Симеон (эссе)

– Сынок, ты заблудился?
– Чего?!
– …
Я стоял у края обочины в самом сердце города, взирая на проходящих мимо людей и проезжающие автомобили ненавидящим взглядом. Поза была странной – бросаться было не с чего, бежать – тоже особо некуда. Музыка, прорывающаяся из наушников даже сквозь шум города, не давала повода даже стрельнуть сигарету. Ну, понятно же, что ни до чего человеку!
А тут ещё ЭТО… непонятно что!
– Слушай, иди, куда шёл…
– А я никуда не тороплюсь… как и ты, – подытожил незнакомец проглотив выпад. – Нечего тут стоять. Пойдём.
Тон, не требующий возражений. Даже в этой странной собранной мной из всего и ничего обстановке. Отчего-то и второе, невзначай сорванное стариком, «ухо» наушников не вывело меня из себя.
– Я тут вообще-то музыку слушал… – попытался возразить я.
– Да знаю я вашу музыку… сопли типа «Депеш Мод», да?
– Да… – растерялся я, – откуда Вы знаете?
– А мы теперь уже «на Вы»?
Дед упорно тащил меня под локоть куда-то мимо людей и светящихся вывесок – солнце уже садилось.
– Ну… бля! Извини!.. ТЕ! – выдавил я. – Видите ли, я…
– …Немного не в себе.
– Да к гадалке не ходи! У меня не зашнурованы кеды, на мне рваные джинсы, и в каждом ухе по серьге. Я стою на краю тротуара и покачиваюсь в такт музыке, которую никто, кроме меня не слышит. Ясен пень, все пройдут мимо! Кроме ТЕБЯ, блин!
– Мы снова «на ты»?
– Так. Секунду. Мне надо подумать…

Я шарахнулся от незнакомца, сбив какую-то тётку с портфелем. «Извините» сказал мысленно. Так же мысленно, усевшись на ограду, сказал себе «Посмотрим»…
Что я увидел? Да ничего особенного. Мужчину, возраста скорее почтенного, нежели зрелого…
– Да расслабься. Мне похуй на всё это дерьмо… Ты робеешь перед возрастом, значит – уважаешь – а это главное.
Он не курит и не пьёт (по-крайней мере – при мне). На вид ему лет 60 и, хоть «бес в ребре», седина в ухоженной бороде, тем не менее, присутствует.
– Так куда пойдём? – спросили меня, когда я соизволил встать с ограды, – «Патрики», «ЧП», по Тверскому бульвару пройдёмся?
– Какая осведомлённость, – буркнул я и, выключив плеер, двинул к «Пушке». Незнакомец поравнялся со мной и достал откуда-то из-за пазухи фляжку. «Всё-таки пьёт», – усмехнулся я про себя.
– Будешь?
– Спасибо, мне пока достаточно.
– У меня сын погиб около года назад. Примерно твоего возраста…
– Сейчас разрыдаюсь, – ухмыльнулся я и закурил.
– Не юродствуй.
– Извини... Слушай, ты сам пристал! Теперь не обижайся… без тебя херово, блин. Не хочу историй про покойников.
– Я вроде, как к тому, откуда я эти места знаю…
– Я понял.

Мы двинулись дальше по Тверской, держась чуть в стороне от энергично снующих мимо нас людей. Время от времени из проезжавших машин до нас доносились звуки музыки, кто-то рядом орал в телефон, вдали слышался вой сирен скорой помощи.
– Как можно не любить город, в котором так весело! – вдруг бодро выпалил мой спутник, улыбнувшись и хлопнув меня по плечу.
– Да обхохочешься просто, – угрюмо отозвался я, размышляя над тем, почему мне не удаётся послать приставучего мужика ко всем чертям и остаться одному.
– Ты вот хочешь побыть один, – я удивлённо вскинул бровь (он и мысли читает?) – А смысла в этом не больше, чем в причёсывании лысой башки. Каждый живёт в своём мире, толком его при этом не зная. Здесь ВСЕ одни!
В подтверждение своих слов он взмахивает рукой, чуть не двинув меня по носу.
– Эй, поаккуратнее!
– Да ладно… давай перейдём.

