"Строки в блокноте" - фантастическая повесть.

Строки в блокноте.




Знаете, в жизни порой такие фантастические вещи
случаются...
Эстер Полонская. ( из рецензии на
«Барьер времени» проза.ру)



1

Димка входил в кабинет главного редактора, высоко вскинув подбородок. Мимоходом озорно подмигнул Вере-Веронике, секретарше, и уверенно, без стука распахнул тяжелую дверь…
Вера-Вероника молодая женщина тридцати лет. Полноватая блондинка, не красавица, но и не уродина, а вполне даже симпатичная, улыбчивая и общительная. Димка знал ее давно, к слову сказать, и в редакцию устроил ее именно он. Встретились как-то случайно на улице, посидели в кафе, вспомнили студенческие годы, друзей, преподавателей, и Вера пожаловалась ему на свою неустроенность в плане работы, да и вообще. Димка уже тогда гремел на всю столицу. Его репортажи и статьи неизменно вбивались на первые полосы ведущих СМИ. Редко что в стране или за рубежом обходило его стороной. Он и его группа всегда находились в гуще событий. И почти везде они были первыми. – Он как будто пятой точкой чувствует, что? Где? Когда? – шутили и завидовали коллеги.
Двойное имя Вере придумал сам шеф, сначала пошутил, это было шесть лет назад, когда она только пришла сюда, промаявшись после факультета журналистики два года на периферии, без денег и без настоящей работы, а потом, так и прилипло, подхваченное остальными сотрудниками редакции. С журналистикой у Веры Александровны Козариной, так звучит ее полное имя, не сложилось. Пара вялых репортажей так и не вошли в сводки новостей, перечеркнутые редактором. И она чтобы не испытывать судьбу снова, прочно обосновалась за столом секретаря главного редактора отдела новостных программ, первой альтернативной студии телевидения. Заменив ушедшую в бессрочный декретный отпуск красавицу, модницу и глупышку Леночку, бывшую к тому же, не просто секретарем главного редактора, а и уже успевшую стать его женой.
И так Димка вошел в кабинет главного редактора, миновал длинную череду столов и стульев, на секунду притормозил у огромного, заваленного макулатурой редакторского стола, подтянул к себе стул, плюхнулся на него всеми своими худыми мощами, вытянул ноги и уставился на шефа.
Звал? – спросил он, протаращившись пару минут в лысину склонившуюся над столом и не издававшую ни звука.
Та подняла голову. Скроив устало кислую мину.
- Что случилось-то – нетерпеливо переспросил Димка.
- Ты куда-то торопишься? - тихо и сипло спросил шеф.
- Да, в общем-то, нет – Димка пожал плечами.
- Ну, тогда, сиди и жди, а дождешься, будешь слушать, что тебе старшие скажут.
Понял шеф, молодой, исправлюсь — пошутил Димка, прекрасно зная шефа.
Да уж не такой и молодой — разглядывая его, начальник, вышел из-за своего стола.
Походил по кабинету, помолчал. Димка, развалившись на стуле, насколько тот позволял, провожал его веселым взглядом.
- Мне предложили работу за границей — наконец, откашлявшись и как-будто решившись на что-то серьезное, выдал он и продолжил. - Отказаться я не могу, возраст понимаешь. Откажусь сейчас, больше не предложат.
- Ну, и, шеф? Радоваться надо, а ты как будто помирать собрался — вставил Димка.
- Да, не в этом дело — отмахнулся начальник - Привык я тут, да и Ленка опять беременна.
- Да, это веская причина – съерничал Димка.
- Тебе все шутки, балабол – беззлобно бросил тот – В общем, дела такие… Совету я предложил твою кандидатуру на мое место. Возражений вроде бы не было. Но все решиться в ближайшие дни. Так что…
Он обвел кабинет рукой – Вникай, если не против.
Димку даже в пот бросило от этих слов. Вся ирония вмиг слетела с лица. О таком предложении он даже мечтать не мог, ну как минимум еще лет десять.
- Нне ппротив – заикаясь, пролепетал он – ввникаю.

