, которого я видела пару раз мельком – есть мой биологический папаша. Или же Вы это себе придумали. Мне даже трудно судить, кто из Вас двоих более виноват. Пусть это будет на Вашей совести! Дмитрий Афанасьевич Дымов – был, есть и будет моим единственным отцом! Он был со мной рядом, он научил меня жизни, отличать хорошее от плохого. Папа утирал мои горькие детские слезы. Не спал ночей, когда я болела. Переживал со мной мои первые амурные неурядицы. При этом он работал, занимался наукой. Я выросла при папиной кафедре. А где же были Вы, маменька? Развлекались с утра до ночи…
- Вот она благодарность! Я тебя кормила, учила. Дожила – дочь меня тыкает носом в мои невинные развлечения! Он должен был…
- Сколько себя помню, только и слышу: «Дымов должен быть мне благодарен!!». За что? За измены? За бесконечные попойки и гулянки? А что и кому должны Вы, маменька?! Отец надорвался, обеспечивая Ваши капризы! Именно папенька заботился о том, чтобы в доме было тепло и чисто, на столе стояла еда. Вы, в компании «знаменитостей», с аппетитом поедали закуски, не давая себе труд поинтересоваться, за чей счет банкет. Именно отец беспокоился о моих платьях и одежде для Сашеньки. А родная матушка даже не знала, чем живут ее дети, да и живы ли они! Вы Сашеньку только тогда и увидали, когда папы не стало! Вы… У Вас даже не хватило ума этого оценить. Маман, у Вас нет морального права от меня требовать в подобном тоне…
- Это мне говорит дочь, которая сама моет полы. Еще скажи, что эту жалкую похлебку я должна принимать с благодарностью! И с радостью терпеть эти косоглазые рожи?
- Да, мы с Володей в роскоши не купаемся. Но он мне и не обещал золотых гор и неба в алмазах. Но мы же не голодаем и в обносках не ходим. И не так бедны, чтобы лишняя тарелка супа, налитая гостю, была бы для нас неподъемным бременем. И вообще! Доблесть человека не определяется чертами лица, в частности, разрезом глаз и формой ушей. Вы с таким пренебрежением высказываетесь о Фросях и Феклушах! А Вы сама, маменька, полагаете, что намного их лучше? А ведь всего два отличия. Первое в том, что мой дед имел возможность пригласить для Вас учителей. А Фроси и Феклуши не всегда имели возможность посещать даже церковно-приходскую школу! И еще в том, что они одеты в недорогой сарафан, а Вы в платья по Парижской моде. Но Вы решили для себя, что Вы – высшая раса. А они – никчемный человеческий мусор под ногами. И братишке то же самое внушали! Хотите знать, почему из Вас ни актрисы, ни художницы не вышло? Да потому что все Ваши познания поверхностны, труд Вам противен в любой форме! А легких путей к настоящему успеху еще не придумали! Тот же Рябовский Вам правду в глаза сказал, когда Вы ему наскучили!
- Из-за таких вот ненормальных, как ты и твой муженек, рухнула империя!
- Да нет, милая маменька! Из-за многовекового паразитизма таких как Вы, маман, и братец Сашенька! Хотите знать, почему я полюбила Владимира? Чем именно он меня привлек? Не красотой лица и умными речами (хотя и этого у него не отнять). Тем, что он человек! Настоящий человек, который делает нужное и важное дело. За то, что он не бросит в беде даже чужого! Вас не бросил на произвол судьбы. Хотя знал, что Вы этого и не оцените! И еще за его поистине ангельское долготерпение! Любой другой давно бы выставил Вас и милого братца под зад коленом. Не исключено, что вместе со мной! Да, мамочка, я за Володей, как за каменной стеной…
- За каменной стеной, на якорной цепи!
- Для вас супружеская верность и элементарная порядочность цепи? Тогда да – я страшно стеснена! Отсутствием балов и роскошных приемов. Мама, для Вас это будет откровением. Но здесь, в Хабаровске я счастлива. Хотя бы тем, что мне не надо кормить толпу праздных бездельников, смотреть на их безобразия и слушать их пустую болтовню. Вместо этого имею возможность общаться с людьми, которые, как и Володя, чего-то стоят! Теми, кто своим трудом делает этот мир чуточку лучше. А не просто с шиком и блеском проматывает деньги, даже не зная толком, откуда они берутся.
