Дороги

Шаг… Еще шаг… Левой-правой, левой-правой…
Метр за метром, шагом за шагом отмеряли мы, казалось, просто таки бесконечное полотно дороги. Мы шли максимально быстро, как только можно было идти шагом, не срываясь на бег, с самого раннего утра, внутренние часы давно сбились со счета. Знойное солнце, словно прибитое гвоздями, висело на одном и том же месте, и не было ни единого маломальского облачка на лазурном небе, что бы защитить нас своей тенью. Мы все очень устали от такого темпа безостановочного марша до крайней степени, и лишь наша гордость, или тупое упрямство, не позволяли нам мешками попадать наземь. Сбившиеся портянки и набившийся в сапоги песок с камнями до кровавых мозолей натирали ноги, а перекинутые за спину винтовки, как хронометр, мерно стучали при каждом шаге по пропыленным спинам, от чего каждый удар, словно набатный колокол, гулом отзывался в головах. Глаза слезились от выбитой сотнями сапог густой дорожной пыли, на зубах противно скрипело. Потрескавшиеся губы побледнели от налипшего песка и пыли и склеились вместе в одну неровную линию. Хотелось пить, но никто так и не прикасался к весящим на ремнях и нагретых до не возможности флягам. Все старались экономить, как могли. Кто знал, сколько еще пришлось бы идти под такой жарой. Были и те, которые не притрагивались к флягам с самого утра…
Шаг…Метр за метром…Час за часом…
Мы шли вперед, как заведенные, а в нагретых под летним солнцем головах не было никаких мыслей, кроме как надежды на то, что товарищ майор, стойко шедший во главе колонны, взмахнет рукой и своим зычным баритоном объявит привал - скажет такие желанные с самого утра слова. Но, увы. То ли майор не хотел показать свою слабость и усталость перед солдатами – он, как и все, шел на своих двоих впереди колонны, то ли он так же, как и все, шел иступлено, позабыв про все на свете, оставив в голове только лишь дорогу, уходящую по ухабам вдаль. Вот совсем еще молодой лейтенантик, обливаясь потом под весом амуниции и тяжелого автомата, еле перебирая налившиеся свинцом после многочасового марша ногами, брел уже где-то в хвосте колонны. Паренек тяжело дышал через широко открытый рот, глотая желтую пыль, а полузакрытые глаза уставились куда-то в ему лишь ведомую точку на горизонте. Кто-то предложил лейтенанту воды, но тот никак не отреагировал, наверное, лейтенант даже и не слышал ничего, кроме как гулких ударов множеств ног о землю, да несмолкающую ни на минуту канонаду за нашими спинами…
Шаг за шагом… Метр за метр.… Все вперед и вперед…
Вперед? Или все же назад? Это как посмотреть ведь. Так говорил командир первой роты, слывший среди офицеров батальона человеком очень умным и начитанным, за что и получил прозвище «Профессор», не только за учительского вида очки. По его словам, раз мы идем туда, куда смотрим, значит – идем мы вперед. Не назад же. Тут с этим не посмотришь, логика железная. Но вот только не понять простому рабочему и крестьянину, сменившие токарные станки и вилы на винтовки и пулеметы, почему, раз мы идем вперед, позади нас оставалась на «попечение» врагу родная, стонущая под снарядами и шипованными сапогами иноземцев земля. Почему мы, армия, которую боялись все, начиная от непроходимой северной тайги и заканчивая заполоненными кораблями капиталистических стран морей, шла не на врага, а, наоборот, от него? Ведь вот он, за теми холмами на горизонте, из-за которых тянулись к чистому небу густые черные столбы дыма. Он все время шел за нами, выжигая все на своем пути. Еще можно было развернуться к этим треклятым «гансам» и «фрицам» искаженным ненавистью и болью лицом и дать очищающий совесть перед оставшимися за теми холмами бой, пусть он был бы последним и скоротечным. Все, до последнего, были готовы сделать это, не раздумывая. Как и их деды в Первую Мировую, так и их далекие предки в Отечественной войне. Как же можно отходить назад, отдавая врагу земли? Нестерпимая и ни с чем не сравнимая острая боль терзала сердца шедших по дороги людей. Был дан ясный и однозначный приказ, а приказ сильнее всякой там совести и морали, надежды и веры, личных мнений и сомнений. Приказ есть приказ, пусть даже с ним не согласны все поголовно. Даже майор. Мы уходили, а позади нас оставались родные города, родные поля, родные реки, родные леса. Родные люди. Близкие люди. Семьи. Те, кто сейчас умирал, сидя в окопах и сдерживая серые танковые лавины, чтобы дать нам отойти назад. Те, кто жертвовали нам время, купленное по самой высокой цене в этом, кажется, сошедшем с ума мире…
Левой-правой, левой-правой…Метры бесконечной дороги…Дороги назад. Дороги на восток…
