Остров. Где-то... Часть вторая. Глава восьмая.

Часть вторая. Глава восьмая.

Жаком прислушался: женщина дышала тихо, ровно. Места на топчане для двоих хватало, но одеяло сползло, и Сесси прижалась к нему всем телом. Спать легли раздетыми - главнейшее правило, установленное Хозяйкой, что было вполне логично, одежда представляла особую ценность - спинами один к другому, но теперь Жаком всеми чувственными рецепторами ощущал гладкую мягкость и тепло ягодиц «жены», и гадал: как поступить в этой ситуации, что полагается делать? Близость женщины, доступность возбуждали. В приход мормовитов Жаком пришёл шестнадцатилетним невинным юношей, а после посвящения в адепты женщины удивительным образом обрели статус сестёр. Притчел воспринял произошедшую метаморфозу, как благо; не то, чтобы вовсе не грезилось о женщинах, но с моей физиономией, думал тогда Жаком, слабого пола ему не видать, как собственных ушей. Постепенно он остывал, но чувствовал при этом себя нормально. И вот, пожалте: к нему прижимается всем своим молодым здоровым телом женщина, и у него эрекция. Непрошеная, и в данной ситуации потенциально опасная. И что прикажете делать? Как оказалось, природное начало никуда не делось. Притчел лежал на спине, созерцая непроглядную темноту, не громко сопел, и вспоминал детали удивительного дня, начавшегося в одном мире, а продолжающийся совершенно в другом. Мало того, что он сыт впервые за долгие недели, так стал мужем. Гормональная атака тем временем становилась невыносимой. Сдерживая дыхание, он аккуратно повернулся на спину, Сесси не пошевелилась. Жаком повернулся ещё, на бок: пылающий в огне желания «друг» упёрся в женские мягкости. Расчёт был такой, если названная жена не захочет его, он объяснит, что всё происходило во сне, приснилось, простите, мадам, пожалуйста, больше не повторится, и так далее. Отопрётся чисто по - мужски. Попытка не пытка, а вдруг случится, Сесси захочется вкусить мужской плоти, вот тогда он будет умничка, что проявил инициативу. Не много осмелев - ничего не хорошего не случилось - Жаком медленно перенёс руку, и с трепетом положил ладонь на грудь Сесси. Прикосновение пронзило, настолько он оказался не готов к ощущению: грудь была не просто мягкой, а божественной: не реально гладкая и… прохладная. И увесистая, не смотря на то, что была маленькая. Никогда прежде он не прикасался ни к чему подобному. Женщина потянулась, и он замер. Внезапно её рука двинулась вниз. Полусонная Сесси нащупала и принялась ласкать то, чего возжаждало тело. Жаком сначала осторожно, потом осмелев, с наслаждением тискал тяжёлые груди, с силой прижимаясь восставшей плотью к ягодицам Сесси. Дыхание у участников несанкционированного процесса участилось, женщина приподняла ногу, и направила член в себя. Жаком усердно заработал тазом…
-- Привет, новобрачные, как первая ночь? – пошутила Эмилия, останавливаясь у входа: Сесси и Жаком едва успели разлепиться.
-- На завтрак собираетесь, или как - вглядывалась во тьму Войкова - э, ребята, вы хоть здесь? Время сколько, знаете?
Жаком лежал ни жив, ни мёртв, и благодарил Бога, что подруга Сесси снаружи не могла видеть, что творится внутри пещеры.
-- Доброе утро, молодые. Подъём – подтрунивала Войкова – ау, не слышите?
-- Что ты орёшь, ненормальная – сонным голосом протянула Сесси – мешаешь добрым людям спать. Доброе… в самом деле пора?
-- Все давно завтракают.
-- Порошок?
-- А что ещё?
-- Кто варил – допрашивала подругу невидимая Тщедэуш - какая смена?
-- Вероничка… слушай мать, хорош выстёбываться. Давайте выползайте уже.
--Хорошо, если Истер, тогда это съедобно. Жаком вставай, опоздаем, голодными останемся. Эми, займи очередь, пожалуйста. Я быстро. Эй, парень, ты, слышишь? Вставай.
-- Нашли служанку – фыркнула Войкова, скорее для вида - ладно, давайте быстрей…
Эмилия ушла. Сесси и Жакома подбросило, как на пружинах. Перед тем, как выйти на свет, силачка, заглядывая в глаза Жакому, сказала:
-- А ты ничего парень, сильный. Здесь – легко ткнула тыльной стороной сжатого кулака в пах Жакома – и вообще, прокачан. По виду никогда бы не сказала, но, смотри у меня, чтоб тихо всё – она поднесла кулак к носу Притчела – понял?
-- Мадам – хмыкнул Жаком – мы не знакомы.
-- Ты ещё и остряк, ладно, пошли.
Войкова махала им, стоя в маленькой очереди позади трона, выстроившейся к пункту раздачи пищи. Жаком внимательно осмотрел место, в котором ему предстояло жить. Ему понравились ползающие по стенам и потолку пещеры разноцветные пятна света, очень красиво, а ещё свежий воздух и приятная прохлада. Тонкий синий туман – изысканный нюанс в красоте пещеры - стелился по низу, поглотив щиколотки женщин, потому казалось, что они не просто ходят, а плавно перемещаются: словно плывут. «Как яхты» - почему-то такое сравнение пришло в голову Жакома. Царившую в пещере благостную тишину только оттеняли не громкие голоса женщин. Всё настолько отличалось от жутких условий жизни на поверхности, что Притчел вознёс про себя благодарность небесам за то, что оказался тут. Были здесь и мужчины. Первыми он обнаружил команду анжарнийских «угрей»: подводники держались отдельной группой, на не большом возвышении. Зажав дымящиеся паром котелки между коленей, парни неторопливо расправлялись с их содержимым. Потому как разведчики расположились, становилось очевидным, что для них это не просто завтрак, они контролировали обстановку: каждый наблюдал за своим сектором обозрения. Затем ему кивнул головой капрал, судя по следам на рукавах от споротых нашивок, и помахал рукой какой-то младший лейтенант. Анжарцы. Они сидели плечо к плечу и разговаривали. Уже опустошённые котелки стояли у ног. Притчел ответил на приветствия кивком головы.
-- Это Эйлеминхотэ – пояснила Сесси – младший капрал, а рядом Амаду, мы его все так зовём, больно имя у него длинное, едва выговоришь. Спросишь у Эмилии, если интересно. Хорошие ребята, кстати – силачка осмотрелась - чего-то я Хабла не вижу, наверное, в наряде, на кухне, а так-то он ни на шаг от Эйлеминхотэ не отходит, отец родной, можно сказать. Выходил, спас от смерти.
-- Кто такой?
-- Пацанёночек один тут обитается. Познакомишься.
-- И что с ним?
-- А что и с нами сегодня ночью – усмехнулась Тщедэуш – только много-много раз. Много будешь знать, скоро состаришься. Всё, подходим, смотри, чел, не проколись.
Здороваясь с бодибилдершей, женщины с нескрываемым интересом разглядывали Жакома, следовавшего позади купившей его «жены», отчаянно пунцового от обилия их внимания. Получив наполненные едой котелки - на раздаче стояла сама Вероника Иствер, её молчаливый кивок в ответ на приветствие Сесси и Жакома, оказался единственно обыкновенным – пара наконец-таки вырвалась из сети любопытных взглядов. Они нашли свободные места. Жаком отметил про себя, как умно и удобно обустроена площадка для принятия пищи. В отсутствие какой-либо мебели для сидения использовались не большие каменные уступки разной длины, тянущиеся не сплошной полосой, а разбросанные хаотично. Но кажущаяся хаотичность создавала определённый уют, рождая ощущение, что сидишь за отдельным столиком в каком-то экзотическом кафе: как и в цивилизованном мире, и здесь люди могли спокойно посудачить, пошептаться, посекретничать. Единственная особенность, есть приходилось с колен, но это нисколько не умаляло прочих достоинств импровизированной столовой: свежий воздух, красивый цветовой антураж, благостную тишину. Если еда на запах не вызывала никаких ассоциаций - простой запах чего-то - то на вкус месиво оказалось вкусным, буквально.
-- У-у – удивился Жаком, вслед за подругами проглотив первую порцию – вкусно, из чего это?
-- Хрен знает – отозвалась Сесси – Правитель присылает какой-то порошок. Из него, в основном, и готовим, по очереди. У кого руки растут не из жопы, как у Веронички, получается вкусно, а когда я дежурю, то помои, спроси у Эмилии, она не даст соврать, правду говорю, подруга?
-- Правду – улыбнулась Войкова – только я думаю, ты специально срёшь, чтобы меньше на кухню тягали.
-- Срёшь – подула на ложку Сесси – выражайся поинтеллигентнее, у нас теперь свой мужчина, подумает, что мы шалавы какие.
-- Шалавы и есть – Эмилия обозначила плевок – тьфу, какая на хрен интеллигентность. Нас – Войкова посмотрела на Жакома - чтоб ты знал, обязывают обслуживать анжарцев, вон тех, что на пригорочке сидят. Видишь?
-- Угу – промычал Жаком: рот набит горячим варевом: в животе бурлило.
--Мы тут проститутками работаем, а она про интеллигентность напевает. Очнись, старушка. Ты про своего Майкла забыла уже? Где он?
-- Хорош заводиться, мать, я серьёзно.
Жаком благоразумно молчал, хотя догадывался, что это их обычная манера общения между собой. С едой справились быстро. Женщины облизали ложки:
-- Чтоб Вероничке меньше мыть – пояснила Сесси, изумлённо глядевшему на это действие Жакому - ты тоже вылизывай - повернулась к Эмилии:
-- Сегодня опять на работы не запишешься?
-- Нужна она мне, работа твоя – с лёгким раздражением ответила Войкова – я дура, что ли на солнцепёке вкалывать за просто.
-- Достала, ты меня, мать – рассердилась Сесси – какое за просто, а жрачка, она бесплатно, что ли? Отрабатывать надо.
-- Успею ещё повкалывать, успокойся. В команду сколько набирают? Семерых. От добровольцев отбоя нет, чего я им мешать буду. Тебе и вообще стимул есть идти, надеешься Майкла встретить, а мне назови хоть одну причину, ну?
-- Ой, ты и блядина…
-- Сама такая. Во, смотри, мужик, Хозяева выходят, сейчас начнётся концерт, если не успел пописать, то самое время.
-- А что такое? – встревожился Жаком, он действительно хотел в туалет.
-- Увидишь. Встаём, опаздывать на случку не рекомендуется, а нам ещё посуду сдавать…
Поли села на трон, рядом встал полковник. Женщины и мужчины потихоньку, с опаской, как показалось Притчелу, сгруппировались внизу постамента.
-- Доброе утро, дорогие сёстры – от скрежетания голоса Хозяйки Жаком вздрогнул…
-- Как тебе шоу, Притчел? Ложись, приходи в себя, не бойся, жена к обеду только явится.
Эмилия рухнула на топчан, перевернулась на спину, раскинула руки и застонала:
-- О-о-, бл...ь, такая хрень каждое утро. Чего молчишь, как тебе наша порно зарядка?
Жаком был ошарашен. Воспитанный в канонах одной из наиболее пуританской ветви религии, он очутился в царстве самого что ни наесть оголтелого разврата. Жрица и полковник совершали совокупление перед всеми. Очень-очень долго. Красивые тела, изобилие поз невероятное, стоны наслаждения женщины и рык полковника... Смотреть было тяжело, не смотреть не возможно. Это длилось, длилось и длилось. Время ушло, а через какой-то его промежуток Жаком осознал, что вокруг происходит нечто. Он с трудом выдернул свой разум из морока и обомлел: всюду извивались тела. Женщины ласкали друг друга, возле не многочисленных мужчин образовались группки. Оказалось, что он сам раздет и погребён под тремя женщинами: женой, Эмилией и незнакомкой в почтенном возрасте. Краем едва теплившегося сознания Жаком отметил , что «угри» в вакханалии не участвовали. Затем всё исчезло… Голос Эмилии вернул его к действительности:
-- Если бы не эта хрень каждое утро, то жизнь тут малина. Интересно, как она умудряется делать психоз этот общий, срань господня, бл… - Эмилия сдержалась - а так-то, Жак, тут нормальная житуха: хочешь не работать, пожалуйста, не работай, надо мужа, только захоти. Но мне лично после этих утренников мужик даром не нужен… Чего молчишь?
-- В себя прихожу. Вообще-то меня зовут Жаком, Жак это другое имя.
-- Да хрен на тебя, какая разница? Что Жак, что Жаком. Мы тут никто, и звать нас никак. Всё решает Хозяйка. Так что привыкай к унижениям.
-- А что со мной будет?
-- Ты мужик –лениво зевнула Эмилия – задействуют на внутренних работах. Помогать Эйлеминхотэ, он тут главный, а работы завались и больше.
-- Н-да, кто бы мог подумать – протянул Жаком.
-- Это ты о чём? – приподняла голову едва видимая в сумерках пещерки Эмилия.
-- У нас там – Притчел неопределённо кивнул головой – все разговоры крутились вокруг женского царства. Фантастика.
-- И что Вы о нас думали, если не секрет?
-- Да кто про что, но чтоб такое. Слушай, а откуда она язык наш знает, говорит чисто?
-- А я почём знаю. Поначалу полковник за неё разговаривал, но это, наверное, было в первый день, у нас со временем путаница постоянная; не поймёшь, когда что: где день, когда ночь. Сейчас проще стало, потому что на работы начали выходить. А когда Хозяйка сама заговорила, я и не вспомню.
--Чем вообще Вы занимаетесь?
-- Практически ни чем. Хозяйка – Эмилия понизила голос до шёпота - не нормальная, убедился сам только что, в голове у неё только секс, но это ещё цветочки, парень.
Недолго помолчав, Войкова продолжила говорить уже нормальным голосом:
-- Скоро узнаешь интересное. Называется «путь чистой боли». Сейчас редко, а по началу, когда ещё не поняли куда попали, столько крика было тут. Спасибо полковнику, заступается, его она слушается. Любит, как собака. А он мужчина не плохой, хороший даже, а вот привязан к этой тёлке. Нет, если по - честному, жить можно, к скуке привыкаешь. Многие ходят на работы к Правителю, всё веселее, а я не хочу: раз не по моей воле, значит пошли в жопу. И Хозяйка, и царство её. Особенно заморачивает обслуживать подводников, хотя – на секунду женщина замолчала, а когда продолжила, Жаком уловил, что её голос слегка изменился, он насторожился - ребята могут доставить удовольствие женщине. Одно плохо, когда не сама, оно перестаёт быть таковым. Видишь, кроме секса я уже и философии здесь обучаюсь.
-- Вы говорили про обслуживание – попытался избежать развития ненужной тематики разговора Жаком, он почувствовал, что его внимательно разглядывают.
-- Наивный – не прятала улыбки Войкова – я поняла, что ты вроде как девственник? Правда?
-- Почему? – покраснел Притчел.
-- У женщин на такие вещи чутьё. Ты и вправду девственник?
Жаком понял по звуку и по тому, как переместился голос, что Эмилия приподнялась: в груди у него вдруг заколотилось.
-- А ты знаешь, Жак – истязал его голос из темноты – что по правилам пещеры ни один мужчина не имеет права отказать женщине. Наказание – боль. Знаешь?
--Откуда, но я ведь женат, разве… да я уже… - Жаком прикусил язык, вспомнив о Сесси, вернее о её увесистом кулаке.
К счастью, Эмилия не уловила в темноте его спотыкания, а он услышал приказ:
-- Жены сейчас нет, мы ей не скажем, и вообще, по идее ты должен быть моим мужем, так что иди сюда…

