новые приключение никсов 5

Провал ди-джея Алекса.

По просьбе своих пап, Светлана и Люда каждый вечер посещали тот злополучный клуб. Когда это заведение приходило посещать обязательно, этот клуб уже не казался девушкам таким заманчивым. Они увидели все совершено другими глазами: грязный, душный, накуренный подвал, где грохочет примитивная музыка. Главную партию исполняет барабанщик, остальные создают дополнительный шум. Завсегдатаи еще недавно представлялись продвинутыми и интересными, почти что небожителями. Теперь подруги увидели, кто они на самом деле – тупые и пресыщенные эгоисты, с плоскими шуточками, с полным отсутствием каких-нибудь желаний, кроме наркотического кайфа и извращенного секса. Девушки знали, что папины сотрудники следят за каждым их движением, но все равно им было страшно. Наконец-то их мучения закончились. В один из вечеров кто-то пытался подсунуть в сумочку Светланы какой-то пакетик. Злоумышленника схватили, а девушек отвезли домой. Нет худа без добра – Светлана натусовалась на всю оставшуюся жизнь.
Арестованный чуть ли не с радостью сдался властям. Он был явно чем-то напуган.
-Я не виноват! – кричал крутой ди-джей Алекс, – меня заставили! Я не
хотел!
Хозяин доходного подвальчика охотно рассказал сотрудниками милиции и ФСБ совсем недавние события. Бизнес шел довольно успешно, но в последнее время он чувствовал, что под него копают, милиция постоянно мешала своими рейдами. Алекс не знал, как избавится от навязчивого милиционера. Обычные средства не работали: этот настырный начальник отделения взяток не брал, с братками не столовался, денег в зарубежных банках не держал, девиц легкого поведения игнорировал. Хотели подойти с тылов, да с женой он в последнее время на ножах. Хозяин дискотеки готов был душу заложить, лишь бы поставить на место наглого мента.
И вот случай представился, его услышали.
Был прекрасный летний вечер: дождь, ледяной ветер! Посетителей в этот день было особенно много. И еще, праздновался день рождения какого-то богатенького Буратино. Его отец был или нефтяным магнатом или заведовал продажей цветных металлов. Не все ли равно! Главное деньги были уплачены заранее, колеса и выпивка для всех посетителей были закуплены, стриптизерши и кордебалет приглашены. Халявный кайф приманивал все новых и новых посетителей.
Вдруг на сцену поднялся мужчина, на которого сначала никто не обратил внимания. Он был одет в черный кожаный плащ, его глаза скрывали темные очки. За ним деловито вышагивали накачанные существа, шеи и головы у них одного диаметра, на лице нарисован интеллект в одну извилину вдоль спины. Они окружили сцену красивым полукругом. Посетители восторженно завизжали – они приняли это за очередной номер шоу. Управляющий весельем решил, что это кто-то из охраны именинника.
- Ты Алекс? – спросил посетитель.
- Это я брат, - какие проблемы?
- Это у тебя проблемы с ментами, – шепотом произнес темный посетитель. Я могу помочь, но за это ты для меня кое-что сделаешь.
- Что я должен сделать? – покачиваясь в такт музыки, заинтересовался Алекс.
-Видишь, там за вторым столиком две лохушки, – пришелец указал на Светлану и Люду, лучезарно улыбаясь в зал,– ты для меня, братишка, их посадишь вот на это. (И протянул прибалдевшему от своей крутизны ди-джею пакетик с разноцветными таблетками), А потом вот на это (на синтезатор упал пакетик с каким-то порошком).
- Извини, брат – это не ко мне – я только продаю колеса всякому быдлу! На иглу садить – не моя профессия! Обратись к боцману – это его амплуа! Будь здоров, брат, не кашляй!
Алекс занялся своей музыкой, периодически выбрасывал в зал заранее оплаченные славословия в адрес виновника торжества. Темный человек лучезарно улыбнулся в зал, и, схватив ди-джея за грудки, прошептал:
- Не прикидывайся овечкой! Я знаю, что ты не на пепси коттеджи строишь. Ты сделаешь это для меня, визгливый щенок! Иначе я взорву весь этот гадюшник, – при этих словах лицо хозяина дискотеки приобрело восковую бледность. – Нет, братан, я сделаю по-другому! Сдам тебя ментам вместе с покемонами! Вот они обрадуются! Они уже давно спят и видят, видят тебя в наручниках, в компании твоих голландских дружков и на мешках с покемонами.
Таинственный посетитель разразился гомерическим хохотом и покинул веселое мероприятие. Свита последовала за своим повелителем. Их уход был встречен новой волной восторженных визгов. Успех крутых парней был ошеломляющим. После них даже известным мастерицам стрипт-балета Лоле и Жозефине пришлось очень трудно. Девицы, подготовившие на этот вечер специальную программу, на сцене превзошли самих себя, были образцом соблазна и вожделения. Но их титанические старания были вознаграждены единичным свистом и жиденькими аплодисментами.
К указанным девушками подсел веселый парень и предложил попробовать улетный диск. Бесплатно, разумеется. О том, что было дальше, известно без Алекса.
Кое-что рассказал дедушка Максим. В волшебной стране появилась новая проблема.
Где-то в шестидесятых годах кому-то очень умному пришла очень интересная мысль, как легко и быстро разбогатеть. Покупателей долго искать не пришлось. Скрытая реклама работала отлично, зараза расползлась по всем миру. Но оставалась одна страна, в которой не было спроса на эту гадость: рыночные отношения там не работали, юноши и девушки были целомудренны, дети и подростки были заняты. Жили они все примерно одинаково. Но лидеры наркомафии спали и видели во сне новый неосвоенный рынок. Вскоре их мечта осуществилась. На огромных пространствах теперь царил дикий рынок. Товар шел, как никогда. Курьеры разделили между собой даже детские сады. Но вскоре им стало тесно пределах одного мира.
Никсы сильно мешали. Они, подобно вредному пермскому менту, не хотели участвовать в развращении и истреблении своих соотечественников. Тогда их убирали или подставляли. Жуки отвлекали внимание общественности от преступников. Пока суд да дело, канал доставки работал бесперебойно.
Первыми потребителями стали феи и их клиенты. Им наркотики выдавали за сексуальные стимуляторы. Вскоре дамы не могли без них обходиться. Приобщать к наркотикам теллери из бедных приморских деревень оказалось нерентабельно. Во-первых, уходил самый дешевый товар и очень мало. Во- вторых, после того, как несколько парней умерло в море от передозировки, курьеры отказывались там появляться. Прибыли – кот наплакал, а голову потерять очень даже просто. Общины моряков стали бдительно следить за тем, что делает молодежь и чем она занята. Наркодельцы уже пускают слюни и вожделенные взгляды в стороны богатого Валинора – вот где настоящие деньги. Взрослые просчитывали версии. И как всегда искали ответы на исконно русские вопросы: «Кто виноват?» и «Что делать?». Спорили до хрипоты.























«Она его за муки полюбила, он ее за сострадание к ним».

Светлана почти все свое время проводила с Ником. Его друг Ганька как-то чувствовал, когда ему плохо. Другие же замечали, как парень сильно бледнел, взгляд становился отрешенным, разговор обрывался на полуфразе. Не смотря на браваду, юноша очень страдал, причем не только физически, но и морально. Ему было неловко от того, мучает своих близких. Он привык быть сильным и самостоятельным. Постоянно хотелось есть и пить, но желудок принимал только кружку жидкости. Это было, как собаке блин. Ароматы кухни приносили невыносимые страдания. (Мария Ивановна старалась готовить, когда парень спит или на прогулке). Высохшая фигура, торчащие изо всех мест трубки и резинки, уродливые шрамы сильно обезображивали тело парня. Но самое страшное, что здесь была Светлана, которая так переживала и мучилась вместе с ним, вместо того, чтобы наслаждаться жизнью.
