До второго пришествия

Начинается седьмая книга "Хроник Мироздания"

роман-притча

До Второго Пришествия

написанная Анн'ди МакОстином

...христианскому Номосу посвящается...

Пролог

Тропы ржавеют. Ржавеют, будто на них денно и нощно льют воду цистернами. Будто на них мочатся все поколения человечества со времён Адама. Будто бы мочатся одними грехами. Да и какой Адам-первоотец грешник по сравнению с нынешними образчиками кротости и покорности стен? В мире и вне его - я имею ввиду церковь. Ещё немного, и я действительно сочту свою позицию единственно правильной, объявив всё остальное ересью ,хотя по прошествии стольких лет можно было бы и поумнеть, понимая, что у каждого своя позиция на жизнь. И бесполезно обращать. Что толку, если обратили эллинов, норовивших везде связать с новой верой свой неоплатонизм, мутивший сознание моим собратьям, рассеявшимся по всей ойкумене. Бесполезно обращать ,потому что каждый в новую веру что-то своё, чуждое её истинным адептам ,дурманящее сознание. Потому что для тех своих духовных детей, кто не знал тебя заочно ,ты - отец Агасфер, друг и наставник, а для любителей сказок и слухов - Вечный Жид, бельмо в глазу вселенной ,выродок, поднявший руку на Христа...
Но никому невдомёк, что Христос ещё до того, как я нанёс свой злосчастный удар, простил меня со всем Своим божественным великодушием, котороё только может иметь Богочеловек. Людям , имеющим жгучую необходимость в козле отпущения, будь то один человек или целый народ, попросту наплевать. Видно ,небо сыграло с нами злую шутку за тот обряд, что бытовал среди нашего народа со времён странствий по Синайской пустыне. Да ,дети мои ,я ничтожен ,но никак не перед вами. И называю вас детьми не по старой памяти, а лишь потому, что многие из ваших предков обращены Христом через меня, и я в некотором роде ответственен за ваши действия. Но ,может, потому я покинул церковь, оставив духовный сан ,что не захотел быть за это в ответе? Или ,может ,потому, что больше одной человеческой жизни на поприще священнослужителя человек выдержать не может? А призрак? Призрак собственного "я"?
Но тропы всё-таки ржавеют...
А ты ,случайный читатель, открывший эти записки ,наберись мужества прочесть их до конца, ибо, если ты ещё не обратил свой лик к Богу, то это не Его забота, но твоя. Потрудись осознать сие и запомни: если ты не видел Бога ,то это не значит ,что ты имеешь право отрицать его существование. Не всем быть Фомами и вечными жидами. И ,может быть ,хотя бы одна тропа перестанет ржаветь...

Глава 1
Солнце не торопилось заходить за паралеллепипедные скопления многоэтажек ,стараясь ещё немного пощекотать нос гранитному памятнику какого-то деятеля, каких само светило повидало на своём веку немало. Памятник силился не обращать внимания на приставания солнца и продолжал спокойно созерцать окрестности парка, что ему успешно позволяла делать высоко поднятая остроскулая голова. Как и принято у памятников видных деятелей.
Но день сегодня выдался менее тёплым ,нежели обычно в это время года,и люди,уже привыкшие к душным вечерам, когда тёплый воздух, поднимающийся от асфальта, кокетливо теребит ресницы и полости ноздрей, волей-неволей покидали летний парк ,направляясь в боле приемлемые в такую погоду для свободного времяпровождения места.
Выходов из парка, равно как и входов, было пять ,и каждый выходивший выбирал наиболее близкий для него выход. У одного из вышеупомянутых выходов на покрашенной в зелёный цвет старинной скамейке сидел человек, любимым делом которого с первого взгляда было слияние с толпой, вернее, со всем и вся, к чему бы он ни находился на доступном расстоянии. Вот и теперь он, вроде бы,и не был в числе тех, кто покидал парк, но вряд ли интересовал чьё-либо внимание. Если бы такой человек появился в нашем транспорте ,кондуктор и билета у него не спросил бы, ибо просто мог бы его не заметить, посчитав просто-напросто частью троллейбуса. Хотя, если этого человека поставить среди совершенно одинаковых людей, чем-то он, может быть, и мог бы приметиться.
Он не смотрел на проходивших мимо людей, осознавая ,наверное,что незачем изучать взглядом тех, кто не собирался даже смотреть в его сторону. И от подобных мыслей этому странному человеку становилось почему-то весьма и весьма спокойно на душе. Ему было приятно ,что люди не замечают в его длинных прямых волосах, горбатом носе ничего такого, что бы могло возбудить их любопытство. Это хорошо, когда у тебя телосложение по современным меркам чуть ниже среднего ,ты одет в старый потёртый костюм-тройку грязевого цвета ,и шляпа твоя скрывает глаза, в которые мало кому полезно смотреть.
А солнце, всё же, не торопилось заходить. Оно старалось лучами своими всё-таки угодить человеку под поля его шляпы, заглянуть в его глаза, в которые мало кому полезно смотреть, ибо солнце - это не "мало кто". Человек это понимал, но ему было чуждо солнечное любопытство.
"Не надо так, -мысленно сказал он солнцу ,-мы и без этого достаточно насмотрелись друг на друга. Чего тебе до меня? И ты прейдёшь...и я".
Солнце поняло его достаточно точно ,ибо не стало более задерживаться, махнуло человеку верхним краем и скрылось за коробками домов.
Пройдёт ещё минут двадцать, парк полностью опустеет ,и человек, сидевший на скамейке зелёного цвета подумает, что ему тоже пора идти домой, вернее, туда ,где для него в данное время был дом, ибо своим истинным домом, вернее, квартирой, сданной в аренду под расписку и проценты, он уже давно не считал ничего кроме собственного тела. А пристанищем для ночлега, ибо более, чем на ночь там не имело смысла задерживаться, был чердак одного домика прошлого века недалеко от парка. На чердаке была скрипучая кровать и много пауков. Чердак любезно предоставила "бродяге издалека" владелица дома, пожилая бабуля довоенной выправки, которая надеялась найти в бесплатном постояльце собеседника, но, видя, насколько "занятой" у неё "гость", она даже подумывала его с этого чердака...хм....попросить, что ли. Это человек чувствовал и не собирался более ,чем на предстоящую ночь там задерживаться.
Между тем, город начинал жить своей собственной жизнью, не надеясь на одобрение процесса этого со стороны собственных обитателей. И если обычный провинциальный город не напоминал вам когда-либо обыкновенный окурок ,значит ,вы мало странствовали по миру.
Человеку в потёртом костюме грязевого цвета надоело сидеть одному. Вернее сказать ,одному ему сидеть не надоело, а просто надоело сидеть.
Он медленно поднялся со скамейки, еле заметно потянулся да так ,что во всех суставах оглушительно хрустнуло, и направился к выходу - широко распахнутым чугунным воротам, которые никогда не закрывались. Ноги ступали по мягкому, словно незаасфальтированная дорога после проливного дождя, облаку, окутывавшему их аж до коленных чашечек. Тело явно ощущало на себе белое вретище, чем-то напоминавшее хитон. У чугунных ворот стоял бородатый привратник со связкой огромных старинных ключей. Над головой у него сиял желтоватый нимб.
-Чего тебе здесь надо? -с долей обречённости в голосе спросил его привратник.
-Впусти, отец Кифа, -был ему ответ ,-очень уж надоело мне здесь.
-Сказано: "И будешь ты ходить по земле до второго Моего пришествия". Разве не понятно? Одним словом, не велено тебя пускать, да ежели я и захотел бы это сделать...
-А, может, всё-таки, поговоришь с ним?- надежда в голосе новоприбывшего и не думала угасать.--Постарайся, отец Кифа, мы ведь с тобой неплохо ладили когда-то.
-Не имею права, -по-видимому, это был окончательный ответ, -возвращайся. Тебя ждут...
-Ждут?! - но ответа не последовало, ибо человек вновь оказался в парке перед распахнутыми чугунными воротами.
Через которые он прошёл безо всяких помех.
Смеркалось.
Какие-то непонятные сумерки, словно их осенила мысль о том, что пора всё-таки вступить в свои права безо всяких приготовлений.
Человек в потёртом костюме грязевого цвета по достаточно ярко освещённой улице - фонари горели через один - , невольно глядя себе под ноги ,благо не было большой необходимости следить за прохожими, которых приходилось на эту улицу примерно столько, сколько было фонарей, освещавших её. По одну сторону от человека была непостоянно гудящая от движения машин дорога, по другую - вереница однотипных баров и прочих забегаловок, от которых несло сигаретным смрадом, перегаром и сушёной рыбой. Весьма своеобразная идиллия для начинающего художника-урбаниста. Но человек в потёртом костюме не был художником вообще и урбанистом в частности. А тем и другим одновременно - тем более.
Мимо него по самому тротуару проехала грузовая машина с полным кузовом чего-то тяжёлого, практически неподъёмного и к тому же ужасно грязного и противного на ощупь. Кажется, щебень с керамзитом. Да, так оно и есть, ибо любой желающий мог убедиться в этом, лицезрея, как грузовик останавливается у очередного огороженного участка переоформления тротуарного покрытия , и всё это добро с грохотом и шипением вываливалось из поднятого кузова на землю, подняв практически непрозрачный столп пыли, который при среднего уровня порыве ветра начал перемещаться в сторону проезжей части.
А человек продолжал идти дальше.
Где-то из окон близлежащих домов заиграла музыка. Ритмичная. Слова не долетали до ушей человека в потёртом костюме, но он знал, что слова в подобных песнях лучше всего не слушать. Просто не нужно лишний раз убеждаться в несовершенстве человеческого мировоззрения и ещё большем несовершенстве передачи своего восприятия обычными, доступными людям путями.
Человек продолжал идти.
Впереди был виадок , грохотавший по швам и перилам, когда по нему неслись машины. Для пешеходов были пригодны лишь лишь две узенькие полоски по бокам виадока, сделанные на дециметра полтора выше проезжей части и отгороженные бардюром.
Виадок ни в коем случае не был шатким, просто человек в потёртом костюме привык все творения рук человеческих считать шаткими - по другому он просто не мог - , но это не мешало ему безо всякой сознательной боязни за собственную жизнь продолжить свой путь по тротуару виадока.
Сумерки уже вполне завладели городом, и идущий по мосту не сразу заметил, что он не один здесь. Во всяком случае, в радиусе примерно ста восьмидесяти градусов на пятнадцать метров. Впереди его взору предстала мужская, хотя скоре юношеская , фигура, пребывавшая в сидячем положении...на перилах моста. Всё бы выглядело совершенно нормально, если бы сидящий был обращён спиной не в сторону проезжеё части. Проще говоря, парень, представший глазам нашего героя, по всей вероятности собирался свести счёты с жизнью.
А до нижней дороги было без малого метров пятьдесят.
Парню было страшно. Страшно прыгать. Он не хотел этого делать. Но, по видимому, не видел более оптимального выхода из ситуации... А вот какой именно ситуации?
Человек в потёртом костюме остановился от собиравшегося спрыгнуть вниз парня на расстоянии, достаточно разумном, чтобы не спугнуть почти состоявшегося самоубийцу, но и достаточно доступном, дабы тот смог услышать его голос. Он облокотился о перила, поглядел вдаль, одновременно не выпуская из виду парня, подождал, пока тот его заметит. Парень же, мучительно изучавший дорогу, простиравшуюся внизу, заметив неприглашённого зрителя устроенного им самим зрелища, слегка удивился, но затем резким усилием воли оторвал взгляд и снова перенёс его вниз.
Человек в потёртом пиджаке не пустил и этот момент. Он набрал в грудь ровно столько воздуха, чтобы было достаточно выдохнуть фразу:
-Далеко собрался?
Парень взглянул на него второй раз. Он громко шмыгнул носом. Он не ответил.
-Не слишком ли рано?
Он опять не ответил. Может быть, он поступил верно., взобравшись на перила, сев и свесив ноги вниз. Порыв ветра, достаточно сильный, чтобы сорвать с головы широкополую старую шляпу и растрепать длинные прямые волосы человека в потёртом костюме, заложил уши. Шляпа же взлетела ввысь, а затем стала оседать на землю, планируя из стороны в сторону. Потерявший свой головной убор, человек некоторое время провожал его взглядом. Задумчивость нарушил едва сформировавшийся баритон потенциального самоубийцы.
-Вам тоже это всё надоело?
-Может быть, -пожал плечами человек в потёртом костюме,- а, может быть, я просто решил составить тебе компанию.
В следующей фразе парня прозвучало явное неподложное изумление:
-Какую компанию?! Я прыгать собираюсь, понимаете?!
-Ну а я про что?- по всей видимости , его собеседнику очень хотелось свести характер ситуации до абсурда, и этот юный максималист, а именно это качество, как вам известно, подталкивает молодых людей на подобный шаг, допустить не мог.
-Я не знаю, что вы имеете ввиду,- голос его вот-вот должен был сорваться на крик, к чему было приложено немало усилий для того, чтобы сие явление сдержать,- но я сейчас прыгаю ,а вы как хотите.
Парень действительно едва подался вперёд.
-Подожди, молодой человек, подожди ещё немного времени. Когда в запасе целая вечность, не рассказать ли тебе первому встречному, который не прошёл мимо, из-за чего тебе так опротивела жизнь?
Ход был сделан в правильном направлении, ибо парень, прочувствовав усиление акцента на словах "не прошёл мимо", позволил себе расслабиться - естественно так, чтобы обычному человеку было трудно это заметить - и с явной неохотой принялся выдавливать из себя слова:
-Вам всё равно этого не понять...Вы переступили эту возрастную черту уже давно ,а я...А я не хочу уже дальше жить. Каково тебе, глупому неудачнику, белой вороне в любой компании, существовать в мире, где не прощают ошибок; а наличие этих ошибок определяют сами обитатели мира...Когда из тебя делают посмешище и притчу во языцех. А когда...тебе хочется пылкой и яркой любви, тебе в ней отказывают. Такое ощущение...что Бог устал тебя любить...
-Одним словом, всё дело в какой-то юбке?
-Не смейте так!- парень всё-таки сорвался на крик.
"Если бы он знал, как некоторым трудно умереть",-подумал про себя человек в потёртом костюме, а вслух сказал:
-А теперь, молодой человек, посмотри на это с другой стороны. Тебе предоставлено право выбора. Ты можешь жить, а можешь умереть. Ты можешь сейчас слезть с перил и пойти домой, а можешь стать лепёшкой под колёсами машин. Ты подавлен своим положением в той среде, где ты вращаешься, понимая, что за каждый свой поступок нужно расплачиваться. Но после смерти, когда ты полагаешь, что ответственность за прожитое с тебя снимается, расплата за выбор всё равно неизбежна. Не следует продолжать быть неудачником и на том свете.
Мимо проехал трейлер, грохоча всеми запчастями, осветивший фарами двоих, сидевших на перилах моста.
-Ты говоришь, что Бог устал тебя любить, а, может быть, совсем наоборот: ты устал любить Господа, позволяя себе подобные выходки с тем, что нам не принадлежит, а именно - с собственной жизнью?
-Вы хотите сказать...
-Я сказал всё ,что хотел. Мне надоело с тобой трепаться. Всё ,я удаляюсь.
Человек в потёртом костюме слез на тротуар.
-Ну, ты идёшь или нет?
Парень перекинул назад одну ногу, затем вторую. На глазах его стояли слёзы.
-Знаете,-сумел наконец выговорить он,-мне говорили ,что я настолько безнадёжен, что выручить меня сможет разве что такой же безнадёжный, как и я сам...ну, кто-то вроде графа Калиостро или Вечного Жида.
Человек в потёртом костюме пожал плечами , криво улыбнулся и пошёл своей дорогой.
"В чём-то они были правы".

Глава 2.

-Все мы суть семя ,брошенное на одно и то же поле, равно вспаханное везде. Солнце светит на нас одинаково, никого не обделяя, дождь обильно орошает нас, не минуя ни одного. Однако ,взходы почему-то у каждого свои, и отличие одного от другого настолько велико, что порою удивляешься: уж не поспевают ли среди семян плевелы.
Отец Иоанн оторвал взгляд от плескавшегося о прибрежные камни моря и потянулся за мехом с пресной водой. Отхлебнув немного из наполненного почти полностью меха и утерев бороду от падавших на хитон прозрачных искрящихся капель, он протянул мех Картафилу, сидевшему по левую руку от него.
-Твоя вера непоколебима, отче, -ответил ему Картафил,-я же, согласно притче твоей, напоминаю опутанный плевелами колос, не дотянувшийся до солнца, так заботливо согревавшего его.
-Вера без дел, как говорил наш брат Павел, бесплотна и бесполезна, -отец Иоанн снова стал следить за волнами.- Нужно верить, что Христос обещал рай, и уверовавшие обязательно там будут. Все уверовавшие без исключения, даже ты, Картафил. Но если ты, веруя в это, продолжаешь жить, как жил раньше, вера твоя не оправдана и не считается действительной. Взгляни: вон там вдалеке кружит стая крикливых чаек в надежде добыть из воды хоть по одной рыбёшке. Но если им поставить на берегу корзины, полные свежевыловленной рыбы, станут ли они кружить в поисках добычи дальше?
-Я колеблюсь в уверенности своей о рае, отец Иоанн. Я проклят Им, и, по-моему, никогда не дождусь спасения.
Иоанн поглядел на своего собеседника исподлобья, мало удивившись тревоге и унынию в его голосе, и продолжал:
-Христос говорил нам, что Царствие Его не от этого мира, и это значит, что преддверия Царствия незачем ждать ни в освобождении Израиля, ни в кончине Рима; Царствие Христово выше мирского понимания и благоволения какому-нибудь избранному народу. Ты - учёный муж, воспитанник Храма, я же - простой галилейский рыбак; что нам делить? Наше происхождение не мешает находить нам общий язык друг с другом...Если бы Царствие Божие наступило при моей жизни в этой телесной храмине, навряд ли тогда Господь показал бы мне все те видения на Патмосе, о которых я рассказывал. Он мудр и знает, как нелегко даётся распространение Слова по Империи. Значит, у многих есть ещё время одуматься и обратиться. Мы претерпим ещё множество страданий во имя его, которые покажутся нам радостью. Ибо Господь не умеет проклинать так, как мы привыкли воспринимать это слово. Присмотрись к своей участи по-внимательнее, Картафил, и разгляди в ней Божье благословение. Не исключено, что ты будешь иногда терять его из виду, потом снова находить. Твой путь, как путь истинного христианина тернист и узок, но намного более длинен, нежели у кого-то другого в этом мире. После той пощёчины ты перестал стареть ,ведь так?
Картафил отвернулся.
-Не мучай меня, отец Иоанн,- произнёс он.- Разумом я уже постиг свою долю, но никак не душой.
-Все должно идти своим чередом,- отец Иоанн принялся возводить ладонями горку из песка. Горсть за горстью.- Всё, и идёт своим чередом. Брат Андрей в святом своём подвижничестве достиг, как я слышал, пределов Гиперборей и понял, что это не край света. Его деяниями нелюдимые скифы возносят молитвы Всевышнему в тех местах, где стояли богопротивные идолы. Но есть ещё другие скифские земли, куда ещё не ступала нога христианина. Брат Фома проповедует Слово среди жителей страны Синдху ,которым по каким-то неведомым нам причинам имя "Христос" уже знакомо с незапамятных времён, но и там необходимо много стараний, дабы достичь желаемой цели. Одним словом, нам дано время, Картафил. Тебе оно дано тоже. Пользуйся сией возможностью.
В нескольких стадиях от двоих, сидевших на берегу, в море выходили рыбаки на своих шатких судёнышках, подпрыгивавших, казалось, при одной лишь мысли об очередной надвигающейся волне. На берегу стояли двое маленьких мальчиков. Одному на вид было шесть,другому - восемь. Старый рыбак, по-видимому, главный в артели, перед тем, как последним ступить на борт лодки, потрепал обоих по курчавым шевелюрам, а когда лодка уже отчалила, он обернулся и, улыбаясь во всю ширь лица, помахал им рукой.
-Когда-нибудь и я найду в себе силы впустить Слово в своё сердце полностью и начать его нести другим. Когда-нибудь и я стану тем, кем по-твоему я должен стать.
-Когда-нибудь,- отозвался эхом отец Иоанн.-Когда-то ты заменишь тех, кто менее тебя достоин нести Слово. В нашем здании уже есть недобросовестно обожжённые кирпичи. На Патмосе Он открыл мне многие нечестия, что творятся в церквах асийских, но лиха беда началом. А самое главное - то, что и мы, освободившиеся к тому времени от храмин своих, и ты, что во плоти дождёшься Суда, о котором читал в моей книге, мы все будем нести ответственность за всё, что случится в здании, краеугольным камнем которого является Христос мы все ответим перед Ним. И за то, что видели, и за то, чего не видели .
*
Ожидание сродни голоду. Его нельзя понять, тем более - спокойно перенесть, но для того, чтобы это всё-таки вытерпеть, силы откуда-то берутся.
Вы никогда не узнаете, каково это ложиться спать каждый вечер с мыслью и тайной надеждой на то, что этот день завтра наступит. Вам предлагается ценить жизнь, а некоторые могут её даже переоценивать - счастливые люди! А если действительно хочешь занести над собой кинжал, какая-то сила останавливает тебя, и равнодушное лезвие не достигает заветной цели.
Но изо дня в день ты всё больше и больше привыкаешь к такой жизни, в которой, словно в жевательной резинке есть свой особенный вкус, которую жуёшь, но не проглатываешь, которая липка и тягуча.
А потом ты учишься растворяться в толпе, которая уже устала смотреть на твои бесплотные попытки спрыгнуть вниз с небоскрёба или утопиться в парковом водоёме. И , растворившись, начинаешь видеть в ней своё собственное отражение, и это даёт возможность присмотреться к самому себе чуточку по-лучше, очистив сознание для тог, чтобы впустить в себя по-больше света. Теперь тебе совершенно ясно, что твоя собственная жизнь тебе не принадлежит, ибо в Небесной Книге твоё имя написано особым курсивом. Ты - всего лишь инструмент, и твоя задача - самоочищать себя, чтобы издавать более чистый звук.
Очищать себя...
Себя очищать...
Очищаться...

Глава 3.

