Где живут боги

ГДЕ ЖИВУТ БОГИ





- Ну, давай же, мочалка: чем ловчей будешь уклоняться, тем больше шансов у тебя стать моей женой. Забудь про папу – соберись! Удача почти в твоих руках, - с этими словами Коротышка Брок запустил несколько апельсин в леди Мерленд. Обнаженная молодая женщина, носилась по огромной кровати, на которой мог разместиться взвод солдат, если притиснулись бы поплотнее, словно пантера в огненном окружении, пытаясь защититься от любовной игры партнера. Апельсины были очищены от корок и струились оранжевыми потоками с мякотью по нежному телу леди.
- Мистер Брок, - кричала живая мишень, - я вас прошу, ну, хватит. Я все же дочь миллиардера.
- Ах, миллиардера?! – с издевкой, сквозь зубы, цедил Коротышка Брок, - ну, так получай гостинец для папочки, дочь миллиардера. – И новая порция апельсин облепила женщину. – Отвечай мгновенно, или разжалую твоего папеньку в миллионеры. Считаю до трех: сколько нулей в миллиарде? Ну?.. Раз…
- Восемь…
- Мимо!
Посланный апельсин залепил рот леди Мерленд.
- Ну, же?!
- Девять, девять!.. – кричала загнанная жертва, спрыгнув с кровати и удалившись на более безопасное расстояние от своего мучителя.
Коротышка Брок последовал следом и стал преследовать любовницу по периметру огромного ложа. На счастье бегуньи он запутался в собственных шортах, валявшихся под ногами, и с треском повалился на пол. Трещали его штанишки, брошенные накануне лишь бы куда… Он выпутался из скомканного тряпья и осмотрел повреждение. Кусок ткани величиной с ладонь был выдран, и болтался, словно высунутый язык.
Коротышка Брок оборвал болтавшуюся часть, и радостным голосом объявил:
- Вот тебе новое задание, дочь миллиардера – поставь качественную латку на штаны, и я клянусь этим миром, женюсь на тебе, и не посмотрю, что ты нищая.
Он поднялся на ноги, нашел платье леди Мерленд и оторвал от него необходимый кусок.
- Вот тебе и материал на латку, - радуясь своей изобретательности, захлебываясь смехом, произнес он. – Даю на выполнение работы один час, и по качеству содеянного: либо твой папа превратится из миллиардера в миллионеры, либо ты станешь моей женой. Время пошло, детка…
Он знал, что его ставка не бьется, и нагло врал бедной женщине.

* * *
Древний замок на вершине горы Ягма отсвечивал солнечные лучи на многие мили. По исходящим лучам странствующий путник мог на значительном расстоянии увидеть золоченные купола башен, острые пики колоколен, золотом отсвечивающие решетки, заборчики, шпили. Весь замок светился, как волшебный. Да он и был волшебный, только мало кому об этом было известно. И никакой путешествующий бродяга не мог подойти ко дворцу на «это самое» значительное расстояние. На всех топографических картах мира на этом месте значились непроходимые болота, хотя ни один комар не смог бы пробраться сюда незамеченным…

На рыночной площади торговцы, в одеждах всех частей света, вывалили свой товар на тесовые прилавки. Здесь были бусы из редкой красоты жемчуга, алмазы в серьгах, колье, подвесках, отсвечивая солнце, поражали своими размерами и чистотой. Поделки из дерева, слоновой кости, золота, бриллиантов, глины очаровывали своим экзотическим разнообразием. Ананасы, бананы, кокосы, дыни, специи, стройные мулатки и негры с белоснежными зубами создавали калейдоскоп цветов и запахов. Тут же, важно бродили пираты со стоящего в бухте фрегата. Ремни и бляхи поверх одежды придавали им удалой и уверенный вид, длинные сабли и пистолеты за поясом внушали уважение. Девушки были от них без ума, и только строгие взгляды матерей одергивали их от совершения безрассудных поступков. Матери и сами были бы не против, пропустить рюмочку, другую с волками морей, но присутствие дочерей успокаивало их волнующие страсти.
Пираты молча бросали на поднос торговцев драгоценными камнями алмазы, жемчуг, либо какое-нибудь украшение, и те тщательно их осматривали, изучая каждую грань, каждую ложбинку.
- Если ты не дашь мне тридцать золотых дукатов за этот камень, то я разнесу твою лавку в щепки, - хрипел пират, берясь за эфес сабли. Торговец отсчитывал четыре дуката и пододвигал камень поближе к удальцу. Тот неистово щелкал саблей в ножнах, сгребал монеты и шел на поиск предмета их употребления.
Босоногий индус в чалме, сидя на булыжной мостовой дул в свою дудку, вызывая коварную танцовщицу из глиняного сосуда. Змея, раскачиваясь в такт, привлекала любопытных. Хозяину швыряли мелкие монеты на пропитание гада. Кто-то швырнул в пыль мостовой ржаную лепешку, и она была с благодарностью принята. В это время, оттопыренные карманы зевак, становились доступными к ознакомлению с их содержимым уличным ворам. И много интересных вещей в ту же секунду приобретало нового хозяина.
Тут же гончар демонстрировал свое искусство, сидя в тени старого ободранного платана и вращая ногами гончарный круг. Рядом с ним, убогий калека, дожидаясь подношений, выставил на обозрение изуродованные свои конечности. Сукровица со вскрытых ран сочилась и смешивалась с прокаленной солнцем землей.
Темной тенью парил над базаром гриф и всматривался вниз, в поисках скорой жертвы.
- Кышь, прожорливая тварь, - замахал калека своей палкой, - лети прочь, предвестник ада – я тебя еще переживу, - и он засмеялся беззубым ртом.
Пираты драли глотки в корчме, выпивая крепчайший эль, а затем в бессмысленном и громогласном споре, готовы были разодрать один другого с дикой свирепостью.
Рядом с базаром проследовала крепостная стража, вооруженная мушкетами. Привязанный у мраморного забора ослик окропил землю излишком внутренней жидкости и принялся кричать на всю округу от радости. Проходящий мимо стражник не смог удержаться, чтобы не ударить глупое животное по крупу увесистой рукой. Ослик сильно удивился этому, поводя глазами по сторонам, но кричать не перестал.
Гриф, ничего не высмотрев, улетел прочь, унося и тень свою – черное пятно на солнцем обожженной земле.
Вдруг со стороны главных ворот прозвучал тревожный рожок охраны. Стража бросилась к воротам. Остальные, как ни в чем не бывало, продолжали заниматься обычным делом. Калека вертел перед красоткой своими обрубками, настаивая на милостыне, наигранно гримасничая для большей убедительности.
Пираты захватили в свое владение жену гончара, крутившего по-прежнему свой круг, и пытались влить ей в горло дурманящее пойло. Она, смеясь, уклонялась от льющейся струи, ловя губами отдельные капли, и тузила их своими женскими кулачками.

Через главные ворота крепости, оставив усиленную охрану за старинными стенами, въехал огромный черный лимузин. Подъемный мост тут же был поднят, и перед глазами парящего в небе грифа, разинула свою пасть пропасть. Пассажиры лимузина переходили под защиту внутренней охраны крепости. Тяжелая машина медленно и торжественно двигалась по древним улочкам, с трудом протискиваясь в узких местах, занимая все пространство между крепостными сооружениями. Древние камни вызывали в сердце трепет и уважение перед веками их созерцавшими…
Машина остановилась у внутренних крепостных ворот, и они так же, как и первые открылись со скрежетом подъемного механизма.
Лимузин следовал вдоль бесконечных крепостных стен, переходивших во встроенные башни, дворцы, храмы, часовни. Он остановился на базарной площади и из него выскочил коротышка лет тридцати, со вздернутым кверху носом. За его спиной глыбой встал двухметровый телохранитель в костюме свободного покроя; воротник белой рубашки с галстуком нерешительно обхватывали бычью шею, вздувшуюся от напряжения венами. Коротышка был в латанных шортах и выцветшей футболке. Он хозяйским взглядом осмотрел базарную площадь, торговцев, расхваливающих без устали свой товар, пиратов, шныряющих по базару от ростовщиков и скупщиков к корчме и обратно, аппетитных девчонок, рекламирующих свои сильные стороны…
Коротышка впрыгнул в машину и она тут же сорвалась с места, чуть было не забыв телохранителя.
Следом за черным лимузином с интервалом в пять минут проследовали еще пять точно таких же машин. Все они направились в сердце крепости – собор Богов, огражденный своей непреступной стеной. И снова, пять раз проскрипели подъемные механизмы старинных ворот.
Коротышка Брок, первым прибывший в зал заседаний собора, наслаждался искусственным парком примыкающим к собору, созданным много веков назад. В нем щебетали прирученные птички. Они не могли покинуть зону обитания, потому что небо над их головой было искусственное.
Северная стена была украшена картиной фресковой живописи, изображающей в ярко красных и светлых тонах огромный круглый стол за которым восседали на деревянных стульях с высокими резными спинками гордые рыцари в мантиях, некоторые с диадемами на головах. Во главе них, перед черной стелой, возвышающейся за его спиной, разместился самый гордый и величественный – король Артур. С правой руки – мужественный Гавейн, с левой – непобедимый рыцарь Ланселот. Здесь были и Галахад, сын Ланселота, святой рыцарь добывший Священный Грааль, воспитанный манахами в целомудрии, заслужил прикосновения к святыне и был после вознесен на небо, как святой; и рыцарь персиваль, ставший хранителем Грааля в замке Корбеник, и доблестный рыцарь Борс и Болейн, Ивейн, Кей, Тристан… Магический меч с чудодейственными ножнами короля Артура был прислонен к стеле - гарант надежности и бессмертия.

Следующим в зал заседаний явился Сяо-Линь, с вежливой улыбкой на губах, почтительный и собранный, загадочный своим коварством сын Востока. Он приветствовал Брока поднятой вверх рукой с пальцами сжатыми в кулак. Коротышка Брок просунул руку под ногу и помотал нею из стороны в сторону, отвечая Сяо-Линю с дурашливым ребячеством. Тот расплылся в добродушной, всепрощающей улыбке, извеняющей дураку-мальчишке его изъян. Воспитанный и культурный, он имел коварно-дерзкий нрав, и таинственный центр в его голове, отвечающий за это качество, позволил устранить всех близких родственников на пути овладения богатством семьи. Они погибали самым кошмарным образом. Младшему брату отрубил голову сошедший с ума охранник, когда тот играл у себя в детских комнатах слониками. Старший, на охоте угодил в волчью яму и окончил свою жизнь проткнутый деревянным колом. Хозяин же волчьей ямы, сколь не искали опытные следопыты, обнаружен так и не был. Но в момент трагедии братья шли рядом. Рядом с Сяо-Линем за столом оказался и другой его брат, у которого кровавая пена пошла изо рта сразу после ужина, не успев он омыть руки и рот после принятия пищи. Все повара после страшных пыток сознались в содеянном, и были казнены незамедлительно. Но как то не верилось, что все девятеро были замешаны в деле, с которым под силу было справиться и одному… К тому же вся пища, перед подачей, обследовалась и бралась на анализ, как раз на случай ее отравления. Об этом как-то никто не задумался сразу, а после уже было поздно, да и не к месту.

Следом явился горбатый Симплер, стартовый капитал и могущество которого исходило к пиратским захватам и дерзким нападениям на прибрежные города Карибского моря, побережья Южной Америки и даже Вест-Индии. И взгляд у него был из тех времен: тяжелый и не терпящий компромиссов.

Старый Бомблатер был потомственным ростовщиком. Его еврейские предки были изгнаны из Испании в конце пятнадцатого века и переселились в Алжир, а последующие потомки переместились в Египет и Марокко, откуда направляли своих отпрысков на обучение в Европу. Заодно, в их обязанности входило изучение местных условий для коммерческой деятельности, размещение и движение капиталов, поиск перспективных зон или объектов для вложения финансовых средств, выявление слабых звеньев в финансовых структурах с дальнейшим внедрением своих агентов. Одним словом, их обязывали заниматься всем тем, что в дальнейшей жизни, несомненно, им должно было пригодиться.

Приближение Толстого Билла угадывалось даже при закрытых массивных дверях зала заседаний. Его слоновьи ноги, усиленные чрезмерным весом их хозяина, производили содрогающий отзвук поступи вымерших гигантских рептилий.
- Добрый день, господа! – приветствовал он присутствующих вскинутой вверх рукой сжатой в кулак, торопясь разместить свое тело поудобней на диване. Диван хотел застонать, но качество вложенное в него чудо мастерами не позволило ему этого, и он только слегка скривился… Толстый Билл благоухал множеством запахов, как цветочная клумба. На свежем воздухе на него должны были бы садиться бабочки и пчелы, но он редко посещал открытые пространства и так привык к бутафории всего окружающего, что считал природу атавизмом, необходимую для использования бедными.

- Этот невежда заставляет нас ждать, - заносчиво прервал тишину, образовавшуюся в зале заседаний Коротышка Брок, хотя отпущенные пять минут для появления шестого члена общества вслед за предыдущим, еще не истекли. - И зачем нам эта замена. Как всегда подсунут всякую дрянь. Пора внести изменения в Устав Ордена: покинул сей мир – и почивай в бозе; нечего взамен себя тулить невесть что… Последний, оставшийся из нас в живых и будет править миром…
- Заткнись, молокосос, - Симплер произнес это тихо, но очень убедительно. – Тебе сортиры чистить, а не миром управлять…
Брок уже открыл рот, чтобы постоять за свои достоинства, но в этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился аскетического сложения, с сединой в волосах, среднего роста, кандидат в шестые члены Ордена. Он вскинул руку вверх, с одетым на руку в виде кастета ювелирным изделием из огромных бриллиантов размером в тридцать карат, которые не числились в справочниках раритетов и ювелиров.
Остальным присутствующим невольно пришлось ответить подобным образом, выставив на свет, точно такие же пять кастетов. Коротышка Брок извлек свой символ принадлежности к избранным из нижнего кармана шорт. Как раз из того, на котором стояла заплатка, поставленная неумелой рукой. Ее смастерила леди, несколько дней назад проведшая ночь с ним, а после, вынужденная показать свое искусство швеи, находясь в обнаженном виде, по прихоти своего партнера, сунувшего под нос ей свои разодранные шорты. Это занятие она производила, обливаясь потом от напряжения вызванного непривычной работой, к тому же, ее садиствующий любовник не переставал выдумывать ухищрения, отвлекающие от работы; он лохматил ей волосы, вливал в рот из бокала сладкое вино, щекотал соломинкой между грудей, а под конец уселся на плечи и заставил петь гимн Солнцу. Леди плохо знала слова этой песни, и он подсказывал ей, нанося удары в наказание прутиком ивы по пышным ягодицам, после каждой заминки. Она взвизгивала, но работу не прекращала, так как ей было указано строгое время для завершения дела.
Кроме самого молодого члена общества, все были в костюмах и при галстуках. Даже Симплер сменил извечную свою ковбойку на приличествующий случаю наряд.
Толстый Билл, не подымаясь с дивана, по праву председательствующего на сегодняшнем заседании, прорычал своим булькающим гортанным голосом традиционные слова, обращенные к вновь вступающему в общество:
- Рады приветствовать вас, господин Кнауф, здесь, в соборе Богов, а это означает, что наряду с присутствующими, становитесь властелином мира. Отныне вы сможете владеть и управлять ресурсами, процессами происходящими на Земле и вне ее пределов, насколько это возможно, влиять на политику стран и континентов, начинать и оканчивать войны, где это понадобиться; управлять людьми и народами по собственному усмотрению. Благо методы эти давно отработаны и действуют практически без сбоев. Для того, чтобы поменять в головах народа понятие добра и зла местами, достаточно старшее поколение задавить экономически и создать условия для его вымирания, а новому поколению подсунуть пряник и добить последние сомнения грамотно скоординированными действиями средств массовой информации. На этом поприще на нас работают миллионы редакторов, корреспондентов, радио и телекомментаторов и много всяких людишек, задача которых - подопытные десятки и сотни миллионов людей заставить двигаться в нужном направлении.
Великий Моисей в этом был большой дока. А знаете, как ему в голову пришла эта идея? Сидел он как-то на горе и наблюдал за стадом баранов, пасшихся внизу. И не было у них ничего на уме, как пастись, щипая траву. …Пока один из баранов не ступил на бревно, перекинутое через мелкую речку. За ним последовал второй, третий, а еще через минуту у мостика выстроилась толпа, и задние лезли по спинам впереди стоящих. Перейдя мостик, они еще долго шли цепочкой вслед один другому. Моисей первый использовал это свойство толпы, а за одно и свойство головного мозга забывать и приобретать навязанные из вне мысли, как свои. А ныне, техника, информатика достигли такого уровня, что с помощью нажатия одной кнопки можно управлять настроением и мнением людей. И очень важно у кого в руках окажется эта кнопка. Потому мы здесь и собираемся – властелины мира. Нам свыше предопределена сия миссия.
Вам, господин Кнауф, предварительно был направлен текст Устава Ордена Власти, и теперь необходимо поставить свою подпись в знак согласия. Положения Устава зафиксированы на южной стене зала, - и Билл ткнул пальцем, указывая, где именно, - возьмите стрелу на подставке возле, и снизу, на мраморе, поставьте свою подпись. Но прежде, предлагаю почтить молчанием память того, кто покинул навсегда этот мир, и я надеюсь, сейчас прогуливается с Гесперидами по райским садам – достопочтенного мистера Вольфа.
Присутствующие погрузились в молчание. Коротышка Брок ковырял пальцем в носу. Ручные птички щебетали райскими голосами. Кнауф замер по стойке смирно, словно часовой. Сяо Линь вытянулся в струнку, со своей неизменной улыбкой на лице.
- Достаточно, оборвал тишину Толстый Билл. – Поставьте, мистер Кнауф, вашу подпись и покончим с этим.
Кнауф подошел к южной стене зала, бегло пробежал текст Устава Ордена Власти, с которым был ознакомлен накануне.
Под Уставом было выцарапано несколько десятков подписей, не считая какой-то нецензурщины. Все они, за исключением присутствующих в зале, за время существования общества покинули мир живых, в разные эпохи, в разных странах.
Присутствующие невольно обратили взгляд на южную стену, в специально отведенном месте которой, острой стрелой по мрамору ставил свою подпись новый член мирового братства.
Толстый Билл взорвался, прочитав неприличную надпись рядом с факсимиле членов Ордена:
- Брок, сукин ты сын, не можешь не испакостить святое для всех нас место. Оставляй свои надписи в сортирах, если так не терпится. Думаешь таким образом обеспечить своей заднице известность на века?
- Чего ты кипятишься, Билл. Не подходил я к этой стене с тех пор, как оставил на ней свою подпись. Да и почерк не мой, а скорее на горбатого пирата похож…
- Попридержи язык, гаденыш, - рассвирепел Симплер, - кроме тебя здесь некому таким дерьмом заниматься.
- У китаези тоже схожий почерк с написанным, такие же каракули…
Сяо Линь улыбнулся полным белых зубов ртом.
- Ладно, господа, пусть это останется на совести содеявшего. Мистер Кнауф не для того сюда явился, чтобы выслушивать ваши пререкания. Он представляет интересы Скандинавии, Юго-Восточной Европы, Центральной Африки и огромной группы химических концернов разбросанных по всему миру. Как вы все, господа, знаете, мы не только управляем миром, движением финансовых и людских потоков, развитием или замедлением роста экономики в разных странах, а и проводим в некоторых из них эксперименты, дающие весьма интересные результаты. Так внедренные нами агенты стали высшими руководителями в пятидесяти двух странах мира. Остальными странами мы управляем косвенными методами и в первую очередь экономическими и финансовыми рычагами. Но самое занимательное то, что наиболее прочные режимы создали агенты, с интеллектуальными способностями ниже средних, но обладающие чрезмерными амбициями при полном отсутствии самокритичности и лишенные чувства страха перед опасностью. Эти индивидуумы выявились наиболее жизнеспособными в условиях слаборазвитых стран, и что очень удивительно, не зависимо от образовательного уровня народа в них проживающего. Понятно одно: наглость, напор и ложь при высоком самообладании оказываются более перспективными в деле, чем интеллект, правда и порядочность. Но это, по-моему, и не удивительно, учитывая подсознательные инстинкты человека…

