Расскажи мне старица...

Расскажи мне старица,
да во всей красе предстань…
КРАСКИ! Их много, и они всюду - багряные, золотистые, желтоватые, зелёные тёмные и зелёные светлые. Серые, коричневые, красные, малиновые… Весь небольшой островок между рекой Ануем и старицей не иначе как осенний райский уголок для тех, кто в дождливую погоду не желает мучиться у телевизора, лежать на диване или скучно сидеть у окна в ожидании вёдра.

Моросит мелкий дождь, а я стою на берегу, в этом месте высоком, вижу внизу деревья и старицу, очень узкую здесь, нехотя уползающую в заросли, и чувствую радостный трепет сердца своего! Очередной экспресс «Неделя» мчится на большой скорости, заботами своими погромыхивая на стыках будней. Остались два последних вагона – «Суббота» и «Воскресенье», - есть ещё шанс, ещё можно успеть запрыгнуть и умчаться в прошлое, чтоб жить воспоминаньями. Я не стану прыгать на подножку; мой экспресс, надеюсь, где-то далеко-далече. Мне рано жить воспоминаньями – это как раз про моё сегодняшнее мгновение…

СПУСКАЮСЬ К СТАРИЦЕ; чуть дальше она широкая и спокойная, там прекрасная заводь для гусей и уток, а тут ручеек узенький, но зато весёлый, он несёт тополиные яркие листочки, как кораблики, они мечутся от бережка к бережку, крутятся-вертятся, суетятся-торопятся. А чуть ниже зеркальная гладь богаче, просторнее и оттого свободнее; листочки замедляют свой бег, как к пристани, причаливают к упавшему тополю, присоединяются к приплывшим ранее и уже образовавшим цветную ярко-пёструю ковровую дорожку в два слоя. На первом, верхнем, листочки свернулись лодочками, легкий свежий утренний ветерок колышет их едва заметно, не выпуская из водного плена. Нижний же слой сплошь соткан из затопленных разноцветных; листочки просвечиваются в зеленовато-бурой воде, придавая местечку неповторимый узор.

Этот почти загадочный уголок послужить бы мог сюжетом кинофильму о старинной лесной жизни. Этакий уже почти зацвётший пруд, с богатой историей про то, как жила ведьма в лесу, и был у неё друг водяной. Имел водяной богатое водное владение с листьями в позолоте поверху. Служили они ему дорожкой от одного берега до другого, и он прогуливался по ним при луне, когда вокруг никого не видно.

Сейчас водяного нет, задержался до утра где-то, с ведьмой, подругой своей, возможно, беседу беседует, а тут я на берегу объявился, стою, владениями его без спросу восхищаюсь…
Как в зеркале деревья, что на бережку, отражаются в водной глади, и там, где растут они дружно, рядышком, вода темнее, а в просветы между ними небо смотрится спросонья, ещё неяркое, бледноватое.
Мелкий, уютный дождик со мною здесь, тихий и лиричный. Несмело, застенчиво в старицу дождинки падают, и мелкие круги в ту же секунду разбегаются по воде. Ещё не угасли первые, как тут же вторые, третьи торопятся себя показать, меня порадовать; узоры-кольца на воде напоминают кольчугу добра-молодца. Вот раскинул мастер новую свою кольчугу, чтоб посмотреть, какова она, да и отлучился на минутку, чтобы меня не отвлекать разговорами.

С нависшего надо мной тополя каждую минуту-другую скатывается капля; вижу я, как растёт она, прикидывая, в то ли место попадёт, в другое ли. От неё, поверх мелких, что рисует дождь, рождается круг побольше, он расплывается-разрастается; покачивается без того нечёткое отражение неба и деревьев, едва заметно колышутся и листочки-кораблики.
Тихая мелодия звучит в душе, и кажется мне, в унисон кружочкам на воде слышу я отдалённый колокольный звон: на ещё не угасшие звуки ложатся новые, яркие, вдохновенные, и рождается тот самый чарующий красивый божественный звон, слушать который хочется долго-долго. Звон тот силу даёт, на добрый мотив настраивает; дарует способность видеть и понимать прекрасное, что есть вокруг тебя сегодня и что восхитит и удивит завтра.
Круги на воде и есть те самые ноты песни дождя, и я её первый благодарный слушатель.

Меня не заметив, из воды ондатра показывается, торопится к правому берегу; волны в обе стороны побежали по старице, закачались листья в танце. А ближе ко мне гаснут волны, рябь образуя, а потом и совсем на нет сводя. Что-то изменилось вдруг, а что, не понять пока.

Срываются с тополя листья, но, мокрые, не кружатся по обыкновению, падают быстро, будто торопятся успеть покачаться на волне. Один листок попадает на ондатру, та чего-то пугается, уходит под воду, а через несколько минут старица успокаивается, и только дождик напевает шёпотом песню свою, ноты на воде записывать не забывая, да по-прежнему падают с тополя надо мной редкие капли, рисуя чёткие недолгие круги.

