В последний путь по стылой дороге.

Умерла обыкновенная русская учительница Родионова Любовь Сергеевна, отдавшая детям и отечеству более пятидесяти лет служения на ниве просвещения. Нынче вряд ли кто помнит старый фильм об учительнице в двадцатые-тридцатые годы строительства нового общества. Она была старой, царской закалки и требовала от учеников, мягко и неумолимо, знания своих предметов, выставляя им справедливые оценки, и звали ее мягко - Глафира. Сейчас такое найдешь с великим трудом, разве что в глухомани, куда добраться будет стоить великих трудов. Работала большую половину своего стажа в хуторах и станицах и Любовь Сергеевна, не за медальку с почетной грамотой, а от всего сердца. А в городе учителя нынче больше приспосабливаются к новым веяниям, для их профессии несвойственным. Но... стесняются и берут то, что им суют в карман родители за своих деревянных отпрысков, берут и стесняются, и заискивают перед обнаглевшими новыми поколениями разнузданных демократией все тех же идиотов от идиотов родителей, не меняющихся столетиями. А кто видел, чтобы от идиота родился нормальный человек!

Если в классе будет несколько неуспевающих учеников, то учителя могут лишить работы. А как ты его исправишь и чему научишь, когда учение ему хуже мучения. А вот сельско-городско-областно-министерскому обручпиздецу вынь да положь план, который те же дерьмовые краты облили говном как беня кукишон с геной хаза-новой все русское. То есть, с ног до головы под наши одобрямы.

Вот и Любовь Сергеевна работала учительницей, с которой на улицах города здоровались даже бездомные собаки, до 76 лет, а после ухода из школы успела протянуть всего один год. Вдруг вечером ударили спазмы сосудов и за ними обширный инфаркт - все вместе в одно время. Она не хотела ехать в больницу, в нынешнюю, для которой кем бы ты ни работал и какую бы пользу людям не принес все равно, ты старый, и этим все сказано. Глафира нынешних дней умерла нап второй день пребывания в реанимации, врачи сказали мимоходом, мол, сердце не выдержало. Ну вот, держалось, держалось и не выдержало как раз в тот момент, когда бы отойти от всего этого бесовства хотя бы годика четыре пять. Не получилось.

О смерти узнали и там, и там, и ученики, бывшие уже в возрасте, и нынешние еще в расцвете, и коллеги по работе, и начальство, и родители. Казалось бы, такого человека надо хоронить пусть не из кремлевского зала или из зала Дома каких нибудь союзов, как мы видим по телеэкрану, а хотя бы из собственной квартиры, чтобы люди могли посыпать последний путь цветами.

А Любовь Сергеевну Родионову будут хоронить завтра прямо из БСМП-2, потому что не поступило ни от одного человека, ни от местного учпиздрава, ни от областного здравучпизда, ни тем более от недосягаемого минздравпизда под управлением рыжего еврея Ливанова- вы все его знаете, предложения об устройстве хотя бы короткой прощальной минуты.

А всего тройку десятилетий назад, не говоря о лет пятидесяти, человека провожали в последний путь, отдавая ему заслуженные почести, не только всем трудовым коллективом, в котором он трудился, но всем домом, всей улицей. Несли гроб на руках чуть не половину пути, чтобы встречные тоже могли отдать знак уважения даже к незнакомому усопшему. Ведь он был ЧЕЛОВЕКОМ!

Был человек, тянул как бурлак до последнего человеческую лямку совести на обеих плечах - и нет его. И слава Богу - отработал.

А вы уверены в том, что вас тоже отправят в последний путь, как в наше дерьмократическое время советского первого секретаря обкома партии Бондаренко, из зала Дворца культуры вертолетного завода? Это он, как писалось в демонопечати, развалил экономику богатейшей области, это он наплодил тысячи негодных комбайнов и другой ненужной техники. Это он при великих урожаях и надоях с привесами держал Ростовскую область на голодном пайке, когда продукты продавались с переплатой из-под прилавка, а бытовая техника со складов за пару-тройку дополнительных зарплат. Его хоронили с почетным караулом с оружием в руках, с сотнями венков в траурном окаймлении, с оркестром, едва уместившимся на площади перед дворцом.

Вы в этом нынче уверены?

Вообще, в кого вы превратились за тридцать лет перестройки?