Мать химика

XXIII глава
Мария Дмитриевна мирно покачивалась в дорожном экипаже, иной раз с тоской вглядываясь в проносившийся вдалеке пейзаж. Вот ещё один виток-поворот в новом начинании - неизвестный период жизни на склоне лет, когда за плечами оставались горечь утраты, тяжкие труды и разбитые мечты, а впереди путеводной звездой мелькала слабая тусклая надежда.
После пожара на фабрике её жизнь целиком рухнула в беспроглядную бездну и выбраться оттуда ей помогла лишь святая уверенность в сыновей, что заканчивали учёбу в гимназии. Продав поначалу руины фабричного дела, а после оставшееся имущество, кроме библиотеки - ибо книги были бесценно дороги её сердцу, Мария Дмитриевна отправила Павла в Омск под опеку зятя, а сама с остатками добра и вырученной суммы денег, взяв с собой любимого сына Митю и одинокую Лизоньку, кою не смела оставить без пригляда, пустилась в Москву по московско-сибирскому тракту. Провожать их приехали многие из друзей и знакомых: Менделеевы всегда были почтенным семейством Тобольска и у людей знатных, благородных, образованных они снискали глубочайшее уважение и любовь. Проститься, быть может навсегда, приехали Пелагея Андреевна с супругом, княгиня Наталья Дмитриевна со своими детьми, Золотарёва Надежда Ивановна со всем семейством и многие другие. Каждый из гостей со слезами на глазах приносил с собой что-то на память, а Мария Дмитриевна, замирая, не в силах выразить словами чувства, заполнившие её душу, брала из их рук подарки, коротко благодарила, хотя всё её нутро изрывалось на мелкие кусочки. И когда Тобольск остался позади, что-то оборвалось в её душе - будто невидимая нить, связывающая её с родными с детства местами, где каждый поворот, каждое дерево, каждый холм были дороги сердцу. Только теперь, в дороге, осознала она невосполнимую потерю, понимая, что покидает любимый край навсегда. Слёзы стояли у неё в глазах, но она мужественно преодолела порыв, как преодолевала всю жизнь препятствия, стоящие на пути.
Дорога казалась бесконечно длинной, и мрачные, порой ужасающие картины действительности вырисовывались перед её взором. Тут и там со скарбом за плечами брели люди, одетые кто в лохмотья да рубища, кто в лапти и портки, а иные в добротных сапогах и чистом одеянии; но объединяло путников одно - их почерневшие лица были покрыты волдырями, обезобразившие черты; некоторые, изнемогая от зноя, усталости, болезни, падали на обочину дороги, а путники, бывшие с ними, с жалобным причитанием простирали куда-то руки.
Елизавета пробудилась, раз взглянула в окно и, ужаснувшись, с полным скорбью голосом спросила мать:
- Матушка, отчего и куда бредут эти люди? Что с ними сталось? Неужто война опять?
- Это не война, моя дорогая. В здешних местах свирепствует холера, много жизней унесла она... и ещё унесёт, - последние слова Мария Дмитриевна проговорила чуть слышно, словно самой себе, и ещё плотнее прижала к груди завёрнутую в зелёный бархат икону святого Христофора-псеглавца.
"Господи, помогите Высшие силы преодолеть последний - и самый важный путь", - шептала она в молитве, подняв глаза к небу. И Господь услышал её прошение: без каких-либо препятствий переправились они через Иртыш, быстрее обычного преодолели длинный путь в почтовых дилижансах по дорогам, изрезанных пашнями и бороздами, проезжая расстояние в тридцать вёрст за восемь часов.
В Москву Менделеевы добрались в начале осени. Первопрестольный град встретил новых гостей весёлым многолюдьем и тёплыми осенними лучами. Василий Дмитриевич Корнильев радушно принял сестру и племянников в своём доме, выделил им каждому по комнате. Давно Мария Дмитриевна не видела брата, с теплотой в душе, не смотря на усталость и тоску по прежнему дому, долгими вечерами проводила с ним в беседах. Прошлое они вспоминали с улыбкой, и прежние невзгоды молодости с высоты прожитых лет уже не казались им такими трагичными. Многое было сказано о людях, что составили не последнюю часть в судьбе: вспоминались почившие Иван Павлович и Поленька, князь Озвенцовский и его неунывающая супруга Наталья Дмитриевна - одна из немногих, кто поддерживал Марию Дмитриевну всю жизнь.
- А как твои дела здесь, в Москве? - спросила Мария Дмитриевна брата.
- Делами государственными я давно перестал заниматься; теперь вот на покое могу спокойно кормиться плодами трудов своих.
- А как Маргарита Александровна? С ней всё в порядке? Ведь однажды она столь внезапно решила покинуть Тобольск, выкупив мой завод, что я подумала было, нечто стряслось у неё.
- О княгине Павликовской можешь не волноваться: она слишком знатна и богата, чтобы её пугали какие-то трудности.
- Твоя семья общается с ней?
- Нет, и уже давно.
- Но я думала, вы всё ещё поддерживаете дружеские отношения, ведь столько лет вы были вхожи в её дом.
- То в прошлом. Княгиня оказалась не такой, какой мы знали её раньше. Ибо она подлый человек, весьма подлый человек.
Василий Дмитриевич не стал посвящать сестру в тайну, о которой знал, ведь услышав, что пожар на фабрике было делом рук Маргариты Александровны, окончательно сломалась бы душевно, не выдержав новой муки; а Мария Дмитриевна не стала расспрашивать подробности, думая, что вся проблема кроется в личных отношениях между братом и княгиней. Вскоре разговор перешёл на иную тему - а именно о будущем юного Дмитрия, которого Мария Дмитриевна желала видеть студентом университета.
- Помилуй, сестрица! Где же ему быть студентом, коль он не столь хорошо учился в гимназии, и потом: твоих денег не хватит, чтобы оплачивать учёбу, да в добавок ко всему вам с Лизой тоже нужно на что-то жить.
- Ты полагаешь, мы зря приехали из Тобольска в Москву? - удивлённо, скрывая раздражение, спросила она.
- Вовсе нет, и, более того, я могу помочь племяннику устроиться в одну из канцелярий: работа непыльная, платят исправно, а там - новые связи, новые знакомства.
- Однажды ты уже помог моему старшему сыну Ивану устроиться на месте. но я не желаю совершить ту же ошибку в отношении Митеньки. Может, Митя и балагур, но совсем не глупец и я свято верю в то, что у него получится поступить в университет.
- Опомнись, Мария! Какой университет? Время упущено, уже начались занятия, ты опоздала.
- Нет, Василий, не опоздала. Чую я здесь, - она положила руку на грудь, - материнским сердцем великое призвание моего сына и что он послужит ещё людям, а имя его будут знать в веках.
- Уж не гордыня ли это, Мария?
- Нет, не гордыня. Это вера в справедливость.
- И что же ты собираешься делать?
- Коль здесь, в Москве, не получится, поеду в Санкт-Питербруг.