Мать химика

XXII глава
Княгиня Павликовская полулежала на мягкой кушетке в своём московском доме - доме, из поколения в поколение принадлежавший её семье. Подле неё взад-вперёд, скрестив руки за спиной, прохаживался Корнильев, останавливался подчас, жгучими глазами бросал взор сожаления на Маргариту Александровну, но, ловя её насмешливое выражение лица, отворачивался и продолжал свой пустой ход по гостиной.
Неспроста приехал он к княгине в гости: весть об её прибытии разнеслось по городу и Василий Дмитриевич, завершив все дела, тотчас отправился к Маргарите Александровне - давно не видел её карих глаз. Княгиня Павликовская действительно незадолго вернулась в Москву - теперь уже навсегда, сыну же оставила в полное управление недавно приобретённое тобольское поместье: он молод, умён и образован, так пускай же создаст собственный мир в том отдалённом тихом уголке, что так полюбился ей самой и она с удовольствием осталась бы в Сибири навсегда, но одно обстоятельство резко изменило её первые планы.
Дальнейшее счастье между Иваном и Лизонькой, о коем грезили Маргарита Александровна и Мария Дмитриевна, не состоялось, и обе матери поняли, что никоем образом не могут повлиять на будущее детей. Иван наотрез отказался от руки и сердца Елизаветы, не смотря на все уговоры, доводы Маргариты Александровны, всеми силами желающая заполучить фабрику даром. Одна дорога к мечте завела в тупик и отношение княгини к семье Менделеевых резко поменялось; там ей делать было уже нечего. После пожара княгиня лишь на час заехала к Марии Дмитриевне, выразила краткое сожаление о потери фабрики, а после экипаж её повернул в сторону Москвы.
Погода стояла тёплая, солнечная, яркий свет бил сквозь широкие окна, освещая старинную резную мебель по углам, портреты ушедших предшественников рода Беклемишевых на стенах и стоящую одинокую фигуру Корнильева в чёрном сюртуке. Василий Дмитриевич резко остановился напротив княгини, его ноги притоптали мягкий персидский ковёр, проговорил чужим, не своим голосом:
- После того пожара моя сестра лишилась стекольного завода, что столько лет кормил её. Ныне у неё не осталось ничего, кроме болезненной дочери и двоих малолетних сыновей.
- Я знаю и горечь за произошедшее сжимает моё сердце. Перед отъездом я посещала дом Менделеевых, а Мария Дмитриевна плакала на моём плече.
- Вот так странно, не правда ли? - вопросил Корнильев, вновь зашагав по залу.
- О чём это вы, Василий Дмитриевич? - ответила вопросом на вопрос Маргарита Александровна, впервые назвав его по имени-отчеству.
- Всё мысли вслух, сударыня, - бросил ей в ответ Корнильев, - только непонятно мне одно: почему пожар на стекольном заводе произошёл после того, как ваш сын отказался от руки Елизаветы, не смотря на хорошее приданное, закреплённое за ней? Или же я схожу с ума, утопая остаток рассудка в ложных предположениях?
Маргарита Александровна встрепенулась, вытянулась струной на кушетке и это не ускользнуло от внимательного взгляда Корнильева. Их глаза встретились: одни выражали тревогу, вторые беспокойство, и только тогда почувствовал Василий Дмитриевич нарастающую в его душе ненависть к той, которую когда-то он так безумно боготворил.
- Значит, это вы всё подстроили, а я легковерный столько лет любил вас, одаривал вас всем, чем можно; ради вас врал, сбегал от своей семьи, ради вас одной лишал себя сна и отдыха, а вы, княгиня, так цинично обошлись с моими родными, ближе которых у меня нет никого на свете.
- Были бы вы на моём месте, то поступили бы также! - в гневе бросила ему в ответ Маргарита Александровна низким, ставшим ненавистным голосом. - Ваша сестра сама не раз признавалась, что фабричное дело терпит убытки и требует слишком много сил, коих у Марии Дмитриевны не осталось.
- И поэтому вы решили стать тайной благодетельницей, избавив её от забот и хлопот?
- Не о вашей сестре были мои мысли, а о моём сыне, которому я стараюсь дать всё самое лучшее, чтобы он ни в чём не знал нужды.
- Но у Марии Дмитриевны тоже есть дети и их нужно поднимать на ноги. Кто о них позаботится, кроме их матери? - громко воскликнул Василий Дмитриевич, впервые показав свой гнев. - Вы выкупили сгоревшую фабрику почто за бесценок; поздравляю вас, княгиня, такова цена вашей дружбы. Что ж, вы выиграли, сударыня, теперь всё в ваших руках, - он надел шляпу и добавил уже у двери, - на сей ноте разрешите откланяться. Прощайте, Маргарита Александровна.
Дверь за ним плотно захлопнулась - навсегда.