Путь в Селембрис, окончание

ПУТЬ В СЕЛЕМБРИС, окончание
фэнтези

ГЛАВА 35. Один на один с драконом

Сияющий рыцарь мчался на черном, как беззвёздная ночь, коне. Копыта глухо били в землю. Неистовые чёрные глаза жгли впереди пространство. Диковинный сидмурийский конь повиновался всаднику. Тому, кто летал над просторами Селембрис на призрачном лунном жеребце, не смеет не покориться любой скакун! Волшебное оружие в руке отважной. Бесстрашие в глазах! Я знаю, верю, помню! Мне обещана победа! И это неизбежно! Вперед, за Дивояр!

Он летел. Душа пела. Всё повиновалось Лёну. Что может лишить его волшебной силы?! Его дары при нём! Его талант, его упорство, его вера в самого себя. Он был в священном мифическом саду! Он видел многоцветные глаза Ладона! Птицы Геспериды обернулись для него, как для героя, в трёх прекрасных дев! Он нашёл Сидмур! Он спас Натинку! Дракон боится его волшебной стали! Нет поражения для верящих! Вперёд! За Дивояр!

Дракон увидел его ещё издалека. И над мертвенными водами лимба заклубился бледный, поблёскивающий льдом туман - предвестник демона. Тот шёл навстречу. И на ходу преображался. Скинут черный плащ, упал на серую траву, в растоптанную копытами вурдалаков пыль.
Красная драконья морда над широкими человечьими плечами. Дракон смеётся. И продолжает идти тяжёлыми широкими шагами навстречу мчащемуся, как ветер, рыцарю. На ходу проводит по себе когтями снизу вверх. И улетели, как клочья чёрного тумана, с него одежды. Он идёт, весь красен, как огонь. И вот уже не ноги – страшные когтистые лапы срывают с мёртвой почвы пучки безжизненной травы. Он вздымает руки. Когти рвут воздух, как ножи – материю.
Мчится рыцарь. Нет страха. Нет сомнений. Несётся серебряной стрелой. Ещё немного. Ещё чуть-чуть. Ещё прыжок – и столкновение!

Резкий взмах пламенеющей руки. И длинный красный хвост с шипами рассёк бледнеющий туман. И не туман это. И не ледяной! Это пламя! Взлетело разом, словно взорвался Сидмур! Багровое, гудящее от ненависти пламя кинулось навстречу и стало пожирать траву и землю!
Летит сидмурский конь, бесстрашно прыгает через потоки ревущего огня! Нет разума в нём, нет опасений за себя! Пока всадник пылает жаждой боя, пока им не владеет ужас, конь повинуется ему. Так создал Лембистор чёрных скакунов Сидмура. Не для людей они. Для чёрных, безразличных и жестоких тварей, в которых нет ни страха, ни души.

Расхохотался демон. Гулкий хохот прибил к земле языки огня. Лембистор стал огромен. Чудовищный хвост взметнулся и оглушительным ударом рассёк землю. Двумя взрывами выросли за спиной дракона крылья. Раскинулись и мечами огненными оперились.
- Сразимся, рыцарь!

Безумие несёт меня. Так бежит утративший рассудок по краю пропасти бездонной. Так бросается самоубийца с крыши. Утрачены все чувства, сгорели все слова. Нет пощады в огненной стихии! Зачем я здесь?! На что надеялся?! С кем вздумал воевать?! Кто обольстил меня?! Кто вдул в уши неверные и льстивые слова?!
Сталь дивоярская, спасай меня! Лишь на тебя надежда!

С отчаяньем безумца, силящегося перепрыгнуть пропасть, он взвился на чёрном скакуне своём. Иди сюда, Лембистор! Дай стали впиться в огненные чешуи! Иди сюда, проклятый демон! Дай Дивояру укусить тебя!
Взлетел дракон, как огненная буря. И молчаливое, кипящее холодными клубами небо, взревело и затрепетало бешенством. И изрыгало кровь.

Он ослеплён. Где конь? Гдё чёрный сидмурийский конь?! Кругом лишь пепел и огонь. Ищет меч врага. Рассекает пламя, спасая рыцаря от чудовищного жара.
Из бешено вращающегося ада, из крика погибающих от страха душ, вырвалась раскалённая змея. Мгновенно обвилась вокруг серебряных доспехов и рванула. Закружился рыцарь, как волчок. Разлетелись скорлупками оплечья, панцирь, шлем, поножи. Взлетел и вспыхнул, и пропал серебряный плюмаж. Скрылась в пламени, исчезла священная сталь Дивояра. И рыцарь безрассудный рухнул в беспамятство, как в пропасть.

Холод тьмы. Молчание и неизвестность. Где я? Что со мной? Лён, это ты? Да, Лён, это я.
У меня ещё есть лицо? Я ещё жив? Зачем? Со мной ли это было? Или это только страшный сон, когда так хочется проснуться? Дайте мне проснуться!
Я сейчас умру.

Он застонал и принялся дрожащими пальцами ощупывать себя. Тупое удивление: он вправду жив. Или только снится? Да, да, жив!
- Где я?! Мама!..
Молчание.

Неверными руками он шарил по холодным плитам пола. Потом прильнул к нему щекой. Память об огне жгла, как огонь. Закрыл бесполезные во тьме глаза. И ушёл в последнее прибежище, в сон.
***
- Лёня! Лёня!
- Нет!! Не надо!!!
- Лёнечка, ты что?!
Он вскочил. Увидел маму, отшатнулся. И тут же бросился и с горьким плачем обнял её за шею.
- Лёнечка! Всё, как ты сказал! Она вернулась!
- Кто?
- Наташа Платонова! Как ты сказал! Сегодня прибежала её мама! Она так извинялась! Она входит утром к дочке в комнату, а та спит в кровати! Как и была, в пижаме! Худая вся и бледная! Лёня, что с тобой? Ты не заболел?
Значит, Наташа возвратилась! Это уже кое-что. Почему же так пакостно на душе? Он больше не вернётся на Селембрис. Ни за что!

Лёнька встал, шатаясь.
- Что сегодня за день?
- Вторник, Лёня. Ты забыл? – мама неуверенно смотрела на него.
- Ты не пыталась говорить Платоновым про инопланетян?
- Нет, конечно! Достаточно с меня Семёнова. Он так и не поверил. Даже когда ты испарился с кастрюлей. Кстати, где кастрюля?

Он засмеялся, чтобы не заплакать. Кастрюля в Сидмуре, мама. А, может, у инопланетян. И пошёл в ванную, умываться.
Лицо в зеркале. Странно, никаких ожогов. И руки целы. Но все-таки он изменился. Лёнька посмотрел на себя ещё раз и тихо засмеялся. Он себе понравился. Потом взял ножницы и обрезал длинные тёмно-рыжие космы. Прощай, Селембрис. Я не рыцарь. И у меня больше нет иголки.