Харрасс насторожился. У офицеров началась суматоха. Выскочил дневальный и убежал, а вскоре, не смотря на то, что солнце поднялось в зенит, в пещеру, в которой проживали капитан Грейк, старпом и учёный по очереди пришли ещё трое, он знал их всех: капитан четвёртого ранга Драгч Виски, лейтенанты: особист Саша Меркович и Карл Ющенин, командир подразделения «слухачей». Спенсер всматривался поочерёдно в небритые измождённые лица вызванных офицеров и осторожно радовался: похоже, он дождался своего: явно ребята не просто по солнцепёку прибежали как угорелые к кэпу. Неужели Грейк нашёл портал? Если это так, то наступает следующий этап в его разработке. Он пойдёт за поисковой группой, оставаясь невидимым. Харрасс размышлял: ясно, что сегодня этого не случится, необходима основательная подготовка. Стало быть, у него есть время, как минимум до утра. Эх, знать бы, куда они направятся - вверх или вниз, упредить… Харрасса накрыла тень, он съёжился, затаил дыхание. Над головой заскрежетало: слов не разобрать, язык был незнакомый, но в голове сложилась фраза:
-- Не бойся меня, медленно повернись.
Спенсер давно хотел в туалет, и обмочился, скорее от неожиданности, чем от жуткого, хотя и женского, мгновенно осознал он, голоса. Харрасс повернулся , как приказали; очень медленно: по хребту бежали холодные мурашки… Закрывая небо над ним высилась громада фигуры Хозяйки, он понял это сразу: женщина потрясала своей красотой, но от прекрасного облика веяло ужасом. Опять заскрежетало, и снова сложилась фраза. Приказ:
-- Вставай и за мной следуй.
Не дожидаясь, пока он поднимется, женщина пошла к пещерам. Спенсер поспешил следом. Когда они достигли спасительной ниши, Харрасс превратился в наполовину зажаренное филе, ему казалось, что расплавились кости. Хозяйка внимательно осмотрела тяжело дышащего мужчину, нахмурилась, подошла и наложила руки на голову. Смертельно холодные ладони парализовали Спенсера, зато заполнил измученные мышцы приток невообразимой энергии, она переполняла.
-- Идём – женщина направилась вглубь пещеры. Спроси Харрасса, сколько времени они шли, он бы не ответил: это могла быть пятиминутная ходьба, а может они шли целый день, но, в конце концов, движение прекратилось.
-- Подойди ко мне и встань рядом.
Он послушно выполнил приказ.
-- Теперь повернись. Видишь?
Харрасса распахнул в восхищении глаза. Портал. Огромный проём метров в десять ввысь тянулся во все стороны без границ. Виднелись строения: на одной линии с ними вдалеке стоял Храм, наполненный в это время суетой: в ворота входили и выходили люди, в основном это были мужчины, тащившие за спиной корзины, они двигались странной подпрыгивающей походкой. Но были и просто мастеровые с наборами инструментов в руках. Сновали жрицы, среди их балахонов иногда виднелись обнажённые подростки обоих полов. Ниже, примерно посредине жёлтой дороги, сбегавшей от распахнутых настежь ворот Храма до самого прибрежного пляжа, таился в зелени крупных деревьев Дом Правителя с развивающимся на фокт-штоке чёрным гюйсом, знак рабочего времени: а у подножия Холма Спенсер разглядел и деревню. Она начиналась с единственного покрашенного в белый цвет домика с разросшимся великолепным садом. От деревенской окраины до непосредственно самого пляжа тянулись ухоженные ряды ореховых посадок. Между деревьями мелькали морские форменки несомненно принадлежавшие исчезнувшим женщинам – морячкам. Море гнало на белый песок одну волну за волной, чистило пляж. Полная тишина… Идиллию нарушил скрежет:
-- Так видишь?
-- Да – невольно вздрогнул Спенсер, жуткий голос рвал нервы - вижу.
-- Теперь это твоё.
Спенсер сглотнул:
--Понятно. Что в замен?
-- Умный, и подлый. Это хорошо. Я это делаю для Острова. Для себя тоже. Не могу терпеть. Я люблю Хабила, но мне становится мало его любви. Нужно большего.
-- Чего? – Спенсер знал ответ, но сдержался говорить сам. Хозяйка заговорила, и в мозгу сложилось ровно то, чего он предполагал услышать:
-- Ты принесёшь мне Правителя. Я хочу крови, и плоти, хочу всегда, меня мучит желание. Мужской плоти - в скрежещущем голосе Харрасс слышал страдание – не могу терпеть. Его особенно. Он единственный, кто в силах не подчиняться, и я хочу её забрать. Я думала, что создав царство свободы и любви, излечусь от своего недуга, как обещал любимый, но получилось наоборот. Когда я вижу счастливые лица женщин, я хочу убивать… мужчин, всех. Бессонными ночами в мыслях терзаю я их. Я безумна, горькая правда давно известна самой, но что с того? Сейчас я готова растерзать тебя, ты чудовище, несравнимое даже со мной, но ты мне нужен. Поэтому ты ещё жив, понятно?
Харрасс молча кивнул, сердце распирало: добился, добился, добился. Красивое лицо Хозяйки исказила судорога:
-- Такой омерзительный ты и нужен, но знай, ваша борьба будет честной. Правителю я открою вход, ровно, как открыла капитану, все будете в равных условиях. Через три дня, ровно через три, слышишь, я приду за пленником…
-- Извините, но я не смогу захватить Правителя, я видел, как он гонял мужеловов. Меня он прихлопнет, как мошку. Можете меня убить, но необходимо время подготовиться, с бухты-барахты не получиться, нужны ещё люди…
-- Тщ-щ-щ – в ярости зашипел голос, и голову Спенсера пронзила жуткая боль: глаза вылезли из орбит, рот широко открылся в безмолвном крике, но воздух застрял внутри груди: Харрасс схватился за руку, сжавшую его шею, пытаясь оторвать её, но всё было тщетно. После нескольких мгновений борьбы, вечных - Спенсер мучительно умирал - боль исчезла. Он рухнул на колени, затем упал на живот, вытянув перед собой руки.
--Хорошо, пока приведёшь любого, постарайся выбрать самого выносливого. И ещё, портал, как вы его называете, я открыла, а запомнить место, твоя забота. Ещё одно, вход запоминает людей, которые смогут им пользоваться ровно две недели, так что поспеши, Харрасс Спенсер найти себе помощников.
Приказ Хозяйки чеканился в мозгу, он был необсуждаем и абсолютен, как гранитная скала. Спенсер всем нутром знал, что он умрёт, но выполнит его. Он пребывал в тишине, и ему понадобилось время, чтобы осознать этот замечательнейший факт. Хозяйка исчезла, он один, боли больше не будет. Харрасс перевернулся на спину, глядел в чистую синюю высь и не думал ни о чём. Внезапно он захохотал в полный голос, смеялся долго, а когда потихоньку успокоился, весь был мокрый. «Реакция организма на боль - сообразил он – лечебный эффект, однако». Энергия бурлила, рвалась наружу. Харрасс легко поднялся…

-- Как семейная жизнь, Макси? – спросил Лион – Марьяна спит ещё?
-- Ага – Стражник протопал мимо – я мыться.
-- Естественно – откликнулся Лион. Он смотрел в спину друга и с горечью размышлял, что станется со Стражником, когда до него дойдёт, что Марьяна его совсем не любит. Не сломается ли помощник в преддверие грядущих невзгод, в наступлении которых сомневаться не приходится, собственно, они уже пришли. Деревня платит дань сестре Поли, второй день на деревне причитает Криомегения; ей было видение: хохочущий человек-зверь. Люди побаивались безумицу, сторонились, но Лион внимательно выслушал пророчицу. Не сразу, но он уловил смысл в путанице причитаний больной женщины , который собственно и стал причиной её припадка. Криомегения взвывала о том, что Хозяйка привела на Остров человека-зверя, которому нужна кровь, и скоро она прольётся, много, столько, что покраснеет море. А вчера утром пришла сама сестра Поли и огорошила - показала портал. Они с Максимиллианом самостоятельно не смогли отыскать его, как не старались. Оказалось, что вход представлял собой узкую щель в стене, и необходимо было встать напротив ровно перпендикулярно, что было невозможно, поскольку камень, к которому она примыкала, имел основательный наклон. Только встав в этом месте на колени и посмотрев вверх, и можно было его увидеть. Затем нужно было решиться встать в полный рост, камень никуда не делся и нависал над головой. «Неожиданный – раздумывал Лион над поступком Поли - и драгоценный подарок, но загадочен, принимая во внимание, кем он подарен? Что безусловно таится в этом»? Тем не менее, Лион поспешил воспользоваться открытием, поскольку в тот раз, когда он в ярости проскочил на сторону Незнаменцева, а затем смог вернуться, стал единственным. Больше ему так не везло… Найти пещеру капитана труда не составило, первый встреченный им моряк, испуганно глядя на Правителя, указал путь. Лион, как говорится, «в живую», познакомился с капитаном Грейком, помощником Толкиненом и Орландо Незнаменцевым. Уилкосс Грейк вызвал ещё трёх офицеров, они все вместе тщетно ломали голову над загадкой, почему Поли открыла вход? Что-то не правильное во всём этом присутствовало, но отчётливо ощущалась и логика поступка. Не нащупав намёка на ответ, обговорили действия по координации и взаимопомощи, и договорились о следующей встрече уже в Доме Правителя. Закончилась их первая очная встреча тем, что офицеры и Орландо, не смотря на смертоносное пекло, сходили к порталу, индицировали себя, пройдя сквозь, попрощались, и вернулись на свою сторону. Лион остался один с тяжёлым чувством в сердце: назревало страшное. Нет, совсем не зря сестра Поли открыла местонахождение портала; кукловод начал свой смертельно опасный танец, и перебирает ниточки. Ничего хорошего это не сулит…
-- Доброе утро, Владыко.
Лион с трудом удержался, чтоб не обернуться слишком быстро:
-- Доброе, Марьяна.
Девушка прислонилась к торцу проёма, подсунула под щёчку ладошку. Марьяна легко улыбалась, без стеснения разглядывая Правителя. Ночной балахон не скрывал её чудного сложения: задорно топорщились на маленьких грудках твёрдые соски, крутая линия бедра выставлена на показ. Изумительная талия. Встрёпанные длинные русые волосы изысканным обрамлением подчёркивали нежную красоту девичьего личика. Румянились пухлые щёчки, спелые алые губки прятали жемчуг ровных зубов. Глаза влажно сверкали из-под пушистых ресниц. Лион не придумал ничего умнее банальности:
-- Ты чего это не спишь, рано ещё?
-- Не рано – улыбка девушки стала шире - в Храме уже отзавтракали бы.
-- Ты не в Храме.
-- Да. Спасибо.. тебе – голос споткнулся, но девушка решительно договорила – Лион за то, что приютил у себя.
Лиона резануло панибратское обращение. С самой первой встречи он разглядел в очаровательной девчушке присутствие некого бесёнка, постоянно подталкивающего её к нарушению общепринятых правил: Марьяна была рождена бунтаркой и ниспровергательницей устоев, для неё свобода собственного «я» была наиглавнейшей чертой характера. Для будущей Верховной Жрицы подобная особенность ума и характера представляла собой взрывоопасную смесь. Рвануть могло в любую сторону; и в личной жизни, и в отношении вообще Острова. В стремлении ниспровергать всё и вся Марьяна могла утащить его в хаос, но в равной степени и подтолкнуть порядком замшелое, в каком-то плане стагнирующее, более того, деградирующее, общество на путь обновления. Понимала это и Мать Генриэтта, поэтому чтобы контролировать неуёмную натуру девочки, она выдала её замуж, предполагая, что жажда новизны, бушующая в сердце малышки, в замужестве поутихнет. Необходимость манипуляции с судьбой девушки возникла отнюдь не по прихоти Верховной Жрицы. Болезнь Поли серьёзным образом изменила расклад жизни на Острове. Совсем не шутка заменить обученную, половозрелую и подготовленную к служению сестру юной несведущей ничего в жизни девочкой, к тому же склонной к чрезмерному увлечению представителями другого пола. Поэтому Генриэтта устроила Марьяне «священную любовь» с Агроном, славным парнишкой, ни чем не примечательным, добрым и отзывчивым, воспитанным в «назначенной» семье рыбака Ага и орешницы Рониды. Брак в скором времени аннулировали, как не состоявшийся в главном: Марьяна не зачинала, не смотря на всё разнообразие рецептов снадобий, выдаваемых Храмом для достижения этой цели: юноша получил разрешение на допуск к «нужницам» , и его отправили к рыбакам, Марьяну же забрали из семьи в Храм, щедро одарив родителей, и Верховная Жрица занялась поиском приемлемой кандидатуры на освободившееся место мужа для будущей Верховной Жрицы. Она вытребовала у Лиона, когда он занял пост Владыки, дать обещание в скорейшем времени принять соответствующие изменение в Законе о Жрицах, предоставив сёстрам право на замужество по любви. И всё бы было хорошо, но Верховная Жрица ошиблась в главном, в выборе мужа. Генриэтта просмотрела влечение Марьяны к Лиону, и сосватала её за Стражника, в чувствах которого сомнений у неё не было: Максимиллиан любил девушку. Лион во все эти хитросплетения не вмешивался, предпочитая держаться в стороне.
-- У тебя свободно – Марьяна не отводила глаз с Лиона – не в Храме. Там мы, как рыба в косяке, носимся с утра до ночи туда-сюда, туда-сюда. Жуть. У тебя спокойно, прохладно. Так хорошо.
Девушка повернулась боком к Лиону, спиной налегла на торец, подняла подбородок, изогнулась в пояснице, подсунув руки и демонстрируя глазам Лиона напрягшуюся прелестную грудь, он поспешил отвести их в сторону. Глядя прямо перед собой, девушка сказала:
-- У-у, дядя Лион, если бы ты знал, как я ненавижу Храм, не сам, конечно, а вечную тесноту, жизнь у всех на глазах. В кельях вместо двух сестёр четверо, а где и по пять уже. Ночью холодно.
-- Знаю, знаю – забормотал Лион – вопрос будем решать в скором времени. Актуальный, да.
-- С тобой так интересно – усмехнулась Марьяна – загадочные слова говоришь, «актуально», «будем решать». А чего решать, надо просто выстроить пару домов.
-- Ты наговоришь, Марьяна – Лион пришлось вернуть убежавший взгляд – просто. Знаешь, сколько проблем предстоит решить: как наносить кирпич, который ещё сделать надо, глины одной накопать, а у нас, если ты не в курсе перемены, мы дань платим. Знаешь?
-- А-а-а - капризно дёрнула подбородком Марьяна, и резко повернула голову к Лиону - слова, захотел бы ты, дядя Лион, давно построили. Ты Владыко, твоё слово закон. «Корзинщики» обратно идут пустыми, вот и взяли бы по одному кирпичу, за один день столько бы натаскали. Нет, это из-за лени, легче говорить, что нету времени, при старом Правителе вообще ничего не строилось двадцать лет. Сколько мне лет, столько и не строилось. Я думаю, что ты не такой, просто не обжился ещё, как Правитель. Тебе бы жену хорошую. Лион – девушка оттолкнулась спиной от торца, повернулась всем телом: теперь он видел перед собой образец девичьей грации: вес тела на правой ноге, щиколотки сведены вместе, левая нога слегка согнута в колене, одна ладошка на щёчке, другая поддерживает локоть, головка склонена чуть на бочок – а почему ты не женишься?
Ладошка изящно отрывается от щёчки, на белой коже розовый отпечаток, но быстро исчезает. Марьянна рассуждает вслух - когда ты был Даром Моря, это понятно, все женщины были твоими, можно растеряться, а сейчас почему?
Руки сложились под грудью, взгляд в упор.
-- Так и бывший Правитель не был женат, чего это тебя, Марьяна так всё заботит? – разговор начал забавлять Лиона. Только молоденьким самоуверенным девочкам удаётся остаться очаровательными, когда они выдают очевидную глупость за глубокомыслие. Такое действие на мужчин оказывают непосредственность и девичий шарм.
– Не встретил пока никого – стандартно закончил Лион.
-- Пусть тебе жрицы посчитают – сопротивлялась Марьяна.
-- Да что ты меня женить хочешь – я тебе плохого что сделал? – Лион игрался с девушкой, наперёд зная аргументы, которые он услышит. Так и есть.
-- Женитьба для мужчины это хорошо – поучительно высказалась Марьянна.
-- А для девушек, то есть, плохо.
-- Нет, но не так, как для вас. По здоровью, например.
-- Ну, для здоровья, как ты говоришь, есть…
-- Нужные женщины, я знаю – Марьянна не сводила загоревшихся глаз с лица Лиона – но жена это другое.
-- Успокойся, пожалуйста, Марьянна – Лион не хотел продолжать поддерживать интересующую девушку тему, ему было неудобно, поэтому коротко сказал - придёт время, женюсь.
-- Может поздно станет – продолжала упрямиться Марьяна - вам, мужчинам, надо регулярно заниматься.
-- Глупости это.
-- Нет, не глупость – заалела румянцем нежная кожа девушки.
--Марьяна, хватит, ну, пожалуйста. Не переживай за меня, ладно – Лион наконец осмелился взглянуть Марьяне в глаза - живи спокойно с Максимиллианом, регулярно занимайтесь тем, чем положено замужним и женатым, и готовься стать Верховной Жрицей. Я думаю, тогда тебе до этого вопроса станет фиолетово.
-- Не правда – капризничала Марьянна - это всегда останется главным по жизни.
-- Поверь, нет – Лиону стал надоедать бессмысленный спор.
-- Главное, главное, только ты, дядя Лион не хочешь в этом признаться. Вот так.
Марьяна рассержено фыркнула, и ушла, но тут же вернулась, встала на прежнее место:
-- Вот когда по - настоящему станет плохо, вспомнишь меня, Владыко, придёшь, да поздно будет.
Лион озадаченно почесал затылок. Он что, не ослышался: Марьяна на полном серьёзе хотела иметь наряду с Максимиллианом ещё и его? Называется, доигрался. Понятно, нравы на Острове открытые, сложившиеся по необходимости, но чтобы так, сразу после свадьбы открыто предлагать адюльтер, это ни в какие рамки не лезет. Он досадливо поморщился: молодая, смелая, но приличие-то знать должна. Законы, в конце концов. Для того, что ей хочется, на Острове проводятся два раза в год Праздники Стояния и Перехода, потерпеть-то можно. «Ой, Марьяна, девочка, наломаешь ты дров».
-- Чего это Марьяна сердитая пробежала? – вывел из раздумий Лиона голос Макимиллиана, мокрое полотенце переброшено через плечо – я видел, вы разговаривали.
-- Макси, брат, крепись – Лион похлопал Стража по плечу – воистину женская душа загадка, в том и дело, что ничего я ей не сказал, ничего такого. Перекинулись парой слов, а она фыркнула и убежала. Иди, успокаивай. Может тебе, как мужу скажет, что не так.
Недоверчиво посмотрев, Максимилииан ушёл: Лион сильно хлопнул себя по бёдрам:
-- Ещё этого не хватало…