Ганька со своими друзьями, которые жили неподалеку, продолжали тренировки. Его друг не хотел признавать себя больным и немощным. Он старался хотя бы побыть вместе со всеми. Ник, которого с одного бока поддерживала Светлана, а с другого – Ганька, с большим трудом добирался до полянки. Сначала надо было сесть в лодку, потом выйти и лодки, потом несколько километров идти пешком. То, что еще недавно было так просто, сейчас стоит таких усилий. Друг и девушка уговаривали Ника не мучиться, отдохнуть, поберечь силы. Но ответ был всегда один и тот же:
- Скоро я належусь до сыта.
Друзья занялись своими делами, а Ник и Светлана оставались наедине. Им везло с погодой. Девушка только-только поняла, как дорог ей тот парень. Весной она даже не подозревала о его существовании. А теперь вот готова терпеть неимоверные мучения, отказывать себе в удовольствиях, дышать лекарствами, ради того, чтобы ее любимый человек лишний день мог дышать, чтобы лишний раз услышать его слабый с хрипотцой голос. Светило солнце, которое в тени раскидистого дерева совсем не слепило. Парень переживал из-за девушки, которая разделяла его страдания. С другой стороны, он был ей бесконечно благодарен. Благодарен за то, что такая красавица утешает его, облегчает эти последние, как ему казалось, дни. Он хотел для нее самого лучшего.
Старая Ива слышала за свой век ни одну и ни две перепалки между двумя влюбленными созданиями. И поэтому умиротворенно дремала. Один готов умирать в тоскливом одиночестве, отказаться от сочувствия и сострадания, чтобы его любимая девушка могла радоваться жизни, могла бы быть счастлива. Она же готова терпеть всевозможные лишения, лишь бы облегчить своему любимому страдания, лишь бы скрасить, наполнить любовью каждую его минуту, каждую секунду того времени, что ему отпущено.

- Светлана, родная, брось меня! Ты такая молодая и красивая! Ты только жить начинаешь, а моя жизнь – все, закончилась!
- Ник, пожалуйста. Не говори так! Ты еще поправишься.
- Светлана, пожалуйста, пойми. Мы, никсы, смертники. Все без исключения. Нам даже детей иметь запрещали в одно время. Думаешь, за что такие деньги платят? Светик мой, не надо обманывать себя! Я жив только потому, что ты и тетя Мария возитесь со мной. Меня готовили к этому с детства. Не понятно, почему я не нравился тогда, когда был сильным и здоровым! Загадочная русская душа!
Светлана обняла парня и тихо-тихо, как ребенку запела: «Пожалуйста, не умирай! Или мне придется тоже! Ты, конечно, сразу в рай. Я не думаю, что тоже!»
Ник приподнялся и сурово, как ему показалось, сказал:
- И даже не думай об этом! Ты должна жить! Постарайся быть счастливой за нас обоих!
- Без тебя мне никогда мне не будет счастья.
- Никогда не говори никогда!
- Любимая, ну за чем ты так мучаешься!
- Потому что я тебя сильно-сильно люблю.
- Светлана, со мной все кончено! Кругом так много хороших парней. Посмотри на меня, зачем тебе такой калека!
- Я тебя и такого люблю!
- Любимая, родная моя! Тебе не надо на это смотреть. Смерть всегда не красива. В ней нет никакой романтики. Тебе надо было уехать с тетей Дашей! Ты должна устраивать свою жизнь, а не тратить на меня лучшие годы. Молодость так быстро проходит!
- Ну и что с того?
- Милая, ты здесь не выдержишь! Понимаешь, здесь солнышко очень редкий гость. Тут еще и осенние ливни, от которых, кажется, камни насквозь промокают, и так вкусно пахнет сыростью. А еще зимние вьюги воют ночами на пролет, как стая голодных волков. И весенние шторма бесятся, как на море. Бывает, что целую неделю не выйдешь из дома. Ты не сможешь без цивилизации: без спортзала, без театров, без концертов, без дискотек и ночных клубов, будь они неладны. Я привык к этому. А тебе будет тоскливо.
- Любимый мой, это же все суета, это же все не так важно. У нас почти вся страна так живет. У отца в деревне до сих пор один телефон на все село. И ничего – любят, рожают. Зато я могу быть с тобой! До конца!
-Тебе это надо? – устало спросил Ник свою подругу.
-Ты даже не представляешь, на сколько это для меня важно!
Ник закашлялся и замолчал. Длинный разговор сильно утомил его. Молодые люди сидели под роскошным дубом. Теплый ветерок лаково обдувал их лица, уносил прочь мошек и комаров. На теплой и мягкой траве им было так удобно. Ник и Светлана были окутаны тишиной и безмятежностью этого места.
Ник расслаблено думал:
-Какое хорошее мое последнее лето! Как красиво кругом. Как же я раньше ничего этого не замечал? Может быть, потому, что раньше у меня было много лет впереди, а сейчас другого лета уже не будет. Как хорошо, что со Светланой все у нас наладилось, и как плохо, что ничего нет впереди! Кто знает, сколько мне осталось? Как страшно, когда нет будущего. Когда завтра может и не наступить.
Однажды утро пройдет мимо меня. Бедная моя! Как она переживет самый страшный первый день. Отец говорит, что самое страшное – первый день после похорон. Потом как-то худо-бедно налаживается. Утихает боль, высыхают слезы, срабатывают инстинкты – надо жить дальше. Но первый день – все равно самый страшный.
Потом он засыпал. Девушка смотрела на спящего друга и вспоминала, вспоминала. Первая встреча, их прогулки под луной, и даже ночь в тюрьме казалось теперь таким далекими и милыми сердцу. Она вспоминала, как он защищал ее от хулиганов, как ухаживал за ней в больнице. Вспоминала его виноватые глаза, сильные, но нежные руки. Руки, готовые легко подхватить ее и нести хоть всю жизнь. Вот только теперь эти руки уже никого не могут поднять. И голоса его скоро не услышать. Каждый его день – неравная борьба с болью и тоской, гонки со временем. Да, скоро ей и останется, что только вспоминать. Через некоторое время возвращались друзья, начинался долгий и трудный путь домой. С каждым днем этот путь становился все труднее.
Отношения же Люды и Ганьки были не так безоблачны. Девушка безумно ревновала своего возлюбленного к Нику. Ей было неприятно, что ей часто приходится сидеть в гостинице в одиночестве или возится с братишками друга. Или одной гулять по городу. Бродить по городу Людмиле вскоре понравилось, у нее появились новые друзья и подруги. Пока Ганька помогал Марии, сидел с другом, подменяя Светлану (которая должна была, хоть иногда, кушать и спать), его девушка активно избавлялось от комплексов. Люда работала над собой не одна - ею руководила одна дама, заведующая гадальным салоном и психотерапевтическим центром. Избавлялась она очень активно, путем «экстремального шопинга», попросту, мелкого и бессмысленного воровства в магазинчиках и лавочках. Ганька или сам, или с помощью своих друзей, вылавливал подругу за этим занятием, оплачивал покупку. После этого он строго выговаривал ей:
- Я тебе запрещаю! Слышишь, запрещаю! У нас и так неприятности с полицией, а ты!!! Тебе, что – есть нечего, или ты голая и босая?
- Ну и что! Это – круто! Такой адреналин, ты даже не представляешь, как это круто.
- Я думал, что адреналина тебе уже достаточно!
- Да что ты понимаешь!
- И не хочу ничего понимать! У меня твой адреналин вот уже где! Я сыт по горло твоим адреналином!
В мрачном молчании Ганька провожал свою девушку до гостиницы, где сдавал ее с рук на руки тетушке Карпинусе. Она уже понемножку оправилась от волнения и помогала Марии заниматься гостиницей. Парень не посвящал тетушку в подробности похождений девицы. Ему было очень стыдно за нее. Все бы ничего, пока не пропала скульптурная композиция, которой Карпинуса очень дорожила.