Одноклассники. Видение из прошлой жизни. Что со мной? Сидмур как будто сжёг меня. Невообразимо далеко от меня этот мир. Немного скучный. Немного противный. Но жить в нём можно. Только нужно сделать кое-что, пока Наташа не вышла в школу. Сегодня она осталась дома - слишком велик стресс. К тому же инопланетяне плохо её кормили.
***
Маргарита Львовна шла в школу. Голова болела, в душе – одна отрава.
Вчера весь вечер оболтус снизу, Вовка, гонял свой рок. Как обычно, врубит на полную катушку - чтоб на улице слыхали.
Этот Вовочка отравлял жизнь всему подъезду. После девятого класса, до которого его с трудом дотащили в школе, он нигде не работал и не учился. Здоровенный лоб, закормленный мамашей до оборзения. Примерно такой же, как и Тельмагин. Только тот получше учится. И мамаши у них одинаковые. Их приход в школу походил на смерч. Говорить с ними было бесполезно. Да и о чём можно говорить с женщиной, позволяющей себе выпить посреди рабочего дня? Хорошо ещё, что Маргарите Львовне не приходилось его учить.
Вовочка с кучкой других таких же лодырей часами гоготал на лестничной клетке. Мат, плевки, окурки. Все стены исписаны похабщиной.

Концерт за стеной умолк только в одиннадцать часов. К тому времени у Маргариты Львовны разыгралась безжалостная мигрень. Она лежала на диване с мокрым полотенцем и пыталась погасить пожар в мыслях.
Как она хотела, чтобы этого Вову побыстрее забрали в армию! И тут же мысли перескочили на армию. Будущим летом Серёжа закончит вуз и ему тоже придётся идти в армию. И в этой армии его встретят такие Вовочки – животные, скоты, уроды! Все их потребности сводятся к простым вещам – пожрать, напиться и оторваться над кем-нибудь. Как тяжело видеть по телевизору, когда показывают хороших ребят, изувеченных в армии, убитых этой падалью в погонах, доведённых до петли. От знакомых она с содроганием то и дело слышит: у этой удавился, у той убили, этот вернулся, как зверь стал – кидается на родителей. Из армии – в психушку, в больницу.
Маргарита Львовна никогда не смотрела репортажи из Чечни. Она даже не могла смотреть «Жди меня». Неизбежность приближалась. А у неё нет ни денег, ни связей. Как она радовалась, когда сын поступил в институт! Пять лет отсрочки. Но пять лет почти прошли, и едучий страх уничтожал душу.

Каждый день она видит Олесю, когда-то весёлую и компанейскую соседку. С ней можно было по-дружески выпить, посидеть на кухне. Теперь уже два года она молча идёт из магазина и аптеки – сторонится всех. Сумки перегибают её. Потом выкатывает в инвалидном кресле своего Димку и увозит под деревья, подальше от тротуаров и тропинок. Чтобы никто не подходил и ничего не говорил.
Когда-то этот Димка был частым гостем в доме Маргариты. Серёжкин друг, от самого детсада. В семейном альбоме полно их общих фотографий. Два милых мальчика у ёлки, два подростка на велосипедах. Два красивых парня в белых рубашках, а рядом девочки с бантами в полголовы – выпускной бал в школе! А вот и фотография их класса. Что был за выпуск!
С тех пор прошло пять лет. Зрелище соседки, с усилием катящей своего безмолвного сына по осенним листьям, приносило Маргарите мучение. При случайной встрече у подъезда Маргарита могла видеть его безучастные глаза глубоко ушедшего в себя человека и тоненькую струйку слюны, стекающую с безвольных губ. И всё же материнским чувством ощущала: он в сознании, всё видит, всё слышит, всё понимает. О, Боже, лучше бы он умер!
Иногда Маргарита при встрече совала в руки Олесе несколько сотен, что-то глухо бормотала, словно оправдывалась, и уходила с чувством стыда и отчаяния.
Олеся ничего не говорила, смотрела мимо, зажав деньги в ладони. Маргарита ощущала, как ненависть бывшей подруги прожигает ей спину – та безмолвно обвиняла за то, что её сын на пять лет получил отсрочку от ада, в котором утонул Димка. Ничего не объяснишь, ничего не скажешь, ничем не поможешь. Маргарита физически ощущала, что Олеся того же желает и её сыну – настолько изувечило горе её душу - но не могла осуждать соседку за чёрные мысли. Это несправедливо, да это несправедливо! Но что значит эта справедливость перед лицом неизбежного ужаса? Её Серёжа, её единственный ребёнок! Господи, только не в Чечню!

Школьная обстановка вернула мысли в привычное русло. Она специально пришла так, чтобы не попасть на перемену. Тогда можно пройти молчаливыми коридорами мимо Паши и Любы, мирно обсуждающих свои маленькие проблемы за столом напротив двери.
Маргарита Львовна кивнула им обеим. Не забыть зайти в кабинет истории. Вчера она выпросила у Зинаиды последнюю таблетку спазгана. Надо восполнить стратегический запас, чтобы было, что спрашивать.
Она прислушалась под дверью кабинета. Если идёт объяснение, лучше подождать. А если опрос – то можно. Слышался неясный шум голосов.

Маргарита Львовна открыла дверь и замерла. Класса не было. Не было ни стен, ни потолков. Не было покрашенных серой краской парт. Было небо и высокая гора. Прямо от порога начинался морщинистый камень, поросший в щелях мелкими цветами. Ей бросился в лицо горячий ветер. А где же ученики?!
Учительница невольно шагнула вперёд и стала частью древнего мира Эллады.
***
Она – Ниоба. Она сильна. Её руки, словно узловатые, мощные корни дубов Пелиона. Белеет снежной шапкой Осса. Прячется вдалеке в облачном покрове высокая гора Олимп.
Бесстрашна Ниобея. Крепки её сыны. Все семеро словно герои-полубоги. Когда стоят они все рядом на краю глубокой пропасти, то кажется, что выросли на Пелионе семь дубов могучих!
Старший, Истор, ломает руками скалы. Второй, Кастор, мечет так копьё, что пробивает насквозь и вепря и дерево, под которым он пасётся!
Третьего, Меланнира, боятся, как грозы, и волки, и медведи. Одной рукой срывает он шкуры с хищников!
Четвертый, Пандион, на бегу валит самца оленя. И взваливает на плечо. И матери своей приносит, Ниобее.
Пятый, Панарис, рукою ловит быстрых рыб в горных бешеных потоках. Как молния мелькают пальцы. И вот, в руке добыча!
Шестому повинуются ветра. Правит Зенон свою ладью, куда ему угодно. И смеётся над зефирами, треплющими паруса!
А самый младший прекрасен, словно юный бог. Свирель и цитра поют в его руках, как голоса девичьи. Приходят матери полюбоваться на сыновей Ниобы.
- О, сыновья мои! Нет подобных вам. Пусть завидуют мне боги! Мне, Ниобее!