Харрасс шипел от ярости: ведьма задала задачку – он должен запомнить место расположения портала. Как? Нет никакой зацепки. Щиколотки тонули в синем тумане, стало быть, метка на земле отменяется. Над головой только небо, в стороны простор. А если повернуться на сто восемьдесят градусов, толк не большой. Внизу туман, по сторонам и над головой ничего не видно в темноте. Был бы огонь, можно что-то сообразить, а так, нет, но искать выход нужно. Спенсер понял, что это испытание, наверняка, она стоит рядом и смотрит, как он выкрутится. «Значит так – в который раз принялся вспоминать Харрасс – мы пришли, Хозяйка сказала, повернись. В какую же сторону, вправо, влево, куда? Забыл напрочь. Естественно, голова от голода совсем не варит. Надо что-то предпринимать, решения не может не быть. Я, в конце концов, какой-никакой, а учёный до сих пор. Думай, Спенсер, твоё спасение в твоих руках, обмануть никого не удастся, нет здесь лохов, каждый каждому враг. До бесконечности стоять глупо, а сойти страшно, вдруг не вернусь. А собственно, что я теряю – внезапно разозлился Харрасс - не я натворил, объяснила бы по человечески, делов – то. Потеряю портал, пусть ещё раз ведёт. Чего мешало дуре сказать, сколько шагов идти… стоп, шагов… шагов, ша-гов. Считать, нужно считать, Господи, как просто – простонал учёный – так, ещё раз подумать, алгоритм такой: поворачиваюсь на месте, выясняю в какую сторону надо – вправо или влево. Затем иду назад до первой внятной метки, запоминаю, иду дальше, ищу контрольную, запоминаю. Возвращаюсь и проверяю. Как бы так. Ну, что Спенсер Харрасс, с Богом»?..
Внимательно наблюдавшая за раздумьями Харрасса Поли усмехнулась, когда тот повернулся в первый раз. «Сообразил… как долго думал, ну да ладно, можно возвращаться. Ох, Хабил мой, любимый, ну почему ты не похож на меня, славно было бы вместе снимать шкуру с этого ублюдка, после того, как он приведёт Правителя». Как обычно при воспоминании о любимом внизу живота разлилось сладкое томление, стало горячо: Поли поспешила в пещеру, желание нарастало…

И опять Харрассу пришлось размышлять, по возвращении в пещерку. Хозяйка выставила срок – три дня. Не много, но и не невозможно. Что можно и нужно сделать за это время? Подобрать помощников, обязательно, хотя это и есть самое трудное. Честные да порядочные к нему не пойдут, придурки сдохнут от голода, но останутся чистыми, так что выбирать придётся из гнуса. Майор, как его там, Хасак Есаулий, что ли, анжарниец. Этот подойдёт по всем статьям. Анжарнийца Спенсер заприметил давно: неопрятный, обрюзгший толстяк, был когда-то. Майор опустился, потерял веру и, вообще, махнул рукой на всё и медленно угасал. Харрасс думал, что жив он до сих пор по причине изрядного запаса жира, накопленного за долгие годы интендантской службы. Этот пойдёт служить за одну жрачку. Откормить, и служить станет, как собака. А вот Медли Надиссон из Мабрукхского университета, бывший соратник – учёный, на взгляд Спенсера подходил идеально. Не такой умный, как сам Харрасс, но заносчивый не менее, строптивец и спорщик, такого только заведи. Собственно, ему на первое время хватит двоих помощников. Похитить кого-то, и выстроить укрепление. Понятно, что когда начнутся открытые действия, капитан Грейк попытается их нейтрализовать, но его ожидает сюрприз – Спенсер хихикнул - винтовки Харрасса. Укрытие необходимо обустроить как можно ближе с порталом. Это нужно в первую очередь, чтоб не сильно заморачиваться с женщинами, которых они стащат у Правителя. Не тащить визжащих сучек за волосы по тесным пещерам, а так, чтобы перешёл портал, врезал пару ударов по харе, и в койку. А когда примчится Правитель вызволять, подстрелить легко и отдать Хозяйке. Такова задумка. И охранять портал сподручней - не окружат. Хотя, кто в здравом уме попрётся на винтовки, разве только «угри» полковника, эти могут, им только дай повоевать, но они, как раз на его стороне, то есть стороне Хозяйки. Значится, расклад получается следующий: винтовки Харрасса против людей капитана Грейка, и физического превосходства Правителя. Кто кого, и все против всех. Смутные наброски плана, что рисовались в мозгу учёного, приобрели чёткие очертания. Всякое бывает, конечно, но при удачном раскладе власть на Острове по обе стороны может принадлежать ему. «Харрасс Спенсер первый – узурпатор» - звучит. «Спенсера Третьего – Харрасс вспомнил угрозы Толкинена – безусловно расстрелять, не пожалеть патронов, хотя лучше показательно зажарить на солнце»… Харрасс проснулся, оказывается он заснул. Есть хотелось невыносимо, голод грыз желудок до боли, значит, пора выходить на охоту. Со стоном Спенсер поднялся с каменного ложа, устланного сухими водорослями три месяца назад и превратившимися в труху, подошёл к выходу. От вечернего солнца, красного гиганта на горизонте оставалась маленькая шапочка. «Ещё минут пятнадцать и пойду – сориентировался Харрасс, внезапная мысль широко растянула губы в улыбке – с сегодняшнего дня жрать буду без ограничений, до блевотины, понятно, капитан Грейк, до оргазма»… По утру Медли Надиссон согласился присоединиться, как только Харрасс его отыскал, привёл к себе, и накормил. Осовелый от сытости, он только спросил:
-- Так будет всегда?
-- Лучше – осклабился Харрасс – ещё будут бабы, сколько надо.
Медли хрипло засмеялся:
-- Тогда я с тобой, Спенсер – протянул руку – можешь рассчитывать на меня…
Майор Хасак кивал головой и не отводил глаз от лепёшек, приготовленных Харрассом, пока тот объяснял свой план. В качестве первого пленного они выбрали младшего лейтенанта Иеримихейа. Конечно, Харрасс хотел бы отдать на растерзание Поли Незнаменцева или даже самого Толкинена, но добраться до них не было возможности. Уборщик Притчел тоже отпадал, Спенсер лично убедился в силе его бицепсов, а операция должна была пройти чисто, бесшумно. Харрасс пояснил новоявленным волонтёрам: основной критерий жертвы выносливость, видимо терпеть муки несчастному предстояло долгое время. Выбор пал на лейтенанта Иеримихейа, его предложил Есаулий. Лейтенант был молод, в меру спортивен, но при этом ленив, умом и иными способностями не блистал, но главная причина выбора майора заключалась в другом, лейтенант постоянно насмехался над ним. Есаулий вызвался привести молодого офицера в условленное место…
-- Что это с Вами случилось, майор, Вы вышли на работу?
Лейтенант опустил палубную доску, которую тащил. Обращался он к майору Хасаку Есаулию, спускавшемуся навстречу. Обойти Иеримихейю не было возможности, так как встреча произошла в самом узком месте тропинки, ведущей от пещер к пляжу. Анжарец молчал.
-- Не желаете помочь? Это третья доска, которую я пру на себе, ну, что язык проглотили, поможете?
-- Дайте мне пройти, лейтенант - попросил полковник. Йеримихейа заулыбался:
-- У Вас голос сел от невыносимой физической нагрузки, нести вниз своё пузо. Понимаю, оно уменьшилось, появилась возможность ходить. Как Вы собираетесь подниматься обратно, майор? Это невозможно. Подождите-ка, Вы, оказывается, разговариваете на дарнийском, а почему молчали всё это время?
-- Молодой человек – заскрипел зубами Хасак – молодой человек, как Вам не стыдно, я старше Вас по возрасту и по званию, постыдились бы…
-- Чего бы это?
-- В отличие от Вас, я не третий раз, а пятый спускаюсь, понятно.
-- Не гоните, майор, я Вас впервые вижу.
-- А я не встречал Вас ни разу, так что не заливайте, пожалуйста. Дайте пройти.
-- Вам, майор, не я мешаю пройти, а вот эта доска.
Лейтенант был несказанно удивлён: вечно молчавший майор, объект насмешек и злых розыгрышей оказался весьма разговорчивым, в совершенстве владел дарницким. Иеримихейа покраснел, припоминая сколько раз он, не зная, что майор его понимает, позволял себе поёрничать над обрюзгшим офицером, и теперь чувствовал себя не в своей тарелке.
-- Что Вы мне суёте её в лицо, у меня таких нанесено пять.
-- Да где они? – искренне удивился лейтенант -я ни разу Вас не встретил в пещере.
-- Я туда и не ношу.
-- А куда?
-- Вон туда – майор повернулся вбок, показал на огромный валун, стоявший поодаль от тропинки – Вам не сказали, что работы приостанавливаются? Пошла плесень и доски надо сушить, видите, люди уже перебирают.
Из-за валуна показался Медли Надиссон, увидев стоящих на тропинке, он помахал рукой и скрылся. Выглянул Харрасс и тоже махнул.
-- Убедились, лейтенант?
-- Ну, не знаю, все наверх носили.
-- А теперь надо сюда.
-- Ладно, как скажете…
Лейтенанта завернул за валун.
-- Дурак какой – услышал Иеримихейа, проваливаясь в темноту…

Поли рассматривала пленника: вот она долгожданная добыча. Игрушка для большой девочки. Харрасс выполнил первое распоряжение. Поли могла и сама похитить, но это была проверка, которую Харрасс Спенсер исполнил блестяще. Она поступила, как настоящий мудрец, выбрав этого мужчину. Он отпетый негодяй, и в душе у него, в которую ей не хочется заглядывать лишний раз, царит мрак, но именно этот плохой человек в силах ниспровергнуть Правителя, ему помогут врождённая хитрость и изворотливость. Новоявленный Правитель падёт, и она и её милый Хабил станут единолично править Островом, наконец, воцарится любовь и справедливость, грядёт «золотой век», как говорит Хабил. Тогда и к ней придёт успокоение. Убивать следующих Правителей она не станет, зачем? Враг ей только Странник. Самозванец. Потом, кто-то должен тащить на себе неисчислимые заботы и тяготы, управляя жизнями людей на Острове, а она и любимый много выше и чище нищенских запросов ничтожных людишек, не могущих постоять за себя. Пусть волосатый Страж и старая карга Генриэтта продолжают занимаются всем этим. Выбирают себе нового Правителя, если захотят или не смогут обойтись самостоятельно. Однако до чего было бы смешно, если бы не было так грустно, видеть, в чьих руках зиждется власть. Имбицел, самозванец и ведьма. Особенно самозванец. Возомнил о себе неведомо что. Нет, Остров необходимо спасать, освободить людей и жриц от тирании. Приказать лейтенанту Гори убить Правителя она не может, потому что они подчиняются Договору, заключённому между ними и её Хабилом. Только любимый может отдавать приказы, но он мягкий, и откажется, совсем не мужчина в этом плане. Самой с Правителем, к великому огорчению, ей не справиться, а после схватки, в которой он изувечил её раба, истинные силы нового Владыки возросли многократно. Защита, которую теперь он выставляет против её дара, не пробиваема. В физическом контакте он вовсе бесподобен: Поли лично наблюдала, как Странник разогнал пришлых варваров в праздник Перехода и Стояния. По честному, признавалась себе Поли, если бы она так не ненавидела самозванца, она могла бы его полюбить. Тело у него бесподобное. Сильно беспокоило её и то, что Правитель во время драки с моряками пересёк границу миров: а что если он, как и она владеет даром, разве что не знает об этом? Так что в противостоянии с Владыкой Харрасс оказался просто находкой. Ценен, да, но и опасен тоже, Поли отдавала себе отчёт. Опасным его делает тайна, которую он хранит в себе. Поли к удивлению своему не смогла проникнуть в глубинные мысли Харрасса. Они оказались закрытыми, хотя эмоции и чувства, вся грязная душонка считывалась легко. Именно душонка, скрипела зубами Поли, которую лучше бы не читать, более грязной, подлой она не встречала. Ненавистный когда-то Аппопуло в сравнении с этим зверем казался ей теперь ребёнком. Наивный и бесхитростный, отягощённый собственной ненасытностью детина, вся вина которого состояла в его несокрушимой мужской силе. А Харрасс воплощение самого зла. Ни в коем случае не следует выпускать его из зоны внимания, случиться может что угодно, мда, но злодей нужен, и именно сейчас… Внимание Поли вернулось к сидящему перед ней пленнику. Привязанный к граниту, насмерть перепуганный молодой симпатичный мужчина, не спускал с неё глаз. Тепло разлилось по телу, задрожали коленки, и Поли почувствовала, как по внутренней стороне бёдер потекла горячая влага. Закружилась голова. Одним рывком сорвав с себя балахон, она шагнула к пленнику… Насиловала Поли долго, пока мужчина не заскулил от боли. Мгновенно её накрыла сладчайшая в мире ярость: как посмел, без разрешения? Перебил всё удовольствие. Она схватила мизинец на его руке и резким движением сломала. Пленник страшно закричал… Поли вполовину не насладилась криками, хрипом и стонами пытаемого ею мужчины, когда в блаженном экстазе, мутившем разум, зазвучали посторонние нотки. Она насторожилась, отпустила вывихнутую руку пленника. Ощущения подсказывали - реально смертельная угроза была где-то рядом. Она слезла с колен мужчины, повернулась лицом к выходу и увидела, как в пещерку вползают клубы синего тумана. Не раздумывая, Поли шагнула за незримую черту, разделявшую миры на Острове. Финал трагедии она наблюдала из спасительной невидимости. Голубой туман медленно заполнял маленькую пещеру. Какое-то время замученный пленник не реагировал: голова его была опущена на тяжело поднимавшуюся при дыхании, липкую от пота грудь. Поднял он голову, когда туман поднялся к подбородку. Связанный дёрнулся, голова вскинулась, он извивался, но путы держали накрепко, мужчина закричал: от боли в переломанных костях и вывихнутых суставах и от страха. Развязка наступала неумолимо. Пленник до предела задрал голову к верху. Поли дождалась, пока туман заполнит раскрытый в крике рот, постояла и направилась к себе: в груди что-то сдвинулось, стало легко и как-то прозрачно, ею овладела грусть. Легко оттого, что пусть и не в полной мере, но она сбросила накопившееся напряжение, а грустно, что нелепо – могла ведь успеть забрать с собой - потеряла игрушку, которую почти что полюбила. Харрассу предстоит потрудиться ещё раз…