Песчано-каменистые склоны были самым нелюбимым отрезком пути у проходящих здесь каждый день пастухов, пасущих свои стада в низине неподалёку, полной сочной густой травы. Когда путник спускался по этим местам вниз, ремни сандалий впивались в промежутки между большим и указательным пальцами ног и живьём сдирали кожу с этих мест. Ноги скользили по гладкой от пота верхней части подошвы, и пятка грозилась вот-вот выскользнуть из объятий обуви. Приходилось корячить ноги, аккуратнее их переставляя и стараясь, чтобы из-под них не вылетела пара-тройка камушков, заставив путника потерять равновесие и растянуться на острых природных гранях, получив ушибы и ссадины на всех доступных для этого на теле местах.
Особенно было вероятным падение, если спуск был достаточно крутым, а у спускавшегося не имелось в наличии ни сноровки, ни времени, чтобы соизмерить крутизну склона со скоростью своих ног.
При подъёме же мелкая каменная пыль роем назойливых мошек лезла в промежутки между открытой обувью и ступнёй, неистово врезаясь в плоть и доставляя человеку непередаваемые ощущения.
То, что человек с крючковатым носом в разодранных по швам служителя иерусалимского храма и думать не думал обо всех вышеописанных трудностях передвижения по соответствующим участкам суши, было настолько очевидно, насколько очевидным было то, что он не помня себя со всех ног мчался вниз по склону устало-припрыгивающим шагом безумца. Руки жадно ловили ладонями воздух, мечясь вверх-вниз, словно крылья хищной птицы. Глаза горели чем-то между возбуждённым порывом и вопиющим отчуждением.
Человек мчался, не разбирая дороги, не понимая вообще, куда он бежит и для чего. Искривлённые в страшной усмешке губы несуразно шептали одну и ту же непонятную фразу:
"Он же сделал это для меня..."
"Он сделал это ...
...для меня".
"Он - для меня..."
бежавший уже два или три раза спотыкался о большие увесистые булыжники, цеплялся разодранными одеждами за ветви одиноко торчащих из каменистой почвы кустарников. Но ни ушибленные ноги, ни превращавшиеся в лохмотья одеяния не заставили его опомниться или, хотя бы, остановиться.
Он видел ЭТО. Он и сделал ЭТО. Но было такое ощущение, что ЭТО сделал кто-то другой, а он просто наблюдал за этим со стороны. Казалось, будто он и продолжал п р о с т о наблюдать, когда Осуждённого после его слов снова ткнули древками копий в спину, и Он двинулся дальше. Когда крестьянин из Киренаики, выходец из тамошней общины, взвалил Его перекладину себе на спину, а Осуждённый, еле волоча ноги , поплёлся за ним. Когда под разнобойный шум толпы Его руки были прибиты к перекладине, а ноги - к древу креста. Когда сквозь рыдания оставшихся до конца верными Ему людей скользили едкие замечания и издевательства законников.
И когда чей-то каркающий голос произнёс совсем рядом:
-Эй, Картафил, а с чего ты вдруг ударил его всего один раз? У тебя, кажись, две руки, или я не прав?
И невдомёк никому было, какими глазами ударивший смотрел на Ударенного, такими глазами смотрит мышь на мирно посапывающую кошку, когда мышеловка уже захлопнулась. Такими глазами смотрит бешеная собака на своего хозяина, который вместо тог, чтобы убить её, накормил самым вкусным и жирным мясом, какое только нашёл в доме, и теперь бедный пёс, обожравшись так, что уже не может двигаться, задаёт немой вопрос: "Зачем, зачем, дорогой мой хозяин, ты это сделал? Ведь я хотел тебя укусить. Зачем ты платишь так за мою службу тебе? Уж лучше ты бы забил меня до смерти."
Он видел, как невдалеке на земле распростёрся некрасиво сложенный мужчина лет под сорок, как неестественно трясутся его острые плечи, и мелкая дрожь бьёт всё тело. Это был тот, кто накануне пришёл в Храм и рассказал, где в то время находился его Учитель. Тот человек называл себя Иуда-исх-Кариот. И теперь предатель рыдает у стоп Преданного им. Уже казнённого.
А потом наступила темнота. И в одночасье лавина живых тел смела мужчину с крючковатым носом в охапку, подхватила и понесла прочь, оставив далеко от лобного места. Но теперь движущая сила извне была ему не нужна, ноги сами несли Картафила путём, им самим не ведомым.
Он не знал, сколько времени вот так нёсся, куда глаза глядят, хотя куда они могут глядеть в сущем полумраке, не желающем растворяться , для того, чтобы уступить дорогу законному дневному свету.
О, Господь, сотворивший Небо и Землю, Бог Авраама, Исаака, Иакова Бог. Для чего ты вверяешь мне грех ниоткуда, без Закона, без Торы, без заповедей?! Или Ты пожелал нас оставить, Всевышний, и обречь на кровавый судьбы произвол?! Почему тогда я не зрю под ногами мне опоры, чтоб дальше свой путь продолжать?
Пелена, застилавшая полубезумные глаза бежавшего, будто бы специально по воле свыше, начала рассеиваться, и всякий, кто бы узрел картину, представшую в тот момент нашему герою, на коленях умолял бы глаза снова погрузиться в темноту. На расстоянии полёта стрелы, на резко выделявшемся в бездну утёсе росло одинокое древнее дерево, уродливые ветви которого, казалось, созданы именно для того. Чтобы выращивать на себе плоды, подобно тому, что копошился на одной из них. Лицо мужчины Картафил рассмотрел не сразу, но донельзя запоминавшаяся фигура, создававшая весьма несуразные телодвижения, выдала в её обладателе Иуду-исх-Кариота, тог, кто предал... Вскарабкавшись на середину толстой ветви, раскачивавшейся под его тяжестью, обвив её ногами, словно молодую любовницу, он резким поспешными движениями закреплял что-то длинное и тонкое, по-видимому, верёвку. Справившись с этой задачей, Иуда завязал другой конец верёвки вокруг шеи и, отпустив ноги, повис на одних руках, стараясь по-сильнее раскачаться.
Поняв, что предавший собирается с собой сделать, Картафил прохрипел что-то гортанное и нечленораздельное.
А затем земля ринулась в его расширенные от ужаса глаза и накрыла их собой. Картафил бил её в исступлении кулаками и скрежетал зубами сквозь ежемгновенные всхлипы. Он плакал навзрыд.
-Это должен был быть не он, а я ,-твердили беззвучно его гримасящие уста.-На месте его должен был быть я...
Хрустнула ветка.
Деревья тоже не выносят грешников.

* * *
-Если ты идёшь мимо и устал, тогда сядь и отдохни, -голос сидевшего у костра звучал спокойно, без тени испуга, хотя Картафил вывалился из зарослей с закладывающим уши треском. За полторы недели скитаний по Иудее и Галилее, побираясь на дворах добросердечных хозяев, вид служителя иерусалимского храма оставлял желать лучшего: измазанное сажей лицо ,ветхие бесцветные лохмотья ,разивший запах и печально-полоумный взгляд не выдавали в нём человека ,которым он являлся ранее. На многих он производил впечатление одержимого ,и дети на дорогах гнали его камнями и палками.
Но человек, пригласивший его согреться у костра ,по-видимому, не испугался внешности, вышеописанной нами. Он даже не обернулся поглядеть на незваного путника.
Человек, сидевший у костра был одет в серый холщовый хитон с капюшоном ,скрывавшим его лицо.
-Ну сядь же наконец, - голос, умиротворённый и бархатный ,словно Генисаретское озеро на рассвете , и не думал меняться в интонации. Картафил сел, тупо уставившись на огонь. Затем он принялся разглядывать свои ладони ,местами облезшие и в кровоподтёках ,почти земляного цвета, мелко дрожащие и постоянно шевелящие пальцами. Он разглядывал их настолько тщательно ,насколько это позволяло делать его замутнённое сознание ,время от времени выдёргивая заусенцы и пуская по рукам маленькие капельки крови.
Картафила бил озноб.
-Видишь эти руки? - вдруг спросил он. - А кровь эту видишь? Так знай: я даже не достоин смотреть на свою собственную кровь...Там, на дереве...должен был быть я, а не он. Он...да, он - предатель, но я...хуже...во сто крат хуже!
И он снова закрыл лицо руками, будучи не в силах больше проронить и слова.
Незнакомец блеснул на него глазами из-под капюшона.
-Раздели со мной трапезу, гость из ночной темноты.
Он вынул из дорожной сумы ржаную пресную лепёшку ,прошептал над ней какие-то слова( Картафил и не пытался их разобрать), разложил её надвое и протянул одну половину гостю.
-ЭТО ПЛОТЬ МОЯ. ЕШЬ!
Затем он достал откуда-то полупустой бурдюк ,откупорил его ,отпил содержимой в нём жидкости и также отдал гостю.
-ЭТО КРОВЬ МОЯ. ПЕЙ!
Содержимое бурдюка оказалось некрепким вином , показавшимся вкупе с лепёшкой Картафилу райским угощением. И, лишь насытившись, он позволил себе принять сигналы, посланные ему собственным сознанием:
ПЛОТЬ. КРОВЬ. ?!
Изумлённые глаза ударившего встретились со спокойным взором Ударенного.
Скоропостижный треск сучьев прервал эту четвертьминутную встречу двух пар глаз ,обладатели которых причастились одной пищи. Картафил покинул это место настолько же неожиданно, насколько он явился сюда.
Костёр мирно попыхивал. Дотлевал.
Иисус пошевелил палкой угли, глубоко вздохнул и по-плотнее закутался в хитон.
Снова воцарилось молчание.

Глава 4.

Природа щедро одаривает нас всевозможными цветами и их оттенками ,дабы мы могли радовать глаз. Одни художники стараются использовать по-больше ярких однотонных оттенков, другие являются приверженцами тусклых и контрастных сюжетов. Но есть в мире один художник ,красящий всё и вся в серый цвет. Имя этому художнику - цивилизация.
И не мудрено, что Господь вообще и Церковь номинально не делят людей на богатых и бедных ,на имущих и нищих материально ,ибо ни те ,ни другие не добавляют хоть каких-нибудь красок в однотонную картину художника - цивилизации.
О, нищие ,проклятый недостаток любого города! Вы за чертою уж остались, пропив и потерявши всё. Вам жизнь дана была взаймы, но неуплачен ваш процент. Кого теперь интересует причина вашей наготы? У вас нет ничего ,так что же предложите другим взамен? Вам всем дорога на помойки, далече от честных людей. Лишь побираться - ваша участь - на папертях и мостовых. От вас деваться просто негде ,шныряет мимо нищий сброд. Блаженно власти поступают, те, что вас ловят ежеднесь. Чрез переулок - попрошайки, и мочи нет войти во храм, когда тебя за край одежды цепляет грязная ручища, вторая, третья...что же это? Десятки ноющих во глас. И за подачку помолиться те обещаются Христу ,которому молитвы эти...дубиною бы только гнать. Но впрочем, думаю, не стоит упоминать об этом вслух.
Сидит на паперти у церкви св. Архангела Михаила целый сонм попрошаек ,ни один из них не отличается от других нищих славного Люксембурга, чьи рабочие места находятся в других частях города. Церковь эта - старейшая в городе, основанная ещё в 963 году от рождества Христова графом Зигфридом ,являлась наибольшим средоточием нищих ,голодных попрошаек со всей округе. Трущобная верхушка сажала сюда только особо отличившихся на производстве адептов "жизни за чертой". Не случайно я назвал это сборище сонмом: чем нищий отличается от святого? Блаженен ,безгрешен, убог ,немощен, преисполнен веры в загробное спасение. Дальше продолжать? Вот и я думаю: не надо.
Скажите, серость может быть серой? А очень серой? Вот и я думал, что не может. Однако, - есть! Эта серость иногда проглядывается сверху, на небе, в подобные дни весьма пасмурном, здании церкви ,деревянных пристройках и редко обновлявшихся снаружи домов горожан средней руки; на земле ,представлявшей собой громадную лужу с подсыхавшей с переменным успехом грязью, которую месит всё и вся.: от собачьих лап и мальчишеских босых ног до конских копыт и колёс богатых экипажей. Люди на паперти тоже бывают серыми :если бы они не стонали столь натурально и не канючили при виде кошелькастого господина, то их вряд ли бы заметил кто-либо из прохожих ,заходивших в церковь и выходивших из неё.
Нищие...
Нищий это даже не профессия, это - призвание. Ты потерял смысл жизни и не хочешь его находить - милости прошу на паперть; коль ты малодушен и не хищник ,коль милость Господня тебе дороже хлеба насущного - иди и садись здесь, среди таких же мужчин и женщин ,стариков и детей, тяни вверх костлявые руки ,рассматривай заискивающими глазами знатных господ, брезгливо подбирающих плащи, морщащих носы от одного твоего вида ,мешай ногами грязь, пой в исступлении псалмы - хотя, знаешь ли ты хоть один? Кушать захочешь - выучишь -, бей кулаком себя в грудь ,убеждая, что всевышний незаслуженно покарал тебя ,вещай о приближающемся конце света...и не забывай проверять полученные монеты на зуб. Вечером придут сборщики нищей мзды, и ты дашь им столько ,сколько они потребуют ,иначе тебя прогонят взашей ,не постесняясь близкого присутствия Господа ,и в лучшем случае ты отделаешься затрещиной.
...А лучше не гляди на окружающих прямо. Расплети засаленные космы и гляди из-под них. Так никто не догадается ,что ты смотришь именно туда, куда смотришь. Божись ,что ты не еврей ,но ревностный христианин, несмотря на свой горбатый нос и скулы-вешалки - у кого не бывает! - ,мажь грязью лицо, чтобы никто не заметил смуглого оттенка кожи.
И пребудь таким!
Таким?!
"Но для этого ли ты претерпел все невзгоды своего пути ,чтобы дойти до его пика и опуститься на самое дно? Для этого ли ты был оставлен здесь, и таким ли видишь своё дальнейшее существование? Или наш разговор тогда ,на берегу, ничему тебя не научил ,и всё было зря?
Да ,и не вылупливай так глаза. Да, это я ,отец Иоанн. Не кричи. Не кричи, говорю! Тише. Меня всё равно никто не видит. И не падай на колени ,не бейся лбом о поверхность ступеней. Да ,я вишу в воздухе ,и у меня над головой нимб: так уж получилось, что у каждого свой путь служения Господу. И ни мой, ни твой пока ещё не окончен.
Что говоришь? Что всё понял? Да ничего ты не понял ,Картафил. Для начала встань-ка и пойди искупайся во-он в том фонтане ,а там и поговорим. Впрочем ,поговорить ,наверное ,нам удастся в другой раз ,мне дали не слишком много времени..."
* * *
Тишина. Стонущая ,но в то же время, достаточно обыденная тишина. Будто весь мир чего-то ждёт ,ждёт именно от тебя ,а ты ума не приложишь ,чего именно.
Сядь. Ну вот ,уже лучше. В этих местах когда сидишь- не так холодно ,как в стоячем положении. Но озноб пробивает не от строптивых семи галилейских ветров ,а от того, что сегодня что-то придётся сказать...нет, сделать,...нет, всё-таки, сказать ,и от тебя этого ждёт весь мир: от хлябей небесных до гадов ползучих.
Но что?!..
Ладно ,надо успокоиться, остыть ,собрать нервы в кулак. Расслабиться ,наконец...Ага ,размечтался: расслабишься тут! Когда прикладываешь максимум усилий ,а всё кажется ,что ничего толком и не сделал.
Но ведь так оно и есть?!
...Так и есть...
Тогда слушай собственное тело изнутри. Закрой глаза и прислушайся. Внемли ,как сердце твоё стучит ,и эхом стук отдаётся в виски ,сжимая их в слабой истоме. Как еле слышно урчит в желудке, не принимавшем в себя пищи со вчерашнего обеда. Как через ноздри воздух проникает внутрь тебя и выходит наружу уже совсем другим. Как кровь с необычайной скоростью несётся по каналам тела ,раздавая успокаивающее тепло...тепло...Как успокоившийся ветер едва-едва гуляет в твоих волосах ,нашёптывая слова, которые ты тоже можешь произнести.
Но что творится в твоём мозгу ,что хорошего в нём творится? И что должно твориться для того, чтобы произнести эти слова. Сомнения давно уступили дорогу доподлинному чувству объективного взвешивания ,посредством которого и постигаются самые сокровенные чаяния подсознания.
И ничего ,ничего кроме одной лишь веры, не руководит тобой, когда ты встаёшь - нет ,вскакиваешь! - на ноги ,воздеваешь очи горе ,расправляешь руки-крылья и кричишь:
-Господи! Да будет воля ТВОЯ!
И эхо стогласно вторит тебе ,оттолкнувшись от неба:
-Да будет воля ТВОЯ!
Да будет!
Воля!
Твоя!
И тяжесть собственного тела отпускает тебя ,и ты чувствуешь на себе лишь вес своей души ,порывающий взлететь.
-Аминь! - шепчешь ты одними губами. - Аминь ,Господи!
-Аминь! - отвечает небо.
Аминь, - читаешь ты, когда закрываешь глаза.
Большими буквами.
И солнце вставало над горой Фавор...

Глава 5.

Иордан разлился в этом году раньше обычного. Желтоватые воды неспеша-спокойно ласкали почву ,траву и камни, захваченные на время ими в плен. Камыши, уставшие шептаться при каждом порыве ветра, почти что не шелестели ,позволяя своим стеблям и листьям обгорать под лучами раннеосеннего солнца.
Толпе ,собравшейся на берегу ,тоже порядком надоело парящее светило ,но мало кто спешил расходиться по домам. Не спешили жители близлежащих селений ,как знатные, так и не очень ,прекращать слушать, слова, оглашавшие пространство. Не спешили двое фарисеев из Иерусалима ,переглядываясь между собой и не стыдясь разговаривать в полный голос. Не спешили трое книжников, державшихся поодаль от остальных. Не спешили и восемь легионеров ,вооружённых пиками и гладиусами ,ибо мало ли на что надоумит пророк-оборванец необразованную толпу.
Которая и так притихла с чувством у одних напоминавшем благоговение ,у других - простой сродни детскому любопытству интерес. Кое-где между собой оживлённо, вполголоса переговаривались ,очевидно ,обсуждая то ,что говорил пророк.
А пророк, подпоясавший чресла одной лишь звериной шкурой ,взобравшись на один из прибрежных валунов ,уперев в него свой посох для сохранения равновесия. Солнце жадно впилось лучами в мускулистое загорелое тело, густую кудластую чёрную шевелюру и растрёпанную бороду.
Зычный голос пророка оглашал долину Иордана:
-Покайтесь! Покайтесь ,ибо придет Царство Божие! Греховность ваша уже давно потеряла из виду границы свои. Скверной плотской засорили вы сознание своё и не зрите света! Жестоковыйный народ, попирающий собственных пророков, ниспосланных свыше, ныне не осталось у вас времени на раздумье, ибо подсчитаны дни этого мира. Ежели не покаетесь и не очиститесь от грехов в крещение водное, геенна будет вам наградой! Покайтесь ныне!
Закончив ,пророк вошёл в воду по пояс и снова повернулся к ещё не решавшейся шелохнуться толпе:
-Креститесь и обретёте Спасение!
И люди один за другим потянулись к реке по направлению к пророку. Они снимали с себя верхнюю одежду, оставляя её на берегу и ,немножко ёжась ,входили в мутноватую воду священной реки. Мужчины, женщины, дети ,старики. Одни стыдились наготы своей, другим же не было до этого дела.
Погружая каждого в воду с головой, пророк одними губами творил молитву ,а когда крещённый выходил из воды, благословлял его словами из писания.
Когда желавших креститься оказалось слишком много ,к пророку присоединились некоторые его ученики ,и вот уже семеро человек крестили людей в новую жизнь.
Внезапно взгляд пророка ,лишь на мгновение отвлёкшегося от совершения обряда ,упал на высокую худощавую фигуру, стоявшую на берегу и одетую в повседневное одеяние прислужника иерусалимского храма. Человек на берегу глядел на пророка безо всякой тени уважения и заинтересованности. Пророк, не отрывая взгляда от человека на берегу ,спешно вышел из воды и подошёл к нему вплотную.
-Привет тебе, Иоанн, сын Захарии, - презрительная ухмылка ,честное слово, была как раз кстати к его горбоносому лицу, - не в первый раз наблюдаю за тобой. Ты действительно возомнил себя пророком ,если выглядишь ,как Илия во дни наших праотцов и ведёшь его образ жизни? Наверное ,ты забыл, что Великий Отшельник был вынужден так жить ,ибо терпел гонения ,а тебя ,вроде бы, никто ниоткуда не гонит, глупости бы только не болтал ,да народ не смущал. Аскеза нынче не в моде ,Иоанн, ей предаются лишь эти оборванцы терапевты ,с которыми ты, насколько я знаю, ещё до сих пор якшаешься. Надеешься на посмертную славу? Или действительно хочешь вознестись к Господу на огненной колеснице (интересно, чем тебе шеол не по душе?)?
-Привет и тебе, Картафил, - ответил Иоанн, гнев которого был заметен разве что в глазах ,но никак не в голосе. - Позор на твою просвещённую голову ,ежели ты ,так много наблюдавши за мной ,так мало понял из речей моих. Все слова мои - Истина, рекомая Господом Саваофом.
-Все так говорят, - поморщившись, фыркнул Картафил.
-Все говорят, но Идущий за мной, подтвердит слова мои деяниями Своими.
-О каком идущем ты говоришь ,и что это будут за деяния? Неужели опять заговорили о исаевском мессии?
-Я говорю о Том,- отвечал Иоанн, игнорируя ехидное замечание собеседника, - Кто будет в отличии от меня крестить не водой, но огнём и Духом святым.
А помолчав ,добавил:
-Я даже не достоин развязать ремень на сандалии Его.
-Даже так?
-Не веришь. И не поверишь до поры до времени. Но берегись, Он грядёт намного раньше, чем ты думаешь...вам всем выгодно лишь говорить об обещанном Господом мессии, но вам не нужен он сам.
-Надеюсь ,опасение в твоих глазах неподдельное, - добавил он после некоторой паузы, прореагировав на изменившийся взгляд Картафила.
-Ты дурак ,Иоанн, - бросил ему в лицо служитель храма, сбросив с себя маску беспристрастности, - выродок почтенной семьи священников из колена Левиева.
-Берегись, - улыбнулся ему Иоанн, - вскоре и тебя назовут выродком...всего людского рода.
Ответом ему было побледневшее, словно ракушечник, лицо Картафила и его быстрые удалявшиеся шаги.
Год ,в котором произошло сие событие ,в последствии назовут двадцать шестым новой эры.
Ибо новая эра тогда уже началась.
* * *
Эти катакомбы встретили брата Доминика обыденной сыростью и редким попискиванием по углам. Его товарищ ,шедший впереди с большим шахтёрским фонарём впереди своим высоким ростом и широкой спиной загораживал брату Доминику всё освещаемое пространство впереди. Под его гулкими шагами едва ли не дрожали своды катакомб ,и крысы спешили убраться подальше.
Сверху за шиворот временами мерзко капала вода ,и брат Доминик ,последовав примеру провожатого, натянул капюшон своего плаща до самого носа. Местами они натыкались на небольшие лужи ,с каждой из которых довольно прочная обувь всё больше и больше пропитывалась зловонной жижей. Влажные земляные стены отбрасывали блики от света ,излучаемого фонарём.
Темнота вкупе с узким пространством сильно давит на плечи.
Брат Доминик был в этом месте впервые. Ну, ничего, он ещё здесь освоится ,ибо достаточно много предстоит сделать. Не на год ,не на два он оставил все измышления, на которых хотел построить свою дальнейшую жизнь ,ибо прошлая по истечении некоторого времени вообще обязана была забыться.
Детские годы брата Доминика пришлись на войну; он лишился тогда родителей ,проведших свои последние дни в каком-то концлагере на юге Словакии. Семилетнего сироту взял на воспитание в конце войны детский приют при монастыре св. Вацлава в пригородье Карловых Вар. Мальчику было дано лучшее образование, какое только может предоставить духовное заведение ,выпускающее воспитанников в мир. Но Доминик ,будучи довольно образованным и перспективным выпускником приюта, в свои семнадцать лет не желал связывать жизнь с мирским обществом. С детства восприимчивый к религии, он решил не менять совё великое приобретение ранних лет на суету. Радость единения с богом в лоне св. католической церкви стала для юного монаха первостепенным достоянием. Скорее всего - единственным. Ежемесячные посты и молитвы воспринимались им ,как радость и удовольствие ,но не как суровости монашеских будней. Барьер мироосознания в совершенно полярном ракурсе обычному человеку был осознан и преодолён. И молитва ночами напролёт дарила душевный покой и равновесие.
Но брат Доминик ,безумно благодарный господу за то, что тот осенил его своим благословением, денно и нощно желал доказать ему свою глубокую любовь преданность. Что такое молитва и пост в сравнении с деянием ,способным в очередной раз прославить имя всевышнего в века?! Максимализм , естественный юношеский максимализм, давал знать своё. Но чаяния свои брат Доминик до поры до времени хранил при себе, никому сие не доверяя. И надеясь, что когда-нибудь настанет возможность доказать свою преданность богу.
Мыслями этими брат Доминик не решался с кем-либо делиться, словно малыш ,получивший в подарок заветную игрушку ,не желает идти на улицу и играть со сверстниками ,а часами напролёт только и занят тем ,что не может налюбоваться на подарок. До поры. Пока в их монастырь не заехал один паломник ,направлявшийся в Вечный Город. При имевшейся в наличии небольшой разницы в возрасте два вечера, плавно переходившие в ночь и утро паломник и брат Доминик ,приставленный к нему на время пребывания того в монастыре, вели непрерывные беседы о боге и предназначении каждого человека. И молодой монах ,благодарный слушатель и чуткий собеседник, постепенно раскрывал своему новому знакомому сокровенные душевные чаяния. Тот выслушивал с превеликим вниманием ,одобряюще улыбался ,после каждой фразы, закрывая глаза, одними губами шептал "Аминь".
А на утро второго дня гость монастыря, глядя прямо в глаза брату Доминику, промолвил:
-Не знаю, пробил ли твой час ныне ,брат, но шанс послужить всевышнему тебе будет предоставлен.
Молодого монаха хватились через несколько дней ,не замечая на мессе. Искали мало и безрезультатно - брат Доминик как в воду канул...
Длинный противный подземельный путь завершился громадной железной дверью ,неторопливо открывшейся, когда широкоплечий провожатый ,постучав определённое количество раз кулаком о её поверхность, глухо проговорил пароль. За дверью их уже ждали.
Собравшихся было около десяти человек. Все - в длинных тёмных балахонах ,у всех скрыты лица.
-Доброй ночи, брат Доминик, - обратился к молодому монаху один из присутствующих. - Спешу поздравить вас с пройденным посвящением и рад вам сообщить ,что в ближайшее время вы приступите к своим обязанностям. А сегодня наша прямая обязанность - посвятить вас в то ,чем занимается наша миссия.
С этими словами он достал откуда-то пластмассовый цилиндрический футляр, вынул оттуда плотный пергаментный свиток и протянул его брату Доминику.
-Надеюсь, вы хорошо знаете книжную латынь.

