Мы помолчали немного. Потом ты сказала:
– Кажется, мне пора...
Некоторое время ты медленно перемещалась по комнате, к чему-то прислушиваясь. Наконец, место оказалось подходящим. Села по-турецки, положила руки на бёдра ладонями вверх и замерла...
Первый раз в жизни присутствую на медитации, поэтому не уверен, что это она и есть, но сразу понимаю – это не игра, мешать не стоит даже серьёзными вопросами.
Чем-то надо заняться, поэтому сажусь напротив, приняв ту же позу. Увы, уже через пару минут ноги затекают и ужасно хочется спросить – нельзя ли медитировать в более привычном положении. Крепко сжимаю язык зубами, от боли выступают слёзы, но цель достигнута – спрашивать уже не хочется.
– В конце концов, я же не медитатор, – решаю про себя, – делаю что хочу и как хочу.
В более удобной позе тело перестаёт отвлекать, но ещё минут пятнадцать голова полна умных идей по технике медитирования: «И чего это они не догадались... Мне через пять минут уже ясно, что так лучше...»
Наконец, в голове становится довольно тихо и я начинаю различать... Нет, сначала ощущать, не различая. Потом – различаю, но не понимаю – что именно.
Ты сидишь совершенно так же, как и прежде, лицо бесстрастное, взгляд мимо меня, скорее – вглубь себя, но... Но я чувствую в себе, нет, не в голове, во всём себе, твою улыбку!
Увы, как только нахожу для Этого название и начинаю Это анализировать, всё исчезает.
– Не беда, – успокаиваю я себя, выравнивая дыхание, – это лишь значит, что моя логика здесь не очень подходящий инструмент. Глупо возмущаться, когда после кувалды в посудной лавке остаются одни черепки.
– Черепки, черепушки, черепашечки...
Ага, кажется к улыбке добавился ещё и голос! Хотя всё это очень странно: улыбку не вижу, голоса не слышу, а имеется и то, и другое.
– А тебе важно, чтобы было, или обязательно надо видеть и слышать?
Нет, теперь-то мне всё равно, но совершенно не могу сообразить – как же говорить, ничего не говоря?
– Да ты не соображай, всё получится... Только глаза лучше не открывай, опять, с непривычки, потеряешь...
Очень вовремя – чуть не открыл свои любопытные видеоанализаторы! Снова шумит, покачивает, но равновесие нахожу уже более уверенно:
– А ты кто? Ты – Алеся?
– Здесь вовсе не обязательно спрашивать, чтобы получить ответ, достаточно почувствовать ответ. Поначалу трудно привыкнуть, потом само придёт.
– Но как же так, – поудобней усаживаюсь на своего конька, ведь в теории информации я не полный профан, – какая разница: «спросить и получить ответ» или «почувствовать ответ»? Это самое «почувствование» разве не есть неявный запрос?
– Конечно. Но тебе не нужна речь.
– Звучит красиво, но ответ-то я почувствую всё равно в виде речевого образа. Или тут совсем по-другому?
Я тёртый калач и до сих пор мои логические цепочки даже специалистам сломать не удавалось.
– Речь это река. Ты посылаешь по руслу, текущему от тебя ко мне, свой вопрос, а потом сидишь на берегу другого русла в ожидании ответа. А здесь – море. Океан безбрежный. Никакого русла нет. Поэтому вопрос твой – кораблик, который, как буксир, притащит тебе нужный ответ... Или ненужный, если плохо спросил.
– Ну, так какая разница? Русло течёт, кораблик тащит – всё та же речь получается!
– И я о том же. Но в море не обязательно посылать буксир и ждать! Можно самому подплыть к ответу, который тебе требуется...
– Да, теперь понял! – начинаю я радоваться красоте метафоры. – Если речь это река или буксир, а без них можно обойтись, значит вполне логично обойтись и без речи! Слушай, Алеся, а где ты так теории последовательного ввода-вывода научилась? Ведь шпаришь лучше, чем по писанному – я до сих пор такой аргументации не встречал.
– А почему ты решил, что это "шпарит" Алеся?
– Ну... Я полагал, раз мы с Алесей медитируем, значит я с ней и разго... Ну, то есть общаюсь.
– Общаешься ты с Алесей, но ответ получил совсем не по речному-буксирному. Я подплывала к доступным мне ответам, которые тебе одному пришлось бы долго искать. А ты сразу нашёл то, что тебе уже близко – я о многом до сегодняшнего вечера и не догадывалась. Медитация же позволила этим ответам объединиться непротиворечиво в нашем сознании...
– Постой, так у нас сейчас одно сознание? Ведь ты сказала в единственном числе?
– И да, и нет. При обычном общении нам пришлось бы очень много буксирчиков друг к дружке пускать, чтобы получилось что-то общее. Тебе бы понадобилось сначала весь мой опыт медитации усвоить, мне твою информатику изучить... Чаще всего это долго и трудно. А медитация позволила сократить время.
– Нет, опять подожди! Какой-то вечный двигатель получается! Выходит то, что я лет двадцать собирал по крохам, за один вечер твоим стало, а твои годы труда в момент ко мне перешли? Но ведь тогда и педагогика ни к чему: бум-с и готово!
– Ишь, какой прыткий... Нобелевку захотел? Нет, мой милый, когда мы из медитации вернёмся, мы при своём и останемся. Но это не считая того, чем во время сеанса поделились!
– А я-то думал... – моему разочарованию не было предела. – Зачем же тогда такие сложности? Можно было и просто за чашкой чая побеседовать.
– Ты забыл о результате! О знании, которое родилось при объединении наших сознаний. Оно останется и у тебя, и у меня. Если я вдруг решу заняться этим твоим «вводом-выводом», я ведь уже буду знать и про речь, и про речку, и про буксиры в море-океане! Как думаешь, будет мне легче с таким началом?
– Нет слов, Алесик, ты уже почти профессор. Почти не шучу! Если и я в медитации так же продвинулся, то живём мы почти по Пржевальскому.
– Это который изобрёл лошадь?
– Была у него и лошадь... Но сейчас я о другом изобретении. Он однажды сказал: «а ещё жизнь хороша тем, что можно путешествовать». Видишь, умный какой дядька был... Жизнь, говорит, хо-ро-ша!..