Семейная драма Кощея

(Русская народная сказка в изложении Алексея Кофанова)

Жил-был Иван-царевич, а потом взял да и женился.
Тут бы, собственно, и сказочке конец – да конец подрастянулся…

Хороша была супруга – красива, богата, Василисой Премудрой звали. У Ивана-то, кроме имени, ничего царского не привелось – а у нее: терем трехэтажный, сады-леса, лошади-коровы, да говорят, еще дачка на Канарах. А теперь она вдобавок царицей считается – ксиву районный нотариус заверил. Хорошо!
Пожили месяц душа в душу, и стала Василиса по делам ездить, мужа дома оставляла.
- Ты, – говорит, – супруг ненаглядный, живи в тереме на полных правах, развлекайся, что хочешь делай – посуду мой, мусор выноси, ножи точи, крестиком вышивай… Во всем полная свобода! Только не ходи в подвал. Узнаю – в рожу вцеплюсь.
Пожил Иван-царевич один, терем прибрал, вымел-вылизал. Подвал лишь остался. И дух оттуда – как сортир прорвало… Ну, думает, надо и там. Василиса меня пожалела, чтоб не надорвался – а я вот ее порадую инициативой на местах!
Отпер он дверь в подвал – а там висит худю-ущий старичишка на двенадцати цепях: за ручки, за ножки, за голову, а также за прочие части. Точь-в-точь кукла на нитицах из проезжего вертепа. Рычажок потянешь – у него нога подымется, на другой нажмешь – еще что-нибудь непотребное сделается. Вот куда Василиса по ночам ходила! Любит нежная душа марионетовый театр!
- Ты кто? – говорит Иван-царевич.
- Я Кощей Бессмертный к сожалению, – проскрипел старичок иссохшим голосом. – Хоть бы уж смертушка пришла, да меня прибрала… Моченьки нет терпеть нарушения прав человека! Семь лет не ел, не пил, не мылся, на цепях висел, народ развлекал – меня по Евровидению транслировали… Дай хоть водички испить!
- Семь лет? – уточнил царевич.
- Семь, родимый. И все вислокостные…
- Ветеран? – строго спросил Иван-царевич.
- А то! – ободрился старичок. – Столько воевал – не приведи Господь!
- Удостоверение есть?
- Чего нет, того нет. Бесы из собеса отобрали – и не отдают, пенсию пересчитывают, – и Кощей горько заплакал. Жалко царевичу стало старика, принес ему стаканчик воды ключевой. Испил тот:
- Мало, – говорит. – Повиси с мое…
Сбегал царевич за ведром – и того не хватило. Смекнул тогда Иван, подвел шланг пожарный. Напился Кощей Бессмертный вдоволь, да цепи и порвал.
- Спасибо, – говорит, – Ваня. Хороший ты мужик. Пойду я покуда.
Тут Василиса вернулась, хотела в рожу мужнюю вцепиться, что приказа не исполнил – а Кощей хвать ее поперек живота, да и сгинул…
Закручинился Иван-царевич. Другой бы радовался: хаза есть, супруги нет, полная свобода действий… А Иван – нет. Любовь, понимаешь! Взял Василисину фотокарточку с комода, на груди спрятал, бутербродов намазал полный кулек, накипятил в термос кофе – да и пошел куда глаза глядят, любимую искать.
Надо сообщить, юноша он был интеллигентный, воспитанный, университет кончал по склифософскому факультету (с Гамлет-царевичем за одной партой сидели) – но силушки богатырской хотелось бы побольше. Слабак был, короче. Медленно шел, отдыхал часто. Зарабатывал ученостью: кому письмо напишет в Гаагский трибунал, с кем об эмпириокритицизме побеседует… Платили скаредно. Отощал совсем и думает: «За хреном это гуманитарное образование? Лучше бы в сантехники пошел».
Долго ли, коротко – набрел на Кощеево царство. Это параллельные прямые не сходятся, а человек с человеком всегда сойдутся. Ко дворцу – шасть, в окне Василису узрел.
- Душа моя, – говорит, – я тебя избавлю.
Кощея дома не оказалось: он помощником бандидата в депутаты работал, по черному пиару. Василиса – к мужу, да первым делом в рожу вцепилась, чтоб неповадно было приказы нарушать. Потом обнялись, поцеловались – и побежали лесом темным. Бежали-бежали, Василиса изнемогла, Иван-царевич хотел ее на руки подхватить – да сам упал. Она платье в болоте подгрязнила, затрещину ему дала – и правильно, нечего! Дух перевели – почапали дальше. Вот уж горы высокие близко, за ними река – и дом родной. И тут, откуда ни возьмись, Кощей на вороном коне:
- Ну здравствуй, водопровод ты мой! Куда спешишь? Ай пожар где? – Это он на шланг пожарный намекает. Неблагодарно даже как-то с его стороны. – Присядь, милой, говорить будем.