2

Два месяца спустя…

- Извините Дмитрий Георгиевич.
Димка поднял голову. На пороге стояла Вера.
- Я постучала, но вы не ответили.
Он все так же смотрел на нее и молчал, как будто не видел, или не узнавал.
- Уже шесть часов, можно я пойду. Мне еще Машку с детсада забрать надо, Сашка сегодня не может – тихим, бесцветным голосом спросила она.
Димка встряхнулся.
- Фу ты, Вера. Конечно, иди..те.
Но Вера не ушла. Напротив, спокойно подошла к его столу, отодвинула стул и села. Внимательно разглядывая лицо Димы.
- Что-то не так? – Испуганно спросил он.
- Да нет, все так.
Димка непонимающе покрутил головой.
- Дима, я хочу поговорить с тобой.
- Да-да, конечно.
Он оттолкнулся от стола, отъезжая вместе с креслом.
- Я слушаю тебя Вера.
- Сколько ты сегодня намотал по этажам редакции? – Не меняя интонации, все так же спокойно и ровно поинтересовалась Вера.
Димка пожал плечами.
- Обедал?
Тот снова пожал плечами – не помню, если честно.
- Ты главный редактор, не забывай об этом. И у тебя есть секретарь. Но если ты стесняешься… Мы с тобой учились вместе… Если это тебя напрягает… Ты скажи.
Она отвернулась, всхлипнула, пряча глаза.
- Извини Вера. Я еще не привык. Исправлюсь… Ты еще пожалеешь... Димка сделал, как ему показалось, зверское лицо. И тут же засмеявшись, шутливо прикрикнул на женщину - Ну-ка, смотреть мне в глаза… Я кому сказал…
Вера, смахнув набежавшую слезу, улыбнулась.
- Вот так-то лучше. Сашке привет, как он там?
- Да все нормально, работает.
- Ну и ладушки. Скажи, заеду как-нибудь с пивком и балычком.
- Передам. Прости, не так хотела поговорить, но как уж вышло.
Она легко поднялась и направилась к выходу. От дверей, оглянувшись, произнесла – Кофе и булки, ты знаешь где, в холодильнике колбаса, коньяк. Да и бар у тебя свой имеется, за спиной, если помнишь.
Димка остался один. Некоторое время сидел в тишине, слушая, как гудят натруженные ноги. Затем потянулся и шумно выдохнул. Достал из внутреннего кармана старую обтрепанную, местами порванную записную книжку, бережно завернутую в матовую от времени и мятую мультифору. Полистал, внимательно вглядываясь в неровные торопливые строчки, разочарованно причмокнул, и горестно вздохнув, аккуратно прикрыл страницы. Сегодня опять мимо, как и вчера, позавчера, неделю назад и… И так уже на протяжении последних полуторолет. Нет ни одной новой записи. Димка со вздохом упаковал книжку и снова спрятал ее в карман.

3

Восемь месяцев спустя.

- Вера Александровна, что у нас сегодня – рявкнул Димка, нажав кнопку селектора.
К слову сказать, бывший шеф не любил этой электронной штуки. Считая, что живая речь лучше передает и не искажает присущие на тот или иной момент эмоции. И что с людьми нужно общаться, только глядя им в глаза, иначе, что-то неуловимо теряется в отношениях, и не важно кто перед тобой, друзья или враги, вышестоящее начальство или подчиненные, коллеги.
Но Димка не гнушался передовыми методами, более того, он сознательно и целенаправленно ломал сложившееся за долгие годы, уклад и традиции.