* * *

«Если вы хотите заново родиться на свет, увидеть невиданное и услышать неслыханное – приезжайте к нам в Чаверлу – страну множества рез и озер, теплых морей, равнин и гор, и доброжелательных простодушных людей. Сказочные цены и волшебный мир страны, навсегда останутся в вашей памяти», - так гласил рекламный ролик турагентства. Начинающий оператор Марк Рой, из простого любопытства, расчленил киноролик на отдельные кадры и, к своему удивлению, обнаружил встроенный 25-тый кадр, который гласил: «Посетите страну дураков - обхохочитесь!» Молодой оператор сначала опешил, затем рассмеялся над шуткой неизвестного коллеги, и уже собрался выбросить рекламный ролик в мусорную корзину за ненадобностью, как рука сама замерла в предчувствии забавы.
Марк Рой был в том прекрасном возрасте, когда посетившая вдруг идея не ведает препятствий на своем пути, а голова не загружена удручающими мыслями «а что, если вдруг…» и «как бы чего не вышло…»
Единственно о чем он задумался, собираясь в дорогу: «А не взять ли с собой в путешествие Эльзу Маер?» - его увлечение тех дней, с которой он бурно проводил вечера, заполненные встречами, спорами, посещением модных салонов, вернисажей, ресторанов, драками, любовными изменами и простым дурачеством, заканчивающиеся всегда одним и тем же – исторжением страсти в, поскрипывающей от перенапряжения, кровати, сам себе решительно ответил: «Нет, не взять… На месте сориентируемся…»
Марк был веселого нрава и легкий на подъем, как раз то, что делает путешествие приятным, притягивает удачу, попутчиков, женщин и странных типов всех мастей и наклонностей. В одном из путешествий к нему как-то притянуло карточных шулеров, странствующих вдвоем из города в город в поисках «заработка». Догадавшись, с кем имеет дело, он сразу поставил своих спутников в известность, что денег у него нет, и благодаря этому был посвящен во всевозможные хитрости, уловки, трюкачества, стратегию и тактику людей, зарабатывающих себе на жизнь карточной игрой. Но и великие мошенники имеют свои слабости. Через несколько дней такого знакомства, он сам предложил им сыграть, разработав свою тактику. Условия было одно: игра прекращается по решению одной из сторон в любой момент после закончившейся партии. Шулера владели приемами, способными опустошить карманы любого умника: виртуозной подтасовкой карт, вбросом, сбросом, передергиванием при раздаче, снятии карты с колоды, накладках, подкладках, подставках и многими другими, что просто не оставляло жертве шансов на победу.
Когда Марк Рой предложил своим спутникам сыграть, они посмотрели на него ни как на сумасшедшего, но как на человека, утратившего многое в их глазах. Ставки были невелики. Сыграв первую партию и успешно выиграв, Марк тут же попросил рассчитаться и заказал ужин на троих. Так продолжалось несколько дней, победитель срывал банк после первой партии и угощал проигравших. Все были довольны, еще бы, никто не чувствовал себя проигравшим. Новоявленный картежник рассчитал точно: ни при каких обстоятельствах у шулеров выиграть нельзя, но всякую систему может подорвать другая система. На что-нибудь сложное его не хватило бы, и он это понимал, поэтому подхватил то, что лежало на поверхности. При невысоких ставках у шулеров нет смысла выигрывать первую игру, на этом и была основана тактика побед над непобедимыми «игроками», а то, что все стороны оставались довольны, позволило продлить на несколько дней издевательства кролика над волками. Ну, не могли короли карточной удачи выиграть первую игру - это противоречило их стратегии здравого смысла, тактической хитрости своего, захватывающего дух, искусства.

Марк Рой не стал делиться своими планами с окружающими, чтобы в случае успеха путешествия застолбить выигрышное направление, а при неудаче – не прослыть лопоухим юнцом. Он только ненавязчиво обмолвился о Чаверле Роберту Уинстону с отдела информации, который считался нешуточным умником, носил очки со стеклами плюс десять и не различал в трех шагах своих коллег по труду и знакомых. «Чаверла? – переспросил Роберт, - это где-то в Африке… или в Полинезии». После этого, Марк увел разговор в сторону. Каково же было его удивление, когда экзотическая страна Чаверла обнаружилась ни где-нибудь в три девятом царстве, а в Европе, можно сказать, за углом.
Ранним солнечным утром, молодой оператор частного телевизионного канала, с очаровательной улыбкой на лице, в предвестии получения обещанных незабываемых эмоций, спускался по трапу самолета в стране с загадочным названием – Чаверла. В предчувствии необычайных приключений и экзотических путешествий, Марк Рой источал положительные флюиды, рассеивающиеся во все стороны, в волнующем ожидании встречи с необычным, радужным, очаровательным уголком рая.
Пройдя в зал таможенного контроля, внимание Марка привлекли лица работников таможни: огромные квадратные челюсти и въедливые глаза без признаков любезности, многое сказали бы физиогномику, ну а путешествующий турист, отнес бы данные признаки к издержкам работы. Стоя в очереди для таможенного досмотра, осматриваясь вокруг, Марк примечал профессиональным взглядом все, что предварительно могло характеризовать страну, с тем, чтобы после сравнить первое впечатление с реальным положением дел. Первое впечатление не проявляло себя. То ли воспоминания о рекламном ролике тормозили восприятие окружающего, то ли притяжение земли здесь было иное, но только не складывалось первое мнение вообще. Не стал оператор торопить события, делать преждевременные заключения, отягощать себя анализами, в конце концов, дорога покажет… Он предъявил паспорт, поставил на стойку небольшой компактный рюкзак, и широко улыбнулся строгому таможеннику с желудеобразной головой, на макушке которой, словно чашечка желудя примостился головной убор странного фасона: бескозырка – ни бескозырка, феска – ни феска, папаха – ни папаха. Складывалось такое впечатление, что модельера, когда он кроил фасон, все время кто-то отвлекал: то ли черти, сидя на плечах по голове кулачками лупили, то ли жена цепляла зловредными повседневными вопросами, то ли дети за штаны дергали беспрерывно, и просили поиграть с ними, а он брал – и играл, но получилось то, – что ни под один вид головного убора не подходило: что-то круглое, горбатое, местами в складках, а кое-где нитки свисали – толи фасон такой, толи – пошив. А возможно, и не модельер вовсе этот убор мастерил, и никто его за штаны не дергал и по голове не лупил, а просто жена таможенного начальника, чтобы на деньгах государственных сэкономить, а самой подработать, вывела такой результат в жизнь, вспомнив свои занятия в школе на уроках домоводства, а только не могло быть такого предмета для покрытия головы ни в одной стране мира, ни в одном племени.
- Наркотики, оружие везете? – произнес таможенник, и подобострастно впился взглядом в Марка, искорежив лицо, словно трухлявый желудь.
- Нет, - ответил Марк, не задумываясь.
- Без досмотра – двадцать долларов, - прошипел таможенник
- Что двадцать долларов? – не понял оператор.
- Давай двадцать долларов и проваливай, - не сдержался досматривающий.
- За что? – продолжал не понимать досматриваемый.
- Сейчас поймешь «за что»… - проверяющий пошарил по вещам и извлек двумя пальцами, указательным и средним, целлофановый пакетик с белым порошком внутри, невесть откуда взявшийся в рюкзаке. – А говоришь, наркотиков нет.
- Не мой это пакетик. Вы его мне только что подложили, - Марку вспомнились карточные шулера.
- Может быть, и рюкзак не твой?
- Рюкзак мой, а пакетик не мой.
- Странная вещь получается: рюкзак твой, а наркотик обнаруженный в нем не твой! Кто же тебе поверит. Я ж, как человеку говорил: «Давай двадцать долларов и без досмотра проходи. А Ты?»
- Ну, так возьмите двадцать долларов и отдайте мне вещи.
- Ты мил-человек явно не нашей породы, а то бы сам догадался: двадцать долларов – это было до того, как рюкзак открывать, а теперь двести и никак не меньше.
- За что же двести, - вскипел Марк, - за то, что вы мне пакет подбросили, я еще и плати?
- Я ж говорю не наш. Двести долларов совсем за иное, чтобы этот пакетик в лабораторию не передавать на анализ. А вот если передать, тогда две тысячи долларов с тебя, или если хочешь сэкономить деньги - можешь отсидеть пять лет в тюрьме. Но помни, скупому все намного дороже обходится – это наша национальная поговорка. Запиши, она тебе еще может пригодиться – ты иностранец, как я вижу. А у нас закон есть – незнание поговорок, равно, как и пословиц, от ответственности не освобождает, - и он оскалился желтыми от никотина зубами.
Марк Рой швырнул на стойку перед таможенником двести долларов, забросил за спину рюкзак и пошел к выходу. Никелированный турникет преградил ему путь. Женщина в униформе, с чугунным выражением лица, отчеканила:
- Уплатите 20 гав за доставку багажа из самолета в аэропорт.
- У меня нет ваших денег, я только что прилетел. Где я могу поменять деньги?
- В общем зале аэровокзала, за турникетом.
- Так откройте турникет. Я обменяю деньги и заплачу.
- Нашел дурочку, так я тебе и поверила. А потом ищи ветра в поле! Если денег нет, зачем было в страну въезжать? Доллары есть, а гав нету. А вот я возьму и не пущу – лети, голубчик, обратно, откуда прилетел. Гав, видите ли, у него нет… Ладно, - сжалилась женщина, на ее погонах сияли звездочки прапорщика, - рюкзак здесь оставь, но только чтоб быстро: одна нога там, другая здесь, я твои вещи охранять не обязана.
Отстояв очередь в кассу обмена валют, слегка вспотевший Марк Рой прибежал к турникету, сунул прапорщице 20 гав, и не увидев рюкзака на месте, где тот был оставлен, обратился с вопросом:
- А где же мой рюкзак?
- Я что, непонятно, сказала? В мои обязанности не входит следить за чьими-то вещами. Вот она благодарность людская: пропусти бесплатно, а потом к тебе еще претензии предъявляют, - она нервно сунула папироску в рот, пожевала лошадиными челюстями мундштук, и сплюнула на пол. – Посмотри внизу, под стойкой, может его туда затолкали…
Рюкзак оказался раскрыт и на половину пуст. Марк Рой с облегчением отметил, что кинокамера болталась у него на груди, и это спасло ее от пропажи. Он усмехнулся язвительной улыбкой, вспоминая шутку неизвестного оператора, обещающего обхохотаться от пребывания в стране. Шутка, видимо, имела еще и свой подтекст, чему и усмехался Марк, благо, обладал веселым нравом, и в свои двадцать семь лет принимал юмор в любом виде. Он ринулся из помещения на волю и вышел на площадь перед аэропортом. Множество дорогостоящих машин смутило его сознание: во всех экономических справочниках сообщалось, что страна бедна и по уши в долгах. «Чтобы это могло означать?» - он вскинул кинокамеру и заснял момент, требующий объяснений.
Спустившись по гранитной лестнице, Марк подошел к стоянке такси, и как можно более любезно, широко улыбаясь, спросил: «К гостинице в центр города, сколько стоит?»
- Тысячу гав, - ответил невозмутимый шофер, по лицу которого было видно, что улыбаться он не любит и шуток не шутит. Левое веко его все время дергалось, а нос был немного свернут набок. Густые брови закручивались вовнутрь, и отдельные волосины нагло лезли в глаза. Был бы рядом парикмахер, он не преминул бы их подстричь, но, видно, специалист данной профессии давно не подходил к шоферу, – это было видно по его лохматой свалявшейся прическе, которую он время от времени расчесывал пальцами руки, за неимением расчески, а выдранные местами клочья волос, неравномерно срезанные лесенкой, наводили на мысль, что обладатель собственноручно пытался укротить их рост, и не обязательно было присутствие Шерлока Холмса, чтобы определить, что ножницы были тупы.
- Даю 500, - предложил Марк, зная по опыту, что с шоферами надо торговаться.
- Согласен, - ответил шофер, - 1500 гав.
Оператор оценил юмор, как он подумал, и лихо отчеканил:
- Сдаюсь - 1000 гав, поехали...
- Я не согласен, - ответил шофер, - 1500 гав и ни гавом меньше, - ответ был категоричен, а сталь в голосе не говорила о способностях шофера к шуткам.
Марк, взглянув на его лицо, понял, что стучаться в эти двери не стоит. Он вышел из машины и направился к следующей, сел на заднее сиденье, и как можно небрежнее сказал:
- В гостиницу, в центре города, 1000 гав.
- Рад бы вам услужить, но попрошу пересесть в такси, из которого вы только что вышли. В эту машину вы первый сели и только она может отвезти. А цену, если назвал шофер, никто перебить не сможет.
Марк Рой опустился на заднее сиденье предыдущей машины, раскрыл атлас мира и лишний раз убедился, что Чаверла находится-таки в Европе, чему он неистово рассмеялся:
- Ладно, будь по вашему: центр, гостиница… - сказал он водителю.
Водитель достал из кармана яблоко и стал есть. Доел, выбросил в окно огрызок, вытер руки об штаны и машина тронулась. По пути они объезжали бесконечные колдобины, открытые колодезные люки, бездомных собак и кошек, детей, катающихся на шоссе на роликовых коньках и затеявших игру в догонялки. Бульвары и скверы с буйной неухоженной растительностью радовали бы глаз, если бы не бесконечное количество однотипных серых домов вдоль дороги с вывешенным на улицу для просушки бельем. Неожиданно машина заехала во двор одного из таких домов, с признаками общественного учреждения и припарковалась у парадного входа. Марк вышел из машины, улыбаясь окончанию одного из этапов своего путешествия, и осматривался в ожидании появления носильщика. Из стеклянных дверей здания вышли два молодых человека в белых халатах и не спеша подошли к их машине. На швейцаров или носильщиков они вовсе не походили, к тому же подошли не к нему, а к шоферу, что его сильно удивило, и спросили:
- Что случилось? Опять пустышку привез?..
- Ему необходимо обследоваться, у него нездоровый смех, - эта фраза шофера относилась одновременно и к людям в белых халатах, и к Марку. – А после, я отвезу в гостиницу, очень хорошую гостиницу в центре, - а эта уже касалась его, но как-то странно касалась. Вроде, как он тут сторонний человек и все уже решено без него.
- На что жалуемся? – поинтересовались парни в белых халатах.
- У него очень нездоровый подозрительный смех, - вмешался шофер, - он нуждается в помощи.
- Что за вздор вы несете! Сейчас же отвезите меня в гостиницу…
- Понятно, - сказал один из белых халатов. – У вас деньги есть? Пять тысяч гав имеется?
- Нет, не имеется, - с вызовом ответил Марк.
- Это плохо, - как-то подозрительно сказал белый халат. – Пакуем.
- Моих – тысяча пятьсот, - выкрикнул шофер из окна машины.
- Ладно, - согласились халаты, и ловким движением накинули на плечи пассажира усмирительную рубашку, бог знает, откуда вдруг взявшуюся, мгновенно спеленав с помощью удлиненных рукавов рубахи, своего подопечного.
- Сейчас же освободите! Я требую связать меня с послом… - это были последние слова, произнесенные пленником, так как клейкий пластырь залепил ему рот. Он пытался еще что-то мычать, но быстро убедился в бессмысленности затрачиваемых усилий.
- Не можем мы связать посла, нет его у нас. И зачем тебе это? Быть связанными вдвоем – неудобно, - видимо острил один из санитаров.
Подвезли каталку, на которую погрузили Марка, как мешок с картошкой. Он интенсивно вращал глазами, пытаясь осмотреться вокруг и оценить обстановку, а главное понять: куда его везут и что можно ожидать от всего этого. И какой- то гадкий подлец из глубины сознания шептал: «Сделать могут все, что угодно, страна то о-очень экзотическая, до полного помешательства экзотическая. Тебя же предупреждали – обхохочешься, но после, после…»
Зал, в который его привезли, очень напоминал операционную: стол, мощная лампа над ним, никелированные инструменты на прозрачных стеклянных столиках, медсестра с марлевой повязкой на лице и медбрат с огромными волосатыми руками в прорезиненном фартуке со следами крови, словно рубщик мяса на базаре. Почему-то, именно, этот фартук более всего поразил сознание Марка. Еще немного потянулось бы действо и он потерял бы сознание от впечатлительности. Но в это время двери в зал растворились, и быстрым уверенным шагом вошел человек, всем своим видом говоривший: «Я – старший!»
- Снимите пластырь, - приказал человек, и медбрат сорвал его резким движением. – История болезни есть? – человек производил впечатление важного доктора. Один из санитаров наклонился к его уху и что-то объяснял пару минут.
- Деньги есть? – спросил доктор. – Я тебя спрашиваю, - и он вонзил два крепких пальца Марку под ребро.
- Нет, - заливаясь от ярости, страха, злости, выкрикнул Марк.
- Оголите тело, - последовал новый приказ, и медсестра скальпелем разрезала смирительную рубашку вместе с брюками так ловко, что все мужские достоинства пленника вывалились наружу. – Если денег нет, то удалим одно яйцо. Вот это, большее, - доктор беззастенчиво копался у Марка в паху.
- А если есть? – встрепенулся пациент.
- Вот это другой разговор, слышу речь взрослого мужа, - похвалил доктор. – Десять тысяч, и через полчаса вас ждет горячий душ, вкусный завтрак, удобная гостиница, рюмка коньяку, и наши местные красавицы, каких не найти… Впрочем, хватит лирики, и ближе к делу…

