Сказки зачарованного леса2 "Я родился человеком!"(фэнтези)

(Вторая книга цикла «Сказки зачарованного леса»)

Если бы ты была вовсе не ты, Ручей
Я бы родился здесь самым маленьким из зверей.
Я бы любил рассвет, за ельник бы бегал в ночь,
Я бы запутал след, так как «в ночь» - это значит «прочь»

Я бы пел на луну круглый год,
Я бы брал даже верхнее Ля

Чиж и Ко «Зверек»

Я РОДИЛСЯ ЧЕЛОВЕКОМ!
Глава 1
НАЧАЛО
Смерть поросенка.
- Ну и свиньи, же эти поросята, - сказал вошедший Марат, а я подскочил от неожиданности.
Одеться и вытереть с тела и лица кровь я успел, а вот убрать разодранную тушку молочного поросенка, нет. Жаль. Хотя Марат, кажется, имеет свою точку зрения на происходящее.
- Что это за твари такие, которые собственных детенышей едят? Нет, ты скажи мне, есть еще хоть одна зверюга, которая вчера родит, а сегодня сожрет?
- Хомяки, - зачем-то сказал я и поплотнее запахнул куртку.
Хорошо, что я успел ее надеть. Сейчас главное незаметно переодеться и выбросить, а лучше сжечь порванную, перепачканную одежду. Интересно, как я додумался снять широченные рабочие штаны и куртку из брезентухи перед тем, как начался этот кошмар. Еще хорошо, что от поросенка почти ничего не осталось и Марат не может понять, что это не новорожденная хрюшка, а трехнедельный свин. Однако в остальном он прав. Свиньи, они действительно СВИНЬИ и действительно периодически жрут себе подобных, не жалея даже собственных детей.
Во рту стоял мерзкий привкус, к горлу подкатывала тошнота, но спасительная рвота не появлялась, в глазах темнело, на лбу выступил холодный пот. Отходняк, который, похоже, может скоро стать привычным.
Есть выход - самому сдаться в дурку, не может же оказаться правдой все происходящее!
А если может?
Нет! Ну, точно, нет!
Да и не только в этом дело. Здесь и психушки нет. Здесь вообще почти ничего нет.
- Иди! Чего встал? На поверку опоздаешь!
Голос Марата вывел из оцепенения. Я кивнул и пошел к выходу из свинарника. Потом посмотрел на часы и начал двигаться быстрее. Не хочу, чтобы мое отсутствие было расценено, как побег.
Уже выходя из вонючего помещения, я краем глаза увидел, как свиньи жадно чавкают тем, что еще недавно было одним из них. Мерзость, хотя я должен испытывать скорее благодарность, они качественно уничтожают улики.
Я шел по дороге, но скоро свернул и побрел по первой траве. Весна в этом году ранняя. Апрель, а снег уже почти растаял. Молодая, робкая, зелень не может скрыть грязи и вони этих мест. Запах скотного двора проникает везде. Он пропитывает одежду, еду и самих людей. От него нельзя скрыться ни столовой, ни в жилом блоке.
Опаздываю. Надо поторопиться. У комендатуры очередь уже почти рассосалась, осталось несколько человек, а мне еще топать и топать. Придется немного пробежаться.
- Что же делать дальше? – спросил я сам у себя и сам себе ответил:
- Не знаю!
Оставаться здесь дальше нельзя, можно в любой момент выдать себя, показать людям, то чего сам еще не видел и не осознал. А куда деваться?
Некуда!
Вокруг поля, сопки, которые скорее напоминают большие холмы, а дальше тайга.
- Ну!
Из оцепенения меня вывел знакомый голос охранника.
- Ты че, уснул?
- Вельдин Сергей, отряд третий.
- Ясно, что не десятый, - сказал совсем еще молодой пацан в камуфляже и уже более человечно добавил:
- Ты чего такой? Заболел?
- Нет. Нормально, - ответил я и пошел в свою комнату.
Здесь не принято называть жилые помещения камерами. Здесь не тюрьма, а поселения. Хотя это не мешает нам быть заключенными. А еще нас называют осу/жденными. Не осуждё/нными, а именно осу/жденными с ударением на «у», будто эта нелепая безграмотность может компенсировать идиотизм происходящего здесь.
Мы зэки, призванные поднимать с колен сельское хозяйство страны. Почти как в фильме про терминатора, роботы из жидкого металла, посланные из будущего с великой миссией. Только наша миссия состоит в том, чтобы вручную выполнять работу, которую не каждый трактор осилит и давать поднимать бабки неизвестным дядям в погонах. Или без погон, или не поднимать. Не знаю. Какая разница? Наша жизнь состоит из коровников, свинарников, овощника и зернохранилища. Некоторые зэки имеют определенное место работы и умудряются даже зарабатывать здесь деньги. По городским меркам смешные, по здешним огромные. Я к ним не отношусь. Не хочу иметь в этом мире хоть что-то постоянное, даже идиотскую работу. Я выполняю самые разные поручения, могу чистить снег, ремонтировать забор, развозить сено, или заменять заболевшего работника свинарника. Сегодня он должен был выходить в ночную смену.
Слава Богу!
Ночью надо приготовить еду животным, накормить поросят и сгрести в кучи солому. В общем, дел немного, именно поэтому я опять исхитрился остаться незамеченным, но не может вечно везти. Как-то раз я проколюсь, и на этом все закончится…
Жизнь здесь тяжелая и многие предпочитают писать отказ от работ или просто реально косячить и через шизо отправляются в тюрьму. Но мне туда нельзя, хотя и говорят, что оттуда с моей статьей реально быстро уйти на УДО (условно-досрочное освобождение). Здесь это очень сложно. Для УДО в нашем поселении надо стучать на своих и чужих, зарабатывая плюсики, а это не для меня. И нормальная зона не для меня. Там не будет возможности даже изредка оставаться в полном одиночестве, а значит, все закончится очень быстро, а здесь есть шанс. Пусть маленький, но есть.
Я зашел в комнату, предварительно переодевшись, и выбросив сверток с грязной одеждой в мусорный бак, упал на кровать. Знакомые по армии, почти родные, двухъярусные, военного образца, со скрипучей панцирной сеткой кровати. Как же вы мне надоели!
Но у нас не до жиру, быть бы живу. А после моих ночных похождений и подавно можно уснуть стоя.
Отключился я мгновенно, но свобода не захотела показаться даже во сне. Перед плотно сжатыми веками мелькали фрагменты воспоминаний. Этап, Мариинская тюрьма, ГАЗ 66, он же автозак, с зарешеченными маленькими окошками, который везет меня сюда. А за решетками можно рассмотреть только елки. Они не те, что растут у меня дома. Наши ели и пихты похожи на толстые зеленые сосульки, они пушистые и почти круглые, а эти… Даже не знаю с чем сравнить. Они как клыки зверя. Такие же тонкие, с короткими ветками, длинные и острые. Из-за них дорога походит на открытую пасть, бешенного животного. Сходство усиливает снег, который пенными хлопьями ложиться на оскалившиеся деревья.
Романтику этапа, особенно зимнего воспевают в основном те, кто этой дорожкой не гулял. На самом деле ничего героически-романтического. Дорога, как дорога, ГАЗон, как ГАЗон, люди, как люди. Это с начала страшно, а потом понимаешь, что люди здесь такие же, как и на свободе, то есть разные.
Потом сны о привычном сменила она. Она снилась мне каждый раз, когда со мной происходило это, или когда приходил голос. Она была частью безумного мира, в который я время от времени нырял, не успев задержать дыхание. Она была частью страшного бреда, но какой прекрасной частью! Именно ее образ тянул назад в безумие. Проснувшись утром, я не помнил, как она выглядит, как ее имя, голос, какие у нее глаза…. Только ее запах и острая, болезненная потребность всегда быть рядом с ней. Она пахла цветочной пыльцой и теплым песком. Так пахнет июльским днем на берегу реки. Она была так нужна, но все время уходила, а я мог все. Мог разрушить горы, расплескать океан и вытоптать леса, только не мог удержать ее. Однажды мне приснилось, будто она спит в маленькой комнатке на диване, а я сижу рядом на полу и как пес охраняю ее покой. А кругом лес. Все происходит в маленьком домике, на берегу лесной речки. Я не видел во сне воду и деревья, только слышал шорох воды и шум веток и знал, что самое важное в этой глуши никому не позволить потревожить ЕЕ.

Проснулся я скоро, вернее не проснулся, а разбудили.
- Серега, вставай!
Мой восемнадцатилетний сосед по комнате Ваня, решил, что я ему здесь мама и папа в одном флаконе. Сейчас он очень переживает, что я могу пропустить что-то интересное, и с завидным усердием посвящает меня во все новости нашей замечательной общины.
- Вань, ты идиот? – задал я риторический вопрос, но Ваня ответил и на него.
- Нет, - сказал он честно и продолжил, - Там новеньких привезли, пойдешь смотреть?
Приезд новеньких – местный цирк. Отсутствие новостей заставляет превращать в великое событие даже это.
- Тетки приехали, - пояснил он, будто меня когда-нибудь интересовали здешние дамы.
- Вань, какие на фиг тетки?! Я всю ночь не спал! Если ты через секунду не свалишь, то до теток без посторонней помощи уже не дойдешь!
Дальше я выразился совсем нецензурно, а Ваня решил не дергать судьбу за известное место и растворился в воздухе.
Я еще немного поворочался в кровати. Сон не шел. Мысленно «поблагодарив» заботливого пацана, я встал и пошел умываться.
Ванин интерес к дамам не понятен, наверное, решил устроить мою судьбу. Сам он здесь отбывает два года за то, что сорвал с шеи какой-то девчонки телефон. И все было бы ничего, если бы эта самая барышня не свалилась сюда за аферы, на месяц позже Вани. Такая вот гримаса судьбы! Теперь их роман в разгаре. Освободиться они должны почти одновременно, после чего планируют пожениться.
Весело живется в нашей подворотне!
Особенно стоит отметить, что у нас мужчины и женщины отбывают срок вместе. Конечно, жилые помещения у нас формально разделены, а практически дамы живут справа от лестницы, мы слева. Короче, наш трехэтажный «дом» населен представителями обоих полов.
Ладно, черт с ними с бабами, сейчас не до них. Сейчас самое время подумать о том, что я по уши в дерьме и не знаю, как из этого выбираться. Раньше случались странные вещи, но история с поросенком…. Это уже ни в какие ворота не прет!
Хватит игнорировать проблему и делать вид, что ничего не происходит. Происходит! Еще как происходит. Пока все на работе или знакомятся с новичками, есть время посидеть в одиночестве и проанализировать все.

Первый раз это произошло года три, может быть четыре назад. Мне тогда было чуть меньше тридцати, и я первый раз увидел тех, кто называет себя паркурщиками. Они просто бежали по улице, с легкостью перемахивая через заборы, спрыгивая с крыш не высоких строений и преодолевая крутые подъемы. Похожие на героев фильма «Ямакаси», они взбирались на крыши, и со стороны казалось, что эти люди ходят по стенам. Просто незаконно рожденные дети человека-паука. Это выглядело странно, но, несмотря ни на что, завораживало.
Что-то внутри меня вздрогнуло и заставило бежать рядом. Тогда я не знал слова «паркур», его не было в моем сознании, зато там была закономерность - бег, прыжок, бег. Простое, рискованное, бессмысленное и вместе с тем очень важное движение. Риск ради бега, бег ради вечности движения. Я несся по улицам, не уступая тем, кто сделал это смыслом жизни. Скоро мои незнакомые спутники заметили, что я начал превосходить их в скорости и сложности прыжков. Зрительные образы изменились, стали более объемными, даже выпуклыми, непривычно яркие краски ударили по глазам. Паркурщики удивленно смотрели вслед, а я просто бежал и улыбался и вот тогда…. Именно тогда, на краю крыши, я посмотрел на свои руки. И вместо ногтей увидел короткие, но достаточно острые, загнутые когти серого цвета. Не уверен, но думаю, что глаза, тоже несколько изменились. Повел языком по зубам и обнаружил вместо них внушительные клыки.
Я оступился и рухнул с крыши

Я не падаю, я лечу. Просто каждый летает, как умеет.

Это не моя мысль, кажется, где-то читал. Если я помню, то, что когда-то читал – я жив!
Упав с высоты третьего этажа в яму, наполненную осколками кирпича и битым стеклом, я даже не поцарапался.
Ждать товарищей по бегу, и показываться им в нечеловеческом образе смысла не было, и я, протиснувшись между гаражей, пробрался в обычный городской двор, оттуда через пустырь к соседнему кварталу. Долго сидел на скамейке в незнакомом дворе и смотрел на руки, которые медленно приходили в норму. Скоро не осталось никаких внешних признаков этого безумия, и в голову закралась мысль: «Показалось».

Но уже тогда я точно знал, что это было на самом деле. Ведь я знал, что все началось раньше. Еще в армии (я служил в ВДВ) во время прыжков с парашютом один сослуживец сказал, что перед прыжком мои глаза становятся почти желтыми не человеческими. Тогда все списали на нервное перенапряжение. А зря.

На той скамейке во дворе я думал, к кому можно с этим пойти. У кого спросить совета? Кто подскажет, чем я становлюсь? Ну не оборотнем же, в самом деле! Я даже в Бога не верю, не то что в нечисть.
Можно поговорить с теми, кто бежал сегодня рядом со мной.
Нет!
Плохая мысль.
Для них рискованное движение и бесконечный бег – смысл жизни, философия, которую они выбрали сознательно и добровольно. Для меня – физиологическая потребность.
Друзья? Они решат, что мне с перепоя всякая дребедень мерещится.
Жена?
Жена…. Человек, который когда-то был бесконечно близок и дорог. А теперь…. Не сейчас. Сейчас и без этого проблем валом. Ясно одно – она не поверит, а если и поверит, не поймет и не одобрит. Она слишком утонченная и респектабельная для такой ерунды.
Остаются специалисты, возможно медики.
Нет уж! Добровольно в подопытные крысы – это не ко мне.
Следовательно, буду разбираться сам.

Вот и доразбирался! Остается решить – что делать дальше.
Два вечных вопроса, веками терзавших русскую интеллигенцию, к которой меня с трудом можно отнести «что делать?» и «кто виноват?», неожиданно стали очень актуальными.

Прошло несколько лет, а я как в тот вечер сижу и ищу ответы на риторические вопросы. Только сейчас я сижу не во дворе на скамейке, а на железной кровати в камере.
Пойду лучше покурю, может быть, на свежем воздухе мозг будет работать лучше.

Курят у нас в строго отведенном месте во дворе. Я облокотился на перила в беседке-курилке и жадно затянулся.
Пришла пора поставить все точки над «Ё». Еще в армии, то есть больше десяти лет назад проявилось нечто отличающее меня от людей. Потом оно начало формироваться и приобретать звериный облик. В периоды эмоционального возбуждения или стресса у меня начали отрастать когти и клыки. Этот процесс я быстро научился контролировать. Вызвать в любой момент зверя я не мог, но остановить рост клыков на третий или четвертый раз получилось. После этого все прошло само собой. Я даже начал относиться к странностям как к болезни, от которой вовремя вылечился. Два или три года все было ровно, а потом я попал сюда….

Да. Такая ерунда!
Здесь я оказался как стопроцентный Робин Гуд… или идиот.
Шел я как-то вечером домой, слегка нетрезвый, после какого-то дня рожденья… Короче в два часа ночи, пьяный в дугу я забрел в сквер напротив дома, где увидел отвратительную картину.

Платье на девочке, стоящей в коленно-локтевой позе на траве, было порвано, лицо разбито, а рядом два молодых отморозка. Для полноты картины стоит добавить, что ширинка у одного из них была расстегнута….
Ну не переношу я сексуального насилия! Не так воспитан!
Короче бил сильно, с удовольствием так, чтобы не убить, но покалечить. Зверь не проснулся даже тогда. Да и не к чему было. Я им и голыми руками с легкостью мог повыдергать все выступающие части тела. Думаю завести собственных детей двум ублюдкам не грозит. И этот факт меня очень радует даже сейчас. Такая падаль не должна размножаться, их надо кастрировать самыми не гуманными способами.
Девочку я отправил на такси домой, избитых уродов оставил в сквере, а сам отправился домой, чувствуя себя героем нашего времени….

Пришли за мной через три дня. Неожиданно выяснилось, что я, находясь в состоянии алкогольного опьянения, напал на мирно отдыхающих студентов, один из которых, к слову сказать, оказался племянником мэра нашего милого города, зверски их избил и бросил умирать.
Спасенная девочка не подтвердила факт попытки изнасилования, а на суде боялась поднять глаза. Она не смотрела ни на меня, ни на тех, кто обвинял меня в нападении, только плакала и говорила, что синяки на лице появились вследствие падения с лестницы.
Интересно, ей за это хотя бы заплатили, или просто напугали?

И вот я здесь.
Адвокат сказал, что моей статьей два года поселений – подарок, и я перестал бороться. Надоело доказывать правоту в стране, где могут при желании закрыть абсолютно любого независимо от пола, возраста и степени вины. Не зря же на Руси от сумы и от тюрьмы не зарекаются. Буду расценивать это как вторую армию…

Вдруг за спиной раздался шорох, отвлекший меня от грустных воспоминаний. Посмотрим – кто у нас тут затаился.
В дальнем углу беседки, прижавшись спиной к перилам, стояла девушка, чем-то похожая на ту из-за которой я сюда попал. Возможно, она незаметно подошла, пока я курил, а может быть, я просто не заметил ее, войдя в курилку.
Высокая, красивая, худенькая, с длинной светлой косой, она смотрела на меня, не мигая, и тряслась. Дорогой спортивный костюм, красивые ногти с авторским дизайном, качественный макияж и не дешевые украшения выдавали в ней дочку богатых родителей.
Что же ты сделала девочка, если они не смогли тебя отмазать?
Если она здесь, значит, уже исполнилось восемнадцать, хотя я бы дал от силы шестнадцать. Жалко глупую, тяжело ей будет.
- За что? – спросил я.
Она вздрогнула как от удара, однако быстро успокоилась и ответила тихо, но твердо:
- Авария.
Молодец, девочка. Правильно себя ведешь. Пришло время брать себя в руки и контролировать эмоции.
- Срок?
- Два года.
- Труп? – уточнил я, зная ответ.
Она кивнула.
- Права купил, а «ездить» не купил, - сказал я и увидел, как задрожали накрашенные розовой помадой губы.
Возможно, не стоит сейчас говорить с ней в таком тоне. Надо пожалеть, утешить, прочитать лекцию на тему «Не место красит человека, а человек место», но зачем? Она уже здесь, значит пришло время учиться выживать. Здесь нет пап и мам, здесь некому жалеть, здесь все взрослые и несчастные.
- Можно? – спросила она, указывая на пачку сигарет.
Я протянул ей сигареты и зажигалку.
Девочка неумело взяла сигарету, прикурила, затянулась и закашлялась.
Я вынул сигарету у нее изо рта, выбросил в урну и сказал:
- Не умеешь, нечего начинать.
Она заплакала, а я закурил и решил подождать, пока барышня успокоится. Это плохо, что она ищет поддержки у первого встречного. Здесь много желающих воспользоваться ситуацией.
- Хватит, - спокойно сказал я, и она на удивление быстро успокоилась.
- Как здесь жить?
- Как везде. Здесь живут такие же люди. Есть те, кого подставили, другие – жертвы несчастного случая, третьи – сволочи. Все как в большой жизни. Там сволочей не меньше чем здесь, просто на ограниченном пространстве они очевидней.
Она кивнула и вытерла глаза, а я докурил и пошел в жилблок. Девочка как цепная собачонка поплелась следом. Только этого мне и не хватало. Подростки, попавшие в трудную ситуацию, почему-то видят во мне отца-наставника и липнут. Сначала Ванька, теперь эта…. Впору детский сад открывать. У меня своих забот полон рот, некогда мне детишками нянчиться.
Она все шла следом, а на крыльце остановилась и посмотрела совсем уже по-собачьи.
- Тебя хоть как зовут? – уточнил я.
- Надя.
- Прямо как мою жену.
- Правда?
Конечно, правда, только какая разница. Это ничего не меняет. Как же тебе объяснить, девочка, что я не могу никому помочь. Мне самому очень скоро понадобиться помощь. Я не имею права брать на себя ответственность за тебя. С этого дня ты сама должна учиться защищать себя, а самое главное не надеяться на мужчин.
- Вот, что я тебе скажу, Надя. Если на свободе не спала, с кем попало, то и здесь не начинай.
Она покраснела, а я продолжил:
- Сначала одиночкам здесь тяжелее, велик соблазн спрятаться за кого-то, или под кого-то. Только помни, что два года пролетят быстро, а там, дома ты уже никогда не сможешь отмыться. Будь смелее и надейся на себя.
Я вошел внутрь, а она осталась на крыльце. Просто стояла под мелким весенним дождиком и тряслась, не решаясь войти внутрь.
- Вельдин, ты – баран!- сказал я себе, возвращаясь на крыльцо.
- Прекрати немедленно! – рявкнул я на девчонку и добавил:
- Пойдем, с местными познакомлю.
Она благодарно кивнула и почти побежала за мной.
Мне положительно надо было выбирать работу учителя начальных классов. Ладно, познакомлю ее с Ванькой и его пассией. Они молодые и почти семейные, очень подходящая компания для барышни, попавшей в затруднительное положение.
Пока я устраивал судьбу новенькой, пришло время отметки, и мы выстроились в очередь к маленькому окошку комендатуры. Эта процедура, повторяющаяся каждые два часа, заняла примерно четверть часа, после чего я решил пойти дальше спать, но принесла нелегкая бригадира. Сам он мужик не плохой, из вольных, но когда болеет с похмелья…. Сегодня как раз такой случай.
- А, Вельдин! – обрадовался бригадир и помахал метлой.
Этот жест сделал его похожим, на старого, спившегося, опухшего Гарри Поттера. Сходство увеличивали очёчки в тонкой, круглой, черной оправе.
Я молча ждал продолжения.
- Ну, раз ты уже выспался, иди убирать территорию.
Спорить – смысла ноль. Я взял метлу и так же молча пошел во двор.
Кто служил в армии, к здешнему колориту привыкает довольно быстро. Здесь по свому весело, только смеяться над этим лучше дома с друзьями за бутылкой водки.
Вот, например, около сарая стоят два капота от машин. Один побольше, от грузовика, другой поменьше, от легковушки. Оба выкрашены в красный цвет, оба мятые и ободранные. Зимой они единственные помощники заключенных в нелегкой борьбе со снегом. Другой снегоуборочной техники у нас нет, а сугробы на территории не приветствуются, приходится нам ежедневно убирать весь снег, а в Сибири, как известно, много снега. Народные умельцы пришаманили к железякам веревки и стали грузить на них снег, чтобы увозить его подальше от жилого блока. В народе маленькую железку любовно называют газик, а большую камазик.
Пока я подметал мимо проскакала лошадь. На ней ехал мой сосед по комнате Семен. Правда «ехал» - это громко сказано. Он висел под мордой несчастного животного, крепко обхватив его шею руками и ногами.
Семен орал, лошадь ржала….
Конюх сегодня тоже заболел. Грипп у нас свирепствует, поэтому запрягать конягу отправили Семена, который лошадей видел только по телевизору. Для того чтобы животину запрячь в повозку ее надо привести с соседнего участка. То есть около пяти километров проехать верхом без седла. Семен естественно не смог справиться с управлением, но за шею зацепился крепко и теперь преодолевал последние метры нелегкого пути не традиционным образом, справедливо опасаясь попасть под копыта.
Наконец лошадь подбежала к стойлу, Семен упал в траву, а я продолжил подметать и размышлять о превратностях судьбы.
На чем я там остановился?