Он освоился в своем кабинете, обжился за это время. В лице и глазах появился высокомерный огонек. Все реже и реже он заглядывал в заветную книжку, в которой по-прежнему не прибавилось ни одной буквы. В конце концов, он почти смирился с этим, хотя все также бережно хранил ее, не расставаясь с ней, ни на минуту. Она стала для него талисманом, талисманом удачи.
Но надо отдать ему должное, дело свое он знал. Рейтинг его передач все также был очень высок, не опустившись ни на строчку.
Вошла Вера, Вера Александровна, теперь ее звали только так.
- Никаких Вероник, Димок, Ванек. Мы на работе и обстановка должна быть рабочей – выдал Димка на летучке, спустя некоторое время после назначения. Никто из присутствующих, тогда, на этот выпад, вслух не отреагировал, только на губах у собравшихся коллег промелькнула немая, загадочная и слегка, может быть, снисходительная улыбка. Первое время, рубаху парня Димку Волошина, не воспринимали серьезно в качестве начальника, а зря…
Вера прочла длинный список запланированных на сегодня дел.
Димка задумчиво молчал. Вера ждала.
- Вера, ты можешь как-нибудь уладить все это? – Наконец откликнулся он.
В отношении секретаря Димкины требования не распространялись, если, конечно они были одни. Так уж повелось, с его же, разумеется, подачи.
Женщина пожала плечами – в принципе ничего срочного нет, я попробую…. А что случилось?
- Я хочу слетать с Юлькой на пару дней к морю, ну и сегодня сама понимаешь… Сборы.
- Но сейчас зима.
- Я хочу – Димка во весь рот улыбнулся – слетать к теплому морю. В воскресенье ночью вернусь. Как вернусь, позвоню.
- Ночью?
- Что ночью?
- Ночью позвонишь? – Вера изо всех сил сдерживала улыбку, но глаза ее выдали.
- Да, ладно тебе.
- Жениться тебе надо.
- Знаю, знаю. Не начинай, а то напоминаешь мне мою мать.
- А чего вам так приспичило-то?
- Да, гастроли у нее там. Ну и …
- Ладно, давай расслабляйся. Я свободна? А то тут дел невпроворот – Она потрясла своим блокнотом.
- Вера… - Укоризненно произнес Димка.
Та рассмеялась, но тут- же спохватилась.
- Кстати Пашка звонил. Завтра у него защита докторской. Просил прислать кого-нибудь, чтоб хотя бы мельком осветить в новостях, потом банкет.
- Блин, совсем забыл. Ты могла бы кого-нибудь отправить, ну хотя бы…
Димка замялся, перебирая вслух асов.
- Ну, совсем заработался. У нас столько молодежи, а ты все стариков гоняешь, по всякой мелочи.
Димка удивленно воззрился на Веру.
- Вот, пожалуйста, есть молоденькая девушка, кстати, ты все ее материалы отмечаешь большим плюсом – с хитрым прищуром продолжала та.
- А, да-да, Анжелика, кажется.
Димка слегка покраснел, вспоминая свои неуклюжие попытки обратить ее внимание на себя, ни как на главного редактора, а …
Вера уловила его мимолетное смущение, но сделав серьезное лицо, продолжала – Анжелика ИвАнова. Не ИванОва, а ИвАнова.
- Есть разница?
- Для нее, по-видимому, есть.
- Хорошо, и извинись за меня перед Пашкой. Хотя нет, я сам позвоню ему.
- Жениться тебе надо – повторила, направляясь к двери Вера.
- Слышал уже – беззаботно бросил ей в след Димка.