***
Большой Бил поднял указательный палец вверх, призывая к вниманию, на правах Генерального Секретаря Ордена. Любая бы муха или пчела, сочли бы за счастье посидеть на такой сочной, пухлой, ароматной конечности, - это тут же отметили все присутствующие, от чего и умолкли.
- До сего момента я напомнил вам, господа, общее положение дел, о которых и так нам все известно, включая и господина Кнауфа, поскольку он ознакомлен с соответствующими документами. Я лишь сказал о том, что надо твердо помнить и не забывать. Что же касается сегодняшнего заседания, то кроме утверждения нового члена, необходимо рассмотреть два очень интересных вопроса: первый – перепроизводство мировой финансовой валюты, и второй – предложение, направленное нам группой X, как они представились, наглое по содержанию и невероятно дикое по предложению, надо понимать от представителей преступного мира.
Но давайте, по порядку: состояние мировых финансовых рынков. Финансовый вопрос почему-то в обществе вызывает такие нелицеприятные эмоции.. и драки, и преступления, и омерзительные поступки, доводящие до сумасшествия, и злоупотребления. Я, например, не могу понять: к чему все это? И как люди могут опускаться до такой скверны, ведь речь идет о каких-то бумажках, которые мы выпускаем в вполне достаточном количестве, и к сожалению, в чрезвычайно большом количестве, что и привело к тому вопросу, который мы сейчас рассмотрим, - а им все мало. Будь моя воля, отменил бы вообще эти деньги, но, увы, взамен пока ничего лучшего не придумано.
Как следует из доклада специалистов Центра Мировых Исследований, количество выпущенных мировых денег многократно превзошло товарное обеспечение. А это значит, что на один испеченный торт притендует двадцать или даже сто покупателей с деньгами. Если они все одновременно захотят купить этот торт, то возникнет большая драка.
- Не возникнет, - выкрикнул Коротышка Брок. – Не возникнет! Где он, торт этот? Я его покупаю.
- Мальчику сладенького захотелось, не наелся еще… - сострил Горбатый Симплер, и растянул глаза щелью в язвительной усмешке.
- Я, это, образно про торт сказал, - продолжил Толстый Билл, - дела обстоят намного сложнее. Огромные суммы денег загнаны в акции, ценные бумаги, которые того не стоят. И от этого произошел перекос в экономике; получилось, что лошадиный навоз, выделяемый лошадью, а также ее пот, стоят больше самой лошади. Так дальше продолжаться не может. И вот, что нам предложили специалисты: сначала организовывается мировая инфляция, она вызывает мировой кризис; используя данную ситуацию, мы отменяем доллар, как единую мировую валюту для платежных операций, и вводим новую; например, она будет именоваться «сотенкой» и будет оценена к доллару, как один к двадцати, а далее, может быть и один к ста, время покажет… Для стабилизации положения, можно организовать несколько войн, чтобы успокоить мировую общественность. У этой общественности, кстати, благодаря разным махинациям, кое у кого, скопились, ой какие нехорошие деньги; они наивные, думают до нас дотянуться, чуть ли не богами себя видят.
- С ними-то все понятно, но я же теряю свои деньги при таком обмене… - встрепенулся Коротышка Брок.
- С кем мы тут миром управляем? – произнес недовольно Старый Бомблатер, - ребенок не понимает, что ему новых денег напечатают столько, сколько в этом будет надобности.
- Если вы такой умный, и все знаете, так может быть, скажете, где Священный Грааль находится? – последовал ответный выпад.
- Не думаешь ли ты, что он заменит тебе собственные мозги? – Бомблатер был сдержан и остроумен, как всегда.
- Достаточно, господа! Ваша перебранка не к месту, и отвлекает нас от первоочередных дел, а они не терпят отлагательства, - Толстый Билл провел белоснежным платком по высокому лбу. – Итак, что нам предлагают специалисты: делаем первое кровопускание – стимулируем инфляцию, и наблюдаем полученный эффект; если все пойдет гладко – вводим новую мировую валюту в соотношении к доллару один к двадцати и наблюдаем, как будет вести себя экономика, банковская система, и думаем, какие последующие шаги предпринять.
Все тонкости этого шага прописаны в докладе Центра Мировых Исследований, учтено оптимальное время начала мероприятий, и описаны последствия, возможные в случае затягивания их проведения. Последствия, конечно же, для населения планеты, экономик стран, даже для олигархов не утешительные, но мы постараемся сделать так, чтобы им не было мучительно больно. В отдельных странах без серьезных жертв не обойдется, но, что же делать, жизнь сложна и во многом трагична. Наша миссия остается неизменной – управлять ресурсами Земли и ее народами. Это очень интересное и ответственное занятие и совершенно безопасное, так как все рычаги управления находятся в наших руках, и правила игры учреждаем, опять же мы. Даже, как-то, надоедает без рисков работать, вы не находите, господа?
- Ничего себе, без рисков… Китаези прет так, что хоть все щели бетонируй, и все равно пролезет, - поддел Коротышка Брок.
- Горбатый Симплер многозначительно растянул губы, и блеск проницательных глаз напомнил молнию.
Сяо Линь в добродушной улыбке показал белоснежные красивые зубы, как будто бы речь шла не о нем.
- Господа, отвлекаемся попусту, Большой Билл взял сигару, хотел закурить, но передумал и расплющил ее в пепельнице. – Вы все прекрасно знаете, что став Консулом Ордена, становитесь властелином мира, и тем добровольно отказываетесь от покровительства своим вотчинам, за исключением рамок, оговоренных в Уставе Ордена. В противном случае, при выявлении и получении доказательств обратного, Совет Консулов выводит провинившегося из своих членов, и участь его печальна. Поэтому ставим на этих разговорах точку, они не украшают наше заседание, и возвращаемся к обсуждаемому вопросу.
Состояние финансов и мировой экономики вам известно по ежедневным отчетам, предоставляемым каждому из нас Центром Мировых Исследований, который, кстати, проверяют и контролируют не менее профессиональные и тоже засекреченные научные центры. Но итоговый доклад и его рекомендации, на которые я сегодня ссылался, вам предстоит изучить до завтрашнего вечера, к моменту голосования. Так что, на сегодня заседание окончено. Желаю вам приятного времяпрепровождения.

Ранним утром Коротышка Брок покинул территорию дворцового ансамбля и прогуливался по улицам старого города. Молодость требовала…. 2



Марк Рой вышел из больницы в расстроенных чувствах, но привычная его устам усмешка, украшала физиономию, как у деревенского дурочка при встрече с местной красавицей. Такси ожидало у входа. Марк сел на заднее сиденье, хлопнув дверью, и машина тут же тронулась с места, медленно, осторожно, вынюхивая притаившиеся на дороге повреждения, подстерегающие железного коня с пассажирами на каждом шагу. Они проследовали перевернутый у обочины самосвал, неприлично задравший колеса вверх.
- Мина?! Это его взрывом так?! – спросил взволнованно Марк.
- Не-е… - протянул шофер, - в колдобину угодил.
Дальше ехали молча. Не прошло и получаса, как молодой оператор с полупустым рюкзаком на плечах, вошел в вестибюль гостиницы. Он спросил апартаменты на одного человека, разглядывая настенные часы, с подвешенными на цепях гирями, по-видимому, для производства боя.
- У вас хороший вкус, если вы выбрали нашу гостиницу, - сказала любезная администратор, завлекая клиента вожделенной улыбкой. Ваш номер 31.
Марк тут же ответил взаимностью, продемонстрировав свои неотразимые зубы, и между ними пробежала искра симпатии, словно у влюбленных.
- И сколько же дней вы желаете радовать нас своим пребыванием?
- Я рассчитываю любозреть вас, сударыня, дней так, семь… но пока еще точно не знаю, может быть… - несколько смутившись, ответил Марк.
- Так мало… - администратор проявила искреннюю досаду, - жаль, мне очень приятно ваше присутствие здесь, вы мне симпатичны.
Марк Рой растаял от умиления. Внутри его колыхнулся червячок влюбленности.
- Но знаете, мне неловко говорить, но правила у нас немножко… одним словом, вам надо заплатить за месяц пребывания, а когда будете съезжать – вам вернут остаток денег с процентами, и процентов будет начислено тем больше, чем дольше вы у нас прогостите.
- Странное правило, - задумчиво произнес Марк, - я нигде с подобным не сталкивался. Ну, если такой у вас порядок – заплачу за месяц, - и он с радостью расстался со своими деньгами, надеясь вернуть их в целости и сохранности, да еще и с приплодом.
Он мило подмигнул администраторше, и направился в свои апартаменты, сопровождаемый привлекательной горничной в мини юбке. Подымаясь по лестнице (лифт временно не работал, о чем вежливо оповещала табличка, вымаливая тысячу извинений), горничная все время забегала вперед, широким шагом через ступеньку, оповещая сзади идущего, что под юбкой у нее никакого белья нет. Марк стеснительно отводил взгляд в сторону от предмета соблазнения. Но она его все-таки переиграла, когда, выходя на площадку этажа, резко наклонилась, подымая какую-то невидимую бумажку, и лицо поселенца от неожиданности, чуть было не въехало в незащищенную обнажившуюся плоть. Поход продолжился, и одна из дверей была распахнута его спутницей со словами: «Ваш номер, добро пожаловать», кивком головы представилась: «Анюта», хотя на нагрудном кармане ее блузы была приколота визитка: «Анна Васильевна Кобыздовская, горничная» и сделала реверанс с низким поклоном отчего в расстегнутый разворот блузы выскользнула грудь, стремясь к свободе, и так и осталась снаружи, а вторая, видно, за что-то зацепилась.
На двери висела табличка с номером 66.
Но позвольте, администратор сказала, что мой номер тридцать один, - недоуменно спросил Марк.
- Не обращайте внимания. Этот номер в журнале гостиницы числиться действительно под номером 31. У нас, знаете ли, иногда, таблички с номерами меняют свои комнаты, поэтому вы запомните для верности месторасположение, это будет абсолютно надежно.
«Бред какой-то», - подумал оператор и, обнажив в улыбке свои безупречные зубы, представился:
- Марк.
Анюта заглянула ему в рот и, виляя корпусом, как утка, уходя, бросила:
- Я всегда готова… вам помочь… обращайтесь… - и поправила одежду, наводя порядок.


Спустя час Марк Рой в легких, спортивного покроя, брюках и широкой светлой рубашке навыпуск прогуливался по проспекту возле гостиницы, размышляя о дальнейших действиях. За время пребывания в стране он понял, что невероятные сюрпризы могут ожидать на каждом шагу, поэтому решил ни во что не ввязываться и только наблюдать со стороны за окружающим миром, пока не отыщется гид, готовый искренне и честно объяснит ему странности, произошедшие с ним по приезду, а заодно о нравах, традициях местного населения. Вот бы этого юмориста, смонтировавшего 25 кадр, разыскать, сразу бы все на свои места стало, а не то, ходи и бойся, что еще на тебя из-за угла выскочит. Неожиданно его взгляд упал на неброскую табличку, сообщающую, что за дверью рядом, находится редакция газеты и далее замысловатой вязью, по-видимому, название газеты, которое мог прочитать, похоже, только сам писавший, и то при условии, если помнил заказанные слова. Поковырявшись безрезультатно в поиске зашифрованных безумным шрифтом слов: «А собственно, какое отношение имеет название газеты к моему делу, -подумал Марк. – Должно быть и люди здесь работают такие же чудные, как нечитабельная надпись названия газеты, быть может, что-нибудь удастся узнать о создателе рекламного ролика, хотя бы навести справки». Он смело ступил в мир массовой информации и, идя по коридору, читал замысловатые надписи на дверях, пока не наткнулся на то, что привлекло его близостью духа и беспардонной откровенностью: «самые жареные новости» - красовалось на двери, замусоленной многочисленными прикосновениями потных рук. «Оно», - подстегнул себя оператор и зашел в комнату. За столами с компьютерами расположившимися так, как будто бы, грузчики их внесли и забыли расставить, сидели две женщины и двое мужчин, умудряющихся одновременно есть бутерброды, курить, работать с компьютером, пить кофе, бриться электробритвой, говорить по телефону, наводить макияж, охотиться на садившихся на столы мух, красить ногти на руках, перекидываться фразами с коллегами и время от времени смотреться в зеркало. Одним словом, к комнате царила обычная для редакции рабочая обстановка.
- Здравствуйте, - сказал Марк, и не был услышан. Во всяком случае, никто из присутствующих на него внимания не обратил. – Привет, жареные новости, - крикнул он громче и повеселее, но по-прежнему, реакции на его появление не последовало, разве что, пара мух попробовала сесть ему на лицо. – Пожар!! – заорал Марк, во все свое молодое горло, обнажив на нем вены, мышцы, и прочие элементы анатомии.
Один из мужчин, оторвав голову от компьютера, спокойно спросил:
- Ты, что, не нормальный? Чего орешь? Если пожар – звони «109», - и он вернулся к своей работе.
Молодой парень за соседним столом одной рукой перебирал документы, а второй водил электробритвой по загорелым щекам, неожиданно поднял голову, на которой величественно восседал большущий попугай. И с пристрастием уставился на вошедшего:
- Пожар? – с любопытством переспросил он. – Уточните суть проблемы? Что горит? Насколько это будет интересно читателям?
- Я горю, - ответил Марк, и состроил интригующую рожицу… - от нетерпения познакомиться с умными людьми.
Парень встал, оставил электробритву в покое, приблизился, и неожиданно выбросил правую руку вперед, словно лезвие перочинного ножичка:
- Гоша Азорский. Азорский – это прозвище, - добавил он гордо.
Попугай взмахнул разноцветными крыльями и уселся на карнизе окна.
- Будем знакомы, Марк Рой, - представился оператор, протягивая руку для пожатия. Я проживаю в гостинице, здесь, недалеко, на проспекте.
- Новенький, - противным гортанным голосом, пришепетывая, сообщил попугай.
- Ну, говори, что у тебя: скандалы, сплетни, происшествия или, может быть, остросюжетные разоблачения? – спросил Гоша, сразу переходя на «ты».
- Увы, ничего этого предложить не могу…
- Гони в шею, самим есть нечего, - посоветовал попугай с карниза, и злобно уставился на посетителя.
- Тогда садись за свободный стол, - вон там в углу, – и быстренько накатай что-нибудь этакое, задиристое, и не забудь приперчить для шарма. Главное, если в чем сомневаешься – не сомневайся, и если начал врать, так ври красиво, интересно, занимательно и без ограничений, иначе – высекут; а на красоту – рука не поднимется…
- Я, собственно, по другой причине к вам зашел.
- По другой? Ладно, давай выкладывай, только без лирики, кратко, как на плацу перед ротным.
- Меня интересуют создатели рекламного туристического ролика о Чаверле, и прежде всего, человек, который делал монтаж…