Да. Этап. Поселения. Зимний вечер. Прямо по Блоку: «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека». Я на самом деле мужчина, образованный с третьего курса филфака выгнали за прогулы. После армии работал ювелиром. Когда я только сюда загремел, меня спросили:
- Что умеешь делать?
- Ничего, - нагло ответил я.
- Кем был на воле?
- Ювелиром, - признался я и получил странную реакцию.
Дежурный посмотрел на группу людей в форме и сказал:
- Еще один. Задолбали. Ювелир, мать его.
Сначала я не понял, почему моя благородная профессия вызвала такую неадекватную реакцию, но следующая фраза дежурного все прояснила:
- Золото с девок снимал?
- Не снимал, а изготавливал. Я на самом деле ювелир.
После этой фразы меня определили в разнорабочие.

Пару месяцев все шло нормально. Зверь дремал и я уже почти убедил себя, что когти и клыки, были галлюцинациями вследствие частых гулянок, но перед новым годом мне пришлось признать - это не так.

Рождение хищника.

Накануне Нового года к нам приезжают толпы посетителей, поэтому выбить свиданку и комнату в тюремной гостинице сложно, но мне повезло. Так как это было первое свиданье, по местным неписанным законам мне полагалось два дня отдыха, чем и воспользовались мои армейские друзья. Чтобы организовать комнату на пару дней перед большим праздником пришлось потратить не значительную сумму денег на подкуп управляющей гостиницей.
Вообще наша гостиница – это отдельная история. Она представляет собой обычное одноэтажное строение с шестнадцатью номерами, туалетом, общей кухней и комнатой для управляющей. Номера – это маленькие комнаты с двумя кроватями и тумбочкой. Все это находится на первом участке, то есть примерно в шести километрах от нашего третьего. Туда можно добраться на машине с приехавшими навестить, или на автозаке. В гостинице всегда чисто, не воняет скотным двором и соблюдается жесткий распорядок дня, вероятно, это и привлекает полчища мышей которые с топотом и веселым писком носятся по тюремному аналогу натяжного потолка. На вольных это производит тягостное впечатление, а нам – курорт.
Всем этим хозяйством заведует зэчка, особенно отличившаяся перед людьми в погонах и претендующая на УДО.
Сейчас постоялым двором руководит аферистка Зинаида. Женщина в годах солидная и очень приятная в общении. С ней всегда можно договориться, да и не имеет она дурной привычки портить людям редкий отдых. Зинаида у нас личность легендарная. На свободе она кинула не мало граждан, считавших своим долгом поделиться деньгами с первым встречным. Развод был настолько банальным, что этих лохов даже жалко не было. Но вот однажды в несчастливый день подставили саму Зинаиду, и вскоре она оказалась здесь. Однако это не сломило находчивую даму. В заключении она исхитрилась развести на деньги человек десять из числа заключенных, а может быть и больше, кинуть на две тысячи местный сельмаг и при этом еще стать управляющей гостиницей, и как следствие вскоре досрочно освобожденной. Случай по здешним меркам немыслимый. Все знали о ее подвигах, и никто не мог ничего предъявить. Бывают же талантливые люди!
Но сейчас не об этом. Зинаида на этот пост пришла позже, а перед праздником номера распределяла пожилая заключенная с первого участка. Грубая и озлобленная, ненавидимая всеми, она подводила под монастырь и своих и чужих за плюсик в личном списке коменданта. Близость УДО стерла с ее души даже маленькие крупинки человечности.
Мои пацаны приехали двадцать пятого декабря и привезли с собой двух барышень, не отягощенных моралью и нравственностью. Тогда я уже перестал надеяться, что появится моя благоверная.
На развод она подала через два дня после того, как меня посадили. Пару раз приезжала в СИЗО, навещала. Потом объявилась здесь с адвокатом….
Развод мы оформили быстро, имущество поделили справедливо. Ей досталась новая квартира, гараж и дача, а мне двухкомнатная хрущевка с которой мы начинали совместную жизнь и машина, да еще счет в банке, о котором Наденька просто не знала. Детей у нас не было, так что развели нас на раз.
Не могу сказать, что сильно удивился, просто все как-то не вовремя происходит. Да и жили мы вместе последние годы скорее по привычке. У нас с ней оказались разные жизненные ценности. Я хотел семейный уют и детей, а Надюша хотела бизнес, престиж, веселье и много денег.
Когда она однажды сказала, что хочет пару дней погостить у мамы, я не удивился. Когда, вернувшись, поведала, что у нас мог быть ребенок, но он на данный момент не вписывается в ее жизненную схему. Я ее чуть не убил, потом на неделю запил, а потом простил. Или сделал вид, что простил. Потом оказалось, что детей после аборта у нас не будет, но ее это не очень расстроило, а я предпочел плыть по течению. Я делал вид, что верю ей, а она делала вид, что не замечает моих измен.

Здесь есть кем заполнить душевную пустоту. Многие в поселениях пытаются найти себе пару, думают так легче или выдумывают себе любовь в неволе, воспетую в дворовых песнях. Я же не хочу, чтобы меня хоть что-нибудь связывало с этим местом. То, что мы живем в одном помещении с женщинами не случайность. Отсюда до дома очень далеко и нормальная жизнь кажется красочным сном. Каждый в этих заснеженных сопках пытается урвать себе кусочек тепла, который в замкнутом пространстве заменяет дом, семью и, если хотите, родину. Именно этот теплый, как свежий навоз вымысел держит здесь многих крепче закона, разума и страха наказания. Но у этой медали имеется и другая сторона. Те, кто теряет здесь близкого, из-за измены или освобождения часто трогаются крышей. Они становятся жестокими, нарываются на неприятности или просто бегут. Особенно часто бегут после свиданий.
Побег. Легкий и бессмысленный в наших краях. Здесь нет периметра и конвоиров. Только сопки, поля и лес вдалеке, да еще две маленькие деревеньки, прижавшиеся к жилым зонам. В них живут люди с грустными глазами, которые воспитывают детей с такими же грустными глазами. Это единственные существа, вызывающие у меня искреннее сочувствие. Потому что я знаю, что мой срок скоро закончится, а большинство из них здесь пожизненно. И еще этот жуткий плакат, прибитый к столбу прямо за нашим «домом». Он гласит: «место посадки детей».
УЖАС, подумал я, увидев это впервые, а потом узнал, что это всего лишь остановка школьного автобуса, который возит ребятишек в единственную на пять деревень школу.
Когда приезжают гости, они паркуют машины прямо перед входом в жилую зону и идут в комендатуру, где предъявляют документы. Потом встреча, иногда слезы, досмотр вещей, возврат документов, звонок в комендатуру первого участка и пятнадцать минут на счастливый путь мимо скотных дворов, овощника и зернохранилища, подальше от грязи и вони под завистливыми взглядами других осужденных в одноэтажный дом из красного кирпича с шестнадцатью комнатами, которые здесь заменяют свободу.
На месте сразу отмечаемся, пишем заявку на заселение в гостиницу и предоставление свидания, сдаем документы и телефоны и на пару дней погружаемся в мир воспоминаний, который кажется сказкой о загробной жизни.
Хотя написание заявки на свиданку иногда оказывается делом занятным, если не сказать творческим.
Тогда, зимой одна из барышень представилась моей сестрой, а другая невестой. Процесс оформления документов немного затянулся, но оказался неожиданно веселым.
Товарищ из комендатуры долго нас пересчитывал, крутил в руках документы и грустил от мысли, что сейчас придется ждать, пока я буду переписывать данные четырех паспортов в заявлении, вместо того чтобы покушать горячий борщ со сметаной, дымящийся рядом в глубокой эмалированной миске. Он долго соображал, как можно составить бумагу без лишней писанины и, наконец, выдал:
- Пиши, Вельдин. Прошу предоставить мне свидание с невестой в количестве четырех человек, а ниже перечислишь фамилии.
То, что две моих невесты оказались особами мужского пола, его не смутило.
Мы ржали, как молодые кони, а моя «невеста», глупо хлопнув глазками, спросила:
- А ему за это срок не прибавят?
После чего к нашему реготу присоединился и товарищ из комендатуры.
Вечер мы провели весело, да и ночью не скучали. По крайней мере, я. Барышни были не профессиональными жрицами любви, что не умаляло их достоинств. Одна была моей бывшей любовницей, а вторая – ее подруга. Трудно переоценить важность этого визита. В интимные связи здесь я не вступал, а здоровый, половозрелый мужчина после двух месяцев воздержания становится нервозным, агрессивным и даже теряет в весе.
Утро мы встретили с прекрасным настроением и зверским аппетитом. Единственное, что омрачало радость – поверки каждые полтора часа. Первая в семь утра, последняя в одиннадцать вечера, но зато с одиннадцати до семи…
Все началось на следующий день. Сначала меня начала раздражать управляющая гостиницей. Вернее она всегда меня раздражала, но в тот момент…
Злобная женщина, превратившаяся в старуху уже к пятидесяти годам, была похожа на старую, грязную, жирную, злобную болонку. Бывают такие твари, похожие скорее на свиней. Через бело-желтую, засаленную, редкую шерстку просвечивает мерзкая розовая кожа. Они необычайно злобные и скалят свои полусгнившие, смердящие зубы на каждое живое существо.
Тетка ходила по коридору и орала:
- Все отмечаться! Чего совсем страх потеряли! Нечего ржать там, в одиннадцатом номере! На отметку!

Она боялась заглядывать в комнаты, будто чуяла ненависть, просачивающуюся из-под не плотно закрытых дверей. Вечерами, после одиннадцати она тихо ходила по коридору и, останавливаясь около закрытых комнат из которых доносились голоса и неожиданно орала:
- Совсем страх потеряли! А ну замолчали, - а потом злорадно добавляла: - Сейчас всех шмонать будут.
Эту зэчку ненавидели все.
После обеда мы сидели в моей комнатке и ждали приближающегося призыва отмечаться. Вскоре раздался мерзкий крик и народ засобирался. Я вышел в коридор и увидел шестилетнюю девчушку, которую привезли на свиданье к матери, отбывающей срок на первом участке. Они жили в соседнем номере, и ребенок был счастлив провести несколько дней с самым близким человеком. От этого бесхитростного детского счастья, которому суждено длиться трое суток в комнатке с серо-синими стенами, даже у меня кололо что-то внутри. Ребенок до дрожи боялся управляющую.
Сейчас девочка металась по коридору и со слезами искала мать, которая так не вовремя пошла в душ. Она плакала и повторяла:
- Тетя кричала отмечаться, а мамы нет! Что же теперь будет? Надо отмечаться, а мамы нет!
Моя «невеста» как смогла успокоила ребенка, «сестра» нашла мамашу, а я захотел убить чертову тварь, сломавшую и без того короткое детское счастье.
После поверки я впервые осознал приближение изменений и попытался их избежать. Некоторое время это мне удавалось. Потом пришла потребность постоянно двигаться. Я метался по комнате, бегал на кухню, пил чай, часто курил.
Скоро этого оказалось недостаточно. Зубы начали вытягиваться, и я решил перебить животные проявления более привычными инстинктами – сексом.
На некоторое время помогло, но после последней поверки мои гости заснули измученные долгой дорогой и бессонной ночью, а я заметался как тигр в клетке.
Ближе к двенадцати стало совсем плохо, и я пошел на улицу, чтобы в очередной раз покурить, засунуть голову в снег или сделать еще что-нибудь. Странно, раньше мне с легкостью удавалось остановить преобразования, но сейчас звериное нутро накатывало теплыми волнами и вызывало дрожь, а иногда и судороги.
Обуваясь перед входной дверью, я заметил управляющую, которая задремала перед телевизором. Комната отдыха находится прямо перед входом и не имеет дверей. Старая ведьма услышала мои шаги и открыла глаза. Я постарался не обращать на нее внимания, но когда поднял голову, поморщился от неприязни. Старуха сидела, слегка наклонившись вперед, и принюхивалась, жадно раздувая ноздри. В этом жесте не было ничего человеческого, сходство со свиноподобной собакой усилилось. Я покрепче сжал зубы, а она продолжила, глядя исподлобья, шумными короткими вздохами втягивать воздух, и тогда меня осенило. Она ищет запах алкоголя. Некоторые, одуревшие от неволи люди так радуются свиданьям, что забывают, где находятся. В такие моменты хочется вздохнуть полной грудью и попробовать всего, что было так доступно на воле. Они проносят в номера спиртное, потом быстро теряют над собой контроль и палятся на отметках. А алкоголь в гостинице это – штрафной изолятор, и как следствие тюрьма. Для старухи же выпасти такого нарушителя, значит получить еще один «плюсик» и приблизить УДО. Я распрямился и посмотрел прямо в лицо управляющей. Она ответила коротким ненавидящим взглядом и вдруг отвела глаза, будто испугавшись. Я не выдержал и тихо, но отчетливо сказал:
- Фас.
Старуха ощерилась, потом вдруг потупилась и протопала в свою комнату, а я облизнул изрядно подросшие клыки и вышел на свежий воздух, где меня сразу скрутила судорога.
Это что-то новое!
Я постарался отойти подальше от окон гостиницы и чуть не упал в густой кустарник на краю двора, там все и произошло.
Это было реально больно!
Сначала стало нестерпимо жарко и я снял теплую куртку и свитер, потом начало страшно ломить суставы, а все внутренности сжались в огненный комок в районе солнечного сплетения. Кожа зудела и чесалась. Посмотрев на руки, я увидел, что они покрываются серой густой шерстью.
Ну, вот и все. Я сошел с ума. Странно, в роду, вроде сумасшедших не было. Да, в семье не без урода.
Главное не кричать! Закусить губу и не кричать! Не хочется что-то сегодня в дурдом. Теперь понятно, что когти и клыки были простым глюком…
Но как больно!
Из губы, прокушенной острым клыком, закапала кровь, а я повалился на снег. Позвоночник сильно выгнулся, колени начали сгибаться в обратную сторону, и я застонал.
- Тише, - сказал кто-то, - терпи. Дыши не глубоко, поверхностно, но часто.
Я замер и посмотрел по сторонам. Никого. Голос звучал у меня в голове.
Правильно! Все закономерно. Оборотни, голоса с того света, если сходить с ума, то по полной программе. Голос не унимался:
- Теперь задержи дыхание и постарайся расслабить ноги и руки.
Я выполнил предписание и услышал противный хруст. Мои конечности согнулись в обратном направлении, и сразу стало легче. Я облизнул длинным языком влажный нос и прыгнул через забор. Животное кинулось в сторону маленького лесочка, оставляя на кустах клочья шерсти. Дальше навалилась череда образов звуков и запахов.
Да, я сошел с ума, зато как замечательно я при этом себя чувствую. Немного побегав по свежему снегу, я сел в сугроб и завыл на полную луну.
-А ну заткнись, придурок! – рявкнул голос у меня в голове, и я прикусил язык.
- Пора домой, на первый раз хватит, - сказал невидимый собеседник, и я послушно поплелся к жилой зоне, грустно помахивая хвостом.
Хотелось взвизгнуть и убежать в лес, чтобы никогда не возвращаться в этот жестокий человеческий мир, но голос держал крепче поводка, спорить с ним не было сил.
Приблизившись к месту превращения, я увидел свою куртку и свитер, которые лежали немного в стороне. На примятом снегу, где недавно валялся я – человек, сдерживая стон, валялись порванные, но пригодные для носки джинсы и футболка, изодранная в лохмотья.
- Теперь ляг на живот, закрой лапами нос и замри. Просто замри и слушай.
Сначала в голове прозвучали какие-то слова на неизвестном мне языке, потом пронеслась череда образов. Немного помолчав, голос нараспев произнес толи заклинание, толи молитву и опять начались судороги.
Да что же это делается, люди добрые!
Обратная трансформация прошла намного легче, в первую очередь благодаря странному голосу.
Через несколько минут я стоял на снегу совершенно голый и лихорадочно натягивал остатки одежды.
Мне повезло. Гостиница спала, и я незаметно пробрался в комнату, взял новый спортивный костюм, привезенный друзьями, и отправился в душ. Некоторое время размышлял, что же это было, но потом решил, что после освобождения встану на учет к психиатру, свернул порванные детали одежды, запихнул их в пакет с мусором и отнес в контейнер на краю двора. Будем надеяться, никто не найдет.
Скоро прозвучал сигнал отмечаться, и я понял, что провел на улице несколько часов.

Весь день постояльцы обсуждали байку, рассказанную осужденным, убирающим территорию. Старик с метлой и лопатой говорил, что нашел странное место с примятым снегом и клочками ткани. Туда вели человеческие следы. Будто пришел кто-то и начал валяться в снегу, а от места, где человек валялся след пошел в лес, только уже не человеческий, а собачий. То, что здесь собаки бегают – это нормально, но откуда эта псина взялась на примятом снегу неизвестно, ведь следы вели только оттуда. Потом нашли более свежие собачьи следы, ведущие к вмятине и даже, говорят, видели один след голой ноги, примерно сорок третьего размера.
Сорок четвертого. Исправил я про себя рассказчика и передернул плечами. Весь день ждал, что старуха вспомнит, что последним из гостиницы выходил я и захочет задать несколько вопросов, но ведьма промолчала.
Вечером меня отвезли назад в нашу жилзону и продолжилась обычная несвободная жизнь.
Иногда я думаю, что гуманней было бы наличие решеток и периметра. Легче, когда приходит конвой, говорит:
- Свидание окончено.
А дальше все по схеме, руки за спину, камера…..
Очень трудно своими руками привезти близкого человека назад в заключение, а потом сесть в машину и уехать, зная, что он, или она стоит на крыльце и смотрит вслед. Намного проще не проехать прямо в поселения, а свернуть на трассу и через пять минут свобода такая близкая и доступная, не скрытая заборами и не разлинованная аккуратными клеточками решеток, но потом.
Некоторые, особенно молодые, не выдерживают и бегут, куда-то за уехавшей машиной. А через пятнадцать минут после отметки по тревоге поднимаются военные части и стартует охота, скучная и не азартная, потому что исход ее ясен.
Некуда здесь бежать!
Две, три деревеньки, где все знают друг друга в лицо, поля, сопки, а дальше тайга. Настоящая сибирская тайга, где неподготовленный человек не выживет…. Особенно зимой.
Иногда, очень редко, военные не успевают быстро взять беглого, и тогда на сцену выходит странный, почти легендарный, персонаж – охотник.
Про него говорят многое. Большинство склоняется к мысли, что это группа явно криминальных типов, которая за отдельную плату находит должников, дезертиров, беглых зэков и прочих нарушителей спокойствия. Зачем к охотнику обращаются официальные власти и чем ему платят неизвестно. Точно знают только то, что охотник ловит не всех, а только тех, кто с его точки зрения заслуживает наказания. Чаще всего это оказываются конкретные сволочи. Поэтому осужденные особой неприязни к странному «Робин Гуду» не испытывают, хотя и боятся. Говорят, что спрятаться от охотника невозможно, он находит везде.
По-моему – брехня, сочиненная от скуки и недостатка романтики.
Вернувшись «домой» я долго думал о произошедшем, но не знал, что можно предпринять в такой ситуации. Иногда во сне ко мне приходил голос, который разговаривал со мной о многих непонятных вещах. Иногда рассказывал странные вещи об оборотнях и прочей нечисти, потом читал библию и учил выдержке и терпению. Короче скоро я окончательно смирился с мыслью о тихом помешательстве и перестал заморачиваться по этому поводу.

Хищник в неволе или зоопарк.

Некоторое время я жил спокойно, привыкая к шизофрении и ночным галлюцинациям, но потом пришло время еще одного испытания. Все шло по схеме, описанной в любой сказке или дебильной истории про вампиров и оборотней.
На кануне полнолуния во сне опять пришел голос, мы с ним мило побеседовали, потом он мне доходчиво объяснил, что пришло, дескать, время еще раз поупражняться в оборачивании. Он, конечно, может помочь мне избежать очередного кризиса, как проделывал это уже несколько раз, но лучше будет, если я потренируюсь под его руководством. Сейчас, по его мнению, самый что ни на есть подходящий момент. Так как дело происходило во сне, я не напрягся. Я вообще в вещие сны не верю. Голос сказал, что мне стоит в течение дня выполнять, как можно больше тяжелой работы, а к вечеру попроситься в ночную смену. Я ему попытался объяснить, что здесь режимное учреждение, и я не могу сам себе выбирать график работы, но голос пообещал все устроить. На этом мы раскланялись, и я спокойно продолжил спать.
Проснулся бодрым, отдохнувшим и готовым к трудовому подвигу. Энергия просто распирала изнутри, жажда движения подталкивала к побегу, не ради свободы, а так просто, чтобы побегать.
Сначала я расчистил двор, потом перетаскал дрова в сарай, разгрузил пару телег с кирпичом и отправился в зернохранилище помогать не выспавшимся товарищам, поднимать сельское хозяйство. Там на меня смотрели косо, не понимая нездорового энтузиазма, но разумно молчали. Здесь меня считали человеком нелюдимым, суровым и скорым на расправу.
Вечером, когда мы вернулись в жилзону, оказалось что на нашем участке царит нездоровая суета. К нам приехали представители мужского монастыря, который находится в шестидесяти километрах от нашего поселка. Колоритный бородатый батюшка, лет сорока с небольшим от роду, приехал к нам с двумя монахами. Они собирались провести несколько уроков богословия и совершить таинство крещения для желающих осужденных. Я не разделял общего ажиотажа и подумывал, что же делать, если приступ, который по всем признакам приближался, начнется до отбоя.
Но голос не соврал. Неожиданно оказалось, что батюшке для обустройства комнаты отдыха и подготовке ее к крещению требуется пара помощников, одним из которых, оказался Марат. Именно сегодня он должен был выходить в ночную смену в свинарник. Стоит ли говорить, что желающих продолжить трудовой путь в темное время суток не нашлось, и я быстренько вызвался заменить выбывшего Марата.
Бригадир посмотрел на меня с удивлением. Раньше я не отличался любовью к свиньям. Потом он почесал затылок, сказал:
- Дурака работа любит.
И отправил меня в ночную смену.
Все началось, как и положено после полуночи.
Голос появился сразу и стал деловито руководить моими действиями. Сначала он посоветовал закрыть свинарник, а самому уйти к замерзшей луже у которой летом пасли коров. Там я разделся (после того, как появился жар), аккуратно сложил вещи (в промежутке между судорогами) и….
В этот раз все прошло намного быстрее и менее болезненно. Я немного побродил в волчьем обличие вокруг сараев и уже хотел рвануть в лес, но голос остановил.
Вообще звериное восприятие сильно отличается от человеческого. Будучи зверем, я чувствовал себя другой личностью. Человеческая жизнь была знакома, но не близка, как прочитанная в детстве книга. Нормы морали казались смешными, а трудности меня – человека надуманными. Волк не собирался возвращаться в заключение, он рвался в лес. Голос начал нервничать, волк разозлился, потом немного подумал и вернулся к свинарнику, чтобы поужинать.
Голодное животное, что с меня взять.
Голос довольно долго уговаривал и волновался, наконец, ему удалось привести меня на место превращения и неизвестным мне способом толкнуть процесс в обратную сторону.
Эта ночь меня изрядно вымотала, а надо было еще убрать в свинарнике и накормить поросят.
Утром я кое-как дополз до кровати. Проснулся ближе к вечеру.
Ничего не напоминало о ночном приключении, и в голову закралась стандартная мысль: «Почудилось?»
Пройдя по жилблоку, я понял, что крещение закончилось, батюшка уехал, и все опять встало на круги своя, даже голос пропал.
До этого ужасного случая в свинарнике.