4

Самолет разбежался, подпрыгнул, на мгновение, ухнув вниз, сбилось дыхание, желудок обожгло пустотой, и уверенно потянул вверх. Димка откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, сглотнул несуществующий ком в горле, и прислушался к равномерному гулу двигателей. Что-то его тревожило, но вот что, он понять не мог. Промаявшись несколько минут в поисках причин беспокойства, но, как и бывает в таких случаях, безрезультатно, постарался подавить в себе тревогу и успокоиться.
Рядом в кресле, рассыпав по плечам рыжие волосы, о чем-то щебетала Юлька, разглядывая себя в зеркальце, поправляя и без того безупречно наложенный макияж. Димка слушал ее вполуха, за спиной о чем-то спорили и смеялись музыканты ее группы. А беззаботные туристы, коим посчастливилось вырваться на недельку, другую из промозглой Российской столицы создавали общий шумовой фон, так способствующий легкому сонному оцепенению. И так под Юлькину трескотню и гомон пассажиров в салоне Димка, заставивший себя расслабиться, провалился в темный, полный смутных предчувствий, омут дремы.
Он очнулся, вынырнув из тревожного забытья от надсадного визга турбин и хаоса, царившего в самолете. По проходу бегала бледная стюардесса со слезами на глазах, успокаивая пассажиров. Ее швыряло из стороны в сторону, но она мужественно, не обращая внимания на ушибы о спинки кресел и ручки, пробиралась между рядами, где силой, а где уговорами усаживала то и дело вскакивающих в панике людей.
Димка, опершись на руки, приподнялся в кресле, разглядывая поверх голов салон лайнера. Внезапно самолет рванулся вверх, и он, не справившись, с мгновенно возросшей давящей силой полетел обратно. Перед глазами мелькнула спинка впереди стоящего кресла. Ослепительный ворох искр вспыхнул и погас в голове. Вместе с искрами погасло и его сознание.
................
Димка открыл глаза. Было тепло и уютно. Пахло чем-то вкусным и домашним. Он оглядел чистый белый потолок, перевел взгляд на веселые с мишками и зайчиками обои стен. В приоткрытое окно, вместе с гомоном неугомонных воробьев влетел свежий, утренний ветерок, слегка задев полупрозрачную тюлевую занавесь. Солнце за окном вот- вот готово было выпрыгнуть из-за крыши соседнего дома и залить комнату радостным праздничным сиянием. Как в детстве, дома – подумал он – сейчас только голоса мамы не хватает. Димка лениво потянулся и зажмурил глаза, продлевая состояние легкости и счастливой встречи с детством.
Он вновь открыл глаза. На столике рядом, лежала початая пачка папирос. Димка протянул руку, не глядя, выудил папиросу. Странно – подумал он – папиросы я никогда не курил, может чужие. А, ладно. Он сунул папиросу в рот и снова потянулся в поисках спичек или зажигалки.
В это время распахнулась дверь и вошла молодая женщина, так удивительно похожая на маму, лет двадцать назад. Она, до боли знакомым жестом, всплеснула руками и вскрикнула: - Димочка выплюнь, это кака. Да что же это делается-то.
Она кинулась к Димке, отобрала папиросу, скомкала и бросила на стол.
- Гоша – крикнула она – боже мой, ты опять оставил свои папиросы в детской комнате, ребенок уже в рот тянет.
В комнату ворвался с намыленным подбородком высокий сухощавый мужчина с бритвенным станком в руке.
Отец – мелькнуло в голове у Димки
- Блин, извини – пробормотал он.
Схватил папиросы, сунул в карман спортивных штанов.
- Не выражайся при ребенке – категорично заявила женщина.
- Извини, извини – промямлил он и выскользнул за дверь.
Женщина присела на край кровати, склонилась. Пахнуло родным, близким, да так, что защипало глаза и захотелось плакать. Но Димка сдержался. Поцеловала в щеку, потом в нос. Поднялась, потрепала по голове – Вставай бармалейка, на горшок и умываться.
На ходу, сдернув одеяло, проплыла к выходу.
Бред – пронеслось в голове у ошарашенного происходящим, Димки – Я брежу.
И закрыл глаза.
- Я все вижу, ну-ка, открывай глаза и поднимайся – донесся из-за дверей мамин голос.
Мамин? Но подумать об этом не успел.
Широко распахнулась дверь, и в комнату вошел все тот же мужчина, в два шага пересек комнату и оказался у кровати. Схватил Димку под мышки и подбросил к потолку. Димка задохнулся. Что вы делаете – хотел выкрикнуть он, но только громко охнул. А мужчина поставил его на ноги и, шутя, шлепнул по попе – ну-ка, быстро одевайся, а, то мама будет ругаться.
После этих слов и шлепка Димка вообще готов был впасть в ступор. Но опустив голову, и увидев свои маленькие ножки, сбитые коленки, детский чуть выпуклый живот и веселенькие трусики он каким-то шестым чувством ощутил, еще не уверенно, страшась, что это может оказаться правдой, что это он. Это он Димка, только еще маленький, лет пять, шесть. А этот мужчина – отец. Папа, какой же он большой, не то, что сейчас – мимолетно пронеслось в голове.
Но тут отец, спутав мысли, подхватил его на руки и понес в ванную комнату.
Оказавшись перед зеркалом, Димкина рука сама, по выработанной годами привычке потянулась к бритвенным принадлежностям. Но Волошин старший опередил его, переложив на верхнюю полку – это тебе еще рано – и плеснул полную пригоршню теплой воды в лицо Димки. Димка отфыркивался и отбрыкивался, но отец был неумолим.