-- Ещё бы женщину, и совсем кайф, не жизнь, малина – Медли Надиссон потянулся. Он, Харрасс и майор Есаулий Хасак обустраивали новое жилище. Подходящую пещеру обнаружили метрах в сорока от портала. Просторная, чтобы могла вместить несколько десятков человек, с высоким потолком и притоком свежего воздуха, с точки зрения обороны пещера не вызывала нареканий никаких. Два входа - выхода; со стороны портала это была узкая расщелина, которую мог оборонять единственный стрелок, а выход на сторону капитана Грейка они усилили, выложив лабиринт из невысоких стенок, и подготовив стрелковые гнёзда. Оружие – четырнадцать армейских карабинов - перенесли сразу же. К сожалению, к ним оказалось очень мало патронов. По две обоймы на карабин: учитывая, что в обойме семь патронов, выходило не полных двести зарядов. А у капитана Грейка в подчинение больше двухсот моряков, не считая дезертиров, которые ещё неизвестно на чью сторону перекинутся, когда дело дойдёт до открытого столкновения. У Правителя и вовсе семьсот человек. Расклад не в пользу Харрасса, но возможности появлялись. Он рассуждал: если показать всем, что они вооружены и готовы применить оружие по необходимости, страху нагонят точно. А страх великий помощник. Естественно, Правителю не жить, волосатому помощнику его тоже. Два-три рейда в деревню и Храм, ещё несколько трупов, помимо двух названных, и дух аборигенов будет сломлен. И тогда у него станет семьсот человек, а это сила. Никакому капитану Грейку не справиться с такой массой. Плюс у Хозяйки полковник и лейтенант с их, как там… «угрями». До зубов вооружённые убийцы. Изредка проводить показательные экзекуции, порядок гарантируется. С капитаном Грейком всё равно придётся договариваться. У него крейсер. Харрасс помнил, что большую часть боеприпасов осталось на борту по причине катастрофической нехватки времени при эвакуации. Успели свезти на берег стрелковое оружие и боезапас, который на его удачу смыл дождяра. Лёгкие снаряды тоже. Но практически всё крупнокалиберное: торпеды, мины, в общем, неподъёмное, остались на крейсере. Если Грейка загнать в угол, он так жахнет из орудий главного калибра, что мало не покажется. Действовать на первых порах предстоит весьма аккуратно. Харрасс сильно рассчитывал на то, что капитан, будучи умным человеком, в нынешнем положении не захочет нарываться на лишние неприятности. Они заключат пакт о ненападении, и будут существовать параллельно. Это для начала, дальше будет видно. Харрасс предполагал, что у Хозяйки припасён план…
-- Да, бабу хорошо бы – майор почесал промежность – давно не вдувал никому.
-- А есть ещё чем, майор? Не стёрлось от усердия?– насмешливо откликнулся Надиссон.
-- Было бы кому, найдётся и чем, у меня, милок, в отличие от тебя, три жены, и каждую я обязан удовлетворить, иначе они могли пожаловаться, и тогда – майор развёл руками.
-- Что – заинтересовался Медли?
-- Пойдёт к старейшинам. Расскажет, что не можешь, ну и всё.
-- Что всё?
-- Развод. А развод по жалобе жены, это не просто позор. Легче и проще убить саму её, чем она разведётся. Ты не мужчина, понимаешь? Так что, опусти язык, пустые речи – глупая голова.
-- Огорошил, майор, честное слово. Но сам каков, молодца однако. Три, это круто. Какие наши годы, да, майор? Нам бы и одну на троих хватило сейчас, верно, командир. Эй, Харрасс, слышишь?
Спенсер досадливо поморщился: мешает сволочь думать. Дурак. Сыт, бабу ему давай. Будут и бабы, но не сразу дело делается. Он как раз думал на эту тему. Вообще, Медли прав: женщины необходимы в первую очередь. Недели не прошло, как появилась постоянная еда, расслабились, привыкли к сытости, зато по ночам на стены лезем. Вопрос действительно назрел, решать надо быстро, и чем скорее, тем лучше. С оглядкой, конечно, на Хозяйку – как отнесётся к насилию над женщинами. Она немножко сумасшедшая, видно сразу, похоже, что тёлки для неё, как дети. Заботится, оберегает. А вот к мужикам у неё особое отношение. Заказала ещё одного бедолагу: на его недоумённый вопрос, а как же с выносливостью, коротко бросила невнятное – туман. Понимай, как хочешь: никаких объяснений, из чего он сделал вывод, что всемогущая Хозяйка не столь всевластна, как кажется. Следовало взять факт на заметку. В ту же ночь они сделали вылазку, оглушив возвращавшегося из туалета моряка. Кто попался к ним в руки, их не интересовало. Хозяйка забрала пленника, не сказав ни слова. Она выглядела расстроенной, но еду принесла. Целый мешок пищи. Вяленое черепашье мясо и вяленая рыба, орех, лепёшки, напиток, чего-то ещё, яйца. Сказка какая-то: целую неделю они сыты...
-- Молчит командир – в размышления назойливо вторгся голос Надиссона, Харрасс нехотя прислушался - тогда Вы, генерал, ответьте, сколько бы Вы хотели женщин именно сейчас, немедленно.
-- Хватит одной… именно сейчас, как ты говоришь…
-- Фи, мелко, мелко фельдмаршал. Пять, вот, сколько мне нужно.
-- Зачем?
-- Вы не романтик, генерал. Пять прекрасных гурий…
-- Пять проблем. Потом, молодой человек, думаю, в Вас говорит позёрство, или полная половая безграмотность, с пятерыми Вам не справиться ни в какую…
-- Хватит трепаться – не выдержал Харрасс, отгоняя нахлынувшее вожделение – нашли время трепаться, вечером пойдём к дезертирам. Пора делать пробную вылазку.
-- Дезертиры не в адеквате, босс…
-- Других нет, Медли.
-- Да и оружие давать опасно.
-- Оно только у нас. За тупого не держи меня.
-- Не пойдут, Спенсер – упрямился Медли - а силой не погонишь. Им ничего не надо. Дебильё.
-- За бабами примчатся, все как один. Задрало, честно, видеть, как друг друга трахают. Так, доделываем, что осталось, а по вечерку в гости… ну, и чего сидим, Медли, за работу.
Учёный проигнорировал окрик: он опирался спиной на каменную кладку, одна нога вытянута, левая рука опиралась на другую, согнутую в колене, взгляд устремлён перед собой:
-- Слушай, Харрасс – отрешённо заговорил Медли - ты, вроде, учёный, приличный, как утверждали кое-кто, вот ответь, пожалуйста, на вопрос: почему мы оказались в этой клоаке? Причины? Кто и по каким критериям производил отбор? Почему я, ты, майор сидим на этом грёбаном Острове и мечтаем о бабах. Не о женщинах, о самках. И это потому только, что отожрались. Неужели мы настолько порочные, что оказались в этом чистилище, Спенсер? Это ведь наказание, то, что мы здесь, я не прав? Божественна кара, вот только за что? Что такого не правильного мы успели сделать в той жизни, что оказались в центре инферно. Не задумывался? А я задумался – Харрасс и Хассак молча смотрели на говорящего с пустотой учёного - вернее, хотел было подумать, но с ужасом осознал, что не помню прошлого, ничего не помню. Совсем ничего. Моя память – большое слепое пятно. Пустота. Не было городов, не было музыки, неоновых реклам, автомобилей. Научных лабораторий, диспутов, конгрессов, публикаций, оппонентов и сподвижников. Ничего не было, веришь мне, Спенсер? Да, да, я учёный, знаю, другая жизненная форма, в которой мы существовали, была, и она доказательна, она есть и сейчас, но в другой Вселенной, понимаешь, Спенсер? Мы жили когда-то в ней, ты, Незнаменцев, фельдмаршал тоже. А сейчас мы где? Может, это чистилище, за грехи наши, а? Это даже не ад. Спенсер, слушай, нас материализовали здесь, мы не родились и не жили нигде, поверь, ничего не было, самого прошлого не было, одна эта кошмарная реальность вокруг. А что я не помню, то сон… Бог мой, как возможно, что я учёный, мирный из мирных людей, настраиваюсь убивать себе подобных. На раз. Безоружных, беспомощных. Что с нами стало, Спенсер? В какой ад нашего сознания провалилась цивилизованность, образование, культура. Мы стали звери… где мы, Харрасс? Кто мы?
-- Заткнись, Медли, не сходи с ума, и не стони. Я думал, ты мужик – Харрасс скривил лицо, фыркнул, отчего-то ему стало необыкновенно легко, легко радостно - поднимай свою тощую задницу, и работать, ещё будет время для интеллигентских соплей. Никто ни кого убивать без надобности не станет, хотя ты прав, мы в другой реальности, в которой выживает сильнейший. Думай не о том, во сне ты или нет, а какой у нас существует выбор? Медленно сдохнуть с голода у капитана Грейка, или отправляться к идиотам в пещеры? Медли, мы в замкнутой на саму себя системе ценностей, со своей линейкой алгоритмов; здесь сейчас не надо мудрить и взывать к высшим сферам, всё просто: или ты побеждаешь, и тогда живёшь, или побеждают тебя, и тогда ты влачишь жалкое существование, пока не сдохнешь. Лично ты вытащил свой счастливый билет: сыт, и хочешь бабу, которая скоро у тебя появится. Другого на Острове не дано, осознай это накрепко, полегчает.
-- Как тебе? – повернулся к Харрассу Медли, взгляд его, цепкий, впился.
-- Хотя бы.
-- Ну-ну.
-- Не нукай. Лучше.
-- Годиться, босс – Надиссон медленно отвёл взгляд - тебе думать, нам послушание. Встаём, майор – внезапно он легко вскинулся, выпрямился и, глядя в сторону, сказал - Господь Бог призывает трудиться. Только запомни, Харрасс, ты здесь вправду главный, но и я не овца, на шею ты мне не сядешь. Достаточно ясно выразился?
-- Более чем – искренне улыбнулся Спенсер: надо такому случиться, совершенно не собираясь конфликтовать, он внезапно одержал вверх над главным оппонентом: его верховенство принял самый независимый из всей шайки учёных, лидер по натуре, абсолютно не терпящий руководства сверху. Медли Надиссон только что принял присягу, если говорить на прямоту. Признаться, Спенсер побаивался его, теперь другое дело. Аллилуйя, иметь в соратниках этакого монстра уже победа.
-- Надо подумать, сколько на первую экспедицию в деревню нужно людей, повторюсь ещё раз, карабины будут только у нас троих.
-- И сколько нужно притащить баб – покивал головой Медли - но, Харрасс, есть проблема, если эти чмыри узнают про женщин, боюсь, они все припрутся.
-- Для этого мы и строим укрепление, брат. Не ссы, застрелим парочку – другую идиотов, остальные не полезут. Я думал про это. Сделать надо так, объявить придуркам, что желающим поучаствовать в экспедиции выделится баба, к примеру, ну, часа на два, а затем они или бросают жрать комки, или пинка под жопу. Женщина, как замануха и, естественно, награда, а закрепиться в постоянном составе – смысл и светлая идея. Конкуренция выявит самых-самых. В итоге мы поимеем боеспособную организацию, а стало быть, с нами нельзя будет не считаться. Сила, главное условие выживания. Логично?
-- Согласен. В связи с этим следует подумать о привлечении в наши ряды Гана Котловича, сволочь редчайшая, подходит по всем статьям.
-- Ты гад, Медли, знаешь?
-- А то.
-- Почему он?
-- Скот редкостный. В Котловиче спит садист, настоящий, разбудить его наша задача. Кто-то должен смотреть за рабами? Страх – действенная форма повелевания, я не прав? Ни ты, ни я, тем более наш генерал грязную работу делать не станем, а он с радостью. Ган, он танк, если вожжа под хвост попадёт, не остановить.
-- Откуда знаешь?
-- Поверь, знаю, расскажу «намеднисть», токо сначала помучаю тебя.
-- Надиссон Медли, ты самый настоящий гад из всех гадов.
-- Так что? А почему наш генерал отмалчивается?
Майор едва заметно улыбнулся, снизу поглядывая на молодых разгорячённых противостоянием мужчин, которые смотрели на него:
-- Когда говорят боги, чернь внимает. Что я могу сказать? Не нравиться мне всё это, но лучшего не дано. Как говорят у меня на родине – плохо, всегда лучше, чем никак.
-- Мудрецы на твоей родине, генерал – Надиссон нагнулся за камнем…