- Дочь моя! Послушай ты меня в свое время, мы бы сейчас в Париже…
- Мы бы сейчас в Париже… Я бы торговала своим телом, а Вы – побирались. Поймите, матушка. Мы с Вами в Париже нужны, как в римской бане пассатижи! Выйти замуж не напасть, да как бы с мужем не пропасть! Потому как «шикарные женихи», которых Вы мне навязывали, не особо процветают в «свободной Европе». Один Кучумов разве что – обжуливает пожилых дам, изображая пылкую любовь! С того и блины с икрой ест. Да еще Рябовские отец и сын – звезд с неба не хватают, в роскоши не купаются, но и не бедствуют. Остальные где – прокутили, все, что нажито, к слову сказать, не ими, и спились по богадельням. Возвращения «старого доброго времени», когда эти паразиты были в чести, не жажду от слова «совсем».
- Анна, я не вмешиваюсь в то, как ты ведешь хозяйство. Мои знания в этом убогом доме абсолютно бесполезны! Твои политические взгляды мне чужды! В конце концов, да живите, как хотите! Пусть муж об этом беспокоится! Но, если ты мне дочь, ты просто обязана выставить этого узкоглазого летуна….
- Мама! Я уже и так слишком много положила на алтарь дочерней любви! Это стоило жизни моему сыну Олегу…
- Ой, да не велика потеря! Подумаешь, кронпринц….
- Вы создали невыносимые условия нашему другу Дерсу, это от Вас он сбежал на сопки! Из-за Вас он погиб. Из-за Вас страдает сейчас этот юноша! Маман, обижайтесь, если хотите, на меня, но мальчика Сиро я Вам не позволю погубить! Если что не нравиться, то извините! Вот Бог, вот порог, за ним – сто дорог.
- Вот она благодарность! « Наш друг Дерсу»! Лучше признай, что этот грязный язычник с крыльями тебе просто напоминает Олега. Потому что ровесник. Это позор называется. В общем, выбирай или этот чахоточный птенчик или я – твоя мать.
Володя Арсенев, который обычно молча выслушивал нравоучения дамы, в этот раз не выдержал:
- Бабушка Полли! Вы дурно воспитаны! Как Вы можете ставить дочь перед таким выбором? Да и куда он пойдет? Доктор Рязанцев приходил, говорил, что у парня тяжелейший бронхит. Он вообще воспаление легких подозревал. Да еще и гнойник в горле вскрывали – это больно, поверьте на слово. Несчастный парнишка это все терпел. Мужики взрослые кричат. А он терпел…
- Какое мне дело до болячек этого щенка! Хоть бы он и совсем подох! Это мой дом, а не лазарет-богадельня для инородцев и монстров!
- Баба Полли! Человек тяжело болен..,
- « Человек»! Да какой он человек! Падший ангел в лучшем случае!
- Кем бы ни были его предки, самого Сиро человеческого достоинства никто не лишал! Парень едва-едва заснул, а Вы орете, как потерпевшая. Он всю ночь бредил от высоченной лихорадки. От укола чуть полегчало. Думал, что он погибнет у меня на глазах. Еле-еле жар сбили. Дайте ему поспать нормально!
- Пусть идет в придорожный трактир, и там дрыхнет, покуда денег хватит! Подумаешь – ангел небесный! Крылья белые у него – скачите все перед ним на задних лапках!
- Баба Полли! А если бы это был Ваш сын? Он пришел в дом другу разделить печаль. А его такого больного просто вышвырнули на улицу. У Вас, бабушка, вообще сердце есть?! Или только арифмометр остался? Не Ваша печаль наши деньги считать!