Глава 6.

Несмотря на то, что вот уже четвёртый день снаружи завывала вьюга ,в келье было сухо и тепло. Как раз самая благодать для того ,чтобы спокойно устроиться за столом над перепиской ещё одной священной книги ,которая в числе прочих первых христианских писаний должна будет представлена через полтора года на Вселенском соборе в городе Нике, созываемом самими кесарем Константином. На собор съедутся святые отцы со всей Империи , поговаривают, что своим присутствие священное собрание может почтить своим присутствием преподобный Ефрем Сирин, которого уже сейчас почитают, как святого.
И поэтому переписка требует особенной тщательности ,ибо на твои каракули ,о смиренный брат Иннокентий ,может быть ,взглянет сам кесарь. На тебя самого ,считай, взглянет, даже не отрывая взора от пергамента ,не поднимая глаз в сторону смиренной обители на горе Афон. Поэтому сиди и старайся. Пиши ,не торопясь и упаси тебя всевышний вставлять в писание словечки из современного койне - в твои сорок два это по меньшей мере неприлично.
Так ,на чём мы тут остановились?
"...И был из служителей мелких храма иерусалимского человек образованный, большой ревнитель Закона ,именем Картафил. Сей муж ,ревностно чтивший Бога ,пылал ненавистью ко всем, кто проповедовал Его Слово без согласия на то синедриона. И в Иисусе Назарее не зрел он Сына Божия ,но голословного балагура умов. Поэтому, когда шёл Он, неся на спине крест Свой и, оступившись ,упал, как множество раз за путь сей скорбный, подошел к нему Картафил ,ударил по лицу, затем сказал: "Вставай, Иисус и иди по пути своему!" спаситель посмотрел на него кротко и ответил: "Да, Картафил ,Я пойду, а ты будешь ходить по земле до Второго Моего Пришествия."
И скитался Картафил долгое время по Иудее, Самарии, и Галилее, и Декаполисе, и Идумее. И покаялся он в содеянном ,и плакал горько. И нашёл он в Дамаске брата именем Ананий ,мужа в Христа уверовавшего. И крестил Анания Картафила и нарёк его Иосифом..."
Брат Иннокентий снова перечитал этот отрывок из манускрипта. Затем - ещё раз. Встал ,походил по тесной келье взад-вперёд, заложив руки за спину, низко опустив голову с отражавшей пламя свечи гладковыбритой тонзурой. Затем снова сел и взялся за перо.
Нет, ну нельзя же из какого-то грязного еврея, совершившего ТАКОЕ, делать праведника. Хватит с нас и св. Павла ,тот хоть не бил Христа, а этот...И Павел не вечен оказался ,а этот Картафил, получается, вечен, что ли?!
"...И был в толпе той муж нечестивый именем Картафил ,халдей и чернокнижник, бывши служителем храма ,но будучи выгнан оттуда, стал привратником у Пилата. И когда шёл Спаситель, неся Крест Свой, шагал Картафил позади Него, толкая в спину и крича: "Иди, иди на смерть, Царь Иудейский!". На что Иисус ответил: "За нечестивые деяния твои проклинаю тебя. И вот будешь ты ходить по земле, не отдыхая .пока Я снова не вернусь сюда дабы судить род человеческий". Как молнией поразило картафила, повернулся он и пошёл ,куда глаза глядят. И ходит он неприкаянным грешником и по сей день. И прозвали его в народе..."
Брат Иннокентий почесал левую бровь кончиком стила, криво ухмыльнулся и закончил фразу:
"...Вечным Жидом".
Может быть он действительно написал что-то лишнее. Однако, господь Всемогущий в раю по заслугам наградит его за такой добросердечный и нужный церкви поступок.. он всё видит.
А оригинальный свиток...Да спрятать куда-нибудь ,авось ,не найдут и не проверят.
Брат Иннокентий довольно отёр пот со лба и продолжил переписывание.

* * *
-Моё имя Анания, странник ,и если ты искал именно меня ,то я перед тобой и готов выслушать тебя.
-Ищущие да обрещут, - Картафил, поднявшись с табурета ,повернулся к коренастому седому старцу и бухнулся перед ним на колени ,пытаясь ухватиться за край его одежды. Анания стоял ,не шелохнувшись. Первые секунд десять.
-Встань, друг мой, - и две сильные, сразу видно: рабочие, руки ухватили Картафила за локти и поставили на ноги. Глаза последнего были полны слёз. Слёз радости. - Чего ты хочешь?
-Я хочу обрести Спасение во Христе Иисусе, - только и смог произнести Картафил. - Я...я - тот, кто...ударил Его тогда, перед казнью.
-Знаю , - прервал Его Анания. - Господь явился мне во сне и говорил со мной о тебе. Не первый раз я поражаюсь промыслу Божию. Воистину пути Его неисповедимы. Брат Павел был ревностным фарисеем незадолго перед тем ,как господь моими руками крестил его. Теперь он...
-Я готов, я готов, брат Анания затараторил взахлёб Картафил. - Я верю ,верю всем сердцем, что Господь Иисус - наш Спаситель! Мне просто необходимо принять крещение! Крести меня, брат Анания!

А потом говорили, будто вода в пруду, где крестили брата Иосифа, забурлила и запенилась. И как только крестивший его брат Анания произнёс "Аминь", множество лучей света устремилось с хлябей небесных в воду и из воды - на небо. И рек голос: "Путь твой во славу Мою до Второго Моего Пришествия!"
Так говорили...
Говорили так...еру провожатого, натянул капюшон своего плаща до самого щих и нищих материально ,ибо ни те ни другие нелых и контрастных сюжетов.

***
Брат Доминик дочитал манускрипт до конца и оглядел присутствующих.
-Впечатляет, брат? - cпросил тот ,кто протянул ему ранее свиток.
-Я знаком с этой легендой, - ответил брат Доминик, - но не имел возможности читать именно этот источник.
-Это копия древнейшего свидетельства о Вечном Жиде, датируемого вторым - третьим веками. Копия была сделана приблизительно в начале четыреста двадцатых годов, незадолго до первого
Собора в Нике. Но оригинал ,к сожалению, утерян. Хотя, у нас есть сведения, что копия и оригинал мало чем отличаются.
Пауза.
-Я думаю ,брат Доминик ,вы хотите узнать, зачем вам дали прочесть этот труд ,и каковацель вашего пребывания здесь.
-Вы совершенно правы...
-Отец Вольдемар ,если вас заботит ,как ко мне лучше обращаться. Но для начала хочу вас спросить, как вы относитесь к сочинениям отцов Церкви о Вечном Жиде?
-Как относятся дети св. Католической Церкви к апокрифическим ,небоговдохновенным писаниям.
-То есть ,отвергаете их истинность?
-Совершенно верно.
Отец Вольдемар заложил руки за спину и сделал несколько размеренных шагов в сторону.
-Увы ,сын мой ,но иногда нам ,современным служителям Церкви Христовой приходится отбрасывать на задний план мнения св. отцов древности и рассматривать как канонические ,так и апокрифические писания заново. Всё, что написано в этом манускрипте - правда.
Брат Доминик с неподдельным удивлением воззрился на отца Вольдемара. Будто то объявил только что о начинающемся завтра Апокалипсисе.
-Вечный Жид действительно существует и по сей день, - продолжал отец Вольдемар. - Мы диву дались ,когда с благословения его святейшества папы отыскали в архивах Ватикана 251 свидетельство о присутствии Вечного Жида во многих местах земного шара ,начиная с седьмого века, заканчивая нашим временем. Об этом нам говорит Филипп Мускес ,епископ Турне, Пауль фон Анцен ,епископ Шлезвига ,Кристофер Краузе и Якоб фон Гольштейн. Его видели в Кракове в 1601 ,в Любеке - в 1603 ,в Брюсселе - в 1640, в 1642 году - в Лейпциге ,в 1721 году - в Мюнхене. Дальше продолжать?
-И описания разных очевидцев совпадают? - продолжал сомневаться брат Доминик.
-Вы мне не верите, - вздохнул отец Вольдемар. - Всюду одно и то же описание: высокий смуглый мужчина с горбатым носом и длинными прямыми волосами. Ходит слегка подпрыгивающей походкой ,на левой щеке - шрам. На правой - родинка.
Снова пауза.
-Господь Иисус предсказал ему ходить по земле до конца света, - продолжал отец Вольдемар, - но если проследить эту мысль в обратном направлении ,то конец света наступит тогда ,когда на этой земле не станет Вечного Жида...А ведь Страшному Суду давно пора наступить. Не смотри на меня так, сын мой, будто тебе никогда не приходила в голову такая мысль. К счастью, ты не зрел мирскую жизнь в том виде ,в каком это довелось сделать мне.
Но маяк в кромешной тьме загорелся почти десять лет назад ,когда его святейшество папа подписал секретную буллу о создании Ордена Страшного Суда ,который ускорит Господне возмездие этому бездарному миру с его неблагодарными людьми ,денно и нощно поклоняющимися золотому тельцу и мамоне.
-Получается ,ваша цель - убить Вечного Жида?
-Именно, сын мой ,ибо он всего лишь человек, хоть и вечный. И я благодарю небеса за то ,что идея эта была обрамлена благодатью святого престола.
-Но не жестоко ли это?!- почти вскричал брат Доминик.
За долю секунды отец Вольдемар преодолел незначительное расстояние между ним и братом Домиником ,и теперь тот увидел его лицо - лицо-маску фанатичного оскала, лицо человека, до конца преданного своему. Лицо сказало:
-Насколько мне известно ,сын мой, ты всю свою сознательную жизнь мечтаешь сделать что-нибудь существенное для Господа нашего ,не это ли твой единственный шанс ,а? что такое смерть грешника по сравнению со счастливой судьбой всего мира и его обновлением?

Глава 7.

Уж не знаю как вы, а я считаю усталость понятием весьма относительным. Обычно что делают люди, когда устают? Правильно: отдыхают. А когда устают от отдыха? Тоже отдыхают? Вот и я о том же: такого не бывает. Поэтому лучший отдых - это смена труда.
Ну а если труд сменить ой как не легко, особенно когда ты - дорожный посох самого брата Иосифа ,ну, того, который Самого Господа...а, вам уже всё известно? Ну тогда я продолжаю.
Так вот ,если ты дорожный посох брата Иосифа ,который может целыми сутками бродить без устали по дороге ,не останавливаясь на отдых ,и когда твой нижний конец изрыл поверхность почвы равнин Декаполиса ,а через неделю попирал уже каменистую пустошь предгорий Синая ,то тебе временами даже становится приятной такая доля, а местами кажется довольно интересной.
Одним словом, ты привыкаешь. А ещё ты проникаешься к своему хозяину если не симпатией ,то во всяком случае ,безграничным уважением.
Особенно когда он собственными руками вырезал тебя из дерева ситтим, молясь перед этим целую ночь ,разговаривая с самим деревом ,гладя его по стволу ,шепча ему колыбельную, рассказывая всю свою полную слёз жизнь. Я трепетал и благоговел ,когда он своим ножом вырезал меня и в тот же день поклялся не расставаться с братом Иосифом пока не случится так, что я сломаюсь где-нибудь в пути.
Но я надеюсь ,что это будет не скоро.
А пока мы вдвоём шли из Марафона во Фракию. Он нёс Благую Весть ,исполняя свой духовный подвиг ,на который его благословил отец Анания ,ну тот ,который учит в Дамаске...а, вы об этом тоже знаете?
Ну тогда я продолжаю.
За время странствований с братом Иосифом ,я успел навидаться такого, что хватит на целых десять древесных жизней. Во всяком случае, будучи ветвью дерева ситтим ,я думал ,что знаю многое, но теперь понял ,что не знаю абсолютно ничего. Правду ,видно ,говорили некоторые путники ,отдыхавшие под кроной моего дерева: в странствиях познаётся прелесть жизни.
Как у человека ,так и у кого-нибудь другого. Вроде меня.

Брат Иосиф во время пути любит напевать какие-то песни, многие из которых я уже слышал ранее ,но чаще всего он поёт или декламирует псалмы. Творец Небесный ,как же он их поёт! Я в такие моменты готов расцвести от благоговения .воткни он меня в более-менее благодатную почву хоть на несколько мгновений. Вообще-то мне доводилось слышать много певцов. И по-голосистее ,чем брат Иосиф. Но не было у них в голосе чего-то такого, что было в голосе у моего хозяина. Боговдохновенностью это люди называют, что ли.
Не знаете? Вот и я не знаю.
Но вот что я знаю точно ,так это то, что когда мы заходим в очередное, лежащее на нашем пути, селение, местные обращают на нас внимания столько, сколько на дорожные камни или стены домов. Это продолжается лишь то время, когда мы идём по улице. Но когда мы становимся посреди какого-нибудь людного квартала, и брат Иосиф начинает свою проповедь ,способную минуть разве что человека без души, его окружает и стар ,и млад ,слушая настолько заворожено, насколько это позволяет человеческая усидчивость...нет, устойчивость.
Без разницы, говорите? Вам виднее.
Когда я ещё был веткой дерева ситтим, подо мной вещало много пророков и проповедников - время было весьма неспокойное. Но вряд ли бы кто-нибудь из них ,на мой взгляд, сравнился бы с братом Иосифом. Ей-богу, зашёлся бы листиками!
Но бывало и такое ,что в нас ,как в древних прозорливцев, летели камни и земля ,произносились богохульства и проклятия. И мы уходили. Без сожаления. Отряхивая прах этого места со стоп своих. Вернее, делал это один брат Иосиф ,а я в такие моменты жалел ,что у меня этих самых стоп никогда и не было. Я просто недовольно стучал нижним концом посоха об землю под размашистый шаг своего хозяина ,удалявшегося от злосчастного селения, которое, возможно, будет больше претерпевать невзгод в последние дни, чем Содом и Гоморра...А, вы уже об этом слышали?
Ну, тогда я продолжаю.
Ежели кто впускал нас к себе в дом переночевать, брат Иосиф садился за стол и начинал беседовать с хозяином дома. Он говорил о Господе Иисусе ,о Его пребывании здесь .о Его великой цели ,о том, что мы должны делать ради Него за то, что Он сделал ради нас.
Он мало ел и мало спал. Спал первые два-три часа. А потом вставал ,брал меня и шёл вон из города. Нет, дорожную суму мы оставляли в дом. Брат Иосиф шёл молиться. Он поднимался на какую-нибудь возвышенность или углублялся в рощу, клал меня в сторону ,становился на колени, воздевал руки горе. О, если бы я ,простая неотёсанная дубина, умершая, будучи отрублена от дерева и воскресшая ,потому что руки, придавшие мне нужную им форму, вдохнули в тебя новую жизнь, мог плакать, то клянусь ,я был бы весь мокрый от слёз!
Брат Иосиф просто душу наизнанку выворачивал ,он восклицал громким голосом, шептал еле различимые слова, в исступлении бил руками землю, гулко ударял себя в грудь. От такой молитвы все листики моего дерева встали бы дыбом.
И так продолжалось до самой утренней зари. Затем мы возвращались обратно в дом ,и брат Иосиф, будто бы ничего не было, ложился обратно на циновку, ибо он обычно никогда не лежал на кровати. А я занимал обычное своё место - в углу у двери.
А потом мы уходили ,и снова впереди были дни безостановочного пути до следующего селения или города. И снова будет людный квартал и проповедь...
Ах, я уже об этом говорил?
Ну, тогда я умолкаю.
* * *
Брат Доминик давно наблюдал за этим человеком ,расположимся у входа в подземный переход со старой дребезжащей акустической гитарой ,исписанной фразами ярко выраженных антиглобализма и антисоциальности: "Анархия - мать порядка!", "Тоталитаризму - нет!" и т.п. Этот человек выглядел лет на сорок с небольшим, у него были длинные прямые чёрные с проседью волосы,собранные сзади в хвост, горбоносое небритое лицо и длинные пальцы рук ,умело перебиравшие струны гитары. Брату Доминику показалось удивительным ,что помимо лица ему при первом оценивающем незнакомца взгляде бросились в глаза именно пальцы.
На голове человека покоилась широкополая чёрная шляпа,на ногах - остроносые пыльные сапоги. Потёртые джинсы и кожаная куртка подтверждали визуальную ,во всяком случае, принадлежность незнакомца к неформальной субкультуре ,представителей которой в конце шестидесятых годов двадцатого века можно было встретить на каждом шагу.
Чуть реже можно было встретить таких вот великовозрастный уличных музыкантов, не успевших выползти из чёрноблюзового отрочества и мигом влившихся в секс-наркотики-рок-н-ролловую реальность ,даже не думая обзаводиться семьёй, посчитав свою жизнь достаточной и без этого необходимого с социальной точки зрения придатка. Такие люди не имели постоянной работы и постоянного места жительства, они путешествовали по миру налегке ,не обременяя себя ничем, что могло бы позволить им относиться к разряду владельцев плоходвижимого имущества. Общество делало вид ,что не замечало их. А им было просто жалко общество ,и всех его членов, давно убивших в себе детей.
Человек ,игравший на гитаре ,сидел на гитарном чехле ,который в свою очередь покоился на голом асфальте, носившем на себе позорные отпечатки цивилизации ,коих было полно в любом городе, подобном этому. Человек сидел, сложив ноги по-турецки ,что позволяло гитаре покоиться на коленях своего владельца ,не ворочаясь из стороны в сторону. Гитаре было не до этого. Она Пеле в руках музыканта, будто бы убеждая прохожих ,что петь по-настоящему, по-человечески - это действительно её призвание. Гитара врала. Петь она не умела - это точно. Равно как и сам музыкант. Но он и не пел. Он просто играл. Он играл не за деньги ,которые периодически клали перед ним прохожие, хотя деньги не были ему не нужны. Он играл не для собравшихся вокруг местных хиппи ,ибо ни в новых знакомствах ,ни в случайных слушателях он не нуждался.
Он просто играл ,потому что ему хотелось ,а значит так и должно быть.
Если бы поля шляпы не скрывали верхнюю половину его лица, более внимательный прохожий мог бы посмотреть на глаза музыканта - глаза громадный наслоек, подёрнутых разочарованием времени. Глаза, искрившиеся надеждой, но вобравшие в себя невообразимую боль за все поколения .которые пронёс на плечах этот мир за последние две тысячи лет.
Но поля шляпы бережно скрывали верхнюю часть лица музыканта ,и сидевший уже целых три часа на террасе, уже уставший пить третью бутылку яблочного сока ,брат Доминик никак не мог разглядеть его полностью.
Вот уже две недели прошло с того дня ,как его направили в этот город. Отец Вольдемар ,непосредственный начальник молодого адепта не так давно получил достоверные сведения о том ,что Вечного Жида видели здесь несколько раз и даже приблизительно вычислили район его обитания. Брат Доминик имел приказ узнать точное местонахождение объекта и вычислить приблизительное направление в случае если Вечному Жиду вздумается покинуть город. Больше ничего. Это было его первым заданием ,которое брат Доминик просто не имел права провалить. Оправдание доверия - лучший ключ к нераскрытым тайнам. Вечный Жид становился реальностью мировосприятия молодого монаха. Стремительно и бесповоротно.
Брат Доминик наблюдал за музыкантом...
Который, вполне возможно ,мог и не быть Вечным Жидом. Может быть, он просто сильно походил на объект по описанию и множеству фотороботов ,сиявших в памяти брата Доминика настолько отчётливо ,что старшие адепты диву давались ,как их молодой коллега смог за столь короткое время запомнить тридцать с лишним фотороботов так, чтобы из ста похожих фотографий выбирать именно их.
Но с того момента прошло более пяти лет ,а брата Доминика всё ещё держали на канцелярской работе ,не доверяя более важные поручения.
И вот наконец первое задание. Радость вперемежку с решимостью переполняли душу двадцативосьмилетнего адепта. Он благодарил господа за то ,что то своею безграничною милостию даровал ему возможность доказать, что и он своим ничтожным деянием сможет хоть ненамного ,но всё-таки продвинуть высокий промысел.
Он обещал. Он пытался...
На город спустились сумерки. Улица постепенно начала пустеть. Музыкант ,перестав играть, собрал не успевшие разлететься по ветру мелкие банкноты и монеты ,лежавшие перед ним ,осмотрелся по сторонам ,поднялся, засунул гитару в чехол и зашагал прочь.
Брат Доминик, радуясь в душе ,что можно наконец размять затёкшие ноги, быстро допил сок, поднялся со стула и, подождав, пока музыкант удалится на приличное расстояние, зашагал за ним. Сегодня он узнает, где живёт этот странный человек ,свяжется с отцом Вольдемаром, доложит ему обо всём и будет ждать дальнейших указаний. Если такие будут иметь место.
Ждать...
Стройный ,изящный, он смотрелся в длинном лёгком плаще тёмно-синего цвета ещё стройнее. Обувь брата Доминика была сделана специальным образом, чтобы не издавать звуков при ходьбе по любому покрытию. Он аккуратно огибал редких прохожих и не упускал музыканта из виду.
Тот шёл, не оборачиваясь ,то теряясь в пространстве, не освещённом фонарями ,то вновь появляясь на виду. Вскоре он свернул в небольшой переулок. Брат Доминик последовал за ним. Переулок был пуст и безлюден ,возле стен домов ютились отрыгнувшие лишний мусор грязно-ржавые мусорные контейнеры и полуразвалившиеся остовы электронной домашней утвари. Кое-где дымились догоравшие кучи мусора. Запах стоял отвратительный.
Внезапно музыкант, шедший до этого всё время ровным шагом .не оглядываясь и, повидимому, не выказывая никаких подозрений ,резко свернул в какой-то узкий проход между домами и пропал из виду. Озадаченный брат Доминик несколько мгновений стоял на месте ,но тут же сообразив .что к чему, последовал за объектом преследования.
Кромешная темнота ворвалась ему в глаза, затуманив на секунду сознание. В следующее мгновение оно взорвалось первичным ужасом разоблачённого действия, способным в лучшем случае озадачить даже очень опытного в таких вещах человека.
-Зачем ты меня преследуешь? - был спокойный вопрос из темноты, звучащий, что самое удивительное, позади.
Брат Доминик замер ,словно вкопанный ,не в силах повернуться назад, да и не видя в этом особого смысла - всё равно навряд ли удастся что-нибудь разглядеть.
-Я повторяю: зачем ты за мной следишь? Что тебе от меня нужно?
Сказать что-нибудь всё-таки было нужно. Не притворяться же ,что тебя здесь нет. Особенно ,когда тебя обнаружили. Но лучшее средство обороны - это нападение.
-А кто собственно со мной сейчас говорит? - брат Доминик попытался придать своему голосу немного уверенности. Обманчивой уверенности.
-Тебе виднее, - был ответ из темноты. - И если тебе действительно нужен я, то потрудись хотя бы объяснить, для чего. В любом случае ,ни одно действие с твоей стороны не принесёт мне вреда. Тому ,что меня оберегает, вред причинить нельзя.
Молчание. Шелест летающего целлофана. Мимо прошмыгнула кошка ,устремляясь к одному из контейнеров.
-А теперь убирайся, молодой человек ,и да благословит тебя Бог. И да не допустит Он нашей следующей встречи при подобных обстоятельствах. Прощай.
И всё вокруг замерло.
Поняв, что его собеседник удалился, брат Доминик развернулся ,торопливо вышел обратно на улицу. Предательская дрожь била по телу.
Сомнений не оставалось: он действительно разговаривал в Вечным Жидом. Это был единственный - и наиважнейший - вывод ,сделанный им за сегодняшний день. Насчёт всего остального выводов молодой адепт делать не спешил ,ибо ещё не было известно ,провалил он своё первое задание или нет. Представитель Ордена Страшного Суда впервые вступил в контакт с Вечным Жидом.