Лион ждал прихода корзинщиц. Он поменял ночной вымпел на утренний, напился воды, чтобы отчасти заглушить голод. Бурление в животе прекратилось, но голод стал только острее. Хорошее настроение исчезло после разговора с Марьяной, к тому же, как обычно происходит в последнее время, он снова забыл, что ему снилось. С некоторых пор его беспокоили сны, не сами, а то, что он их не помнил. Знал, снятся: тяжёлые, мрачные. Чувствовал, сны не простые, несут какие-то откровения, информацию, но, и это настоящая беда, не запоминались. Когда спал, осознавал, открыв глаза, ещё помнил, отчётливо при чём, но через какое-то время, не большой промежуток между вставаньем и походом в туалет, сон забывался. Это угнетало. Лион прошёл в Большой Зал, устроился на неудобном троне. Мысли роились: столько нагрянуло за последние дни. Вчера, к примеру, прибежала одна из работающих по договору с Поли женщин. Не перебежчица, её интересовала сама возможность – имеется она или нет – не возвращаться в пещеру. Женщина заявила, что задумываются многие девочки, а она самая смелая, самовыдвиженка, но действует и от имени коллектива. Ему пришлось ответить предельно честно. Остаться можно, но за каждую беженку он вынужден будет заплатить, что означает, эмигранток - корректно выразился Лион - ждут не лёгкие времена: на них, как бы повиснет кредит. То есть, первое время они получат уменьшенный паёк, голодать, конечно, не будут, но еда будет довольно скудной, по крайней мере, в рамках одного урожая, то есть почти полгода. Такова суровая реальность. Лиона томили плохие предчувствия: всё, что происходило вокруг, складывалось не в его пользу. Главная забота, резкое уменьшение запасов пищи, которую не понятно как возмещать. Бригады, присланные Поли, работают на совесть, надо признать, засеяно и посажено много. Судя по всему, в будущем урожая зерновых хватит всем, ореховые плантации увеличились почти в половину, правда отдачу они принесут через пять лет, а то и больше: годы, которые как-то надо прожить. Беспокоила не понятная благосклонность сестры Поли, открывшей для них портал. Почему? Что задумала жрица? А безответственное поведение Марьяны? Вот что она сейчас наговаривает Макси на его счёт? Эх, девочка, девочка. Лион досадливо дёрнул плечами: раздражало чувство вины, причём за то, к чему он не причастен никаким боком; Марьяну влечёт к нему, что он может сделать? За что выпало всё и сразу? Понимал, надо успокоиться, он не виноват ни в чём, но не получалось. Дождался, называется, вот они, беды, прописанные в летописях, постучались в двери. Что следом? С какой стороны ударит? Из раздумья его вывел звук шагов, которые не возможно не узнать: Максимиллиан, на всём Острове только каблуки его сапог стучали так громко. Воистину, предки умели создавать вещи на века, на два века…
-- Привет, Макси, ещё раз… о-о-о, что с тобой, дружище, на тебе лица нет, что случилось?
Стражник выглядел неважно: на заросшем лице не блестели, как обычно, ясно и чисто, глаза, сейчас в них затаилась мука, а кучерявые завитки бороды не скрыли горестного изгиба ярких полных губ. Максимиллиан тяжко вздохнул, попытался было ответить, но промолчал, стоя с полуоткрытым ртом, поводя нижней челюстью.
--Так, ясненько, дай угадаю – с сочувствием сказал Лион –хотя, чего тут гадать, Марьяна?
Максимиллиан кивнул головой.
-- Что она?
Стражник опять вздохнул, и снова промолчал.
-- Нет, брат, это не годится. В молчанку мы играть не будем, или ты говоришь, что случилось меж вами, или, доброе утро, и вперёд на работу… Я слушаю.
Стражник упрямо молчал.
-- Ма-а-акси – протянул Лион – время, я слушаю.
Максимиллиан долго наполнял воздухом бочкообразную грудь:
-- Не знаю, Владыко, что случилось – хинин наполнявший голос Стражника был осязаем на вкус. Горечь. Максимиллиан глухо бубнил, наклонив низко голову, изучая трещины и выбоины на полу – в последние дни она стала невыносима.
-- Как именно?
-- Не смотрит на меня, не отвечает, если спрашиваю. Такое чувство, что ненавидит. Что с ней, Владыко?
-- Давно у вас началось? Месяц-то прошёл, как вы поженились?– всё стало понятно: случилось то, чего Лион больше всего боялся: Макси достанется по полной программе. Начало, дальше только хуже, мучения в любви безграничны.
--Третий день.
-- Или ночь? – ещё пытаясь вырулить по кривой, пошутил Лион.
Слабая улыбка тронула заросшее лицо Стражника:
-- И день, и ночь.
-- Понятно.
Лион не собирался рассказывать другу о недостойном предложении девочки. Немыслимо сказать, что жена намекала о возможности создания тройственного союза, откровенничать сейчас, значит убить всякие отношения между ними всеми. Нет, нет и нет. Получается, что девчонка выиграла первый бой. Ай, умничка. Теперь она примется мучить обоих. Мужа Марьяна будет держать на поводке, периодически – как часто? – пренебрегая исполнением супружеских обязанностей, а что предпримет в отношении его самого, знает только море и Святой Марьятта. В этом вся Марьяна, насколько он смог понять её сущность. Женщина, навсегда оставшаяся капризной девочкой, именно в аспекте отношений между мужчиной и женщиной. Для неё мужчина забава, живая игрушка, хочу - люблю, хочу ломаю. Сколько всего должно случиться, через что должна пройти эта девочка, что пережить, чтобы, в конце концов, в ней проснулась взрослость. Какие невзгоды ждут впереди Максимиллиана, какие беды Остров?
-- Так молчишь, Владыко?
Лион увидел внимательный, насторожённый взгляд, стараясь ободрить Стражника, легко улыбнулся:
-- Макси, дорогой, что я могу тебе сказать? Жизнь штука чертовски сложная, зачастую суровая, и, как правило, всё в ней невпопад. Гармонии тут раз и обчёлся. Случаются исключения, но в целом, любовь всегда несчастна. Прекрасна и трагична. Все-гда, поверь. Я тебе рассказывал о своей любви. Настала твой черёд. Тем не менее, любовь заслуживает к себе… любви, как ни парадоксально это звучит. Любить необходимо, когда ты человек. Любовь - это перерождение. Вот кем ты был до встречи с Марьяной? Мужик, со всеми вытекающими из сего статуса… э-э- потенциями. Этого много, но не достаточно, чтобы стать настоящим человеком. Ты можешь быть хорошим парнем, другом, внимательным и заботливым сыном, настоящим трудягой, и смотреть со стороны на тебя одна приятность. Но это всё внешнее. А что внутри? А внутри пустота, и она требует, чтобы её заполнили. А чем? Только любовью. Другого не дано, даже не притворяйся, что тебе всё равно. И ты ждёшь её прихода, мечтаешь, все ждут и мечтают. И вот она находит тебя, и ты счастлив. До поры. А потом приходит расплата, друг мой. Да, да, платить приходится за всё. В том числе и за любовь. Пока ты не обожжёшь сердце, не узнаешь, каким невыносимым становится белый свет, если та, которую ты любишь, отворачивается, и как хочется выть от тоски, ты ещё не есть человек по - настоящему. В тебе только рождается он. При этом, если ты мужчина на самом деле, то никак нельзя, чтобы вокруг видели, как тебе больно. И это правильно. Никто не должен знать, ибо один ты в любви. Совершенно. Мука. Невыносимая. Неописуемая. Вокруг темно. Но… это и есть второе рождение, Макси. Страдание очищающее, страдание возвышающее. Ты всходишь на свою гору. Повторю ещё, любовь - это перерождение. Естественно, душевное, ментальное, но и физическое тоже. Даже физическое, Макси. Женщин, кстати, это касается в первую очередь. Задумайся, они готовы на физическое перерождение абсолютно. Потерять навсегда девичью свою красоту, обеременить. Но для них это не вопрос, если касается любви. Они готовы принять любые муки ради, и жаждут, Макси, дорогой, жаждут, вот ведь в чём парадокс, вкусить плода её. Догадываешься, что это за плод? Дети. Венец любви. Никакой загадки в этом. Дитя – финал. Они их победа в вашем спарринге. Но для чего победа? Зачем она? А я скажу. Подумай, как мучилась твоя мать, вынашивая тебя в себе долгие месяцы, затем рожая. Для чего? Да для того, чтобы подарить своему ребёнку жизнь для будущей любви, для чего ещё? Любовь настолько прекрасна и всесильна, что пережив сама, мать жаждет одарить этим чувством своё дитя, поскольку любовь и женщина - не делимы. Они одно. Женщина и её ребёнок - неделимы. Отчего так? Истинно, женщина выполняет миссию, становясь настоящей, человеком с большой буквы, она свою муку перерождения перетерпела, и понимает она это кишками своими, не только сердцем. И ради будущей любви своего ребёнка претерпевает любую боль. Что касается тебя, Макси, тут всё просто, настаёт твоя очередь мучиться. Ты и я мужики, нам проще, но боли наши, я скажу, Макси, сравнимы. Ещё неизвестно, кому больней, поскольку свою боль женщина может растворить в ребёнке, а нам этого не дано. Для мужика настоящая любовь, только его женщина. И никакому ребёнку не дано это порушить. Любовь и вообще сплошная боль, но, не познав её радости и страдания, не пройдя через испытание ею, не станешь полноценным человеком. Никогда. Мы рождаемся в муках любви, и живём для неё только. Поверь, Марьяна мучается одинаково с тобой, но она ещё девочка. Её настоящая мука впереди. Тем не менее, кто вы есть оба? Уже мученики. В любви это неизбежно. Закон природы. А что такое мученичество, для чего оно есть, Макси, спрошу я тебя? Это перерождение. Все наслоения, всё наносное, ложное оно смывает. Когда утром умываешься студёной водой, ломит до боли пальцы, или вспомни, как горит лицо. Так и в любви, она вытесняет из сердца свойственный людям эгоизм, сладкую привязанность к себе ненаглядному. К сожалению, когда не дано этого понять, не дано… перетерпеть, любовь уходит, даже умирает. Принять свою половинку такой, как она есть, это, знаешь ли, духовный подвиг. Я рассказывал, ты не осознавал, я видел. Теперь понял, да? Так что, брат, терпи. Все прошли через это, добро пожаловать, Макси, в клуб уязвлённой, униженной мужской гордости, которая всего лишь крохотная частица огромного мира любви… Смотри, как красиво оформил... короче, здесь все свои, можно и поплакаться, не стыдно. И ещё помни, минута радости в любви весит века горести.
Лион хмыкнул:
-- На счёт века это я погорячился, конечно, но ты понимаешь, о чём я. Чем больнее горечь, тем слаще замирение. Главное тут обеим сторонам держать баланс. Перетерпеть, притереться и всё наладится. Уф, кажется, всё сказал, легче стало после моей лекции?
Максимиллиан улыбался, но глаза подозрительно блестели:
-- Не- а, Владыко.
-- Время, Макси, нужно время, чтобы притерпеться друг к другу. Это первая размолвка, а таких впереди ещё знаешь сколько, так что приходи, если что. Ты есть хочешь?
-- Нет – пожал крутыми плечами Страж.
-- А я признаться, подыхаю с голода. У вас есть чего поесть? Когда ещё уборщицы притаранят завтрак…
Лион встречал бригаду морячек, посланных сестрой Поли на работы. Он делал это каждое утро, начиная с первого прихода работниц на их сторону, и всякий раз поражался фантастическому появление женщин ниоткуда. Солнце только начало раскаляться, было не жарко: всё живое, летающее или ползающее, прыгающее и порхающее пользовались благостно - кратким моментом. В небе и над головой Лиона чёрными стрелами проносились чижи и ласточки; исследуя душистые цветы, низко гудели шмели, им вторили сородичи – пчёлы; зависали над тонкими высокими стеблями в раздумье стрекозы, затем, чтобы прыжком сорваться в мгновенье в сторону. На далёком горизонте сбивались в груды белоснежные облака, где и оставались весь день, расползаясь по небосклону только к вечеру. Лион оглядел Остров. Портал находился на Малом холме, на уровне Дома Правителя. С этой точки отчётливо просматривалась жилая зона. На макушке Большого Холма виделся Храм, с которого по жёлтой песчаной дорожке в деревню спускались «корзинщики», разнося еду и материалы для работы. В самой деревне возле домов мелькали тёмные фигурки, хозяйки выглядывали «своих» «корзинщиков». В прибрежной зоне рыбаки заканчивали сворачивать сети: они позавтракают на месте, для них время драгоценно. Среди них был Агрон, бывший муж Марьяны. Лион часто беседовал с ним, опасаясь, что развод скажется на психике, но юноша казался спокойным. О Марьяне он отзывался осторожно, и Лион не мог взять в толк; то ли Агрон побаивался до сих пор свою бывшую жену, то ли остыл ровно на столько, что воспоминания его уже не трогали. Паренёк выглядел на загляденье: прожаренный солнцем, обгоревший до черноты, рельефный и гибкий, он вызывал интерес у молодых не замужних женщин. Жаль, что на Острове свободные отношения не могли быть по существу. Оставалось гадать, как лягут карты жриц, и кто та счастливица, которой он достанется… Как не был подготовлен Лион, но всё же вздрогнул, когда перед ним проявилась первая фигура. Как обычно в последнее время это была силачка Сесси. Насколько Лион понимал субординацию в женском коллективе, бодибилдерша добровольно нагрузила себя обязанностями бригадира. Работала она наравне со всеми, но решать возникающие по ходу работ вопросы все обращались к ней. Сегодня на границе портала сгрудилось восемь женщин. Лион поздоровался, услышав в ответ не стройное «здрасссте». Он поставил себе задачу не знакомиться с морячками лично по простым причинам: чтобы ни с кем не сойтись ближе, чем следовало Правителю, и остаться для них недосягаемым. Сегодня Лион впервые был в одних шортах: обрезанные порты. В последнее время он чувствовал дискомфорт, если на нём была рубаха. Почему-то зудела кожа. Он по многу раз одевал и снимал рубаху, чтобы убедиться, что всё нормально, но без неё он чувствовал себя великолепно, а в рубахе кожа чесалась. Тревожась, что подхватил кожное заболевания, он сходил к Главной лекарке, Жасмин. Жрица осмотрела его и сочла абсолютно здоровым, но посоветовала не носить какое-то время рубаху, а лучше бы ходить вовсе в одной набедренной повязке. На это Лион естественно не согласился, но попросил Гертруду переделать порты. Не видя себя в зеркало несколько лет, он не имел понятия, как выглядит со стороны, собственно, ему и не надо было: цивилизованную жизнь - мир с мужскими бритвами и вездесущими зеркалами - он забыл. Пришельцы не значили для него ровным счётом ничего, кроме как возникновение существенных проблем для Острова. Поначалу, конечно, появление крейсера взволновало, но когда стало ясно, что они существуют в параллелях, военные моряки перестали его заботить. Общение с Незнаменцевым успокоило окончательно; на первое место по важности проблем вышла Поли с её подземным царством. Вот кто, действительно, «подарил» ему кучу неприятностей и тревожных ночей. Островитяне привыкли к его физическому облику, принимая физическую красоту за норму, присущую Правителю. Зато у морячек его облик произвёл небывалый фурор. Практически каждая ахала, увидев стоящее недалеко от них физическое мужское совершенство. На Лионе не висли килограммы мускулов, но Остров подправил его, создав идеальный рельеф: подтянул, где надо, и где надо выровнял. Если представить анатомический атлас с изображением мужчины, ожившим и с кожей, то это и был Лион. На его теле читались не просто все мышцы, какие есть у человека, но, казалось, сами волокна, из которых они состоят. Женщины не сводили глаз с Правителя; вечером, в пещере, все пересуды так или иначе, сводились к его физическому совершенству и синим сияющим глазам без зрачков. Пещера наполнилась жужжанием, а наутро желающих поработать на Правителя вырастет вдвое. Лион, не относя к себе зажёгшиеся женские глаза, подошёл к Сесси:
-- На сегодня, сударыня, у нас полив, это с утра. Днём работа в орешнике, вечером опять полив. Работа тяжёлая, но дальше будет ещё тяжелее, придётся поливать три раза в день, в конечном итоге все пять. Чем больше недель после дождей, тем больше придётся поливать посадки, так что на три месяца следует настроиться на самую настоящую каторгу. Нужны ещё работницы. Сейчас мы расставим людей, а после я попрошу Вас пойти со мной, ознакомиться с планом полива. Водный режим для зерновых необходимо выдержать неукоснительно, иначе всё сгорит. Главное уберечь всходы, дальше растения нам будут помогать. Корневая система укрепится, станет легче. Итак, готовы, господа? Идёмте…
Отведя морячек на плантации, Лион вернулся в деревню, и как было им самим заведено, обошёл каждый дом, беседуя с хозяевами. Обход продлился до полудня. Затем он поменял на флагштоке чёрный стяг на белый, перекусил – от завтрака оставались две лепёшки и изрядный кусок вяленого мяса – и, не выходя из-за стола, задумался, что дальше? Когда он заменил выбывшего из строя старого Правителя времени не оставалось даже на маленький продых, но постепенно он обвыкся, и свободное время вернулось. До самой женитьбы Максимиллиана знойные часы они проводили в разговорах, но теперь Макси оторванный кусок, и Лион не знал, чем себя занять. Мысли о Стражнике и его юной жене вызвали к жизни образ Гертруды. Он внезапно решился пойти в гости к хозяйке белого дома, но не как к «нужнице», а пообщаться с очень умной собеседницей, к тому же несравненной красавицей, мягкой и гостеприимной хозяйкой. Это тем более необходимо сделать, мысленно подбирал он аргументы в пользу визита, поскольку на Острове произошли кардинальные изменения, а он, в виду абсолютной занятости ни разу ещё не побывал у «нужницы» в качестве Владыки. Ночи не считались: они занимались другим делом, но Лион чувствовал, затаённо, женщина ждёт общения иного плана. Он представил белый уютный садик, Гертруду в платье и без, и решительно поднялся…
-- Давно тебя не было в моём доме – полные белые руки обвили шею, Гертруда прижалась щекой к груди Лиона – здравствуй, Владыко.
Лион уткнулся носом в волосы, глубоко вдыхая родной волнующий аромат:
-- Действительно. Извини, пожалуйста, времени не хватает.
-- Какой ты стал красивый – Гертруд разомкнула кольцо рук, вернее, опустила его на мужской торс – и твёрдый, как камень. Воззри на меня – она в изгибе посмотрела снизу – люди говорили, что обрёл ты синие глаза… вижу, синие и нет зрачков. «И стал он Бог, и ему поклонились люди».
-- Но я не Бог, Гертруда – Лион обнял «нужницу», ласкал длинные волосы: гладил, подносил пряди к лицу – вкусно пахнешь.
-- Спасибо, мой Бог, который не хочет быть Богом. Что стоим на пороге мы, проходи в дом, Правитель, я соберу на стол.
-- Я только что перекусил.
-- А я ещё нет.
Гертруда выскользнула из объятий, шагнула за порог комнаты:
-- Садись – показала на каменную табуретку, стоящую в углу справа от проёма - я быстро.
-- Помочь?
-- Сама я, ты теперь Бог, тебе велено поклоняться…
-- Прекрати, пожалуйста, не смешно.
-- Хорошо, что остался ты прежним. Боялась, изменился не только обликом.
-- А кто сказал?
-- Остров полнится слухами. Мы с девочками днём собираемся у кого-нибудь одной, болтаем.
-- А-а-а… Саламея, Клима и Густавина?
-- Вот-вот. Кстати, они на тебя обижаются, почему не заходишь? Не как к «нужницам». У всех бываешь, а к ним ни разу не заглянул.
-- Действительно, не додумал, нехорошо получается. Ая-яй – покачал головой Лион.
-- Выбери время – донеслось из глубины комнаты, наряду с глухим стуком выставляемых на стол тяжёлых тарелок и кубков - они будут рады. Иди, готово.
-- Обязательно зайду.
Лион поднялся из уголка, куда его посадили, и направился к накрытому столу:
-- А руки мыть? – остановила его Гертруда.
-- Действительно, что это я, совсем одичал, ковш у колодца?
-- Где ещё.
Лион встал на пороге... Ухоженный сад благоухал. Звенели птичьи трели, сладкий пряный аромат наполнял пространство, но воздух был недвижен, и сад ник духотой. Лион мгновенно вспотел. Он подошёл к колодцу, зачерпнул ковшик. Сначала выпил студёной, до ломоты в зубах, воды, затем переломился в пояснице и опрокинул содержимое ёмкости на голову: охнул, и вслепую повесив ковш на место, нащупал перекинутое через маленькое перильце полотенце, энергично растёр лицо, пригладил волосы. Отдуваясь, пошёл в дом, но задержался: нахлынули воспоминания. Маленький душистый сад для него стал своего рода святилищем. Разбудив от долгой летаргической комы, он вернул его к полноценной жизни. Вот под тем деревом - Лион посмотрел на толстый ствол старого ореха - не в силах противостоять природной атаке, он разрядился под несущиеся из белого дома сладострастные стоны и выкрики Макимиллиана и «нужницы». И внезапно увидел вокруг сияющий мир, вибрирующий от проявлений вездесущей жизни: качались листья и кланялись лёгкому ветерку цветы, всюду гудело, жужжало и чирикало: в нос били залпы ни с чем несравнимых запахов, лёгкие до отказа заполнились ароматами: так пахла сама жизнь. Вскоре он и сам возлёг в постель с Гертрудой, их притянуло друг к другу: ровные, неторопливые отношения крепли от посещения к посещению. Но мирное течение времени окончилось с побегом Поли и появлением пришельцев. Лион чувствовал, как с появлением на подоконнике метки – красного телефона - в белый домик постучалась беда, и только маленький отрезок времени разделяет «нужницу и его от катастрофы, и грань эта между покойным прошлым и неведомым будущим неумолимо истончается. Словно подслушав не радостные мысли Лиона, тревога не заставило себя ждать: сердце забилось, и, затаив дыхание Лион внимательно оглядел сад. Машинально проверив ментальную защиту, с недавних пор он вообще её не снимал, убедился, что прямой опасности нет, и немного расслабился. «Кстати – подумал Лион - может эта моя вечная напряжённость и явилось причиной преображения, о котором в последнее время только все и говорят»? Он ещё раз оглядел пышный сад и пошёл к дому, Лион не почувствовал ничего…
….Поли не пересекла границу, поэтому осталась невидимкой, не воз чувственной заряжёнными на поиск опасности репликаторами Лиона. Ей не нужны было слышать голоса Правителя и женщины, всё было ясно. Это любовь. Поли смотрела на парочку и понимала, что нашла болевую, если не смертельную, брешь в защите Правителя. Глядя на воркующую парочку, Поли ликовала. Правителю предстоит пасть. Харрасс притащит ненавистного врага. Как сладко она помучает этого необыкновенно сильного самца. Синие глаза будут молить о милости, но она не поддастся; кроме, самой малости, всё-таки она женщина; «нужница» и Правитель умрут в объятиях друг друга. Любовь священна. Парочка после утомительно долго длившейся трапезы и неслышимых разговоров добралась – таки до постели. Поли любовалась борьбой сплетённых тел, пока её саму не охватило желание…
Подняв глаза к небу, Лион понял, солнце меняло гнев на милость: оно ещё пылало, но уже не беспощадно, и он удивился, как много времени провёл с «нужницей». « С Гертрудой забудешь обо всём – думал Лион - однако надо спешить: дела не ждут. Но, Господи, Святой Марьятта, как хорошо - то. Надо приходить чаще, что ли. Гертруда она… такая… она». Сравнения не подбирались: разве можно с чем-то сравнить цветок? Плыло в волнах не остывших воспоминаний видение обнажённого тела. Когда он уходил, женщина лежала в истерзанной постели, стоило только перешагнуть порог назад и... Но Лион взял себя в руки. « Э-э-э, нельзя, брат, пусть отдыхает, а вот ему пора идти, дел много, на вспоминаюсь вечером, а то и приду – размышлял Лион - сейчас домой, поменять гюйс, встречать бригады, объём работ, проверка личного состава, о, Святой Марьятта , суета сует». Лион вздохнул; лишь бы не захотели остаться: его измучило ожидание появления первой перебежчицы. Проблема, случились она, стала бы настолько серьёзной, что как с ней справиться, он не представлял. Не известно, какой штраф выставит Поли. Толком они не удосужились обсудить этот вопрос, и он затерялся в ворохе других срочных дел, но никуда не делся. Переговоры по нему предстоят серьёзные. Пока везло, никто не сбежал, однако женская природа подобно ветру; повздорили между собой и кто-то обиделся, или просто захотелось сменить обстановку, и пожалуйста, женщина готова обрушить мир, чтобы успокоить развоевавшегося внутри чертёнка. «Ладно, будем надеяться, что обойдётся и на этот раз. Вечерком пройтись по деревне, может, новости какие узнаю про соседей. Что ж, пойду». Лион зашагал по солнцепёку, абсолютно не чувствуя жгущих плечи лучей…