Умывание проходило шумно, отец щебетал не хуже мамы. Наконец оно закончилось, и счастливый отец, разглядывая в зеркале растерянную и мокрую Димкину физиономию, удовлетворенно хмыкнул и умиротворенно произнес – Вытирайся сынок. Повесив ему на плечико махровое полотенце, гордо вышел из ванной. Димка остался один.
Он разглядывал свое отражение в зеркале - Не может быть, не может быть – шептал Димка, попеременно и удивленно приподнимая то одну, то другую бровь. Но по удивляться вволю он не успел, и виной тому на этот раз была мама. Она заглянула в ванную комнату и вновь всплеснула руками – Ты еще не одет? Боже мой, я на работу опоздаю. До детсада-то еще целый квартал идти. И схватив Димку за руку, потащила одеваться.
- Сегодня в сад не успеем, придется тебя с собой брать – причитала она, натягивая на него коротенькие шорты – горе, ты мое.
На проходной завода, где мама работала ведущим технологом отдела металлообработки, толстая тетка в синей тужурке с шевроном ВОХР просунула седую голову в окошко над железной каруселью и посмотрела сверху вниз на Димку, затем вывернув шею на маму – Что, опять с помощником?
- Да Лида – Вздохнула мама – пропустишь?
- Давай быстрее, пока старшого нету.
Мама пропихнула Димку под перекладину вертящегося турникета и подгоняя того легкими толчками устремилась к широкой лестнице, ведущей в инженерный корпус, прикрывая его своей широкой юбкой.
В отделе у мамы Димку встретили восторженными криками – О, Дмитрий Георгиевич пожаловал, проходи, проходи, присаживайся, рассказывай.
Димка вертел головой, напрягая память, вспоминал маминых сослуживцев. Ведь он не раз бывал здесь в детстве, да и потом когда завод развалился многие из них время от времени забегали к ним домой поделиться с мамой и папой своими радостями и бедами. Он по- взрослому жал руки мужчинам, а женщины сами чмокали его в щеки и ерошили непослушные вихры.
Ему выделили пустующий стол, дали целую пачку белоснежной бумаги и гору разноцветных карандашей. Когда приветствия улеглись, все занялись своими делами и на Димку перестали обращать внимание, он, делая вид, что увлечен рисованием исподволь разглядывал людей, знакомых и не очень, молодых и уже в возрасте, разных, собравшихся в этой просторной комнате, но объединенных одним общим делом. Прислушивался к разговорам. Ему было очень интересно. Вернуться в прошлое, окунуться в атмосферу середины восьмидесятых, зрелым взрослым человеком, пускай и в теле ребенка, самого себя, но на двадцать пять лет назад. За такое бы многие отдали все, чтобы только это стало возможным. Димка слушал, вникал, сопоставлял, анализировал. Его журналистская душа жадно впитывала всю доступную информацию. Он едва сдерживался, что бы ни попросить свежие газеты и чтобы не вмешаться в разговоры, высказав свою точку зрения.
За соседними столами двое мужчин вполголоса, чуть слышно спорили о политике. Один помоложе, критически и с большой долей сарказма высказывался о проводимой политике партии вставляя в свою речь еще не обыденное тогда слово- демократия, заводя того, что постарше, доказывающего с пеной у рта о единственно правильном пути, выбранном центральным комитетом и искренне сожалеющем о кончине Леонида Ильича. И Димка не сдержался. Тонким детским голоском, сначала даже испугавшим самого себя, непроизвольно выдал: Толи еще будет. Через год начнется перестройка в кадровой политике партии, затем борьба с пьянством и алкоголизмом. Первый антисоветский митинг в Алма-Ате, в восемьдесят восьмом в Баку, восемьдесят девятый – Тбилиси, потом Вильнюс и, наконец, в девяносто первом, в августе ГКЧП. Не станет Советского союза и начнется демократия.
- Что, что? Что ты сказал?
У спорщиков широко раскрылись глаза и отвалились челюсти.
Но Димка уже спохватился, сделав вид, что ничего не говорил и полностью увлечен рисованием.
Но тот, что помоложе, вылез из-за своего стола и присел на корточки перед Димой.
- Дима, повтори, пожалуйста, что ты сейчас сказал.
- Ничего – чуть слышно прошептал тот – Это ни я. Димка сделал испуганное лицо.
- Да, ты не бойся, мы ни кому не скажем – и заговорщически подмигнул.
…..
Но Димка уже был далеко. На столе лежал листок с карикатурно нарисованными: последним секретарем ЦК и президентом СНГ, первым президентом России, вторым и третьим. А тот Димка, что остался, громко разревелся, вскочил и опрометью бросился к маме.
.............
Он открыл глаза. Над ним нависала копна рыжих волос, лицо, измазанное растекшейся тушью и помадой.
- Да очнись же ты – кричала, всхлипывая Юлька – очнись Дима, мы падаем.
Димка осторожно отодвинул зареванную подругу, чуть приподнялся, оглядывая, творящийся в самолете хаос и облегченно откинулся на спинку кресла. Юлька округлившимися мокрыми глазами смотрела на Димку.
– Ты что не понимаешь, что происходит? – истерично шептала она.
Но Димка нащупал и сжал в ладони Юлькину руку, затем рывком привлек ее к себе, громко прошептал в самое ухо – Все будет хорошо, мы не упадем, я точно знаю.
И в самом деле, через несколько секунд, взревели двигатели, заглушив панический гомон, стоящий в салоне, самолет рванулся вверх, вжав в кресла пассажиров, выровнялся и продолжил свой полет, как ни в чем не бывало, над бушующей стихией океана. А Юлька, повернув голову, с изумлением разглядывала улыбающийся профиль друга.


