Пока сердце спит...

©Ахмадеева Наталия

ПОКА СЕРДЦЕ СПИТ...


ЧАСТЬ I

Глава 1

Просторный холл с трудом вмещал всех толпящихся в нем людей, корзины цветов, нетерпеливо поставленные вблизи от входной двери, и букеты сказочной красоты, грудой сваленные прямо на полу. Два высоких подзеркальных столика на витых длинных ножках были загромождены сувенирами, подарками и дипломами «от благодарных зрителей» и «любящих коллег-артистов».
- Это было просто потрясающе! – женщина лет пятидесяти в норковой шубке, в распахе которой виднелось темно-зеленое бархатное вечернее платье с проблесками, возбужденно прохаживалась из прихожей в зал, задевая полами цветы.
– Я, конечно, ожидала чего-то неординарного, но такой вечер мне и не снился!
Она подняла с пола упавшую рамку с фотографией и поздравительным адресом, по краю испещренную росчерками фамилий, вгляделась в подписи:
- Сорокина, Бондарев, … а это кто же? Никитина... Бог ты мой, даже Никитина поздравление подписала! Ну, надо же! А ведь, я слышала, она сейчас никуда не выходит, ну просто совсем никуда. Молодцы, умудрились собрать таких людей! И вообще, - она с размаху поставила рамку на столик, - вечер был, что называется, на уровне.
- И в самом деле, молодцы, - поддержала ее молодая женщина со светлыми длинными волосами. Небрежно повесив на вешалку серую изящную дубленку, она подхватила под руку пожилую даму, старавшуюся разместить на краю столика старинный раскрытый веер:
- Бабуля, да он все равно не поместится, – выхватила веер из ее рук и с размаху положила его поверх всех вещей, – пойдем, тебе надо присесть, ты же, наверняка, устала.
- Да, Танюша, вечер был оживленным, - согласилась бабушка, - пора и отдохнуть немного.
- Вот именно, - Татьяна решительно потянула бабушку в комнату и усадила в глубокое мягкое кресло, - я пойду, чайник поставлю.
- Хорошая мысль, - одобрила бабушка и устало откинулась на спинку, - Татьяна, а где твой отец?
- Сейчас явится! – раздался из кухни голос внучки. - Он остальные букеты несет. Нам их продавать можно. Кто еще чай хочет?
- Я, – заявил ее муж, бросая на диван, стоящий под углом к креслу куртку и плюхаясь рядом. Вертя в руке один из сувениров - фарфоровую фигурку женщины в ниспадающем струящемся платье, молодой человек с интересом спросил:
- Это очередная Психея?
- Мельпомена, - поправил очень похожий на бабушку и Татьяну мужчина, черные с обильной проседью волосы которого составляли разительный контраст с удивительно красивым и молодым лицом. Он внес в комнату огромную охапку цветов, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся состоящей из множества отдельных букетиков:
- Смотри, не скажи так еще раз, при Татьяне, она тебе голову оторвет, невежа.
- Не оторвет, - заявил молодой человек, - меня бабушка защитит.
- Она не сможет, - ответила негромко бабушка, улыбнувшись ему, - у меня что-то сил нет. Придется тебе, Витенька, самому от супруги защищаться.
- Вот так всегда, - проворчал Виктор, со стуком поставил статуэтку на столик и направился на кухню со словами:
- Мать-кормилица, где твой чай? У бабушки нет сил.
- Несу! – донесся голос Тани, и сразу вслед за этим – звон разбитой посуды и тихий взвизг.
- Вот неумеха, - проговорил, тихо рассмеявшись, мужчина и присел рядом:
- Мама, ты себя хорошо чувствуешь? – он взял в свои ладони ее руку красивой формы, ухоженную, изящную, несмотря на покрывавшие ее пигментные пятна и набухшие вены, поцеловал и внимательно посмотрел матери в лицо.
- Со мной все в порядке, Сашенька, - улыбнулась ему мать, - просто я немного утомилась, все же шумновато было. Я, знаешь ли, за последние годы отвыкла от шума и такого количества народа.
- Да уж, - подтвердил сын, - народу и впрямь было много.
- И не говори, - перебила женщина в шубке, вновь появляясь в дверях, - все было так торжественно и в то же время, очень мило, правда, Елизавета Дмитриевна? Хотя…
Сделав многозначительную паузу, дама дождалась, когда муж и свекровь поднимут к ней лица с выражением усталого терпения, и завершила:
- Кое-кого все-таки не было. А могли бы…
- Лариса, - предупреждающе произнес ее муж.
- Ну, что? Я не права? – запальчиво произнесла та, мимолетно посмотревшись в зеркало. – Все поздравили, президент – и то телеграмму прислал. Вера с Вадиком из своего Новосибирска приезжали, пусть на два дня – но приезжали же! Даже Юра со своей новой женушкой навестили, хотя от них-то как раз ожидать и нельзя было. Никто в стороне не остался, только те, кого больше всех любят и ждут, как в воду канули.
- Лара, прекрати сейчас же.
Негромкий, но властный голос мужа заставил женщину остановиться. Покосившись на него, она неуклюже закончила начатое:
- То есть, я хотела сказать – замечательно, что все так хорошо относятся к нашей маме, столько поздравлений!
- Да, приятно, - кивнула утомленно свекровь, - действительно, необыкновенно душевно было, даже удивительно, что столько народу пришло меня поздравить. Такие теплые слова, я несколько раз прослезилась, хоть и не в моих привычках на людях слезы лить.
Затем, мягко улыбнувшись, она заметила:
- Только и ты не совсем права, Ларочка. Андрюша звонил сегодня утром, поздравил меня.
- Правда? А нам не сказала…
Александр обрадовано посмотрел на мать:
- Ну, как он? Давненько я его не видел…
- Все хорошо. Здоров, все благополучно у него. Обещал приехать скоро.
- Ну, замечательно, - протянул сын с улыбкой, - именно этого тебе и не хватало для полного счастья, признайся.
- Не буду скрывать, - просияла в ответ Елизавета Дмитриевна, - мальчик меня порадовал.
- Как и всегда… Он только радует, огорчать могут другие.
Лариса нервно крутила в руке фарфоровую статуэтку, ее нежное лицо, которое стало полнеть в последние годы, сделала некрасивым саркастическая гримаска.
- Нам пора, поздно уже.
Александр порывисто поднялся:
- Тебе отдыхать пора. Я завтра заеду. Дети тебе с цветами помогут?
- Разумеется.
- Да, это мы оставляем вам, - Лариса, моментально выбросив из головы предмет недавнего спора, снова пришла в хорошее настроение, - я терпеть не могу с ними возиться. Нет, ну что за прелесть! – статуэтка снова оказалась в ее руках, - вы не будет против, если я эту статуэтку заберу? У вас ведь их и так целая коллекция…
- Лара, ну нельзя же так. Как барахольщица, честное слово! – вспылил Александр.
А Елизавета Дмитриевна, укоризненно взглянув на него, негромко произнесла:
- Разумеется, Лариса, вполне можешь забирать.
Александр наклонился, поцеловал мать в щеку:
- Еще раз поздравляю.
- Спасибо, милый, - Елизавета Дмитриевна сжала руку сына, - береги себя.
Он решительно направился к выходу и уже из передней громко произнес, адресуясь к дочери и зятю:
- Молодые люди, мы уходим!
Елизавета Дмитриевна со стоическим терпением вынесла шумные объятия невестки и облегченно вздохнула, когда сын мягко, но решительно взял жену под руку, и вместе с ней вышел из квартиры, еще раз повторив обещание завтра заехать, или, в крайнем случае, позвонить.

- Уже убежали? – Татьяна внесла поднос чайными чашками и сахарницей, за ней следовал муж с вазочкой, наполненной сухариками с тмином.
- Да, Танюша, твои родители сказали, что дадут о себе знать в ближайшем будущем, - подтвердила Елизавета Дмитриевна, наклоняясь к чашке и с видимым удовольствием вдыхая чайный аромат, - молодец, прекрасный чай заварила.
- Это не она молодец, а я! – запротестовал Виктор, примащиваясь в углу дивана. – Вечно супруга мои лавры присваивает.
- Жадина, - Таня, наконец, перестала сновать по квартире и, сев рядом с мужем, сдвинув в сторону пару букетов, со вздохом облегчения вытянула ноги:
- Уф, ноги прямо гудят.
- Тапочки надо носить, а не шпильки, – немедленно отозвался муж, за что и получил подзатыльник.
- Остряк-самоучка! – Татьяна отобрала у Виктора чашку и толкнула его в бок. – А ну, марш за дочерью, папаша.
- Даже чай попить не дают. Устроила матриархат в отдельно взятой ячейке общества и радуется, - молодой мужчина, громко жуя сухарик и всем своим видом демонстрируя, что подчиняется превосходящей силе противника, поплелся к двери, приговаривая:
- Ничего-ничего, вот я когда-нибудь взбунтуюсь, и тогда власть переменится.
Таня бросила в него маленькую подушечку, Виктор на лету ловко поймал ее, отразил удар и скрылся за дверью, не дожидаясь мщения.
- Нахал, - улыбаясь, Татьяна подняла подушку с пола, куда та упала, предварительно стукнув ее по лбу, и взглянула на бабушку:
- Я тут слышала, Андрей звонил. Да?
- Звонил.
- А меня чего же не позвала, - обиженно выпятила она губы, - я с ним сто лет не разговаривала… Или он у нас теперь нас такой крутой, что даже с сестрой поговорить не может?
- Татьяна, не дури, - строго взглянула на внучку Елизавета Дмитриевна, и тут же, смягчившись, добавила, - он спрашивал о тебе и о Лизочке. А позвать … как же я тебя позову, когда ты с раннего утра умчалась в парикмахерскую?
- А потом почему не сказала? – не желала сдаваться без боя внучка, но не сумела выдержать обиженный тон и спросила с тревогой:
- Как он там? Все нормально? Проблем нет?
- Танечка, ты же знаешь, у Андрюши по голосу никогда не поймешь, есть у него проблемы или нет, - Елизавета Дмитриевна едва заметно вздохнула, - а так… говорил оживленно, поздравил меня, сказал, что если получится, может, заедет скоро…Еще сказал, что у него все отлично. Вот, в общем, и весь разговор. Да, - она улыбнулась лукаво, взглянула на внучку, которая задумчиво теребила бахрому диванного покрывала, - спрашивал, не передумали ли вы заводить второго ребенка? Честно говоря, для меня это было неожиданно.
- Ой, бабуль…,, - Таня чуть смутилась, но быстро оправилась, - это когда он в прошлый раз приезжал, спрашивал, не собираемся ли мы сыном обзаводиться. А Витька ему тут же ответил – ты же знаешь, он почему-то Андрюшку недолюбливает, - что, разумеется, на достигнутом не остановимся.
- Понятно…
- Бабуль… Ты очень обрадовалась, когда он позвонил, да?
Бабушка, расслышав в голосе внучки тщательно скрываемую ревность, улыбнулась:
- Конечно, Танюша, как же иначе? Но, не думай, пожалуйста, что ваше присутствие для меня мало значит. Просто я вижу мальчика не так часто, как хотелось бы…
- Вот именно… И не так уж далеко живет, между прочим, - не утерпела девушка высказать критическое замечание, хотя и знала, что это не понравится бабушке, - всего-то ночь ехать. А уж лететь – и всего ничего! Да он за границу в год по пять раз ездит! А к родственникам – раз в сто лет. Я уверена, что он в Москве бывает частенько, просто не находит нужным каждый раз заходить.
- Татьяна!
Взглянув на собеседницу, Таня поняла, что перешла невидимую границу и замолчала.
- Андрюша хотел знать, - как ни в чем не бывало, продолжила Елизавета Дмитриевна через минуту, - что нового у Лизоньки, что она еще говорит… Очень смеялся, когда я рассказала про ее заявление на тему: «я взрослая женщина»!
- Да? – оживилась Татьяна. - Ох, как жалко все же, что меня не было…
- Ну, так возьми и позвони ему сама. Не обязательно ждать, когда Андрей сам это сделает.
- Может, и позвоню…
Но в голосе девушки совершенно не было энтузиазма, и Елизавета Дмитриевна чуть заметно усмехнулась
- А теперь, если ты не против, давай разберемся, наконец, с цветами.
- Ой, бабуль, да оставь, я сама их распихаю. Сейчас, вот только посуду уберу.
Татьяна порывисто вскочила и понесла поднос на кухню.
- Вот этого твоего «распихивания» я и хотела бы избежать - тихо проговорила Елизавета Дмитриевна, снимая с букетов роскошные целлофановые конверты и складывая их на столик, - Танюша, принеси вазы, детка, будь добра.
Составляя красивые букеты и расставляя вазы по квартире, (первым занималась бабушка, вторым – внучка), женщины услышали, как щелкнул дверной замок.
- Витька вернулся, - проговорила Таня, - бабуль, я ее уложу и вернусь, ладно?
- Конечно, милая, я и сама справлюсь.
Татьяна убежала, через минуту в комнате появился Виктор.
- Все в порядке, Витюша? – подняла глаза бабушка.
- Ага, - кивнул он, - ребенок спит и видит сны. Между прочим, даже не проснулась, когда я ее забирал.
Он прошел в коридор и вернулся оттуда с новой охапкой цветов:
- Мы эти растения до утра разбирать будем.
- Клади их сюда, - Елизавета Дмитриевна показала на освободившееся место на диване, - ничего, мы их быстро. Я, ты знаешь, всегда, сколько себя помню, любила с цветами возиться, букеты составлять. Бывало, целая гримерка ими завалена, все говорят: «Да брось их, не возись, ведь уже девать некуда, все равно завтра новые подарят». И некоторые так и делают, оставляют букеты, без воды, только несколько с собой возьмут самых красивых, остальные вянут, высыхают. А я не могу видеть, как умирают цветы. Если их действительно было слишком много, отдавала часть билетерам, уборщицам… Ведь не просто жалко сами цветы, а еще и перед зрителями неудобно – люди покупали, желали мне радость доставить, а я их брошу, как мусор.
Она говорила, а ее руки в это время ловко отделяли один стебель от другого, подрезали их, убирали лишние листья. Виктор присел рядом и складывал целлофановые конверты в одну стопку, затем принялся составлять пышный букет. Соединив вместе цветы из трех букетов, он продемонстрировал яркую охапку роз и гладиолусов:
- Ну, как вам моя икебана?
- Очень мило, дорогой, - улыбнулась Елизавета Дмитриевна, взглянув на результат, - только гладиолусы, наверное, все же стоит поставить в ту высокую вазу.
- Дельная мысль, - с размаху опустив букет на диван, Виктор приволок из другого угла комнаты большую напольную вазу, по краю украшенную узором из синих, желтых и бледно-зеленых ромбов на коричневом поле.
- Вот, сейчас я все высокие веники в эту емкость засуну.
Он выудил из своего букета гладиолусы, поставил их в вазу, и принялся методично отбирать в оставшейся цветочной куче такие же цветы.
- Бабушка, вам, наверное, за всю жизнь тонны цветов подарили, да?
- Ну, уж ты скажешь.
Елизавета Дмитриевна сражалась с непокорными букетом роз бордового оттенка – тот никак не желал помещаться в приготовленную для него вазу:
- Конечно, не тонны. Хотя, конечно, много их было. Это так радостно всегда – когда тебе преподносят цветы, Витенька. Можно бы подумать – что тут особенного, правда? Это происходит почти каждый день, уже могло бы войти в привычку. Но нет, у меня так и не вошло.
Она подняла задумчивые глаза на Виктора, тот ответил теплой понимающей улыбкой. Елизавета Дмитриевна тоже улыбнулась, кивнула:
- Да-да, знаешь, каждый раз были сомнения – хорошо ли сыграла, понравилось ли зрителям, то казалось – сфальшивила где-то, то не с таким выражением говорила, как нужно бы. А подарят цветы, скажут «Спасибо за вашу игру», и так радостно на душе. Значит, не зря вечер прошел, значит, сумела кого-то порадовать, снять груз с чьей-то души.
Женщина, наконец-то, справилась с самой непослушной розочкой, теперь та возвышалась на отведенном ей месте среди других красавиц разного оттенка красного цвета. Она оглянулась на Виктора, который в этот момент устанавливал вазу с гладиолусами в простенке между окнами:
- Как ты считаешь, куда ее лучше поставить?
- К вам в комнату, - не раздумывая, ответил тот, - здесь уже полно цветов, этот букет – только к вам. Вы же любите такие розы, я знаю.
- Люблю, - кивнула женщина, глядя на цветы. Потом, помолчав немного, подняла глаза на молодого человека :
- Скажи, тебе понравился вечер? Ты не считаешь, что все это мероприятие – немного излишне помпезно, вообще немного «слишком»? В конце концов, я уже почти восемь лет не играю…
- Это ничего не значит, - решительно отмел тот все сомнения, - и ничего «не слишком», все было в самый раз. И выступления были замечательные, и поздравляли от всей души. Особенно, этот… как его… Ну, главный режиссер…
- Великанов.
- Ну, да, Великанов, - Виктор отобрал у бабушки вазу и направился в ее комнату, - нет, мне понравилось.
- Ну, и замечательно, - Елизавета Дмитриевна улыбнулась, - а Кирилл, действительно, очень неплохо говорил, с таким юмором. Только, по-моему, все-таки слегка преувеличил. «Наша заповедная неугасимая звезда»! Выдумает же! – она отворила дверь и пропустила Виктора в комнату.
- Спасибо, - пробормотал тот, фыркая и отворачиваясь от розочки, постоянно попадающей ему в нос бутоном.
Он поставил вазу на маленький кофейный столик красного дерева, облегчено вздохнул, потирая нос:
- Фу, думал, не донесу. Весь нос мне исчесала. А по поводу «заповедной звезды» они правы. Вы и есть она самая, неугасимая.
- Ну, да, ты еще скажи: «вечная», - рассмеялась бабушка.
- И скажу!
Он быстро вышел из комнаты и через минуту вернулся, неся веер:
- Вот, он тоже должен у вас быть.
Поставил веер на верхнюю полочку невысокой этажерки, отступил, полюбовался на дело рук своих и удовлетворенно вздохнул:
- Потрясающей красоты вещь. Старинная, наверное, да? – оглянулся он.
- Ты прав, Витюша, - улыбаясь, проговорила Елизавета Дмитриевна, опустившись в кресло рядом со столом – тоже красного дерева, с фигурными ножками и множеством ящичков, украшенных резьбой, и с улыбкой наблюдая за хлопотами мужа своей внучки, - такие веера были в моде во времена императора Александра Третьего. Они служили экраном, их обычно ставили на подоконник – солнце затенять.
- Ну-у? – Виктор опустился на край стола, с недоверием покосился на бабушку, затем уставился на веер:
- Вы хотите сказать, что этой вот штуке больше ста лет?
- Очень даже может быть. А скорее всего, эта, Витюша, штука - более позднее творение, изготовленное, что называется, в подражание. Хотя, если и так, - она наклонилась, желая повнимательнее рассмотреть веер, - мастер, который его сделал – удивительно умелый. Ты посмотри, как лак переливается, видишь оттенок? Светло-янтарный. Я видела подлинные вещицы того времени, у меня шкатулка была, мне ее Танин дедушка подарил, так вот, она тоже так на свету лакированными бочками играла, цвета меда. Нет, ты посмотри, как замечательно подобраны кусочки перламутра, какая резьба на подставке! Прелестная вещь!
- Ну, а я что говорю, - гордо, словно он сам был причастен к изготовлению веера, произнес Виктор, - красота! А где шкатулка?
- Что, Витенька? – рассеянно произнесла Елизавета Дмитриевна, все еще разглядывая веер, и в самом деле, необыкновенной красивый, белоснежные перья его нежно трепетали от ветерка, попадающего в комнату через открытую форточку. – Какая шкатулка?
- Да та самая, - Виктор с проснувшимся к антиквариату интересом оглядывал хорошо ему знакомую обстановку комнаты, - «цвета меда».
- Ах, шкатулка, - бабушка обернулась к нему и тихо рассмеялась, - ты сейчас напомнил мне маленькую мартышку в поисках банана. Мы недавно в твоей дочерью в зоопарк ходили, видели там такую. А шкатулки, милый, нет больше. Столько раз переезжали, она где-то потерялась.
- Жалко, - протянул Виктор, не обративший внимания на сравнение с обезьяной, хотя обычно такие поддразнивания без ответа не оставлял – его с бабушкой, как он называл Елизавету Дмитриевну, связывала тесная дружба, допускавшая взаимные шутки и дружеские подтрунивания.
Он сразу же проникся к пожилой женщине симпатией и огромным уважением, с первых же дней знакомства принявшей молодого человека в свое сердце и признавшей его как нельзя лучше подходящим младшей внучке. С течением времени это уважение переросло в искреннюю любовь. Таня иногда с шутливой ревностью говорила: «Мне иногда кажется, что ты, бабуля, Витьку больше меня любишь».
Пожилая женщина не мерила свою любовь – кого она любит больше, кого меньше, но в компании Виктора она чувствовала себя удивительно легко. В отличие от своей невестки, которая парня слегка недолюбливала, и он платил ей тем же.
- Ах, вот вы где, - заглянула в комнату Татьяна, - докладываю: дочь спит, и я тоже валюсь с ног. Я тебя еще раз поздравляю, бабуль, - она подошла к бабушке, обняла ее и прижалась щекой к волосам, - я тебя жутко люблю. Жалко, петь не умею, я бы тебе тоже что-нибудь этакое исполнила. А так приходится прозой.
- Вполне достаточно, дорогая, - Елизавета Дмитриевна погладила внучку по руке, - песен мне сегодня и так исполнили довольно много. А от вас мне нужно только одно – будьте счастливы и здоровы, и любите меня, старуху.
- Никакая вы не старуха, - запротестовал Виктор, выглядывая из-за жены, - вы самая замечательная женщина в расцвете лет. Восемьдесят – это отличный возраст, то, что нужно.
- Спасибо, вам, дорогие, что вы у меня есть, - помолчав секунду, негромко произнесла Елизавета Дмитриевна, с любовью глядя на внуков.
- Это еще вопрос, кому спасибо, - задумчиво промолвила Таня и выпрямилась, - Витька, пошли, дай бабушке отдохнуть.
- И в самом деле, - заторопился тот, - вы же устали, наверное, и из деликатности молчите, а я тут пристал с разговорами.
- Не беспокойся, Витюша, ты мне вовсе не мешал. Ты же знаешь, как я люблю с тобой беседовать.
- Ну, вот, начинается, - притворно обиженно протянула Таня и подошла поближе к этажерке, - опять у них объяснения в любви… А здорово он здесь смотрится, перья прямо царские.
- А кто поставил? – Виктор подошел сзади к жене, подхватил ее на руки:
- Пошли, супруга, в кроватку, завтра налюбуешься. А то вся ревностью изойдешь.
- Ну, что ты делаешь, - заболтала ногами Таня, - тоже мне, кавалер. Это ты просто мое внимание от ваших амуров отвлекаешь… Бабуль, вели ему меня на ноги поставить.
- Не велю, - бабушка, посмеиваясь, подошла к двери, открыла ее пошире, - неси ее, Виктор. Вам, и правда, пора отдыхать. Хоть завтра и воскресенье, ваш ребенок, наверняка, не даст вам выспаться как следует.
Она наклонилась, поцеловала внучку, которую пронес мимо нее муж, чмокнула его, получила ответные поцелуи и прикрыла за молодыми дверь. Прошла обратно к креслу, выключив по дороге верхний свет, но не успела сесть, как дверь открылась снова, и в нее просунулись две головы:
- Бабушка, ты не обидишься, если мы остальными подарками завтра займемся? С ними же ничего не случиться, правда?
- Абсолютно ничего, - заверила она, - все, молодые люди, немедленно спать.
- Слушаюсь, сударыня, - по-военному наклонил голову Виктор и щелкнул каблуками. Вернее, попытался это сделать, но, так как был в тапочках, молодцеватого жеста не вышло, раздался шаркающий звук и тихий вскрик Татьяны, которую муж чуть было не уронил, поскользнувшись.
- Вот непоседы.
Елизавета Дмитриевна прислушалась к тихой шутливой перебранке, стихавшей по мере того, как супруги удалялись в свою спальню, и улыбнулась. Все-таки правильно она сделала, что послушала их четыре года назад и переехала к этому семейству. Вернее, съехалась, кажется, так говорится в данном случае, когда две квартиры меняются на одну.

Ей вспомнилось, как тихо, смертельно тихо было в ее квартире те годы, что она жил одна после смерти мужа, видного профессора – искусствоведа, замечательного человека, с которым она прожила вместе почти пятьдесят лет. Владимир Васильевич скончался за три месяца до их золотой свадьбы. Она хотела тогда сразу уйти из театра – не было сил играть, изображать какие-то чувства, когда внутри только пустота и холод, от которого, казалось, коченеют ноги и руки. Но дети и внуки уговорили не бросать работу.
«Ну, что ты будешь делать дома, мамочка, подумай», - рассудительно говорила ее старшая дочь Вера, преподаватель университета, сама уже находясь, что называется, в предпенсионном возрасте. «Ты не сможешь ходить по пустой квартире и ожидать, что вот сейчас услышишь голос папы», - со свойственной ей некоторой бестактностью убеждала она мать.
Елизавета Дмитриевна и сама опасалась, что так будет, но осталась в театре не из этих соображений. Просто не хотелось вот так, сразу, уходить из любимых стен, где она провела без малого тридцать пять лет. Да еще как раз находился в работе интересный спектакль английского драматурга, в котором ей дали весьма любопытную в психологическом плане роль. И расставаться с другими ролями, своим наигранным репертуаром тоже было очень жаль.
Но прошло полтора года, и она почувствовала, что больше не может, очень тяжело стало со здоровьем, не всегда были силы ехать в театр, трудно стало играть два-три спектакля в неделю. Правда, ей и так устроили, по ее собственному выражению, щадящий режим – спасибо режиссеру, учитывал состояние здоровья старухи.
Но и эти «тепличные условия» выносить стало все сложнее. Не хватало времени восстановить силы от спектакля до спектакля – а она ведь всегда играла, как говорил ее Володя, на нерве, за вечер теряла по два-три килограмма. И вот случилось, то, чего она всегда подсознательно боялась – года и болезни напомнили о себе прямо на сцене.
Внезапно вылетел из памяти текст. Она напрочь забыла, что должна сейчас говорить и делать, и почувствовала, как ее словно окатило холодной волной. Одну реплику Елизавета Дмитриевна пропустила без ответа, пытаясь придумать, как выйти из этой кошмарной ситуации. Глядя в удивленные глаза партнера, не понимающего, что происходит, она одними губами произнесла: «Спасай, ничего не помню».
Игорь Масловский, молодой способный артист, кроме таланта, обладал еще хорошей реакцией и добрым сердцем – качеством, не всегда присущим представителям нового поколения. Видя, что с его партнершей творится что-то неладное, он сказал какую-то нейтральную фразу и, словно так и полагалось, подвел ее к креслу, стоящему в глубине сцены. Все это было проделано вполне естественно, ни у кого из зрителей не возникло и тени сомнения в правильности происходящего. Игорь, встав вполоборота к зрителям, заслонил лицо актрисы и произнес длинный монолог, что шел дальше по тексту, делая вид, что все идет так, как должно, давая тем самым своей партнерше время прийти в себя.
Елизавета Дмитриевна в этот момент испытывала горячую благодарность по отношению к нему. Напрягая память, она пыталась вспомнить свои слова и совершенно спокойно – волнение куда-то отступило – осознала, что не знает, как ей быть дальше. Затверженные фразы начисто исчезли из головы. До конца акта еще почти пятнадцать минут, со сцены она уйти не сможет, а ни одного слова по-прежнему не помнит. Все это она констатировала как-то отстраненно. Монолог закончился, нужно было каким-то образом на него реагировать, и неожиданно сама для себя Елизавета Дмитриевна произнесла в ответ фразу из последнего акта, понимая, это – катастрофа, провал спектакля…
Но ничего страшного не произошло, опять-таки спасибо Игорю. Тот, уже внутренне готовый к чему-то подобному, сумел найти нужные слова и спасти положение. С трудом дотянув действие до конца – уже на чистой импровизации, она в антракте, как девчонка–первокурсница, зубрила слова последнего акта, запрещая себе думать о происшедшем. Потом, потом, когда она останется одна, вечером… Сейчас надо было собраться и закончить этот несчастный спектакль, обычно так ею любимый. Перед звонком к ней зашел Масловский:
- Елизавета Дмитриевна, как вы себя чувствуете?
Она всмотрелась в его лицо, ища и боясь найти скрытую насмешку. Но открытое, молодое лицо Игоря выражало только участливость и готовность помочь.
Актриса чуть слышно вздохнула с облегчением. До чего докатилась, уже людям верить перестала.
- Все в порядке, Игорек, прошло. Что-то, знаешь, голова внезапно закружилась, давление, наверное, подскочило.
- Скорее всего, - с готовностью согласился тот, - погода-то какая. Мама моя в последние дни тоже на одних таблетках. Она у меня гипертоник.
- Ну, вот и я, как дохлая кошка, сегодня, - Елизавета Дмитриевна качнула головой, - спасибо тебе, милый, за помощь, что бы я без тебя делала? Выручил старуху.
- Да не за что, - улыбнулся Игорь, - помните, как я с дня рождения пришел никакой? Если б не вы, мне бы тогда точно хана была.
Спектакль закончили вполне благополучно, актеры получили свою долю аплодисментов и цветов, и все разошлись довольные.
А Елизавета Дмитриевна просидела полтора часа в гримерке, снова и снова переживая случившееся. Вот и пришел этот момент. Надо уходить. Уходить самой, пока не предложили этого сделать, не намекнули – мол, пора и на отдых, надо дать дорогу молодым.
И наверное, будут правы. Пусть зрители сегодня и не заметили ничего. Но это ничего не значит, она-то знает, что случилось, и другие актеры знают. Если Игорь и не скажет никому, театр – большой муравейник, кто-то наверняка видел и слышал из-за кулис. Елизавете Дмитриевне представилось, как она идет по коридору и слышит вслед:
- Совсем старуха наша из ума выжила, текст путать стала, и чего пыжится, кому что доказать хочет, сидела бы дома, а то будто играть больше некому…
Представив все это скопом и за секунду пережив дикий ужас от подобного воображаемого позора, она поняла – наяву ей такого не перенести. Надо делать красивый жест и убираться, пока есть еще возможность, с гордой осанкой, по Володиному же выражению.

Глава 2

Елизавета Дмитриевна всю жизнь свою отличалась весьма решительным нравом, и поступила именно так, как задумала. Она отыграла еще четыре спектакля, оставшиеся ей до конца сезона, и отыграла с блеском (каких нервов и сил ей это стоило, знает только она сама и сотрудники аптеки на углу). А затем заявила дирекции о своем уходе.
Ее самолюбию очень польстило неверие и изумление, отразившиеся на лицах главного режиссера и директора театра, но она понимала, что все это – только первая реакция. В театре Елизавета Дмитриевна была одной из самых старых актрис, ей замечательно удавались роли характерных старух, таких, «с перчиком», вызывавших громовые аплодисменты зрителей. У нее, разумеется, были и дублерши, актрисы, игравшие в спектаклях в другие дни, и игравшие очень хорошо – каждая по-своему, но хорошо. И все-таки зрители старались попасть на спектакль именно с Елизаветой Воронской, находя в ее игре близкие и понятные каждому черточки, отмечая те нюансы, что делали каждый ее выход на сцену незабываемым.
«Ничего, милые», - усмехнулась про себя пожилая актриса, наблюдая, как потрясение на лицах собеседников сменяется пониманием и деловитой озабоченностью, - «вы очень быстро придете в себя. Даже облегчение испытаете при мысли, что нет необходимости деликатно говорить старухе, что пора, мол, освободить место для других».
И в самом деле, руководство театра, выразив глубочайшие сожаления, что годы не позволяют Елизавете Дмитриевне и дальше блистать на подмостках, заверило, что понимает, как тяжело далось ей это решение, и вынуждено согласиться с ней. В самом деле, не для кого не секрет, сколь тяжелыми в эмоциональном плане были для нее последние годы, и поэтому ей, конечно же, следует поберечься по мере возможностей, восстановить пошатнувшееся здоровье. А они – руководство и весь актерский состав, разумеется, будут всегда рады видеть ее в родном театре.

Все это было очень забавно и еще долго вызывало у актрисы иронический смех, когда она вспоминала вышеназванную сцену. И все же подтвердились ее предчувствия и предсказания дочери. После пребывания в санатории, курса терапии, более-менее восстановившего ее «пошатнувшееся здоровье», как изящно выразился директор, и продолжительных визитов к родным – все дети и внуки внезапно захотели видеть бабушку, оказавшись одна, Елизавета Дмитриевна затосковала. Она перебирала старые фотографии, рассматривала пожелтевшие афиши, с любовью дотрагивалась до фарфоровых статуэток – ее коллекции граций, всех этих Талий, Мельпомен и прочих фигурок из фарфора, керамики, стекла, хрусталя, которые собирались годами. Она привозила их из разных стран, статуэтки дарили друзья, родные, знавшие о ее увлечении, и постепенно, как-то незаметно собралась большая коллекция, занимавшая теперь три полочки на этажерке.
С каждой из фигурок у Елизаветы Дмитриевны были связаны какие-то воспоминания, каждая была ей дорога по той или иной причине – память об ушедших друзьях, о встречах, о городах… Но самой бережно хранимой была статуэтка Мельпомены из слоновой кости, маленькая, девяти сантиметров в высоту, уже слегка пожелтевшая от старости, с едва заметной трещинкой возле правого плеча. Эту Мельпомену, самую первую в ее коллекции, подарил Елизавете Дмитриевне, тогда просто Лизе Дробышевой, ее муж. То была их первая поездка за границу. Театр выехал на гастроли по социалистическим странам – Венгрия, Румыния, Чехословакия, Польша. Тур был насыщенным, а для Лизы еще и весьма романтичным – Володю почти в это же время пригласили выступить с лекциями в Варшавском университете. Эта счастливая случайность позволила им вдвоем погулять по улицам польской столицы, посидеть в маленьких уютных кабачках, удрав от соглядатая – партработника, стража их душ. В один из таких вечеров Володя и сделал Лизе этот подарок – на память о Польше. Фигурка Мельпомены была куплена в магазинчике сувениров, в одном из старых районов Варшавы.
Теперь подарку больше сорока пяти лет, он пережил своего дарителя. Нет уже Володи, Лиза больше никогда не будет ездить на гастроли, а маленькая Мельпомена цела и почти невредима. Трещинка появилась не так давно, во время последнего переезда.
В тот год, первый нерабочий «пенсионный», ей было особенно тяжело. Конечно, навещали внуки, дети приезжали иногда, когда выдавалось время, приходили друзья. Все время кто-то был рядом. Но все-таки … все-таки вечерами она чаще всего оставалась одна. Первое время довольно часто ходила в театр, потом перестала – к ее удивлению, посещение родного театра в качестве гостя, зрителя, радости не только не приносило, но и стало раздражать. Странно, она ведь сама ушла, никто не гнал, встречали ее всегда приветливо. Но почему-то от этих театральных вечеров на сердце становилось тоскливо, и еще долго Елизавета Дмитриевна не могла избавиться от непонятной тяжести на душе. И она перестала выходить из дома по вечерам, даже в другие театры не ходила. Лишь изредка, когда присылали приглашение на чей-нибудь юбилей или капустник, или же просто торжественный вечер «по поводу», бывала в Доме актера. Там она как будто отогревалась душой, видя знакомые лица, слушая шутки и розыгрыши.
А потом все начиналось заново – вечера у телевизора и недолгие прогулки с собачкой Кларой, подарком сына, маленьким рыжим существом породы японский хин. Этот самый «хин» скрашивал ее тихие часы и заставлял дважды в день выходить на улицу. Хочешь - не хочешь, есть настроение или нет, а никуда не денешься, Клара поводок сама несет в положенные часы.
Елизавета Дмитриевна старалась скрыть от родных свою хандру – не любила, чтобы ее жалели. Она с молодости не переносила, чтобы к ней относились, как к больной. Перед приходом родных старалась взбодриться, настроиться повеселее. Но все эти ухищрения не помогали самому главному – ее душевному состоянию.
Так продолжалось до тех пор, пока дочь ее первенца, Татьяна, не предложила бабушке переехать к ней, вернее, к их недавно созданной молодой семье. Таня за три месяца до этого вышла замуж, и ее муж, которого она еще в качестве жениха несколько раз приводила к бабушке, очень подружился с Елизаветой Дмитриевной. Ей понравился этот молодой человек, добродушный, жизнерадостный и постоянно готовый на незлую шутливую выходку. Елизавета Дмитриевна обнаружила в нем много общего с ее покойным мужем – та же общительность, дружелюбие, какая-то детская открытость в сочетании с весьма трезвым взглядом на жизнь и ироничное отношение ко всему, эту жизнь омрачающему. Молодые супруги, вернувшись из своего свадебного путешествия к морю, часто навещали бабушку, что дало возможность Ларисе, Таниной матери, невестке Елизаветы Дмитриевны, ревнующей дочь к свекрови, съязвить:
- Скорее всего, вас сближает то, что у всех троих уровень эмоционального и интеллектуального развития совершенно одинаков – как у подростков.
И продолжила, насмешливо улыбаясь:
- Ну, я понимаю, Елизавета Дмитриевна – артисты остаются вечно молодыми душой, но вы, Виктор, Таня… Я полагала, что молодежь сейчас более зрелая.
На что ее свекровь спокойно ответила:
- Если ты, дорогая, хотела назвать меня выжившей из ума старой идиоткой, то тебе придется признать, что ребятам до маразма еще далеко. Может быть, общее у нас - стремление радоваться жизни вместо того, чтобы все воспринимать в черном цвете? Вот от этого, действительно, рано стареют.
Подобное замечание не прибавило Елизавете Дмитриевне и Виктору любви Таниной матери, к чему и та, и другой отнеслись с замечательным веселым безразличием. Они нашли друг в друге родственные души, и радовались, видя, как приятно это Татьяне. В свою очередь, Танин отец посоветовал жене оставить дочь с зятем и свекровь в покое, заметив, что если троим взрослым людям хорошо вместе, это значит только, что не следует пытаться этому помешать. Тем более, что вреда от этого никому нет.
В один из визитов Таня, уже давно обратившая внимание на поглотившую бабушку печаль, перед уходом заявила, как ей было свойственно, прямо, без обиняков:
- Бабушка, мы с Витькой хотим, чтобы ты переехала к нам.
- Еще что придумаешь, - отмахнулась та, но Виктор горячо поддержал молодую жену:
- Нет, правда, мы давно хотели вам предложить объединиться, просто не решались. Нам все как-то казалось, что вам дорога эта квартира, но теперь ясно видно – она вас губит. Вы с каждым разом все грустнее становитесь.
- Бабуль, подумай, как нам хорошо будет вместе, - Таня подойдя ближе, опустилась перед бабушкой на колени, взяла ее руки в свои:
- Вот увидишь, будет очень здорово. И тебе веселее, и нам с Витькой приятно. И сплошная выгода – нам не тратить кучу времени на эти поездки на другой конец города, чтобы тебя навестить, тебе не надо ждать, когда мы приедем, или самой до нас добираться. И потом – будет кому малыша нянчить. Опять же, польза, - она засмеялась, поцеловала бабушкины руки и, вскочив, потянула мужа к выходу:
- Витька, пойдем, пусть бабуля в одиночестве побудет, подумает.
- Какого малыша?! – опомнилась Елизавета Дмитриевна. – Татьяна!!!
Но за молодыми уже захлопнулась дверь.
Поначалу всерьез она это предложение не приняла. Мало ли что наболтают эти неугомонные! Куда ей еще переезжать на старости лет. С этой квартирой столько связано… Здесь еще Инна родилась, ее младшая дочь, главная ее печаль и забота…
Сюда в детстве приводили Андрюшу, ее обожаемого внука, сына Инны от ее раннего, такого неудачного брака. Да и сейчас мальчик временами заходит – тоже сюда. Правда, эти визиты крайне редки, и, совершались только, если Андрей был уверен. что кроме него, других гостей у бабушки не предвидится, но тем дороже эти встречи были Елизавете Дмитриевне. И она не без оснований опасалась, что на новой квартире, где постоянно будут находиться Татьяна и ее муж, ей внука не дождаться вовсе.
Таня не слишком ладила со своим двоюродным братом, считала его эгоистом и, наверное, чуточку завидовала той всепоглощающей любви, которую питала к мальчику, а теперь уже взрослому молодому человеку бабушка. Завидовала, хотя и не призналась бы в этом даже под самыми страшными пытками.
Именно соображения относительно Андрея и были причиной отказа Елизаветы Дмитриевны на предложение молодых.
Но ребята на этом не успокоились. Предприняв еще несколько решительных атак и подключив Александра Владимировича – Таниного отца, сумели убедить бабушку в целесообразности переезда.
- Мам, ты из-за Андрюши переживаешь? Я прав? – в который уже раз поразил мать своей проницательностью Александр.
- Парень заявляется раз в сто лет, неразумно по этой причине продолжать жить в полном одиночестве. А адрес новый ты ему сообщишь. Захочет – вполне может навестить тебя и там, - чуть резко произнес сын.
Больше он не настаивал, уверенный, что мать сама примет верное решение, только не следует на нее больше давить.
Однако она к тому времени и сама начала склоняться к этой же мысли, а потому в один прекрасный день удивила внуков вопросом:
- Ну, и когда же мы будем съезжаться? Если уж решили, так чего тянуть?

Поиск нового жилья, осложненный массой требований, предъявляемых будущими жильцами к своему потенциальному дому, занял довольно много времени. Но все-таки - дорогу осилит идущий, как говаривали древние, - после просмотра множества вариантов, каждый из которых незамедлительно браковался и отвергался, - Виктор сумел найти то, что устраивало всех.
Переезд состоялся незамедлительно, сопровождаемый, как водится, шумом, суетой и нервотрепкой. Новая квартира понравилась Елизавете Дмитриевне, район хороший, нешумный.
И новый адрес был незамедлительно сообщен тому, из-за кого она так долго не решалась на этот шаг.
Внук принял к сведению факт, что бабушка отныне живет в другом месте, как всегда, с непроницаемым выражением лица, на котором нечасто появлялась улыбка. И обещал навещать.

Зажив одной большой семьей, все трое сразу поладили, вопреки предсказаниям Ларисы, уверявшей, что этот «противоестественный» по ее словам, союз, непременно ждут кухонные свары и обиды. Однако она ошиблась. И бабушка, и внуки относились друг к другу с неизменным уважительным пониманием и любовью. А неиссякаемое чувство юмора, которым обладали все трое, помогало гасить маленькие конфликты на бытовом уровне, не давая им перерасти в скандал.
Появившаяся же через полгода малышка, названная Лизой в честь прабабушки, стала для всех одной огромной радостью и неиссякаемым источником счастья для своей тезки. Елизавета Дмитриевна проводила с крошкой много времени, освобождая Тане время для занятий в институте. Она очень сожалела, что ее Володя не видит, какая чудесная у них правнучка. Собственные дети так давно были маленькими, что казалось – этого как бы и не было вовсе. Тем более, в те годы ей всегда не хватало времени – его практически без остатка забирал театр. Теперь же Елизавета Дмитриевна, по собственным словам, добирала то, что не дополучила в молодости.
За четыре года, прошедших со дня «великого объединения», никто из них ни разу не пожалел о своем решении.

И сейчас, сидя в своем кресле и наблюдая, как отражаются блики большого рекламного стенда на стене дома напротив на белых перьях веера, она прислушивалась к тишине, окутывающей квартиру. Она была очень уютной, эта тишина, сонной и умиротворенной. Очень живой. По сравнению с той леденящей душу, что царила в ее прежней пустой квартире. Та тишина была полна воспоминаний – когда-то радостных, а теперь невыносимо печальных, потому что былые счастливые годы, когда рядом был любимый человек, никогда не вернутся.
Елизавета Дмитриевна, чуть повернувшись, включила настольную лампу и, наклонившись вперед, взяла в руки стоявшую на столе фотографию в рамке, поднесла близко к глазам, задумчиво улыбнулась. Это был ее любимый снимок мужа, не парадный, из тех, что делают «по поводу», а «прогулочный»: они, выйдя развеяться в парк, пробовали новый фотоаппарат, подаренный внуками на его день рождения. Снимок тем более дорогой, что оказался последним, сделанным меньше чем за три недели до его смерти.
На фотографии муж смеялся, лукаво приподняв все еще черную, несмотря на возраст, бровь, от уголков глаз разбежались лучики морщинок. В руках он держал охапку разноцветных листьев, которыми сразу после того, как был сделан снимок, осыпал ее, ворчащую и смеющуюся одновременно.
Елизавета Дмитриевна вспомнила, как отмахивалась одной рукой от кружащих в воздухе влажно пахнущих листьев, боясь выронить фотоаппарат, а Володя не давал ей стряхнуть их с себя, придерживая руки и уговаривая:
- Ну, оставь хоть ненадолго, смотри, как красиво! Давай, я тебя сниму. Ты сейчас как языческая богиня.
На них смотрели люди, улыбались, пробегая мимо по своим делам и думали, наверное: счастливые старики, дел у них никаких больше нет, вот и забавляются… Или пытались вспомнить, где они видели раньше эту женщину, чье лицо кажется таким знакомым... А может, и не думали ничего вовсе…
И ведь где-то лежит тот снимок, где в ее волосах запутались оранжевые и желтые листья, а она так счастлива… И было это не так уж давно, кажется.
Елизавета Дмитриевна бережно погладила снимок ладонью. Ей все-таки необыкновенно повезло. У нее был замечательный муж, который любил ее до самого последнего дня, была работа – не как у многих, «лишь бы где», а любимая, без которой она не мыслила себя. Были дети, внуки, а теперь уже и правнучка. Чего еще желать от жизни? Обидно, конечно, что уходят силы, что она не может, как раньше, долго гулять и играть с правнучкой в ее любимые шумные «догонялки»… Ну, тут уж ничего не поделаешь…
Елизавета Дмитриевна снова перевела взгляд на веер. Действительно, красивая штука, как сказал Витя. И гравировка на резной подставке греет душу: «За служение театру». Она ему и правда, служила. Искренне, самозабвенно, от всей души. И жаль, что кроме нее в этой семье никто не болен этой прекрасной болезнью – актерством.
Она встряхнула головой, тихонько посмеялась про себя: вот, уже начинаешь ворчать, как настоящая старая карга. Каждому свое. Не всем это нужно, не всем дано – играть на сцене.
Правда, была когда давно у нее надежда, что Инночка, ее доченька, пойдет по ее стопам.
У девочки, несомненно, был талант. И большой.
Но… не сложилось.
Потом Елизавета Дмитриевна испытала еще один всплеск эмоций и ожиданий – в связи с внуком. У мальчика, несомненно, были способности, да и внешность для сцены или кинокамеры вполне подходила… Киногеничен от природы, камера его любит, что называется - в каком ракурсе не снимай, выглядит просто потрясающе. Любительских пленок было отснято много в свое время, уж она-то могла судить об этом, пусть и необъективна она к мальчику...
Однако, и здесь ее ждало разочарование. Что ж… Надо смириться. У ее детей другие пути в этом мире, другие способности. И дай им Бог… Хотя странно немного, право. Как она старалась привить им эту любовь к театру – а ничего не вышло. Ее отпрыски решили строить свои жизни вне сцены, не желая связываться со столь эфемерным делом, как искусство.
Правда, если вдуматься, ничего так уж удивительного в этом нет. Ген актерства в их семье, видно, передается не от матери к детям, и даже не через поколение, а через два, а то и через три. Она-то ведь сама пошла на сцену вопреки желанию матери. Что-то в ее душе велело, толкало, звало – туда, в театр, на подмостки. «Откуда в тебе эта блажь?» – злилась и поражалась мать, партийный работник. Отец молча неодобрительно качал головой. Только бабушка сказала:
- Пробуй, Лиза. Если и суждено кому-то в нашей семье продолжить традицию, так кому ж, как ни тебе?
И хотя мать недовольно хмурилась, как всегда, когда речь заходила об этом, и цедила сквозь зубы:
- Один случай сто лет назад – это еще не традиция.
И требовала прекратить немедленно все разговоры на «эту тему», Лиза все же сделала по-своему. И никогда не жалела об этом. Правда, учиться пришлось с перерывами – война мешала. Но, отработав четыре года в госпитале, она, как ни обзывала ее мать «упрямой бестолочью», вернулась к своему любимому делу. Бабушка к тому времени уже умерла, оставив внучке на память несколько вещиц – черный потрепанный ридикюль, резной гребешок из слоновой кости и маленький портрет. Непонятно, как эти предметы уцелели в годы войны, да еще в их доме, где всем заправляла Лизина мать, на дух не переносившая «мещанских безделушек». Ведь они напоминали ей о том, о чем она хотела бы забыть – что ее происхождение истинно пролетарским назвать можно было с большой натяжкой.
Бархатная черная сумочка, старенькая, с наполовину оторвавшимися жемчужинками, вскоре куда-то исчезла, а вместе с ней и гребешок - Лиза подозревала, что не без участия матери, и очень переживала, что не смогла сберечь бабушкины подарки. Но один все же, вопреки всему, сохранила.
Длинные тонкие, уже немного искривленные артритом пальцы перевернули снимок, который все еще держали в руках. Рамка была сделана в виде книжки, которая закрывалась на крохотный замочек. Расстегнув его не без труда, Елизавета Дмитриевна откинула потемневшую тоненькую серебряную дужку и раскрыла металлические страницы. На одной стороне рамки была помещена фотография ее бабушки, выцветший овальный старый снимок, сделанный незадолго до войны. Она забрала его у матери, когда выходила замуж. Мать не спорила, только плечами пожала, хотя снимок был единственным.
На другой стороне металлические уголки придерживали более плотный, с темно-коричневой узорчатой каймой, небольшой кусок картона. Елизавета Дмитриевна осторожно освободила его от зажимов, поднесла к свету. Это был портрет молодой женщины, написанный, судя по всему, очень и очень давно. Краски поблекли, местами выцвели – портрет хранился не в музее, никто не соблюдал режим температур. Но все же легко можно было разобрать тонкие, красивые черты лица, глаза, серьезные и лукавые одновременно, опушенные длинными ресницами, прямой носик, чуть приподнятые в улыбке уголки губ.
Внимательно вглядевшись в изображение, Елизавета Дмитриевна перевела затем взгляд на бабушкин снимок. Двух женщин – совсем молодую и старую роднил только разрез глаз и. может быть, еще их выражение. Остальное сходство, если когда-то и было, исчезло с годами.
Но Елизавета Дмитриевна совершенно точно знала, что ее бабушку и эту изящную юную красавицу с портрета связывало очень многое. Знала, потому что бабушка не раз говорила своей любимой внучке, что театр у нее в крови. И досталось ей это беспокойное наследство именно от той молодой женщины, которая сейчас застенчиво улыбалась с портрета.
Ее тоже звали Елизаветой, если точнее – Луизой, и бабушка Елизаветы Дмитриевны приходилась ей родной внучкой – факт, который в их семье в те далекие предвоенные годы старательно скрывался. Но бабушка, подчинившись настойчивым требованиям дочери не говорить о своем происхождении, все же сберегла этот портрет. И время от времени, когда дочери не было дома, рассказывала внучке про свою бабушку – замечательную актрису, француженку по происхождению, вышедшую замуж за русского графа и влюбившуюся в свою новую родину. И, хотя с замужеством ей пришлось оставить сцену, дома постоянно разыгрывались целые спектакли – в высшем свете это было модным занятием.
Бабушке эти истории рассказывал ее отец, сын той самой француженки. Бабушке Елизаветы Дмитриевны на сцене играть не довелось – слишком лихими были годы, на которые пришлась ее молодость, не до театров было, хотя всю жизнь трепетно любила она искусство. А дочь ее и вовсе от сцены была далека, считая все это блажью и дурью, который взрослый нормальный человек всерьез увлекаться не может и более того – не имеет права.

Елизавета Дмитриевна задумчиво повертела рамку в руках. Надо же, как причудливо переплетаются гены. Может, и впрямь, есть что-то в этих учениях – как там они называются … Реинкарнация? Если так, то несомненно – душа ее прапрабабушки переселилась в ее Инну. Ибо красавица на портрете была копией ее любимой дочери. Просто одно лицо – тот же овал, разрез глаз, линия волос на лбу… Словно какой-то художник взял и нарисовал второе изображение, желая полностью повторить черты оригинала.
Интересная наука – генетика. Как могло получиться, что трое ее детей так отличаются друг от друга, и, в то же время, каждый из них оказался очень похож на одного из своих родственников? Причем, как близких по поколениям, так и самых далеких. Старшая дочь, Вера, забрала множество черт своей бабушки, матери Елизаветы Дмитриевны, такая же решительная, скупая на чувства, суховатая в общении, она превыше всего ставила свою работу и была необычайно принципиальным человеком, готовым ради своих убеждений идти хоть на каторгу.
Сашенька, сын, очень похож на своего отца. Те же жесты, манера разговора, голос, характер…
А Инночка – сколок – внешне, по крайней мере, своей пра-пра-пра…Бог знает, сколько пра – бабушки.
Елизавета Дмитриевна чуть слышно вздохнула. Жаль только, что вместе с внешностью Инночке не передался характер ее дальней родственницы. Разные у них судьбы. Очень разные. И каждая свою выбрала сама. Одна – семью, детей, стабильность вместо сцены.
А другая как будто из духа противоречия решила: буду делать все наоборот. И променяла дом, казалось бы, благополучный брак, а главное – сына - на вольную жизнь. Бросила все и уехала куда глаза глядят. Как перелетная птица. Так и летает до сих пор, как будто гонит ее что-то с места на место, не дает покоя.

Забавная все же это вещь – жизнь, грустно улыбнулась она своим мыслям. Казалось бы – рядом сын, внучка с семьей, старшая дочь с внуком не забывают, приезжают по три-четыре раза в год, навещают… А вот нет рядом из множества родни двоих – и как же тяжело на душе.
Ну, хоть Андрюша изредка дает о себе знать, и то хорошо. И сегодня не забыл, бабушку поздравил. Вот если бы еще приехал, то-то было бы радости!
О другой возможной встрече – с той, мысли о которой не давали покоя уже больше десяти лет, - Елизавета Дмитриевна и мечтать не смела. Что проку мечтать, когда в глубине души даже в самые хорошие минуты – вроде нынешнего юбилея – живет уверенность, что с Инночкой увидеться ей вряд ли доведется.
Уверенность эта поселилась в душе последние года четыре. До тех пор она нет-нет, да и позволяла себе подумать: а вдруг Инночка пришлет весточку? Вдруг даст о себе знать? Или – позвонит?
От таких всполохов надежды на короткое время Елизавета Дмитриевна становилась бодрее, у нее словно прибавлялось сил, сильнее звучал голос, больше хотелось радоваться жизни.
Но время шло, Инна, за все время разлуки с родными приславшая матери несколько писем, молчала. Первые годы она хотя бы звонила раз-другой в год, поздравляла мать с днем рождения и осторожно спрашивала о сыне. Теперь же вестей от нее было, и о том, что дочь жива-здорова, Елизавета Дмитриевна узнавала только от тех знакомых, которые постоянно бывали за границей. Сама она как раз последние лет восемь уже никуда не выезжала, потому и не было у нее шанса самой повидаться с младшей дочерью. Правда, сын, Александр, по роду своей деятельности – он был хирургом-кардиологом, очень именитым, и частенько бывал за рубежом – так вот ему пару раз удалось увидеться с блудной сестрой, о чем он и поставил мать в известность незамедлительно.
- Мамочка, я тебя уверяю, она в полном порядке, выглядит превосходно, чуть старше Танюшки нашей, - уверял он, зайдя на следующий же день после приезда.
- Ты с ней разговаривал? – жадно спросила Елизавета Дмитриевна.
- Очень недолго, - нехотя признался он, - Инна, знаешь ли, не проявила большого желания со мной общаться. У меня вообще сложилось впечатление, что наша встреча ей тягостна.
- Да? – обронила мать, вопросительно глядя на сына.
Тот пожал плечами:
- Особенно порасспрашивать не удалось. Она спешила куда-то. Сама спросила о тебе, о Танюшке, я ей показал фотографии.
- Про Андрюшу спрашивала? – полуутвердительно произнесла Елизавета Дмитриевна.
Александр медленно покачал головой:
- Почти нет. Мне показалось, что она побаивается разговоров на эту тему. Сказала сама только, что видела в каком-то журнале его фото – помнишь, когда Андрей только что открыл свой салон, о нем статья была небольшая? Ну, вот. Инна спросила только, здоров ли он. Я заверил, что на здоровье Андрей как будто не жалуется. Вот и вся встреча. Она все на часы посматривала… Потом машина подъехала, белая такая, открытая… Она подхватилась и улетела.
- Ты видел … этого? Она все еще с тем… как его звали…? Пьер?– помедлив, тихо спросила Елизавта Дмитриевна.
- Мельком. Он из машины не выходил. По-моему, это тот же самый парень. Во всяком случае, мне так показалось.
Видя, как взволнована разговором мать, Александр решительно поднялся с места, подошел к ней, присел на подлокотник кресла:
- Мамуль… я тебя очень прошу. Ну, не переживай ты так, а? Инна жива, все у нее в порядке, я сам видел. А что общаться не желает… Ну, что ж поделаешь. Это ее выбор. Мы тут ничего изменить не сможем.
Подняв на него глаза, Елизавета Дмитриевна грустно кивнула:
- Я все понимаю, Сашенька, но ведь сердцу не прикажешь…
- Но ты постарайся все же не так остро это воспринимать, хорошо?
Он поцеловал мать в щеку.
- Я постараюсь, сынок. Постараюсь.
Этот разговор состоялся больше двух лет назад. Инна с тех пор не звонила даже на день рождения матери. И Елизавета Дмитриевна потихоньку начала привыкать к мысли, что увидеть младшую дочь ей не суждено. Это очень горько. Больно. Но, наверное, так будет.
Ну, что ж, зато есть Андрюша. Ее любимый, обожаемый внук. Мальчик, отношения с которым складывались тоже очень непросто. Но он хотя бы здесь, в России. И иногда – редко, реже, чем хотелось бы, она может повидать его. Поговорить, услышать родной голос.
Елизавета Дмитриевна отдавала себе отчет, что ее чувства к внуку сильнее, чем другим родственникам. Даже, чем к Танюшке, ее ненаглядной девочке, присутствие которой неизменно приносит столько радости. Но Андрей всегда был для нее нежно любимым, боготворимым человеком, в котором она просто не чаяла души. Это было несправедливо по отношению к той же Тане, но чувства – вещь иррациональная.
Может быть, сила ее любви зародилась в тот год, когда мальчик так внезапно остался без матери? Она винила себя – что-то упустила, не смогла привить дочери необходимых качеств, недоглядела… Может быть, чувство вины усиливало ее любовь к Андрею. А может, она разгоралась все сильнее из-за того, что тот не откликался с готовностью на ее чувства, не проявлял своих, всегда был сдержан на эмоции. Словно боялся, как бы их не использовали против него самого. А может, раненная в детстве предательством матери душа не позволяла открыто демонстрировать любовь к своим близким?
В том, что эта любовь есть, она была уверена. Как бы мальчик ни пытался скрыть, как бы ни маскировал свои чувства безразличием, он в редких разговорах не забывал спросить про всех своих родственниках, поинтересоваться ее, бабушкиным, здоровьем.
А в еще более редкие приезды непременно привозил подарки племяннице, да и взрослым дарил разные сувениры. Делал он это небрежно, как бы нехотя, словно желая умалить значимость как подарков, так и самого факта их дарения.
Но ее, бабушку, обмануть трудно – небрежность эта наносная, наигранная, уж она-то в игре разбирается. Просто мальчик оказался более хорошим актером, чем сам это понимает. И провести ему удавалось почти всех. Во всяком случае, что двоюродная сестра, что ее муж, что дядюшка были убеждены – визиты Андрея наносятся лишь по обязанности, а подарки – просто дань вежливости. Не замечая при этом, насколько эти маленькие презенты всегда точно подбирались в соответствии с увлечениями и вкусами каждого.
И только Лизонька, самый младший член семьи Дробышевых – Воронских, не будучи в курсе сложных семейных отношений, не пыталась проанализировать, почему и с какой целью был ей сделан подарок. Она просто с радостью принимала все, что привозил ее дядя, моментально вскарабкивалась к нему на колени, и согнать ее оттуда не могли ни окрики матери, ни уговоры отца. А сам дядюшка, хоть и хмурился недовольно, против такого «нашествия» не высказывался и племянницу ссадить на пол не стремился.
Вспомнив, как в последний приезд Андрея Лиза потащила его в свою комнату и продемонстрировала ему все свои игрушки – а молодой человек чуть растерянно позволял ей водить себя за руку, в которую вцепились маленькие пальчики, и неопределенно говорил что-то вроде:
- Да, здорово… Да, мне нравится…
Елизавета Дмитриевна тихо засмеялась. Нет, сердце у мальчика все же доброе, и это от Лизоньки ему скрыть не удалось, хотя так старательно им создаваемый образ высокомерного денди и производил неизменное впечатление на более взрослых членов семейства.


ЧАСТЬ II

Глава 1

- Что может быть отвратительней развода? - мрачно размышляла Женя, сидя за столиком летнего кафе.
Поднеся к губам чашечку, чтобы сделать глоток кофе, она увидела на безымянном пальце правой руки золотой ободок и поспешно поставила чашку на столик.
Вот еще – обручальное кольцо... Не к лицу ей, разведенной женщине, носить такие украшения, да еще на правой руке.
Однако попытка сорвать колечко, чтобы эффектным движением выбросить его в ближайшую урну, не удалась. Золотой кружок застрял, не желая проскальзывать мимо сустава. Женя подергала его вперед-назад, покрутила на пальце – результат нулевой.
Внезапно увидев, что за ее порывистыми движениями наблюдает женщина средних лет, сидящая за соседним столиком, она почувствовала, что щеки заливает яркий румянец.
Евгения всю жизнь терпеть не могла оказываться предметом насмешливого внимания посторонних. Характер у нее был не из самых кротких, серой мышкой назвать девушку было никак нельзя. Если уж становиться объектом чьего-то пристального наблюдения, считала она, то никак не вызывая жалость или насмешки. Еще не хватало, чтобы из-за этого напоминания о неудавшееся семейной жизни на нее пялились люди!
Вспыхнув, она резко поднялась, оставив на пластиковом столе чашку с недопитым кофе и пирожное, к которому даже не притронулась, схватила сумочку и независимо направилась к выходу.
Женя не отдавала себе отчета, что машинально продолжала крутить на пальце злосчастное колечко.
- Вы его мылом, девушка, - услышала она негромкий голос.
Все та же женщина, мимо которой Жене пришлось пройти, подняла на нее глаза, и, встретившись взглядом с рассерженной Евгенией, участливо улыбнулась.
Внезапно Жене тоже стало смешно. До чего дошло, она из-за всяких пустяков на людей злится. Ей же просто сочувствуют.
- Спасибо, - пробормотала она, подавив непрошенный смешок и увидела, как женщина ей подмигнула.
Осторожно обошла ее, вышла за низкую узорчатую оградку и неожиданно для самой себя помахала даме рукой.
Колечко снова блеснуло в луче солнца, но теперь Женя просто рассмеялась. Какая все же радость, что у нее осталась способность нормально реагировать на людское сочувствие. А колечко … колечко – просто кусочек золота. Он не значит ровным счетом ничего. В самом деле, его ведь можно просто смазать мылом… Или даже сунуть палец в рот и облизать. Присев на каменную тумбу рядом с какой-то клумбочкой, Женя сунула безымянный палец в рот, как следует полизала кожу рядом с колечком, а потом осторожно покрутила его. Колечко послушно снялось, оставив на многострадальном пальчике красную полоску.
Забавно, вроде бы покупали по размеру, а вот поди ж ты… Словно расставаться не хочет с хозяйкой…
Поймав себя на этой мысли, Женя грустно хихикнула. Фантазерка, честное слово. Ей бы романы писать… или сказки. И кончаться они все будут одинаково: «жили они долго и счастливо и умерли в один день».
Взяв колечко двумя пальцами, Евгения старательно надела его на металлический штырек, составляющий часть узора оградки клумбы. Вот, тут тебе самое место.
С самым независимым видом поглядела по сторонам, в глубине души надеясь все же, что никто не наблюдал за ней, и готовясь встретить любопытный взгляд равнодушной улыбкой. А может, она каждый день так забавляется? Может, у нее хобби такое – покупать десятками обручальные кольца и навешивать их на все оградки? Каждый украшает родной город как умеет…
Но никто за ней в этот раз не наблюдал. Улыбаться тут же расхотелось, Женя на прощанье погладила колечко одним пальцем, поднялась и направилась к себе домой. Вернее, туда, где она теперь должна жить. Одна. Независимая, свободная, и, по возможности, счастливая. Ей очень хотелось верить, что все так и будет.

С ранней юности Женя была убеждена, что семейной счастье – не для нее. И вовсе не потому, что была некрасива. Вовсе нет, ее живое смышленое личико отличалось тонкостью черт. Полные смеха и озорства глаза с неизменным постоянством заставляли представителей сильного пола начинать усиленно размышлять на тему способа знакомства с очаровательной красавицей. Фигурой ее Создатель тоже не обидел – стройная, с такой талией, что кольцо сильных мужских рук без особых усилий могло охватить ее, в тех местах, где это необходимо, Женечка, тем не менее, была наделена очень симпатичными округлостями.
Глаза зеленые, волосы темные, чуть завивающиеся на концах.
С внешностью, таким образом, было все в порядке.
Проблема была в другом. Женя была умна. Хуже того, она, ко всему прочему, была и страшно упряма. Это сочетание делало жизнь девушки не самой легкой. А самое грустное, что оно очень мешало в том, что играет очень важную роль для каждой нормальной женщины – в личной жизни.
Комбинация ума и упрямства не позволяла Евгении Озерской получать удовольствие от общения с тем самым большинством мужчин, которые стремились составить ее счастье. И неважно, заключалось это самое счастье в обычной прогулке под луной с заходом в клуб на дискотеку, или же кавалер имел далеко идущие планы и рассчитывал заполучить эту симпатичную красотку в свое личное пользование. Ибо, к своему огромному несчастью, Женя не могла наслаждаться моментом и млеть, выслушивая комплименты, если спутник не был одарен более-менее высоким интеллектом.
Ну, вот что поделать, что даже сказанное красивым мужественным баритоном «ложи сумочку сюда, здесь свободно» заставляло ее вздрагивать. Если удавалось сдержаться, Женя просто моментально «вспоминала», что у нее неотложные дела, и уходила. В других же случаях начинала язвить, природная насмешливость поднимала голову, и кавалер предпочитал за лучшее быстренько найти себе подружку не из таких привередливых красоток.