На сей раз изменения накатили неожиданно. Был поздний вечер и то, что я в этот момент опять оказался рядом с хрюкающими тварями в полном одиночестве, можно объяснить только совпадением и эпидемией гриппа.
Я успел только закрыться изнутри и снять теплые рабочие штаны и куртку. И вот вам результат. Оказалось, что без контроля со стороны голоса, я не могу даже вспомнить, происходившее с волком внутри свинарника. Ясно только, что на поросенке следы не человеческих зубов, да и не свиных. Это поработали клыки хищника. Впервые доказательство реальности превращений налицо, а я, почему-то, не рад. Особенно нервирует то, что я наелся как Бобик на помойке, причем тоже всякой гадости.












Я бы дышал травой, я бы играл хвостом,
Дикий и всем чужой, я бы не пел «фантом».
Не торопясь, домой: трава – постель, кочка – стол,
Я бы так залинял весной, что и в армию не пошел.

Я бы пел на луну круглый год,
Я бы брал даже нижнее Ре

Чиж и Ко «Зверек»
Глава 2.
СВОБОДА

Похоже мне пора

Как скучна и однообразна жизнь человека в неволе!
Случай с поросенком не принес ничего кроме расстройства желудка. Голос пропал куда-то. Дни шли за днями, весна вступала в свои права. Даже мой детский сад взбодрился и начал придумывать варианты скорейшего возвращения домой. Дети, что с них возьмешь?
Новенькая Надя вела себя пока хорошо, дружила с Ванькиной невестой, в порочащие связи не вступала и смотрела меня влюбленными глазами. Только этого мне и не хватало! Ну да ладно. Будет пытаться поговорить на эту тему, объясню, что предпочитаю женщин поопытнее, а пока пусть все идет, как идет.
Две недели без проблем это не срок, но когда каждый день ждешь неизвестного и этому рад. Единственное важное событие за прошедшие четырнадцать дней – побег. Неделю назад от нас стартовал вновь прибывший наркоман. Он не очень давно страдал наркозависимостью, а вот торговал дурью уже несколько лет. Здесь ему показалось невыносимо скучно, и он рванул в леса по первой травке.
Меня это событие не особенно заинтересовало. Не люблю нариков, но через четыре дня о нем заговорили все.
Беглого нашли в лесу почти в ста километрах от зоны, со связанными руками и большой шишкой на затылке, но нашли его не случайно. Утром в комендатуру позвонила барышня, передала привет от охотника и сказала, где можно получить нашего потерянного товарища.
Прежде чем отправить в дальнейшее путешествия, наркомана продержали два дня в нашем штрафном изоляторе, где он иногда получал возможность общаться с местными. Испуганный нарк рассказывал о диких зверях которые преследовали его в лесу, об охотнике который неслышно подкрался сзади и треснул его по дурной башке, о том что он даже рад, что вернулся к людям и о том, что охотник его спас от зверья.
Вот такой он замечательный наш охотник, даже пойманные им придурки иногда испытывают к нему теплые чувства. Просто не места заключения, а бразильский сериал с розовыми соплями. Хотя, в словах беглого есть рациональное зерно. Соваться неподготовленным в тайгу, да еще ранней весной, когда звери после зимы отъедаются, идиотом надо быть. Но меня это не касается, я бегать не собираюсь, лучше постараться найти другую тропинку на свободу. Именно этим сейчас занимается мой школьный друг и тезка Серега, в народе Серый. Месяц назад я через адвокатов и нотариуса дал ему доступ к одному из своих банковских счетов и сейчас он тратил честно заработанные на золоте тугрики на благое дело моего досрочного освобождения, не забывая подкидывать наличные мне. А я в свою очередь подкармливал свой детский сад, который взамен готовил мне на общественной кухне всякие вкусности. После первого свиданья ко мне еще дважды приезжали товарищи и товарищницы, так что жизнь была вполне сносной.
Прошло еще три дня, и к Надежде на свиданку приехал папа. Он оказался нормальным дядькой на пять лет старше меня. Сначала, наслушавшись дочкиных восторженных рассказов обо мне, он враждебно поглядывал и важно раздувал щеки, но потом мы покурили, побеседовали, он понял, что я не имею на Надю видов, и проникся ко мне почти братскими чувствами. Теперь я испытывал чувство ответственности еще и перед ее родителями и ощущал себя многодетной няней.
Голос снова пришел в пятницу. Говорящий в моей голове нарушил сон в котором была ОНА, запах пыльцы и песка, и много, много счастья. Это меня несколько расстроило. Может человек, хотя бы во сне, чуть-чуть, побыть счастливым?!
Голос поздоровался и спросил как дела. Я ответил, что все нормально и мысленно послал его куда подальше. Про случай с поросенком голос говорить не стал, а я не настаивал. Потом он неожиданно спросил:
- Ты домой, когда собираешься?
- Как адвокат поработает, - ответил я.
Голос немного помолчал и грустно сказал:
- Долго. Надо торопиться.
- В смысле?
- Боюсь, придется бежать.
- Я похож на дебила? Бежать и наращивать срок, когда на горизонте свобода маячит.
- Боюсь, у тебя не будет выхода.
Все. Достал. Подумал я и сказал.
- Если ты мне побег подстроишь, лучше бойся, что я тебя найду.
- Ты не понял. Я не подстраиваю, а предвижу.
Потом мы мило попрощались, а я в очередной раз решил отложить немножко денежек на визит к хорошему доктору.
Зря я не прислушался к голосу. Ой, зря.
Все началось в воскресенье после обеда. Именно тогда выяснилось, что бригадир Михалыч, он же Гарри Поттер – переросток, реальная сволочь или окончательно спившийся дегенерат. После недельного запоя его неожиданно потянуло на прекрасное, то есть на Надю.
Я курил в беседке, а дурную девчонку зачем-то понесло за сарай, в котором мирно покоились лопаты и недвижимое тело Михалыча. Когда барышня оказалась в открытой пристройке, тело неожиданно зашевелилось и проявило бурную активность. Я выбросил сигарету и переместился немного в сторону, чтобы быть в курсе происходящего, но вмешиваться не спешил. Я, скорее всего, скоро покину эти милые места, и тогда девочке придется самой о себе заботиться, пусть привыкает.
Михалыч сделал несколько шагов к Надежде, вытянул руки и прогнусавил:
- У ти какая красавица. Иди сюда.
Надя резко его оттолкнула и ответила:
- Да пошел ты.
Молодец девка. Подумал я, будучи твердо уверенным, что на этом все и закончится, но на этот раз все оказалось не так просто.
Потерявший равновесие бригадир рассвирепел и резким движением прижал девчонку к стене. Такого у нас раньше не встречалось. Похоже, пора вмешиваться.
Я громко свистнул и крикнул:
- Бригадир, ты бы девочку отпустил, а то стыдно будет, когда протрезвеешь.
- Иди на …, - ответил Михалыч и намотал на руку светлую косу девушки.
Я в три прыжка преодолел, разделяющее нас расстояние и тихо сказал кричащей Наде:
- Не ори, не надо привлекать лишнее внимание, сами разберемся.
- Точно, - подтвердил пьяный придурок и сильно дернул девчонку за волосы.
Я перехватил его руку и сказал, наклонившись к опухшему от пьянства лицу:
- Отпусти ее, и мы все замнем.
- Ты че тоже хочешь? – уточнил идиот и дополнил, - тогда занимай очередь.
Я начал злиться и почувствовал, как мои зубы вытягиваются. Очень не вовремя. Не успел я додумать эту мысль, как увидел, что барышня радостно смотрит на что-то находящееся за моей спиной. Я резко обернулся и увидел дежурного коменданта, стоявшего у стены сарая и наблюдавшего за происходящим.
- Хорошо, что вы пришли, - сказал я. – А то Михалыч спьяну творит что попало.
Комендант неожиданно ответил:
- Что творит бригадир вас, осужденный, не касается. Так что не мешай и вали по своим делам.
Не могу сказать, что очень удивился. Сейчас передо мной стоял не представитель власти, а совсем еще молодой пацан. Он родился и вырос в глухой деревне, и вдруг на него свалилась власть над людьми, которым он всю жизнь завидовал. Это тяжелое испытание для человека и все же не хотелось верить, что этот в принципе не плохой мальчишка способен на такую подлость.
- Это - беспредел, командир. Останови его, - попытался я вразумить не наигравшегося с властью человечка.
На что он ответил:
- Осужденный Вельдин, почему не на работе?
Тут я отчетливо понял, что Надежде на справедливость рассчитывать нечего, она тоже это поняла и закричала. Глупо, по детски завизжала. Так кричат избалованные девочки, увидев на кухонном столе таракана, а бригадир развернулся и ударил ее ладонью по лицу. Комендант усмехнулся, а мир вокруг меня резко поменял цвет.
Зубы и когти на этот раз выросли очень быстро, даже не выросли, а выскочили как лезвие выкидухи, оставив боль в деснах и фалангах пальцев. Я хотел слегка шлепнуть по лицу молодого дурачка, но не рассчитал и рассек когтями кожу на его лице. Комендант закричал, но скорее не от боли, а от страха. Он успел рассмотреть мое новое лицо. Надя его тоже увидела и тихо проскулила:
- Что с тобой, Сережа?
Я не отвечал, потому, что бил Михалыча, который не сопротивлялся, а только крестился и бормотал:
- Изыди….

Когда подоспевшие люди в форме начали бить уже меня, я просто закрыл глаза, сжал зубы и кулаки, чтобы не видно было зверя. Тем временем бригадир начал молча креститься, комендант орал что-то про оборотней, а Надя как заводная кукла повторяла:
- Что с тобой, Сережа?
Потом появился отец-полковник и распорядился:
- Девушка – в жилблок, этого, - тут он слегка пнул меня в живот. – В ШИЗО, а с вами двумя я сам разберусь.
Надя кричала, что я не виноват, а молодой вояка опять завел сказку про оборотней, на что полковник сказал:
- Вы чего, вместе пили?
После этого все заткнулись, а я оказался в штрафном изоляторе.
Били меня не сильно. Так несколько синяков, заплывший глаз и один выбитый зуб – нормально. Хуже было другое. Когти и клыки не спешили пропадать. Мало того, позвоночник начал с хрустом вытягиваться, а в ногах появились знакомые судороги.
Волк рвался наружу и я уже не мог его остановить. Ну, вот и все. Говорящие, что безвыходных ситуаций не бывает – врут.
Не знаю, сколько времени это заняло. Во время превращения можно осознавать только одну вещь – БОЛЬ. После того как боль отошла, я окончательно утратил человеческое ощущение времени и действительности и начал испытывать единственную потребность. Я точно зал своим волчьим умом, что на смену БОЛИ должна прийти СВОБОДА. Больше мне ничего не надо, но и меньше не пойдет.
Волк сделал несколько, кругов, обнюхивая углы камеры, потом сел около двери и завыл.
В этот раз голос не счел нужным вмешиваться в естественный ход событий.
Волк выл довольно долго и уже начал уставать, когда дверь камеры открылась, и на пороге появился человеческий силуэт.
Он закричал не сразу. Сначала молча хватал ртом воздух, не веря своим глазам. Этого времени мне хватило, чтобы толкнуть его лапами в грудь, лязгнуть зубами перед самым носом и отскочить в темноту.
Это нормальные волки не прыгают на людей и не бегут на флажки. Они волчатами всасывают эти правила с молоком волчицы. Оборотни же вскормленные человеческим молоком не обременены подобными предрассудками.
Плевать на людей. Плевать на запреты. Плевать на жизнь, когда есть она.
Я прыгнул в лес, а навстречу кинулась она – СВОБОДА.
СВОБОДА!!!
Это она хлестала пихтовыми лапами по моим облезлым бокам
СВОБОДА!
Это она раздирала в кровь морду зарослями ежевики и облепляла мокрый, почти собачий нос прозрачной паутиной.
СВОБОДА!
Это она резала острыми камнями подушечки лап. Она приносила боль, из-за нее было трудно дышать, она отрезала все пути назад и отняла у меня человеческую жизнь, но я все простил ей и просто был благодарен. Благодарен за то, что она носит такое сладкое имя:
СВОБОДА!
Почти все человеческое исчезло, а волк еще не успел обзавестись собственными воспоминаниями. Те, которые когда-то были близкими, маячили на задворках сознания. Армейские друзья, Серый, адвокат, жена и та другая, тоже Надежда, даже родители и те превратились в серые безликие тени. Они стерегли тот маленький кусочек мозга, который отвечает за то, что принято называть «человечность» и вызывали раздражение, как назойливые насекомые. Только один образ оставался важным и желанным, почти без изменений переходя из мира людей в жизнь нелюдя. Та, которая являлась во сне, та лица, которой не помнил, пахнущая теплым песком и цветочной пыльцой, только она звала волка назад в человеческую шкуру. И волк, не в силах противостоять зову не существующей любимой, скулящий от тоски смог сделать то, что не смог человек. Он вспомнил самое важное лицо из человеческого сна. Он вспомнил ее лицо!
А человек, вернувший себе тело, опять его забыл!

Так я оказался майским утром совершенно голым на лесной полянке. Удовольствие должен признаться значительно ниже среднего! Особенно радовали комары, которые норовили укусить за самые уязвимые места.
Пока звериное чутье не совсем покинуло тело, я принюхался и уловил запах дыма и человеческого жилья. Деревня была не далеко, и я решительно отправился на запах, когда опять появился голос. Он был слабым и не внятным. Ясно, что кем бы ни был говорящий он мог общаться со мной когда я не полностью контролировал свое сознание. Я хорошо его слышал во сне или в пограничном состоянии, но бодрствующий человек голос воспринимал будто через шум помех.
- Тебе не надо в деревню, бери правее.
Расслышал я и задумался, стоит ли доверять голосу.
- Правее! Не в деревню, - повторял он, а я ответил:
- Да пошел ты, сам решу.
Ощущение, что все мои неприятности, включая побег подстроил именно невидимый собеседник не оставляло, волк нервничал и прежде чем совсем раствориться в человечности взрыкнул:
- Найду, загрызу.
Голос пропал, а я сделал из травы и веток набедренную повязку и побрел наугад шипя от боли от втыкающихся в тело острых сучьев и коряг, дрожа холода.
Деревня показалась довольно скоро. Она была шумной многолюдной и казалась опасной. Я исхитрился незаметно подкрасться к дому, стоящему на самом краю поселка и уже надеялся украсть что-то из сушившегося на веревке белья, но тут залаяли собаки. Они почуяли чужака и сделали невозможным мое вторжение. Похоже, придется последовать совету голоса.
Справа от деревни в получасе ходьбы стоял мужской монастырь.
Это конечно очень плохо воровать у монахов, но холод и израненные ступни ног довершили мое моральное разложение и я, не раздумывая, спер пару ботинок штаны и какое-то длинное черное одеянье. Все обитатели монастыря были на службе, и я просто наплевал на единственного пса, беснующегося на цепи. Немного осмотревшись, увидел пару одеял и мешок с хлебом, палкой колбасы и банкой молока, будто специально для меня оставленные на траве перед крыльцом.
- Это ловушка! Таких совпадений не бывает! – пищало чувство самосохранения.
- Хватай и беги! – скомандовал голод, и я послушался его.
Погони не было, в паре километров от монастыря я расстелил одеяло, разложил на нем продукты и с аппетитом позавтракал, не забыв оставить половину на вечер. Потом укрылся вторым одеялом и мгновенно уснул. Сновидения в этот раз не беспокоили.




Тело голоса.

Проснулся я на закате и понял что все не так уж и плохо. Весна в этом году ранняя и жаркая, еду достать в принципе можно, осталось решить, куда мне податься. Назад в зону нельзя. Как я объясню, что вместо меня в камере оказалось животное. Домой тоже нельзя. Так куда тогда?
И голос это долбанный молчит. Когда нужен так его нет, а как жизнь мне поганить – пожалуйста. Ладно, поживу пару дней здесь, буду харчеваться у монахов, а там видно будет.
В монастырь я направился ночью, когда погасли все огни. Обострившееся зрение облегчало задачу. Собаки в конуре не оказалось, значит никто не может мне помешать тщательно исследовать двор. На лавке рядом с сараем стояла тарелка с еще теплой вареной картошкой и двумя сардельками.
Таких совпадений не бывает. Осмотревшись по сторонам и принюхавшись, я не обнаружил и следа засады, но осторожность не подпускала к тарелке с едой.
Я еще раз обошел весь двор. Никого. Все спят. А картошка остывает. Я на мгновенье замер, потом прыгнул, схватил еду и метнулся к забору. Никого. Неужели, правда, случайное совпадение?
И только у самых ворот кто-то за спиной сказал:
- Приходи утром сразу после рассвета, завтраком накормлю, да и поговорить надо.
Я взвился в воздух как от удара и, прижав к себе тарелку, из которой выпала часть еды, рванул в лес.
Следом за мной никто не пошел.
Я ушел на другую поляну, но и там боялся спать. Всю ночь я думал идти или не идти на встречу с неизвестным благодетелем. Под утро решил, что идти не стоит. Если я не знаю человека, который захочет мне помочь, откуда ему меня знать. Все в этой дурной истории подталкивает к мысли, что кто-то пытается использовать меня вслепую. Лично я против. Значит буду потихоньку пробираться к одной из железнодорожных станций, оттуда попытаюсь добраться до дома. Там есть Серега и адвокат, вместе что-нибудь придумаем. Остается надеяться, что я - волк убежал достаточно далеко от поселения и что охотник не заинтересуется моей скромной персоной. Уснуть удалось уже после рассвета.

Сытое теплое утро это хорошо!
Я потянулся, открыл глаза и…
Резко вскочил на ноги!
Рядом с моей стоянкой, прислонившись спиной к стволу кедра, сидел человек в одежде священника и внимательно смотрел на меня. Перед ним стояла тарелка с остывшей кашей и здоровым куском хлеба.
Пока я думал, что делать дальше, он заговорил:
- Да не психуй ты. Если бы я хотел навредить тебе, то уже давно сделал бы это. Я здесь уже полтора часа сижу.
- Ты кто? – спросил я.
- Отец Тимофей, - ответил он, будто это что-то проясняло.
- Чего тебе надо?
- Да так ничего, вот поесть тебе принес и одежду мирскую. Ты не обессудь, но ряса тебе не к лицу.
Что-то в нем было смутно знакомым, но что?
- Если бы на моем месте был охотник, то ты уже был бы не на свободе. Силен спать!
Голос!
Точно! Голос!
- Так это ты говорил со мной во сне? – спросил я, а он кивнул.
- Так кто же ты?
- Зовущий, - ответил он.
- А кто я?
- Оборотень.
- Это возможно?
- Конечно, в этой жизни все возможно. Пойдем со мной. В монастыре ты сможешь нормально выспаться и прийти в себя, а потом я расскажу о том, что тебе уже давно надо было узнать.
- Почему ты думаешь, что я пойду с тобой?
- Потому что тебе больше некуда идти.
Как ни прискорбно, но он прав. Мне пришлось идти с ним в монастырь, потому что он оказался единственным человеком, который действительно понимает, что происходит в моей жизни.
Мы тихо прошли в келью священника. Почти сразу батюшка рассказал, что от поселений меня отделяет больше семидесяти километров, и ушел на службу. Ничего себя – Я! Такое расстояние за такой маленький промежуток времени. Здорово!
Так я остался в обществе своих мыслей, поющего радио и куска отварной говядины.
«А сечку жрите мусора сами….»
Спел старый приемник голосом Круга, и я закашлялся, вспомнив тюремную баланду.
Никогда не любил шансон, предпочитаю более качественную музыку, но сейчас….Именно здесь, именно сейчас и именно эта фраза вызвала улыбку. Не злоба, не обида, скорее ехидство. Радостная удовлетворенность хищника всю жизнь жевавшего траву, и, наконец, дорвавшегося до мяса.
Немного послушав Круга, я выключил радио, подошел к кровати и лег.
После скромной, но сытной трапезы я расслабился и спокойно дождался отца Тимофея. Мы сразу приступили к серьезному разговору, который открыл мне больше чем все предыдущие тридцать лет.
Сначала я не мог поверить. Не отпускало ощущение, что бородатый дядька в рясе рассказывает детскую сказку, но факты говорили, что для меня страшные сказки стали суровой реальностью.
Отцу Тимофею, было сорок два года. Десять последних он прожил в монастыре, приняв сан и помогая нелюдям неожиданно проявившим свои способности.
А началось все так:

Тимке Мальцеву было семнадцать лет, когда он впервые столкнулся с нелюдем. Это был леший. Тима всегда отличался богатой фантазией и сверхъестественной интуицией. Иногда ему казалось, что кто-то мысленно к нему обращается, в другой раз приходили видения будущего, но до этого дня он не обращал на внимания на «ерунду». В тот памятный вечер Тимка гулял по парку, и вдруг ему показалось, что рядом кто-то есть. Он мысленно позвал и вдруг из воздуха начала складываться мужская фигура. Она начала приобретать объем и цвет, а потом спросила:
- Чего хотел?
Тогда Тимка чуть не сошел с ума от страха и просто убежал. Он не знал, что встретил самого обыкновенного лешего. Через несколько дней леший нашел подростка и рассказал ему о скрытом от человека мире.
Оказалось, что вокруг нас живет толпа сказочных существ. Лешие, русалки, кикиморы, оборотни и даже домовые с вампирами вовсе не вымысел, а обычные люди, обладающие скрытыми способностями. Русалки и кикиморы умеют плавать под водой и надолго задерживать дыхание, лешие менять цвет и знать свойства трав, вампиры чаще всего оказываются шизофрениками с редким заболеванием крови. Тот же леший объяснил, что сам Тимка – зовущий. То есть человек, который умеет определять место нахождения других нелюдей и общаться с ними без слов в период использования ими нечеловеческих способностей или во сне. Помимо этого зовущие легко и непроизвольно умеют создавать предметы способные сковывать способности нелюдей, делать вещи и даже помещения незаметными для окружающих и еще неизвестно что.
Как тогда, так и сейчас существует две организации, контролирующие жизнь нелюдей. Одну из них курирует министерство обороны, а другую государственная академия наук. Каждый нелюдь выбирает, с какой из контор ему по пути. Неучтенный сверхчеловек – потенциальная угроза для окружающих, с этим согласны все. Вояки и ученые соперничают, иногда сотрудничают и часто мелко пакостят друг другу.
Тимофею Мальцеву пришлось поработать с учеными, потом послужить в службе федеральной безопасности и все эти годы он мучался одним вопросом. Его интересовало кто же мы на самом деле. Немного странные люди или исчадья ада? Закончилось все тем, что он поступил в семинарию и ушел от дел мирских. Позже Тимофей оказался в этом глухом месте в маленьком монастыре, где часто приходилось помогать адаптироваться молодым выродкам вроде меня.
Странные способности часто проявляются в период стрессов и сильных потрясений, а где хапнешь горя больше чем в зоне или армии. В Сибири много зон и военных частей. И вообще, руководство страны предпочитает держать централизованные сборища, таких как мы подальше от себя. Уход от мирской суеты позволил Тимофею занять нейтральную позицию и поступать в соответствии с велением своей совести. А вот мне предстояло выбрать, в какую из контор обращаться.

Ближе к вечеру, когда я смог смириться с реальностью происходящего, познакомиться с монахом – лешим и даже немного успокоиться Отец Тимофей сказал:
- Недельку поживешь здесь и подумаешь куда идти. Потом я дам тебе адрес нужного тебе человека. У военных много баз по всей Сибири. Научный центр нелюдей находится недалеко от Новосибирска в Академгородке и в наукограде Кольцово. Но самое главное я расскажу тебе завтра. На сегодня и так слишком много информации.
- Так это еще не все новости? – удивился я.
- Не все, но остальное завтра.
Я не стал возражать и улегся на отведенную мне постель, сегодня ночью мне есть о чем подумать.
Ночью опять пришла она, и некоторое время я был счастлив, но скоро запах пыльцы сменил страх и ощущение, что за мной наблюдают. Такое чувствуешь в детстве, когда заходишь в темную комнату. Ты точно знаешь, что комната пуста, но не можешь отделаться от чувства, что нечто смотрит на тебя из самого темного угла, и ты уже не идешь, а бежишь к выключателю.
Утром за завтраком я рассказал обо всем Отцу Тимофею и услышал долгожданные пояснения.
- Ты должен привыкнуть к своим новым способностям и больше доверять интуиции. Если тебе кажется, что из пустоты на тебя кто-то смотрит, значит, скорее всего, так оно и есть, даже если зрение говорит обратное. А начет детства можешь быть уверен, в пустом углу твоей комнаты часто отирался домовой. Люди с такими способностями как у тебя, даже среди нас редкость. Так что за тобой присматривали с детства, хотя тогда никто точно не мог знать что ты такое.
- Не «что», а «кто».
- Возможно.
- Получается, в поселении за мной тоже следили?
- Конечно. Полковник, отправивший тебя в ШИЗО и старуха - зэчка, которая управляла гостиницей оборотни.
- С ума сойти. А кто следил за мной в лесу, после побега. Ты?
- Нет.
- А кто?
- Единственное существо, которое может выследить тебя и вернуть, если конечно захочет.
- То есть?
- Охотник.
Я поперхнулся и закашлялся, а потом уточнил:
- На кого он работает?
- Ни на кого. Охотник пытается стать третьей силой.
- И ему это позволяют?
- Пока да. Я думаю, это будет продолжаться до тех пор, пока его интересы совпадают с интересами одной из сторон, на данный момент вояк. Охотник не всегда принимает заказ на поимку беглого, только если сам считает его виноватым, но если уж принимает, то выполняет его на сто процентов.
- Охотник принял заказ на меня?
- Думаю, что пока нет. Иначе ты был бы уже в камере. Скорее всего, охотник пока думает и присматривает за тобой.
- Он нелюдь?
- Естественно?
- Какой?
- Вот этот вопрос я обсуждать не буду. Не обессудь, но у меня с охотником свои условия сотрудничества. Если он захочет тебя вернуть, я вмешиваться не стану, если отпустит, прикрою так, что для остальных ты перестанешь существовать, вернее не будешь больше привлекать к себе внимание. А теперь о главном.
- А что у нас главное?
- То, что отличает тебя от остальных нелюдей.
- И что же это?
- Не перебивай, просто слушай. Оборотни бывают двух видов. Первый и весьма распространенный – тирмэны. От немецкого teer – зверь и man – человек. Они могут отращивать когти и клыки, слегка изменять человеческое мировосприятие, увеличивать скорость и иногда увеличивать свой дар оборотня – полукровки дополнительными способностями. Чаще всего это полуволки, иногда кошки. Другой вид – вервольф. Это ты. Такие оборотни могут полностью преображаться в волка, они встречаются крайне редко. Еще несколько лет назад даже мы думали, что вервольф – сказка. Последний из вашего вида умер в середине девятнадцатого века, и долгие годы истинность его существования была под вопросом. Но три года назад вдруг появился полноценный вервольф. Все были в шоке. И тут ты. До самого твоего побега никто кроме меня не верил в то, что ты второй.
- Что это мне дает?
- Не знаю. Пока кроме меня никто не знает, что второй из редчайших здесь. По крайней мере, я на это надеюсь. У тебя есть максимум неделя, чтобы определиться куда идти. Дальше, скорее всего, кто-нибудь сделает выбор за тебя.
- Зачем ты мне помогаешь?
- Всем жителям этого мира Бог дал самый главный дар.
- Искупление грехов?
- И его тоже, но я не об этом. Я говорю про право выбора. Не люблю, когда нас лишают этого. Каждый должен сам выбирать свою дорогу.
- А где второй?
- Не знаю. Да и никто не знает, где он сейчас. Тебя это не касается, так что задумайся лучше над своими проблемами.
Батюшка совсем не был похож на священника, как я их себе представлял. Слишком много деталей выдавало бывшего военного, но как ни странно, это внушало еще большее доверие. До назначенного времени моего отбытия из монастыря оставалось пять дней, но ни я, ни Отец Тимофей не знали, сколько важного может произойти за этот короткий срок.


Новая дорога.

Два дня прошли тихо и гладко. Я узнал, что про способности настоящих вервольфов почти никто, почти ничего не знает. Некоторые считают, что мы можем полностью обращаться только в определенные дни лунного цикла, другие, что это может произойти в любой момент по нашему желанию, а я понял, что окончательно запутался в этой лабуде. По-моему странные особенности проявляются спонтанно и непредсказуемо. Ясно одно, желающих изучить такой ценный экземпляр валом, осталось выяснить, кому выгоднее продаться. Воевать с двумя серьезными конторами мне не хочется.
Заканчивался четвертый день пребывания в монастыре, когда я впервые наяву уловил знакомый запах из сна. По телу пробежали мурашки величиной с кулак, и я заметался по двору. Никого из чужих на территории не наблюдалось. Отец Тимофей как сквозь землю провалился, так что спросить было не у кого. Похоже, что вместе с даром я приобрел склонность к атипичным обонятельным галлюцинациям. Немного послонявшись по округе, я отправился в лес, прислушиваясь и принюхиваясь к происходящему вокруг.
Отец Тимофей рубил дрова в нескольких десятках метров от монастырской стены.
Здоров мужик!
С одного удара он рассекал увесистые чурки. Справа от него виднелась внушительная гора нарубленных дров, а он даже не запыхался. В ногах у священника лежала крупная незнакомая собака. Она так доверяла человеку, что не боялась летящих щепок.
Я подошел поближе и вдруг ветер принес искомый запах. Я напрягся и посмотрел вокруг.
Никого, но я не мог ошибиться.
Я подошел поближе. Собака открыла глаза встала на лапы и потянулась.
Интересная, какая псина, на лайку похожа, только очень крупная. Широкая грудная клетка, темно-серая, почти черная шерсть, на боку более светлое пятно, а зубы….
Елки, палки!
Это же волчица!
И тут вместе с мыслью опять пришел запах. Пыльца и теплый песок….Так пахла волчья шкура!
Все это время я видел не свои сны, а звериные! Я ждал не женщину! Вот почему у нее не было лица. Зато, какая морда!
Да! Это надо переварить!
Я здоровый мужик испытываю более чем теплые чувства к животному! От этого лечиться надо. Хотя мне – волку она, наверное, понравилась бы.
Может быть, тот, кто все это придумал, этот великий шутник, пожалеет меня и даст возможность дожить жизнь в серой шкуре?
Сомнительно!
Пока я ошалело переводил взгляд с волчицы на священника, животное потянулось, миролюбиво ткнулось носом в руку батюшки и скрылось в лесу.
Если бы ты знала, серая, как долго я ждал этой встречи, как на нее надеялся!
Я молча сел на траву и закрыл лицо ладонями. Священник ни о чем не спросил и принялся дальше махать топором.
Вот так просто и буднично рушатся человеческие надежды.
Я долго сидел на траве. Потом ушел в лес и вернулся только ночью.
Мало было у меня проблем, так вот еще это. Глупо было ждать хорошего от таких странных снов. Может быть от этой волчицы, на самом деле, и не пахло песком и пыльцой, может быть, я это выдумал, но как реальны, как близки были ощущения нереальности происходящего и близости сна.
В эту ночь я почти не спал. Только под утро слегка задремал. Пришла пора делать выбор. Хватит злоупотреблять гостеприимством священника и гоняться за призраками. Все происходящее реально и с этим ничего нельзя поделать, значит, пора выбирать себе «крышу». Не руководство и покровителей, а именно «крышу». Сразу же и с большой долей вероятности можно сказать что «крыша» в погонах, надежней «крыши» в белом халате. Вояки, конечно, бывают не лучшими компаньонами, но с другой стороны, зачем я могу понадобиться современной науке? Что касается теоретических знаний, здесь я полный ноль. Значит, придется работать подопытной крысой, а я не люблю, когда надо мной проводят опыты. Боюсь, придется надевать форму и трудиться на благо родины. Хотя, может быть это для меня лучший исход. Семьи у меня нет, с любовью к ближнему тоже напряг, да еще новые документы не помешают. Похоже, я выбрал свою дорогу. В лучшем случае мне устроят фиктивные похороны и подарят новую, хорошо, если не долгую, жизнь. Дерьмово, конечно, но все лучше, чем воровать рясы у монахов.
Рассвет застал меня у колодца. Я умывался и убеждал себя, что все идет нормально, когда опять появилась волчица.
Ну что, серая, похоже, я тебе тоже понравился?
Она посмотрела на меня и ощерилась, когда я сделал шаг на встречу. Я присел на корточки и протянул к ней руку. Она юркнула в кусты.
- Осторожно, это дикий зверь, запросто может кинуться.
Отец Тимофей подошел беззвучно и теперь стоял у меня за спиной.
- А как ты ее приручил?
- Я не приручал, просто я – зовущий и звери сами идут ко мне.
Я пожал плечами и еще раз посмотрел вслед зверю, а потом рассказал о своем выборе.
Батюшка ничем не выдал своих эмоций. Просто снабдил меня необходимыми адресами, телефонами и рекомендациями. Потом спросил:
- Когда выходишь?
- Думаю завтра.
- Хорошо. Я прикрою тебя своим даром, вплоть до места никто кроме охотника тобой не заинтересуется. Твое новое начальство я завтра предупрежу сам, так что они тоже подстрахуют.
- А что охотник? На него твои силы не распространяются?
- У нас с ним договор, но это не твое дело.
- Как скажешь.

Вечером священник собрал меня в дорогу, дал запас еды, сменную одежду и немного денег, которые я пообещал вернуть при первой возможности. Мы попрощались, и Отец Тимофей сказал мне вслед:
- Обустроишься приезжай в гости, буду рад.
- Спасибо, - сказал я и шагнул в лес.
От станции «Тайга» меня отделяло всего пятнадцать километров по лесу. Для человека много, для меня нормально.
Тайга встретила меня весенней зеленью молодой травы и густой тенью кедровых крон, сквозь которые пробивались яркие лучики солнечного света. Еще недавно мне было бы страшно, а сейчас лес потихоньку становился домом. Слишком много звериного всплывало из глубины души. Пару часов я шел без приключений, животное чутье успешно заменяло компас.
Когда до места осталось меньше десяти километров, начали происходить приятности.
Сначала пришло чувство, что я здесь не один. За последнее время я незаметно для себя многому научился. Сейчас я был точно уверен, что за мной идет то же существо, что следило за мной в лесу у монастыря. Еще через несколько минут я знал, что охотник рядом. Что-то говорит мне, что он не собирается меня проводить до станции и помахать с перрона платочком, у него другие планы.
Значит началось.
Некоторое время он держал приличную дистанцию. Я едва улавливал его присутствие, но вскоре ему надоели такие игры. То тут, то там я слышал крик испуганных птиц и хруст ломаемых веток. Он не пытался остаться незамеченным.
Я прибавил скорость и попытался вызвать волка. Бесполезно.
Клыки и когти едва показались, а полного превращения и в помине не было.
Жаль.
Охотник ходил кругами и явно потешался, а у меня не было ничего, что могло бы заменить оружие. Сначала я заметался между деревьев, но быстро взял себя в руки и не позволил сбить себя с пути. Пока не нападает – это хорошо, нападет - разберемся.
Так прошло около получаса, и вдруг я опять почувствовал запах женщины из сна….
Вернее не женщины, а животного, но все равно это обнадеживало. Волчица не проявила агрессивности при встрече, и я почему-то надеялся, что при определенных обстоятельствах она может даже помочь. Всплыла фраза из «Маугли»: «Мы с тобой одной крови!». Вдруг проканает? Сейчас я бы обрадовался встрече со своей серой знакомой.
Но, всегда появляется «но».
Запах звал в сторону от станции, значит, я не мог ему следовать.
Я пошел прямо, запах остался слева. Охотник некоторое время не проявлял беспокойства, но вдруг я почувствовал, что расстояние между нами резко начало сокращаться. Я ускорил шаг. Охотник зашел справа, незаметно оттесняя меня в левую сторону. Вскоре я устал от этих игр и дуром попер навстречу опасности. Он сначала метнулся в сторону, а потом решился на открытую агрессию.
Раздался выстрел, и пуля вошла в землю рядом с моей ногой. Похоже на охотничий карабин или СВД. Следующий выстрел заставил отпрыгнуть влево, прервав мои размышления.
Охотник стрелял не в меня, а рядом, заставляя прыгать и метаться по лесу. Иногда я слышал, как он меняет рожок, и тогда страх гнал меня с удвоенной силой.
Он вынуждал меня то плясать на месте, то совершать немыслимые броски через молодую поросль. Каждый миг, каждую долю секунды я ждал последнего выстрела, когда кусок свинца войдет в затылок, прервав эти безумные скачки и вдруг…
Я услышал тишину, будто тайга на секунду задержала дыхание. Я больше не чувствовал близости преследователя, да и выстрелы прекратились.
- Чего ты хочешь?! – закричал я в зеленую пустоту.
Лес ответил своим громким молчаньем, наполненным шелестом и щебетанием.
Охотник уходил. Сейчас я не слышал его шагов, просто чувствовал, что дистанция увеличивается.
Охотник ушел, зато остался запах знакомого зверя. Он ведет в сторону от станции, в отличие от следов моего недавнего преследователя. Хотя сейчас мне казалось, что знакомый запах окружает со всех сторон.
Я пошел, повинуясь собственному чутью, пытаясь отогнать мысли о том, что охотник гнал меня именно в этом направлении. Вскоре до меня донесся тихий плеск воды и запах свежести и все того же теплого песка. Так пахнет на берегах лесных речек, вблизи маленьких песчаных пляжей.
Разум говорил, что там опасно, а сердце рвалось вперед.
Я вышел на берег реки, и тут у меня в мозгу что-то взорвалось.

Она стояла на коленях, опиралась руками на крупные речные камни, выступающие из воды и пила воду прямо из реки. В этом было что-то завораживающе красивое, дико-животное. Я еще не мог понять, что произошло, когда она распрямилась и повернулась ко мне лицом.
Не высокая, очень худая с длинными прямыми темными волосами, скуластым лицом и немного раскосыми, может быть даже восточными глазами, она была одета в черные, широкие, спортивные брюки и белую майку, а сейчас поднимала с земли легкую куртку.
Я стоял как полный идиот с открытым ртом и не мог понять, как это возможно.
На меня смотрело лицо, которое я всегда забывал, просыпаясь, это была она. Но она не была животным, хотя и пахла как моя любимая волчица….Чего-то я запутался!
- Ты кто? – тупо спросил я.
- Угадай, - ответила она, накинув куртку, слегка обнажив в ухмылке острые клыки и прищурив желтые, лишенные белков, волчьи глаза.
- Так ты и есть второй вервольф?!
- Сам додумался или подсказал кто?
Я не ответил на ехидное замечание, а она продолжила:
- В природе все должно быть гармонично, она не терпит шаткого равновесия. Ной на свой ковчег взял по паре каждой твари. Похоже, что не за горами второй потоп, раз даже твари вроде нас тоже начали появляться парами. Тебе осталось сделать последний вывод и все встанет на свои места.
Я ошеломленно посмотрел вокруг и с ужасом заметил СВД лежащую справа от женщины, о которой я мечтал ночами или от волчицы со светлым пятном на боку, что оказалось идентично. От оружия пахло выстрелом.
- Ты – охотник?
Она ничего не ответила, но через секунду ствол смотрел мне в живот.
- Ну, ни фига себе «здравствуйте»! – сказал я, а потом подумал и замолчал.

Охотник.

Я нервничал и не знал, что делать, она тоже не двигалась.
Постояли, помолчали, подумали каждый о своем. Скоро мне это надоело.
- Ты стрелять собираешься? – уточнил я.
- Истреблять себе подобных привилегия и любимое занятие людей, - расплывчато ответила она.
- А ты себя считаешь человеком?
- Нет.
Утешила!
- Откуда такая нелюбовь?
- Ни один биологический вид не несет на землю столько мерзости, сколько люди.
- Вас, барышня, кто-то круто обидел, - скорее утвердительно, чем вопросительно сказал я.
- Да, но это не твое дело.
Девушка, похоже на голову основательно ударенная. Интересно, что она собирается делать? Похоже, пора сменить тему разговора, пока она не проделала во мне сквозное отверстие.
- Тяжело быть единственным представителем своего вида?
- Не знаю, я всегда знала, что появишься ты.
- Откуда? – искренне удивился я.
- Не знаю, откуда, просто знала и все. Скоро ты поймешь.
Кажется, уже начал понимать. Мои сны, странные предчувствия, ночные голоса – это все часть новой жизни, которая свойственна не только мне.
- Только от этого не легче, - продолжила она.
- Почему?
- От этого за версту несет фатализмом, а я не люблю предопределенность. Так что для начала запомни, что наши отношения будут сводиться только к взаимовыгодному сотрудничеству.
Я чуть не подпрыгнул от радости. Значит, убивать меня она не собирается. Потом я еще немного подумал и сказал.
- Так какого черта ты меня по лесам выстрелами гоняла?! Это ты, дура, развлекаешься так?!
- Не ори на меня. Так или иначе, нам придется общаться, а ты мог быть опасен для слабой беззащитной девушки. Мне было необходимо посмотреть, как ты поведешь себя в экстренной ситуации. Это тебе не голым по лесу шататься.
Значит, она и за этим наблюдала! Вот теперь я точно рассердился!
- Это ты, что ли слабая и беззащитная?! С таким характером, действительно стоит опасаться …
- Короче, заканчивай орать и проходи в дом, там поговорим. Только, ради Бога, не нервируй меня.
- Меня ждут в Кемерово.
- Нет. Я связалась с Отцом Тимофеем и предупредила, что ты на некоторое время задержишься.
- Я понял. Ты настолько сумасшедшая, что хочешь создать организацию, в которой будут состоять экстраординарные нелюди. Такая третья сила. Странные из странных. Угадал?
- Не знаю.
Она хищно улыбнулась и кивнула в сторону входа в то, что она называла домом. Угрозы я больше не чувствовал, хотя ствол она не положила.
Много было в моей жизни, но чтобы симпатичная дама загоняла меня в гости под страхом расстрела… Все-таки я прекрасен! Хотя, могла бы просто пригласить, я бы и так пришел.
Дом со стороны напоминал холм. Маленькая дверца была хорошо замаскирована и случайный путник (коих здесь не много) никогда не заподозрил бы искусственное происхождение возвышенности. Что-то до боли знакомое было в этом строении…
- Ты чего, хоббит? – на всякий случай уточнил я.
- Я нет, а ты скоро можешь стать коренным обитателем норы.
- Это почему это?
- У меня есть несколько приличных квартир в разных городах, с деньгами и документами тоже все в порядке, а здесь я появляюсь только в случае острой производственной необходимости.
- Ты, оказывается, просто завидная невеста!
- Точно. Жаль о тебе такого не скажешь.
- Точно. Невеста из меня никакая, зато жених просто замечательный.
- Сомневаюсь, чтобы беглый зэк без документов мог бы составить достойную пару.
- Это временные трудности…
Так легко болтая и потихоньку привыкая, друг к другу мы вошли в «дом».
Изнутри он выглядел намного лучше, чем снаружи.
Стены аккуратно оббиты рейкой, диван, стол, полочки с массой подсвечников, но больше всего меня поразил телевизор, стоящий на столе и розетка на стене.
- Здесь электричество есть?
- В соседней комнатке стоит бензиновый генератор. Иногда я им пользуюсь.
- Лихо, - одобрил я, усевшись на диван, а она начала доставать из сумки продукты.
- Пока за тобой по лесу шастала, проголодалась.
В автомобильном холодильнике, стоящем в углу обнаружилось даже холодное пиво. Очень кстати.
Обед протекал в теплой дружеской обстановке. Через полчаса хозяйка дома даже соблаговолила познакомиться.
- Меня зовут Ульяна.
- Сергей.
- Нет.
- Что, нет? – удивился я.
- Тебя зовут Вельд.
- Как? – уточнил я.
- Вельд – это позывной, который используется чаще, чем имя. У всех нелюдей есть такой.
- И кто же мне его дал?
- Не знаю, но все, кто занимается нечистью зовут тебя именно так.
- Ну, Вельд, так Вельд, - согласился я. – А Ульяна это тоже не имя?
- Это и имя и позывной, так иногда бывает
Так я перестал быть мирным подданным РФ Сергеем Вельдиным и стал волком по кличке Вельд. Ну и ладно.

Близился вечер, мы почти не разговаривали, и волчица даже не думала доверять мне. Сначала СВД всегда была на расстоянии вытянутой руки от нее. Только через несколько часов она выгнала меня из дома подышать воздухом и куда-то убрала оружие.
- Не думай, что у тебя появился шанс, - предупредила она.
А я только пожал плечами и даже не стал уточнять, что она имеет в виду. Вот интересно, на кой черт я ей сдался? Похоже, она и сама не знает. Заело просто девку любопытство на себе подобного посмотреть.
Ульяна, словно прочитав мои мысли, неожиданно заговорила:
- Думаешь, зачем я тебя остановила?
- Небезынтересно, - подтвердил я.
- Я не хочу, чтобы ты определял мою дальнейшую судьбу.
- Я и не думал этим заниматься. У меня своих проблем валом.
- Ты ничего не понимаешь.
- А ты поясни! – психанул я.
Задолбали! Все всё знают, говорят загадками, делают страшные лица и заставляют чувствовать себя ненормальным. Надоело! Щас как отмочу что-нибудь, сразу заговорят по-другому.
Она все поняла по выражению моего лица и примирительно улыбнулась:
- Я понимаю, тебе сейчас не просто, но пойми и ты меня. Слишком тяжело мне далась эта…. Пусть видимость свободы. Я нахожусь под двумя колпаками одновременно, и это дает мне возможность жить, так как я хочу…. Вернее даже не так как хочу, а так как должна. У меня есть дело, даже миссия, если хочешь. Мне надо расплатиться за все свои грехи….
Она говорила сбивчиво, иногда голос прерывался от волнения, а я тем временем впадал в уныние. Мало мне было вервольфа – охотника, так он еще оказался психически неустойчивой дамочкой одержимой идеей неизвестной великой миссии. Пора сваливать. Реально пора!
Она замолчала на секунду и спросила:
- Тебе кажется все это странным?
- Не – е - е. Нормально! Не переживай, - сказал я с преувеличенным оптимизмом.
Она, кажется, расстроилась и молча ушла в дом. Пришлось догонять.
- Не обижайся, - сказал я. – Просто в моей жизни за последнее время все идет наперекосяк, и я не знаю, как относиться к еще более запутанным и странным вещам.
- Я понимаю и прошу тебя немного подождать. От того, куда ты пойдешь, напрямую зависит и моя судьба. Пока я была единственным представителем вида мне предоставили видимую свободу, в обмен на незначительные услуги, которые я оказывала обеим сторонам. После того, как ты выберешь себе хозяина, все изменится. Я или буду вынуждена идти за тобой, чтобы не злить людей в погонах, тогда люди от науки на меня сильно обидятся, или искать «крышу» у ученых и ссориться с другой стороной. Так или иначе, я приобретаю одного врага и не смогу больше заниматься тем, чем должна. Помимо этого я перестаю быть единственным представителем вымирающего вида, значит беречь, холить и лелеять, как раньше, меня тоже не будут. Потеряю, так сказать, свою ценность.
Мне не понравилось слово «хозяин», но я не стал акцентировать на этом внимание.
- Заниматься тем, чем должна – значит беглых ловить?
- Не только. Сейчас я не буду об этом рассказывать. Возможно позже… А может быть никогда.
- Тогда почему ты рассчитываешь на мою помощь?
- Я на нее не рассчитываю, я просто тяну время.
- Для чего?
- Все произошло очень быстро. Я не успела понять, какой выход принесет наименьшее зло. Дай мне несколько дней, - сказала она и по тому, как изменилось ее лицо, стало ясно, что это действительно очень важно.
Впервые за день она заговорила со мной нормально, по-человечески и я согласился. В конце концов, что я теряю?
Ближе к полуночи она приготовила постель и накрыла на стол.
Вечер перестает быть томным!
Однако моим эротическим фантазиям не дано было осуществиться. Она оставила меня одного, а сама ушла в лес, сказав перед отходом:
- Пожалуйста, никуда без меня не уходи. Я вернусь рано утром.
Я хотел возразить, но Ульяна растворилась в плотных весенних сумерках, оставив тревогу, дурные мысли и запах пыльцы и теплого песка.

До трех часов ночи я искал сейф с оружием. Не нашел.
Пошел на воздух. Ходил, дышал, принюхивался. Надоело!
Пришел в землянку и уснул.
Катись оно все лесом! Завтра разберусь и с чокнутой Ульяной и со стволами и со своими новыми покровителями.

Утро. Тепло, сытно, чистая постель. Хорошо! Только потребность в женской ласке обострилась. Надо холодный душ принять, ну, или ванну.
Я потянулся, оделся и вышел на улицу. Волчицы не было, зато был Отец Тимофей. Я сначала расстроился. От него женской ласки фиг дождешься. Но потом передумал. Зато он адекватный и может что-нибудь путное рассказать.
- Значит, загнала, - сказал он, не здороваясь.
- Угу, - сказал я, дожевывая бутерброд.
Мы вместе позавтракали, посидели на берегу, а потом я спросил:
- Она ненормальная?
- Все мы не нормальные, - расплывчато ответил священник.
- Я имею в виду реальные психические расстройства.
- Нет, она не больна. У нее была нелегкая жизнь и теперь, чтобы обрести душевное равновесие, она выполняет работу, которая ей не по душе. Если хочешь, несет свой крест.
- И этот туда же, - обреченно вздохнул я и пошел купаться в холодной, жгучей весенней воде.
Отец Тимофей немного посидел на берегу и неожиданно присоединился ко мне. После купания мы немного поговорили о всякой ерунде, потом батюшка ушел, а я остался один и вскоре задремал, лежа на солнечном берегу.
Когда проснулся, она была уже рядом. Сидела на большом камне и смотрела на воду. Я сел рядом, а Ульяна даже не обернулась.
- Ты давно вернулась?
- Час назад.
- Кушать будешь?
- Да.
- Подожди, сейчас что-нибудь приготовлю, - покладисто сказал я и направился к землянке.
- Не надо, я мясо принесла, будем жарить шашлыки.

Потом мы вместе готовили мясо, разжигали костер и жарили крупные ароматные куски убиенного животного, которые хищно шипели на шампурах. Пожалуй, впервые в жизни мне было комфортно столько времени находиться рядом с женщиной, не произнося не слова. Все же много человеческого в нас умерло. Мы волки, не нуждаемся в пустой болтовне, для нас, для хищников это западло. А потом мы вгрызались острыми клыками в сочные мясные куски и жмурились от удовольствия, запивая это холодным пивом. Холодильником нам служила река. Было вкусно, спокойно и хорошо. Тогда я впервые подумал, что возможно прожить всю жизнь так, на берегу реки и быть при этом счастливым.
- Я останусь на неделю. Этого хватит, чтобы все решить?
- Да, - сказала она, потом повернулась, посмотрела своими желтыми волчьими глазами и тихо, тепло и очень по-человечески добавила:
- Спасибо.
Вечером, когда тихо подползли майские сумерки, мы сидели на берегу, смотрели на воду и иногда обменивались простыми, ничего не значащими фразами. Вода мирно шумела и как щенок тыкалась холодным мокрым носом в наши ноги. Звери, живущие рядом, не беспокоили двух сытых, но от этого не менее опасных хищников незнакомого тайге вида. А хищники, как малые дети кидали в воду камни и рассказывали друг другу страшные истории.
И на душе было спокойно, как когда-то в детстве. Когда мама была совсем молодой, и отец был жив. Тогда мы ездили к тетке в деревню и вечерами сидели на берегу речки со смешным названием Уень. Совсем как сейчас. И тогда из жизни, пусть на один вечер, исчезали все проблемы, потому что им не было места в нашей маленькой, но очень счастливой вселенной.
Потом мы купались.
Когда уже совсем стемнело, я спросил:
- А что будет дальше?
- Дальше тебе будет больно, - ответила она, отряхнув волосы от мокрого песка.
- А потом?
- Еще больнее.
- А потом? – не унимался я.
- Потом ты привыкнешь, найдешь себе применение, будешь занимать все время работой и мимолетными связями, чтобы не оставалось времени на чувства. Ты станешь злым, циничным и как следствие функциональным.
- А потом? – спросил я с упорством пятилетнего вредины.
- Если тебе повезет, так будет всегда.
- А если не повезет?
- Тогда ты встретишь существо, которое принесет человеческий смысл в твою звериную жизнь.
- А дальше?
- Если это будет обычный полноценный человек, то скоро ты возненавидишь его, или ее. Хотя может быть еще хуже. Ты научишься презирать человеческое существо за то что ему никогда не почувствовать настоящую животную свободу. Свободу с большой буквы, ту которая являет собой центр твоей вселенной и ты станешь еще злее и работоспособней.
- А если не повезет?
- Тогда ты встретишь ту, которая сможет стать равной тебе, сможет разделить с тобой лес и бесконечный бег.
- Почему ты считаешь это невезением?
- Потому что однажды это существо исчезнет из твоей жизни и в этот день ты поймешь, что до этого момента ни разу не испытывал настоящей боли.
Тогда я понял, что она не очень давно перенесла серьезное потрясение. Но расспрашивать ни о чем не стал. Такие, как она не умеют плакаться в жилетку, это не нужно. Они слишком гордые и самодостаточные. Сочувствие их унижает.
А потом она опять ушла. Даже не ушла, а молча растаяла в тумане. А я сидел на берегу и ждал, твердо уверенный в том, что сегодня уж точно не просплю ее возвращенье. И конечно проспал.
Третий день нашего знакомства прошел тихо и мирно. Потому что мы почти не виделись. Ульяна вернулась рано утром, позавтракала и попросила меня принести воды из родника. Пока я возился с ведрами и ковшиками, она пропадала в доме. Когда мы встретились на берегу, тревога мягким холодным валиком прокатилась у меня между лопатками. Барышня была вооружена и очень опасна. Камуфляж, СВД и прочие несущественные детали говорили о том, что девушка собирается на работу.
Сначала я хотел что-то сказать, а потом подумал.
Ну, о чем здесь разговаривать?
Так и расстались молча.
Конечно, не приятно, что дама, с которой вынужден рядом существовать оказывается слишком агрессивной, но с другой стороны это не надолго. Еще денек поживем и решим, в какую контору мне идти. Потом я пойду своей дорогой, а она может продолжать играть в казаки - разбойники с беглыми зэками. Мне сейчас надо определиться с документами и попрощаться со статусом разыскиваемого заключенного. Амурные дела оставим на потом. Не пристало мне сидеть на шее у мало знакомой барышни. В конце концов, мы взрослые люди и что с того, что она мне часто снилась? Наяву ведь все оказалось по-другому. Мне снилась лесная принцесса, а не безумная тетка с винтовкой.
Я думал так, пока готовил обед и отгонял мысли о том, что теперь, когда увидел лицо из сна, я уже никогда не смогу его забыть.

Она вернулась ближе к вечеру в прекрасном настроении.
- Поймала? – уточнил я.
- Не – а. Завтра, - ответила она и с аппетитом принялась за ужин, а я ушел на берег.
Да уж, действительно кому, что для счастья нужно. Мне документы и работу, а ей плохому дядьке по тыкве настучать.
Когда начало смеркаться она села рядом со мной на корягу, валявшуюся около дома.
- Сегодня моя очередь, - сказал я.
Она удивленно вскинула брови, а я пояснил:
- Не уходи сегодня, это твой дом. Будет честнее, если на ночь уйду я, если хочешь, хотя не понимаю, почему ты боишься ночевать со мной в одном доме.
- Не то чтобы боюсь, скорее….
- Скорее – что?
- Не привычно и неуютно ночевать в одном доме с незнакомым мужчиной.
- Какие милые условности! – восхитился я, - а пригонять этого самого мужчину в этот самый дом под страхом расстрела привычно и уютно?
Она внимательно на меня посмотрела, потом кивнула, сказала:
- Нормально, - и засмеялась.
Через секунду я к ней присоединился.

Она устроилась на диване, а мне постелили на полу. На первый взгляд все было спокойно, только винтовку она, почему-то, не убрала в сейф, а поставила рядом с собой за диван.
Я усмехнулся и сказал:
- Я конечно злой и страшный серый волк, только ты на красную шапочку не тянешь. Так что давай не будем истерировать и стрелять, если мне ночью приспичит выйти.
- Хорошо, - сказала она, и повернулась лицом к стене, но ствол не убрала.
Скоро ее дыхание стало ровным, а я смотрел в темноту и думал, что сон, снившийся мне на поселении, сбылся. И лес, и шум реки, и она, и эта тихая щемящая сердце нечеловеческая радость оттого, что целую ночь все будет именно так как во сне, большего мне, как ни странно, не надо. Пока не надо, а целая ночь – это очень много.

Она ушла сразу после раннего завтрака.
Камуфляж, СВД, подсумок с рожками, охотничий нож, ампулы с транквилизаторами, странная эластичная лента на которой крепилось что-то вроде небольшой сумочки из тонкого материала похожего на парашютный шелк, подобные некоторые мужчины носят на поясе, а она надела это на шею и темные очки, прикрывающие желтые волчьи глаза. Ульяна шла на охоту. Шла буднично и спокойно, как на работу. Так большинство ее ровесниц по утрам собираются в офисы и кабинеты, чтобы некоторое время выполнять обычную повседневную работу. Конечно, есть люди, для которых охота – это работа. От них волчицу отличало то, что она, в основном, охотилась на людей.


















Я бы пришел к ручью, нюх, слава Богу, есть.
Не спрашивай, почему, но понял бы - это здесь.
Я бы вошел в ручей, я бы вошел в тебя.
Если бы ты – не ты, если бы я – не я.

Чиж и Ко «Зверек»

Глава 3
ОХОТА НА ОХОТНИКА.

Анатомия волчицы

На этот раз она ушла не надолго. Ближе к обеду я услышал вой, или визг…. Хотя, нет. Сначала что-то внутри меня оборвалось от нехорошего предчувствия, а уже потом я услышал вой.
Это мог быть другой волк, а мог быть и не волк, я плохо разбираюсь в голосах лесных жителей, тем не менее, я кинулся на голос, не задерживаясь ни на секунду. Вой не повторился, зато сладковато-липкое предчувствие беды вызвало хищника. И волк, пусть не полноценный, пусть только его когти, зубы и нюх, но все же вол помог мне – человеку найти ее в лесу. Жаль, это случилось не так быстро как хотелось. Сначала я не понимал, почему вой доносился с одной стороны, а предчувствие вело в другую, но потом доверился звериному «я» и быстро нашел искомое. Только тогда я понял, что волчица продела долгий путь, спасаясь от того, кто ее ранил.
Она сидела, нет, скорее лежала под огромным кедром. Сумка на ее шее была расстегнута, пока не оставили силы она смогла надеть широкие штаны из такой же ткани, а тонкая толи куртка, толи рубаха лежала рядом. Привычная одежда и оружие пропали. Получается, что в сумочке на шее она носит запасную одежду. А когда нам нужна запасная одежда? Когда после превращения мы оказываемся незнамо где в чем мать родила. Молодец девка! После трансформации одежда становится непригодной, а резиновая лента с запасом одежды по-прежнему плотно охватывает шею, пусть звериную, но свою.
Все бы было ничего, только из правого бока, чуть ниже груди торчала арбалетная стрела, а сухая пожелтевшая хвоя пропиталась бурой кровью нелюдя. Я наклонился и аккуратно потрогал шею. Пульс был. Пусть слабый, зато ровный. Я принялся рассматривать рану, а Ульяна тихо застонала.
Лучше бы тебе оставаться без сознания, девочка, потому как наркоза в лесу хрен найдешь. Рана была дерьмовенькая. Короткая стрела зашла в тело наполовину. Деревянная ее часть прошла между ребер, а наконечник застрял внутри. Остается надеяться только на способность оборотней к регенерации. Она явно обращалась в волка, значит, тело еще умеет лечить само себя, тогда есть шанс. Только действовать надо быстро. Один я не справлюсь, придется идти к Отцу Тимофею. Это дальше чем дом, но другого выхода нет. В монастыре по любому должны быть медикаменты и средства связи, главное успеть ее донести.
Я аккуратно приподнял ее плечи и накинул тонкую куртку. Потом взял легкое тело на руки, стараясь не касаться торчащей из раны стрелы. Она даже не застонала, только закусила нижнюю губу.
Пока мы пробирались через лес, я разглядывал стрелу. Она скорее походила на сувенир, чем на боевое оружие. Деревянная видимая часть была покрыта затейливой резьбой и непонятной надписью.
Идти одному по хвойному лесу довольно легко, а вот нести раненого так, чтобы его не задевали кусты и ветки, не просто. Я выдыхался медленнее чем человек, друг – волк не оставлял в беде, но преодолеть все расстояние одним броском все же не удалось. Я сел на мягкую хвою и положил Ульку к себе на колени, придерживая за плечи, как маленького ребенка, уснувшего на руках у папы. Она была без сознания, но дышала ровно, да и тонкая синяя жилка на ее шее отсчитывала удары сердца с обнадеживающей стабильностью.
Немного отдохнув, мы продолжили путь. Почти сразу я услышал окрик. Голос звучал глухо, доносился издалека, но я все же расслышал:
- Вельд!
Опачки! Это кто это у нас такой любопытный по лесу в неурочный час шастает?
Я затаился, прислушался и услышал.
- Вельд, отзовись!
Щас, разбежался!
На этот раз голос звучал ближе и показался знакомым. Вскоре я услышал треск ломающихся веток. Контактер не скрывался, ломился как медведь через малину.
- Вельд, я знаю, что вы рядом! Сейчас нет времени в прятки играть! Что с Ульяной?
Я встал в полный рост и увидел Отца Тимофея. Он так спешил, что не замечал, запутавшиеся в бороде листья и иголки.

В основное здание монастыря мы не пошли, расположились в домике неподалеку от ограды. Ульяну мы положили на широкую деревянную кровать, после этого батюшка принялся осматривать рану. Или ощупывать?
Короче, он сначала осмотрел стрелу и рану, потом принялся водить руками рядом с торчащим оперением, закрыв глаза. Я смотрел на него с удивлением, а батюшка вдруг прервал свои занятия и выгнал меня из домика. Сначала я слонялся вокруг и курил. Сигареты Ульяна принесла позавчера и они лежали у меня в кармане. Потом, когда во рту стало совсем гадко, просто сел на пень и обхватил голову руками. В голове было темно и пусто, как в заброшенном колодце. Из оцепенения меня вывел голос батюшки:
- Зайди, поможешь.
Внешне ничего не изменилось, только Тимофей стоял в углу и хмурился, вытирая окровавленные руки. Я сел на единственный стул и молча уставился на него.
- Чего смотришь? Плохо все.
- Я уже понял, - кивнул я – Надежда есть?
- Есть, но слабая. Это заговоренная стрела. Ее сделал кто-то из зовущих. Аннулировать заклятье нереально, остается извлекать.
- Получается, что стрелявший точно знал на кого охотиться. Они искали оборотня, а зэк был приманкой?
- Похоже на то, - кивнул батюшка. – Только не это сейчас главное. Надо стрелу вынимать.
- Она нелюдь, у нас раны заживают на порядок лучше, чем у людей.
- Я же сказал, что стрела заговоренная, - пояснил священник, а я ничего не понял.
- Ну и что это значит? – уточнил я.
Отец Тимофей погладил бороду и начал объяснять как спокойный учитель придурковатому ученику:
- Слышал про серебряные пули? Так это некий реально существующий аналог. Оборотни не дохнут, едва прикоснувшись к таким вещам, да и серебро без заговора для вас не опасней обычной пули. Такие амулеты действуют иначе. Например, эта стрела парализует нечеловеческие способности Ульяны. Она будет выздоравливать, как обычный человек, пока действует заговор.
Я немного помолчал, а потом заговорил, сам удивляясь жестокости произносимых слов:
- Давай называть вещи своими именами. Сейчас не время для розовых очков.
- Давай, - согласился священник.
- Люди с такими ранами не живут. Без наркоза мы нормальную операцию не сделаем. Она умрет от болевого шока. Если просто выдернуть стрелу, наконечник порвет легкое и не только его. Хотя это не важно, потому, что легкое уже проткнуто. Странно другое. Почему она до сих пор дышит, и не харкает кровью?
- Это я смогу тебе объяснить. Стрелу она поймала, когда была волком. Тогда острие вошло не очень глубоко и не задело жизненно важных органов. Анатомия волка отличается от строения человека, это ее спасло. Но заговор отнял у нее зверское начало и она начала превращаться в человека. Человеческое тело как бы «втянуло» в себя стрелу. Острие не проткнуло легкое, зато вставшие на свое место органы плотно обхватили стрелу и не дают ее вынуть.
- Тогда почему она без сознания? Крови потеряно не много, - поинтересовался я.
- Мистическая кома, часто встречающийся побочный эффект от проклятой вещи.
- Чудненько. И что дальше делать?
А дальше был самый неприятный вечер в моей жизни.

Отец Тимофей связался с кем-то по телефону и примерно через час у нас были сильные обезболивающие и транквилизаторы. После того, как он вколол какую-то гремучую смесь в вену Ульяне, мы начали готовиться к операции.
Руки и ноги охотницы пришлось привязать жгутами к спинкам кровати. Я придавил ее плечи и слегка прижал повернутую на бок голову.
- Ты, парень, лучше глаза закрой, - посоветовал священник.
Я отказался.
Вокруг батюшки на стерильных салфетках лежало разное подобие инструментов и баночки с разными растворами.
Отец Тимофей перекрестился и начал операцию. Когда он расширял с помощью острого ножа входное отверстие, я смотрел, но когда он засунул пальцы внутрь Улькиного тела, раздвигая ребра и отодвигая внутренние органы, отвернулся. Тело «пациентки» выгнулось дугой.
- Держи, крепче! – крикнул батюшка, и я прижал тонкие плечи к кровати.
Она закричала, я закрыл глаза, а священник сказал:
- Хорошо, что у вас суставы, кости и их сочленения устроены не как у людей. Так бы пришлось ей ребра ломать.
Она опять вскрикнула, дернулась, а Тимофей сказал:
- Все.
Я посмотрел и увидел, что стрела лежит рядом с Ульяной на кровати, а батюшка обрабатывает кровоточащую рану.
- Швы будешь накладывать? – спросил я.
- Нет. Если зверь к ней вернется, нитки только помешают заживлению.
- А если не вернется.
- Тогда нитки не помогут. Она не жилец.
Кровь почти остановилась, и я помог зовущему наложить повязку, стягивающую края раны. Мы переложили легкое, перепачканное кровью тело на чистые простыни, стерли с плеч и живота спекшуюся бурую жидкость и вышли из комнаты. Сознание к ней не возвращалось. Слава Богу!
Мы немного посидели на крыльце. Я курил, батюшка, кажется, молился. Потом он зашел в дом и вернулся со стрелой в руках.
- Ты присмотри за ней. Если что кричи, а я вот этим займусь.
Я кивнул и пошел в дом.
Интересное это все же место. Не может быть, чтобы никто не видел меня и раненую Ульку и не слышал ее крик. Про окровавленные простыни я вообще молчу. А визиты волчицы, а голый я, ворующий еду!
Что же привело вас сюда, в эту странную глушь, монахи? Какая беда, какой страх разучили вас удивляться?
Всю ночь я просидел рядом с тонким, почти прозрачным телом, накрытым тонкой простыней. Мирно потрескивала печка (в мае еще бывают холодные ночи), едва заметно приподнималась от ее дыхания простынка, мирно тикала на шее тонкая синеватая венка, отсчитывая прожитые секунды. Сон в эту ночь так и не пришел.
Днем меня сменил Тимофей, и я слегка отдохнул. Сначала бродил по лесу, а потом, даже ухитрился уснуть на куче соломы, сваленной рядом с крыльцом дома – операционной. Правда, проспал я не долго, но все равно чувствовал себя отдохнувшим.
День клонился к вечеру, а Ульяна все не приходила в себя. Мы поменяли промокшую повязку. Она даже не застонала. Рана не затягивалась, но уже почти не кровоточила. Вероятно, помогли лекарства, которые колол ей священник в течение дня. Он приложил к ране пучок какой-то травы и снова забинтовал. Я не стал спрашивать, когда успел батюшка так хорошо ознакомиться с азами медицины. Захочет сам расскажет.
Пришла ночь.

Священник ушел в монастырь, а я разложил принесенную им раскладушку, лег и уставился в потолок. Долго лежал с открытыми глазами, но, наконец, усталость взяла свое. Я уснул, рядом с диваном на котором единственная самка моего рода неподвижно боролась за жизнь.
Меня разбудил толи всхлип, толи стон.
Улька лежала на боку, по детски поджав колени. Она мелко тряслась и тихо поскуливала, как замерзший щенок. Печь давно прогорела, и через приоткрытую дверь в дом просочилась прохлада весенней ночи. Я подскочил, как ужаленный и кинулся икать одеяло.
- Уля. Ульяна, - тихо позвал я.
Она не откликнулась.
Я укрыл ее и еще раз позвал. Ноль реакции. Но с другой стороны признаки жизни на лицо. Она же перевернулась и даже смогла осознать холод. Я аккуратно подоткнул одеяло, а она вдруг обняла мою руку и прижала ее к себе, так маленькие дети прижимают во сне плюшевых мишек, потом прижалась мокрой от слез щекой и улыбнулась. У меня от радости и умиления подкатил к горлу комок, и я прилег рядом, чтобы не отнимать руки и не нарушать ее покой.
Через несколько минут пришел Отец Тимофей, он неизвестным мне способом почувствовал ее возвращение и поспешил на помощь. Увидев такую идиллию, он довольно кивнул и прошептал:
- Возвращается.
- Но она не реагирует на голос.
- Это нормально, ее сознание не здесь, но скоро все вернется. Теперь главное залечить рану.

Через пару часов рука жутко затекла, но я не шевелился, боялся спугнуть душу, ищущую дорогу к телу. К утру мне казалось, что правая рука отвалилась во сне.
Она открыла глаза, улыбнулась и тихо сказала:
- Спасибо, Серенький.
После этих слов внутри стало тепло, тепло. Только мама в детстве так меня называла, а сейчас это милое «Серенький» приобрело еще один смысл.
Я попытался ее обнять, но правая рука взбунтовалась.