Это композиция была подарена ее матери, Акке Кнебекайсе (по названию острова, где располагался ее хутор). Она была руководительницей движения «Серые гуси». Скульптура изображала стайку гусей, которая взлетала с зеркальной глади озера. Глиняные гуси вытянули шей, расправили крылья, уже полете. Осталось только оторваться от воды. Кажется, еще миг, и глиняная стайка улетит по своим делам. Так скульптор отблагодарил даму за спасение сына. Сколько-нибудь серьезной художественной ценности вещица не представляла, но для пожилой женщины была дорога память о матери. О матери, которая хоть и пожила не мало, все равно умерла слишком рано и слишком страшно.
Ее живьем сожгли в собственном доме, предварительно наглухо забив все входы и выходы, чтобы женщина не выскользнула в облике серой гусыни. Сожгли вместе с дочерьми и внучками. Затерянный среди невероятного лабиринта морских заливчиков, необычайно красивый остров Кнебекайсе, стал их могилой.
Похитительницу удалось остановить в последний момент. Друг Ганьки по лицею увидел, как Люда пыталась всучить глиняных гусей скупщику краденного за полдоллара. И, как настоящий друг, он резко прекратил торги (к великому удовольствию покупателя) и привел сопротивляющуюся девушку домой. И, как водиться, поучил благодарность от Ганьки и обвинение в доносительстве от несостоявшейся торговки.
-Ты что, спятила? Совсем уже заокеилась! – раздражено и устало выговаривал Ганька своей подруге, вытаскивая из модного рюкзачка похищенную вещь.
- А что я такого сделала?
- Ты зачем обокрала Карпинусу? Тебе недостаточно того, что ты здесь бесплатно живешь и питаешься? Она, бедная, так плакала, когда это случилось!
- Давай еще в полицию меня сдай за эту копеечную безделушку! Я, конечно, всегда знала, что вы скупердяи, что вся ваша хваленая эльфийская щедрость только на словах! Замуж зовете – города обещаете, а как взяли – и деревеньки жалко. Но так трястись из-за какой-то грошовой безделушки – это просто супер! Ей цена-то, копейка в базарный день, как говорит твой дружок!
- У бедной тетушки Карпинусы от матери только эта безделушка и осталась на память. А ты ее за бесценок, какому-то барыге!
-Ладно, давай на аукционе за миллионы долларов, если тебе от этого будет легче!
-Я не к тому!
-К чему?
-Будто не понимаешь! К тому, что нельзя брать чужие вещи, тем более их продавать.
-Ладно, ладно. Извините! Я больше так не буду, – дурашливым тоном произнесла девушка и приласкалась к своему дружку – ты только меня не бросай больше! Ладно.
Ну что еще ему оставалось? Он простил своей любимой и это. Не сразу, но простил. Минут эдак через пятнадцать-двадцать.
Ганька буквально разрывался между своим долгом и любовью, между девушкой, которая требовала внимания и интереса к себе, и другом, который каждую минуту боролся за жизнь. Однажды Ганька и Люда договорились пойти в театр, но внезапно позвонила Светлана, и парень опрометью бросился на помощь. Люда поджала губки и набрала какой-то номер.
Нику было очень плохо, пришлось везти его в больницу. Там с ним что-то делали, явно что-то неприятное. Ганька чуть ли не физически чувствовал страх и боль своего друга. Он очень боялся и издергался за все это время, просил отпустить домой. Когда идет борьба со смертью, там все средства хороши. Слава богу, обошлось без операции на этот раз.
Парень успокаивал тетю и девушку друга, которые очень переживали, плакали. Братишки тихонько глотали слезы по дороге, жалели брата. Когда доехали, Отфрид, старший из мальчиков, крепко сжал его руку и тихо сказал:
- Ты уж там держись, брат.
- Я постараюсь!
Младшенький просто потерся влажной щекой о руку брата, тот его ласково погладил. И слабо улыбнулся.
Потом, через несколько часов, когда, по-мнению врачей, жизнь больного была вне опасности, отпустили домой. Оплачивать пребывание в больнице было не из чего. Пришлось Ника, тетю Марию, Светлану и братишек везти обратно.
Время прошло немало. Ганька буквально влетел на второй этаж в номер к своей любимой. Портье нервно терзал телефонный диск. Парень был причесан и одет для культурного мероприятия:
- Людочка, быстро собирайся, мы еще успеем на второе действие. Ответом были какие-то странные звуки за дверью. Ганька вошел и чуть не задохнулся от возмущения. Его возлюбленная жарко целовалась с каким-то парнем. Приглядевшсь, он узнал Карла, известного в городке охотника за сердцами состоятельных туристок и их кошельками.
Ганька схватил соперника за шкирку. Карл громко кричал и обещал пожаловаться в полицию, отчаянно дрыгал руками и ногами. Но это не помогло – обиженный парень протащил его по коридору через весь этаж, и сбросил с лестницы, как нашкодившего кота. И еще придал ногой ему ускорение и направление полета.
-Птичка окольцована! Предупреждать надо! – злобно крикнул на лету несколько помятый ухажер дежурному по гостинице. Тот удрученно развел руками.
Ганька вошел в комнату и строго спросил:
- Все неймется тебе! Не наигралась еще, лялечка!
- А что ты хотел? Тебе со мной не интересно! Ты все время нянчишься со своим Ником! Между прочим, мы с Карлом провели замечательный вечер! Что, думаешь, я не найду с кем пойти в театр. Он такой душка, такой внимательный и отзывчивый…
-На вечный зов к халявному обеду! Ты что не понимаешь, что этот жулик специально таких, как ты, дурочек высматривает, чтобы обобрать потом до нитки.
- А ты что, сам вместе с ним ходишь! Откуда ты все это знаешь? Ты просто завидуешь ему!
- Этот жулик не тебя первую обобрал.
-А тебе-то что с того?
- Я не хочу, чтобы тебя обижала всякая сволочь.
- А завтра пойдем опять в этот дурдом, слушать занудные арии в исполнении ожиревших теток.
- Ну, давай сходим на дискотеку.
- С тобой!? С тобой я больше вообще никогда не пойду! Только мы договоримся куда-нибудь пойти, то тете Марии помочь, то Нику плохо, то братишек смотреть некому! Мало того, ты еще мне заваливаешься со своим зверинцем. А Люся, бегай, обслуживай.
К слову, дети Марии – Отфрид и Данька, воспитанные, аккуратные и очень не прихотливые в еде. Порой настолько неприхотливые, что посторонние боялись за комнатные растения и аквариумных рыбок. Мама и тетушка знали, что мальчики просто копируют папу. Отфрид с Данькой чем и могли раздражать девушку, так это чересчур шумными играми. Дома шуметь нельзя – мама сказала, что от этого больному брату становится плохо. У него голова сильно болит. Мальчики его любят и жалеют, не хотят мучить. Вот и отрывались в гостинице или в лесу. Они ведь дети. Ганька вообще не понимал, почему его подруга сердится. Людмила, тем не менее, продолжала свою обвинительную речь:
-Твой Ник может еще целый год умирать. А мне что так и сидеть за опущенными бархатными шторами: «чтоб осоветь уже совсем»! Мне скучно, между прочим!
- Любимая, пойми меня правильно! Я очень люблю тебя, но не могу развлекаться, когда моя семья страдает. Нику очень плохо, он мне как брат! Я мог быть на его месте.
- Ну и что! А мне что делать? Наглотаться таблеток и лечь рядом?
-Спасибо, одна уже наглоталась всякой дряни!
-С вами по другому нельзя! Вы, мужики, только о своих удовольствиях и думаете! А то, что женщина заскучала – вам на это наплевать.
- Об удовольствиях? Видеть, как брат мучается, (а ты ему и помочь ничем не можешь), слушать, как ревут малыши, удовольствие?
-Ты сам виноват! Сам ввязался в эту помойку! Я то здесь причем? Я из-за тебя скоро ласты склею от скуки.
- А ты помочь не пробовала, раз тебе т а к скучно!
-Чем же я могу помочь?
-Ну, хотя бы тем, что не будешь добавлять хлопот. Пошла бы, поговорила с тетей Марией, вместо того, чтобы воровать в магазинчиках! Она, между прочим, твоя соотечественница и так долго не была на родине! Для нее каждое русское лицо праздник. Она так переживает, хотя и вида никому не показывает!
