МАСКИ СМЕРТИ - АЛАЯ

Боль. Голос. Шепчет, шепчет, пытаясь…. Пытая.
За что?!
– Больно, говоришь. Что ты знаешь о боли, девочка? У нее горький вкус, вкус ржавого перекаленного металла, рвущий горло. Тебе когда-нибудь рвали горло, девочка?
Сумеречную тишину распарывает чмокающий звук. На сырой каменной стене в отсвете брошенного фонарика две тени. Одна наклоняется, тянет темное призрачное лицо к выгнутой шее второй. Та пытается отодвинуться, бьется, но вырваться не может. Задетый отчаянным движением фонарь крутится по полу, выхватывая детали: неестественно бледную длинную руку в рыжих волосах, порванную на груди майку, тяжелые складки черного плаща, дергающуюся ногу в кроссовке, край грубого каменного постамента.
Спать….
– Ты хочешь спать. Ты хочешь забыться и забыть, ты надеешься, боль отпустит. Но она хитрее тебя. Ночами, долгими, проклятыми ночами она бродит вокруг постели, чтобы впиться, высосать тебя всю, отбросив оболочку, хитиновый покров, кусок протоплазмы. Она голодна, как я, она ненасытна, как я. Что еще? Говори, девочка, говори, не молчи.
Всходит луна. Полосы призрачного света тянутся из узких окон, освещая склеп полностью. На полу трупы, свежие и уже разложившиеся, в углу на груде костей щербато ухмыляется череп.
Не надо….
– Надо. Вы ведь за этим пришли – попробовать вечности. У вечности вкус паутины, пыльной бесконечной паутины, девочка. Знаешь, у тебя ресницы в паутине. Вы долго меня искали? Разбирали замурованный ход, шли подземельями, обрывали сети, свитые тысячами пауков. Я не дам тебе вечности, девочка. Это будет слишком жестоко.
Кровь. Сначала тоненькая алая струйка, огибая выпирающую ключицу, по руке стекает на пол. Постепенно она редеет, и только густые крупные капли мерно падают в слежавшуюся за столетия пыль.
Мама….
– Это смерть, девочка. Ты видишь ее? Видишь?! Скажи, какая она? Правда, она прекрасна, ведь она дает покой? Ты успокоилась, девочка? Ты теперь довольна? Говори!
Существо в черном плаще яростно трясет обмякшее тело.
– Говори!!
Занавес.