Глава 8.

-Ты даже не посмотришь в мою сторону? - голос был спокоен и слегка насмешлив.
-Зачем? Ведь ты уже явился.
-Дурак. Я никогда не являюсь ,я всегда присутствую. Если бы я периодически являлся ,сумел бы мир во все времена покоиться в моих ладонях? Моё местопребывание - не эта келья ,а твоя душа.
-Лжёшь ,нечистый, - голос собеседника при этой фразе даже не дрогнул. - Нет тебя в моей душе.
-Ты так думаешь? - на пол подле стоявшего на коленях отца Иосифа сел интересной наружности мужчина с узковатыми широко посаженными глазами ,чёрными щёгольскими усиками ,небольшой бородкой и хитровато состроенной улыбкой.
-Ладно,- беспечно бросил он, - отбросим взаимные упрёки. Я ведь просто пришёл поболтать.
Он придирчиво оглядел неброскую обстановку кельи и проронил вполголоса без тени харАктерного пренебрежения:
-Значит подался в монахи?
-А тебе какое дело? Я тебя не звал со мной беседовать.
-Во-первых, - гость по-видимому и не думал обижаться, - не надо грубить старшим это просто неприлично ,а во-вторых ,может быть, я пришёл на этот раз не по своей воле. Может быт ,Творец ,как в старые добрые времена ,решил проверить с моей помощью Своих преданных рабов. Книгу Иова ,небось ,читал, грамотей?
-Нам обоим известно, что прошли те времена. Ты искушал людей исподтишка ,не понимая, что Господь просто хотел показать тебе ,что истинные праведники тебе не по зубам. А когда ты понял ,что этим ничего не добиться, ты пошёл воткрытую и проиграл. Но реванш взять ,во всяком случае сейчас, тебе не удастся.
-Ха! Что ты знаешь о моих взаимоотношениях с Творцом? Не будь меня ,не было бы Его. И Он это прекрасно понимает.
-Ложь!
-Ложь ,говоришь?! А зрели бы эти жалкие людишки Его благодать без фона моей мерзости? Всё познаётся в сравнении ,Картафил ,всё. Если бы не Он - эти двое жалких гадёнышей в Эдеме до конца дней своих били бы передо мной лбом об землю ,славя и благодаря за то, что я открыл им глаза на истину. И я бы стал их богом ,а не Он.
-Какую истину? Ту ли истину о знании Добра и Зла ,над которой над которой бьются поколения от начала мира? Которую не тебе нужно было открывать, и до которой человек должен был дойти сам? Ту истину .за которую ты был проклят?!
-Да, - не без тени гордости в голосе ответил гость, - я был за это проклят. Я был проклят за то, что указал бесперспективным созданиям их путь ,и я несу за это кару. Заслуженную ли? Но вам не нужен такой мученик ,на которого вы свалили всю вину ваших неудач. Вам нужен был этот мессия из Назарета, кроткий агнец ,самовольно пошедший на заклание. Ему вы теперь бьёте поклоны и читаете молитвы. А чем моя жертва хуже его?!
-Ты только из-за этих соображений искушал Его в пустыне на сороковой день? - отец Иосиф продолжал разговаривать с гостем ,не поднимаясь с колен.
-Ты думаешь, что я искушал его только тогда? Видно ,не всё ваши святые отцы занесли в канон. О нет, я искушал его всечасно: через толпу, законников ,членов семьи, даже его преданнейших учеников...
-И через меня.
-Да что ты ,Картафил ,твоими поступками руководила твоя собственная натура. Ты же любил Творца? Правильно, любил. А Иисуса считал Его хулителем. Вот ты и ударил...
-Замолчи!
-Ты считаешь, что я укоряю тебя? Отнюдь, ты поступил так ,как считал нужным ,и закон твоего бога не был против этого.
-Закона больше нет.
-И зря. Хорошая была штука. Кто не с Иеговой - тот против Него: копьё ему в бочину!
-Так было надо.
-А я и не спорю. Но вот только ты сейчас мне об этом говоришь и сам не веришь в то, о чём говоришь. Потому что ты вне закона сейчас ,не пойми меня неверно. Стоит тебе пересать быть со Христом ,тебе тоже с трудом будет вериться в каждое слово о его якобы чудесных деяниях. Оч-ч-чень мило ,скажу я тебе ,было наблюдать ,как он выкоблучивался перед плебеями ,деля на всех семь хлебов
И две рыбы ,а мне отказал в просьбе сделать хлеб из камня. Как это называть ,не скажешь? И такому нужно служить? Что он дал тебе понять ввиду твоего ,мягко выражаясь, продолжительного пребывания в мире живых? Трактовал ,как благословение? Хорошо же благословение: валандаться здесь ,пока ему не вздумается во второй раз пожаловать на бренную землю. И всё это - за открытое проявление чувств?! Не знаю, как тебе ,но мне кажется, что ему просто нужна дешёвая рабсила ,ибо даже ему ой как трудно выращивать с нуля новых апостолов. В противном случае, за твой удар тебя бы ждала геенна, как и Иуду-исх-Кариота. Или ты солидарен с мнением каинитов о том, что Предатель-из-Предателей попал в рай, ибо взял на себя ношу ,непосильную для других? Ну что ж, надейся ,ибо и ради себя надеешься. Потому что сасосу ой как не хочется в аду гореть. Думаешь, что он пожалеет тебя во время суда? И не надейся!
Одна участь ждёт тебя...
Гость прервал свою тираду глубоким вздохом и добавил вполголоса:
-И меня.
Пауза.
-Поэтому ,Картафил ,сдача за свой удар тебе обеспечена будь здоров! И это ли надлежащий поступок Вселюбящего и Всеблагого Бога?!
Отец Иосиф молчал.
-А что если тебе ударить во второй раз? Ударить и забыть - и будь что будет. О ,если бы ты сделал, как я предлагаю. А мне бы не составило особого труда сделать всё так ,как было до Голгофы.
Картафил посмотрел на гостя, глаза которого светились нечеловеческим блеском, рот раскрылся в непрозвучавшем крике ,выставляя на обозрение искрившиеся белизной зубы.
-Ты мог бы дойти до первосвященника, Картафил. Гананиты тогда достаточно ослабели ,и стоило бы мне только захотеть...Тебя волнует, каким способом это бы произошло? Поверь, друг мой ,для меня нет способов, для меня есть лишь цель. А способы...Посмотри мне в глаза.
...И отец Иосиф утонул в безумном взоре гостя.
А когда всплыл на поверхность ,то вокруг было уже светло. Сам отец Иосиф сидел в удобном резном кресле, изобиловавшим мягкими подушками. Одет он был в роскошное праздничное платье первосвященника ,в одной руке держал чашу с вином ,другая покоилась на мешке ,набитом чем-то твёрдом и звенящим. Вокруг звучала музыка ,в воздухе царила свежесть ,источаемая чистой родниковой водой ,которой был наполнен до краёв фонтан у самых стоп отца Иосифа. Прислужник ,кланяясь ,поднёс к нему чашу с фруктами. Отец Иосиф взял один из них - плод манго - ,поднёс к ноздрям ,вдохнул аромат и открыл было рот дабы надкусить его.
-Тебе нужно лишь захотеть принять это, - прозвучал голос гостя у него в ушах. Совсем близко.
Отец Иосиф усмехнулся и лёгким движением кисти бросил плод на пол.
-Он червив, искуситель.
И всё тут же вернулось на свои места. Они снова были в тесной неуютной келье, но гость теперь стоял на широко расставленных ногах и гневно взирал на отца Иосифа.
-Ты сам сделал свой выбор ,Картафил! - зашипел он. - За каким-никаким временным страданием ты схлопочешь вечное! Или ты ещё не уразумел? Даю тебе последний шанс.
-Иуда повесился на следующий день после Предательства, - был ровный и чёткий ответ умиротворённого монаха, - у меня же хватило сил жить и страдать. Страданием не воздаётся за страдание. Отойди от меня ,сатана. И чем быстрее ,тем лучше.
Лёгким хлопком в воздухе диалог был прерван.

Глава 9

Уж не знаю как вам, а мне кажется ,что не одну жизнь нужно прожить посохом проповедника ,чтобы понять природу такого парадоксального явления в людской среде ,как постоялый двор. Никогда нельзя предугадать ,при каких обстоятельствах людей там будет больше ,а при каких - меньше. Вроде бы ,когда льёт ливень ,аки из ведра ,людей должно пребывать меньше, ибо кто в такую погоду будет ходить вдали от крыши над головой. Иногда так и бывает - в ливень на постоялых дворах ютятся два с половиной путника. А иногда - хоть второй, прости Господи, Потоп, одинокий приют на дороге битком забит всеми рангами ,чинами и сословиями. Вот во время паломничества ,бывает, постояльцев, днём с огнём не сыщешь, а бывает ,что яблоку райскому упасть негде. Но вот зимой ,когда злые степные ветры пробирают аж до самой сердцевины ,среди постояльцев не протолкнуться. Пожалуй, это единственный пример ,когда на дворе набирается именно много, как этого и ожидают, но никогда - мало. Попытаетесь объяснить этот феномен обрубку дерева ситтим?
Можете и не пытаться. Ибо даже если бы деревья ситтим могли ходить ,как люди, они всё равно за свой долгий век не уразумели бы сего.
Хорошо, что отец Иосиф как всегда держал меня подле себя и ни один из разносчиков заказов ещё не надоумился задеть меня хоть краем своих короткополых одежд. Разносчики бегали быстро ,до зуда в висках опасаясь опрокинуть несомые ими блюда, по глазам заказчиков, очень хорошо воспринимавшиеся в порядочно протопленном для климата данной местности помещении. Мельком я скользил взглядом по троим трапезундским купцам, легко узнаваемым по цветастым головным уборам, понавозившим товары ,казалось ,со всего Понта (во всяком случае, так можно было понять по их разговорам). Но эта беседа мне, дорожному посоху отца Иосифа, лучшего Божьего человека ,когда либо мной встречаемого ,в скором времени показалась высшей степени непривлекательной ,и я вполвзгляда продолжил осматривать помещение ,представлявшее собой первый этаж весьма редкой в этих землях двухъярусной постройки. Два идумейца в однотонный накидках ,прибывшие сюда с семьями, заняли небольшой стол неподалёку и уплетали незатейливый завтрак. Другие постояльцы не представляли собой особого интереса для обрубка дерева ситтим, ставшего дорожным посохом. Если они были иудеями или потомками хеттов ,то они скорее смахивали на греков ,а если были греками, то скорее смахивали на римлян. Ну что тут ещё сказать? Ave Imperia Romana, камня на камне не оставившая от Иерусалимского Храма Иеговы ,святыни, хоть и утратившей своё былое значение ,но всё-таки святыней. Живи ,Империя ,смешавшая многие народы воедино ,но не для благой цели стирания границ в Спаситеьном Слове ,а наоборот - для более удобного ввержения в геенну огненную. Вот и приходится таким ,как отец Иосиф, странствовать по всей экумене и буквально чуть ли не силком вытаскивать заблудшие души из тьмы и неведения на свет лучей благодати Божией.
Приходится...
Приходится за это и получать от тех же самых заблудших душ.

* * *

Молодой человек в истёртой тунике и двухнедельной щетиной на лице мог бы обойти стороной упавшего лицом вниз проповедника ,который не так давно, опираясь на свой посох ,выковылял из ворот Петры, еле передвигая отказывавшиеся слушаться ноги.
О Перта ,Петра! Лишь тем ты и отличаешься от Иерусалима, побивавшего и побивающего пророков, что истинные пророки и проповедники не так давно стали к тебе захаживать. Языческий, нечестивый город ,что толку если каменный везде вплоть до имени - червоточины и в камнях бывают, всё равно постигнет тебя та же участь, что и вельми грешный Вавилон. За праздную жизнь тогда ,когда не было уж времени думать о развлечениях, но о покаянии и обращении.
Вот и сейчас пришёл к тебе проповедник веры Христовой ,сам покаявшийся за свой нечестивый шаг и получивший прощение ,и побили жители твои его камнями ,пожелавши сжить с этого света. Они подбирали с земли булыжники, зачёрпывая ногтями прах дорожный, и кидали их в проповедника, не побежавшего после того ,как первый камень угодил по левой лопатке ,а второй до крови расцарапал правую икру ,порвав в том месте подол дорожного плаща. И лишь когда камни ,летевшие со всех сторон, стали попадать в голову, он прекратил проповедь и быстрым шагом направился вон из города. А вслед ему продолжали лететь камни - большие и не очень - вкупе с проклятиями на наречиях чуть ли не всех народов и племён ,выходцы из которых жили в этом нечестивом месте. По мере того ,как ворота - через которые вошёл в город проповедник ,продолжавший про себя молиться ,изо всех сил напрягая гудящий мозг, молиться за сей развратный город - становились всё ближе и ближе ,проклятья и побои всё набирали и набирали силу. Наиболее меткие попадания заставляли проповедника спотыкаться и всё сильнее стискивать зубы, дабы не застонать. Он был покорен Господу. Но личная гордость не позволяла ему показать себя перед ними побеждённым.
Ежели проповедник хоть на мгновение замедлял ход и останавливался, будучи уже не в силах сохранять прежний темп, кто-то подбегал к нему и грубо толкал в спину, приговаривая что-то вроде:
-Шагай ,шагай, прозорливец, мы сыты по горло твоими обличениями! Такую падаль ,как ты ,даже власти всерьёз не воспринимают. Шагай отсюда! Иди! И больше не возвращайся! Никогда!
Редкие дневные патрули здешнего наместника действительно даже и не пытались разбираться с подобными ситуациями ,списывая это на нравственные причуды местных жителей. Солдаты равнодушно провожали побиваемого еврея и толпу ,следовавшую за ним.
"Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, - шептали губы несчастного,- лишь отныне буду я счастлив ,вот уже четвёртый раз в полной мере страдая за Имя Твое ,претерпевая истязания. Вот и моя голгофа настигла меня ,ибо взял я крест и последовал за Тобой. Посмотри на этих несчастных :со злобными лицами окруживших меня со всех сторон, осыпающих меня хулой из окон своих домов ,плюющих в меня с презрением, проклинающих род мой. Ты знаешь ,что они несчастны и потеряны для тебя, а мне ,грешнику, остаётся лишь теряться в догадках того ,что навлекут они на свои головы за деяния свои развратные. Но счастлив я ,счастлив неимоверно, ибо страдаю за Имя Твое и во Славу Твою, Святый Божий. И да будет на стезе моей жизни воля Твоя!"
Когда шатающаяся фигура проповедника, оставляя за собой на дорожном камне кровавые следы ,выбралась за ворота Перты, толпа постепенно стала отставать ,многие повернули обратно ,продолжая периодически оборачиваться и грозить кулаками удалявшегося измождённого человека ,обеими руками, словно за последнюю надежду, цепляясь за свой посох, который некоторые помышляли отобрать и им же избить несчастного.
Но не решились.
Почему то...
Те ,кто последними повернув обратно ,возвращались в город ,ещё могли видеть ,как избитый еврей повалился лицом вниз на землю, едва поросшую сорняками, и более не двигался.
Молодой человек в истёртой тунике тоже это видел и, дождавшись ,когда у ворот не окажется ни души ,подошёл к неподвижному телу ,опустился перед ним на колени и перевернул его ,подставив грязно-кровавое лицо - которое тоже не минули камни более метких жителей города - надвигавшимся тучам.
Сегодня грозы не суждено было избежать.
* * *
Святая ,чистая небесная влага, кое-как приведши в чувство отца Иосифа, долго и настойчиво смывала с него нервно скребущую тело омерзительную смесь праха земного и крови. Собственной. Всё тело ныло от каждого движения ,каждого шага ,каждого вдоха и выдоха. Однако рукой отец Иосиф опирался на свой неизменный дорожный посох ,собственными руками вырезанный из дерева ситтим ,другой рукой он держался за локоть молодого человека в истёртой тунике ,ведшего его сквозь рощу ,которую неустанно штурмовали тяжёлые ливневые капли. Пока успешно.
За рощей лежали скалы. В скалах по словам обретённого провожатого было несколько пещер, и в одной из них можно было укрыться от грозы, обещавшей неистовствовать ещё долгое время. Диких зверей близ Петры не водилось ,и можно было не опасаться застать в скалах голодного хищника.
Всю дорогу до скал у отца Иосифа перед глазами стояли звёзды и круги, но в основном во взоре царила темнота. Лишь когда мощные руки спутника помогли опуститься на прохладную каменную плиту ,и вода перестала от души хлестать в лицо ,очертания перед глазами стали обретать более вразумительный характер. Теперь он видел ,как молодой спутник, усадил его на пол и, отошед ,стянул с себя мокрую тунику, и оставшись в одной набедренной повязке ,принялся её, тунику, выкручивать. Из туники полилась вода. С тяжёлым плеском.
-Здорово тебя изувечили, еврей, - незнакомец разговаривал на ломаном койне с тем акцентом ,который обычно иудеи слышали у римских солдат. - За что так жестоко?
-За Слово Божие, - был еле слышимый ответ. Отец Иосиф немного знал койне, которому его учил отец Иоанн Зеведеев.
-За слово ,говоришь? - усмехнулся тот. - За слово так не уродуют. Ты чем-то их очень рассердил странник.
Стряхнув тунику несколько раз ,он надел её снова ,подошед к отцу Иосифу ,склонился над ним, пристально рассматривая лицо и обнажённые конечности.
-Дай ,сниму твой плащ и хитон: их нужно высушить ,а самого тебя внимательно осмотреть. Кто знает ,может эти дикари серьёзно тебя где-то повредили.
-Как зовут человека, руками которого Господь избавил меня от пребывания под беспощадным ливнем? - проговорил сквозь стон от нежданно нахлынувшей боли отец Иосиф, стягивая с себя одежду.
Боль отдавала чем-то новым.
И почему то ужасно знакомым.
-Этиас - моё имя, о складно говорящий муж, - был ему ответ. Одежда отца Иосифа через несколько мгновений была выжана и расстелена на камнях. - Публий Этиас. Давай кА ,странник ,переместись вот сюда ,так хот не простудишься. Замечательно. А теперь давай осмотрим твои раны. Я всё-таки солдат и кое что в этом смыслю.
-Солдат?
-Ага, я дезертировал из легиона. По пути из Петры в Трапезонд. Обратным путём - сюда ,а теперь на юг, в Тир. Там у меня любимая...
-И ты рассказываешь это первому встречному, которого и часа не знаешь? - по устало-напряжённому лицу отца Иосифа скользнула расслабляющая улыбка.
-А что ты сделаешь? - Этиас ответил вопросом на вопрос ,не отрываясь от осмотра ран. - Пойдёшь в город и доложишь в гарнизон? Очень остроумно.... Так, переломов ,вроде бы нигде нет, всё ушибы. Но знаешь...я служил в легионе три с половиной года, но не думал ,чтобы человек со столькими рваными ранами может выжить. Ты уж извини, моя туника слишком коротка ,чтобы делать из неё перевязки ,а вот твой хитон...
Пока Этиас нещадно разделывал полы многострадального хитона ,отец Иосиф, оправившись от первых впечатлений произошедших с ним за этот день событий .уже привыкший не реагировать на боль, когда это необходимо ,принялся разглядывать своего нового знакомого: крепкого телосложения, тот босой мог бы точно без остановки пройти полдня (отец Иосиф любил выносливых спутников). Лицо самоотверженное и мужественное, морщины не скоро собирались бороздить его. Щетина на лице показывала ,что он действительно был в бегах недели две или около того.
-И давно она тебя ждёт?
-Кто?
-Любимая твоя из Тира.
-А-а. Да уж с календ девятого месяца. Я вообще то родом из Амазеи - там меня включили в пятый Понтийский легион ,который направлялся в Идумею. А через пару лет мы получили приказ дислоцироваться в Тире. Там я её в первый раз и увидел...Может, зря я всё-таки бежал, найдут ведь. И с нею счастья не будет ,если стану бояться всякого шороха за спиной.
-Зря ли? - отозвался отец Иосиф. - Может быть, так оно угодно свыше ,иначе бы я тебя не повстречал.
Этиас саркастически усмехнулся.
-Велико провидение: спас странствующего фанатика ,который порядком надоел местным жителям.
Он затянул последнюю повязку и поднялся во весь рост.
-Ты не веришь в провидение, - констатировал отец Иосиф. - Ведь так?
-Я ни во что не верю, странник - отозвался Этиас, - ни в Юпитера ,ни в Митру, ни в бредни греков о душе и её метаморфозах. Боги знают свои права и обязанности человека. А мне кажется, что свои обязанности я местами знаю получше их, да и насчитается их гораздо меньше, чем принято свыше. Богов нет ,еврей, даже если нам очень сильно захочется, чтобы они были, их всё равно нет. И добра нет ,и зла тоже нет. Есть порыв и результат ,а остальное - ничто. У меня был порыв: я подошёл к тебе и помог ,а мог бы и не подходить. Далее мы оба имеем результат: у тебя гораздо меньше шансов загнуться ,а я доказал самому себе ,что я далеко не чёрствый человек - и то радостно, знаешь.
Словно водопад, сплошной стеной низвергался ливень, заполняя собой немый страх земли. Мелкие брызги от ударявшихся о камень капель беспрепятственно достигали обоих мужчин ,бездумно глядевших на сплошную завесу ливня.
-Чем-то ты действительно им не приглянулся, - подал голос Этиас.
-Я ожидал, что так может случиться, - безразлично ответил отец Иосиф.
-А зачем тогда пошёл туда?
-Им нужно Слово.
-Ну ты и впрямь фанатик, - фыркнул Этиас, - что это у тебя за слово такое, что за него и убить могут, а ,еврей? Или это слово не награждает твои ноги прытью и руки быстротой движения для того, чтобы вовремя ретироваться или наподдать особенно назойливым оппонентам.
-Наподдать?
-Конечно. Вот этот посох ,что лежит у твоих ног ,можно довольно эффективно использовать не только по его прямому назначению.
С этими словами Этиас поднял с пола посох отца Иосифа, ухватил его посередине и встал в боевую позицию.
-Вобщем так, странник, - заключил он, - я тебя, считай, спас от незнамо какой участи - мне же придётся тебя кое-чему научить. Чтобы ты смог сделать то, что надо ,когда меня рядом не будет.