Харрасса душила ярость. Было от чего. «Свиньи, ленивые отожравшиеся на дармовщинку твари». Они вернулись от беглецов не солоно хлебавши. Потерявшие человеческий облик уроды, хлопали пустыми глазами, в которых едва улавливалось человеческое. Немытые хари, отросшие бороды, немыслимо грязные лохмотья. Несусветная вонь. Сколько бы Харрас не растолковывал, и не он один, вместе с ним увещевали впавших в прострацию дезертиров Медли и Хассак, разговоры не действовали на опустившихся на самое дно бессмысленного существования глупцов. Единственное разумное замечание сделал как раз Котлович: высказался в том плане, что когда перед его глазами будет стоять самая настоящая голая баба, тогда и придёт время говорить, пока всё не серьёзно. Высказав это, Ган Котлович медленно повернулся на бок. Харрасс надеялся на другой результат, но на случай провала у троицы был разработан отступной вариант, который они и осуществили после краткого препирательства. Котловича оглушили. Спенсер с омерзением посмотрел на лежавшего в беспамятстве бывшего соратника по науке. И в беспамятстве Котлович казался омерзительным, совсем непонятно почему? На вид он выглядел нормальным молодым человеком. В чём-то, симпатичным. Красили, например, его чистый лоб и прямые брови. Строгий нос. Но лохматая замусоренная борода, длинные грязные патлы, исходящий смрад запущенного мужского тела… С омерзением разглядывая четвёртого члена команды, Харрасса неожиданно пронзила мысль, а не напрасно ли он притащил этого урода, поддался уговорам Мэдли? Словно уловив его размышления, неожиданно – Харрасс вздрогнул - раздался голос Котловича:
-- Не надо на меня смотреть так. Я без тебя знаю, что выгляжу паршиво, воняю, ишь, как ты носом водишь, но сам меня притащил, вот и нюхай.
Котлович на удивление легко сел, глядя на опешившего Харрасса, заросшее лицо разъехалось в широкой улыбке:
-- Ну и рожа у тебя, Спенсер, ты бы видел. Для чего я тебе нужен на самом деле? Мне с дураками было нормально, зачем притащил – он запустил руку в лохмы на затылке, ойкнул – хорошо приложились, суки.
Медли Надсон захохотал:
-- Добро пожаловать в зондеркоманду, братишка. Я говорил, Харрасс, что Котлович, это Котлович? Веселье обеспечено.
Харрасс, мрачно глядя на улыбающегося Котловича, буркнул:
-- Не гони, узнаешь.
-- Я вроде и так угадываю – и подмигнул Медли - за бабами пойдём? Верно?..

Лион благодарил каждую морячку. Сесси стояла рядом. Все без исключения прежде чем исчезнуть в портала бросали, кто искоса, кто впрямую, на него взгляды: Лион не понимал, что с ним не так, и потихоньку раздражался. Когда последняя фигура сгинула с глаз, он повернулся к бодибилдерше, но Сесси, упредила, выбросив целую серию вопросов:
-- Лион, пожалуйста, скажи, как дела с Майклом? Я знаю, про вашу драку, но мне всё равно. Где он? Я могу его видеть? Он поправится? Его нормально лечат?
-- Успокойтесь, Сесси – оторопел Лион – я и не предполагал, что он Вас так волнует? Всё в полном порядке, видеть его, я уверен, можно. Спросим у сестры Жасмин. Майкл Вам кто?
Сесси стушевалась:
-- Парень, бывший, правда.
-- Так-таки и бывший – Лион улыбнулся – Вы покраснели? Что случилось, если не затруднит ответить? Поссорились?
-- Типа того. Он напал на меня.
-- Да что Вы?
Тщедэуш энергично трясла головой:
-- Но только это не он, это она – понизила голос Сесси, и косо посмотрев в сторону портала, прошептала – заставила его. Майкл хороший парень, сам бы он никогда… ему в голову бы не пришло. Мы с ним столько занимались в паре. Я знаю, это всё сучара наша. Так я могу его увидеть?
-- Пожалуйста. Насколько я в курсе, лечат его хорошо…
-- А когда? – голос дрогнул, глаза загорелись.
-- Хоть сейчас, если невмоготу, а то завтра. Как Вам удобно.
-- Сейчас. Куда идти?
-- Я провожу, раз такое дело. А Вам не достанется за опоздание? Или – на мгновение Лион замолк, но всё-таки решился спросить - Вы собираетесь остаться?
-- Вернусь, вернусь, конечно. У меня теперь там муж, подруга. А нас только утром считают.
Лион незаметно перевёл дух.
-- Как Вам там, вообще, живётся?
Они не торопливо поднимались к Храму. Багряное солнце гигантским шаром висло на горизонте, ветер, дувший весь день, стих, и тишина укутала остров мягким пледом прогретого воздуха.
-- Если честно, жить можно. Скучно, противно, но можно. Вы должно быть в курсе, что мы должны ублажать анжарцев?
-- Да, да, Орландо рассказывал. Пакость какая.
-- Это ещё ничего, они ребята нормальные, лишнего не позволяют, лейтенант их вообще лапочка. А вот зарядки утренние достали если честно.
-- А-а – с понятием протянул Лион.
-- Знаете?
-- Ну да.
-- Ну, так вот, кто женат, я например, замужем за хорошим парнем, по честному, так вот, «семейников» освобождают от обслуживания анжарцев, но утренние зарядки, это обязалово, никуда не деться.
Какое – то время они молчали, пока Сесси, капитулируя перед извечным давлением женского любопытства, не спросила:
-- А Вы как здесь оказались? Я знаю, Вы не местный. Из нашего времени, правильно?
Лион помолчал, прежде чем ответить:
-- Я давно забыл про то время. Ну да, можно сказать и так, что я не местный, но Остров для меня всё. Видите ли, Сесси, это не сравниваемо. Моё сердце, моя душа, тело даже, всё в Острове. Кстати, со мной что-то не в порядке? Женщины так смотрели, мне неловко стало.
Сесси улыбнулась:
-- Как раз наоборот. Видел бы ты себя со стороны, парень… Ой, простите.
-- Ладно – Лион махнул рукой.
-- Короче, я как женщина скажу. Тело у вас дай бог, потому зенки все и пялили. Всё при всём, а ноги так – Сесси присвистнула. Довольный Лион замахал руками:
-- Ладно, ладно, я понял. Спасибо, а то чувствовал себя болваном. Что касается жизни на Острове, то… трудно объяснить. Надо прожить пару-другую лет здесь, и тогда может быть, станет понятно, что такое он. Остров и любимое дитя, и ворчливый дедушка… родной, как жена, проросший в тебя организм, живой, пульсирующий. Здесь время другое, его словно нет. В вашем мире как, утро, день, вечер, ночь. На Острове по - другому.
-- Не поняла.
-- Само собой, надобно проникнуться. Я попробую объяснить. Вот мы идём к вашему молодому человеку, почему? Никакого раздумья не было, правильно. Потому что Вы его любите, то есть, когда речь зашла о любви, для Вас не осталось ничего другого, кроме чувства. Время исчезло, усталость куда-то ушла, верно?
-- Ну да.
-- Вот, так и с Островом. Он всегда в вас, а значит, ничего другого не существует, я имею в виду иных раздражителей. В вашем мире цивилизация крадёт это состояние, здесь оно процветает. Я не скажу, что одно плохо и не правильно, а другое хорошо и достойно. Нет, это параллельно. Другая форма существования. У Вас жить, как мы здесь, не получится, точно так же, как и мы, буде оказаться в вашем мире, не сможем. Не понятно?
-- Не понятно.
-- Ну и ладно, Я говорил, что это не объяснимо. Собственно и не надо напрягаться, мы подошли.
Храм был не привычно тих. Они вошли в ворота, Сесси присвистнула, когда мимо потянулись внушительные оборонительные сооружения.
-- Ого, это я понимаю, защита. Без танков тут нечего делать. От кого такое, если не секрет?
Лион поморщился: ворошить прошлое не хотелось, тем боле перед посторонним, тем более женщиной. «Стоп, мужик – досадовал на себя он – во – первых, Сесси человек, при чём, именно что женщина, так что уйми свой мужской шовинизм, парень, но рассказывать не стану, как-нибудь, в другой раз». Он так и сказал:
-- В другой раз расскажу.
Миновали низкий арочный проход, и вышли на пустую в этот час площадь. Под навесами не было никого: исчезли ползающие в песочницах карапузы и наблюдающие за ними сёстры-воспитательницы: пустовали парты и стулья школьников, висли кольца на спортплощадках, хотя на самых крайних от них турниках ещё крутили «солнце» пара задержавшихся юношей. Сесси оценивающе оглядела обнажённые мускулистые тела:
-- Молодцы какие, мальчики. А что неодеты, не стесняются?
-- Нет, в Храме все так ходят, пока не пройдут обряд Посвящения. Норма. Я пытался донести до Вашего ума, что на Острове нормой являются совсем другие критерии, обусловленные спецификой условий проживания. Одежда на Острове дефицитна, а дети, особенно подростки, растут быстро, поэтому нормальным стало в условиях здешнего климата достигать определённого возраста без одежды. Одновременно происходит закалка организма, и я Вас уверяю, никакой порнографией не пахнет, более целомудренных людей, чем обитатели Острова, не найти. Наши мальчики и девочки не теряют невинность добрачно, как зачастую происходит в Вашем мире, из естественного интереса или зова проснувшегося либидо, стечения обстоятельств, там романтичная обстановка и прочая бла-бла-бла, нет, у нас расстаются с отрочеством осмысленно, подготовленные физически и нравственно. Отсюда минимальный процент разводов, практически, это доли процента. Не знаю даже, сколько в течение многих лет. Может один раз в десять или двадцать. Бывает и такое, безусловно, но крайне редко, это эпохальное событие на Острове. Островитяне всосали с молоком матерей и кормилиц, что семья, цементирующая основа их жизни. Брачный союз освящён самим Отцом, создаётся на небесах, высчитывают его жрицы по звёздным картам. Вот так. Сравните теперь семью в Вашем мире. Случилась, не случилась, сошлись, разошлись. Так?
-- Всяко бывает.
-- Вот, а на Острове, практически, никогда. Это плохо?
-- Почему плохо? Ну а если не случается, что тогда, мучиться всю жизнь?
-- Ни в коей мере. У нас существует праздник Перехода. Святой Марьятта на то и святой, что предусмотрел даже такое. Два раза в год могут сходиться меж собой те, кому карты предназначили иметь по жизни другого. Обстоятельств, отчего так получается, не буду перечислять, но главное, это не смешение крови. Собственно, в Вашем мире также, но возможности несравнимы. Ваши ошибки разрешаются банально просто, разводом, но в условиях замкнутого мира предусмотрена другая мера – праздник Перехода. Ага, сейчас нас проводят в лекарню.
К ним спешила послушница. Лион объяснил причину прихода, и тревожное выражение на миловидном лице храмовницы преобразовалось в улыбку гостеприимства. Она провела их по глубинам Храма. Доведя до самых дверей, извинилась, сказала, что идёт доложить Верховной Жрице о визите Правителя и ушла. Лион открыл дверь, пропустил вперёд бодибилдершу. В полутёмном помещении они не сразу разглядели, на какой лежанке спит Тыковски. Заняты были две кровати. На одной лежал старый Правитель, Майкл занимал ту, что оказалась ближе.
-- Как больные? – тихо спросил Лион у молоденькой жрицы, вышедшей к ним из соседней комнаты.
-- Новенький поправляется, а Правителю лучше, но – покачала головой девушка – мы делаем всё, что возможно. Физически он здоров, однако сознание не возвращается.
Они стояли за спиной склонившейся над кроватью лежащего богатыря Сесси. Силачка часто моргала, вглядываясь в родные черты, Майкл выглядел умиротворённым. Она осторожно дотронулась до его лба, провела по переносице, коснулась губ. Мужчина легко улыбнулся. Тщедэуш зажала почти вырвавшийся крик ладонью. Оглянулась. Лион поспешил поднести стул. Присев, силачка взяла Майка за руку. Едва слышно скрипнула дверь, Лион и дежурная обернулись. В лекарню входила Верховная Жрица. Лион быстро направился к ней, держа указательный палец у губ, тихо шепнул:
-- Добрый вечер Мать жриц. Эта девушка его… возлюбленная. Давайте выйдем, не станем мешать им, хорошо?
Генриэта зорко всмотрелась в Тщедэуш, и кивнула. Они вышли, тихо притворив дверь, и неспешно направились в келью Верховной Жрицы.
-- Садись, Правитель – старуха тяжело опустилась на каменный куб, опираясь на посох. Лион сел за стол, выставил локти, положив подбородок на сцепленные меж собой ладони.
-- Давно ждала твоего прихода – заскрипел древний голос – что с пришлыми женщинами?
-- Порядок – отвечал Лион – работают, и хорошо, без эксцессов, перебежчиц нет, хотя недавно одна от всех имени приходила. Не знаю, верить или нет? Но пока никого. Может мы напрасно беспокоились? Я беседовал с морячкой – Лион кивнул головой в сторону двери – это Сесси Тщедэуш, она говорит, что в пещере им ничего живётся. Не много скучно, но это не смертельно, а как Правитель, не лучше?
Генриэтта покачала головой.
-- Правитель теперь ты - вздохнула – вот Поли, девочка моя не сдержала слова. Ах, Поли, Поли. Думал, почему она открыла тебе вход? – без перехода спросила жрица.
-- Конечно.
-- Ну и?
-- Не понимаю.
- Плохо. Я тоже думала и меня это тревожит.
-- Раскаивается?
-- Не перебивай. Поли не станет делать ничего просто – старуха помолчала, потом покачала головой – нет, раскаиваться Поли не станет. Значит, она открыла этот, как ты его называешь…
-- Портал…
-- Да, да, портал для чего-то. У неё есть цель…
Старуха замолкла. Лион подождал, чтобы не заработать нового замечания, но Генриэтта молчала.
-- Построить подземное царство, может быть – наконец сказал он. Генриэтта вынырнула из-за задумчивости, и медленно перевела на Лиона свои водянистые глаза:
-- Боюсь, что кроме на уме у неё уже другое. Послушай старуху, молодой Правитель. Поли отказалась от обещания вылечить старого Владыку. Почему?
Лион пожал плечами:
-- Просто передумала.
-- Просто ничего не бывает, её что-то заставило передумать. Не согласен?
-- Возможно, но как узнать?
-- Понять нам её надо. Я думала ночами. Вот мои мысли. Желает Поли добра Храму? Нет. Тебе лично? Нет. После вашей схватки, скажи, захочет ли она признать тебя равным? Нет. Ты причинил ей душевную боль, а женщины, Правитель, физическую боль прощают легко, сердечную никогда. Значит, её ненависть к тебе увеличилась. Что ещё я должна поведать, не запамятовать бы?
Сухие губы – червячки беззвучно шевелились, Лион не сводил глаз с Верховной Жрицы: заскрипело:
-- Задайся вопросом, почему Поли не появляется как третью неделю? Да, да, мы платим дань, знаю, что ты хочешь сказать, но она женщина, она не может не любопытствовать. Только в одном случае женщина не станет проявлять свои чувства, это когда она их прячет. Поли оскорблена, она проиграла вашу первую схватку, значит, постарается мстить, по - женски, исподтишка. Другими руками. Понимаешь, про что я?
-- Кажется, да – задумчиво сказал Лион – Вы хотите сказать, что она ищет союзников?
-- Именно.
-- А разве полковник и «угри» не они?
-- Нет, иначе уже были бы здесь. Это наше счастье, что они не за неё.
-- Слабо вериться, но тогда кого ищет Поли?
-- У капитана Грейка много народу.
--Хм, вряд ли, у капитана дисциплина.
-- Ты рассказывал о дезертирах.
-- Думаете?
-- Других нет.
-- Но они едят комки.
-- Тем более, нет других, повторяю.
-- А что они могут сделать?
-- Предстоит узнать самому, новый Правитель.
-- Как это? – опешил Лион.
-- Завтра, молодой Владыко, ты пойдёшь на ту сторону и спросишь у капитана Грейка, не произошло чего странного или необычного среди его людей. Отнесёшь мешок с порошком, первый, поди, заканчивается. Голодные люди способны на всё, это помни. Дай нам святой Марьятта и море не опоздать. Сердце чувствует большую беду. Поли, девочка моя, зачем ты делаешь это с нами?
Генриэтта замолчала, уйдя в себя. Предположения Верховной Жрицы встревожили Лиона. Если Мать Жриц права, то следует готовиться к нападению. Но напасть можно, если у тебя на руках имеется весомый аргумент. Какой? Это может быть только одно. Оружие. Неужели Поли завладела оружием. Но Грейк и Орландо убедили его в том, что всё оружие унесено в море последним ливнем. Это они думают, что всё. А если осталось, а Поли нашла? Тогда, действительно, беда. Жрица права, завтра надо идти, куда идти, бежать к капитану. Почему завтра? Сейчас, немедленно. Вопрос того стоит. Он поднялся.
-- Я пойду, Мать Жриц.
-- Правильно – встрепенулась старуха - не надо ждать, чует сердце беду, иди. Кабы не опоздать. А морячка останется?
-- Как сочтёт нужным…