5


Тропический остров, райский уголок, мировая туристическая Мекка, встретил потрепанный «жизнью» аэробус с российскими пассажирами на борту не очень гостеприимно. Тугой, порывистый ветер, насквозь пропитанный соленой морской влагой, в миг до нитки промочил, не успевших переодеться в легкое летнее по-московски одетых пассажиров. – И душ не надо принимать – подумал Димка, прикрывая лицо мокрым меховым капюшоном пуховика от секущей крупы экваториальной мороси, торопливо шагая по аэродромной бетонке и ощущая, как по спине ползет холодная змейка воды.
Пассажиры один за другим, почти бегом, преодолев с десяток метров от трапа до желтого, похожего на раскрашенную колбасу, автобуса и, как в сказке, исчезали в его чреве. А там, в относительной сухости, громко отфыркивались, отряхивая большие мутные капли, стекающие с одежды. Но, на удивление никто не ругался и тем более не сквернословил. А, наоборот, в автобусе царило какое-то неестественное оживление, можно даже сказать возбужденное, но сдерживаемое веселье. Сказался, по-видимому, пережитый страх во время полета и счастливое его окончание.
Незаметно, в приподнятом настроении, с гомоном и шутками пролетело время нехитрой процедуры получения багажа и короткой поездки до гостиницы. Пассажиры злополучного рейса из Москвы, очутившись в стенах отеля и почувствовав себя наконец-то в безопасности, осознав свою полную независимость от крылатой машины, вдруг почувствовали себя вконец измотанными и уставшими и, быстро разбрелись по своим номерам.
Димка стоял у огромного во всю стену окна, в номере многозвездочного отеля, широко расставив ноги и не мигая, смотрел на искажающие действительность водяные разводы по ту сторону стекла. В душевой громко шипела вода. Это приводила себя в порядок после стресса в самолете, Юлька. Мокрые объемные чемоданы в основном конечно не Димкины, были свалены прямо у порога. На прозрачном столике посередине номера разбегающейся кучкой вывалено содержимое ее сумочки. Как всегда, она, пытаясь найти что-то необходимое и нужное ей сейчас, сию минуту, и не найдя этого среди бесчисленного количества мелочей, в сердцах вытряхивала ее содержимое на все, что попадалось на глаза и имело хотя бы мало-мальски горизонтальную поверхность. Здесь этой поверхностью послужил, что впрочем, естественно, стол. Толстые красочные журналы и кричащие разноцветьем рекламные проспекты разбросаны по толстому мягкому ворсу ковра, сброшенные торопливой женской рукой. Но Димка не слышал и не видел всего этого. Он просто стоял. Стоял в шикарном номере отеля, на далеком тропическом острове, устремив свой взгляд за горизонт, но его, его не было. Он был снова далеко…
И только та часть его сознания, работающая в какой-то степени независимо от той, другой, что вдруг наплевав на все физические и биологические законы, разорвав неподатливый кокон межвременья, отправилась, и уже не в первый раз, в далекое путешествие, удерживала его в горизонтальном положении.
…………….
Димка вздрогнул, приходя в себя, тряхнул головой, пытаясь прогнать то ли сон, то ли видение, мгновенной вспышкой, заменившее и стекло с разводами и бушующий за ним океан, но оно, как не удивительно было это сознавать, не исчезло.
Что? Опять? – испуганно подумал он и осторожно обвел глазами окружающее его пространство.
Стены, обои в мелкий голубоватый рубчик, полки с книгами, красочный календарь, на потолке простенькая люстра с двумя матовыми рожками. Стол, за которым он сидел, на нем лист белой бумаги с несколькими строчками, в руке изгрызенный карандаш. В углу, вплотную к неширокой тахте, на маленьком столике, компьютер. Из-за массивного монитора, на столике не хватало места для клавиатуры, и они с отцом, целый день мастерили подставку к нему – мимолетно вынырнули из памяти подробности.
Значит, опять – вполголоса уныло проговорил Димка – ну и где же я, сейчас? Он посмотрел на календарь – 17 апреля 1997 года. Понятно, и сколько мне тогда было? Семнадцать лет, десятый класс. Что ж тоже не плохо. Все-таки не так далеко, как в прошлый раз. Он перевел взгляд на лист бумаги – Я вас любил. Любил зачеркнуто, рядом подписано – люблю.
Димка наморщил лоб, вспоминая.
Ах, да. Первое и последнее неудавшееся и ненаписанное стихотворение о любви. После этого он таких опытов больше не проводил, предпочитая уже готовое и вышедшее из под пера достойных и признанных. А сколько было потрачено времени и нервов тогда…
Димка улыбнулся своим мыслям. И писалось оно, как сейчас помню – для Юльки Стрижановой.
В дверь позвонили. Димка встрепенулся и растерянно покрутил головой. Не буду открывать – вдруг решил он. Но звонок настойчиво выводил трель.
Обреченно вздохнув, Димка поплелся в прихожую открывать.
Оттолкнув Димку, в квартиру ворвался Пашка. Какой он молодой, и не лысый. А я уже и забыл, каким он был - в который раз, удивившись сам себе, подумал Дима – и звали мы его тогда Пашич.