Это важное слово «боль»

Следующий день мы потихоньку приводили ее в себя. Сознание вернулось, а вместе с ним и боль. Звериные способности не спешили помочь и рана начала гноиться и воспаляться. Иногда казалось, что выздоровление близко, потом возвращался жар. Антибиотики помогали не всегда. Я осваивал профессию сиделки и учился принимать острую потребность в чужом, но единственно важном существе. Я почти начал молиться, когда батюшка вызвал меня на улицу и сказал:
- Ей надо превратиться в зверя, иначе начнется заражение крови.
- Как это можно спровоцировать.
- Я точно не знаю, но есть одно предположение.
- Не томи, батюшка.
- Я думаю, что может помочь инъекция волчьей крови.
- Значит надо ловить волка, - подвел итог я.
- Дурак ты, Вельдин, - по-доброму ругнулся священник. – Есть вероятность, что ей поможет твоя кровь.
- Так бери!
- Не так просто. Кровь человека, отличается от крови зверя. Надо сделать забор сейчас, когда ты будешь волком и в момент превращения.
- Но я не умею менять облик по заказу, это от меня не зависит!
- В том-то и проблема.
- Но ведь должен быть выход! – психанул я, а священник пробормотал себе под нос:
- Выход – то есть, только мы не знаем где он, хотя есть одно предположение.
- У тебя много еще предположений? Если да, вываливай все, нечего время тянуть.
- Думаю, что тебе не понравится.
- Не твоя забота.
- Человек быстро и непроизвольно проявляет весь спектр своих возможностей в трех случаях. Если пришло время, если сильный стресс и если очень больно.
Я понял, к чему он клонит, и это меня не обрадовало.
- Иглы мне под ногти собираешься загонять?
- Не исключено, но только с твоего согласия.
Я не долго ломался. Жизнь Ульяны, почему-то стала очень важной, не сравнимой ни с какими жертвами.

Подготовка к экзекуции выглядела не обычно. Сначала зовущий взял у меня кровь из вены, потом попытался воздействовать внушением, психическим воздействием и даже гипнозом. Не помогло. Пришлось решиться на радикальные меры.
Отошли довольно далеко от монастыря и на большой поляне разожгли костер. Потом священник выложил на траву шило, несколько ножей, старую кочергу, бутылки с какой-то гадостью и пастуший кнут. Эдакий милый набор мазохиста.
- Прежде чем начать, ты должен знать ради чего, вернее ради кого ты идешь на это, - сказал священник.
- Я знаю.
- Нет. Ты знаешь о ней слишком мало, почти ничего. Раньше Ульяна жила нормальной обычной жизнью. У нее была семья. Мама, папа, сестра, племянница. Она училась в институте и кажется, дружила с парнем, но однажды все кончилось. Однажды она с сестрой и племянницей поехала в зоопарк. Ульяна отошла купить мороженное, а они остались на остановке. Неожиданно на остановку выехала машина, которая буквально размазала Улькину сестру об остановку и сбила пятилетнюю девочку. Водитель выскочил из машины и вместо того, чтобы помочь, скинул с капота изуродованного ребенка и уехал. Позже выяснилось, что парень плотно сидел на игле и в этот момент был под действием наркоты. Сестра умерла сразу, а девочка уходила долго и мучительно, на руках у Ульяны. После этого у ее мамы приключился инфаркт и через месяц Улька осталась совсем одна. Наркоману отморозку дали два года поселений.
- Сколько?!
- Да, столько же, сколько и тебе. Где он отбывал наказание сказать? Или сам догадаешься?
- Догадался.
- Вот тогда в ней впервые проснулся оборотень. Она быстро сообразила, что к чему, но не спешила выбирать себе крышу. Продав машину, гараж и обменяв квартиру, она купила оружие, дом в деревне рядом с Мариинском и отправилась мстить. Стрелять она с детства хорошо умела, даже разряд был в остальном помог, просыпающийся волк. Она нашла его в свинарнике, во время ночного дежурства и убила. Убила страшно…. Я никому не пожелал бы такой смерти.
- И правильно сделала, - вступил я, а священник пожал плечами и продолжил:
- Я нашел ее голую в лесу. Тогда после убийства она впервые на самом деле превратилась в волка. Очнувшись, на незнакомой поляне, она даже не пыталась идти. Просто сидела и замерзала в ноябрьском лесу. Я привел ее в монастырь, и мы долго разговаривали. Тогда она поняла, что жестокость, даже оправданная не несет в мир ничего хорошего.
- Несет. Справедливость. Одной тварью на земле меньше стало.
- Об этом можно спорить вечно. Через этот выбор проходят очень многие нелюди. Только это не вернуло ни сестру, ни мать, ни племянницу. Только в еще одну семью принесло горе. Не думаю, что она раскаялась. Просто приняв условия договоров сразу двух сторон, она выторговала себе место охотника. Может быть, чтобы нести справедливое возмездие, а может быть, чтобы искупить свой грех.
- А что ты, священник, думаешь об этом?
- Я думаю: «Не суди и не судим будешь. Ибо, каким судом судишь, тем и тебе отмеряно будет». Не должно человеку карать, и отнимать жизнь. Судить – дело Бога. Он мудр и справедлив.
- Где же справедливость в приговоре этого отморозка?
- Это человеческий приговор, а Всевышний не забудет ни одного беззакония.
Что можно ответить верующему человеку? Я не смог ничего. Только позавидовал его вере и стойкости.
Время на разговоры вышло. Пришло время действовать.

Я остался в одних шортах, потом сам связал себе ноги и надел ошейник, временно позаимствованный у цепного пса. Цепь от ошейника мы прикрепили к толстой ветке. Потом спутали мне руки и приступили.
Сначала пытки давались батюшке даже тяжелее, чем мне. Ну что поделаешь, если он не садист?
Скоро мое тело было сплошь покрыто кровоточащими рубцами от кнута и неглубокими порезами. Священник не мог стать по-настоящему жестоким, а я не мог его по-настоящему возненавидеть.
- Стоп! – крикнул я, выгнувшись после очередного удара.
Он с готовностью остановился, вытирая с лица толи, пот, толи слезы.
- Нужен третий, которого я смогу возненавидеть и который сможет возненавидеть меня.
- Да где ж мы возьмем здесь маньяка? – вздохнул священник, - монахи на такое не пойдут.
- Да. С маньяками всегда так. Когда не надо они вот они, а как понадобился для дела, хрен найдешь.
Отец Тимофей даже нашел в себе силы улыбнуться. И наше выездное заседание клуба мазохистов продолжило свою работу.
Мне было реально больно, но этого оказалось недостаточно. Волк должен ненавидеть врага. Этими соображениями я поделился со священником и дополнил:
- Должны, же у зовущих быть методы вызывать галлюцинации или неконтролируемые эмоции.
Он отошел в сторону, а я принялся чесаться. Комары и гнус восприняли меня как достойное блюдо, но и это делу не помогало. Вернувшись, он сказал:
- Видит Бог, я этого не хотел.
- Почему? – напрягся я.
- Я вызову твою ненависть.
- Вот и славненько, - согласился я и опять принялся чесаться. – Только давай побыстрее, мне реально очень больно и гнус заедает.
Батюшка поморщился, будто ему предстояло еще более неприятное дело, чем избиение меня драгоценного.
- Ты чего, так реагируешь? – спросил я.
- Боюсь, что ты запомнишь не меня, а ненависть, которую испытаешь.
- Я что, дурак?
- Ты не сможешь это контролировать, так, что на всякий случай, прощай.
- До скорого, - сказал я и всем своим видом выразил бодрость и удовольствие от происходящего.
Так еще, не дай Бог, понравиться!

- Вспомни самые отвратительные моменты своей жизни, особенно четко попытайся представить людей, вызывающих ненависть и омерзение, - сказал батюшка.
Я кивнул и принялся вспоминать всех виденных по телевизору маньяков и представлять всех знакомых сволочей. Сначала получалось не очень. То есть я их вспоминал, но острых эмоций при этом не испытывал. Потом худо-бедно начало получаться. В озлоблении помогали порезы и кровоточащие рубцы, которые надо отметить, затягивались на глазах. Это хорошо. Это значит, что волк рядом.
- Вспоминай, - сказал священник и прижал свои ладони к моим вискам, заглянув в глаза.
Я вспомнил, а он скомандовал:
- Не смей отводить глаза, ни при каком раскладе.
А я и не собирался.
Тогда он поглубже заглянул в мои зрачки и…
Банально, коленкой пнул мне в пах, не отпустив при этом голову. Я даже присесть не смог.
- Ах ты сволочь, - прошипел я.
Это был действительно подлый удар. И тут началось.
Боль от удара и его взгляд непонятным образом перемешались и в этот момент образы из прошлого хлынули в мое сознание.
Вот пьяный Михалыч в сарае с Надеждой, только воображение дорисовало, то, что могло произойти. От представленной картины стало мерзко, будто проглотил кусок дерьма. И вдруг я понял, что у Михалыча лицо Отца Тимофея. Я попытался отшатнуться, но остановить это, был уже не в силах. Вот парк и два гаденыша из-за которых я сюда попал и оба смотрят на меня глазами священника. Даже пацаны. Да те самые! Мне тогда было лет семь и у меня на глазах два отморозка постарше заживо сожгли трех котят, облив их бензином. Я кричал, а они держали меня и заставляли смотреть. Даже с детских лиц малолетних садистов на меня смотрели спокойные и мудрые глаза священника. И тут я все понял! Он многолик! Все эти уроды только оболочка, а истинное зло, вся грязь и мерзость этого мира живет в этих глазах, в этом человеке одетом в рясу.
Сквозь вереницу страшных образов донеслись слова, которые произнесла эта тварь:
- Ты возненавидишь меня, только не возненавидь веру. Прости меня.
Он взял кочергу, которую предусмотрительно положил на угли в левую руку и бутылку, на которой было написано «Уксусная эссенция» в правую. Раскаленный металл впился мне в живот, а обжигающая жидкость тысячью лезвий впилась в открытые раны.

Раньше волка в мир людей звало сладкое слово СВОБОДА, теперь свободы мне хватало и на смену этому чудесному слову пришли другие БОЛЬ и НЕНАВИСТЬ. Интересно, какие еще слова могут вызывать зверя из глубин человеческого сознания?

Но об этом потом. Сейчас важно другое.
Убью мразь! За всех кого он мучил. За глупенькую Надю, за девчонку в парке, за трех котят и за всех тех, кого я забыл, или не знал.
Я зарычал, и ноги свела знакомая судорога. Санитар леса спешил очистить мир от грязи.
Остатками человеческого сознания я понял, что священник стянул вместе мои руки и ноги, оперся коленом на шею и начал затягивать жгут на руке. Я еще помнил, что это важно и нужно и попытался не мешать, но поступки волка мне контролировать не удалось.
Я не мог знать и помнить как бородатый человек, повалил стреноженного зверя на землю, сел на него сверху и, пока зверь впивался зубами в его бедро, он все же исхитрился взять несколько кубиков крови хищника. Потом Тимофей сделал зверю укол сильного транквилизатора и принялся обрабатывать рану на бедре.
- Надеюсь, у тебя нет бешенства, - прошептал он, ложась на траву около костра.
Первое, что я увидел, очнувшись, была сидящая на стуле рядом с моей кроватью Ульяна. Похоже, мы поменялись местами.
Живая, значит помогло. Сознание возвращалось толчками, почти зажившие рубцы болели и чесались, особенно «радовал» ожег на пузе. Но это все ничего, главное не зря.
- Какая кровь помогла? – прохрипел я, с трудом разлепив засохшие губы.
- Не знаю, - пожала плечами она. – Есть хочешь?
- Не откажусь.
- Хорошо. Мы боялись, что все пройдет хуже.
Как выяснилось через мгновенье, не зря боялись.
Дверь открылась, и в помещение зашел Отец Тимофей. Я кинулся на него с четким намереньем свернуть шею и если бы не Улька, вставшая между нами, этот день стал бы последним в жизни Тимофея Мальцева.
Дичь какая-то. Я разумный человек, прекрасно понимаю, что этот человек не имеет никакого отношения к тем картинкам, которые возникали в моем воспаленном мозгу. Более того, я сам попросил провести этот эксперимент, но не менее точно я знал, что именно он виноват во всех известных мне злодеяниях. Все ясно, меня об этом предупреждали, но отойди Улька в сторону я сверну ему шею. Ненависть, вызванная им, сильнее меня и сильнее его. Она научилась существовать в этом мире самостоятельно, в отрыве от фактов и логики. Она, помогла мне выполнить свой долг и теперь требовала заплатить по счетам.
Что ни говори, боль и ненависть – опасные союзники, даже в борьбе за благие цели. Сначала вам кажется, что они вам служат, но неожиданно приходит понимание, что приказы отдают они.
Священник все понял и негромко спросил:
- Отпускает?
Я только отрицательно покачал головой.
- Я уйду. Может быть со временем пройдет, - сказал он, а я ответил.
- Лучше уйти мне. Так будет правильно и безопасно.
Теперь кивнул он.

Оказавшись в своей землянке, мы принялись зализывать раны. О том, что меня разыскивают все кому не лень, мы пытались не вспоминать. Хотя точно знали, что каждый день в статусе беглого зэка – оборотня осложняет мою, да и ее дальнейшую жизнь. Второй запретной темой стали наши отношения с Отцом Тимофеем, которому и я и она были очень многим обязаны. Здесь я чувствовал вину и благодарность, но мы оба знали, что стоит нам встретиться и все изменится. Остается надеяться, что время вылечит и эту болезнь.
Вечером мы как всегда сидели на берегу и не заметили как вышла полная луна.
- Полнолунье – время оборотней, - сказала она.
- Слишком часто мы стали пользоваться своими возможностями.
- Тем лучше. Чем чаще оборачиваешься, тем легче все проходит. Стоит пару месяцев удержаться от этого и почти невозможно становится воздействовать на процесс.
- Мне до этих пор ни разу не удалось самостоятельно воздействовать на это.
- Тем лучше. Значит надо тренироваться, пока есть возможность.
Она встала и пошла в лес.
Я немного посидел и отправился следом. Сейчас во мне боролось очень теплое светлое чувство и нормальное здоровое желание. Она уходила все дальше и быстрее. Каждый раз, когда я уже, казалось, нагнал ее, оказывалась в стороне. Она играла, она дразнила, она ждала. Незаметно я перешел на бег. Она, скинув куртку, неслась впереди. Желание красной простыней упало на глаза. Острая потребность немедленной близости, смешивалась с непонятной нежностью и боязнью обидеть. Слишком большой набор острых эмоций для трех дней. Мой мозг взрывался, внутренности переворачивались, вызывая спазмы и судороги. Я даже не сразу понял, что со мной происходит.
Я догнал ее. Вернее она позволила догнать себя.
В этот раз волк завладел сознанием раньше чем телом. Он рвался к самому необходимому существу, единственной самке его вида. И в тот момент, когда на границе перехода внутри одного сознания столкнулись волк и человек, волк заговорил?… Или подумал?…Или это был человек?...

Ты, человек думаешь, что мы не умеем любить. Ты называешь это инстинктом продолжения рода. Ты приписываешь верность любимым тобой лебедям, а за собой оставляешь эксклюзивное право на преданность и самопожертвование.
А мы?
Серое отребье, способное испытывать только низменные инстинкты, таких и отстреливать не жалко. Никто не пожалеет ни нас ни даже наших детенышей. Не детей, а именно детенышей!
Но приходит время, когда мы не можем жить без второй половинки своей серой души, и тогда лебеди завидуют нашей верности. Ради этого чувства мы можем совершить любой поступок и ты, человек, никогда не научишься так, с удовольствием, жертвовать собой. В это время мы бываем счастливы, будто Бог поцеловал нас между серых ушей в мохнатые макушки.
И пусть ты считаешь, что это не любовь, а похоть, но тебе такое даже не снилось.
Так завидуй мне, человек!

СВОБОДА, БОЛЬ, ЛЮБОВЬ – вот заклинанье, которое в любой момент может призвать зверя. Эту истину я осознал и выучил этой ночью.

Город

Как прошли два следующих дня я почти не помню. Мы иногда даже забывали поесть.
Пару раз Ульяна навещала священника. Я боялся к нему подходить, та мерзость, которую он поднял внутри меня, пока была сильнее здравого смысла, а обижать очень хорошего человека, как-то не хотелось.
На третий день, ближе к вечеру мы решили отправиться в Кемерово и приступить к переговорам с военными. Дальше затягивать мое нелегальное положение было немыслимо, а люди науки едва ли смогут решить мои проблемы достаточно быстро. Ульяна сказала, что возможно придется поступиться некоторыми свободами и лишиться вольностей, хотя с другой стороны, для вояк пара ручных волков должна быть привлекательней одиночки. Сомнительно, что ей удастся добиться своих целей, однако попробовать стоит. Я очень неуютно ощущаю себя в роли ведомого, но выбор не богатый, да и выяснить, кто охотился в лесу на Ульку, не помешает.
Перед отъездом мы попрощались с Отцом Тимофеем. Я с трудом сдерживал себя. Он все понял и быстро ушел.
Ульяна переоделась, накрасилась и выглядела принцессой из сказки, я же напоминал бича. Наша пара была слишком приметной, и я настоял, на том, чтобы в людных местах она держалась немного в стороне от меня.
Доехали мы почти без приключений, только на платформе станции «Тайга» пара пьяных селян подвалила к моей даме, и один из местных обольстителей предложил уединиться и выпить. Улька вежливо сказала:
- Спасибо. Не сегодня.
- Че гордая? Городская? – завелся «Казанова», и даже протянул руку.
Я не стал жать продолжения и жестко вломил ухажерам, и сразу же понял, почему нелюди все же нуждаются в некотором контроле. Поза самоправоты и иллюзия безнаказанности часто ведет к мании величия и серьезным неприятностям для окружающих.
Улька не сильно огорчилась, только сказала, садясь в вагон:
- Что же это делается, люди добрые. К честной девушке средь бела дня. Правда, Серенький.
Я кивнул и ухмыльнулся, и мы отбыли с негостеприимного перрона.
Город нас встретил пустыми улицами и скудным освещением. Поймать такси не удалось, и мы отправились пешком. Благо квартира была недалеко от вокзала.
Типовая двухкомнатная хрущовка вид имела не жилой.
- Снимаешь? – спросил я.
- Нет собственная. Это вроде конспиративной квартиры. Я купила ее на имя одной знакомой и иногда пользуюсь. Тебе пока лучше отсидеться здесь. Я пока посоветуюсь с кем надо.
Меня подмывало спросить, а с кем надо? Но я воздержался и галопом поскакал в ванную.
Больше года я не испытывал такого удовольствия.
Примерно через час Ульяна постучала в дверь, уточнила, не утонул ли я, и позвала ужинать. А я только довольно мычал и пускал пузыри. Зубную щетку, бритву и прочие предметы гигиены мы приобрели по пути, и из ванны я вышел чистым, бритым и просветленным.
- Прынц, - прокомментировала Улька и принялась раскладывать по тарелкам царский ужин.
Вечером она поведала мне, что действительно имеет несколько квартир в разных городах и небольшой рекламный бизнес, на всякий случай. Работа на две конторы оплачивалась не чахло, особенно это касалось редчайшего оборотня-наемника. Не знаю, действительно ли эта квартира была неизвестна ее нанимателям или они просто оставляли за волчицей право на небольшие девичьи секреты. Хотелось надеяться на первое.
Утром Ульяна уехала в неизвестном направлении, а я опять остался один дома. Последнее время все решается за меня и без меня, это раздражает. Я даже принялся спорить и доказывать, что сам в состоянии устроить свою жизнь, но она сказала:
- Не сомневаюсь. Только сейчас я планирую сделать так, чтобы устройство твоей жизни не повредило мирному течению моей. Ты можешь это гарантировать?
Я не мог, пришлось отпустить ее, хотя при этом я начал чувствовать себя альфонсом. Пока Ульяна отсутствовала, я созвонился с Серым и с адвокатом. Оба они долго кричали в трубку, что я придурок. Потом говорили, что мне надо сдаться властям и рассказывали, что меня ищут все кому не лень. Тогда я попытался выяснить – кому не лень. Адвокат лопотал что-то невнятное, а Серега рассказал, что кроме милиции мной интересовались какие-то узкоглазые типы.
Интересно!
Потом Серега рассказал, что думает обо мне бывшая супруга, и спросил:
- Ты где сейчас?
- Не важно, Серый, скоро все уладится и увидимся. Мне деньги нужны.
- Не проблема. Куда перевести?
Хороший вопрос.
- Не знаю, - глупо ответил я. – Забудь пока.
- Вельдин, ты понимаешь в какое дерьмо вляпался?
- Понимаю, тезка. Все наладится, - сказал я и положил трубку.
Улька вернулась к обеду и была чем-то сильно озадачена. Я коротко рассказал, о разговоре с Серегой и с адвокатом.
- Ты звонил отсюда? – спросила она.
- Нет, с сотового, который мне отдал Тимофей.
- Тоже ничего. Срочно выйди на улицу, отойди подальше от дома и растопчи этот телефон, чтобы ни одной целой пружинки не осталось.
Я быстро понял свой промах и поторопился выполнить ценные указания. Она встретила меня вопросом:
- Узкоглазые, в смысле азиаты?
Я не сразу понял, что разговор идет о моем разговоре с Серегой, но потом сказал:
- Ну да.
- Бред. А зачем вообще ты ему звонил?
- Хотел раздобыть немножко денег со своего счета. У Сереги есть доступ.
- Зачем? – удивилась она.
- Я не привык жить за счет женщины.
- Дикость. Считай, что берешь у меня в долг, получишь документы, отдашь.
- Лады. А какие у тебя новости?
- Странные. Вояки и ученые не устраивали на меня охоту им это не выгодно. Тебя ищут обе стороны, но сейчас люди в погонах могут предложить больше. Ученые предлагают пересмотр твоего дела на закрытом заседании суда, а вояки могут без волокиты решить все проблемы в обмен, на это ты поступаешь на службу в один из закрытых отделов. Мне, конечно, придется немного повертеться и урезать контакты с другой стороной, но все могло быть и хуже. Они были предельно корректны и даже не думали давить. Их устраивает, что ты добровольно пришел. Я сказала, что встречалась с тобой, но сейчас ты находишься в где-то в лесу. Одно не ясно.
- Что?
- Что за третья сила вмешивается? Наезд на меня, азиаты которые ищут тебя. Что все это значит?
- Это вопрос не ко мне.
- Короче так. Сейчас по электронной почте на адрес одного моего знакомого придет образец договора. Завтра он перекинет его мне. Ты познакомишься с условиями и, если все будет нормально, завтра, послезавтра познакомишься с новым начальством. Они обещают выправить твои документы за неделю.
- Хорошо, - кивнул я. – Можно одно предложение?
- Угу.
- Пойдем в кино.
- В смысле?
- В прямом. Сегодня нам делать нечего, все важные события произойдут завтра, давай позволим себе немного отдохнуть.
- Давай, - радостно согласилась она, и мы отправились в кинотеатр.
Вечером мы ели попкорн, смотрели очередную часть фильма «Люди Х» и громко смеялись, оставив дома сотовые телефоны и все неприятности. Домой мы заявились ближе к часу ночи и поняли, что за это время произошло что-то важное.
Улькин сотовый разрывался от звонков, но самое странное, что вскоре после нашего прихода зазвонил домашний телефон.
- Этот номер знает только Отец Тимофей, - сказала она, но на всякий случай выдернула шнур из розетки. Потом немного подумала и набрала номер на сотовом.
Беседа длилась довольно долго, Ульяна все больше молчала и односложно отвечала на вопросы невидимого собеседника. После разговора она сказала:
- Скверно!
- Что скверно?
- Тебя ищут все и это не новость. Хуже что что-то неприятное произошло в местах, из которых ты слинял. Подробности мне не сообщали. Кажется, все пытаются найти тебя, пока не пропала я, при этом никто не знает, кто мог наехать на меня в лесу. Бред!
- Ничего не понял! А отец Тимофей, он не мог напакостить?
- Исключено. За много лет он ни разу не подвел меня. Да и не выгодно это ему.
- Давай начнем с плохого, - предложил я.
Она кивнула.
- Кто мог подстрелить тебя?
- Не знаю. Это никому не нужно.
- Спорное умозаключение. А если личная месть охотнику?
- Подсунули беглого зэка как приманку? – уточнила она.
- Да.
- Тогда за этим должен стоять тот, кто курирует поселения и зоны, а ему это тоже не выгодно.
- Вторая кандидатура – священник, - настаивал я.
- В тебе говорит ненависть, которую он сам и вызвал.
- Возможно, но пока я могу ее сдерживать, так что давай объективно.
- Если бы это был он, нас бы на пару взяли в монастыре, пока я была в коме. И показывать тебе, как вызвать волка, он не стал бы, логично опровергла она.
- Тогда думай, кому ты еще нагадила.
Она сходила на кухню, приготовила кофе и взяла в руки телефон.
- Кому звонишь?
- Тимофею.
- Уверена?
- Почти, - ответила Улька, - Пойми, Серенький, сейчас ни в ком нельзя быть уверенным. Ему я верю больше чем остальным.
Разговор с батюшкой был намного короче первой беседы. Сначала выяснилось, что на городской номер звонил действительно он, а потом священник коротко поделился новостями и ушел из эфира.
- Н – да! – сказала Улька и изобразила крайнее удивление.
- Что!? – начал нервничать я.
- Тебе надо назад в лес.
- Зачем?
- В вашем поселении за два дня произошло много странного.
- И что!
- Комендант, ну пацан которого ты напугал, сейчас в дурдоме.
- Туда ему и дорога, - перебил я, а она сделала недовольное лицо и продолжила.
- Бригадир. Этот, как его…
- Михалыч?
- Ну да. Так вот он найден повешенным на осине рядом с домом. Сначала все решили, что он сам по пьяни решился, но потом обратили внимание на глубокие царапины на ногах и странно, будто кривым ножом прорезанный ватник. А вчера в реанимацию попала девушка по имени Надя. Тебе знакомо это имя?
Я подавился кофе.
- Вижу, что знакомо, - кивнула Улька и я прочитал в ее глазах слово «ревность».
- А с ней-то что?
- Похоже, ее что-то сильно грызло.
- Тоже на суицид потянуло с перепуга? – ошарашено пробормотал я.
- Когда я сказала «грызло», то имела в виду не муки совести, а следы зубов на шее и под ключицей.
- Это как это? – тупо спросил я и добавил, - Жалко девочку. Ее-то за что.
- Девочку, конечно жалко, - ответила Улька, - но не это сейчас главное.
- А что?
Она вздохнула и рыкнула:
- Может, перестанешь тупить?! Это значит, что охота в лесу и эта подстава рассчитаны не на меня?
- А на кого?
Она сделала злые глаза и проговорила:
- Послал бог слабоумного. На тебя! На Вельда! На вервольфа номер два!
- Да ну. Зачем я им нужен?
- Все сходится. В меня стрелял зовущий, который чувствует вервольфа, но никогда его не видел.
- Фигня. Тогда он должен чувствовать двух оборотней.
- Они почти ничего о нас не знают и легко могут ошибаться.
- А беглый зэк.
- Совпадение.
- Я не верю в совпадения.
- А как быть с тем, что впервые за несколько столетий появляются сразу два вервольфа, причем оба в одном и том же месте?
У меня не было ответа на этот вопрос, и Улька продолжила.
- Они не знают, что ты пересекался со мной или с отцом Тимофеем. И не видели настоящего оборотня. Их зовущий просто выпасал вервольфа.
- А Надя здесь причем?
- Когда лесная вылазка накрылась Они начали действовать иначе. Сейчас все думают, что беспредел в поселке устроил ты. Теперь вояки не будут тебя беречь, а ученые прикрывать. Ты вне закона, а значит легко пойдешь на контакт с любым, кто предложит помощь.
- Так вот она – третья сила. Ты, кажется, ее ждала?
- Я надеялась, что будет все иначе.
- Зря. В этом мире ситуация обычно меняется от плохой к худшей.
Улька сходила на кухню за навой дозой кофе и мы стали думать, что делать дальше. Я хотел немедленно поздороваться и объясниться с вояками, чтобы не навлечь беду на Ульяну и Тимофея. Получается, что я прячусь за их спинами, но она была другого мнения. Волчица, считала, что это принесет всем еще больше неприятностей. Формально, если они свесят на меня такие преступления, то встанет вопрос, а не опасен ли второй оборотень. Тогда и ее возьмут в оборот. Пришлось отказаться от этой идеи.
Ульяна позвонила в Кольцовское НИИ и связалась с человеком, которого все называли Вепрем. Она решила задействовать одновременно все свои связи и посмотреть, кто из работодателей действует эффективней.
Сначала она рассказала, ему, что знает, где находится второй волк. Он не удивился. Потом объяснила, что я не имею отношения к беспределу в поселке, потому что всегда был у нее на глазах. Судя по разговору (Улька включила громкую связь, и я все слышал) волчица и священник пользовались большим авторитетом. Вепрь пообещал содействие, если лично ей понадобиться помощь, а по поводу меня сказал:
- Я верю, что он не причем, более того, я рад помочь но…. Но вышло официальное обвинение Сергея Вельдина в совершении особо тяжких преступлений. Ты знаешь, что это значит для оборотня. Даже для тирмена, про вервольфа я вообще молчу. Если я ввяжусь сейчас, подставлю под удар своих людей. А ты и твой товарищ к ним относиться не захотели. Сожалею, но сейчас я не могу так рисковать. Когда-то я тебе говорил, что работать на две конторы не всегда хорошо. Вот наглядное подтверждение. Единственное, что могу обещать это контракт и защиту, для Вельда, если ты добьешься снятия с него официальных обвинений. Тогда я сразу прикрою.
- Спасибо и на этом, - сказала Улька, а Вепрь добавил:
- Удачи, Вельд.
- С чего Вы взяли, что он рядом?
- Я слышу, как бьется его сердце, - спокойно ответил Вепрь, а Улька отключила телефон.
Да уж. С замечательными дяденьками мы связались, но в одном он прав. Работать сразу на двух хозяев не всегда хорошо. Девочка вляпалась в неприятности, и теперь моя забота защитить ее, или хотя бы не навлечь новую беду.
- Собирайся, - попросила она.
- Куда?
- В лес. Если нас не пасли в избушке, значит, о ней не знают, а эта квартира теперь секрет Полишинеля. Да и Кемерово слишком маленький город, чтобы в нем могли затеряться два таких монстра, как мы.
- Я не оставлю тебя одну решать мои проблемы.
Она засмеялась и ответила:
- Теперь это мои проблемы. Да и вообще рядом с тобой сейчас намного опасней, а мне сейчас не нужна дополнительная головная боль. Пока ты будешь в лесу, они тоже будут далеко от меня. Тимофей, если что, тебя прикроет. Главное не загрызи его по ошибке.
- Я здоровый человек и могу себя контролировать.
- Себя да. Волка – нет. Так что возьмешь в монастыре одежду такую же, как была у меня в сумочке на шее. Помнишь?
Я кивнул.
- А потом иди в дом на реке и жди. Тимофей отведет глаза от этого места. Он сильный зовущий. А я пока дам официальные показания, что на момент происшествия в поселении ты был со мной. Позже батюшка это подтвердит. Когда обвинения снимут, пойдешь к воякам. Они тебе ближе. Такие же злые, а с людьми науки тебе не по пути.
- Почему?
- Они не любят искать приключения на свои задницы.
- Ну, тогда нам точно не по пути.
- Через два, край три дня я приеду, а сейчас собирайся. Пожалуйста. Первый поезд в шесть утра, времени мало осталось.
- А куда пойдешь ты, когда я поступлю на службу?
Она немного помолчала, потом прижалась ко мне и тихо прошептала.
- Я с тобой. Теперь у нас одна тропинка, волк.
Следующие полчаса мы потратили с пользой… И с удовольствием.