Харрасс напрягся: ниоткуда возник силуэт Хозяйки. В ожидании застыли и «единомышленники». Поли, не обращая ни них внимания, кивнула головой:
-- Подойди.
Спенсер приблизился к повелительнице…
-- …в Храм пути нет вам, я запрещаю. Захватите «нужниц», я укажу на их дома. Особенно мне нужна одна. Укажу, тоже. Вижу, хочешь чего-то? Спрашивай.
-- К чему спешка? Мы не готовы, нет команды, без разведки, не годится…
Поли перебила:
-- Замолчи. Новый Правитель сейчас у капитана Грейка, никто не знает, о чём они договорятся. Вдвоём они опасны.
-- Я понимаю, капитан, да, опасен, но Лион – то при чём? У нас карабины, что он может сделать?
-- Дурачок, Лион, как ты его называешь, один перебьёт вас всех хоть с карабинами, хоть без. Остров дал ему силу, ты скоро убедишься в этом. Напасть надо, пока он ещё не понял о своей силе. Сегодня в ночь, понятно?
-- Да.
Харрасс склонил голову, больше от того, что не хотел показывать, как унижен, но услышал:
-- Смотри на меня всегда, когда я разговариваю с тобой, пришелец, или ты познаешь боль.
Спенсер стоял перед самым прекрасным существом на свете, и самым жестоким, он чувствовал это нутром. Голову наполнил холод, закололи и тут же онемели кончики пальцев, подколенные связки ослабели, и он не сумел устоять на ногах. Стоя на коленях, Спенсер тянул подбородок вверх, приказ был смотреть на белое мраморное лицо всегда. Болела шея, но он не отводил взгляда с красавицы.
-- Выйдете в полную луну, вреда «нужницам» не причинять, позабавитесь здесь.
-- Нас четверо.
-- И что, четверо мужчин не справятся с четырьмя слабыми женщинами, или я что-то не понимаю?
-- Нет даже верёвок, чтобы связать.
-- Зачем?
-- Они будут сопротивляться.
-- Вы мужчины.
-- Но приказ не причинять вреда.
-- Но не боли.
Взгляд невиданной красоты глаз вонзился в коленопреклонённого Харрасса: меж лопаток побежали мурашки. Сквозь ватную тишину пробилось:
-- Не напрасно ли я выбрала тебя, Спенсер Харрасс? Мужчина ты на самом деле? Поднимись.
Харрасс вскочил на ноги. Хозяйка отошла на шаг:
-- Сними портки.
Спенсер не замешкался ни на секунду. Руки тряслись, но он справился и с ремнём и молнией. Джинсы сползли к ногам.
-- Исподнее.
Он стянул трусы. Поли молчала и молчание затягивалось. Он видел, как глаза красавицы, раз за разом обегают низ его тела, длинные ресницы прятали влажный блеск белков, когда женский взгляд устремлялся вниз, и начинали сиять снова при движении вверх. Анатомический осмотр продолжалось до тех пор, пока Харрасс с ужасом не понял, что его член гордо дыбится, покачиваясь из стороны в сторону. Хозяйка шагнула к нему, взяла восставшую плоть в руку. Обмерший Спенсер услышал:
-- Хорошо, только грязный. Поручаю тебе Гертруду, делай, что хочешь, но не калечь. Ступай… стой. Вообще-то таким ты мне нравишься, а теперь ступай. Готовьтесь. Я приду в полночь.
Хозяйка исчезла. Бледного от страха, со спущенными джинсами и торчащим под прямым углом членом, таким видел Спенсера Ган Котлович, прятавшийся невдалеке. Он усмехался, и его ухмылка не сулила Харрассу ничего хорошего...