Встречались среди ее знакомых, конечно же, и вполне умные симпатичные ребята, но как-то так сложилось, что все они к моменту встречи с Женей уже были разобраны ее подружками, а разбивать пару она категорически не хотела.
- Это все вы виноваты, - полушутя, говорила она время от времени своим родителям, - развели тут повальную грамотность!
- А тебе больше бы нравилось, если бы мы с отцом говорили: «текет», «звОнит», «ихний»? – смеялась мама.
Женя фыркала:
- Ну ладно ты, мам, все-таки столько лет работы в школе дают себя знать! Но папа уж мог бы…
- Ну, прости, дочь, - хохотал отец, - так уж тебе не повезло с родителями, хоть плачь! И то правда, надо быть проще…
- … и люди к тебе потянутся, - дуэтом заканчивали Женя с матерью и дружно смеялись.
А потом мама пыталась тихонько выяснить:
- Ты опять с кем-то познакомилась, да, Жук?
- Познакомилась, - прыскала Женька, - очередной красавчик.
- Так это же здорово, - вступал откровенно подслушивающий отец, - уж больно ты у нас хороша, жалко тебя уроду-то отдавать.
- Может, у уродов с мозгами получше дело обстоит, - задумчиво говорила Женя, - а то эти красавчики только о сортах пива и способны говорить!
- Ну, не может быть, чтобы все было так ужасно! – вступался отец за мужскую часть человечества. – Наверняка, есть среди этих любителей пива и умные ребята.
- Есть, а как же, - кивала дочь, - только либо уже заняты, либо зануды, каких свет не видел!
- Ну вот, опять не слава Богу, - разводил отец руками, - слишком уж ты придирчива, ребенок!
- Я же говорю, все вы виноваты! Сами приучили к нормальному общению, а я теперь страдай, - бурчала Женя.
Однако шутки шутками, а дело обстояло не самым лучшим образом. Все Женины одноклассницы имели более-менее постоянных кавалеров, бегали на свидания, с придыханием рассказывали:
- … а он меня ка-ак поцелует! Чуть не задохнулась прямо.
Евгения же после своих неудачных попыток обзавестись поклонником, с которым ей не будет невыносимо скучно, и можно бы побеседовать о своем любимом хобби – фотографии, или, хотя бы, не удерживаться от смешка, слыша безграмотную речь потенциального повелителя, решила на этом остановиться.
Совершенно явно – не судьба ей встретить на этой земле вторую половинку. Вряд ли найдется человек, с которым ей не будет скучно, понимающий шутку и не боящийся шутить над собой. Именно чувство юмора Женя считала вторым после ума необходимым качеством своего будущего жениха.
А так как помимо привлекательной внешности, умения делать хорошие фотографии и высокого индекса интеллекта Женя обладала еще и большой целеустремленностью, она решила перестать думать о женихах и заняться чем-нибудь другим, не менее важным. Учебой, например.
Не надо думать, что, приняв такое историческое решение, девушка начала избегать мужчин. Совсем нет. Красота, живой нрав, остроумие и непоседливость неизменно привлекали к ней поклонников, и Женя бы явно слукавила, заяви она, что ей не нравится быть предметом повышенного внимания парней.
Однако она твердо знала – мужа среди всей этой толпы ей не найти. Развлечься – пожалуйста, тем более, что с тех пор, как она перестала в каждом мимолетном знакомом представлять себе потенциального принца, она стала гораздо терпимей к их недостаткам.

Владислав покорил ее сердце с поразительной быстротой. Познакомившись с ним на очередной вечеринке, Женя уже через три дня не мыслила своей дальнейшей жизни без этого удивительного человека.
Высокий, темноволосый, очень привлекательный молодой человек, Владислав, казалось, явился в этот мир, чтобы очаровывать и пленять окружающих.
Веселый, большой умница, одаренный в разных областях, Влад поразил Женю тем, что совершенно не затруднял вое существование размышлениями на разные глобальные темы и искренне считал, что жизнь на земном шаре должна вертеться исключительно вокруг его персоны.
Евгения, к тому времени почти окончательно убежденная, что ее маме достался последний настоящий мужчина, достойный так называться, была просто околдована своим новым знакомым. Видимо, Владиславу тоже понравилась порывистая тоненькая темноволосая девушка с глубокими глазами цвета хвои, в которых дерзость странным образом сочеталась с готовностью к совершенно детскому восторгу и удивлению окружающим миром, потому что именно на нее он направил все свое обаяние. Все то время, пока длилась эта вечеринка, молодой человек не отходил от нее, и буквально через час Евгения, которой поначалу этот красавчик категорически не понравился – слишком уж «победительный» вид был у него, смотрела на него совсем иными глазами. Ее, против обыкновения, восхитила небрежность, с которой мужчина относился к разного рода житейским проблемам, убежденность, что жизнь – это, в сущности, игра, и нет смысла принимать ее чрезмерно серьезно. Такого рода взгляды еще днем ранее девушка воспринимала с откровенной неприязнью – они казались ей девизом людей незрелых и эгоистичных.
- Все это ерунда, - изрекла Евгения, оказавшись дома, куда Владислав проводил ее – проводы несколько затянулись, поскольку парочка откровенно не спешила прекращать общение и задерживалась во всех неосвещенных переулках, дабы поцеловаться.
Тихо проскользнув к себе, Женя поглядела на себя в зеркало, с удовольствием поизучала сияющие глаза, слегка припухшие губы, кожу, словно освещенную изнутри и спросила себя:
- Да ты, кажется, влюблена, дитя мое?
И кивнула сама себе, удивляясь, насколько быстро ее сердце дало этот ответ.
Неужели?! Но ведь еще совсем недавно она так разумно рассуждала, дескать, ей может понравиться только человек надежный, умеющий брать на себя ответственность – помимо ума и чувства юмора, именно такими качествами был в полной мере наделен ее отец.
Ну, и ладно, - тряхнула она головой, наблюдая, как негустая челка рассыпается по лбу, - с чего она, собственно, взяла, что Влад ненадежен. Просто человек умеет не обращать внимания на всякие досадные мелочи. И он, несомненно, умен. Слушать его – одно удовольствие, парень столько всего знает…
Видимо, мечтательность, поселившаяся в глазах девушки, не осталась незамеченной окружающими, потому что, когда к концу недели Женя сказала родным, что приведет познакомиться с ними одного молодого человека, никто не удивился. Мало того, отец радостно сказал:
- Ну, наконец-то! Дождались. А я уж было начал опасаться, Жук, что ты меня так и не порадуешь, не дашь на свадьбе погулять!
Девушка только смущенно фыркнула. Мама, правда, была немного озадачена быстротой, с которой ее стойкая прежде дочь сдавала одну позицию за другой, но, познакомившись с Владиславом, и она перестала сомневаться.
Парень понравился всем. Он моментально нашел общий язык с родителями Жени, сумел поладить даже с ворчащим дедом, который был недоволен поднявшейся суетой. Уже через два месяца было подано заявление в ЗАГС, а через три Евгения надела самое красивое платье из тех, что можно было найти в свадебных салонах. На ее пальце засияло тоненькое золотое колечко – самое традиционное, без алмазных насечек, так модных в последнее время на обручальных кольцах, и примеси белого золота. Только обычное золото – и ничего больше. Владислав был с ней согласен: традиции прежде всего – ведь это свадьба.
В остальном молодой муж отнюдь не придерживался этого постулата, с чрезвычайной легкостью принимая именно те взгляды, которые позволяли ему идти по жизни без особых забот.
Самое забавное, что, побыв его женой меньше месяца, Женя совершенно искренне начала считать точно также: жить надо одним днем, и, по возможности, для себя. Ведь жизнь не так уж длинна, и ни к чему сокращать ее разного рода стрессами.
Родственники с обеих сторон считали, что молодые составляют очень гармоничную пару. Так же полагала и сама Женя, убежденная, что она нашла свое счастье и будет жить со своим суженым до конца своих дней в мире, любви и согласии.

Эту уверенность очень быстро развеял сам супруг.
Оказалось, молодой человек счел, что, завоевав Женю, добившись ее любви, он, таким образом, сделал все, что от него требуется. Поддерживать эту любовь после свадьбы Владик посчитал делом излишним. То есть, он не превратился в грубое чудовище, никоим образом. Нет, он остался прежним - милым, веселым, добрым и обаятельным. Только вот свое обаяние он после медового месяца тратил не столько на жену, сколько на всех окружающим особ женского пола. Вполне мог в Женином присутствии развлекать шутками какую-нибудь девушку, предоставив жену самой себе. Прийти после работы затемно, совершенно спокойно объяснив причину задержки тем, что провожал новую сотрудницу после сверхурочных в спальный район, расположенный далеко от центра.
Он даже не давал себе труда задуматься, насколько его поведение ранит Женю. Она видела - муж делает все это не из желания причинить ей боль, задеть, или, не дай Бог, унизить. Просто как всегда, на первое место Владислав ставит именно свои интересы и удовольствия.
Женя с горечью вспоминала, что еще совсем недавно ей эти качества нравились в своем ослепительном красавце муже. Его умение идти по жизни легко, без напряжения, не загружаясь разными проблемами, стало импонировать ей с первых же минут знакомства. Только вот она не учла, что и ее проблемы когда-то могут стать для него лишним напрягающим моментом.
Несколько серьезных разговоров ни к чему не привели, и, промучившись полгода в надежде заставить мужа считаться с ее мнением и потребностями, Женя решила, что уже достаточно настрадалась. Подала на развод - Владислав, слегка удивившись, легко дал согласие, и без особых трудностей вернула себе независимое положение и девичью фамилию.
Возвращаться после развода к родителям было мучительно, но, к счастью, Влад предложил ей иное решение проблем:
Женя передает мужу новенькую машину – подарок отца на свадьбу, и переписывает на него дачу, которая досталась ее семье от бабушки – двухэтажное строение в районе Гатчины, с большим, не слишком ухоженным садом. Он же, в свою очередь, отдает в ее владение однокомнатную квартиру – наследство, свалившееся на него после смерти страдающего каким-то хроническим заболеванием дядюшки. Владислав был его любимым племянником, других наследников не было, и квартирка в старом доме, с высоченными потолками и толстыми стенами, перешла в полное распоряжение Владислава. Сам он вполне неплохо чувствовал себя в родительском доме – отец с матерью не обременяли его своим присутствием, проживая вот уже шестой год в Германии, где отцу предложили работу.
Женя была поражена, с какой приветливостью постороннего человека и полнейшим отсутствием какого бы то ни было чувства вины бывший муж обратился к ней по телефону с этим предложением. Ведь у них, вроде бы, была любовь… Они жили вместе больше семи месяцев, считались семьей. Она сама пребывала в состоянии полного замешательства и растерянности – даже кольцо не сняла с пальца. Не то, чтобы она так страдала от мужниного предательства, скорее, была уязвлена и обижена. А колечко носила, как свидетельство того, что ее семейная жизнь ей не приснилась – слишком уж молниеносно все произошло.
Евгения осознавала, что вообще вся эта история их брака была какой-то … скоропалительной, что ли. Но, с другой стороны, живут же люди десятилетиями после недельного знакомства – и счастливы. Вот ее дед – они с бабушкой были знакомы всего десять дней перед тем, как пойти в ЗАГС, и прожили в любви почти сорок лет. И, пока бабушка не скончалась три года назад, дедушка трогательно приносил ей цветы каждый выходной.
А они… Как комета – встретились, поженились, развелись. Только она начала привыкать к своему замужнему состоянию, поверила, что нашла свою судьбу – как оказалось, что все это не более чем дымка. Мираж. И он рассеялся. А она осталась. И жить ей теперь в своей отдельной квартире, с трудом пытаясь вернуть свое прежнее «добрачное» состояние. Очень хотелось верить, что это у нее получится.

Глава 2

- ... Да никуда я не пойду, сказала же!
- Прекрати, пожалуйста. Что ты в свою раковину залезла, как улитка?
- Никуда я не залезла. Просто не хочу.
- Жень, - голос Алины потеплел, - ну, моя хорошая, перестань, я тебя прошу. Ведь тебя никто насильно не заставляет непременно отношения завязывать. Просто посидим, музыку послушаем, пообщаемся. Разве плохо?
- Наверное, хорошо..., - задумчиво сказала Женя, - да у меня дел по горло. И вообще... Не хочется мне знакомиться ни с кем. Придется ведь разговаривать о чем-то. Впечатление производить.
- Ой, можно подумать, - подруга рассмеялась, - тебе приходится специально что-то делать, чтобы впечатление производить. Ты у нас умеешь людей поражать! Ну, правда, Евгения, бросай свою работу, пора начать в люди выходить.
- Я и так туда выхожу, - проворчала Женя, - практически ежедневно. Специфика работы.
- Если бы ты еще свою специфику умела себе на пользу обращать... Столько красавчиков вокруг тебя вьется, а ты... Прости.
Алина вполголоса ответила что-то, обращаясь к кому-то рядом с ней. Женя в это время обдумывала последнюю фразу, сказанную подругой и признала, что в ней есть правда. Но как следует поразмышлять ей не позволили:
- Ну, так что? Идем? Женька, не порть компанию. Даже Андрей обещал прийти, представляешь? В конце концов, у нас с ним дата.
- Это какая же? - изумилась Женя. - Сто лет со дня развода?
- Вот язва ты все же, Озерская. Прямо как Андрюшка. У вас очень много общего, я давно заметила, - протянула Алина, - над этим стоит подумать.
- Совсем спятила? Так какая дата?
- Четыре года, как мы поженились.
Женя расхохоталась:
- Ага, и успели развестись. Нет, Алинка, все-таки ты ненормальная!
- Может, и ненормальная, - легко согласилась подруга, - но Андрюшка обещал прийти, а это уже огромный плюс.
- Ой ли? - с сомнением пробормотала Евгения.
- К сожалению, Стаса не будет, он на съемках, так что посидим вчетвером... Все, больше я ничего не хочу слушать, мы заедем за тобой. Ты где будешь часов в семь – в студии или дома?
- Дома, наверное, … - рассеянно ответила Женя, - только, Алин…
Но, прежде чем Женя сумела что-то сказать, подружка отключилась.

Механически нанося макияж, Женя стояла перед зеркалом в узком коридорчике своей квартиры, прислушиваясь к мелодии, которую намурлыкивало радио, и размышляла.
Да, Алина, наверное, права, пора ей уже выходить на боевую тропу. Времени прошло много, надо заканчивать с хандрой и начинать обращать внимание на окружающих. И ведь, самое смешное, что именно у нее как раз полно возможностей завязать какие угодно отношения.
Будучи профессиональным фотографом, она постоянно снимала красавцев всех мастей – моделей, начинающих актеров (знаменитые предпочитали более известных фотографов) и прочих смущающих душу личностей. Каждый по-своему красив, обаятелен, многие даже умны. Если бы не прививка против мужской красоты, как она искренне теперь считала, сто, да какое там – триста, пятьсот раз могла увлечься объектами своих работ. Но она их просто фотографировала. Просила принять ту или иную позу, пыталась снять их в наиболее выгодном ракурсе, отвлеченно любовалась чертами лица, если ее очередная "работа" была особенно красива. И все.

С одной стороны, это профессионализм. А с другой… Любая бы на ее месте уже давно обзавелась толпой поклонников. Однако Евгения просто перестала воспринимать всех мало-мальски интересных внешне мужчин как класс. И не то, чтобы она стала отъявленной мужененавистницей, до этого дело, слава Богу, не дошло, как уже начала опасаться ее лучшая подруга Алина. Просто… Просто Женя решила, что самовлюбленных эгоистов с нее довольно, а красивый мужчина другим быть не способен по определению, в этом она теперь была совершено убеждена.
И сейчас, механически растушевывая тени на верхних веках, Евгения пыталась понять:
- Какого черта она дала Алине уговорить себя на это дурацкое знакомство? Конечно, выйти из дома было бы недурненько, да и в ресторанчике посидеть в милой компании тоже неплохо, сто лет уже она нигде уже не была просто так, не по работе. Только ведь не выйдет ничего с этим экспресс-знакомством, ясно как день. Притащит Алинка какого-нибудь очередного красавчика, и будет парень стараться произвести впечатление, сыпать плоскими шутками и древними анекдотами.
Проведя кисточкой по губам и оценивая, насколько хорошо легла помада, Женя мысленно махнула рукой:
А, да ладно! В конце концов, с чего она взяла, что парень непременно окажется идиотом? А вдруг Алинка расстаралась и нашла для подружки просто диво? Умницу, симпатягу с чувством юмора, хорошего собеседника и внимательного к даме кавалера… Ведь некоторым же везет, она точно знает. Вдруг свершится чудо?

К тому времени, пока Алина с двумя кавалерами заехали за ней, Женя успела себя убедить, что вечер должен получиться на славу, а нежданное знакомство имеет все шансы перерасти в нечто, называющееся серьезными отношениями. Что ж, поглядим, что из этого получится…
И еще в одном она попыталась себя убедить. Что бывший супруг ее лучшей подруги, вот это да! – давший согласие на участие в вечеринке! - если уж и решит, на самом деле, почтить компанию своим присутствием, - для разнообразия, не станет ее беспрестанно подкалывать своими излюбленными ироничными замечаниями и выводить из себя насмешками.

Андрея она невзлюбила сразу. В одно мгновение, как увидела в первый раз этого типа с полным набором тех самых качеств, которые она теперь ненавидела в мужской половине человечества всей душой. Красавец, высокомерный, обаятельный, эгоистичный.
Конечно, ее Владька не был высокомерным, напротив, он был на редкость добродушен. Но это значит только то, что Андрей в тысячу раз опаснее.
Женя инстинктивно старалась держаться от молодого человека подальше, убежденная, что ничего хорошего от него ждать не приходится.
Но жизнь их сводила постоянно – будучи лучшей подругой его жены, она вынуждена была сталкиваться с Андреем на вечеринках, у общих знакомых, в спонтанных вылазках на каток или в лес – последние два мероприятия случались, увы, нечасто, ибо все трое были очень занятыми людьми.
Поначалу попытавшись завязать с ним шутливый разговор, Женя внезапно наткнулась на холодную стену в виде ироничных реплик и насмешливых взглядов, сопровождавшихся негромкими и, как ей казалось, недобрыми, шутками. Вполне вероятно, только ей в этих фразах послышалось нечто оскорбительное, ибо остальные просто заливались хохотом, и ожидающе переводили глаза на нее – предполагалось, что она ответит в таком же стиле. Но девушка внезапно ощетинилась, как ежик, и выпалила:
- Интересно, наедине с женой ты тоже позволяешь себе такие сомнительные шуточки?
- Тебе этого никогда не узнать, дорогая, - услышала она в ответ, - вряд ли ты станешь моей женой.
Задохнувшись от острого приступа ненависти, Женя несколько секунд молчала, собираясь с мыслями, чтобы произнести что-нибудь не менее уничтожающее. Но тут на них налетела Алина, затормошила, зацеловала обоих, шумно потребовала немедленно поехать в Сокольники, и обмен любезностями был прерван.
После этого Андрей и Женя общались предельно вежливо в Алинином присутствии, чтобы не огорчать ту, которую оба любили. И – либо осыпали друг друга язвительными насмешками, либо отчуждено молчали, если оставались наедине.
Женя нисколько не удивилась Алинкиному желанию видеть на этой спонтанной вечеринке Андрея. Она знала, что супруги остались в прекрасных отношениях, и изредка завидовала этому. В отличие них, ни Влад, ни тем более сама Евгения не испытывали ни малейшего желания общаться после развода.
И даже сам факт, что присутствие нынешнего супруга Алины явно не предусматривалось, Евгению совершенно не потряс. Станислав был старше жены, и относился к ней как к избалованному ребенку, вместе с тем, абсолютно доверял ей и не терзал вспышками ревности. И был абсолютно прав: Алина искренне любила его и возвращаться к прежнему не собиралась. Ее все устраивало в нынешней жизни. Кроме того, она совершенно всерьез замечала:
- Кто же в здравом уме откажется дружить с таким чудом, как Андрюшка?
Насколько Женя знала, Андрей питал определенную привязанность к бывшей супруге, и если той требовалось его участие - в той или иной области, никогда не отказывал.

Когда Алина заметила, что Андрей поедет с ними, Женя ни на секунду не поверила, что это случится на самом деле. Она была убеждена – у этого чрезвычайно занятого человека найдутся дела поважнее.
Однако ей не повезло. Первый, кого Женя увидела, выйдя из подъезда, был Андрей, стоявший у дверцы своей машины.
- Вот черт, - выругалась она про себя.
Оставалось надеяться, что он сегодня пребывает в хорошем настроении и не будет портить ей этот вечер.
- Привет, - просияла она улыбкой, подходя ближе.
Андрей удивленно-иронично приподнял бровь:
- Ну, здравствуй. Ты нынче настроена благодушно?
Женя скрипнула зубами. Вот, начинается.
А вслух произнесла:
- Давно не виделись. Как поживаешь?
Мужчина хмыкнул:
- Я уже готов поверить, что тебя подменили.
И, подхватив девушку под руку, повел ее к машине.

Нельзя сказать, что замысел Алина провалился полностью, это было бы преувеличением. Женя получила неожиданное удовольствие от этой спонтанной вечеринки. Но, к несчастью, приглашенный Алиной для нее Алиной кавалер ожиданий не оправдал, ибо кавалером его назвать было никак нельзя.
Он оказался художником, как его представила подруга, молодым, но уже признанным талантом. Талант был довольно привлекательным парнем, с большими карими глазами, обрамленными длиннющими ресницами. У него был очень красивый голос – чуть глуховатый тембр, оставляющий впечатление, будто собеседник говорит исключительно для тебя.
Звали это чудо во плоти Валерием, и был у него один крупный недостаток: молодой человек искренне полагал, что одно его присутствие уже само по себе огромное счастье для окружающих. Как только Алина представила друг другу Андрея, Евгению и Валерика – так она называла своего приятеля, он принялся говорить о своей предстоящей выставке, причем, так, словно разговор об этом шел уже давно.
Где-то минут через десять Женя утеряла нить разговора, убаюканная красивыми обертонами Валерика и только кивала в такт его вдохновенным пассажам.
Алина время от времени пыталась перехватить в беседе инициативу, заводила разговор о новых постановках, о своих ролях - как актуальных, так и будущих, встряхивая ненадолго засыпающую Женю, у которой уже скулы от вежливой улыбки, но Валерик не дремал. Как только Алина делала паузу, он моментально вступал со своей новой тирадой на тему: «искусство как я его понимаю».
Андрей откровенно забавлялся, и Женя, периодически ловя на себе его насмешливый взгляд, понимала, что ему на самом деле смешна вся эта ситуация - молодой человек в принципе не представлял, что кто-то может не интересоваться его взглядами, картинами и им самим. Женя только удивлялась, почему Андрей не вставляет свои убийственные шуточки, в которых ему не было равных. Как правило, самоуверенных зануд Андрей уничтожал одной-двумя фразами. Тут же, поглядите-ка, сидит, забавляется от души, и хоть бы слово против сказал…
Улучив момент – у Валерика зазвонил мобильный и парень, прервавшись на полуслове, извинился и отошел в сторонку поговорить, Женя полусердито-полусмешливо обратилась к Алине:
- Ну, удружила, нечего сказать! И надо было меня вытаскивать на это застолье?
- Зато забавно, - возразила та, смеясь, - скажешь – нет? Валерка – он такой, заговорить способен до смерти, но один плюс у него есть.
- Это какой же? – поинтересовалась Женя.
- Его нельзя назвать заурядным. И потом, он знает кучу народа. Через него ты можешь выйти на потенциальных клиентов. Тебе ведь заказы не помешают?
- Кому и когда мешали деньги? - хмыкнула Женя. - Да только мне пока хватает и твоих знакомых. Ты ко мне в студию уже полМосквы свозила…
- Но ведь только пол… - рассмеялась Алина, - вот Валерик тебе другую половину и поможет заполучить.
- Это при условии, если Женечка сможет привлечь к себе его внимание, - медленно проговорил Андрей, с улыбкой поглядывая на нее, но обращаясь к бывшей супруге, - парень без ума от собственного голоса, придется очень постараться, чтобы он тебя услышал…
- Ну, тоже мне, проблема, - фыркнула Алина и вскочила, - пойдем танцевать. А ребята пусть наедине побудут, пообщаются. Пойдем, Андрюшка, сто лет с тобой не танцевали!
- А если мужу донесут? – спросил Андрей, не двигаясь с места.
- Ты ведь мне не чужой человек!
- Это аргумент, - согласился он, и, поднимаясь, бросил:
- Ну что ж, Евгения свет Николаевна, все в твоих руках, очаровывай парнишку, пользуйся моментом.
И растерянная Женя увидела, как в обычно бесстрастных серых глазах промелькнули сердитые искорки.
Они тут же пропали, Андрей сказал что-то на ухо Алине, та рассмеялась, подмигнула Жене, и они ушли.
- А тебе-то какое-то дело? – спросила она пустой стул Андрея. – Захочу – и очарую. Да вот только не захочу…
Пока Валерик закончил разговор, Женю успели дважды пригласить на танец. Одно приглашение она отклонила, а второе приняла, рассердившись, что сидит тут одна, всеми покинутая. В самом деле, что за безобразие – вытащили, можно сказать, насильно, и бросили.
Когда нежданный кавалер проводил ее после танца к столику, она увидела оживленно беседующих Алину и Андрея.
- А где… Валерик?
- Увы, - покачал Андрей красиво причесанной головой, - он не перенес твоей измены и удалился.
- Андрюшка, ну что ты ее вечно подкалываешь, - шлепнула его по руке Алина, - ему куда-то понадобилось уйти.
- Ну и слава Богу, - с облегчением сказала Женя, - в жизни не видела большего зануду!
- Зато развеялась. А то так бы и сидела за своими фото! Скажи мне спасибо! – потребовала Алина.
Женя поблагодарила – от души, секунду подождала – не добавит ли что-то язвительное Андрей, но тот рассеянно рассматривал отдыхающую толпу.
Они неплохо провели остаток вечера – смеялись, шутили, вспоминали Валерика и его пассажи, и Женя чувствовала себя очень уютно. И время от времени ловила себя на том, что настороженно ждет какой-то насмешки, саркастичной фразы, сказанной Андреем в ее адрес. И заранее переживала, что такая уютная атмосфера сменится обычными подколами, фразочками с подтекстом и колкостями – привычным набором их с Андреем любезностей. У нее сегодня совсем не было настроения цапаться…
Но, против опасения, молодой человек был сейчас настроен вполне дружелюбно, во всяком случае, после ухода Валерика он перестал насмешливо поглядывать на девушку и даже с интересом расспросил о серии фото, над которой она сейчас работала. Это была новая для молодого фотографа тематика, Женя увлеченно работала, и была рада поделиться своими замыслами.
Под конец, когда уже все собрались расходиться, и Андрей заявил, что самолично развезет девушек по домам, Алина внезапно ахнула и повернулась к бывшему мужу:
- Андрюшка, я совсем забыла! Сегодня по телевизору говорили, что у твоей бабушки будет юбилейный вечер. Ей ведь восемьдесят?
Андрей кивнул.
- Потрясающе! – искренне восхитилась Алина, - ни за что не дашь, если не знаешь. Интересно, будут когда-нибудь мне юбилей в театре устраивать?
- Непременно, - расхохотался Андрей, - я первый приеду поздравить. Если доживу.
- Ну тебя, Андрюшка, скажешь тоже! – воскликнула Алина. - Только попробуй не прийти на мой юбилей!
- Придется! Мы вдвоем с Евгенией Николаевной придем, да, Женечка? – в голосе Андрея появились такие привычные ироничные нотки, и Женя даже испытала на мгновение облегчение – это было знакомо. А как держать себя с милым, очаровательным, почти домашним Андреем, она не знала.
- А то! Андрей, а как у твоей бабушки фамилия?
- Женька, да я же тебе говорила! Андрюша у нас из знаменитой семьи. Елизавета Воронская бабушка его.
- Ну, простите, память у меня девичья, вот и забываю все. Воронская... Моя мама ее просто обожает! Андрей, поздравляю, - возбужденно проговорила Женя, - саму Елизавету Дмитриевну я, конечно же, поздравить не смогу, а тебя…
- Спасибо, - внимательно поглядев на нее, негромко произнес Андрей, - а маме передай, что запись юбилейного вечера по телевидению покажут в воскресенье.
- Конечно, передам.
- А ты-то сам бабушку поздравил? – встряла Алина.
Андрей поглядел на нее сверху вниз:
- А как ты сама думаешь, умница?
- Вот мне бы такого внука! – прочувствованно проговорила бывшая супруга. – Ребята, как вы думаете, когда мне будет восемьдесят, внуки меня поздравить не забудут?
Дружный хохот был ей ответом.


ЧАСТЬ III

Глава 1

- Черт! Черт побери все на свете!
Следом за выкриком раздался звон разбитого бокала, видимо, от злости со всей силы пущенного в стену. Этот звон заставил Виолетту подпрыгнуть на месте.
- Господи, разве можно так орать, - недовольно проворчала она, решительно поднялась с места, прошагала в кабинет своего шефа и бесцеремонно просунула голову в дверь.
- Ну, чего еще стряслось? И вообще, нельзя ли потише, там посетители могли быть.
- Отстать, Ветка, ты еще меня учить будешь, - огрызнулся начальник, не отрывая разъяренно-отчаянного взгляда от экрана компьютера.
- Олежек, что случилось? – встревожилась Виолетта. Ее шеф, в общении с которым она неизменно сохраняла дружески-небрежный тон, в присутствии посторонних моментально сменяемый на почтительно-вежливый, выглядел весьма неважно. Волосы взлохмачены – видно, опять залез всей пятерней, как ни отучала она его от этой простецкой привычки, ворот дорогой рубахи расстегнут, галстук и вовсе съехал куда-то в сторону, чуть ни на спине лежит. И на зарождающейся лысине – испарина. А в кабинете ведь не жарко – во всем офисе буквально на той неделе поставили новые сплит-системы, и температура внутри помещения послушно регулировалась сложной техникой так, чтобы жить в этом самом помещении было не просто удобно, но еще и приятно. Однако, судя по виду Олега, ему в данный момент было невыносимо душно.
- Да что случилось, скажи, наконец! Землетрясение? Кража? Налоговая должна нагрянуть? – допытывалась Виолетта, привычно выполняя свои секретарские обязанности - достала из холодильника, скрытого в нише, бутылку минеральной воды, налила в высокий стакан, выжала туда пару капель лимонного сока и подала все это великолепие начальнику.
- Спасибо, - невнятно пробормотал он, не глядя, взял у нее из руки стакан, залпом выпил воду, так же, не отводя глаз от монитора, попытался поставить стакан на стол. Если бы Виолетта вовремя не подоспела, к осколкам тонкостенного бокала, уже валявшимся на полу, добавился бы еще и этот безвременно погибший сосуд.
Девушка вздохнула, поставила стакан на журнальный столик, подмела пол, подтащила стул и уселась рядом:
- Олег, что случилось, скажи, наконец!
- Да ничего особенного, - наконец-то обратил на нее внимание начальник, по совместительству являющийся ее бывшим, как это сейчас принято говорить, «бой-френдом», и потому допускающий этакое «братание» с секретаршей, - ровным счетом ничего. Просто мне сейчас к Андрею идти на планерку.
- И?
- И то, что Михеев опять все завалил. А я не проследил, понадеялся на него, дурака. Сейчас цифры просмотрел – и порадовался, - Олег шумно вздохнул, - опять у нас продажи в Павловском «Альбатросе» ниже, чем это прилично произносить.
- Ну, так ты-то здесь при чем? Пусть Михеев и отдувается!
- Да это я должен был все проконтролировать! Андрей мне поручил. А я…, в общем, с Михеичем поговорил и решил, что теперь можно не беспокоиться. И зря.
- Ну, ладно, не убьет же он тебя.
- Не убьет, - подтвердил Олег, с тоской глядя на колонки цифр на подмигивающем экране, - ладно, позови этого придурка, если уж получать по шее, так вместе. Не буду я за этого кретина один отдуваться. Мало приятного выслушивать от Андрея о себе всякое-разное…
- Сейчас позову, - вскочила Вета, - и верно, пусть разок у Андрюши нашего на совещании попарится – может, в другой раз лучше соображать начнет. А чем это, интересно, ты так занят был, - внезапно язвительно поинтересовалась она, - что даже про все на свете позабыл?
- Ветка! – взревел шеф. – Зови Михеева и не наглей! Тебя мне еще не хватало!
Тихонько посмеиваясь, Виолетта вернулась на свое рабочее место, быстренько позвонила бедолаге Михееву, которого вскорости ждали не самые приятные десять минут в жизни. Их самый главный начальник, генеральный директор и владелец компании, Андрей Юрьевич Литовцев, при всей своей неотразимости и бесспорном обаянии, которая заставляла замирать не одно девичье сердечко, мог быть весьма крут на расправу.
О выволочках, которые он устраивал своим замам, главным менеджерам по продажам, маркетингу и прочим начальникам отделам – а также рядовым гражданам мини-страны, называемой «Компьютерные технологии «Альбатрос», ходили легенды.
Виолетте самой один раз пришлось испытать на себе недовольство Андрея Юрьевича – когда не сразу принесла требуемые во время совещания бумаги, - и ей не слишком понравился насмешливый тон, каким их красавец гендиректор негромко заметил Олегу:
- Ты уверен, что личные отношения помогли тебе правильно выбрать помощницу?
При одном воспоминании об этом Виолетту передергивало. Неприятно, когда эти потрясающие глаза смотрят на тебя не только без интереса, но и вовсе – раздраженно-пренебрежительно. Весь женский персонал фирмы, включая пожилую бухгалтершу, мечтал вызвать на лице шефа обаятельную улыбку, обращенную лично к ним. И, кстати сказать, частенько их получали – он, вообще-то, на комплименты не скупился. Но – только не в тот момент, когда случались какие-то проблемы с работой. В такие минуты его обаяние куда-то пряталось, серые глаза холодели, а от тона голоса хотелось вытянуться по стойке «смирно» и пообещать в тот же момент достать луну и лично принести ее в кабинет Андрея Юрьевича.
И вот сейчас бедному Михееву, а заодно и Олегу придется в очередной раз испытать это на себе. Ну, и поделом! Нечего ворон ловить, - фыркнула Вета и вызвала уборщицу с моющим пылесосом – надо, пока ее собственный шеф на планерке, хорошенько вычистить ковер.

Атмосфера в кабинете президента компании была накаленной до предела. Созванным на срочное совещание сотрудникам было сильно не по себе.
Каждый из них в иной ситуации был уверенным в себе мужчиной, а одна из них – не менее уверенной женщиной, они хорошо знали себе цену и превосходно умели это продемонстрировать. Это были умные, талантливые в своем деле люди, способные, умеющие мыслить, как модно сейчас говорить, креативно – других в эту компанию на работу не брали. А если кто-то, не наделенный перечисленными качествами, случайно и проникал в стройные ряды сотрудников, то долго тут не задерживался. Самодовольных кретинов здесь не любили.
- У нас не богоугодное заведение, - часто повторял босс, - я альтруист только в пределах необходимости, и убогих держать не намерен.
С этим утверждением все присутствующие на нынешней планерке были неизменно согласны – и не из подхалимажа, а совершенно искренне. В самом деле, не умеешь работать – гуляй себе по вечерней прохладе. Или спешно учись, если желаешь здесь остаться, ибо такими рабочими местами люди в здравом уме не бросаются. Сеть салонов «Компьютерные технологии «Альбатрос» была перспективным, развивающимся, успешным предприятием, которое за короткое время уверенно встала на ноги, превратившись из одного маленького, но уже тогда весьма стильного салона в большую компанию.
Так что любой из собранных в этой просторной элегантной комнате, одну стену которой полностью занимало слегка тонированное окно, людей своей работой гордился, любил ее, готов был заниматься деловыми проблемами гораздо больше времени, чем это предусмотрено рабочим распорядком. И испытывал маленькое чувство превосходства перед теми согражданами, кто трудился в той же отрасли, но не в «Альбатросе». Что поделаешь, не всем так везет!
Но в данный момент четверо мужчин и одна женщина чувства превосходства были совершенно лишены. Более того, всякий из присутствующих испытывал сильное желание если не забиться под дорогое ковровое покрытие, то, во всяком случае, стать как можно незаметнее. Желание более чем странное, если учесть, что все пятеро были довольно привлекательны, а молодая дама и вовсе поражала изысканностью черт.
Причиной такого нервного состояния был молодой человек, сидящий в торце длинного овального стола. Его красивое лицо было холодным и замкнутым, а негромкий голос отдавался в ушах собравшихся эхом:
- Дорогие мои, вы всерьез полагаете, что так можно работать дальше? Если да, вынужден вас разочаровать. «Альбатрос» - не место для любителей удить рыбу в аквариуме. Ситуация была вам известна еще в начале недели, мы все подробно обсудили, и, полагаю, я был вправе рассчитывать хоть на какую-то положительную динамику. Или, в крайнем случае, на дельные предложения. Что вы мне тут показываете?
Он, видимо, изо всех сил сдерживаясь, хлопнул по столу несколькими листиками. Бумаги разлетелись веером.
- Олег, я просил тебя проследить, как будет проходить акция в Павловске. Ты был там?
Олег переглянулся с Максом Михеевым, сглотнул.
- Я туда Макса направил, Андрей. Он вчера приехал. Макс, расскажи, как очевидец…
И Олег нервно рассмеялся, желая превратить тягостный разговор в приятный треп «за жизнь». Однако его веселого настроения никто не поддержал, а когда Олег поймал взгляд босса, из недоуменного мгновенно ставший ледяным, его смех увял на корню.
- При чем тут Макс? Дело я тебе поручил, Макс еще не настолько опытен, чтобы самостоятельно проводить такие дела.
- Но, Андрей, ведь выставка…
- Выставкой занимается Жанна, - оборвал тот, - я, между прочим, помню, кто за что отвечает, можешь мне поверить. Да, Жан, завтра вращающиеся стенды привезут, с утра позвони, уточни все и поезжай в магазин, вместе с Ерофеевым там все подготовите.
Девушка с длинными светло-русыми волосами, собранными в мягкий небрежный пучок, делающий ее выразительное лицо романтичным, довольно улыбнулась и метнула сочувственный взгляд на Олега. Он прокололся, это было ясно каждому из пятерки, и все его жалели, включая и косвенного виновника нынешнего разноса - злополучного Макса.
- Так, все ясно, - завершил выговор Андрей, - эмоции в сторону, времени мало. Давайте сейчас все думать, что можно сделать хорошего там, где все плохо. С предложениями стесняться не надо.

Через десять минут от напряжения в комнате не осталось и следа. Все наперебой выкрикивали пришедшие в голову мысли, тут же их обсуждали, что-то порывисто чертили на листах, отбраковывали и безжалостно отбрасывали в сторону все, что не встречало энтузиазма собравшихся. Андрей с интересом слушал худого высокого мужчину, отстаивавшего пришедшую ему в голову идею.
- Да вовсе это не громоздко, - отбивался тот от нападок остальных, - конкурс – это и увлекательно для самих сотрудников, и средств потребует минимальных.
- Розыгрыш призов лучше, - возражал Олег, - метод отработанный, проверенный. Напечатать специальных буклетов, при покупке вручать, а в конце месяца – розыгрыш. Один компьютер, к примеру. Или там, ну не знаю…
- Вот и не знай, - хмыкнула Жанна, - Артем дело говорит. Если заинтересовать не только покупателей, но и продавцов, дело пойдет!
- Мне нравится идея, - медленно произнес Андрей, - с розыгрышем пока подождем, хотя совсем браковать его не стоит. У нас полно всяких дисков на складе – учебных и прочих. Макс, - повернулся он к русоволосому парню, чье безусое лицо горело от возбуждения и желания загладить свой недавний проступок, - продумай, что можно сотворить с ними в плане розыгрыша. В деталях, понял?
Олег оскорблено сверкнул глазами, видя, как его предложение отдается на откуп другому, но возразить не посмел. Он знал, что его собственный промах не забыт, и ему еще предстоит узнать о себе много нового.
- Конкурс – хорошо, - отрывисто продолжал Андрей, - Артем, концепция за тобой. Включи в нее все филиалы, а не только Павловский, хорошо? Начнем там, посмотрим, как пойдет, учтем ошибки и проведем везде. В качестве приза…
- Сотовые, - подсказала Жанна.
- Техника на определенную сумму, - отбил мяч Артем и довольно улыбнулся. Он был рад, что его мысль пришлась молодому, но успевшему заслужить уважение в кругах людей, занимающихся бизнесом, а особенно – своих сотрудников, шефу по душе.
До «Альбатроса» Артем Шувалов успел поработать в нескольких местах, имел, с чем сравнивать и полагал, что сейчас нашел для себя идеальный вариант. Это сочетание бизнеса и творчества ему неимоверно нравилось, а сам владелец сети «Компьютерных технологий», несмотря на молодость и амбициозность – и правильно, куда ж без нее? - производил на него наилучшее впечатление. Сам Артем командовать не умел, он привык отвечать только за свою часть работы и старался делать ее как можно лучше. И когда его старания замечались, очень радовался, хотя и старался скрыть эмоции под маской невозмутимости, невольно перенимая манеру поведения своего молодого шефа.
Андрей же и распоряжаться умел, и замечал каждую мелочь, не оставляя без внимания ничего. Он не строил из себя самоуверенного всезнайку, позволяя каждому высказать свою точку зрения. А самое главное, чем больше всего импонировал Артему начальник – тот умел признавать свои ошибки. Если был неправ – спокойно говорил об этом, не ища виноватых вокруг. Но уж если по чьей-то вине что-то срывалось – как те несчастные продажи в Павловске, - от виновника только клочья летели.
Разумеется, Артем, будучи постарше своего босса лет на пять, замечал в нем и недостатки – тот временами мог быть высокомерен, безапелляционен и излишне категоричен. Мог сорваться и попросту наорать, хотя обычно ограничивался сдержанно-холодным тоном и убийственными по смыслу замечаниями.
А еще он очень не любил, когда кто-то из коллег, расслабившись во время очередного бурного обсуждения какого-то вопроса, незаметно переходил невидимую границу и позволял себе коснуться личных для него, Андрея Юрьевича, тем. В таких ситуациях он мгновенно словно отгораживался, выражение красивого – это мог признать даже мужчина - лица становилось отстраненно-непроницаемым. Он великолепно умел проводить дистанцию, ставить на место, не желая пускать в свою личную жизнь никого из тех, кто составлял его рабочую команду.
А команду он собрал неплохую, это Артем отметил в первые же дни, как попал в «Альбатрос». И не только собрал, но и мастерски управлял этой разношерстной братией, в большинстве своем молодых и самолюбивых ребят. Артем только поражался иногда, как получается у этого, в сущности, тоже еще очень молодого человека, держать в узде таких разных людей, подчиняя их себе и, в то же время, позволяя считать, что каждый из них в своем роде незаменим. Вот и он, Артем, человек уже довольно опытный и повидавший на своем веку разных начальников, совершенно искренне рад, что его идею сочли стоящей. И, мало того, поручили разработать концепцию.
Разумеется, Артем прекрасно понимал, что последнее слово в итоге останется за самим Андреем, и не исключено, что вся его концепция будет отклонена, оставив о себе в качестве воспоминания лишь пару предложений. Уже не раз бывало, что плод недельных, то и месячных раздумий летел в корзину, а вместо них Андрей выдавал блестящие идеи, которые осеняли его буквально в последний момент.
Талантливый парень, что и говорить. Только, кажется, очень одинокий, - внезапно подумал Артем… И страшно удивился своим размышлениям. Ты еще пожалей его, усмехнулся он про себя, поражаясь тому, как это он умудрился выпасть из общего разговора. Его совершенно не касается, как живется боссу. Молодой преуспевающий парень, сделал блистательную карьеру – в таком возрасте добился ошеломляющих результатов. Да и в личной жизни у него, насколько можно судить – полный порядок. По крайней мере, вниманием девиц он не обойден, улыбнулся Артем, вспомнив прелестниц – одну краше другой, которые периодически вечерами заезжали к Андрею Юрьевичу на работу.
- Чего улыбаешься, Артем Николаевич? - заметил предмет его размышлений. – Мечтаешь? Видишь себя на Гавайях?
Артем встряхнул головой.
- Между прочим, это тоже мысль, - заявил он, - можно в качестве одного из призов, допустим, вознаграждение за первое место, - предоставить путевку. На двоих.
- Можно, - протянул Андрей и улыбнулся, в свою очередь. Жанна затаила дыхание. Шеф и так был неотразим, а уж когда улыбался…
- Ну, так вот, дражайшие мои соратники, - он откинулся на спинку кресла, - задание всеми получено. Жанна, возьми у Карины телефон тех ребят, что нам стеллажи обещали привезти, «Витраж» они зовутся, - созвонись с ними, уточни все, что тебя интересует – количество, размер, цвет… Договорись, чтобы от них представитель приехал. Артем, от тебя идеи по поводу конкурса – что, как, все абсолютно. Завтра. Антон, - взгляд на молчаливого блондина, - давай-ка сейчас в салон на Черной речке, все проверь сам. Все помнят, что у нас носу выставка в центральном филиале?
Дружный кивок.
- Чудно. Макс, раз уж ты в этом увяз, разбирайся с Павловском, Олег тебе поможет, если что. И – план розыгрыша тоже за тобой. Так, всем сестрам по серьгам. Все, народ, пошли отсюда.
И, когда сотрудники направились к дверям, Андрей, поднеся к уху зазвеневший мобильный, негромко заметил:
- Олег, задержись на пару слов.

Дожидаясь, пока Жанна отыщет нужную информацию в бумагах у Карины, Артем – ему было с ней по дороге, вполголоса болтал с темноволосой миловидной секретаршей Андрея. Вдруг мерное бормотание голосов в кабинете сменилось яростными выкриками:
- Если ты больной на всю голову, это твои проблемы. А склероз лечить надо!
Оправдания, видимо, были неубедительны, так как голос снова загремел с прежней силой:
- Не надо из себя идиота строить! И из меня, заодно, тоже! Подружек своих ублажай в свободное время, а не в рабочее, это я тебя настоятельно прошу!
Тихо рассмеявшись, Артем и Жанна покинули приемную, оставив Карину, привыкшую к таким вспышкам своего начальника, невозмутимо заваривать чай.

Оставшись один, Андрей с громким вздохом откинулся на спинку кресла, завел руки за голову, потянулся, потер глаза. Сказывался недосып – рано утром он прилетел из Германии, где договаривался с представителями немецкой фирмы о сотрудничестве. Один Бог знает, чего ему стоило добиться этого самого сотрудничества! Это здесь он – молодой, но, несмотря на это, заслуживающий уважения предприниматель, сумевший добиться многого за каких-то пять лет. А для солидной Боннской фирмы, чья эмблема красуется, кажется, на каждом квадратном сантиметре поверхности, он просто мальчишка, которому надо снова и снова доказывать свою состоятельность как профессионала.
Правда, как будто, ему удалось-таки произвести на них впечатление, на этих представительных господ-бюргеров из сытой и чистенькой, будто горячим утюгом проглаженной Германии. Недаром два месяца назад, когда они соизволили, заехав по делам в Питер, посетить его салоны, он и сам чуть наизнанку не вывернулся, и команду свою загонял до полусмерти. А управляющий салона на Черной речке уже хотел заявление на увольнение писать, насилу ребята отговорили.
Но ничего, все потраченные нервы, силы – не зря, своего они добились. Эти немцы, конечно, сразу ничего не сказали, процедили, что должны обдумать… И согласились все же!
Зато теперь у него есть солиднейший партнер – а это полезно как непосредственно для дела, так и для общения с такими недоверчивыми людьми, как банкиры. Эти – хоть будь ты трижды святой и четырежды папа Римский, но кредиты «на развитие» дают не слишком охотно, двести раз все проверяют. Хотя он, как будто, вполне сумел доказать свою платежеспособность и за эти годы заслужил репутацию уважаемого клиента, да и развиваться он теперь может за счет своих же капиталов, однако – жизнь штука полосатая. Кто знает, как все может обернуться? Так что заручиться хорошей поддержкой никогда не вредно. Ему ведь, в случае чего, рассчитывать кроме как на самого себя, не на кого! Спонсоров за спиной нет.
Еще раз с силой потерев глаза, Андрей порывисто вскочил, набросил на плечи куртку, до сей поры небрежно висевшую на спинке кресла, и, схватив ключи, зашагал к выходу. Указания команде даны, нахлобучка – тоже, теперь все будут вкалывать с утроенной энергией, а господин Олег Викторович Лазарев - с удесятиренной, дабы загладить свой давешний промах. И хорошо, а то совсем нюх потеряют.
- Карина, я - в центральный салон, буду там до вечера, - бросил он, проходя через холл, секретарше, невысокой худенькой девушке, несмотря на внешнюю субтильность, обладающей решительным характером и умением справляться с норовистым шефом, - если что, звони мне на мобильный.
- Хорошо, Андрей. Тебе тут звонили из Новосибирска, пока совещание шло, - сообщила она, поливая разлапистый цветок с огромными светло-зелеными листьями в белых прожилках. Андрей всегда забывал, как он называется, - кажется, диффенбахия, или еще мудреней... но цветок ему нравится, он очень украшал приемную. Карина за время работы на фирме превратила его кабинет и приемную в настоящий ботанический сад.
- Красиво, - сказал он вслух, задержавшись в дверях и задумчиво глядя на цветок.
- А? – непонимающе повернулась к нему девушка, продолжая полив.
- Цветы красивые, говорю. Звонок срочный был?
- Ну, Андрей! – возмутилась Карина. – Я не первый день работаю. Был бы срочный, я бы доложила. Он сказал, что дело терпит, он еще перезвонит позднее.
И, опережая вопрос шефа, добавила:
- Назвался Вадимом.
- А…
Потеряв интерес к ее сообщению, Андрей кивком поблагодарил секретаршу и решительно закрыл за собой дверь.
Проходя по зданию к выходу, он совершенно забыл об этом звонке – голова была полна требующих неотложного решения вопросов. Всю дорогу до своего Центрального салона, или, как он называл его про себя – первого, - он продолжал эти вопросы обдумывать, держа в уме миллион разных деталей.
И, только выруливая на подъездную площадку перед зданием салона, на вывеске которого гордо реял альбатрос, Андрей снова вспомнил слова Карины и мимолетом подумал: засуетился что-то этот Вадим из Новосибирска. Но особого любопытства, а уж тем более, желания перезвонить и выяснить, чем было вызвано стремление пообщаться, он не испытал.

Андрей мог дать руку на отсечение, что догадался о причине звонка. Двоюродный братец снова решил попытать счастья и примазаться к его, Андрея, успеху, выраженном в денежном эквиваленте. А проще говоря, попросить денег.
Один подобный звонок уже случился прошлой осенью. Но Андрей в тот раз отреагировал так же заинтересованно, как и сегодня, и братец, выражаясь словами бессмертных Ильфа и Петрова, понял на тот момент всю беспочвенность своих претензий и отстал.
А теперь, видимо, пришла очередь второго акта драмы под названием: «Преуспевающий родственник обязан протянуть руку помощи бедному братцу».
Но братец, как видно, до сих пор не уяснил, что он, Андрей Литовцев, никому в своей семье ничем не обязан. И, более того, семьей-то своей считает многочисленных родственников посколько-постолько. Но ничего, очень скоро до него дойдет печальная истина. Она его, конечно, огорчит, судя по всему. Но это – целиком и полностью его проблема. Ему, Андрею, в его попытках стать на ноги никто не помогал, и свои проблемы – а было их великое множество, он ни на кого из родственников не взваливал. Может, именно благодаря этому и сумел добиться успеха. Зато теперь никому из семейства ничем не обязан, и сознание это приятно греет душу.

Глава 2

Очень давно Андрей понял одну простую истину - он один в этом мире. Один, невзирая на множество родственников, в большинстве своем к нему хорошо относящихся и даже любящих. Эта истина открылась ему в довольно раннем возрасте – в девять лет. Именно тогда он впервые узнал, что такое предательство, и как бывает больно, когда тебя предает самый близкий человек.
В одно солнечное летнее утро его мать, красивая молодая – очень молодая для матери, имеющей девятилетнего сына, - решила, что ей невмоготу нести бремя материнских и супружеских обязанностей. И потому она предпочла за лучшее просто оставить этот груз – и исчезнуть. В буквальном смысле слова.
Хотя нет, она, конечно, написала мужу записку – что-то бессмысленное типа: «постарайся понять и не осуждай, я больше не могу так жить».
Но для девятилетнего мальчишки это никак не могло быть объяснением факта: мамы больше рядом нет. Почему? Что случилось? Когда она вернется? – не переставая, спрашивал он отца, как-то сразу ссутулившегося, хотя он в то время был высоким крепким мужчиной, выглядевшим намного моложе своих тридцати семи лет.
Юрий Васильевич, хотя и догадывался смутно о причине отъезда жены, сыну этого объяснить не смог. Да и что он мог сказать? Что мать внезапно поняла, что портит себе свою жизнь, прозябая в безвестности, в то время, как ее манит простор мира? Что она последние годы металась, не могла найти покоя – так тесен был ей мирок их семьи. Он, муж, не раз предлагал ей заняться работой – снова попытаться поступить в театр, ведь она еще так молода, у нее так много может получиться. Приводил в пример ее собственную мать. Но все эти уговоры только, казалось, злили и расстраивали Инну.
- Как ты не понимаешь, - печально говорила она, - у меня нет силы ее таланта.
А когда он справедливо замечал, что об этом нельзя судить с достоверностью, проиграв на сцене чуть больше полутора лет, да и ерунда все это - ее ведь хвалят критики, вспыхивала и накидывалась на него с упреками:
- Это ты виноват, что я тут пропадаю! Ты настоял, чтобы я бросила театр! А теперь я никто – и по твоей милости. Я не смогу сейчас начать все заново, как ты не хочешь понять – ведь меня постоянно будут сравнивать с мамой. Вот если бы я так и играла, не уходила бы никуда, не пришлось бы сейчас думать о возвращении.
Юрий в такие минуты не напоминал Инне, что решение уйти со сцены она приняла сама, а он только поддержал ее. Ему тогда совершенно искренне казалось, что так будет лучше. Работа в театре приносила жене переменный успех. Иногда роль, казалось, созданная прямо для нее, не удавалась, и тогда Инна впадала в тяжелую депрессию. В такие минуты ее раздражало все, даже собственный сын. Она не слишком стремилась, как правило, быть матерью-наседкой, но обычно сынишка не доставлял ей хлопот. Однако с раннего детства Андрейка демонстрировал весьма независимый характер, прикрывая этим постоянное стремление быть рядом с мамой, - и иногда это напрягало Инну, тревожило, что мальчик не будет в будущем признавать ее авторитет, и ей придется что-то предпринимать по этому поводу. Ведь совершенно недопустимо, чтобы в глазах людей она выглядела никчемной матерью, не умеющей добиться послушания маленького мальчишки.
Эти опасения мешали Инне видеть другое – что за всем внешним упрямством скрывается глубокая любовь мальчика к своей юной красивой маме, у которой был нежный мелодичный голос – в те минуты, когда она не плакала и не обижалась на папу.
Впрочем, когда ее поклонники замечали:
- У вас такой большой сын! Какой красивый, весь в мамочку! – ее лицо озарялось радостной улыбкой.
А потом все начиналось сначала.
Если же работа шла хорошо, роль удавалась, Инна расцветала, ей все нравилось, она любила мужа, забавлялась с сынишкой, не забывала звонить родителям - поздравить с очередными праздничными датами.
Такая идиллия длилась до тех пор, пока на репетициях что-то происходило – размолвка с коллегами-артистами, замечание режиссера, еще какая-то рабочая проблема. Достаточно было пустяка, чтобы выбить ее из колеи.
Когда Андрюше было четыре года, после очередного эмоционального взрыва и последовавшей за ним длительной депрессии Инна и решила уйти из театра. Мужа ее намерение только порадовало. Он надеялся, что дома Инна немного успокоится, побудет с мальчиком – ему через пару лет в школу, первые годы – самые важные. А там захочет – вернется на сцену.

Первые месяцы Инна, казалось, действительно была умиротворенной и спокойной. Она занималась домом – насколько могла, домоводство никогда не было ее сильной стороной, но она старалась. Часто навещала мать и брата – отношения со старшей сестрой у нее были несколько натянутыми, кроме того, Вера жила в другом городе, где оказалась после замужества, и ехать в Новосибирск Инне совсем не хотелось.
Она много времени уделяла своей внешности, стремясь всегда быть в хорошей форме. Регулярно ходила в гимнастический зал и бассейн.
И еще она "посвящала время сыну", как ей нравилось об этом думать, вернее, старалась "посвящать". Однако, Андрейка, не привыкший к тому, что мама весь день проводит дома, относился к такой неожиданной перемене с некоторым недоверием, словно боясь поверить в свое счастье. Он боготворил свою мамочку, но стеснялся это демонстрировать. И от застенчивости был молчалив и сдержан в присутствии матери даже в свои неполные пять лет. Потому, проведя с сыном десять минут и отчаявшись его разговорить, Инна, как правило, с досадой бросала:
- Слова из тебя не выжмешь. Нельзя же быть такой букой, сынок! – и выходила из комнаты.
Прошло больше месяца, прежде чем мальчишка убедился – это все взаправду. Мама на самом деле всегда дома, а не появляется, как чудо-фея, мимолетом, на короткое время, чтобы поцеловать его, провести нежной, пахнущей духами рукой по его волосам и вновь исчезнуть – иногда на неделю и больше. Это называлось «гастроли», и Андрей ненавидел это слово.
Но теперь мама всегда была рядом, можно было в любой момент позвать ее – и она бы подошла. Откликнулась. Правда, Андрейка никогда не звал, только иногда тихонько подходил к двери "музыкальной" комнаты, где мама любила проводить свободное время, чтобы удостовериться – она тут, не уехала снова, чудо не закончилось.
Самое обидное, что в жизни очень много несовпадений. Именно в те дни, когда сын начал привыкать к мысли, что мать рядом, что с ней, а не только с папой или с приходящей няней – можно обсудить какие-то насущные вопросы, да просто подойти и прижаться – Андрей пару раз так делал – и ему очень понравилось, - как Инна стала нервничать.
Домашний уют, как она очень быстро поняла, может стать удушающим, если, кроме него, ничего не существует. Она не хотела признаваться себе, что собственный поступок, такой решительный и категоричный, стал казаться самой крупной ошибкой в ее жизни.
В тот день, когда она писала заявление об уходе, ей представлялось – так будет лучше для всех. Она отдохнет дома, наберется сил после такого трудного года. Это ведь очень нелегко, каждый день пытаться доказать всем – и труппе, и зрителям, и режиссеру, а главное - себе самой, что как актриса она не уступает матери, а может быть, даже превосходит ее. Иногда ей удавалось убедиться в своем собственном таланте, в том, что «природа на ней не отдохнула», как любил говорить ее отец – тогда Инна была по-настоящему счастлива.
Но чаще всего она сомневалась в себе, считала, что не умеет играть, что у нее нет такого дара перевоплощения, как у той, что дала ей жизнь. И тогда эта жизнь представлялась в черном цвете.
Муж и сын начинали раздражать, мать видеть не хотелось, отец не мог ее успокоить, а брат и сестра, как ей казалось, только посмеиваются над ее переживаниями.
И решение уйти, принятое под влияние минуты, казалось самым правильным. Чем непрестанно что-то кому-то доказывать, лучше посвятить себя семье.
Однако уже через два месяца Инне стало скучно. Нестерпимо, ужасно скучно, тоскливо, невыносимо, хоть плачь. Заботы по дому не могли ее занять полностью, равно как и общение с сыном, хотя мальчик и стал ей чуточку ближе. Но он, разумеется, не мог заменить ей сцены.
Любовь к театру была у нее в крови. Хоть молодая женщина и переживала из-за своей мнимой профессиональной несостоятельности, сама атмосфера театра ей безумно нравилась. Конечно, интриги, сплетни, коалиции – вся та «вторая жизнь», которая есть в любом театре, казалась утомительной. Инна называла ее презрительно мышиной возней, сейчас, дома, ей этого очень не хватало.
Однако сказать об этом кому бы то ни было она не могла. Ей всегда было трудно признаваться в своих ошибках, и еще она боялась, что родные станут подшучивать над ней. А Инна с детства отличалась большой чувствительностью к насмешкам.
И она не стала никому ничего говорить. И предпринимать что-то тоже не стала. Просто продолжала сидеть дома, ходить в бассейн, изображать из себя заботливую хозяйку – это было трудно, но она пыталась переломить себя. И еще она решала попытаться стать хорошей матерью.
Беда в том, что воспоминанья собственного детства не давали Инне возможности что-то привнести в тот образ, который ей желалось создать – именно так, она «играла», все время чуточку «напоказ», на публику, пусть эта публика и состоит из двух человек.
Только вот готового «сценария» у нее как раз не было, приходилось импровизировать.
Когда Инна была маленькой, ее мать уже была знаменитой актрисой, много работающей, занятой сразу в нескольких спектаклях, ездившей на гастроли. Инна чаще всего оставалась дома со старшей сестрой и братом. А так как разница с Верой у нее была довольно большой – двенадцать лет, - да и характеры у девочек были полярно разные, особой радости им это общение не приносило. Постоянные споры, раздраженные выговоры Веры, ее, Инны, настойчивые попытки настоять на своем, чаще всего заканчивающиеся слезами, - именно так проходило большинство дней. Отец тоже был занят, и не мог уделять малышке много времени. Только Саша, старший брат, по возможности, баловал маленькую сестренку, как обиженно говорила Вера, во всем ей уступал. С ним она переставала капризничать, моментально соглашалась со всеми предложениями и безропотно выполняла все, что просили накануне сделать родители.
Но Саша был еще старше Веры, потому долго возиться с малышкой у него попросту не было времени. И Инна снова оставалась с сестрой.
Иногда, крайне редко, родители оставались вдвоем дома, это был просто праздник. Затевались какие-то развлечения, походы в зоопарк, на природу, на дачу, никто не ссорился, всем было радостно и весело.
Но такие дни выпадали нечасто. Поэтому у Инны в памяти почти не осталось воспоминаний о том, что говорила ее мать в тех случаях, когда надо ответить на бесчисленные вопросы ребенка, научить поступать тем или иным образом. Мама была чудом, праздником – редким, и потому ценимым. С буднями, их заботами и проблемами она у Инны никогда не связывалась.
Именно поэтому ей сейчас даже в голову не приходило спросить у Елизаветы Дмитриевны совета, поделиться с ней своими переживаниями.
Она просто пыталась жить так, как представлялось ей, это должно быть.

К тому времени, когда Андрей пошел в школу, Инна была по горло сыта своим домашним уютом, но изменить что-то в своей жизни, может быть, заняться каким-то другим делом или же просто попытаться вернуться в театр – она не хотела. Жила как живется, не получая от такой жизни почти никакого удовольствия, все больше раздражаясь и понемногу начиная винить во всем мужа.
Вскоре именно Юрий в ее воображении стал тем человеком, из-за которого она похоронила себя дома, обречена проводить время так банально, когда могла бы наслаждаться им, жить, что называется, в полную силу.
Юрий не протестовал. Он видел, что Инне тяжело. Понимал, что она злится на него из-за совершенного самой ошибочного поступка, уговаривал «плюнуть на все и вернуться, раз уж так «приспичило», но она неизменно отказывалась.
- Нет, дорогой, - сердито говорила она, блестя огромными прозрачно-серыми глазами, которые он в нежные минуты называл колдовскими, - еще не хватало, чтобы меня считали неудачницей!
- Да почему же сразу неудачницей, - возражал он терпеливо, - ты ушла, чтобы побыть с ребенком, а теперь вернешься.
Но Инна упрямо наклоняла голову, и переубедить ее становилось трудно.
Потом Юрий понял – она просто боится, что снова окажется перед опасностью признать, что талантлива менее матери. А так как театр был у нее в крови, заниматься чем-то другим она даже не помышляла.
Видя, что супруга совсем извелась, Юрий предлагал ей попробовать себя в другой области – в пении.
- Любимая, у тебя же замечательный голос.
- Как у кошки, - фыркала Инна, - придумай что-нибудь получше.
И Юрий отступал.
Ему было грустно видеть, что у его обожаемой жены, в которую он в свое время влюбился буквально с одного взгляда, когда она была еще шестнадцатилетней девочкой, стал портиться характер. Она теперь редко была веселой, часто раздражалась, временами становилась рассеянной, уходила в себя.
Теперь она иногда даже обвиняла его в том, что по его милости она родила так рано, став матерью в семнадцать лет.
Инна никогда не говорила, что ребенок ее связал, но Юрий чувствовал, что она так думает. Хотя Инна любила сынишку, но не так безоглядно, как, представлялось Юрию, мать должна любить своего ребенка.

Зато Андрея любила бабушка. Вот с ней у него был полнейший контакт. Виделись они не так часто, как хотелось бы того обоим, однако, стоило им встретиться, у них мгновенно возникал какой-то интереснейший разговор, они начинали с жаром обсуждать что-то, в равной степени занимавшее обоих.
- Мама, ты как будто одного с ним возраста, - смеясь, говорила Инна. Она не ревновала сына к матери, просто ей было немного неприятно видеть, как ребенок моментально находит общий язык с бабкой, а с ней он двух слов не скажет.
Тем не менее, Андрюша ее любил. Даже боготворил. Это просто бросалось в глаза – мальчуган замирал в восторге, стоило матери зайти к нему в комнату, или задать какой-то вопрос, самый пустяковый. Его красивое, с тонкими, породистыми – в нее – чертами – личико, сияло от счастья, если ему выпадала редкая радость отправиться куда-то вдвоем с мамой.
Инна знала о такой безоглядной любви сына к себе, и она ей очень льстила и, вместе с тем, вызывала недоумение: что ж тогда он такой бука? О том, что Инна «замораживает» мальчика своей молчаливостью и полнейшей погруженностью в себя, она даже не думала.
Сама Инна практически ничего не делала для того, чтобы эту любовь уберечь и поддержать. Несколько минут разговора в день не в счет. А те самые совместные походы вдвоем происходили только в двух случаях. Либо ей надо было по дороге куда-то завезти мальчишку к бабушке или на детский спектакль, в гости к другому ребенку – на какое-нибудь торжество вроде дня рождения. Либо на нее начинал очень уж сильно нажимать Юрий:
- Иннуш, сходила бы с Андрюшкой куда-нибудь. Хоть на какой-то утренник, что ли. Или в зоопарк. Ты же знаешь, ему для счастья ничего больше в жизни не надо.
В такие минуты Инна предпочитала не возражать. Одно дело – портить мужу настроение, постоянно твердя о своей незадавшейся жизни, чтобы он все время чувствовал себя немного виноватым. Такую тактику Инна со временем начала считать крайне полезной для отношений с супругом.
И совсем другое – показаться плохой матерью. Тогда Юрий может выйти из-под контроля, покинуть то место в их семейной жизни, которое Инна ему определила практически с самого начала их отношений – под ее каблучком. Он трепетно любил сынишку и очень хотел видеть молодую жену такой же трепетной матерью. Такой Инна не была и не могла быть при всем желании – в этом она отдавала себе отчет весьма трезво. Просто приняла как факт: «материнство – это не мое».
В тот момент, когда в роддоме ей положили на руки красный орущий комочек и сказали, что это – ее сын, она не почувствовала ничего. Вот совершенно ничего, ну, кроме разве что легкого любопытства и, пожалуй, неприязни – из-за этого вот создания ей пришлось, оказывается, так мучится?
Пожилая медсестра, наверное, что-то уловила в лице юной мамочки – ведь в тот день Инне едва сровнялось семнадцать, - и она, забирая малыша, негромко сказала:
- Ничего, это все пройдет. Вот увидишь – назавтра кормить принесу, грудь возьмет – и полюбишь. Так у всех бывает. Твой же парнишка. Выстраданный. А уж похож-то как на тебя!
Да, действительно, Андрюшка был ее копией, красотой младенца восхищался весь медперсонал роддома и другие мамочки на этаже.
Но и исключительное сходство ребенка с ней, и даже кормление малыша – ничего не изменило в отношении Инны к сыну. Но она моментально поняла, несмотря на свой юный возраст, что все окружающие ждут проявлений ее восторга, хотят увидеть, как она любовно возится с маленьким. Еще бы – дочь самой Воронской, такая молоденькая, муж у нее такой симпатичный, да и вообще, редкость это – замужем в такие-то годы, ну да им, знаменитостям, все можно! Но все единогласно сходились в одном: малыш – просто чудо. А уж как ему все рады – и сам молодой папочка, и известная, любимая народом бабушка. Долгожданный, видать, младенец, и, к счастью, здоровенький! Вот уж, надо полагать, мамочка-то счастлива.
Именно поэтому Инна, от природы наделенная умением остро воспринимать чувства окружающих и умеющая хорошо играть на публику – гены никуда ведь не денешь! – и начала демонстрировать ожидаемую общественностью любовь к ребенку. Насмотревшись на своих соседок по другим палатам - сама она лежала в отдельной, имя матери сделало свое дело, - на их воркотню над малышами, Инна так же нежно приговаривала, когда медсестры приносили ей маленького:
- Ты мой хороший! Ты мой славненький! Вот мы с тобой сейчас покушаем! Кто это у нас такой красивый?
И краем глаза замечала, что медсестра расплывается в улыбке.
Нет, нельзя сказать, что Инне так и не удалось полюбить своего сына. Совсем нет, со временем она начала питать к нему некоторую симпатию. Ребенок оказался спокойный, не орал ночи напролет, давал родителям выспаться, поэтому Инна не испытывала раздражения от вечной непреходящей усталости, свойственной большинству молодых матерей. Да и днем малыш особенно ее не утомлял – была нанята опытная няня, которая и возилась с малюткой. Инна проводила с сыном минут по пятнадцать пару раз в день. И еще она с ним гуляла – ей нравилось, когда останавливались рядом прохожие, восхищались красотой матери и ребенка, делали ей комплименты.
Время шло, и постепенно Инна даже стала испытывать в присутствии малыша некоторую радость. Он так радовался, завидев ее, так кидался ей навстречу, что она не удерживалась от улыбки. А когда мальчик утыкался своей головенкой ей в колени, смешно тараща глазенки и округляя ротик, произносил, пыхтя:
- Мама, - Инна в особо чувствительные минуты даже испытывала приступы любви, сердце словно заливала волна нежности и тепла.
Но это быстро проходило – что поделаешь, Инна не умела долго быть поглощенной какой-то одной эмоцией, ей постоянно требовалась смена впечатлений. Слава Богу, что у нее была возможность оставлять сына с няней.
К тому времени, как Андрей пошел в школу, он уже твердо знал: мама не любит длинных рассказов о чем-то, ей становится скучно, она начинает рассеянно смотреть куда-то поверх его головы и думает о чем-то своем, даже не слышит иногда, если он задает вопросы. Такое положение вещей Андрея огорчало, потому что ему-то как раз хотелось рассказывать маме обо всем. К своим семи годам он перестал дичиться ее, не проявлял излишнего упрямства и показной независимости.
Он очень любил, когда мама внимательно слушала его болтовню, интересовалась его мнением, спрашивала, с кем он сегодня играл, а с кем – нет. Он был мальчиком сообразительным, и потому быстро научился использовать такие минуты общения с мамой – непродолжительные и всегда неожиданные, потому что желание поговорить с сынишкой на нее находило внезапно, - на всю катушку. Он отвечал короткими фразами, по существу вопроса, что называется, как однажды, рассмеявшись, заметил отец, услышавший кусочек такой беседы. Андрюшка тогда не понял, что тут смешного – просто ему не нравится, когда в середине рассказа маме становится неинтересно, вот он и торопится уложиться со своими ответами в отведенное ему время.
Мальчуган не испытывал недостатка во внимании взрослых. Кроме мамы, у него были папа – его только попроси, и он непременно и погуляет, и сходит с зоопарк, и на аттракционы; и бабушка – его лучший друг. Он был убежден: ни у кого больше нет такой замечательной бабушки – с ней можно посмеяться, поговорить совершенно обо всем, и она никогда не скажет:
- Тебе об этом еще рано думать.
Были еще дядя, тетя, сестренка и братик… Они, правда, в его поле зрения оказывались нечасто, особенно тетка с братцем, но, тем не менее, они были. И ему нравилось думать о том, какая большая у него семья.
Но самым потрясающим человеком, самым для него главным в этой семье была мама. Она была самая красивая, самая нужная, самая-самая… От нее всегда так приятно пахло… Андрейка был уверен: он счастливчик, потому что ему досталась такая мама. Другим детям и вполовину так не повезло. И неважно, что мамы его приятелей проводят с ними больше времени, играют во всякие игры, читают им книжки перед сном. Ему тоже читают – няня и папа чаще всего. А иногда, если день особенно удавался – то и мама. И тогда ему было совершенно все равно, что именно мама читает. Главное – слушать ее голос и видеть рядом с собой, совсем близко ее лицо.
Андрей, однако, никогда и никому – а уж тем более сверстникам - не давал понять, насколько ему необходимо присутствие матери. Казалось, что его непременно засмеют, посчитают слабаком и мямлей. Потому, если речь заходила о родителях, он держался чуть небрежно. Так надо – был уверен мальчуган.

