XXXIX глава
Дом командора был чуть меньше дома Боборыкина, однако, выглядел в большей степени уютным благодаря светлым оттенкам, в которые были выкрашены стены и мебель ряда залов длинной анфилады первого этажа. Гостей оказалось предостаточно, среди праздной надушенной толпы развесёлых дам и господ Корнильев встретил давнего друга Погодина, тот, выпустив радостный дух, крепко обнял Василия Дмитриевича, уводя его с собой вглубь толпы, по дороге Погодин всё говорил да расспрашивал, позабыв о вине, которое хотел было испить.
- Сколько лет, сколько зим, Василий Дмитриевич! Сдаётся мне, что вы прибыли сюда надолго, а я уж было подумал, что вам захотелось променять белокаменную Москву на столичный свет, иначе зачем столько лет пребывать в Санкт-Петербурге?
- Со столицей покончено раз и навсегда, мой друг. Сердце само рвалось в Москву - тот город, что полюбился мной пуще остального.
- Какие слова, Василий Дмитриевич! Но ваши высокопарные манеры всё же впитали столичный дух заместо нашего скромного бытия.
- И всё же, Михаил Петрович, ва м не менее моего известно, что Москва первопрестольная до недавнего времени являлась столицей нашего государства.
- О, да! И не только нашего, но и всего православного мира: третий Рим, второй Иерусалим!
Друзьям, столько лет не видевших друг друга, было, о чём поговорить-потолковать о житие, вспомнить прошедшее, пораздумывать о предстоящей будущем. В суете развесёлого шума, громких речей и задорного смеха ни Василий Дмитриевич, ни Михаил Петрович не могли долго оставаться в стороне, ибо если не каждый, то много кто являлся засвидетельствовать почтение и радость по прибытию Корнильева, расспросить его о жизни в недавние годы, чтобы потом пригласить в гости. Кого-то из них Корнильев знал хорошо, с кем-то был знаком слегка, но по их счастливым лицам он понял, как здесь его любят и как ждали. Наконец, к нему подошёл Боборыкин в окружении трёх дам: вдовы Осипа Осиповича Екатерины Борисовны, урождённой Пестель, её дочери Надежды и двоюродной племянницы Пестелей Софьи. Василий Дмитриевич галантным жестом поприветствовал дам, по очереди разглядывая каждую из них. Сама хозяйка дома - Екатерина Борисовна была женщина прямой, чуть выше среднего роста, облачённая в тёмно-фиолетовое платье с высоким поясом, её длинные волосы с нитями седины были уложены в высокую причёску и заколоты серебряными цветами с топазами. Её дочь Надежда, одетая не менее богато, оказалась под стать матери, лишь лицо девицы было не столь ярким, но зато платье нежно-персикового цвета открывало её белые полные плечи, обращая невольный взор на молодую лебединую шею; большая толстая коса Надежды русого цвета дважды обвивала её голову словно диадема, а в прядях при свете свечей сверкали бусинами булавки и шпильки.
Подле руки Надежды, с нескольким отстранённым видом, стояла Софья Николаевна, младше кузины на пять-шесть лет. Всем своим видом: весьма скромным платьем тёмно-зелёного цвета с высоким закрытым воротником, бледным юным личиком она показывала, что является всего лишь бедной родственницей, сиротой в этом доме и дальнейшая судьба её никого не волновала. Волосы младшей были много короче, чем у старшей, но при том - при всем своём невыгодном свете лицо Софьи явило собой неподдельную, истинную красоту, особенно глаза - эти огромные, зеленовато-карие, под сводом длинным тёмных ресниц, блестевшие ярче любого алмаза, невольно приковали взгляд Корнильева, который как завороженный глядел в их бездонные дали, поражаясь про себя тем, насколько Софья красивее Надежды с вычурным богатством последней.
Неожиданное неловкое молчание прервал Боборыкин: он нарочито громко откашлялся, призывая Василия Дмитриевича выйти из мечтательного состояния, и когда тот воротился из глубин очей Софьи в привычный мир, проговорил:
- Сие дамы давно желали с вами познакомиться; я лично обещал представить вас сегодня.
- Благодарю вас, - слегка склонив голову, отозвался Корнильев.
Екатерина Борисовна оставила дочь и, подойдя ближе к гостю, заговорила с ним, голос её был низким, старческим, но весьма жёстким, уверенным:
- Я многое наслышана о вас, сударь. Поговаривают, будто ваши предки оказывали немало благоденствий науке и образованию, а вы вели весьма успешные дела в столице.
- Ну.., сударыня, в том слухе несколько преувеличений, - высказался смущённо Василий Дмитриевич и невольно взглянул в сторону Боборыкина, - моя семья действительно помогала учебным заведениям, но не более остальных. Что на счёт меня, не думаю, что мне выпала особая честь играть значительную роль в нашем государстве.
- Я вижу, вы либо претворяетесь в смущении, либо желаете сохранить о себе тайну. Ведь, признайтесь, Василий Дмитриевич, не будь вы столь заурядны, как толкуете о себе, вам вряд ли удалось бы заручиться дружеской поддержкой таких важных особ, как, допустим, Александр Дмитриевич.