Ранним утром Коротышка Брок покинул территорию крепости и направился через поле благоухающее цветами в близлежащую деревню, входившую в малое крепостное кольцо. За его перемещением через маячки, закрепленные в элементах одежды, следили космические, аэровоздушные, наземные, подводные и надводные центры обеспечения защиты. Отпечатки его ладоней, глазная сетка зрачков и голос служили ему пропуском по всей территории заповедной зоны, включающей три кольца контроля: малое, среднее и внешнее, расположенные вокруг замка и защищающие его надежным колпаком.
Аромат поля и мягкая шелковистая трава, прыгающие кузнечики, мелькающие то здесь, то там ящерицы, бабочки, с замысловатыми узорами на крыльях, кружащие вокруг, веселое пчелиное жужжание заставили его снять обувь и забросить ее подальше, насколько хватило сил, подняв стаю диковинных птиц, криком выразивших свое недовольство. Птицы совершили круг, заметили обидчика и намеривались с воздуха атаковать, сбросив на недружественный объект лишний груз своего организма. Но они не знали, что обидчик был из стаи, куда более сильной, и на заходе перед атакой всех их поразил невидимый луч лазера, и маленькие птичьи тела вмиг сгорели, просыпавшись на радужное поле легким налетом пепла.
Коротышка Брок всего этого даже не заметил. Он поднял с земли палку и устроил рыцарское сражение с окружающими цветами и травами, резким ловким ударом поражая их цвет; срубленные верхушки цветов ложились к ногам. От него веяло молодостью и задором, и искорки баловства играли в глазах.
- И не стыдно тебе заниматься детскими шалостями. Не жаль такую красоту губить?
Брок развернулся и увидел за своей спиной девушку лет двадцати, в тонком белом летнем платьице, чуть развивающемся на легком ветру, красивую до дрожи в коленях, неземной красоты; лицо ее лучилось счастьем, вся она исторгала волны тепла, света, и над головой ее, он был в этом совершенно уверен, светился нимб, а за плечами легкой дымкой угадывались крылья.
- Ангел небесный, - пролепетал он и попятился, ощутив себя маленьким беззащитным человечком. – Ты, наверно, и Священный Грааль видела? – не к месту произнес он.
- Не знаю, о чем ты говоришь, но вот тебя я точно раньше не встречала. Откуда ты?
Коротышка Брок махнул рукой в сторону замка:
- Оттуда…
- А-а, - протянул ангел. – А я из деревни… живу там с родителями.
- Ты покажешь мне свою деревню? Я здесь никогда не был.
- Я расскажу тебе о каждом доме, о каждом дереве в садах, о старой мельнице, сверху виден каждый потаенный уголок деревни, ты полетишь вместе со мной над полем, сосновой рощей, древним храмом и старой кузницей. А еще там есть маленькое озеро, а за ним пасека… но все это при условии, что будешь меня слушаться.
- Согласен, - не без удовольствия согласился Коротышка Брок, - а на чем летать будем?
- Летать будем мысленно, а взлетать – вон с того холма, с него деревня – как на ладони, давай руку, я тебя провожу.
Коротышка Брок протянул свою, слегка влажную от волнения ладонь, и ощутил в ней что-то мягкое, теплое, нежное и приятное: «Точно, ангел…» - подумал он с трепетом.
Они шли по широкой тропинке держась за руки и там, где тропинка сужалась, она шла вперед и тащила послушного спутника за собой.
- Ну, вот и пришли, - сказала она очарованному идиллией природы и естества кавалеру. – Смотри, отсюда вся деревня видна. Сейчас мы облетим каждый ее уголок. Меня зовут Элоида, а тебя?
Коротышка Брок на минуту задумался: несмотря на молодость, его уже несколько лет иначе, чем мистер Брок никто не называл. Он стал забывать, как звучит его имя, а тут еще память из прошлого стала подкидывать уменьшительные имена и дразнилки:
- Лео-нар-до, - неуверенно сказал он, и сам не воспринял на слух свое имя.
- Леонардо, - повторила она, и теперь он вспомнил, как в детстве звала его мать, с ласково-нежной интонацией в голосе, и отец – важно, с величавой торжественностью.
А потом они сидели на вершине холма, взявшись за руки, и мысленно витали над старой водяной мельницей, колесо которой медленно вращали воды голубой речки, и над кузницей, из трубы которой струился дым, и дальше, над пасекой, сосновой рощей, озером и древним храмом…


Коротышка Брок вернулся в крепость затемно, когда на улицах уже зажгли керосиновые лампы, а кое-где, по старинке, горели факела. Электрическое освещение было включено только во внутренних помещениях замка, и имитировало дневной свет.
Заседание Совета Консулов было назначено на 23 часа и он еще успел бегло просмотреть текст доклада Центра Мировых Исследований, из которого четко звучал вывод, что общемировая инфляция и обесценивание мировой валюты не только неизбежны, но и крайне необходимы для выхода из финансового кризиса. Замена общемировой валюты на новую или несколько новых доказывалось, как обязательная необходимая неизбежность. Крошка Брок опрокинул чашку с кофе на пол и долго изучал затейливый узор, образованный кофейной жижицей.

Ровно в 23 часа все шесть Консулов Ордена Власти во главе с Большим Биллом, исполняющим обязанности Генерального Секретаря Ордена заняли свои места за круглым столом переговоров в зале заседаний.
- Итак, господа, - начал Билл без излишних церемониальных актов, - сейчас нам предстоит проголосовать за рекомендации Центра Мировых Исследований, то есть, за организацию инфляции в мировой экономике, создание условий для обесценивания мировой валюты – доллара, с тем, чтобы в дальнейшем, если на то будет угодно богу, и мы примем такое решение, заменить нынешнюю мировую валюту на одну или несколько новых. Если вы «за» эти меры, то голосуете белым шаром, или же – «черным», что будет означать отказ от раскручивания мировой инфляции и обесценивание доллара. В этом случае Центру Мировых Исследований придется разработать новый экономический сценарий. Прошу каждого из Консулов подтвердить, понятна ли вам формулировка голосования, определились ли вы окончательно со своим ответом, не желаете ли выступить по данной теме, задать вопрос, а также подтвердить, что каждый из вас понимает серьезность принимаемого решения для всего человечества:
- Прошу вас, мистер Симплер, ваше слово , - кивнул в сторону Консула Толстый Билл. Сигара в уголке рта его дернулась, как удочка рыбака и множество подбородков пришли в движение.
- Продумано, решение принято, вопросов нет, - сухо ответил Консул.
Остальные ответили также кратко, и процедура много времени не заняла.
- Если все определились с решением, вопрос понятен, то приступим к голосованию господа, - произнес председательствующий положенную по регламенту фразу. – Прошу всех подойти к столу волеизъявления.
Стол для голосований находился здесь же, в зале, и представлял семиконечную звезду, между вершинами которой размещались места для шести Консулов. Устройство для волеизъявления представляло простую конструкцию из ящичков с рычажками, внутри которых содержались белые и черные шары из слоновой кости, на подобии биллиардных, только вместо цифр на них был оттиск семиконечной звезды, и системы желобов, по которым шары скатывались в общую корзину, где и пересчитывались генеральным Секретарем в присутствии Консулов. Голосование было тайным, места за столом не были закреплены, за кем бы то ни было, и каждый занимал свободное, не отличающееся ничем от всех остальных, прикрытые радужными створками, не позволяющими видеть соседей.
- Если все готовы, прошу голосовать, - распорядился Большой Билл, и нажал на рычаг, открывающий путь выбранному шару к корзине.
Произведя ту же операцию, Консулы неспешно покинули места за столом и направились к корзине для ознакомления с результатом своих трудов. Задумчивое лицо Генерального секретаря, сомкнутые недовольные уста заставили остальных поживее подтянуться к корзине. Бросив беглый взгляд на нее, их лица оживились: у кого-то вздернулись брови, кто-то приоткрыл рот, мелькнули округлившиеся глаза, злобствующая усмешка. И тишина на миг завладела залом заседаний. В корзине находились семь шаров: шесть белых и один черный.
- Кто-то проголосовал двумя шарами, - задумчиво прокомментировал Толстый Билл. – Но с какой целью? Пошутить?..
Невольно взгляды всех устремились к Броку, одетого в заплатанные шорты и небесно-голубую футболку навыпуск, с вызывающей надписью на груди: «Плюнь на всех – стань человеком!»
- А мне видится в этом происшествии пиратский флаг на глади бескрайнего моря… - отторг он от себя подозрения, взглянув на Горбатого Симплера. Тот выдержал взгляд, только зубы сцепил покрепче, но в разговор вступать не стал.
- Хорошо, повелительным тоном, по праву председательствующего, заявил Толстый Билл, - пусть это останется на совести… Случайно ли это получилось или глупая выходка, не будем искать виновного. Я предлагаю проголосовать повторно. Но прошу вас, господа, будьте благоразумны, ведь решаются судьбы народов.
Все повторно заняли места за столом волеизъявления, не видя один другого, и только голос Толстого Билла господствовал в зале:
- Если все готовы, господа, прошу голосовать.
Теплый шелест тяжелых шаров движущихся по желобам заполнил паузу в несколько секунд, в течении которой все заняли места вокруг корзины.
- Вот теперь другое дело, - не смог скрыть удовлетворения Билл, - шесть шаров и все бе-е… - он не успел договорить. Седьмой, черный шар, вкатился в корзину, вызывающе потеснив своих собратьев.
- Что за черт, - тихо произнес Бомблатер, - он любил во всем математическую точность.
- Возможно механизм износился и дает погрешность, - со своей постоянной улыбкой на губах, предположил Сяо линь.
- Какая погрешность, какой механизм… Здесь все совершенно просто. Устройство работает много веков и никогда ничего подобного… Проверить, конечно, придется. Но не верю я, не верю! – Толстый Билл был взбешен.
- Вот тебе и без рисков, - сказал не вовремя Коротышка Брок, - вызывая на себя осуждающие взгляды.
- Ладно, - взял себя в руки Билл. С работой механизма мы разберемся. Что касается первого вопроса, то считаю его одобренным положительно большинством Консулов Ордена. Принято. Хотя… какой результат записать в протоколе?... – не мог он смериться с тем, чего не мог понять. Переходим ко второму вопросу, - он сделал продолжительную паузу, встал, походил взад-вперед. – На наш радар поступило зашифрованное сообщение, ставящее перед нами сразу несколько вопросов. Сейчас я его прочту, но более наглого обращения трудно себе представить. – Билл вставил в рот сигару, затем швырнул ее на стол, и стал читать с надменным видом:
« Господа, мировое правительство!
Наши финансовые и материальные ресурсы позволяют нам обратиться к вам со следующим предложением: уже много тысячелетий идет война, так называемых, легитимных правительств с вольными людьми, хотите, зовите нас флибустьерами, пиратами, представителями преступного мира, суть дела от этого не меняется. В наших руках скопились огромные материальные ценности, мы имеем могущественную разветвленную сеть наших сторонников по всему миру. На самом заброшенном в океане острове имеются наши сторонники и слепые исполнители нашей воли. В связи с этим, предлагаем вам принять нашего представителя в Мировой орден, руководящий народами, и тем самым объединить наши усилия в общем деле развития цивилизации. Мы не считаем, что принятое вами положительное решение нанесет урон вашей морали, ведь мы ни в чем, не хуже вас. Это у нас идет каждодневная война, потому оправданы коварство, подлость, лицемерие, ложь. Что же вас вызывает идти на подобные шаги?
Ставим также, вас в известность, что известная вам чаша, к обладанию которой стремится каждый смертный, находится в наших руках. Потому, от имени нашего сообщества, группа Х просит выделить нам квоту в мировом правительстве в количестве одного человека.
Пусть будет так. Ша!»

Большой Билл выдержал длительную паузу, взял новую сигару, откусил щипцами край и не спеша закурил:
- Как только сие послание было расшифровано (передатчик с которого послано сообщение находился в горах Тянь-Шаня) мною, как Генеральным Секретарем, было принято решение, и место, с которого велась передача, было тут же подвержено ракетному удару. Следом вылетели самолеты и продолжили зачистку. …И тут, этот черный шар.

* * *
- Моня, твой бизнес на меня нагоняет мрачность: что это за уголовные типы вьются вокруг тебя? Попомнишь мое слово, если они не зашибут тебя насмерть, как только ты отвернешься. Они даже не будут тратиться на контрольный выстрел, просто закатают тебя в асфальт, и мне некуда будет носить цветы, даже, если ты оставишь деньги на них.
- Бэла, ты такое говоришь, что мне неприятно слушать. Можешь совсем не волноваться, даже, если станет плохо – у меня все надежно, как у бога за пазухой, и индульгенция такая, что я даже не знаю, какая надежная.
- Моня, не говори глупости, что в нашей жизни может быть надежнее назаретского раввина, и тот скончался внезапно для бога.
- Вот послушай, мое золотце: ты помнишь нашу старую чашу, пылившуюся много лет на комоде?
- Так шо ты хочешь сказать, я ее давно не видела, а напрасно ты об ней вспомнил. Я теперь знаю, что подарить Розе на день рождения, чтобы не переводить деньги зря.
- …И не увидишь: она немножко разбилась, когда я, проходя мимо, задел комод собою.
- Как? Ты разбил нашу семейную чашу, сделанную из такого удивительного камня… Моня – ты подлец. Я не прощу тебе это и за сто долларов, мне теперь нечего дарить Розе на день рождения.
- А за миллион – простишь?
- Какой миллион? – вскрикнула жена и заблымала глазами, дыхание ее перехватил спазм и лицо так побледнело, что возникла срочность выпить сердечных капель.
- Слушай дальше, и не перебивай, а то соседи услышат. ...Так вот, осколок от нее отвалился, совсем небольшой, даже можно считать, мелкий осколок, таких размеров, как твой раскрытый рот, в ту минуту, когда тебя на базаре обвесили. Мне очень даже жалко стало имущество, вроде, как безделица не нужная, а все же своя, и я напрягся, чтобы такое придумать, чтоб гешефт получился. Я помыл порошком оставшуюся часть, и она заблестела на солнце, как волшебная. Я сразу вспомнил про Грааль…
- Что это еще за нерусское слово. Моня, ты опять меня пугаешь…
- Бэла, оно тебе не надо, но запомни, Священный Грааль – это по вере христианской, чаша из которой причащались ученики Иисуса Христа на Тайной Вечере, в которую, позже, его приверженцы собрали кровь распятого учителя своего. По их верованиям, испивший из Грааля живет вечно. Кто владеет такой чашей, тот обладает сокровенными знаниями, духовными ценностями, способными вызвать грандиозные перемены, и скажу тебе еще, только не охай, как будто у тебя прошлогодние анализы украли – тот владеет миром… Так вот, я и подумал, что если Грааль не нашли ни Сталин, ни Гитлер, то его, вообще, никто не найдет, во всяком случае при моей жизни, а вот идею о нем можно использовать с прибылью. Я и сторговал нашу чашу, которую брат моей мамы привез когда-то с Урала и подарил моему папе, чтобы не выбрасывать даром, бандюкам. И сказал, что если они найдут недостающую часть и приложат к чаше в том месте, где не хватает, то она воссоединится, и воздаст своему обладателю сполна, и быть ему повелителем всего, что только есть на свете. Они и купились. Когда спросили цену, я так закатил глаза, что чуть было не увидел свой собственный череп изнутри, и подумал, как и ты, дали бы хоть сколько-нибудь… А они неделю совещались, и такую сумму назвали, что мне сразу явилась покойная бабушка Фаня и сказала: «Моня, когда ты скончаешься, я тебя здесь, у нас, пристрою, будешь Гамлета у Шекспира играть, и никак не меньше…»
- Моня, что же ты наделал! – запричитала жена, не щадя соседские уши, которым Моня ничего не хотел рассказывать. – Ты взял эти бандитские деньги, а они найдут недостающую часть, и приставят, и ничего не увидят, как не увидели мы, когда она у нас целая стояла на комоде, и тогда преставишься ты, а я пойду просить подаяние на мостовую.
- Не приставят! - резко оборвал стенания жены Моня. – Потому, что не найдут! А не найдут, потому, как я ее в канализацию смыл.
- Надо еще промыть, - спохватилась жена, - чтобы ее в море подальше унесло.
- А ты знаешь, Бэла, - сказал задумчиво Моня, - я представил, что это и в самом деле Священный Грааль, и мне так жалко стало…