Глава 3

Оставшись без матери, Андрей какое-то время еще надеялся, что это - временно. Просто мама снова уехала на гастроли, убеждал он сам себя, стараясь не замечать, как избегает ответов на его вопросы отец, как скрывает наворачивающиеся слезы на глаза бабушка, хмурятся при упоминании мамы дед и дядя Саша. А тетя Лариса, дядина жена, поджимает губы и пытается погладить его, Андрейку, по волосам. Он в таких случаях всегда уворачивался - тетю Ларису он терпеть не мог. Очень уж она была какая-то... ненастоящая. Говорила приятные слова, улыбалась или - сочувствовала, как теперь, а глаза оставались недобрыми. И еще в них появилось сейчас что-то новое. Андрей не знал, как называется это чувство, слово "злорадство" было ему незнакомо, но он инстинктивно понимал - тете Ларисе доверять не надо.
Еще примерно месяц он ждал, что мама вот-вот вернется. Откроется дверь, и она появится на пороге, веселая, красивая, смеющаяся, с кучей сумок и чемоданов, скажет:
- Да ты еще больше вырос, Андрейка!
И достанет из сумки какой-нибудь подарок...
Хотя нет, о подарке он думает, пожалуй, зря - мама редко что-то ему привозила из этих гастролей, такого можно было ожидать больше от бабушки. Но - не надо ему никаких подарков, пусть только мама вернется.
То, что она не вернется, Андрей понял как-то внезапно, сразу. Увидел, как отец медленно убирает ее портреты - их было множество в спальне родителей, в гостиной, в музыкальной комнате... В доме вообще было множество разных фотографий, но, разумеется, портретов Инны - больше всего.
Теперь остался только один - в комнате Андрея. Большая фотография матери в полный рост, с букетом цветов. Мама на ней была снята вполоборота, словно ее кто-то позвал неожиданно - она обернулась, волосы взметнулись как от ветра - и тут ее сфотографировали. Этот снимок Андрей любил больше всего. На нем мама была больше всего похожа не себя настоящую.
А теперь только он и напоминал о том, что у Андрея вообще была мать.
Увидев, как толстая пачка портретов, разрозненных снимков и афиш отправилась, завернутая в толстый лист бумаги, на антресоль, туда, где хранились старые вещи, Андрейка замер в дверях. Понаблюдав за отцом, он тихонько отступил в коридор и, незамеченный, ушел к себе в комнату. Там его и нашла няня, встревоженная тем, что мальчик не отзывается на ее призывы.
Андрейка сидел на полу, у окна, сжимая в кулаке подаренный матерью на прошлый день рождения танк-трансформер. Он сосредоточенно смотрел куда-то в сторону, на детском личике читалась такая напряженная работа мысли, что женщина, намеревавшаяся сердито окликнуть мальчишку и побранить за то, что заставляет звать себя десяток раз, молча подошла к нему и осторожно потрогала за плечо. Андрей посмотрел на нее отсутствующим взглядом, потом, видимо, очнулся.
- Андрюша! Все в порядке?
Мальчуган кивнул, но отвел глаза. Привыкнув к тому, что ее подопечный с младенчества отличается независимостью нрава и не стремится без лишней необходимости делиться своими детскими проблемами, няня лишь прикоснулась ладонью к его лбу. Жара не было, глаза не блестят. Со здоровьем, кажется, все в порядке, а причина для плохого настроения у мальчишки имелась - няня была в курсе семейных проблем. Решив, что мальчик просто тоскует без матери, она сказала:
- Пора обедать, Андрейка.
И, дождавшись кивка, вышла.
Через минуту Андрей появился в столовой. Няня не заметила особых изменений в своем воспитаннике. Оживлен менее обычного - но это как раз объяснимо.
Более ничто в тот день ее не обеспокоило. Однако именно в тот день Андрей и начал меняться. Придя за минуты усиленных раздумий к определенным выводам, он понял: мамы больше в его жизни не будет. Это стало так ясно, словно он прочитал об этом в книжке. Не стоит ее больше ждать, спрашивать о ней взрослых, гадать, куда же она подевалась. Это совершенно неважно - куда. Главное, что она бросила его, Андрея. Бросила и уехала навсегда - иначе отец бы не убирал ее портреты.
Значит, у него, Андрея Литовцева, тоже начинается новая жизнь. И ему придется постараться в этой жизни не любить никого так сильно, как он любил маму. Ведь кто сможет пообещать, что случившееся не повторится, и другой человек, любимый им, не исчезнет так же внезапно?
Выводы, к которым пришел девятилетний мальчишка, возможно, не сформированные так четко, как смог бы это сделать взрослый человек, сделали свое дело.

К тому времени, как его отец собрался снова жениться – это событие произошло через четыре года после исчезновения его первой, теперь уже бывшей жены, Андрей превратился в высокого, стройного подростка, выглядевшего значительно старше своих тринадцати лет. Он был, может быть, и не выше своих сверстников, но уж точно взрослее большинства из них. В нем не было ни капли ребячливости, так присущей обычному тринадцатилетнему мальчишке. Он не носился с криками по двору в компании ровесников, не разбивал окон и не приставал к отцу с просьбой купить ему ту или иную вещь – и вовсе не потому, что в этом не было необходимости. Это само собой, нужды просить что-либо у Андрея не существовало, отец и другие родственники, наперебой стремясь сгладить чувство одиночества, которое должен был, по общему мнению, ощущать ребенок, без конца дарили ему игрушки, музыкальные альбомы, игры и прочее, о чем мог мечтать ребенок его лет.
Смущало их одно – явное безразличие мальчика к этим дарам, скрытое под вежливой улыбкой и произнесенным «спасибо». Он даже не пытался изобразить бурную радость оттого, что стал обладателем очередного приобретения. Внимательно рассматривал игрушку, изучал правила игры, один-два раза применял по назначению подаренную спортивную принадлежность – непременно на глазах у того, кто ее подарил. И все. Ни восторженных воплей, ни стремления побежать похвастаться друзьям своим подарком парнишка не обнаруживал. Это обескураживало родных, но они надеялись, что такая излишняя сдержанность – всего лишь последствия шока, испытанного ребенком не так давно.
Елизавета Дмитриевна начала прозревать первой - так как была ближе всех мальчику. После очередной поездки к зятю и внуку она задумчиво сказала мужу:
- Знаешь, Володя, Андрюша меня иногда просто приводит в замешательство.
Владимир понимающе посмотрел на супругу:
- Ты думаешь, парень чрезмерно быстро вырос?
Она грустно кивнула:
- Мне кажется, что он из раннего детства перешагнул сразу в зрелые годы. По крайней мере, в том, что касается области чувств. Ты только погляди, как он сдержан не по годам, как холоден со всеми нами.
- Только не с тобой, - улыбнулся муж, - с тобой он пытается, но не может вести себя так же, как с остальными. Он слишком тебя любит.
- И очень не хочет, чтобы это было заметно. Володя, - Елизавета Дмитриевна печально посмотрела на мужа, - я боюсь, наш мальчик просто решил для себя, что никого не любить безопаснее. Так он стремится защитить себя в случае других возможных потерь. Ты же помнишь, как он страдал, когда Инна уехала, - при упоминании имени дочери она побледнела, и муж, знающий, как тяжело дается ей видимое спокойствие в таких ситуациях, крепко сжал руку жены.
- Дорогая, будем надеяться, что все это – просто защитная реакция. Ну, год еще – ну, два – и он станет таким же мальчишкой, как его ровесники.

Однако дед ошибался. Андрей со временем не изменился. Он был неизменно вежлив с родными, с домработницей, со своей няней – она жила в доме до тех пор, пока в семью не вошла новая жена Юрия.
Он всегда был окружен друзьями – или теми, кто хотел бы ими стать, так как Андрей никому из одноклассников и ребят из близлежащих домов не отдавал предпочтения, не стремился подружиться с кем-то больше, чем с другими. Однако его уверенность в себе – этим качеством его наградила мать, видное невооруженным взглядом внутреннее достоинство в сочетании с невозмутимостью и не желающим никуда исчезать чувством юмора – бабушкиной чертой, доставшейся внуку по наследству, - сделали свое дело. Учителя не раз говорили Юрию, когда тот находил время зайти в школу:
- Ваш сын – прирожденный лидер, он способен повести за собой весь класс. И самое удивительное, что он не прилагает к этому совершенно никаких усилий. Складывается даже такое впечатление, что ему вовсе не нужна такая роль. Но тут уж ничего не поделаешь.
- Да уж, - улыбался немного нервно отец, - он у нас такой.
Юрий, в малышовые годы сына бывший его первым советчиком, сейчас, как ни старался, не мог найти с ним общего языка. Андрей, в общем-то, не доставлял хлопот, не был ни слишком упрямым, ни шумным, не водил домой компании – разве что девочки без конца названивали. Но это-то как раз объяснимо – мальчишка был красив, в мать, и с каждым годом все хорошел – причем, становился не смазлив – этого Юрий немного опасался. Нет, красота сына была именно мужской. Стройный, спортивный, – он много занимался плаванием, попросил записать его в секцию борьбы и не пропускал ни одного занятия, - с густыми темными волосами, тонкими чертами лица, непослушной челкой и живыми темно-серыми глазами, мальчик был очень хорош. И обещал стать еще красивее.
Юрий только удивлялся, видя, как сын спокойно относится к такому явному обожанию со стороны девочек. Немного шуток, пара насмешек – не злых, а с налетом иронии, проявляющееся уже сейчас, - и девчонки в восторге смеются, заглядывают в глаза, наперебой приглашают то на день рождения, то зовут погулять в парк. А Андрюшка или спокойно, без лишних эмоций соглашается, или также спокойно отказывается. Но в этом случае непременно приводил такую причину, чтобы девочка не чувствовала себя отверженной.
Настоящий знаток женского характера – в такие-то годы!
Все было бы замечательно. Кроме одного. Он абсолютно его не знал. Не знал собственного сына. Не предполагал, о чем он мечтает, о чем думает, кем хочет стать. Андрей просто не делился с отцом своими мыслями. А если тот пытался нажать на него, вызывая на разговор, отмалчивался либо с безразличным выражением совершенно материнских глаз соглашался с его словами. И все. Другой реакции почти никогда не было.
Юрий понимал – в том, что сын так отдалился от него – да и от других тоже, есть большая доля и его вины. Слишком уж он ушел в себя, когда Инна уехала. Был погружен в свои переживания, и совсем забыл о мальчике. А когда вспомнил, было уже поздно.
И теперь они жили вдвоем, отец и подросток–сын, по виду, довольно дружно жили, не ссорились, не скандалили. Но близкими друг другу они не были. И иногда отцу становилось не по себе от мысли, что не за горами тот день, когда они с сыном станут совершенно чужими друг другу людьми. Но что можно предпринять, он не знал – Андрей не шел на контакт. Юрий ревновал его к теще – та была единственным человеком, с которым мальчик хоть иногда общался так, как это должен делать ребенок его возраста – смеялся, рассказывал что-то, даже спорил! Это случалось крайне редко, но все-таки случалось – бабушка как-то умела его растормошить, вырвать из ледяных тисков того внутреннего плена, куда он сам себя запрятал.
Юрий пытался делать вид, будто ничего особенного не происходит. А потом он встретил Арину.
Полненькая, с кудрявыми каштановыми волосами, вся такая уютная, Арина совершенно не была похожа на его бывшую жену. Да и по характеру оказалась ей полной противоположностью. Арина любила пошутить, посмеяться, обожала затевать шумные споры, с непременным вовлечением в них массы людей. Юрий встретил ее в гостях, куда его почти насильно затащили друзья. Арина покорила его сразу. Он уже отвык от людей, которые живут, если можно так выразиться, на всю катушку, получая удовольствие от самого процесса. Юрий сам пригласил ее танцевать, потом Арина позвала его на белый танец, затем они вышли на балкон поговорить, и закончилось все тем, что он напросился ее провожать – и получил охотное согласие.
Их роман развивался с катастрофической быстротой, изумившей Юрия и нисколько не удивившей Арину.
- Балда ты, Литовцев, - сказала он в ответ на его предложение попробовать жить вместе – с добавлением, что он нисколько не обидится, если ей надо подумать, прежде чем согласиться, - чего тут думать? Разумеется, я согласна!
- Только, знаешь, тут есть одно «но»…
- Ты о своем сыне? – перебила она его, - я уже знаю.
- Откуда? – удивился он.
- Балда, - повторила она и рассмеялась, - ты все-таки поразительно наивен. Ты всерьез думаешь, что о тебе, зяте Елизаветы Воронской, - только не вздумай обижаться, - перебила она сама себя, с угрозой глядя на него, - так вот, о тебе, и о том, что ты живешь вдвоем с сыном, никто не знает?
- А что, знают все? – осторожно поинтересовался он, просовывая палец в ее рыжую кудряшку.
- Не все, но очень многие, - подтвердила она.
Потом, посерьезнев, Арина спросила:
- Ты боишься, что мы с ним не поладим? Но я, вообще-то, легко нахожу общий язык с детьми. Правда, у меня два племянника, мы с ними нормально общается…
- Я в тебе не сомневаюсь.
- А в ком? В Андрюше – его ведь так зовут? Ты думаешь, он меня возненавидит, да? Как классическую мачеху?
- Я боюсь, что он обольет тебя презрением, - хмыкнул Юрий, - он у нас парень непростой.
- Ладно, не будем бежать впереди паровоза, - смешно наморщила нос Арина, - нам сперва надо встретиться, а так видно будет.

Первая встреча была ужасной. Андрей, как Юрий и ожидал, был холоден и насмешлив. Высокомерно глядя на молодую женщину, он поинтересовался:
- Вы в Москве недавно, да? Лимитчица, наверное? Вам жить негде?
- Да нет, есть где, - нисколько не возмутилась такому напору Арина, - я москвичка. Коренная, причем. У моей прабабушки был свой дом на Трубной.
- Правда? - с искренним интересом спросил Андрей.
- Ага, - кивнула Арина, - мне моя мама рассказывала.
- А что с ним стало? Его в революцию отобрали?
- Да, - Арина повернулась к Юрию, - помнишь, мы с тобой там были…
От этого вопроса, показывающего, насколько близко знакомы эта женщина и его отец, у Андрея моментально изменился настроение, все оживление пропало, он снова стал скучающим юным Гамлетом. И, когда та снова попыталась обратиться к нему с каким-то вопросом, безразлично ответил:
- Не имею представления.
И подчеркнуто оскорбительно добавил:
- А вы к нам надолго?

Разумеется, воспрепятствовать переезду Арины Андрей не мог, а Юрий в этот раз твердо решил не идти на поводу у сына. Но он сделал все, чтобы жизнь этой пары превратилась в то, что можно сравнить разве что с существованием преступников, которых допрашивает инквизиция. Он намерено игнорировал Арину – полностью, абсолютно, попросту не замечания ее, не отвечая на ее вопросы, перебивал, когда она обращалась к Юрию. Или мог поставить ее в неловкое положение чрезмерно личным вопросом. Отпускал критические замечания по поводу ее фигуры, внешности, сравнивал ее матерью – не в пользу Арины, разумеется. В общем, делал все и еще больше, что мог придумать мальчишка его лет, желающий выжить из дома ту, что намерена стать его мачехой, а значит, окончательно лишить мать возможности вернуться.
Андрей прекрасно понимал, что Инна не вернется никогда. И, вероятнее всего, не принял бы ее, даже если бы ей пришла в голову такая фантазия. Что-то умерло в его душе в тот день, когда он застал отца убирающим все материнские фотографии.
Но тот факт, что отец счел возможным привести в дом эту женщину, почему-то его очень сильно задел. Он и себе не признавался, но появление Арины разрушило какую-то, не желающую уходить, последнюю, тайную мечту о том, что все еще может измениться, повернуться вспять.
И вымещал свое раздражение, разочарование, злость на них обоих, как мог.
Арины сделала все, что было в ее силах, чтобы исправить положение. Она долго боролась с упрямым парнем. Говорила с ним как со взрослым, вызывала на доверительный разговор, честно признавалась в своих чувствах к его отцу – и неустанно давала понять: она не враг, от ее присутствия в доме не становится хуже.
Однако Андрей сдаваться не желал.
Противостояние длилось два года. Два года шла борьба – с переменным успехом, потому что иногда и у Арины сдавали нервы, и тогда Юрий напускался на сына, на что тот невозмутимо заявлял:
- Надо было искать новую жену с крепким характером.
А потом Арина забеременела.
И она, и Юрий, не зная, как отреагирует Андрей на такую новость, совершенно растерялись, не представляя, как ему сообщить.
Думали неделю. Потом случилось так, что Юрию срочно пришлось уехать по служебным делам. А в его отсутствие Арине стало плохо. И некому было ей помочь, кроме Андрея.
Внезапно увидев, как мачеха в разгар их очередной ссоры побледнела и тяжело осела на стул, он сначала растерялся. Но, увидев, как она, вскочив, стремглав бросилась в ванную, и затем оттуда раздались весьма характерные звуки, пришел в замешательство, но, быстро овладев собой, заглянул туда. Увидев, что Арина сидит на полу, в изнеможении привалившись к стене, он молча помог ей подняться, и почти волоком отвел-оттащил ее в комнату. В свои пятнадцать Андрей был уже вполне взрослым сильным парнем, с развитой от регулярных занятий с портом мускулатурой, хотя накачанным и не выглядел. Налив в стакан холодной воды, он дал Арина напиться. Затем, видя, что она еще не может прийти в себя, а лоб ее покрыт капельками испарины, намочил полотенце и помог протереть лицо.
- Юр, если бы не Андрюшка, я не знаю, что бы делала, - говорила Арина мужу на следующий день, - он просто меня спас!
Зная эмоциональность своей молодой жены, Юрий только головой качал. Скорее всего, заслуга Андрея не так уж велика, как это описывает Арина. Тошнота при беременности – дело обычное, он помнит, как постоянно тошнило Инну. Но уже одно то, что сын проявил искреннее участие к Арине, наполняла надеждой, что еще не все потеряно в его отношениях с сыном. И парень вырос не таким бездушным мерзавцем, как он уже начинал опасаться.

После того случая они трое не стали одной большой дружной семьей. Было бы наивно на это надеяться. Но Андрей перестал воспринимать Арину как врага. Более того, иногда – нечасто, но все-таки, они даже шутили и спорили по разным поводам. А когда родились двойняшки, Андрей с любопытством смотрел на своих братика и сестричку, не испытывая враждебности к этой мелюзге. Он был даже рад, что его в этом доме сменят другие дети - ведь рано или поздно (скорее рано) - он уйдет, станет жить самостоятельно. Он сознавал, что не стал отцу таким сыном, которого бы тот хотел иметь. Но близнецы, уж наверное, заполнят брешь.
Те несколько лет, пока он оканчивал школу, а потом учился на первых курсах института, Андрей жил со своими родными. И вполне ладил как с отцом, так и с Ариной. Любящим братцем он так и не стал – да никто от него этого и не требовал. Но, во всяком случае, дети не вызывали у него чувства враждебности. Он даже иногда соглашался с ними посидеть, если было пиковое положение.
Только неусыпные старания Арины были этому заслугой. Она не забывала, как в тот вечер пришла нежданная поддержка от этого холодного на вид, высокомерного паренька. Уже зная, что Андрей терпеть не может вмешательства в свою жизнь, она убедила мужа позволить ему жить так, как он считает нужным, не препятствовать предпринимаемым шагам касательно его будущего. Андрей был ей за это, в свою очередь, благодарен.
Сняв на последнем курсе квартиру, он о своем намерении переехать никому из родных не заикнулся, поставил их перед фактом, только когда принялся собирать вещи. Отец возмущенно потребовал объяснить, чем вызвана такая спешка и загадочность:
- Неужели непременно нужна эта таинственность?
- Мне казалось, тебе все равно, - был спокойный ответ.
Сгоряча Юрий заявил, что раз сын вздумал стать самостоятельным, пусть рассчитывает только на себя, на что услышал:
- Я только на себя всегда и рассчитываю. Ты и впрямь думал, что я буду просить у тебя денег?
Увидев насмешку в холодных глаза парня, отец вспыхнул и уже готов был наговорить лишнего, но тут в комнату заглянули любопытные мордашки малышей, привлеченных шумом, а за ними пришла Арина.
Ее присутствие, как и всегда, помогло сгладить неприятную сцену. Узнав, в чем дело, она только расстроено попеняла, мол, надо было сказать ей, что Андрей ищет квартиру, она бы помогла, у нее подруга занимается риэлторской деятельностью.
- Спасибо, я и сам справился, - улыбнулся Андрей. Почему-то в последнее время ему не хотелось ей грубить, напротив, эта женщина вызывала у него только теплые чувства. Он был даже рад ее присутствию в доме.
Хорошо, что отец сумел ее найти, правда, сам он почти всегда раздражал Андрея. Его злили неуместные, на его взгляд, отцовские советы, вопросы невпопад, полное непонимание того, что им, Андреем движет.
Но он старался скрывать свои чувства. В конце концов, отец не виноват, что так по-глупому все вышло. Теперь он уедет, освободит их от своего присутствия. Может, на расстоянии им будет легче общаться…
Андрей верно угадал. Ссор с близкими больше не было. Как только он стал жить один, все размолвки прекратились, как по волшебству. Приходя с редкими визитами к отцу и Арине, он неизменно приносил подарки малышам, коротко рассказывал, чем сейчас занимается, выслушивал Аринин щебет – мачеха совершенно не изменилась с годами, осталась такой же болтушкой. И еще он мог нормально разговаривать с отцом. Тот, наконец-то, смирился с тем, что для этого парня он никогда не сможет стать авторитетом в чем бы то ни было. Юрий принял этот факт один раз как данность. А дальше ему стало намного легче воспринимать Андрея, не переживая из-за того, что тот так холоден, неприступен, не желает, как говорила Арина, «родниться». Ну, не желает – что ж теперь делать…
Андрей вызывал у него смешанные чувства: сожаление, грусть, недовольство собой – и восхищение.
Юрий гордился, что парень сумел добиться таких успехов, не прибегая к помощи именитых и занимающих довольно крупные посты родственников. Такая целеустремленность и вера в свои силы Юрию была присуща не в столь большом объеме, и он поражался, насколько сын превзошел отца.

Когда он решил окончательно обосноваться в Петербурге, для семьи это не стало ударом. Все уже привыкли, что Андрюша предпочитает жить своей жизнью, не пуская в нее посторонних – даже если они относятся к членам его семьи. Тем более, что он иногда все же давал о себе знать, время от времени звонил, а иногда и приезжал. Дела часто заставляли его посещать столицу, а, оказавшись в родном городе, он заглядывал и к отцу, Арине и близнецам. И непременно навещал бабушку. С ней он продолжал дружить, она же, со своей стороны, его горячо любила, и это не могло не трогать Андрея. Их отношениями он дорожил, хотя со стороны могло показаться, что это не так – ирония и сдержанность ему не изменяли даже во время этих визитов.


ЧАСТЬ IV

Глава 1

- Мариш, как ты считаешь…
- Ммм…, - Женина мать просительно покачала головой: губами она держала несколько булавочек, которые вынула из плечевых швов почти готовой блузки. Марина Михайловна любила шить, и частенько баловала то дочь, то себя каким-нибудь обновками.
Пока она пристраивала булавки, втыкая их в поролоновую собачку, муж встревожено переходил от дивана к окну. Марина Михайловна вскидывала на него встревоженный взгляд, не понимая, с чего ее обычно спокойный, невозмутимый супруг так взволновался.
Наконец, она смогла говорить:
- Что стряслось, Коля? Ты сам не свой…
Муж присел на край дивана:
- Да я тут о Женьке подумал. Тревожит она меня.
- Почему вдруг? – спокойно посмотрела на него жена, уже понимая, о чем пойдет речь.
- Да не вдруг…, - Николай Владимирович помолчал, - я просто тебе раньше не говорил, но… Мариш, а если она так и останется одна? Ты не боишься, что этот ее несчастный брак испортил девочке жизнь? Ты погляди – сколько уж времени прошло, а она так одна и живет. Ни кавалеров, ни женихов… А ведь раньше прямо стаями вились…
- Да и сейчас вьются, Коля, - Марина Михайловна положила ладонь на руку мужа, - Женька у нас с тобой девочка красивая, неглупая… Обожглась один раз, боится снова на те же грабли наступить. Она со мной не говорит на эту тему, но я понимаю все, опасается она влюбляться по новой. Не хочет привязываться, не желает доверять больше, чем позволяют сиюминутные знакомства. Кавалеров-то у нее много, Коля, то один, то другой звонит… Я у нее чаще тебя бываю, замечала, как телефон разрывается. Да только она сама осторожничает.
- И ты молчишь, - с каким-то осуждением покосился муж, но руку не отнял, а напротив, наклонил свою уже седую голову и поцеловал красивую кисть жены.
- Женечка стала очень замкнутой за эти годы, - покачала головой супруга, - к себе в душу не допускает. Жаль, конечно, раньше она была такой открытой… Я ведь пыталась с ней поговорить, Коля. Пыталась, и не раз. Она моментально отдалятся, не желает говорить на эту тему. А в последний раз прямо попросила: не надо, мол, ее торопить, она сейчас не готова к каким бы то ни было серьезным отношениям. Ну, я и отступила. Наверное, мало времени прошло.
Голос жены стал тише, и Николай Владимирович с неудовольствием в свой адрес подумал, что расстроил жену.
Поднял ее с дивана и покружил по комнате под звуки какого-то вальса, тихо звучащего из магнитолы на журнальном столике – подарке дочери к их недавнему юбилею: тридцати годам совместной жизни.
- Ты не переживай, Мариша, напрасно я этот разговор затеял. Ты абсолютно права, все наладится со временем. Может, и к лучшему все это… Поживет сама, присмотрится, и выберет из всех самого что ни на есть лучшего. Чтобы повторения не случилось…
- Не дай Бог, - содрогнулась Марина Михайловна, и муж, чтобы отвлечь супругу от начатого им самим разговора, предложил ей прогуляться.

Глава 2

Переступив порог своей квартиры, Андрей облегченно вздохнул. День выдался на редкость суматошным, покоя не было с самого утра. Да, что и говорить, хлопотно иметь бизнес и постоянно удерживать его на плаву. Открытие выставки прошло с большим успехом, и отмечать это событие закончили только полчаса назад. Но сколько сил потребовалось, чтобы все прошло так, как хотелось, без накладок и происшествий!
Небрежно набросив куртку на крючок вешалки и бросив пиджак из дорогой ткани и черную кожаную папку на стул в холле, он прошел на кухню, распахнул холодильник, какое-то время задумчиво изучал его содержимое, потом досадливо фыркнул и захлопнул дверцу. Сока не было. Вот уже минут двадцать он мечтал о стакане сока. Ананасового или апельсинового ледяного сока.
Пока он ехал домой, этот проклятый сок стал прямо-таки наваждением. Конечно, можно было двадцать раз остановиться и купить коробку в любом магазине. Но Андрею не хотелось останавливаться, идти в магазин, ходить там по рядам…Он был уверен, что все, что нужно, найдет дома, тем более, что ехать оставалось сущие пустяки. Он совершенно точно знал, что домработница, Анна Матвеевна, непременно позаботится о том, чтобы холодильник был полон всем необходимым, и уж сок-то она непременно должна была купить. Но ошибался. Сока не было. Пива – хоть залейся. Джин-тоника – как раз хватит для ванны. А сока не было. Видимо, Анна Матвеевна забыла его купить. Очень жаль, что именно сегодня.
Прямо-таки чувствуя, как разочарование разливается по организму, и все сильнее желая напиться, кисловато-сладкой холодной ароматной жидкости, Андрей даже рассмеялся. Нашел проблему. А то, можно подумать, больше попить нечего. А если его душеньку простая минералка не устраивает – магазинов поблизости целых три – два супермаркета, и один просто «маркет», не «супер». Выбирай на вкус, как говорится.
Беда в том, что никуда тащиться у Андрея сил не было совершенно. Хотелось только двух вещей – напиться и упасть без всяких мыслей на кровать. И спать. Долго, без сновидений.
Не получится. По крайней мере, долго – не получится. В шесть тридцать придется подниматься, напомнил сама себе Андрей и помрачнел. А еще кто-то говорит, будто нуворишам легко живется.
Ну, вот, пожалуйста, он самый настоящий нувориш. Новый русский. Бизнесмен. Предприниматель. Богач, одним словом. Может быть, не самый крупный, не Березовский, спаси Создатель от его проблем, но и не из мелких. А живется ему не так уж легко, как хотелось бы. Вот – даже сока попить нельзя. И поспать вволю – тоже.
Сердито бурча под нос, Андрей снова распахнул холодильник, вытащил бутылку минералки, достал из шкафчика высокий стакан, налил в него холодной воды, следя за тем, как пузырьки поднимаются вверх по стеклянному боку, и медленно выпил.
Стало чуть полегче. Вот если бы еще поспать…
С тоской покосившись в сторону спальни, Андрей прошел в кабинет, по дороге захватив папку, и усадил себя за стол. Надо немного разобраться с бумажками, черт их подери совсем. Но все равно же надо, и никто не виноват, что дня ему не хватает.
Говорят, хороший начальник – это тот, кто умеет не хвататься за всю работу сам, а распределяет ее между подчиненными. Организовывает их так, чтобы эту самую работу выполняли они. Кто так сказал первым, Андрей не помнил, но был с ним, этим человеком, полностью согласен. Кроме одного: всю работу, целиком, все равно на подчиненных переложить не получится. Руку на пульсе держать должен именно он, а не подчиненные. Да они и так загружены выше крыши, дальше уж некуда. Так что, как ни крути, а кроме контроля, ему придется еще и поработать самому, вместо того, чтобы сейчас заваливаться спать. Так уж сложилось. Планида такая, как говорил герой какого-то старого фильма.
Выудив из черного кожаного нутра бумаги, он разложил их перед собой и углубился в чтение.
Но видно, действительно, такая была его «планида» на нынешний вечер – точнее, ночь, чтобы все дела отложить на утро. Ибо не прошло и часа, как раздался звонок телефона.
Изумившись, за каким чертом понадобилось звонить охране в полдвенадцатого ночи – ибо характерные переливы показывали, что звонок именно с поста охраны внизу, он взял трубку. А выслушав, что ему говорит молодой старательный парень-охранник, изумился еще больше и коротко разрешил пустить ночного гостя.
Видно, кто-то наверху за какие-то прегрешения на него рассердился и потому не дает нормально закончить день. Вместо того, чтобы спокойно дочитать свои бумажки, выпить еще минеральной водички – раз уж сока нет, - и отправиться спать, он сейчас будет принимать ночного незваного гостя.
- Премного благодарен, - сказал он тем, кто наверху, - я очень рад.
Трель звонка в ночной тишине прозвенела чересчур громко. Андрей поморщился и не слишком охотно открыл входную дверь.

- Привет, - после паузы поздоровался гость.
- Здравствуй. Может быть, войдешь? – с иронией осведомился Андрей, отступая на шаг. – Не думаю, что стоило приезжать из такой дали, чтобы постоять на пороге.
Визитер, вспыхнув, промолчал и вошел в холл.
Закрыв дверь, Андрей повернулся, холодно окинул взглядом двоюродного брата и поинтересовался:
- Соскучился?
- Безумно, - в тон ему ответил тот, - может, чаем напоишь? Или на стол накрыть некому? Домработница спит?
- Спит, а как же, - подтвердил Андрей, - мы, буржуи, ценим свою прислугу, силы ее бережем. А то ведь нас обслуживать, знаешь ли, непосильный труд.
- Да уж догадываюсь, - бросил кузен, оглядывая помещение и презрительно хмурясь.
- Рад за твои мыслительные способности.
Андрей, развернувшись, пошел на кухню, добавив:
- Сумку оставь здесь, не украдут. И руки можешь помыть, ванная направо.
Выставляя на стол чашки, сахарницу, и достав из холодильника какие-то закуски – благодаря неустанным хлопотам Анны Матвеевны, агрегат всегда ломился от разной еды, Андрей слышал, как гость ходит по холлу, заглядывает в комнаты. И усмехался, представляя, что сейчас услышит язвительный комментарий. Ему было немного интересно, чем вызван этот беспрецедентный визит - явно не с намерениями подписать дружеский договор. Но больше всего Андрей сожалел об упущенном времени. Ведь сейчас придется разговаривать не меньше получаса – а то и больше, он бы успел большую часть своих бумаг изучить… И ведь, главное, ему этот разговор ни к черту не нужен.
Внезапно разозлившись на себя – устраивает тут дурацкий ужин, стол сервирует, как для дорогого гостя! – Андрей кинул чайную ложку и быстрыми шагами направился в комнаты.
Как он и ожидал, кузен находился не в холле, где он его оставил, и не в ванной, а в гостиной, озирающимся по сторонам все с тем же презрительным выражением на лице.
Увидев хозяина, он выпрямился, указал пальцем на картину:
- Подлинник?
- А как же. Картинки из «Огонька» я не вырезаю.
- Стоит, наверное, немерено.
- Ты прав. Можно прокормить на эти деньги какую-нибудь слаборазвитую страну, - подтвердил Андрей, уже не скрывая насмешки. Вот, в самом деле! Прикатил среди ночи, ни тебе здрасьте – и еще критику наводит. Родственничек…
- Я так понимаю, ты ко мне пожаловал на ночь глядя, чтобы прочитать лекцию о моем непозволительном образе жизни?
От тона, каким был произнесен вопрос, Вадим дернулся. Боже, как он ненавидел своего братца в эту минуту! Ненавидел за то, что тот может сейчас стоять здесь, в этой своей шикарной квартире, каждая безделушка в которой стоила огромных денег, спокойный, невозмутимый, слегка насмешливый…И нет у него в жизни никаких проблем. А ему, Вадиму, придется унижаться и просить. Больше всего на свете он бы хотел избежать этого унижения – просить братца о помощи. Но он испробовал все ходы, какие только мог придумать – и остался этот, последний шанс. Он и так откладывал сколько мог. Больше тянуть нельзя.
- Я приехал для другого, - заставил он себя сказать относительно спокойно, только бьющаяся жилочка на горле выдавала, каких трудов стоило ему это спокойствие.
Андрей тихо вздохнул. Всю жизнь свою он прямо-таки горел желанием расхлебывать проблемы своих родственников в полночь, имея кучу нерешенных дел и мечтая элементарно выспаться.
- Пошли на кухню, - коротко бросил он, - общаться надо, по возможности, с удобствами, а там есть еда.

Глава 3

Вадим Волков терпеть не мог быть кому-то обязанным, тем более – человеку, которого, мягко говоря, не любил. Он всегда старался обходиться только собственными силами, убежденный, что сможет сам добиться всего, чего захочет. Руки-ноги у него на месте, умом тоже не обижен. Надо только действовать – и «все у нас получится», как твердят в рекламной заставке по телевизору.
Вадим имел все основания так думать – перед глазами была масса примеров. Отец был ученым, работал в области физики тонких тел, получал гранты, добился в своем деле больших успехов. Правда, не разбогател, но значения этому не придавал. Для него главным было заниматься любимым делом.
Родная бабушка была знаменитой актрисой, о чем он мало кому говорил – не видел необходимости хвастать чужими успехами. Чего он этим добьется? Станет «внуком той самой Воронской»? Чтобы пальцем показывали? Еще не хватало.
Бывая время от времени в Москве на больших семейных сборищах, Вадим поражался, как можно существовать в атмосфере публичности. От поклонников даже сейчас, когда бабушка не играла, не было отбоя, телефон звонил, не переставая. Двери в доме не закрывались: рекой текли люди – в гости к бабушке, к Танюшке, его сестре, журналисты, бывшие коллеги. И хотя Вадим внутренне замирал, видя, какие именно люди приходят в эту квартиру – эти лица он знал, видел постоянно на экране телевизора, и от нереальности происходящего у него иной раз кружилась голова, он все равно маялся от излишнего, на его взгляд, шума, от заинтересованных взглядов, направленных на него. «Внук», - слышал он иногда за спиной, и злился. Он, конечно, внук, но это не значит, что на него надо так беззастенчиво пялиться!
Однако, несмотря на все эти неудобства душевного свойства, свою бабушку Вадим любил – не из-за знаменитости, а просто. Уж очень она была непохожа на его мать, суховатую, сдержанную на чувства женщину, вечно занятую в своем институте. У матери всегда были дела – семинары, коллоквиумы, дипломники, курсовые… Да, по правде говоря, Вадим не особо страдал от ее невнимания – Вера Владимировна была не из тех матерей, чье общество может доставлять радость. Она искренне полагала, что замечание и нотация вполне могут заменить объятие и поцелуй, требовала соблюдения максимального порядка в доме и долго выговаривала за его нарушение. Поэтому Вадим, как только представилась возможность – вторая бабушка, мать его отца, умерла и оставила ему свою квартиру, - стал жить самостоятельно.
Он стремился стать не менее успешным, чем бабушка и отец. И еще один человек, на которого ему хотелось быть похожим, хотя он себе никогда в этом не признавался. Двоюродный братец, Андрей. Любимец бабушки. Сын красивой тети Инны, с которой связана какая-то таинственная история. Когда мать Андрея исчезла из поля зрения, Вадим был еще ребенком, но он ее помнил – красавица со звонким, как колокольчик, смехом, веселая, легкая… Вадим навсегда запомнил, как завидовал Андрею, что у него такая мама.
Правда, потом, когда та исчезла, а все вокруг озабоченно переговаривались и замолкали в присутствии детей, и Андрей остался с отцом, зависть на короткое время сменилась сочувствием. Но это чувство сменилось неприязнью. Слишком уж повышенный интерес вызывал к себе этот Андрей у всех – у бабушки, у дяди, у деда, у родного отца и даже мачехи, приятной женщины, неожиданно для всех не сразу, но поладившей со своим пасынком. Даже его собственные родители относились к Андрейке с большой сердечностью, обычно им несвойственной. Поначалу Вадим думал – это из-за того, что тот остался без матери. Однако время шло, дети росли, мальчик превратился в подростка, затем в юношу – и ничего не менялось. Он, Вадим, у своих родных таким исключительным вниманием не пользовался.
Да, Андрей был красив, умен, обладал большими способностями, все думали, он пойдет в театральный…
«Наш будущий Качалов», так язвительно называл его Вадим, на что тот совершенно не обращал внимания. Но, так как он был старше Андрея на пару лет, то безразличное отношение брата его особенно не трогало.
Однако Андрей выкинул финт, потрясший родственников – наотрез отказался поступать в театральные Вузы и заявил, что артистом не будет ни за что на свете.
И опять Вадим тихо бесился, наблюдая, как родители бурно обсуждают поступок парня:
- Это невозможно, - горячо твердила его мать, - такие способности зарывать в землю нельзя! Просто недопустимо. Я понимаю, это он из-за Инны, но надо мальчика переубедить. Куда мама смотрит? С ней он больше всех считается.
Но, видимо, даже бабушка не смогла повлиять на внука – Андрей подал документы в Бауманское и блестяще сдал все экзамены.
Вадима задевало, что его собственная судьба родителей, похоже, волновала гораздо меньше. Во всяком случае, его поступление в институт такого ажиотажа не вызвало. Более того, мать до последнего так и не знала, что вместо планируемого военного училища сын решил пойти на мехмат. А когда он поступил, поздравила, но заметила:
- Мне казалось, ты хочешь стать военным.
Отец, правда, был рад за сына, но особо бурных восторгов не выражал.
Вадим скрывал, что его это задевает. Злило его только одно: братец принимал любовь родных как должное, сам, по всей видимости, ответных чувств не питая. Однако, несмотря на его холодность, любовь бабушки к внуку не меркла с годами, а, напротив, становилась все сильнее. Другие родственники, не видя отдачи, стали меньше демонстрировать свои эмоции. Бабушка же упрямо продолжала считать Андрюшу лучшим мальчиком на свете, это была любовь нерассуждающая, как считал Вадим, слепая. И он ревновал, хотя изо всех сил и пытался это скрывать. Однако нелюбовь к братцу скрыть не удавалось. Правда, он и не считал нужным прятать свои чувства.
Они практически не общались последние годы. Жили в разных городах, если Вадим и приезжал в Питер, где процветал братец, то, разумеется, не заглядывал к нему. Андрей всегда относился к нему с бесившей Вадима снисходительной насмешкой, и потому такие визиты были никому них не нужны.
В Москве они иногда все же пересекались, прибывая на общесемейные торжества.
Присутствие Вадима на днях рождениях бабушки, дяди и других родных было таким же обязательным, как и Андрея. И он, стараясь не обижать виновников торжества, делал все возможное, чтобы освободиться на нужное количество дней.
И ему были рады, конечно, особенно Татьяна. Они с кузиной всегда находили общий язык, и любая возможность пообщаться обоим была приятна.
Что касается Андрея, то для него такой обязанности, казалось, не существовало вовсе. Сумеет приехать - почтит торжество своим вниманием. Если же у него именно в эти дни возникали дела - а такие накладки происходили частенько, - выбор неизменно делался в пользу бизнеса.
- Ну, конечно, где мы, а где наш олигарх! - язвительно комментировала в таких случаях Татьяна.
Лариса непременно подхватывала:
- Где уж нам внимания добиться!
Прочие родственники особого расстройства Андреевым отсутствием внешне, по крайней мере, не выражали. Елизавета Дмитриевна, если и бывала огорчена, этого открыто не демонстрировала.
Однако, если тот все-таки приезжал, радости ее не было предела. Не в силах скрыть ее, она просто сияла, провожая глазами каждый жест дорогого мальчика, смеялась его играм с Кларой - собачонка, видно, тоже отличала этого редкого гостя и питала к нему особое расположение. Шутки Андрея - Вадим был вынужден признать, и впрямь, очень забавные и всегда к месту, - приводили ее в восторг, она каждый раз горделиво оглядывалась, словно искала свидетелей его необычайного остроумия. Даже если неважное самочувствие вынуждало ее в праздники оставаться в постели, приезд любимого внука словно придавал ей сил. Все недомогание исчезало как по волшебству, пожилая женщина под руку с Андреем выходила к остальным гостям, и те не в силах были поверить, что эта красивая элегантная женщина в изысканном туалете, со стильной прической - и та старушка, к которой двумя часами раньше приглашали доктора - один и то же человек.
Питая к своему племяннику и кузену неоднозначные чувства, родня, тем не менее, была ему благодарна за такое "возрождение" своей любимой знаменитой бабушки.

Вадима все это безумно злило. Ему казалось, что Андрей относится к своей семье свысока - и, надо сказать, основания для такого мнения были. И потому приветливые улыбки при виде его высокой стройной фигуры, нескрываемое счастье в глазах бабушки заставляли его чувствовать себя немного лишним. Его собственное присутствие такого ажиотажа не вызывало.
А еще сильно нервировала та постоянная высокомерная ирония в глазах Андрея, с которой тот взирал на происходящее, выслушивал тех, кто рисковал вступать с ним в беседу. Андрей не считал нужным скрывать, что приезжает только из-за бабушки, все остальные для него как будто не существовали, и, уж во всяком случае, явно не имели такого значения.
Так ли было на самом деле, или это только Вадиму виделось происходящее в этом свете, сказать трудно. Но после такого рода праздников он лишний раз укреплялся во мнении, что Андрей - человек крайне неприятный, и иметь с ним дело может только человек отчаявшийся, либо напрочь лишенный самолюбия. Подвергаться граду насмешек добровольно нормальный человек не станет, а общаться по-другому, по убеждению Вадима, Андрей просто не умел. Исключения делались только, как он полагал, для лиц вышестоящих или же пользующихся его авторитетом. А таких - кроме бабушки, для Андрея Литовцева как будто не существовало.
Именно в подобный крайней ситуации и находился сейчас сам Вадим.

Теперь, после всех минувших событий, он признавал, что во многом виноват сам. Именно его непомерное желание доказать всему свету, а больше всего - родственникам, что он не хуже Андрея способен разбираться во всех хитросплетениях отечественного бизнеса, и заставило Вадима год назад броситься в этот омут.
После института он тихо-спокойно работал на заводе, в управлении, куда ему помог устроиться отец. Работа была не сильно увлекательной, но, что называется, стабильной, приносила твердый доход - из тех, что не заставляют закатывать глаза от восторга, но и называть который в кругу знакомых не стыдно.
И все это время ему что-то упорно не давало покоя, мучило, свербило, мешало наслаждаться жизнью. У этого чувства было вполне конкретное название: "зависть".
Он завидовал успехам Андрея.
Каждый раз, как родители, получив известия из Москвы, обсуждали, как далеко шагнул это парень, или в прессе появлялась очередная заметка об открытии нового филиала "Компьютерных технологий "Альбатрос", Вадим не находил себе места. Подтверждение талантам Андрея вызывало у него острый приступ собственной неполноценности.
Масла в огонь, сами того не желая, добавляли ни кто иной, как собственные отец и мать.
- Молодец Андрюшка! - восклицал отец, смотря репортаж о сотрудничестве иностранных предпринимателей с отечественными фирмами. В числе тех, кто сумел найти себе таких партнеров, был назван и Андрей.
- Да, этот юноша всегда казался мне очень способным, - сухо подтверждала мать, - у него еще в детстве был очень острый ум.
Глядя, как Андрей уверенно держится с этими заморскими купцами, свободно говорит по-английски и по-немецки, с каким пиететом к нему, молодому парню, Вадимову ровеснику - относятся окружающие, солидные люди из самых разных областей, Вадим чувствовал, как им овладевает страстное желание доказать, что он не хуже. Да, черт возьми, может, даже лучше! Надо только взяться за дело...
Пока Вадим, таким образом, размышлял, ничего не предпринимая, прошло еще два года. За это время Андрей успел открыть новый филиал в Подмосковье - таким образом, всего их у него было четыре, - и вырасти в величину довольно крупного масштаба. Не раз бывало, что если при разговоре заходила речь о компьютерных салонах, и Вадим упоминал, что владелец сети "Альбатрос" приходится ему двоюродным братом, на него бросали уважительный взгляд. И, хотя обычно Вадим об их родстве предпочитал умалчивать, и говорил об этом только лишь затем, чтобы вновь испытать болезненный укол самолюбия - так же, как трогают языком ноющий зуб, - неизменность реакции вызывала вспышку досады на себя самого. Ну, зачем ему это лишнее доказательство успехов брата и собственного – на его фоне - прозябания?
После очередного разговора в таком роде Вадим принял решение. Не долго думая, он написал заявление об уходе, настоял, чтобы его подписали - к его тайной радости, заявление бывало небольшой переполох в начальствующих заводских кругах. Вадим считался ценным молодым кадром, его уважали, как хорошего специалиста.
Устояв перед посулами руководства о теряющемся где-то в туманной дали повышении зарплаты, Вадим в итоге через две недели получил свою трудовую книжку и оказался свободен, как ветер.

Мысли о возможных вариантах своей новой жизни зрели у него уже давно, но были, так сказать, в зачаточном состоянии. До сей поры он предпочитал действовать теоретически. Теперь же занялся обдумыванием этих самых вариантов всерьез, и надумал, как ему казалось, вполне приемлемый ход. За две недели, что полагалось по закону отработать на родное предприятие, он в деталях обмозговал свой дальнейший путь, и, как ему казалось, сумел предусмотреть абсолютно все. Вадим решил пойти по стопам брата и заняться своим бизнесом. Если вышло у Андрея, выйдет и у него.
За прошедшие с того исторического дня полгода Вадим развернул сумасшедшую по активности деятельность и добился заметных успехов. Задействовав одноклассника, ставшего адвокатом, он добыл лицензию, позволяющую заниматься частным предпринимательством, возобновил дружеские связи с прежними приятелями и, с их помощью и по их подсказке, смог арендовать небольшое помещение под торговый зал, оформить кучу бумаг, заплатив страшно сказать какую сумму денег разным людям. Все деньги, что он сумел отложить за прошедшие годы работы, ушли на эти предварительные этапы. Завершающей фазой стал оформленный в банке кредит на весьма и весьма крупную сумму – залогом стала его собственная квартира. Помимо этих денег он взял также взаймы у тех же приятелей – под солидный процент.
- Ну, Вадим, ты ж понимаешь, дружба – вещь хорошая, но деньги должны работать на своих хозяев, - сказал ему Аркадий. В детские годы они жили в одном дворе, были в одной компании, и сейчас, встретившись с ним, Вадим с радостью убедился, что Аркашка остался тем же веселым разбитным парнем, без рассуждений готовым помочь другу детства.
Вадима не смущало, что теперь ему придется выплачивать платежи сразу по двум кредитам. Он так верил в себя, был настолько убежден в своем непременном успехе, что предостережения родных просто не доходили до него.
- Да не волнуйтесь вы, - взбудоражено говорил он, - вот увидите, все будет просто отлично!
На первых порах все, действительно, выглядело неплохо. Вадим открыл магазин по продаже керамической плитки, а также сантехники и сопутствующих товаров. Назвал магазинчик «Клер» - имея в виду буквальное значение этого имени: «чистый», нанял продавца и двух грузчиков и, с трепетом в душе начал торговлю.
Вадима не смущало, что по размерам его магазинчик мало похож на большой магазин сантехники, как ему представлялось в мечтах, и, скорее напоминал большой киоск.
Он твердо знал, что все начинается с малого, и был полон светлой уверенности, что этот магазинчик со временем вырастет в сеть магазинов «Клер». Ну, в крайнем случае, в один большой магазин, торговый центр по продаже сантехники и керамической плитки.
Радужные мечты стали терять свой блеск примерно через полгода. Накупив товара и договорившись о будущих поставках, Вадим рассчитывал на высокий спрос покупателей. Однако народ валом к нему не валил. Нельзя сказать, что торговля совсем не шла, но она шла не так бойко, как хотелось того хозяину, и не настолько хорошо, чтобы беспроблемно выплачивать кредиты и держаться на плаву. Открывая свой магазин, Вадим, как ему казалось, хорошо изучил спрос родного города на товары, и ему показалось, что именно в этой сфере он найдет себя. Однако, он немного просчитался. Имеющиеся торговые точки по продаже плитки и сантехники вполне уверенно себя чувствовали, были всегда готовы к вторжению еще одного конкурента на их территорию и спокойно выдержали открытие Вадимова «керамического бутика», как иронично называла предприятие сына его мать Вера Владимировна.
Стараясь привлечь покупателей, Вадим пытался повторять шаги более опытных соперников. Он объявил о продаже товаров со скидкой, со вручением подарков каждому сотому покупателю – этом шаг он «подсмотрел» у Андрея, прочитав в каком-то журнале о нововведении в магазинах брата.
Не учел он только одного. И магазины его города, и торговая сеть Андрея были солидными торговыми предприятиями, прочно стоящими на ногах. Они вполне могли себе позволить и снизить цены, и дарить подарки – их прибыль была ровно высокой во всех этих случаях.
Вадим же потерпел от такого щедрого шага огромные убытки. Правда, покупатели, заинтересовавшись, пошли в его магазин, но выручка не покрыла всех расходов.
Возможно, сумей он вовремя остановиться, еще можно было бы что-то поправить, по крайней мере, спасти хотя бы остатки товара, выплатить хотя бы часть долга и договориться о сроках выплат по остальным. Но Вадимом словно овладело какое-то безумие. Впоследствии он самому себе не мог объяснить, что заставило его в те сумасшедшие дни заказать еще одну партию товара, сумев даже найти деньги для того, чтобы заплатить аванс.
Возможно, он хотел попытаться зайти с другой стороны и поразить потенциальных покупателей широтой выбора.
Так или иначе, развязка не замедлила себя ждать. Привезли заказанный товар, и потребовалось расплатиться полностью. Аркадию надоело ждать, когда друг детства с ним рассчитается, и он в жесткой форме потребовал это сделать не позднее, чем через неделю.
В довершение всех проблем, его навестил представитель банка и вежливо поинтересовался, когда господин Волков намерен погасить кредит.
В панике Вадим попробовал снова отсрочить выплаты, но банк требовал это сделать незамедлительно, в противном случае грозя возбуждением дела и отъемом квартиры, под залог которой давался кредит. Аркадий на контакт тоже не пошел.
- Ты мне надоел, - сказал он холодно, - знал бы, что ты такой кисель, не связывался бы с тобой. Предприниматель шутов! В общем, имей в виду, ради наших с тобой посиделок на скамейке в сопливом детстве я тебе даю еще две недели. Потом – извини. У меня дела, мне нужны наличные.
Трудно описать, каких трудов стоило Вадиму выбраться из этой заварухи. С горем пополам убедив поставщиков расторгнуть с ним договор – пришлось еще и выплачивать неустойку, - он смог уговорить принять в зачет этих денег часть оставшегося непроданным товара из первой партии. Затем, совершив прямо-таки чудеса изворотливости – Вадим и сам не ожидал от себя такого, но жить захочешь – сумеешь! – он смог разыскать своего институтского товарища, который сделал большие успехи в бизнесе. Тот не слишком охотно, но все же пошел ему навстречу, вывел Вадима на людей, которые заинтересовались идеей перекупить у него дело – вместе с передачей аренды помещения – опять пришлось пройти кучу юридических инстанций. В результате всех этих мытарств Вадим смог получить на руки ту сумму, которую был должен Аркадию – без процентов. Эти самые проценты еще предстояло где-то найти.
- Ну вот, я ж знал, что ты выкрутишься, - сказал тот, принимая деньги, - а про проценты, Вадик, не забывай, не слишком тяни. Они, знаешь, растут.
- Аркаш, а, может, ты мне их простишь? – ненавидя сам себя за униженный тон, попросил Вадим.
- Что?! – безмерно удивился тот. – Ну, ты даешь! Кому расскажи – обсмеются. Ты что ж думаешь, я тут с тобой с игрушки играл? Я по твоей милости, между прочим, кучу денег потерял. Я тебе процент назначил еще по-божески, в банке бы тебе больше начислили. Так что давай. Шевели мозгами, думай, но выплачивай. И лучше раньше, чем позже. Для тебя же проще – меньше платить придется.
С этим напутствием Вадим вышел на улицу, чувствуя, что в глазах мелькают темные точки. Где взять оставшиеся деньги, он решительно не знал. К тому моменту он остался без квартиры – банк отобрал ее за долги. Ему пришлось переехать к родителям и помимо своих нескончаемых размышлений выносить еще и ворчание матери, причитание тетки и грустные взгляды отца, переживающего за сына.
Именно отец и высказал первый раз мысль попросить о помощи Андрея.
И эту мысль Вадим решительно отверг. Ему была невыносимо думать, что придется унижаться еще и перед братцем. Аркашка – ладно, он всего лишь приятель, да и то бывший, его мнение Вадима нисколько не волновало. Но Андрей! Обращаться к преуспевающему кузену, которого не выносил и всегда чувствовал пренебрежительное отношение к себе - он даже помыслить об этом не мог.
Однако – время шло, выход не находился. А проценты угрожающе росли. Вадим опасался, что они превратятся в такую же сумму, как и его основной долг, выплаченный с таким неимоверным трудом.
И однажды он все же решился позвонить Андрею. Долго собирался с духом, подбирал нужные слова, которые скажет в этом единственном телефонном разговоре – Вадим не сомневался, что разговор будет единственным. Второго раза он просто не вынесет.
Но выяснилось, что настраивался он зря. Андрея просто невозможно было застать дома. Когда бы он ни позвонил – утром, днем, поздно вечером, - телефон либо не отвечал, либо – в редких случаях, в ухо пели короткие гудки.
Пришлось звонить в Москву и спрашивать рабочий телефон Андрея - у Тани, так как Юрий Васильевич с семьей уехал отдыхать, да еще придумывать причину, по которой ему эта информация могла потребоваться. Говорить правду он бы не стал под страхом смертной казни. Таня телефон дала – Андрей всегда оставлял им свои координаты на тот случай, если бабушке захочется его увидеть, или вдруг она станет плохо себя чувствовать. Только сотового Андрея Таня не знала, этот номер был лишь у Елизаветы Дмитриевны, а обращаться к ней Вадим не стал.
Но рабочий номер Андрея тоже не помог.
Один раз Вадим чудом сумел к нему прорваться, но тот говорил с ним отрывисто и нетерпеливо, сухо спросив, в чем дело.
Разозлившись на тон, Вадим не нашел ничего лучше, чем выпалить:
- Мне деньги нужны!
- Да? – холодно обронил брат. – Забавно. А я здесь при чем?
- А ты мой брат.
- Я еще внук, племянник, сын и пасынок. Другая причина, по которой я должен тебе дать деньги, у тебя есть? – насмешливо поинтересовался Андрей, и, подождав несколько секунд, пока взбешенный приемом Вадим подбирал слова, добавил:
- Если у тебя все, извини, я жду важного звонка.
И положил трубку.
После такой отповеди Вадим зарекся звонить этому снобу. Но слово не сдержал – выхода по-прежнему не находилось, а время неумолимо шло.
И он, наплевав на самолюбие, которое продолжало протестовать, но уже намного тише, принялся названивать Андрею снова. Но с ним больше не соединяли, не спросив предварительно, кто звонит. Узнав же, заверяли, что непременно передадут, и Андрей Юрьевич свяжется с ним, когда освободится. Но тот не связывался. Видимо, времени на общение с братом катастрофически не хватает, раздраженно думал молодой человек, всего себя посвящает сколачиванию капитала.
И Вадим решил ехать в Питер.

