Неологизмы

Неологизмы
Неологизмы – новые слова, а значит еще не освоенные, не совсем понятные. В принципе любое слово, для каждого из нас, когда-то было загадочным неологизмом. Такие слова всегда завораживали меня, возбуждали мою, и без того буйную, фантазию, вызывали неподдельный интерес и даже толкали на необдуманные поступки. Особенно в детстве – не то чтобы совсем в младенчестве, а когда я себя уже достаточно хорошо помню. А сколько себя помню – я всегда казалась себе страшно умной и рассудительной девочкой.

Мы ужинали на своей уютной кухне и уплетающий жареную картошку папа, рассказывал подкладывающей ему котлетки маме, о каких-то гостях, приезжающих в нашу ВЧ (мой папа военный). Пятилетняя я дрыгала ногами под столом, ковыряла вилкой ненавистную котлету и заинтересованно прислушивалась. Папа называл какие-то имена и говорил, что это очень уважаемые люди – династия! И что хорошо бы поселить их не в военную гостиницу, а пригласить к нам домой, оказать гостеприимство. Слово «гостеприимство» было новым, но я его поняла и даже головой кивнула, как бы соглашаясь с папой в том, что «гостеприимство» оказать надо. Хотя, если честно, было немножко страшно – в наш родной, привычный, уютный дом придут чужие люди, будут везде ходить, все трогать, сидеть на наших стульях, есть из наших тарелок, спать в наших кроватях... Из папиного разговора я поняла, что будут трое мужчин и дама – Династия. Уловив момент, залезла к папе на руки и завалила его вопросами: «Папуля, а какая она – эта Династия? Она молодая? И красивая, да? Она со мной поиграет?» Отец засмеялся, пощекотал меня и стал объяснять: «Династия – это не человек. Так называют семью, в которой дети, а потом и внуки, повторяют профессиональный путь родителей. К нам приедет дедушка-генерал, его сын-подполковник и его внук-лейтенант. Все посвятили свою жизнь служению Родине и это называется – династия! Это очень почетно! Понимаешь?» Сделав бровки домиком, я старательно переваривала информацию и ,наконец, радостно закричала: «Поняла! Деда Володя был военный, ты военный, и я буду солдат!» Напрасно они с мамой убеждали меня, что я девочка и не должна становиться солдатом – мое решение было непоколебимо! С этого дня я везде ходила строевым шагом – если удавалось, то в папиной фуражке. Вместо «здравствуйте» всем говорила «здравия желаю» и отдавала честь. Вместо кукол, требовала купить мне оружие, а если такового не оказывалось под рукой, «стреляла» из любого подручного предмета – из рожка для обуви, из пульта от телевизора и, конечно, из большого маминого фена...

Закончилось мое увлечение военным делом трагично! На выходные мы поехали к бабушке в деревню. Папа тут же собрался на любимую рыбалку, благо речка рядом, а я увязалась за ним – привычно маршировала с коротенькой удочкой и маленьким ведерком. На речке папа помог мне закинуть удочку, мы сели рядышком и стали ждать поклевки. Минут через пять я начала томиться, часто вздыхать, приставать к папе с вопросами, а когда он настойчиво посоветовал мне вернуться домой, оскорбилась и пересела удить от него подальше на несколько метров, но в пределах видимости. Рыба ловиться не хотела и я снова заскучала… Попробовала спеть военную песню (кажется это было «Шел отряд по берегу, шел издалека, шел под красным знаменем командир полка»), а потом и вовсе стала носиться по берегу и, как настоящий боец, выскакивать из кустов с криками «руки вверх!» Я стреляла из какой-то сучковатой палки направо и налево, развернув среди кустов настоящий бой! Спасаясь от воображаемого ответного огня, я, как защитную каску, натянула на голову свое красивое жестяное ведерко и для надежности закрепила под подбородком металлической ручкой. Из-за маленького размера ведерка это было нелегко, но я справилась. Правда, «каска» постоянно сползала на глаза, я ничего не видела, кроме своих сандалий, но все равно была страшно довольна своей выдумкой.

Когда бой был окончен, я тихонько подкралась и металлически-гулко спросила у папы, закидывающего удочку – возьмут ли меня теперь в армию? Папа вздрогнул, оглянулся на меня, некоторое время помолчал, а потом сказал незнакомое слово (неологизм), как я поняла, означающее, что рыбалке пришел конец, и стал стаскивать с меня ведро. Тогда-то я и испытала на себе все тяготы и невзгоды военной службы: ведро никак не желало сниматься – оно то жутко врезалось ручкой мне в подбородок, когда папа тянул его вверх, то натягивалось на голову и давило на уши, при попытках вытащить ручку. Сначала я стойко терпела эти экзекуции, но в конце концов не выдержала и заревела белугой... Так папа и притащил меня домой – орущую, с ведром на голове, чем почти довел бабушку до инфаркта. Дома он взял плоскогубцы и, разогнув петельку на ручке ведра, освободил меня и от «каски», и от желания стать солдатом – навсегда! И фиг с ней – с династией!