* * *

Марк возвращался в гостиницу в хорошем настроении; его ноги выделывали замысловатые «па», некстати подпрыгивая, подергиваясь, он бы станцевал и гопак, но этот танец был ему не ведом, как и само слово. Завязавшаяся дружба с Гошей Ростовским, человеком подвижным, общительным, наделенным изобретательным умом и стремлением к невообразимым авантюрам, сулила интересное времяпровождение и возможность осмысления своего турне под соусом местного колорита обычаев и нравов. Гоша сумел убедить его, что найти человека скроившего 25 кадр в рекламном ролике, проще простого, только время изыскать надо бы. Он производил впечатление человека способного и черта обуздать, и со всеми ведьмами в округе был в прекраснейших отношениях. Марк уразумел это, пронаблюдав более трех часов за работой мастера жареных репортажей. За это время он умудрился и Марка загрузить работой. Звоня беспрестанно по телефонам, не отходя от компьютера, он бросал в сторону своего нового подопечного скомканные сюжеты репортажей, которые тут же надо было расправить. Откорректировать, привести в удобоваримое состояние.
Они расстались друзьями. «Выкрою время, забегу к тебе в гостиницу; найдем мы твоего монтажиста, не сомневайся…» - пообещал Гоша при расставании. Марк взлетел на свой этаж (лифт по-прежнему не работал), вошел в номер, и вдруг почувствовал, что он в помещении не один. Он заглянул в спальную комнату и на своей кровати увидел необычайное переплетение тел, как будто бы огромный спрут возился со своей поверженной жертвой на куче сваленных стульев, с торчащими в разные стороны ножками и спинками. Ножки и спинки действительно торчали в разные стороны, только принадлежали они не менее, как трем-четырем людям, и как минимум одна из них была женщина, более того, ее звали Анюта, горничная. Марк узнал ее по высунувшемуся из кучи тел, лицу, которое с милой улыбкой, с придыханием, прерывисто охая, сказало: «Ну, что ты стоишь в дверях, как ни родной, - присоединяйся…»
Марк застеснялся было, что ошибся номером, но заметив разложенные свои вещи, взорвался: «Что вы, черт побери, себе позволяете! Почему на моей постели, и в моем номере!...»
Тела перестали копошиться, а Анютино лицо вновь появилось в промежности человеческих конечностей и обидчивым, теперь уже, голосом заявило: «Ну, что ты людям портишь обедню. Тебе же сказали: присоединяйся! Что еще надо? – и снова юркнуло куда-то вовнутрь кучи.
Марк Рой кипел, словно чайник, и готов был взорваться, с нанесением материального ущерба, но сдержал себя, вспомнив, что он находится в стране, традиции и нравы народа которой, ему до сих пор не ведомы: «Может быть у них так принято?.. – постарался оправдать он горничную и ее товарищей. – Да, нельзя, - рассуждал он мысленно сам с собой, - но если очень хочется – то, можно. – И тут же опротестовал свои рассуждения: - да, чтобы на кровати клиента гостиницы,.. горничная… так нагло… так гадко, по скотски… - и дальше уж ничего не мог ни сказать, ни думать, давясь собственной слюной тщательно взбитой злостью; схватив вещи, вышел вон, в душе проклиная страну Чаверлу с ее неприхотливыми нравами. У окошка регистратора он споткнулся об улыбку администраторши, милую, застенчивую, доброжелательную.
- Вынужден покинуть вашу гостиницу, - не очень уверенно произнес Марк.
- Как? Почему? Скажите, что вас не устраивает, мы сейчас же все исправим…
- Не стоит беспокойства, мне видите ли, срочно надо уехать… к тому же в моем номере поселилось несколько человек.
- Извините-простите, - засуетилась администраторша, - мы сейчас все уладим и устраним погрешность, я обещаю, ничего подобного больше не повторится. В крайнем случае, переселим в другой номер, - заискивающе кланялась миловидная женщина.
- Нет! – твердо сказал Марк. Я решил окончательно, прошу не задерживайте меня, рассчитайтесь, номер я освободил…
- Счас! – меняясь лицом, лязгающим голосом, мгновенно изменившись, задребезжала администраторша – разбежалась рассчитываться. Не успел поселиться и уже съезжает! Видели мы таких…
- Я вам заплатил за месяц проживания, а пробыл несколько часов. Прошу вас, вернуть мне деньги.
- Нет у нас сейчас денег в кассе, но они за нами числятся, вот, сами посмотрите в журнал прихода. Приезжайте через месяц – тогда и получите, да еще и с процентами, счастливец вы наш…
- Я буду жаловаться в суд на вас, - бросил Марк сокрушающую, на его взгляд, угрозу.
…Вообще, ничего не получите, - наглым уверенным голосом предупредила администратор. – мы ваши деньги положили на валютный депозит в банк. Как только они дадут приплод – тут же их вернем. Так , что через месяц…
- Какая наглость, какая подлость, какая… - марк захлебывался негодованием. Его мозги отказывались анализировать происходящее.
Администраторша грюкнула защелкой, закрывая окошко общения с клиентами: - Настроение испортил, зараза, - не стесняясь, громко бросила она, словно плюхнула плоский камень в лужу, чтобы брызг было побольше. Марк отшатнулся в сторону: «Я испортил настроение? - он подпрыгивал на месте, то ли собираясь выпрыгнуть из штанов от возмущения, то ли боднуть головой потолок. – Я испортил настроение. Да это уму непостижимо, – он в чувствах с силой нанес удар ногой по валяющемуся на полу огрызку яблока. Тот ляпнул в стекло входной двери, оставив на ней сопливый подтек. Марк пнул испачканную дверь и вышел прочь, на улице пытаясь охладить свое клокочущее жаром нутро. Рядом шуршали машины, мельтешили прохожие, шумел рабочий день, скрипели тормоза, взвывала музыка, звонко стучали женские каблучки по тротуару, проносилось время.
Навстречу шла молодая пара, привлекательная, как яблоневый цвет весной. Марк доверился им, и вежливо спросил, не знают ли они приличную гостиницу, где царит порядок и покой.
- А вот за углом, в конце квартала, совсем недалеко. Там и уютно, и цены божеские, - сказал парень.
- Обслуживающий персонал, хотелось бы…
- Очень порядочные люди, даже удивительно, откуда набрались. Коллеги по работе из других городов, приезжая в командировку, всегда там останавливаются. Так что, рекомендую, эта гостиница самая уютная из всех, которые знаю, правда директор…
- Что директор? – насторожился Марк.
- Да вы, не волнуйтесь. Мало вероятно, что это вас каким-то образом может задеть; вдруг повезет и дни не сойдутся…
- Почему это дни не сойдутся? Вы можете пояснить, я, видите ли, приехал из другой страны, и меня здесь многое удивляет, мне не понятно…
- Директор «Лачуги», так называется гостиница; она должна была называться «Лагуна», но художник, наносящий надпись на гранитной плите, перепутал буквы, а работа была уже оплачена и заплаченные деньги пропиты, потому менять ничего не стали. К тому же, сами понимаете, не в названии дело, а в сути. А то, назовут магазин «Эльдорадо», а там кроме кильки и обглоданных мясных костей, неведомо какого зверя, ничего нет; соль подмоченная, под видом масла торгуют маргарином, конфеты в муке вываляны, а в муке – мышь свое пребывание отметила, и старшая товаровед в кирзовых сапогах… давит, давит…
- Вы что-то хотели сказать о директоре.
- Да. Буйным становится, когда выпьет. И такой буйный, что Китайская стена не остановит, просто какой-то Соловей-разбойник. Но вас это не должно беспокоить, он не каждый день пьет, к тому же у вас заграничный паспорт… Не посмеет… А если что, двери там прочные, и замки новые. Так что, поселяйтесь без сомнения, довольны останитесь.
- Спасибо, - поблагодарил Рой, и после некоторых раздумий, за неимением лучших предложений, решил последовать рекомендации.
Он поселился без лишней волокиты, предварительно уточнив, не будет ли кто спать на его кровати, и убедительно попросил в его номер никого не пропускать. Комнаты были, и в самом деле уютны, с видом на неширокую речку, по которой плыли вниз по течению ветки деревьев, деревянные ящики, бутылки, и всякий хлам, за которым охотились дикие утки. Ивы и сосны по берегам освежали пейзаж. Узкая набережная с одной стороны реки не позволяла ездить по ней машинам и прохожие чувствовали себя в безопасности, прогуливаясь неторопливым шагом, назло скалившимся из окна своих авто водителям. Отслуживший хозяевам диван, вольготно следовал со скоростью течения реки в сторону мирового океана, навстречу штормам, в поисках места своего конечного пристанища, привлекая внимание влюбленных на набережной, веселящихся детей, пенсионеров, перекособоченных укладом жизни и прочий праздно тыняющийся люд, вызывая ехидно-насмешливые улыбки. На спинке его гордо восседал ворон, презрительным взглядом озирая всех и вся. Что-то же давало ему это право…
Внезапно, дверь без стука распахнулась, и в номер ворвался Гоша Азорский, напоминая смерч, возникший средь ясного дня.
- Собирайся, - врезал он безапелляционно, - действо пойдем смотреть.
- Как ты меня нашел? Я никому не говорил в какой гостинице поселился.
- …Если повезет, насмеемся вдоволь, и заодно послушаем небылицы с привкусом бреда.
- Я же просил администратора, чтобы ко мне никого не пропускали…
- Пропустим начало, можем пожалеть. А вдруг, там самое забавное сконцентрировано, пошевеливайся.
- Я страшно рад тебя видеть, но как ты нашел меня, и почему тебя пропустили ко мне в номер, я же просил…
- Кинокамеру не забудь… За пять гав привели прямо к комнате. Остальное не интересно. Готов? Пошли… президент ждать не будет, ляпнет сенсационную глупость, или фортель какой выкинет, а мы не удел. Не передаваемое зрелище можем пропустить.
- Объясни толком, куда мы идем и зачем?
- Идем, чтобы вкусить реальный абсурд обличенный в слова. Президент на площади будет выступать. Истомился в ожидании излить душу, это с ним случается; нельзя упускать такой случай.
Гоша вихрем несся вперед, и Марк семенил из последних сил, чтобы не отставать. На углу улицы они сели в такси и проехали несколько кварталов, прежде чем их остановил постовой милиционер, указывая на заграждения впереди.
- Дальше пешком, - бросил Гоша, и они снова понеслись по улицам, просачиваясь сквозь часто натыканных патрульных, вооруженную охрану, милиционеров, подозрительных гражданских, со спортивной выправкой, сотрудников спецподразделений, на рукавах которых красовались эмблемы с наименованиями пернатых: «Сокол», «Беркут», «Орел», «Икар»,.. сотрудников скорой помощи в белых халатах, курящих неимоверно едкий ядреный табак, от которого проходящие мимо шарахались в стороны, как прусаки от дихлофоса, чихая и сморкаясь, пожарных в камуфляжной форме, с касками на головах в виде предмета, именуемого в больницах «судно»., сотрудников министерства по чрезвычайным ситуациям, с яркими буквами аббревиатуры на груди и спине, готовых в любой момент укротить чрезвычайные обстоятельства.
- Пришли, - сказал Гоша, и стал протискиваться поближе к трибуне. На площади собралось человек пятьсот, в основном преклонного возраста, взгляд которых отсутствовал в настоящем и уходил куда-то в бездну, а перед трибуной выстроились сорок рядов молодых людей со знаменами, - платники, - прокомментировал Гоша, и видя недоумение на лице своего протяже, добавил, - от слова «платить», «оплачивать» - это понятно?
- Да, - ответил Марк, но не был уверен, что понял правильно.
Они успели вовремя. Президент, как раз появился на трибуне и приветствовал своих сторонников жестами, приведших их в «чудотворный экстаз с лечебными свойствами», как написали после в газетах. Кругом раздались вопли, крики, визг, плачь и здравицы в честь единственно обожаемого и непревзойденного борца за чаяния народные. Президент потряс в воздухе кулаками, и вопли толпы усилились, опустил руки – стали стихать и замолкли. Ткнул пальцем в сторону приверженцев – толпа заголосила, подпрыгнул, со взмахом руки в воздухе – раздался истерический восторженный вопль в ответ, махнул кистью руки в направлении своей подметки – народ притих.
- Приветствую вас, славные жители самой лучшей страны на свете, нашей любимой Чаверлы.
В ответ раздались страстные аплодисменты, приветственные крики, всхлипывания, то не сдержались люди преклонного возраста и чересчур восприимчивые девушки, удачно воспроизведя лязг экскаватора по стеклу.
- Каждый день я просыпаюсь с чувством великой любви ко всем вам, помню все ваши нужды и пожелания, - дальше он полез в карман, вынул заготовленный доклад и продолжил, - ну, что ж, давайте подымем рюмку за тех козлов, которые пашут с утра до позднего вечера, ради повышения благосостояния наших семей. Я всех присутствующих считаю своими друзьями, иначе б не сидеть нам за одним столом, - раздались одобрительные аплодисменты, - потому скажу не таясь, народ нам в управление достался убогий, мерзкопакостный – быдло, одним словом; с одной стороны плохо, а с другой – как посмотреть. Давайте без вранья, смогли бы мы набить свои карманы резервами на тысячу лет вперед, живя, где-нибудь во Франции или, не приведи господи, в Германии? На те – выкусите, так что, за мной идти и не оглядываться, а иначе, взашей… мать вашу. То, что не удалось Гитлеру – создать тысячелетний рейх – удалось нам, для своих детей. То о чем мечтали Ленин со Сталиным, к нам притянуло. Так выпьем же за навоз, удобряющий землю, а она, родимая, наполняет наши с вами закрома. И плевать, что навоз воняет, вот я и сейчас только с митинга вернулся, главное, чтоб до закромов его не допустить…
Толпа стояла притихшая, не совсем понимая, суть мудреной речи. В это время к президенту подскочил помощник, задыхаясь от спешки и усердия, прошептал, но микрофоны усилили:
- Господин президент, вы извлекли доклад с левого кармана, а надо было с правого. Это речь за ужином в кругу друзей. Читайте доклад, тот, что в правом…
- Ну, кнопкодавы, кабинетные трутни, всех уволю, если так и впредь работать будите, никого не пощажу… Ни на кого надеяться нельзя, все переврут, забудут, стыбрят, за всеми глаз да глаз в работе нужен. – Он с шелестом развернул, извлеченную с правого кармана бумагу, и глубоко вздохнув, начал: - Братья и сестры, мужественный и трудолюбивый народ Чаверлы, я пришел, чтобы вместе с вами участвовать в построении новой страны, богатой, счастливой, процветающей, и всего этого мы с вами добьемся уже через три года!
Бешеная овация потрясла площадь. Далее речь лилась, как многоводная река, обещающая высокие урожаи, цветущие сады, напоить и накормить всех и вся. Ладони у присутствующих горели от непрерывного трения друг о друга.
Наконец президент изобразил строгое лицо – все умолкло, и он неопределенно бросил:
- Сфотографируйте всех, кто пришел, а с остальных, я строго спрошу… У вас есть еще полчаса, пока я пару слов скажу, а там будем глядеть, почему…
Через десять минут волны вновь прибывающих стали раскачивать толпу, стараясь влиться в ее ряды. Бушующие потоки, все прибывающих людей, грозили вылиться в девятибалльный шторм, количество присутствующих увеличилось в несколько раз, многие размахивали вверху руками, привлекая внимание, подпрыгивали с криками: «Я здесь!» и «Меня щелкните!» Тем временем, президент продолжал речь:
- …денег в казне нет, но мы найдем… я это вам обещаю. Возвращать долги нечем – ничего, займем еще у тех, кому должны. И пусть попробуют не дать, вообще, не отдадим. На социальные нужды отчисления повысить не сможем, а вот понизить – получается. Сделаем хитрый ход, даже можно сказать мудрый, повысим народным избранникам оклады, с тем, чтобы они изловчились и придумали, где взять деньги на обеспечение социальных нужд…
- Все, пошли, - крикнул на ухо Гоша, - больше ничего интересного не будет. Главное теперь выбраться из этой давильной камеры, пока с нас сок не выдавили.

* * *

Время тянулось, словно жилы на прокрустовом ложе. Коротышка Брок сменил футболку и шорты на новые, светлых тонов, на шею повязал легкую шелковую косынку нежно кофейного цвета и ждал, ждал, ждал вечера. Члены его ныли приятными ощущениями. А тут, не кстати, эти заседания на которых он обязан был присутствовать, вдумываться в суть происходящего, получать и обдумывать информацию, запоминать сухие цифры, множество страниц с цифрами, выкладками, заключениями, понимать их явный и скрытый смысл, вместо того, чтобы думать о том, что манило, звало, пахло душистыми травами, медовым цветом, распаляло душу, разрывало нутро ласкающими прикосновениями; нежно журчащие слова, божественная гладь ладони, трепещущее от легкого ветра платье, волнующее взгляд…
На круглом столе зала заседаний раскладывался пасьянс. Большой Билл метал карты опытной рукой, машинально раскладывая их по кучкам. Это занятие умиротворяло его и успокаивало, иначе как было понять, его спокойный голос, произносящий:
- Веселенькое дельце: мафиозные структуры мира предложили нам ввести своего человека в Консулы Ордена Власти. Я бы многое дал, чтобы узнать блефуют ли они, пользуясь народными легендами, или имеют информацию… и если имеют, то какую, из каких источников? Среди нас-то, я надеюсь, ненормальных нет. Те, немногие, кому доверена тайна, из нашего ближайшего окружения, находятся ежесекундно и круглосуточно под тройным контролем, с этой стороны я утечку исключаю. Все же остальные сотрудники, технические специалисты, финансовые эксперты, охрана, высшие военные чиновники владеют только узкой информацией и подвержены еженедельной проверке на лояльность на детекторах лжи, психологических тестах и таких замысловатых проверках при которых сокрыть истину невозможно. Так что, все это похоже на блеф, разведку боем, чтобы приоткрыть, если повезет, щелку в таинственную неизвестность, притом, кичатся наивные, обладанием Священным Граалем. Какие будут мнения, по этому поводу, господа?
- Никаких переговоров с мафией. Выявить источник утечки информации и обезвредить, - Старый Бомблатер, прикрыл глаза ладонью, - блефуют, стервецы. Если бы владели Священным Граалем, то правили бы миром не мы, а они. Службу Нейтрализации нежелательных явлений обязать установить источник утечки информации с нашей стороны, а со стороны мафиозных структур выявить организатора передачи сигнала. Организаторы нужны живые; те, кто непосредственно отправляли радиосигнал, несомненно, погибли в горах Тянь-Шаня, да они и вряд ли чем могли нам помочь. А вот тех, кто послал их, и главное вычислить мозговой центр, задача номер один, на которую должны быть брошены все силы и средства. Устранять только отработанный материал; брать живыми и потрошить, покуда ясность не наступит.
Большой Билл продолжал неторопливо раскладывать пасьянс; слышно было, как шуршали карты в его руках.
- Бандюкам веры нет. Нельзя с ними либеральничать, никакой пощады, до такой наглости дойти – ввести человека в мировое правительство: да им только дай палец – руку откусят, а там дело и до головы дойдет, - Горбытый Симплер не скрывал свое возмущение.
- Ну, если потомок пиратов такого мнения, то чтобы я ни сказал дополнительно, все мелко будет. Консулов только шесть, и должно оставаться шесть. Это число мне нравиться, не мы его устанавливали, ни нам его и менять, а при таких обстоятельствах, тем более не разумно. Кстати, что там, у мафиозных структур с капиталами? Насколько нам известно, они наторговали не мало имущества, если позволяют себе такие наглые выходки; что там: золото, валюта, недвижимое и движимое имущество, антиквариат – все подвержено зыбкому существованию, как бы ни казалось иначе… Пора заняться их капиталами вплотную, и оставить из всех человеческих ценностей одну, но немаловажную – пусть путешествуют по свету, вдруг на пользу пойдет... А нет – перекроем границы, и рассадим по клеткам, - Сяо Линь улыбался, и сверкал белоснежными зубами, с добродушным выражением на лице, не соответствующим высказанным жестким мерам.
Генеральный Секретарь перестал возиться с картами и обратился весь во внимание: - браво, браво, - только и произнес он.
- Единственно, что понравилось в их послании, - Коротышка Брок теребил пальцами платок, свисающий с шеи, - это их предположение, что они не хуже нас, и даже лучше, если я правильно понял. Действительно, откуда берутся коварство, подлость, лицемерие, войны. У нас нет, и не может быть войн, потому что мы их организовываем, и далее, все, что связано с войнами, переделом имущества стоит ниже нас. Но там, у них-то, войны идут, потому и страсти кипят, жестокость, извращения невиданные, гадости разнообразные, с которыми им и приходится уживаться. Так, что они ни так уж и не правы, господа. А если предположить: поставить их на наше место, а нас швырнуть на их… Боюсь, что тоже самое и получится. К тому же в документах зафиксирован аналогичный эксперимент с Новой Зеландией. Результаты есть, а выводы?
- Да, мистер Брок, романтизм и поверхностная философия, вам свойственны, как и любому человеку в вашем возрасте, - Большой Билл собрал карты со стола и перетасовывал колоду в своих огромных ручищах, - только не учитываете уровень культуры, морали, психологии, которые накапливаются в человеке и передаются из поколения в поколение; и с философией все будет в идиллии, если заглянуть в корень каждого вопроса, и поглубже… Что же касается философии, морали, нравственности каждого из нас, то этим вопросам надо уделять ни мало времени и усилий, чтобы божественное предназначение нами не было утрачено, нами, последователями Рыцарей Христа и Храма Соломона, и только так мы станем обладателями Священного Грааля. Завтра, мы совершим небольшую экскурсию на берег залива, где, я уверен, нас ждет замечательное времяпровождение со святым схимником, общение с которым укрепит в нас истинные моральные ценности. Он поведает нам правду бытия, меры по поддержанию чистоты веры нашей и дел наших. Его доставят в полдень.
- Так может быть, на это ответственное мероприятие послать послать наших не менее ответственных лиц, пусть и они вкусят ценности духовного и материального миров, - Горбатый Симплер с лукавством смотрел на Билла.
- Нет, это не возможно по нескольким причинам, и первая из них та, что нам без чистых помыслов не раздобыть Священный Грааль. Это наше поле жизнедеятельности и перекладывание на кого-либо, таит угрозу сравнимую с первозданным грехом. И кроме того, переложи подобное дело на ответственных, те – на своих замов стрелки переведут, а замы – на своих подчиненных, так и до сторожей дойдет. Сторожа выиграют – остальные проиграют, и мы будем первыми из них.