У Иван-царевича от храбрости в животе сделалось нехорошо, рад бы бежать – да ноги подломились. Так и сел на поваленную березу. Кощей рядышком пристроился, говорит печально – почему-то с кавказским акцентом:
- Слюшай, дарагой, нехорошо, да? Жену мою взял, к себе повез… Неловко как-то получилось?
От такой наглости царевич даже страх потерял:
- Э! Ну ни хрена себе… Жена-то моя!
И даже ткнул легонечко Кощея ладонью в грудь. Но потом одумался и смахнул с него пылинку.
- Спасибо, – вежливо сказал Кощей и продолжил, – давай, брат, рассуждать логически. Твоей женой она была, не отрицаю. Но на данный исторический отрезок она является моей женой – и следовательно, Ваня, ты неправ.
Иван-царевич хотел возразить, что в гносеологическом аспекте метафизического процесса акт супружества является…
- Цыц, – прервал Кощей. – Устал я от тебя. Нам с Василиской спать пора.
Перекинул женщину поперек коня, та что-то визгнула тихонько – и пропал.
Закручинился Иван-царевич, фотокарточку вынул, на пенек пристроил – глядит и плачет. Потом по ногам муравьи полезли и начали кусать его за задницу: он на муравейной тропе оказался. Вскочил Иванушка, попрыгал, как на дискотеке, руками-ногами помахал – муравьи поотлетали, от сердца отлегло. Он фотокарточку снял с пенька и на груди спрятал.
Надо, однако, чего-то делать.
- Как же он меня так догнал? – сам себе говорит. – Обидно даже. Старый пень какой-то… Я же молодой еще – чего я в такой плохой физической форме?
- Спать не мешай! Разболтался тут сам с собой, шизофреник… – проворчал Перетюкнутый Дятел, высунув из дупла заспанный помятый клюв.
- Извини, братан… У меня был тяжелый день…
Дятел поглядел на него исподлобья:
- Ладно, извинения приняты.
Иван-царевич вздохнул и лег спать – ноги в кусты, голова на пенек, лопухами укрылся. Утром встал – делать нечего, надо тренироваться. Пошел на берег моря – и давай по вязкому песку бегать туда-сюда, как Брюс Ли вперегонки с Клод Ван Даммом. Всех чаек разогнал, козел.
Долго ли, коротко – научился Иван-царевич бегать и по песку, и по травке, и по пересеченной местности. Собрался с духом – и снова к Кощею. Камушек в окно кинул:
- Василиса!
- Ай?
- Эт я. Твоего дома нет?
- Не, налоги собирать поехал. Сказал, на неделю.
- Ну пошли!
Бежали они, бежали, Василиса изнемогла – он ее на руках понес. Добежали до гор. Отдышались, стали карабкаться. А гора – чем далее, тем круче! Совсем скалы начались. Снаряжения у царевича не было, да и сноровки – и очень они на тех скалах застряли. Высоко, страшно, облака вокруг гуляют, лавины сходят. Хорошо, на метеорологов наткнулись, те их свежей сводкой угостили:
- Завтра, – говорят, – ожидается проливной дождь с грозой, по области антициклон.
Ночевали с ними в палатке, песен у костра попели студенческих. Один бородатый метеоролог всё Василисе подмигивал и делал разные непристойные намеки. Она чего-то хихикала. Тогда Иван-царевич отвел бородача в сторонку и говорит:
- Ты думаешь, я лох лопоухий, и под мою жену можно шары катить? Был тут один, так я его за шары на цепях подвесил! Сейчас гикну по-молодецки и звездану тебе камнем по уху, и отечественная наука понесет тяжелую утрату. Понял намек?
Вот как, значит, общение с грубым Кощеем повлияло на нежную душу.
Метеоролог увидел, что дело печально, напился алкоголя и уснул.
Иван-то царевич опытный был, сводку принял к сведению – и наутро полезли они дальше. Погода была – загляденье: солнышко, теплынь! Влез на вершину, весь счастлив и нем, супругу подтянул – стоят, любуются пейзажем. Вдруг, откуда ни возьмись – Кощей Бессмертный:
- Привет юным альпинистам!
Ну так Ивану жалко стало потраченных трудов! Колени камнями отбиты, ногти содраны, кафтан скалой порвал… Чуть Кощея в пропасть не спихнул – но одумался. Нельзя поднимать руку на ближнего своего! Особенно когда он при сабле…
- Отпадный отсюда видон, – восхитился Кощей, – но извиняйте, вынужден прервать идиллию. Вань, а Вань…
- Чего? – покорно отозвался царевич.