-Да, так уже лучше. Хорошо. Э-эй, поосторожнее, не заряди мне в промежность!...А теперь удар сверху. Неплохо. И тычковый в грудь. Действительно ,сегодня ты это делаешь лучше, чем накануне. Уж даже не знаю, откуда у тебя такая прыть, Иосиф ,если драться тебя никто раньше не учил. Где ,говоришь, ты воспитывался? При храме Иеговы в Иерусалиме? Постой! Так его уже лет пятьдесят назад того ,а тебе, гляжу, на вид лет этак едва за сорок...А, ладно ,какая разница. Давай по новой: теперь я нападаю ,а ты обороняешься. Всё запомнил из того, что я показывал? Хорошо ,начинаем.
Зрелище было весьма забавным: недалеко от торного караванного пути римский дезертир обучал еврейского проповедника управляться в бою с посохом и без него. Еврей ,на вид почти что вдвое старше римлянина, внимал с покорностью ученика наставления последнего безо всякой доли иронии и пренебрежения на лице. Отец Иосиф в точности старался повторять движения Этиаса ,а тот, довольный, что у него хоть и на малое время, но появился не только попутчик ,но и ученик ,старался выжать из себя и из него всё, что возможно выжать из человека для нужного результата. Естественно не забывая о продолжении долгого пешего перехода после привала.
Рядом на самодельном вертеле над костром жарился худосочный кролик ,которого еврей и римлянин на пару забили камнями.
Больно уж кушать хотелось.
Впрочем, как и обычно.
-Тоже ведь тварь Божья, - пробурчал отец Иосиф ,приканчивая зверька ударом в череп.
- Но я надеюсь ,что твой Бог не велит тебе умирать с голоду, - усмехнулся Этиас ,беря мёртвое животное за задние лапы. - А вообще, куда ни глянь - везде один исход.
Худосочный кролик показался весьма аппетитным после полутора суток путешествия с пустым желудком. Особенно ,после слегка измотавшей тело тренировки с посохом.
И без.
-Ну вот, ещё несколько таких тренировок, - важно проговорил Этиас, заглотнув едва остывший кусок мяса, - и ты уже чем-то будешь отличаться от кролика. Тогда ты сможешь своей дубиной надавать этому сброду по самое "не хочу". Вспомнишь мои слова.
Отец Иосиф ,неспеша дожевав и проглотив свой кусок ,поднял на него глаза и медленно произнёс.
-Мжет так оно и могло бы быть. Но я не буду им давать по самое это твоё...вобщем, не важно.
Этиас чуть не поперхнулся.
-Почему это? Они на тебя всей толпой ,а ты им - ничего?! Да?!
-Думаю ,сейчас тебе этого не понять, друг мой. Скажу лишь одно: я счастлив страдать за Господа, ибо Господь был счастлив пострадать за меня.
-Слушай ,еврей, - Этиас пристально оглядел умиротворённую фигуру отца Иосифа, - я что-то не пойму: ты или меня дурачишь ,или сам сумасшедший. Или , может быть ,я сумасшедший и слышу то ,чего ты и не произносил?
-Нет, Этиас, - был ему ответ, - ты не сумасшедший. А я - тем паче.

Глава 10.

Его вели сквозь очумевшую толпу. Сплошным потоком заполонившую улицу между грозившими сомкнуться сплошными узкими каменными створками с редкими окнами, забитыми любопытными лицами.
Земля иерусалимская гудела под их ногами, выплёвывая наверх полупрозрачные слои пыли ,смешивающейся с разноладными выкриками толпы. Поток людской по мере продвижения своего к северным воротам ,ведущим на мрачную Голгофу, место казни преступивших римский закон ,ширился, набухал ,смердил полуденным потом, обильно орошавшим одежды под жарким зенитным солнцем. Люди стекались со всех кварталов .примыкавших и не примыкавших к улице ,по которой вели осуждённых.
Их было трое. Двое зелотов-экстремистов и один несостоявшийся пророк ,называвший себя помазанником божьим. Увы ,но можно согласиться с тем, что в наши дни, далёкие от славных времён предков ,времена ,когда престол Давида попирает стопа необрезанных прихвостней кесаря ,довольно смешно говорить о каком-то мессии ,якобы исцеляющем людей и творящем прочие "божии" чудеса. Знаете , приструнят одного - другие сто раз думать будут, прежде чем следовать этому пути. А если быть совсем честным, то даже люди Храма от первосвященника до самого младшего левита нынче больше верят хорошо набитому кошельку, чем Господу Саваофу.
Поэтому вперёд ,легионеры ,необрезанные ничтожества, мнящие себя господами мира: искореняйте сорняки на своём пути ,не забывая в то же время и нам оказать своего рода услугу. Вы уже хлестали этого по голове. Радуйся ,царь иудейский! Вот тебе и путь на коронацию. Расчищайте ему путь своими бичами. Махнул направо - толпа отступила, одёрнул бич - ещё одна полоска на спине царя иудейского. Ну чем не царские украшения ,тем более, что мантия и венец - всё при нём ,как подобает.
Правда ,венец терновый ,а мантия порвана в нескольких местах ,но это не меняет дело.
Картафил растолкал не перестававшую двигаться толпу ,пробравшись как можно ближе к осуждённым ,пристроился слева от еле волочившего ноги Иисуса из Назарета , "царя иудейского" ,еле волочившего ноги, тащившего на спине здоровенную плохо обтёсанную перекладину, нещадно пригибавшую осуждённого к земле. Каким-то чудом между взмахами бича легионера ,шедшего рядом с ним ,к измождённому пленнику подбегали женщины и, едва успев отереть платками пот и кровь с его лица, отступали обратно в толпу и продолжали следовать дальше.
Что ж, сочувствуйте ,недолго вам осталось это делать.
Картафил снова переместился и пошёл рядом с одним из легионеров ,вооруженного копьём и гладиусом. Тот ,скользнув взглядом по одеянию Картафила, решил, что будет иметь неприятности с синедрионом, если огреет древком этого ехидно улыбающегося еврея .видно как и многие другие из этой священнической кодлы ,извлекшего выгоду из казни этого "иудейского царя".
Но тут осуждённый ,очередной раз оступившись, упал. Упёрся почти белыми от пыли и праха руками в мостовую. Римлянин ,рядом с которым шёл Картафил ,раздражённо вздохнул и, поудобнее ухватив копьё, сделал было шаг к упавшему ,но служитель Храма опередил его.
В два прыжка он очутился рядом с силившимся встать осуждённым ,зависнув над ним хищной птицей, готовящёйся сцапать свою беззащитную жертву, широко раскинув тощие жилистые руки. Которые сами сделали своё дело.
Правая рука с силой плашмя опустилась на повернувшееся в его сторону лицо. Звук от удара потонул в выброшенных желчной глоткой словах:
-Ты ещё смеешь здесь валяться, дабы тебя пожалели?! Нет уж ,Иисус, иди до конца. На коронацию не опаздывают!
И Картафил зашёлся булькающе0каркающим смехом, довольный собственной шуткой.
Осужденный медленно поднял глаза на разгневанного иудея. И тот один услышал сказанное:
-Я пойду, Картафил. И ты пойдёшь. Но ты будешь идти, пока я снова не приду сюда.
И взгляд. Полный жалости и сожаления...
...Толпа продолжала двигаться ,натыкаясь на Картафила и обгоняя его. Испуская редкие но резкие ругательства в его адрес. Картафил тоже шёл. Медленно ,неуверенно. Но шёл.
Он не совсем понял смысл сказанных ему слов. Но он почему-то знал, что в них был конец.
Или начало?
* * *
Похлебка была жидкой и пресной. Это я понял по выражению глаз отца Иосифа, ибо на лице это никак не отразилось. Он привык временами есть пищу похуже. Как ведь неплохо иногда получается ,что некоторые существующие на этой земле разумные виды совсем не нуждаются в еде. Я имею ввиду себя любимого. Дорожные посохи не питаются чем-то осязаемым. Я по прежнему покоился рядом с левой рукой отца Иосифа ,вальяжно облокотившись на стол. Мне наскучило наблюдать за окружавшим нас разношёрстным людом ,и я принялся осматривать самого себя ,что иногда тоже бывает полезным. За тридцать лет странствий внешний вид мой действительно оставлял желать лучшего. По весьма очевидным причинам я заметно потемнел ,местами слегка обуглился ,нижний мой конец медленно но уверенно стирался ,а верхний становился всё более гладким из-за того, что там постоянно покоилась рука отца Иосифа. Кое-где стали замечаться пока ещё не разразившиеся трещины. Вобщем ,так себе видок.
Может быть поэтому юная разносчица заказов ,проходя мимо нас, нечаянно задела меня краем своего неброского платья. Или может быть она вообще мало кого замечала. Потому что в следующее мгновение по чисто профессиональной - извиняюсь за ералаш (кстати, неплохое словцо!) - оплошности пролить горячее полужидкое блюдо на одного из постояльцев, сидевшего за соседним столом. Постоялец по-видимому являлся выходцем из Сирии - его выдавал мягкий приморский выговор ,сильно контрастировавший с грубым тембром голоса -, он носи длинную чёрную кудрявую бороду, имел глубоко посаженные глаза и здоровенный волосатые ручищи.
-Проклятая девчонка! - завопил он, ошпарено вскочив на ноги и хватая испуганную девушку за волосы. - Заживо сварить меня хочешь?!
Хозяин постоялого двора, хлопотавший за приготовлением еды где-то в углу, забился туда ещё глубже ,делая вид ,что он здесь не при чём. Он ещё больше захотел быть не при чём ,когда сириец отбросил хрупкое создание с сторону так ,что она покатилась по полу чуть ли не до самой стены.
И он уже точно мог остаться не при чём ,когда отец Иосиф ,взяв меня посередине ,поднялся, подошёл к этому амбалу вплотную и взглянул тому прямо в глаза.
-А тебе чего надо ,святоша? - прогудел тот. - Тоже захотел?
-Захотел, - еле слышно ответил отец Иосиф.
В следующее мгновение я сразмаху влетел нижним концом сирийцу под рёбра ,а верхним припечатал ему в область скулы. Отец Иосиф ушёл вниз от правой руки опешившего ,ещё не успевшего толком почувствовать боль громилы. Я резко подкосил ногу последнего в области голени ,а когда тот упал ,ткнул верхним концом в область кадыка. Я остро чувтсвовал стук крови в его венах.
-Покайся, - лишь это слово слетело с губ отца Иосифа под изумлённые взгляды присутствовавших ,ещё не успевших понять, что всё-таки произошло. Зато сирийский купец всё давно понял.
Хотя, его можно было понять. Быть ошпаренным никто не хочет.
Эх, видел бы нас Этиас...
Девушка уже стояла на ногах, потирая сквозь немые слёзы ушибленные места. Но и она не понимала ,что произошло. Вот был сириец: стоял разъярённый ,как бык. Вот швырнул её на пол - больно, обидно ,но за дело - а теперь он сам еле-еле поднимается с пола и выходит на воздух.
Провожаемый изумлёнными взглядами отец Иосиф сел обратно за свой стол доедать похлёбку, поставив меня на законное место. Чтоб видно было ,наверное.
Наверное ,похлёбка действительно была невкусной.

Глава 11.
Остатки кое-как вымощенной дороги привели путников к руслу высохшей реки. Между камнями временами сновали солнцелюбивые ящерицы ,перебегая от камня к камню. Некоторые просто грелись. Дно русла было полностью сухим ,и путники решили пойти по нему.
Солнце растопило на небе все облака ,не оставив ни клочка спасительных скоплений. Любвеобильное светило одаривало обоих мужчин настолько щедро, что пота ,выступавшего у них на теле могло бы хватить наверное, чтоб заполнить на треть высохшее русло.
Они шли в Тир. Отец Иосиф и брат Этиас.
-Знаешь ,о чём я думаю, отец Иосиф ,Господь действительно велик, если послал тебя на моём пути.
-Пути Господни неисповедимы; и вполне возможно ,что тебе мог повстречаться кто-нибудь другой из детей Христовых. Но Господь заблаговременно заложил в тебе зачатки понимания добра и зла ,в развитии которых ты ,я надеюсь, очень скоро преуспеешь, ибо крещён не ранее двух дней назад. Всего лишь.
-Ну ,тут дело нехитрое, - брат Этиас взглянул на отца Иосифа, - Бог - источник добра, и служа доброму делу, ты служишь и Ему.
-Не совсем так, - был ответ, - ты же не веровал ,когда выхаживал меня близ Петры ,однако, поступил так ,как тебе подсказало твоё доброе благородное сердце. Но в то же время ты не понимал ,как я могу не держать зла и обиды на тех ,кто меня так изувечил. Люди глупы и недальновидны ,и это их беда нежели порок ,поэтому они достойны жалости ,нежели порицания. А что до подобных случаев, то страдать за Всевышнего - самое лучшее ,что происходит в жизни человека. Но это уже выше понимания добра и зла. Баланс между добром и злом называется справедливостью. Око за око ,зуб за зуб ,как гласит иудейский Закон ,которому я неусыпно следовал с юных лет. Но с приходом в мир Спасителя всё поменялось ,и ныне истинные верующие стоят выше справедливости, выше познания добра и зла. Они стоят на пути ,ведущем к Господу и молятся за врагов своих.
Добро и зло суть две никогда не сливающиеся аксиомы ,разве что зло подчас выдаёт себя за доброе начинание. Но если добро будет прямопротивопоставлено злу ,оно тоже становится злом. Ибо нельзя клин вышибить клином ,не оставив зазоров. Борясь со злом его же методами, потворствуем ему. Поэтому нужно что-то, что бы смогло прервать цепь. Жертва Господня на Голгофе.
-Не знаю ,отец Иосиф, - промолвил Этиас после непродолжительного молчания, - но многим может показаться ,что Христова вера - вера слабых...
-однако ,ты так уже не считаешь, сын мой. Увы ,нравы людские вышли за пределы разумного, и ныне считается самоунижением и малодушием пожать руку оскорбившему тебя. В противном случае ты устанавливаешь справедливость здесь ,но отнюдь не на Небесах. Ты пожелал креститься ,увидев в моих словах далёкий свет ,но теперь нужно время дабы дойти до него.
Так за разговорами высохшее русло привело путников в довольно узкое ущелье ,равнодушно взиравшее на всё вокруг.
Они вошли в него. Они бы могли пройти его всё.
Но внезапный блеск , ударивший в глаза путникам ,заставил их остановиться и прикрыть глаза руками. Через мгновение из-за ближайшего поворота выскочило человек семь всадников ,рысью направивших коней к двоим путникам. Римляне. Хорошо вооружены: круглые сирийские щиты, кавалерийские пики и гладиусы. Завидно начищенные и отполированные латы и шлемы указывали на то ,что путь был проделан сравнительно недалёкий. А лошадиный норов говорил о том ,что отряду пришлось слишком много выжидать. Чего?
Или кого?
-Именем кесаря приказываю вам остановиться, - это прокричал предводитель отряда, всадник со впечатляющим навершием на шлеме.
Он подъехал к путникам ближе, пристально их разглядывая. Остальные всадники заставили своих коней топтаться поодаль.
-У нас приказ задержать дезертира Публия Этиаса родом из Амазеи. Последний раз его видели в Петре, и он держал путь ан юг.
-Ну а мы причём? - спокойно ,но с претензией спросил брат Этиас.
-Не перебивать! - гневно вскричал верховой ,подняв ухоженную лошадь на дыбы. - Отвечайте ,кто вы такие и куда идёте.
-Мы всего лишь странники, возвращаемся домой из долгого путешествия, - отвечал отец Иосиф, глядя куда-то в сторону, - а о вашем дезертире и слыхом не слыхивали.
-Да? - верховой сдвинул брови. - Чует моё сердце, что с вами дело нечисто. Эй, Костас!
К нм подъехал другой всадник ,совсем ещё мальчишка ,но в седле он держался боле чем уверенно.
-Знаешь ли ты кого-нибудь из этих двоих, - спросил его главный.
Юноша взглянул на отца Иосифа, затем на брата Этиаса. На последнем взгляд задержался слишком долго. Эти двое были знакомы. Достаточно хорошо знакомы, чтобы молодой Костас в следующую минуту произнёс:
-Это он.
Но не успел юноша выговорить этой фразы, как был выбит из седла стремительным прыжком Этиаса ,который в тот же миг завладел его пикой.
Воинская привычка - атаковать ,пока не атакуем - сделала своё дело. Не нужно было много времени для того ,чтобы остальные всадники ,уразумев ,в чём дело, ринулись на двоих путников, уже готовых к обороне. Один был вооружён пикой, другой - обычным посохом. Один нужен был живым или мёртвым ,а другой мог уйти.
А мог и не уйти.
Теперь уже нет ,ибо на лицо были все признаки сообщника дезертира. Его можно просто кончить.
Природная увёртливость сделала своё дело ,и отец Иосиф успел увернуться от понёсшегося на него во весь опор всадника с пикой наперевес. Дальше работала нажитая годами смекалка: верхний конец посоха угодил в незащищённое лицо не уразумевшего перемены позиций солдата, и тот слетел с лошади, ударившись головой о камни. Он больше не двигался. Меч второго нападавшего отец Иосиф также отразил посохом ,благо дерево ситтим годилось для принятия на себя ударов мечом. Ответом на второй удар был уход в сторону ,а когда рука с мечом провалилась вниз ,в непрочные объятия воздуха, отец Иосиф, улучив момент ,просто схватил эту самую руку за запястье и сбросил седока с седла. Побивать противников ни в коем случае не входило в планы отца Иосифа. Но как избавиться от них по другому, он тоже не знал. Пока не было времени об этом думать, пока нужно было просто сражаться...
Больше всего страх был за брата Этиаса ,который ,легко управляясь с неудобной пикой, отбивался сразу от троих.
Пока только от троих.
Ибо четвёртый с обнажённым гладиусом подбирался к храброму дезертиру со спины.
-Брат Этиас! Я иду!
Отец Иосиф сделал лишь несколько шагов ,ринувшись навстречу. Это могли бы быть его последние шаги. Ибо один из нападавших на брата Этиаса, круто развернул свою лошадь и ударил отца Иосифа мечом сверху вниз. В череп.
Последнее ,что отец Иосиф увидел, это был брат Этиас ,пронзённый навылет пикой ,торчавшей острием из живота. Широко открытыми глазами он глядел перед собой, жадно ловя ртом воздух.
"Почему?! - пронеслось в мозгу отца Иосифа. - Почему, господи?"
А дальше был узкий длинный коридор, источавший слабое свечение ,длившийся сравнительно недолго. После коридора в радужном свете заискрились большие полукруглые решётчатые ворота ,открытые настежь. Мимо прошёл брат Этиас, одетый во всё белое .грустно повернулся ,помахал рукой и шагнул за ворота, в пояс поклонившись седобородому старцу с увесистой связкой ключей в руках ,с нимбом над головой. Старец бросил суровый взгляд на отца Иосифа, отрицательно покачав головой.
-Твоё время ещё не пришло ,Картафил. Тебе надлежит вернуться обратно. Мне очень жаль ,но мы с тобой увидимся далеко нескоро. Во всяком случае, нескоро для тебя. До свидания ,Картафил, и помни: ты не один, мы все с тобой. Господь да хранит тебя.