Глава 4

- А чего ж водителя нет? – тихо пробурчал себе под нос Вадим, усаживаясь в Андреевом «БМВ». Блестящий кожаный салон его впечатлил, равно как и вся квартира брата, но он изо всех сил старался этого не показать. Он понимал, что его поведение ребяческое, более того – неразумное по меньшей мере: приехал просить о помощи, и, вроде бы, добился ее – правда, на каких-то очень уж небратских условиях, - но ничего не мог с собой поделать. Вадим был уязвлен самой необходимостью просьбы, тем, что поставил себя в неловкое положение, и потому пытался хоть как-то восстановить свою утраченную независимость, критикуя все, что видел.
Фраза про водителя вырвалась сама, он не успел удержать ее, и понадеялся, что Андрей ее не услышал. Но тот, сев на свое место и захлопнув дверцу, негромко ответил:
- Я сам люблю водить. Времени нет, чтобы гонять в удовольствие, вот хотя бы так…
Вадим ничего не сказал, и Андрей, выруливая со двора, спросил чуть громче:
- А ты ведь водишь? У тебя какая машина?
- Теперь уже никакой.
- Продал?
- Пришлось.
- А была какая?
- «Нексия». Неновая, - зачем-то добавил Вадим.
Андрей кивнул. Разговор прервался, и Вадим пожалел об этом. Это была первая их беседа, что велась не на повышенных тонах, в которой никто никого не обвинял, не старался как-то задеть… И, хотя Вадим убеждал всегда себя, что ему совершенно нет дела до мнения о себе младшего братца, все, что он услышал от него прошлой ночью, зацепило его сильнее, чем он признавался сам себе. И сейчас стало не по себе оттого, что почти приятельская атмосфера в машине вновь сменилась отчужденным молчанием.
Дорога в офис Андрея была недолгой. Через двадцать минут «БМВ» остановился у красивого особняка, фасад которого был облицован темно-серой мраморной плиткой. Аккуратные клумбочки под окнами, на которых сейчас не росли цветы, но не было и увядшей травы, а летом, видимо, весело цвели разные цветочки... Дорожки были тщательно выметены, ни одного листика не валялось в неположенном месте, а грязи вход сюда был заказан - это ясно с первого взгляда. Плитка, которой был выложен дворик, только что не блестела. Вадим отметил про себя, что такое радующее глаз великолепие, должно быть, влетает в копеечку.
- Арендуете? – кивнул он головой на дом.
- А? Да, два этажа.
Во двор въехали еще две машины, остановились одновременно неподалеку от автомобиля Андрея. Из одной выбрался полный молодой человек, производящий впечатление этакой надувной детской игрушки – несколько шариков, наполненных воздухом, поставили один на другой, и вот он готов. Впечатление усиливала необычайная энергичность подъехавшего. Хлопнув дверцей «Опеля», ярко-красного, сверкающего, он экспансивно кинулся к Андрею и, громко поприветствовав его, стал что-то живо излагать.
- Постой, Олег, - прервал тот, - в офисе пообщаемся. Надо в договорах посмотреть.
- Ага, - кивнул Олег, с любопытством поглядел на стоящего рядом молча Вадима, но спрашивать, что это за тип стоит рядом с шефом, не посмел.
В этот момент водитель второй машины, все это время возившийся в салоне, тоже оказался на улице. Рядом с небесного цвета очень симпатичным «Ситроеном» в форме капли, маленьким, изящным, очень женственным, нарисовалась как раз такая особа, что и должна была, по мнению Вадима, управлять подобной малышкой. Высокая, стройная девушка с пепельного цвета густыми волосами, которые она забрала в небрежный низкий узел на шее. Костюмчик светло-желтого цвета с зеленой блузкой под жакетиком, выглядывающий из короткого расстегнутого пальто, очень шел ей.
Она помахала рукой собравшимся и неспешно подошла.
- Приветствую всех.
- Здравствуй, Жанна, - спокойно отозвался Андрей.
- Приветик! Ты сегодня прямо как канарейка, - высказался Олег, - очень миленько.
- Скажи уж – как попугай, - рассмеялась девушка.
- Тебе очень идет костюм, - отметил Андрей, и Вадим с удивлением заметил, что Жанна, совершенно спокойно отнесшаяся к словам полного парня, чуть порозовела, глаза радостно просияли.
«Батюшки, какие переживания», - внезапно подумал Вадим, - «теперь окажется, что братец – начальник этой нимфы, и она в него влюблена безответно».
Ответ на часть своих мыслей он получил незамедлительно.
- Жанна, зайди ко мне позже, устроим разбор полетов, - сказал Андрей деловито, направляясь к крыльцу, - познакомьтесь, это Вадим Волков, он некоторое время поработает на нашей фирме.
Оба сотрудника оглядели Вадима снова, на этот раз – более заинтересованно.
- Здесь? – уточнил Олег.
- Сегодня – здесь, а потом – в салоне, менеджером. Пусть пока присмотрится.
После этого разговор снова завертелся вокруг чисто рабочих проблем, и Вадим на мгновение отключился. Его задело, что Андрей не счел нужным упомянуть, что они – братья.
С другой стороны, зачем ему это? Пусть останется, как есть, игкогнито. Проще будет с народом общаться. А то решат, что он свой, к шефу приближенный, так сторониться начнут А ему тут, похоже, придется подзадержаться …

Ночной разговор двух братьев не стал легким и увлекательным. Больше того, он не доставил ни малейшей радости ни одному из них. Андрея, утомленного множеством проблем суетного дня, лишенного возможности забраться в кровать и отключиться хотя бы на несколько часов, этот незапланированный визит несказанно злил. Еще когда Карина сообщила о настойчивых попытках родственника пообщаться с ним, он почувствовал, что дело пахнет очередной проблемой. И, отчаянно не желая эту проблему решать, втягиваться в чужие неприятности, не стал перезванивать. В глубине души жила маленькая надежда, что, может быть, если проигнорировать эти призывы, от него отстанут.
Именно так Андрей всегда реагировал на все попытки членов семьи нагрузить его своими трудностями. К чести домочадцев надо добавить, что такие попытки предпринимались крайне редко – Андрей сумел приучить их к мысли, что никому ничего не должен, и тратить свое время на людей, не слишком ему близких, нужным не находил. Исключение составляли два человека – бабушка и Арина. Ради них он всегда готов был бросить все дела, если понадобится, и спешить на помощь. Однако ни та, ни другая подобными просьбами не злоупотребляли. Правильнее будет сказать, что Арина за все время его самостоятельной жизни обратилась к нему только раз – когда одному из ее близнецов понадобилось какое-то редкое лекарство, найти которое в Москве оказалось затруднительно. Андрей привез его из Германии, куда летал на встречу, и, вспоминая горячую благодарность Арины и отца, он до сих пор испытывал редкое для него чувство удовлетворения, что смог оказаться полезным.
Что касается бабушки – Елизавета Дмитриевна знала: ради нее внук достанет луну с неба, стоит только заметить, что луна ей нравится. Это знание прибавляло ей сил и бодрости. Изредка она позволяла себе звонить Андрею, чтобы поболтать, как она это называла. И никогда его ни о чем не просила. Разве что о встрече. Просьбы эти были нечастыми, и Андрей старался непременно выполнить их.
Прочая родня таким отношением племянника, кузена и двоюродного шурина (а как еще назвать двоюродного брата жены, спрашивается?) похвастать не могла. Их попытки заставить его заняться решением задач, которые они умудрились каким-то образом запутать, он попросту игнорировал. Каждый раз дело шло не о жизни и смерти, а о каких-то упущенных возможностях, стремлении завязать знакомства с полезными людьми, выйти на которых они надеялись через него, Андрея. Он даже не считал необходимым как-то объяснять свое нежелание заниматься всей этой ерундой, а просто отказывал. Коротко и непреклонно.
Такое отношение вызывало обиду, но Андрею это было безразлично. Его не дергали требованиями проявить личное участие уже довольно давно. И вот – пожалуйста, извольте радоваться. Явление пятое. Те же и родственник по имени Вадим.
Разумеется, он не собирался его выгонять. Откликаться, перезванивать, выяснять, что стряслось – увольте. Но парень проявил настойчивость, а это ценное качество. Только вот жаль, времени совершенно нет. И спать хочется невыносимо.
Сидя на кухне и выслушивая Вадимов рассказ, Андрей, никак внешне не реагируя, отметил про себя, что брату просто невмоготу признаваться в собственной некомпетентности.
Однако особого сочувствия эта мысль у него не вызвала. Мало того, усилилось раздражение, которое он умело скрывал, привыкнув за долгое время не давать воли своим эмоциям, чтобы обуревавшие его чувства не отражались на лице. Молча глядя на брата, Андрей просто ждал, когда закончится эта горестная сага, внешне никак на нее не реагируя.
Вадим не ожидал на свои слова такой реакции. Вернее, полного ее отсутствия. Он внутренне готовил себя к насмешкам, издевательским замечаниям на тему: "Не умеешь - не берись" и прочим штучкам в таком духе. Однако кузен молчал, глядя на него с выражением утомленного безразличия.
- Ну, так что? - заключив повествование и выждав полминуты, сердито спросил он. - Так и будешь молчать?
- Я просто хотел быть уверен, что ты выложил все, и продолжений не будет, - Андрей легко поднялся с диванчика - Алина, его бывшая супруга, в свое время настояла, что на кухне должно быть не просто место для приготовления пищи, но и для комфортного отдыха, благо, свободного пространства было много. Этот диванчик был одним из немногих вещей, за которые Андрей был ей благодарен. Он, конечно, и сам бы мог его купить, но времени заняться домом не было совершенно.
- Ну, вот, ты дождался. Денег дашь?
Андрей покачал головой. Вадим взбешенно вскочил:
- Ты, богатей! Нечего строить из себя али-пашу. У каждого могут быть трудности!
- Тут ты прав, - кивнул Андрей, - но это твои трудности. Должен заметить, что меня они абсолютно не интересуют. Не знаю, с чего ты взял, собственно, будто я должен кидаться тебе на помощь. Ты имел глупость влезть в дело, в котором ничего не смыслишь, и теперь полагаешь, что я должен немедленно проникнуться сочувствием и выложить тебе эти деньги.
- Скотина, - с отвращением глядя на него, произнес Вадим, - эгоистичная, жадная скотина. У тебя же полно денег. Или что, твое состояние не выдержит такого удара?
Налив себе холодной минералки, Андрей сделал глоток и ровным голосом заметил:
- Размер моего состояния тебя никоим образом не касается. Я его заработал – сам, имей в виду, ни к кому не обращаясь, и ничего не клянча. Прости, если у тебя все, я хотел бы еще немного поработать, и лечь, наконец, спать. Как я понял, ты остаешься у меня? Тогда твоя комната – направо от холла. Свежие полотенца должны быть в ванной.
- Ты что! – подскочил Вадим. – Какая комната?! Ты не можешь так уйти. Сволочь ты последняя!
- Слишком много эмоций, - поморщился Андрей.
Вадим замолчал, тяжело дыша. Он не хотел верить, что эта последняя – действительно последняя попытка добыть так нужную ему сумму провалилась. Причем, бесславно. Каких трудов ему стоило обратиться к Андрею – и все зря. Он как-то сразу ощутил огромную усталость и безразличие. Больше ему не у кого было попросить. Значит, все.
Прислонившись к притолоке, Андрей наблюдал за сменяющими друг друга эмоциями на лице брата и размышлял. В принципе, сумма, конечно, немалая. И вообще, сама эта ситуация была ему как-то … малосимпатична, что ли. Никогда не общались толком – а тут, на тебе! Андрюха, брат, выручай. Чип и Дейл спешат на помощь какие-то. Ладно.
- Время, между прочим, третий час, - напомнил он неподвижно стоявшему Вадиму, который тяжело опирался на столешницу и напряженно раздумывал о чем-то.
- И дальше что? – рассеянно обронил тот.
- Дальше – глубокий сон. Все, хватит разыгрывать мелодраму. Считай, что я внезапно проникся родственными чувствами. И у меня нет времени ездить на твои похороны – а парни, с которыми ты связался, судя по всему, люди серьезные. Во всяком случае, теперь скажу я, а ты послушай.
Вадим хотел что-то сказать, но Андрей негромко и властно прервал:
- Нет, теперь моя очередь. Сумма, о которой ты говоришь, большая, и мне надо решить, могу ли я сейчас изъять из дела столько денег. И, если я это сделаю, - если, - Вадим, то, на определенных условиях, как ты понимаешь.
- Что, проценты возьмешь? – зло усмехнулся тот.
- Вполне возможно, - в тон ему сказал Андрей. И, прежде чем кузен смог добавить еще что-то, сменив интонацию, заключил:
- Я дам тебе денег. Но дарить я их не намерен. Ты их отработаешь.
- Что? – недоверчиво улыбнулся Вадим. – Это как же? Буду у тебя живой рекламой служить? Всем говорить, какой добрый человек Андрей Юрьевич Литовцев? Да мне никто не поверит.
- Здорово, что ты еще можешь шутить. Будешь работать менеджером. У нас как раз вакансии есть.
И он отправился спать, оставив родственника ошарашено глядеть ему в спину.
- Ты серьезно, что ли? – наконец, дошло до Вадима. – Ну, ты в своем репертуаре. Не можешь родному брату денег одолжить без всяких условий.
- Во-первых, ты мне не родной брат, - оглянулся Андрей с лестницы, ведущей на второй этаж квартиры, где была его спальня, - во-вторых, речь идет, как я понимаю, не об одолжении, а о подарке. Отдать их ты не сможешь. Так что, думаю мои условия вполне подходящие.
Андрей зевнул.
- В конце концов, я тебя не заставляю. Тебе решать. Утром скажешь мне, ладно? – он улыбнулся почти дружески. - А то я уже на ходу засыпаю. А мне еще контракты с утра надо изучить – по твоей милости, сегодня не успел.
И, добравшись все-таки до площадки лестницы, показал сверху:
- Тебе – туда. Приятных снов. Все, на сегодня прием окончен.
Оставшись один, Вадим почти полчаса стоял у окна в кухне и бездумно смотрел на улицу. После разговора - если его можно так назвать, - на душе остался неприятный осадок. Но - выбора у него нет. Нищие выбирать не могут, и в одном Андрей прав - он сам загнал себя в эту ловушку, выбраться из которой можно было только с помощью брата. Так что придется потерпеть, как это не противно.
Постепенно обида и унижение улеглись, сменившись облегчением. Как бы то ни было, а получилось.
Он вернет долг Аркадию, снова можно будет жить спокойно.
В конце концов, задачу свою он выполнил, деньги будут. А поработать на фирме Андрея – мысль даже интересная. По крайней мере, узнает изнутри, как работает братец, может, и пригодится в будущем. И – Вадим усмехнулся своему отражению, - есть возможность увидеть, как же относятся к шефу подчиненные? Может получиться интересно. Хоть какое-то развлечение.

* * *

Особо развлекаться не пришлось. Дав ему минут десять на то, чтоб осмотреться, Андрей моментально сплавил родственника худому высокому парню по имени Артем:
- Вот тебе ассистент. Можешь гонять его сегодня на всю катушку, жаловаться не будет. Используй на всяких подсобных работах.
И, прежде чем удивленный Артем успел хоть что-то спросить, исчез, уведя за собой Олега.
Вадим остался с Артемом. С любопытством разглядывая его, тот спросил:
- Ты у нас кто? Журналист, что ли?
- Почему журналист? – изумился он.
- Да ну, им же надо время от времени, так сказать, изучить обстановку изнутри. Чтобы, так сказать, в теме быть.
- В теме… Нет, я можно сказать, не совсем в теме, - Вадим решил не говорить о своем родстве с Андреем, - просто хочется понять, как вы тут работаете.
- Ну-ну, - неопределенно протянул Артем и больше об этом не заговаривал.
К крайнему удивлению Вадима, на фирме не работали люди слабовольные либо находящиеся в крайней стадии обнищания. Все присутствующие обнаруживали большую целеустремленность, сильную волю и умение отстоять свою точку зрения. И даже не тушевались, когда требовалось доказывать ее своему молодому требовательному боссу. Вадим лично присутствовал на планерке и пораженно наблюдал, как молодой парнишка, неведомо за какие заслуги допущенный к руководящим вопросам, с жаром спорил с Андреем Юрьевичем, не смущаясь явным недовольством последнего. Правда, недовольство это выражалось только в плотно сжатых губах и отрывистых фразах, которые бросал шеф, но Вадим, которого всегда сильно напрягали беседы с кузеном, как правило, чувствовал себя неуверенно, если тот смотрел на него своим высокомерным взглядом. Мальчишка, однако, не смущался, и, что самое интересное, за какие-то пятнадцать минут умудрился настоять на своем. И что совсем уж поразило Вадима, так это шумное веселье, с которым собравшиеся встретили итог этой беседы.
- Ну вот, Андрюш, я же говорила, что Макс придумал классную вещь, - с гордостью сказала Жанна.
- Ну, разумеется, - проворчал Андрей, - ты у нас всегда права.
- Не всегда, но часто, - лукаво улыбнулась Жанна - и Вадим неожиданно забыл, по какой причине он тут находится. Жанна была очень хороша, а улыбка делала ее и вовсе неотразимой.
- Так, все это чудно, но у нас полно работы, - выгнал толпу Андрей, и народ моментально рассосался. Вадим тоже вышел – вместе с Артемом. Правда, в дверях он оглянулся на брата, ожидая, что тот как-то отметит его присутствие, кивнет, скажет что-то… Но тот был занят телефонным разговором, и на Вадима не обращал ни малейшего внимания.

- Поедешь со мной в магазин? – спросил у него Артем. Чувствовалось, что он не совсем понимает, как ему относиться к неожиданно свалившемуся на него помощнику, без которого он замечательно обходился прежде, - там менеджеры нужны, вообще-то… Не хочешь попробовать? Я так и не понял, тебе что, работа нужна?
- Нужна, - кивнул Вадим, не вдаваясь в подробности. А еще больше ему нужны деньги, но Андрей так и не сказал, когда даст их, а он утром не посмел настаивать на сроках. И теперь этот вопрос терзал его.
Тем не менее, он продолжал внимательно слушать и смотреть вокруг. Увиденное настолько разительно отличалось от того, что он успел себе навоображать, что Вадим был изумлен. Как он успел заметить, в главном офисе работало не так много людей. И все они были просто влюблены в своего молодого энергичного шефа, ловили каждый его взгляд и расцветали, услышав похвалу или комплимент – даже мужчины. На критику босс тоже не скупился, но она воспринималась без обиды, с готовностью немедленно исправить недоработку. И никаких неполноценных, закомплексованных личностей! Судя по всему, народу очень нравилось работать под руководством Андрея, хотя, скажи кто Вадиму такое раньше, он бы ни за что не поверил.
В магазине Артем предложил ему поизучать работу менеджера торгового зала, - Вадиму показалось, тот так и остался при своем убеждении об отношении его, Вадима к братству журналистов, и решил его не переубеждать. Зачем? Так даже лучше. Не так унизительно, как настоящая причина, приведшая его сюда.
Когда к вечеру он оказался свободен, ноги просто гудели от беспрестанной беготни, голова трещала от впечатлений, а нервы были натянуты до предела от тревоги, получит ли он деньги сегодня, или братец заставит его сперва их все отработать? Тогда он, Вадим, раньше выйдет на заслуженный отдых, прежде чем сможет вернуть долги.
Вадим был готов к тому, что к дому Андрея придется добираться самому, и был несказанно удивлен, когда в половине восьмого автомобиль Андрея заехал на стоянку. Уверенной походкой молодой человек зашел в магазин, переговорил с несколькими людьми, сходу разрешил пару проблемных вопросов, и, направляясь к выходу, кивнул Вадиму, который неподалеку от него показывал молодой паре, какие бывают картриджи для принтеров:
- Освободишься, выходи, я тебя жду.
На него сразу же с любопытством оглянулись двое мужчин, с которыми говорил Андрей. Вадим спокойно кивнул в ответ.

Когда вечером следующего дня он уже самостоятельно ехал к дому Андрея, то настроение у молодого человека резко отличалось от того, в котором он пребывал накануне. Все так или иначе утряслось. Деньги утром были перечислены Аркадию, - и получено подтверждение об их получении. Он на неотделенное время остается в Москве, поработает в магазине, наберется опыта - да и долг надо хоть немного отработать. Причем, остается в качестве именно двоюродного брата, приехавшего изучить бизнес кузена в действии. Неведомо откуда, но именно такая информация получила распространение вместо версии с журналистом. И Вадим был доволен, хотя и старался скрыть этот факт. Ему льстило, как уважительно начинают относиться к нему незнакомые молодые парни и девушки, когда узнают, что он брат Литовцева. Вадим не акцентировал внимание, что они кузены. Зачем? Какая, в конце концов, разница.
И, что самое странное, прошло немногим больше недели, как он приехал наудачу в Питер, но, живя все эти дня в квартире брата, видя его ежедневно и наблюдая, как тот работает, он ощутил, что отношение к Андрею стало сильно меняться. Он сам не заметил, в какой конкретно момент, однако тот перестал вызывать у Вадима былую неприязнь. Дело было даже не в одолженных – да что там, подаренных, ведь он вряд ли когда-нибудь сумеет вернуть долг полностью – деньгах, и Андрей этот факт, несомненно, сознавал. Вернее, не только в деньгах. Просто он воочию увидел, что благополучие брата создано своими руками, и, в большей степени, головой, а не свалилось с небес. На фоне его собственного проигрыша это еще больше производило впечатление. И хотя в глубине души остались и ревность, и зависть, и частенько вспыхивало раздражение – когда на красивом лице Андрея Вадиму чудились бесившее его выражение превосходства над окружающими и надменность – а может быть, не чудились, а имели место быть, - безудержная злость на брата исчезла. В конце концов, у каждого из нас свои недостатки. А для Андреевой гордости, несомненно, имелись основания. Это Вадим признал, но только про себя.
Ему нравилось в Питере. Очень. И не только потому, что начали улаживаться дела. Имелась и другая причина для того, чтобы Вадим пожелал оставаться в граде Петра как можно дольше. Причина возникла в первый же день, как он приехал на работу к Андрею, была необыкновенно хороша собой, отличалась независимым нравом, несмотря на внешность этакой милой домашней девушки, и звалась Жанной.

Глава 4

- Андрюш, к тебе можно?
- Входи.
- Твоей Карины нет на месте, так что я без доклада...
- Ну-ну, – неопределенно ответил Андрей, повернулся к Жанне на крутящемся стуле и с интересом взглянул на девушку. Сколько он знал ее, на его памяти это первый раз, когда она принялась объяснять, да еще таким неуверенным тоном, почему осмелилась войти. Можно подумать, раньше не было прецедента…
- Ты занят, да? – спохватилась она, увидев заваленный бумагами стол.
- Да, но могу отложить. Жан, что стряслось? Давай, не юли, - приказал Андрей, - ты чего такая суетливая? По делу или так зашла, соскучилась?
Жанна улыбнулась шутке, но было видно, что настроение у нее совсем не веселое.
- Андрюш, мне помощь нужна.
- Моя? – уточнил он зачем-то.
- Ага. И еще совет.
- Выкладывай.
Андрей встревожился. Жанка, всегда деловитая, оживленная, уверенная в себе, обычно старалась сама справляться со своими проблемами, привыкнув к тому, что в этой жизни ей рассчитывать кроме как на себя, больше не на кого. Живя вдвоем с больной матерью, она вкалывала за троих, - каждая копейка была на учете. И, хотя заработки у нее были немаленькие, болезнь матери поглощала львиную долю доходов. Лекарства нынче дорогие, как и консультации специалистов. Андрей был в курсе ее забот, потому что не раз принимал в них личное участие, помогая устраивать Жаннину мать, бывшую балерину, сохранившую к своим неполным пятидесяти годам былую осанку и стройность, в больницу. Только в тех случаях, когда дело касалось матери, Жанна позволяла себе попросить о помощи. Видно, и в этот раз дело тоже в ней.
- Андрюш, мне нужны деньги.
- Сколько?
- Много.
- Конкретней можно? – попросил он.
- Тысяч двадцать. Долларов, - уточнила она и замерла на стуле, впившись в его лица своими красивыми ярко-голубыми глазами.
- Мама?
Жанна кивнула. Андрей заметил, как тонкие пальцы сжали край стола, так сильно, что побелели суставы.
- Позавчера приступ был… Я звонила врачу. Тому, что ты в прошлый раз привозил, помнишь, Вайнштейну.
- И что? – уже нетерпеливо спросил Андрей, не в силах слушать этот, ставший каким-то ломким, голос. Он звучал так, словно девушка была сделана из хрупкого весеннего снега и в любую минуту может рассыпаться даже от простого усилия произносить слова.
- Нужна операция. А потом долгий восстановительный период. По самым скромным прикидкам – двадцать тысяч. Так врач сказал. Он приступ купировал, но сказал, что так дальше продолжаться не может, следующего сердце может не выдержать.
Жанна, наконец, не выдержав напряжения, расплакалась. Последнее слово она произнесла почти шепотом, на протяжном вздохе, и оттого оно прозвучало особенно трагически.
Андрей резко встал, подошел к столику в углу кабинета, налил девушке крепкого чаю, плеснул туда коньяку и принес ей чашку:
- Выпей-ка…
Подвинул другой стул, присел рядом, вложил чашку в пальцы девушки и заставил выпить.
- Жан, я сейчас же свяжусь с Ванштейном, все с ним обсужу, узнаю, куда лучше всего положить Ирину Михайловну, и уже завтра она будет лежать в больнице.
- Андрюш, я понимаю, эта огромные деньги, но я просто не знаю, куда еще обратиться, - сдавленно проговорила Жанна, глядя на него полными слез глазами виновато, и, в то же время, с надеждой.
- Жанка, ну как ты можешь еще сомневаться? – Андрей привлек девушку к себе, она уткнулась в его плечо. Тонкая ткань рубашки моментально намокла.
Не говоря больше ни слова, Андрей гладил девушку по спине, глядя поверх ее аккуратно причесанной головки с выбившимися из мягкого узла волнистыми прядками. Он чувствовал, что она, переволновавшаяся за последние часы, находится на грани срыва, и прикидывал, с кем бы ее можно отправить сейчас домой. Работать в таком состоянии она все равно не сможет. Хотя… с другой стороны, хоть отвлечется.
- Жан, - негромко проговорил он, - поедешь домой? Я Сергею Петровичу скажу, он тебя отвезет. А машину твою вечером кто-нибудь из ребят пригонит. Или останешься?
- Нет, Андрюш, спасибо, - в его плечо сказала она, длинно вздохнув, - с мамой сейчас соседка. Я на работе побуду…
- Ну, смотри, как тебе лучше.
Он провел обеими ладонями по ее рукам, от локтей до плеч, чуть откинул голову, чтобы было можно заглянуть ей в глаза:
- Ты как? Получше?
Жанна кивнула, глядя на него все с той же сложной смесью чувств. И внезапно поцеловала в щеку.
- Андрюшка, ты сам даже не представляешь, какой ты хороший.
- Ага, просто Санта-Клаус, - кивнул тот, но чуть смутился от благодарности, которая сейчас просто светилась во взоре девушки.
- Нет, правда. Я просто с ума чуть не сошла, пока думала ночью, где я возьму эти двадцать тысяч.
- А сразу подумать обо мне ты, конечно, не могла, - проворчал Андрей.
- Я подумала, Андрюш, - слабо улыбнулась Жанна, - сразу же и подумала. А потом начала думать в другом направлении. Деньги-то какие!
- Глупая ты, Матвеева, - хмыкнул Андрей, - можно подумать, что во всех твоих других направлениях к этой сумме денег отнеслись бы иначе, чем ты.
- Даже хуже, - подтвердила Жанна, - но ведь ты осенью уже оплачивал лекарства. Помнишь, из Лондона привозил? Я с тобой до сих пор не расплатилась…
- А сейчас, несомненно, самый удобный случай об этом заговорить. Я, вообще-то, всегда считал, что ты одна из самых умных моих сотрудников, - заметил Андрей, чуть улыбаясь.
Жанна просияла улыбкой. А потом ее глаза снова заволокло слезами, и она уткнулась лицом в грудь Андрея.
И в этот момент дверь кабинета приоткрылась:
- Андрей Юрьевич, к вам можно? – на пороге нарисовалась бухгалтер, Альбина Семеновна, экзальтированная дама постбальзаковского возраста, относящаяся, как все на фирме знали, к своему красавцу шефу с повышенным интересом.
В ту же секунду послышался раздраженный голос Карины:
- Альбина Семеновна, я же вас просила пока не заходить. Андрей Юрьевич занят.
Дверь резко закрылась.
Жанна выпрямилась, растерянно глядя на Андрея:
- Ну вот, теперь Альбина пойдет сплетни разносить.
- Наплюй, - приказал он, - ты Альбину не знаешь? Дня не проходит, чтобы новая история по офису не гуляла – с ее подачи. Ее уже никто не слушает. Ты успокоилась, Жан? - он заботливо заглянул девушке в глаза
- Да, Андрюш, спасибо тебе огромное.
- Пока не за что. Я, как все выясню, тебе позвоню, идет?
- Идет, - улыбнулась Жанна и поднялась.
- Умойся сначала, - предложил Андрей, кивнув на дверь в дальнем углу кабинета, за которой располагалась ванная.
Проводив Жанну, он сел к телефону. В кабинет осторожно заглянула встревоженная Карина:
- Андрей, ты извини, пожалуйста, я за Альбиной не уследила. Отошла на минутку к курьерам…
- У нас, вроде, было заведено, что они к тебе поднимаются, - не прекращая поиска нужного телефона, заметил молодой босс ровным голосом.
Карина, смутившись, покраснела:
- Да просто… я забыла им одно письмо отдать, вот и решила сама сбегать.
Андрей кивнул. Посчитав, что ситуация исчерпана, и видя, что начальник не собирается ей дальше выговаривать, девушка обеспокоено спросила:
- У Жанны случилось что-то, да? С мамой, наверное?
- Уже знаешь, - отметил Андрей, - зачем тогда спрашиваешь?
- Да просто она утром плакала, а я заметила. Я и подумала…
- Верно подумала. Карин, постарайся все же отслеживать, кто здесь бывает, хорошо? – попросил он.
Секретарша вспыхнула:
- Да, конечно.
- Ну, и замечательно, - спокойно сказал шеф, - ты пока иди, мне позвонить надо.
И, когда убитая кратким выговором секретарша шла к двери, окликнул:
- Кариш… Кофе принесешь?
И улыбнулся.
Карина просияла.

Сегодня рабочий день у Вадима закончился неожиданно рано: был предпраздничный день, и сотрудников отпустили на два часа раньше обычного. Оказавшись свободным, он неторопливо прошелся по улицам, в первый раз со дня своего приезда в этот город внимательно рассматривая окружающие его здания и памятники. В Петербурге он был последний раз лет пять назад, больше в северной столице побывать ему не довелось. И сейчас он с восторгом созерцал все то великолепие, среди которого вот уже семь лет жил его кузен.
Да, красота, конечно...
Вадим бездумно шел по проспектам, сворачивая то направо, то налево, периодически натыкаясь на экскурсии: люди вереницей или группками шли за экскурсоводом, таращась на дома, разглядывая мосты и набережные.
- Ох! - Вадим, заглядевшись на послушных китайцев, один в один следовавших за молодым экскурсоводом, налетел на темноволосую девушку с короткой стрижкой и, судя по возмущенному личику, причинил ей какой-то ущерб.
- Посторожнее можно? - рассерженно спросила незнакомка, присев на корточки и потирая ушибленную ногу.
- Можно, - согласился Вадим, - очень больно? Прошу прощения.
- Да что мне с вашего извинения, - бросила девушка, - нога от него болеть не перестанет. Вы всегда так по городу ходите, открыв рот?
- Сегодня в первый раз.
Вадим подобрал уроненные от толчка сумку и папку, протянул пострадавшей.
Девушка выпрямилась, смерила парня негодующим взглядом и умчалась, выхватив у него свою собственность.
Вадим проводил ее сожалеющим взглядом. Симпатичная жертва ему попалась. Да вот только характер у нее, видно, не сахар, с такой не соскучишься. Вадим предпочитал девушек поспокойнее, не таких эмоциональных. Хотя... В такой ситуации и ангел бы разозлился.
Мысли потекли по иному руслу. Эпизод с этой взъерошенной красоткой напомнил ему другую девушку. Завязать более тесное знакомство с Жанной ему до сих пор не удалось. Да и не мудрено - он все дни проводит в магазине, а Жанна находится, так сказать, в высшем эшелоне власти, в главном офисе, и в магазине бывает крайне редко.
Размышляя, он шагал по улицам и, внезапно оказавшись перед знакомым зданием, несказанно удивился. Ноги, не спрашивая хозяина, сами привели его к офису брата. Это было тем более странно, что Вадим был здесь только один раз и дорогу запомнить не сумел. Захоти он найти это здание намеренно, вряд ли это у него получилось бы. А тут - пожалуйста. Наверное, ход мыслей повлиял, вспомнил Жанну и подсознательно вышел к дому, где можно ее найти.
Однако проникнуть в здание оказалось не так просто. Плечистые охранники у дверей, о существовании которых Вадим совершенно забыл, потребовали у него пропуск.
Ему очень не хотелось пользоваться именем брата, но слова о том, что он работает в центральном филиале сети "Альбатрос", и на этих основаниях имеет право зайти в офис своей компании, не произвели на охрану ни малейшего впечатления.
Не сумев прорваться мимо невозмутимых парней, Вадим разозлился. Упоминание магического имени Андрея, несомненно, дало бы свои плоды, но Вадим не желал ставить кузена в известность о своем приходе. Пусть этот незапланированный визит будет сюрпризом... Да и реакцию братца предугадать на его приход невозможно. Хоть и наладились у них в последние дни отношения - если так можно назвать их ровное, почти безэмоциональное общение вечерами и утрами в Андреевой квартире, Вадима не покидало ощущение, что его присутствие брату в тягость. Его, правда, не пытались выставить на улицу и даже не намекали на то, что можно бы поселиться отдельно, снять, допустим, квартиру... И все-таки особой радости его присутствием Андрей не выказывал.
Отойдя от дверей, Вадим спустился по широким ступеням крыльца, прислонился к короткой колонне и бездумно уставился в него. Затея побывать в офисе не удалась. Как видно, в прошлый раз его пропустили только потому, что он был с Андреем лично. Недаром он даже не запомнил, что вообще пришлось проходить через какой-то контроль...
Шорох колес по гравию вывел его из задумчивости. Во дворик заезжала чья-то машина.
«Ауди» цвета кофе с молоком остановилась на небольшой стоянке, хозяин вышел из машины, насвистывая, посмотрел задумчиво на колеса, что-то пробормотал себе под нос, очевидно, в их адрес, и выпрямился.
– Вадим, - спокойно констатировал Артем, - ждешь кого-то? А Андрей должен быть у себя, он мне звонил только что.
- Да… Я знаю.
- Ты к нему? Ну, пойдем.
На этот раз охранники ничего не спросили у Вадима, очевидно, удовлетворенные тем, что его ведет вполне благонадежный человек.
Да уж, ничего не скажешь, здорово вымуштрованы, покачал он головой и слегка усмехнулся, чтобы скрыть свою растерянность. Этот маленький эпизод у входной двери остро напомнил ему, что сам он живет тут, в Петербурге, на птичьих правах, и всему своему нынешнему относительному благополучию обязан исключительно Андрею.
Поднимаясь по лестнице на третий этаж, Вадим молчал, и Артем, удивленный такой необщительностью парня, спросил:
- Как работа, нравится?
- Что? А, да, все нормально.
- Ты не знаешь, Андрей что-то решил по поводу новых рекламных акций?
Вадим удивленно покачал головой. Ах да, сообразил он, теперь все же знают, что он не просто знакомый, а родственник наиглавнейшего босса.
- Я не в курсе.
Ему стало неприятно, что пришлось признаваться, насколько он далек от того, чтобы Андрей обсуждал с ним свои дела. И Артем, своим вопросом невольно задевший больную тему, вызвал у него чувство неприязни. Что, конечно же, в высшей мере неразумно – Артем был одним из немногих, с кем у Вадима завязались почти приятельские отношения. Два-три менеджера из магазина, с которыми он болтал о пустяках во время перекуров, не в счет. Правда, Артему его, можно сказать, навязали, но явного недовольства он не выражал.
- Ты сказал, у вас сейчас планерка, да?
- Да, Андрей собрал всех, рекламная компания на носу, надо обсудить все. Ты ведь тоже для этого приехал? Изучаешь бизнес, так сказать, изнутри? Это здорово, что у тебя есть такая возможность. На практике всегда большему можно научиться. А уж у твоего брата и подавно. Хоть и молодой, а бизнесмен, можно сказать, от Бога. Идеи так и сыплются…
Они подошли к холлу, где сидела Карина, миленькая секретарша Андрея, и Вадим остановился. Как ни неприятно, но придется снова признаваться, что он тут совершенно случайно.
Открыв рот, чтобы сказать, что ни какую планерку его не приглашали, Вадим тут же его закрыл.
- Артем? Уже домчал? Ну, ты ас, - улыбнулся Андрей, подходя к холлу с другого конца коридора в компании уже знакомого Вадиму Олега и молодого парнишки, которого он раньше не видел.
- Привет, - поздоровался он, как мог, независимо.
Андрей удивленно поднял бровь, но более ничем своего изумления по поводу присутствия тут кузена не выявил, кивнул прохладно и снова обратился к Артему:
- Ты свои разработки захватил? Понадобятся сейчас. Кто-нибудь видел Жанну?
- Я видел, - скала доселе молчавший паренек, - она днем домой зачем-то ездила, сказала мне, что к совещанию должна вернуться.
- Домой, - протянул Олег, - мило. Я бы сейчас тоже домой съездил.
- Хватит болтать, - оборвал Андрей, - ты и так не перерабатываешь. Ну, заходите, Жанне я сейчас позвоню.
Он отошел к окну, быстро набирая номер на мобильном телефоне. Народ втянулся в холл и принялся там заигрывать с Кариной. Вадим остался в коридоре, чувствуя, что надо как-то объяснить брату свое присутствие.
Поговорив несколько минут, Андрей подошел к нему.
- Навестить приехал?
- Да, у нас там короткий день…
Он замолчал, осознав, что оправдывается, и, обозлившись на себя.
- Свободное время выдалось? Счастливый…, - отсутствующе протянул Андрей и взглянул на часы. – Потом потреплемся, мне пора.
Сделал шаг, оглянулся на кузена и, чуть усмехнувшись, поинтересовался:
- Желаешь на планерке посидеть? Или ты с кем-то повидаться собирался?
Вадим не успел ответить – по лестнице застучали каблучки, и в коридор вбежала запыхавшаяся Жанна.
- Ребята, вы еще не начинали? Уф, там такие пробки! Еле прорвалась…
- Ждем-ждем, без вас не начинаем.
И, пропустив ее впереди себя, снизив голос, спросил:
- Все в порядке?
Коротко взглянув на него, Жанна, поправляя прическу, так же тихо ответила:
- Да, более-менее.
Андрей кивнул, обернулся к Вадиму:
- Ну, исследователь, что решил? С нами?
- Да нет, я… пойду, пожалуй… Чего я буду мешать.
Если он ждал, что его примутся уговаривать, надежды не оправдались.
- И то верно, - сказал Андрей и исчез за дверью. Вадим остался в коридоре, спрашивая себя, что помешало ему воспользоваться случаем и снова поприсутствовать на совещании. В тот, первый раз, он, правда, почти ничего не понял, но сама атмосфера этой планерки ему понравилась, хоть она и отличалась в корне от той, что представлялось ему, царит на фирме у дорогого кузена. Вот и сегодня был шанс посмотреть, как планируются рекламные компании. А он им не воспользовался. И Вадим мог сказать, почему он не решился принять приглашение. Жанна.
Направляясь в офис с полуосознанной целью увидеть Жанну, и, если удастся, познакомиться с ней поближе, он внезапно осознал, оказавшись свидетелем маленького эпизода в дверях, что девушку и брата соединяют не только рабочие отношения. И это заставило его протрезветь.
Спустившись на один пролет, Вадим присел на подоконник и, глядя в окно, задумался. Короткий диалог Жанны и Андрея показал: между этими людьми что-то есть. Недаром же в глазах брата, обычно холодных и спокойных, как Ледовитый океан, мелькнуло вполне искреннее беспокойство. Неизвестно, какие проблемы у девушки, но Андрей, видимо, принимает в ней участие. А это о многом говорит, - сделал вывод Вадим, - надо знать Андрея.
Ладно, больше тут делать нечего, - решил он и стал медленно спускаться по лестнице.
На площадке второго этажа на лестницу вышли две женщины – молодая девушка и дама постарше. Направляясь наверх, туда, откуда только что спустился Вадим, они оживленно обсуждали что-то свое. Занятый своими мыслями, он бы не обратил на них внимания, если бы дама не произнесла:
- И представляешь, Веточка, эта скромница Жанна буквально на коленях у Андрея Юрьевича сидит! Я была просто в шоке.
- У Андрея… Да ну, Альбина Семеновна, - усомнилась девушка, - вы что-то путаете.
- Да что ж там можно напутать, - возмутилась дама.
Дальнейшего разговора Вадим не слышал, но ему хватило и обрывка этой увлекательной беседы.

Глава 5

В этот день у Жени все валилось из рук.
Утром сломался утюг, предварительно оставив подпалину на рукаве ее любимого «делового» костюма цвета «какао с молоком», и теперь приходилось срочно придумывать, что надеть. Вещь должна была быть стильной, дорогой, подходящей к уже приготовленной блузке и, самое главное – немятой, ибо гладить по-новой времени совершенно не было.
Затем, когда в результате нервных поисков, был, наконец, выбран зеленый костюмчик, который шел в списке любимых вещей под номером «два». Он подходил по цвету к ее глазам, был во всех отношениях хорош, но тонковат для слякотной осени. Однако, пришлось остановиться именно на нем и надеяться, что температура за окном не понизилась резко за ночь.
Следующей оказалась чашка. Она разбилась, когда девушка устроила себе перерыв, самым коварным образом, выскользнув из рук и упав не на мягкий линолеум, а на ребро раковины.
Хотя Женя обычно считала, что посуда бьется к счастью, расстроилась. Чашка была очень забавной, в форме кувшинки, с нарисованным на желтом боку зеленым лягушонком, ловящим мух. Женя приобрела ее недавно в магазинчике сувениров и всегда улыбалась, когда забавный, лихо подмигивающий лягушонок попадался ей на глаза.
Наскоро подметя пол и с грустью выбросив осколки потешной чашки в мусорное ведро, Женя с тревогой подумала:
- Однако, тенденция… Все к тому, что день не заладится. А надо как раз наоборот. Очень надо.

Однако, высказанная просьба небесами – или кто там отвечает за то, чтобы у людей все было хорошо? – проигнорировалась, и потому ближе к вечеру, когда Женя спешила на важную для нее встречу, машина наотрез отказалась заводиться.
Пробыв почти год безлошадной, Женя сумела все же, с помощью родных, приобрести себе старенький «Форд». Машине было от роду восемь лет, но до сих пор это была послушная лошадка темно-красного цвета, и свою хозяйку он еще не подводил. Но когда-то надо начинать…
Потратив почти полчаса и убедившись, что сама она ничего поделать с машиной не сможет, Женя помчалась по улице. Она уже катастрофически опаздывала, и теперь человек, встреча с которым так много для нее значила, мог уйти, ее не дождавшись.
Став за прошедшие годы хорошим фотографом, Женя не только снимала «красивые мордашки». У нее было уже много работ, о которых знающие люди отзывались с большой похвалой. И эти же люди сказали ей, что пора попробовать издать фотоальбом.
Мысль Жене понравилась чрезвычайно, но ей не верилось, что кто-то захочет взять на себя труд выпускать ее работы. Женя отнюдь не страдала заниженной самооценкой, совсем напротив, с этим у девушки было все в порядке.
Однако, она, почему-то, была уверена, что ее работы, в которых не было ничего скандального и скабрезного, а много красоты, раздумий, недосказанной дымки и светлой наивной радости, могут кого-то заинтересовать с точки зрения вложения в них средств. Снобом Евгения не была, но опыт общения с кучей народа укрепил ее в мысли:
Массам нравится то, что попроще. Разные там «умствования» не приветствуются, а красивых картинок полно в любом киоске, зачем, в таком случае, кому-то заниматься изданием ее альбома?
Самое смешное, что первый же представитель издательства, с которым ее свела Алина, выразил сдержанное удовольствие от просмотра тех снимков, что Женя принесла с собой и предложил ей предоставить ему все снимки, которые она бы хотела разместить в альбоме.
Придя в себя от потрясения, Женя тут же пообещала принести снимки на следующий день, но оказалось, что торопиться некуда, у нее впереди больше месяца. Главный редактор издательства пребывал на книжной ярмарке в Лейпциге, а без него никто ничего не решает.
- А зачем тебе ждать именно этого редактора? – удивлялась Алина. – Полно же других издательств.
- Полно, - согласилась Женя, - но я хочу подождать. Лин, мне хочется именно здесь закрепиться. Они в меня поверили. Понимаешь?
- Пока что тебе дали, скажем так, аванс, - заметила практичная подруга, - «верить» в тебя или «не верить», решать будет совсем другой человек, сама же сказала.
- Ну, я подожду, - упрямо сказала Евгения, - куда мне торопиться?
- Тебе видней, - пожала Алина плечами.
И Женя дождалась. Ее снимки, тщательно отобранные и доставленные в издательство, показались главному редактору интересными, и тот самый представитель издательства, с которым девушка общалась в первый раз, позвонил ей:
- Евгения? У меня для вас радостная новость. Ваши фотографии понравились, редактор хотел бы побеседовать с вами. Вас это все еще интересует? Вы могли бы подойти завтра?
- Дда, - чуть растерянно сказала Женя.
Быстро обсудив детали, представитель отключился, а Женя некоторое время смотрела на трубку в руке, и постепенно начинала понимать, что, собственно, случилось. Получилось! У нее получилось! И напрасно она клеветала на людей, умные люди всегда способны понять чувства другого человека, даже если они выражены фотоснимками.
И вот теперь Женя мчалась по проспекту, безбожно опаздывая на эту самую встречу.
И, словно в насмешку, чтобы еще больше ей досадить, ее в прямом смысле сбил с ног какой-то ненормальный. Судя по всему, турист… Бродил по улицам, раскрыв рот, глазея по сторонам и умудрился уронить ее и, самое ужасное, выбить у нее из рук драгоценную папку с копиями снимков и нужными бумагами.
Правда, этот растяпа тут же извинился, но Женя все равно рассердилась. У нее и так каждая секунда на счету, а тут…!
Разумеется, она вся перемазалась. С погодой творилось Бог знает что, мокрый снег перемешивался с дождем и абсолютно погожими, по-весеннему солнечными деньками. В результате под ногами хлюпала какая-то грязная каша. И падая, Евгения угодила аккурат в самую середину этого отвратительного месива, собранного старательным дворником в некое подобие кучки. Произнеся про себя парочку непечатных выражений, Женя оглядела себя, оценила ущерб, нанесенный ее светлой дубленке, коротко простонала, выхватила у этого растяпы папку и сумку и помчалась дальше. Устраивать скандал времени не было.
К счастью, она успела.
И разговор, проводимый в самых для нее лестных тонах, завершился самым благоприятным образом. Правда, на лице ее собеседника появилось удивленное выражение, когда она влетела в кабинет, оставив в холле, под присмотром офис-менеджера, свою заляпанную уличной грязью дубленку. На прямой, красивой, чуть выше колена, юбке, предательски проступали грязные разводы, а дыра на колготках зияла на самой коленке, и прикрыть ее было совершенно нечем.
Но все это совершенные пустяки. Обратно Женя тоже шла пешком, уже не несясь по улице, а почти победно шествуя, и временами даже забывая, что у нее болит ушибленное бедро, саднит разбитое колено, а дубленку и юбку еще предстоит чистить. И, тем не менее, на душе у нее пели птицы.

- И я подписала договор, - с упоением рассказывала она маме, жадно глотая вкуснейшие пирожки и запивая их сладким чаем.
Чаепитию предшествовало аханье при виде дочки, расспросы относительно причины ее несколько неаккуратного вида и попыток матери привести в порядок ее пострадавший гардероб.
Сгорая о нетерпения поделиться свой сногсшибательной новостью, Женя только сказала, что упала в грязь, не став сейчас вдаваться в подробности, и попросила маму отложить ремонтные работы и потребовала полного и безоговорочного внимания.
- …Это просто чудесно, Женечка, - мама с гордостью любовно смотрела на свою энергичную дочку, которая от возбуждения даже усидеть спокойно не могла на стуле.
- Когда же альбом-то выйдет? – поинтересовался отец.
- Ой, пап, это нескоро, - помахала пирожком Женя, - не меньше полугода может пройти, и то, если очень повезет. А, может, и год.
- Ну, это уже неважно, - мама так и сияла, - главное – договор подписан. Наша Женька будет автором фотоальбома. Как тебе?
- Мне нравится, - кивнул отец, поглядел на дочь, со вкусом уплетающую очередное произведение кулинарного искусства и тихо рассмеялся:
- Ты, Жук, ешь так, будто неделю голодала.
- А я и правда, почти не ела, - призналась Женя, - аппетита не было. А сейчас как с цепи сорвалась. Ну, а теперь рассказываю. Меня сегодня чуть не покалечили…
- Что? – в один голос воскликнули родители, и девушка тут же добавила:
- Да не пугайтесь вы так. Просто я бежала, как сумасшедшая, а какой-то тип меня сбил. Глазел как в музее, кругом, и меня не заметил.
- Ты не ушиблась? – встревожилась мама? Отца интересовало другое:
- А почему ты бежала? Что с машиной?
- Я не ушиблась, - по порядку ответила Евгения, - а машина встала, пап. Просто сегодня день несчастий каких-то. У меня еще чашка утром разбилась…
- Я погляжу, что там у тебя, - пообещал отец.
Женя радостно кивнула – она больше доверяла его умению, чем неизвестным специалистам и автосервиса. А затем принялась в подробностях повествовать обо всех недоразумениях, случившихся за день.

Глава 6

Добравшись до своей квартиры, Андрей мечтал только об одном: скорее в душ. Больше он даже думать ни о чем не мог. Сегодня включили отопление. Это благо цивилизации, обычно с таким нетерпением ожидаемое жителями городов, оказалось сущим проклятием – топили чрезмерно сильно, температура в офисе зашкаливала за тридцать.
От жары не спасала даже работающая в офисе на полную мощность сплит-система. Именно сегодня она тоже решила выкинуть коленце и забарахлила – то включалась, то самопроизвольно отключалась. Вызванный мастер наладил технику, та дождалась ухода специалиста и зловредно сломалась снова. В борьбе с чудом немецкой технической мысли прошло полдня, и Андрей успел взмокнуть в прямом смысле.
Чувствуя, как влажная рубашка противно липнет к телу, Андрей с отвращением морщился и поводил лопатками, стараясь избавиться от мерзкого ощущения.
Разумеется, в машине работал кондиционер. Но оказалось, что сам «БМВ» тоже именно сегодня затосковал о небольшом, чисто символическом техосмотре. Именно потому Андрею пришлось, оставив машину в автомастерской, приобщиться к своим согражданам и проделать остаток пути до дома на общественном транспорте. От метро до его дома было минут семь пешком. За эти несчастные семь минут он окончательно выдохся. Погода решила побаловать напоследок, перед холодами, внезапным теплом – именно сегодня, когда, после нескольких дней постоянного ветра и снегопада уже все ожидали только еще большего похолодания. А тут – извольте радоваться, солнышко светит, снег растаял под ногами горожан и превратился в липкую кашицу, неприятно хлюпающую под ногами.
Выходя из лифта, Андрей на секунду представил себе, как сейчас заберется под прохладный душ и аж простонал коротко от предвкушения.
Быстро повернув ключ в замке, толкнул дверь. Она не поддалась. Андрея удивленно присвистнул, толкнул сильнее. Эффект тот же самый.
- Черт! – с чувством сказал он, глядя на безмолвную дверь, которая не желала впускать хозяина в дом. Бывают же такие вечера! Еще и замок заело. И в ту минуту, когда он принялся было более энергично двигать ключом в замочной скважине, внезапно вспомнил. Ну, конечно. Родственник. Оч-чень приятно.
Андрей успел напрочь забыть за полтора года, пробежавших с того веселого времени, как он был женат, что бывшая супруга отчаянно боялась воров и настояла на том, чтобы врезать еще и внутренний замок. Андрей им никогда не пользовался. А вот Вадику, наверное, одному не по себе, вот и заперся на все засовы. Крайне мило, но теперь без него не войдешь.
Нажав на кнопку звонка, Андрей ощутил, как в нем растет раздражение. И разозлился еще сильнее, прямо-таки физически ощущая, что умиротворение от плодотворно проведенного дня бесследно исчезает. Вадим открывать не спешил, и Андрей начал приходить в ярость – отчасти на братца, отчасти – на себя. Собственная благотворительность уже пару дней как действовала ему на нервы. Он не привык жить с кем-то. Алина не в счет, они поженились если не по великой любви, но, во всяком случае, не без сильных эмоций, и все то время, пока жили вместе, эти эмоции присутствовали – в той или иной степени.
Вадим же изначально не вызывал у Андрея никаких особых чувств. Он всегда ощущал к своему кузену безразличие. Это парень, живущий в далеком Новосибирске и встречаемый на жизненном Андреевом пути от силы пару раз в год, никак не мог его заинтересовать. Слишком разные интересы у них были. А тоску по братским отношениям он никогда не испытывал. Вполне хватало близнецов и стычек с Татьяной и ее Виктором.
В тот момент, когда Вадим переступил порог его квартиры, Андрей испытал лишь сильное желание избавиться от кузена. И жалостливая история ничего, кроме досады на Вадимову лопоухость, не вызвала. Кто-то может заниматься бизнесом, кто-то не может. Это закон жизни, и против него не попрешь. Но, безмерно удивляясь сам себе, отчего-то не выставил братца из дома, дав ему денег на обратный билет – похоже, у него и тех не было, - а неистово принялся помогать. Ну, хорошо, дал ему нужную сумму – с ума сойти, какие деньги на ветер! Не рассчитывать же, в самом деле, на то, что этот герой их отработает. Предложение остаться и повкалывать у него в магазине было сделано по большей степени из злорадства, как ни по-детски это звучит. Захотелось хоть как-то уязвить этого погорельца, убежденного, что все на свете должны ему помочь, тем более, что уже вечером решил дать ему денег. Но ладно, Бог с ним, пускай. Так вот на этом бы и остановиться, альтруизм тоже должен иметь свои пределы. Так ведь нет, мало того, чтобы совсем уж зарыдать от умиления к самому себе, даже не настоял на переселении родственника куда-нибудь, хоть в съемную квартиру, хотя ясно, что двумя днями или даже неделей это гостевание не ограничится. Зачем же, у него полно места, пусть живет.
Присутствие этого, можно сказать, чужого человека, у него в доме, начало бесить Андрея уже на второй день, но он всегда умел отлично владеть собой. Однако, в этот момент, когда он, теряя остатки терпения, упорно жал на звонок, дожидаясь, пока ему откроют, и он сможет войти в собственную квартиру, сдержанность ему, похоже, изменила.
- Эй, родственник,- крикнул он и для убедительности бухнул кулаком, - выходи, подлый трус!
Крик тут же разнесся по подъезду, многократно повторяясь, и через полминуты на этаже открылись двери лифта, и на площадку выскочил один из охранников, обычно сидевших внизу и изнывавшись от безделья
Парень не скрывал любопытства, смешанного с легкой тревогой: в этом доме никогда не устраивали дебошей и скандалов, во всяком случае, не делали этого прилюдно.
- Все в норме, - успокоил его Андрей, - пытаюсь вот домой попасть.
Словно в ответ на его слова, дверь наконец-то, распахнулась, и на пороге появился Вадим – в Андреевом халате, с мокрыми волосами.
- А я в ванне был, - объяснил он.
- Рад за тебя, - процедил Андрей, кивнул охраннику, парень коротко улыбнулся и поехал к себе на пост.
Пройдя в холл, он дождался, пока Вадим закроет дверь, и, в нетерпении расстегивая рубашку, от которой ему давно хотелось избавиться, поинтересовался:
- И как оно, в душе?
- Великолепно, - заверил его брат, - твоя домработница – просто чудо, Андрюха, везде свежие полотенца висят. Как в отеле.
- Лучше, - заверил Андрей надменно, - можешь мне поверить.
- Да уж, свою прислугу ты муштровать умеешь, - согласился Вадим.
Андрей удивленно поглядел на родственника, кажется, начинающего проявлять симптомы обнаглевшего Барбоса, который забрался в дом к хозяину и решил, что он здесь главный. Но разбираться сейчас, до душа, у него просто не было сил. Поэтому, взяв на заметку недопустимый тон кузена, он направился к себе, бросив только:
- На второй замок запираться нет нужды. Ты не красна девица, тебя не украдут.

Вытирая мокрые волосы и блаженно ощущая на теле капельки воды, он снова почувствовал себя человеком. Ну, вот, теперь опять можно жить. И, перво-наперво, надо разобраться с братцем, заселившимся к нему на птичьих правах и, кажется возомнившим, что он может тут устанавливать свои правила. Андрей больше всего ценил свою независимость и возможность поступать так, как он считает нужным. И попытки, пусть слабые, в этом помешать, пресекал на корню. И без того сколько времени возился с этим погорельцем, вот он и решил, что они одной крови. Маугли новоявленный…

Спустившись на первый этаж своего жилища в поисках родственника, горя желанием поговорить с ним по душам и объяснить ему, наконец, кто хозяин в этом доме – давно пора расставить все точки над «и», Андрей был несказанно удивлен. Он обнаружил кузена в своем кабинете – вход туда, согласно заведенному порядку, тому был заказан. В свою святая святых Андрей пускал только домработницу. Анна Матвеевна убирала там два раза в неделю, ничего не трогая на столе – даже если на нем лежали горы пыли. Правда, до такого состояния Андрей свой рабочий стол не доводил, но с самого начала он поставил женщину перед фактом: его кабинет – это его место. Только его и ничье больше. Даже спальня не была исключительно его комнатой. Там обитала жена – раньше. Ее отчего-то не устраивало стремление Андрея иметь две супружеские спальни в доме.
- Еще чего не хватало, я к своему мужу буду в гости приходить, - возмущалась она, а на его вполне разумные замечания:
- Но ведь в доме полно места. Пусть у тебя будет своя отдельная комната, разве плохо?
Она неизменно отвечала:
- Замечательно. Я там устрою свой будуарчик, буду туда удаляться, если «не в духе», идет?
Он соглашался. Все равно, супругу переспорить трудно, а настаивать на своем, рискуя семейным скандалом, у Андрея на было желания.
Потом в спальне стали бывать Алинины последовательницы. И каждая неизменно предупреждалась:
- В кабинет ни ногой. Увижу – выгоню.
И, так как к девицам он неизменно относился с легкой насмешливостью, не особо с ними церемонясь, они не сомневались, что свою угрозу хозяин выполнит. И в кабинет не заходили.
Ему не столько была нужна такая уединенность для работы, в конце концов, в офисе в его кабинете было настоящее столпотворение, и оно ему не мешало. Просто Андрей с детства превыше всего ценил время, когда мог уединиться, побыть совершенно один – и чтобы никто не мешал, не лез с советами, не мог бесцеремонно ворваться к нему в те минуты, когда хочется побыть наедине с собой. Как только такая возможность у него появилась, он себе создал такое убежище. Кабинет.
Когда в доме появился этот бедный родственник, Андрею даже в голову не пришло специально говорить, мол, не заходи сюда, здесь – мое личное пространство. Вадим, казалось, сам понял, что к чему, и сюда не наведывался. По крайней мере, Андрей о таких визитах ничего не знал.
А сейчас он узрел кузена сидящим за его компьютером и, ничтоже сумняшеся, безмятежно лазающим по его файлам. На столе стоял бокал с вином, из колонок, стоящих рядом с монитором, негромко доносилась музыка. По виду Вадима можно было понять, что он вполне доволен жизнью.
Чувствуя, как ярость обожгла его изнутри, и испытывая страстное желание выбросить этого наглеца за дверь – прямо так, в халате, Андрей решительно подошел, из-за плеча Вадима взял мышку, щелкнул пару раз кнопкой и выключил компьютер.
Кузен повернул голову и удивленно протянул:
- Ты что, с цепи сорвался?
- Пошел вон.
Вадим недоуменно взглянул на него.
- Что?
- Ты меня слышал, – изо всех сил пытаясь сохранять хотя бы видимое спокойствие, процедил Андрей, - забирай свое барахло - и чтобы я тебя больше здесь не видел. В этом городе полно гостиниц и съемных квартир.
Он отошел к окну и встал там, прислонившись к подоконнику:
- И постарайся побыстрее. Мне уже порядком надоела эта игра в благотворительность.
- Ну, наконец-то!
Вадим вскочил на ноги и впился глазами в его лицо:
- Вот ты себя и проявил! Первый раз в жизни сделал доброе дело, так, наверное, извелся весь. Собственник проклятый. Твой дом. Твой кабинет. Твой компьютер. И служащие тоже все твои, да? И ни одна не может боссу отказать, верно? Конечно, куда там. В наши дни так туго с работой, потерять такое местечко никому не захочется. Так почему бы шефу не потрафить? Поди, еще и в очередь становятся.
Вадим почти потерял над собой контроль. В этот момент он так ненавидел брата, что казалось – еще немного, и он набросится на него с кулаками.
Отрезвил его поток холодной жидкости и ледяным голосом произнесенное:
- Прекрати истерику.
Вадим, как-то сразу потеряв весь свой запал, растерянно провел ладонью по лицу, поднес ее к глазам, увидел розовые капли. Вино. Он перевел взгляд на стол, где раньше стоял его бокал.
- Убирайся из кабинета.
Вадим молча вышел. Он так долго ждал возвращения Андрея домой, так мечтательно представлял в красках весь предстоящий разговор, разоблачающий стремление того к полной власти над людьми, что ведь в принципе невозможно, а Андрей, видимо, этого еще не понял. И он, Вадим, в этой беседе собрался раскрыть кузену глаза. Именно с целью вывести его из себя и была вся инсценировка с кабинетом. В общем-то, он своего добился. Андрей был взбешен, хотя и виду не показывал. Вывести из себя ему этот айсберг не удалось. А вот он вел себя, как базарная баба. Сорвался, чуть ли ни визжал.
Поглядев на себя в зеркало в ванной и увидев свое лицо с розовыми потеками на щеках, он почувствовал, как его передернуло. Да уж, тактик и стратег из него еще тот. Хотел взять верх над этой глыбой льда. Потому Андрей, видимо, и добился таких высот, что умеет держать себя в руках – это помимо таланта, уж себе самому-то чего врать? Такую сеть магазинов создать, почти империю, и держать все это под контролем, да еще пользоваться авторитетом среди служащих, причем, настоящим, а не демонстрируемым нарочно – это надо суметь. Да еще в его годы. Ведь, в сущности, мальчишка еще. Не то, что некоторые. Вадим вспомнил откровенную брезгливость, которая промелькнула в глазах Андрея во время его бурного монолога, и сглотнул горькую слюну. Вел себя, как истеричный подросток. Ладно, в самом деле, он тут задержался, пора и выметаться. Скоро сам себя уважать перестанет.
Выйдя из ванной, он хотел пройти к себе в комнату, чтобы собрать вещи и сегодня же съехать от Андрея. Но, зайдя в свое временное жилище, остановился. Оседлав стул, у стола сидел кузен и с холодной задумчивостью перебирал валяющиеся кучкой на столе проспекты его собственной компании.
- Ты закончил? Тогда может, объяснишь, из-за чего такой сыр-бор? Что значат все эти демарши и эмоции на уровне «сам дурак»?
- Да иди ты, - вяло огрызнулся Вадим, - я хочу вещи собрать.
- Не играй в обиженного сироту, - остановил его насмешливый голос брата, - мы, по-моему, уже установили, что на меня твой тон обойденного судьбой не действует. Не считаешь, что пора уже перестать всех ненавидеть из-за того, что у тебя где-то что-то пошло наперекосяк? Реакция подростка, а не взрослого мужчины. Или ты себя таким пока не ощущаешь?
Вадим, все это время простоявший в дверях комнаты, которую он за эти неполные три недели привык считать своей, внезапно оскорбился:
- Может, хватит разговаривать со мной как с недоразвитым?
- А ты, может, тогда прекратишь весь этот балаган? Хочешь что-то сказать – говори как мужик, а не мямли. И, кстати, скажи, каким Макаром тебя в офис занесло? И, раз уж занесло, какого черта потом смылся? Какой-то ты непостоянный, братец. Прямо как героиня какого-то фильма. «Я вся такая внезапная», - произнес он тонким голосом задушевно. Вадим не выдержал и прыснул.
Секундой спустя расхохотался в свою очередь и Андрей. Веселый смех двух кузенов звучал несколько минут. Отсмеявшись, Андрей спокойно спросил:
- Ну, может, теперь скажешь, наконец, в чем дело-то?
- Может, и скажу...

* * *

- Ну, ты и осел! – с чувством произнес Андрей. - Дебил. Кретин. Идиот.
- Да иди ты!
- Сам иди, - парировал он, – нет, ты скажи, взрослые люди так поступают? Где-то что-то услышал - и побежал квартиру громить. Терминатор ревнивый.
Вадим бросил в него пустую пивную банку. Андрей ловко поймал ее и кинул обратно.
- Нет, чтобы узнать толком, раз уж это для тебя так важно. Хотя, по-моему, тут у тебя нет шансов – и не я тому причиной, можешь мне поверить, - закончил он, увидев, как Вадим встрепенулся.
- А кто?
- Что? – невинно поинтересовался Андрей и тут же снова получился банкой, на этот раз в плечо.
- Балда. По-моему, тут не обошлось без Артема.
- Какого? Того…
- Того самого. Я, конечно, может быть, ошибаюсь, но, мне кажется, Жанка к нему неравнодушна.
- А… А чего же тогда, - Вадим никак не мог освоиться с этой новой информацией, - почему же она не к нему пошла, а к тебе?
- Снова дурак, - Андрей вздохнул, - да потому что от Артема в этом вопросе толку никакого кроме сочувствия. А девочке требовалась реальная помощь. И я ее уже как-то раз оказывал. Вот она и пришла ко мне.
- Ага, и на колени к тебе села по той же причине, - ядовито протянул Вадим.
- Опять кретин. Ну, Альбина Васильевна, ладно, у нее явный маразм. Но ты-то вроде пока здоров? Девушка была расстроена, я ее утешал. Еще вопросы будут? Если нет – я есть хочу, как стадо слонов. Между прочим, по твоей милости, я еще не ужинал.
- Ты только о жратве и способен думать.
- Ага, а ты – только о любви, - согласился Андрей, - и еще о том, как занимать чужие кабинеты и надевать чужие халаты. Узурпатор.
- Да пошел ты…!
- И ты туда же. Все, я пошел есть. Закончишь предаваться мировой тоске – приходи на кухню, так и быть, оставлю тебе немного. Если ты, правда, раньше меня все не сожрал в своем мстительном порыве.
Он выскочил из комнаты прежде, чем многострадальная банка снова полетела в него. Ему почему-то было весело. Абсолютно без причины, как кажется. И, что еще смешнее, совершенно пропало желание избавляться от «квартиранта». Первый раз в своей взрослой жизни – нет, второй, если считать Алину, но там было совсем другое дело – ему стало приятно, что с ним рядом живет еще кто-то. И, мало того, внезапно захотелось, чтобы так все и оставалось.
Нонсенс. Наверное, он сошел с ума.

ЧАСТЬ V

Глава 1

- Кто-нибудь скажет, где шарики? Ребята, куда засунули шарики, черт вас всех возьми!
- А как вы думаете, он нас всех не пошлет? Он же терпеть не может громких мероприятий в свою честь.
- А мы не громко. Мы тихонечко так … шепотом поздравим – и все. И тут же уйдем.
- На цыпочках!
- Ага!
- Слушайте, вы, кретины, вы что, оглохли?! Где шарики??
- Ветка, ну чего ты орешь? – Олег подошел к Виолетте, стоящей на стуле и сосредоточенно водящей рукой по поверхности шкафа. – Голосишь, как…
- Это ты их куда-то дел! – накинулась на него разозленная Виолетта. – Я же тебе их в руки сунула, как сюда пришли. Куда ты их девал?!
- Да что ты ко мне привязалась, я их в глаза не видел.
И, опасаясь, что взбешенная секретарша даст ему по голове, осторожно отвел ее руки и снял девушку со стула.
- Пусти, - вырвалась она из медвежьих объятий, - ребята, я серьезно. Ну, ведь решили же шариками написать поздравление! - от возмущения девушка порозовела, и Олег был не в силах оторвать от нее глаз.
- Я же специально заказала такие, длинные…
- Как презерватив? – невинно спросил Макс, за что получил подзатыльник.
Видя, что Вета на грани и сейчас явно кого-нибудь покалечит, Артем решился встрять:
- Ветик, это не те разноцветные резиночки, что на столе кучкой лежали?
- Куда ты их дел? – прошипела Вета.
- Никуда не девал, - отперся Артем, - они там и лежат, можешь посмотреть… Вон, за коробкой.
Дружный хохот заглушил Виолетины ответные слова. Потом все битых полчаса надували шарики – тут уж Вета оторвалась на полную катушку и не позволила отлынить от этого мероприятия ни одному мужчине в комнате. Наконец, ее замысел был выполнен – красивой разноцветной гроздью шарики свисали с ручки окна, скрученные в буквы, составляющие слово «поздравляем», красовались на спинке дивана. А самый большой, красный со звездами шар, надутый гелием – его Виолетта притащила в таком надутом виде из кабинета, не доверив своему прямому начальнику, - на шнурке болтался посреди кабинета, привязанный к планшету монитора.
Только после этого вся компания позволила себе передохнуть, попадав кто куда и созерцая дело рук своих.
- Здорово, - вынесла всеобщий вердикт Карина.
- Да, нарядно получилось, - подтвердил Артем.
- Как вы думаете, ему понравится? - спросила Жанна.
Коллеги помолчали, потом все сразу закивали, а Макс нерешительно произнес:
- Ну, он же на открытии филиалов сам велит все шариками увесить…
- Понравится, - решительно сказала Виолетта.
- В любом случае, уже все готово, и разбирать мы не будем. Пусть знает, что мы помним. Устраивать сам он наверняка ничего не будет, - произнесла задумчиво Карина, - а так хоть какой-то праздник. В прошлом году он в это время в Бостоне был…
- Идет, идет! - в кабинет залетела вышедшая на секунду Жанна.
Все высыпали в холл и приняли непринужденные позы. Карина плюхнулась на свое секретарское место и схватила телефонную трубку.
Андрей вошел стремительно, на ходу разговаривая по мобильному. Кивнул всей компании, удивленно подняв бровь при виде своих служащих, скопившихся в его холле.
- Да, завтра вечером… Хорошо, договорились.
Выключив телефон, он вопросительно посмотрел на народ. Артем, старательно рассматривающий в окно внутренний дворик, почувствовал на себе взор шефа, обернулся и спокойно проговорил:
- Андрей, у нас тут дело к тебе, если найдется минутка.
- У всех сразу? – скептически усмехнулся Андрей. – Вы что, увольняться надумали? Или у вас гениальный замысел нашей рекламной компании?
- Ага, гениальный, - кивнул Олег, оглядываясь на Виолетту. Боясь, что этот кретин сейчас не выдержит и все испортит, она поспешила вступить:
- Андрей Юрьевич, мы бы хотели это обсудить у вас в кабинете, если вы не возражаете?
- Милые заявления, - смерив ее взглядом, сказал Андрей, - ну что ж, пойдемте…
Компания, затаив дыхание, ждала, пока он откроет дверь и войдет первый в кабинет. За дверью была тишина. Нерешительно переглядываясь, они гуськом потянулись следом за шефом. Может, он взбешен, что они влезли в его кабинет? Может, ему сто лет нужны их поздравления, ведь он же сам никогда не отмечает на фирме свой день рождения, хотя и не забывает сам поздравлять своих подчиненных?
Первым увидевший босса Артем облегченно улыбнулся. Он тоже немного опасался реакции своего неординарного молодого шефа, - не за себя, а за более молодых коллег, ребята так были поглощены замыслом поздравить Андрея, сделать ему приятный сюрприз. Жаль было бы, если бы они были разочарованы.
Андрей стоял посреди комнаты, увешанной шариками, смотрел на красивый букет в вазе на своем столе – его выбирали девчонки всей гурьбой, - и молчал. Но выражение лица у него было непривычное – смесь спокойствия, которое он, видимо, изо всех сил старался сохранить, радостного удивления и растроганности. Он не мог скрыть, как ему приятно увиденное.
- Поздравляем, Андрюша, - подлетела первой Жанна, - ты лучший в мире начальник, и мы тебя обожаем. Будь счастлив, ладно?
- Я постараюсь, - глядя в эти красивые серые глаза, серьезно ответил он и поцеловал ее в щеку.
Виолетта и Карина оттеснили девушку, наперебой желая своему шефу любви, благополучия и всяческих благ.
Мужские поздравления были более сдержанными. Олег, Артем и Макс пожали ему руки, пожелав традиционно всего наилучшего.
Андрей кивал в ответ, обнимая за плечи Ветку с Кариной, улыбался. И было видно, что он не ожидал ничего подобного, и ему радостно, что его сотрудники не забыли о его празднике.
Он обычно не праздновал своих дней рождений, во всяком случае, старался сделать это без помпы, в отличие от Алины, для которой любой повод был хорош, чтобы устроить вечеринку с кучей гостей, танцами до упада и веселой неразберихой. После их расставания Андрей наслаждался отвоеванной тишиной и спокойствием. На дни рождений гостей не звал. Кто помнил – приходил и так. Однако, у него было не так много друзей, которые бы могли нагрянуть без приглашения – Андрей непроизвольно держал людей на расстоянии. На фирме его обычно поздравляли, но не устраивали таких праздников. Видимо, он сумел-таки заморозить народ своей неприступностью. Хорошо все же, что ребята сумели прорваться сквозь этот заслон, - внезапно подумалось ему.
- Ну, открой подарок-то, - подтолкнул Олег, - мы же ждем, все-таки.
Все рассмеялись.
Андрей развел руками, стараясь не задеть девушек:
- Подчиняюсь требованию большинства.
Осторожно развернув упаковку, он вынул из коробки статуэтку из черного камня. Стремительно мчащийся скакун застыл в вечном беге, вытянувшись в струнку. Неизвестному мастеру удалось отлично передать даже натянутые мышцы на задних ногах животного. Конь был очень красив.
- Нравится? – не выдержав, спросила Карина.
- Да, - помолчав, ответил Андрей, - очень. Спасибо вам, ребята. Не ожидал, правда. Это очень приятный сюрприз.
-Ну, значит, получилось, - радостно произнесла Жанна и оглянулась на Артема. Тот улыбнулся ей в ответ, и она не сразу отвела глаза.
Заметив этот безмолвный обмен взглядами, Андрей улыбнулся. Стало быть, он не ошибся, сказав недавно, что Жанна неравнодушна к Артему. Это хорошо, Шувалов – отличный парень.
- Я не понял, а где праздничное угощение? – громко спросил Олег. – Где именинный пирог с… сколько там? С двадцатью восемью свечками?
- Ну, ты нахал, - покачала головой Вета. Андрей очнулся от созерцания своего подарка, на который он снова перевел было взгляд.
- Нет, все верно. Подарки получены, ответный шаг за мной. Ребята, дайте мне пятнадцать минут, ладно?
- Ну, так уж и быть, - протянул под общий смех Олег и плотоядно потер руки. Жанна язвительно заметила:
- А некоторым вообще бы… кушать поменьше.
- Вот сама и не кушай, - обиделся Олег, - я, может, со вчерашнего дня голодаю, тортика именинного жду.
Андрей, смеясь, выставил руки:
- Все, валите отсюда, сейчас, только звонок один сделаю, и будет вам тортик.
- Смотри, ты обещал, - протянул Олег предостерегающе, откровенно наслаждаясь моментом.
Он бы еще с удовольствием потрепался, но толпа вытолкнула его в холл.