Бабушка от души высказала внуку все, что о нем думает. Словесной грязи не пожалела ни для кого. Главной причиной недовольства внуком было то, что юный Владимир Арсенев, вместо того, чтобы указать недалекому крылатому пареньку подобающее ему место, а именно в хлеву со скотиной, приветливо с ним беседовал. Доктора ему пригласил. Поит его настоями, растирает теплой водкой, компрессы меняет. Даже уколы делать научился. Все для того, чтобы этот дрянной мальчишка дождался помощи. Укутал теплым пледом, книжку принес почитать…. Возится с ним, как с братом. Спросил, не болят ли крылья, (а не: «Когда уберешься!»). Весело, когда жар не туманит разум, обмениваются студенческими байками (Сиро учится в Токио на медика, Владимир – изучает восточные языки). Одну байку до сих пор помню. Сиро вынуждено разочаровал товарища, которому продали женьшень по «сказочно низкой цене»: «А ты не переучился? Скачешь с этой редиской по этажам, как курица с яйцом!». Тепло вспоминали старого Дерсу, пересказывая друг другу разные приятные мелочи и забавные происшествия. Хотя бы то, как Дерсу понял слово «вегетаринство», которым увлеклась мадам Дымова: «худой охотник». За что старому охотнику, уже посмертно, достался очередной ковш словесных нечистот. Не пожалела она помоев и для самого «молодого монашка» (не поленившись его растолкать – как-то неинтересно безадресно истерить), который одним своим видом компрометирует ее дочь и оскверняет ее жилище. На что Сиро ответил даже через боль в распухшем горле:
- На Ваше счастье, мадам, я чту Кодекс Чести. И потому не подниму руки на даму. И тем более не оскверню дом друга убийством его родственника. Если только сей родственник не угрожает его жизни и жизни его женщины и детей. Иначе бы Вам пришлось ответить за свои слова кровью! Или с извинениями взять их обратно! А так, увы: собака лает, ветер носит. Как у вас говорят.
- Анна, ты будешь стоять и смотреть, как узкоглазая тварь поносит твою мать! Тоже мне, ангелочек белокрылый! (Оказалась эта дама, как и ее дочь, не воспринимает иллюзии – родственники, однако)! Вон он умирающим лебедем прикинулся – глазищи бесстыжие закатил!
- Мама, да уймитесь, Вы, наконец! – ответил профессор за растерянную и сгорающую со стыда жену. – Вы ведете себя, как базарная баба! Даже хуже – как старая трактирная кокотка! Юноша еще и худого слова не сказал в Ваш адрес. Просто из последних сил разъяснил пункты Кодекса Бушидо на основании которых Вы еще живы.
- Вольдемар, ты так долго якшался по диким лесам со всяким отребьем, что и сам превратился в дремучего азиата. В конце концов, если мою недалекого ума дочь устраивает такое положение дел – да Бога ради! Не буду лезть к вам под одеяло. Но существуют же правила приличия!
- Сударыня, единственный, кто здесь нарушает правила приличия, так это Вы! Мальчик прибыл издалека. Заметьте, не забавы ради! Не водку пить приехал! Он так замерз, чудовищно устал: еле держится на ногах, лететь не в состоянии. У него тяжело на сердце от того, что потерял друга. Поверьте, он сам не в восторге, что теперь придется долго лечиться. И вместо: «Здравствуй!», добрых слов утешения и сочувствия слышит грязные оскорбления. Мне стыдно за Вас.
- А если я не желаю, чтобы он здравствовал! Ноги моей в этом вертепе не будет! А ты, Анна, еще на коленях приползешь ко мне со своим пащенком! Земля-то она круглая! Места глухие, люди лихие – не раз мать вспомнишь! Только нет у меня больше дочери! Сухой корки тебе не подам! Пусть тебя этот твой ангелочек узкоглазый кормит!
Дамочка, эффектно хлопнув дверью, прыгнула в экипаж: « На вокзал! Прочь от этого гнезда порока и разврата! В Париж! Нет, в Париж сейчас не проехать! В Харбин! В свободный Харбин! Да здравствует солнцеликая Цы Си!»
- Мама! А баба Полли в курсе, что династия Цын пала?
- Сынок, думаешь, что для нее это имеет какое-то значение? Она думает, что ее там ждут: столы накрыли и оркестр заказали. И что там калачи на березах растут. Причем в том самом виде, в каком их к утреннему кофе подают.
Сиро, когда пришел в сознание, почувствовал себя очень неловко. Он даже пытался перед Анной извиниться за то, что невольно спровоцировал семейный скандал. На что жена профессора ответила: