ЗАПАХ МЕРТВЫХ БАБУШЕК

"Печальный аромат!
Цветущей сливы ветка
В морщинистой руке".
Ёса Бусон
(в переводе В. Марковой)

I

У каждого человека свое ощущение детства. У одного оное ощущение выражается в звуках, у другого – в визуальных формах. У меня детство ощущается в запахе. Не знаю, как у вас, но запах малинового варенья, которое мама варила на плите в огромном эмалированном тазу, или нет, даже не варенья, а пенок с него… Ух! Или запах краски в детском саду, перемешанный с запахом детского дерьма и еды из столовой. Чудно-чудно… Уловили?
Ну вот, и этот запах я почувствовал в далеком детстве, когда ездил к своей любимой бабушке в маленький город, и это уже потом, с годами, я узнал и понял, почему это – запах мертвых бабушек.
Приезжал я к бабуле как обычно - на летние каникулы. Все было здорово и интересно. Ходили и в лес, и на рыбалку, и на огород… веселье, перемежающееся с глубокой скукой и одиночеством. Друзья чего-то в этих краях не заводились… Край такой, что ли? Не знаю…
Надо сказать, что город был очень маленький и ходить особо было некуда. Как такие образования вообще городами называют, непонятно. В общем, все прогулки мои в основном были вокруг дома. Или их, прогулок в смысле, вообще не было.
Вот, позавтракав и спрыгнув с табуретки, я понял, что и сегодня прогулки особой не получится, и, натянув шорты, побежал за очередной книжкой в библиотеку, чтобы потом в прохладе бабушкиной квартиры насладиться чтением. Выбежав из подъезда, я остановился… Странное чувство… Запах… Довольно сладкий и противный, такое ощущение, что этот запах жирными комьями заливается тебе в нос, горло… Пятнами остается у тебя на одежде… Невольно осмотрев свою майку и шорты, я оглянулся.
Горло темного подъезда смотрело на меня. И все. Ни монстров, ни привидений, ни еще чего-то необъяснимого и непонятного. Оглянувшись еще раз на подъезд, я побежал дальше, не придав этому обстоятельству большого значения.
Так этот запах наряду с приятными, отвратительными, резкими и другими запахами стал ассоциироваться у меня с детством.