* * *
Даже Спаситель имел право умереть за других людей ,а меня он такой возможности лишил. Хотя я был бы несказанно счастлив погибнуть вместе с братом Этиасом тогда ,в ущелье. Но у каждого свой путь.
Свой. Единственный и неповторимый. И каждый за него по своему получает. Единственно и неповторимо. Но справедливо ли это?! Справедливо ли ,когда Господь ,не наставляя на нужный путь ,спрашивает с человека за все его деяния. Все мы орудия в руках Его, но Иуда предал Его. Значит и он - орудие? Но если не он, тогда - кто? Был бы кто-нибудь другой ,но какая разница: всё одно, кто-нибудь должен был Его предать.
И что должен был получить этот кто-то, на несколько дней одержимый сатаною, а потом раскаявшийся? Разве ад?
Или всё-таки рай?
-Ты действительно хочешь об этом знать ,Картафил?
-Неужели...?
-Мне позволили говорить с тобой, ибо тот ,кого я предал ,услышал твои молитвы.
-Говори! Говори ,исх-Кариот, я слушаю!
-Ты считаешь ,что я был одержим сатаною ,когда выдал назарея Каиафе. Но разве ты не был им одержим, когда наносил свой УДАР? Один ударил, другой поцеловал. И каждый по-своему страдает. Но ты страдаеь в служении ,а я...Тебя, ударившего и раскаявшегося, многие слушают ,ибо даже этот фарисей Павел в святых ныне ходит ,а кто бы поверил мне, слабоумному ,притче во языцех? Вся надежда на то, что я отмучаюсь до того ,как назарей снова вернётся в мир людей.
Мрачный лик Иуды-исх-Кариота ,наполовину тонувший в клубах откуда то взявшегося тумана ,равно как и весь силуэт его, дополнял всем своим видом безнадёжно-ровный тон голоса.
-Ты гадаешь, - продолжал он, - в раю я или в шеоле? Мне так же как и тебе трудно ответить на этот вопрос. Когда я убил себя ,я не знал Иисуса ,как сына Божия. И я не знал ,прощён я или нет. Из-за этого и не может душа моя успокоиться. И нет вроде бы страданий ,как таковых, но и не рай это. Покоя нет.
А когда нет покоя - это хуже стократ всяких страданий.
-Не тереби душу, Иуда! - воскликнул Агасфер, подошед вплотную к призраку ,и тут же отшатнулся. Тело исх-Кариота от солнечного центра до низа живота было разорвано в клочья, и внутренности ,казалось ,вот-вот вывалятся на землю.
-Страшно ,Картафил? И мне было страшно. А ещё мне было страшно ,когда я попал в шеол. Да, я был в шеоле после того, как удавился. Я видел всех ,кто жил на земле с начала времён ,я говорил с праотцом Адамом и его сыновьями, я слушал проповедь Иоанна Крестителя об Иисусе и его миссии. А ещё я знал ,что скоро он явится сам. И он явился и принял наше покаяние ,и многие покаявшись, вознеслись вместе с ним на Небеса. Я тоже каялся ,рыдал ,бил в исступлении землю кулаками и вдруг почувствовал ,что тоже поднимаюсь вслед за всеми, а удаляющийся шеол вдруг вспыхнул пламенем ,словно геенна близ Иерусалима.
Плач и скрежет зубовный!
Но я не достиг Небес, Картафил ,я и сам не знаю, где нахожусь, и откуда твои молитвы меня на время выдернули.
Глава 12.

Была в одной армянской рукописи одна миниатюра весьма, скажу я вам, традиционной манеры исполнения. Изображён на ней архиепископ Гурген в своём чёрном одеянии без головного убора с золотым крестом на груди, напротив него - человек впечатляющей наружности. Скорее, своеобразной .нежели впечатляющей. Серый балахон на нём ещё больше усиливает в образе этого человека некий элемент парамонашеского отчуждения. Оба сидят за трапезой ,ведя, может быть, вполне занятный застольный разговор. Миниатюра оформлена причудливым орнаментом и характерным для искусства той эпохи рисунками представителей мира пернатых.
Долгое время рукопись эта вместе с миниатюрой хранилась в *** монастыре, затем была перевезена в Киликийское армянское государство ,но в скором времени оказалась утрачена. Навсегда.
* * *
Его святейшество архиепископ Гурген прекрасно понимал ,кто сидит перед ним. Не каждый в этом бренном мире мог похвалиться тем ,что воочию видел эту ходячую апокрифическую легенду. "Ходячую", потому что везде и всегда ходит. "Апокрифическую" ,потому что весь Первый Никейский Собор в один голос открестился от такого вопиющего парадокса времени. "Легенду", потому что вряд ли уже кто-то верил в то, что Вечный Жид когда-либо существовал.
И вот теперь он сидел напротив отца Гургена, пощажённый божьим провидением ,хотя на дворе был 1265 года по Григорианскому исчислению. Он ест ,как все и пьёт ,как все. И говорит почти как все. Говорит то, что многие назвали бы выдумкою ,но ,судя по всему, если что-то и можно было в этом мире именовать правдой, то слова Вечного Жида в этом списке стояли бы на первом месте.
Может быть и так.
А может быть ,и нет.
Кто знает...
-Вчера я дал тебе понять ,как Картафил ,служитель Храма, стал Вечным Жидом, - отец Иосиф отпив немного вина, без звука поставил кубок на стол, - нынче же я продолжу свой рассказ.
Я понимал, что в жизни моей произошло что-то такое, что извлечёт из моего словарного запаса само слово "жизнь". Много лет странствий и бесед с учениками Христа подвигли меня осознать всю суть моей доли в этом мире. И я стал нести людям Слово Божие ,крестившись у Анания в Дамаске ,как Павел из Тарса.
-Ты действительно искренне поверил ,сын мой? - архиепископ смотрел ан своего собеседника, не мигая.
Отец Иосиф скользнул по нему взглядом ,не удосужившись задержаться ни на единой черте облика армянина.
-Ты имеешь право вопрошать об этом ,и я прекрасно тебя понимаю ,ибо таким людям ,как я, редко верят с первого раза. Чаще всего не верят совсем. Да ,я поверил ,я уверовал в милость Божию равно как и в то, что ударил Христа в тот день, четырнадцатого Нисана. Сухим и безжизненным выдался тот месяц ,равно как и душа моя ,испившая всю влагу из Закона, оставив один лишь песок.
Мы много говорили об этом с отцом Иоанном Зеведеевым. Он как-то сказал мне, что перед тем, как всё прейдёт, мы будем держать ответ перед Небесами за всю церковь ,и не сладко придётся тем ,для кого Христос стал краеугольным камнем. Я долго об этом думал ,но в те годы, когда сердце моё было преисполнено Духом Божиим ,мысли мои на сей предмет были не столь мрачны. Я слышал зов. Зов отовсюду: из глубин души и из вне, будто бы меня вели и глаголили :"Иди! Иди туда ,где не ступала нога чад Христовых!"
Шло время. Сменилось поколение, и я оказался единственным на Земле .кто воочию видел Христа, но мало кому спешил рассказывать это; не только потому ,что поверить смог бы далеко не каждый, но что-то подсказывало мне, что делать этого не стоит. Лишь много десятков лет спустя я понял, что люди очень хорошо умеют маскировать свои противоприродные прихоти под обиду на Всевышнего.
Не могу сказать ,что мне удалось смириться со свей участью клянусь ,если бы не моя непоколебимая уверенность в непогрешимой правде Господней ,ибо никого кроме Христа рядом со мной не было, я бы точно помутился рассудком. Я рыдал ночами в пустынях и восхвалял Имя Его за то, что чувствовал всечасно Его длань на своём плече. Я был слеп и ведом ,но желал бы каждому быть таким ведомым.
Гурген поднялся из-за стола и, подошед к очагу, стал ворошить палкой угли ,давая при этом возможность живописным снопам искр попеременно вырываться наружу, из маленькой монастырской преиподнии.
-Ты действительно веришь, что будешь жить до Страшного Суда? - не без интереса в старческом голосе спросил он.
-Вот уже сколько веков не перестаю в сием сомневаться, - вздохнул отец Иосиф. - Ты же поверил мне, что я - Вечный Жид. Не сразу, но поверил.
-Тебя так оскорбительно прозвали люди лишь потому ,что ни один из них не был никогда на твоём месте. Народ думает лишь то, что ему легче всего думать.
-Я молю Господа и за это, - был ответ, - спасение их в собственном неведении. И если меня хотят называть Вечным Жидом - пусть. Мне дано жить и с этим клеймом. Да ,я уверен в сием, ибо Сам Господь велел мне ждать Его возвращения. Но клянусь тебе ,чем хочешь, святой отец ,никто из Первых не думал ,что ждать нужно будет так долго. И я ,продолжая служить Богу и Церкви Его ,внял и поддержал проповедь о всечасном пребывании в бодрости духа. Перед наступлением Царствия Божия нам всем будет дана возможность завершить свой путь ан вершине единения с Господом.
Но не всякого путь его приведёт к этой вершине. И ,равняясь на мнение тех ,кому никогда не удавалось достичь этой вершины ,ты вдруг начинаешь сомневаться в том, что являешься частью Тела Христова.. тебя принимают в любой общине Церкви .в любом городе Империи. Ты беседуешь с пресвитерами ,диаконами, учителями, простыми членами общины. Ты проповедуешь им в урочное время после молитвы ,и скорописцы ,нанятые более состоятельными прихожанами, записывают слова твои ,дабы они остались в сердцах последующих поколений. Для того, чтобы не обременять общину, ты трудишься и отдаёшь ей заработок.
Ты поистине видишь чудеса и проявление Воли Божией. На фоне грязного ,развращённого, низкого мира Империи колышатся оазисы братства и непреложной любви. Когда раб и господин сидят за одним столом ,внимают одной и той же проповеди ,и к тому же раб может быть пресвитером или учителем ,наставляя своего господина на нужный путь. Вот она - истинная благодать!
Но так мне только казалось...
Всё, что делается человеками - не суть совершенно всё ,что делается Богом через человеков. Стоит лишь людям сойти с намеченной свыше цели, они тут же изобличают себя сами. Иногда овечьих шкур не хватает на всех волков.
Я видел это. И понимал, что ситуации не исправить. Оставалось только молиться. И уйти.
Я держал путь через Македонию и Иллирию ,на север - нести Благую Весть полудиким варварам в Галлии. Я проповедовал и крестил ,идя через Набронскую Провинцию и Иберию ,а затем - через пролив - в чёрные провинции. Я следовал провидению, постепенно понимая ,что всё, что удастся оставить после себя, постепенно примет вид общин Ахайи и Малой Азии. Четыре столетия я мучался сомнениями, вопрошая Бога ,верно ли я поступаю. Но ответ был всегда один и тот же: "Держись своего пути".
Но каков путь мой?
В конце концов я решил прекратить странствия, осознавая, что чуткость сердца моего к Божественной Воле притупилась ,и вновь было необходимо обрести себя. Я остался в монастыре в Фиваиде и в скором времени постригся в монахи ,следуя обычаям ,о которых я и слыхом не слыхивал ,покидая Восток. Я пребывал в посте и молитв ,искушаемый сатаною и бесами. Я видел благодать Божию, дававшую мне возможность ещё более укрепляться в вере. Тогда мне почти удалось смириться с мыслью о моей участи. Ибо каждому надоедает ждать Конца.
-Ты говоришь об укреплении в вере, сын мой, - архиепископ снова сел за стол и, допив оставшееся в кубке вино, налил себе снова. - Но разве один раз ,увидев Христа ,невозможно было в него уверовать?
Отец Иосиф тоже налил себе в кубок вина из кувшина. Глубокий вздох предшествовал его ответу:
-Сам отец Иоанн как-то признался мне ,что когда Спаситель пребывал на Земле ,он сам и многие из апостолов не могли полностью уверовать в Него. И не только Симон бар-Иона просил у Иисуса дать ему больше веры. Что уж говорить обо мне? Вера питается как извне ,так и изнутри ,и равно как очагу твоему, ей нужны новые и новые дрова ,чтобы дарить тепло.
Настали однажды времена ,когда очаг перестал получать дров ,и огонь прекратил греть мне душу. Во всяком случае мне так казалось тогда. Но дело было несколько в другом: ведя затворническую жизнь в монастыре, длившуюся около ста пятидесяти лет ,я вдруг начал осознавать ,что моё место не там, в Фиваиде ,а в мире ,который так несовершенен и парадоксален. И я отправился в странствия.
Я исходил пешком много и много стадий ,побывав и в земле скифов ,и в Гиперборее, в суровых нордических землях и на островах Британии. Я не проповедовал более и не учил ,ибо не задерживался долго нигде ,но продолжал идти. Моя проповедь была в моих действиях и образе бытия ,побуждая некоторых задумываться ,а когда кто-либо начинал задумываться ,у него есть шанс многого достичь.
-Но уверен ли ты, сын мой, что поступил верно ,уйдя в мир из монастыря?
-Не могу сказать, что я ушёл в мир. Соглашусь ,я был в мире ,но и вне его также пребывал .ибо вряд ли когда-нибудь стану по-настоящему мирским человеком. Господь любит меня ,и предоставление Им свободы выбора - лучшее проявление Его любви. Мой путь и есть Его благословение ,и я следую ему ,осознавая ,что в день Страшного Суда меня ждёт та участь ,которая была предрешена изначально. Может быть когда-то я найду в себе силы вернуться в Церковь ,но только не сейчас.
Архиепископ Гурген ,подперев правой рукой подбородок ,задумчиво глядел перед собой.
-А стоит ли? - тихо сказал он.
* * *
История этой встречи всё же была увековечена на пергаменте. В 1228 году, через шесть лет Гурген пребывал в Англии ,в монастыре Сент-Олбанс ,в хроники которого и была занесена эта история. Позднее рассказ Гургена был скопирован из хроники Матвеем Парижским ,а ещё позднее - в1242 году - Филиппом Мускесом, будущим епископом Турне.
Также после 1505 года Венного Жида видели такие известные личности как великий сарацин Фадхилах, Пауль фон Айцен ,будущий епископ Шлезвига, а также Якоб фон Гольштейн и Кристофер Краузе ,посланники при испанском дворе. В 1601 его встречали в Вене и Москве ,в 1603 - в Любеке, год спустя - в Париже ,в 1633 - в Гамбурге, в 1640 - в Брюсселе, в 1642 - в Лейпциге, в 1721 - в Мюнхене, а в 1868 - даже в Солт Лейк Сити.
Но даже эти точно датированные события - не говоря уже о датированных всего лишь приблизительно - под необъятным пластом времени уже превратились в легенду.

Глава 13.

В ранней предрассветной дымке ,сквозь осенние деревья ,в сонме падающих листьев ,на земле росой умытых, небо вниз свой взор бросало. На поляну средь дубравы, где подлесный полусумрак отступает в нетерпеньи захватить нестройный воздух; на поляне этой - девы, девы три ,стройны ,изящны, локон русый вьётся ниже ,много ниже плеч покатых ,грудь и бёдра еле-еле ткань прозрачная скрывает. Шесть пар глаз полузакрытых позволяют тонким ручкам колыхать небрежно воздух, вторя в такт их резвым ножкам. И по кругу девы эти вокруг идола из древа, что поставлен много сотен лет назад в лесу дремучем, танец своё ведут чудесный, славя красоту с природой в Унтервальденских чащобах ,во Швейцарии гористой.
* * *
Да, действительно, так оно и было. С незапамятных времён три нимфы не прекращали своего танца вокруг древнего идола ,расписанного огамами и причудливыми рисунками. Плавно и легко двигались их ,будто воздушные, тела ,не оставляя никакого намёка на то, что простым смертным это не под силу. Они были созданы для того, чтобы танцем своим славить лес и природу ,ведь и без слов можно глаголить о Добре. Земля вокруг них не была утоптана ни на палец ,будто ноги танцовщиц и не касались её ни одно мгновение. Нимфы плясали днём и ночью, при зенитном солнце и полной луне ,и неземное сияние исходило от них, озаряя всю поляну.
И звучала музыка. Древняя, красивая, способная пережить столетия, музыка... Она шла из ниоткуда ,а может быть ,и от них ,от танцующих дев. Не прекращался танец ,девы никогда не останавливались и не разговаривали с теми, кто приходил сюда, в место, известное людям с незапамятных времён и издревле считавшееся священным.
Тысячи четыре лет тому назад люди ,жившие в этих краях, часто ходили сюда без страха. Просто ходили смотреть ,как кружатся под чудесную музыку эти неземные создания. Потом это место забыли ,но когда Рудольф Первый Габсбург отправил в свободные кантоны полчища своих головорезов во главе с Гейслером ,когда новая власть стала осваивать здешние леса, это место обнаружили вновь. Многое пытались сделать: и заговорить - тщетно, ни одна из дев не прервала танца - ,подойти ,остановить - но какая-то неведомая сила отбрасывала назад желавших приблизиться, не давая помешать сакральному действу ,словно существовала неотмеченная граница между танцующими девами и внешним миром - ,звали священника ,читали молитвы ,кропили святой водой - ...всё оставалось неизменным.
На этом маленьком клочке земли ,живом древнем чуде, время будто бы остановилось и не собиралось двигаться дальше. Наместник Гейслер и габсбургское духовенство злилось и топало ногами ,но нисего не могло поделать.
Наконец была предпринята последняя попытка "прекратить эту ересь", ибо многие местные жители частенько захаживали в то место. Вроде бы за хворостом.
Но нельзя же верить черни ,втайне вполне возможно исповедывающей Вельзевула! Ходили слухи, что несколько близлежащих деревень в полнолуние скопом отправляют здесь шабаш с этими...тремя танцующими ведьмами.
Поляна была оцеплена кнехтами наместника. Угрюмый десятник, заложив руки за спину, степенно-нервным шагом измерял территорию от одного кнехта до другого. Десятник был уже не молод, лет под пятьдесят ,сутулый ,седой с морщинистыми обвислыми щеками и деланным сосредоточенным взглядом, источавшимся из впалых красных нервных глаз. Кривой рот мял травинку и попеременно плевался на землю. Ноги уже несколько раз пробовали подойти вплотную к танцующим ,но снова и снова сами разворачивали тело в обратном направлении. После очередной такой попытки десятник замахнулся в сторону мерзких дьявольских отродий ,затем отвёл руку, слегчив жест до лёгкого отмахивания, ругнулся с загибом сквозь зубы ,снова сплюнул ,ковырнул ногой землю и продолжил свою бесцельную прогулку по поляне.
Накануне он уже приказывал солдатам стрелять по танцующим из луков ,но стрелы, не успевая достигнуть цели, ломались и отскакивали в сторону. После этого был отдан приказ оцепить поляну и ждать следующих распоряжений из города.
Десятник ждал. Он приказал своим людям встать спиной к танцующим и не оборачиваться. Дабы не соблазниться в вере, как говорит гарнизонный капеллан. Они ,ведьмы эти или как их там...,действительно были недурны собой и знали толк в танце. Да и музыка заставляла расслабиться. Но такие мысли десятник позволял себе только когда рядом не было кого-нибудь из церковников. Кто знает, может и грешно так думать. Да не "может" - что я такое говорю?! - действительно грешно.
Вскоре прибыл новый приказ. С ещё одним десятком кнехтов ,большой открытой повозкой ,запряжённой двумя мулами, и кучей лопат. Приказ гласил: выкопать из земли кусок земли с ведьмами, погрузить на повозку и вести в город. Десятник , несмотря на весьма заметную сложность приказа ,всё равно почувствовал себя лучше ,ибо торчать здесь целый день без дела ему порядком опостылело. Он с оживлением потёр руки и велел кнехтам браться за работу.
Он явно сердился ,когда солдаты, замедляя работу ,пялились на ведьм и на их срам ,едва прикрытый полупрозрачной тканью. Он кричал ,если работа на его взгляд шла медленнее ,чем нужно.
А девы кружились в своём танце и ни ан кого не смотрели...
* * *
Они въехали в город только на закате ,когда горожане уже разошлись по домам, и лишь несколько человек из числа духовенства ждали у помоста на главной площади, освещаемой десятками пылавших во всю факелов. Их ждали в полном молчании ,нарушаемом лишь звуками той чудесной музыки, звучавшей будто бы тише, чем там, в лесу. На поляне.
Ведьм вместе с идолом даже не стали снимать с повозки, просто было приказано с помоста перетащить вязанки хвороста к колёсам.
Десятник, довольный своей работой, встретился взглядом в епископом ,стоявшим в центре группы церковников ,но тот даже не посмотрел в его сторону. Он начал вершить суд:
-Именем императора Священной Римской Империи Рудольфа из рода Габсбургов и именем Святой Римско-Католической Церкви обвиняем вас, женщины ,не назвавшие имён своих, в колдовстве ,ворожбе и сношениях с Диаволом. За эти деяния приговариваю вас к очищению огнём в жизнь вечную во Христе Иисусе. Еле заметный кивок ,и колёса уже пылают, принявшись источать едкий дым. Огонь стремительно пожирал всё на своём пути.
Десятник ,утерев пот со лба, заметил, что народ начинает высыпать из близлежащих домов и заполнять часть площади невдалеке от места казни. Негромкий шум сменился опасливым молчанием и редкими перешёптываниями. Уже хорошо - не имеет смысла оцеплять площадь.
А жадное пламя уже занялось довольно высоко ,охватив не перестававших танцевать дев и молчаливого идола.
В уже успевших опуститься сумерках десятник вдруг заметил среди толпы неброско одетого мужчину с длинными прямыми волосами, упавшего на колени, вознеся руки горе. Губы его дрожали ,несинхронно подёргиваясь. Рассудок несчастного явно помутился. Другие ,отстранившись, почти перестали обращать обращать на него внимания.
-Что они делают!? - шептал он. - Что они сделали ,Отче?! Разве эти создания мешали им жить или они не были созданы ,как всё вокруг?! Ты знаешь ,как я любил ходить в то место и наблюдать их чудесный ,неземной танец ,слушать эту музыку ,наполнявшую моё сердце любовью к Тебе. Так чем же они помешали этому миру ,что даже церковь против таких, как они?! Твоя Церковь! Не это ли засилие волков в овечьих шкурах, Господи?! Что несёт в себе ныне Твоя паства кроме охоты на тех ,кто не такие ,как они?! О нет ,я не ради них глаголил проповедь во Имя Твое. Это - дети Диавола. Отрекаюсь ныне, отрекаюсь ,Господи, от церкви этой! Отрекаюсь!
И ,сотрясаемый глубокими рыданиями, человек медленно поднялся с колен и шатающейся походкой побрёл прочь.
Разыгравшийся огонь костра сокрыл из виду осуждённых танцовщиц и их кумира от глаз собравшихся. Пламя вспыхнуло сильнее прежнего ,заставив повозку с треском разлететься и грохнуться полусгоревшими балками оземь ,поднимая до небес снопы бешеных искр, провожая удалявшегося.

Глава 14.