Помрачнел Олимп. Налились облачные его одежды мрачной чернотой. Пронизывают молнии клубящийся туман. Злится Громовержец! Потемнело небо, спрятались все птицы, замолкли людские голоса.
Что затевают олимпийцы? Чем ещё накажут людское племя? Что пошлют с небес?
Бесстрашно смотрит Ниобея и семеро сыновей её в беснующееся небо. Что ей гроза?! Что ей валящиеся со стонами дубы?!
- Прибудет солнце, убегут потоки небесных вод. Воспрянут травы, вернутся лани на Пелион. Прибудет радость. Жизнь прекрасна, мама!
Да, сыны мои. Жизнь прекрасна.

Но что это?! Спускается с Олимпа в слепящем блеске света посланец Громовержца. Перед ней бог Арес в кроваво-красных латах. Цвета крови его волнистый меч.
- Уймись, Ниоба! Не гневи Владыку Зевса. Не хвастай сыновьями. Не гордись перед богами. Смертны люди. И ты, Ниоба, с сыновьями смертна. Не праху возвышаться перед небесами!
Молчит Ниоба, только смотрит бесстрашно. И с нею семеро сыновей её. Не любят олимпийцы, когда трава земная силится подняться до дерев. Не любят огня в глазах людей. Не терпят своеволия. Богиня Гера стремится извести героев оттого, что не её прославляют они своими подвигами. Богу Аресу нужны лишь массы послушно погибающих в сражениях, когда они с Афиной делят меж собой владения.
- Иди, Арес. Не может мать не гордиться детьми своими. Не может не любить их. Пусть смертны мы, но всех краше мне сыновья мои. Не сравнится с ними сам Аполлон.
Засмеялся олимпиец, словно загудело пламенем вулкана жерло. Покатились камни с Пелиона.
- Как скажешь, Ниобея! Пусть сыновья твои сравнятся с Аполлоном!

Раскинулось багрово облако и вознесло воителя обратно на Олимп. А оттуда уже несётся на своенравную Ниобу сияющая колесница бога Солнца, блистающего светом Аполлона. Словно псы у стремени, летят вокруг него хвостатые кометы, несущие испепеляющий огонь!
Удары пламени взрывают камни! Стонет старый Пелион.
- Зачем, Ниоба, споришь ты с богами?! Зачем призываешь на себя их ревнивый гнев?!
Зачем?! Зачем?!! Зачем?!!! Зачем я родила вас, сыновья мои?! Зачем любила, зачем вскормила?! Зачем глаза ваши смотрели на этот мир?! Зачем умели радоваться, умели плакать и любить?! Зачем мы жили все?!!

Плачет Ниобея и телом старается прикрыть сынов своих. Падает сожжённым Истор! Рвётся в клочья тело Кастора, размётывая брызги плоти!
Бьёт лучами Аполлон. Страшны, безжалостны глаза его! Нет жизни, нет дыхания в пределах чудовищного пламени!
Побежал и рухнул в пропасть Меланнир, живым факелом осветил замершие скалы Пелиона! Падает на колени Пандион и прах раскидывает руки и осыпается на сожженные цветы!
Силится Ниоба укрыть собой Панариса, прячет под рукой Зенона. Горит плоть на них, рвутся мышцы!
Шепчут:
- Мама…
И умирают.
Хватает младшего Ниоба, солнце своё, прекрасного, заре подобного Леда.
- Смилуйся, олимпиец! Пощади красу!
Истаевает тело сына, словно облако, в руках. И вознёсся Аполлон обратно в неприступную обитель. Смеются боги.

Страшна стоит Ниоба на разорённом Пелионе. В крови сынов, в их пепле. Глаза безумны. Смотрит вкруг себя и ничего не видит. Ненавистные боги не убили мать. Не испепелили лона, родящего героев. Не выжгли сердца, помнящего сыновей. Не отняли глаз, глядящих на останки своей любви, своей жизни, своей плоти.
Зачем мне руки сильные мои, не спасшие ни одного из сыновей?! Зачем весь мир ещё живёт, когда они погибли?! Зачем вы все живёте, люди, когда прах все вы перед очами насмешливых богов?! Надменны олимпийцы!

- Аааааа! – выдохнуло сердце.

Идёт Ниоба на Олимп. Шагает по вечным камням. Выламывает скалы и бросает вниз. Сухи глаза. Сомкнут рот. Покажись мне, Громовержец. Взгляни на Ниобею. Скажи хоть слово в оправдание своё!
Как страшен гнев матери, утратившей сынов своих!

Разверзлись облака и безжалостный поток обрушился на мать. Как смела ты?! Как смела ты роптать?! Как смела требовать?! И у кого?! У Громовержца?! Разве ты не знаешь, что букашек, подобных вам, больше на земле, чем звёзд на небе! Нет дела Олимпийцу до маленьких ваших копошений! Жизнь и смерть ничто перед Олимпом!

Ударил поток молний и смёл прочь дерзкую. Упала Ниобея обратно на Пелион, на прах сынов своих. Разбитая, но не покорившаяся. Открытые глаза смотрят на неприступную вершину. Кровь застилает взор. В кровавые одежды одета высокая гора. Кровавые облака плывут по небу. Кровавые дожди идут на пашни. Кровавые плоды растит земля.

Тихий шёпот громче всех громов Зевеса. Слова беззвучные колеблют мощные твердыни олимпийцев. Бессильна плоть. Но страшен дух.

- Я ПРОКЛИНАЮ ВСЕХ ВАС, БОГИ. ПУСТЬ ПАДЁТ ОЛИМП.
***
Маргарита шла. Страшное видение ещё не оставило её. Внутри болела вся Вселенная.
Кто-то позвал её. Едва сдерживая дрожь в губах, она обернулась. Кто это? И вспомнила. Это же Лёнька Косицын, школьный бард и песенник. Сочинитель баллад про Маргусю, то есть про неё, про Ниобею.
- Чего тебе, Косицын?
- Маргарита Львовна, прежде всего я хочу извиниться. Мои личные проблемы не должны влиять на моё поведение.
- Хорошо. Это всё? – она повернулась, чтобы поскорее уйти.
- Нет. Не всё, – твёрдо сказал он, – Вы несправедливо поступили с Наташей Платоновой. Вы оскорбили девочку ни за что. И, похоже, даже не поняли, что может сделать с человеком такое отношение. Она не выдержала и убежала.
- Ты, что? Меня судишь?
- Да, я вас осуждаю. Ваше поведение недостойно педагога и даже просто взрослого человека. Я специально ждал вас, чтобы сказать всё это наедине. Потому что не хочу, чтобы вы испытали такое унижение, какое испытываем мы от прилюдных выволочек. Я не требую от вас публичных признаний. Просто скажите ей, что сожалеете.