II

- Ну может все-таки вы его раньше видели? – спросил я у старушки.
- Нет, сынок, да и слепая я. Один глаз с катарактой, второй тоже плохо видит, – вздохнула старушка. – Да и ноги мои совсем не ходят.
- Ясно, – отрезал я.
Из природной вежливости я не хотел перебивать старушку, но дальнейшие показания о больных ногах меня уже не интересовали. Отстучал на машинке последний лист допроса потерпевшего и протянул его бабуле.
- Вот распишитесь здесь, пожалуйста, – указал я и протянул ручку.
Старушка взяла ручку и долго щурилась, глядя на бумагу.
- И что, все? – сказала она.
- Да, пока все, – ответил я и откинулся на стуле. – Как говорится – будем искать.
- Эхе-хе, – снова вздохнула она. – А найдете?
- Будем работать, – ответил я. – До свидания.
Работая следователем в городском УВД, я часто разбирал дела о мелких кражах. Вот и сейчас у старушки пропало колечко и какие-то часы с гравировкой, подаренные ее мужу еще в гражданскую войну легендарным главкомом Народно-революционной армии Блюхером. А незадолго до этого, как сообщила потерпевшая, возле подъезда их дома крутился молодой и "какой-то поцарапанный", как она сказала, парень.
Но если вы думаете, дорогой читатель, что я буду разыгрывать перед вами детективную историю, вы ошибаетесь. Просто факт со старушкой очень интересен и немаловажен в нашей истории. Спустя короткое время мы, как говорится, проведя оперативные мероприятия, нашли этого паренька. В психиатрической лечебнице.
Нашли и кольцо, у скупщика. В принципе, через скупщика мы этого Диму и нашли. Дмитрий Иванович Козаченко и есть 18-летний нигде не работающий и состоящий на учете в городском наркодиспансере наркоман. Часы, правда, не нашли, а жаль, хотелось бы посмотреть на такую раритетную вещь.
Корпус психиатрической лечебницы находился в глубине лечебного городка, большого комплекса строений, составлявших городскую больницу. Располагался этот корпус неподалеку от судебного морга, куда я часто по долгу службы наведывался.
Врач, курировавший этого больного, рассказал мне о том, что симптомы болезни налицо, но вместе с тем остается много вопросов относительно окончательного диагноза.
- Понимаешь, - закуривая и сдвигая на затылок врачебную шапочку, говорил мне врач, - тут не все ясно. Ну, понятное дело, наркоман, галлюцинации, то да сё. Но не вяжется его поведение с диагнозом никак.
- А как его сюда… Как он попал к вам?- спросил я.
- Да просто. Мать позвонила в милицию и сообщила, что он хочет выпрыгнуть из окна. Ну те, естественно, скорую помощь. Сняли его с подоконника, голубчика. Покусал правда всех и твоих коллег, и моих. Ну и к нам.
- И что?
- Что? Да ничего. Первый раз такое вижу. Ну, сейчас и сам увидишь.
Подойдя к закрытой палате, на которой было нацарапано неприличное слово, врач, что-то напевая, достал связку ключей.
- Ну, заходи, – сказал мне он.
В нос ударил липкий, смешанный с запахом лекарств запах. "Так пахнет подъезд" – промелькнуло у меня в мозгу. На кровати лежал изможденный и желтый старик, как мне вначале показалось, лицо, руки его были расцарапаны и густо намазаны йодом, вперемешку с зеленкой. Руки и ноги привязаны кожаными ремнями к кровати. "Покойник с зеленкой на лице", – опять подумал я. Но, услышав нас, он открыл глаза и с тоской и одновременно с надеждой посмотрел на меня.
- Здравствуйте, Дмитрий Иванович. Я следователь Велиханов Олег Эдуардович. Пришел задать вам пару вопросов. Можете говорить?
- Да, - сказало мне исцарапанное лицо и закрыло глаза.
Ну, в принципе, он мне все рассказал, и про кольцо, которое сразу сдал в скупку. И про часы, которые выкинул в реку за ненадобностью.
- Вы, понимаете, – сказал он мне. – Мне не верят. Я им говорю, что я не болен. А они не дают царапать себя.
- А зачем? Э-э…вы царапаете себя? – спросил я, посмотрев на доктора, стоявшего у двери. Доктор прищурился и подмигнул мне.
- Они мертвые все. Все, – судорожно взглотнув, сказало лицо.
"Может он имеет в виду обитателей морга, находящегося рядом", - подумал я.
- Понятно, ну а царапать себя зачем? – опять спросил я.
- Должна идти кровь. Должна. Я должен убедиться, что я еще жив. Я хочу умереть своей смертью.
- Понятно, – сказал я и захлопнул папку.
- Нет! Стойте! Я умоляю вас, дайте мне умереть! Я прошу вас! Они придут за мной, и за вами, за всеми… Они здесь рядом, – зашептал он, пытаясь приподняться с кровати.
- Все-все-все….- заторопил меня доктор и позвал сестру.
- Стой, следователь, я прошу тебя, будь человеком! Убей меня! Воткни мне ручку в сердце или в голову! Лучше сильно в глаз. Да-а! Д-е-е-ээ….- его голос перешел на рев.
Я стоял в прохладном больничном коридоре, облокотившись на серо-салатовую панель стены, и жалел, что бросил курить.