- С чего это я должна ее жалеть – сама убежала из страны, а теперь плачется. Это Светка у нас святая – всех жалеет! Она после больницы вообще повернулась на помощи ближнему! По вечерам к брошенным деткам ходит – из сосочки кормит, пеленки меняет! – девушка вдруг залилась нервным смехом.
- Не понимаю, над чем ты смеешься. По-моему, жалеть того, кто в этом нуждается, и заботится о детях – это нормально для женщины.
- А твой Ник вообще хорошо устроился. Сам полез к черту на рога. А все вокруг него прыгают на задних лапках: «ах, бедненький»!
-Хорошо устроился, говоришь! – прошептал парень и схватил Людочку за руки, на мгновение заглянул ей в глаза.
Что произошло потом, не поддавалось логическим объяснениям. Все ее существо заполнила выматывающая тянущая боль, от которой хотелось плакать и кричать, лезть на стену. Болело все, что может болеть. И даже то, что не могло болеть в принципе. Еще был мучительный голод, тревога за родителей, обида, злость на себя, ужас надвигающегося небытия. Девушка с трудом высвободилась от объятий кавалера.
- Что это было? – со страхом спросила Людмила.
- Я всего лишь дал тебе понять, что чувствует сейчас мой друг. Не все. От всего ты сойдешь с ума.
Люда и Ганька несколько минут молча смотрели друг другу в глаза. Потом парень устало опустился в кресло, уронил голову на руки.
-Прости меня, пожалуйста! Я так устал! Столько всего навалилось вдруг!
Девушка смотрела на своего дружка. Он был таким беззащитным, таким несчастным. Больше всего на свете ей хотелось обнять его, приласкать, как маленького мальчика, сказать, что все будет хорошо. Но красавица решила быть твердой в своих решениях, иначе она никогда не отвяжется от проклятого ведьмака. Людмила специально отвернулась от него, чтобы не сломаться.
- Ты мне надоел. Вся ваша семья меня уже достала!
- Люда, не говори так, пожалуйста! Это же не ты говоришь! Не знаю, какой демон в тебя вселился, но это не твои слова. Ты же хорошая девушка! Давай забудем все глупости и начнем все сначала!
- Нет уж, дорогой мой! С меня хватит вашей магии за глаза и за уши.
- Люся, ну прости меня, пожалуйста. Я сорвался!
- Такой друг мне не нужен! Иди, целуйся со своим Ником и с тетушками! Я найду себе кого-нибудь получше! Он то уж оценит меня по достоинству.
- Ладно, Люда, я виноват перед тобой. Мы уже не дети! Ты должна знать одну очень простую вещь. К сожалению, жизнь – это не всегда праздник, не только песни, танцы и развлечения. Иногда приходится помогать друзьям, ухаживать за больными и за маленькими детьми. Друзей в беде бросать нельзя! Нельзя и все! Нельзя, как бы ни было тяжело и страшно. Иначе и тебе никто не поможет, никто и тебя не пожалеет.
Людмила демонстративно скучала: смотрела то в окно, то в какой-то журнальчик, то сквозь собеседника. Возразить ей было нечего.
-А как бы ты себя чувствовала, если бы твоя сестра или твоя мама умирала, я бы развлекался с девушками? Благо у вас на каждом заборе написано «досуг» и номера телефонов рядом.
-Да я бы просто убила тебя тогда.
- Люся, мне очень жаль, что тебе приходится слышать о моих проблемах. Но, пойми, не могу я бросить Ника, он мне как брат. Но мне правда, очень жаль..
- Меня жалеть не надо. У меня, слава богу, друзей хватает. Одна не останусь в любом случае. Жалость унижает человека!
- Кто это тебе такое сказал? Разве можно унизить жалостью, оскорбить любовью?
- А ты не знал? Такой умный, такой начитанный, а элементарного не знаешь! Смотришь в книгу – видишь фигу!
- Мне тебя действительно жалко. Столько прожила, а в людях не разбираешься. Видел я этих друзей твоих – их дружба до первого дождя. Они хороши, пока у тебя полно денег и водки! Но не дай бог тебе попасть в беду – не то, что помощи, простого сочувствия от них не дождешься.
-Ты так думаешь?
- Уверен! Есть такой закон – подобное притягивает подобное.
Людмила разумом понимала, что она слишком жестоко поступает со своим возлюбленным, что ведет себя как классическая стерва из дешевенького бразильского сериала, сляпанного наспех, на потребу скучающим домохозяйкам и маразматичным старухам. Но она не могла остановиться. Все происходило как в странном и ужасном сне. Кто-то очень жестокий направлял ее действия!
- Прости меня, любимый! Не покидай меня! – плакало бедное сердце несчастной девушки, а губы продолжали выкрикивать оскорбления. Парень смутно чувствовал, что что-то здесь не так. Но он слишком устал от всего пережитого и слишком запутался. Спектакль продолжался. Девушка уже не сильно сопротивлялась наваждению. То, что недавно так восхищало: его аккуратность, преданность друзьям и родным, его великодушие – вызывало раздражение вплоть до рвотного рефлекса. Теперь парень ей казался недалеким деревенским дурачком, который ревнует свою подружку. Но стоило ей только взглянуть на усталую позу, на измученное лицо Ганьки, чувства к ней возвращались. Люда отвернулась, завернувшись в кружевную шаль, и тоном оскорбленной невинности произнесла:
- Ганс Нельсон! Потрудитесь покинуть мою комнату.
- Как пожелаешь, любимая! – парень бросил на пол ключи от пермской квартиры, – «Я Вас любил так искренне, так нежно! Как, дай Вам бог, любимой быть другим!». Только учти, подруга! Жизнь нам один раз лицо, сто раз совсем другие места показывает. Тогда ты поймешь! Не бойся, я тебя не побеспокою. Не буду больше надоедать тебе.
Парень вышел из комнаты, и быстро убежал под дождь. Под дождем не видно слез, и никто не спросит:
-Все в порядке, малыш?
Будто и без того не ясно, что не все в порядке. Парня всегда бесила манера почтенных бюргеров и уважаемых туристов задавать этот глупый вопрос. Ганька слышал в этом совсем не то, что говорилось. Он считал, что на самом деле люди хотят, чтобы он не омрачал их отдыха. И ждут ответ: «Конечно, все в порядке». Ведь в этом случае не необходимости отрываться от телевизионных злоключений очередной Кончиты и ее дона Педро, или от футбольного матча, или от очаровательной соседки.
В душе измученного юноши все смешалось. Ему хотелось проклясть взбалмошную девицу, уничтожить, пожелать все возможные беды. Но он все еще любил ее и не мог причинить ей вреда.
Еле-еле добрался до дома, усталый и промокший насквозь. Казалось, что любимый лес тоскливо мокнет под дождем, как будто плачет о потерянной любви. Старая ива, как растрепанная тетушка ласково погладила его мокрыми ветками. Могучие сосны огромными стволами поддерживали парня и дружески шептали – «Держись, братишка. Всякое бывает. Милые бранятся – только тешатся». Березки что-то там хихикали, как подросшие девчонки, а маленькая осинка дрожала листочками и плакала, как обиженная малышка.
Тетя Мария и Светлана пили чай на кухне. Брат уже спал – день прошел более или менее спокойно. Дамы не стали приставать с вопросами, как прошел спектакль. Все и так понятно. Парень прижался лицом к плечу тети Марии, и вдруг, заплакал как в детстве. Мальчишки – Отфрид и Данька бросили свои игры и обняли старшего брата:
-Не плачь, не надо! А то нам и так страшно.
Мария Ивановна тихонечко его успокаивала, попутно отдавая распоряжения для Светланы:
-Все будет хорошо! Ты просто устал. Все образуется.
Его напоили каким-то пахучим настоем, угощали вкусным печеньем и сладким медом с чуть заметной горчинкой. Светлана и Мария очень старались развеселить Ганьку, который буквально сник и погас – так и заболеть не долго: вот уже глазки покраснели, носик зашмыгал. Дамы старались не задевать больную тему – в доме повешенного не говорят о веревках. Ник утром ему сказал: «Прости, меня брат! Извини, что все так вышло!» Ганька был очень благодарен друзьям за поддержку и участие. Ему было так важно услышать, что все будет хорошо, что его любят и ценят.