* * *

Коротышка Брок вышел из крепостных ворот и ноги сами повели его в нужном направлении, полем, колышущимися цветами вокруг, радостным перезвоном птичьих голосов, звуков природных, естественных, окрыляющих. Он летел, как ему казалось, слегка касаясь земли, не глядя под ноги, благодаря чему, пришлось два раза распластаться на мягком цветочно-травянистом покрывале, и понять, что падать, иногда, совсем не больно, и наоборот, даже приятно.
Элоида ждала его в условленном месте, недалеко от мельницы, ловя кузнечиков, преследуя бабочек, нюхая цветы, вытянутыми руками стараясь коснуться каждого колоска, цветка, травинки – божественное дитя природы, и следом за ней трепетали ее белые одежды, раздуваемые ветерком, гонясь за ней и настигая.
Брок очарованный и незамеченный, наблюдал ее игру, наслаждаясь происходящим; он ясно видел светящийся нимб у нее над головой (или это солнце, случайно, на мгновение, совместилось странным образом) не находя в этом чуда, и белые, развевающиеся за спиной крылья позволяли ей парить над землей, словно маленькой фее, ангелу, посланцу неземного происхождения. Он стоял, млея, от охваченного чувства радости, и счастьем была пронизана каждая клетка организма; счастливая радость потоком струилась в его артериях и венах, щекотала, разливаясь по кровеносным сосудам, завораживающим прикосновением струилась по капиллярам.
Она заметила его и легким шагом подойдя, взяла за руку, так просто и естественно, как – летний дождь, как шелест листьев на деревьях, как утренняя роса на лепестках цветов. Они шли по цветущему полю, взявшись за руки, оставляя за собой шлейф, как корабли на море. Они сидели на берегу речки и бросали камешки, наблюдая, как расходятся круги по воде; она бросала правой рукой, он – левой, держась за руки, будто боясь расстаться, хоть на миг.
- Элоида… - произнес Коротышка Брок. Она посмотрела ему в глаза, приподняв брови. – Элоида, - повторил он вновь, - как красиво звучит твое имя.
- Лео-нар-до, - певуче произнесла она.
- Элоида…
- Леонардо…
Их голоса звучали в унисон, прекрасное созвучие редкой красоты; они повторяли его вновь и вновь, играя, забавляясь, смеясь, пока их уста ни сомкнулись в сладчайшем поцелуе; мир перевернулся, исчез, растворился, осталось одно космическое блаженство.
- А еще я люблю кататься со скирды, - сказала она шепотом, слегка отстраняя его.
- Что такое скирда? – спросил Леонардо.
- Шутишь? Ты не знаешь, что такое скирда? – она смеялась и хлопала в ладоши. – Пойдем, я научу тебя с нее спускаться
Они подошли к огромному стогу сена, заготовленного для пищи скоту, и он помог ей взобраться, отведя стыдливо глаза в сторону. Со скирды они соскальзывали вниз, влезали и соскальзывали, наслаждаясь захватывающим чувством свободного движения и запахом сена; а потом, раскинув руки, валялись наверху, подставляя лицо, руки, самих себя солнцу, подернутому облаками. Она начала, шутя, сталкивать его со скирды, он, играя, старался удержаться, слегка подталкивая ее к краю. Природа переплела их тела, и душистый поцелуй отключил их сознание, для отдыха и, одновременно, для готовящегося действа, невиданной чистоты великого таинства природы. В миг, они стали единым организмом, который жил, дышал, ликовал. И наступила ночь, а затем день, и снова ночь, и опять день и так много-много раз, и не было ни времени, ни пространства.
Коротышка Брок первый раз в жизни ночевал в скирде. Над его головой струился звездным маревом небосвод, луна подглядывала из-за туч, аромат душистых трав действовал, кружа голову, и унося мысли в звездные дали. Леонардо забыл кто он, где он и зачем на земле нужно все остальное. Он знал, что так не бывает. Но вот же, оно, есть. Элоида нежно перебирала пальцами его волосы, и он понял, что прикоснулся к божественным полям Олимпа: «Неужели я нашел свой Грааль?» - мелькнуло в голове и растворилось в бесконечности.

* * *

Большой Билл прогуливался с мистером Кнауфом по ухоженным дорожкам искусственного парка, жестикулируя тростью, которую зачем-то взял на прогулку впервые.
- У меня возникли некоторые вопросы, которые хотелось бы уяснить с вами, понять, какая у нас доктрина, и почему уничтожаются некоторые народы; кроме того, происходят чудовищные вещи на Земле, которые, на мой взгляд, вполне возможно не допустить, - мистер Кнауф замолчал в ожидании ответа.
Билл перестал размахивать тростью, и пристроил ее на плече, словно солдат свое ружье:
- Как вы знаете, мы все можем, но… зачем? Наша цель – управлять миром, что мы и наши предшественники совершали много веков подряд в большей или меньшей степени. Каждый институт власти, предприятие имеют лаборатории для проведения опытов, экспериментов с целью получения дополнительных данных об исследуемом предмете. Наш исследовательский материал – люди, народы. Для того чтобы мы могли ними управлять, обратите внимание, для их же блага, должны знать о них все, и в первую очередь, чего они желают, и что пойдет им на пользу, а что во вред. А для этого надо знать, на что они способны. О, тут еще исследовать и исследовать, на многие лета хватит… А любое исследование, увы, требует жертв. Что касается народов, мы их не уничтожаем – они сами себя уничтожают, им лишь подкидывается ложная идея. Философская школа софистов в древней Греции, помните?
- Да, конечно. Софизмы – это намеренные логические ошибки, совершаемые для того, чтобы запутать собеседника, ввести его в заблуждение, внушить ему заведомо ложную мысль, - продекларировал мистер Кнауф.
- Верно, верно, - сказал задумчиво Билл, - вот мы и исследуем достижения древнего мира… в том числе.. – Он подошел к кусту лавра, сорвал лист и долго растирал его своими слоновьими пальцами, затем понюхал, тщательно, со знанием дела, - истинно божественный запах. Не зря победителей Олимпиад награждали лавровым венком.
- Я тоже участвовал в Олимпиаде, - как-то отвлеченно, с грустью в голосе сказал Кнауф.
- Вы, в Олимпиаде?.. – округлил глаза Большой Билл, - ах, да, я читал в биографии, что-то такое было. Мы все в молодости занимались спортом. Кто-то отдавал дань моде, некоторые – за компанию, и лишь немногие – профессионально.
- Я пришел тогда седьмым, в финале… - смакуя воспоминания, медленно произнес Кнауф.
- Это делает вам честь, - Билл внимательно осмотрел собеседника, разыскивая в нем, должно быть, остатки спортивного сложения. – Так вот, о доктрине. Доктрина есть, вы должны были прочесть в докладах. Возможно, она не так ярко выражена, знаете ли, в этом мире меняется все, видоизменяется, в том числе и доктрины… мы пока остановились на модели «крепостное право» усовершенствованное временем. Народы тех стран, которые прошли через это, лучше изолировать и сократить, во всяком случае, ту их часть, которая прослеживает аналогию былого времени с современной моделью. Остальные нам не помеха; иные страны и народы не могут даже осмыслить, что это такое…
- Почему же так жестоко… Известно же, к чему привело крепостное право и чем закончилось, так зачем идти старым путем, вместо того, чтобы искать новые направления развития? Вы упоминали сейчас о лаборатории, где же новые изыскания, находки? Ведь принесенные жертвы должны быть оправданы?..
- Видите ли, господин Кнауф, вы совершенно правы, как и то, что верно знаете – всякое развитие, обычно, движется по спирали, вот мы и находимся на одном таком витке повторяющейся истории, только в новых технических, экономических и прочих условиях.
- Крепостное право… Это, когда помещик полностью управляет своими подданными, властен продавать их и покупать, наказывать и одарять, венчать или отдавать в солдаты, казнить и миловать.
- Верно, верно. Ныне эту роль выполняют местные олигархи руками государственных служащих и не только. А остальные аналогии пытливый ум легко определит самостоятельно. Вот наша задача и состоит в том, чтобы эти «пытливые умы» устранить, убрать. Жестоко? Да, но по-другому не получается. Общество нельзя будоражить для его же пользы, им лучше находиться в неведении: спираль штука последовательно раскручиваемая, ее лучше не обрывать… для самих же народов лучше…
- Им лучше оставаться в неведении того, чем крепостное право многократно подлее рабовладельческих отношений. В рабство обращались порабощенные народы, которые терпели поражение в открытом сражении; при крепостном же праве в рабство попадают граждане собственной страны…
Соловьиная трель раздалась в саду, резкая с надрывом, сольными переходами, неожиданными пассажами. Оба Консула обратили внимание в слух, оставив неприятную тему дозревать…

* * *

Марк Рой проснулся от страшного грохота, будто бы в пролет лестницы с верхнего этажа сбросили буфет. Буфет был, несомненно, из дорогих, так как следом раздался пронзительный вопль значительной утраты. Марк вскочил, со сна, плохо соображая, где он, и который сейчас час. Он никак не мог найти выключатель – темень была полная, судя по всему, стояла, или лежала, глубокая ночь, занавес которой пытался кто-то приподнять, сковырнуть, раздербанить. Снова, что-то загрохотало в коридоре, и послышалась грубая мужская брань вперемежку с женским, закладывающим уши, сопрано.
«Совместилось-таки», - подумал Марк с саркастической улыбкой и посмотрел на часы – было два часа ночи. Он спешно умылся, набросил одежды и вышел в коридор, куда его манило чрезмерно развитое чувство любознательности. Шум странного характера доносился с первого этажа: после недолгого затишья, раздавался звук, очень напоминающий удар молотка по шляпке гвоздя, и следом, свирепая нецензурщина, как будто бы, бьющий по гвоздю, угодил себе по пальцам. Рой спустился вниз по лестнице, сплошь усыпанной осколками стекла, тут же валялся расколотый на щепки деревянный стул, печальным видом вопрошающий «за что»? Стойка администратора была повержена и расплющена неведомым прессом. В нагрянувшей вдруг тишине, Марк старался обнаружить источник шума, и, не обнаруживая причину его, терялся в догадках, саднивших душу страхом. Но сколько загадке ни прятаться, а кто ищет, тот обязательно найдет, хотя бы то, что совсем не ждет: в десяти шагах, немного за колонной, Марк заметил невысокого мужчину, совершающего замахивающиеся движения рукой, в которой сверкало, что-то металлическое. Продолжив наблюдение, стараясь понять смысл его позы метальщика копья и, не находя отгадки, Рой замер в ожидании дальнейшего осмысливания происходящего. Все разъяснилось скоро и просто: мужчина сделал несколько прицеливающихся движений и после, запустил предмет, оказавшимся обыкновенным столовым ножом с увесистой рукояткой в сторону деревянной двери, прильнув к которой, как только теперь заметил Марк, стояла ночная дежурная, скокошившись, с закрытыми глазами, ни смея пикнуть. Нож, вращаясь, пролетел к двери, шлепнулся со звоном о ее поверхность, отскочил и шмякнулся на каменный пол вестибюля. Следом раздалась бурная похабщина, раздосадованного неудачным броском метателя. Он наклонился, подобрал валяющийся у его ног другой нож, и стал так же тщательно готовиться к новой попытке. «Еще один раз, и соберешь мне все ножи», - успел он бросить фразу прибитой к двери женщине, перед тем, как оказаться в страстных объятиях Марка, который, негодуя, бросился на негодяя всем телом, не заботясь о собственной безопасности. Миг, и они оказались на полу, сцепившись, как неразлучные друзья. Нож отлетел в сторону, и ничто им не мешало отдаться эмоциям: вцепились друг другу в волосы, лицо, шею, стараясь повредить, разодрать, укусить. Прошло немало времени, прежде чем уставшие борцы, замерли для отдыха, не выпуская объятий. Винный перегар от метателя шел такой, что окружающим право было требовать закуску, и без сомнения, поднесенная ко рту зажженная спичка спровоцировала бы выброс пламени. И тут только к Марку вернулось восприятие окружающей среды: они лежали на прохладном каменном полу, и трое женщин, работниц гостиницы, почем зря ругали его, Марка, за то, что он напал на их директора, этого почитаемого всеми человека, отца двоих детей и далее шел длинный перечень добродетелей сотворенных их начальником. А то, что пьян, так с кем ни бывает, и это только подтверждает сильные стороны настоящего мужчины, и кто его, приезжего, туриста сраного, просил посреди ночи ходить по гостинице, создавать шум и еще, драку затевать, за которую в милиции ой как не похвалят…
Услышав такие интересные речи о себе и своем положении, «сраный турист» со всей оставшейся в мышцах силой, вызванной контрнегодованием, оттолкнул липнувшего к нему директора, отполз в сторону, насколько мог, поднялся и поковылял на свой этаж в свой номер зализывать раны, обретенные в сражении.