III

Когда я был пионером, меня частенько отправляли в разные оздоровительные и "культурно-отдыхательные" пионерские лагеря, дабы я не мозолил глаза окружающим и правильно, в смысле "по-пионэрски", отдыхал. Меня всегда это убивало. А как же каникулы?! Я хочу делать то, что хочу, я в конце концов заслужил это, я имею право! Ну и многое такое в этом роде пытался донести до моих благоверных родителей. Б-е-с-п-о-л-е-з-н-о. Они были уверены, что все дети должны, нет, просто обязаны, отдыхать по распорядку и "не шалаться без толку по улицам".
И вот как обычно, покоряясь воле предков, я брел по песочной дорожке в сторону очередного лагеря. Надо сказать, что друзей в таких местах я заводил просто и много. Было довольно весело, всякие штуки с ними устраивали, ну кто был в летних лагерях, тот знает. Но по утрам было мучительно вставать и осознавать, что – вот, еще один день в неволе. Тоска по дому, по свободе, буквально грызла меня. Глотая слезы, так чтоб никто не видел, я шел умываться и, как говорится, – новый день и новые победы. К вечеру настроение улучшалось, этому способствовали друзья и культурная программа, которую нам предоставляло руководство лагеря, то бишь – кино и дискотеки.
Отбой. Дети уходили в сон, администрация лагеря - в пьянство, вожатые - в разврат.
Перед сном, как водится, страшные истории про черные-черные дома, про гробы на колесиках, про пиковых дам и т.д. и т.п. И был у нас в отряде один мальчик со странным именем Эмиль, он был маленький, довольно тщедушный, с прозрачной кожей и большими испуганными серыми глазами. Эмиль страдал непроизвольным мочеиспусканием, и каждое утро для него было мучением из-за насмешек мальчишек. Он всегда был молчалив и застенчив, а тут, после очередной страшной истории, он сказал:
- Хотите, я вам расскажу историю?
- Как ты ссышь в кровать? – сказал Жека, самый старший и большой из нашего отряда, и все засмеялись.
- Не хотите - не буду! – сказал Эмиль и повернулся набок.
- Ну ладно, Эмиль, не обижайся, расскажи! – сказал я и меня все поддержали.
- Давай! Давай! Не будь какашкой!
- Ну ладно, слушайте.
И он стал рассказывать. Не берусь за точное изложение, давно было, но смысл постараюсь передать.
"Слышали ли вы про запах мертвых бабушек? Нет. Ну, так я вам расскажу. В одном совершенно типовом хрущевском доме случилась эта история. Такие дома нельзя назвать ни старыми, ни новыми - они какие-то средние, что ли. Ну вот. Такой серый дом с подвалами, в которых по ночам орут коты и скребутся мыши. Жила в этом доме одна семья. Семья как семья. Папа, мама, мальчик и все. Хотя нет, не все. С ними жила еще одна старенькая бабуля. Бабуля была очень добрая и хорошая. Она очень любила мальчика, вязала ему носки и давала конфеты. Родители же были вечно заняты, и им было часто не до мальчика, и тем более не до бабули.
Подъезд дома, в котором они жили, как водится, украшали две скамейки, на которых спелыми, созревшими к вечеру горстями усаживались старушки. Старушки занимались привычным делом: обсуждали погоду, рынок цен, политику, ну и конечно же – всех окружающих.
Мальчику никогда не нравились эти старушки, и он всегда старался быстро проскочить мимо. И еще его заставляли здороваться с этими бабушками или еще хуже -брать у них конфеты с прилипшей намертво оберткой или какое-то бог весть откуда взявшееся печенье. Бабушки шамкали беззубыми ртами и пытались этого мальчика целовать. Он отбивался от них, а родители дергали его и шипели ему: "Будь вежливым! Не веди себя как последний…! Поцелуй бабушку". Вконец измученный мальчик, вырывался из рук старушек и убегал.
Бабуля мальчика понимала и что самое удивительное - ругалась с родителями из-за старушек на скамейках. Сама бабуля никогда не сидела и не здоровалась с ними. На что старушки всегда шептались на ее счет, как только она проходила мимо них. "Гордая" и "бесстыжая" - обычные и самые слабые эпитеты, какими награждали бабулю бабушки-старушки. Когда бабуля проходила мимо, лица их перекашивало и делало их похожими на уродливых птиц, изо рта раздавалось шипение и клекот. Мальчику они напоминали старых и злобных индюков, которых он тоже боялся.