Маргарита Львовна молчала и смотрела на Косицына. Когда он успел так вырасти? Как же они быстро вырастают! Ох, как быстро вырастают! Словно впервые увидала она эти рыжие волосы ёжиком. И легко представила эту голову обритой наголо. И эти разумные, требовательные глаза – как он будет смотреть на ту волчью свору, с которой останется один на один, когда… Кому бывает хорошо оттого, что ломают и душевно калечат таких вот, как этот Лёнька или её Серёжа?! Что за Молох верховодит этим сумасшедшим миром?! Ей вспомнилась та неудачница, уже не юная, но такая беззащитная… его мать. Это же тоже мать!

- Дай мне немного времени, – попросила она.


ГЛАВА 36. Прощание с Селембрис

Лариса Николаевна, учительница начального второго класса, заглянула к завучу.
- Лидочка Сергеевна, я понимаю все ваши проблемы, – увещевала завуч молодую учительницу. – Жилищные условия, больная мама, пьющий муж. Кого сейчас этим удивишь? Я понимаю, что иногда просто не хватает сил даже на свои невзгоды. А тут ещё тридцать учеников! Но всё же, милая, надо как-то сдерживаться. Найдите в себе волю, мобилизуйтесь! Нельзя же так срываться на учениках! Ведь в конце концов именно школа закладывает в граждан общественные поведенческие основы. Мало ли случаев… Вот года три назад одна учительница не сдержалась и хлопнула одного мерзавца по голове учебником. Что было! Мамаша вызвала бригаду Сети-НН. А тем всё в радость, был бы повод! Такого нарисовали в передаче! В такого монстра превратили женщину! И что же?! Родители её класса ходатайство хотели представлять, ученики просили! Да куда там - после такого-то шоу по телевидению! В два дня уволили по собственному желанию. А ведь неплохой была она человек, Татьяна Савельева. И педагог хороший. Впрочем, кто знает, может, для неё это даже лучше. За гроши так унижаться! Идите, Лидочка Сергеевна, и успокойтесь. Держите себя в руках.

Лидочка ушла, так и оставшись при своём мнении. Завуч вздохнула и тогда только обратила внимание на Ларису Николаевну.
- А у вас что? Снова гномы хулиганят? Когда-нибудь этот полтергейст оставит нас?!
- Нет, Изольда Григорьевна! Я не жаловаться.
И далее учительница второго класса с огромным удовольствием рассказала об уроке литературы. Завуч слушала и искренне радовалась. Лариса была в таком воодушевлении!
- Изольда Григорьевна! Как это здорово! Мы решили с детьми, что теперь будем ставить классные постановки по литературе! Мы хотим на уроках труда делать реквизиты! Мы…
- Подождите, Лариса Николаевна, – остановила её завуч, – Я рада вашему энтузиазму. Но вы ещё молоды и плохо представляете себе реалии школьной жизни. Как вы будете делать костюмы на трудах? В методическом плане вторых классов расписаны тематики занятий. Что там у вас по методичке?
- Изготовление салфеток с махровыми краями и наклейка аппликаций, – невесело сказала Лариса.
- Вот-вот. Наклейка аппликаций. Вы не можете произвольно заменить тему уроков труда на подготовку к урокам литературы. И после уроков оставлять детей вы не имеете права. Да и не можете. После вас вторая смена. Но даже, если бы и могли... Откуда средства? Вы знаете, что будет, если выступит родительский комитет с заявлением о том, что вы за счёт учащихся пополняете свои методические средства?
Лариса Николаевна молчала.
- Мне очень жаль разочаровывать вас, – Изольда Григорьевна в самом деле очень сочувствовала. – Я сама раньше была такая. Послушайте меня, Лариса, вашу старую коллегу. Я не желаю вам дурного. Но ведь вы в коллективе. Положим, вы сумеете как-то преодолеть эти трудности. Знаете, что будут говорить про вас? Что Лариса Николаевна задаётся. Хочет быть лучше всех. Подмазывается к руководству. Не все ведь в состоянии так отдаваться делу. Вон, видели сейчас? И такое у большинства. Вам хочется обструкции от собственных коллег? Но положим, вы всё это преодолели. Вы пообещали детям интересные в будущем уроки, творческую инициативу. Вы в состоянии будете всегда удерживать такой уровень? Молчите? И правильно. Потому что вымотаетесь и устанете. Не всегда с вами будут гномы. Это вам Вавила насоветовал? Что с него взять?! Идёт направо – песнь заводит, налево – сказки говорит! Но не это самое неприятное. Положим, вы выдержите эту гонку. Ваш энтузиазм не угаснет. Ваши уроки будут интересны. Ваши дети будут творчески развиты. И что будет, когда они попадут в среднее звено? Кто их будет после вас развлекать? Кто будет обеспечивать должный уровень? А ведь они привыкнут интересно проводить уроки. Знаете, Лариса Николаевна, нет хуже классов, которым было весело в начальной школе.
***
Конец второй смены. Из школы торопливо убегают ученики. Даже тётя Паша вякает потише, устала.
Лёнька искал Гомоню, но так и не нашёл. Что-то мешало ему просто вернуться домой и мирно поужинав, засесть за комп. Или включить телевизор. Он хотел выговориться перед старым учителем. Пожаловаться. Не с мамой же в самом деле обсуждать это. Он спас Наташу Платонову. Но, Пафу он не помог. Какое ему дело до Пафа? Пусть волшебники заботятся об этом. Они дивоярцы, а не он. Ему ли сражаться с драконом? Ещё неизвестно, отчего тот его совсем не убил. Сказка оказалась с плохим финалом.

Он поднял голову и едва не налетел на Фифендру. Как?! Дивоярская колдунья тоже здесь?
Она стояла перед ним в том виде, в каком была там, перед воротами Сидмура. Немного бледная, утомлённая женщина с синими глазами и в синем же плаще.
Рекреация была пуста. Только внизу, на первом этаже, ещё гулко бухают мячом в спортзале и орут десятиклассники.
- У меня ничего не вышло, – сказал он. – Я не победил дракона.
- Но ты и не проиграл, – ответила она.
- Вы сможете снять заклятие с Пафа? Мы же принесли вам шарик.
- Скоро это будет неважно, – мягко произнесла волшебница. – Лимб движется на Селембрис. А мы по-прежнему не в состоянии проникнуть в Сидмур.
- Я не могу, – глухо произнёс Лён. – Я боюсь вернуться.
- Ты сделал больше, чем мог, – ласково сказала Фифендра. – Я не смею просить тебя.
Они медленно пошли на выход. Спустились в вестибюль. Там всё было пусто. Технички тоже покинули школу. В спортивном зале тихо. Усталые и потные десятиклассники торопливо выбегали, надевая на ходу куртки. Физрук тоже вышел и запер дверь спортзала.
- Косицын, почему не уходишь?
Он с опаской покосился на синий плащ волшебницы. Побренчал ключами и ушёл.
Лён понимал: они прощались. Мир Селембрис закрывался для него.