- Признаться, в них я нуждаюсь больше, чем они во мне.
- Но, тем не менее. Вы не находите?
Екатерина Борисовна за лёгкой беседой осторожно отвела Василия Дмитриевича в сторону так, чтобы весь зал был как на ладони, оставив дочь и племянницу в компании Боборыкина. Когда их никто не мог слышать, женщина несколько наклонилась к уху собеседника, шепнула:
- Моя дочь - Надежда, до сих пор не замужем. Когда-то к ней сватался сын барона, но бедняга умер от чахотки, не дожив до помолвки, после чего Наденька в горе закрылась ото всего света: скольких трудов, уговоров стоило мне позвать её на сегодняшний вечер.
- Надеюсь, ваша дочь будет счастлива, - ответил Василий Дмитриевич, а глаза его так и искали в пёстрой толпе тихий тонкий облик Софьи.
Тут Екатерина Борисовна, будто вспомнив о чём-то, отпустила локоть Корнильева, за который придерживалась по чисто дружескому жесту и, выйдя на середину зала к лицам к гостей, проговорила:
- Дорогие гости! Благодарю вас за то, что соизволили посетить мой дом, и чтобы вы не скучали, объявляю бал!
Со всех сторон раздались радостные рукоплескания. Госпожа Биллингс подала знак оркестру и, проследив, что все гости начали разделяться на пары, подошла к дочери, о чём-то с ней перетолковала, после чего Надежда приблизилась к Корнильеву и, немного смутившись от столь дерзкого поступка, спросила:
- Не желаете ли потанцевать, сударь?
Василий Дмитриевич попервой опешил, он глазами обежал зал, но ни Погодина, ни Боборыкина не увидел, однако, обладая светскими манерами, которые почерпнул в усадьбе Евдокии Петровны, не смог отказать в танце ни одной даме и, ничего не проронив, принял тонкую ручку в белой перчатке, хотя внутри у него всё горело от негодования.
Надежда была весела, глаза светились от непревзойдённого счастья: не зря маменька приложила столько сил и средств в её сегодняшний образ. Легкокрылой бабочкой она кружилась в танце в центре зала, не замечая даже того, что её кавалер всякий раз, хоть ненароком на миг бросал задумчиво-грустный взгляд туда, где в полном одиночестве на софе сидела Софья Николаевна. Внезапно, чуть преодолев первоначальный барьер, Корнильев посмотрел вперёд - его глаза встретились с близким лицом Надежды Осиповны: её нельзя было назвать красавицей в полном смысле этого слова, но то попервой, ибо за этими, казалось, блёклыми, непривлекательными чертами скрывалось нечто, что легко притягивало к себе взор, заставляло невольно трепетнее всматриваться в сие молодое личико с вострыми, несколько резкими линиями, свойственными англичанам. Сама девушка широко улыбалась и её ровные белоснежные зубки украшали больше всех этих жемчужных бус и золотых серёжек.
- Рассказывают, будто ваш дед был весьма значимым человеком, светочем просвещения своего времени, - отозвалась Надежда Осиповна, привлекая внимание Василия Дмитриевича к своей персоне.
- Мой дед был богатым человеком, открывший на собственные средства издательство и школы.
- О, сударь, вы так говорите, будто это какое-то малое дело; ведь согласитесь. не каждый купец захочет тратиться на то, что, возможно, разорит его.
- В управлении моего деда были заводы, так что не думаю, будто он сильно рисковал. К тому же, у вас, Надежда Осиповна, есть пример для лучшего подражания - ваш отец, обошедший нашу землю вдоль и поперёк и, наверняка, видевший то, о чём мы не ведаем.
- Да, таков уж был мой папенька, которого я помню весьма смутно, ибо он умер, когда мне было мало лет. Но я родилась женщиной и для меня важнее тихий, уютный дом - в этом моё счастье. Это вам, мужчинам, свойственно вечно сбегать из родных чертог ради неведомых странствий и новых открытий. Наш же женский подвиг состоит в воспитании детей и ожидании вашего приезда.
- Однако, ваш подвиг не менее важен нашего, ибо воспитание человека происходит от усилий матери. Согласитесь, это великое предназначение.
В это время Екатерина Борисовна стояла чуть поодаль, ведя непринуждённую светскую беседу с пожилыми дамами - баронессой Кашкарской Елизаветой Фёдоровной и супругой отставного полковника Урузовой Дарьей Николаевной, а глаза её, не мигая, наблюдали за парой дочери и Корнильева, отчего сердце её окутывала радостная теплота возможного будущего. Немного в стороне от дам собрались молодые люди в гусарских камзолах вокруг сидевшего в кресле старого вояки, который, эмоционально то и дело размахивая руками, восклицал:
- Для вас, юнцов, война представляется детской забавой и победоносными битвами, из которых вы выходите победителями-героями. Но поверьте мне, старику, видевшего многое в жизни: война - это страшное, это запах смерти, дым пороха, смешанный с пылью и лошадиным потом, это душераздирающие крики раненных и стоны умирающих; это вечный голод, преследующий солдат на всём пути; это грязь и сон на земле...
А в зале почти до утра звучала музыка, десятки пар кружились в танцах да тут и там раздавались оживлённые весёлые голоса.