Так вот, бабуля поддерживала мальчика и часто говорила ему: "Не бойся, малыш, этих старых дур и никогда, и ничего не бери у них", - говорила она ему и при этом гладила его по голове. Мальчику при этом становилось хорошо и спокойно.
Но время шло, и бабуля старела и, наконец, померла. Мальчик сильно плакал и кричал: "Бабулечка, родная, не уходи! Как же я без тебя!" Родители кусали губы и пытались его отвести в другую комнату. Он бил их ногами и руками со всей силы, как ему казалось, и пытался вырваться, пока его не заперли в комнате. Вечером на поминки помимо родных и близких, пришли и старушки. Посидели, поели, попили, поговорили за погоду и рынок и ушли восвояси.
Мальчик после всего этого заболел. Доктор сказал родителям, что у мальчика нервное расстройство и ему необходим уход и полное спокойствие. При слове "полное" доктор поднял указательный палец вверх и многозначительно посмотрел на родителей. Но папа и мама мальчика работали, и работа у них была очень важной, поэтому они решили, что пока за мальчиком присмотрит соседка старушка из квартиры напротив. Старушка с радостью приняла данное предложение, так все равно ей "одной скучно, внуки взрослые, поразъехались кто куды, да и деньги никогда лишними не бывают". Как только эта старушка вступила за порог, квартира сразу наполнилась затхлым, сладковато-приторным запахом. Мальчика тошнило и от этого запаха, и от стряпни старушки, да и от самой старушки. Он жаловался и просил родителей убрать ее. Мальчик говорил им: "Ну воняет! Ну воняет же от нее, разве вы не чувствуете?!" Они по привычке отмахивались и давали ему успокоительные препараты.
Мальчику становилось все хуже и хуже. И он понял, хотя и был очень маленький мальчик, что если не избавится от старушки, ему будет совсем худо. И он решил убить ее. План избавления от старушки зрел недолго – мальчик решил ее отравить. Еще будучи здоровым, он бегал по подвалам с мальчишками и нашел крысиный яд, который разбросала местная санэпидемстанция, вот его-то он и решил применить в дело. Подготовив все, мальчик лег спать. Ночью ему приснился странный сон. Приснилась ему его бабуля, она улыбалась и гладила его по голове как раньше и говорила ему: "Ну что ты, глупый, нельзя же так, грех это. Да и не убьешь ты ее, она и так уже мертвая".
"Как мертвая?!" – спросил ее мальчик. "А вот так заживо и померла. Теперь земля ее не пускает на небо. Вот и ходит, и сеет смерть, отравляет своим мертвым запахом вокруг себя всех", - ответила бабуля и потрепала его по щеке.
"А что же делать? – спросил ее мальчик. "Все увидишь, все узнаешь", - улыбнулась бабуля.
Сон был такой реальный, что, проснувшись, мальчик стал звать свою бабулю. На его крик пришла старушка соседка и, увидев мальчика, начала открывать рот широко-широко, как будто ей не хватало воздуха, потом схватилась за горло и с хрипом начала выползать в коридор и за входную дверь. Спрыгнув с кровати, мальчик выбежал за ней и услышал, как захлопнулась входная дверь. Проходя мимо трюмо, он обратил внимание на свое отражение.
Все лицо у мальчика было расцарапанное, царапины были настолько глубокие, что из них сочилась кровь, лоб также был сильно расцарапан, так что с бровей его уже начинало капать. Мальчик испугался и побежал в ванну умыться.
Самое интересное, что эту старушку соседку больше никто не видел, пропала куда-то, а мальчик выздоровел и больше почти не болел".
Сказать, что эта история нас напугала, ну так это ничего не сказать. Все молчали.
- А кто ж его поцарапал? – спросил кто-то.
- Его же бабуля и поцарапала, - сказал Эмиль.
- А чего испугалась эта старушка?
- Они боятся крови, она для них все равно, что яд, - сказал Эмиль и вздохнул.
Все опять замолчали.
- Пацаны, айда со мной в туалет, а то че-то страшно! – проронил Жека, самый старший и большой в отряде.
Надо добавить, что лагерь находился в лесу и туалеты были расположены от корпусов лагеря на довольно приличном расстоянии.
В этот вечер никто Жеку не поддержал и утром мокрых простыней уже было две - Жекина и Эмиля.