Вскоре после этого судьбоносного события мне посчастливилось узнать еще одно завораживающее новое слово, вернее имя. Я опять была у бабушки и собиралась смотреть воскресные мультики, но в этот раз место у телевизора было занято самой хозяйкой. Бабуля вся подалась вперед, не сводя глаз с экрана, а лицо расплылось в счастливой улыбке. Я взглянула в том же направлении и не увидела ничего интересного – в телевизоре какой-то дяденька в белом костюме пел, сильно запрокинув голову, широко открывая рот и разводя в стороны ладони с растопыренными пальцами. Причем эта передача шла в черно-белом изображении, что совсем лишало ее какой-либо ценности, тем более, что по другой программе начинались любимые мульты. От возмущения я начала капризничать и отнимать у бабушки пульт, на что она досадливо вздохнула: "Ничего ты не понимаешь! Это же Муслим Магомаев!" Странное имя было названо с таким восхищением, что я снова, но уже с интересом, стала рассматривать поющего дяденьку. Вроде самый обычный – что же бабушка в нем нашла? Кадр сменился и теперь лицо певца занимало весь экран. Вот тогда-то я и увидела его необычность – у него были необычайно широкие ноздри! Видимо это считается страшно красивым, раз бабушка глаз оторвать не может. Забыв о мультфильмах, я бросилась к большому зеркалу на дверке старого шкафа, чтобы детально изучив свой курносый носик понять – насколько я хороша? Стоя так близко, что зеркало то и дело запотевало от моего старательного сопения, я изо всех сил то раздувала ноздри, то растягивала их пальцами. Казалось, что с широким носом я и впрямь становлюсь красивее, но стоило мне отпустить руки, мой носик опять делался невразумительной маленькой пуговкой. И тут на помощь пришла моя врожденная смекалка – я сбегала на кухню и засунула в каждую ноздрю по крупному зернышку от черешни, которую недавно съела. Нос раздулся и стал именно таким, как у дяденьки певца. Я еще несколько минут любовалась своим новым образом, заталкивая зернышки подальше, чтобы не так видно было, а потом радостно поскакала к бабуле и гнусаво заверещала: «Ба, сбодри – я гаг Буслим Багабаев!»

Как же она меня ругала, пытаясь вытащить зернышки, которые засели в моем носу намертво. А когда предположила, что теперь нос придется отрезать, я жутко перепугалась и завыла! Поток слез, видимо, вызвал за собой поток соплей, с которыми дело пошло быстрее и вскоре мой нюхательный аппарат был освобожден. Еще целый час я ныла в углу, а бабушка читала мне нотации. С тех пор я недолюбливаю ни в чем не повинного Муслима Магомаева.

И еще одна история была связана с новым для меня словом. Это мне уже семь лет было и я перешла во второй класс. Вообще-то я была здоровеньким ребенком и болела очень редко, а тут простыла и врач в нашем госпитале услышала у меня в легких хрипы. «Нужно сделать флюорографию...» -- озабоченно сказала она маме. Флюорография! Незнакомое, но такое загадочное и красивое слово, думала я, а мама уже тащила меня за руку к соседнему кабинету, на двери которого висела табличка «Флюорография». «Иди, ничего не бойся и делай все, что скажет тетя врач!» – с этими словами мама передала меня в руки строгой толстой тетки, а сама осталась за тяжелой железной дверью. От неизвестности я отчаянно трусила, но решила, что уже достаточно взрослая и вытерплю все, что придется!

Зайдя в кабинет на негнущихся ногах, я наткнулась на ужасного вида конструкцию, состоящую из двух высоких панелей, между которыми натянута какая-то цепь, типа – входить туда запрещено, пока кто-то эту цепь не снимет. Толстая тетка велела мне раздеться до трусиков, откинула цепочку и впихнула меня внутрь, подставив маленькую скамеечку, чтобы моя плоская грудь доставала до ледяного черного экрана, рассказала, к чему, каким местом и как сильно прижиматься и ушла в другую комнату. Мне было холодно и страшно! Агрегат, внутри которого я стояла, гудел, щелкал и трясся – я тоже тряслась и ждала чего-то ужасного. Вдруг тетка закричала из соседней комнаты: «Возьми цепочку в рот!» Я с ужасом покосилась на болтающуюся грязную цепищу, которую врачиха сняла с одной створки, пропуская меня внутрь аппарата, но вспомнив наставления мамы, решила не сопротивляться. Только никак не могла сообразить – надо ли брать в рот всю цепь целиком или можно ограничиться небольшим ее фрагментом? В конце концов я добросовестно запихала за щеку почти половину и снова прижалась грудью к холодному экрану... «Глубоко вдохни и задержи дыхание!» – звучало из-за стенки. Я вдохнула, чуть не подавившись этой железякой и замерла… Что-то гуднуло и через пару секунд появилась тетка: «Можешь дыша...» – она запнулась на полуслове и глаза у нее полезли из орбит, а когда снова смогла говорить, то объяснила мне, вытаскивая у меня из рта обслюнявленную цепь, что вообще-то имела в виду тоненькую серебряную цепочку, висящую у меня на шее, про которую я совсем забыла, но и так тоже неплохо получилось. Пришлось маме вести меня еще и к дантисту, который обработал мне рот какой-то вонючей жидкостью, чтобы убить микробы.

Вечером, за ужином, мама в красках расписала папе мои больничные приключения и он сказал, что с моей смекалкой жить мне будет сложно, но интересно. Они начали хохотать, а я обиделась и убежала в свою комнату – реветь...
Ненавижу флюорографию!