-- Господин капитан, к Вам Правитель – вахтенный вытянулся по стойке смирно. Капитан Грейк, старший помощник Толкинен и Орландо Незнаменцев только что отужинали, и сидели недвижно, и не разговаривая; в лёгкой дремоте. Съедобный порошок закончился два дня назад, паёк оскудел до придела. Лион на связь не выходил, и перспектив на выживание не осталось, они прекрасно понимали это. Внезапное прибытие Лиона, поздним вечером и без предварительной договорённости должно было что-то значить. Офицеры зашевелились.
-- Зовите, вахтенный – Уильям Грейк трудно поднялся, за ним встали остальные. В комнату вошёл Лион. При его появлении Толкинен присвистнул, а Незнаменцев охнул.
-- Добрый вечер, господин Правитель – протягивая руку, навстречу шагнул Грейк – рад встрече. Какой, однако, Вы стали Бог. Проходите.
Лион поздоровался с каждым. С тревожным удивлением он видел, как сильно с последней их встречи сдали эти люди. Что случилось? Порошка должно было хватить ещё, по крайней мере, на три-четыре дня. Словно отвечая на его размышления, Грейк сказал:
-- К сожалению, угостить Вас не чем при всём желании. Практически ничего не осталось. Мы скоро войдём в голод…
-- А что с порошком, господин капитан? – перебил Лион – порошка должно хватить на пару-другую дней. Жрицы уже заканчивают готовить следующий. Вы правильно его добавляли, я предупреждал, что ни в коем случае порошка нельзя перекладывать больше, чем по рецепту. Если Вы всё выполняли, то он не должен был закончиться… ещё.
Уильям Грейк развёл руками:
-- Увы, кончился два дня назад, уважаемый наш спаситель. Я уверяю, что пользовались им по инструкциям, но, увы, увы, порошка нет.
-- Не может быть такого – сопротивлялся Лион.
-- Но, есть, есть, поверьте, Правитель – присоединился к спору Толкинен, Орландо Незнаменцев низко кивнул головой. Лион вгляделся в лица офицеров, пожал плечами, хмыкнул:
-- Что-то не так. Жрицы не ошибаются ни в чём, по крайней мере, я про это не знаю.
-- Вы хотите заявить, что Вас обманывают – Грейк удивлённо уставился на Лиона. Тот поднял перед собой согнутые в локтях руки:
-- Ни в коей мере, господа. Я верю Вам, но также верю абсолютно беспристрастно жрицам, матери Генриэтте и Жасмин. Они не ошибаются никогда. Означать это может следующее, кто – то со стороны брал порошок. Вы ничего такого не заметили, пропажи?
Орландо и офицеры переглянулись.
-- Так-так – потёр заросший подбородок Толкинен – по правде говоря, в последние дни, вернее, неделю, когда я отсыпал норму на день, что-то у меня этакое играло в голове, но я не придал значения. Как может что-то исчезнуть из закрытого помещения? Оказывается, зря я так рассуждал. Так Вы считаете, порошок украли. А кто мог?
-- Не сомневаюсь. А кто мог? Например, дезертиры.
-- Но как?
-- Не знаю.
-- Бросьте – капитан устало сел – у дезертиров навалом комьев, им ничего не надо. Брал, если, конечно, брал, то кто-то из голодных, то есть, из наших, вот в чём трагедия.
-- Но я не понимаю – Толкинен пожал плечами – невозможно.
-- Возможно всё, дорогой мой помощник – Грейк раздумывал - кто - то всё-таки нашёл способ. Сейчас, право, это не важно, знать. А какими делами к нам Вы, господин Лион, пожаловали на ночь глядя?
Лион заложил руки за спину:
-- В этом и дело. Поли открыла нам портал. Если бы не она, мы никогда б не сумели сами его найти. Почему она это сделала, вот что нас беспокоит? Мать Генриэтта предположила, что она нашла союзников среди ваших людей. Я сомневался, а теперь верю. Пропажа порошка служит доказательством.
-- Ровно тому, что может ничего не значить, господин Правитель. Но поскольку мы, как и Вы, встревожены, версию не стоит игнорировать. Только я, видит Бог, не знаю, что мы можем предпринять? Кроме логики у нас нет ничего, чтобы мы могли выставить против замыслов Поли. Орландо, Вы единственный, кто свёл с ней знакомство лично, как считаете, станет она искать союзников? И для чего?
Прежде чем ответить, Незнаменцев снял очки, протёр пальцем линзы, тронул переносицу с чётко отпечатавшейся выемкой от дужки оправы и водрузил их обратно:
-- Логика это совсем не мало, господин капитан. Иногда в науке она единственное средство движения вперёд. Так вот, когда мы с Аном только попали в тот ад, бал там правила Поли, полковник Герсуриналия ходил как оглашенный, глаз не сводил с Хозяйки. Но - замялся Орландо - трудно сказать точно, но довольно скоро, как мне кажется, меж ними что-то произошло: слишком долго по моим наблюдениям полковник находился среди морячек, слишком, да. Да и утренние совокупления не приносили ему радость, судя по выражению лица, но опять же, господа, это чисто мои субъективные ощущения по результатам наблюдения, я могу и ошибаться. Так что, отвечая на вопрос о союзниках, говорю, да, может, если полковник не вписывается в её планы. Полковник Герсуриналия не однократно вставал на защиту провинившихся женщин, то есть он единица вполне самостоятельная, а для Поли важна полная подчинённость. Мне кажется, что полковника спасает любовь к нему самой Поли, прямо религиозная, собачья, потому что даже за краткий срок нашего пребывания там простым глазом было видно, как первоначальная, заявленная Хозяйкой и полковником демократия, как способ функционирования царства, начала давать сбой, что естественно, в обществе, созданном искусственно и лишённом права выбора…
-- Остановитесь, милейший учёный друг – прервал впавшего в логический ступор Орландо капитан – нам достаточно Вашего однозначного ответа, кивка головы: может или нет Поли искать союзников среди наших моряков?
-- Может, я убеждён – моргнули за толстыми стекляшками глаза учёного.
-- Это ответ на Вашу тревогу, господин Правитель. И что, в таком случае, дальше? Собственно, для чего ей это нужно?
-- Что ж, логика нам в помощь – Толкинен оглядел присутствующих – итак, думаем, для чего ей это надо? Что задумала Поли?
-- Она не совсем нормальная, Спенсер – капитан задумчиво покачал головой – боюсь, что логикой здесь не обойдёшься.
-- Абсолютно согласен с Вами, господин капитан – Лион склонил голову – моя Верховная Жрица считает, что у сестры Поли, или её союзников есть оружие.
-- Ого – присвистнул капитан – это серьёзно. Откуда и какое?
-- Откуда нам знать, но сбрасывать со счетов вопрос не годится.
-- Оружие смыло ливнем.
-- Это мы так думаем, а что, если не всё смыло, что если Поли нашла что-то? Это поясняет её поиск союзников. Логично?
-- Вообще, да – Грейк покачал головой.
-- Вот, поэтому, действенней будет скоординировать наши действия в случае… ну, опасного поведения со стороны Поли, хоть в нашу, или вашу сторону.
-- Ваш расклад? – спросил Грейк.
-- Установить прямое сообщение.
-- Каким образом? – вступил в диалог Толкинен.
-- У нас теперь есть портал – посмотрел на него Лион.
-- Это в случае, если Поли не задумала ловушки – сказал Грейк. Обсуждение стало походить на перекрёстный допрос в кабинете следователя. Чувствуя, что Лиону это неприятно, Толкинен перехватил инициативу, резко сменив темп разговора:
-- Не думаю, господин капитан – принялся рассуждать он - хотя в принципе возможно, не смотря на то, что всё, что она предпринимала до этого времени, говорит о её природной порядочности, да мы уже обсуждали это – Толкинен хотел было сесть, но передумал, махнул рукой – и потом, у нас и выбора нет. Надо оттолкнуться хотя бы от чего-то. Так пусть это станет порядочность, чем плохо?
-- Тем, дорогой мой помощник - слабо улыбнулся Грейк - что если это не так, то мы все окажемся в глубокой заднице.
-- Стало быть, ничего не предпринимать?
-- Отчего это, Спенсер. Вы прямо на самого себя не похожи. Напротив, мой дорогой помощник, напротив: нужен двойственный план действий: негатив и позитив, порядочность и коварство. А ещё бы и третий вариант, смешанный, так сказать.
-- А это возможно, господин капитан? На основании предположений? Этак мы заберёмся в такие дебри…
-- На основании логических построений, Спенсер, ну? Заставьте работать свою архи светлую голову. Как сказал бы наш уважаемый учёный Незнаменцев: возможно всё, всё, понимаете, Спенсер, в теории, но важно, я так понимаю – повернулся к учёному Уилкосс - практическое доказательство, так, господин Орландо?
Незнаменцев покивал головой.
-- Вот видите, доказательств у нас нет в наличии ни по одному из предположений, поэтому работаем по всем трём направлениям. Установить прямое сообщение не сложно, я полагаю, выставить посты у портала, наладить способ передачи информации, в принципе нового ничего не надо придумывать: сигнальщик, барабанная тревога, всё мелочи. Где взять оружие нам?
-- На крейсере – пожал плечами Лион.
Офицеры усмехнулись.
-- На крейсере оружие такое, что одного залпа хватит разнести Остров в прах, но стрелкового на нём не осталось – сказал капитан.
-- Я говорю про холодное – спокойно ответил Лион.
-- То есть? – удивился Грейк: лица других офицеров вытянулись в изумлении.
-- Копья, мечи. Думаю, в мастерских крейсера можно изготовить подобия.
Офицеры переглянулись.
-- Никогда не думал о подобном – развёл руками Толкинен – копья…
-- Альтернатива? – повернулся к нему капитан.
-- Никакой – покачал головой Спенсер.
-- Тогда Лион прав – Уилкосс почесал щетину на щеках, затем спросил - сможем мы изготовить копья?
-- Конечно, металла навалом. Не настоящие, конечно…
-- Чудно – перебил Толкинена Грейк - правда, сложно представить, что с копьями против стрелкового оружия…
-- У Поли, если оно есть, не может быть много патронов, логика, господин капитан – Толкинен всё-таки сел – пусть она нашла, допустим – пальцы руки, лежащей на столе, изобразили дробь - карабины или пистолеты, но мы знаем, что на складе оружие и патроны были разнесены по разные стороны, что даёт нам почти уверенность в том, что вместе, комплектно, они ей не достались, это смахивало бы на чудо. Хотя один шанс из миллиона остаётся, мы его станем иметь в виду, но зацикливаться не нужно. В этом случае получается, что боезапас крайне ограничен наличием того, что прилагалось к каждому карабину, а это две обоймы, четырнадцать патронов, если речь идёт о карабинах…
-- Мы не знаем, сколько оружейных ящиков ей досталось.
-- Извините, господин капитан – Незнаменцев поднял руку – почему мы говорим только о Поли, а вдруг оружие нашла не она?
-- А кто? – в один голос спросили Грейк и Лион.
-- Дезертиры.
Повисла тишина.
-- Так – спустя время, нарушил её капитан – Толкинен, завтра немедля организовать инспекцию на крейсер. Собрать всё мыслимое, и нет, на предмет использования в виде оружия, метательного, режущего, какого угодно. Надеюсь, разложение личного состава не приобрело глобального и катастрофического характера, приказы будут исполняться?
-- Надеюсь, да.
-- А какие вообще у нас потери?
-- К настоящему времени умерло двадцать семь человек.
-- Много. От голода?
-- Никак нет. Инфекции, и несчастные случаи со смертельным исходом.
-- Общее настроение?
-- Подавленное, контролируемое.
-- Господа, я, пожалуй, пойду – Лион встал – время позднее. Порошок я завтра передам вашим людям. Сейчас позвольте уйти. Я хочу, чтобы со мной пошёл Орландо, пусть и он запишется в портальной схеме. Давайте встретимся по утру. Всего доброго, господа. Идёмте, Орландо.
Лион слегка поклонился капитану:
-- С Вашего разрешения, конечно.
Капитан Грейк и Толкинен смотрели в проём, поглотивший Правителя и учёного.
-- Выглядит наполовину богом. Я начинаю верить в то, что Остров живой организм и способен призывать и выращивать нужных личностей. Глаза без зрачков… жуть.
-- Так точно, жутковато выглядит.
-- А какая уверенность в себе, Толкинен, что сталось с мужичонкой, что царапал на песке нам депеши? Теперь мы зависимы от него. Он нам почти что приказал, не находите?
-- Пусть, главное, он знает, что делает. Оружие в руках не адекватов, вот что серьёзно. Не дай Бог, война. Прольётся первая кровь, пиши пропало.
-- Вот, вот, Толкинен, любыми способами предотвратить кровопролитие, наша с Вами задача. Я сажусь к Вам, начнём думать, что стоит сделать в первую очередь…

Полная выпуклая луна и полотнище, сотканное из мирриадов звёзд, сияющих над головами взбирающихся по склону Большого Холма двух молодых мужчин, освещали путь не хуже самых мощных прожекторов крейсера. Разговор, начавшийся в комнате капитана Грейка, продолжался.
-- Не знал, что у вас так плохо обстоят дела – сетовал Лион.
-- Да, накопилось. Вроде было сначала ничего, потом как-то все сникли. Начались смерти. Подействовало ещё сильнее. Дезертирство, у нас тоже пропало людей.
-- Да что ты, у учёных?
-- Мы не люди? Всем одинаково хочется есть.
-- Не жалеешь, что не остался в пещере, морячки практически довольны.
-- Это временно, пока не наедятся покоя. Свободы ни что не заменит.
-- Ну, женщины склоны потерпеть, я полагаю.
--Суть человеческая тянется к свободе.
-- Дети для них важнее.
-- Возможно.
-- Ты женат?
-- Нет.
-- И я нет. Но на мне пол острова женщин, и я тебе скажу, что для них нет ничего важнее, чем их ребёнок, вытерпят всё то угодно.
-- Не все.
-- Естественно, найдётся парочка – другая пассионариев, но в массе своей, они наиболее консервативная часть, на Остров пока ни одна не перебежала. Сидят в пещере у Поли, на работы ходят.
-- Подожди, ещё прибегут – голос Орландо сник - слушай, Лион, ничего, если я тебя по имени буду звать, меж собой хотя бы.
-- Пожалуйста. Я и сам не очень-то воспринимаю эти почести. Но что случилось, то не изменить. То есть, вариант возможен, но лучше не надо, Остров натура тонкая. Касаемо перебежчиц, я думаю так, пока не найдётся одна паршивая овца, не подаст пример, остальные не пошевелятся. А мы почти что пришли. Ещё метров сорок, завтра сориентируешься по знаку, но его поискать придётся, нельзя рисковать, пока портал не закроется для случайных. Я покажу, где и что. Пришли. Давай ладонь, клади вот сюда, чувствуешь выемку?
-- Да.
-- Она сбоку, не сверху.
-- Понял, понял.
-- Хорошо. Камней здесь много и выемок тоже, твоё дело найти этот, боковой. Теперь поворачивайся строго на север. Так. Сколько входов?
-- Ого, штук… раз, два, три, четыре, пять… Пять.
-- Шесть. Там ещё один. Теперь отсчитывай два справа, и идем к ним… заходим в крайний.
-- Тьфу, камень, чуть лоб не расшиб. Как обойти?
-- Не надо обходить. Вставай на колени.
Лион опустился на колени сам, настойчиво потянул за руку Незнамцева.
-- Посмотри вверх.
Над Незнаменцевым раскинулось звёздное небо, он помотал головой:
-- Ух, ты…
Услышал лёгкий смешок:
-- И я так мотал, вставай, пришли. Мы в портале.
Незнаменцев вставал осторожно, ожидая удариться головой о камень, но над ним полыхал звёздный огонь. Выпрямился в полный рост, вздохнул полной грудью:
-- Красота однако. У Поли просто пещера, попали к ней через стену. Нашла морячка одна случайно.
-- Здесь случайно не получится. Дорогу обратно надеюсь найдёшь, только не спеши, а то загремишь, а я пойду, за полночь уже… Что это?
В деревне, в домах вспыхивали ночники, слышались слабые крики. Яркий свет луны высвечивал мечущиеся между домами фигурки.
-- Чёрт – выругался Лион и огромными скачками ринулся вниз, Орландо устремился вслед, но сразу споткнулся, упал, сильно ушиб плечевую кость, схватился за травмированное плечо, громко застонал. Когда боль немного отступила, он сел, прислонился на камень и стал смотреть туда, где разыгрывалась неведомая трагедия. Крики нарастали, женские, но слышался и плач испуганных младенцев. Редкие одиночные голоса мужчин. Внезапно темноту озарили вспышки и грохот выстрелов. Сработала профессиональная привычка, Орландо насчитал пятнадцать выстрелов. «Вот и ответ капитану, оружие в действии, кто это может быть, что вообще происходит? Зачем напали на деревню»?
Звёзды над головой пропали, Орландо поднял голову и вздрогнул, увидев нависшую тень. Скрежетнул железом знакомый голос, сердце учёного ушло в пятки: Поли, Хозяйка:
-- Передай капитану Грейку, чтоб не лез не в своё дело, если хочет жить. Это битва моя и Правителя. Пришлым в ней не место…

-- Дубьё, пятнадцать патронов, и ни одного в цель. Все мимо. Кретины, придурки…
Харрасс бушевал.
-- Одна десятая запасов улетела в жопу. Куда, Медли, ты палил?
-- В этого, как его, Правителя. Чего ты орёшь-то?
-- Он ещё спрашивает? Придурок, пятнадцать патронов…
-- Я не один стрелял. Майор тоже…
-- Нет, не стрелял.
-- Кто тогда?
-- Я – Ган Котлович улыбался; в опущенных руках карабин: неуловимая агрессия в самой позе показывали, воспользоваться им он готов хоть сейчас. У Харрасса собственный карабин висел за спиной. Ситуация сложилась не в его пользу.
-- Я стрелял в этого задрочку – спокойно повторил Ган.
-- Попал?- в запале, возбуждение и нервная дрожь не унимались, накинулся на него Спенсер.
--Не ори на меня.
-- Со скольки метров ты стрелял, я спрашиваю?
-- Метров с трёх.
-- И не попал? С трёх метров? Ну, ты козёл.
--Ты, Спенсер, следи за выражениями. Сам козёл. Да не попал, да с трёх метров…
-- В него невозможно попасть – внезапно высказался Есаулий Хасак – он как ртуть. Никогда не видел такой подвижности.
Харрасс зло посмотрел на майора: куда лезет старый козёл, но адреналин, только что бушевавший в крови, исчез, а вид усталого несчастного пожилого мужчины в рваной и грязной форме удивительным образом успокоил Спенсера. Собственно, если не считать основательного оскудения боевого запаса, операция по похищению женщин удалась полностью. Вон они, четверо, в чём мать родила, сидят в глубине пещеры. «Почему они голые – удивился было Харрасс, но сообразил – профессиональная «роба». Тьфу, теперь не оберёшься проблем: голые бабы среди голодных мужиков. Тьфу, тьфу, и ещё раз, тьфу»». Он покосился на Котловича; тот улыбался не хорошо: маленькие глазки держали в поле зрения самого Харрасса, но периодически маслянистый, липкий взгляд перепрыгивал на роскошные формы красавицы, за которую Спенсер отвечал головой. «Зачем я только послушался Надсона»? – внезапно тоскливо сжалось сердце у Харрасса.
-- Командир, успокоился что ли – улыбка Котловича расползалась всё шире – за козла сочтёмся, как - ни будь, а теперь пора, я полагаю, разбирать призы. Господа –издевательски бросил он в пустоту пещеры - по одной каждому, или групповичок сообразим, скопом, так сказать?
-- Невмоготу? – Спенсер проклинал себя за то, что послушался Надиссона, и призвал, как оказалось, абсолютного психа; теперь, случись что с красавицей, в страшном сне не привидится, что с ним сделает Хозяйка.
-- А ты чего ждал, босс – пробилось в мозг - целок здесь нет. Вон тёлки, чего ещё? Моя самая красивая, та вон белая, с волосами. Смотри, как на меня смотрит, у-у, лапочка ты моя.
Гертруда в ужасе закрыла глаза рукой. Мужчина глядел прямо на неё: вдруг он вытянул губы трубочкой и почмокал. Святой Марьятта, какой же он омерзительный. Гадкий. А в руках держит страшное оружие, из которого пытался убить Лиона, может и убил. Она видела огонь, слышала оглушительный грохот… Жутко болела голова - её тащили за волосы. Врагов оказалось четверо: один пожилой, неопрятный, с грустными глазами, на них не смотрит; много моложе другой: худущий, щёки ввалились так, что скулы выпирают – тоже сидит тихо, оружие лежит у ног, и смотрит на яростно ругающихся между собой ещё двоих мужчин. Гертруда сообразила, тот, гадкий, не хотел подчиняться их главному. Поэтому и ругались. Все четверо обросли, бороды взлохмачены, одеты в обноски, ужасно воняют. Гертруда со страхом подсматривала из-под ладоней за самым страшным, тем, который не хотел, чтобы им командовали. Она чувствовала: он хочет её. Гертруда зашептала молитву…

… Туман тихо сползал с Острова. Сначала он обнажил верхушку Большого холма, явив утру Храм: затем пелена спала с Дома Правителя, а спустя не долгое время, из молочного дыма показались крыши деревенских домов: первым дом с белым садом, затем, когда деревня полностью открылась, туман медленно пополз к подножию моря, которое казалось только этого и ждало. Первый его вздох качнул пелену, но туман зацепился за поверхность, и раскачивался из стороны в сторону, пока волны не разорвало сплошное полотнище на огромные части, те в свою очередь размножились на маленькие лохматые клочья, и окончательно растворились в первых солнечных лучах, брызнувших из-за горизонта. В высокой синеве раздалась трель жаворонка. На Острове наступило утро…

Лион - длинный шест для тренинга лежит на плече, Максимиллиан - тяжёлый палаш оттягивает пояс – подошли к белому домику, наперёд зная, что и дом Гертруды встретит их пустотой, как до этого встретили три других, принадлежащих Саламее, Климе и Густавине. «Нужных» женщин похитили…


Конец.