* * *

В тени старого платана, на берегу залива, сидел на траве старец, скрестив по восточному ноги, и выставив тыльные стороны рук, как будто для загара. Рядом с ним были расставлены кресла-качалки, столик с прохладительными напитками и легкими закусками. Но он, из всего предложенного, выбрал клочок земли покрытой травой, на котором расположился, чувствуя себя более уютно. Шесть черных огромных машин, доставивших Консулов, остались дожидаться своих хозяев, словно верные псы, ревниво поглядывая на них со стороны.
- Святой отец, - обратился Больной Билл, к гостю, - может быть вам будет более удобно в кресле? Оно с подогревом-охлаждением, вентиляцией, а также с вмонтированными распылителями ароматов, успокаивающими нервную систему…
- Моя среда здесь, и большего мне не надо – во вред пойдет, - промолвил схимник, со взглядом, устремленным в вечность, не шевелясь и не моргая.
Прибывшие наблюдали за ним с любопытством, сомнением и сарказмом одновременно.
- С вашего позволения, - продолжил Большой Билл, - мы хотели бы задать несколько, интересующих нас вопросов, но сначала позвольте выразить благодарность, за то, что, несмотря на столь преклонный возраст, вы дали согласие на аудиенцию.
- Я никому не отказываю уже сто шестьдесят лет, - сказал старец, и рот его остался приоткрытым.
- Ни в себе, дедушка, - шепнул Коротышка Брок, рядом сидевшему мистеру Кнауфу, - похоже, аттракцион будет забавный, - но тот молчал, всматриваясь в седого старика, его блаженную отрешенность.
- Святой отец, - вмешался Бомблатер, стараясь ускорить процесс уяснения вопроса, волнующего собравшихся, - святой отец, всех, кого вы видите здесь, собрали под собой неограниченную власть. Мы владеем всем, что есть на Земле, мы, шесть Консулов Ордена Власти, рыцари Христа и Храма Соломона, последователи Ордена Тамплиеров, единственно чего у нас нет – это Священного Грааля; мы обязаны быть его хранителями по праву сильных мира сего.
- Передо мною небо, солнце, деревья, вода, птицы, берег… - тихо, не торопясь, перечислял старец.
- Если он будет перечислять все, что перед собой видит, так мы и до вечера не разойдемся, - с ухмылкой проронил Брок так, чтобы его слышал только мистер Кнауф.
- … они тоже принадлежат вам? Священный Грааль, чаша, в которую Иосиф Арифамейский собрал кровь распятого Иисуса. Сын доблестного рыцаря Ланселота Галахад добыл его, заслужил прикосновения к святыне и был вознесен на небо, как святой, - старец замолчал, и пауза длилась слишком долго, долго настолько, что некоторые из Консулов готовы уже были словом подтолкнуть старика к продолжению. Но по прошествии некоторого времени, старик также тихо, но ясно продолжил:
- Рыцари Ордена Тамплиеров взяли его под охрану, Перцифаль, были и другие…
- И где же, где же он сейчас? – не выдержал Коротышка Брок.
- Священный Грааль всегда там, где ему положено быть. Искать его бессмысленно, если нет предрасположения свыше. Позже, всем, кому по усердию их являлась святыня, от владения отказывались, а кто жаждал – никто не нашел…
- Но мы являемся продолжателями дела Ордена Тамплиеров, почему не явится нам Священный Грааль? Кому ж еще, как ни нам… - Большой Билл подался всем корпусом вперед, для убедительности своих слов, что ли.
- Свыше все…
Воцарилось молчание, отсчитываемое набегающими на берег тихими волнами. Старец сидел неподвижно, молча, созерцая. Мистическое состояние полного покоя завладело всеми, Коротышке Броку даже показалось, что он ни надолго уснул.
- Божественной империей владеет только один хозяин. Он знает… - эти слова старика вывели всех из оцепенения.
- Отец, а может ли Священный Грааль попасть в руки людей недостойных, бесчестных, преступных в своих деяниях?
- Божья благодать не может сойти на недостойных. Прощение - это одно, а благодать – иное. Только чистые помыслами и делами достойны владеть…
- Я так и знал, блефуют, гады! – Горбытый Симплер вскочил, и, не обсуждая свои мысли ни с кем, пошел к машине.
- И еще один вопрос, святой отец, если не утомились, - Большой Билл ел старца глазами. – У нас есть стол для голосований, возраст его – столетия, по конструкции своей может выбросить только шесть шаров. Всегда шесть и выбрасывал. В последний же раз, дважды, выбросил седьмой, что технически не возможно. Черный… Не могли бы вы разъяснить…
- Значит, так надо… Тайна может открыться, а может долго лежать...
- Кому надо? – после еще более длительного ожидания спросил Большой Билл
- Просто, это событие должно произойти и все… Зачем землетрясения, ураганы, смерчи, нужны ли чудеса, тайны, сама жизнь, - старик говорил все тише и тише, - так должно быть и никаких почему…
- Что-то снова заело у мудреца, - прошептал Брок в наступившей тишине.
Залив вяло плескал волны о берег.

* * *

Стог сена вместо нежнейшей постели, звездный купол над головой, стрекот цикад, крики ночных птиц, тишина, наполненная таинственными шорохами, вздохами неведомого происхождения, мерцающий звездный свет, вдруг падающая звезда – могли Коротышка Брок предвидеть все это в ближайшем будущем? Он млел от восторга, неожиданно открывшейся красоты мира со стороны, над которой привык насмехаться. «Как я заблуждался, как был наивен в своем неведении, такая красота вокруг, какой душевный покой, и жажда чистой страсти, наслаждения от простейших предметов, чувств, звуков, известных с детства каждому ребенку», - некое просветление снизошло, теперь уже ни на мистера Брока, а просто, как в детстве, на Леонардо.
- Деонардо, - прошептала Элоида. Они лежали в стогу сена, раскинув руки, чуть касаясь друг друга. – Скажи, а в замке действительно живут боги? У нас в деревне так говорят, никто никогда там не был, нам запрещено туда ходить. Все, кто здесь родился, могут посещать лишь пять деревень в округе. Но я знаю, что мир огромен. Мы живем в защитном круге, охраняем богов. У нас обожествляют тех, кто ходит в крепость, может прикоснуться к святым местам, где ступали ноги богов. Там, верно, духовной чистотой пронизана жизнь, воздух, земля и живут одни святые. Расскажи мне о вашей жизни, Леонардо.
- Да, святые, - ухмыляясь своим мыслям, произнес Коротышка Брок. – Кроме древних стен, там все бутафория, все не естественно притворно, напичкано шпионской аппаратурой и прочей дрянью. Пираты, торговцы, проститутки, калеки, базары, лавки, таверны, все - остроумная выдумка талантливого режиссера. Пираты никогда никуда не уплывут, торговцы – не поедут в дальние страны за товаром, вольные женщины вольны только в пределах крепости….
- Совсем, как я, - сказала Элоида, - и вовсе об этом не жалею.
- Они тоже… Но от этого их мир не становится богаче, разнообразнее, интереснее, занимательнее. Вы все, птички, в золотой клетке, не знающие проблем с питанием и бытом, но не ведающие красот и широт огромного мира, с его трудностями и радостями, огорчениями и победами , подлостью и неимоверной преданностью.
- У нас говорят, что в замке все волшебное, сказочное, божественное. А ты богов видел?
- Э—э, богов. Я видел их порочных слуг, которым не избежать гнева господнего, интуиция мне это подсказывает…
- Не надо так говорить, ты меня пугаешь. Обними меня и я умчу тебя к звездам, туда, где не будет никого кроме нас, где станем мы одним организмом.

* * *

- Прошу всех встать, президент идет, - прозвучала команда премьер- министра и Президентский Совет замер, в ожидании появления первого лица страны.
Первое лицо решительно вошло в услужливо открытую дверь богато обставленного просторного кабинета и на минуту остановилось, чтобы осмотреть присутствующих.
- Все? – только и спросил он.
- Все, все… здесь… - подданническими голосами ответили собравшиеся.
- Ну, что допрыгались, господа президентские советнички, доигрались, досоветовались… ни один банк, ни один кредитный союз, ни одна страна в мире не желает нам деньги взаймы перечислить. Брать брали, а отдавать, кто будет? С народа давить? С него давно все соки выжаты. Свои отдать, наших олигархов трухнуть? Свои, понимаю, жалко; олигархи пообещают и завтра же сбегут. Какой позор, всем должны и отдать нечем. Вы же мне гурьбой все уши проели, что побоятся не одолжить, потому что вообще ничего не отдадим, мол. Весь народ к ним попрет, им же хуже будет. А они взяли и не побоялись. Что сидите, дьяволы, носом в бумаги уперлись, нет в стране денег даже на то, чтоб бумагу купить, на которой деньги печатать. Дружно кричали: «Бери, бери! Потом, как-нибудь вернем; или они забудут, или простят, или еще чего». Вот теперь оно, «потом», пришло. Что делать будем, советнички хреновы, - президент водрузил на стол свои огромные кулачищи. – Ну, чего молчим? Когда деньги приходили, так советов, куда пристроить отбою не было, а как возвращать или заработать, так сразу идеи поистощились. Не молчать, я сказал! Звездите, хоть что-нибудь! Или я выбивать из каждого умную идею должен?
- Может быть… еще попросить? – жалобно предложил советник по экономике.
- Ты это министру иностранных дел скажи, он полмира объехал с протянутой рукой, обратно на перекладных вернулся, и ни цента…
- Может быть наши реки и море продать, если безвыходность… - тихо прошептал министр по туризму.
- Ты, что, спал на заседаниях? Они загажены до последней степени, торгуем, никто не покупает. К тому же, заложены за долги, уж, как пять лет.
- Может заводы продать? - предложил советник по тяжелой промышленности.
- Еще один с неба свалился, - стукнул президент по столу. – Они все уже по два раза проданы, а потом нашим судом возвращены. Третий раз, точно, никто на эту удочку не попадется. Дураки закончились с нами дело иметь.
- Плохо, - вставил слово премьер-министр, - без дураков нам никак нельзя.
- Проучить надо, этих умников из мирового банка и прочих финансовых союзов, - раздался уверенный бодрый голос в конце стола.
- А, это ты, Арсений, махнул рукой в сторону высказавшегося советника по национальной безопасности и обороне президент. – Ты хоть не мути воду, и так тошно.
- Может быть, сауну посетить, коньячку бахнуть, девочки… оно и попустит, - раздалось заманчивое предложение с задних мест.
- Возьмут кредиторы за жабры, будут тогда и коньячок и девочки.
- И все же, иностранных зануд банковских наказать надо, да и соседи у нас подлючие, мы здесь без денег гибнем, а они в купюрах купаются, и никакого тебе сочувствия.
- Арсений! – прикрикнул резко президент, - если, что ляпнуть хочешь – так по делу, а бредятины твоей мы уже накушались.
- Я дело говорю, а вы слушать не желаете.
- Ну…
- Деньги надо не просить, а брать. Если на улице просить – кто даст? А приставь нож, совсем иной результат.
- Что за чушь ты несешь! – начинал злиться президент.
- Это сначала бред, а потом все на свои места станет, еще и спасибо скажете. Ведь не зря ж в песне поется: «Никто не даст нам избавленье ни царь, ни бог, и ни герой. Добьемся мы обогащенья своею собственной рукой». Предлагаю операцию «Подножка». Отрабатываем сначала отходные пути в случае, если события будут развиваться не по нашему сценарию – ставим ногу на подножку, это в переносном смысле, поэтому и название операции так подобрано. У всех у нас есть гражданство других стран, хоть законом это и запрещено, и деньги в зарубежных банках, хотя тоже запрещено, кто эти дурацкие законы навыдумывал. В случае чего, ножку на подножку, и ищи ветра в поле. Теперь, когда стратегия отступления ясна, отработаем наступление. У тебя армия к военным действиям готова? – неожиданно обратился Арсений к министру обороны.
Тот приподнял красные веки заплывших глаз и невидящим взглядом посмотрел в сторону советника по национальной безопасности и обороне.
- Патроны, я надеюсь, в войсках имеются? – твердым голосом спросил Арсений.
Министр обороны повел головой и ответил вопросом на вопрос:
- Тебе, что до этого? В мое ведомство не лезь.
- А то, что стрелять, возможно, придется.
- Придется, стрельнем, - неопределенно ответил министр обороны.
- Сколько самолетов можешь поднять в воздух, - не отставал Арсений.
- Если весь имеющийся бензин вместе слить, то сколько угодно, хоть десять.
-И что, все взлетят? – не унимался советник.
- Когда взлетят, тогда и посчитаем, что сейчас пустое молоть.
- Так проверить надо, испытать, - наседал Арсений.
- Чтобы проверить, необходимо двигатели запустить, а они последний бензин сожрут, ученный ты наш, - начинал свирепеть министр обороны.
- Не тяни, дело говори, - прикрикнул президент.
- А я что? Я и говорю, этих подонков, банкиров, надо потрусить, напугать, психическую атаку им устроить, тогда они с испугу и от неожиданности кошельки и раскроют. Нападем мы на них, я уже и число придумал, на следующей неделе… И жать, жать пока не опомнились, кто с ними воюет. Дадут денежки, никуда не денутся. Главное в войну ввязаться, как говорили великие полководцы, а там посмотрим, куда двигаться…
- А если нас за горло прихватят? – высказал сомнение президент.
- Нас лично не схватят, вы верно запамятовали, что операция носит кодовое название «Подножка» - станем на подножку и прощай родина. Что же делать, если другого не дано. Слава богу, денег запасли на столетия, а сними прожить везде можно, родину только жалко, свыклись мы с ней.
- Ладно, без соплей. Очень даже тонко задумано. Ты, Кузьма, - президент ткнул пальцем в министра обороны, накануне, на учениях, проявил себя героем: сбитый иностранный гражданский самолет на твоем счету – это раз, два жилых дома одним выстрелом снес, как и не было – это три, тебя весь мир боится – это шесть. Так, что фуражку набекрень, саблю наголо и, с богом, вперед, в бой; только, если поймают, кто послал не говори, прибью! – и обращаясь к советнику по национальной обороне и безопасности похвалил, - дурак дураком, а такого напридумывал, что и десять умников не разгребут. Но смотри, если что не так пойдет – с тебя первого голову сниму, а после пусть судят, если поймают…

* * *

Бирюзовое море играло блестками. Чайки парили в небе, словно натурщицы для художника. Ветерок ласкал пока еще не загорелые тела.
- Моня, а Моня. А что я у тебя такая несчастная: лежу в японском халате на берегу Средиземного моря, и вся вот-вот зарыдаю, от чего не знаю сама.
- Милочка моя, выпей коктейль, там коньяку накапано, уснешь, и за это время, не будешь себя дурью маять.
- Я уже три коктейля выпила, и только мысль разволновала, а сна никакого в помине нет. Вот думаю, думаю, и так мне обидно стало, что даже не представить как.
- Не думай ни о чем, мое золотце – тебе это вредно, - отвечал Моня жене, запивая сказанное свежевыжатым апельсиновым соком. – Расслабься, и пустая мысль уйдет в воронку…
- Уж, как ни расслаблялась, а все никак не вылезет обидный червь, так и шевелится: сколько же настоящий Грааль стоит, если за поврежденную старую чашу, нам столько денег перепало.
- Не забивай себе голову мусором, там и так все пустоты забиты – бесценный он, нет ему цены.
- Моня, так почему же ты так мало денег взял за нашу чашу, ведь они не знали, что это не совсем то, что надо.
- Бэла, ты вся в свою маму: если тебе мед, так только большой ложкой…
Крупная чайка низко спланировала над пляжем и приземлилась совсем рядом, гордо вышагивая по прогретому солнцем песку.
- Моня, и все же ты не прав. Ты сделал меня несчастной, теперь, что угодно делай, но мысль, что мне могло достаться столько, что могла бы запросто ходить в гости к Боре Рахману, а его дядя, чуть ли не племянник того самого Рокфеллера, меня не отпустит, пока не достанешь еще.
- Бэла, золотце, неужели тебе таких деньжищ мало, ведь теперь можем не вылезать из-за границ, чего ж тебе еще, в твои-то годы.
- Ты еще и попрекаешь, если я где выдохлась. Но вот в мыслях еще не все истлело, и интерес к тебе имею спросить, раз ты так опростоволосился: давай я тебе еще таких чаш достану, а ты торгуй, если настоящий Грааль добыть кишка не выросла, к тому же, тебе ее еще и с дефектом обрезали.
- Нет, ты моя радость, непревзойденная дурра, если не имеешь никакого понятия, что такая шара один раз в жизни подворачивается и следующему в очереди, только в десятом миллионе может чего и выпасть. И счастье, что на нас это свалилось, а то б тебе топтаться на нашей зашморганой кухне, пока паралич не разобьет, и крышкой не накроют.
- Моня, «фи», такое не к месту мостишь, что я так поняла, ты отказываешься торговать Граалями, и как раз в тот момент, когда я придумала, где такие чаши раздобыть, куда там твоему Граалю.
- Вот сама ними и торгуй, если тебе так неймется на этой жизни. Заодно всем нашим, там, привет передашь.
- Эх, Моня, Моня, я такие идеи подкидываю, другой бы меня с рук на землю не выпускал.
- Грезится все тебе, моя радость, проект этот чрезмерно дорог для смертного. Я уж несу из последних сил, потому что тяжела бесполезная ноша, да жалко бросить, привычка…