Оставшись один, Андрей осторожно взял в руки статуэтку, задумчиво обвел пальцем контур морды, погладил развевающийся «на ветру» хвост. Хороша лошадка, что и говорить.
Поставив ее на стол, он поднял трубку, намереваясь сделать важный звонок, но, пока говорил, продолжал смотреть на лошадь. Странно это, но, чем больше совершенно не сентиментальный и не любящий высоких слов и высокопарных сравнений Андрей разглядывал подарок, тем больше он чувствовал, что этот скакун ему чем-то близок. Летит к своей цели через все преграды… Победитель. Одинокий победитель, если точнее…
Встряхнув головой, он проговорил в трубку:
- Да, договорились, это меня устраивает как нельзя лучше. Все детали обсудим при встрече.
Отключил телефон и, смеясь над своей непривычной чувствительностью, насмешливо хмыкнул. Ничего особенного здесь нет. Просто ребята поздравили с днем рождения. Они же всех в коллективе поздравляют, он и сам всегда участвует. Было бы странно, если бы его в этом обошли.
А подарок Ветка, наверное, выбирала… Или Жанна…
Надо же, шариков накупили… Прямо-таки, возвращение в детство.
Внезапно подумалось:
Интересно, толпа родственников вспомнит, что у него нынче день рождения? Или об этом помнит только одна бабушка? Она-то, уж, конечно, поздравила первая, позвонила с самого утра.
Вадим, разумеется, и помнить не помнил, что у него сегодня день рождения, потом только, когда услышал, как Андрей принимает поздравления от бабушки, спохватился и проговорил что-то типа:
- Поздравляю… Всего тебе.
Он кивнул небрежно, и на этом все трогательные моменты завершились. И Андрей был искренне убежден, что поздравления себя исчерпали. Ну, разве что кто из партнеров по бизнесу вспомнит. Но это уже этикет и политес. Он и сам не забывает, когда у кого из деловых знакомых какая дата, специальный файл себе завел на компьютере. Но оказалось, что он ошибался. Шариков и лошадки он уж точно не ждал…
Ладно, - спохватился он, - размечтался тут, а ребята тортик ждут. Да и чего покрепче тоже можно. Надо и расслабиться. А то когда ему еще такого коня подарят!

Рабочий день заканчивался. Он прошел на редкость быстро, за посиделками «по случаю» пролетело два часа, потом они быстренько, сдвинув в сторону, на маленький журнальный столик все остатки пиршества, сели кружком за большой стол, обсудили парочку насущных проблем, и Андрей разогнал все работать.
Правда, Олег порывался утянуть всех продолжить праздник где-нибудь в неофициальной обстановке, но Андрей заметил, что праздники, особенно день рождения шефа – повод, конечно, великий, но дела не ждут. Подчиненный, вздыхая, убрался восвояси…

Прочие дела Андрей сделал как-то играючи, непривычная «легкость в мыслях» продолжала им владеть. Утренний сюрприз давал себя знать и настраивал на легкомысленный лад. Кроме того, обнаружилось, что он ошибался относительно ограниченного числа поздравлений. Весь день раздавались звонки: сотрудники из других филиалов, партнеры, деловые и просто знакомые не забыли сказать по паре поздравительных слов.
И, чтобы уж совсем добить сегодня Андрея и доказать ему, что бывают дни сплошного безоблачного счастья – относительного, конечно, но все-таки, - были и еще два звонка. Звонили отец с Ариной и Таня с мужем. Поздравили, сказали все приличествующие случаю слова.
- Когда заедешь-то, Андрюш? – спросила Арина.
- Точно не могу сказать, - рассеянно ответил он, - может, недели через три…
- Было бы здорово, - обрадовалась она, - ты позвони заранее, если сможешь вырваться, ладно?
- Вы там только ничего не планируйте особого, - попросил он, - а то не приеду.
- Не буду, - заверила Арина.

А Танька, в своем репертуаре, спросила, отдав должное этикету:
-Ну, и когда же мы будем иметь честь принимать вашу светлость у себя? Моя дочь, между прочим, растет и меняется на глазах. А кто-то, не будем показывать пальцем, дядюшка, хоть и двоюродный. Мог бы и навестить племянницу-то…
- Мог бы, - согласился Андрей, - Тань, я с делами разберусь – а там посмотрим, идет?
- Занятой наш, - проворчала кузина, - ну, что с тобой делать. Смотри сам.
Виктор же только проговорил в трубку:
- И не скучно тебе там, одинокий волк?
- Некогда мне скучать, - ответил чистую правду Андрей, но Виктор почему-то не поверил и проговорил:
- Я бы так не смог…
- А тебе и не надо, - совершенно справедливо сказал Андрей.
Никто из них не знал о том, что Вадим живет у него. Видимо, его родители не сказали москвичам о проблеме, постигшей их сына. А сам Андрей затрагивать эту тему не стал и разубеждать Виктора, что он тут далеко не один – уже больше трех недель, тоже не захотел. Пусть Вадик поживет немного инкогнито. Да и разрушать собственный имидж редкого эгоиста и бездушного типа тоже ни к чему. Так спокойнее.

Но, тем не менее, хоть и был он эгоистом и совершенно бездушной личностью, в день своих именин, да еще имея в активе кучу разноцветных шариков, букет сказочных цветов и коня, Андрей решил завершить день так же празднично, как он и начался, и пойти в ресторан. Гулять так гулять.
И потому он позвонил Вадиму и приказал ему никуда из магазина не отлучаться и ждать его.
- Слушаюсь, начальник, - в тон ответил Вадим. И поинтересовался:
- А чего делать-то будем?
- В загул пойдем, - сообщил Андрей.

Глава 2

День с самого утра для Вадима начался с неожиданностей. Рано утром выяснилось, что братец именинник, о чем Вадим не то, чтобы забыл, а, правильнее сказать, никогда и не знал. Ну не было между ними заведено поздравлять друг друга с днями рождениями. Мать, разумеется, исправно звонила племяннику, но, так как тот принимал поздравления прохладно и рвения к дальнейшему общению не выказывал, она каждый раз обещала себе и домочадцам:
- Чтобы я еще когда-нибудь навязывалась этому мальчишке с поздравлениями! Это был последний раз, так и знайте. И маме скажу, чтобы больше мне о бедном одиноком мальчике говорить не вздумала…
Последняя фраза была совершенно напрасной, так как бабушка, насколько Вадим знал, вообще никогда с подобными речами не выступала. Андрея она любила, это непреложный факт, но этой своей любви никому не навязывала и следовать ее примеру не призывала.
А мать, тем не менее, позлившись на холодность племянника, но, будучи женщиной, чрезвычайно обремененной чувством долга и понятием о том, какими должны быть семейные узы, на будущий год снова звонила Андрею. Ситуация повторялась ежегодно, и Вадим к ней привык. Однако, дату этого самого дня рождения так и не запомнил, знал, что где-то в конце осени... И вот с утра выяснилось, что именно в этот день Андрей именинник.
Вадим случайно поднял одновременно с братом трубку телефона, когда тот зазвонил. Аппаратов в доме было несколько, и один из них стоял в комнате для гостей, куда Вадим был заселен гостеприимным хозяином. Услышал знакомый бабушкин голос, по привычке поревновал – ему вот бабушка звонила крайне редко. Впрочем, он и сам, кроме обязательных поздравлений с восьмым марта и именинами, с ней тоже телефонных разговоров не вел. А Андрюше она, стало быть, названивает.
Эти мысли пронеслись у него в голове за несколько первых секунд. А потом он услышал, что именно она говорит, и подивившись на собственную глупую ревность, осторожно положил трубку. Да, хорош гость, даже не поздравил своего временного хозяина, а также спасителя и благодетеля. Нехорошо. И подарка вот нет… Он попробовал себя успокоить тем, что, будь у него самого день рождения, Андрей тоже вряд ли прибежал ранним утром к нему с именинным пирогом и подарком в красивой коробке с бантиком. Но эта мысль спасительной не стала. Однако на смену ей пришла другая, более конструктивная: он зайдет в магазин и что-нибудь купит, а вечером поздравит.
Сейчас же пришлось ограничиться словесным поздравлением. Андрей принял его спокойно, без лишних эмоций. Просто кивнул в знак благодарности и сказал:
- Бабушка сейчас звонила. Наши, видно, не знают, что ты здесь, и я не стал ей говорить. Ты мне не сообщил, хочешь или нет, чтобы они были в курсе событий
Вадим пожал плечами.
- Я бы не хотел афишировать свои проблемы, чтобы совсем уж круглым идиотом себя не выставлять…
Андрей кивнул:
- Ну да, я так и решил, что ни к чему.
Чуть ли ни в первый раз они оказались одного мнения, обсуждая какой-то вопрос, и этот факт Вадима повеселил. Еще немного, и они, пожалуй, подружатся. Надо вот только не забыть про подарок, чтобы не показывать себя неблагодарной свиньей, а то Андрюха решит - он не ценит, что тот для него, Вадима, сделал.
Но с подарком ничего не вышло. Днем уйти из магазина не удалось, заболел один из менеджеров, и Вадима некому было подменить.
Потом на него обрушилась вторая за день неожиданность: получая зарплату, первую, заработанную у Андрея в магазине – его тут оформили по всем правилам, - он обнаружил, что денег больше, чем ожидалось. Оказалось, это проявление в действии принятой в магазинах сети «Альбатрос» системы: поощрительная премия новичку за старание и энтузиазм. В первый момент Вадим решил было, что это Андрей замолвил за него словечко. Но тут же понял, насколько беспочвенными выглядят такие домыслы. Андрей не из тех людей, что будет проталкивать «своих». Да и не является он для него своим, его, Вадима, мысли на тему, что вскоре они станут ближе, чем родные братья, не более, чем шутка.
Отсчитав сумму, которую Вадим решил откладывать на возвращение долга, и молодой человек довольно заметил, что оставшихся денег хватит и на подарок Андрею. Вот и замечательно, после работы он забежит находящийся рядом магазинчик подарков и сувениров.
Однако незадолго до конца рабочего дня ему позвонил именинник и приказал никуда не отлучаться и ждать его – намечался праздничный обед. Или ужин – это как посмотреть, но от названия суть не меняется. Все это замечательно, только вот с подарком он пролетает…
Остаток дня Вадим представлял себе, каким будет этот первый в их с Андреем жизни братский ужин. Странно, что кузен вообще решил пригласить его… Наверное, пришел к заключению Вадим, намечается общая вечеринка со всеми сотрудниками из числа приближенных к верхушке, вот и его позвали. Выглядело бы неестественно, если бы родственник, работающий на фирме именинника, и не оказался в числе гостей…
Сделав такой вывод, Вадим начал предвкушать встречу с Жанной. Ему представится случай побеседовать с девушкой в неформальной обстановке. Может, он сумеет произвести на нее впечатление…

Какого же было его изумление, когда выяснилось, что в ресторане они с Андреем будут одни, без всей прочей компании. Что называется, ужин в кругу семьи, пусть и не многочисленной. С трудом расставшись с видением медленного танца с Жанной, Вадим удивленно спросил:
- Мы что, правда, вдвоем будем?
Андрей молча кивнул, и, видя, как брови кузена поднимаются вверх, усмехнулся:
- Неожиданно, да? Честно говоря, для меня тоже. Я, в общем-то, не собирался ничего сегодня праздновать…
- А чего ж тогда?
- Братва надоумила.
И, заметив, что Вадим не понял, пояснил:
- Они мне сегодня сюрприз устроили. Праздник. Шарики там, цветы, подарки, шампанское…
Он говорил небрежным тоном, но Вадим заметил, что ему приятно об этом рассказывать.
- Подарки?
Вадим снова остро пожалел, что не сумел выкроить время и забежать в магазин. Надо было отпроситься хотя бы, что ли…
Молча кивнув, Андрей пояснил:
- Конь. Черный. Оникс, наверное…
- Конь?
- Ну да, статуэтка. Бежит неведомо куда… Наверное, меня имели в виду, когда покупали…
Сказано было с легкой насмешкой, но в глазах брата Вадим заметил непривычную для него тень задумчивой грусти.
Длилось это, правда, всего мгновение. Затем Андрей тряхнул головой и, бросив:
- Потом посмотришь, - подозвал официанта.
Они славно посидели. Выпили – за Андрея, за его успех и дальнейшее процветание. Тост произнес, конечно, Вадим, на что Андрей, чуть улыбнувшись, заметил:
- Я под эти слова пью последние лет пять, наверное.
В процессе празднования Вадим заметил еще одну особенность брата, которой остро позавидовал: он совершенно не пьянел. По крайней мере, внешне на нем количество выпитого никак не сказывалось. Только взгляд стал оживленнее, исчезла эта обычная сдержанность, которая держала на расстоянии окружающих. Андрей смеялся шуткам и анекдотам, которые рассказывал Вадим, причем, смеялся искренне. Вадим же, хоть язык и начал слегка заплетаться после всего выпитого, внезапно ощутил в себе дотоле не проявлявшуюся потребность веселить. Ему нравилось, что Андрей его внимательно слушает, что его рассказы развлекают брата, а не наталкиваются на насмешливый взгляд и привычно уже приподнятую иронично бровь. И он, напрягая память, вспоминал один случай за другим…
Поток его красноречия был прерван совершенно неожиданно.

На них налетел вихрь в образе красивой молодой девушки. Красивой настолько, что Вадиму она напомнила какое-то видение. Его сознание было несколько замутнено, и потому он на миг вообразил, что ослепительная прелестница ему только кажется, и секунду наслаждался своей грезой. Только, переведя взгляд на Андрея, он понял, что девушка – отнюдь не фантом. Ведь не может же быть видение у двоих людей одновременно. Ибо этот вихрь из длинных волнистых рыжих волос, обнаженных изумительной красоты рук и плеч, не говоря уже о бесконечных ногах (одна из них виднелась в длинном, до бедра, разрезе платья), и прочих составляющих, несомненно, вызвал у Андрея множество эмоций. Вадим на мгновение удивился – это Андрей-то! Поистине, сегодня день превращений. И так уже весь вечер брат поражал его своим преображением в почти обычного парня, с которым можно по-человечески поговорить и посмеяться – почти, потому что некая отстраненность в кузене все-таки осталась. И вот сейчас Вадим видел, как от этой самой отстраненности не осталось и следа. Андрей поднялся и, радостно улыбаясь, заключил красавицу в объятья. Глаза его смеялись, голос был оживленным и довольным:
- Кого я вижу!
- Андрюшка, поздравляю тебя!
– Неужели помнишь?
- Обижаешь. Это же надо, подумать, что я забыла, что у тебя день рождения. Ведь ты же о моем помнишь? – красавица приподняла вопросительно бровь, глядя на своего кавалера с кокетливой уверенностью. Было видно – она просто не поверит, если ей сказать, что можно забыть о ее празднике. И, несомненно, будет права. Разве о такой забудешь?!
- Помню, - Андрей, наклонив голову, поцеловал ее в щечку. Девушка, сверкнув насмешливо синими, искусно подведенными глазами, подставила ему губы, и он поцеловал их спокойно и уверенно. Девушка обвила его шею руками и на мгновение прильнула к мужчине.
Все еще чувствуя некоторое головокружение – частью от выпитого, частью – от лицезрения самой красоты во плоти, Вадим не мог отвести глаз от девушки. Внезапно он почувствовал себя неудачником, сильнее, чем когда-либо. Созерцание Андрея, держащего в своих объятиях эту очаровательную фею, небрежно целующего ее и, очевидно, совершенно не сходящего с ума от счастья по этому поводу, хотя он, несомненно, был рад ее видеть, дало еще раз понять, как сильна разница между ними. Вот он, Вадим, никогда даже не обнимал подобной красавицы. Были у него, конечно же, девушки, и даже вполне ничего себе. Среди них попадались и весьма симпатичные. Но такой вот сногсшибательной, абсолютной красоты, стиля и того, что его мать называла породой – не было. На праздниках у бабушки он сталкивался с похожим прелестницами. Они всегда были при кавалерах, и ему «обламывались» разве что один-два танца. А потом все кончалось, и Вадим оставался мечтать в одиночестве.
Даже мать как-то с досадой сказала ему:
- Вадик, как жаль, что так мало в тебе от нашей породы. Не завоеватель ты у меня. А женщины любят победителей, запомни это.
Он тогда отмахнулся от этих слов. Внимания девушек в родном Новосибирске ему хватало. Только вот… как-то странно получалось – романы он заводил легко. Но неизменно, повстречавшись с ним пару месяцев, подруга то возвращалась к прежнему бой-френду, а то и вовсе обращала внимание на совсем постороннего мужчину и, в итоге Вадим снова оставался один. До сих пор этот факт его не угнетал, все свои неудачи на любовном фронте он считал не заслуживающими внимания, и комплексами по этому поводу не страдал, легко убеждая себя: раз девушка предпочла ему другого, значит, повезло ему, Вадиму.
Он всегда искал в каждой новой знакомой тот неуловимый шарм, стиль, изящество – все те качества, что так нравились ему, и которыми обладали девицы, стайками встречаемые им на семейных торжествах в Москве.
Только в двух девушках он видел подобное: Татьяна, его московская кузина, была, несомненно, хороша… Но – во-первых, она родственница, а, во-вторых – занята.
Другой девушкой, которая, как ему казалось, сочетала в себе эти черты, была Жанна. Она Вадиму понравилась сразу. Но - вот незадача, она, судя по словам Андрея, увлечена Артемом. Правда, он до сих пор не имел случая поговорить с ней приватно… Надо, в конце концов, предпринять что-то в этом направлении, а то время-то идет…
Все эти мысли проносились в его голове, пока он смотрел на пару рядом с собой и остро сожалел, что он не на месте Андрея. Не к нему спешила эта красавица… Так вот, значит, какова таинственная девушка его брата.
Вадиму казалось странным, что за все время он не видел рядом с кузеном ни одной девицы. По телефону периодически звонили разные особы, однако, домой ни одна не являлась. Он думал - Андрюха в виду оккупации его жилья родственником из провинции свои романтические встречи теперь проводит на территории подружек.
И вот, кажется, он имеет счастье лицезреть его барышню... Что и говорить, такую стоит прятать от посторонних глаз, того и гляди уведут.
Насмешливый смешок, раздавшийся рядом, заставил его очнуться. Быстро повернув голову, он увидел еще одну девушку. Она стояла рядом, опираясь на длинный зонт-трость и помахивая сумочкой на тонком ремешке, перевитом цепочкой, и иронично улыбалась, наблюдая за ним.
Ее личико, живое и веселое, в рамке темных вьющихся волос, показалось ему странно знакомом.
- Вы как кино смотрите, - сказала ему девушка, - что, интересно? А меня вы, конечно, не узнали? Как с ног сбивать – так пожалуйста. А потом даже поздороваться не хотите.
И тут Вадим вспомнил девушку, на которую он налетел тогда, в своей прогулке по Питеру. Он еще выбил у нее из рук какую-то папку и сумочку… А она так бурно возмущалась.
- А, это вы, - заулыбался он, - вот здорово!
- Здорово? – скорчила гримаску девушка. – Что именно, скажите на милость? Что вы меня чуть не убили тогда?
Вадим помотал головой.
- Мне приятно вас снова видеть живой и здоровой, - честно сказал он.
Девушка улыбнулась чуть более приветливо:
- Да? Ну, ладно. А чего вы их так … молитвенно рассматривали? Вам тоже понравилось, как они смотрятся вдвоем? Я и раньше Линке говорила: грех расставаться с таким красивым мужем, себе подстать, где найдешь второго такого же? Но в них как бес вселился.
Девушка щебетала еще что-то, но Вадим только ошарашено переводил взгляд с нее на пару рядом. «Муж»? Чей муж? И кто? Андрей – муж этой огненноволосой богини?
Заметив, какое впечатление произвели ее слова, девушка спохватилась:
- Да вы не в курсе? Ну, вот, опять я вперед вылезла. Ну, сейчас вы все равно узнаете…
В этот момент Андрей, прервав беседу с девушкой, которую он так и продолжал держать в объятиях, оглянулся на него.
- Вадим, я вас так и не познакомил. Дорогая, - повернул он голову к девушке, - это мой двоюродный брат Вадим, он обычно живет в Новосибирске, а сейчас – гость нашей северной столицы, и, параллельно – мой. А эта несравненная красавица, - обратился он к Вадиму, - Алина. Моя бывшая супруга. Прошу любить и жаловать.
Вадим молча поднялся и протянул руку, стараясь, чтобы она не подрагивала. Чуть помедлив, Алина ответила на рукопожатие. И тогда Вадим первый раз в своей жизни поцеловал даме ручку.
- О! – протянула Алинина спутница. – Какой галантный кавалер, оказывается, скрывался в этом молодом человеке.
Алина же никак не прокомментировала поцелуй, лишь поглядывая на Вадима с насмешливым любопытством. Вторая ее рука продолжала лежать на плече Андрея.
Тот тем временем перевел взгляд на темноволосую девушку:
- Евгения, здравствуй. Прости, не успел тебе сказать, как рад тебя видеть тоже
- Ну, уж будто бы! – фыркнула та.
- Можешь не верить, - пожал плечами Андрей, и, осторожно взяв тонкие пальчики, склонился к ее руке.
Вадим, глядя на них, успел спросить себя, так ли естественно он выглядел, целуя руку Алине?
Андрей обернулся к нему, не выпуская руки девушки:
- А это… Прошу любить и жаловать.
- Мы уже, вообще-то, знакомы, - заявила она и высвободила ладошку.
Андрей удивленно посмотрел на Вадима, но никак не прокомментировал эти слова. Алина же, напротив, метнула любопытный взгляд на подругу:
- Интересно, когда это вы успели? С этим таинственным братом даже я незнакома, хотя и была членом семьи.
Та пожала плечами, и Алина перевела взгляд загадочных, глубоких глаз на Вадима. Тот тоже не ответил.
Андрей привычно взял командование парадом в свои руки:
- Дамы составят нам компанию? Это чудесно. У меня получился настоящий день рождения, с кучей сюрпризов и подарков.
- А ты по-прежнему не празднуешь своих дней рождений? – заглянула ему в глаза Алина.
- Я не изменился, - пожал плечами Андрей и тут же негромко: - расскажи лучше о себе. Что нового? Как вообще дела?
- Нормально, - небрежно ответила девушка.
- Не слушайте ее, Андрей, все у нее плохо, - перебила ее подруга.
- Что случилось? – спокойно поинтересовался он.
- Не жизнь, а сплошной ужас. Платье испортила химчистка, каблук на любимой туфле сломался, роль хорошую упустила, а ведь был такой шанс!
Женя скорбно покачала головой. Андрей серьезно слушал, только уголок рта подрагивал. Вадим мог поклясться, что в глазах у брата пляшут чертики.
- Так вот, я продолжаю, у Алины был шанс блеснуть в рекламном ролике о зубной пасте. Представляете, ее зубки увидела бы вся страна!
- Страна ее зубки уже имела счастье видеть, - негромко возразил Андрей, - но в целом я согласен, можно считать, что жизнь не удалась.
Девушки расхохотались, Алина, сквозь смех заметила:
- Боже мой, Андрюшка, ты совсем не изменился.
- А зачем мне меняться? – пожал плечами Андрей.
- Действительно, - пробормотала та.
Видя, что Вадим удивленно прислушивается к разговору, он пояснил:
- Алина – актриса. Говорят, не без талантов.
Она слегка стукнула его по руке:
- Что значит «говорят»?
- Но, дорогая, я же не режиссер. Мне трудно оценить, - и, не давая разгореться спору, добавил:
- А Женя у нас - фотограф. Профессиональный.
- Вы – фоторепортер? – вежливо уточнил Вадим. Он уже пришел в себя и наконец-то, мог поддерживать разговор.
- Нет, - сморщила носик девушка, - я – фотохудожник.
- Она у нас на самом деле художник, - серьезно подтвердил Андрей, - у нее было несколько выставок. Евгения обладает великолепным вкусом, она умудряется делать потрясающие снимки.
Девушка чуть смутилась и порозовела. Вадим заметил, что похвала Андрея ей приятна, и, вместе с тем, она явно неловко себя чувствует. И удивился: с чего бы это? Такая уверенная в себе особа, как он успел заметить – и засмущалась из-за пары слов.
- Ребята, - прервала разговор Алина, - а поехали гулять. Чего тут сидеть, а? Поехали. Андрюш, я сто лет с тобой не каталась.
- А проблем не будет? – вопросительно посмотрел он на бывшую жену. - Сцену равности тебе не устроят?
- Еще чего, - дернула она плечиком, - обойдется. Я же не с посторонним человеком, а с тобой.
Андрей рассмеялся, секундой спустя – Алина тоже. И сквозь этот смех Вадим услышал язвительную реплику Евгении:
- У нашей Алины удивительная способность – она умудряется оставаться в хороших отношениях со всеми мужчинами, даже с бывшим мужем.

От этого вечера у Вадима остались смутные впечатления. Они куда-то быстро ехали на Андреевом «БМВ», все время звучал мелодичный смех Алины, ее красивый грудной голос. Она постоянно обращалась к Андрею с какими-то вопросами, рассказывала ему что-то о себе, просила советов, тут же перебивала бывшего мужа и задавала встречный вопрос. Против обыкновения, Андрей не обдавал ее холодом, как он поступал в большинстве случаев, не молчал сдержанно и не обрывал молодую женщину парой хорошо подобранных язвительных замечаний. Ничего подобного. Он весело смеялся в ответ на Алинины шутки, иронично качал головой, с интересом выслушивал ее. Время от времени в беседе участвовала и Женя. К ней Андрей относился с некоторой прохладцей, но был неизменно вежлив. Девушка же, напротив, словно старалась добиться от хозяина машины агрессивной реакции на свои слова. Ее шутки были саркастичны, замечания дерзки и вызывающи. Судя по тому, какие ироничные взгляды бросала на подругу Алина, такое происходило не в первый раз.
Так или иначе, трое из четверых были оживлены, вели общую беседу, помалкивал только Вадим. Один или два раза Евгения обратилась к нему с прямым вопросом, Алина и вовсе его игнорировала. Судя по всему, произвести впечатление на бывшую родственницу, о существовании которой он раньше не знал, ему не удалось. Алина даже не поинтересовалась, почему в прошлом Андрей их не познакомил – как жена, она, по идее, должна была бы знать кузена своего мужа. Но Вадим был рад, что она не спросила. Что бы Андрей ответил? Что он не ставил кузена ни в грош, и потому не познакомил с женой? Что родственники для него – пустой звук? Или что-нибудь еще в таком же духе. Любой ответ был бы крайне неприятен для Вадима. Перед этой красавицей было бы невыносимо обнаруживать свою несостоятельность в глазах Андрея. Подруга же, напротив, то и дело поглядывала на него, и, наконец, не выдержав, спросила:
- А почему вы все время молчите? Не хотите с нами разговаривать?
- Да нет, - улыбнулся он после неловкой паузы, - просто слушаю вас. Интересно.
- Да? И что же вам интересно? – внезапно повернулась к нему Алина.
В ее голосе прозвучало искреннее любопытство. Вадим улыбнулся:
- Все. Мне кажется, что я вас видел где-то… Не могу вспомнить, где…
На афише? Так я в Петербургских театрах еще не был…
Андрей рассмеялся.
- То-то ты все на Алину поглядываешь…
- Я – актриса не только театра, но и кино, - сказала она просто и снова расхохоталась, словно этот факт ее невероятно смешил.
- Звезда сцены и экрана, - подтвердила Евгения.
- Ну, уж и звезда, - кокетливо повела плечами Алина, - так, играю кое-где…
- Понятно…
- Неправильный ответ, - рассмеялся, в свою очередь, Андрей, - ты должен был замереть в восхищенном экстазе.
- Да, вы как-то уж слишком равнодушны, - заметила Женя, укоризненно качая головой.
- Да я просто не мог слова подобрать.
Девушка фыркнула.
- Почтительный восторг. Все с вами ясно.
- А вы всегда делаете такие быстрые выводы? – внезапно для себя спросил Вадим.
Против ожидания, девушка не возмутилась, а расхохоталась и, наклонившись к нему, заговорщицки понизив голос, проговорила:
- Вы тоже заметили? Мне все время говорят, что я слишком резка бываю с людьми. Это правда. Наверное, характер такой…
Беседовавший в эти минуты с Алиной о каких-то, скорее всего, серьезных вещах, Андрей, обернулся к ним:
- Женечка у нас ершистая, это верно. Я с ней почему-то никогда не могу поладить, пять минут – и сразу ругаемся.
- Ну что ты, Андрей, зачем же наговорить на себя, - протянула девушка язвительно, - ты не ругаешься, ты сразу замораживаешь… Я себя под твоим взглядом чувствую, как куриная грудка в морозильнике.
Алина рассмеялась, а Андрей без улыбки произнес:
- Не знаю, как себя ощущает грудка, а в тебе я никогда особой пугливости не замечал.
- Да неужели же ты меня вообще замечаешь? – изумилась Евгения, - вот это новость.
Вадим хотел вмешаться, но Алина тронула его за руку:
- Не вмешивайтесь. Пусть пикируются. Не знаю, почему, но они всегда грызутся. Мне кажется, им это нравится. Причем, обоим.
- А вы с ним тоже грызлись?
- С Андрюшкой? Вовсе нет! Я с ним дралась.
После этого поразительного заявления Вадим на секунду онемел, пытаясь представить эту сцену.
Андрей негромко заметил:
- Все, что говорят эти девицы, надо делить на восемь. А вообще-то мы и, правда, дрались. Вернее, Алина начинала, а я оборонялся. Она посудой бросалась.
Алина кивнула:
- Правда-правда. Не в Андрюшку, конечно, а так… В стенку. Разряжалась таким образом.
- Творческая натура, что с нее возьмешь, - пожал плечами Андрей.
Дальнейший разговор носил хаотичный характер. Андрей продолжал выяснять что-то у Алины. Женя время от вменении вылезала с замечаниями, а Вадим пораженно рассматривал сидящих в машине и думал о том, насколько могут не совпадать мнение о человеке и то, чем он является на самом деле. Кто бы раньше ему сказал, что Андрей может спокойно перенести, если жена бросит на пол тарелку, он бы ни за что не поверил. И вообще, этот вечер подарил столько впечатлений, что требовалось в них разобраться спокойно, без спешки и суеты.

Глава 3

День рождения в этом году выдался на редкость эмоциональный, как никогда. Начали этот марафон ребята в офисе, устроив ему этот неожиданный праздник, общение с Вадимом, без пикировок и колкостей, ставших уже привычными, тоже стал приятным дополнением к веселью. Кузен начал в его глазах превращаться во вполне интересного собеседника, почти не занудного и неглупого. Во всяком случае, того чувства пренебрежения и еле скрытой неприязни он у Андрея уже не вызывал.
Встреча с Алиной, давно исчезнувшей с его горизонта, оказалась подходящим завершением именинного дня. Эта молодая женщина была одной из немногих особ, относящихся к слабому полу, чье присутствие он мог выносить без раздражения и скуки. Она его смешила, злила, приводила в бешенство и заставляла тревожиться, эта невероятно красивая девочка, превратившаяся за последние годы в чувственную, уверенную в себе красавицу с полным противоречий характером.
Они поженились довольно скоропалительно, через месяц после знакомства пошли подавать заявление, а еще через четыре недели надели друг другу колечки. Этот поступок был и до сих пор оставался самым сумасшедшим в жизни Андрея. Еще более сумасшедшим, чем можно предположить. Алина была актрисой. Уже одно это должно было, по идее, отвратить Андрея от мысли о браке с ней. После отъезда матери вся актерская среда была ему глубоко неприятна. У него зародилось глубокое убеждение, что служители искусству – люди, крайне ненадежные, способные подвести, бросить, все поставить на карту ради возможности получить роль, выйти на сцену, услышать аплодисменты.
Даже тот факт, что бабушка, единственная из его старших родственниц вызывавшая у Андрея чувство глубокой привязанности и даже любви, была талантливейшей актрисой, этого мнения не поколебал. У бабушки была крепкая семья, она любила своих детей и мужа, обожала внуков и, тем не менее, Андрей не раз слышал сетования дяди с теткой, а в детстве и матери, что Елизавета Дмитриевна мало времени проводила с детьми – все без остатка забирала сцена. А ведь бабушка любила свою семью…
Андрей же в театр почти не ходил. Бывал там лишь всключительных случаях, и никогда – по собственной инициативе.
И потому, познакомившись с Алиной, увлекшись ею и сразу же решив, что эта красавица должна стать его женой, он был потрясен, узнав, что она – актриса по образованию. Мало того, актриса востребованная, талантливая и не имеющая отбоя от интересных предложений режиссеров. Попытался было уговорить ее бросить «всю эту игру» и не слишком удивился, получив категоричный отказ.
Месяц, данный им в ЗАГСе на размышление и подготовку, он привыкал к мысли, что женится на актрисе. А потом решил, что ему абсолютно все равно. Какая, в конце концов, разница, актриса Алина или еще кто? Все это полнейшая ерунда. Главное, что им удалось друг друга встретить.
Между ними не было ничего общего, ну просто ни одной черточки, которая бы нашла отклик в другом. Полярно разные характеры, взгляды на все абсолютно не совпадали, они спорили постоянно. Но – странное дело, эти споры доставляли обоим огромное удовольствие.
Хотя нет, была одна черта, которая помогала сглаживать такую несхожесть двух противоположностей. У обоих было хорошее чувство юмора. Андрей, правда, был сдержанней, не так открыто проявлял свой природой отпущенный дар во всем находить юмористическую сторону. И, тем не менее, эта способность регулярно помогала этим двоим найти общий язык в самых непримиримых спорах.
Со своей женой Андрей познакомил только московских родных. Нет, он не делал тайны из своего брака, и не выбирал, кому можно представлять Алину, а кому не стоит. Просто на саму свадьбу было решено родственников не звать, были только друзья, в основном – Алинины. Родных у нее было мало, в Питере жила ее тетка со стороны матери. Родители разведены и оба в настоящий момент пребывали за границей, о чем девушка не слишком печалилась.
Отпраздновав свадьбу и съездив в романтическое путешествие в Италию, Андрей приехал с молодой женой в Москву, познакомить ее с отцом, бабушкой и прочими родными.
Всем им Алина понравилась чрезвычайно. Бабушка от жены внука была в полнейшем восторге, моментально найдя с ней общий язык. Отец и Арина тоже выразили свою радость от знакомства, Татьяна с Виктором за те трое суток, что пара была в Москве, умудрились с ней подружиться.
В общем, семья была счастлива и имела к Андрею лишь одну претензию – что тот отвел им на знакомство с Алиной так мало времени. Но тот отговорился непосильной занятостью – своей и жены, и через три дня молодая семья отбыла к себе домой.
Прочим родным Андрей счел представлять жену не обязательным. Разумеется, будь они в тот момент в Москве, дело другое, но ехать в другой город ради церемонии знакомства представлялось ему чрезвычайно глупым. К себе же чета Литовцевых родных не зазывала, предпочитая жить своей жизнью.
Вся эта история с женитьбой сейчас казалась Андрею чем-то аномальным, совершенно выбивающимся из его жизненного ритма. Такие поступки были абсолютно не в его характере, вся эта спонтанность, непродуманность действий, суета и некоторая легкомысленность их семейной жизни были ему чужды и непривычны. Теперь у него было чувство, что знакомство с Алиной вызвало к жизни другого Андрея Литовцева, его двойника, которого почти не утомляла бесконечная череда гостей, праздников, вечеринок, шумные посиделки, походы в театр с непременным заездом в ресторан по окончании. А, учитывая, что в те годы его фирма еще только начинала вставать на ноги, сочетать такую разгульную жизнь и сосредоточенную работу было крайне трудно. Но, самое странное, он не уставал. Алина словно подпитывала его какой-то энергией, живительной силой.
А потом они развелись. Так же неожиданно, как их семейная жизнь началась, она и закончилась. И Андрей в глубине души этому нисколько не удивился. Более того, он подсознательно даже как будто ждал этого, потому, наверное, и переносил спокойно весь этот домашний фейерверк, что нутром чуял – это ненадолго. Праздники не могут длиться вечно, они неизменно заканчиваются, а потом наступают будни.
Эти будни наступили, когда Алина получила новую роль, на этот раз – в кино. Ей предстояло уехать на съемки в Прагу на три месяца, и она принялась уговаривать Андрея поехать с ней.
- Не получится, - покачал он головой, - дел по горло.
- Эти твои дела бесконечны, - надулась Алина, - могли бы вместе побыть… А дела можно решать и по телефону. И потом, Прага не на конце света, слетаешь, когда надо, сюда.
- Я не вижу необходимости в этих перелетах, - ответил муж, - ты лети, если так хочешь. Правда, я думал, ты в этом фильме сниматься не будешь…
- Почему это?
- Я еще помню, как ты тут кричала, что этот режиссер – полное… - ну, в общем, нехороший человек. А теперь он тебе резко понравился.
- С ним просто надо пообщаться, вот и все. Он на самом деле очень талантливый, - пояснила Алина, и нетерпеливо добавила:
- Ну, так ты поедешь?
- Нет, - покачал головой Андрей.

Рассерженная Алина в тот же день улетела в Прагу. Андрей с головой окунулся в дела.
А приехавшая через четыре месяца Алина – съемки немного затянулись, - сообщила мужу:
- Андрюш, я ужасная.
- По какой причине? – спокойно поинтересовался он.
- Я, оказывается, способна любить двоих мужчин сразу, - задумчиво проговорила Алина и поглядела на мужа со смесью испуга и любопытства. Она готовилась к этому разговору, уже успев узнать невозмутимый характер Андрея, скрывающий почти все эмоции в глубине. И сейчас ей было немного не по себе от тревоги – она не знала, как Андрей воспримет ее слова, и, в то же время, немного интересно, способна ли ее новость пробить его всегдашнюю невозмутимость.
- Ты уверена?
- В чем?
- Что речь идет о любви?
- Ну, Андрей, - возмутилась она. – Я же не стала бы начинать этот разговор с бухты-барахты. Ты знаешь, как я тебя люблю.
- Думал, что знаю, - кивнул тот, - и думал, что только меня.
Алина покраснела.
- Не иронизируй, пожалуйста. Мне не так легко об этом говорить.
- Джек Лондон, - проговорил Андрей задумчиво.
- Что?!
- Маленькая хозяйка большого дома, - пояснил он, - тема любви сразу к двум мужчинам. Это уже случалось. Только, я надеюсь, наша история не закончится так трагично.
- Ты еще можешь шутить! – возмутилась Алина. – Тебе что, все равно?
- Не совсем, - медленно произнес он, - но – ты будешь удивлена, наверное, особой грусти не ощущаю. Странно, пожалуй, но факт.
- Это даже обидно, - полушутя сказала Алина с видимым облегчением. Разговор получился более легким, чем ожидался. Хотя как следует заставить его поволноваться тоже не вышло. Такое, наверное, не под силу никому, заключила она про себя и проронила:
- А ты даже не спросишь, о ком я говорю.
- Алиш, я не идиот, – качнул Андрей головой, - тот твой режиссер… Так?
- Так, - с легким вызовом ответила жена. Ее немного злило, что Андрей говорит об их предполагаемом разрыве так легко. Он ее, что ли, не любил?
Не удержавшись, она спросила об это прямо и в ответ услышала:
- Даже и не знаю…Любил, наверное. Но желания драться на дуэли не испытываю. Ты уверена, что будешь счастлива?
- Не-а, - помотала головой Алина, - но мне было бы приятней, если бы ты хоть немного поскандалил.
- Не буду, - отказался Андрей, - хочешь уйти – иди.

И они разошлись. Против обыкновения, Андрей совершенно не испытывал законной в такой ситуации злости, гнева, возмущения. Даже тоски не было, ни капли. Разрыв с женой он воспринял на удивление легко. Пожили неплохо, весело и шумно. Теперь, для разнообразия, он поживет спокойно.
Родным подробностей сообщать не стал, просто сказал коротко, что они с женой разводятся.
Те во всем поспешили обвинить его, дескать, из-за его невыносимого характера распался их брак, не иначе. Оправдываться он, разумеется, не стал. Да и мнения родственников для него никогда много не значили. Потом, разумеется, роман Алины с режиссером получил огласку, и стало ясно – характер Андрея тут ни при чем. Однако, шанса извиниться за несправедливые нападки у родни не было – Андрей раз и навсегда пресек все разговоры на эту тему.
Он на самом деле, чувствовал к Алине некоторую нежность – до сих пор, причем, нежность эта была скорее братская. Зная ее переменчивый нрав, обидчивость и способность загораться и гаснуть, а также нелегкий характер того режиссера, он подозревал, что Алине в этом браке – а брак был заключен по всем правилам, - несладко. Тем более, что муж–режиссер больше не снимал ее в своих фильмах, видимо, придерживаясь мнения, что семейственность в таких делах не нужна. Он был бы рад узнать, что ошибается в своих предположениях, но сам встреч с нею не искал, а пути их последнее время не пересекались.
И сегодня, встретив, был рад увидеть ее по-прежнему ослепительно красивой и уверенной в себе. Вот разве что легкая утомленность и тени под глазами… Но Алина уверила, что очень занята в театре, а вообще в ее жизни «все очень-очень хорошо».
Этот ответ его не удовлетворил.
- А что там за речь об упущенной роли? – поинтересовался Андрей.
- Да это Женькины шуточки. Они со Стасом в шутку воюют из-за меня, пикируются постоянно, - прыснула Алина.
- Это мне знакомо, - с иронией протянул Андрей, - твоя подруга и на меня нападает…
- Нет, Стаса она любит, - вступилась Алина, - его нельзя не любить, он такой, знаешь… Добродушный медведь…
- Пока из себя не выведешь? – с легким беспокойством спросил Андрей.
- Да нет, - хмыкнула Алина, - выводила уже не раз.
Андрей расхохотался:
- Могу себе представить!
Алина надула было губы, но потом тоже хихикнула, покосилась на него и залилась смехом, припомнив их былые словесные баталии.
- А что она имела в виду, говоря, что ты упустила роль?
- Да ерунда, - отмахнулась Алина, - ну, мне предложили сыграть в ролике. Рекламном. Ничего особенного, но забавно очень. И, что немаловажно, деньги неплохие. Но Стас встал на дыбы…
- Он не позволил тебе сниматься?
Алина небрежно кивнула:
- Ну, «не позволил» - это слишком сильно сказано. Ты же меня знаешь, Андрюш, мне нельзя позволять или не позволять.
Андрей усмехнулся понимающе.
- Ну и вот, Стас просто сказал, что не стоит распыляться по мелочи перед большой работой. Хотя деньги там обещали немалые – за двухминутный-то ролик! Но он, вообще-то прав. Ну, я подумала и отказалась. А деньги найдем.
- Большая? – с интересом спросил Андрей.
- Ага, - Алина улыбнулась, - в кино. Меня в сериал пригласили, по классике, точнее говорить пока не буду, и там главная роль…
- Великолепно, - Андрей пожал ее ладонь.
- Сама знаю, - блеснула глазами Алина, - так что все это ерунда – ролики, реклама. В общем, все чудно у меня. Как всегда. А у тебя?
- Тоже как всегда, - улыбнулся Андрей, - разве что скучаю по нашим с Евгенией Николаевной вечным схваткам.
Алина рассмеялась и покосилась назад, где Евгения тормошила засыпающего Вадима, о чем-то его настойчиво расспрашивая.
- Да, это за ней водится. Она у нас сразу в атаку идет. Вон, и Вадика твоего в оборот взяла. А ты ей просто, по-моему, нравишься.
-Что?! – поразился Андрей и чуть не проехал светофор. – Это же надо такое придумать.
- Да я серьезно. Она потому на тебя и шипит постоянно.
Андрей расхохотался.
- От великой любви, наверное.
- Ага. Слушай, а у тебя забавный родственник. Странно, что я о нем почти не знаю.
- Да как-то не случилось вас познакомить, - пожал плечами Андрей. – я, если честно, и сам до недавнего времени, его как следует не знал. Он в другом городе проживает.
- А здесь что делает?
- Работает.
Где?
- В моем магазине, опыта набирается, - неохотно сказал Андрей.
- А-а, - протянула Алина, - а живет в гостинице?
- Тоже у меня.
Алина удивилась так, что даже не сразу нашлась, что ответить.
- Ну, ты даешь! Ты что же, изменил свой взгляд на неприкосновенность жилища? Ты же терпеть не мог, когда родня к тебе слишком близко подбиралась.
- Можешь мне поверить, в этом я не изменился, - хмыкнул Андрей, - просто так вышло. И, ты будешь смеяться, в первое время он меня ужасно бесил.
- А сейчас?
- Меньше, что удивительно.
- Человек – не блоха, ко всему привыкает, - глубокомысленно заметила Алина, и оба снова рассмеялись
Разговор на заднем сиденье прекратился, и рядом с Алининым плечом нарисовалась головка Жени:
- О чем это вы тут так весело беседуете?
- О вас, конечно.
- Нахалы, - протянула она, - вы представляете, Вадим, какая наглость!
Однако Вадим, сидевший рядом, не заметил в глазах девушки оживления, звучавшего в голове. Ему показалось, что этот дружный смех бывших супругов почему-то расстроил ее. Однако комментировать ситуацию не стал.

К счастью, на следующий день была суббота, и можно было выспаться. Это оказалось совсем нелишним, если учесть, что домой они попали часу в четвертом утра.
Катание на машине завершилось в клубе, куда Алина зазвала их отметить Андреев день рождения, и тот неожиданно согласился, хотя, как Вадим подозревал, особенно большим любителем таких мест не была. Но встреча с женой выявила в нем незнакомые Вадиму черты, и среди них была эта непохожая на Андрея уступчивость. В клуб так в клуб. Там было весело и шумно, все со всеми танцевали, Алину быстро узнали, стали подходить за автографами, она их охотно раздавала. Вадим танцевал с Женей, простившей ему недавнее столкновение. Девушка была очень общительна, темы для разговора не иссякали ни на секунду, равно как ее язвительность. Она так и сыпала саркастичными, колкими замечаниями – адресованными как Вадиму, так и окружающим. Эти фразы были убийственны по сути и смешны, Вадим не помнил, когда так смеялся.
- Ты мне кое-кого напоминаешь, - сказал он, отсмеявшись после очередного меткого определения девушки.
- И кого же? – глянула она на него из-под коротких, но густых ресниц.
Вадим, не отвечая, покосился в сторону брата, который в этот момент общался с какой-то парой, держа под руку Алину.
- Я такие замечания выслушиваю регулярно от кузена. Правда, он более сдержан в своих эмоциях.
- Знаю я твоего кузена. Айсберг какой-то, а не человек, - фыркнула Женя, - не знаю, как ты с ним можешь жить в одной квартире. Меня он просто замораживает. Хотя, конечно, может быть ужасно обаятелен. Ты только глянь, как они с Линкой стоят. Прямо будто и не расставались!
- Ревнуешь? – бросил Вадим и был поражен реакцией девушки на свое бездумное замечание.
Она зашипела как рассерженная кошка, ему показалось, что она сейчас расцарапает его. Но Женя только опустила руки, которые до сей минуты лежали на его плечах и глянула на него убийственно своими огромными глазищами.
- Ничего более глупого не мог придумать? Это же надо сморозить – ревнуешь! Большей чуши я не слышала.
- Ну не злись, - примирительно заметил Вадим, - и, правда, удивительно, что они так тепло общаются. Бывшие муж с женой редко так себя ведут.
- Они у нас вообще редкие, - протянула Евгения, успокаиваясь и, встряхнув волосами, протянула – пошли пить коктейли. Мне жарко.

Глава 4

- Странно, что вы с Алиной сумели сохранить такие близкие отношения.
Они с Андреем сидели на кухне, потягивая с наслаждением холодный апельсиновый сок. Есть не хотели ни тот, ни другой, в горле было сухо и немного гудела голова. А сок пришелся в самый раз, благо, в холодильнике он теперь не переводился.
- Почему странно, - приподнял бровь Андрей, - по-моему, нормально.
Вадим едва заметно усмехнулся, припомнив вчерашний разговор с Женей. Как она вспыхнула, когда он влез со своим дурацким замечанием о ревности.
- Не скажи. Я многих разведенных знаю, так они друг друга, можно сказать, ненавидят.
- Нам не за что друг друга ненавидеть, - пожал плечами Андрей, - мы неплохо жили, но расстались спокойно, без истерик. Оказалось, что друзья из нас получились гораздо лучшие, чем супруги. Вот мы и дружим. Она мне не чужой человек, и я за нее волнуюсь. Но у нее, к счастью, все нормально.
- А интересно, ее муж одобряет вашу … дружбу? – спросил Вадим, отхлебнув еще сока и от наслаждения зажмурившись.
- А вот это мне совершенно не интересно, - надменно ответил Андрей, - это уже его проблемы, что он там себе одобряет. Главное чтобы он Алине нервы не трепал. Ну, да она – девочка боевая, сесть себе на шею не позволит.
- Да, наверное…
Вадим хотел еще поговорить про Женю, узнать, что Андрей думает об этой девушке, которая так …. неадекватно, скажем, реагирует на него. Но не успел, потому что прозвенел дверной звонок.
- Кто-то пришел, - заметил Андрей, не двигаясь с места и невозмутимо допивая сок.
- Анна Матвеевна, - предположил Вадим.
- У нее ключи.
Звонок раздался снова, на этот раз он был более настойчивым.
- Вот есть же в доме домофоны, - пожаловался Андрей, - охрана сидит. А народ через все заслоны проникает и ломится прямо в дом.
- Может, открыть? – предложил Вадим.
- Да придется.
Поставив чашку, Андрей направился в коридор, не спеша, отпер замок и распахнул дверь. И замер.
Вадим, стоявший за его плечом, увидел в дверном проходе мужчину средних лет и довольно интересной внешности и очень красивую молодую женщину. И тихо ойкнул. Этот звук вырвался у него непроизвольно – женщина была очень похожа на Андрея.
Он оглянулся на хозяина дома. Андрей так же недоуменно смотрел на пришедших. Внезапно в его глазах что-то мелькнуло, и выражение лица их непонимающего стало холодным и отчужденным. Вадим догадался, что брат узнал этих людей, или, по крайней мере, кого-то из них. Никто из четверых не проронил ни слова. Пауза длилась уже полминуты, и Вадим подумал, что это некрасиво в любом случае – держать гостей, хоть и незваных, на пороге. На свой страх и риск, не испросив «добро» на этот жест у хозяина, отступил на шаг, распахнул дверь пошире, безмолвно приглашая войти. Мужчина не замедлил воспользоваться приглашением, переступил через порог и потянул за собой спутницу. Та, не отрываясь, смотрела на Андрея, даже не замечая Вадима, словно прямо перед ней никого не было.
Ну, конечно, с неожиданным юмором подумал тот, я в этом доме местное привидение. Фантом. Миф.. Чего на меня смотреть-то… Но стало на секунду неприятно. И тут же это мимолетное чувство сменилось любопытством: кто же эти двое? Что вообще все это значит? Он пристально вгляделся в пришедших. Мужик совершенно незнаком. Вадим отметил, как он с тревогой смотрит на женщину, словно пытается определить, требуется ли ей сейчас помощь, или можно пока погодить и на защиту не кидаться. От кого защищать-то собрался? От Андрея? Тотпока еще, вроде бы, на женщин не нападал.
Перевел взгляд на даму и снова подивился ее сходству с Андреем. Да кто ж такая? И тут в мозгу мелькнула догадка… Вадим раскрыл рот… и тут же его закрыл. Повернулся, поглядел на хозяина дома, по-прежнему безмолвного, и в его глазах прочитал ответ на свои мысли. Угадал.
И поразился. Ну, надо же! Елки-палки! Вот это поворот, как говорили в каком-то кино. Чистый Голливуд.
В эту секунду тишину, нарушаемую только звуком напряженного дыхания, нарушил ледяной голос Андрея:
- Чем обязан?
Женщина нервно сглотнула и не ответила. Она по-прежнему смотрела в лицо молодого человека, который так явно не желал радоваться нежданной встрече, смотрела как-то… исступленно, что ли. Другого определения Вадим подобрать не смог. Вместо нее заговорил ее спутник:
- Здравствуйте, Андрей. Вы, верно, удивлены нашим визитом...
С акцентом вещает, отметил Вадим, иностранец, наверное.
- С кем имею честь? – процедил хозяин, неприязненно взглянув на говорившего.
- Кристиан Боннэ.
Коротко кивнув, Андрей перевел взгляд на женщину. Та нервно теребила шарф, небрежно наброшенный на плечи.
- Может, мы… могли бы пройти…, - негромко проговорила она. Ее голос, мелодичный и очень красивый, был приятен для слуха. Вадим поразился ее самообладанию. За версту видно, как нервирует ее эта встреча, но она старается держать себя в руках. Выдержка, однако.
Помедлив, Андрей все же сделал пригласительный жест рукой, резко повернулся и прошел в гостиную. Гости проследовали за ним. Дверь закрыл Вадим и поколебался, не зная, стоит ли ему присоединяться к остальным. Насколько он понял, дело тут семейное, для узкой компании, не хотелось быть лишним. Но любопытство пересилило. Войдя в комнату, он увидел, что гости расположились в креслах, Андрей же стоит у окна, словно давая понять, что визит этот кратковременный.
Метнув взгляд на Вадима, хозяин произнес:
- Я все же не совсем понимаю цель вашего визита, господа.
- Андрей, - впервые за все это время произнесла его имя дама, - прошу тебя…
- О чем? – холодно осведомился тот. – О вежливости? Я, по-моему, не груб. О сердечности? Не вижу необходимости быть сердечным с посторонними людьми. Я, видите ли, человек не слишком склонный к разного рода чувствительным сценам. Мой брат, - кивок в сторону Вадима, - может это подтвердить. А сейчас мне просто хотелось бы знать, по какой, собственно, причине вы решились потратить время на этот визит?
- Брат? – женщина растерянно оглянулась на Вадима, словно только сейчас впервые заметила его присутствие. - У тебя есть брат?
- Как видите.

На минуту воцарилось молчание, во время которого женщина изучающе смотрела на Вадима, кивнула сама себе, словно отвечая собственным мыслям. Ее отсутствующий взгляд скользил по стенам, и Вадим, все это время и интересом разглядывающий пришедших - в отличие от Андрея, заметил, что из безразличного этого взгляд постепенно стал одобряющим - ей явно нравилось увиденное.
Господин Боннэ снова решил взять инициативу в свои руки, видя, что спутница молчит.
- Pardon, - обратился он непосредственно к Вадиму, - боюсь показаться невежливым, но, может быть, вы могли бы проводить меня на балкон. Хочется посмотреть на столицу с высоты.
- Для этой цели замечательно подходят Воробьевы горы, - проронил Андрей, лишив кузена возможности ответить, - господа, мне кажется, ваш визит - хочу заметить, отнюдь не желанный, - уже начинает затягиваться. Вы имели мне что-то сказать? Вряд ли вас привело в мой дом желание полюбоваться дизайном моей гостиной... В таком случае, я с нетерпением слушаю.
Весь его вид противоречил последним словам. На лице Андрея крупными буквами значилось горячее желание поскорее спровадить визитеров.
Придя, очевидно, к какому-то решению, дама впервые за все время посмотрела ему прямо в глаза.
- Мне хотелось бы поговорить с тобой наедине.
Ее голос прозвучал на удивление уверенно. При этом красивые тонкие пальцы продолжали теребить шелковый шарфик, видимо, до конца взять себя в руки у нее так и не получилось.
После паузы Андрей пожал плечами и, полуобернувшись к Вадиму, небрежно бросил:
- Покажи гостю вид с балкона, он мечтал им полюбоваться.

Мужчины вышли из гостиной, снова воцарилось молчание. Андрей не собирался облегчать гостье положение. Сам факт этого визита его несказанно раздражал. После секундного удивления и замешательства он испытал такой мощный прилив ярости, что даже сам удивился: в подавляющем большинстве случаев ему удавалось подавлять столь сильные эмоции, успешно заменяя их ставшими привычными насмешкой и безразличием. Впрочем, он практически сразу сумел усилием воли взять себя в руки и даже относительно спокойно рассмотреть обоих гостей. Однако сам факт присутствия этой женщины в его доме вызывал чувства, далекие от радости, и он очень хотел, чтобы она ушла. По возможности, без душеспасительных разговоров в пользу бедных.
Андрей бросил взгляд на женщину и тихо вздохнул. Судя по всему, беседы избежать не удастся. В таком случае, надо постараться как можно быстрее ее свернуть.

Инна нервничала. Нет, неверно. Она была в ужасе и в замешательстве, потому что не знала, как ей преодолеть этот свой ужас. Все, знавшие ее, сейчас были бы сильно удивлены, ибо госпожа Боннэ - а именно этим именем она была известна, - славилась редким самообладанием, необыкновенной уверенностью в себе и твердым нравом. Редко что было способно заставить ее волноваться и переживать. "Все в этом мире для меня" - такой был ее девиз, и, надо признать, он оправдывал себя. В подавляющем большинстве случаев мир, действительно, подчинялся капризам этой хрупкой изысканной женщины, которая сумела сохранить свою красоту и обаяние, несмотря на далеко не юный возраст, и не прибегая к разного рода ухищрениям вроде пластической хирургии.
Что скрывать, она всегда получала желаемое, рано или поздно - скорее рано. Она знала, что хороша собой, талантлива, любима - и мужем, и публикой, чьим кумиром привыкла быть, и пользовалась этим частенько. Как правило, затруднений не возникало: роли, о которых она мечтала, получала без лишних усилий; друзья, приятели и знакомые охотно выполняли ее просьбы, муж безмерно баловал ее. Его любовь к жене не была секретом для окружающих, что часто служило предметом для зависти. Красивый молодой мужчина, будучи, кстати, моложе своей жены, любил ее как молодожен, хотя их брак длился уже больше десяти лет.
В общем, Инна - Иннесса Боннэ, была всеобщей любимицей, и ничто - почти ничто до недавнего времени - не омрачало ее жизни, больше похожей на праздник.
Однако сейчас, в этой комнате, оформленной с несомненным вкусом и чувством стиля, сидя напротив хозяина, она не чувствовала обычной уверенности.
Решение приехать в Россию она приняла спонтанно - как почти все делала в этой жизни. Раньше она не испытывала душевной необходимости вернуться туда, откуда так давно уехала. Она была успешна, состоялась как актриса и как женщина. И тот факт, что у нее есть взрослый сын, нисколько ее не смущал. Она не чувствовала потребности в общении с ним - дети ее всегда раздражали. Правда, ее собственный мальчик был на редкость необременительным ребенком, насколько она помнила, и тем не менее... Инна так давно рассталась с ним, что у нее почти не осталось никаких воспоминаний, и созерцание чужих детей не вызывало учащенного сердцебиения.
- У меня очень мало материнских чувств, - как о данности, говорила она иногда Кристиану, который в первые годы их совместной жизни время от времени заводил разговор о детях. Вернее, об одном ребенке, сыне. Крис, как и большинство мужчин, не прочь был бы иметь наследника.
Инна, однако, такое его желание никак не поддерживала, и мимолетное разочарование, которое он испытал, узнав ее мнение по этому поводу, быстро улетучилось. Его обожаемая жена, несмотря на то, что была старше супруга, во многом оставалась ребенком - капризным, избалованным, обаятельным. И он, легко смирившись с тем, что наследника она ему не подарит, с удвоенной силой принялся баловать жену, заботиться о ней и выполнять любой, самый нелепый каприз. Это доставляло удовольствие ему самому.
Поездка в Россию была для Кристиана одним из таких капризов.
Однако для Инны в этом случае все было намного серьезнее, что она тщательно скрывала, делая вид, что хочет всего лишь посмотреть с любопытством, во что превратилась ее родина за годы ее отсутствия. И если за эти недели она навестит не только мать, племянников и прочую родню в Москве, но также узнает, каким вырос ее сын, это следует расценивать как один из пунктов развлекательной программы, и никак иначе.
Она ни за что на свете не хотела показать, как важен для нее именно этот пункт, однако муж, хорошо зная супругу, догадался об этом сам.
- Любовь моя, не стоит смущаться того, что тебе, как и большинству женщин, присуща материнская любовь.
- Любовь, - задумчиво протянула Инна, поворачиваясь к мужу. Разговор происходил в самолете, и она, не отрываясь, смотрела в иллюминатор, не отдавая себе отчета, что ее руки все время беспокойно теребят журнал, лежащий на коленях.
- Я не уверена, что речь идет о любви. Мне просто интересно, похож ли он на меня.
- Ты же видела снимки в журналах, - напомнил Кристиан, - юноша красив, как и ты.
- Юношей его уже не назовешь, - покачала Инна головой, - взрослый мужчина. И вряд ли он приветливо встретит меня.
- Глупости, - отмахнулся Кристиан, - никто не может остаться равнодушен к такой обворожительной женщине, особенно, если эта женщина - твоя мать.
- Не знаю... Ладно, - встряхнула она тщательно уложенными волосами, - какой прок от всех этих волнений. В конце концов, мне от него ничего не надо. Думаю, мальчику не менее любопытно, какой я стала за эти годы.
- Прекрасной, как и прежде, - Кристиан всегда был галантен. Инна улыбнулась.

Она никому и никогда не говорила об этом, но скучать по сыну она начала лет десять назад. Нет, опять неверное слово. Не скучать – скучать можно о том, кого знаешь. Своего сына Инна не знала вовсе. Когда она уехала, он был еще мал и не вызывал у нее особых эмоций – ребенок, о котором надо заботиться, заниматься с ним…
Спустя годы пришло осознание непоправимой ошибки. Сама, добровольно, она отказалась от того, о чем другие мечтают, молят Создателя, надеются о свершении.
У нее свершилось, и она этим даром пренебрегла. Сама. Никто не заставлял.
Теперь оставалось лишь сожалеть. Инна хорошо понимала – исправить ничего не возможно. Прошедшие годы не вернуть, а признавать свои ошибки публично она не любила. Ну, что ж… Сделано – не поправишь… Хотя жаль. Очень жаль.
Но допустить, чтобы кто-то, хоть одна живая душа узнала о том, что она, Иннесс Боннэ, страдает из-за поступка, совершенного много лет назад, она не могла. И потому старательно демонстрировала полнейшее равнодушие и безразличие, если жизнь подстраивала ей нежданные встречи с прошлым - то в журнале напечатают статью с фотографиями о развитии бизнеса в России, и на одном из снимков будет молодой талантливый предприниматель Андрей Литовцев. То в Париж приезжал дядя или же другой родственник либо старый знакомый и заводил речь о сыне. Инна старалась не подать виду, как громко начинает стучать ее сердце во время таких разговоров, и искусно сворачивала беседу в другое русло. В итоге ее российские родственники прониклись убеждением, что она - холодная бездушная тварь, которой нет ни малейшего дела ни до кого, кроме свой персоны.
И Инна делала все, чтобы не отступать от образа.

Мысль о поездке пришла к ней неожиданно. Толчком стал визит одной знакомой, которую сопровождал взрослый сын, симпатичный молодой человек, чье чувство юмора и умение вести себя в женском обществе доставило Инне большое удовольствие. Внезапно, наблюдая, как сын относится к матери - со смесью иронии и заботы, она испытала укол зависти.
И от этой зависти сжалось сердце, когда Инна в окно наблюдала за вышедшими из ее дома гостями - парень придержал мать под локоть, что-то сказал, видимо, смешное, и та рассмеялась.
Ей до боли, мучительно захотелось того же - чтобы рядом был взрослый сын, сложившийся как личность, состоявшийся мужчина, не просто - любой мужчина, а именно сын.
Мужского внимания ей хватало, Кристиан не скупился на доказательства своей любви, да и другие представители противоположного пола всегда стремились продемонстрировать ей свое расположение. Но это же совсем другое!
У гостьи, госпожи Риналь, художницы по призванию и светской дамы по образу жизни, тоже не было недостатка в мужском поклонении, имелся муж и даже любовник, в курсе чего было все ее окружение. Однако в ее глазах светилось истинное удовольствие и счастье, когда она общалась с сыном.
Наверное, есть свое особое очарование в осознании того, что красивый умный молодой мужчина - твой сын, твое произведение. И Инна снова поняла, отчетливо и ясно, чего она себя лишила.
И тогда родилась мысль о поездке.

Она убеждала себя, что все пройдет благополучно. Все получится так, как ей того хочется. Ведь, в конце концов, ей не так уж много и надо. Содержать ее не требуется. Жить ей тоже есть где, поэтому мальчику не грозит обременить себя мамашей, которая бы поселилась в его доме и надоедала бы глупыми поучениями. Всего лишь пообщаться… Разве это может затруднить?

То, что представлялось таким простым, в реальности обернулось сущим кошмаром. Сын не собирался впускать ее в свою жизнь. Это Инна поняла мгновенно, в первую же минуту, как вошла к нему в квартиру и увидела это красивое лицо, на котором только на секунду мелькнуло изумление. После этого он замкнулся и словно отгородился от нее. Это было так ясно, словно стена, которой Андрей отгородился от непрошенных гостей, оказалась настоящей, из кирпича или бетона.
Но, даже будучи мрачным и замкнутым, молодой человек оставался поразительно красивым, и Инна, начиная понимать, что ее цель может оказаться невыполнимой, тем не менее, восхитилась чисто по-женски внешностью этого мужчины. Наверное, поклонницы не дают ему прохода, мелькнуло в голову, и она устыдилась своих мыслей, осознав, о чем думает. Господи, она не исправима, в такой момент оценивать облик мальчика…
Когда Андрей, сделав над собой усилие – Инна прямо-таки чувствовала, каким огромным было это усилие, - пригласил их в гостиную, у нее появилась надежда, что, может быть, все-таки удастся поговорить… Ведь ей нужно только остаться с ним наедине, она сумеет найти нужные слова, уберет с лица это каменное выражение, заставит ледяные глаза потеплеть. Когда Кристиан – благослови Господи его душу! – предложил другому молодому человеку – Инна не слишком поняла, кто он такой, какой-то брат? Но у Андрея не мог быть родной брат такого возраста... выйти на балкон, Инна обрадовалась. Вот он, тот момент. Сейчас…
Но Андрей не собирался сдаваться так легко, и на какой-то миг она отчаялась. Все зря. Он не хочет. И его трудно винить… Но ее душа воспротивилась такому пораженческому настрою Она никогда так сразу не отступала, не в ее правилась поджимать лапки. Она всегда добивается, чего хочет, и в этот раз должна хотя бы попытаться.
Ее настойчивая просьба возымела свое действие, желание дамы исполнилось. И вот, наконец-то, они вдвоем…
Однако Инна молчала. Она прямо-таки физически чувствовала, как время уходит, истекают секунды, отведенные ей не простившим предательство сыном, а она не может ничего сказать. Слов почему-то не находилось.
Глубоко вздохнув, она протянула к нему свои красивые руки, чьей формой не уставали восхищаться толпы поклонников. И бессильно уронила их. Андрей даже не пошевелился. Он стоял, небрежно прислонившись спиной к стеллажу, засунув руки в карманы. Сама поза молодого человека была немного оскорбительна, она говорила без слов: «выкладывай что хотела и убирайся из моего дома». Он не собирался ей помогать.

