Два слова о любви

Вот я опять в бездушном и беспощадном госпитале. Положили меня в этот раз в двухместную палату. Соседом оказался пожилой человек, старый коммунист, довольно скверно ходящий с помощью костылей, но, все же, передвигающийся по нашей грешной Земле.

С первых же минут моего пребывания на новом месте я подвергся плотному идеологическому прессингу. Спокойный в начале политического диспута, старик постепенно распалялся от собственных зажигательных речей, глаза его начинали метать молнии, а голос становился твёрдым и властным. Монологи его, с выразительной мимикой и жестикуляцией, более походили на выступление Ленина с броневика в далёком семнадцатом, нежели на выступление пенсионера из инвалидной коляски.

Тут и произошёл неординарный случай, который дал повод задуматься о скверной сущности человеческой породы.

Поздним вечером, когда кладезь речей о неминуемой победе всемирной революции соседом был исчерпан, а фонтан слюны и пены, сопутствующий этому, иссяк, уступив место сладостным снам о всеобщем равенстве и братстве, в комнате установился таинственный полумрак. Ночную тьму разбавляли лишь тусклые лучи дежурного освещения, пробивающегося сквозь дверное туманное окно, а мёртвую тишину нарушало только мерное посапывание соседа.

Неожиданно дверь палаты тихонько скрипнула. Я ещё не спал и с удивлением уставился на возникшее «явление» - в дверях стояла полуобнаженная миловидная женщина с длинными распущенными волосами. В полумраке комнаты с исходящими из-за спины лучами света она казалась блуждающим ночным призраком или богиней, спустившейся с неба и случайно попавшей в этот горестный больничный мир.

В сумраке комнаты нельзя было рассмотреть ни выражения её глаз, ни мимику лица, а решительные движения и властность манер придавали её поведению какой-то демонический характер. Медленно, но уверенно она подошла к изголовью моей кровати, видимо шестым чувством уловив, что я не сплю.

Женщина нагнулась к самому уху, и обдав моё лицо горячим дыханием, прошептала: «Подвинься!» К такому повороту событий я совершенно не был подготовлен. «Вы ошиблись палатой», - невнятно начал было лепетать я. Но гостья не сдавалась, просьбы её становились все настойчивей: «Подвинься, мне ещё надо успеть в туалет», - несколько раз повторила она. По последней реплике я понял, что с психикой моей пассии что-то не в порядке и уже откровенно испугался. Не знаю, чем бы закончилась эта словесная перепалка, но заслышав непонятную возню в палате, сосед мой проснулся, включил настольную лампу и кое-как добрыми уговорами выпроводил ночную гостью прочь.

Поутру мы нашли объяснение столь необычному ночному визиту. Гостьей нашей оказалась супруга одного из высокопоставленных чиновников. Когда у неё начались психические расстройства, «заботливый» муженёк пристроил её в подведомственный госпиталь. Поскольку в этом заведении отделения для душевнобольных не существовало, «лечилась» она в неврологии.

А ведь я вижу ясно через череду пространства и времени, как когда-то было все по-другому. Когда-то от невзначай брошенного взгляда его бросало и в жар печи, и в ледяную купель. А как дрожал он осиновым листом от случайного прикосновенья её несмелых пальцев? Забывал про все на свете, терял безумно голову, ловя расширившимися ноздрями неуловимый аромат желанного тела.

Влюбленные стояли под окнами её дома до утра, до самого рассвета, держась за руки, не в силах отпустить сжатые пальцы, расстаться хоть на минуту, хоть на миг, хоть на мгновенье и вместе мечтали о Счастье. Счастье быть всю жизнь вместе, вдвоем, рядом. И думал…, нет, знали, что это навсегда, навечно, до самой смерти….

Как свежей ключевой водой упивался он сочной свежестью трепещущих губ, таких податливых, нежных, но страстных, горячих…. Их сердца так близко, что бьются уже в такт. Нет, они слились в одно целое, в одно большое горячее сердце, и оно заполнило собой весь Мир, всю Галактику, всю Вселенную и синхронно пульсирует и бьется в ней и с ней вместе, не жалея своей крови для Большой Любви.…

Горящие глаза светятся внеземным блаженством, не в силах оторвать взгляд от своей второй половинки, уста, случайно свободные от поцелуев, клянутся в вечной любви и вечной верности…. Это было, было тогда, когда они оба были молоды, сильны, здоровы, давно, очень давно….

Теперь она превратилась в обузу, надоела ему своими болезнями, своими морщинами, своими капризами и супруг приговорил её к вечному лечению. Стоило врачам выписать её домой после максимально возможного срока пребывания в лечебном заведении, как тут же муж устраивал новую госпитализацию. И так по кругу, наверное, до смерти или до бесконечности….

«А что же ей у нас в палате надо было, неужели заблудилась?», - задал я вопрос медсестре. «Да, заблудилась, конечно…, у нее это часто случается…», - только и усмехнулась сестра.

Неужели ты вырождаешься род человеческий? Неужели не осталось в нас ничего, что превращает хищного зверя с врожденными инстинктами в Человека Разумного? А может, это уже не вернувшиеся повадки зверя, а программа зарождающегося кибернетического организма? Может, мы уже не способны чувствовать, верить, любить, а лишь просчитывать ходы и вычислять варианты? Разве мы много хотим от своей родной, с таким трудом найденной и обретенной половинки – да только чтоб была рядом и в радость, и в счастье, в болезни и горе???

А может, её и нет, вовсе, этой самой Любви? Да и что это такое? Лишь однодневка-мотылек, на мгновенье прикорнувший на пестром ложе благоухающего цветка. Спугни его своим небрежным движеньем, громким звуком и все – ветер-озорник властно подхватит и унесет мимолетное видение куда-то далеко за горизонт! Вот она была, Любовь, и вот нет её. Можно ли верить в нее, в то, что так призрачно и эфемерно? А как хочется верить….