глаза цвета грусти.

Обыкновенный пасмурный питерский день. По небу медленно и чинно проплывают серые тучи. Солнце очень старается протащить свои многочисленные руки-лучики через их плотную завесу, но это у него плохо получается.
Я иду к метро. Мимо мелькает множество мужских и женских лиц, сливающихся в однообразную серую массу, которая, в данный момент, мне кажется совершенно отвратительной.
Прохожу кассы. Спускаюсь под землю. Электричка. Вагон. Опять люди. Серо и скучно. Захожу. Сажусь. Мутно. Но тут напротив меня садится девушка, которая становится в моих глазах ослепительным пятном в этом банальном маленьком мире. Точнее, не она сама, а ее ГЛАЗА. Они были карие, почти черные. Тушь и подводка делали их еще темней, до такой степени, что зрачки были практически не заметны. Это были не глаза, а два глубоких черных омута, в которых таилась ТАКАЯ тоска и боль, что не обратить на это внимание было просто невозможно. Несчастье плескалось в них, образуя гигантские волны. Почти цунами. Порой оно выходило из берегов, и из-за этого глаза становились влажными, а, иногда, в уголках скапливались слезы. Но потом волны стихали. Глаза высыхали, а через некоторое время все повторялось по новой, снова и снова.
Смотря на нее, становилось не по себе. Вспоминалось все самое грустное и ужасное, что было в жизни. Невольно представляла себя на ее месте, и мне казалось, что нет на свете такого горя, которое могло бы породить ТАКИЕ глаза. Но, посмотрев на нее, вновь понимала, – может.
Да, глаза были грустные, и, постепенно, эта грусть начинала заполнять всю ее сущность. Наконец, она добралась и до рук. Девушка стала нервно водить пальцем по хромированному поручню. Она тонула. Тонула в своей тоске. Глаза вновь становились влажными.
Но тут привычный мужской голос объявил очередную станцию. Девушка вздрогнула, резко встала и вышла. Дверь закрылась. Она исчезла из виду. Состав тронулся. А я и не могла в тот момент предположить, что скоро такие глаза будут у меня