С балкона слышалась оживленная беседа Кристиана и Вадима. Сделав над собой усилие, Инна неуверенно улыбнулась, кивнула в их сторону:
- Сразу нашли общий язык.
- Да, - проронил Андрей, холодно разглядывая ее.
- Ты… Я понимаю, я свалилась тебе как снег на голову, - произнесла Инна, - решившись все же начать разговор.
Андрей не ответил.
- Ты удивлен… Что ж, тебя можно понять.
- Да неужели? – четко очерченная бровь приподнялась в насмешливом удивлении. – Мне позволено удивиться? Именно этого вы добивались? Что ж, ваша цель достигнута, можете возвращаться с чувством выполненного долга.
- Андрей… Андрей, почему ты говоришь мне «вы»? - сорвалась Инна. – В конце концов, я твоя мать.
- У меня нет опыта общения с матерью, я могу и ошибиться. Может быть, мне будет позволено и это? – теперь он перестал скрывать, насколько ему неприятна эта встреча, и Инна, наверное, предпочла бы этой ярости те холодность и насмешливость, которые так были ей неприятны минуту назад.
- Вам, мадам, пришла на ум чудная идея навестить сына. Наверное, стало любопытно, каким он стал. Я прав?
Андрей улыбнулся, но в его улыбке не было ничего приветливого.
- Может быть, вы тоже желаете полюбоваться видами с моего балкона, - он мотнул головой в сторону окна. – Или показать вам всю квартиру? Хотя, думаю, не стоит. А то вдруг вам так понравится, что вы захотите погостить еще немного. И мне придется вам отказать. А этот отказ ранит мое нежное сердце – очень не люблю отказывать таким очаровательным дамам. Вы же не хотите, чтобы мое сердце снова было ранено – и снова из-за вас?
Хотя, что ж это я? – спохватился он и превратился в гостеприимного хозяина, шагнул вперед, плавно взял ее под руку и двинулся с ней вместе вокруг комнаты, показывая и объясняя:
- Вот этого Коро я привез из Бельгии в прошлом году. Хорош, правда? А как вам нравится эта картинка? Это Сезанн, правда, копия, но сделана его современником. Видите, как играют краски… Нравится вам? – полуобернувшись к ней, - и снова:
- Это должно вам особенно понравится. Это карнавальная маска. Привез из Рио, с карнавала. В театр я, знаете ли, не хожу, а вот карнавалы мне по душе. Можно на какое-то время перестать быть самим собой. Вам это должно быть особенно близко, вы ведь, как я понимаю, тоже постоянно скрываете подлинные чувства под разными масками.
Он резко остановился, отпустил ее руку – так неожиданно, что Инна покачнулась, но Андрей не подхватил ее, - и, сменив тон на прежний, отчужденно-холодный, проговорил:
- На этом экскурсию, думаю, можно и закончить.
И, не дожидаясь ее ответа, крикнул, адресуясь к стоящим на балконе:
- Господин Боннэ, ваша спутница уходит.
Дальнейшее Инна помнила как-то смутно. Кристиан оказался рядом с ней, попрощался с хозяином, она тоже что-то произнесла – кажется «до свидания», и они оказались на лестнице. Звук захлопнувшейся двери прозвучал в ее сознании очень громко и как-то … окончательно. Все. Ничего не вышло. Она провалилась.

ЧАСТЬ IV

Глава 1

Праздничная атмосфера в доме чувствовалась с порога. Шутки, смех, оживленные голоса… Вернувшийся из магазина Виктор, которого любящая супруга послала за хлебом – именно его и забыли купить, разумеется, - услышал весь этот радостный гомон и невольно подумал:
А вот интересно, если бы мы с Танькой куда-нибудь запропали на черт знает сколько лет, а потом свалились как снег на голову, народ бы тоже так оживился?
Вопрос был риторический и ответа не требовал, да Виктор бы его и не получил, ибо к нему выскочила жена.
- Ну, где ты там, ушел и пропал!
Попыталась выхватить пакет, он не дал и, обняв супругу за плечи свободной рукой, прошел на кухню.
Именно здесь, в этом не самом большом, но в данную минуту самом уютном помещении квартиры и скопился весь населяющий ее народ, а также многочисленные гости.
Приостановившись у двери, Виктор отдал наконец-то Татьяне пакет с хлебом, окинул взглядом гомонящее сборище и, вклинившись в паузу, громко спросил:
- Слушайте, люди, у нас, вроде бы, и другие помещения имеются? Не тесно вам?
- Хоть один разумный человек нашелся, - поддержал его Александр Владимирович, - чего друг у друга на голове сидеть? Верно, Кристиан?
Мужчина, к которому он обратился, весело улыбнулся:
- Я не так часто бываю на кухне даже у себя дома. У вас мне очень нравится.
Татьяна, не переставая нарезать хлеб, съязвила:
- Конечно, приятно наблюдать, как женщины для вас готовят?
На что Кристиан вполне серьезно ответил:
- У нас во Франции считается, что на кухне распоряжаться должны мужчины. Готовить – это мужское занятие, женщины не обладают таким талантом в полной мере.
Ответом ему был громовой хохот всех присутствующих женщин и столь же бурный протест. Мужчины смеялись.
Во всем этом веселье главная причина всеобщего оживления – Инна – принимала крайне мало участия. Более того, ее подавленное настроение бросалось в глаза, а с трудом скрываемое нежелание общаться она изо всех сил маскировала под утомленность впечатлениями. Будь в этой квартире – она не помнила ее, новое жилище появилось уже после ее отъезда – сейчас только родные, не было бы необходимости притворяться. Но вся беда, что кроме близких и любящих ее людей, присутствовала и ее давняя недоброжелательница – Лариса. Разумеется, Александр не мог прийти повидать блудную сестру, объявившуюся с таким неожиданным визитом, и не взять с собой жену, об этом и речи быть не могло.
С давних пор, когда Лариса еще только вышла замуж за Александра, она сразу же невзлюбила Инну – по той простой причине, что та никогда не давала себе труда хотя бы делать вид, что воспринимает Ларисины сентенции всерьез. Она не высмеивала невестку, до этого Инна не снисходила, зачем? Она просто ее не замечала по большей степени, практически никогда не обращалась к ней лично и старалась общение с ней сводить к минимуму, искреннее считая жену брата жеманной и недалекой. Инна только удивлялась, что заставило ее красивого умного старшего брата себе столь неудачную жену, но свои выводы Инна не обнародовала.
Однако, именно ее очевидная отстраненность и нежелание поддерживать близкие, родственные отношения с Ларисой и приводили женщину в ярость. Безразличие Инны та считала оскорбительным, не раз вслух высказывалась по этому поводу, а также не упускала возможности лишний раз пройтись по поводу нежелания Инны стать хорошей женой и матерью. Когда Инна уехала, Лариса получила великолепную возможность насладиться ситуацией, и без конца заявляла на разные лады:
- А я вам говорила… Я сразу предупреждала, что от этой девчонки ничего хорошего ждать не приходится!
Только резкая отповедь мужа, крайне редко повышающего на жену голос, заставила ее умолкнуть.
И вот теперь Инна приехала. Дл Ларисы было настоящим ударом увидеть ее.
Будучи на десять лет старше Инны, Лариса всегда старалась держать себя в форме, следила за собой, благо, зарабатываемые мужем деньги позволяли это делать. И она имела полное право гордиться достигнутыми результатами – никто не мог бы дать ей с первого взгляда ее истинных лет – Лариса выглядела много моложе.
Однако, увидев Инну, ослепительно красивую и молодую – что издалека, что вблизи, при тщательном и придирчивом осмотре, она была шокирована. Инна выглядела молодой женщиной в возрасте «чуть за тридцать» - да и то эти тридцать ей можно было дать лишь при очень ярком и безжалостном освещении.
Теперь же Ларисе стоило больших усилий держать себя в руках и не высказывать откровенной зависти и злости.
Последнее чувство усиливалось при взгляде на молодого красивого мужчину, оказавшегося мужем этой беглянки.
Лариса чувствовала себя прямо-таки обойденной судьбой и несправедливо обиженной. Нет, она не жаловалась на свою жизнь – любящий муж, взрослая красивая дочь, удачно вышедшая замуж, знаменитая свекровь, достаток в доме – чего еще желать?
Но ей хотелось – просто хотелось, без особого, надо признать, повода, - чтобы Инна была наказана жизнью. Ведь она бросила мужа и маленького ребенка!
Значит, должна всю жизнь раскаиваться и пожинать плоды своего поведения. Инна же производила впечатление крайне успешной, любимой и любящей женщины, прямо-таки купающейся в достатке и обожании.
Мало того, еще и мужа сумела подцепить моложе себя – и не скрывает этого. Лариса прямо спросила эту мерзавку:
- Дорогая, мне кажется, или и впрямь, муж твой тебя помоложе будет?
И та, не моргнув глазом, кивнула, да еще и улыбнулась.
И от этой улыбки Ларису прямо перекосило. Именно так улыбался в ответ на ее вопросы и замечания ее несносный племянник, родной сын этой распутницы, Андрей. Вот уж точно, яблочко от яблони!
Улыбка Инны была точно такой же – насмешливой и чуть снисходительной.
Теперь Лариса, участвуя в общих хлопотах, наблюдала за гостьей, стараясь подловить малейшую смену эмоций на ее красивом лице.
Инна ощущала на себе этот взгляд и изо всех сил пыталась держаться. Ей почему-то очень важным казалось не дать понять преподобной Ларисе – вот уж кто не изменился за все эти годы, - что на душе у нее скребут кошки. Веселая кутерьма, воцарившаяся в доме матери с приездом ее и Кристиана, помогала развеяться и забыть о своем сокрушительном поражении, хоть на время, но воспоминания всплывали и отравляли ей всю радость – искреннюю, ведь она тоже соскучилась, - от встречи. Время от времени Инна обводила взглядом присутствующих и хвалила себя:
- Да, милая, ты все-таки талантливая актриса! Провести столько народу – это надо суметь.

Напрасно Инна думала, однако, что Елизавета Дмитриевна не поняла истинного состояния духа своей дочери. После первого взрыва эмоций, всплеска радости, она сразу заметила, что ее девочка чем-то расстроена. В душу, тем не менее, лезть не стала – не принято это было в их семействе. Захочет – сама расскажет. Но своим долгом считала всячески оберегать дочь от любопытствующих взглядов, и потому, практически не давая вставить ни слова другим, засыпала ее и Кристиана вопросами о жизни в Париже, о французских театрах и последних ролях Инны.
Разговор по душам состоялся поздно вечером, когда все, наконец-то, разошлись. Кристиана увели Татьяна с Виктором погулять по вечерней Москве, и Инна уговорила его пойти без нее, сказав, что хочет поговорить с матерью после долгого перерыва.
Сам любящий сын своих родителей и от всей души одобряющий нежданное стремление своей обожаемой жены воссоединиться с родными, Кристиан горячо поддержал ее желание и отправился с молодежью.
Маленькую Лизу оставили на прабабушку и внучатую тетку. Но, хотя Инна и опасалась немного, как она справится с ролью няни после столь долгого перерыва, особого мастерства не потребовалось. Малышка была так утомлена обилием впечатлений, что моментально уснула.
- Она у нас молодец, - полушепотом сказала Елизавета Дмитриевна, выходя вместе с Инной из детской, где в своей кроватке посапывала Лизонька, - засыпает – и потом пушками не разбудишь, не то, что некоторые…
Инна растерянно оглянулась на мать:
- Ты меня имеешь в виду? Господи, мама, я так давно не слышала, чтобы обо мне говорили, как о ребенке!
- Тем не менее, ты им была, и можешь мне поверить, не так уж давно это и было…
Сев в кресло в гостиной, предварительно выключив верхний свет и поставив рядом зажженный торшер, Инна блаженно потянулась:
- Как хорошо.
Мать понимающе улыбнулась:
- Тихо? Да, я и сама иногда люблю так посидеть. Молодежь у меня не буйная, грешно жаловаться, но после таких вот сборищ все же устаю.
- Мам, - негромко спросила, помолчав, Инна, - почему ты поселилась с Таней и ее Витей? У тебя же своя квартира была? Я помню…
- Мне там тяжело было, Иннуш, - сказала Елизавета Дмитриевна, - да и одиноко. А с ребятами хорошо. Мы друг другу не мешаем, квартира, как видишь, не маленькая, а нам вместе хорошо. Да и Лизонька тут у меня на глазах. Хорошо, когда в доме есть дети.
- Дети, - задумчиво произнесла Инна, - видно, этого качества я лишена.
- Материнских чувств?
- Да. Знаешь, никогда не было у меня особой любви к детям.
- Даже к сыну? – обронила мать.
Инна кивнула, подняла взгляд на нее, ожидая осуждения и встретилась с понимающими глазами женщины, которая многое повидала на своем веку.
- Я… Ты, наверное, не могла меня простить, когда я ушла?
- Да нет, Иннуш. Мне тебя обвинять было не в чем, разве что тосковала я, конечно, сильно, хотелось знать, где ты, что с тобой… Но я же тебя вырастила… Если это можно так назвать. Во всяком случае, знаю я тебя, думаю, неплохо. И то, что ты сейчас говоришь, откровением для меня не является. Я видела, что Андрюша тебя утомляет, что тебе тяжело с ним, скучно. Ну, что ж поделаешь, не всем это дано. Тебе, видно, нет. Зато тебя наградили другим – ты талантливая актриса, хотя и не верила раньше в свои силы. Это другой дар, не менее великий, дается еще реже. Выбирать не приходится, тут уж – как вышло. Видимо, когда наделяли материнской любовью, ты стояла в очереди последней, и тебе ее не хватило.
- Зато уж любви к сцене мне было отсыпано полной ложкой, - улыбнулась глазами Инна.
Ненадолго воцарилось молчание.
Потом Инна, глубоко вздохнув, спросила:
- Мама, – Боже, как непривычно произносить это слово! – мама, а Андрей бывает у вас?
При упоминании имени внука лицо Елизаветы Дмитриевны, утомленное бурным днем, словно осветилось изнутри, глаза просияли, и Инна поразилась произошедшей с материю перемене – та словно помолодела.
- Андрюша? Конечно, бывает. Правда, не так часто, как хотелось бы, но звонит регулярно, а приезжает раза два в год – точно, а иногда и по делам заедет, так тоже непременно навестит. Правда, ночевать в таких случаях не остается, но …
- Ты его так любишь? – тихо спросила Инна.
- Господи, Иннуша, как же его не любить? – рассмеялась вопросу Елизавета Дмитриевна. – Это же твой сын. Он на тебя похож как две капли воды, да еще и своим собственным обаянием наделен. Он славный мальчик, хотя и отчаянно скрывает этот факт. Другим может показаться холодным, неприветливым, мрачным даже. Но я-то знаю, каков он настоящий. Ты бы видела, как он с Лизонькой возится. – Тут она на мгновение примолкла, потом хитро улыбнулась:
- Это наш с ним секрет – его, мой и Лизуткин. Они вместе забавляются, только когда в доме больше никого нет. У меня такое ощущение, что мальчик опасается – а вдруг кто увидит, как он способен искренне смеяться проделкам малышки, играть с ней, и поймет, что вся его холодность – напускная.
- А с Таней он ладит?
- Не слишком, - признала неохотно мать, - с Виктором – тоже, открытой вражды нет, но общаются сдержано. Ребята недолюбливают его за бесконечные насмешки, на которые он горазд, Таня злится, считает его высокомерным и эгоистичным.
- А ты его таким не считаешь? – не скрывая интереса, спросила Инна.
- Я его просто люблю, - ответила Елизавета Дмитриевна, - и знаю, что мальчик меня тоже любит.
Она помолчала, затем тихо спросила:
- Инночка, ты с ним виделась? У вас возникли какие-то сложности, да? Ты поэтому так меня расспрашиваешь?
Инна попыталась ответить, но, неожиданно для нее самой, губы у нее задрожали, и она расплакалась, горько проговорив:
- Он не хочет меня знать.
Елизавета Дмитриевна молча поднялась, прошла к горке, достала из шкафчика плоскую высокую бутылку, с сомнением посмотрела на свет содержимое, плеснула немного в пузатую маленькую рюмочку и принесла ее дочери.
- Выпей, дорогая.
Утирая слезы платком, Инна взяла предложенную рюмку, судорожно глотнула, сморщилась. Мать задумчиво поглядела на нее, снова отошла горке, достала еще одну рюмку и налила коньяка себе.
- Саша привез его из Лиона весной. Я, правда, не пила до сих пор, но ребята говорят - ничего. Раз уж у нас нынче беседа такая, по душам, и выпить не грех.
Вернулась к своему креслу, устроилась и, поднеся рюмку к губам, испытующе посмотрела на дочь. К этому времени Инна сумела взять себя в руки и задумчиво отпивала по глоточку жидкости густо-янтарного цвета, глядя на освещенный изнутри абажур торшера.
- Мама?
- Да, милая?
- Ты мне ничего так и не скажешь?
- А что тут можно сказать, дорогая моя? - Елизавета Дмитриевна печально улыбнулась. - То, что время упущено, ты и без меня хорошо знаешь. Если бы речь шла о ком-то другом, не об Андрюше, я бы, может, и могла сказать что-то оптимистическое. А тут...
- Ты считаешь, это безнадежно?- тихо спросила Инна. - Я бы хотела... Знаешь, это, наверное, смешно прозвучит - после стольких-то лет... Но мне очень захотелось, чтобы меня назвали мамой... У меня ведь есть сын! Я хочу, чтобы он был моим сыном по-настоящему.
Инна говорила негромко, но страстно, и Елизавета Дмитриевна видела, что дочь искренна. Ей стало грустно.
- Милая, Андрей вырос человеком совершенно независимым, и, боюсь, не умеющим прощать. Я очень бы хотела тебе сказать – не переживай, все уладится, но тебе, думаю, мои красивые утешения не нужны?
Инна, сделав еще один глоток, молча качнула головой. Она была бледна, пальцы, обхватившие рюмку, побелели от напряжения. Елизавета Дмитриевна отметила все это, но безжалостно продолжила:
- А потому сказать я тебе могу только одно: если ты на самом деле приехала для того, чтобы наладить отношения с Андрюшей – я тебя правильно поняла?
Дождавшись слабого кивка, она завершила:
- Пожелаю тебе лишь терпения. Боюсь, попыток придется сделать много. Не одну и не две, а много. И не гарантирую, что все получится.
Она умолкла, ожидая ответной реакции. Инна по-прежнему молчала, легко покачивая ногой, обутой в красивый шлепанец – она приехала без домашней обуви, разумеется – не везти же Бог знает через сколько километров тапочки! – и Татьяна, утром сбегала с магазин и купила ей эту красоту – синие с розовой каемкой шлепанцы из какой-то ворсистой ткани. Инна надела их без возражений, и теперь тапочки странным образом гармонировали с ее вечерним нарядом, который она так и не сняла после приема гостей.
Устав рассматривать дочь и поражаться ее красоте – а еще больше тому факту, что она – мать этой прелестной женщины, возраст которой совершенно не угадывался ни при первом приближении, ни даже при втором, Елизавета Дмитриевна попросила:
- Не хочешь рассказать мне, как прошла ваша встреча? Может, ты просто излишне трагически все воспринимаешь?
Инна грустно усмехнулась:
- Все было предельно ясно. Хочешь послушать?
Мать кивнула.
Инна допила коньяк, поставила рюмочку на столик и, помолчав, начала рассказывать.

После ее повествования какое-то время в комнате царила тишина. Вопросительно поглядев на мать, Инна печально улыбнулась:
- Не знаешь, что сказать, мама? Ситуация, боюсь, неразрешима. Зря я приехала…
- Ну почему же зря, - как-то отстраненно сказала Елизавета Дмитриевна, - с нами встретилась, дала на себя посмотреть, уже хорошо. Теперь я и умирать спокойно могу – тебя повидала, полюбовалась. Не беспокоюсь больше – где ты, что с тобой…
Инна смешалась:
- Ты переживала… Я знаю, что должна была чаще звонить, писать… Это ужасно, наверное, мама... Но я… понимаешь, я боялась, что буду сожалеть о том, что сделала… Я постаралась как можно меньше вспоминать то, что осталось здесь. Это просто чудовищно, я теперь понимаю. Но я сознательно заставила себя не думать об этом…
- Давай не будем тратить время на запоздалые извинения, - прервала ее Елизавета Дмитриевна, - ни к чему это. Мне было тяжело, не скрою, но все – в прошлом, и ворошить его я сейчас не намерена. Ты жива, здорова, благополучна, насколько я понимаю. Ну, и славно. Вот и я теперь увидела…
- И дальше что? – внезапно рассердилась Инна. – И можешь помирать? Придумала тоже! И думать не смей!
- Совсем? – кротко спросила мать. – Иногда подумать все же можно?
Инна как с разбегу уткнулась в стену. Осеклась, а через мгновение расхохоталась, сдерживая себя, чтобы смех не разбудил маленькую Лизочку.
- Ну, мамочка…Я начинаю понимать, на кого похож Андрей.
- На самого себя он похож, - все так же отстраненно тоном сказала Елизавета Дмитриевна, - ну, и на нас с тобой конечно, тоже, куда ж ему от нас деваться, родня все-таки.
- А на отца совсем даже не похож, - внезапно сказала Инна, - ну вот ни одной черты, даже удивительно..
- От Юры мальчику мало что досталось, - согласилась мать, хотя, может, и к лучшему это. Юра - человек мягкий, иногда нерешительный. Андрею такие черты никак не помогут. Хотя иногда немного мягкости ему бы не помешало.
- Ты видишься с ним? - внезапно спросила Инна, как видно, считая тему разговора закрытой. В самом деле, о чем тут еще можно говорить? Беседой дела не поправишь, хотя, втайне она рассчитывала на какой-то совет. Все же мать знает Андрея лучше, чем она, сама же говорит – любимый внук… Но, видно, даже она не знает, что тут можно сделать? Да и почему, собственно, мама должна исправлять ее ошибки? Это ее грех, и нести его тоже должна она сама, не перекладывая тяжесть на другие плечи…
- С кем? – чуть удивилась Елизавета Дмитриевна. – С Юрой? Вижусь иногда, а как же… Андрюша к нему изредка наведывается, на дни рождения всяческие – отца, Арины, малышей… А Юра потом ответные визиты наносит – мне, конечно. Не знаю, бывает ли он у Андрюши в Петербурге, не спрашивала…
- У Юры есть другие дети, - словно про себя произнесла без удивлении Инна.
- Есть, - подтвердила мать, - он женился на милой девочке, она ему близнецов родила. Ну, вот что, Инночка, - перебила она сама себя, как будто придя к какому-то выводу – все это время она напряженно о чем-то размышляла и видимо, решила отложить на время этот второстепенный разговор.
- Инна, тебе надо ехать в Питер.
- Мама?
Та кивнула, посмотрев на дочь с сочувствием, и, в то же время твердо:
- Да, моя дорогая, поезжай. Пустыми разговорами дело не поправишь. Первый раз Андрюша был шокирован твоим приездом, самим фактом твоего появления в его доме. У него было сейчас время все обдумать, осмыслить… Кто знает, может, ему захочется все же с тобой пообщаться…Ничего не тут нельзя сказать заранее, но знаю одно – надо попытаться снова. Ты и сама так думаешь.
В это время открылась входная дверь, из прихожей послышались оживленные голоса: вернулись с прогулки домочадцы.
- А чего это вы тут в темноте сидите? – громко удивилась Татьяна, заглянув в комнату.
- Тактичная ты моя, - пихнул ее муж в бок, - поговорить людям надо было.
- Дорогая, - Кристиан зашел в гостиную, - Москва – это что-то потрясающее! Formidable!
- Рада, что тебе понравилось, - улыбнулась Инна.
Увидев непонимающее выражение лица Виктора, перевела:
- Кристиан сказал: великолепно, потрясающе.
- О, да-да! Мне показали Арбат, Воробьевы горы, монастыри… Средние века вперемешку с новым, о, это чудо! Exсellent!
Елизавета Дмитриевна, улыбнувшись непосредственному восхищению француза, в свою очередь перевела его восторженное восклицание мужу внучки:
- Витя, это значит «превосходно».
- Языки надо учить, неуч ленивый, - толкнула супруга в бок Татьяна и тут же спросила, бросая на стул сумочку:
- Лизутка спит?
- Давно уже, - Елизавета Дмитриевна поднялась:
- И мне пора. Засиделась я, однако. Пойду, а вы тут впечатлениями обменяйтесь.
И, проходя мимо Инны, наклонилась к дочери, дотронулась губами до ее волос и тихо проговорила:
- Поезжай, дорогая.


Глава 2

Удивительно, сколько может скопиться у человека вещей за такое короткое время! Приехал с одной сумкой – а откуда что взялось…
Вадим занимался сбором своих пожиток, ворча про себя, и вызывая насмешливые взгляды хозяина дома. Андрей лежал на диване, в кои-то веки позволив себе выходной. Сегодня он никуда не выходил – только в магазин с утра, когда Анна Матвеевна еще не пришла. А так – никуда, ни на одну деловую встречу, ни в офис. Лежал себе на диване, смотрел телевизор, лениво щелкая кнопками пульта, попивал любимый сок и слушал, как возмущенно что-то брюзжит Вадим, слоняясь по дому и собирая свое барахло в кучку.
У него сегодня выходной.
Вот уже почти три месяца Андрей не отдыхал. То есть не то, чтобы работал без продыха, не спал сутками и даже вздохнуть не мог. Нет, конечно, расслаблялся – в компании знакомых ребят ездил на природу, на пикник. В горы его вытаскивали, славно провели там пару деньков… В клубы регулярно захаживал. Это все да.
Однако даже в те дни он не отдыхал полностью. Непременно требовалось то сделать срочный звонок, то с кем-то что-то согласовать. Даже та поездка в Донбай была с деловыми партнерами, одного из которых непременно требовалось уболтать на вклад финансов в новый филиал магазина. Инвестора он тогда себе приобрел, все верно. И выпили они за совместный бизнес тогда хорошо. И все-таки – это не полный отдых, с этим не поспоришь.
И вот сегодня, в субботу он решил, что будет отдыхать. Накануне своей команде сказал:
- Меня завтра для вас нет. Беру выходной. Даже не звоните, не шлите эсэмэски и э-мейлы, отвечать не буду. Ну, разве что в случае абсолютно форс-мажорном. И упаси вас всех Господь обычную рабочую ситуацию приравнять к мировой трагедии – уволю без сохранения содержания! И характеристику не дам.
Недоверчиво улыбаясь, народ пожелал начальству хорошего выходного. А Олег, пользуясь приятельскими отношениями, которые вроде бы сложились у него с шефом – когда тот давал на них добро, - таинственно понизив голос, спросил:
- Я ее знаю?
- Пошел вон! – ответил шеф под дружный смех всей братии.
И вот теперь Андрей наслаждался каждой минутой заслуженного выходного. Если бы родственник не шастал по квартире как беспокойная мышь, было бы совсем замечательно.
- Эй, родственник! – не выдержав, окликнул он кузена, - ты угомонишься сегодня? Тебе чего, горит? Обязательно надо затевать эту эпопею с переездом именно сейчас? До завтра никак нельзя подождать? Я же тебя не выселяю…
- И на том спасибо, - донесся из ванной елейный голос Вадима, - по гроб жизни вам обязан, благодетель вы мой!
Андрей расхохотался.
- А ты умеешь язвить, - признал он сквозь смех.
Вадим появился в комнате, нагруженный полотенцами и халатом – приобрел себе похожий на тот, что был у Андрея, не утерпел. Он был взъерошенный и запыхавшийся, но довольно улыбался.
- Ну, правда, чего ты носишься по дому, как взбесившийся таракан, - лениво протянул Андрей, отсмеявшись, - переедешь завтра, не денется никуда твоя квартира. Или тебе тут надоело?
- Нет, я уж раз решил сейчас – так лучше сейчас, - возразил Вадим и исчез снова. Андрей слышал, как он прошлепал в свою комнату и оттуда продолжил:
- Хоромы твои, конечны – класс. Мне таких не потянуть. Но пора и честь знать. Да и некогда мне потом будет…
- Что, на новой работе себя зарекомендовать хочешь? – с интересом спросил Андрей, переключив канал – снова реклама чистящего средства! И, главное – везде одновременно. Даже зубы болеть начинают.
- Да нелишним будет, - прокричал Вадим.
Он утих на пару минут. За это время Андрей успел просмотреть парочку рекламных блоков и проникнуться мыслью, что зубная паста «Колгейт» - самая крутая паста в мире.
Потом Вадим снова появился в комнате. Он нес две сумки, раздутые бока которой красноречиво говорили, что хозяин их основательно разбогател со времени своего приезда.
- Ну, Андрей, я поеду, наверное…
- Так наверное – или поедешь?
- Да ну тебя! – фыркнул Вадим, - ты в своем репертуаре. Нет, правда, мне пора. Такси там ждет.
- Ну, если такси, - протянул Андрей и легко поднялся со своего ложа.
- Все-таки ты нехорошая личность, - упрекнул он брата, - портишь мне выходной. Вставать вот из-за тебя пришлось…
- Ну, уж прости, - развел руками Вадим.
- Да уж постараюсь.
Они потоптались в холле, не зная, что еще говорить. Потом Вадим напомнил:
- Так не забудь, завтра в семь отмечаем начало моей новой жизни. Надеюсь, придешь?
- Приду, - кивнул Андрей, - не каждый день брат за ум берется. Увернулся от мстительного тычка и распахнул входную дверь:
- Прошу, брат мой. Тебя ждут великие дела!
Вадим рассмеялся. Так, смеясь, он загрузил сумки в лифт , помахал Андрею оттуда. И уехал.

Улегшись снова на диван, Андрей через полчаса стал раздраженно тыкать в кнопки на пульте. Те же самые программы, которые он с интересом смотрел полчала назад, сейчас вызывали только скуку.
Рывком поднявшись, он встал с дивана и растерянно огляделся, с удивлением ощущая, что собственная квартира, любовно оформленная и обставленная, почему-то сейчас стала какой-то чужой. Чего не хватает-то? Прислушавшись к тишине, которую не нарушал даже бормочущий телевизор, Андрей вдруг улыбнулся, сообразив, в чем дело. И качнул недоуменно головой. Надо же, именно тишина всему причиной. Он отвык от нее. За то время, что здесь жил Вадим, Андрей привык к тому, что в доме постоянно раздаются какие-то звуки: шаги, стук уроненного предмета, голос брата…
Так же было во времена его недолгого брака: немногим больше двух лет Алина наполняла квартиру собой, своими разговорами, вещами, смехом… Потом они расстались – и какое-то время Андрею казалось, что он лишился чего-то нужного. Причем, в виду имелся не столько сам брак, сколько не хватало присутствия другого человека рядом.
Но Андрей быстро привык снова к одиночеству. Это состояние было, можно сказать, родным, близким и знакомым. С ним надо было только сжиться – и все снова становится хорошо.
Вадим своим появлением в его жизни снова напомнил, что бывает и так, когда люди живут не по одному, а семьями – и неважно, кем приходятся друг другу, супругами или братьями.
Ладно, не проблема, один день – и он снова почувствует всю прелесть такого индивидуального существования.
Решив так про себя и, вспомнив, что у него сегодня выходной, Андрей прошел на кухню, сделал себе королевский бутерброд, налил большую чашку кофе, поставил все это на поднос и, притащив его в комнату, снова улегся на диван, подложив под спину подушечки. Милое дело – вот так полеживать и смотреть телевизор… Вот он сейчас найдет какой-нибудь фильм… О, кажется здесь что-то интересное… Повозившись, он устроился удобнее и принялся смотреть кино, иногда, впрочем, ловя себя на мысли:
Как там протекает новоселье Вадима, интересно…
Но тут же эту мысль прогонял. В конце концов, что он ему, нянька? Сам прекрасно устроится, вон какую деятельность развернул за неделю!
И, убедив себя таким образом, снова начинал следить за сюжетом.

Идея начать устраиваться самостоятельно пришла к Вадиму внезапно. После визита Инны, посмотревшей на него как на пустое место, он вдруг остро ощутил потребность жить в своей собственной квартире. Ну, или хотя бы съемной. Хватит чувствовать себя нахлебником. Может, Андрей из-за этого и девушку не приводит… То, что ему самому, собственно, некуда привести девушку, Вадим уже не раз с грустью осознавал.
Если честно, не только появление далекой и ставшей почти мифической Инны оказалось тем самым толчком к отселению. Был еще один момент – случайная встреча с Жанной на Арбате. Гуляя, Вадим натолкнулся на девушку, страшно обрадовался, побродил с ней по Москве, ощущая прилив сил и с удивлением вслушиваясь в свой голос, весело рассказывающий какие-то истории. Такая легкость в общении с девушками была ему несвойственна, а тут – нате вам.
Потом стал накрапывать дождик, и Вадим пригласил Жанну в кафе. Она, секунду поколебавшись, согласилась, они посидели в уютном зальчике, попили кофе с пирожными – на большее Жанна не согласилась, поболтали – ни о чем. А потом Жанна сказала, что ей пора идти, мило улыбнувшись и поблагодарив за приятный вечер, распрощалась. И вот тогда он понял, как важно иметь свой дом – туда можно пригласить понравившуюся тебе девушку, не опасаясь, что не вовремя нагрянет хозяин.
Дальнейшие его действия удивили не только Андрея. Вадим сам был изумлен, с какой быстротой он умеет что-то делать, если сильно захочет.
Первым поступком было изучение предлагаемых к сдаче квартир. Отметив несколько понравившихся вариантов, Вадим за один день объехал все предлагаемые хоромы, отверг четыре из них и остановился на пятой. Квартира, правда, была не в центре, в старом доме, но чистая, обставленная хорошей мебелью - после проживания у Андрея Вадим стал невольно обращать внимание на такие вещи. Раньше-то ему было совершенно все равно, какая именно мебель стоит в комнате, есть, где спать, на чем есть - и замечательно.
Так что квартирка привлекла, цена тоже оказалась не слишком кусачей - удаленность от центра имела свои плюсы, и Вадим быстренько договорился обо всем с хозяйкой. Оформив договор и заверив его у нотариуса, он получил в свое распоряжение ключи и право пользоваться квартирой три месяца - а затем съехать или же, по усмотрению, продлить договор.
Вдохновленный первым успехом, Вадим хотел было посвятить Андрея в свои планы переезда, но потом решил прежде найти еще и работу, а потом уж обрушивать на брата свои новости, так сказать в комплекте.
Он был благодарен кузену - в конце концов, именно его помощь позволила выплатить долг. За время работы в "Альбатросе" он сумел скопить и вернуть брату часть – очень маленькую часть - нужной суммы. Вторую половину ему подарил Андрей. Именно подарил – как всегда, полушуткой, полусерьезно протянул в ответ на извинение, что не получается быстро выплатить нужную сумму:
- Я уже давно списал ее со своих счетов, так что можешь считать это моим на твои именины.
- Но…мои именины знаешь когда? – только и сказал Вадим, ошеломленно глядя на кузена. Он меньше всего ожидал от него таких царских подарков. Но Андрей, усмехнувшись, заметил:
- Я, между прочим, не только девушкам умею помогать.
И Вадим кивнул. Он понял невысказанные слова брата – тот хотел дать понять, что проблема кузена для него перестала быть посторонней. И такое молчаливое признание Вадиму было дорого. Однако, быть свиньей тоже не годится.
- Я так не могу. Я верну тебе, только … не скоро, Андрей, - сказал он неловко.
- Ну, значит, счетчик включу, - легко ответил тот и улыбнулся насмешливо:
- Ты, правда, дурак. Я же сказал – это подарок. Будут же у тебя когда-нибудь именины? Вот, а подарок я уже сделал, так что потом не приставай.
- Не буду, - рассмеялся облегченно Вадим.
Больше они на эту тему не говорили, Вадим чувствовал, что Андрею было бы не слишком приятно, если ему напоминать о его щедром жесте – не такой человек его братец, чтобы обсуждать свои поступки. Захотелось ему – сделал. А почему, отчего – неважно.

И вот теперь он был полностью свободен от всех своих прежних обязательств и стремился зажить новой жизнью.
Новая жизнь, по представлениям Вадима, должна была непременно проистекать в Петербурге. Прожив все это время в Северной столице, Вадим попросту влюбился в него, хотя раньше придерживался мнения, что Питер - да, красивый неимоверно, но это город-музей. А постоянно жить в музее нельзя.
Теперь же он не мог даже подумать, что придется возвращаться обратно, в свой город, где родился и вырос, где все знакомо и близко. Спору нет, Новосибирск - тоже не полустанок в степи, красивый, большой, вполне современный город. Но Питер прочно занял место в сердце Вадима.
Следовало только решить еще один вопрос. С работой.
Он больше не хотел работать на Андрея. Работа была интересной, перспективной, в престижной компании... Это плюсы.
А минус был один - но весомый. Он больше не хотел работать на Андрея. Не хотел всю оставшуюся жизнь чувствовать себя бедным родственником, из милости пристроенным на работу братом.
Он не признавался себе, но ему очень хотелось, чтобы Андрей когда-нибудь начать воспринимать его как равного. Ну, или хотя бы - как человека, который чего-то добился в этой жизни сам.
Вадим понимал, что сейчас он никак не может претендовать на такое отношение Андрея к себе. Его попытка стать самостоятельным и богатым "хозяином жизни" полностью провалилась. Не облегчал ситуацию и тот факт, что и проживает-то он тоже у Андрея.
Правда, в последние недели они, вроде бы, поладили... У них даже образовалось что-то вроде привычки по вечерам посиживать на кухне, и, попивая чай - иногда коньяк или что-то в этом роде, - беседовать о том, что случилось за день.
Однако, визит Инны, помимо ее отношения к нему, как к случайному прохожему - а чего ожидать, она его почти и не знает? - ясно показал Вадиму, что он так и остался для Андрея человеком если не совсем чужим, но и отнюдь не близким. Не братом, с которым делятся сокровенным, это уж точно.
После ухода Инны Вадим сделал попытку расспросить Андрея о причине столь быстрого ухода его матери. Он был поражен, что брат не сделал даже попытки замаскировать свое недовольство этим визитом и был так резок с этой красивой женщиной. Вадим ее видел очень давно, был тогда ребенком, но в памяти осталось воспоминание об этой женщине, как он редкой красавице.
Сейчас он с трудом мог поверить глазам, что та красавица из его детских впечатлений - и эта ухоженная прелестная дама - одно и то же лицо. Ведь лет-то сколько прошло!
Правда, Вадим примерно представлял себе, что, например, пластическая хирургия может сотворить с любым человеком... Но все эти мысли появились потом, после ее ухода. А точнее сказать - изгнания.
Он не мог поверить, что Андрей способен резко так обойтись со своей родной матерью, да еще - такой божественно прекрасной. Вадим, вообще-то, редко пользовался в жизни такими высокими словами, но при виде Инны его на ум приходили только такие.
Правда, он тут же напомнил сама себе, что это - Андрей, человек холодный и лишенный сантиментов, и такой поступок - в его репертуаре.
Но все-таки, оставшись с ним наедине, попробовал высказать свое мнение по поводу происходящего, ожидая в ответ если и не душевного излияния, но все же откровенного ответа - памятуя, как душевно они сидели на кухне до прихода Инны.
Однако Андрей категорически отказался обсуждать этот визит. А когда Вадим попытался настаивать, сверкнул глазами, но сдержался и лишь холодно заметил:
- Вадим, я понимаю, что тебя разбирает любопытство, но у меня нет ни малейшего желания что-то сейчас обсуждать. Закроем тему.
И, развернувшись, ушел к себе в комнату.
В тот момент у Вадима и зародилось желание найти себе отдельное жилье и работу, которой он будет обязан только себе.
С работой вышло не так быстро, как ему бы хотелось. Опыт работы продавцом-консультантом, пусть и не такой большой, играл ему на руку, но ему больше не хотелось обслуживать покупателей. И потому рассылал свои резюме везде, где требовались различные менеджеры, помощники руководителей, и прочих вакансии в таком роде.
Ходил на собеседования - втайне от Андрея, но пока что без толку. А потом ему просто повезло. И помогла ему в этом Жанна.
Они случайно - опять случайно - встретились, когда он задумчиво брел, огорченный очередным отказом.
- Ой, Вадим! - остановилась девушка, просияв приветливой улыбкой. От этой улыбки - совершенно ничего личного в себе не таящей, без сомнения, ему стало тепло на душе. Что-то такое было в этой девушке, что завоевало его с первой же встречи. А она ничего не замечала...
- Жанна... Куда спешишь?
- Да ну, к знакомым бегала, тут рядом, - махнула она рукой, - а ты чего невеселый такой? - поинтересовалась она.
- Неужели бросается в глаза? - усмехнулся Вадим.
- Да заметно, - кивнула она, умеряя шаг, чтобы идти рядом с ним.
- Да ничего особенного, просто...
Он запнулся, не зная, стоит ли быть с ней откровенным. А потом вдруг рассказал все - что он хочет найти другую работу, что вот уже почти две недели каждый день в обеденный перерыв бегает на собеседования а результат тот же самый, что и в начале этой авантюры - полный ноль.
- Работа - это сложно, - протянула Жанна, - а тебе что, в "Альбатросе" не нравится"? Я вот, например, отсюда бы ни за что не ушла!
- У нас с тобой немного разные работы, - усмехнулся Вадим.
- Это верно, - кивнула девушка.
Несколько десятком метров они прошли молча, и Вадим уже начал проклинать себя за неумение подобрать тему для беседы. Опять выставит себя полным дураком, не умеющим развлечь девушку!
Вдруг эта самая девушка порывисто обернулась к нему, внезапно остановившись посреди улицы - на них тут же начали налетать прохожие, - и заявила, схватив его за руку:
- Слушай, я, кажется, могу тебе помочь!
- Да? - недоверчиво поглядел на нее Вадим.
- Ага!
Дальше полился вдохновленный рассказ о том, как накануне Жанна была по делам в одной фирме, "мы с ними сотрудничаем", и услышала, что им требуется сотрудник по связям с правовыми структурами.
- Ну, это значит - налаживать контакты с налоговыми органами, мэрией там, администрацией, иметь в них людей, с которыми можно решить вопрос, если возникнет надобность, - скороговоркой объяснила она.
- Но... Жанночка, у меня нет контактов в этих самых структурах, - попытался вернуть ее на землю Вадим, но девушка отмахнулась:
- Это все в ходе работы делается. Ты же умеешь общаться с людьми?
- Да вроде бы...
- Ну вот. В общем, ничего страшного не будет, если ты туда сходишь, - заявила Жанна. И тут же, не давая ему опомниться, заставила Вадима записать координаты этой самой фирмы и телефон человека, к которому следует обратиться с вопросом о работе.
А потом убежала.
Самое смешное, что Вадим нашел-таки работу в этой самой фирме. Правда, не ту, о которой говорила Жанна: та вакансия оказалась уже занята, что было, наверное, к лучшему - все-таки, с правовыми структурами Вадим общаться не привык, и навыков налаживать контакты у него не имелось.
Зато та девушка, чей телефон дала ему Жанна, проявила к нему участие - потом оказалось, что Жанна звонила ей раньше, - и сказала, что у них открывается новый отдел маркетинговых исследований, в который они набирают сотрудников. В итоге Вадим оказался принят на должность специалиста по маркетингу, с испытательным сроком в два месяца и вполне приличной зарплатой.
Жанна получила от благодарного новоиспеченного маркетолога букет цветов и приглашение сходить на нашумевшую театральную премьеру. Неожиданный успех придал ему смелости, он отважился на то, о чем тихо мечтал все эти недели, не решаясь сделать шаг в нужном направлении. И, что самое замечательное, приглашение было принято - факт тем более удивительный, если учесть предполагаемые отношения Жанны и Артема, о которых Вадим слышал. Но то ли сведения были неверными, то ли отношения те пошли на убыль, поход в театр состоялся, к удовольствию как кавалера, так, очевидно, и девушки. Она позволила себя проводить домой по окончании, чем возбудила массу надежд на будущее у своего спутника.

Глава 3

- Да стой ты спокойно, не вертись! Ну-ну, вот так! Да, отлично. Так, давай еще разок. Повернись резко... Вот, здорово, волосы разлетаются ... красота... Нет, ну куда ты пошла!!! Ну, я так не могу! Разве можно так работать, вернись сейчас же!! - рассерженная Женя пнула стоящий рядом стул, ушибла мизинец и взвизгнула.
Разговаривающая по телефону Алина улыбнулась ей сочувственно и виновато, не прерывая беседы.
Женя, подпрыгивая, доскакала до диванчика, стоящего с маленькой нише студии, почти скрытого под стопками журналов, наваленными кучей газовыми и шелковыми шарфами и платками. Вся эта разноцветная пестрая горка сразу бросалась в глаза, стоило войти в небольшое помещение, которое Евгения использовала для фотосессий.
Упав на диванчик, она бережно положила рядом маленький фотоаппарат, и принялась массировать мизинец, ворча:
- Стрекоза! Пять минут можно нормально постоять на одном месте? Как будто нельзя поговорить после. И так целыми днями треплется!
- Ну, не бухти, - примирительно сказал Алина, усаживаясь рядом, - важный был звонок.
- Угу, важный... У тебя все звонки важные. Три часа уже тут торчим, а сделали всего ничего. Сама же будешь потом ныть: "нет нормальных снимков, Женечка, помоги!"
- Все-все! - прижала руки к груди Алина. - Больше - ни одного звонка, пока не закончим, клянусь!
Женя недоверчиво хмыкнула:
- Было бы сказано. Ну, пошли... Но если еще хоть раз... - ее брови угрожающе сдвинулись.
Алина округлила глаза в испуганной гримаске:
- Только не по физиономии, ладно? Оно - мой рабочий инструмент!
- Вот по нему и получишь. Веником, - пообещала Женя сердито, но не выдержала взятого тона и рассмеялась, Алина тут же присоединилась к ней.
Нахохотавшись, девушки приступили к прерванному занятию.
Около часа в студии слышались только музыка и отрывистые команды Жени:
- Повернись чуть-чуть... Вот, замри! Давай еще разочек, только с другой стороны... Так хорошо. А теперь отойди к стулу... Да, туда. Сядь на него верхом, руки - на спинку. Голову опусти и подними резко, взгляд исподлобья. Еще раз! Вот, мне нравится!
И дальше в таком духе.
Наконец Алина, совершенно взмыленная, взмолилась:
- Жень, давай - перерыв, а? Ну, не могу больше!!!
- Еще немного, - неумолимо ответила Женя.
- Евгения!
- Десять минут.
- Тогда давай музыку другую, - потребовала Алина капризно, - я от этого Стинга сейчас завою.
- Чем это тебе Стинг не нравится? - прыснула Женя.
- Надоел.
- Ладно, сейчас.
Через минуту в комнате зазвучали первые такты любимой Алининой "Сексбомбы".
- Класс! - повеселела та. - Ну, готовь свой фотик!
Десять минут растянулись на полчаса, и продолжались бы еще дольше, но тут телефон снова дал о себе знать.
Разгоряченная Алина даже не услышала первых тактов. Женя прервалась сама:
- Лин, мобильный.
- Ой!
Бросившись к столу, она запуталась в индийском шарфе, длинном и широком, в который драпировалась по приказу своего требовательного фотографа, и с размаху села на пол.
- Черт!
Евгения расхохоталась, сама взяла со стола надрывающийся сотовый и бросила его Алине:
- Ладно, на сегодня - конец. Общайся.
Начала убирать аппаратуру, но услышала удивленные интонации в Алинином восклицании и повернулась, вопросительно глядя.
Продолжая общаться, та губами изобразила что-то, но Женя не поняла.
Вдруг Алина произнесла:
- Сейчас дам ей трубку, спросишь ее сам.
Не успела девушка запротестовать, всунула телефон ей в ладонь.
- Алло! - произнес нетерпеливо голос ей в ухо. - Где вы там?
- Привет, - запнувшись, сказала Женя.
- Женя, это ты? - все так же нетерпеливо произнес Андрей. - Я за вами заеду сегодня, хорошо? Вадим приглашает на вечеринку.
- А я тут при чем? - сумела сказать она растерянно.
- Он приглашает вас тоже. Ну, так в шесть я заеду к Алине, будь у нее, пожалуйста.
- Алина замужем, вообще-то, - обретя прежнюю язвительность, сказала Женя.
- Я в курсе, - парировал Андрей. - Ее муж тоже приглашен. Ну, что, больше возражений не сумела придумать? Тогда - собирайтесь, осталось три часа. Не знаю даже, хватит ли вам времени...
- Между прочим, мы сейчас не дома, - рассердилась Женя, - если ты не в курсе, я работаю!
- На здоровье! - одобрил Андрей. - К семи твоя деятельная натура успокоится, надеюсь? Ну, все, работай дальше и прости, что оторвал от дел.
Сказать что-то в ответ на эти слова Женя не успела - в ухо ей запели короткие гудки.
- Ну, пригласил? - полюбопытствовала Алина и, увидев сердито насупленные брови подруги, фыркнула:
- Вы двое - как кошка с собакой. Никогда не можете толком поговорить, сразу сцепляетесь. Все, хватит дуться, едем собираться. Мне еще надо Стаса уговорить.
- Раскомандовался! - не могла успокоиться Женя. - Я не его подчиненный, чтобы со мной таким тоном разговаривать.
- Да он со всеми так разговаривает, - успокоительно сказала Алина, - ты же его знаешь. Не будем Вадима обижать.
- А по какому поводу-то?
- Не знаю, - пожала она плечами, - Андрюша не сказал. Наверное, день рождения. Или еще что-то. Подарок все равно надо…
Женя не ответила. Сердито хмурясь, она продолжала собирать и выключать аппаратуру, рывками, небрежно – против обыкновения. Евгения к своим фотоаппаратам и осветительными приборам относилась крайне трепетно и очень ими дорожила. Видимо, эта краткая беседа – если можно считать таковым практически односторонний разговор, - на самом деде вывела ее из себя. Именно такой вывод сделала Алина, поглядев на каменное выражение лица подружки.
- Жень, ну чего ты надулась? Не на похороны же тебя пригласили.
- А меня никуда и не приглашали, - огрызнулась та, - мне приказали явиться в обязательном порядке, не оставив выбора.
- Да ладно, а то ты Андрея не знаешь, - махнула Алина рукой, улыбаясь, - он всегда такой. Не обращай внимая.
- Не понимаю, как ты с ним только жила, - повернулась к ней Евгения, и Алина с облегчением увидела, что девушка уже улыбается.
- Хорошо жила, - сверкнула та в ответ зубами, - весело. Нет, правда, Жень, он же ужасно обаятельный… почти всегда. Во всяком случае, на меня его мрачность не распространялась, и о его знаменитых нагоняях, о которых на фирме ходят легенды, я знаю только понаслышке. Лично меня они не касались.
- А все-таки ведь ушла?
- Ну, ушла… Другое чувство захватило, вот и ушла. Он, кстати, не протестовал. Я, Жень, если совсем уж честно, тогда и сама окончательно не знала, хочу ли я к Стасу уйти.
Евгения иронично приподняла брови:
- И что же заставило?
- Да Андрей же, - хмыкнула та, - он с таким невозмутимым спокойствием воспринял мои слова, что я, кажется, полюбила еще одного человека, что я даже обиделась. Ах так, думаю.. Ну, хорошо же. И ушла.
- А теперь? Не жалеешь? – с интересом спросила Евгения.
- Самое интересное, что нет, - покачала она головой, и задумчиво улыбнулась, - я благодарна Андрюше, что он меня вынудил сделать этот шаг. С Станиславом тоже нелегко, творческий человек, понимаешь ли… Но я его люблю. Сейчас. В первое время жила с ним из чувства протеста. А потом полюбила. По-настоящему.
Женя покачала головой.
- А ты, моя дорогая, вот напрасно ушами хлопаешь, - неожиданно сказала Алина, - пока Андрей один, надо действовать.
- С ума сошла? – кротко осведомилась Женя. – Я-то пока еще, в отличие от тебя, в своем уме.
- Ты в этом уверена? - протянула Алина, и Женя бросила в нее маленькую подушечку.

Глава 4

Идти на предстоящую вечеринку Евгении не хотелось. Она почти не знала этого Вадима, которому вздумалось приглашать их. Алина, правда, тоже его видела один раз в своей жизни, но Алинке он почти что родственник, кузен бывшего мужа - человек все же не чужой. А вот ее позвали, скорее всего, просто за компанию... Хотя сам Вадим ей показался парнем неплохим - хотя и малость диковатым, но это пройдет. Но ей очень не понравилось, как именно было сделано приглашение, этот приказной тон Евгения в обращении с собой не терпела.
Именно поэтому общество Андрея по большей части было ей не слишком приятно.
К таким людям - самоуверенным, высокомерным эгоистам - Женя относилась с опаской. Они напоминали ей бывшего мужа.
Все то время, пока Алинка, ее школьная подружка, была за ним замужем, она общалась с Андреем скрипя зубами, изо всех сил соблюдая нейтралитет. Но получалось не всегда. Когда Андрей слишком уж возмущал ее своими насмешками, иронией, направленной на всех и все окружающее, она вспыхивала и нападала на него, обвиняя в чрезмерном самомнении и убеждении, будто он – центр вселенной. К ее ярости, Андрей никогда не опровергал ее слов, даже не давая себе труда спорить с такой ничтожной личностью - Женя была уверена, что именно так он о ней и думает. Он просто отмалчивался, смотря на нее со своей невыносимой насмешкой, или же прерывал, с видом человека, которому надоело слушать глупого, чрезмерно приставучего ребенка, и переводил разговор на другое. А Евгения чувствовала себя полной дурочкой.
Такие стычки случались у них нечасто, и потом Алинка их мирила. В промежутках они общались преувеличенно вежливо, чтобы не портить настроение Алине, или же все-таки цапались - но в меру, не переходя границ.
Когда подруга с Андреем развелась, Женя стала относиться к нему терпимее. В конце концов, видеться они стали намного реже, и девушка могла заставить себя потерпеть каких-то полчаса раз в три-четыре месяца.
Но даже эти полчаса давались ей с трудом.
Вечно пикироваться устаешь, даже если на первых порах от этого получаешь удовольствие. Общаться же с Андреем по-другому она не умела.
Для этого требовалось невозможное - чтобы он хоть раз поговорил с ней серьезно, признал за ней возможность разумных высказываний, отметил ее правоту хоть в чем-то, а не осыпал насмешками и не обдавал своим холодным взглядом, от которого Женя просто заходилась в ярости.
Недобрая улыбка на красивых губах приводила ее в исступление, и она сама провоцировала конфликт. Хотя каждый раз накануне новой встречи давала себе - и Алине - слово, что на этот раз не станет к цепляться к бывшему мужу своей лучшему подруги.

И вот сегодня, собираясь к Алине, она перемеряла с десяток нарядов, вынула из шкафа даже свое новое платье, купленное заранее для встречи Нового года. В конце концов, у Вадима какой-то важный повод для праздника, недаром же он затеял эту вечеринку. Вот она и нарядится. Пусть Алина порадуется - платье-то куплено с ее подачи, полчаса битых уговаривала. Вадима поразит. Станислав одарит ее комплиментом, Алинин муж мастер на красивые слова. А Андрей... Может, хотя бы раз она добьется от этого айсберга хоть каких-то эмоций... А то и - чем черт не шутит - даже улыбнется и произнесет что-нибудь душевное...
Подумав так, Женя даже рассмеялась. Чудеса, конечно, случаются, но не в таком же объеме. Они не в сказке живут, а Андрей, хоть и похож на сказочного принца, это лишь внешнее впечатление. Принц, по определению, не имеет права быть таким злым и высокомерным. По крайней мере, для Евгении у него теплых слов не находится, и вряд ли нынешний вечер станет исключением.

Небольшой ресторанчик, куда Андрей привез Алину со Станиславом и Евгению, оказался весьма хорошо знаком обеим подругам – именно здесь они всегда встречались, если требовалось срочно что-то обсудить и, не теряя даром времени, перекусить.
Увидев, что девушки переглянулись, Андрей негромко пояснил:
- Вадим набрел на это место, и ему тут понравилось. Как видите, барышни, у вас совпадают вкусы с моим кузеном.
- Мило, - проронила Евгения, а Станислав пробасил:
- Слава Богу, хоть не клуб. У меня от этой бесконечной музыки уже голова трещит.
Андрей обернулся к нему и сочувственно заметил:
- Станислав, тебе не повезло, музыка есть и тут тоже. И даже, кажется, живая.
Дружелюбно пикируясь, они вылезли из машины и увидели, как из подъехавшего такси выходят Вадим и Жанна.
- Вот это новости, - пробормотал Андрей.
Услышав его, Евгения тихо уколола:
- Наш всесильный олигарх, оказывается, контролирует не всех своих подчиненных.
- Отдохни, - не оборачиваясь, посоветовал ей Андрей, - сделай лицо попроще. Тебе пойдет, поверь мне.
Он пошел здороваться, а Женя тихо перевела дух. Что-то она перебарщивает, кажется. Еще немного, и она превратится во вздорную старуху. Пора завязывать.
Тут ее позвали от крыльца Алина с мужем, и она поспешила к ним.
Вечеринка, вопреки опасениям, если те у кого-то имели место, оказалась довольно мила.
С подачи Андрея все, кто не был знаком, перезнакомились еще на подступах к столику, и уже через четверть часа у компании завязался оживленный общий разговор «обо всем и ни о чем». Все говорили со всеми.
Любопытство по поводу причины немного неожиданного сбора Андрей удовлетворил еще по дороге, и теперь приглашенные наперебой произносили тосты, желая Вадиму успеха на новом месте, в новой квартире, новом для него городе и прочая, и прочая…
Станислав допытывался у Жанны:
- А вы бы не желали сниматься в кино? У вас очень выразительная внешность…
Девушка польщенно розовела, но, тем не менее, решительно отвергла это предложение.
Алина смеялась:
- Видишь, милый, далеко не все жаждут стать актрисами.
- И слава Богу, - негромко прокомментировал Андрей.
Женя, общипывая виноградную кисть, протянула:
- Мне кажется, Андрюш, или ты, и правда, недолюбливаешь актрис?
- Зоркая ты наша, - улыбнулся холодно ей Андрей, - ты кушай виноград, девочка моя. А на вопрос тебе отвечу, чтоб любопытство не замучило – я, и, правда, не слишком почитаю актрис. И что, меня надо расстрелять?
- А как же Алина? – удивилась Женя искренне, не став реагировать на недобрый тон. Принятое решение не поддаваться на провокации, чтобы не портить другим веселого настроения, удерживало ее от привычных колкостей. Ну, нелюбовь у них. Не ненависть, для этого слишком мало пыла, а просто – нелюбовь. Да и пускай. Мало ли на свете людей, которые ей нравятся? И еще большему количеству народа нравится она, так что из-за его светлости Андрея Юрьевича она переживать сегодня уж точно не станет.
- Алина – прелестная девочка, которую я воспринимаю не как актрису, а как свою бывшую жену, - проговорил Андрей, - и, кстати, раз уж об этом зашла речь, актриса из нее, действительно получилась хорошая. Вот если бы еще ее супруг это понимал, и дал бы ей хорошую роль в своем фильме. А то, как я понимаю – он как собака на сене. У себя не снимает, и к другим не больно-то пускает.
- Да она в театре играет, - возразила Женя, - пришел бы, посмотрел. Не съедят тебя там, честное слово.
- Если мне когда-нибудь будет совсем уж нечем заняться, я приглашу тебя, и мы сходим на ее спектакль, - пообещал Андрей и, отвернувшись, обратился к Жанне с каким-то вопросом. Женя, ошарашенная почти неприкрытым раздражением – все-таки раньше Андрей не давал ему воли, разговаривая с ней, наблюдала, как улыбка Жанны из вежливой стала радостной. Она до этой минуты слушала излияния Станислава, что, по всей видимости, девушке здорово наскучило, но она не знала, как отвязаться. Вопрос Андрея стал для нее спасением.
Или она влюблена в своего начальника? – спросила себя Евгения внезапно. Пригляделась повнимательнее – да, щечки горят, глазки блестят, на вопросы отвечает улыбаясь. Все симптомы.
- Ты чего так на бедную девушку уставилась? – наклонившись к ней, спросила Алина. – Мне показалось, ты ее сейчас вилкой проткнешь.
- Глупости не говори, - отмахнулась Женя, - просто смотрю, как она вся расцвела, с твоим бывшим супругом беседуя.
Она поднесла к губам стакан с апельсиновым соком.
- Да у него в конторе все девчонки расцветают, стоит ему с ними побеседовать, - фыркнула Алина, - а ты что это, душа моя, уж не ревнуешь ли?
Апельсиновые брызги попали на скатерть и на рукав пиджака сидевшего рядом Вадима. Откашливаясь, Женя принялась оттирать ткань его костюма.
- Да что вы, Женя, - сопротивлялся с улыбкой тот, - ничего и не видно, не переживайте так. Давайте, я вам еще сока налью…
- Налейте, Вадим, - кивнула Алина, - и мне заодно, если можно.
Поблагодарив молодого человека кивком, она дождалась, пока его отвлечет Станислав, которому вздумалось узнать что-то про Новосибирск, и повернулась к Евгении.
- Ну, подруга, давай.
- Чего? – сердито покосилась та, снова отхлебывая из стакана, - и что у тебя за манера такая, дождаться, пока я пить начну, и с глупостями приставать,
- Да если бы с глупостями… Давай, рассказывай, как ты дошла до жизни такой.
- Лин, отстань, а? – попросила Женя кротко, - я тебя не трогаю, сижу, пью сок, веселюсь. Не морочь мне голову, ладно.
- Ну-ну, веселись, - кивнула та, - но так и знай, мы с тобой еще побеседуем.
Евгения сердито покосилась на нее, но Алина уже переключилась на Андрея:
- Андрюш, пойдем, потанцуем. А девушке позволь с Вадимом побыть, она же не с тобой пришла общаться, тебя она и так каждый день видит.
Жанна рассмеялась:
- Мы с Андреем в ресторане не каждый день встречаемся, все больше в офисе беседуем..
- И хватит с него. Пошли, - она потянула Андрея за руку. Тот медленно поднялся:
- Ну, раз даме так хочется…
Увидев, что брат ушел, наконец, танцевать, и Жанна свободна, вскочил Вадим:
- Ты позволишь?
- Позволю, - улыбнулась та кокетливо.
На какое-то время за столом остались только Женя и Станислав. Мужчина сделал попытку пригласить, в свою очередь, на танец Женю, но та отказалась, заявив, что ей пока хочется посидеть:
- Может, чуть позже.
Тот не стал настаивать.
Глядя на танцующих, Женя раздумывала над словами Алины и гадала, что скажет ей во время обещанной беседы.
Она была немного растеряна тем, какой оборот приняли события. Поведение Андрея сегодня вечером выходило за рамки принятого между ними негласного правила на людях соблюдать приличия. Обычно на ее подколы он реагировал гораздо сдержаннее. Сегодня же явно давал понять, что с трудом выносит ее присутствие, даже несмотря на то, что Женя, верная данному себе слову, его почти не задевала... С чего бы это, хотелось бы знать? И еще один вопрос:
По какой-такой причине она на миг так остро возненавидела эту девочку, Жанну? Ну и что с того, что та поговорила пару минут с шефом? Она с ним каждый день видится, если и была когда какая-то влюбленность, так давно уже прошла, наверное.
Она задержала взгляд на танцующих, невольно любуясь Алиной и Андреем. Красивая пара все-таки, подумалось ей, жаль, что распалась.
И тут же непроизвольно появилась мысль вторая:
А ведь врешь ты, Евгения, и даже не краснеешь. Не жаль тебе вовсе, а радуешься, что Андрей свободен.
Додумав эту фразу до конца, Женя ужасно удивилась. Это что еще такое? Какая тут может быть радость, если она его терпеть не может, а уж он ее и вовсе, мягко скажем, не любит. Тебе просто завидно, что все танцуют, а ты в углу сидишь, решила она, обращаясь к себе во втором лице, решительно поднялась и заявила капризным тоном:
- Стас, теперь я хочу танцевать, пойдем.
Нимало не удивившись перемене настроения своей визави, тот неторопливо отложил кусок дыни, которую с явным удовольствием поглощал, и спокойно встал и, обойдя стол, взял Женю под руку:
- Пойдем, моя душа, покажем, как надо танцевать, пусть Алинка поревнует...
Девушка громко расхохоталась.
И они пошли. От этого танца Евгения получила настоящее удовольствие – Станислав был великолепным партнером, отлично чувствовал музыку и легко двигался, несмотря на свои габариты. Муж Алины был мужчиной крупным и на вид неповоротливым. Но только на вид. На какой-то момент Евгения поймала на себе любопытствующий взгляд подруги. Та кружилась в вальсе с Андреем, прильнув к нему, как в былые времена и подмигнула ей, заметив, что Женя смотрит в ее сторону.
- А ты с Алиной давно танцевал? – спросила она Стаса.
- Да мы с ней постоянно танцуем, если честно, - рассмеялся он, - бывший супруг, как я понял, любил это дело – да и сейчас не прочь поплясать, гляди, как кружатся. Вот и мне теперь приходится держать марку.
- А ты ее не ревнуешь? – вырвалось у Евгении. Она тут же прикусила себе язык, досадуя на себя, но было поздно.
Станислав хмыкнул:
- К Андрею, что ли? Никогда. Он, конечно, парень видный, красавец, из тех, что вам, девчатам, нравится. Но – тем не менее, Алинка все же ушла от него, такого из себя блестящего, ко мне. Пусть я медведь, как она иногда орет, неповоротливый мужлан и неряха… Зато со мной просто и весело. И со мной она может поговорить о том, что интересно ей. Ей, понимаешь, – а не ему. Мы с ней одного поля ягоды. А так – пусть потанцуют, развлекаться полезно. Так что, Женечка, ты за наш брак не переживай.
- Охота была, - фыркнула Женя.
Тут звуки вальса сменились ритмами разбитного рок-эн-ролла, певец на сцене запел приятным баритоном по-английски незабвенный хит Элвиса, и Стас на лету перехватил Женину руку.
- Рок дадим? – прокричал он ей в ухо.
- Дадим, - кивнула она, блестя глазами.
И они дали. Да так, что вокруг них через две минуты собрался плотный круг страстных зрителей, бурно аплодирующих каждому очередному лихому па из тех, что выделывали танцоры.
Женя обожала танцевать. Танец был у нее в крови, только вот демонстрировать свой талант и потакать этой своей слабости ей приходилось нечасто – хорошего партнера нынче не так легко найти. Стас же оказался просто находкой. Летая в его руках, она только удивлялась – как могло получиться, что за все то время, пока Алинка за ним замужем, Женя ни разу не потанцевала с ее новым мужем? Но особо размышлять было некогда.
Они остановились лишь, когда замолкли последние такты музыки. Разгоряченные, веселые, тяжело дыша, они смотрели друг на друга смеющимися глазами, и Женя уже не удивлялась, что Алинка смогла найти в себе сил уйти от Андрея к Стасу. Он, конечно, не такой красавец, голова в его присутствии не кружится. Но с ним, оказывается, ужасно интересно раговаривать, а уж танцует он просто здорово.
- Вот так-так! – пробилась к ним через толпу Алина. – И оставь мужа на пять минут – тут же лучшая подруга уведет.
- Ты, радость моя, тоже не скучала, с бывшим супругом томно плывя в ритме вальса, - отпарировал Станислав.
- А теперь я хочу поплавать с тобой, - сверкнула таинственно глазами Алина, - нет, ребята, у вас здорово получилось, нет слов. Но, Женечка, ты не обидишься, если я Стаса заберу на танец-другой? Только сейчас поняла, что с собственным мужем за весь вечер ни разу не потанцевала.
- Вперед! – кивнула Женя, переводя сбившееся за этот бурный танец дыхание. – А я пойду отдохну, а то запыхалась…
Проберясь к своему столику, она застала за ним только Жанну, Андрей и Вадим куда-то отлучились.
Упав без сил на стул, Евгения улыбнулась девушке, выпила залпом стакан минералки и глубоко вздохнула.
- Устали? – сочувственно спросила Жанна. – Вы так здорово танцевали, я даже позавидовала.
- Не стоит, - махнула она рукой, - половина заслуг – не моя, а Стаса. Он ведет просто великолепно.
- Вы тоже были великолепны, - не согласилась Жанна, - Андрей сказал, что даже не представлял, что вы так хорошо танцуете.
- Правда?
Жанна кивнула.
- Они с Алиной к нам подсели ненадолго, и он сказал Вадиму, что смотреть, как вы танцуете, довольно приятно, оказывается.
- Забавно, - протянула Женя, не очень понимая - радоваться ей этому снисходительному комплименту или обижаться.
- С Андреем тоже очень здорово танцевать, - тараторила возбужденно девушка, - мы с ним пару раз танцевали на Новый год, на фирме отмечали... Это было просто божественно.
- Да что вы говорите? - спросила Женя, желая, чтобы это прозвучало язвительно, но в ее голосе, против ее воли, была и нотка заинтересованности, и Жанна ее услышала.
- Ага, - кивнула она, - у нас все девчонки просто рвутся с ним потанцевать, но Андрей Юрьевич недолго бывает на наших праздниках, поприсутствует от силы часик - и уходит. Все просто на ушах стоят, чтобы он их пригласил. Как белый танец - так просто с ног сбиваются...
- С ума сойти какая популярность! - рассмеялась Евгения.
- Ага, вы не представляете, как наши ребята ревнуют, - рассмеялась и Жанна, - у меня одно время был, ну, как бы это сказать... Роман, одним словом, с одним молодым человеком у нас на фирме, Артем его зовут... Он вообще-то, сдержанный очень, а тут даже поворчал немного, что я шефу больше внимания уделяю, чем ему.
- Да, роман с шефом - это чревато...
- Да что вы, какой роман, - всплеснула руками Жанна, - просто он... Ну, вы же видите, какой. И очень внимательный, мне знаете, как помог, когда у меня мама болела. Я не знала, к кому обратиться, деньги были нужны огромные. Ну, для меня то есть огромные, а Андрей помог. Ох, что это я разболталась...
Она внезапно осеклась и смущенно порозовела.
- Выпила, наверное, много... Разве можно так сплетничать.
- Не переживайте, Жанночка, - успокоительно промолвила Евгения, для которой откровения девушки были интересной новостью. Оказывается, Андрей Юрьевич умеет быть добрым и благородным... Если, конечно, при этом не преследует каких-то целей...
- Иногда не вредно даже немного посплетничать, - рассеянно продолжила она.
Улыбнулась в ответ на нерешительный смешок Жанны, все еще переживающей за свою неуместную откровенность, и подпрыгнула, услышав над собой знакомый голос, лениво растягивающий слова:
- Утомилась? Решила взять тайм-аут?
- Женя, - заговорил Вадим, подсаживаясь к Жанне, - вы меня просто поразили. У вас талант танцовщицы.
Евгения улыбнулась, напряженно ожидая, что еще скажет Андрей. Но тот промолчал, и ей пришлось ответить:
- Я уже сказала Жанне, что половина комплиментов – Стаса по праву.
- Да, наверное…
И тут Жанна весело произнесла:
- А ведь вы друг с другом сегодня еще не танцевали, кажется? Помнишь, как мы с тобой танцевали на Новый год, - обратилась она к своему прямому начальнику.
- Еще бы не помнить, - улыбнулся он, и Женю почему-то больно поразило, как потеплел его голос, когда Андрей обратился к своей сотруднице, - ты мне тогда все ноги отдавила.
- Я была в новых туфлях, а у них оказалась ужасно скользкая подошва! – рассмеялась Жанна.
- Я это заметил, - кивнул Андрей.
Прислушиваясь к их милой беседе, Евгения гадала: заметили ли Жанна с Вадимом, как Андрей «не обратил внимания» на предложение Жанны потанцевать с ней. Не то, чтобы ей безумно хотелось этого танца, просто самолюбие ее оказалось задето. Она не привыкла к такому открытому игнорированию, да еще на глазах у пусть немногочисленной, но аудитории. И уже гневно глядя на Андрея, подбирала слова для какой-нибудь язвительно реплики, как вдруг музыканты заиграли что-то томное, душещипательное…
И тут ей в голову пришла шальная мысль… Именно шальная, уже через минуту она сама была поражена тому, что сделала, но назад отыгрывать было поздно.
Решительно шагнув к Андрею, она взяла его за руку:
- Белый танец, Андрюша. Пойдем…
Прервавшись на полуслове, он медленно повернулся к ней:
- Белый? Разве?
Смерил Женю изучающим взглядом, что-то уловил в ее глазах, наверное, предупреждающие искорки горели в них так ярко, что он сумел их рассмотреть.
Жанна и Вадим, до которых дошла необычность и напряженность ситуации, замолчали и внимательно наблюдали за ними.
Выдержав паузу, Андрей чуть улыбнулся уголком рта и перехватил Женину ладонь:
- Прошу, мадемуазель… Раз уж вы так мечтаете о танце со мной.
Когда они отошли, Жанна удивленно посмотрела на Вадима:
- Послушай… Я чего-то не понимаю? Мне казалось, у них ровные отношения…
- Да мне тоже так казалось, - задумчиво произнес тот, - я, правда, во всех этих его знакомствах разбираюсь меньше тебя, но пару раз видеть эту девушку доводилось.
- Боюсь, не ляпнула ли я лишнего, - протянула Жанна, - мне бы не хотелось стать причиной конфликта.
- Не станешь, - мотнул головой Вадим, - разберутся, не маленькие. А вот чего мы с тобой стоим, и музыканты зря стараются – это я не пойму.
- Юноша из Новосибирска, вы явно делаете успехи, - насмешливо хмыкнула Жанна, - влияние кузена на вас очевидно.
- Так мы идем танцевать или нет?
- Идем!