IV

Вот вы любите больницы? А больных? Нет, ну все понятно, сострадание там, милосердие, но все равно тяжко. Вот и я терпеть их не мог, особенно психбольницы, поэтому после допроса быстрым шагом шел к машине. Но, выходя из дворика, поросшего пыльными кустами с паутиной и заставленного облупленными скамейками, я наткнулся на процессию выживших из ума старушек, которые распевали революционные песни. Пританцовывая и кружась, они пели и были похожи на большие пожухлые осенние листья, кружившие в порыве ветра. Зрелище меня завораживало все больше-больше… Они кружились и пели своими дребезжащими голосками, а я стоял посередине и не мог сдвинуться с места.
Круг их хоровода сужался, и они стали хватать меня за руки и за одежду, увлекая за собой. Одна прыткая старушка выхватила у меня папку и стала подбрасывать ее вверх. На мое счастье санитары стремительными движениями построили бабушек в колонну, чья-то мосластая и сильная рука протянула мне папку. Но тут одна бабулька вцепилась в меня и совершенно ясным голосом сказала: "Не ищи правды там, где ее нет, сынок. Покоя не обретешь".
Ясные синие глаза ее смотрели не мигая, они не были безумными, они были абсолютно ясными. Подбежавший санитар схватил ее за руки и, приговаривая обычные успокоительные фразы, повел ее к остальным. Глаза старушки тут же покрылись мутной пленкой, как будто первый лед тронул водную гладь реки, и, припевая, она пошла не упираясь.
Садясь в машину, я решил, что на сегодня хватит. Поставлю машину и пойду напьюсь где-нибудь. Но, вспомнив, что мне на сегодня предстоял еще один эпизод, я, с остервенением выкручивая руль, поехал в управление.
В управлении было тихо. Жара. И все попрятались по кабинетам. Только дежурная часть жила своей обычной жизнью. Развалившись в кресле, седой капитан, ветеран службы, привычно запрашивал кого-то по рации. Я знал, что Иван Михайлович пришел на службу 33 года назад рядовым, ничего нигде не заканчивал, но обладал природным чутьем сыщика и несомненным обаянием. Подмигнув мне, он показал жестами, что меня ждут. Я устало кивнул ему и пошел по лестнице к себе. Возле моей двери сидела потерпевшая старушка.
"Закончатся ли на сегодня старушки?" – устало подумал я. Пригласив ее в кабинет, я довел до ее сведения ход дела, рассказал, что кольцо найдено, а часы нет, также объяснил, что после завершения всех формальностей кольцо вернут позже. Бабуля, выпятив нижнюю губу, засопела и пробормотала:
- Сволочи.
- Что-что? – не понял я.
- Вы - сволочи все тут, думаете, бабушка старенькая, можно обманывать! – срываясь на писк, заорала она.
- Успокойтесь. Никто вас не обманывает. В чем дело? – недоуменно спросил я.
- Я буду жаловаться на вас. Кольцо! Верните мне кольцо сейчас же!
- Понимаете, есть юридические формальности, должен быть суд, ваше кольцо проходит как вещественное доказательство, спустя некоторое время вам его вернут в целости и сохранности, - пытался я успокоить старушку.
- Какой суд, ведь он в дурдоме! Все и так ясно! – заорала она.
- Кто - он? – спросил я.
- Урод этот, поцарапанный. Димка! – вытянув руку, она кривым пальцем указала куда-то в сторону.
- Вы его знаете? – спросил я.
- А то! Ничего, скоро сдохнет, поганец! – злорадно сказала бабулька.
- На допросе вы заявили, что незнакомы с ним, - сказал я и вопросительно посмотрел на нее.
- Ну я и незнакома. Мне соседки рассказали, - смутилась она.
- А то, что он в "дурдоме", как вы выразились, тоже соседки рассказали?
- Да, а что!
- Ничего, просто интересно, как вы узнали про кольцо и про психиатрическую больницу. Довольно оперативно.
- Надо будет, еще не то узнаем, - прошептала она.
- Ну хорошо, вы можете идти. Вот вам пропуск.
- Нет, я не поняла! Кольцо верни! – запищала вдруг она снова.
- Уважаемая, я уже вам все объяснил, суд все равно состоится, хотя и без участия обвиняемого, - сказал я и посмотрел на нее.
Старушка, приподнявшись на стуле и трясясь, пошла ко мне. Трость ее сиротливо осталась стоять в углу. Воздух наполнился тяжелым запахом. У меня было такое ощущение, что я вернулся в детство и поправляю свои шортики. Во рту был непонятный комок, и я начал задыхаться. Вытянув руки вперед, она шла ко мне, пытаясь дотянуться до горла. Желтые костлявые пальцы ее окутала паутина, прикрытые впалые веки закрывали глаза, или то, что там осталось от глаз, рот ее как бы высох и почернел, так что стали видны зубы, желтые, редкие и длинные. Она непрестанно что-то бормотала высохшим и шуршащим о зубы языком. У меня подкосились ноги и, чтоб не упасть, я уперся двумя руками о крышку стола. Тут мои пальцы нащупали хрустальную пепельницу, которую мне подарили коллеги на 23 февраля. С трудом подняв ее, так как сил практически не осталось, я опустил ее на голову старушке. Кожа ее на черепе с тихим треском лопнула, и из-под нее полились струи оранжевой, густой жидкости, по цвету походившей на абрикосовое варенье.
Тут комок в горле резко исчез, и я смог дышать. Передо мной лежала моя посетительница и скулила, голова ее была разбита и окровавлена. Никаких следов ее уродливых превращений не осталось. Не веря своим глазам, я опустился на стул, крепко сжимая треснувшую пепельницу. На звук прибежали мои коллеги из соседних кабинетов и схватили меня за руки.