В это время Людмила сидела одна в своем номере и плакала навзрыд, обнимая забытый ее другом зонтик. Как только ключи со звоном упали на пол, наваждение исчезло. На душе было пусто и как-то гадко.
Девушка вспомнила, как ее парень еще вчера напевал под гитару песню на стихи, которые какой-то малоизвестной поэтессы:
Если ты разлюбишь, так теперь.
Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих потерь,
Но не последней каплей горя.
И если эту ночь сумею превозмочь,
Не наноси удара из засады,
Пусть бурная не разродится ночь,
Тоскливым утром – утром без отрады…
…………………………………………………
… нет тех бед, а есть одна беда –
Твоей любви лишиться навсегда.
Тихая и нежная мелодия песни сильно отличалась от того, к чему привыкла Людмила, от тех завываний, что запечатлено на старых пластинках, которыми до сих пор заслушивается ее мама, преданная поклонница Аллы Борисовны.
Юноша нашел эти стихи, в старой тетрадке с пожелтевшими листиками, которую отец бережно хранил многие годы. Эти стихи были записаны в нее самим автором. В то время когда эта очаровательная женщина работала врачом в военном госпитале. А папа Ник был еще совсем молодым, моложе его самого сейчас. Мальчишка, уже познавший вкус первой наивной детской влюбленности, был очарован этой яркой женщиной, с восторгом внимал ее голосу. Она же сама его даже и не заметила. Спустя много лет приемный сын этого мальчика прочитал эти дивные строчки, и они задели его душу. И так задели, что не петь он не мог чисто физически. Юноша пел, как чувствовал. А об известной певице, кумире нескольких поколений, представление имел весьма туманное, и мнения о ней был не самого лучшего.
Просто парень видел знаменитую певицу уже эксцентричной бабушкой, которая ведет себя вопреки возрасту, положению и репутации звезды. У парня создалось впечатление, что эта дива больна манией величия.
Все претензии, все обиды, которыми доставала Людмила своего возлюбленного, как-то вдруг показались ей мелкими и ничтожными. Парень так переживает из-за друга, из-за пропавших родителей, он остался единственным взрослым мужчиной в семье. Он защищал тетю Марию, тетушку Карпинусу, разбирался с разными типами, которые хотели наложить грязные лапы на гостиницу. Ганьке приходиться решать такие проблемы, о которых она раньше не представляла. Конечно, ему помогали папины и дядины друзья, друзья из академии и морского лицея. Но все равно надо идти к ним, смотреть в глазах их женам и девушкам.
А она, вместо поддержки и участия изводила его глупыми капризами избалованной девчонки. И считала себя жертвой, если эти капризы немедленно не удовлетворялись. Девушка бросилась следом за возлюбленным, в ночь, в холод: догнать, попросить прощения, приласкать. Но разве его догонишь! Несется, как раненый лось.
Замерзшая и уставшая девушка сидели в своей темной комнате, которая стала вдруг такой пустой и осиротевшей, и плакала.
В гостинице бурлила обычная жизнь. В «Серебряном карпе» всегда шумно по вечерам. Въезжали и выезжали постояльцы, некоторые ругались из-за каждого пункта счета. Они не были согласны платить за те часы, которые они провели в отеле после полудня, как за целый день. Громко бранились супруги, заподозрившие друг друга в неверности. По холлу шумно носились дети, гувернантка тщетно пыталась их утихомирить. Громко спорили две старушки, обсуждая любимый «жизненный» сериал. Бабушки не могли выяснить, кто отец ребенка героини фильма. Ответ на этот вопрос сценаристы обещали в следующей серии, до которой надо ждать почти целые сутки. Компания из пенсионеров устроила матч по игре в очко Россия против США. Игра шла с переменным успехом, и периодически сопровождалась возмущенными или одобрительными возгласами, то с той, то с другой стороны. Но Люда ничего не замечала и сидела, как в забытье.
По радио какая-то местная русскоязычная актриса читала стихотворение Анны Ахматовой:
Сжала руки под темной вуалью.
«Почему ты бледна?»
«Потому что я терпкой печалью
напоила его допьяна!»
Словно вижу, как вышел шатаясь.
Искривился мучительно рот.
Я летела, ступень не касаясь,
Я летела за ним до ворот.
Ему я крикнула: «Шутка –
Все что было. Уйдешь – я умру!»
Улыбнулся спокойно и жутко.
И сказал мне: «Не стой на ветру».
Она слушала глубокий и проникновенный голос. И представляла, что так наверно, ушел любимый героини стихотворения. У него, наверно, такие же красивые и нежные серые глаза. И также, наверное, навернулись слезы и также обиженно дрожали густые ресницы. Девушка резким движением выключила радио. Утром Люда уехала домой с матерью. Дарья Васильевна так и не уговорила дочь помириться со своим молодым человеком. Он был готов простить ее, но девушке было очень стыдно. Она просто не могла посмотреть ему в глаза после всего, что в сердцах натворила.
А тем временем у этого парня добавилось заботы. Марию, Ника и Ганса регулярно вызывали в офицерское собрание для допросов, заставляли по несколько раз отвечать на глупые вопросы, угрожали исключением из Академии, даже тюремным заключением. Господ следователей не останавливало то, что один из «молодых преступников» едва передвигал ноги и еле слышно говорил. Один раз Нику стало плохо прямо в зале суда. Следователи долго мучили его, прежде чем позвать врача. Мальчик еле добрел до машины скорой помощи.
Они откровенно смеялись над слезами Отфрида и Даньки, которые буквально вцепились в маму, и просили высоких чиновников не забирать ее. Когда же им надоело забавляться, один из чиновников громко сказал:
-Уберите эту сопливую команду! Немедленно!
Мальчики были очень благодарны папиным и дядиным друзьям, которые успокаивали и подбадривали их. И поварихе, которая угощала их пироженными и вкусной водичкой, пока мама отвечала на вопросы. Все сотрудники базы громко возмущались таким поведением следователей. Тех, кто кричал больше всех, лишили месячной зарплаты. Но все равно! Возмущению не было предела. Наконец от них отстали, пока не возник бунт.
Нику становилось все хуже. Он скрывал от друзей свое состояние, терпел и улыбался. Но вскоре скрывать это стало не возможно.
-Я умираю, братишка! Все кончено! – устало, с трудом раздвигая пересохшие и потрескавшиеся губы, прошептал парень Ганьке, у которого расширились зрачки и глаза из серо-голубых стали вдруг непроглядно черными, как морская бездна.
-Не говорит так, брат. Ты еще будешь жить.
-Не обманывай себя! Жаль, только с отцом не простился. Ему так больно, наверное. И мама будет переживать. Позаботься о них и за меня тоже. И прошу тебя – папу не бросай одного, он слишком сильно меня любил, он может сорваться. Не дай папе покончить с собой.
Парень несколько дней ничего не ел и не пил, не выходил из дома. Он все время лежал, уставивший в угол, где стояли иконы. Ему было очень плохо: казалось, что боль выкручивала суставы, мышцы и сухожилия словно отделялись от костей. Слезились глаза, ныли спайки и рубцы на коже, места уколов сильно гноились. Обезболивающие лекарства уже не помогали. Голова буквально раскалывалась. Ник уже сам хотел смерти, чтобы избавиться от страданий и не мучить своих близких. Парень попрощался с друзьями, простил всех обидчиков. Не хотелось ему покидать мир с тяжелым и бессмысленным грузом. Ник простил даже бросившую его мамашу – она и так достаточно наказана.