Пашка ветром пронесся мимо, на ходу сбрасывая куртку и кроссовки. Заперев двери, следом за ним, спокойно не спеша, прошел в свою комнату и Димка. Пашич с разбегу запрыгнул на тахту, развалился, заложив руки за голову. Димка, присев на стул, лицом к Пашке, молчал. Друг тоже. Но Димка-то видел, что это дается ему с большим трудом. И потому, сдерживая улыбку, наблюдал за ним. Наконец Пашка не сдержался, взорвался, резко подскочил и кинулся к окну, сделав по шагу влево и вправо, насколько позволяла комната, также резко развернулся и бросил на стол цветной кусок картона.
- Что это? – невозмутимо спросил Димка, беря в руки красивый прямоугольник.
- А ты, что не видишь? – Полным горя голосом, выкрикнул Пашич.
- Не кричи – поморщился Димка.
- Да не кричу я.
Пашка вернулся на свое место, заняв привычное для него положение на тахте и, уставился в потолок.
- Рассказывай – все также спокойно проговорил хозяин комнаты.
Пашка держал паузу, разглядывая, что-то там на потолке. Димка не торопил.
- Знаешь Димон, я к ней и так и сяк, а она всё: А ты почему один? а где Дима? Передай, пожалуйста. И сует мне в руку этот билет.
- Кто, она? – Вставил Димка.
- Ты, что?
Пашка покрутил пальцем у виска.
- Издеваешься? Я ведь и обидеться могу.
Пашич сел на тахте, разглядывая друга.
Димка напряг память. Несомненно, речь идет о Юльке, Пашка всю жизнь был в нее влюблен. Может потому и не женился до сих пор. Впрочем, я тоже еще не женился, но только Юлька здесь, не причем… Или я ошибаюсь?..
Димка протянул пригласительный билет Пашке.
- Возьми Паш.
- Ты, что, Димон, билет твой. Да и как я буду ей в глаза смотреть, ведь она просила, меня, передать – замахал руками Пашка.
Димка пожал плечами
- А куда билет-то.
- У тебя точно крыша поехала – вновь возмутился Пашич – У нее же сегодня вечером первое выступление в клубе машиностроителей. Певица, блин.
Димка вновь пожал плечами.
- Ты вон Пушкина переписываешь, делать тебе нечего и на все наплевать.
Димка перевел взгляд на лист бумаги, лежащий на столе и, протянув руку, молча, скомкал его. В комнате повисла напряженная тишина.
- Ну-ну – обиженно промычал Пашка, расценив его молчание по своему и, поднявшись с тахты, направился в прихожую к выходу.
- Паш – попытался было остановить его Димка,
Но тот только махнул рукой.
Закрыв дверь за другом, Димка вернулся к себе в комнату. Присел на тахту и задумался – надолго я здесь? Если как в прошлый раз, то максимум два три часа, а в самолете прошло от силы минут пять. Да-а парадокс. А если надолго, то, что будет со мной там… Бр-р.
Димка поежился, как от озноба. – И что делать?... Но мозг услужливо подсказал ему – А ничего, успокойся, живи и наслаждайся… Как это? – испуганно переспросил он того, кто вступил с ним в диалог из глубин его же сознания. А никак – снова донеслось оттуда – просто успокойся и радуйся тому шансу, что выпал тебе…
Так незаметно в разговорах с самим с собой Димка окунулся в воспоминания.
Юлька Стрижанова, девочка, из соседнего подъезда, в один детский сад ходили, учились в параллельных классах. Девчонка как девчонка, ничего особенного. Маленькая, рыжая, вся в веснушках. Скромненькая такая, чистенькая, просто ангел, только рыжий. Всегда куда-то спешащая с неизменной папочкой под мышкой. Музыкантша – кривились пренебрежительно пацаны во дворе. Смешно дразнили при встречах. И Димка смеялся вместе со всеми. Но девочка вела себя независимо, даже высокомерно. Высоко задрав курносый носик, гордо шествовала к своему подъезду. Димка даже как-то раз подкрался и пребольно дернул ее за торчащие в разные стороны почти красные тугие хвостики. Но и на это Юлька не обратила внимания, только в гордых глазах мимолетно промелькнула обида и тщательно сдерживаемые слезы. Больше Димка себе этого не позволял никогда и более того старался при случайных встречах побыстрее исчезнуть. Перебегал на другую сторону дороги или сворачивал в ближайшую подворотню.
А Пашка? Что Пашка? Это был «идеальный», до занудства, в раннем детстве, ребенок. Его всегда, родители Димы ставили в пример. Посмотри, какой мальчик, отличник, умница, воспитан как. Не то, что ты, оболтус. С Пашкой они сдружились в восьмом классе, точнее летом, после восьмого. «Случайно» оказались вместе в одной лодке, в прямом смысле этого слова. Хотя Димка и знал, что их отцы были знакомы, но не предполагал, что были еще и старыми друзьями. И вот в то лето, как заведено было у взрослых, традиционно взяв двухнедельные отпуска и отыскав на карте порожистую речку уехали, чтобы в очередной раз испытать себя, сплавившись по ней. И, соответственно, в первый раз взяли с собой, на это опасное предприятие, своих повзрослевших отпрысков. Отец Димы, к слову сказать, работал диктором на местном радио, а папа Пашки – декан, профессор, доктор физико-математических наук нашего политехнического института. Вроде бы ничего общего. Но дружили они, как выяснилось, еще со студенческих лет. И свела их вместе, конечно же, страсть к авантюрным и опасным путешествиям.