V

После окончания школы я загремел в армию. Нельзя сказать, что я не хотел в армию, но и сказать, чтоб прям сильно так тянуло в сторону "милитари", тоже нельзя. Отец всегда говорил: "Настоящий мужчина должен служить в армии". И всё. И попробуй не служить после этого, кому хочется быть ненастоящим.
Надо сказать, что я был готов к армии физически, но морально… кто знал, что там такой… параллельный мир. Было такое ощущение с первых минут, как будто попал в другую страну или даже на другую планету. Другой язык, другая культура, все другое... Очень странные ощущения. Рекомендую всем, кому необходимо встряхнуться. В общем, не буду описывать "все тяготы и лишения воинской службы", очень уж это длинно, да и другая это история, скажу только, что со временем я привык, пообтесался и стал таким же загорелым, пахнущим ботинками отличником боевой и политической подготовки. Расскажу только один эпизод, который имеет прямое отношение к нашей истории.
Было это уже на втором году службы, почти под самый "дембель". Я был весел, хитер и производил впечатление здорового, улыбающегося недалекого нахала. С утра на разводе замкомвзвода объявил, что я заступаю дежурным по роте.
После обеда, получив инструкции по наряду и раздав инструкции своим дневальным, я, поправляя тельняшку, не спеша, привычным шагом пошел в дежурку. Сегодня со мной помощником дежурного по батальону заступил мой дружок Валерчик, а это значит, что наряд будет веселый и спокойный. Так я думал и не знал, что мне предстоит пережить.
Валерчик - это отдельная история. Со стороны он производил впечатление отвязного отморозка, но, служа с ним уже второй год, я знал, что это добрый и умный человек. Зайдя в дежурную часть и увидев его улыбающуюся физиономию, я угостил его сигаретой с ментолом - тогда они были в большой моде и стоили недешево, - мы вышли покурить на крылечко.
- Лето заканчивается, скоро домой, - сказал Валерчик.
- Да, скорей бы, ух будут рваться у девок трусы! – затягиваясь и выпуская дым вверх, в вечернее небо, замечтался я.
- Это точно, – утвердительно махнул головой Валерчик.
- Х..и ты делаешь, долбо..! Убирай, придурок! – вдруг заорал он. Молодой солдат первогодок, споткнувшись, уронил бак с мусором на плац. Моментальная смена настроения Валерчика - спокойствие, ярость, спокойствие и снова ярость - вот основная черта русского солдата. Очевидно, поэтому мы и непобедимы. Кстати, японские самураи в этом плане очень похожи на нас.
- А твоя как? – вдруг снова спокойно спросил он у меня.
- Да никак. Ничего хорошего, - ответил я.
- Что так?
- Да ну ее, надоела. Позавчера позвонила и плачет, ты меня предал, говорит, я знаю. Я говорю ей, мол, ты чё, дура что ли, я же в армии, с кем мне тебя предавать. А она такая - я все типа знаю, мне рассказали. Я ей и говорю - не звони мне больше и привет!
- Да, вот она жизнь, - задумчиво протянул Валерчик.
- Ага, - вздохнул я.
Поговорив с ним еще немного, я пошел принимать наряд у сменщика…
Спустя два часа после отбоя я вышел на улицу. Поднялся ветер, в лицо дохнуло сыростью приближающейся осени. Часть у нас была небольшая и находилась прямо в центре города, по бокам находились старые частные жилые дома, и поэтому жители через забор смотрели на нас, ну а мы в свою очередь на них. Такое ощущение, что они проходили службу вместе с нами, только мы два года, а они пожизненно.
За забором в темноте я увидел странное шевеление. Присмотревшись, я увидел своего сослуживца Федьку Царева. Федька "Царь" был своеобразным, по-своему хорошим человеком, немного безалаберным и своенравным. Часто получал нагоняи от командования, числился "залетчиком", но умудрялся при этом на учениях по тактической и физической подготовке проявлять себя с исключительно положительных сторон. Кстати, данные черты так же присущи русским солдатам. Но мировых аналогий по примеру японских самураев уже нет. Был у Федьки один грех. Любил он покуривать травку. В принципе мы все покуривали в армии, но Федька курил больше всех.
- Олежа, ты? – выбираясь из кустов по ту сторону забора, просипел Федька.
- Да, я. Че там делаешь? Давай выбирайся, пока никто не видел, - прошептал я.
Перебравшись через забор, Федька начал отряхиваться и, озираясь, прошептал мне:
- Там у бабки такая трава! П....ц! Башню рвет напрочь!
- Тебе эта бабка жопу-то разорвет когда-нибудь!