То, что, танцуя со Станиславом, она испытала далеко не все возможные в процессе танца удовольствия, Евгения поняла уже на второй минуте их вальсирования…
Танцевать с Андреем было настоящим наслаждением, сродни физическому. Пластичностью и музыкальностью он был наделен от рождения, и Женя, у которой был богатый танцевальный опыт, отказалась даже делать какие-либо сравнения. Она просто наслаждалась. Позволила себе это наслаждение, пока Андрей молча кружил ее. Она знала, что реакция на ее беззастенчивое приглашение к танцу не замедлит последовать, и торопилась использовать эти минуты для чистого наслаждения. Успеет еще с ним поскандалить.
Евгения ошибалась в одном. Она забыла, насколько сильной выдержкой обладал ее партнер. Он не стал портить танец и даже рассеянно улыбался ей в процессе, чем несказанно удивил. Выражение лица ее кавалера было абсолютно безмятежным и почти счастливым. Со стороны казалось – лучшего мгновения в его жизни просто не было, и ему очень нравится сама ситуация. Никто бы в жизни не догадался, что его просто вынудили на этот танец, не согласись он – пришлось бы идти на открытый конфликт и быть грубым, успела поразмышлять Евгения на последних заключительных тактах. Она была уверена, что в душе ее визави сейчас разыгралась самая настоящая буря, которой он просто не дает воли. Надо же, какая сдержанность!
Все так же молча проводив даму на место, Андрей опустился рядом на стул, взял в руки графин:
- Хочешь сок?
Она кивнула, подставила стакан, понаблюдала, как ярко-желтая жидкость льется нарядной струйкой по тонкому стеклу.
Отпила глоток, зажмурилась от удовольствия. И тут услышала:
- И зачем тебе это было надо?
- Ну, наконец-то! – рассмеялась Женя. – А я-то все жду, когда же ты мне скажешь все, что думаешь!
- Рад, что оправдал твои ожидания, - заметил Андрей. Поглядев на него, Женя с удивлением увидела в его глазах вместо злости смех. Ему просто смешно, поняла она внезапно. И разозлилась. Почему-то вызывать у этого айсберга отрицательные эмоции ей нравилось больше. А вот насмешек над собой она не терпела. Он же позволял себе иронизировать по поводу нее.
- Только не думай, что мне не с кем потанцевать, - бросила она резко.
- Да ни Боже мой, - развел он руками, – потому и гадаю – с чего это мне вдруг такая честь?
- Сравнить захотелось.
- Ах, вот оно как… И что же? Каков вердикт?
- Неплохо, - вынуждена была признать Евгения, - даже очень.
- Больше любопытство тебя не мучает? – наклонившись к ней, спросил Андрей заботливым тоном.
- Свободен, - махнула она милостиво рукой, - теперь я смогу спокойно жить дальше. А то вдруг стало, знаешь, так интересно: каково это – танцевать с нашим Андрюшей? Столько времени, понимаешь, знакомы, а вот потанцевать с тобой не довелось.
- Да, упущение огромное. Ну, оставляю тебя в обществе графина, - он заботливо подвинул к ней упомянутый предмет сервировки, - пей сок. Или, может, хочешь чего-то покрепче?
- Да нет, обойдусь…
- Похвально. Трезвость – залог успеха великих фотографов.
И ушел.
Женя проводила его глазами – Андрей отошел к барной стойке, переговорил с молодым барменом, видимо, заказал себе какой-то напиток. Тут к нему подсел Станислав – Алина куда-то вышла, и мужчины принялись что-то оживленно обсуждать.
А Женя сидела за столиком и пила сок. И тут – впервые за те годы, что она избавилась от депрессии по поводу своего неудачного замужества – ей стало так мерзко на душе, что ужасно захотелось плакать. Она и сама не понимала, почему это уже ставшее привычным пикирование с Андреем так подействовало на нее. Может, потому, что сегодня он был неприкрыто резок с ней? И даже этот дурацкий танец пришлось чуть ли не вымаливать у него, хотя, в принципе, он сам должен был бы ее пригласить, видя, что девушка без кавалера.
Но – когда это Андрей вел себя согласно каким-то правилам? Нет, что вы, что нам какие-то правила? Он сам устанавливает для себя правила, и играет по ним – и самое интересное, что окружающие воспринимают это как должное. И очень быстро начинают поступать именно так, как того ждет Андрей . Вот ведь в чем штука-то!
Сердито допив остатки сока. Женя со стуком поставила пустой стакан на стол. Не хватало еще переживать…И из-за чего? Из-за пренебрежения Андрея Литовцева? Много чести! Она пришла сюда развлекаться и будет развлекаться, а Андрюша со своим снобизмом может повеситься, если она его в чем-то не устраивает!
И Евгения, оглядевшись, решительно направилась к бару.

* * *

- Так это ты того скакуна выбирала?
- Ага! – гордо кивнула головой Жанна.
- Высокий класс! – оценил Андрей. – Не конь, а произведение искусства!
- Да-а, - внезапно обиделась Жанна, - произведение, а домой так и не забрал, стоит бедняжка на полке, пылью покрывается.
- Ничего подобного, - смеясь, защищался тот, - ни одной пылинки на нем нет, лично пыль стираю каждое утро, даже Карине не доверяю. А на работе, потому что я там бываю чаще, чем дома. Вон Вадима спроси, он знает!
- О чем речь? – ввязался в бурное обсуждение Станислав, не дав Вадиму подтвердить слова бывшего работодателя и постоянного кузена.
- О подарке, - пояснил Андрей и снова обратился к брату:
- Ну, чего молчишь, скажи ей!
- Верно, Жан, - кивнул тот, - не человек, а динамомашина. Поселился прямо в своем офисе.
- Трудоголик, - махнула рукой Жанна.
- Ты поосторожней с такими выражениями, - укоризненно сказал ей Станислав, в глазах которого плясали смешинки, - осознаешь, с кем говоришь? Некорректно упрекать собственного шефа в трудоголизме, он может в ответ упрекнуть в отсутствии этого благородного качества.
Жанна округлила глаза и, всплеснув руками, ужаснулась:
- Боже мой! Ты ведь у меня теперь из зарплаты вычтешь, да?
- Посмотрим, - величественно обронил Андрей, - выдала себя, дорогая подчиненная. Прилюдно уличена в нежелании предпочесть работу прочим радостям. Даже и не знаю, как теперь реагировать…
- В звании понизить, - подсказал откровенно развлекающийся Станислав.
- Выговор объявить, - вступил со своим предложением Вадим, за что получил от Жанны тычок под ребро:
- Предатель!
Смеющийся, но старательно напускающий на себя неприступный вид Андрей хотел было вынести вердикт, но ему помешала Алина.
- Вот вы где!
Запыхавшаяся девушка вылетела на террасу, где собралась вся компания, и потянула бывшего мужа за руку:
- Пойдем, ты мне нужен.
- Алиночка, ты ничего не перепутала? – все еще смеясь, осведомился Андрей, осторожно отцепляя ее пальцы от своего рукава. – Твой актуальный повелитель – справа от меня.
- Что-то случилось? - посерьезнев, спросил Станислав, от которого не укрылось, насколько взбудоражена жена.
- Ничего особенного, но мне срочно нужен Андрей, - негромко, но все также возбужденно сказала Алина и, наклонившись к мужу, произнесла несколько слов вполголоса. Тот выслушал и спокойно порекомендовал с интересом наблюдающим за ними Андрею:
- Я бы на твоем месте сходил с ней. Может понадобиться твоя помощь.
Андрей приподнял вопросительно бровь, не торопясь покидать приятную компанию и взваливать на свои плечи какие-то проблемы: очевидно, что из-за ерунды Алина так переживать не станет.
- Я вас еле нашла, - слегка задыхаясь, проговорила между тем Алина, - в бильярдной была, в малый зал забежала – нигде нет, хорошо, вспомнила, что тут есть веранда. Ну, Андрюша, пошли, потом еще посмеешься.
- Не могу отказать в такой настойчивой просьбе, - развел тот руками, - да еще с благословения мужа, - добавил он уже вслед убегающей Алине и последовал за ней, с сожалением покидая теплую компанию.
Ему было любопытно, что могло стрястись такого, что вывело из равновесия обычно довольно равнодушную к проблемам окружающих бывшую жену.

Ответ на свой вопрос он получил незамедлительно. Он предстал перед ним через минуту в виде Евгении, находившейся в крайне забавном виде, а именно: что называется, в дупель пьяная, Женя сидела на столике и весело болтала ножками. Перед ней стоял растерянный молоденький мальчик официант, вымуштрованный на предмет обхождения с дорогими гостями, и тщетно уговаривал ее не бросать на пол посуду. Женя беззаботно отмахивалась от него и в ответ на очередную просьбу с удовольствием швыряла со стола все новые и новые предметы сервировки. Многочисленные осколки на ковре вокруг нее показывали, что развлекается таким образом Евгения Николаевна уже не первую минуту.
Официантик в поисках помощи оглядывался по сторонам, и краем глаза Андрей уловил, что к ним решительно двинулся метрдотель.
- Класс! – оценил Андрей. – Это что-то новенькое.
- С ума сойти! – согласилась с ним Алина. – Я ее такой вижу первый раз в жизни.
- Что, до сего момента Евгения вела крайне праведную жизнь? – с иронией вопросил бывший муж, утратив всю беззаботную веселость, которая так ему шла. Алина на какой-то момент пожалела, что вырвала его из этого нечастого состояния духа – Андрей, насколько она знала, так редко развлекался. Но с Женькой творилось нечто странное, и надо было срочно что-то делать. Интуитивно она выбрала себе в помощники Андрея, забыв на минуту, что эти двое относятся друг к другу не самым нежным образом. Впрочем, Андрей был самой подходящей кандидатурой. Вадима ни она, ни Женя толком не знали, и потом – он с девушкой. Станислав, скорее всего, не откажется выполнить ее просьбу и поможет подвыпившей подружке добраться до дома, но Алина, сама не зная почему, остановилась именно на Андрее. И теперь, вспомнив внезапно, как именно обстоят дела между этими двумя, засомневалась, что он захочет помочь. Тем более, что бывший муж рассматривал Женю с насмешливым интересом, не делая ни одной попытки как-то прекратить ее разгул.
- Андрюша, ну что ты стоишь! – с упреком бросила она. – Надо же что-то делать. Я не знаю, что с ней происходит, но она ведь практически не пьет, ты же должен помнить. Не беспокойтесь, мы все возместим, - бросила она подошедшему метрдотелю.
- В последние годы я ее вижу не так часто… - все так же задумчиво наблюдая за Женькиными бесчинствами – та теперь вздумала показать уже метрдотелю, мужчине средних лет, как надо танцевать на столе, а тот, услышав Алинины слова, успокоился и снисходительно взирал на происходящее, - произнес Андрей.
- Ну, не издевайся, - попросила Алина, - почему она так напилась – это можно и потом выяснить, а сейчас ее надо домой везти.
- Вот вы со Стасом ее и завезите, - отказался принимать участие в судьбе Жени Андрей, - вам все равно по дороге.
- Ну, Андрюшка, не вредничай! У Стаса завтра с утра тяжелый день… Ох, она сейчас упадет!
- Черт побери все на свете! – с чувством произнес Андрей, в последний момент поймав начавшую падать с метровой высоты девушку.
В трудом удерживая ставшую крайне вертлявой Женьку и пресекая попытки вновь забраться на стол, он оглянулся на Алину и почти сокрушенно произнес:
- А как все хорошо начиналось…

Эта была самая длинная дорога, какую Андрей мог припомнить.
Евгения ни в какую не желала покидать увеселительное заведение. Пока он расплачивался за ее художества, Женька устремилась к стойке, где пожелала заказать все еще порцию спиртного, и уговоры Алины вполголоса пойти с ними просто игнорировала.
Наконец, это развлечение Андрею надоело, тем более, что посетители уже откровенно глазели на них - Женькины выступления на столе дали свои плоды, и народ подтянулся из других залов и с балконов.
- Пора закругляться, - бросил он Алине, решительно подошел к Евгении, в очередной раз чуть не свалившейся с высокого стульчика, на который сумела взгромоздиться, и сдернул ее с круглого сиденья.
- А в чем дело? - пожелала узнать та. Но вызывающий тон оказался смазан громким иканием.
Алина прыснула.
- Тебе еще смешно, - проворчал Андрей, - а я вот страдай непонятно за что.
- Андрюш, ну будь лапочкой, - умоляюще протянула Алина, пытаясь привести в порядок Женино платье - оно оказалось чем-то залито на груди.
- Вот кем-кем, а лапочкой меня еще никто не называл, - бесстрастно произнес он, подхватил Женьку на руки и быстрыми шагами направился к выходу.
Сказать, что Женя послушно позволила себя унести и посадить на заднее сиденье было бы огромным преуменьшением. Когда Андрей усаживался на водительском месте, он чувствовал себя вымотанным, словно разгружал вагоны. И то, наверное, меньше бы устал. А впереди еще вся дорога!...
Его опасения оказались не напрасны.
Оставшись одна, без Алины и зрителей, для которых она так весело устраивала концерт, Женя быстро заскучала и попробовала выяснить отношения с Андреем. Тот, стиснув зубы, молча вел машину, не оборачиваясь, лишь следя в зеркальце, чтобы Женька не открывала окно. Не добившись реакции своего водителя на разнообразные выпады, девушка начала подпрыгивать на сиденье, радостно хохоча, если удавалось на каком-то ухабе сделать очень высокий прыжок и дотронуться макушкой до потолка.
К счастью, проехав полдороги, Евгения утомилась, мерное постукивание двигателя и плавное покачивание машины ее убаюкало, и девушка мирно заснула.
Затормозив возле ее дома - в былые годы Андрей бывал тут пару раз, и дорогу, оказывается, не забыл, - он вышел из машины, подошел к задней дверце и задумчиво поглядел на сладко спящую внутри Женьку. Свернувшись калачиком на сиденье, она выглядела невинной как ребенок.
- Просто ангел, - проговорил он сквозь зубы.
Распахнул дверцу, наклонился и попробовал разбудить ее. Успеха это не принесло, сон девушки оказался крепким. Выругавшись от души вполголоса, Андрей покосился на освещенные окна дома, порадовался, что площадка у подъезда пуста - видно, по телевизору шло что-то увлекательное. А кто уже и спит сном праведника... Да, вот это ему сегодня, видно, еще долго не грозит, подумал он и, вздохнув, принялся за свое нелегкое дело.

В том, что этот вечер - явно не его, Андрей убедился через десять минут, когда доставил вынутую-таки из машины Евгению на площадку первого этажа и с несказанном восторгом убедился, что лифт не работает. Кнопка не загоралась приветливым светом при нажатии, не слышался ободряющий гул, кабина не спускалась...
А это означало только одно: его ждет еще одно развлечение. Без радости посмотрев на Женю, которую он бесцеремонно усадил на ступеньку, Андрей обреченно подумал, что, видно, совершил какой-то неблаговидный поступок в последние дни, и небеса таким вот образом дают ему знать, что недовольны.
Могли бы дать понять это как-то иначе.
Подняв голову, он взглянул на лестничные пролеты. Высокие. И живет девушка, к несчастью, не на втором этаже. А жаль. Ужасно жаль, потому что тащить это сокровище придется аж на девятый. Вот радость-то!
По всей видимости, Женя его недовольства не разделяла, так как что-то промурлыкала во сне и прислонилась головой к стене, сидя на своей ступеньке.
Неизвестно, сколько бы еще времени Андрей предавался унылому размышлению о постигшей его злой участи, но тут дверь подъезда начала открываться, и появилась реальная возможность в очередной раз развлечь народ, на этот раз – для разнообразия – Жениных соседей.
- Ну, нет, красавица, на сегодня массовиком-затейником я уже наработался.
С этими словами молодой человек подхватил девушку на руки и принялся подниматься по ступеням, спеша исчезнуть с глаз возможных наблюдателей.
Путь до Жениной квартиры оказался неблизок, и Евгения с каждой ступенькой теряла свою легкость.
Андрей отругал себя за лень – надо больше заниматься в спортзале. Правда, времени совсем нет… Ну, и что – вот поднимет еще пару раз Евгению Николаевну – и никакой спорт не понадобится, оптимистично заключил он, добравшись наконец, до нужной квартиры, ставя Женьку на пол и придерживая ее, чтоб не сползла. Отдышавшись, Андрей достал из кармана ключи, отпер дверь, снова поднял Женьку на руки, делая это без всякой осторожности и нежности, ногой захлопнул дверь, и, облегченно вздохнув, бесцеремонно свалил свою ношу на диван в комнате.
Оказавшись на горизонтальной поверхности, Женя сладко вздохнула, подтянула колени к подбородку, повернулась на правый бочок и засопела.
- Поразительно! – хмыкнул Андрей, понаблюдав за этой умилительной картиной. – Ничего, посмотрим, как у тебя на утро будет болеть голова, - злорадно пообещал он безмятежно спящей Жене и вышел из комнаты. Настоятельно требовалось вымыть руки и напиться. А еще - сесть и вытянуть ноги. Очень уж давно он не носил девиц по лестницам.
- Теряю квалификацию, - бормотнул Андрей, намыливая руки в ванной и поглядывая на себя в маленькое зеркальце, висящее над раковиной, - надо, что ли, романчик какой завести для тренировки, форму обрести… А то все, право – работа, работа. Жизнь – она вон какая… разнообразная, девушек приходится таскать нетрезвых… все развлечение.
Умывшись, он прошел на кухню, распахнул холодильник, нашел в нем бутылку с яблочным соком, неодобрительно поглядел на этикетку – яблочный он не любил, но выбора не было, иначе оставалась только вода…
Выпил полстакана кисловатой золотистой жидкости и, держа стакан в руке, подошел к окну. Пейзаж внизу отличался от того, который он привык наблюдать из окон собственной квартиры – за Жениным домом располагался детский садик, и фонарь освещал качели и песочницы детских площадок. Вот гомон наверное, с утра, внезапно подумалось ему… Отпив еще глоток, Андрей подумал, что теперь надо снова садиться за руль и ехать через весь город домой. И почувствовал, что ужасно ему этого не хочется.
А вот не поедет он никуда, и все. Отличная мысль. Он останется здесь, замечательно выспится, а завтра с утра полюбуется на Женьку, мучающуюся от головных болей – заслуженно, кстати, и отправится на работу.
Пройдя в комнату, Андрей увидел, что кардинальных изменений не произошло, юная пьяница спала сном праведника. Ну-ну, мадемуазель, приятных вам снов…
Окинув взглядом комнату, Андрей заключил, что, кроме дивана, на котором посапывала хозяйка дома, спать тут особо негде. Пол в качестве спального места он отверг сразу – жестко, неудобно, и вообще, не в его это привычках.
Ладно, диван широкий, Женечка может и потесниться…
Решив так, Андрей быстро позвонил на мобильный Алине и коротко доложил, как прошла операция «доставка домой нетрезвой подруги».
А затем принялся устраиваться на ночлег.

Пробуждение было не из приятных. Если быть совсем точной, оно было отвратительным. Голова казалась сделана из чугуна, язык словно ватный, во рту омерзительный вкус. И, в довершение всего, в ее постели кто-то спал. Этот кто-то лежал рядом с Женей совершено по-хозяйски, обхватив одной рукой ее талию, словно ему тут и самое место.
А между тем Женю смутно мучило ощущение какой-то неправильности во всей этой ситуации. Не должен тут никто спать! И вообще, ей неудобно. Рука придавливала к дивану, мешая повернуться, было жарко и тесно. Рассердившись, Женя резко повернулась на бок, чтобы рассмотреть получше этого узурпатора. И протяжно застонала – по двум причинам. Во-первых, голова заболела еще сильнее от толчка, причем, боль из тупой превратилась в пронзительную, и даже затошнило. А во-вторых, она узнала своего непрошенного соседа.
Андрей. Собственной персоной, расположился на ее диване как у себя дома, да еще улыбается во сне.
Эта улыбка доконала Евгению. Ей так плохо, а этот тип, неизвестно что делающий в ее постели, безмятежно улыбается!
Сжав зубы и готовясь к взрыву боли в голове, она сильно пихнула Андрея локтем в бок.
Он тихо охнул и открыл глаза.
- Ты что!
Эту фразу они произнесли в унисон, и теперь замолчали, одновременно ожидая ответа.
Андрей первым освоился с ситуацией:
- Нельзя ли поосторожнее! Что ж ты такая негостеприимная?
Говоря это, он откинул одеяло и поднялся
- Скотина, - пробормотала Женя, почти не разжимая зубов, - еще смеется.
Натягивая рубашку, Андрей повернулся к Евгении и принялся рассматривать ее без тени сострадания. Мало того, в его глазах была неприкрытая насмешка.
- Плохо? – осведомился он без сочувствия.
Женя кивнула и тут же коротко простонала.
- Алкоголизм – это болезнь, ее надо лечить, - сообщил Андрей и скрылся в кухне.
Пока Женя проклинала его всеми словами, которые могла вспомнить, мечтая, чтобы голова не треснула, а гость исчез, он чем-то погремел у нее на кухне, что-то поставил в раковину и спустя минуту снова появился в комнате.
- Держи.
Открыв глаза, девушка увидела прямо у своего лица стакан с соком, холодным – стекло даже запотело. А над ним – лицо Андрея, смеющееся. Над ней.
Умирая от унизительности своего положения – мало того, что он каким-то образом забрался в ее постель и проспал с ней вместе ночь, так еще она предстает перед ним в таком неприглядном виде! – Женя, тем не менее осторожно протянула руку к стакану. Ужасно хотелось убрать этот гадкий вкус во рту. И вообще – попить.
- Э, красавица, так не пойдет.
Стакан исчез из поля зрения, а лицо Андрея наклонилось над ней. Он приподнял ее, усадил поудобнее – голова при этом почти лопнула по швам, по крайней мере, у Жени было такое ощущение. Затем ей в руку всунули холодный стакан и велели пить маленькими глотками.
Опустошив поданную емкость, Женя приоткрыла глаза.
В комнате беспорядок, ее платья разбросаны по креслу и стульям – как она меряла накануне их перед вечеринкой, так и бросила, потому что опаздывала. Ее туфли стоят рядышком с диваном, вчерашнего платья почему-то нигде не видно… Куда она его девала, интересно? А посреди всего этого хаоса стоит Андрей, уже полностью одетый, в костюме и при галстуке, стройный, подтянутый, как всегда элегантный, попивает сок и разглядывает ее смеющимися глазами.
Кошмар.
- Ну, что, полегчало? – осведомился он.
- Угу, - протянула Жен, гадая, где ее платье. Или она голая спала... С Андреем?!
При этой мысли ее бросило в краску. Покосившись на Андрея, она увидела, что он с интересом изучает ее полыхающие щеки.
- А мм… где… ты не знаешь…
Она совсем смешалась и не придумала ничего лучше, чем еще попить.
- Ты разучилась говорить? – поинтересовался он. – Я, кажется, догадался - тебя беспокоит наша совместно проведенная ночь. Я прав?
- Про… Проведенная? – поперхнулась Женя.
- Ну да, - кивнул он, как ни в чем не бывало, - ты уж прости, но пришлось тебя потеснить. Ехать через весь город домой мне было неохота, а другой кровати у тебя я не обнаружил. Пришлось скоротать ночь с тобой. А у тебя на удивление удобный диван. Тесноватый, правда…
Что он несет? – мелькнуло у Жени в голове.
- Ты ненормальный, - произнесла она слабым голосом, ощущая, что голова, вроде бы, болит меньше. Или ей это только кажется?
- У меня хороший диван. И тебе было необязательно залезать ко мне в постель.
- К тебе, - с ударением ответил он, - я не залезал. Мы мирно поспали рядом, только и всего. Я не задел твою девичью честь. Даже не покусился, уж прости меня за скромность. Я просто не люблю заниматься сексом с пьяными женщинами. Не получаю, видишь ли, удовольствия от процесса.
- Гад! – тихо констатировала Женя.
- Почему? - удивился Андрей, забрал у нее из руки стакан и поставил его на стол, убрав с него предварительно какую-то блузку. – Ты мечтала о любви? По тебе этого было не заметно. Кстати, ты бы встала все же, платье сняла. Оно, правда, уже безнадежно помялось, но… Вдруг его удастся спасти?
Приподняв край одеяла, Женя с ужасом увидела, что она так и спит в своем вечернем наряде, и пришла в ужас. Рывком сбросив одеяло, она вскочила на пол, чуть было не упала и кинулась в ванную. Вслед ей раздался веселый смех.
Выйдя через минуту из ванной, держа в одной руке безнадежно измятое, скорее, даже – изжеванное платье, а другой сжимая у горла отвороты банного халата, Женя застала Андрея в прихожей. Судя по всему, он уже был готов покинуть ее квартиру.
- Как наряд? – спросил он, похлопывая себя по карманам.
- Плохо! – огрызнулась Женя. – Мог бы и вчера мне сказать!
Она понимала, что ее нападки совершенно безосновательны. Но из-за собственного паршивого самочувствия и сознания, что, во-первых, она сама виновата – и в самом деле, зачем столько пила?! – а во-вторых, осознавая, что Андрея надо не ругать, а благодарить, еще больше его в этот момент возненавидела и бросала дурацкие обвинения.
- Ну, знаешь, - протянул он насмешливо, вытаскивая ключи от машины из бокового кармана, - я, конечно, не против раздеть иногда красивую девушку, но ты была в полужидком состоянии, моя радость. Я не рискнул к тебе прикасаться. Так что уж придется тебе как-то реанимировать платье. Да и себя саму тоже. А в следующий раз не стоит столько пить. Даже если хочется кому-то что-то доказать. У тебя это неважно получается. Спасибо за гостеприимство. Непременно как-нибудь отвечу взаимностью.
С этими словами, язвительно улыбнувшись, Андрей Юрьевич закрыл за собой дверь.

Этот день Евгения запомнит надолго. Никогда ей не было так мерзко – одновременно и на душе, и физически. Не давала покоя мысль, что она напилась в присутствии Андрея, и он наблюдал ее в таком неприглядном виде. Самое ужасное из всего этого, что Женя, хоть убей, не могла вспомнить, что именно подвигло ее так набраться.
И, словно этих терзаний было мало, у нее не переставая, болела голова, и мучила тошнота. Кефир, который она разыскала в холодильнике, делу не помог. Сока больше не было, от чая тошнило еще сильнее. А все движения заставляли голову раскалываться на большее количество кусков.
О том, чтоб принять какое-нибудь лекарство, не могло быть и речи – ее тотчас бы вывернуло наизнанку.
В конце концов, Женя сдалась. Она упала без сил на так и неубранную постель, набросила на лоб конец намоченного в холодной воде полотенца и, затаив дыхание, стала ждать, когда ей полегчает.
Покой, холодная ткань на лбу и капли воды, стекающей по вискам, медленно, но верно сделали свое дело – не сразу, но постепенно ей стало полегче. Правда, вкус во рту по-прежнему был ужасный, но по сравнению с предыдущим самочувствие можно было назвать сносным.
Придерживая полотенце на лбу, Женя медленно приподнялась и села на диване. Осторожно поворачивая голову огляделась и протяжно, сквозь стиснутые зубы, простонала. Бардак, царящий в комнате, оказался еще ужаснее, чем ей показалось в момент пробуждения.
И это все видел Андрей!
Он каким-то образом оказался в ее квартире – он так и не соизволил рассказать, как это произошло, - уложил ее на диван – как была, в платье, но так даже лучше, не хватало еще, чтобы этот несносный насмешник раздевал ее!
Хотя… и так ничего хорошего. Надо же было такому случиться, чтоб она, которая практически не пьет, да что там, на собственной свадьбе полбокала шампанского выпила! – и так надралась. А ведь в ресторане были Алина… ее муж… Этот паренек, Вадим, и еще девушка… как там ее зовут…. Жанна. И все они видели ее пьяной. Или не видели?
На миг у Жени мелькнула спасительная мысль: а, может, все не так ужасно? Может, она просто выпила немного, ей стало плохо, и Андрей помог ей доехать до дома?
Думать было большим облегчением, и Женя сознательно подавила голос сомнения, который тут же заговорил в ее душе. И этот голос настойчиво шептал, что вряд ли эгоистичный до мозга костей и с трудом ее выносящий Андрей Юрьевич снизошел бы до того, чтобы подвозить ее домой просто так, без особого повода. Тот факт, что ей, возможно, было плохо, Женя не сочла достойным в глазах Андрея. Скорее всего, у Алины тоже… ну, скажем, у нее закружилась голова, и Стас был вынужден везти ее домой, а Андрею досталась она.
Таким образом, все отлично объяснялось. И Женя, додумав до этого места, даже повеселела. Если все именно так, то не все еще потеряно. Подумаешь, немного выпил человек, и ему стало плохо. Так с каждым может случиться, и стыдиться тут нечего. А значит, ей не придется ежесекундно вспоминать неприкрытую насмешку в глазах Андрея. Если он способен смеяться над ее слабостью, это только подтверждает ее мнение о нем, как о хладнокровном эгоисте.
Наверное, и домой-то ее везти сопротивлялся изо всех сил. Скорее всего, Стасу пришлось долго уговаривать…
Голова уже почти не болела, и Женя нерешительно поднялась на ноги, прошла, тихонько ступая и стараясь не двигать головой, в ванную, повесила на сушилку полотенце, зашла на кухню, налила в стакан холодной воды, и также скользя по квартире бесплотной тенью, вернулась в комнату. Вспомнив об Алине, она решила ей позвонить. Та, наверное, волнуется. И заодно можно будет так, между прочим, удостовериться, было ли в действительности все, как она думает.

Положив через пятнадцать минут трубку, Женя без сил откинулась на спинку дивана.
Это кошмар. Ужас. Хуже просто не может быть.
Слова Алины безжалостно опровергли все ее догадки, так старательно выстроенные Евгенией в стройную версию. Версия оказалась ошибочной.
А из этого следует… О, из этого следует много вещей. Первое. Она – алкоголичка, напившаяся и устроившая бесплатный концерт по заявкам для всех посетителей ресторана. Картина, нарисованная подругой, так ярко предстала перед Жениными глазами, что ей захотелось громко выругаться. Или закричать. Заплакать. Сделать хоть что-то, что бы могло убрать это безобразие из ее жизни.
Ибо не сам факт неожиданного пьянства, и не номера, которые она откалывала, судя по рассказу Алины, ужаснули Женю. В конце концов, напиться может кто угодно, это не так уж смертельно. И Алинка со Стасом – свои люди, а на мнение Вадима и той блондиночки ей, честно говоря, наплевать.
Причиной ее ужаса была причина вторая, и последняя. Андрей. Он наблюдал ее дебош, он отвез ее – посопротивлявшись, в этом Женя не ошиблась, - домой. И он утром наблюдал ее пробуждение, приносил ей сок, сыпал насмешками, все время помня, какой она была накануне.
Зажмурившись, Женя посидела какое-то время, держа в руках холодный стакан. Потом попила немного. Поморщилась, когда начал трезвонить мобильный телефон – он валялся где-то в коридоре, там брошена ее сумка. Но идти туда не было ни сил, ни желания. И она, не открывая глаз, слушала нетерпеливые трели – кто-то очень сильно желал с ней пообщаться. Потом звонки стихли – человек отчаялся и отключился. Где-то на краю сознания промелькнуло воспоминание, что на сегодня у нее назначена встреча. И довольно важная. Видимо, по этому поводу ей и звонили…
Ладно, она сейчас возьмет себя в руки, перезвонит, извинится и перенесет эту встречу. В конце концов, жизнь продолжается. И тот факт, что великий и ужасный Андрей Литовцев видел ее пьяной и творящей безобразия, а потом провел ночь в ее постели, ничего не меняет. Он и так ее недолюбливал. Ну и что? Теперь он будет ее еще и презирать. И ей придется терпеть его насмешки молча, потому что они будут заслуженными. И ладно. Не вешаться же ей из-за этого? Она человек свободный, никакими узами не связанный, может делать со своей жизнью что хочет.
От собственной гордости Жен пришла в восторг, бравые мысли придали ей сил и позволили без особых трудностей найти телефон, узнать имя звонившего, перезвонить ему и, принеся положенные в таких случаях, извинения, назначить новую встречу через полтора часа.
Одеваясь, красясь перед зеркалом, на что ушло довольно много времени – требовалось замазать круги под глазами, она даже беззаботно напевала что-то себе под нос. И только сев в свою машину – хорошо, что к Алине она поехала на такси, сейчас бы осталась безлошадной, - Женя вдруг с болезненной ясностью снова вспомнила все, что поведала ей любимая подруга – поведала охотно, ибо сама желала знать причину столь непривычного поведения.
А вспомнив, поняла, что не сможет жить дальше спокойно, если не поговорит с Андреем и не даст ему понять – прорвавшись сквозь все насмешки и издевательства, - что ее пьянка никак не связана с ним, и вообще, на нее не нужно обращать внимание. Что она просто сорвалась, потому что …ммм… у нее был накануне тяжелый день.
Женя никак не могла бы объяснить внятно, словами, а не междометиями, почему ей так необходимо, чтобы Андрей не думал о ней как об алкоголичке. Но сама мысль, что она выставила себя на посмешище у него на глазах, была невыносима.
Да и поблагодарить же надо человека за хлопоты…

ЧАСТЬ VII

Часть 1

Бывают такие дни, когда все удается.
В такой день и солнце светит особенно ярко, а не пропадает постоянно за тучками, что в прекрасном городе на Неве – не редкость, а скорее, норма жизни. И на работе все ладно, дела спорятся, на душе – покой и безмятежность… И машина – вот это уж и вовсе подарок судьбы, - не принимается ворчать и жаловаться на судьбу, чихая мотором, а заводится с пол-оборота. Наверное, боится, что придется отправляться на техосмотр. Хотя «Бумер» как правило, вел себя по отношению к хозяину очень корректно, но и он иногда капризничал. В удачные же дни даже не помышлял о подобном, а был послушен, как жена китайского императора.
Именно такой вот день и выдался нынче у Андрея Литовцева.
Он прибыл с утра к себе в офис в чудесном настроении, которое не испортилось в течение всего рабочего дня, не устроил веселую жизнь, как водится, за безалаберность и разгильдяйство, Олегу, который всласть отдыхал в выходные и напрочь забыл, что должен подготовить отчет.
Вспомнив об этом по дороге к кабинету шефа, он вздрогнул всем своим нехуденьким телом и попытался подготовиться к ужасной выволочке, а то и к увольнению, не приведи Господь. Андрей и за меньшие грехи мог так ткнуть носом в скатерть, а уж за такое!...
Но, к великому счастью и полнейшему недоумению виновника, Андрей только головой качнул и ласково пообещал «оторвать голову», если во второй половине дня доклад не будет лежать у него на столе.
Поклявшись всеми святыми, что так и произойдет, Олег помчался к себе, засел за компьютер и не поднимал головы весь день, сопя от напряжения и огрызаясь на Виолеттины вопросы.
Андрей же с лету решил несколько административных вопросов, утвердил кандидатуру нового сотрудника на имеющуюся вакансию, побеседовал с самим претендентом, нагнав на того священный трепет и вызвав огромное желание немедленно приступить к работе. Потом съездил на обед с двумя деловыми партнерами, вчерне обговорил предложение о продолжении сотрудничества, вернулся в офис и допоздна сидел за документами. И все это время ловил себя на том, что на лице его играет довольная улыбка. А один раз даже напел что-то вроде «цыпленок пареный, цыпленок жареный…» И хмыкнул, представив, какое было бы выражение лица у Карины или любого другого из его команды, услышь они мурлыканье шефа.
Все также улыбаясь, он просмотрел набросанный в страшной спешке Олегом доклад, указал ему на ошибки, в целом одобрил и велел к утру представить сочинение в чистом виде, дабы было готово к совещанию.
Совершенно взмокший Олег, снова оказавшись в предбаннике у Кристины, отдуваясь, обалдело качал головой и приставал к секретарше шефа:
- Кара, что с ним, а? Даже не наехал, представляешь? Я уж тут уж думал, как скажет пару слов!... Знаешь, как он всегда - не наорет, а вроде спокойно, только утопиться хочется. А тут - даже улыбнулся!
- Плохо дело, - серьезно заметила Карина, не переставая печатать.
- Ты думаешь? – испугался Олег.
- Конечно, - утвердительно кивнула та и подмигнула подошедшей Жанне, - прямо даже и не знаю, чем дело кончится… Улыбается, топиться не заставляет... Беда.
- Чего стряслось-то? – полюбопытствовала Жанна, с интересом глядя на взъерошенного Олега.
- Да Олег паникует, - пояснила Карина и перевернула страницу, - Представляешь, Андрей, по-хорошему, Олежку нашего убить должен был. А ему даже в лоб не дали. Почти что по головке погладили.
Жанна рассмеялась.
- Да ну вас, - фыркнул Олег, - дождешься от вас понимания.
И убежал. Жанна осталась и, поинтересовавшись у Карины, можно ли к боссу, получила добро и постучав, приоткрыла дверь.
- Заходи, - махнул ей Андрей.
Начальник сидел сразу на двух стульях – он придвинул к себе еще и стоящее рядом кресло, положил на него вытянутые ноги, и глядел на монитор.
Жанна заулыбалась.
- Тебе идет, - одобрила она.
- Думаешь? Присаживайся.
Андрей спустил ноги на пол.
- Ты как вчера? Понравилась вечеринка?
- Ага, - кивнула девушка, - все было мило очень.
- Я все спросить хотел, да крутился как белка, - тебя домой-то довезли, надеюсь?
- Да, Вадим.
- Чудно.
Андрей оторвался, наконец, от своего занятия и, поглядев, на девушку, улыбнулся:
- Я что-то пропустил? Намечается новый роман?
- Да ну тебя, - смутилась Жанна.
- Я не вмешиваюсь, - выставил он ладони перед собой, - нравится – дело житейское. Просто мне казалось, у тебя что-то там с Артемом... или я ошибаюсь?
- Отстал от жизни, начальник, - рассмеялась Жанна, - что было, то прошло.
- А-а, - протянул тот, - ну-ну…
- Андрюш, я насчет Вадима пока сама не знаю, - замялась Жанна, - мы с ним виделись-то от силы пару раз.
- Не будем форсировать события, - кивнул тот, - просто захотелось, знаешь ли, быть в курсе событий.
- А ты и так в курсе. Андрюш, - вспомнила Жанна, - а как ты вчера эту девушку отвез? Ну, которой плохо стало? Женя ее зовут, кажется..
- Нормально отвез, - пожал плечами Андрей и взял в руки черную статуэтку, - доставил в лучшем виде. Жан, у тебя дело, или ты поболтать пришла?
- Отличный тактический ход, - одобрила Жанна, - как меня о личной жизни спрашивать, так можно. А как я вопрос задала, так сразу о делах.
- Могу я воспользоваться своим начальственным положением? И потом, я тоже ответил, разве нет? Можно подумать, я всегда тебя допрашиваю о твоей личной жизни.
- Потому и удивительно, Андрюш, - улыбнулась Жанна, - обычно тебе, по-моему, наплевать, кто с кем…
- И сейчас наплевать, - заверил он, ставя ониксового скакуна обратно на стол рядом с монитором, - просто надо же о чем-то говорить…
И пригнулся – Жанна непочтительно бросила в шефа авторучку.
Потом они еще немного поговорили о делах, решили вопрос, с которым Жанна пришла к начальству, а затем это самое начальство бесцеремонно указало ей на дверь.
Смеясь, Жанна вышла в коридор и оказалась под зорким взглядом Карины.
- И эта улыбается, - констатировала та, - чудеса просто.
- И не говори, - согласилась девушка.

Благополучно завершив трудовой день и не став, как у него водилось, пересиживать всех сотрудников, а отправившись домой немногим позднее шести - факт сам по себе удивительный! - Андрей, напевая, вышел из здания. Задрал голову, напевая что-то развеселое, оглядел симпатичный особнячок, где располагалась его компания. В который уже раз порадовался за себя - здорово, что удалось разместиться именно здесь!
Усадил себя за руль и поехал домой. По дороге он совершил еще один непривычный для себя поступок - нашел по радио станцию, где передавали исключительно популярную музыку, отрегулировал громкость и дальнейший путь проделал под напевы разнообразных мальчиков и девочек, над которыми кто-то зло пошутил когда-то, уверив, что у них есть певческий дар.
Как правило, это унылое тявканье его безмерно раздражало. Сегодня же ничто не могло испортить того радужного настроя, в котором Андрей пребывал с самого утра. И он даже знал, что именно его так развеселило. Женька.
Именно воспоминание о ней, сердитой, растрепанной, плохо соображающей, что стряслось накануне, и смешило его весь день.
Вспомнив, какое потрясенное выражение появилось на ее мордашке, когда девушка осознала, что он провел ночь в ее постели, в самом тесном соседстве с ней, Андрей хмыкнул, потом, не выдержав, расхохотался, перестраивая машину в левый ряд. Да уж, такие мгновения надо ценить, жизнь не так часто балует столь забавными впечатлениями.
Все еще посмеиваясь, он подъехал к дому, вышел из машины, закрыл ее и постоял рядом, задумчиво глядя на супермаркет по соседству, размышляя над проблемой: стоит ли забежать сразу, чтобы купить что-то вкусненькое? Или сначала проверить, чем его решила нынче побаловать Анна Матвеевна, пошли ей Создатель долгой и счастливой жизни…
Остановившись на втором варианте, Андрей неспешно направился к дому. Дойдя до своего подъезда, он мельком глянул на скамейку, где всегда сидел сонм старушек, охраняющих покой жильцов лучше самых профессиональных охранников, привычно поздоровался… и замер. Отвернулся, уверяя себя, что ему показалось. Снова осторожно скосил глаза и вздохнул.
И тотчас же разозлился. Ну что такое, в самом деле! В кои-то веки у него выдался такой хороший спокойный день, надеялся провести не менее спокойный мирный вечер в компании самого себя… а может, и еще кого-нибудь приятного. Позвонил бы Наталье, его новой романтической знакомой, обворожительной внешности и не обделенной мозгами, что встречается не так уж часто. Доставил бы девушке радость. Так вот – на тебе!
Посмотрев на небо, он обреченно спросил мысленно:
Ну, что я вам сделал-то? Что ж вы мне все развлечения подкидываете одно лучше другого?
Ответа не дождался. Зато услышал рядом негромкий голос, от которого вздрогнул и почувствовал, как непроизвольно дернулся уголок верхней губы:
- Ты не хочешь со мной поздоровался?
Перевел дыхание, сосчитал до трех, повернул голову и, тщательно следя за собой, ровным тоном произнес:
- В принципе, такого желания не наблюдается. Могу я поинтересоваться, зачем вы пожаловали? Мы, кажется, уже обо всем переговорили?
Инна поднялась со скамейки, на которой сидела в гордом одиночестве – все ее недавние соседки, с интересом разглядывающие новенькую почти полчаса, разбежались по квартирам – наверное, начался какой-нибудь сериал.
Сделав один шаг, она приблизилась к своему гордому независимому сыну, который непримиримо смотрел на нее, и, в свою очередь, тихо вздохнула. Все может оказаться еще сложнее, чем в первый раз. Мелькнула трусливая мыслишка: может, зря она приехала? Не надо было, наверное, поддаваться на уговоры матери, и снова ворошить прошлое… Но ей так хотелось…
Глядя в эти знакомые непрощающие глаза, такие красивые и такие чужие, Инна почувствовала, как у нее сжимается сердце. Нет, раз уж она заставила приехать снова, надо довести дело до конца. Вот только откуда эта противная дрожь? Наверное, простыла по дороге… Или слишком долго сидела тут, на лавочке. Вслух же она произнесла, указывая на небольшую сумку, стоящую возле ее ног:
- Андрюша, может быть, ты поможешь мне внести вещи? Я рада, что сумела тебя дождаться …
- А что, у меня был шанс избежать этой встречи? – растягивая слова, спросил Андрей, не делая ни малейшей попытки наклониться за сумкой.
- Я уже хотела уехать в гостиницу, - улыбнулась Инна, - чтобы оставить там вещи и вернуться налегке. Но ты приехал…
- Начинаю думать, что напрасно, - процедил Андрей. Окинув ее мрачным взглядом, он молча поднял сумку и зашагал к подъезду, не оглядываясь. Инна поспешила за ним. В глубине души она опасалась, что сын сделает что-нибудь на глазах у охранника этакое, что даст тому понять – она гостья нежеланная. Например, захлопнет перед ней дверь. Или начнет выговаривать за неуместный приезд, не дожидаясь, пока они окажутся наедине.
Но тот каменно молчал. Кивком поздоровался с парнем, выглянувшим на звук открываемой двери из своей будочки из пуленепробиваемого стекла, поставил сумку на пол, вызвал лифт – все это молча. И, пока кабина подъехала, только мерил Инну глазами, в которых было чувство, крайне далекое от радости.
Пропустил ее в лифт, вошел следом, нажал кнопку этажа, также точно, жестом, полным иронии, пропустил ее к выходу, когда лифт добрался до нужной квартиры. Оказавшись в своей квартире, Андрей уронил сумку на пол в холле, повернулся к матери и, четко проговаривая каждое слово, спросил:
- Теперь я могу, наконец, узнать: какого черта? Или первого впечатления отказалось недостаточно?
Голос его звучал негромко, но в нем чувствовалась такая с трудом сдерживаемая ярость, что Инна содрогнулась.
Уже отчетливо понимая, что повторная попытка наладить отношения с сыном неминуемо обречена на поражение, она, тем не менее, заставила себя улыбнуться и бодро произнести:
- Ну, может быть, не стоит так сразу накидываться на меня с порога. Мне так хотелось поговорить с тобой по душам, что я бросила в Москве Кристиана и снова приехала к тебе. Андрюш, может, у нас есть все же шанс получше узнать друг друга?
Этот игривый тон дался ей с огромным трудом, но Андрей этого не знал. В его глазах появилось брезгливое выражение - реакция на ее попытку заигрывания.
- Думаю, ни к чему тратить на это время - ни мое, ни свое. Вы надолго в этот город? В Петербурге много гостиниц. Лучше всего будет заказать вам номер. Телефонная книга - вон там, - небрежный жест в сторону кресла и маленького столика, где стоял телефон.
- Если вы голодны и продрогли, могу предложить чаю. К тому времени, как вы утолите голод и жажду, подъедет такси. Более ничем помочь не могу. Настроения вести душеспасительные беседы у меня нет.
Оставив ее в холле, он направился куда-то вглубь квартиры, подчеркнуто больше не обращая на гостью внимания.
Инна внезапно почувствовала, как ее оставляют силы. Неверно взятый тон все испортил, теперь ей ни за что не суметь убедить мальчика, как важно для нее их общение. Он ей попросту не поверит. В довершение ко всему, противная дрожь, унявшаяся было на несколько минут - видимо, от тепла квартиры, накинулась снова. Глядя вслед красивой стройной фигуре сына, она лихорадочно искала нужные слова, ощущая озноб во всем теле.
Только этого не хватало, - устало подумала женщина.
Слова, которыми можно было бы заставить Андрея поверить в ее искренность, продуманные за время пути, куда-то ускользнули, и измученный ожиданием встречи и коварно подкараулившей ее болезнью - а она, видимо, действительно заболевала, - мозг не желал ей помогать. Оставшись одна в большой прихожей, она растерянно огляделась по сторонам. Сумка сиротливо валялась под ногами, красноречиво свидетельствуя о категорическом нежелании хозяина впускать незваных посетителей.
Если бы тут был Кристиан, внезапно промелькнула мысль. Он бы подсказал, что ей говорить, помог бы разрядить ситуацию... И тут же вспомнила - в прошлый свой приход она была с Кристианом - и это никак не отразилось на развитии событий. На ее сына невозможно повлиять, это ясно. Ничто и никто на свете не может заставить его изменить отношение к чему-либо. И значит, надо уходить? Но… нет, если она уйдет сейчас, обратно хода не будет уже никогда. У нее последний шанс. Вот только бы перестать дрожать. Да еще суставы ломит... Дрожащими пальцами пробежалась по застежкам, сбросила ставшую ужасно тяжелой шубку, обычно такую невесомую, прямо на пол.
Добравшись до кресла, Инна пристроила гудящую голову на высокую спинку. Думать больше не было сил. Ей надо только немного посидеть вот так, без движения, в тепле. Совсем немного. А потом она придет в себя, соберется с мыслями и найдет, наконец, те самые слова.
Раз уж она добралась сюда, надо, в конце концов, преодолеть эту выстроенную между ними преграду - а она, надо признать, немало постаралась, возводя ее. Вот она немного отдохнет и непременно побеседует с Андрюшей.
Она сможет убедить его... Мальчик все поймет... простит ее... они обязательно поладят... вот только она чуть-чуть поспит...

Напряженно ожидая на кухне, когда раздадутся шаги гостьи, Андрей стоял у кухонного окна. Он весь обратился в слух и гадал, что происходит сейчас там, в холле его квартиры.
Невидящим взором он уставился на рекламный щит, разместившийся на торце дома напротив, убеждавший приобретать квартиры в новых строившихся домах на окраине Петербурга, обещая райскую жизнь в экологически чистых районах. Обычно эти посулы вызывали у него неизменную усмешку, но сейчас Андрей даже не замечал огромных букв. Почему так тихо? Она прошла на цыпочках в другие комнаты? Вряд ли, мадам на высоких каблуках, бесшумно на них идти не получится. Тогда что? Звонит и шепотом заказывает номер в гостинице, как он ей посоветовал? Тоже отпадает.
Нет, вот надо же было, подосадовал он еще раз от всего сердца. Так было светло на душе - и вот вам, явление третье и последнее. Те же и блудная мамаша. На этот раз без своего ухажера, видимо, рассчитывала на доверительный разговор.
Андрей догадывался, кто ее надоумил попробовать воздействовать на него еще раз. Ну, конечно, бабушка. Елизавета Дмитриевна решила, что у доченьки получится воздействовать на неподдающегося внука материнским обаянием. Не получилось.
Надо было оставить ее на крыльце, в сердцах решил Андрей. Нет, воспитание не позволило, запустил эту хищницу в свой дом, теперь от нее не избавишься.
Ну, где же она? Что ж не спешит пить чай? Не желает воспользоваться случаем завести желанную беседу?
Глядишь, он размякнет и позволит убедить себя в ее вечной, непреходящей материнской любви...
Стремительно пройдя по коридору, он уже собирался без церемоний окликнуть посетительницу и внушить ей, что невежливо шнырять по квартире без ведома хозяина. Вышел в холл и остановился.
Картина, представшая его глазам, в первое мгновение заставила коротко рассмеяться – от неожиданности и, видимо, на нервной почве, по-другому эту реакцию объяснить было трудно. На полу валялась красивая шубка из стриженной норки, стоившая, очевидно, баснословных денег, видно, хозяйка просто сбросила ее с плеч и так оставила. Инна спала. Устроилась уютно в старом кресле, которое еще Алина собиралась выбросить, а он не дал и пристроил его в холл, рядом с телефоном.
Потрясающе. Она для этого пожаловала, чтобы здесь вздремнуть? Жизнь в последнее время подкидывает сюрпризы, страдающие однообразием. Не далее как вчера вечером он уже имел удовольствие видеть спящей одну особу… Правда, Женька была пьяна. Неужели ему так повезло, что и мамаша успела набраться, пока он был на кухне? Так она еще и алкоголичка, вдобавок? Прелестно…
Пока все эти мысли проносились в голове, Андрей осторожно приближался к спящей женщине, рассматривая ее с ироничным удивлением. И только, подойдя вплотную, замер, всмотрелся повнимательнее и выразительно чертыхнулся. Инну била сильная дрожь. Глаза закрыты, лицо просто пылает. Андрей осторожно дотронулся тыльной стороной ладони до ее лба, все еще надеясь, что имеет дело с приступом нервной лихорадки, допустим. Или банальным опьянением.
Но чуда не произошло. У женщины явно была высокая температура, и дрожь ее била, скорее всего, не на нервной почве.
Да уж, все чудесатей и чудесатей. Ему, видно, на роду написано оказывать срочную помощь дамам, занедужившим в его присутствии.
Какую-то долю секунды он боролся с охватившим его порывом немедленно покинуть собственную квартиру, предоставляя гостье самой справляться со своими бедами. Ему претила сама мысль, что придется изображать заботливого сына... Ничего, кроме неприязни и мимолетного - что скрывать - любопытства, - он к ней не чувствовал.
В этот момент Инна чуть пошевелилась и поморщилась при этом - суставы продолжало ломить, она это ощущала, даже находясь в полузабытьи. И Андрей сдался.
Мать она там или не мать - это женщина, которой плохо. Она находится в его квартире, так или иначе, на его попечении в настоящий момент. Равнодушно воспринять такую ситуацию Андрей не мог - воспитание давало себя знать, бабушка влияет на него и на расстоянии.
Присев на корточки, Андрей осторожно вынул из рук матери маленькую сумочку, ремешок которой обвивал ее запястье, мимолетно отметил, какой красивой формы эта рука. Неплохо матушка сохранилась… На вид больше тридцати пяти дать просто невозможно. В этот момент Инна что-то сказала прерывистым шепотом, и Андрей прервал сам себя, наклонился к ее лицу:
- Что?
- Ан… Андрюша…
- Я здесь
- Анд… Нам надо…
- Потом, - прервал он негромко, с неожиданной для себя самого мягкостью, - все потом. А сейчас попробуем тебя перевести в другое помещение. Кресло в прихожей – не самое лучшее место для заболевшего человека.
Поднявшись, он наклонился и легко вынул ее из большого кресла, в котором хрупкая фигурка Инны просто утонула. Опустив голову на его плечо, женщина приоткрыла глаза, с усилием произнесла:
- Не думай, пожалуйста, что я все подстроила… Я не нарочно, правда.
- Надеюсь, - чуть усмехнулся Андрей, - это было бы слишком даже для тебя.
Инна хотела сказать что-то еще, но он покачал головой:
- Все разговоры – позже. Я со временем становлюсь все более профессиональной сиделкой.

Оказавшись в комнате, которую до недавнего времени занимал Вадим, Андрей опустил Инну на постель, помог снять плащ, прикрыл пледом, разыскал таблетки от температуры и, положив упаковку на тумбочку, отправился на кухню.
Наливая воду в стакан, он покачал головой в ответ собственным мыслям. Кто б ему сказал еще вчера, что он будет ухаживать за своей матерью… Жизнь полна чудес, поистине.
Все то время, пока он приподнимал Инне голову, чтобы та могла выпить лекарство, мочил полотенце и пристраивал его на пылающий лоб, Андрея не покидало ощущение какой-то нереальности.
Он привык ненавидеть мать. Нет, даже не то слово. Он привык к тому, что матери у него нет. Все годы он знал, что Инна живет где-то Париже, но не пытался ее разыскать, хотя за рубежом бывал часто. И мысли о ней не приносили абсолютно никаких эмоций. Точно также отстраненно он мог думать, например, о Селин Дион… Или о принцессе Монако. Чужие люди. Мать – для Андрея это было лишь слово, практически лишенное смысловой нагрузки. Мама – это что-то далекое, ненужное ему. Он превосходно обходился без нее и был уверен, что обойдется и дальше.
Нежданный приезд Инны несколько недель назад выбил его из колеи, всколыхнул в душе такой вал эмоций, что он даже сам удивился. И главным чувством была ненависть.
Не безразличие, не равнодушие, а ненависть. Только железная выдержка помогла ему сдержаться тогда и не наговорить лишнего – ни к чему давать понять этой холеной дамочке, что она ему небезразлична. Да еще в присутствии этого жеребца, Кристиана. Парень – практически его ровесник, старше максимум лет на пять-шесть. А вот поди ж ты, неплохо устроился при мадам.
И еще злило поведение Вадима. Парень уставился на Инну с таким восторгом и откровенным любопытством, что Андрей едва не потребовал, чтобы тот пошел погулять на полчасика.
Когда удалось избавиться от незваных гостей, кузен попытался было повыспрашивать, что да как, но Андрей быстро охладил его неуместную любознательность. Тот, кажется, слегка обиделся, но это уже его проблемы.
Во всяком случае, выпроводив Инну с Кристианом, Андрей был почему-то уверен, что больше ему не выпадет сомнительное счастье лицезреть беглую матушку. Он не понимал, с какой стати ей внезапно захотелось наладить контакт. Во внезапно вспыхнувшую любовь он не верил. Вероятность желания Инны быть поближе к его доходам, и впрямь, довольно крупным в последние годы, он тоже отверг по размышлении. Насколько он слышал, в своем Париже она неплохо устроена, да Кристиан этот, наверное, тоже парнишка небедный. Тогда с какой стати?
Андрею стоило немалых усилий войти в колею, из которой он оказался выбит внезапным визитом. Об этих стараниях не знала ни одна живая душа. Вадим, кажется, до сих пор уверен, что более черствой личности на свете нет, после того, как он наотрез отказался говорить о матери и рассматривать даже как гипотезу, мысль о том, что ей нужна его помощь.
- Как-то же она без меня обходилось до сих пор? – справедливо заметил он тогда, - значит, и сейчас вполне обойдется.
Тем не менее, некоторые чувства все же имели место. Удивление, растерянность, гнев, злость… Это был довольно пестрый клубок переживаний, настолько непривычный для Андрея, что он какое-то время пребывал в замешательстве.
Его поразили не только собственные эмоции, но и внешний облик Инны. Ее очевидная молодость и красота (неизвестно почему, но Андрей был убежден, что дело не в пластической хирургии) немного сбили его с толку. Образ матери был далек и расплывчат, фотографий ее он не смотрел, статей о ней не читал – и не из принципа даже, а просто было не интересно. И, когда она сидела в его гостиной и жадно смотрела на него, он, в свою очередь, с тщательно скрытым интересом изучал ее лицо и на какой-то момент забыл, кто перед ним. Позволил себе просто полюбоваться красотой этой женщины. Трудно было осознавать, что эта молодая дама – его родная мать.
Сейчас, ухаживая за ней, он вспомнил свои ощущения. Даже в эту минуту, трясясь от озноба, с пылающими щеками, чуть растрепанной прической, Инна была очень хороша. Она оказалась очень похожа на свою мать, его любимую бабушку, которая, вне всяких сомнений, и подговорила ее ехать. Ладно, с бабушкой он потом разберется, а сейчас надо что-то делать с этой нежданно свалившейся на него мамочкой. Судя по всему, она простыла в дороге.
- Интересно, а есть в холодильнике молоко? – подумал он вслух.
Приоткрыв глаза и с трудом сфокусировав на нем взгляд, Инна уцепилась за его руки:
- Не надо так беспокоиться… Я сейчас встану.
- Разумеется, - кивнул он – прямо сейчас. Нет уж, будь добра, лежи. Сейчас загляну в холодильник, Анна Матвеевна там где-то молоко держит.
- Почему ты так…- прошептала она и облизнула сухие губы.
- Стараюсь? – криво усмехнулся Андрей. – Хочу избежать обвинений в умышленном причинении вреда твоему здоровью. А то нагрянет утром твой Ромео и вызовет меня на дуэль.
- Какая чушь, - проговорила Инна, закрывая обессилено глаза.
- Кто знает, - качнул он головой и пошел на поиски молока.
Напоив мать чаем с малиной, которая тоже нашлась в недрах его холодильника – честь и хвала Анне Матвеевне, золотая женщина! - и с трудом заставив выпить полчашки молока, Андрей отступился. Больше он, в любом случае, ничего сделать не может. Насколько он помнил, когда болела Алина, он, подчиняясь ее распоряжениям, проделывал именно эти манипуляции, и к утру ей становилось легче.
В любом случае, желательно как можно быстрее поставить ее на ноги. И избавиться от ее присутствия в его доме, мрачно размышлял молодой мужчина, сидя через час в гостиной перед телевизором, вытянув ноги. Столь быстрая перемена его отношения к той, кого он привык презирать – причем, даже без каких-либо объяснений, просто пугала. Не хватало еще, чтобы он начал называть ее мамочкой.
А странно, но он так ни разу и не назвал никак свою гостью, вдруг вспомнил он и тихо рассмеялся. Совсем она ему голову задурила. Это же надо, стоит женщине заболеть, и ты автоматически становишься ей близким и родным. И начинаешь относиться к ней иначе, чем до болезни.
И вдруг снова рассмеялся, с пронзительной ясностью вспомнив, как много лет назад пришлось помочь Арине, второй жене отца, которой стало плохо в его присутствии. Эти дамы точно скоро сделают из него семейного врача, усмехнулся он.
Так, завтра, первым долгом – врач, и, если ничего смертельного не обнаружится – переселение в гостиницу.
И тут же внутренний голос спросил:
- Больную женщину в гостиницу? На такое не отважишься даже ты, Андрюша!
Ладно, утром видно будет, сердито решил он. Почувствовал, как заурчало в желудке. Вспомнил, что так и не съел ничего за весь этот сумасшедший вечер. Нехотя поднялся – тело настоятельно требовало покоя после насыщенного впечатлениями последнего часа - и отправился на кухню.