Как оказалось, Пашка вовсе не был белоручкой, был селен и вынослив, как и его отец, жизнерадостен и общителен. Чего раньше не замечал за ним, может просто не хотел замечать, Димка, проучившись в одном классе восемь лет. Его очки, минус много, и определяли, в основном, его статус в школьной иерархии. Плюс ко всему, еще и отличник. Ребята в школе и во дворе сторонились его, а он и не набивался в друзья, живя в своих книгах. С того лета Димка и Пашка стали, что говориться не разлей вода, к пущей радости Димкиных родителей. И вот как-то через год Пашка в порыве откровенности признался Димке, что ему нравится одна девочка. И, конечно же, это была Юлька. Димка тогда, тщательно скрывая ревность, посмеялся над ним, о чем сразу же пожалел. Огромный синяк под глазом целых две недели украшал его физиономию. Хотя два выбитых Пашкиных зуба слегка и успокаивали. Но молчание друга в течении последующих двух месяцев стало для Димки невыносимым, привыкшему к тому, что друг всегда был рядом. И он первым пошел на примирение, признав свою ошибку и извинившись.
Димка очнулся от своих воспоминаний. Обвел глазами такую родную комнату и, наткнувшись взглядом на новенький блокнот, лежащий рядом с клавиатурой компьютера, потянулся к нему. Это то, что тебе сейчас надо, помоги себе, тем более, что ты можешь это сделать – пронеслось в голове. Так вот откуда эти записи, сопровождавшие почти всю его дальнейшую жизнь, промелькнула догадка. И Димка схватился за ручку. Он помнил каждое слово в своем блокноте и быстро, открыв первую страничку начал писать, торопливо выводя неровные строчки. Так, первое: Темы и номера билетов, выпавших ему, выпускных экзаменов в школе. Второе: вступительных экзаменов на журфак МГУ. Дальше, тема будущей дипломной работы.
Первая запись на этом обрывалась, но я дополню, на секунду, оторвавшись от блокнота – подумал Димка, снова склоняясь над столом. Но тут яркая вспышка, такая, уже ставшая привычной, ослепила его и бросила в бездонный колодец времени.
Димка стоял на том же месте, в номере отеля и все также смотрел на мокрое стекло. Только теперь он был уже здесь в своем времени и в своем теле. Он глупо улыбался, не двигаясь с места, снова и снова прокручивая, заново и заново, как кинопленку свое недавнее фантастическое приключение.
Но ведь там были еще записи – спросил он, спохватившись, сам себя – Значит, я еще вернусь?
- Может быть – пришел ответ и тут же, будто схлопнулись некие створки, наступила тишина. Сколько не пытался Димка поговорить с неизвестным «Я» своего подсознания, оно безмолвствовало.
- Дима – чуть слышно позвала Юлька, наконец покинувшая ванную комнату, придерживая рукой огромный тюрбан из полотенца на голове и заставшая друга в необычном для того состоянии.
Димка молчал, безуспешно взывая к своему «собеседнику»
- Дима-а – позвала она чуть громче – у тебя все в порядке?
Димка встрепенулся и перевел взгляд на Юльку.
- Извини, я тебя напугала – извиняющимся тоном проговорила Юля – Ты задумался…
Димка улыбнулся и, сделав шаг навстречу, притянул к себе ее хрупкую фигурку, завернутую в огромный не по размеру мягкий банный халат. Тюрбан свалился на пол и мокрые волосы прямой волной рассыпались по выскользнувшим из халата голым плечам. Юлька слегка отстранилась, ускользая от Димкиных губ и, пристально вгляделась в лучащиеся счастьем его глаза.
С тобой все в порядке? – шутливо спросила она, вновь увернувшись от его поцелуя.
- Ты знаешь? – не отпуская и все так же улыбаясь, проговорил Димка – Я решил жениться.
- Да, что ты? – принимая его шутливый тон, но с едва заметной грустью, снова спросила Юлька.
- Да, и в этот раз окончательно и бесповоротно – весело пропел Волошин-младший.
- И кто же избранница, на этот раз? – передразнила его Юля.
- Угадай с трех раз.
- Да пошел ты – не то в шутку, не то всерьез, упершись кулачками в грудь Димки, пытаясь вырваться, бросила Юлька.
Но Димка не отпускал.
- Отпусти – как-то сразу сникнув, обреченно прошептала она и бессильно опустила руки.
В ее глазах появились слезы.
- Ты выйдешь за меня – сразу став серьезным, дрожащим голосом, спросил Димка, разжимая руки.
- Да, пошел, ты.
Она оттолкнула Димку и отвернулась.
- Мне твои шутки... И вообще мне пора на репетицию – зло ответила Юлька и направилась к сваленным у порога вещам.
- Юля, я серьезно – одними губами прошептал растерянно Димка.
Юлька резко развернулась, порываясь что-то сказать, но сдержалась.
Они несколько минут молча, буравили друг на друга взглядами.
- Ладно – первой отвела взгляд женщина – шутки, шутками. Помоги вещи разобрать.
Но Димка умел быть упрямым, особенно когда это касалось его лично.
- Ты выйдешь за меня – выпятив подбородок, снова спросил он.
Теперь в его голосе не было, дрожи – Да или нет?
Их взгляды снова встретились. Один упрямый, требовательный и горящий, другой не менее упрямый, но на этот раз покрытый пеленой слез и какой-то потухший.
- Так да или нет – твердо повторил Димка.
- Да, да, да – выстрелила словами Юлька, сдаваясь.
И тут же опустившись прямо на ковер, уткнув лицо в ладони, разрыдалась…


2010. Шкин.