Послышался стук каблуков. В вестибюль вошла директор.
- Ну, коллега? – спросила она волшебницу с непонятной иронией. – Всё посмотрели? Не пора ли бросить инспектировать наш мир?
- Меня не интересует ваш мир, – ответила Фифендра. – Я пришла сюда ради одного-единственного человека.
Вероника Марковна, осенённая догадкой, бросила подозрительный взгляд на Лёньку. Фифендра молча кивнула, подтверждая.
- Надеюсь, не…? – директриса не могла поверить.
- Нет, я не ем детей, – засмеялась ведьма. И пояснила: - Он нужен в нашем мире. У него редкий дар. Лён – подлинный рыцарь. Но, в вашем мире ведь не нужны рыцари.
- Не смешите меня! – расхохоталась Вероника. – Это рыцарь?! С какого места? Да вы взгляните на него! Тоже мне, Зигфрид! Я представляю себе его героем! Прекратите забивать мне сказку! Он не может быть героем!
- Почему это не может?! – рассердилась ведьма. Её глаза недобро засверкали. - Гарри Поттер может, а он не может?! Что это за страна, в которой в качестве героев выступают покемоны? А подлинный герой не может выступить иначе, как в нищенских одеждах? Или того хуже – в шутовском колпаке?! Или вы забыли, что в некоторых из вас ещё течёт варягов кровь?! Не освежить ли вашу память щепоткой ведьминого табачку?

Опять послышались шаги. С другой стороны в затемнённый вестибюль вошла завуч.
- Просвещаете наш уважаемый полтергейст? – спросила она у Вероники.
- Не суетитесь, Изольда Григорьевна, – небрежно ответила волшебница. – Я ничего вам не предлагаю. Наш отпуск кончился. Мы только хотим избавить вас от того, что вам и так не нужно. Разве вы не говорили этому молодому человеку: «когда мы только от тебя избавимся?!»
- Как это избавиться?! – завуч возмутилась. – Куда это вы его сманиваете?
- В сказку! – с сарказмом ответила за Фифендру директриса. – Спасать принцесс, скакать на волке! Он будет у них Иван-царевичем. Жар-птицу достанет, яблочки молодильные.
- А драконов он побеждать не будет? – с издёвкой спросила завуч.
- Обязательно будет, – серьёзно ответила Фифендра.

- Вы не понимаете, – выговаривала директриса. – Смущаете ученика какими-то фокусами. Он вообразил себе невесть что. Между прочим, за меньшее можно угодить в дурку. Будет остаток жизни сидеть на койке и пальцами вертеть.
- Зачем же так? – изумилась ведьма. – Какого ради гуманизма запихивать талантливого человека в дурку? Говорю же вам, если он тут не нужен, отдайте его нам.
- В чём его талант?! – проигнорировав все прочие слова, воскликнула директриса. – Стишки кропает?! Рисуночки дурацкие?! Тоже Пушкин! Тоже Сальвадор Дали! Такие вот потом носятся со своим якобы талантом, лезут в прессу, устраивают митинги! А на них глядя и все остальные туда же!
- Конечно, – согласилась ведьма, - а, если кто головой полезет в печку, так всем, что ли, теперь можно? Или, если кто прыгнет с девятого этажа, то теперь и все давай?
- Вот именно! – сурово ответила директор.
- А почему непременно с девятого? – поинтересовалась баба Яга. – Других этажей разве нет?
- Посмотрите на неё! – рассердилась завуч. – Она для своих каких-то нужд втравливает мальчика в авантюру! Да ещё мотивирует это тем, что он сам того желает! Да мало ли чего желают дети! Может, он на столб к проводам полезет? Или пальцы в розетку сунет!
- Или по стройке захочет гулять! – подсказала ведьма.

Кренделючка поперхнулась. Ей примерещилось видение маленького мальчика, гуляющего по стройке. Беспечные родители не следят за ним. Он попал случайно в бочку с бензином. Долго бился в ядовитой жидкости, пытаясь ногами нащупать дно цистерны. Наконец, вынырнул, высунул нос и вдохнул насыщенный едкими парами воздух. Тут же явился прораб - бывший двоечник и разгильдяй. Ворюга, взяточник, картёжник. Закурил и бросил спичку в бак.

- Да, - согласилась настырная ведьма, – ваш мир безопаснее. Но наш гораздо интереснее.
- Вы лишаете мальчика родительского общения, – сурово обвинила Вероника Марковна.
«Сунь, моя крошка, два пальца в розетку!» - посоветовал папаша-маньяк. Гости ржали от восторга, как безумные.
Изольда снова стряхнула с себя видение. Сразу это не удалось. В глазах взрывались, лопались, растекались в лужу бесчисленные мультяшные герои.
- У вас нет никакой ответственности! – наступала директриса. – Что вы можете ему предложить? Какой-то нереальный бой с какой-то дурацкой головой? Котов на дубе? Мало у нас кошек? Ему школу надо кончить, в армии служить. На работу устраиваться. Семью создавать, детей кормить-одевать.
- Дальше, – проронила ведьма.
- А что этого мало? – возмутилась директриса. – Потрудится вырастить приличное потомство, так и сам не пропадёт. Будет кому в старости содержать его.
Изольда подумала о своём мопсе Путче. Будет он содержать её в старости?
- Удобряете планету? – усмехнулась ведьма.
Директор задохнулась от возмущения.
- Вы извращенка! Вы маньячка! Мы спасаем ребёнка от таких, как вы! Не надо делать из него Данко! Всё гораздо проще!
Ведьма не ответила и взглянула на Лёна. А он смотрел в синие глаза волшебницы. Мир Селембрис. Такой желанный. Но, путь туда идёт через Сидмур.
- Я должен оставаться, – насилу проронил он. – Ради мамы. Она не перенесёт.
- Мы уходим, – произнесла Фифендра.
Все трое смотрели на неё. Лёнька – горестно. Изольда Григорьевна – со смешанным чувством грусти и готовности вернуться к однообразной реальности. Вероника Марковна – с чувством огромного облегчения. Она повернулась и направилась на выход.