- Да ты, чё, Олежа! Она сама меня зовет, говорит, приходи, еще дам. Хочешь курнем? – протягивая мне газетный сверток, улыбнулся Федька.
- Не спасибо, Царь. Скоро дембель, не хочу с засушенными мозгами идти в новую светлую жизнь.
- Ну как хочешь. А я курну щас и баиньки.
- Давай по-быстрому, а то не дай бог дежурный заявится.
- Все-все, Олежа, все будет по-тихому, - сказал Федька и, пригнувшись, побежал к туалету.
"Вот сучка старая, сделала себе бизнес на наркоте!" – подумал я про старушку, живущую рядом, и побрел в казарму.
Тишину в казарме нарушали всхрапывания некоторых бойцов. Осмотрев пост дневального и оружейную комнату, я отправил одного дневального спать, а второго послал убирать туалет. Заступив на пост или, как говорится в армии, "на тумбочку", я уныло наблюдал за мухой, попавшей в паутину в углу оружейки. Муха была большая и черная, а паучок был маленький. Наверно, поэтому муха расслабленно срывала с себя паутину, которую паучок на нее усердно и с большим трудом набрасывал. Очередной, наверное, уже десятый раз муха, презрительно жужжа, разорвала паутинку, а уставший паучок, переводя дух, сидел в углу. От этих наблюдений меня отвлек дневальный.
- Товарищ сержант, там рядовой Царев включил телевизор, - отрапортовал мне дневальный, которого я послал отдыхать.
- Где включил, в казарме?! – спросил я.
- Так точно, - доложил он мне.
- Ну, Царь, обещал же, гавнюк, тихонько! – взорвался я и побежал в казарму.
Посередине казармы сидел на табуретке Федька и смотрел вверх. Старенький "Рекорд" шипел и показывал "снег", в те времена телевидение не было столь продвинутое, как сейчас, и программ после 12.00 обычно никаких не было. Конус серого света освещал Федькино лицо, рот его был приоткрыт, глаза бессмысленно уставились в телевизор. Пальцами рук он вцепился в свои колени, так сидят на стульчиках маленькие дети на утренниках.
Выключив телевизор и схватив его за шиворот гимнастерки, я потащил Федьку в туалет, чтоб умыть и привести в порядок.
- Что это с ним? - спросил второй дневальный, убирающий туалет.
- Не задавай лишних вопросов, а лучше помоги! - ответил я.
Там, уже в туалете, мы вдвоем засунули его голову под холодную струю воды. О том, что он пришел в себя, мы поняли, когда он стал хвататься за края умывальника.
- Ты, урод! – прошипел я. – Чё ты делаешь?!
- Все нормально, пацаны, - заплетающимся языком промямлил Федька.
- Пускай приходит в себя пока здесь, а я пойду посмотрю, тихо ли все, - сказал я дневальному и выбежал во двор.
Дневальный махнул мне головой и продолжил уборку.
Забежав в казарму, я осмотрелся, вроде все тихо, первый дневальный уныло остался стоять на своем посту, понимая, что его отдых откладывается на неопределенное время.
Вот тут меня как будто током и ударило. Знаете, такое странное ощущение -сначала всего передернуло, а только потом я услышал крик. Поначалу показалось, что где-то свинью режут, но потом я понял, что крики доносились из туалета. Пулей я понесся туда.
Встретил меня Федька с окровавленными руками и радостно заявил:
- Я помог ему!
- Что? Кому? – не понял я, не переставая смотреть на руки Федьки, с которых большими жирными каплями капала кровь.
- Дневальному твоему, ты че? Кому же еще? Помог ему умереть нормально, – спокойно и удивленно посмотрел на меня Царь.
Отодвигая его в сторону, я зашел внутрь. То, что я увидел, останется навсегда со мной, где бы я ни был. На полу лежал мой дневальный, молодой солдат, Саша Перов, в луже крови. Кровь смешалась с остатками порошка, которым он мыл пол, и пошла красновато-розовыми пузырями. В голову, а точнее в глаз была воткнута швабра, вернее, обломок швабры. Второй его глаз был широко открыт. Он был мертв. Поскользнувшись на этой красной жиже, я упал рядом с ним. Вскочив на ноги, я пробежал мимо спокойного и улыбчивого Федора и выбежал на улицу.
Ветра не было, было жарко, и тяжелый запах, который я сразу узнал, укутывал меня, накрывал меня с головой и не давал мне дышать. Я стоял на том самом месте, где я первый раз увидел Федьку, а из-за забора на меня смотрела старушка и ласково мне улыбалась.
Дальше было следствие. Историю замяли. Федора Царева отвезли в психушку, меня лишили сержантского звания и отправили пораньше на дембель. В тот день я запомнил еще одну вещь: когда меня снимали с наряда, я зашел в оружейку и увидел, как маленький паучок, окутав огромную муху паутиной, спокойно ужинал.