- Не надо, а? Я человек больной, у меня сердце – а ты вон куда меня гоняешь. Пожалей старика, ладно?
Иван-царевич промолчал. От страха он был почти в обмороке.
- Я очень тебе признателен за избавление – но понимаешь: не люблю лишних проблем. Не сочти за угрозу – но еще раз сунешься, в куски изрублю.
Ухватил Василису под белы руки и улетел.
Закручинился добрый молодец пуще прежнего, принялся скалу пинать, пока лапоть вконец не изметелил. Тут орел какой-то горный прилетел и пальцем у виска покрутил. Птичка божия.
Делать нечего. Жить без любви, быть может, просто – но как на свете без любви прожить? Повесил в сети объяву: «Возьму уроки альпинизма. Ваньятсар точка ру». Инструкторов набежало – туча! На е-мэйле черно, как тараканы кишат! Занимался месяц, накупил топориков, веревок, карабинов, пару раз сорвался – но не насмерть. Снова за Василисой зашел:
- Любимая! Я поведу тебя к самому краю Вселенной…
Побежали. Болото перемахнули, горы перелезли, впереди река – за ней дом родной. А река широкая!.. Что делать?
Насилу лодка отыскалась. Чужая, конечно – пришлось замок отламывать. Ну, у Ивана топорик с собой был скалолазный. Отпихнулись, поехали.
- Греби, Ванечка, греби!
На середке Иван-царевич притомился, ладони мозолями забугрились.
- Глянь, что творится! – говорит, супруге травмы кажет. А та и смотреть не хочет, только оглядывается:
- Греби давай, иждивенец, потом разберемся!
Царевичу обидны показались такие слова, захотел веслом жену поучить культуре диалога – да не успел. Лодка качнулась, через борт перекинулась черная рука, потом вторая, подтянулись на локтях – и мокрый Кощей улыбнулся им лучезарно:
- Ну здравствуйте, ребята, не ждали?
Перевалился через борт, едва лодку не утопив – пришлось супругам на другой край приналечь для балансиру. Плюхнулся на скамейку, бороду отжимает, с волос ручьем льет:
- Вань, поздравляю, делаешь успехи. Через годик выставим тебя на Олимпийское пятиборье – смотри, не осрами, – и руку на плечо положил. А рука холодная, мокрая, противная! Иван-царевич поежился, но сбросить не посмел.
- Ваня, – задушевно позвал Кощей.
- А? – тихо откликнулся Иван-царевич.
- Хороший ты парень! Да больно настырный… Даже моему ангельскому терпению… Ну скажи: просил я тебя не трогать мою жену?
«Это моя жена!» – подумал царевич. И тихо признался:
- Просил…
- Умолял больше не приходить?
- Умолял…
- Надоел ты мне, понимаешь… – Кощей вздохнул. – Теперь скажи, умник: задавался ты вопросом – чего я делал в ее погребе?
Ваня изумленно поглядел на него – потому что действительно, этот простой вопрос не приходил ему в голову. А Кощей продолжал:
- Знаешь, отчего я твою жену к себе забрал? А почему ее Премудрой прозвали? А терем и все дела – брюлики там, шмотки – откуда у ней? А, женушка? Ответь добру молодцу!
Но Василиса только жалась к борту и глядела куда-то вбок.
- Ну и? – спросил Иван-царевич, надеясь, что Кощей уболтается и забудет рубить его в куски.
- Терем-то мой, – сообщил Кощей и развел руками, – и жена моя, семь лет уж. Имущество прибрала, а меня синилочкой травила, автокатастрофу подстраивала – да я, вот видишь, бессмертный… В Военмеде месяц лежал, меня хирурги по кусочкам клеили… Да… Так она перехитрила, присобачила в погреб на двенадцать цепей – спасибо, ты помог.
Иван-царевич жадно смотрел на Василису, но та ничем не опровергла выдвинутых обвинений.
- Титул твой ведь получила, царевич? Вот и думай, зачем ты ей нужен был … – снова вздохнул Кощей. – Закурить есть? А то мои промокли к лешему…
Лодка качалась, течение сносило ее куда-то. Мужики молча курили, глядя на Премудрую Василису с осуждением. А она, потупясь, ковыряла пальчиком скамейку и тоскливо мечтала, чтобы оба эти козла куда-нибудь пропали.
Кощей загасил окурок, швырнул было за борт, но вспомнил Водяного – родня все-таки дальняя! – изловчился, веслом поддел размокший хабец и в карман сунул.
- Дует от реки, радикулит… – пожаловался он. Встал, покряхтывая, и саблю вытащил. – Привязался я к тебе, Ваня… Но ничего не поделаешь: я человек слова. Пообещал – значит должен.
И изрубил его в куски.


Сентябрь 2003 – июль 2005