Еще до полудня я был у монастырских ворот.


Лес. Опять лес.

Тимофей сидел на скамейке и ужасно раздражал меня. Сутки, проведенные в дали от него немного притупили ненависть. Хотя все было не так радостно, как хотелось. Всю дорогу я вспоминал все хорошее, что этот человек сделал для меня и для Ульяны, а вот увидел, поговорил и опять выросли клыки и когти, а самое поганое, что я не могу это остановить. Священник понял, какие трудности я испытываю и протянул мне, что-то вроде ошейника, покрытое странным рисунком.
- Надень. Полегчает.
- Что это?
- Это то, что не даст выйти волку, а в человеческой шкуре ты сможешь себя контролировать.
Я кое-как сдержал ненависть и с трудом натянул на себя ошейник. Действительно стало немного легче.
- Возьми одежду.
Я нацепил на шею комплект тонкой одежды, запакованной в подобие шейного платка.
- Это сшили специально для меня? – спросил я.
- Да.
- Откуда ты знал, что это понадобиться?
- Рано или поздно это должно было понадобиться. Иначе никак. Одежда очень тонкая и тепла от нее мало, зато от ветра защищает. Да и вообще все лучше, чем голым бегать.
Я выдавил улыбку и удивился, что могу одновременно испытывать благодарность и злость.
- Иди, - сказал он. – Постарайся не уходить на долго дальше чем на пять метров от дома, там моя защита не действует и любой профессионал быстро найдет тебя.
- Спасибо и до встречи, - ответил я и даже нашел в себе силы, чтобы пожать ему руку.

На берегу реки все было по старому, как в странном сне. Не хватало только той, которая пахнет песком и пыльцой.
Еще два дня прошли как во сне. Я ел, пил, спал и ждал, ждал, ждал. Дважды приходил священник, тогда я надевал ошейник, сдерживающий волка, и мы разговаривали. Я учился контролировать ненависть и вскоре начал делать серьезные успехи.
Ульяна приехала на второй день ближе к вечеру. Она вся светилась изнутри.
- Все классненько, Серенький! – крикнула она и прыгнула мне на шею.
Я прижал ее к себе и отнес в дом. Там она начала рассказывать:
- Представляешь, двух дней вполне хватило, чтобы дать официальные показания, подтверждающие твое алиби. Сейчас в город направляется отец Тимофей, чтобы их подтвердить. Если наши показания сойдутся. А они по любому сойдутся. То послезавтра обвинения будут сняты, и вечером ты подпишешь контракт. Его образец в сумке. Возьми! А еще через неделю у тебя будут новые документы, твои счета разблокируют, и мы можем начать нормальную жизнь, не прячась и не вздрагивая! Ты хочешь начать со мной новую жизнь?
- Конечно! – сказал я и прижал ее к себе крепко, крепко.
- Сначала я испугалась, думала, что ты серьезно вляпался, а оказалось, что все так просто решается!
- Переплюнь, чтобы не сглазить.
А потом мы планировали свое будущее. Ульяна настаивала, чтобы мы жили в ее квартире в новом элитном массиве не далеко от Академгородка. А я уговаривал ее строить большй дом, где будет огромный двор с высоким забором. Чтобы волчата не разбегались. Последний аргумент убедил спорщицу, и уснули мы довольные собой и ситуацией, правда, ближе к утру.
Днем нас разбудил звонок отца Тимофея. Он сказал, что все нормально и завтра с меня снимут обвинения, а послезавтра ждут в конторе. Сам он собирался вернуться в монастырь или сегодня вечером, или завтра утром. Мы пригласили его в гости и пошли купаться. Лето в этом году было раннее и жаркое.
Вечером Улька сказала:
- Мяса хочу.
- Давай я схожу в деревню, куплю свининки.
- Не надо. Здесь рядом зайцев толпы водятся. Возьми ствол, поохоться. Умеешь?
- Спрашиваешь? Мне и в армии стрелять много приходилось, да и на гражданке охотой увлекался.
- Ну, тогда договорились. Ты на охоту, а я в деревню за молочком, домашним хлебушком и сметанкой. Как раз успею к вечерней дойке.

Я ждал, ночь и утро. Она не пришла. За это время обследовал весь лес. В одном месте нашел следы борьбы, или охоты. Хотя вряд ли это можно назвать охотой. Стреляных гильз не было. Только утоптанная трава, ампулы с остатками неизвестного лекарства, клочья шерсти, пахнущей песком и цветочной пыльцой и запахи, запахи, запахи. Так пахнут врачи и звероловы.
Обнаружив эту полянку, я забыл про осторожность и подался в ближайшую деревню. Никто ничего не знал, деревня жила своей обычной размеренной жизнью. Тогда я подался в соседний таежный поселок. Там я слонялся по проулкам и базарчикам, подсматривал за старухами на скамейках и подслушивал детей. Искать информацию пришлось не долго. Деревня буквально гудела, обсуждая новости, столь редкие в сибирской глуши. Через пару часов начало темнеть, а я уже знал все произошедшее в подробностях.
Из слов местных жителей выходило, что три дня назад в деревню приехала машина с пятью иностранцами. Мужик и баба на вид русские, но гыркали не по-нашему, а остальные трое и подавно китайцы узкоглазые. Первый день они долго общались с егерем и местными охотниками, а на утро отправились в лес. День шлялись без толку, а вчера поймали волчицу, но не убили. В деревне говорят, что они в зоопарк ее повезут, куда-то за границу, скорее всего в Китай. Зверюгу усыпили и пару часов она лежала на огороде у егеря, а потом серую погрузили в машину и увезли.
Узнав это, я еще надеялся на то, что поймали не Ульяну. Не может она так долго находиться в звериной шкуре, а после укола транквилизатора человеческий вид должен был вернуться немедленно.
Мои надежды разрушил мальчишка, втихаря куривший за сараем. Он рассказывал своим друзьям, что волчица, которая до утра валялась у его батьки в огороде, была очень большая, темно-серая, а на правом боку у нее было светло-серое пятно.
Я брел по улицам, переходя вброд лужи, вспугивая грязных уток и гусей и приводя в недоумение местных жителей, пока не услышал слова, которые привлекли мое внимание. Историю рассказывал дедок с трясущимися руками, устойчивым запахом перегара и лихорадочно горящими глазами.
- Говорю вам, оборотень это, а не волчица. Она неделю дней назад за моим огородом отиралась, собаки тогда брехали аж жуть. Я тогда на крыльцо вышел, смотрю – волк! Я возьми, да спусти Барона с привязи. Она в кусты, пес за ней. Я думал, спугнет, а он вдруг заскулил и бегом в будку. Хвост поджал и воет. Я хотел поддать кобелю сапогом, но тут в калитку постучали. Я открыл, а там девка стоит. Не местная. Она значит, молока продать просила, а сама чудная такая в глаза не смотрит и говорит шепотом, рот значит, почти не открывает. Я того, в дом сходил, молока принес. Она молоко взяла и деньги отдала, только с руками у нее что-то не так было. В перчатках она была, в такую-то жару значит. Я подумал – дура, но деньги взял. Девка повернулась и пошла быстро по улице. Я тогда посмотрел, сколько денег придурошная то дала. Тысячу… Я ей кричу значит, что сдачу сейчас дам, а она обернулась и посмотрела на меня, - тут говорящий сделал «страшные глаза», выдержал паузу и закончил. – А глаза у нее значит желтые, волчьи и в темноте светятся.
Часть слушателей рассмеялась, кто-то присвистнул, а один дородный дядька сплюнул, матюгнулся и подвел итог:
- Пить тебе дед надо меньше, а то еще и инопланетяне прилетят.
Остальные слушатели рассмеялись, а рассказчик неожиданно сменил тему и начал клянчить у соседа шкалик первача.
И только я знал, насколько правдива история, рассказанная дедом – алкашом. Ноги заныли, клыки и когти вытянулись, и я побежал к лесному домику, перемахивая через заборы, топча молодую поросль и пугая собак.
Тогда я вспомнил наш с Уленькой разговор там, на берегу реки, где мы почти стали счастливыми. Я понял, насколько она была права. Сейчас мне было так больно, что даже волк боялся показываться на глаза. Хотя нет. Это была даже не боль и не ненависть, а дикий страх, мерзкая паника с липкими ладошками, ощущение падения в пустоте. Когда не знаешь, далеко ли дно, когда не помнишь где верх, где низ, когда все обрывается внутри от одной только мысли.
- А вдруг я ее не найду.
В доме, который за несколько недель стал нашим домом я начал быстро собирать свой скромный багаж. Заодно прихватив Улькины документы, СВД и запас патронов я отправился в дом с куполами. По пути мне почти удалось взять себя в руки. Сейчас не время паниковать, пришло время действовать. И от того, как я буду действовать, зависит наше все.
Отец Тимофей ждал у ворот монастыря. Он как всегда знал, что я приду.
- Ждешь? – спросил я.
Он кивнул.
- Откуда ты знаешь, когда мы должны прийти?
- Это мой дар, проклятье и, если хочешь, работа.
- Так, где же ты был, когда Ульяну взяли? Тоже знал, но не счел необходимым вмешиваться?!
Он молчал, давая мне возможность выговориться.
- Что ты молчишь?
- Достаточно того, что ты орешь, - ответил он и пригласил меня в келью, где не было посторонних ушей.
Как только дверь закрылась я открыл рот, чтобы высказать наболевшее священнику, но он неожиданно грубо перебил:
- Заткнись и слушай, если хочешь ей помочь.
Я щелкнул челюстью и уставился на человека в рясе, который сейчас был похож скорее на переодетого вояку, чем на всегда спокойного и дружелюбного Отца Тимофея.
- Ульяну взяли вчера утром. Я был занят, когда почувствовал, что с одним из вас что-то произошло. Понять без определенной настройки с кем и что, практически невозможно. Это было похоже на вскрик. Потом наступила тишина. Тебя я нащупал через час, а ее не смог вообще. Сначала мне показалось, что ее убили охотники…
- И ты так спокойно об этом говоришь?!
- Не перебивай! Кто-то из нас должен думать головой! И если ты не в состоянии, то я этим займусь!
Я замолчал, а Тимофей продолжил:
- Она очнулась и опять вскрикнула. Потом, немного успокоившись, передала несколько картинок и коротких мыслей. Я понял, что Ульку в волчьей шкуре накачали снотворным и увезли на микроавтобусе пятеро неизвестных. Двое – англоговорящие европейцы, трое – азиаты. Больше я ничего не смог понять.
- Почему?
- Понимать мысли человека намного проще, чем ощущения волка. Она не может опять стать человеком.
- Такое возможно?
- Теоретически, да. Качественное заклятье, амулет, заговоренный ошейник или еще чего-нибудь. Если там азиатские шаманы постарались, то вообще черта с два разберешься.
Помянув черта, батюшка нахмурился, пробормотал:
- Прости, Господи, - и трижды перекрестился.
- Сейчас я еду в город в ее квартиру…
- Не спеши. Я созвонился с федералами. Они были не в курсе дел до моего звонка и сами очень обеспокоены.
- Ты уверен, что это все не они организовали?!
- Я уверен, что Ульку увезли иностранцы, а наша оборонка, ни за какие блага, не поделится ни с кем вервольфом. В этом я тоже уверен. Так что тебя ждут, но не в Кемерово, а в столице Сибири. Я провожу до станции, а завтра на вокзале тебя встретит человек в погонах. Он узнает тебя и подойдет сам. Судя по тому, что я видел, Ульку могли увезти или в Штаты, или в Англию, хотя это маловероятно. Скорее всего, на рынок оборотней вышел Китай, или Корея.
Я слушал, а он продолжал:
- Специальное подразделение, которое занимается нелюдями называется «группа Зверь» они имеют реальную власть. Представитель «Зверя» обещали в ближайшие сутки перекрыть границы и ввести спец контроль на дорогах. Будем надеться, что они будут действовать оперативно.
За разговором священник успел собраться, и мы отправились на станцию уже знакомой дорогой. Сначала я хотел идти один, но отец Тимофей возразил:
- Ты сейчас реально можешь ей помочь, значит, просто обязан добраться до места. Наехать на тебя могут только в лесу. В поезде, надеюсь, не рискнут. Ехать со стволом – значит напрашиваться на неприятности. Бросать ствол рядом со станцией, тоже не дело. Я посажу тебя в поезд и оружие в тайник отнесу. Да и есть у меня надежда, что они не уехали еще из леса. Вдруг, я почувствую кого-нибудь. Тогда мы вдвоем лучше справимся.
- Убедил, - ответил я. – Идем.
До станции мы добрались без приключений. Никого в лесу не встретили. К сожалению. По пути я вглядывался в лица и вслушивался в голоса. Все внутри рвалось от горя и бессилия. И тогда ночью, в купе, наполненном храпом и запахом перегара, я понял, что впервые в моей никчемной жизни появилась цель, ради которой действительно стоит жить.
Я найду тебя, Улька, а дальше хоть потоп.




Глава 4
ТЕПЕРЬ ТЫ В АРМИИ

Группа «Зверь».