Майор со штабными, начальники штаба, вечно взъерошенные связисты и самая мрачная фигура батальона - замполит, остановились у обочины и пристально что-то рассматривали через свои бинокли дымящие на западе холмы и о чем-то живо разговаривали – никто старался не вслушиваться, чтоб потом по большим ушам не получить. Наш майор – прямо-таки сошел с агит-плакатов довоенной эпохи. Бравый мужик лет эдак под сорок, крепкого телосложения, высокий, статный, с холодными серыми глазами и всегда начисто выбритым лицом. Хоть прямо сейчас излить в бронзе и на памятник. Солдатская молва поговаривала, будто он успел повоевать с японцами на Дальнем Востоке. Так же поговаривали, что именно там ему осколком перебило ногу – майор прихрамывал на левую ногу, но шел так же быстро, как и остальные. Лишь иногда, оступившись, его лицо морщилось от боли. А пару раз проходил слушок, что ему еще умудрилось побывать в далекой и таинственной для простого русского человека Испании и уже там повоевать с фашистами. Недаром же у него на груди висела почетная медаль «ХХ лет РККА». Слухами мир полнится, им мало кто верил, а вот воочию спросить об этом комбата никто не осмеливался почему-то, хотя майор был человеком вполне миролюбивым и нос выше положенного не задирал никогда. Вообщем, побольше бы таких людей, и дали бы мы тогда немцу прикурить еще у самой границы, а потом, глядишь, в шею бы гнали до самого Берлина. Но такой комбат был у нас один, и поэтому мы сейчас шли вперед неведомо куда и зачем, пробираясь, словно в тумане, через облака едкой дорожной пыли…
Метр за метром… Час за часом…Шаг за шагом…
Позади нас, еще очень далеко, что-то сильно ухнуло немалой мощи, и по земле пробежала затухающая волна легкой дрожи. Молодые бойцы самопроизвольно вжали головы в плече. Старики же, те, которые всего этого навидались и наслышались еще с гражданской войны, шли, как ни в чем не бывало, всем своим невозмутимым видом подавая молодняку пример, хотя, на самом же деле, боялись они не меньше их. Умирать одинаково за просто так не хотелось всем. Кто-то попытался закурить, чтоб унять натянутые до состояния гитарной струны нервы, но вскоре затушил сигарету и положил ее обратно в карман – курить в такой пыли было просто невозможно, скорее песка наглотаешься полный рот, чем горького и крепкого махорочного дыма. Майор и остальные, насмотрев в бинокли то, чего хотели, опять вернулись в голову колонны и возглавили наше шествие. За спинами загрохотало вновь и с большей силой. Теперь стало ясно, что высматривал комбат. Сразу за холмами позади нас вздымались вырванные взрывами клочья земли. Обстреливали те места, где наши отступающие части проходили всего несколько часов назад. Немцы основательно подходили к вскрытию нашей обороны, какой глубины она не была бы и какие бы силы им не противостояли. И это у них, черт бы их побрал, неплохо получалось. Бомбили и обстреливали каждый метр земли, боеприпасов, в отличие от наших, у них хватало вполне. Немчура очень быстро продвигались и вот-вот настигнет нас в чистом поле на марше. Наш батальон шел последним, в аръегарде, изрядно отстав от остальных. И тогда нам пришлось бы дать тот многими желанный бой захватчикам, чтобы задержать их, дав шанс уйти нашим как можно дальше….
А пока мы все шли и шли.…Шли назад.…Или вперед.…Это как посмотреть…
На нашем пути нам ни разу никто не попался. Не было желающих отправиться в ад наяву, туда, где камня на камне не осталось, где земля вспахана и перепахана, на сколько хватало глаза, а трупы убитых товарищей и врагов громоздились друг на друге в разрушенных окопах и дзотах. Не было и тех, кто, так же, как и мы, уходили на запад, по дальше от войны. Многие или погибли, стараясь защитить себя или вырваться из окружения, или решили остаться у себя в домах, на милость захватчикам. Никто их не винил или осуждал, это был их выбор, пусть, возможно, ошибочный и катастрофически неправильным, но их выбор. Лишь пару раз, съехавший с дороги, или просто сваленные туда, попадались разрушенные налетом вражеских самолетов полуторки с изрешеченными и окровавленными кабинами. Тел не было, или их забрали с собой, или уже успели быстро закопать. Мы шли назад, а война, а вместе с ней смерть под ручку, как лучшие подруги, наступали нам на пятки, местами обгоняя нас, но натыкаясь на других. Рано или поздно, они нас догонят и уже не отпустят из своих крепких объятий, но мы тем самым загородим собой других, так же, как и нам, подарим им время ценною в сотни человеческих жизней…
Бесконечная, пыльная дорога…Мы шли на восток.…Через пару дней, наш, на половину полный, батальон дошел до окраин Сталинграда…