Из последних сведений о Вечном Жиде брат Доминик хорошо знал, что он любит останавливаться сравнительно надолго в маленьких ,отдалённых районах и старых домах. Меньше всего брат Доминик предполагал ,что ему удастся таким образом отыскать местонахождение объекта.
Яссы. За сорок лет погони за Вечным Жидом он нередко бывал в этом старинном румынском городе ,весьма известным своей историей и достопримечательностями. Но ни тем, ни другим у брата Доминика интересоваться не было времени ,хотя обычные люди в его возрасте очень часто путешествуют по мру, отправляясь после стольких лет труда на заслуженный отдых.
Но подобная мысль ,пришед на ум брату Доминику ,в то время ,как он собирал снайперскую винтовку ,показались настолько чуждыми ,что вторая мысль ,имевшая возможность логически последовать за первой, показалась вовсе абсурдной. Вторая мысль гласила: а что в твоей жизни, брат Доминик, могло быть в другом случае, не встреть ты в своё время отца Вольдемара, царствие ему небесное, и не вступил бы в Орден Страшного Суда? Тьфу ты пропасть ,богохульство да и только! Брат Доминик аж скрипнул глушителем о резьбу ствола. Ничего ,Господь поможет ему справиться с искушением ,он в это верит. И луч надежды на помощь Всевышнего подобен был блеску от ствола винтовки в кромешной тьме этой списанной под снос пятиэтажки ,построенной ещё в первые годы правления Чаушеску.
Брату Доминику не нужен был свет для того ,чтобы собрать эту винтовку - он мог бы это сделать с закрытыми глазами. Он вообще многому ,очень многому, научился за эти годы.
С тех пор, как скончался отец Вольдемар ,прошло чуть больше десяти лет. Старик перед смертью поведал ему ,зарекомендовавшему себя с лучшей стороны адепту, очень многое. С тех пор брат Доминик ,которого стали называть не иначе, как "святой отец" ,овладел новыми обязанностями и соответствующими полномочиями. Он был представлен инстанциям, стоявшим выше отца Вольдемара и теперь держал ответ непосредственно перед ними. В его распоряжение поступала группа адептов ,в которой он работал ,и вся информация по Восточной Европе стекалась к нему непосредственно. Но самое главное заключалось в том, что брат Доминик (будем продолжать именовать его именно так) стал входить в число тех ,кто имел право и получал благословение лично убить Вечного Жида. "Палачи" - так они назывались на сленге Ордена. Нижестоящие адепты ,равно как и он сам ранее ,не имели ни малейшего представления ,кто они такие и никого не знали в лицо. Палач мог устроить покушение лишь сам ,воспользуясь полученной от агентов информации ,и провести его собственноручно ,беря все последствия на себя. О намерении устроить покушение можно было и не информировать вышестоящие инстанции ,но о результате его следовало докладывать незамедлительно.
Брат Доминик слышал ранее о двух-трёх попытках покушения за всю историю существования Ордена ,но они провалились, а вечного Жида после этого надолго теряли из виду.
Брат Доминик имел ещё одно основание убить его: когда отец Вольдемар лежал на смертном одре ,он взял со своего ученика клятву ,что тот сам найдёт и убьёт Агасфера. Сам.
Знал бы покойный святой отец ,как нелегко в таком возрасте летать из города в город ,получая местами весьма полярные сведения ,терпеть неудачу за неудачей и вновь приниматься за дело. Наверное ,он знал ,ибо вряд ли рассказал всё. Ещё ,может быть, он знал ,как в продолжении миссии ты учишься всему ,что требует от тебя твоя деятельность: от сборки на ощупь любого вида огнестрельного оружия до досконального знания оборудования спецслужб и таможенных постов. В продолжении миссии ты - кто угодно ,но только не тот ,кем являешься на самом деле ,ходишь ,где угодно ,спишь ,где придётся ,зная ,что так необходимо.
Так хочет Бог!
Хочет ли?
Опять ересь в мыслях, прочь! Ату её! Вот что бывает ,когда четвёртый час сидишь на холодном полу среди разбросанных кирпичей и досок с ржавыми гвоздями, не отрывая взгляда от тёмного окна на таком же уровне в доме напротив и надеешься лишь на то, что у тебя не окоченеет тело ,когда нужно будет делать выстрел.
Стрелял брат Доминик хорошо из многих видов оружия ,включая и снайперскую винтовку - постоянные тренировки на полигонах Ордена дали свои результаты, хотя начинать следовало бы не десять лет назад ,а много раньше.
Но ЭТОТ ВЫСТРЕЛ нужно было сделать только сейчас и только один раз. Один и навсегда.
Брат Доминик видел много раз в фильмах и видеозаписях Ордена ,как бесшумные снайперы тихо "снимают клиентов" и так же бесшумно уходят. Но на плёнке не было всамделишных убийств ,была лишь имитация. И то - имитация ситуации повышенного риска быть замеченным и попасть под подозрение. Сейчас же время было как нельзя подходящим: нежилой дом ,безлюдный район ,ночь. Время и обстоятельства работали на него.
Часы с фосфорным циферблатом показывали два часа ночи ,но брата Доминика это не смущало. Он знал, он чувствовал ,что Вечный Жид придёт сюда сегодня ,в снятую им за гроши квартиру. Придёт.
Было бы легче просто проникнуть туда и преспокойно дождаться его возвращения ,но брат Доминик ,несмотря на свой солидный опыт ,не был уверен в том, что сможет проделать это чисто ,без следов ,к тому же такой ,как Агасфер ,вполне может почуять что-то неладное.
В последнее время брат Доминик часто ловил себя на мысли ,что начинает рассуждать подобно заправскому криминальному деятелю ,да и действия его временами весьма напоминали действия человека по ту сторону закона. Но ,отмахиваясь от таких раздумий .он уверял себя, что таковы меры ради исполнения цели.
Слишком от многого ему пришлось в последнее время отмахиваться...От мыслей...
Но сейчас стало не до мыслей ,ибо в тот момент ,когда окно загорелось тёмно-жёлтым светом ,думать стало просто невозможно. Руки сами по-удобнее установили на подоконнике без стекла винтовку ,тело автоматически заняло оптимальную позицию, глаз прильнул к трубке оптического прицел. Но именно в эти несколько секунд последней адаптации к выстрелу в окне тёмным бельмом мелькнул силуэт и тут же исчез из виду.
Ничего страшного. Брат Доминик нервно укусил нижнюю губу.
Он снова скоро появится и тогда...
Гулко стучало сердце. Сердце старого человека ,не раз по этому поводу завидовавшему Вечному Жиду ,не обладавшему возможностью стареть.
Вот сейчас ,сейчас он появится в окне и тогда...А что тогда? Разве кто-нибудь в мире понимал хотя бы раз до конца ,что именно будет при наступлении Страшного Суда? В руках какого-то адепта какого-то ордена была судьба всего мира пред Око Божиим ,и одним нажатием на курок можно всё решить. И мир получит по заслугам! Во славу Всевышнего!
Указательный палец правой руки легонько щекотал потеплевший курок. Глаз примерял прицел к воображаемому уровню сердца и головы. Вначале он выстрелит в голову ,а потом в сердце .если Агасфер не упадёт сразу. Будем надеяться ,что стекло не разлетится. Затем...
-Не спится нынче, добрый человек?
От неожиданности брат Доминик резко нажал на курок ,и в окне напротив зазияла назойливая точка, от которой тут же разошлись многочисленный морщинки. Морщинки на лице брата Доминика приветливо им помахали и улыбнулись во всю свою ширь.
Голос ,прозвучавший позади ,показался как нельзя знакомым ,хоть прошло более двадцати лет с тех пор ,как брат Доминик первый раз его слышал. Оставалось только повернуться и нацелить винтовку в грудь его обладателя.
Его снова скрывала тьма.
-Не знаю, почему ты и такие как ты хотят меня убить, - спокойственной монотонности тембра можно было только позавидовать. - Я дам тебе эту возможность. Стреляй!
И здесь думать было ни к чему. Палец сам снова нажал на курок. Кашель винтовки повторился ещё раз и ещё ,но тот ,кого скрывала тьма ,не падал.
- Видишь?
-Т-ты призрак, - в ужасе выдавил из себя брат Доминик, - ты исчадье сатаны!
-Глупец, - насмешливый тон Вечного Жида полоснул больнее плети. - Вот твои пули. Все три. Горячие ,правда ,немного, - рука из темноты протянула адепту три небольших правильной продолговатой формы металлических кусочка. - мне они ,к счастью, не понадобятся.
-Но почему, почему?! - вскричал брат Доминик ,уже не зная, верить ли более своим глазам и ушам.
-Не знаю, - был ответ, - время ещё ,наверное, не пришло.
-Т-ты убьёшь меня? - нотки неизбежного смирения в голосе самому его обладателю показалиьс не сколько новы.
-Нет. Кто же тогда передаст другим ,чтобы они прекратили свои бесплотные попытки. Мы все там будем.
Одни раньше ,другие - ...никогда.

Глава 15.

Гладко спёртый воздух пронизывал лёгкие вдоль и поперёк, позволяя груди дышать лишь по какой-то непонятной прихоти. Сплошной туман был назойлив до невозможности, застилал глаза и гулял внутри головы от одного ушного отверстия до другого. Неимоверный гул приносит в голову этот туман, полностью опорожняя содержимое мыслей.
Ноги облипают страшные тени ,не дающие и шага в сторону ступить. Они заставляют идти только вперёд.
Вперёд...
От дороги, что встречает тебя ,веет прохладой. И это помогает сосредоточить внимание на пустоте.
Пустота начала приобретать очертания. Из неё возник худощавый еврей в платье первосвященника ,с бородой ,помышлявшей когда-то поседеть.
-Ну что ,Картафил? - спросил Иосиф Каиафа, - ты нашёл своего Христа? Или твои поиски ограничились пёсьеподобным следованием за его учениками? Бедный, бедный Картафил, зря, видно, я учил тебя послушанию Храму и Закону. Что сделала с тобой такая жизнь? Ну ,как говорится, что хотел, то и получил. Так и поделом.
Тень растаяла ,обойдя отца тебя справа. За ней уже шла вторая.
-Жаль, сын мой, - грустно проговорил архиепископ Гурген, - я многим говорил о том ,что беседовал с тобой у себя в резиденции ,некоторые даже записывали с моих слов. Но затем это вызвало много толков в богословских кругах Европы. Да и не только там. А мнения были достаточно различными. Многое переделали на разные лады и превратили в миф. И поэтому молва о тебе приобрела довольно тусклую окраску. Прости меня ,сын мой ,если сможешь. Я хотел, чтобы всё было по иному.
И архиепископ удалился во тьму. Которая несколько мгновений спустя выплюнула следующую тень.
-Здравствуй, отец Иосиф, - брат Этиас захотел было помахать рукой, но почему то осёкся, - вот уж не думал ,что ещё раз с тобой увидимся. Знаешь ,смею признать ,что ты дал мне много больше .нежели я - тебе. Ты был прав: насилие губит душу и влечёт следующее насилие. Зло нельзя побороть злом. Единственное ,в чём мы с тобой схожи: ни один из нас не извлёк пользы для себя из того ,что передал своё знание другому. Ну ничего, со всяким бывает. Не скучай ,отец Иосиф, может быть ещё встретимся.
Последней исчезла поднятая в прощальном жесте рука брата Этиаса. Так легионеры приветствовали своих наставников
За твоей спиной возникла следующая тень.
-А, это ты, тот самый псих, что не дал мне прыгнуть вниз с моста, - в ушах зазвучал насмешливый молодой тенор. - Для чего ты это сделал? Не помогло ничего, не помог твой бог со всеми его святыми. Я был вынужден жить, ибо больше у меня не хватило сил свести счёты с этой проклятой жизнью. Кишка больно тонкой стала. А дальше... Дальше - улица ,спиртное ,наркота. Я ушёл из дома ,когда мать в очередной раз обозвала меня неудачником. Работы не было, денег тоже. Стал воровать. Сначала понемногу ,затем - крупнее. А потом...СПИД. Рядом со мной никого не было, кто бы смог меня хоть чем-то поддержать. Где тогда был твой бог и почему он не помог мне?! Жалко ему ,что ли?! А теперь мне всё равно: я умираю, пропади оно всё пропадом...
Тень исказилась в судороге.
-Зачем ты не дал мне тогда спрыгнуть с моста? Зачем, за...
Последние слова, полные холода ,лишь мельком успели отогреться в сознании...
...И был трубный глас ,а затем была снята печать седьмая ,выпустив на волю четырёх всадников воедино. И опустела Земля ,лишь языки пламени попеременно вырывались на обугленную поверхность. Кое-где в ужасе метались редкие люди ,а многочисленная гигантская саранча настигала их и пожирала, пуская фонтаны крови из беспомощных тел. Всё было отравлено той водой ,что сделалась полынью после того, как с неба упала звезда.
А Архангел Михаил попирал в небе копьём Люцифера ,которого уже ожидали двери шеола, ставшего Гадесом и живой геенной.
Плач и скрежет зубовный был там...
Но внезапный свет прервал это дикое столпотворение ,лишь низвергнут был сатана. И хор стогласный вкупе с рёвом звериным гласил на всю Вселенную:
-Благословен Грядый во Имя Господне!!!
Благословен.
И была новая обитель истинным людям: Иерусалим Новый, незапятнанный грехом ,на который исходило сияние от Лика Грядущего. Ему осанна.
Осанна Сыну Человеческому!
-Благословен еси!
Ты пал на лице свое и шептал без умолку слова сии в радости сквозь слёзы.
"Свершилось! Он пришёл."
И был голос ,аки раскат грозовой в ненастье:
-Картафил! Картафил, раб мой ,слышишь ли ты Меня?
-Да ,Господи, - шептал ты, не поднимая головы. Сияние и свет жгло тебе руки, волосы ,спину.
-Я сдержал Своё обещание ,Картафил.
-Да, Господи.
-И свершится Суд, и праведники отделятся от грешников.
-Да ,Господи.
-И вступят они в Жизнь Вечную.
-Да, Господи.
Внезапно воцарилось молчание. Ты знал: Он чего-то ждёт. Но чего?
-А ты ,Картафил, что ТЫ сделал ,чтобы быть с ними?
-Ты зришь, Господи ,ты знаешь всё, и мне ли глаголить о сием?
-Тебе, - рокотнул Глас свыше, - Тебе ,Картафил, держи ответ передо Мной! Я жду!
...И ты открыл глаза...
Было утро.
* * *
Раньше здесь были простые тяжёлые деревянные двери ,скреплённые ржавыми толстыми пластинами. Они стойко висели на нехитрых громоздких скобах, и когда их отворяли ( а для этого подчас не было достаточно ,скажем, двух человек), они издавали такой ужасный скрип ,что уши не закладывало разве что глухому. Сейчас же на месте старых ворот красовались обыкновенный лёгкие :фабричные из листовой стали с частыми копьеобразными зубцами наверху. В правой их створке была недавно смазанная маслом калитка ,не издавшая ни единого звука ,когда он открыл её и вошёл внутрь. Высокие ,чуть ли не крепостные, с наклонным деревянным настилом ,покрытые белой известью, стены ,своей внешней стороной потеряв его из виду, не попытались даже задаться вопросом .что ему здесь надо. мало ли ,может какая то ранняя пташка из приезжих туристов ,коих здесь в выходные дни появлялось немало. С этим вот ,в тройке грязевого цвета ,больше никто не приехал - и на том слава Богу - вон автобус уже пускает клубы дыма из-за поворота.
Ну, раз уж пришёл, входи. Мы, мол, не возражаем.
Он уже прошёл. Не ожидая приглашения.
Дорожка была очень приятной для его ног: сплошная ,кирпичная, с кое-где пробивающимися травинками между прорехами в выкладке. Узенькая такая дорожка ,извилистая ,разветвляющаяся - как раз только она в дождливые дни и спасает, небось.
Обширный внутренний двор ,огороженный непрерывным белым кольцом стены от полного зарастания травами и сорняками спасало две-три косы да трудолюбие местных монахов, для которых жаркие срединнолетние полдни не были такой помехой для работы. Местами росли и деревья.
Он остановился мимо молодой берёзки ,поднял руку ,ласково-легко провёл по стволу, листьям.
"Здравствуй" - сказал он.
"Здравствуй-й-й, - зашелестела она. - Ты кто?"
"Да тка, - усмехнулся он, - человек идущий".
И он пошёл дальше.
Кирпичная тропинка шагов через десять обрела три разветвления: левое вело в хозяйственные отделения, правое - к келиям монашьим, среднее - к монастырскому храму.
Он пошёл туда.
Типичный пример творчества зодчих эпохи "русского барокко", храм ,казалось, желал достать своими семью сфероконическими куполами ,украшенными жёлтыми звёздами на синем фоне, до паривших в утреннем небе редких облаков ,ещё не успевших насладиться наступавшими солнечными лучами. Купола венчали сложноорнаментные кресты ,выкрашенные сусальным золотом ,с полумесяцами у основания. Выложенная кирпичом внешняя сторона стен кубообразной нижней и средней частей храма самодополнялась причудливыми израсцами и полуарками ,выдававшись непосредственно в середине каждой стены.
Он поднялся по известняковым ступеням , вошёл под жестяной навес ,сотворил крестное знамение и вступил в храм. Сырая ,ещё не успевшая с утра полностью пропитаться ладаном ,внутренняя прохлада ласково ударил ему в лицо, заставив оживиться все органы чувств. Здесь по-иному было невозможно. Несколько мгновений спустя глаза полностью привыкли к полумраку.
Заутреня недавно закончилась ,и в храме не было никого кроме старенького пономаря ,усердно вытиравшего тряпкой замусоленные стёкла икон. Вошедший и пономарь обменялись пожеланиями доброго утра. Они видели друг друга впервые.
Гулкие медленные шаги вошедшего по мраморному полу без ковров и циновки мерно отдавались эхом под сводами храма. Позади остались слева икона святых Константина и Елены ,справа - икона пр. Серафима Саровского ,с суровыми боговдохновенными ликами, выполненными в классической иконописной традиции. Далее были Георгий Победоносец ,св. Мина ,Александр Невский и Царственные Новомученники. На колоннах у самого иконостаса - Богоматерь по левую руку и Никола-Чудотворец - по правую. Средняя часть интерьера стен светилась фресками, выделявшимися синим и красным цветами. Фон был светло-серым. Как облачное небо до рассвета. Над св. Георгием - Иоанн Предтеча крестит Спасителя в Иордане ,над Новомученниками - Христос возносится на Небеса.
Множество тоненьких свечей дёргались и потрескивали бесчисленным количеством малых огоньков. Слева от иконостаса чернело большое распятие ,освещённое множеством свечей ,поставленных за упокой, и светом небольшой лампадки ,подвешенной сверху.
Капал воск со свечей, капали слёзы Марии Магдалины по правую руку от Господа Распятого ,капал кровь с ран на руках и теле Его.
Остановившись перед клиросом у резного лакированного иконостаса ,он опустился на колени и долго стоял ,молитвенно сложив руки и уронив голову на грудь. Пожилой пономарь ,закончив свою незатейливую работу, изредка кряхтя, медлен опустился на скамью у стены ,вытер пот со лба рукавом и облокотился на холодную каменную поверхность. Но он сделал это уже когда незнакомый человек поднялся с колен и спешно вышел вон ,направляясь по кирпичной дорожке обратно к воротам.
-Возможно ,я очень скоро сюда вернусь, - проговорил человек всполголоса.
Очень.
Скоро.
Эпилог.

-Володя-а-а! Володя, иди обедать!
-Щас, ба ,ещё пять минут! - отозвался из песочницы мальчуган в жёлтой панамке, вооружённый лопаткой и пластмассовым ведёрком. - Вот дострою башню - и сразу иду.
Он сосредоточенно продолжил работу.
-Иди, иди, - просопел его сосед по песочнице с граблями и паровозиком ,также не отрываясь от работы, - вот уйдёшь ,а я всё без тебя дострою.
-Не-е-а, - обиделся Володя и ещё быстрее продолжил загребать лопаткой песок.
Песок приходилось смачивать водой из лейки. Дождя не было уже с неделю. Но это было не таким уж большим беременем для уютного закрытого дворика ,коему плотную тень обеспечивали густые кроны высоких старых деревьев, чьи массивные корни местами выпирали из земли.
Сейчас же эти старые корни ,видавшие многие виды, служили своего рода скамейкой компактно усевшимся на ним мужчинам ,остервенело резавшимся в "дурака". Рядом в траве стояла двухлитровая бутылка пива ,на развёрнутом газетном листе мирно покоилась аккуратно порезанные хлеб и докторская колбаса. Над игравшими полупрозрачным облаком стоял сигаретный дым.
Скамейку, которую так удачно заменяли вышеупомянутые корни, чинил их товарищ ,плечистый мужик среднего возраста ,обнажённый по пояс. С папиросой в зубах. В данный момент он остервенело распилив здоровенную свежую доску ,заставлявшую пилу пищать и жужжать на все лады. Но пила уверенно шла вперёд.
-Всё, - вдруг выдохнул мужчина, - устал. Два часа корячился с ней рубанком. Степаныч, иди, подмени меня ,я пока передохну.
Один из игравших, пузатый такой бородач, нехотя поднялся с коря и направился к своему товарищу.
-И вообще, - сказал тот ,передавая Степанычу пилу, - шашки принесли бы ,что ли или в крайнем случае домино.
-А ты ,Георгий, - отозвался ещё один из игравших, - лучше бы сына своего, Сеньку, позвал помочь.
Георгий отрицательно покачал головой:
-Сеньку нельзя сегодня. У него завтра зачёт. Сидит сейчас, готовится.
-И правильно делает твой Сенька, - прошамкал наполовину беззубым ртом тщедушный старичок с тростью, подошедший к игравшим и теперь пристально следивший за процессом битья картами о землю. - Вот наступит светопреставление ,а с людей наверху и спросят: кто таков, что в мире делал умного, полезного. Вот. Я так разумею ,а вы как знаете.
-Ты, Митрофан Евграфыч , - обратился к нему лысый мужик в очках, одетый в майку и шорты, - извини, конечно, но с тех самых пор ,как ты ударился в религию ,ещё дурнее стал: про светопреставление толдычишь - аж тошно слушать. Ты давай-ка вот садись с нами ,пока скамейка не сделана. Пива хочешь? (Пас.) Нет, извини ,водки у нас нет. (Отбой.)Пока нет. А когда будет, обязательно позовём. Сейчас вот партию закончим ,и ты с нами сыграешь. Только про концы света не болтай больше, ладно? (Бери-ка ты вальта впридачу.)
-Хорош, Витя ,к Евграфычу придираться, - сказал сосед лысого ,к которому тот так и норовил всё время подглянуть в карты. - Ты вот двадцать лет научный коммунизм читал: а толку? Кому оно нынче надо? (Отбой.) А если ,скажем, про тот же конец света задуматься, то всё равно мысли умные лезут: для чего жил, что хорошего сделал ,что ещё надо сделать.
-А по мне лучше об этом и не думать вовсе, - сплюнул в сторону Георгий, - страшное это дело, конец света...(Всё, я вышел. Витёк, ты опять остался.)
-Это почему же страшное? - спросила проходившая мимо женщина с тазом, полным только что снятого с верёвок белья. - Вовсе и не страшное. Церковь говорит ,что когда конец света настанет, будем жить по-новому. Лучше, то есть.
-Ну это как посмотреть, -заметил Витя ,уже начавший по новой сдавать карты. - Мы то этого сейчас не знаем.
-Ага ,тем более ,что ещё неизвестно ,когда он наступит. (Хожу.) Может завтра ,а может ещё через ого-го сколько времени. (Георгий ,первый отбой - пять карт ,забыл, что ли?)
Это снова прошамкал Евграфыч.
-Могу вас заверить только в одном: когда-то он наступит. Главное, быть к нему всегда готовым.
Все повернулись в сторону человека в костюме грязно-серого цвета, задумчиво глядевшего в землю. С недавних пор он приходил сюда каждый день. Коротать время. Говорил, что путешествует, где остановился - никто не знал. По началу соседи относились к нему подозрительно ,затем заговаривать стали ,и вскоре многие уже считали за своего.
-Это как понять: быть всегда готовым? - спросил Степаныч, приостановив работу над доской.- - Каждый день его ждать ,что ли?
-Может быть и ждать, - ответил тот. - Но ждать - не ждать ,а делать что-то следует. Просто ждать не имеет смысла.
-А что делать? - настороженно спросил Георгий. Игра остановилась, и остальные тоже вроде бы ожидали ответа.
-Ну, - протянул путешественник, - может быть нужно просто знать ,куда ты идёшь. Куда мы все идём.
-А ты сам знаешь, куда идёшь, мил человек, - спросил его Евграфыч.
-Я-то знаю, - улыбнулся тот и поднялся со своего места. - Ну ладно, мне пора. Может быть ещё увидимся.
И он ушёл ,приветливо помахав на прощание рукой тем ,кто остался сидеть. Женщина сбельём тоже пошла. Домой.
-Володя-а-а! Кому сказала: кушать!
-Иду, бабушка! Ну не видишь, иду же, иду!