Окончательно проснувшееся солнышко пробивается на островок; ветерок пугается, стихает. А тут и дождик присмирел. Скатывается с листа надо мной последняя капля, последний круг на воде нарисовав, а потом солнце весело побежало по золочёной дорожке; заряжая светом ярким мокрые тополиные листья, те блестят радостно, и такая чудная лесная страничка взору предстаёт - в водяного впору верить, здесь царствующего.
Сижу, замерев; не видно течения – поутру заснула старица пока ещё летним сном: незачем да и некуда ей торопиться. Здесь, островок омывая, можно скоротать в тиши время до зимы.

ТИШИНА! Она не менее волшебная, чем яркие краски осени. Её, тишины, здесь много, и она всюду: на вершинах тополей, за деревьями, на водной ковровой дорожке. И даже неподалёку сонно плавающие гуси и утки не нарушают её, спугнуть боятся.

Солнце окончательно прогнало тень вглубь лесочка, чтоб не путалась меж деревьев, не скрывала блеск мокрых от дождика разноцветных листьев; умытые деревья видятся мне весело и бодро появившимися из водного царства – осмотреться, обсохнуть, да на службу дневную заступить, людей чтоб радовать осенним багряным нарядом.

Уютно здесь; но, знаю - там, чуть дальше, не менее загадочные и красивые места. Особенно сейчас, пока гуляет ещё лето по островку и осень несмело просит уступить ей своё место.

…До меня солнышко тоже добирается, встрече радуется, приглашает пройтись по лесной дорожке. Я с удовольствием откликаюсь, но едва первые шаги делаю, как замечаю прикрытую листьями на земле большую ракушку, удивляюсь - откуда она здесь, - наклоняюсь, чтобы поднять, и улыбаюсь. Да совсем не ракушка это, а всего лишь большущий древесный гриб, не то сам оторвавшийся от дерева вместе с узенькой полоской коры, не то кем-то сломлен и брошен.

С интересом рассматриваю находку, потом пристраиваю её на тропинке, чтобы сфотографировать. Переношу туда-сюда, и каждый раз убеждаюсь - со стороны очень гриб похож на ракушку и цветом своим, и кольцами-завитушками. Не решаюсь бросить, беру с собой - друзьям подарок осени показать.

Много раз бывал я в этом лесочке зимой, весной, летом и осенью; тропинка помнит мои шаги, наверное, и я знаю – приведёт она меня, друга своего давнего, к старенькому пряслу, прижившемуся на склоне высокого берега.

Невыразительное, смастерённое из четырёх горбатых ветловых прожилин и десятков трёх палок из той же ветлы, непонятно, какую миссию выполняющее и чего отгораживающее, прясло это как старичок-лесовичок, хранительница порядка и тишины.

С соседнего тополя упавшая большая ветка наполовину прикрыла прясло, высохла, но пожухлые листья на фоне пока ещё зелёной травы смотрятся хоть и немного печально, зато, как и всё вокруг, красочно и таинственно.
Полуоторвавшиеся от прожилин палки покосились, стоят вкривь и вкось, будто убежать собираются. Кажется, тронь я сейчас ставшее ветхим сооружение, и оно, уставшее, упадёт с радостью на траву и листья, чтоб отдохнуть, наконец.

Чего же делает тут прясло, немного не дотянувшееся до берега старицы и посторонившееся, чтобы пропустить тропинку, торопящуюся скрыться за недалёким поворотом. Отсюда виднеются просторная поляна, часть речушки и лесок, в том месте уже переодевшийся в осенний наряд.

Может быть - это похоже на правду, - смастерил некогда прясло тот самый водяной, обосновавшийся рядышком и не желающий пропускать во владения людей и бродящих по островку коров и лошадей. Старел водяной вместе с самодельным незамысловатым ограждением своим, всё собирался подлатать-починить, а потом махнул рукой, да и успокоился, взяв слово, что время само за него стилизует прясло, как того пожелает.

И хорошо, что так вышло. Было бы грустно, однажды вновь оказавшись на островке, не увидеть это прясло - грань между тем, что прожито и тем, что называется будущим. А прикреплённые к прожилинам палки – не что иное, как тоненькие вехи, начерченные вскользь, чтоб не очень в глаза бросались, но всё же видны были...

КАК ПЕРЕД ДАЛЬНЕЙ ДОРОГОЙ, присаживаюсь я на пенёк с пряслом рядышком: мысли упорядочить, эмоции по потаённым уголкам души разложить. Отец по случаю, когда речь о порядке заходила, говорил нам, сынам своим, мол, дальше положишь - ближе возьмёшь. Наступит новая рабочая неделя, принесёт она не всегда спокойные и не совсем лёгкие будни, вот тогда-то я и воспользуюсь потаёнными уголками - эмоциями положительными напитаюсь, с друзьями ими поделюсь…
Петропавловский район Алтайского края.