* * *

Только истома приятно обволокла члены, и сознание скользнуло в мир прекрасного, как дверь номера распахнулась под напористыми действиями Гоши Азорского:
- Вставай быстрей, всю войну проспишь, опоздаем… минута на сборы… внизу машина, - кричал он бессвязные фразы, передавая шумом, важность момента.
- Что? Где? Какая к черту война… - Рой приподнял голову, приоткрыл глаза и готов был снова упасть и заснуть.
- Вставай, опоздаем, такое зрелище… смотри, ждать не буду, - продолжал бурлить Гоша, расталкивая своего нового приятеля.
Его напор возымел действие: Марк впопыхах побросал вещи в рюкзак, кинокамеру повесил на грудь и устремился вниз по лестнице, на которой еще слышны были деловые шаги Гоши. Он плюхнулся на сиденье машины, стоящей у входа, и она рванулась вперед с визгом, распугивая ночных прохожих, кошек и влюбленных.
- Объясни толком, куда мы едем, и почему ночью? – спросил Марк, когда они выехали за город и понеслись по вольной дороге со скоростью, обеспечивающей замирание сердца, мысленное прощание с миром, и всяческие паршивые мысли о том, какой непристойный вид имеет тело, погребенное под перевернутой машиной с разбросанными по шоссе башмаками. – Ты, что, монтажера, которого я искал, обнаружил?
- Лучше монтажера… сейчас все интересные люди будут здесь: и корреспонденты, и сценаристы, и операторы, и монтажеры, мать их…
- Да, что случилось, объясни наконец?
- Наши рукамиводители, от безнадежности дела, решили к соседям не в двери войти, как полагается цивилизованным людям, а через забор перелезть и, по возможности, и ограждение развалить для пущей своей значимости.
- Зачем? – не понял Марк, - ты говоришь совершенно не понятные мне вещи.
- Объясняю специально для гражданина другой страны, инопланетянина, по-нашему. Мне только что сообщили, под величайшим секретом, что наши великоразумные мужи, руководствуясь здравым смыслом отчаяния, решили втюрить соседям свой геморрой… Э, да я вижу, ты ни черта не понимаешь – наше правительство, президент, короче, весь руководящий когал, не нашли лучшего, так видно их за горло взяло, как издать тайный приказ о нападении на наших соседей, и это вторжение начнется прямо сейчас… через три часа. Мы еще успеем домчаться до границы.
- Ты не боишься говорить мне об этом? Это же секретная информация. Тебя же первого арестуют, а в военное время и хуже может быть, за разглашение секретной информации.
Гоша так заржал, что руки его перестали удерживать руль, и машина стала выписывать такие кренделя на дороге, какие чертит ни каждый кум, возвращаясь с крестин.
- Почему ты смеешься? Нас арестуют на подъезде к месту военных действий.
Гоша снова неистово загоготал, и Марк для безопасности, машинально положил левую руку на руль, пытаясь предотвратить возможный занос машины.
- Не бойся, я в порядке. Рассмешил ты меня, чуть сосуды в голове не полопались. Ты нашу армию, когда-нибудь видел? Этот голодный сброд только и думает, как бы что украсть, чтобы тут же съесть. Умора будет, еще та… Ты очень недолго находишься в нашей стране, чтобы уловить тонкие нюансы нашей жизни.
- Ну, почему… Я уже кое-что уловил… А как же народ? Что, если он возражать станет против войны?
- Кто? Народ? Возражать? Ты думаешь, от кого сегодняшнее нападение в секрете держат? От меня, тебя? Нет уж-ки, от него, народа, и держат. Да узнай он, что сегодня ранним утром, под покровом поздней ночи, войска полезут в непрошеные гости, он, народ, тут же помчится следом, чтобы подкормиться, украсть, запастись провиантом впрок, побить чужие витрины, полакомиться, зацепиться, попытаться остаться навсегда и никогда не возвращаться на свою землю, с которой дружно побегут, как только узнают о вторжении.
- Ничего не понимаю, так почему они голосуют за тех, кто их довел до такого состояния?
- У нас побеждает ни тот, кто голосует, а тот, кто считает голоса. И, кроме того, за кого голосовать? В бюллетени вписаны только избранные фамилии. У них деньги, бюллетени, они же сами и считают, так что ошибки быть не может, кто победит.
Они долго мчались молча, каждый обдумывая свое видение событий. Мимо проносились темные сонные села, мелкие города, огороды, то со смешными пугалами, то со страшными, кривые заборы, черные сараи, редкие деревья и бесконечные поля злаковых, буйно растущих на благодатной земле.
- Опоздали! – прокричал Гоша. Марк открыл глаза, пробуждаясь от короткого сна.
- Опоздали! – снова прокричал мастер жаренных новостей, но теперь тише и с досадой в голосе.
- Куда опоздали? Почему?
- Вон, видишь черные тени танков впереди? Они уже границу перешли. Минут через пятнадцать их догоним.
- Странно! Не слышно ни стрельбы, ни разрывов, - Марк высунулся в открытое окно.
- Стрельба и взрывы – это в кино. У нас все тихо, мирно. К тому же, кто сказал, что у них снаряды есть; они уже давно списаны с наличия и проданы…
- Как же можно посылать воевать, если в танках нет снарядов? И ответного огня не слышно, - Марк смотрел на наступающие войска с непониманием.
- На хрена им снаряды? Ты когда-нибудь слышал, что такое психическая атака? – Гоша задергался за рулем от сотрясающего смеха. – И с другой стороны никто стрелять не будет, их же за ряженных принимают. Но заснять этот вертеп для потомков – кое-кто дорого заплатит, может быть. А нет, так хоть сами насмеемся.
- Не могу понять тебя, - недовольно бросил Марк, - начинается война, кровь, жертвы, ужасы потерь, невзгоды. А ты ведешь себя, по меньшей мере, странно. С нами самими через пять, десять минут может случиться все, что угодно.
Гоша на секунду опустил руки, бросив руль, и загоготал сильнее прежнего, ударившись даже пару раз головой о баранку:
- Жертвы, ха-ха-ха, кровь, ух-ху-ху.
Они пересекли границу соседнего государства и понеслись вдогонку танкам и пехоте, наступающим где-то впереди, то появляясь в просвете деревьев и пригорков на фоне проясняющегося неба, то исчезая. Вскоре подъехали к двум танкам, стоящих на обочине на значительном расстоянии друг от друга. Гоша остановил машину возле ближайшего из них, и выйдя, крикнул:
- Что случилось?
- Не видишь, что ли, ответил недовольно танкист в черном комбинезоне, сидя на стволе орудия, - гусеницу сорвало, трак обломился.
- А второй чего?..
- Бензин закончился. Командир думал, еще километров на пяток хватит, а он сожрался досрочно. Вот теперь загорают. А вы куда направляетесь?
- За войсками. Корреспонденты мы. Кино снимаем, чтобы потомкам вашу славу в голову вложить, - от души рассмеялся Гоша.
- Что ты все ржешь, как ненормальный, - попрекнул Марк.
- …«Его лошадка, снег почуя…». Засиделся я в рутине, а здесь воздухом повеяло, вот такая, здоровая реакция.
- Отлично, - крикнул танкист, и рукояткой пистолета постучал по броне танка. Из люков появились еще два танкиста в черных комбинезонах, словно черти из преисподней, без хвостов, правда. – Задрайте люки, вот с ними сейчас поедем, пока наши не все еще ободрали, - отдал он приказ, и не спрашивая разрешения, полез в Гошину машину. Гоша не возражал.
От второго танка отделился еще один черный комбинезон и поднял руку вверх, предлагая машине остановиться:
- Если вы в поселок, возьмете нас с собой, - безапелляционно приказал он.
Но тут Гоша ему возразил:
- У тебя что, повылазило, нас в машине пятеро, места больше нет, разве что, в багажнике, - он напрасно так пошутил, так как танкист обрадовано подхватил:
- Вот и чудненько. Я помещусь на заднем сиденье, наводчик поедет в багажнике, ему все равно наводить ничего не надо, заодно и проспится, а механик-водительна крыше разместится, пусть дорогу запоминает, на случай, если обратно драпать придется.
- Не придется, - обнадежил командир первого танка, - зацепимся…
Навьюченная машина двигалась тяжело с постоянными остановками: на поворотах и подъемах механик-водитель с завидной регулярностью соскальзывал с крыши на асфальт шоссе, грязно ругая конструкторов, не удосужившихся сконструировать посадочное место на крыше машины, на худой конец, хотя бы поручни, падая, вращаясь и через голову, и колесом, а чаще, бочкой.
- Он, что у вас, гимнаст? – спросил Гоша при очередном падении механика.
- Нет, - ответил танкист, - спирта немного лишнего хватил, иначе, давно б уже убился.
Как вы думаете, жертв много на этой войне будет? - спросил Марк, обращаясь ко всем сразу.
- Вряд ли, последовал довольно уверенный ответ, - если, конечно, наш механик, падая с крыши на очередном повороте, не разобьется, - все дружно загоготали, - если друг друга не постреляют, деля добычу; хорошо снарядов мало, а может быть и вовсе нет – в последние дни хорошо распродавались, и патроны не у всех, так что должно обойтись, - здоровый боевой регот сотрясал машину, словно теплая компания возвращалась после удавшейся вечеринки, ранним утром, с угасающим хмелем в голове.
На въезде в поселок стояла брошенная боевая машина пехоты, перекрыв дорогу. Гоша остановился. Механик-водитель, по лобовому стеклу, сполз на капот, а оттуда переместился под колеса машины. Танкисты вывались из машины и принялись разминать кости. Все дружно закурили. Тут только Марк заметил, что по всему прилегающему к поселку полю идут работы. Солдаты саперными лопатками усердно рыли землю. Кое-где горели костры.
- Траншеи готовят, - предположил Марк вслух.
- Картошку копают, - сказал один из танкистов, и они дружно зашагали в поле.
- Что они делают, - спросил Марк у Гоши.
- Тебе же ответили, - картошку выкапывают.
- Зачем? – не понял Марк.
- Ты мне при первой встрече показался более сообразительным. Зачем выкапывают картошку – чтобы съесть. Ладно, садись в машину, заедем в поселок, осмотримся. Надо какое-нибудь начальство найти, у него хоть информацию испросить можно. Эй, герой! – обратился он к мимо проходящему солдату, - где штаб расположен, знаешь?
- Там, где майор, командир батальона, там и штаб.
Гоша завел машину и она, объехав растянувшуюся на проезжей части боевую машину пехоты, въехали в поселок. Ехать пришлось недолго, так как путь преградила военная техника, оставленная посреди дороги без малейшей заботы о сзади следующем транспорте. Марк строчил кинокамерой во все стороны, запечатлевая исторический момент события. В это время в небе появились два самолета.
- Наши, - сказал Гоша.
- Откуда знаешь? – усомнился Марк.
- Ты что, не видишь, как их бросает из стороны в сторону, и носами все время клюют. Если не столкнутся в воздухе «гастелы», то еще что-нибудь…
Гоша не договорил, так как один самолет резко развернулся и полетел в обратном направлении, откуда и пришел. Второй же, как-то слишком резко клюнул носом воздух, еще раз и стал быстро приближаться к земле.
- Похоже, горючее закончилось, - прокомментировал Гоша.
Самолет в последний момент удачно спланировал, и скользнув по верхушкам деревьев, скрылся в зарослях орешника.
- Я же сказал, бензин закончился, - подтвердил Гоша свою догадку, - даже не взорвался. Повезло летчикам. Пошли, - и махнул марку, предлагая следовать за ним.
- А почему летчики не катапультировались?
- Что ты у меня спрашиваешь, у них и спроси. Может катапульта не сработала, а может… да все, что угодно может…
Они подошли к дому, в огороде которого несколько бойцов поджаривали картошку на небольшом вертеле. Автоматы были свалены в кучу.
- Разве так картошку готовят, - заметил Гоша, - ее на углях печь надо. Где майор, кто-нибудь знает?
- Пока угли заготовятся, мы ее и такую съедим, а остальную в углях запечем – зачем голодным лишнее время быть? – ответил солдат.
Я – майор, чего тебе?- отозвался один из военных у костра.
Гоша присел рядом:
- Мы корреспонденты, готовим репортаж о геройских действиях нашей армии. Какая задача перед вами стояла, и кто отличился при выполнении операции.
- Нам была поставлена задача занять поселок и ждать дальнейших указаний. А отличился рядовой Забейбакин – больше всех картошки накопал, вот теперь на огне готовим.
- Как относится к вам местное население, как вас встречают? – задал следующий вопрос Гоша.
- Встречают с радостью, как освободителей своих огородов от картошки и других овощей. Им теперь меньше работы, – сострил майор.
Две женщины у забора наблюдали за действиями солдат страдальческими глазами. Затем они исчезли и появились не с пустыми руками. В корзинках они принесли мясо, сыр, овощи, хлеб. Солдаты оживились, стали шутить. Поднесли и майору, большой кусок пирога и разной вкусной всячины:
- Ешьте, ешьте, смотреть на вас жалко, так душу и раздирает, - и женщина заплакала навзрыд, не стесняясь своих слез. Майор пустил скупую мужскую слезу в ответ, и долго смотрел на пирог, прежде чем, разинув пошире рот, приступить к делу.

Из записной книжки журналиста Гоши Азорского

Через два часа из города приехал бургомистр и спросил, что они тут делают и почему нарушили границу. Бравый майор ответил, что получил приказ наступать, занять поселок, и ждать дальнейших указаний. Дальнейших указаний не последовало.
Бургомистр насупился и задумался. Затем спросил: «А не могли бы вы обратно вернуться?» на что майор строго ответил: Приказа нет. Без приказа не можем. К тому же там, на исходных позициях им два дня не подвозили пищу, возможно, из расчета: «зачем кормить покойничков». А здесь картошка, и население подкармливает. Вообще-то, мы не против, если бы вы нас взяли в плен», - ненавязчиво намекнул майор.
Бургомистр погрустнел: «Легко сказать в плен… А если за вами вся страна явится?» «Пожалуй, явится» - ответил майор.
Бургомистру от подобного ответа стало не по себе. Он сел в машину и умчался.
«Еще час подождем, - сказал браво майор, - если нормальных условий сдачи не предложат – будем наступать. Чем глубже зайдем, тем им труднее будет нас обратно вытолкать. Глядишь, кто-нибудь и просочится…»
Через час бургомистр не появился, зато начали прибывать толпы нашего гражданского населения. Майор стал заметно нервничать и выкрикивать слова не свойственные его образованию: «Вы куда лезете, мать вашу…», - и все производные ругательного направления, связанные со словом «мать». Его усилия, голосом остановить наступление гражданского населения, утонули в тишине игнорирования, отдаваемых им приказов. Только одна женщина, по характерным признакам, угадываемая, как учительница, вежливо объяснила: «Господин офицер, мы узнали, что вы вторглись в пределы соседей, пока те мирно спали, и геройски продвинулись немножко вперед. Это подтвердил запах печеной картошки и мяса, которым снабдило вас проснувшееся от движения население». Учительница поторопилась пройти дальше. Следом интеллигент в очках, возможно даже, доцент, сказал на ходу: «Мы немножко подкормимся, пограбим и строиться будем на новой земле». «А почему не на своей?!» - закричал майор, утратив надежду остановить толпу. «Нет, наши правители житья не дадут, - прокричала бодрящаяся старушка с хрипотцой в голосе, - это мы уже проехали». «Так вы же сами их выбирали!» - крикнул майор. «Ах, оставьте, генерал… - возразила уважительно старуха, - поиграйте с наперсточниками, и тогда вы поймете, можно ли у них выиграть». «Ну вас всех к черту, – сказал майор. – У вас выпить есть?» - спросил он, подойдя ко мне. Я протянул ему флягу: « Шестьдесят градусов», - успел сказать, но это было лишне. Майор погасил бурлившие внутри страсти и отдал боевой приказ: «Подъем, стройся!» Солдаты вяло стали занимать место в строю.
«Пойдем дальше наступать , - сказал он мне, отглотнув еще из фляги, - а то, нехорошо получается: население наступает впереди армии, то же мне, завоеватели».
Оценивая создавшуюся ситуацию, психическую атаку и настроения нашего населения, могу предположить, что впереди всех ожидают затяжные переговоры с мелкими ухищрениями и плутовством.
Через какое-то время, наехали запоздавшие киношники и мы не дали событиям обрести грусть. Вмиг организовали пикник. И через короткое время, пары закружились в танце прямо посреди чьих-то огородов.
На войне всегда встречаются не только ужасы, но и чудеса. Мой новый знакомый, Марк Рой, которого из-за мальчишеского любопытства занесло в нашу страну, нашел-таки монтажера рекламного ролика среди разгулявшихся киношников. Им оказалась моя сокурсница, которая всегда выкидывала неординарные штучки, за что мы все ее уважали, Антонесса Ниловна Боб, по-видимому, имя, отчество и фамилия к этому располагали.
Не знаю, что они весь день, вечер и наступившую ночь обсуждали с Марком, но только следующим днем, встретившись на пресс-конференции у бургомистра, Антонесса мне сказала: «Я его все же убедила…» Не знаю, в чем именно она его убедила, но что это было так, я ни на грамм не сомневался.
«Где Марк?» - спросил я ее. На что она романтически повела глазами, очерчивая круг: «О, мы с ним расстались навсегда, наши одежды взмокли от печальных слез расставания. Верь мне, я устроила ему та-акие проводы, что он ни меня, ни нашу страну не забудет никогда. Он познал высшее счастье бытия».
«Верю», - ответил я ей, и это была абсолютная правда, которая в жизни встречается крайне редко.

* * *

Эльза Маер развращала диван своей позой в объятиях которого полулежала.
На экране компьютера мелькали кадры рекламного ролика страны Чаверлы.
- Марк, налей мне, пожалуйста, рома, я не могу смотреть эту тоску трезвыми глазами.
- Как тебе не нравится?
- Почему не нравится… Просто я подобных реклам насмотрелась, и они не впечатляют. Мне нравится жизнь, я предпочитаю натуру, а не кадры отснятого фильма.
Марк подал бокал с ромом и таинственно сказал:
- Это была реклама, а теперь я покажу тебе натуру того, что я отснял в этой стране.
- Может быть, после посмотрим? Ты бросил меня на две недели, а я скучала; и хочу тебе немедленно показать, как мне было скучно.
- Ни за что не поверю, чтобы ты целых две недели скучала, - игриво усомнился Марк.
- Ну, не целых две недели, но сильно…
- Сейчас покажу тебе такое, что должно развлечь: отчет о моем турне.
Марк сделал глоток из фужера и уселся поудобней. С экрана понеслись на него места и события недавнего пребывания: аэропорт, таможня, - он начал смеяться, скуля, как собачонка… таксист, больница, врач, - смех принял психически не здоровый характер. Он хохотал, хохотал до истерики, слезы смеха залили лицо и катились по рубашке. … Гостиница, его номер 31, на котором написано 66, горничная Анюта, - лицо стало красным, как из печки, тело содрогалось. … Речь президента, случайным образом перепутанная, военное вторжение граничащее с психической атакой, лихой механик-водитель на крыше машины, солдаты, оккупировавшие страну, чтобы испечь картошку, - Марк упал с дивана на пол, закрыл глаза и давясь смехом стал кататься на спине.
Эльза Меер смотрела на него, и тоже смеялась, не понимая причины этого безумного смеха. Она набрала в рот рома и распылила в лицо Марка, чтобы привести его в чувства, но тот, почему-то раскачиваться по полу только с большей силой.
- Ты мне… ты мне… напомнила… горничную Анюту, - с трудом сквозь приступ смеха произнес он.
Потом он успокоился, поднялся, и уже серьезно сказал, не понятно кого, имея в виду:
- Она была права – посетите нашу страну, обхохочитесь. Только не пояснила… после того, как вернетесь. Я сделаю на этом бизнес, это будет невероятный проект. Там не существует логики… кругом антилогика, и проект будет называться: «Там, где живут боги».
- Не слишком ли обязывающее название, не побьют? – иронически заметила Эльза.
- Нет, потому что, только богам позволено вытворять самые невероятные вещи, на грани бреда и за его чертой. А там – все это есть. Худо, если ты не бог, но вытворяешь запредельно абсурдные вещи – значит, жди, рано или поздно, расплаты. Она идет даже, когда ты спишь… Поэтому, увы, не все проекты вечны!