Колоритный мужик, лет около сорока – сорока пяти, в форме с полковничьими погонами и кучей наградных планок на груди ждал меня у вагона. Он протянул руку и сказал:
- Сергей Федорович.
- Тезка значит, - ответил я, но руки не подал, черт его знает, что у него на уме, как защелкнет какой-нибудь заговоренный наручник.
- Поехали, нас ждут….
- Новости есть? - грубо оборвал я приветственную речь.
- Сначала о нашем деле.
- Послушай, нарядный, - вышел из себя я. – У меня сейчас одно дело. Другие меня мало трогают. Если вы достанете Ульку я буду делать, то что вы говорите, если нет, то найду более надежных союзников. Устные обещания всемирного счастья у меня уже изжогу вызывают.
- Вы не много на себя берете?
Спокойный такой гад!
- А вы рискнете сцепиться на переполненном перроне с нервным вервольфом? – уточнил я и улыбнулся, обнажив клыки.
- Не желательно, - согласился он. – Тогда давайте по фактам.
- Давайте, - благодушно согласился я
- Вот ваш паспорт, - он помахал у меня перед носом знакомой пурпурной книжицей. – Вот справка об условно-досрочном освобождении.
Тезка Федорович, вложил справку в паспорт и протянул мне. Я внимательно изучил документы. Подлинные.
- Где подвох? – уточнил я.
- Резонный вопрос. Подвох, конечно есть. Если ты не подпишешь контракт, то резню в поселении мы свесим на тебя. Ульянины и Мальцевские показания отозвать как два пальца….
- А если подпишу?
- УДО наступило две недели назад. Мы подпишем контракт тем же числом. Тогда в качестве алиби будет использована служба в специальном подразделении «Зверь».
- Лихо, а контрактик где?
- В машине.
- Ну, пойдем, посмотрим.
Контракт оказался точной копией того, который приносила Улька. Нормальный такой контракт. Дата стояла, обещанная. Я еще раз перечитал и спросил:
- Расписываться кровью, я надеюсь?
- Чернила надежней, - парировал полковник.
Бумага была подписана прямо на капоте служебной волги, и мы отправились в место, которое Улька называла Контора в сопровождение хилого водителя с мутными белесыми глазами. Его мне представили как Удава, и я понял, что передо мной не человек. Хотя я понял это и раньше. Последнее время я начал чувствовать присутствие нелюдей. Когда рядом оказывался человек с даром, по спине пробегал холодок, и несколько раз ухало в ушах. Полкан тоже, к слову сказать, не являлся человеком в привычном смысле этого слова.
Ехали мы долго. Сначала через весь город, потом через лес к военной части, спрятавшейся в сосновом бору. Там на меня с огромной силой навалилось новое чувство присутствия подобных мне. В поселке почти не было людей.
Часть порадовала хорошим асфальтом, красивыми клумбами, современными домами и ухоженными двориками. Чтобы увидеть городок в лесу, надо было проехать через три серьезных КПП. Полковника пропускали без проблем и нас с ним за компанию. Пока тезка направился в штаб, Удав проводил меня в жилблок. Знакомое по заключению название резануло слух. Слава Богу на этом сходство и закончилось. Жилблок оказался скорее гостиницей с приличными номерами. Проводив меня в двухкомнатный номер на третьем этаже, Удав сказал:
- Пока здесь поживешь, там видно будет. Сейчас перекуси. Еда на кухне, душ слева от входа…
- Мне надо поговорить с руководством.
- Поговоришь и не раз, - обнадежил Удав. – Скоро за тобой придут, а пока почитай, если будет время. Он указал рукой на папку с бумагами, лежащую на столе и ушел.
Я принял душ, перекусил и взял бумаги. Папка оказалась чем-то вроде каталога «нелюдей». Здесь я нашел описание гномов, домовых, леших, русалок и даже кикимор. Господи, кого только нет в этом мире, оказывается! А я то наивный думал, что самый странный на земле.
От увлекательного чтения меня отвлек стук в дверь.
- Хороший выбор литературы, - одобрил тезка Федорович, за его спиной маячил незаменимый Удав.
- Другой не предложили, - ответил я.
- Пора обсудить условия Вашей службы.
- Нет. Пора обсудить условия поиска Ульки.
- Хорошо, - неожиданно легко согласился полковник. – Я обещал, я выполню. Сразу после звонка отца Тимофея, мы перекрыли вокзалы и аэропорты, на контроль дорог ушло больше времени. Впервые автобус с японскими учеными засветился на Чуйском тракте перед Бийском. Ученые перевозили контейнеры с образцами редких животных. Они предоставили документы, которые устроили милицию на посту ДПС. Надо говорить, что проверка данных показала, что документы фальшивые?
- Надо, - ответил я. – Дальше.
- Дальше мы отправили за ними наших сотрудников, но они опоздали. Не за долго до приезда нашей группы на Алтай из поселка Кучерла взлетел небольшой частный самолет. На базе, откуда они стартовали, нам его подробно описали.
- Где он сейчас?
- Исчез.
- Что?!
- Ничего! Взял и исчез! Ты еще не понял, что мир вокруг тебя разительно отличается от того, к которому ты привык?! Тут может исчезнуть все что угодно, это – норма! Поселок находится в приграничной зоне. Это предгорья Белухи, значит рядом три границы.
- Какие? – более миролюбиво спросил я, полковник тоже немного успокоился.
- Географию учить надо. Там рукой подать до Монголии, Казахстана и Китая.
- То есть никакие это не японцы?
- Скорее всего. И куда они двинулись неизвестно.
- А погранцы?
- Ни на одной заставе, ни один патруль их не видел.
- Значит они еще на Алтае.
- Нет. Там очень много наших людей и еще больше научных центров нелюдей. Этот самолет быстро бы засветился.
- Ну не могли же они действительно исчезнуть?
Полковник снял фуражку, почесал лысину и пробормотал:
- Как же тебе объяснить… Удав.
Удав подошел ко мне и сказал:
- Видишь ли, Сергей. На самом деле восемьсот пятнадцать.
- Восемьсот пятнадцать чего? – ошалел я, а Удав произнес пару коротких почти бессмысленных, ничего незначащих фраз, потом чуть громче и в приказном тоне повторил:
- Восемьсот пятнадцать….
Дальше он взял меня за запястье и отчетливо произнес еще три цифры и одно короткое слово.
Сколько я потом ни пытался вспомнить их не смог.
Через мгновенье я сидел на подоконнике и жевал лист герани. Удав молча протянул мне свой сотовый телефон. Он записал на видео тот отрезок времени, который выпал из моего сознания. После того как он взял меня за руку и произнес на ухо код, я в течение пары минут беспрекословно выполнял его команды. Отжимался, стоял на одной ноге, ел герань.
Сначала я хотел вдарить, а потом спросил:
- Это как?
- Гипноз, НЛП, внушение и еще неизвестно что. Могу от курения закодировать. Хочешь? – миролюбиво пояснил Удав, а я отодвинулся от него подальше и ответил:
- Нет. Спасибо. Василиск?
- Вижу до буквы «В» Вы наш справочник прочитали, - кивнул полковник. – Да, Василиск, причем редчайший и сильнейший. Таких как он в мире известно четыре, от силы пять.
- Неужели они отвели глаза целой заставе.
- Если синхронно сработали несколько специалистов, то возможно.
- В этой вашей Кучерле их тоже плохо помнят?
- Конечно.
- Значит три страны Китай, Монголия и Казахстан?
- Точно.
- Шансы есть?
- Есть, но на это нужно много времени.
- А может быть вы, или ученые ее продали а мне здесь мозги трахаете?
- Дурак ты, Вельд.
- А вот хамить не надо! – предупредил я.
- Да я не хамлю, я факт констатирую. Ты не знаешь многих вещей и пытаешься делать выводы.
- Так поделитесь информацией.
- Сейчас в мире происходит много странного. Можно сказать, что в природе нарушилось некое равновесие.
- А если конкретней?
- Помнишь средневековую охоту на ведьм и святую инквизицию?
- Ну.
- Так вот. Тогда в Европе вдруг одновременно проявили себя тысячи ведьм, сейчас их называют зовущими и василисками, это довольно редкий дар. Потом было затишье. Потом другой всплеск. Сейчас что-то похожее происходит в Сибири и на Алтае. Да и природные катаклизмы подтверждают эту теорию. Несколько сильнейших зовущих, редчайший Василиск, два вервольфа, которых не было уже больше двухсот лет и еще один оборотень с отклонениями.
- Кто?
-Дама, которая еще сама не разобралась в своих способностях. Она не вервольф, а тирмен, но зато… Во-первых она умеет замораживать время. Наши говорят «нырять в клей». В этом состоянии они толи время замораживают, толи двигаются в тысячи раз быстрее нормы. Когда находишься «в клею» весь мир вокруг замирает, а воздух становится плотнее и звук распространяется по другим законам. Многие нелюди могут попадать в это состояние, но не самостоятельно, а с проводником, которых в мире если не единицы, то десятки. Она – проводник. Это самостоятельный редкий дар. Оборотней – проводников раньше не было. Боюсь, что это не предел ее способностей. Так вот сейчас потерять одного из троих уникальных в такой момент для нас непозволительная роскошь. Тем более был шанс объединить вас под крышей МВД.
- Универсальные солдаты?
- Да, если хочешь.
- Хоть честно. Где третья?
- В бегах.
- Нормально.…Давай так. Я ловлю эту…
- Ее позывной Пума.
- Пуму, - продолжил я. – А вы роете землю, чтобы найти Ульку. Сразу после поимки Пумы я присоединяюсь к поискам Ульки.
- Ради Ульки мы и так землю роем, а за предложенную помощь спасибо, но пока не надо. Ты еще не готов к серьезным делам, а с материалами дела можешь познакомиться.
После такой беседы мы отправились в штаб. Вокруг шныряли толпы нелюдей. Если и встречались обычные люди, то чаще всего они оказывались членами семей служащих. В штабе я пробыл до поздней ночи. Прошел кучу тестов, подписал кипу бумаг.
Спал я тревожно. Снилась Улька. Ночью я готов был сорваться и кинуться искать ее, но здравый смысл убедил, что у одиночки в этом деле нет шансов. Уж больно серьезно была подготовлена операция по ее поимке.
Утро началось с анализов, потом тренировки, исследования и опять анализы. Сначала я взбунтовался, но потом понял, чтобы стать эффективным в этом мире безумных сказок, надо много чему научиться и начал тренироваться с двойным усердием.

К вечеру второго дня мне поставили очередной укол и попросили перекинуться в волка. Я вспомнил Ульку, подумал, что могу ее больше не увидеть и ….
Неожиданно легко справиться с задачей.
Вернувшись в человеческое тело, я оскалился и увидел, как блеснули клыки у двух молодых тирменов в форме. Они наблюдали за экспериментом, и в их желтых глазах застыл страх.
Не далеко от меня буквально из воздуха сформировалась фигура тезки Федоровича. Он оказался банальным домовым с позывным Татарин. Темные волосы и раскосые глаза, вероятно, были тому причиной.
На следующий день я впервые увидел единственного в нашей конторе проводника и «нырнул в клей» или как называют это состояние ученые «медленный мир».
Меня морально подготовили к процедуре, потом проводник, который оказался симпатичным глухонемым подростком, взял меня за локоть, зачем-то нажал на курок пистолета, выстрелив в стену, и началось…

Волшебный мир нелюдя.

Н-е-ет!!!
То есть, Да!!!
Нет ну вообще это….
Ну, круто!!!
В волчьей шкуре, конечно, тоже ничего, но «клей»!!!
Все-таки «медленный мир» подходит лучше.
На мгновенье в глазах потемнело. Звуки будто разложились на составляющие и превратились в глухой гул. Потом предметы вернули себе четкие очертания, заложило уши и мир замер. Хотя нет. Не совсем.
Пуля!
Она продолжала едва заметное движение и от нее расходились волнообразные круги, как от камня брошенного в воду. Люди застыли, как восковые фигуры. Капля воды, упавшая с бутылки минералки, которую держит один из охранников, застыла в воздухе….
И только пуля!!! Несла свое смертоносное движение, оспаривая эксклюзивное право двух нелюдей на движение в этом нереальном даже для меня мире.
Немного осмотревшись, я заметил еще одну странность. Звуки реального мира превратились в неразборчивый гул, реальными остались звуки, которые издавали мы. Это нарушало, все известные мне законы физики, но сейчас это было неважно. Воздух будто сгустился, затрудняя дыхание и движения. Проводник с трудом поднял со стола книгу и протянул мне.
Она оказалась не реально тяжелой!
А пуля все летела! Она преодолела уже около трех – пяти сантиметров!
Проводник подошел к ней и стукнул по ней пальцем, придав куску свинца ускорение перпендикулярное траектории движения. Пуля медленно упала на пол.
Пока я приходил в себя парнишка взял меня за локоть и выдернул назад.
Возвращение оглушало и ослепляло.

Потом было еще много экспериментов, и один из них обрадовал моих работодателей, показав, что я превзошел даже Ульку.
Я умел переходить в медленный мир без непосредственного контакта с проводником. Достаточно было мне засечь, что кто-то рядом совершает переход, и я усилием воли мог к нему присоединиться.
Параллельно с тренировками я участвовал в разработке китайской операции по поиску Ульки и изучал документы по делу оборотня-проводника.
Китай был наиболее вероятной страной-организатором похищения волчицы. Время работало против нас, и интересующая меня операция разрабатывалась очень быстро. Сейчас я радовался, что мои интересы совпадают с интересами дядек в погонах. Была только одна проблема. Они не могли или не хотели вести одновременно две серьезных операции, поэтому выезд в Китай был возможен только после поимки барышни с позывным Пума. Особенно остро эта проблема встала, когда в руки тезки Федоровича попала некая кассета с записью еще одного из талантов Пумы.


Операцию по ее поимке вел, как ни странно человек. Что-то вроде частного детектива.
Я видел его однажды, выходящим из штаба. Он не был посвящен во все тонкости структуры нечеловеческих подразделений, просто знал о существовании оборотней и вампиров. На мой взгляд – пижон. По мнению руководства – опытный наемник спецназовец. Что ж, им виднее.
- Почему он? – спросил я у Удава.
- Он эффективней.
- Почему человек?
- Она может почувствовать нелюдя.
- Она действительно так сильна?
- Пока нет. Но когда она осознает свою силу, может быть поздно. Она помимо, своих основных талантов, умеет на запах отличать сильные эмоции людей и возможно это не предел.

Как в воду глядел.
В этот день пришла информация, что Александр, он же Джокер (так звали человека-ловца) взял Пуму и везет ее в контору. Джокера сопровождал пацан из его фирмы и дедок – зовущий.
Еще через день появилась эта кассета. И все опять перевернулось.
По большому счету меня мало беспокоила поимка этой дамы. Прочитав ее дело, я даже проникся сочувствием. Похитили женщину, лишили ее радости общения семьей. Просто идет барышня домой к дочке, а ей мешают. Я бы тоже психанул.
- Из-за чего дурдом? – спросил я у домового-полковника, посмотревшего кассету.
- Посмотри, - сказал он и кинул кассету мне.
После ее просмотра и мне стало дурно. На записи Пума убивала одного из отморозков, похитивших ее и еще какого-то мальчишку. В самом факте убийства мрази пытавшейся отрубить палец ребенку нет ничего предосудительного, на мой взгляд, но метод шокировал.
Она просто проткнула когтями кожу на его лице и замерла. А он вдруг взял и начал умирать. Корчиться там странненько, синеть, ножками дрыгать и умирать.
- Что это? – спросил я у Удава, который как всегда оказался рядом в нужное время.
Иногда мне кажется, что он умеет читать мысли.
- Она умеет собирать души. Не убивать в привычном смысле, а впитывать в себя чужую жизнь, прогоняя через себя чужую память.
Это открытие отодвинуло поиски Ульки на второй план и я лично заинтересовался поиском этой дамы.



Теперь я ОХОТНИК.

Мы сидели в кабинете Татарина, и он давал инструкции. Каждый получил папку с распоряжениями. Они работали группой, я был одиночкой.
Когда все ушли, я остался для получения личной инструкции. Инструкция оказалась лаконичной.
- Перехватить на посту ДПС. Людей не трогать. Максимум ранения, но не смертельные. На Пуму дополнительная защита из заговоренного ошейника, если дед-зовущий погибнет в заварухе никто не расстроится.
- Почему ты не доверяешь Джокеру? Он сказал, что все под контролем. На ней заговоренные браслеты, зовущий хорошо сработал. Из-за чего суета?
- Я не доверяю старику и немного боюсь неизвестных способностей Пумы.
- А мне ее жалко.
- Вот это меня и настораживает. Боюсь, что Джокеру тоже ее жалко.
- Это страшно?
- Да. Я боюсь, что у нее может проснуться еще и дар Василиска.
- Вы преувеличиваете, - усомнился я.
- Возможно, но лучше перестраховаться.
- А чем так не угодил старичок?
- Он опасен и может захотеть использовать ее в своих целях. Тогда он легко пожертвует людьми и не только. Она, как и Ульяна становится желанной целью для многих.
Сравнение с Улькой отозвалось еще одним уколом сочувствия.
- Этого подозрения достаточно, чтобы пустить в расход пожилого человека.
- Ты не все знаешь, но на данный период да. Достаточно.
- Почему мне кажется, что за вашими проектами стоит много человеческих и не только человеческих жизней, или смертей?
- Не знаю, почему это тебя беспокоит. Ты не похож на сопливого романтика, так и не ставшего здоровым циником. Интересна индивидуальность, толпа скучна, предсказуема и безлика. Одна жизнь достойного человека может стоить больше чем существование сотен посредственностей, - неожиданно открылся Татарин.
- Что-то знакомое есть в Вашей философии.
- Сталин говорил, что одна смерть – это трагедия, а тысячи смертей – это статистика.
- Ты еще Гитлера процитируй, отморозок.
- Не надо хамить. Я не садист и не нацист.
- А кто ты?
- Реалист. А вот дедушка, которого после этой операции придется списать – садист и, как выяснилось любитель очень молоденьких, даже маленьких барышень, которых он склонял к сожительству, используя свои способности. И это еще ерунда. Оказывается, что он укладывал в деревянные ящички довольно высокопоставленных дяденек и тетенек, за очень нескромное вознаграждение. Дар становится проклятьем, когда начинаешь считать себя исполняющим обязанности Господа Бога.
- Ты говоришь не правильные вещи, но я согласен выполнить эту работу, если в течение недели после операции стартует экспедиция в Китай.
- Хорошо.

Из кабинета я вышел с гадливым чувством. Я знал, что поступаю неправильно, что сейчас манипулирую жизнью дорогого кому-то человека, и еще я знал, что смогу ее поймать.
Я должен был отойти в сторону и дать ей шанс, как недавно мне дали шанс Ульяна и Тимофей, но тогда я мог потерять Ульку.
Что ж, за все в жизни надо платить и еще часто приходится делать неприятный выбор. Я свой сделал. Пусть всю жизнь после этого я буду чувствовать вину, главное сейчас вернуть Ульяну, а потом я постараюсь помочь, той, которую в течение нескольких дней приволоку в контору. Чего бы мне это не стоило.

Я знал, что скоро увижу того, кто еще мог разбудить мою совесть и попробовал приготовиться к встрече. Я чувствовал его приближение.
В холле привычно закурил.
- У нас в помещении не курят, - сделал замечание Татарин.
- А мне по…., - нецензурно ответил я и вышел на крыльцо, где меня ждал Отец Тимофей.
- Согласился? – спросил он, не здороваясь.
Я кивнул.
- Другими, которые дороги не тебе, а незнакомым, чужим людям, жертвовать всегда легче.
- Да, - легко согласился я.
- А если кто-то незнакомый, также легко пожертвует Улькой?
- Я его пойму, - сказал я, потом глубоко затянулся, выдохнул вонючий едкий дым и дополнил: - Пойму, а потом найду и убью.
Больше нам не о чем было разговаривать. Он ушел, а я сел в машину и отправился на охоту.

На посту ДПС царил хаос. Труп старой гниды – колдуна прикрыли простыней. Два вояки получили переломы и другие серьезные травмы. Еще два матерятся, потирая ссадины и ушибы, а перепуганный гаишник мелко трясся и все время повторял, что она исчезла, просто взяла и исчезла. Его давно никто не слушал, а он все твердил одно и то же. Тезка Федорович и Удав, совсем неуместно ржут над историей легкораненых.
Оказывается девка быстро научилась нырять в «клей» и, избавившись от наручников, начала мелко пакостить, толкая в спину двух мужиков и придавая огромное ускорение их телам в настоящем мире. Вреда минимум, но унижение не детское. Только что бежал к врагам и вдруг падаешь лицом в другую сторону с такой силой, будто рухнул не с высоты собственного роста, а со второго этажа. Возможно, я преувеличиваю, но суть остается.
Странным показалось другое. Ловца Сашу ранили случайно, но Пума его почему-то не бросила, потащила с собой, пытается спасти.
Зачем?
Глупо!
Люди в форме обсуждали вероятность того, что она влюбилась, а я только усмехнулся.
- Чего радуешься? – Федорович неожиданно оказался прямо за моей спиной.
- Она не будет рисковать возможностью увидеться с дочерью ради мужика. Инстинкт сохранения потомства превыше всего.
- Тогда зачем ей раненый?
- Пытается доказать себе и окружающим, что она осталась человеком, что она выше вас. Она отказывается приносить в жертву человеческую жизнь, даже если это жизнь врага. Он снял наручники, она спасла его. Сейчас для человеческой составляющей волка это самое главное.
- Она не волк, а кошка.
Я удивленно поднял брови, но ничего не сказал, а тезка продолжил:
- Значит, цепляется за миф о человечности… Хорошо.
- Ничего хорошего, - ответил я. – Судя по ее досье, рядом дача ее бабушки.
- Это не верный ход. Она дилетант, но далеко не дура. Если даже барышня от страха отупела, Саня понимает, что там их станут искать в первую очередь. Да и непонятно почему Джокер едет с ней.
- Она убедила его, что ранение не случайность, а он слишком мало знаком с внутренней системой организации. С его точки зрения всю группу списали. Теперь она ведет группу. Женщина поведет раненого только в знакомое место.
- Но не к себе же на дачу!
- Они знают, что вы так подумаете.
Федорович пожал плечами, а я взял в руки подробный план местности. Лес, дачи, военная часть, интересно.
Вояки продолжили обсуждать план перехвата, а я взял ключи от служебной машины и сел за руль. Татарин кивнул, и я начал действовать на свой страх и риск.

Перед въездом в лес, справа от дороги помойка, рядом с ней полуразрушенное здание из красного кирпича с выбитыми стеклами. Раньше оно принадлежало военной части, но сейчас ракетчики в нем явно не нуждались. Хорошее место для игры в прятки. До этой развилки странное шестое чувство или инстинкт охотника вели меня за беглецами как по кровавому следу, но перед въездом в лес, след пропал. Я шкурой чувствовал, как тяжело дался ей этот шаг. Мы хищники чуем ловушки, а она вопреки всему, удивляя охотников и отвернувшись от законов логики перла на флажки. Боялась, понимала, что нельзя, но, повинуясь неясному инстинкту, шла в укрытие, о котором сама еще не знала. Интересно, кто ее прикрывает?
Я вышел из машины и принюхался.
Если я волк, почему во мне так много от охотничьего пса?
Дом из красного кирпича оказался пустым я нашел комнату, окна которой выходили на дорогу, принес из машины куртку, нашел старый стул и приготовился ждать. Если зовущие, да что там зовущие. Если Удав не может определить точно место их нахождения мне и соваться не стоит. Только я точно знаю, что они рядом и долго прятаться не смогут. Не знаю, откуда, просто знаю и все. У кошки на руках раненый, значит, она скоро начнет пробиваться в город, а я буду ждать. Я умею ждать, у меня теперь очень много времени и только одна цель, которая оправдывает средства.
Сначала я думал о том, что Боже меня упаси, еще раз испытать привязанность к человеку. Потом надоело думать, и я просто смотрел и слушал.
Ждать пришлось долго.
Очень долго.
Их не было два дня.
Я успел съездить в соседнюю деревню за продуктами, пока мои новые боевые товарищи обшаривали лес. Они нашли машину, и следы беглецов, но сами беглые как сквозь землю провалились. На военном совете решили, что у них появился сообщник, возможно пацан, который бросил их на посту. Именно он пригнал сюда машину, чтобы запутать следы, а оборотня здесь нет. К утру второго дня все уехали, а я остался.
У меня не человеческая выдержка.

Они появились после часа ночи. Сначала крались по кустам, потом ловец по имени Александр вышел на дорогу, за ним призрачной лесной тенью из тумана вынырнула женщина - кошка. Они довольно быстро пошли по дороге, а я не торопился покидать засаду и не зря. Вдруг, будто сотканный из тумана появился третий. Я вспомнил описание нечисти, прочитанное в конторе и понял – леший.
Нелюди были слишком заняты беседой, даже не заметили моего присутствия.
Зря.
Я крался следом, не выпуская их из вида, но и не приближаясь слишком близко. Аккуратно вынув пистолет, посчитал шансы. Если первым выстрелом подбить лешего, человек не успеет среагировать, он ранен, и я успею нейтрализовать или добить и его. Тогда никто не помешает мне разобраться с барышней. Кажется, что один на один у меня есть шансы, накинуть наручники и вырубить ее, пока она не нырнула в клей. Да и там я смогу ее достать.
Я уже был готов передернуть затвор, когда понял, что не стану этого делать.
Это было что угодно, только не сопливая человечность. Скорее звериная солидарность, уважение к достойному противнику.
А может быть я подумал, что сейчас где-то далеко кто-то целится из кустов в Ульку, не оставляя ей шансов. Представил близкое, знакомое до мелочей лицо, или серую желтоглазую морду (для меня уже нет разницы) в перекрестье прицела и опустил ствол. Звериные инстинкты уступают скорости полета пули. Охота – неравный поединок.
И пусть та которая боится, но все равно тащит за собой раненого опасна, пусть умеет забирать души, я оставлю ей священное право выбора. Пускай сама выбирает себе крышу. Поступлю так, как недавно поступили со мной Ульяна и отец Тимофей.
Я опустил ствол, и представил себе лицо священника, который довольно кивал.
И тогда я впервые обратился к Богу.
- Ты слышишь меня? – спросил я у ночного неба.
Небо молчало, а я продолжал:
- Я помню твое глупое «не убий» и отпускаю ее. Я готов даже возлюбить врага. Только пусть там, далеко, кто-то пожалеет Ульку. Пусть он тоже не нажмет на курок.
Это было скорее похоже на деловое предложение, а не на молитву, что взять с проклятого, веками ненавидимого, с вервольфа. Но я же попробовал!
Небо молчало.
Я поставил пистолет на предохранитель и, не оборачиваясь, пошел к машине, но не поехал в контору, а разложил сидение и лег спать.

P.S. Несмотря на это через неделю я, Удав и еще три человека вылетели в Китай по гостевой визе. Нас поддерживало больше сотни специалистов. Операция длилась почти три месяца. Мы перерыли всю страну….
Ульяны в Китае не было.

Анна Качина 2007 год
Новосибирск.

Продолжение следует....