Не возможно обычными человеческими словами передать страдания женщины, которая не может приласкать своего ребенка, не слышала его первых слов, не наблюдала первых неуклюжих шагов, не видит своими глазами, как крохотный комочек превращается в сильного и красивого мужчину. И знать, что другую женщину он зовет мамой, с другой делиться своими детскими переживаниями, другая утирает его первые слезки. Муки женщины, которой, чтобы узнать что-нибудь о своем дитя, приходилось платить огромные деньги частным сыщикам и долго-долго ждать. Жестокое знание, что она сама во всем этом виновато, не уменьшает, а наоборот, усиливает боль. В душе когда-то брошенного сына не осталось ничего кроме жалости и искреннего прощения.
И вдруг парень увидел около себя светящийся шарик. На мгновение клубочек яркого света принял облик красивой женщины, той самой, которую он видел у школы. Только глаза светились теплом, лаской и благодарностью.
- Спасибо, сынок – ласково прошептала его родная мама, – спасибо, что освободил меня. Видение вдруг просочилось сквозь крышу куда-то вверх. Вошедшая тетя Мария увидела счастливую улыбку на лице Ника, который рассеяно прошептал в полусне «мама».
Ник просил у Бога только одного – достойно встретить свой конец. И чувствовал, что этот конец очень близок. Парень мог умереть во время перехода. Светлана устало прислонилась к дверному косяку, тихие и очень горькие слезы незаметно катились по ее побледневшим и похудевшим щекам. Вечная разлука разрывала ей сердце, а бесконечная усталость не позволяла даже как следует выплакаться.
Ганька обессилено полулежал в кресле, и молча смотрел на своего друга. Он чувствовал, что разлучаются навсегда. Но может быть не так на долго, как кажется – его силы уже тоже на исходе. Парень чувствовал, как из него с каплями горького пота вытекает жизнь. Вина слишком тяжелым грузом лежит на его душе. Он никогда не простить себя за то, что вовремя не остановил брата, поддался искушению погеройствовать. Он отчаянно боролся со сном. Ганьке казалось, что, заснув, он не проснется.
Юноша не боялся смерти. Возможно, его вина таким образом хоть как-то искупится. Но, что же тогда будет с тетей Марией, с младшими братишками, со Светланой. Если его не станет, кто защитит бедную тетушку с братишками и молоденькую девушку. Парень отчаянно боролся с бессилием и безразличием, которые липким коконом обволакивали все его существо. Но предательский сон все-таки сморил изнуренного подростка.
Мария устало опустила руки, и уже тетушка Ингрид пытается ухаживать за молодой подругой, которая не могла работать. Ее сыновья испуганно молчали, предчувствую беду. Уже несколько дней никто не слышал их смеха, а глаза одинаково погасли и потемнели.
И вот среди этого отчаяния громом небесным раздался телефонный звонок. Звонил начальник базы и велел быстро собирать Ника, его берут на лечение в санаторий от Адмиралтейства. Эта весть буквально всполошила всех. Усталость Марии Ивановны улетучилась, и она радостно упаковывала в красочные пакеты вещи Ника. Заметно повеселевшая Светлана умыла и причесала его. Братишки улыбалась сквозь слезы. Они были рады, что не придется плакать и печально плестись за гробом под траурную музыку.
С тех пор, как появились жуки, и на заколдованном кладбище никсов слишком часто прибывают печальные процессии. Многие друзья Даньки и Отфрида хоронили здесь своих отцов и братьев. Слишком часто детские личики омрачают взрослые беды и переживания. Слишком часто учительница останавливала урок, из-за того, что ребенок не мог думать об учебе, из-за того, что слишком тихо сидит малыш, потерявший отца или мать (иногда обоих за раз). Марие Ивановне приходилось помогать этим детям, вместе с ними переживать горе, решать их проблемы, иногда отстаивать их интересы, защищать от корыстных родственников и просто проходимцев, которые назывались родными мальчика или девочки. Приходилось выводить таких вот добродетелей на чистую воду.
Эрик стал бояться отпускать жену из дома. Жуки могли напасть и на школу. На предложение папы Эрика, который прямо сникал и бледнел, расставаясь с любимой, не ходить на работу, женщина всегда удивленно вскидывала брови и сурово говорила:
-А как же дети?
Просто запретить ей Эрик не мог. Мария была не из тех женщин, которым можно запретить и кем легко командовать. Мария Ивановна была не просто учительница. Она стала добрым духом, вдохнувшим новую жизнь в старую школу. Ту самую школу, которую должны были закрыть, как только пристроят пятерых ее последних учеников.
Каждый раз, подъезжая к школе, Эрик боялся увидеть разоренный домик. Боялся увидеть среди разбросанных вещей, содранных обоев и осыпавшейся штукатурки то, что осталось от ребятишек и их учительницы. День тянулся для него бесконечно. Он был спокоен только тогда, когда его Мария и их сыновья были рядом с ним.
Все были очень рады, но сам виновник переполоха не верил в успех. Ник был слишком измучен болезнью, чтобы во что-то верить, на что-то надеяться.
Оказалось, что их побеспокоил директор Владислав. Он, как только узнал, что случилось с Ником, сразу поставил на уши все медицинскую службу. Ссылки на неясную волю единого бога, на обвинения в адрес папы и дяди, на не совсем желательную генетику юноши сразу отметались решительным заступником:
-Ребенок там умирает, а вы?
- Он уже не ребенок, очень далеко не ребенок! У него, наверное, скоро свой ребенок появится!
Самым неприятным для чиновников было то, что врачи согласились лечить Ника, не дожидаясь одобрения властей.
И еще одна новость всех обрадовала. Нашелся Эрик. Он тихонько обнял свою жену и детей, которые разревелись от радости.
-Папа! Папа! Ты от нас больше не уйдешь? Нам было так плохо без тебя! Тут всем было совсем плохо!
-Потом поговорим, сейчас некогда!
Владислав и Эрик стали привязывать Ника к кровати какими-то полосками. Светлана спросила у Ганьки, что они делают. Он тихо ответил:
- Это будет такой обряд после которого или умирают или выздоравливают. Во время него нельзя двигаться, иначе конец всему.
Мария увела детей на второй этаж, чтобы не мешали. Эрик аккуратно вытащил все трубки и резинки. Ганька и Светлана заворожено молчали, глядя на то, как взрослые взялись за руки и начали какое-то странное действо. Дивная мелодия странно гремела в тишине. По телу парня пробегали синенькие огоньки, как в мистических фильмах. На глазах зарастали язвы, рассасывались спайки, восстанавливались клетки. Вскоре все было закончено. Парень был почти что здоров, но очень слаб. Предстояло долго восстанавливать силы после болезни. Но переход уже не будет смертельным испытанием. Ник и Светлана одновременно отключились: парень прямо там, где его лечили, девушка – свернувшись калачиком на диване в гостиной.
Поднявшись наверх, Эрик и Мария увидели нечто. Среди разбросанных вещей на тахте безмятежно спал Ганька, сморенный почти смертельной усталостью. Спал прямо в одежде (куртку и ботинки стащили мальчишки), обняв мокрую подушку, не обращая внимания ни на яркий свет, ни на таинственный шепот младших братишек. Даньки и Отфрид с большим трудом подавляли в себе желание повиснуть на папе, громко вопя от радостного возбуждения. Но их брат, который очень устал, слишком устал, спал без задних ног. Оказалось, что это тот самый сон, после которого тяжело больной идет на поправку. И они просто молча улыбались. Эрик обнял мальчишек, по которым не просто соскучился – истосковался. Сказать, что малыши были счастливы снова видеть папу – это ничего не сказать. Казалось, что в их жизни после затянувшегося затмения снова выглянуло солнышко. И все будет как раньше.
Когда все успокоились, Эрик рассказал своей жене и детям о своих приключениях. Оказывается, из тюремной клиники его выкрал директор Морского Лицея. Директор Владислав узнал, что хотят убрать свидетеля. Слава богу, за долгие годы у него появились верные друзья и очень значительные связи. Старый учитель никогда не забывал бывших воспитанников. Эрика выхаживали в одном из помещений лицейской клиники. Потом он вернулся домой к любимой жене и ребятишкам. Эрик даже не остался на комиссию, которая его полностью оправдала. Лишний день задержки – это еще один день страданий для любимой жены, лишние слезы сыновей. Искать настоящих преступников и защищать любимых гораздо удобнее на воле. Мужчина рассказывал, а у Марии, словно по волшебству, исчезали усталые морщинки с лица и седые волосы из косы. Она снова светилась радостью и любовью.