Самая последняя глава.

В этом православном храме уже не проходили службы. Года этак два с небольшим. Некоторые исторические здания имеют тенденцию не привлекать к себе внимания даже с учётом всеобщей антиквомании. Такие памятники архитектуры вначале решают не реставрировать ,дабы не испортить "старинный вид", затем понимают, что здание давно обветшало, и приводить его в порядок, не говоря уже об эксплуатации, всё равно, что строить небоскрёб на болотах. Объект оставляют в покое. Сносить не сносят - что вы!? это же аморально в наш просвещённый двадцать второй век! - так и стоит никому не нужная груда камня посреди похорошевшего - может быть - города и ждёт свой метеорит. Или тротиловую шашку какого-нибудь неоанархиста.
Врут те, которые считают, что у зданий нет души. Есть она, но увидишь ли её, ощутишь ли, когда изнутри это здание никто не освещает?
Чужая, неосвещённая душа - потёмки.
А храм этот пока держался молодцом. До поры до времени. Да какой это храм?! Так, церквушка ,сколоченная наспех сто с лишним лет назад ,обозванная тогдашней митрополией храмом св. Георгия; поп, отряженный там служить ,сколотил мало-мальски сносный приход и трудился во имя божие от души. Комок нервов между грудью и пахом, правда, не нажил. На первых порах. А потом...в общем, неплохой "приход словил" на прихожанах.
Эта церковь напротив, не относилась к числу не привлекавших к себе внимания зданий. Её достаточно быстро заметили после Большого Провала ,сдвига земной оси во временно-пространственном континууме в результате общехристианской молитвы о прекращении функционирования огнестрельного оружия. Наскоро собранная группа магов-урбанистов ,человек семьдесят, куда входили представители всех трёх окрасов, под предводительством оракула-недоучки персидской школы в одну из ночей раскрестили и храм ,и его патрона. На просторной площадке перед храмом при свете факелов был проведён обряд полной аконфесизации ,а затем была принесена жертва Победоносному Георгию по общеязыческим нормам. В результате маги получили личного эгрегора, а набожные богомолки уже на следующий день растрезвонили на весь микрорайон, что когда батюшка начал на следующий день заутреню ,из икон повыскакивала тьма тьмущая чертей и принялась плясать лезгинку. Хотя пономарям почему то показалось ,что это была не лезгинка, а гэльский стэп. Вобщем, как бы там ни было ,специальная экспертиза от Патриарха Софийского и всея Балкан постановила: храм к отправлению богослужений не пригоден в результате оккультного вмешательства первой степени (степени разработали за одну ночь, ибо время такое наступило: быстрое) ,всвязи с чем решено здание придать анафеме и сжечь ,ничего из бывшего храма при этом не выносив и ничего туда не вносив.
Здание пытались поджечь. Тщетно. При каждой попытке разжечь огонь ,в мгновение ока небо заволакивало тучами ,и на землю плотной стеной прорывался ливень, в несколько секунд тушивший пламя, не успевавшее ещё толком разгореться, и тотчас превращался. После этого небо прояснялось .как ни в чём не бывало ,но вновь угрожало ливнем, едва кто-нибудь из анафемной группы в очередной раз разжигал факел, брал канистру с бензином и делал несколько шагов по направлению к зданию.
Новый эгрегор любил свой старый дом и не хотел покидать его ,использую разбуженную силу по назначению. Что-то было в нём от архетипа бога грозы, хотя в двадцать второй век, постепенно превращавшийся из просвещённого в мутный, чистый архетип уже был большой редкостью.
Правда, в конечном итоге городские власти, ещё сохраняя некое подобие контроля, напали на след этого самобытного оккультного объединения и начали облаву. Тем пришлось бежать. Кто куда. По двое-трое. Перестав получать жертвоприношения, новый эгрегор постепенной ослаб и потерял в конечном итоге всякую значимость.
"А жаль, - наверное ,думал кто-то, - ещё чуть-чуть ,и вылез бы новый эгрегор в наш мир из астрала. Как пить дать вылез бы. И тогда мы бы ещё посмотрели...
Но смотреть было некому и незачем. Ни "ещё", ни "уже".
Храм так и не возобновил свои прежние функции, хотя Патриархат уже отказался от идеи уничтожения самого здания ,свалив внезапные ливни на волю божию. Но заново освещать никто ничего не собирался.
Анафема есть анафема.
***
Летняя ночь обволакивала высокую худощавую тень, перемахнувшую в несколько секунд на другую сторону улицы Роз. Тень очутилась у дверей бывшего православного храмика ,скользнула мимо давно никем не закрывавшихся дверей и застыла за ними, предоставляя глазам возможность привыкнуть к темноте. Темнота не возражала , но и не очень то была в восторге. Тем не менее она дала глазам тени ощупать себя и всё то, что сама скрывала. Если глаза не надорвутся.
-Подойдите сюда, - в дальнем углу чиркнула зажигалка, и пламя тотчас перекинулось на фитиль свечи. В дальнем углу, по всей видимости, начало пахнуть парафином.
Тень пошла на свет. Тень старалась не издавать звуков.
Когда она достигла свечи, то не стала удивляться, что рядом никого не оказалось. Стоит себе свеча, горит помаленьку. Словно сама зажглась. Только язычок пламени резко вспыхнув, взмыл пальца на два-три вверх, на мгновение осветив чуть больше пространства.
И лишь тогда зажёгший свечу подошёл. Тень снова не удивилась ,когда увидела что из-за просторного капюшона подошедшего открытым оставался лишь рот и подбородок.
-Вы программируете предметы? - спросила тень
-А кто после Большого Провала, скажите мне ,этого не делает? Разве что христиане-евангелисты да ещё "Свидетели Иеговы".
-Я пришёл сюда, чтобы говорить с тем, кто называет себя св. Лучафэром, - сказала тень.
-Он так себя не называет, - ответил человек. - Предводитель воинского подразделения ,получившего впоследствии прозвание "Изначально Инакомыслящих", последователь друидической школы не может быть святым ни для кого. Если соидейники называют его святым ,то это означает лишь желание оных видеть в ком-то более-менее подходящем ,дух ,на который можно опереться. Не более.
-Кто вы?
-Лет пятнадцать назад я скрыл своё настоящее имя и стал именовать себя "отец Лучафэр". Один из моих ближайших сподвижников часто добавлял слово "преподобный", меня это веселило. Если вы пришли ко мне, то я к вашим услугам.
-Вы исповедуете людей,- эти слова были произнесены утвердительно.
-Да. Я сам назвал данную мою деятельность принятием исповеди: на мой взгляд, это единственное более-менее подходящее определение. Ко мне приходят люди разных взглядов и убеждений. Приходят бороться со своими страхами, говорят мне то, в чём едва признались самим себе; приходят за советом ,с просьбой; иногда - просто поболтать. Зачастую приходят люди, и их религиозная принадлежность не имеет для меня никакого значения. Реже - нелюди, большей частью лесные. Одна дриада давеча плакалась, что её давние лесбийские связи нервируют её молодого человека ,и это вбивает клин в их отношения.
-И что вы ей посоветовали? - машинально спросила тень.
-Поговорить с ним и дать понять, что прошлое есть прошлое ,и их отношений никоим образом не должно касаться. А если и это не поможет, пусть тогда окончательно вскружит голову своему парню, дабы у него и мысли нехорошей про неё не смогло возникнуть. Дриады головы кружить умеют. Если хотят. Вот такой из меня исповедник ,дорогой гость. Если вас устраивает, тогда прошу.
Тень и человек уселись на стоявшую рядом скамейку ,и человек стал перебирать в руках - откуда достал? когда? может быть, в самом начале? - невзрачные деревянные чётки.
-Но сперва представьтесь, - проговорил человек. - Я должен знать имена моих собеседников - это одно из условий исповеди. Другое условие более чем классическое: всё, о чём говорится в этих стенах, умирает вместе со мной.
-А как же история с дриадой? - в голосе тени проскользнул сарказм.
-Вряд ли вы когда-нибудь встретите её саму либо её жениха, - не сразу ответил человек, - их обоих зарубили при последней вылазке на Систему. Они сражались в одном из моих подразделений.
Пауза. Долгая молчаливая пауза.
-Простите, - проговорила тень. - Я ведь не мог знать.
-Не могли, - тихо сказал человек. - Всё нормально: я не хотел вас конфузить.
-И вы не боитесь, что Система нападёт на ваш след?
-Не боюсь, - ответил человек. - Я просто обнаглел, а Система слабеет. Но, думаю ,этот разговор может подождать. Итак, ваше имя.
-Агасфер.
-Редкое имя. Родители так назвали?
-В этом мире существует лишь один Агасфер, - тень полыхнула глазами, - которого люди прозвали Вечным Жидом.
-У каждого свои недостатки, - беззаботно (как же, верьте-верьте такой беззаботности!) сказал человек.- Кстати, не подскажете, откуда фразочка?
Тень ответила сразу:
-Если мне не изменяет память, из кинофильма "В джазе только девушки" с Мерилин Монро и Тони Кертисом. Замечательный фильм ,неправда ли?
-Весьма, - улыбнулся человек, - да только эпизод с этой фразой вырезали к тридцатым годам двадцать первого ,как элемент пропаганды гомосексуализма, хотя ,клянусь вам ,никто из создателей картины и не думал вкладывать в эти слова такой смысл. Правда ,фильм без этого эпизода смотрится как-то куце, не находите? Ладно ,не важно; зато я теперь знаю, что лет вам намного больше, чем кажется с первого взгляда. Если вы и правда тот самый Агасфер ,то в таком случае я о вас достаточно наслышан.
(Хорошая штука - глобальная сеть: все приборы в мире подключены к двум-трём мега - процессорам, и одна и та же команда выполняется синхронно по всему миру. Нажал кнопочку ,и по всей Земле уже не смотрят эпизод с "несуразной" фразой: на носителе через неё просто "перепрыгивают".
Хорошая штука - глобальная сеть.
Хорошая ,но недолговечная.
И поделом.)
-Вас тоже постигло наказание? -спросила тень.
-С чего вы взяли?
-Вы только что дали понять, что тоже живёте больше одной жизни: "В джазе только девушки", тридцатые годы двадцать первого..., а вам на вид не больше пятидесяти. Или вы просто хорошо сохранились?
-Ах это, - человек невольно улыбнулся. - Не думаю ,что мой случай идентичен с вашим: я жил на этой земле задолго до рождения Иисуса, которого все стали называть Христом. Насколько я знаю ,у вас случай немного другого плана...
-Перед тем, как что-то утверждать, - перебила его тень, - учитывайте, что весьма многое из того, что про меня говорили на протяжении без малого двадцати двух веков - сущая ложь и вымысел. Во всяком случае - то, что считается аксиомой насчёт моего наказания.
-А именно?
-Я не ненавидел его. Ни до ,ни после. Я не сваливаю ничего на дьявола. За эти два с половиной года я видел Люцифера в его изначальном облике, Вельзевула в финикийской ипостаси, да ещё Азазела и Сатан-ила - и теперь даже не знаю ,кто из них истинный дьявол , и кого винить. Может быть, никого?
-Может быть, - ответил человек.
-Я ударил Иисуса всего один раз, и этот удар решил мою судьбу. Я понёс наказание и скитался по Земле всё это время. Поднимаясь до самых высот духовного самопознания и опускаясь вниз, на самое дно. Я сотни раз отрекался от Него и сотни раз призывал снова. Проклинал и благословлял; упрекал и просил прощения. Я не могу так больше жить, отец Лучафэр: я стал терять свой облик. Моё тело будто тает на глазах ,и я теперь боюсь не то чтобы смотреть в зеркало - появиться среди людей боюсь, ибо больше похожу на дух преисподней, нежели на нормального человека. И знаете: я продолжаю ждать Его Второго Пришествия ,но уже не потому ,что надеюсь попасть в рай. Для меня теперь рай, ад ,чистилище - всё едино. Я был проповедником , монахом-аскетом, попрошайкой на паперти ,уличным музыкантом ,еретиком ,советником знатных особ, даже кладоискателем. Теперь я просто устал ,и даже геенна огненная будет мне свободой.
Свеча оплавившись на треть, продолжала стоять на полу. После ещё одной длительной паузы человек сказал:
-Люди возводят в непререкаемые истины лишь то, во что хотят верить. До Большого Провала всё, во что люди преставали верить ,удалялось в астрал ,в свои миры, куда проход из мира людей был закрыт. Теперь же ,после Большого Провала ,те существа и законы ,которые люди отвергали, вернулись назад; человек расплачивается за силу своей мысли. Что если и вас постигла та же участь?
-Не понимаю, - насторожилась тень.
-Что если и вы расплачиваетесь за силу своей мысли? Сперва скажите мне вот что: вы ведь насколько я знаю, служили при храме Иеговы в Иерусалиме?
Тень кивнула.
-Так вот, мне интересно знать: кем для вас в тот период был Иегова?
-Иегова... - задумалась тень. - Странно, я впервые произнёс ЭТО Его имя...Я никогда не считал, что Он находится где-то за облаками и лишь изредка за нами подсматривает: наоборот, я верил в то, что Он незримо присутствует в каждом из нас ,пребывает везде, понимаете, везде. Поэтому я свято чтил Закон и не признавал народных проповедников. Но в моей душе жил суеверный страх к Богу ,и я ничего не мог с этим поделать. Я хотел чтить, но не хотел бояться. Поэтому, чтобы не бояться ,я старался делать в жизни всё ,о чём говорил Закон. Это и отличает ,как я понял позднее, младших адептов любой религии от высших санов: слепая вера и суеверный страх.
-Так я и думал, - вдохнул человек. -Видите ли ,Агасфер, вполне возможно ,ваш суеверный божественный страх сыграл с вами злую шутку. Очень злую...

...Иисус в очередной раз рухнул на многострадальные колени, и его лицо исказилось от вновь нахлынувшей боли. Деревянная перекладина давила плечи к земле ,терновый венец жёг голову ,следы от сорока плетей ныли под робой и накинутой на неё плащаницей цвета запёкшейся крови.
Тяжёлая рука сразмаху опустилась на правую щеку. Били тыльной стороной ладони: костяшками больнее. Костяшки прошлись по скуле. Скула мгновенно онемела.
-Ты долго ещё будешь падать?! - рядом оказался служитель Храма ,гневно взиравший на осуждённого пророка. Служитель потирал костяшки правой руки. - Я слышал, ты ещё другую щёку учишь подставлять? А самому слабо?
-Здравствуй ,служитель Закона, - добрые глаза обожгли лицо ударившего, - ты зол на меня ,наверное, потому что не знаешь мыслей ,которые я принёс в этот мир ,и считаешь их крамольными? Но все мы возвращаемся сюда, и как бы было хорошо, если бы ты дождался моего возвращения ,тогда я бы рассказал тебе многое. Но...
-Поднимайся! - это рыкнул легионер с плетью в руке ,и Иисус ,не успев договорить, продолжил свой путь на казнь...

...-Иисус из Назарета обладал Силой ,как и другие энергетические практики современности: экстрасенсы, маги ,целители ,ясновидящие. И вы вполне возможно ,могли попасть под влияние его биополя. Иногда это очень страшно. Особенно когда при словесном контакте в подобной ситуации на вас переходит адреналин человека Силы. Из-за этого и проявилось ваше суеверие ,помноженное на несвоевременное воображение.
Может быть и так.
А может быть, и нет.
Кто знает...
Вы услышали слова Иисуса ,но поняли их совершенно по-иному. Хотя, тогда скорее всего ,вы ничего не понимали. Вам просто было стыдно ,по человечески стыдно, за ваш поступок.
Тень кивнула.
-То-то и оно, - произнёс человек,- стыд был естественный, человеческий: за злое дело вам сказали доброе слово ,но вы не верили, что вам за ЗЛО отплатили ДОБРОМ. Поэтому вы и восприняли слова пророка, как приговор и проклятие. А дальше - плоды собственного воображения, реакция на проповеди апостолов о воскресении Иисуса - мало ли кто шлялся после этого по Иудее ,выдавая себя за него! - и наконец, главный ляп первых христиан: новое и чуждое для простого израильтянина учение о перевоплощении и обещание Иисуса переродиться вновь, то есть вернуться на Землю, было воспринято ,как скорое сошествие с небес, из чертогов Иеговы и возглавление повстанцев против римского и храмового диктата. Но ,как ни странно ,христианство выжило лишь потому, что вверх над умами людей одержала группировка умеренных ,считавших, что вся суть учения - не в спасении одного конкретного народа ,но всего мира. И не от гнёта тиранов, но от самих себя, как бы высокопарно это ни звучало. И вы ,Агасфер, тоже придерживались именно этой точки зрения ,ибо вас ,скорее всего, несмотря на смену мнения, всё равно не устраивали стремления радикального христианского крыла: свергнуть синедрион и Рим; при первом вы практически выросли ,ведь так? а второй лично вам и вашей родне не сделал ничего плохого.
Вы ждали - и, как сказали ранее, до сих пор ждёте - второго пришествия Иисуса и установления Царства Небесного. Ибо было кем-то сказано: "Царство Небесное не от мира сего". Затем "Небесное" переправили на "Божие", ибо последователи Иисуса переняли привычку греческих философских школ: обожествлять своих учителей. Вы ждали возвращения Иисуса ,Агасфер ,веря ,что он вас проклял. Ваша вера ,сила вашей мысли не дали вам умереть ни через пятьдесят ,ни через сто лет. Вы сами верили ,что не имеете права умирать ,пока Иисус ,называемый Христом, не придёт снова на Землю; вы не знали ,куда попадёте, если перестанете жить, ибо иудейский шеол не подходит под христианские стандарты "вечной жизни".
Человек перевёл дух.
-А потом вы крестились по обычаю ессеев ,из которых был Иоанн Предтеча, троюродный брат Иисуса ,и стали проповедовать. Вы говорили с многими людьми и рассказывали им о вашем ударе и "проклятии": люди вам верили...и ВЕРИЛИ В ВАС. Сила их веры лишь обусловила вашу продолжительную жизнь. А теперь ,после Большого Провала даже церковь и научные круги ваша личность постепенно интересовать перестала. Поэтому вы и приняли нынешний вид: в вас перестают верить ,Агасфер ,и вскоре вы можете превратиться в бесплатный дух ,в живое привидение.
-Хм ,напоминает "Питера Пена", - задумчиво проговорила тень, - феи оживают при одном условии: если дети в них верят.
-Да ,но жизнь тех фей ,которые выпорхнули в наш мир из астрала ,уже давно не зависит от людской веры, - усмехнулся человек. - Теперь ,когда ось Земли сдвинулась ,от силы нашей мысли зависит гораздо меньше ,чем ранее: мы больше не создаём ,не призываем или отпускаем других существ - они сами приходят и уходят ,когда и заблагорассудится.
-По-вашему ,это и есть Апокалипсис? - спросила тень ,уронив голову на грудь.
-Не думаю, - ответил человек, - ибо Христос давно бы уже пришёл на Землю во второй раз ,если бы его все организованно попросили.
-Не понимаю.
-Всё очень просто: когда просишь бога ,любого бога , о чём-либо глобальном ,то чем больше человек молятся одновременно, тем эффективнее и оперативнее бог выполняет просьбу. Все христиане мира могли бы уже давным-давно собраться и помолиться Христу о его втором заходе, насчёт этого думали уже несколько поколений пап ,автокефальных патриархов и протестантских пасторов. Но люди боятся это делать, они ограничились лишь молитвой о том ,чтобы огнестрелы больше не палили, чем и вызвали сдвиг оси. А Христу больше ничего не оставалось делать ,как ответить на молитву: у богов тоже свои обязательства перед "электоратом". И знаете ,почему люди боятся молиться о втором пришествии? Потому что ни один из когда-либо живших на Земле христиан не уверен до конца ,куда же попадёт его душа после Страшного Суда и установления Царства Небесного. Может, в рай ,а может ,в ад. Боле того ,в глубине души почти все христиане жаждут ,чтобы Конец Света наступил как можно позже ,лишь бы не при их жизни. Ибо все как-то неосознанно думают ,что после смерти ада и рая может и не быть. Поэтому ,на мой взгляд, второе пришествие Христа - что погода у моря: можно ждать и не дождаться ,ему вообще повезло ,что святые отцы с подачи Константина-императора возвели на первом Вселенском Соборе Иисуса в статус бога.
Тень едва кивнула.
-Всё так. До Собора Иисуса действительно никто и не думал величать богом; пророком ,помазанником - да ,но не богом.
-Но в многие восприняли результаты Собора за чистую монету.
-И я был среди них.
На мгновение очертания тени стали более отчётливыми: проступили резкие черты лица ,смуглая кожа ,нервно-блестящие глаза.
-Знаете, отец Лучафэр. - обронила тень, - вряд ли кому-нибудь хочется жить подобно мне сейчас ,не так ли?
-О чём вы?
-Да так ,ни о чём.
Тень поднялась со скамьи.
-Спасибо вам ,отец Лучафэр, может быть, вы на многое открыли мне глаза.
Может быть и так.
А может быть ,и нет.
Кто знает...
Наверное ,те, кто называют вас святы ,недалеко ушли от истины.
Человек поднялся следом:
-Куда вы теперь пойдёте? - спросил он.
-Не знаю.
-А чего вы ждёте?
Тень остановилась у дверей.
Открытых.
-Не знаю.
-Чего же вы хотите?
-Ждать. И идти.

Так заканчивается седьмая книга "Хроник Мироздания" "До Второго Пришествия".