- Светанго! – громом раздалось за спиной, и удар ветра бросил её на пол.
Вероника покатилась, теряя туфли. Задрожали стёкла. И тут обезумевшая директриса увидела, как потолки растаяли. Сверху, из свирепо-синих туч в нестерпимом блеске молний явился невероятный конь! Огнём небесным пылал могучий круп! Протуберанцами вздымалась грива! И два крыла – от стены и до стены – раскинулись, как два пернатых ветра!
И ведьма… нет, не ведьма! Могучая валькирия! Вся в свете пламенеющего серебра, в крылатом шлеме, взметнула ярко-синий плащ и на коня взлетела!
- Гомер!
Из тьмы коридора послышались тихие шаги. Вошёл Филипп Эрастович Гомонин. На ходу он превратился в крупного седого филина. Распустив широко крылья, на бреющем полёте он бесшумно преодолел просторный вестибюль и осел на плечо валькирии. Окинул двух замерших женщин взглядом круглых глаз и гулко захохотал.
- Брунгильда! Подождите! Я бегу!
Из другого коридора выбежал Вавила. Смешно семеня в своих ботиночках, он вспрыгнул на круп коня. Но гриндера мешали, и он засучил задними лапами. Валькирия подхватила его рукой за шкирку и засмеялась:
- Кот в гриндерах!
Вавила обернулся на седельной луке и отчаянно крикнул:
- Изольда! Прости меня! Я стырил твою фотку!
Конь взметнул светло-пепельным хвостом, как вьюгой, резво развернулся, желая улететь из унылого зала вестибюля. Но валькирия его сдержала и повернула прекрасное лицо к онемевшему от радостного изумления Лёну. Её дикие глаза сверкнули двумя густо-синими сапфирами.
- Мы ждём тебя, рыцарь! Селембрис ждёт! Последний бой! Победа неизбежна!
И вознеслась в распахнутые потолки, и скрылась в тучах.
- Прощай, Изольда! Я буду помнить тебя вечно! – донеслось оттуда.

- Что такое Селембрис? – прошептала, едва придя в себя, Изольда Григорьевна.
Лён засмеялся:
- Селембрис – это Серебристый Лунный Свет!


ГЛАВА 37. Победа над Сидмуром

Видение валькирии стояло перед глазами. Лён лежал на своём диване и улыбался. Тяжесть отчего-то оставила его. Вспоминались лишь забавные эпизоды.
Как было им страшно в Дёркином болоте! Как трясся Долбер! Как они с хорьком Пафом атаковали кикимору! А как побывали у Семикармана! Тоже ведь страшно было. А теперь весь эпизод – одна сплошная хохма! А как он едва не угодил в котёл бабы Яги! Его же лебеди похитили! Как в сказке! Он впрямь скакал на волке! И правда добыл золотые яблочки! И спас царевну! Как она прочитала его стишки на полях магической книги!
Лён надеялся, что Наташа узнает его рисунок в уголке и поймёт. И она поняла! Правда, он надеялся, что она прочитает совсем другой стих. Тот, что он немного переделал. А теперь на Селембрис идёт поток лимба.

Лёнька резко сел. Он вдруг сообразил, почему демон не убил его. Ещё бы! Лембистор оставил его для того, чтобы принудить парализованного страхом и поражением человека из этого мира прочесть заклинание! Не он, так другой попадёт на Селембрис. Не туда, так в другой подобный мир!
Но что мешает ему вернуться и прочесть стих? Ведь для этого всё готово. Лён тогда думал, что Наташа не выдержит, сдастся и прочтёт его. Только вышло по другому.
А вдруг чародей уже заметил подделку? Сможет ли Лён, находясь в таком сомнении, попасть в Сидмур? Раньше он так стремился перенестись в волшебную страну, прямо изнывал. Не мог дождаться ночи. Ведь всё зависит лишь от его желания. Селембрис не неволит своих гостей. Фифендра - то есть Брунгильда! - не настаивала на его возвращении. Она только сказала ему, что он – единственный, кто может спасти и тот и этот мир. А рыцарь испугался.
Он подошёл к столу и со вздохом открыл тетрадь по математике. И вспомнил: учебник же так и остался в Сидмуре! Да фиг с ним, с учебником! Всё равно испорчен.

Лён решился.
«Я хочу вернуться в Сидмур», - сказал он сам себе, засыпая. Поэтому не удивился, когда тут же проснулся в темноте. Сел, ощупал пол. Да, это то самое место. Это его темница. Теперь от него ничего не зависит - осталось только ждать. Всё пойдёт своим путём.
Как сказала Фифендра своему классу? Мысли имеют свойство влиять на реальность. Так оно и происходило. Его стихи, его рисунки изменяли действительность вокруг него. Он порождал сказку. Он настоящий дивоярец.
Лён ждал.

Рассвет проник сквозь толстые решётки узкого окна. И тогда бесшумно растворилась дверь. Вошёл Лембистор.
***
Лён не сопротивлялся. Он покорно шёл, куда ему укажут. Интересно, демон догадался, кто был второй летучей мышью? И что за ёжика он послал пинком прямиком на книгу?
Они шли вниз. Из цепких драконовых когтей не вырваться.
Перебросился мостик через лимб. Лён оказался прямо перед книгой. Она открыта на той же странице. Но заклинание на полях стёрто. И рисунок в уголке – тоже.
- Я понял, в чём заключена твоя магия, – гулко проронил демон. – Мой Сидмур готов поглотить твой мир, он настроен на восприятие мыслей таких, как ты. Или эта девочка. Но больше этого тебе не удастся.
- Я что-нибудь получу за своё сотрудничество? – спросил Лён, оттягивая время. Он хотел убедиться, что заклинание, которое он подчистил, осталось в прежнем виде.
- Ты получишь власть. Ты будешь моим наместником, – демон принял его игру за чистую монету. Это же так естественно – просить себе поблажек. - Я награждаю своих слуг. Но если передумаешь и будешь сопротивляться, то будешь сидеть в клетке, как ворон. Это он открыл мне дорогу в Селембрис. А теперь читай.
Чародей повернул Лёна лицом к книге. Он крепко держал его обеими руками за плечи.
Лён вдохнул воздух и негромко начал говорить:

Я в твой мир открываю путь
Тем, кто у ворот его стоит.
Лембистор, слово не забудь,
И будет путь открыт.

- Слово Лембистора! – крикнул демон.
И, схватив Лёна, взлетел прямо сквозь потолок на высокую башню своего замка.
- Смотри, человечек! Смотри, как мой Сидмур поглощает твою Селембрис!
По седым долинам медленно тёк лимб. Круглый ров был переполнен и его убийственные воды резали пространство на секторы. Куски расплывались в разные стороны и тянули берега ртутных рек за собой. Сидмур расширялся.
- Что это? – спросил вдруг демон. Оставив плечи Лёна, он подошёл к краю башни.
Издалека летели две светлых птицы.
«Я знаю, что это!» - с внезапным ликованием подумал Лён.
- Что происходит?
Лембистор взмахнул обеими руками и превратился в крылатого дракона. Красное чудовище ринулось навстречу двум белым птицам. Только это были не птицы! Это неслись на крылатых дивоярских конях Брунгильда и Магирус Гонда!