Возможно, кому-то покажется, что нет ничего опасного в том, чтобы перебегать улицу заполненную машинами, плетущимися со скоростью 20-40 км/ч, однако, зная специфику своего города, могу вас уверить это не безопаснее прыжков с парашютом. Это на мосту в Нью-Джерси каждый стоит в своём ряду и смиренно плетётся в общем потоке. В Москве же многие водители считают ниже своего достоинства ехать, как все (ну или стоять, как в данном случае). Кто-нибудь обязательно в самый неожиданный момент, не включая сигнал поворота, резко перестроится из ряда в ряд и газанёт, чтобы продвинуться вперёд на лишние 5-10 метров. Может это и не смертельно для пешехода-экстремала, но, помимо адреналина, грозит тяжкими увечьями. В общем, я принял мудрое решение вернуться назад и воспользоваться подземным переходом, ведущим помимо того в городскую подземку.
Пока мой новый приятель поднимал себе настроение, исполняя балетные па между движущимися автомобилями, я шёл по подземному переходу, размышляя о том, почему мне так везёт на психически неуравновешенных людей. Может, не я их притягиваю, а они меня? Почему я сейчас не смылся от него в метро, а поднимаюсь наверх, чтобы продолжить нашу странную прогулку?
Как я и предполагал, если этого человека и настигнет несчастный случай, то точно не сегодня. Он стоял неподалеку и беседовал с полицейским. Не знаю, что послужило причиной их знакомства. То, что странный мужик бегал в центре города между машинами или то, что без зазрения совести присосался к фляжке с бухлом в общественном месте, в любом случае, через минуту мы продолжили путь к Патриаршим прудам. Я отхлебнул из волшебной, кажущейся бездонной, фляжки, подобрел, перестал огрызаться и углубился в метафизические споры со старшим поколением.
– …Жизнь заставляет жестить, – самозабвенно вещал мой собеседник, – подламывает тебя, прессует. Из шарика превращает в кубик. И вот, ты уже не свободно катишься по жизни, а тяжело переваливаешься с боку на бок, угрюмо поглядывая по сторонам исподлобья…
В какой-то момент я осмелился прервать Симеона (так он представился).
– Послушай, отец… – я невольно осёкся, – ух, блин! Извини…
– Да нормально. Это ж форма обращения просто, – видимо содержимое фляжки добавило «отцу» бодрости и толерантности. – Я понимаю. Так в чём вопрос?
Я попытался собраться с духом. И заговорить о том, что меня действительно тревожило. К тому времени мы уже дошли до «Патриков» и присели на скамейку у пруда. В пруду плавали лебеди.
– Понимаешь, у меня нет никакой жизненной трагедии. То есть, проблем хватает, да и историй всяких безрадостных на целый талмуд наберётся… Но, по большому счёту (а мы ведь пытаемся мыслить глобально) всё хорошо. Цел. Не очень здоров, не очень болен. Не калека, не урод. Кров, еда – есть…
– …Неспокойно тебе?
– А кому сейчас спокойно? – пытаюсь отговориться я.
– Не увиливай.
– Ну… да, пожалуй.
– Ты писатель?
– Я?! – искренне удивляюсь.
– Ну не я.
– Нет.
– А похож…
– Я музыкант.
– О, значит художник всё-таки, – Симеон растягивает «о» в слове «художник», но не издевательски, а как-то задумчиво.
– Все мы в какой-то степени художники… – в очередной раз съезжаю я.
– Не скажи. Дар созидания даётся не всем. Тем меньшему количеству смертных даётся дар вдохновения.
– В смысле возможность вдохновляться? – уточняю я.
– …И вдохновлять! – восторженно подхватывает Симеон.
– Ну и? – я закуриваю и смотрю на него с вызовом.
– А что и? За тебя всё разжевать и в рот положить?
– …
– Это и вопрос, и ответ, понимаешь? Любишь любить, как все люди. Люби. Наполняй себя, вдохновляй людей… – он делает долгую паузу. В пруду плавают лебеди. Мимо прогуливаются люди. Я курю, уставившись на собеседника так, будто он мне сейчас в двух предложениях опишет сущность бытия. Но хрен там! – В общем… не углубляйся в переживания и размышления сильнее, чем того требует ситуация. А творчество вообще, чаще всего, происходит бессознательно. Остальное – отработка и доведение до совершенства. Не сиди, короче, делай! Да и мне пора…
– Что делать-то? – интересуюсь я, наблюдая, как Симеон выцеживает остатки алкоголя из фляги и смотрит на часы. В ответ он только пожимает плечами.
– Не знаю. Что хочется, – он медлит секунду. – К чему тянет по-настоящему. Ну, будь здоров!
Мы обмениваемся рукопожатием, и я остаюсь сидеть на скамейке с некоторым смятением в душе и тлеющим окурком между пальцев.

Через несколько минут мои размышления прерывает оклик. Старый приятель шатался неподалёку с друзьями. Я вкратце рассказываю ему о своём странном знакомстве и том, что планировал провести этот вечер несколько иначе, намекая на то, что собираюсь уходить.
– А Симеон! – смеётся приятель, – нормально, чё.
– Ты его знаешь?
– Да его все тут знают. Колоритная личность. Семьдесят лет, но до сих пор преподаёт на кафедре искусств в МГУ. Семён Юрьевич его зовут. Говорят, что он помешан на истории Руси и его любимец Симеон Гордый.
– Как интересно.
– Да ничего особенного на самом деле. Семьи нет, жены нет…
– …Он говорил, сын погиб.
– Да брешит! Не было у него никогда сына. Вот и скучает. Придёт, блин, на ушах повиснет…
– Вот как значит…
– Угу. Чё, пойдём выпьем с нами. Сидишь тут один, как сыч…
– Да не, спасибо. У меня другие планы. Надо кое-что сделать. Дома…




09.08.2011. 18:43
© Sage