VI

Проснувшись утром, я посмотрел вверх на серый потолок. Моментально почувствовав железный обруч последних событий, сдавивший мне лоб, я закрыл глаза и подумал о том, что лучше бы вообще не просыпаться. Полежав еще минут тридцать и поняв, что от действительности уйти никак не получится, я встал с мятой кровати и, натянув тапки на босые ноги, побрел на кухню ставить чайник.
Теперь я не торопился, торопиться некуда. Вчера, подписав мой рапорт об увольнении, мое руководство, не смотря мне в глаза, сказало, что так будет лучше для всех. Посмотрев в зеркало на свою заросшую физиономию, я плюнул в свое отражение. Что же это было? Как все объяснить себе? Не всем! Другим нечего объяснять, не поймут. Себе?! Я схожу с ума?
Кому можно рассказать о том, что я видел и чувствовал? Какой нормальный человек воспримет это нормально? Я понимал, что от этого нельзя спрятаться, нельзя… Всю свою непродолжительную жизнь я прятался и уходил от этой настоящей реальности, прятался за другой реальностью, которая мне казалось истинной.
От размышлений меня отвлек засвистевший чайник. Кофеин, вот что мне нужно, много кофеина. Запах кофе, распространившийся по кухне, взбодрил и окончательно разбудил меня. Но одновременно с запахом кофе я почувствовал и другой запах. Запах смерти - запах мертвых бабушек… Оглядываясь, я стал искать источник его происхождения. Выглянув в окно, я увидел старушек, мирно воркующих о своем. Я смотрел на них и не верил, что это может быть правдой.
Секунда - и старушки повернули свои подслеповатые глаза в мою сторону и зашипели, как вода, попавшая на сковородку. Еще секунда - и их глаза пожелтели, зрачки исчезли и, потянув свои костлявые руки ко мне, они поднялись со своих скамеечек и пошли в мою сторону. Отпрянув от окна, я тяжело задышал. "Умыться, срочно умыться", - думал я и зашаркал в ванную. Засунув голову под струю холодной воды, я пытался сосредоточиться. Отгоняя от себя эти видения, я внушал себе, что это нервное расстройство, вызванное моей бывшей работой. "Всё успокойся, всё, уже всё, всё, всё…", - внушал я себе. Подняв мокрую голову от крана и качаясь от нахлынувшей дрожи в ногах, я стоял, держась за края раковины. Запах не уходил, он наполнил ванную комнату, как мне казалось, до потолка.
Вдруг я услышал шуршание, сначала тихое, потом все по нарастающей. Обернувшись, я посмотрел на вентиляционное отверстие под потолком комнаты. Из отверстия несмело вылез большой черный таракан, пошевелив усами, он побежал по стене, за ним еще и еще вылезали тараканы и другие насекомые, шелестя крылышками и маленькими ножками, они серым потоком лезли и лезли ко мне. "Они бегут от запаха", - понял я.
Посмотрев в зеркало, я взял бритву. Раскрутив ее и вынув лезвие, я аккуратно начал резать себе щеки на продольные полоски, кровь полилась в раковину, и мне было больно, но я знал, что боль и кровь - мои последние союзники. Закончив резать себя, я вышел на балкон и взял маленький плотницкий топорик…

***
Из оперативной сводки.
09.35 поступило сообщение на пульт дежурной части УВД г. N, ул. Ленина, 48. Попытка убийства. Пострадавшие: гр-ка Кривошляпова О.К., 1928 г.р., гр-ка Иванова А.С., 1911 г.р., гр-ка Пивень А.А., 1918 г.р., гр-ка Семенчук Т.И., 1925 г.р., гр-ка Опря Г.К., 1927 г.р. Выехав на место происшествия, оперативная группа в составе: к-н Семенов А.И., ст. л. Ремезов И.Н., с-нт Лепехов В.В. вынуждена была применить оружие. Подозреваемый в попытке убийства г. Велиханов О.Э., 1970 г.р., был убит при попытке нападения на сотрудников оперативной группы. Пострадавшие доставлены в городскую больницу.


КОНЕЦ



4 августа 2006 г.