- Где моя сталь?! – гневно вскрикнул Лён. В такой момент оружие покинуло его!
И мгновенно перед глазами появилась его драгоценная иголка! Она плясала в воздухе от нетерпения, желая послужить своему отважному герою!
- Мой меч! – крикнул Лён.
Он выхватил из воздуха пылающий белым светом меч! Но что это?! Белое сияние потекло по его руке и легко перебросилось на плечи. Он весь окутывался светом. И с ликованием Лён понял, что сталь Дивояра служит ему, как своему хозяину! Под призрачным сиянием всё его тело охватили невиданной красоты доспехи! Вот он каков, подарок филина!
***
Два волшебника на крылатых скакунах неслись навстречу красному дракону. Их столкновение было неизбежным. А он стоит тут, на башне, в своих блистающих доспехах и не может приблизиться!
Рыцарь вспрыгнул на парапет.
- Дай мне крылья, сталь Дивояра! – его крик прорезал тишину Сидмура.
И тотчас же сияющий порыв ветра сбросил Лёна с парапета. Падая, он увидел два крыла, распахнутых над его плечами.

Над медленно текущими потоками всепоглощающего лимба шёл бой. Дракон посылал в двух своих врагов реки бешено ревущего огня. Необыкновенные кони Дивояра творили чудеса и выносили всадников из объятий смерти. Меч Брунгильды рассекал неистовое пламя. Волшебник Гонда отражал серебряным щитом убийственный поток и отправлял его к дракону. Они теснили демона и гнали его в лимб. Но Лембистор всякий раз выскальзывал. Он был подвижен, как язык огня. И быстр, как молния. Один, против двух, демон был сильнее.

Яростный белый свет заставил чародея обернуться.
- Это ты, мальчишка?! – крикнул он.
- Это я! – со смехом отвечал Лён.
И обрушил дивоярский меч на длинный хвост дракона. Взревел Лембистор, когда половина его страшного хвоста упала в лимб и растворилась.
- Вы не сражались ещё со мной! До сих пор я только забавлялся!
От его мечами оперённых крыльев помчались во все стороны кровавые клинки. В ужасе отпрянули кони Дивояра от красных молний, что резали не воздух! Само пространство!
Белый щит Магируса по-прежнему отражал удары. И от меча Брунгильды разлетались и превращались в брызги крови чудовищные огненные стрелы. Лембистор истощил свои запасы. Но не иссякал его огонь.
- Всё бесполезно, мальчик! – смеялся он. – Твоя иголка не поможет в твоём мире. Оставайтесь здесь, а я отправлюсь в мир, где вас нет!
Он увернулся от всех троих и, набирая скорость, понёсся к воротам на Селембрис. Его преследовали два всадника и крылатый рыцарь в броне из дивоярской стали.

Уже на подлёте к столбам Лён увидал, что поток лимба почти достиг границы двух миров. Исчезли, растаяли высокие лесистые холмы. В потоке медленно тонули остатки сосен. Широким языком убийственные воды двигались к воротам. Проваливалась почва. Столбы слегка кренились. За ними ещё виднелись горы, но они уже начали дрожать и искажаться - словно сминалась гигантская картина.
«Там, за воротами - Селембрис», - подумал Лён.
Все трое безрассудно бросились на змеёй скользящее чудовище. Тот приник почти к земле. Кони Дивояра вспорхнули в стороны, унося своих безумных всадников. И разлетелись по обе стороны ворот. Ещё немного, и всадники могли упасть в Ничто. А Лён пролетел вперёд и, сложив крылья, скользнул прямо меж столбов. Туда как раз стремился демон.

Он вылетел в весну. Свежий ветер подхватил его и солнце блеснуло ему в глаза. На Селембрис таяли снега. К воротам по оттаявшей земле мчалась чёрная колонна.
Лён мгновенно развернулся и ринулся обратно. Прямо меж столбов рыцарь и дракон столкнулись. Сталь Дивояра распорола горло демона. Без звука он опрокинулся и рухнул в лимб. А Лён распахнутыми крыльями ударился о два столба. И камень спас его от гибели в Ничто. Его отбросило.
Переворачиваясь в воздухе, как бешеная мельница, чуть не ломая крылья, дивоярец рухнул наземь. Брызги света в голове и неистовый восторг!

Едва очнувшись, рыцарь увидел, как войско ринулось в ворота. И засмеялся, потому что знал, что ждёт их за воротами. Ни один не вышел.

Спустя минуту он их увидел. Брунгильда и Магирус на своих крылатых скакунах. Все трое встретились на взгорке и молча обнялись.
***


ГЛАВА 38. Это ещё не конец

- Мам, ты куда? – Лёнька оторвался от нового учебника математики. Старый упёрли инопланетяне. Зоя простила им кастрюлю, но учебник не простила. Пришлось покупать новый.
Зоя слегка замялась.
- Схожу к Катерине. Надо маленько посплетничать про сериал.
Мама лукавила. Она тайком от сына встречалась с Семёновым - тот был разведённый. А мужиков сейчас, сами знаете… Раз-два, и обчёлся. Всё это надо обсудить с подружкой.
- Буду часов в семь, – сказала Зоя и тихо смылась.
***
- Да брось ты, Зоя! – в сердцах воскликнула подруга. – Да щас такой мужик пошёл, что есть, что нет! Вон я замужем уж скоро пятнадцать лет! Спроси моего, когда он занавески повесил на кухне? Думаешь, скажет? Да через пять только лет, как переехали на новую квартиру! А до этого тут висела верёвка - к трубе одним концом, а второй – к гвоздю! А сколько лет я привязывала дверцу холодильника поясом от халата? А телевизор! Телевизор!
Катя расстервенилась и показала Зое то, что она и так знала. Старый телевизор на кухне держался на резинке. Катя натягивала резинку от трусов Валерия одним концом на регулятор громкости, вторым цепляла за заднюю панель. Однажды супруг надумал что-то там чинить, отвинтил решётку, снял и потерял все винтики. И теперь весь зад у телевизора болтался, как дверь. Это ей кое-что напомнило.
- А дверь-то в ванной! – баба просто выла. – Подпираю щёткой! А кресло-то!
Она помчалась в комнату и скинула мужика с кресла.
- Чего тебе? – недовольно забрюзжал Валера. Он поплёлся на диван, накрылся книгой и заснул.
- Во! Смотри! – и Катя показала тайны своей семейной жизни.
У кресла были только две ноги. Всё остальное держалось на старой деревянной плашке. Выходя из комнаты, валерина супруга пнула плинтус. Он тут же перевернулся, потому что не был приколочен.
- Осторожно! – предупредила она. – Не ступи на это место. Там линолеум задрался, получилась такая ямка. Кошки принимают её за горшок и ссут туда.
Следующей в паноптикуме была трёхногая семейная кровать. Вместо одной конечности она опиралась на стопку книг.
- Вот здесь вот мы сделали всех наших деток! – торжественно возопила Катя. – И он ещё спрашивает, отчего они такие недоделанные!
Женщины прислушались. Валера дудел, как локомотив.
- Вот видишь! - заключила Катерина, возвращаясь в кухню. – На кой тебе мужик? Жила ты свободная, счастливая! Ну и живи себе!
Она с ходу плюхнулась пухлым задом на табуретку и тут же с криком обвалилась. Сидение надо поправлять, когда садишься!
***
Татьяна Владимировна Ковалёва вышла с больничного на следующий день после ухода полтергейста. Никаких ведьм и никаких леших она не видела. Но, возвратясь, сразу заговорила о пенсии. Она стала очень молчаливой. Диагноз в больничном был очень неразборчив. Да и кому читать? Какие в наши годы недуги? У всех одни и те же. А жалко. Старая гвардия уходит!
***
У Антонины Андреевны, классной седьмого «Б», вдруг открылись перспективы. Как обычно, в один из выходных они опять компанией собрались на даче у бывшего одноклассника, ныне преуспевающего бизнесмена. И Витька Кондаков был там, и снова затеял таким вальяжным тоном разговор о своём кинематографе. Опять хаял отечественный кинопром.
Кругом одна бездарность! Ну, что хорошего можно снять на российских просторах, кроме баллад про бандитов и легенд про проституток? Конечно, наши тоже над собой растут, учатся у проворных латиноамериканцев. Вот, насобачились паять сюжетики про российских золушек. Идёт, конечно. Излюбленная тема! Берешь какую-нибудь замарашку и закидываешь её в какой-нибудь бомонд покруче. Она бы там и на фиг не нужна, но почему-то без неё дела не крутятся. У неё две соперницы, одна красивая, другая – глупая. Но, золушка обеих спустила в унитаз. А потом, глядишь, и дом в Париже!
Или вот ещё лучше. Бедная девушка из деревни приезжает в город. И попадает в манекенщицы. В неё влюбляется продюсер. И ещё миллионер. В конце снова дом в Париже. Вот почему мы не снимаем хорошее, талантливое кино! Массам требуется примитивный потреблянс!