Скрипя сердцем и громко охая, чиновники миграционной службы подписали разрешение на въезд Ника и Светланы. Для этого их пришлось поженить.
Конечно, не о такой свадьбе мечтала Светлана, когда была маленькой девочкой. Не было красивого белого платья от известного кутюрье и шикарной прически от дорогого визажиста. За столом вместо толпы малознакомых гостей, как у старшего брата, только близкие друзья. За то и не было самой скучной церемонии – перечисление подарков. Была лишь запись в амбарной книге у нотариуса, и скромная служба в небольшой деревенской церквушке. Платье для венчания дала им тетушка Карпинуса.
Она смотрела на девушку, которая крутилась перед зеркалом в ее подвенечном наряде и невольно всплакнула, вспоминая собственную свадьбу. В этом платье венчались еще ее мать и бабушка. А корона из чистого золота так напоминала ее собственную. Эта свадебная корона многие годы висела над обеденным столом в маленьком домике. А потом – кочевала с ней по миру. Это был символ ее дома, символ очага. Даже тогда, когда они с мужем скитались по миру.
Боже, как это был давно! Еще была жива ее мама. Сейчас уже никто даже не заподозрит в этой строгой и величественной седовласой даме беспечную и веселую девчушку Ингрид со старинной свадебной фотографии. Как быстро промелькнули годы! Казалось, еще вчера она была младшенькой и любимой дочкой, которую тайком от матери балуют старшие сестры и братья, а сейчас она старшая в роду. Сейчас к ней самой идут за советом дети и внуки! Кажется, еще вчера, ее косы впервые уложены по-взрослому, и она очень стеснялась своего жениха. Казалось только вчера, девичье сердце сжималось от страха – завтра ей предстоит покинуть остров Кнебекайсе. Покинуть такой добрый и понятный мирок, изученный до последней травинки. И отправится в неласковый мир, где все чужое и непонятное. И лишь сильная рука ее мужа Карпа была единственной опорой в этой новой жизни.
Сколько гроз пронеслось над этими девичьими косами, прежде чем они стали бабушкиными сединами. Войны, революции, фашизм, всего и не перечислить. А вот как будто и не было этих лет. Карпинусе, казалось, что это не Светлана, а она сама с трепетом надевает старинный наряд, крутиться перед зеркалом, любуется блеском жемчуга и янтаря, шуршит по полу шелком и змеиной кожей. И это ей на голову опустили свадебную корону из настоящего золота. Сколько раз женщина наряжала под венец своих дочерей, затем внучек, и даже двоих правнучек. Но ничего подобного с ней не было.
Старушка смотрела на невесту и думала про себя:
-Господи! Дай им столько же любви и счастья, как и мне с моим Карпом! Боже, как она похожа на меня в этом платье.
Ник, увидев невесту в церкви, нежно прошептал:
-Ты – моя королева! Самая любимая и прекрасная!
После службы был торжественный обед в гостинице в кругу близких друзей и Светиного папы. Мать невесты не поехала на свадьбу принципиально, сославшись на один из своих недугов. Ей пришлось даже лечь в элитную клинику, якобы на обследование и лечение. Женщина была очень разочарована. Она отпустила дочь в эту поездку в надежде, что избалованная девчонка испугается трудностей и вернется домой, к мамочке, как побитая комнатная собачонка, рыдая и заламывая руки. Зятя она ненавидела так сильно, как может ненавидеть только женщина. И все время повторяла, что этот глупый мальчишка не достоин ее дочери:
-Этот паразит испортит ей всю жизнь! Господи, какая же она дура! Вся в папашу!
В самый разгар праздника пришло известие о непонятном переводе на астрономическую сумму. Отправитель пожелал остаться неизвестным. Оказалось, это был прощальный подарок дедушки Ника. Того самого дедушки, который еще несколько лет назад чуть не продал его американцам на опыты. Что подвигло на это старого негодяя на столь щедрый дар? Эту тайну старый Д…нас унес с собой в могилу.
Жених и невеста были самыми счастливыми на свете. Они были вместе и рядом друзья, настоящие и преданные. С такими друзьями все беды нипочем. И впереди много-много счастливых лет вместе. Молодые не замечали времени, не видели ничего кроме друг - друга. Все лето они прожили в санатории вместе. Осенью Светлана была вынуждена уехать домой, чтобы продолжить учебу в медицинском институте. Пропуски там карались очень строго.
Завещание, которое наделало много шума.

На другом конце света, за океаном умирал очень богатый старик. Совсем недавно он потерял жену, которую уже семь лет люто ненавидел. Лежа в комфортабельной палате дорого хосписа, глядя на приветливого доктора и услужливых миловидных медсестер (специально подобранных, чтобы ласкать взгляд пациентов), умирающий вспоминал свою жизнь. Мысли его были не веселыми. Также как «премудрому пескарю» из какой-то забытой сказки (что делать, если проклятая русская литература проникла в мозг и печенки, да так там и застряла) ему приходили вопросы: «Кому помог?», «Кого спас?», «Чью жизнь скрасил своим присутствием?» «Кто помянет его добрым словом?». И печальные ответы на них: «Никому…», «Никого…», «Никто…».
Обостренный слух доносил до него все происходящее в других палатах. У постели соседа справа, нефтяного магната, уже третьи сутки дежурил моложавый мужчина лет сорока, который пытался выудить у «любимого тестя» заветный номерок счета. Все таинственные шепотки и настойчивые требования сливались в какой-то нехороший шум. Казалось, что в этом доме скорби каждый уголочек был наполнен таинственным шепотом (словно он опять слушает оперу о Пиковой Даме):
-Три карты…. Три карты…. Умоляю, три карты…
Молодые и не очень молодые искатели сокровищ и дорогих тайн в надежде поживиться отравляли последние дни его обитателей
Так же, как и сам Д…ас почти вечность назад выбил из своего тестя, где лежит золото литовской компартии. Умирающий старик не очень сопротивлялся, только предупредил:
-Эти деньги проклятые, Янис! На них кровь – цистерны крови, море крови. Не будет тебе о них прока. Только четвертое поколение может им воспользоваться, только твоему внуку они буду впрок.
Тогда, еще молодой (Д…су было около тридцати пяти лет) и амбициозный зять только посмеялся над этими словами. И долгие годы считал их бредом выжившего из ума бывшего партийного функционера, папы жены. Потому что деньги принесли деньги. Он дал им ход, на эти сокровища расцвела его могущественная империя. Под его началом были тысячи людей – от малоквалифицированного рабочего, подметающего цеха, до специалистов мирового уровня. Но был ли счастлив ее всемогущий правитель?
Год назад, здесь же умерла его Эмма. Она умирала от рака позвоночника в страшных муках. Муж не проявлял тогда к бедной женщине никакого сочувствия.
-Это тебе за дочь божья кара, кокетка старая! Если бы не ты, наша Эгле до сих пор бы жила! Так тебе и надо! Променяла дочь на …(господин Янис хорошо ругался по-русски). Где теперь этот жигало? А ты из-за него нашу дочь просвистела! – грубо отвечал муж, когда бедняжка жаловалась на свою горькую долю. Он постоянно напоминал жене, что именно она виновата в том, что его любимица гниет в могиле, в том, что некому оплакать их кончину, что все накопленное за жизнь достанется проходимцам. От этих слов боль становилось еще невыносимее, а ночное одиночество еще тоскливее.
- Это все он, этот Ник. Это ужасное создание… Этот нечистый дух... Это все он… Я не виновата… – жалобно стонала бедная женщина.
