Грязная подвальная лампочка освещает трубы с вылезшей из разъемов стекловатой, старенькую гитару, ржавые вентиля, исписанные маркером стены и ящик с двадцатью бутылками дешевого портвейна. С труб капает вода. Вокруг ящика на корточках сидят шесть человек и беспокойно обшаривают карманы, выкладывая найденное на серый газетный лист. На листе горстка мелочи, недостойная даже нищего с паперти, все деньги ушли на портвейн.
– На закуску не хватит, – резюмирует гитарист, бритый, но с бакенбардами, по кличке Битюг. Ему двадцать два, и он самый старший в тусовке. – Эй, малой, – окликает он худенького длинноволосого подростка лет пятнадцати в рваных джинсах, оседлавшего трубу. – Если у тебя чего где бренчит, гони в общий котел. Мы все спонсуем.
Паренек виновато разводит руками.
– Я уже все отдал, – говорит он.
– Твоя кликуха будет «эй малой», – лениво бросает долговязый хипарь в балахоне «Doors». Его зовут Пыж, и он не терпит новеньких в компании.
– Я Сандер! – заявляет парень.
– Ты малой, – презрительно бросает Пыж, – сявка, никто. Сперва место себе забей, а потом уже голос подавай.
Парень не отвечает.
– Ну что, пьем? – говорит Битюг.
Бутылка идет по кругу. Пятнадцатилетний парень слезает с трубы и подсаживается к ребятам. После седьмой бутылки Битюг берет гитару, играет Гражданскую Оборону, ребята нестройно поют. Допив десятую, решают сделать перерыв. Кто-то уползает в угол блевать.
– Много пойла, – говорит парень в кожаной безрукавке, с вытатуированным кельтским крестом на предплечье. – Без запивки не осилим.
– Выпивки много не бывает, – философски замечает Битюг. И тут вдруг Пыжу приходит замечательная идея. Он берет пустую бутылку, отбивает горлышко о трубу, и демонстративно бьет сколом по вене.
– Тебе что, жить надоело?! – орут все.
– Во, – говорит Пыж, – запивка! – и присасывается к запястью.
– Пьем дальше, – оживляется Битюг. Портвейн опять идет по кругу, звенит гитара, пьяные голоса поют вразнобой, зато воодушевленно. И все, кроме Сандера, запивают собственной кровью, хвастают друг перед другом количеством и глубиной порезов.
– Вот сдохну сейчас, – говорит татуированный, – что делать будете?
– Ха! – смеются все. – Еще и закусим!
Пятнадцатилетий паренек с улыбкой смотрит на это. Он новичок и не знает, что главное правило тусовки: «никаких правил». Окровавленные осколки кочуют из рук в руки, ребята постепенно входят в раж.
– Дай, я, – кричат они, – дай, я.
– Самый смак! – бравируя, провозглашает очередной кровосос.
– Жизнь – дерьмо! – несется ему в ответ. У кого-то начинается истерика, он хохочет, захлебываясь, размазывает кровь по джинсовке. Его бьют по лицу и отшвыривают к двери.
– Гитару не разбейте, – предупреждает Битюг и вдруг замечает спокойно сидящего в стороне подростка. – Эй, малой, – говорит он, – а ты чего, боишься меченым остаться?
– Боится копыта откинуть! – орет Пыж. Ребята смеются с таким видом, будто состоят в клубе самоубийц.
– Если вы хотите умереть, зачем царапаетесь? Так вы не умрете, – внезапно заявляет парень. Смех затухает. – Показать, как надо?
Он берет гитару и снимает с колка вторую снизу струну, си. Затем режет руку и загоняет струну в вену. Ребята молча наблюдают за ним. Истерик втихаря перематывает свои запястья. Парень оставляет торчать пару сантиметров струны, долго смотрит на ребят.
– Вот как надо, – говорит и рывком вспарывает руку от запястья до локтя. Кровь хлещет на стену, темным потоком заливая надписи. Парень, цепляясь за трубу, сползает на пол.
– Сандер! – мгновенно протрезвев, бросаются к нему и тут же отшатываются. Он глядит на них и хрипло смеется.
– Хана, – испуганно шепчет Пыж.
– Может, скорую вызовем? – неуверенно предлагает татуированный.
– Брось ты. Уносим ноги! – командует Битюг, и все вываливаются из подвала. Дверь с лязгом захлопывается. Сандер последний раз вздрагивает и закрывает глаза.
И здесь вижу мастерство в описании типов, в репликах , в действиях и поступках. Неужели так может быть? Чувствую, что описанное Вами не просто плод Вашего воображения.
Нет, увы, не плод воображения. Эту историю мне рассказали очевидцы. Конечно, все было не так... литературно, гораздо грязнее и пошлее; меня потрясло настолько, что я увидела это, как наяву. Что, собственно, и попыталась описать. Спасибо за отзыв!