- Ну, что это? – не согласилась Анжела, новая пассия Витьки. – Вот у меня одна подруга, тоже манекенщица, обожает про эту, как её?..
- Ай, брось! – отмахнулся Кондаков. – Сколько можно наслаждаться жвачкой про похождения бестолковой бабы?!
- А почему у нас не снимают ужастики? – подала голос Антонина, которая и сама порядком пёрлась от дешёвых детективов.
- Опять ты за своё? Говорят же тебе - нет материала!
- Не скажи! - возразила Антонина, - Просто вы привыкли к заезженным сюжетам. А попробуй немного изменить ракурс и может получиться уже нечто иное. Попробуй сделать ужастик по отечественным мотивам, но в ироническом ключе.
- Ну-ну, - насмешливо сказал Кондаков, - например…
- Например. Представь себе фильм ужасов о съёмках фильма ужасов. Всё в натуральную величину. Съёмочная группа забирается в деревню. Главную героиню, учительницу сельской школы играет учительница, непрофессионал. Режиссёр пытается выжать из глухого сценария что-то интересное. Но не может отойти от привычных стандартов. В его фильме присутствует Дракула, но его сценический образ такой затасканный, что всем актёрам, да и самому режиссёру ужасно скучно. Они зевают от самых страшных сцен. Убогое финансирование делает эту картину просто чудовищно жалкой. Всем не терпится добраться до города и нормально помыться. И они не замечают, что уже стали участниками настоящего мистического ужаса. Старушка, у которой поселена главная героиня - настоящая, подлинная баба Яга. И вот однажды Мариванна пропадает.
- И в чём же ирония? – спросил Кондаков.
- А ирония как раз в том и состоит, что наши горе-специалисты по фильмам ужасов пытаются придать своим жалким затеям внушительный вид. И это в то время, когда они уже вовлечены в настоящий кошмар. Они суетятся со своими маленькими затеями и смешными бытовыми проблемами и не понимают, что стали действующими лицами сказочной истории. Сказочной, но отнюдь не безобидной. Они всегда полагали, что сказка – это нечто безопасное и нестрашное. Помнишь наши сказочные фильмы? Особенно постсоветские. Несерьёзная такая блажь. Каждый герой всем своим видом говорит: мы знаем, что притворяемся. И вы, дети, знаете, что мы притворяемся! На самом деле мы никто и ни во что не верим. А тут неглубокие сюжетные выдумки неожиданно оборачиваются подобием тех же мизансцен, но неизмеримо страшнее и, главное - реальнее. Сценарист и режиссёр обнаруживают, что знакомый им мир – это только тонкая плёнка сновидений, под которым скрывается иная действительность, в которой все их привычные ценности не более, чем пепел. Маленькие бытовые страстишки, кулуарные хитрости, тихая грызня за тёплое местечко в этом мире имеют отражение! Они приобретают фантастические формы. Неглубокие души участников поначалу пугаются этого нового естества, но потом страстно вовлекаются в сложный сюжет и приобретают в себе новое измерение.
- Постой, постой! – перебил её Витька. - А ты не могла бы изложить всё это на бумаге? Не зря же ты в классе лучше всех писала сочинения.

Так началось вхождение Антошки в славу.
***
Воскресенье шло на убыль. За окном холодный и сухой ноябрь. Уже три дня Лён не уходил во сне в Селембрис. Хотелось немного отдохнуть.
Тогда они пробыли целую неделю в замке Гонды. Драконья кровь, оставшаяся на мече, спасла и Пафа, и Долбера, и многих других. Магирус сумел сделать противоядие из шарика. И тех заколдованных демоном людей, которые ещё не озверели до конца, сумели вызволить.
Дракон, упав в лимб, остановил его движение. Ртутные воды начали стекаться обратно в ров. Но пока никто не знал, что делать с самим Сидмуром. Этот мир так и остался язвой на лице Селембрис. Его вход снова закрыли заклинанием. И всё же победа не была окончательной. Если Лембистор мог выбраться из лимба один раз, то он сумеет сделать это и в другой.
Волшебники искали способ добраться до Дивояра. Проблема в том, что магический город плавал по мирам. И пока никто не знал средства достичь его.
Лёнька так и остался хранителем дивоярской стали. Иголка повсюду с ним. Он не может потерять её. Это судьба. А пока он должен нагонять упущенный материал.
Он отвернулся от окна и отодвинул тетрадь, не заметив своей ошибки. Хотелось спать. Лён опять забылся и вместо примеров написал стихи.

За окном тихо падали белые хлопья. Долгая осень вошла в свой первый снегопад. Опустевший школьный двор окутывался белым покрывалом. Под мягким светом фонарей сияла неразличимая бесконечность форм. Вот оно, чудо, только руку протяни. Подставь ладонь и присмотрись…
***
В лунном свете, медленно плывущем,
Рождаясь, серебром поют слова.
Мечту рождает, рождает души
Волшебный дар волшебного пера.

Прозрачны дали, высоки замки в облаках,
Летят, как птицы, кони, песня на губах…
Торопятся видения, и чередою снится
Волшебник, Северная Дева, Рыцарь.

Неисчерпаем, бездонен, бесконечен,
Неистов, радостен, беспечен
От ночи к ночи меня ждущий -
Селембрис, мир во мне живущий.
***

Конец первой книги

Сент.-окт. 2004г.