- Нет, дорогая моя, не он. Не надо валить с больной головы на здоровую. Молодые разбежались – это бывает. Это ты, только ты виновата. Ты изуродовала мою дочь! Да ты всю жизнь только и делала, что телефон обрывала да маникюрш с косметичками меняла. Тебе всегда было плевать на дочь, ты ее не любила, а только спихивала с рук разным нянька и гувернанткам. Добро бы ты хоть чем-то занималась, а то ведь все жизнь со своими подружками по телефону протрещала. Вся жизнь потратила на тряпки и побрякушки. Только на разных бездельников транжирила мои деньги. Ты мне всю жизнь испоганила, тварь, – тихо, чтобы не услышали в соседних палатах, выговаривал ей муж.
- Нет… Не правда… Я не виновата…Не виновата – как заклятие или молитву твердила бедняжка до самой смерти.
Моложавая красавица Эмма превратилась в обтянутый желтой кожей скелет. Она нуждалась в постороннем уходе. И ей было все равно: последней модели помада или предпоследней, и что пишут о ней в газетах. И сколько карат бриллианты в ее украшениях. Пожилая женщина (которая в свои шестьдесят лет, еще совсем недавно, ласкала взор и на классическую старуху не походила) сгорела буквально за два месяца.
-Прости меня, Янис! Эгле, доченька, я иду к тебе!– тихо прошептала бедняжка и тихо отошла в мир иной.
В эту минуту пожилой мужчина почувствовал пустоту. Как он ненавидел жену! Как он ждал минуты, когда ненавистное ему тело покроют метры влажной земли. А вот не стало ее, и сам дом, как будто осиротел. Ему казалось, что это тот же самый дом, где топали резвые ножки маленькой Эгле, откуда она убегала на свои первые свидания, где он последние годы бранился со своей супругой. Бедный старик остался совсем один, никому не нужный, никем не любимый! Его дочери уже нет, жена умерла. Многочисленные дамы и девицы (самые старшие из которых годились ему в дочери, а молодые во внучки) уж очень активно предлагали ему себя. Даже старые любовницы стали вдруг намекать о свадьбе. Янис слишком долго жил на свете, чтобы тешить себя иллюзиями. Он знал только одну женщину, которая любила его всем сердцем. Но он оставил ее ради Эммы, ради богатства и связей ее папочки. Всем другим дамочкам нужно только несметные богатства, к которому они готовы идти по трупам. Как и он сам, жизнь тому назад.
Вспомнит ли, ну хоть кто-нибудь его добрым словом? К чему все это богатство, все могущество, если не с кем разделить? Ведь даже иголку бедняжка Эмма не смогла унести в тот мир, где скоро и он будет. Вот ее драгоценности, заботливо разложенные горничной, глядят сквозь витрину и разве что не кричат:
-Наденьте нас! Примерьте нас! Хоть куда-нибудь оденьте! Ну, хотя бы на рынок! Лишь бы не этот стеклянный ящик!!!
Но некому теперь любовно перебирать золотые и серебряные звенья, некому подолгу говорить с каждым камушком. Сиротливо блестящие колье и сережки, браслеты, диадемы, казалось, даже поблекли. У пожилого вдовца наворачивались слезы, когда он смотрел на них, бедняжка Эмма так любила любоваться этим блеском.
Конечно, он не был одинок в своем особняке в окрестностях Голливуда, рядом с жилищами кинозвезд. Вокруг него вились различные подхалимы, дальние и фальшивые родственники. И все заискивали, строили радушные улыбка, а сами только и ждали, когда огласят завещание. Эти господа даже в хосписе не дают покоя.
-Воры, бандиты, душегубы, стервятники! – гневно шептал старик.
-Все в порядке, господа! Своих пока узнает, – спокойно констатировал врач.
И тут умирающий дедушка вспомнил о внуке. О том самом мальчишке, которого чуть не продал. Об этом ребенке он даже жене запретил упоминать, чтобы избежать позора.
Дедушка вспоминал уничтоженные фотографии и видеокассеты, анализировал новые данные, заботливо добытые частными детективами. Янис возобновил слежку за своим внуком. «По счастливой случайности» делом занялся то же самое агентство, с которым работала его покойная дочь Эгле. Детективы за щедрое вознаграждение регулярно доставляли дедушке информацию. Этот старик был в курсе всех событий. Он видел, как из гадкого утенка его внучек превращается в прекрасного юношу. Ник все больше и больше нравился своему дедушке. Дед очень сильно переживал, когда с парнем случилось несчастье, и молил всех богов, чтобы он выжил. И радовался как ребенок, когда ему донесли, что с младшим Ником все в порядке.
И даже понадеялся на то, что сможет привести единственного наследника поближе к себе. Ради этого он был готов помириться с зятем. Готов признать его достойным мужчиной, образцовым отцом, хотя бы на словах. Дедушка очень огорчился, узнав, что юноша уехал в свой мир.
Вот кому бы он со спокойной душой доверил свой бизнес. Мальчишка с характером, понатаскать бы его, и он не уступит знаменитому Рокфеллеру. А потом бы женить внучка правильно, на богатой наследнице. Это будет несложно – в нем, похоже, суждено повториться легендарной красоте змея Желтиса, родоначальника его покойной супруги. За такого красавца любая пойдет. Не пойдет даже, а побежит в припрыжку. Драться из-за него будут.
Хулиганистый старичок улыбнулся, представив себе веселую картинку. Великосветские красавицы, дочери финансовых императоров, кинозвезды и топ-модели, позабыв все свои манеры и жеманство, дерутся из-за его внука, как самые обычные деревенские девицы на ярмарке. На радость скандальным журналистам. Видение было очень забавным. Старый Янис как наяву видел разлетающуюся под холеными телами изысканную мебель и, усеянную осколками стекла и залитую драгоценными винами, летающие антикварные статуэтки, выдранные из эксклюзивных причесок клочки волос, расцарапанные физиономии. Слышал жужжание видеокамер и щелчки фотоаппаратов. Предчувствовал переполох желтой прессы. Жаль, что этому не суждено осуществиться.
Старик вспомнил, что сам оттолкнул мальчишку и его отца. А времени, чтобы все исправить, уже не было. Янис Д…нас заскрипел зубами от досады.
В его голове созрела коварная шутка, которую он напоследок сыграет со всеми этими лицемерами. Он уже почти видел лица всех этих халявщиков, когда бесстрастный нотариус в присутствии семейного адвоката огласит его последнюю волю. Ибо сумма, которую он им всем завещает, едва покроет расходы на погребенье. Фирмы уже проданы в тайне от будущих наследников, особняк на родине предков подарен родному Вильнюсу под центр детского творчества (это специально оговорено в дарственной, что лишило городских чиновников легальной возможности его прикарманить). Может быть, эти дети помянут его добрым словом. Калифорнийские особняки были частью проданы, частью подарены под кризисные центры для женщин, ставших жертвами домашнего насилия. Кое-что по мелочам было завещано управляющему компаниями, главному инженеру, дворецкому и прислуге (мелочь – для господина Д…са, для получивших – это в два раза больше всех их накоплений). Многие из них осуществили недосягаемые до этого момента мечты. Один поехал отдыхать на тропические острова, другой купил себе домик на берегу океана, третий смог заплатить за учебу сына, четвертый устроил дочери кругосветное свадебное путешествие.
Были щедрые пожертвования детским приютам, спортивным клубам.
Основные средства, вернее то, что от них осталось, были переведены на счет внука.
«А господам Ионосу и Смиту, которых я обещал не забыть при составлении завещания, передаю свой пламенный привет!» - скучным голосом нерадивого пономаря прочитал нотариус.
Указанные в документе господа не удержались от того, чтобы сплюнуть на паркетный пол с досады. Старый пройдоха опять всех обжулил. Даже после смерти.
Завещание Д…са наделало очень много шума. Вся бульварная пресса посвящала этому скандалу центральные полосы своих изданий. Целый месяц охотники за сенсациями пытались выяснить, могли исчезнуть астрономические суммы за три дня. И, главное, кому именно достался основной кусок пирога. Предположений высказывалось великое множество, но докопаться до истины никому не далось. Даже вездесущей налоговой инспекции, которую похождения членов семьи богатого предпринимателя мало волновали, но исчезновение огромной суммы из страны беспокоило чрезвычайно. ФБР и ЦРУ не могли ответить ничего определенного.