Глава 2

Когда Инна открыла глаза, за окном было совсем темно. Растерянно посмотрев по сторонам, она увидела совершенно незнакомую комнату и ничего не поняла. Она в гостинице? Откуда-то слышалось приглушенное бормотание. Инна с удивлением ощутила, что ей жарко, а одежда прямо-таки влажная. И еще – жуткий голод. Приподнявшись на постели, она отбросила одеяло, присела на кровати и схватилась на спинку – комната поплыла перед глазами. Голова кружится… Замечательно. Оказалась Бог знает где, с головокружением, ослабевшая от голода и слабости. Что происходит, хотелось бы знать. В этот момент в сплетение голосов, доносившихся из других помещений добавился знакомый голос, который Инна сразу же узнала. А узнав, поняла, где она, все вспомнила и смертельно смутилась.
Ну, конечно. Андрей. Она ехала к Андрею, чтобы, наконец, во всем разобраться, предпринять решающую, и, возможно, последнюю попытку наладить отношения с сыном и самым позорным образом расклеилась в ответственный момент. Кошмар. Что мальчик о ней подумает? Ответ напрашивался сам собой – что она потрясающая актриса, которая решила вызвать жалость у сына, заставив его заботиться о себе.
Инна в ужасе откинулась обратно на подушку. Что же теперь делать? Он и так ее недолюбливает – и это еще мягко сказано. А после такого и вовсе станет презирать. Инне смутно помнилось, как она произнесла зажигательную речь сразу по прибытии в эту квартиру (если они находятся все еще в ней), и какое выражение лица было у сына в результате. А теперь он, наверное, ни о чем другом не думает, как только избавиться от матери, устроившей этот театр одного актера.
Лихорадочно поднявшись с постели, она обвела глазами помещение, чтобы сориентироваться. Взгляд натолкнулся на собственные короткие замшевые сапожки с изящной подковкой, на которой выгравирована аббревиатура дизайнера – последний писк парижской моды. Они аккуратно стояли у ножки кровати. А на тумбочке рядом чашка с остатками молока и вторая – судя по всему, с чаем.
Глядя на них, Инна почувствовала, как напряжение постепенно отпускает ее. Глубоко вздохнув и постаравшись взять себя в руки, она попробовала размышлять логически. Напитки в чашках доказывают, что Андрюша за ней ухаживал. Она смутно припомнила, что и в самом деле пила вроде бы чай. И, может быть, даже и молоко, хотя терпеть его не могла. Слабость, головокружение – это следствие высокой температуры. Влажное белье – оттуда же. А это значит, ее состояние было очевидным, и Андрюше не в чем ее винить. В противном случае, вряд ли бы он стал стараться и приносить к ее постели эти чашки. Инна с нежностью посмотрела на две высокие белые чашки с серебристым рисунком в виде листьев. Стильно и красиво. Мальчик унаследовал эти качества от нее, это очевидно. Поймав себя на чувстве гордости, Инна тихо посмеялась. Да, самое время устанавливать, от кого сын унаследовал какие черты. Первым делом, следует найти его и рассеять его сомнения, если те еще есть, относительно ее игры в больную. А затем, если он согласиться, все-таки, попытаться поговорить. Впрочем, если не согласиться, предпринять такую попытку следовало все равно. Исчезнуть из его жизни во второй раз и даже не постараться исполнить свою давнюю мечту обрести сына – обрести по настоящему, насколько это возможно в данных обстоятельствах, было бы непростительной глупостью, ошибкой и расточительством, если угодно. Да-да, расточительством. Сколько у нее, в конце концов, сыновей? Один. И другого ей рожать уже поздно. Это окружающие говорят, что она невероятно молодо выглядит, она-то знает, сколько ей лет. И производить на свет второго ребенка в сорок пять не так уж легко.
Впрочем, даже если Инна бы и смогла согласиться на такую авантюру – и исполнить заветную мечту Кристиана, - все равно, это совсем не то, о чем она мечтала. Это будет младенец, беспомощное существо, требующее ежесекундных забот, пищащий неразумный комочек. И он очень нескоро превратится в мыслящее создание, имеющее свое мнение, способное общаться с ней на равных. Инна не скрывала, что материнских чувств, которые бы позволили умиляться маленькому ребенку, ей отмеряно не так уж и много. Там, в Москве, ей очень понравилась Лизонька, дочь племянницы… Но это же совсем другое!
В любом случае, у нее есть Андрей, взрослый, умный, красивый сын, она любит его, о чем он даже не подозревает. Да что он! – удивилось бы огромное множество людей, знающих блистательную Инессу Боннэ, такую обаятельную и веселую, но замечательно умеющую ставить окружающих на отведенное им место, что она много лет страдает от неразделенной любви. Любви сильной настолько, что иногда у нее даже болело сердце и ныла душа – от осознания, что потеряно столько времени, и невозможности что-то исправить. И раз уж она нашла в себе в итоге силы приехать сюда, и даже – снова прийти в этот дом, откуда ее один раз уже выставили – это ее-то! – то надо доводить дело до конца. Хотя бы из чувства самосохранения. Ведь в противном случае, она же сама изведется от понимания, что отступила в самый ответственный момент и потеряла уже навсегда пусть призрачную, но возможность, стать настоящей матерью своему сыну.
Надев сапожки – пришлось повозиться с пряжками, пальцы дрожали не могли справиться с такой задачей, Инна осторожно двинулась на поиски Андрея.

* * *

Появление матери в дверях гостиной Андрей воспринял с удивлением, смешанным с невольной тревогой (несмотря на все твердые решения, принятые полчаса назад, относиться к пребыванию Инны в его квартире с возможно большей легкостью). В комнате не горел верхний свет, только бра над его креслом, и светился экран телевизора. В этом полумраке Инна показалась ему призраком какой-нибудь придворной дамы, вздумавшей посетить его вечерней порой. Даже поведение женщины соответствовало его фантазии: показавшись в дверях, Инна не вошла в комнату, а так и осталась на пороге, словно намеревалась растаять в дымке.
Спустя несколько секунд, после пристального разглядывания Андрей сообразил, что матушка прислонилась к притолоке не из желания принять какую-то продуманную позу, а от недостатка сил, и вскочил:
- Ну, зачем ты встала!
Он так естественно обратился к матери на "ты", что сам даже не обратил на это внимания, а Инна заметила и очень обрадовалась, но постаралась это скрыть, тем более, что, на самом деле, чувствовала себя неважно.
Быстро подойдя к матери, Андрей осторожно взял ее под руку, провел к дивану и помог сесть.
- Тебе лучше?
- Да, намного, - кивнула она, стараясь разглядеть выражение его лица, что сделать было не так легко из-за неяркого света бра.
Увидев, с каким напряжением Инна смотрит на него, Андрей присел рядом, чтобы ей не пришлось задирать голову:
- Ты что-то хочешь сказать?
Женщина коротко рассмеялась:
- Да!... Я очень давно хочу сказать, Андрей… Мне так неловко, - перебила она сама себя, - ты не подумай, - она порывисто повела рукой вокруг, - я не нарочно…
- Было бы великолепно научиться специально вызывать у себя такой жар, - рассмеялся Андрей, - лучше скажи – голова не кружится?
- Немного…
- Тогда тебе надо лежать, - твердо заявил он, - а то приедет твой Ромео и вызовет меня на дуэль. Решит, что я нарочно довел до болезни его обожаемую красавицу. Кстати, - не дал он ответить, - он твой – кто? Друг? Поклонник? Муж?
- Муж.
- Понятно. Это для информации, - пояснил сын, лукаво поглядывая на Инну, - а то доведется общаться, а я и не знаю, с кем буду иметь честь…
- Андрюша…
Андрей, услышав в голосе матери кроме мягкого протеста легкую утомленность, поднялся:
- Ладно, поговорим потом. Тебе надо подкрепить силы. Как я понимаю, ты все же настроена на разговор?
Дождался кивка и заметил:
- Любые разговоры требуют много энергии. Значит, надо подготовиться. Да и переодеться тебе, я думаю, не помешает.
Инна вопросительно поглядела за спину Андрея, словно ожидая увидеть где-то рядом женщину, чью одежду ей предложат.
Тот покачал головой:
- Увы, дама в этой квартире сейчас только одна – ты.
- Мама говорила, ты был женат, - полувопросительно произнесла Инна.
- Давно. Но без одежды не оставлю, - заверил Андрей с легкой улыбкой и, показав рукой, что ей надо прилечь, исчез.
Инна тихо перевела дух. Ей кажется, или сын настроен не только не враждебно, но даже дружелюбно? И как надолго такая перемена?

Полчаса спустя Инна в халате Андрея сидела на том же диване. В комнате царил все тот же полумрак – по обоюдному согласию. И тому, и другой было легче общаться друг с другом не при ярком освещении. Сумрачная комната, казалось, помогала скрыть замешательство, смущение, сквозящую против воли враждебность и растерянность собеседников. Разговор был нелегким, и Инна не раз с трудом сдерживала слезы, хоть и поклялась себе еще в поезде, что не станет расклеиваться и вести себя как типичная истеричка.
Трудность заключалась еще и в том, что Андрей ей вовсе не помогал. Мало того, казалось, после тех шагов навстречу, которые он сделал немного ранее – помог ей, накормил ужином, нашел одежду, в которую она смогла переодеться, сняв свое влажное от перепада температуры белье и мятое платье, сейчас он снова отстранился. Причем, отступил еще дальше, чем прежде – из предосторожности и некоего мальчишеского упрямства, не желая быть заподозренным в чрезмерной доброте и слабости.
Инна просто физически почувствовала, как насторожен Андрей, когда он вернулся с подносом, на котором стояли тарелки с ее легким ужином. Видимо, там, на кухне, оказавшись вне ее непосредственного влияния – а Инна очень хорошо отдавала себе отчет в том, какое производит впечатление на мужчин, даже если это - ее сын, он постарался взять себя в руки и вернулся на прежние позиции. Насколько Инна успела понять, Андрей – человек крайне сдержанный в эмоциях, независимый и стремится не допускать окружающих слишком близко. А она на какой-то момент смогла прорвать ту стену, что он возвел между собой и ней, своей матерью. Он понял, что разговора не избежать, и тут же снова стал прежним Андреем Литовцевым, который не допускает никаких сантиментов там, где, по его мнению, нет места чувствам. Всю эту сложную механику переживаний сына Инна поняла мгновенно. Однако, понимание не сделало легче возникшую ситуацию.
Атмосфера в комнате мгновенно поменялась – из непринужденной превратилась в сдержанно-официальную, и Инна расстроилась. Но постаралась не показать этого, поблагодарила за хлопоты, немного поела, поглядывая на сына. Тот сидел в своем, видимо, любимом кресле, и на нее не смотрел – чтобы не смущать (или чтобы не раздражаться, как можно было предположить).
Чувствовала себя Инна все еще неважно – и это неудивительно. Температура спала, но болезнь никуда не делась, и она торопилась использовать это временное облегчение, чтобы выполнить задуманное, пока ей снова не помешало недомогание. Инне почему-то казалось, что если она опять потеряет сознание, время будет безнадежно упущено, и самого главного сделано и сказано не будет.
И потому она заставляла себя есть, хоть и не хотелось.
Затем попросила Андрея показать, где можно переодеться.
- А у … тебя, - на этот раз «тебя» он произнес с явной заминкой, и Инна болезненно поморщилась. Андрей заметил:
- Что-то болит? Нет, надо, все-таки, "скорую" вызвать, а не заниматься тут самолечением.
- Нет-нет, все в порядке, - протянула руку Инна, - не надо, - просто… хочется переодеться поскорее…
- Я хотел спросить - хватит сил сделать это самой?
- Да, конечно.
- Ну, хорошо, - пожал он плечами, - ванная – прямо по коридору. Там на крючке – коричневый халат. Полотенце – на вешалке.
Инна поднялась с дивана, чуть покачнувшись при этом, и Андрей моментально оказался рядом, взял под руку и проводил в ванную комнату.
Теперь она сидела напротив сына, и, превозмогая слабость, торопилась ответить на все его вопросы – предполагаемые, так как тот был молчалив и сдержан.
Инне приходилось все время солировать. Она к этому привыкла – в любом разговоре рано или поздно ситуация складывалась так, что в конце концов все замолкали и слушали ее. Но сегодня вести партию оказалось труднее. Главным образом потому, что она не была уверена в заинтересованности слушателя. Андрей ничем не показывал, что его хоть чуточку трогает или задевает ее рассказ. Пару раз задал уточняющие вопросы, и на этом его участие в разговоре завершилось.
Рассказав все, что собиралась, Инна умокла, выбившись из сил. Она была расстроена и чувствовала, что ее снова начинает знобить. Исповедь, к которой она так долго готовилась, и так добивалась позволения ее произнести, была сказана. Но услышана ли? Этого Инна наверняка сказать не смогла бы.
Глядя на невозмутимое, бесстрастное лицо сына, она ощутила, как у нее перехватило горло. Еще немного, и она расплачется, поняла женщина. Собравшись с духом, через паузу, в течение которой она старалась превозмочь невольный всхлип, Инна негромко попросила:
- Что-то я устала… Андрей, ты не мог бы проводить меня обратно в комнату?
- Тебе нехорошо? – взглянул быстро тот.
- Просто снова слабость, - коротко ответила она.
- Я же говорил, что рано подниматься.
Поднявшись плавным движением, Андрей подошел к матери, подхватил ее на руки и осторожно понес ее в комнату для гостей.
- Ну, что ты… сынок!
Андрей сделал вид, что не заметил этого вырвавшегося обращения и ответил спокойно:
- Не хватало, чтобы мои гостьи падали в обморок по дороге в спальню. Утром вызовем врача, если не станет легче, а на сегодня – довольно общения.
Не слушая больше тихих протестов, он уложил Инну на кровать, помог накрыться, проследил, чтобы она выпила лекарство, пожелал спокойной ночи – все это прохладно-ровным приветливым тоном, и тихо прикрыл дверь.
Инна устало опустила голову на подушку, с трудом сдерживая рыдания.

Оказавшись один – наконец-то! – Андрей машинально, не думая о совершаемых действиях, выключил бра в гостиной и прошел к себе.
Постоял у окна, взял в руки телефон и уже стал набирать номер. И вдруг до него дошло, что именно он собирается сделать. Остановившись, несколько секунд внимательно изучал аппарат в своей ладони, затем усмехнулся и небрежно бросил его на кровать.
Да, Андрюша, ты, видать, совсем дошел до ручки.
Андрей хотел позвонить Вадиму и рассказать о сегодняшних происшествиях. Событие крайне редкое. Ведь он никогда и ни с кем не считал нужным делиться своими переживаниями. Даже Алина мало что знала о его внутренних терзаниях, если те имели место. Когда он не успевал справиться с собой, и она замечала на его лице какие-то эмоции, принималась тормошить, и он нехотя выдавливал из себя пару фраз.
Временные подружки к его душе так близко не допускались, а друзей у него не было. Знакомые и коллеги, а также подчиненные (Жанна, Артем, Олег и прочие) в расчет не шли, с ними хорошо провести пару часов за бездумной беседой – но и только. А так, чтобы делиться пережитым – этого не было никогда. Да и потребности такой Андрей не испытывал. Крайне редко что-то рассказывал бабушке, но строго дозировано – незачем ее лишний раз волновать.
И вот сейчас он собрался звонить Вадиму…
Глядя на лежащий на покрывале телефон, Андрей покачал головой в такт собственным мыслям. Видимо, Вадим стал значить для него гораздо больше, чем в первые дни после своего приезда. Иначе бы ему и в голову не пришло ему звонить.
А может, все-таки…
Андрей нерешительно поглядел на черный аппарат. Что скрывать, события вечера были столь … мягко скажем, неординарны, что неплохо было бы поделиться с кем-нибудь. И Вадим – именно тот вариант, что ему нужен. Он уже успел убедиться, что парень не болтлив, неглуп, с ним можно поговорить… И он не воспримет его звонок с недоумением, примет, как должное – сам-то он с готовностью норовил открыть душу кузену, пока не уяснил, что Андрею его излияния вовсе не нужны. Но в последние недели их совместного проживания они, кажется, неплохо ладили.
Андрей потянулся за телефоном, но, подумав, решительно, хоть и не без сожаления, отложил его на стол. Не будет он звонить. Вадим может быть с Жанной… Да и другие у парня возможны дела. А если и нет – незачем ему знать, что он, Андрей, так уж переживает по поводу визита матушки. Ничего экстраординарного, если вдуматься, не произошло. И все свои эмоции он вполне в состоянии пережить самостоятельно, не вовлекая в этот процесс посторонних.
Андрей опустился в кресло, откинулся на спинку и бездумно уставился в окно.
Судя по всему, это был тот самый исторический разговор, которого так добивалась его мать. Но никакого волнения, облегчения, не говоря уже о растроганности и душевном трепете, он не ощущал, как не прислушивался к себе. Андрей испытывал странную опустошенность. Словно бы долго готовился к чему-то, ждал… и вот – свершилось. И все. Сделано – а как, особого значения уже не имеет.
Все минуты, пока мать рассказывала о своей жизни, пыталась объяснить, что побудило ее тогда, много лет назад, бросить маленького сына, не говоря уже о муже, и уехать из страны, он чувствовал как бы некую раздвоенность. Вслушивался в слова, пытался представить себе переживания тогдашней Инны, искал в себе отклик ее волнениям… И иногда – казалось – находит, а чаще – чувства молчали.
И в то же время, параллельно хладнокровно анализировал каждое произнесенное ею слово, искал фальшь, продуманность, нарочитую мелодраматизацию… Он не доверял ей, вот в чем дело. Андрей в подсознании своем считал Инну актрисой, способной устроить спектакль из всего, даже из собственной жизни. Естественной она была, по его мнению, только когда была больна, а чуть стало легче – и снова в ход пошли привычные уловки.
Он, разумеется, не мог поручиться, что все сказанное ею сейчас – искусно придуманная, расцвеченная фантазией полуправда-полуложь. Но многолетняя привычка недоверчиво относиться ко всему, связанному с матерью, взяла верх.
И все-таки… все-таки… что-то его все же волновало. Почти неуловимый акцент, придающий ее речи неизъяснимое очарование, под которое не мог не подпасть даже сын. Конечно, она может быть сто раз талантливой актрисой и сыграть трепет в голосе, паузы между словами – знак, что она с трудом справляется с эмоциями, и тому подобные детали. Но – чем черт не шутит … Вдруг она искренна? И тогда все это – правда?
А если так… Ну что ж, значит, следует еще раз все вспомнить из этой многословной, временами сбивчивой речи, понять, как следует относиться к тому факту, что в его жизни появилась мать, желающая его вернуть. И надо ли ему все это?

Глава 3

Исполнить свое намерение зайти к Андрею тем же вечером Евгения так и не сумела. Отложенная встреча все-таки состоялась и заняла времени намного больше, чем она думала.
Возвращаясь домой под вечер, она судорожно зевала и удовлетворенно подводила итоги дня. Ладно, утро в расчет брать не стоит, но остальное время она провела с большой пользой. Правда, пришлось поизвиняться за перенос встречи, но Леонид, бывший сосед, а ныне деловой человек с кучей нужных знакомств, все-таки пошел ей навстречу и пообещал свести ее с одним типом, который может согласится вложить деньги в ее фотовыставку.
- Но, Женька, учти, - погрозил он ей длинным пальцем, - если ты и на ту встречу опоздаешь, можешь похоронить свои надежды. Эта публика не любит, когда к ним без уважения...
- Ну, Лень!... - взмолилась Женя. - Ты же знаешь, я - человек надежный. Ну, случилось так... Что ж теперь, вешаться мне, что ли? Раз в жизни напилась...
- Постой-постой, - оживился Леонид, - что ты сделала?! Неужели в кои-то веки выпила? Это же надо! Такое событие надо отметить!
- Ой, не надо! - передернуло Женю. - Я со вчерашнего не отойду никак, до сих пор голова как ватой набита.
- Причина хоть толковая? - осведомился тот.
- Да в том-то и беда, что не знаю.
Леонид расхохотался:
- Ничего, бывает. Я вот тоже как надерусь с перерывом в биографии...
И, к неописуемому облегчению Жени, больше не упрекая ее за опоздание, остаток встречи Ленька с нескрываемым удовольствием рассказывал старой подруге, когда и по какому случаю он напивался "до зеленых зайчиков", и что потом с ним творилось наутро.
- Почему зайчики-то, Лео? - хохотала Женя.
- А я знаю? У всех людей глюки как глюки, а у меня зайцы какие-то по стенам скачут, - хмыкал Леонид, весело блестя глазами.
Несмотря на весь этот веселый треп, они все же не забыли о цели встречи, и Леонид позвонил-таки тому самому потенциальному меценату и договорлся с ним о встрече в самом скором времени.
- Ну, вот, Евгения, - заключил он, выключая телефон, - что мог, я для старой подруги сделал, дальше - все от тебя зависит. Охмуряй, как умеешь...
- Да уж постараюсь.
- Во-во. Старайся. Только без своих штучек, пожалуйста. Он вообще-то мужик нормальный, без особых претензий, но разные твои подколы может воспринять в обиду. Так что повежливей там, - распорядился приятель.
Женька, чмокнув его в щеку, заверила, что отнесется к возможному спонсору со всем уважением и благоговением, на какие только способна, и хотела на этом встречу благополучно завершить. Но не тут-то было.
Ленька заартачился и потребовал "отметить" благополучно прошедшие переговоры, "а иначе я не согласен".
- Лео, у меня еще дела, - попробовала увильнуть Женя, но приятель немедленно обиделся и пригрозил моментально звякнуть и отговорить мецената о встрече, а про Женьку наговорить разных гадостей.
- Вот сообщу ему, что ты, Евгения, известна в народе, как истребительница богатых мужиков. И накроется твоя выставка медным тазом!
- Ну, Ленька! - охнула Женя. - Не верю, что ты способен на такую гадость!
- А ты вот кинь меня, и увидишь, на что я способен, - коварно предложил Ленька.
Рисковать Женя не захотела, хотя и подозревала в глубине души, что Леньке просто охота посидеть и потрепаться за жизнь в компании с бывшей подружкой по проказам.
В общем, посиделки затянулись надолго, в процессе к ним присоединился другой народ, часть из которого была знакома с Леонидом, а другая часть - с Женей. В итоге, когда Евгения все-таки волевым решением отменила свое дальнейшее участие в загуле, за столом сидела тьма народа, а Леонид и вовсе переместился на крыльцо, с жаром обсуждая с кем-то итог последней футбольной встречи российской команды с каким-то зарубежным соперником.
И теперь, колеся в такси по вечерней улице, она сожалела только об одном - что не удалось зайти к Андрею. Во-первых, поздно уже, почти десять, он может неправильно расценить такой визит. А во-вторых, она не в том состоянии, чтобы заниматься объяснениями, да еще с Андреем. Этот тип может вывернуть наизнанку любое неверно сказанное слово, и в итоге получится, что она не только не исправила ситуацию, но еще и напортила. Нет уж, лучше она заедет завтра утром. Поймает Андрюшу перед работой...

Въезжая на следующее утро во двор дома, где проживал Андрей - Женя еще помнила его адрес, хотя и не бывала здесь уже Бог знает сколько времени, девушка покрутила головой. Ничего, кажется, не изменилось, все по-прежнему. Красивая стильная высотка, чем-то похожая на этого надутого индюка, в гости к которому она прикатила. Ухоженный дворик, даже сейчас, в это слякотное время года, когда не поймешь что на дворе - то ли осень, то ли зима... И машины на стоянке рядом - одна круче другой, просто автовыставка...
Женя и сама проживала не в самом худшем месте Питера, но дом был явно рангом пониже, и у жильцов, по крайней мере, у большинства, таких тачек не водилось.
Ее "фордик", пусть и чисто вымытый - это уже, правда, незаметно, все-таки... смотрелся на фоне этих монстров как-то … жалко, что ли.
Ну и ладно, решила Женя, снова приходя в воинственное настроение. Плевать. Ей и так хорошо.
Она решительно прошагала к подъезду, надеясь, что прикатила не слишком поздно, и Андрей еще не успел уехать к себе на фирму, олигарх несчастный.
В подъезде ее ждал сюрприз в виде охраны. Раньше, когда она бывала изредка в гостях у Алины, с прониканием в нужную квартиру проблем не возникало. Амбалы в своей будочке, видимо, знали ее в лицо, и всегда пропускали беспрепятственно. Нынешние же стражи покоя жильцов, вероятно, служили здесь не так давно, во всяком случае, Женю они в упор не помнили, впрочем, как и она их. И поэтому:
- Девушка, вы к кому?
- Я? - Женя остановилась, вопросительно поглядела на высокого мускулистого молодого человека, глядевшего на нее с откровенным любопытством.
- Вы, - подтвердил он.
- К Андрею. К Литовцеву Андрею.
- А-а, - протянул парень с легкой улыбкой. Видно, вид девушки чем-то его забавлял, ибо на лице появилось странное выражение, словно она его смешила. Женя, напротив, в ситуации не находила ничего смешного и досадную помеху в виде этого здоровяка рассматривала с нескрываемым недовольством.
- А он вас ждет? – спросил охранник, не давая ей возможности пройти.
- Нет, - сердито бросила Женя, - я сюрпризом.
- Понятно.
Охранник отступил на шаг, продолжая смотреть на нее как на диковинную зверюшку, и Женя рассвирепела.
Развернувшись к нему, она сердито спросила:
- Я что, похожа на клоуна? Чего вы пялитесь?
Парень моргнул и ничего не ответил. Затем перевел взгляд ей за спину, снова на нее. И негромко произнес:
- Лифт приехал. Будете заходить?
Вскочив в кабину, Женя нажала на нужную кнопку, двери закрылись. Пока лифт поднимался, она недоуменно раздумывала над тем, почему охранник так странно на нее среагировал. Может, у нее макияж размазался?
Достала зеркальце, поглядела. Все в порядке, кажется. Тут двери открылись, и Женя выкинула это происшествие из головы. Мало ли что. Может, она не похожа на тех девиц, что к Андрюше шляются, слишком прилично одета. Вот он и удивился. Впечатлительный больно.
Зрительная память у Евгении была профессиональная, фотографическая, нужную квартиру она вспомнила моментально. Без колебаний позвонила и стала ждать.

Андрей решал сложный вопрос. Как быть: уйти, оставив Инну – он так и не мог называть ее даже мысленно матерью, - одну, спящей? А вдруг ей станет хуже? Или вызвать врача, побыть до его прихода и потом решить по обстоятельствам? А может, дождаться ее пробуждения и, если она более-менее в порядке, отправить-таки ее в гостиницу, и забыть об этом эпизоде. Вряд ли Инна почтит его своим визитом в третий раз. Ее миссия не удалась, а женщина она неглупая, кажется, вряд ли станет настаивать на повторном объяснении…
Так и не найдя ответ, он решил приготовить Инне чаю – горячий напиток ей не помешает. Звонок в дверь раздался, когда он наливал кипяток в чашку. От неожиданности рука дрогнула, и горячие капли попали на край чашки, а заодно ему на руку. Зашипев от боли, Андрей выругался, с грохотом поставил чайник на подставку. Кого принесло в такую рань? Что-то в его так хорошо отлаженной жизни в последнее время все идет наперекосяк.
Пройдя в прихожую, он решительно распахнул дверь.
- Привет, - звонко сказала Женя.
После секундной заминки Андрей произнес, по своему обыкновению, растягивая слова:
- Надо же, какие радости с самого утра. Чем обязан?
- Ты… не хочешь пригласить меня войти? – вспыхнула Женя.
- Я размышляю над возможными последствиями.
Андрей чуть отступил назад, давая Жене возможность просочиться мимо. Закрыл дверь и повернулся к ней:
- Итак?
- У меня к тебе разговор, - выпалила девушка заготовленную фразу.
- Только не говори мне, что у тебя тоже что-то стряслось, - произнес он, окинув ее изучающим взглядом - я не могу больше выполнять обязанности сиделки и психоаналитика, у меня была тяжелая ночь.
- Девушек надо меньше водить, - заявила Женя.
- Ты ревнуешь? – осведомился он. – Надо же, дождался. Вот радость-то.
И пока Евгения подбирала слова для достойного ответа, добавил:
- Слушай, я так понял, ты пришла мне открыть душу. Давай, ты сделаешь это на кухне. Могу заодно и чаем угостить.
Зашел к ней за спину, взял за шиворот и одним движением вытряхнул ее из пальто, которая она расстегнула еще в лифте – жарко стало почему-то. И затем прошел мимо нее на кухню, бросив:
- Зеркало справа, можешь причесаться.
Постояв секунду в сердитом недоумении, Женя предпочла за лучшее последовать его совету, пригладила выбившиеся из прически вихры – они у нее были непослушные, и вели себя пристойно, только если их покрывали гелем или муссом, а сегодня она спешила и этого не сделала.
На кухне Андрей аккуратно наливал в красивой формы чашку крепкий чай, на блюдце лежали печенья и фрукты. Женя остановилась на пороге. Ей и в голове не приходила мысль, что у Андрея может быть девушка утром. А почему, собственно, не приходила? У него этих девиц – батальон, не меньше, наверное, недаром охранник так ее выспрашивал. Не хотел, чтобы две девицы столкнулись. Ишь, заботливый какой… Интересно, ему за это приплачивают?
В этот момент Андрей поднял поднос и подошел к двери, где застыла Евгения.
- Может, пройдешь? Я сейчас вернусь, тогда и побеседуем.
Сев на табуретку, Женя с тоской подумала, что пришла она совершенно зря. Какой смысл что-то говорить человеку, все мысли которого связаны с той особой, что сейчас в спальне. Да и вряд ли ему интересны ее откровения. Ох, и глупая ты, Евгения Николаевна.
Вот никогда бы не поверила, что он способен кому-то приносить завтрак в постель.
Вернувшийся Андрей застал свою гостью в холле – та спешно надевала пальто.
- В чем дело? Ты проделала такой путь, чтобы посидеть на моей кухне? – спросил он язвительно.
- Да нет, просто… В общем, зря я приходила. Ты занят, а мне … пора, у меня еще встреча сегодня, - неуклюже пробормотала Женя, чувствуя, как ее лицо заливается краской. Ну почему в его присутствии она всегда чувствует себя идиоткой? Это уже почти болезнь…
- Понятно, - протянул он, - ну-ка, присядь.
- Что?
- Сядь. Вот туда, на кресло. И будь добра, поведай, с каких радостей тебя сюда занесло. Не чай же пить. И не проверять, осталась у меня девушка с вечера или нет. По крайней мере, раньше тебя эти вопросы не волновали. Так чего? Опять похмелье мучает? Поздновато вроде бы. Разве что ты вчера опять где-то пила…
У Жени вспыхнули щеки.
Андрей, разумеется, заметил и тут же прокомментировал:
- Ты так сопьешься, Евгения. Мне, конечно, все равно, но вряд ли стоит…
- Хватит. Не думай, что ты можешь вечно надо мной издеваться.
- Я, вообще-то, у себя дома. И могу говорить, что сочту нужным. А вот ты так и не сказала, зачем пришла. Если, правда, по делу, поторопись…
От тона, которым с ней говорил Андрей, от явной издевки в его голосе у нее потемнело в глазах, и слова полились сплошным потоком:
- Да кто ты такой? Что ты о себе возомнил? По какому праву ты так со мной разговариваешь? Я, между прочим, пришла, чтобы тебе сказать, что, во-первых, благодарна тебе за хлопоты, а во-вторых…
- Благодарна? – прищурился Андрей, - правда?
- Ну да, - подтвердила Женя, не давая сбить себя с мысли, - а во вторых, я тогда выпила потому… ну, потому что…
- И почему же?
- У меня был тяжелый день накануне, - выпалила Женя заготовленную фразу, - вот я и… А вовсе не потому…
- Не почему?
В голосе Андрея было неподдельное любопытство, и Женя поглядела на него внимательно. Он стоял, прислонившись спиной к входной двери, и смотрел на нее с интересом.
- Ну-ну, - поторопил он, - так не почему же?
- Не потому что ты думаешь, - сказала Женя и замолчала. Что она несет?
- Женечка, я о тебе вовсе не думал в эти часы, поверь мне.
И это была чистая правда. Но Евгения этого не знала, и потеряно замолчала.
Андрей поглядел на часы:
- У тебя все? Или есть еще что рассказать такого же захватывающего? Что ты не потому напилась позавчера, а по другой причине, я уже понял. Если больше ничего не желаешь поведать, придется расстаться. Временно, разумеется.
Приняв Женино молчание за согласие – а, скорее всего, ему было наплевать, что она думает, Андрей снова исчез. Женя медленно поднялась с кресла, ругая себя…
Ну, чего она пришла, спрашивается. Что хотела объяснить? Ему глубоко безразлично все, что она делает. И даже если он понял, что ее пьянка связана с ним, на это ему тоже наплевать. А ей пора убираться, хватит доставлять Андрею поводы для насмешек.
Подойдя к зеркалу, она поспешно принялась застегивать пальто и повязывать шарфик. И тут ей было видение.

Красивая молодая дама в несколько странном наряде - длинном халате, который был ей явно длинен, и его подол волочился по полу, и каком-то покрывале, наброшенном на плечи, медленно вышла из коридора, который вел в глубь квартиры. Ее плавное движение, сопровождаемое скольжением по паркету подола, сильно смахивающего на шлейф, заворожило Женю, и она во все глаза уставилась на незнакомку. На какое-то мгновение у нее появилась было мысль, что она эту дамочку знает - было в ее лице что-то неуловимо знакомое, но Евгения тут же поняла, что видит ее впервые в жизни.
Прекрасное видение меж тем подплыло поближе, остановилось и спросило негромким и, Евгения была вынуждена признать, красивым голосом:
- Вы к Андрею? Он где-то в доме, насколько я знаю. Несколько минут назад приносил мне чай.
Женя только головой покачала. Интересно, Андрюша в курсе, что его увлечение не совсем дружит с головой. Интересно, как она думает, каким образом Женя попала в квартиру, если ей не открыл сам хозяин?
Дама тем временем продолжила, проскользив по ней заинтересованным, но каким-то неуловимым взглядом:
- Вы его подруга? Мне давно хотелось узнать, кто его невеста, да я стеснялась спросить.
От потрясения Женя не сразу нашлась, что ответить на это предположение, но сумела отметить про себя, кто говорит красавица с каким-то иноземным акцентом. Но предположение, что она может показаться кому-то невестой этой глыбы льда, чье мнение, неизвестно, с какой стати, в последнее время так много значит для нее, настолько выбило девушку из колеи, что Евгения не нашла ничего лучшего, чем выговорить
- Вы что, с ума сошли?

В этот драматический момент появился Андрей – совершенно готовый к выходу из дома, одетый, с папкой, полной дискет и бумаг. Мгновенно оценив ситуацию: одновременно растерянная и сердитая Женька, так и не застегнувшая свое пальто, с силой сжимала в руках концы шарфика, который был обмотан вокруг шеи; и Инна, еще не совсем проснувшаяся и, как он понял по ее блестящим глазам, с вновь поднявшейся температурой, с интересом рассматривает гостью.
- Сюрреализм, - негромко произнес он, а громче бесстрастно заметил:
- Я вижу, в мое отсутствие дамы успели познакомиться. Это к лучшему…
Больше он ничего сказать не успел, в разговор вступила Женя. С горящими щеками она вскинула голову:
- Будь так любезен, объясни своей пассии, что я вовсе не твоя невеста. И очень рада этому факту.
- А уж я-то как рад, - обронил Андрей и посоветовал:
- Не стоит так дергать шарф. Не самое лучшее место кончать жизнь самоубийством, да и возиться сейчас с тобой снова у меня нет ни времени, ни желания.
И, пока Евгения подыскивала достойный ответ, повернулся к Инне:
- Ты все-таки поднялась. Я же сказал – не вставай, я вызову врача.
Инна протестующе покачала головой, не отрывая глаз от Евгении.
Андрей со вздохом положил папку на столик, подвел Инну к креслу:
- Непременно желаешь снова упасть в обморок от слабости? Я вижу, тебя заинтересовала эта мадемуазель. Она, как ты сама слышала, не моя невеста, и быть ею не собирается. А тот факт, что два дня назад я провел ночь в ее постели, еще ни о чем не говорит, скорее наоборот…
Инна откинулась на спинку кресла, радуясь, что после тяжелого разговора накануне Андрей снова вернулся к прежнему тону, взятому им накануне – непринужденно-насмешливому, и из его голоса пропали холодность и отчужденность.
Слабость, которую она ощущала, мешала ей толком разобраться в этой забавной сценке. Но Инна была благодарна этой милой девушке, которая смотрит полными ненависти глазами на ее сына, за то, что по ее милости Андрей превратился – не в сына, нет, до этого еще ох как далеко, но – в приятеля, а не во врага. И уже по этой причине девушка была ей симпатична.
- Не надо врача, - покачала она головой, - мне лучше. Я уже почти совсем здорова, и скоро уеду. А тебе, наверное, пора? Ты смотришь на часы…
- Пора – это не то слово. Но, видимо, придется опоздать, врач тебе необходим. И никуда ты не пойдешь, по крайней мере, в таком состоянии, - заявил Андрей беспрекословным тоном.
- Я замечательно побуду одна...
- Нет.
- Но, может, твоя …ммм… - не невеста, а просто… знакомая – вас ведь можно назвать его знакомой, если вы проводите вместе ночи, - обратилась она к девушке, - может она со мной побыть, пока ты отсутствуешь?
До этой минуты Женя думала, что все стрессы, что суждены ей на этот день, она уже испытала. Но небеса судили иначе. Услышав слова нахальной дамочки, за которой Андрюша так трогательно ухаживал – вот кто бы сказал, в жизни бы не поверила! – она просто онемела от ярости.
А Андрей расхохотался. Вспыхнув, Женя отказалась от мысли что-либо объяснять этой красотке, повернулась к ней спиной и рванула на себя дверь. Она сейчас уйдет из дома этого наглеца, и даст себе слово, что больше встречаться с ним не станет ни за что! Это просто опасно для ее душевного здоровья, в конце концов.
На ее руку, судорожно крутящую ручку замка, легли пальцы хозяина дома:
- Евгения, не дури. Пошутили, и хватит, не рвись. У меня есть к тебе просьба.
- Что?!
- Ты слышала, - нетерпеливо бросил Андрей, - давай уже, я вас познакомлю, и скажу, в чем дело. Да отпусти ты ручку, в конце концов!

Через полчаса Женя сидела на диване в гостиной, напротив Инны, и, не отрываясь, смотрела ей в лицо, не в силах прийти в себя от услышанного. Позволив себя уговорить побыть с Инной до прихода врача (Андрей в два счета сломил ее сопротивление, тихо, на ушко, напомнив, что она его должница, и делать доброе дело сегодня ее очередь), она осталась в доме, вызвала доктора по оставленному хозяином телефону, и дала Инне вовлечь себя в разговор. Уж очень необычная складывалась ситуация...
Насколько она необычна, Евгения узнала после визита доктора. Тот диагностировал у Инны обычный грипп, выписал обычный набор лекарств и порекомендовал полежать несколько дней, чтобы не было осложнений. Проводив эскулапа, получившего оплату своих услуг, оставленную для этой цели Андреем, Женя уселась рядом с Инной и ненавязчиво поинтересовалась, кем она приходится хозяину дома. Что речь идет не о банальной любовнице, она уже догадывалась. Но пояснения Инны – немногословные, ибо та не знала, насколько Андрей желает посвящать эту девушку в свои дела, повергли Евгению в столбняк.

Несколько минут она сидела молча, переваривая потрясающую информацию и пытаясь освоиться в новой ситуации.
Тот факт, что у Андрея в принципе есть мать, сам по себе удивительным не был. Не в капусте же его нашли. Правда, Женя как-то слышала от Алины, что в семье Андрея какие-то сложности, связанные как раз с самой ближайшей родственницей ее мужа. Но - мало ли какие могут быть проблемы?
Женя тогда безразлично заметила, что ее вовсе не изумляет эта новость.
- Твой супруг и сам-то личность, мягко скажем, неординарная, представляю, какая у него семейка!
- Да нет, нормальная у них семья, - возразила Алина, - ты же должна помнить, я говорила, бабушка у него актриса, Елизавета Воронская!
- А... ну, помню, да. Она уже старенькая совсем, наверное.
- Да, немолодая. Моя мама ее очень любила, ни одного спектакля не пропускала.
В семье Жени театром интересовались меньше, да и сама она страстной поклонницей этого вида искусства не была, хотя в театрах бывала часто - на нашумевших спектаклях, что требовала ее работа. Фамилия Воронской душевного трепета у Евгении не вызывала. Правда, она слышала не раз, с каким восторгом отзывались об этой актрисе знакомые, да и по телевизору время от времени показывали телеспектакли с ее участием, и Евгении запомнились образы, создаваемые этой характерной актрисой, судя по всему, очень незаурядной женщины.
Так что немудрено, что Андрюша у них вырос именно таким, считала Женя.
О том, какой у него может быть мать, она никогда не задумывалась, но, наверное, если бы ей пришла охота фантазировать на этот счет, Жене мгновенно вспомнилась бы собственная мать - милая женщина, всю жизнь проработавшая в библиотеке института им. Герцена. Женя была поздним ребенком, у каждого из ее родителей это был второй брак, и детей они раньше не имели. Женя появилась на свет, когда ее маме было тридцать шесть лет, отцу же и вовсе за сорок. Они всегда тряслись над ней, безумно боялись, как бы с ней чего не случилось, тревожились, стоило ей подхватить легкую простуду. Неудачный брак дочери они пережили очень тяжело, Женя беспокоилась за отца, у которого в последние годы барахлило сердце, хотя он и бодрился.
Она старалась забегать к ним хотя бы раз в неделю, звонила чуть ли не каждый день. И очень их любила.
У Евгении был огромный круг друзей и знакомых - особенности ее профессии. Не со всеми она поддерживала близкие отношения, насколько, чтобы дружить домами, но родителей по крайней мере половины из них знала. Их матери были очень разными - как по характеру, так и образу жизни, внешности и профессиям. Но среди них не было ни одной, которую она могла бы принять за любовницу собственного сына.
- Но... как же..., - девушка запуталась и замолчала, пытаясь сформулировать хотя бы один вопрос из тучи тех, что вертелись у нее в голове.
Инна чуть развела руками, мягко улыбнувшись:
- Это, наверное, странно выглядит, но все так, поверьте. Андрей тоже был... удивлен моим приездом.
- Да уж, я думаю, - неожиданно расхохоталась Женя, и Инна, мгновение помедлив, присоединилась к ней.
А потом они разговаривали.
Евгения, в общем-то, не так просто сходилась с людьми. По характеру скорее замкнутая, она дорожила общением со своими давними друзьями, могла в их кругу быть веселой и бесшабашной. Если требовалось по работе подойти и заговорить с чужим человеком, она это делала легко, поглощенная своим творческими замыслами. Но новые знакомства заводила с трудом.
После этой смешливой пятиминутки Женя вдруг почувствовала, как ее тянет к этой женщине. Совершенно необъяснимо, однако, это так.
По всей вероятности, Инна также испытывала к ней расположение, ибо заговорили они одновременно.
Это был забавный разговор - вопросы, выстреливаемые один за другим, сбивчивые ответы, внезапно перерастающие в целые исповеди, и ощущение, что совершенно случайно встретил родственную душу, человека, которому можно рассказать о том, что скрывал даже от себя, о чем избегал думать. Можно, потому что знаешь - он поймет именно так, как надо. Он настроен на ту же волну, несмотря на разницу во всем - в возрасте, социальном положении, образе жизни...
Когда через полтора часа позвонил Андрей, они не сразу услышали звонок, ибо снова смеялись: Женя в красках описывала тот вечер в ресторане и свои подвиги - те, что могла вспомнить, и о которых поведала Алина.
Инна хохотала до слез:
- И ты влезла на стол?...
- Ну да. Представляешь, я, в общем-то мало пью. А тут как черт дернул - напилась в стельку. Ну и ...
Когда Женя взяла трубку, оказалось, что Андрей звонит уже во второй раз:
- Какого черта? Вы чем там занимаетесь, хотелось бы знать? Трудно подойти к телефону?
- Значит, трудно, - отрезала Женя, улыбаясь Инне.
Андрей проговорил что-то вполголоса, Женя слов не расслышала, но поняла, что ничего ласкового в них не было.
- Не ворчи, все равно настроения нам не испортишь, - заявила девушка весело.
На секунду Андрей замолчал, затем заметил:
- Вот и оставь женщин без присмотра. Не заметишь, как против тебя объединяться.
- В следующий раз не оставляй, - посоветовала Женя.
- Не буду. Что врач сказал?
- Сказал, что у твоей мамы грипп.
После минутной паузы Андрей негромко произнес:
- Мило. Поразительная способность у некоторых выведывать подробности личной жизни других людей.
- Я ничего не выведывала, - вспыхнула Женя, - Инна сама сказала.
- Разумеется. Дай ей трубку, пожалуйста, - попросил он, но в его голосе было столько холода, что девушка правильно сочла просьбу распоряжением и беспрекословно подчинилась.
Инна, послушав минутку, тихо заметила:
- Не стоит так горячиться. Мне просто понравилась эта девушка, она очень мила.
Услышав это, Женя порозовела, и, представив, что именно сейчас говорит Андрей, вышла в холл. И так она засиделась, пора и честь знать.
Вскоре к ней вышла Инна.
- Уходишь? Не обращай внимания на Андрюшу, он вряд ли хотел тебя обидеть.
- О, можешь не сомневаться, хотел, - заверила Женя, обматывая шею шарфом, - ты еще здесь побудешь?
- Мне бы хотелось, но я не знаю, как на это посмотрит хозяин дома, - чуть развела руками женщина.
Женя снова, в который раз за это утро восхитилась красотой этой дамы. Можно от зависти сойти с ума.
- Я думаю, он просто не знает, как на тебя реагировать. Ты его заставляешь переживать эмоции, к которым он не привык.
- Как и ты, - улыбнулась лукаво Инна.
Женя ошарашено посмотрела на нее:
- В любом случае, надеюсь, мы еще увидимся.
- Я... тоже надеюсь.

Оказавшись на улице, Женя снова задрала голову и посмотрела на окна Андреевой квартиры. Утро у нее выдалось на редкость содержательное. С Андрюшей пообщалась, не сказать, правда, что получила от этого огромное удовольствие, да и задачу свою, похоже, не выполнила. Зато узнала нечто крайне интересное, над чем можно будет поразмыслить...
И, что хотелось бы знать, имела в виду Инна, когда сказала, что она вызывает у Андрея какие-то сложные эмоции? Глупости это все.

ЧАСТЬ VIII

Глава 1

Вадим ехал по освещенной фонарями и рекламными огнями улице, довольно улыбаясь. Все у него ладилось в последнее время. Новая работа оказалась интересной, коллектив тоже неплохой. Квартира, хоть и небольшая, была уютной, и плата за нее не поражала воображение. По крайней мере, он вполне мог себе позволить такую роскошь, как съем отдельного жилья, и не чувствовать себя больше нахлебником. Это не могло его не радовать. Обретение независимости - великое дело, да еще когда помнишь, как недавно был в долгах как в шелках, всем на свете обязан, и не знаешь, когда сможешь отдать.
И еще его радовали отношения с Жанной. Хотя они пока что не сказали другу ничего определяющего, их встречи все больше радовали его. А прошлую ночь они и вовсе провели вместе, чему предшествовало несколько свиданий на людях. Казалось, Жанна чего-то выжидает, присматривается... Наверное, ей не хотелось так кидаться в отношения с человеком, связанным родственными узами с Андреем, не убедившись сначала, что он самодостаточен, и не собирается в будущем рассчитывать на снисхождение кузена.
Девушка так ему и сказала - прямо и вежливо:
- Мне бы не хотелось разочаровываться в тебе впоследствии.
Видно, он сумел все же произвести на нее благоприятное впечатление...
Утром Жанна подарила ему красивый бумажник с монограммой в углу, черный, стильный - поздравила с днем рождения.
И, когда Вадим, поцеловав ее благодарно в щечку, заметил:
- Спасибо огромное, что не забыла. Но ты мне уже сделала подарок - и какой!
Девушка, чуть порозовев, улыбнулась:
- Вот и будет тебе на память об этой ночи.
- Хочется надеяться, она была одной из многих, - дерзнул заметить Вадим. Жанна искоса поглядела на него, загадочно, ничего не ответила, но у парня сложилось впечатление, что ей было приятно это слышать.
И вот сейчас он ехал за Андреем - еще раньше уговорился с кузеном, что они отметят где-нибудь его день рождения, посидят, расслабятся.
Он предлагал это с некоторой опаской - вдруг у братца неотложные дела? Не хотелось выглядеть навязчивым, тем более, недавно уже он приглашал Андрея с компанией отпраздновать начало его новой жизни. Но кузен моментально согласился и даже - или Вадиму показалось, - был приятно удивлен.

Подходя к знакомой двери, Вадим испытал странное чувство. Казалось одновременно странным, что он идет сюда, в эту квартиру как гость, после нескольких недель проживания, и, в то же время, он испытал радостное чувство освобождения и независимости. Он пришел сейчас не как бедный родственник на правах приживала, а как равный к равному. Ну, правда, не совсем равный... Но все-таки.
Против ожидания, в доме Андрей была целая толпа народа. На какое-то мгновение Вадиму показалось, что он не туда попал - в коридоре, в комнатах были люди, слышались разговоры на повышенных тонах, и даже Андрей говорил, почти срываясь на крик. Это Андрей-то, который всегда держит себя в руках и свои эмоции выражает понижением температуры голоса - от холодного до ледяного, совершенно замораживающего собеседника.
Дверь парню открыл Кристиан.
Увидев, что пришедший растерянно моргает и не может узнать его, мужчина улыбнулся, но выражение лица его при этом оставалось настороженным:
- Ты правильно попал. Не ошибся.
Он отступил, давая гостю пройти, и больше не обращая на него внимания, ушел туда, где разговаривали. Вадим осмотрелся, увидел на вешалке женский плащ, пальто - оно показалось ему смутно знакомым. У Андрея гости?
В этот момент в хор голосов вплелся знакомый звонкий голосок Жени, он звучал гневно, девушка что-то выговаривала хозяину дома, а тот отвечал ей словно сквозь зубы и нехотя. Затем послышался успокаивающий голос Кристиана...
Да что же тут происходит?!
Пройдя в кабинет, где и разгоралась битва, Вадим увидел кучу народа.
Андрей, напряженно выпрямившись, стоял у стола и смотрел на Евгению с откровенной неприязнью. Девушка, не обратив внимания на вошедшего, горячо твердила:
- Это просто чудовищно! У меня нет слов, я не понимаю!
- Это твои проблемы, - бросил Андрей зло, но его лицо показалось Вадиму очень уставшим.
Сидевшая в кресле красивая женщина, смутно знакомая, тихо проговорила:
- Женни, не стоит так горячиться, Андрей прав.
- Это полный бред, - непримиримо ответила та.
Андрей развернулся к ней всем телом:
- В любом случае, это не твое дело. Что за плебейская привычка всюду лезть со своим длинным носом?
- Не более плебейская, чем отвергать самого родного человека, - парировала Женя.
Женщина, в которой Вадим в эту секунду узнал Инну, схватила девушку за руку, словно желая остановить от дальнейших слов. Кристиан, словно случайно шагнув вперед, оказался между Андреем и Евгенией.
Именно этот момент Вадим счел самым подходящим, чтобы дать знать народу о своем присутствии:
- Здравствуйте.
Инна повернулась к нему:
- Добрый вечер, молодой человек.
- Насколько я запомнил, мы с ним уже встречались, - вежливо улыбнулся Кристиан.
Вадим снова любезно поклонился, приветствуя и Женю. Но та даже не обратила на него внимания.
- Ты самый бессердечный человек из всех, кого я встречала, - выпалила девушка, отодвинув Кристиана, стоявшего в виде преграды между ней и Андреем, глядя на него горящими от гнева глазами.
Поворачиваясь, она толкнула Вадима плечом, но даже не заметила этого. Кристиан же увидел, как молодой человек поморщился и чуть улыбнулся ему.
- Рад, что сумел поразить твое воображение, - пожал плечами Андрей, - и, вообще, мне кажется, обсуждение этого вопроса несколько затянулось. Я не понимаю, что тут еще обсуждать. Инна не возражает, она уже здорова, в гостиницах есть все возможные удобства. А твоим мнением, - смерил он готовую опять броситься в бой Женю, презрительным взглядом, - никто не интересовался. Во всяком случае, меня оно не интересует.
Инна тихо поднялась.
- Андрюша, ты совершенно прав, и тут больше нечего обсуждать.
- Я снял прекрасный номер, - сообщил Кристиан.
- Великолепно, - бросил Андрей, - таким образом, все вопросы решены.
Женя, кинув на него последний свирепый взгляд, прошагала в холл. Кристан, кивнув Андрею, вышел за ней, Вадим видел, как он галантно помог девушке надеть пальто и что-то приговаривал умиротворяющим голосом.
Инна повернулась к сыну.
- Андрей, я надеюсь, мы вскоре увидимся? Мне бы не хотелось думать, что все наши разговоры прошли совершенно напрасно.
После паузы Андрей коротко улыбнулся:
- Разумеется, увидимся. Мне бы не хотелось думать, что ты сочтешь меня бессердечным, как та милая девица, но...
- Не нужно объяснять, - остановила Инна, - ты имеешь полное право поступать как считаешь нужным. И уж конечно, ты вовсе не бессердечен. Иначе бы ты не нянчился так со мной все эти дни.
Она легко поцеловала сына в щеку - он не стал уворачиваться, но ответного поцелуя не последовало.
Попрощавшись кивком головы с Вадимом, который с любопытством наблюдал эту сцену в зеркало - не желая показаться невежливым, парень отвернулся и даже отошел в сторонку, - Инна вышла.
Дождавшись, когда захлопнется входная дверь, Андрей вздохнул и, забыв, что не один, вышел куда-то. Вадим, постояв в нерешительности, пошел за ним и увидел брата стоящим у окна в гостиной и молча наблюдающим за чем-то внизу. Услышав шаги, он повернулся через плечо, медленно проговорил:
- А, ты еще здесь…
- Мы, вроде, договаривались пойти посидеть куда-нибудь, - произнес Вадим чуть виновато. Он просто-таки ощущал вибрировавшее в воздухе напряжение и не знал, что ему делать. Уйти? Остаться?
Андрей сам решил эту дилемму.
- Удивлен? Ради Бога, не требуй объяснений, я не в силах больше говорить на эту тему. Так мы пойдем?
- Если хочешь…
- Мечтаю, - вырвалось у того, - пойдем, посидим где-нибудь, выпьем за твой день рождения. Но у меня условие.
Он требовательно поглядел на Вадима.
Тот растерянно моргнул:
- Какое?
- Никаких баб. Очень тебя прошу. Устал от них как… не знаю от чего.
Вадим с трудом сдержал улыбку и пообещал кузену, что в этот вечер они будут только вдвоем, в чисто мужской компании.

Глава 2

Евгения весь день не находила себе места.
Она вспоминала возмутительное поведение Андрея, представляла себе расстроенную Инну в гостиничном номере, одну. Хотя, с ней ведь Кристиан... Но одно другого не заменяет, была уверена Женя и снова поражалась, как может человек быть одновременно таким внимательным - что может, Женя сама не раз наблюдала, - и таким бессердечным. Просто поразительно, как в нем одном могут уживаться столь разные качества! Доктор Джекил и мистер Хайд!
С трудом дождавшись вечера, она нетерпеливо закончила назначенную на сегодня съемку, без обычного вдохновения и радости, которую приносила ей любимая работа в другие дни, распрощалась с молоденькой певицей, у которой была фотосессия, и помчалась в гостиницу.
С трудом избежав нескольких аварий, Женя оставила машину за квартал от нужного здания - ближе было не припарковаться, и почти бегом достигла дверей отеля. Нахально заявив, что госпожа Боннэ знает о предстоящем визите, и, более того, ждет ее, Евгения подождала, пока той позвонят, удостоверятся в ее словах - к счастью, Инна не стала опровергать их, отделалась от портье и спустя минуту оказалась перед дверями нужного номера. Открыл все тот же Кристиан, улыбнулся выжидательно.
- Ну, как вы тут? - вместо приветствия выпалила Женя.
- Ca va bien. Неплохо, то есть, - ответствовал тот, делая пригласительный жест:
- Passer vous, sil vous plait .
Ориентируясь скорее на интонацию и движение его руки, девушка переступила порог номера, огляделась.
- А Инна?…
- Она тут, конечно, - успокоительно произнес Кристиан, галантно снимая с Жениных плеч пальто.
В этот момент из комнаты послышался голос Инны:
- Женни, это вы? Замечательно!
Девушка нетерпеливо отстранилась от рук мужчины и шагнула вглубь номера. Вопреки ее ожиданиям, Инна выглядела прекрасно. О недавней болезни напоминала только бледность нежной кожи, да легкая синева под глазами - в домашней обстановке она позволила себе побаловать кожу и не нагружать ее косметикой.
В остальном же вид Иннессы Боннэ был вполне цветущий и уж никак не растерянный или убитый горем.
Женя с разбега остановилась. У нее появилось ощущение, будто она спешила на вокзал встречать кого-то, а в итоге выяснилось, что спешка напрасна - она перепутала дни, или человек просто не приехал.
Никто тут, по всей видимости, в ее утешениях не нуждался.
На лице девушка так ясно отразились все обуревавшие ее в этот момент чувства, что Инна даже улыбнулась чуть-чуть, но тут же убрала эту неуместную улыбку с губ, понимая, что гостья может счесть ее насмешкой и оскорбиться.
- Женни, дорогая, я так рада вашему приходу.
Она раскинула руки и заключила растерявшуюся Женю в объятия. Ощутив аромат "Трезор" - любимых духов Инны, как уже успела узнать Евгения, девушка внезапно успокоилась. В присутствии этой удивительной женщины казалась лишней вся суета, торопливость, выглядели ненужными беспокойства и треволнения. Недаром от Андрея всегда исходит аура уверенности в себе и в том, что ситуация находится под контролем. Гены.
- Мне казалось, вы расстроены, - говорила Женя после, когда они сидели втроем возле маленького столика, - все-таки он поступил как...
- Не стоит, милая, - положила прохладную ладонь на ее руку Инна, - Андрей поступил так, как счел нужным. Было бы удивительным, если бы за эти несколько дней он проникся ко мне нежными чувствами. Да и, по правде сказать, я не заслужила подобной заботы от него.
- Но ведь речь шла о его матери! - негодующе произнесла Женя. - Я уже привыкла, что он может отшвырнуть от себя любого из своего окружения, но мать!...
Инна помолчала, встретилась глазами с Кристианом, тот ободряюще улыбнулся ей, подлил девушке кофе.
- Видишь ли, Женни, по-хорошему, так я не имею права даже на то внимание, которым он меня одарил, пока я болела. Скажу тебе откровенно, я ожидала, что он меня выставит именно в тот день, как я заявилась.
- Больную?!
- Он вполне мог вызвать «скорую» и отправить меня в больницу, - пожала Инна плечами таким знакомым жестом, что Женя против воли улыбнулась.
- Неужели вы бы не оскорбились?
- Я бы поняла, что им движет.
- Что же, Женни, - вступил в беседу Кристиан, наблюдающий за девушкой с теплой насмешкой, словно его забавляла ее горячность, - теперь вы понимаете, откуда у вашего молодого человека столь нелегкий нрав?
- Он не мой! – запротестовала девушка, пожалуй, излишне энергично, и ее собеседники, как ей показалось, с трудом сдержали улыбку.
- Разумеется, не ваш, - успокоительно произнесла Инна, - но, я надеюсь, моя дорогая, вы убедились, что я в полнейшем порядке? И, к тому же, меня не оставляет надежда, что не напрасно я приехала в Россию.
- Вы приехали именно из-за Андрея? – только сейчас дошло до Жени, которую не посвятили во все детали происходящего.
Инна промолчала.
- У меня появилось ощущение, что дамы желают побеседовать вдвоем.
Кристиан легко поднялся:
- Mon amour, я пойду пройдусь, ты не возражаешь? Этот город меня завораживает.
Инна улыбнулась мужу. Женя несколько отстраненно наблюдала, как женщина подошла к мужу, прикоснулась поцелуем к его губам, они вдвоем вышли в маленький холл номера. Она была поглощена своими мыслями и, когда Инна вернулась через минуту, девушка продолжала сидеть в той же позе: сложив на коленях руки ладонями вверх и слепо глядя прямо перед собой, не видя картины, висевшей на стене напротив.
- Воплощение задумчивого недоумения, - негромко произнесла Инна. Ее голос заставил Евгению прийти в себя.
Она виновато улыбнулась:
- Я себя чувствую немного глупо.
- Совершенно не из-за чего, - спокойно заметила Инна и, присев рядом с гостьей, налила в свою чашку слегка остывший кофе из кофейника. Жестом предложила Жене, та мотнула головой.
- У меня чувство, будто я без спроса влезла в чужой спор и с жаром отстаиваю точку зрения, единственно верную, как по чудится, а потом выясняется, что спора-то нет, все со всеми согласны, и только я одна продолжаю кому-то что-то доказывать. Ужасно.
- В таком варианте – наверное, да, - Инна отпила свой кофе, чуть поморщилась и поставила чашечку на столик, - но все не так трагично. Просто вас, Женни, не ввели в курс дела, вы нас извините. Вам все время показывали одну сторону медали, а у нее их две.
- Какая вторая, я, кажется, поняла, - тихо проговорила Женя.
Инна медленно поднялась, отошла к окну, и, хотя в комнате было тепло, зябко закуталась в широкий шарф из тонкой шерсти.
- Вы замерзли?
Женщина покачала головой. Затем заговорила, не оборачиваясь:
- Странно, но мне почему-то хочется с вами откровенничать, Женни. Я вас почти не знаю, но … Это непонятно, правда?
- Правда. Я еще раньше это заметила, когда мы ждали врача, там, у Андрея.
- Ну, вот, значит, наши души родственны. И вы сможете понять меня – и, может быть, Андрея тоже. Мне, во всяком случае, хочется в это верить.
Инна сделала паузу, во время которой Евгения осознавала, что разговор пойдет не только об Андрее и Инне, но и о ней. Хотела запротестовать, ее пугал такой поворот, она совсем была не готова обсуждать свое отношение к поступкам Андрея, но Инна не дала ей вставить слово:
- Я приехала, Жени, чтобы вернуть сына. Надеялась, мне это удастся. Насколько я была самонадеянна, Андрей показал мне сразу же. Фактически он выставил меня из дома, отказался что-либо обсуждать.
Женя молча прижала горячие ладони к щекам. Инна оглянулась, увидела этот жест.
- Да, это было неприятно… мягко говоря.
- Как же вы можете его оправдывать?!
- Вина тут целиком моя, дорогая. Сейчас я не хочу вдаваться в подробности, может быть, в другой раз как-нибудь, но поверьте, у мальчика были на это причины. И я сдалась. Уехала.
- В Париж?
- Что? Нет, не так далеко. В Москву, - улыбнулась Инна, - вы, наверное, в курсе, все мои родные, за исключением Андрюши – в Москве. И там меня убедили, что нельзя отступать, нельзя трусить, если я не хочу потерять сына окончательно.
- Да, он может быть… категоричным, - сказала Женя, вспомнив свои неоднократные стычки с Андреем.
- У вас тоже есть опыт споров с ним?
- Это были не споры, - хмыкнула Женя, - с Андреем же невозможно спорить. Вы извините, вам, может быть, неприятно это слышать, но ваш сын – совершенно невообразимая личность!
- Настолько ужасен? – улыбнулась ее горячности собеседница и лукаво блеснула глазами.
- Не представляю, как с ним ладила Алина, - вырвалось у Жени.
- Это его бывшая жена? – с интересом спросила Инна. – Моя дорогая, вам, может быть, неприятно это обсуждать, вы мне скажите…
- Да что вы, мне абсолютно все равно, - заверила та, снова вызвав у Инны загадочную улыбку, - спрашивайте, что знаю, расскажу.
- Вы необыкновенно добры. Женни, милая, вы знаете, почему они разошлись?
- Алина актриса, - начала Женя, и Инна сразу погрустнела.
Женя продолжила рассказ, и во время него женщина оживлялась, удивлялась, даже рассмеялась пару раз, но глаза ее продолжали оставаться грустными.
Во время паузы она промолвила как бы про себя:
- Значит, все это намного глубже, чем я думала.
А громче спросила:
- А вы не знаете, Андрей бывает в театре?
- Редко, по-моему, - подумав, ответила та, - с Алиной ходил, насколько я знаю. Я с ними тоже пару раз ходила, а сейчас – не знаю, мы мало общаемся.
Инна, словно сделав над собой усилие, отвлеклась от своих грустных мыслей и посмотрела в глаза Жене:
- Милая, я вам ужасно благодарна, вы даже не представляете как. Позвольте дать вам один совет. Можно?
Женя кивнула, ощутив, как по спине отчего-то пробежал холодок.
- Не принимайте за реальность то, что может быть лишь кажущимся. Отношения людей иной раз вырастают из такого вздора! Мне хочется задать вам один глубоко личный вопрос. Не рассердитесь?
Женя только покачала головой изумленно.
- В вашем сердце кто-то есть сейчас?
Видя, как девушка распахнула глаза, Инна улыбнулась:
- Моя дорогая, я прожила во Франции столько лет! Там люди гораздо проще относятся к таким вещам и говорят о них свободнее. Простите, если шокировала вас.
Женя порозовела, но ответила не сразу. Бесцельно повертела в руках кофейную ложечку, положила ее на место. Взглянула Инне в глаза. Увидела в них понимание и, удивляясь сама себе, тихо сказала:
- Знаете, я читала где-то… Жорж Санд сказала: одинокий представляет собой только тень человека, а кто не любим - тот везде и среди всех одинок.
- Я слышала это изречение.
- Да… так вот, боюсь, Инна, что сейчас я - одинокая тень.
Женщина, тепло улыбнувшись, взяла руки девушки в свои, наклонившись, посмотрела ей в лицо:
- Это ненадолго. Поверьте мне. Я знаю.

Глава 2

Перед Новым годом на фирме была суета. Спешно доделывалось все, что нужно было завершить именно в старом году, не оставляя на будущее, обсуждались последние нерешенные вопросы, готовилась Новогодняя программа - по традиции, гуляли всем коллективом, с конкурсами, играми и танцами. Обычно Андрей принимал самое минимальное участие в этой веселой суете, но сейчас...
Сейчас ему отчего-то хотелось присутствовать при всех приготовлениях, вносить посильную лепту, так сказать. И он внес - предложил устроить Новогодний шуточный аукцион, где под видом посудомоечной машины выступал бы, например, ершик для мытья посуды, а фен новейшей модели означал бы простую расческу. Народ с восторгом подхватил инициативу начальства, девчонки принялись с жаром предлагать свои варианты, а Олег и Макс мешались под ногами:
- Слушайте, я придумал: эротическое возбуждающее средство - кнопка! - выкрикивал Олег весело.
- Какая кнопка!?
- Обычная. Канцелярская.
Взрыв хохота, вопли:
- Олежка, уйди по-хорошему!
На минуту все угомонились, затем послышался задорный голос Максима:
- А я тут вычитал: двухкамерный холодильник для хранения молока!
Карина, уже подозревая подвох, настороженно бросила:
- Ну?
- Бюстгальтер! - победно объявил парень, чем вызвал повальный хохот всей инициативной группы и сквозь смех - требование Виолетты, ввиду близкого праздника несколько забывшей о субординации:
- Андрей, ну скажи ему! Чем чушь нести, лучше бы карнавальный костюм себе соорудил!
- И сооружу, - пообещал Максим, и не упустил случая пустить шпильку:
- Я думал, тут взрослые люди работают, а вы как в детском садике! Утренник какой-то для малышей.
Шлепок по загривку и неожиданное для всех задумчивое предположение Андрея:
- А почему бы и не оставить? Люди все взрослые...
И тут же - довольный голос Макса:
- Я же говорю! Эх вы, перестраховщики!
В этот момент Андрей спросил с деланной строгостью:
- Уважаемый Максим Леонидович, а как у вас обстоит дело со сводкой продаж за декабрь по Павловску?
- А... это... Все почти готово, Андрей Юрьевич, - заверил Макс и стал делать незаметные, как ему казалось, передвижения в сторону двери.
- Хотелось бы видеть их сегодня, - спокойно поставил в известность шеф, и парня сдуло в один миг.
Новый взрыв хохота, перекрываемый словами начальника:
- Народ, у кого какие-то недоделки - за работу. А то всех разгоню под лестницу!

Праздник прошел весело и шумно, как и всегда. В конкурсе, придуманном им Андрей выиграл маленькую модель джипа, поданную как "последняя модель внедорожника," рассказав за это анекдот. Потанцевал со всеми сотрудницами, каждой сказал комплимент, подарил сувениры и сам получил Новогодний подарок - большого Санта-Клауса, держащего в руках сердечко.
- Подарок с пожеланием, - заявила Альбина Семеновна, - чтобы в новом году у вас в жизни было как можно больше любви!
Андрей поблагодарил и рассмотрел внимательно подарок. Мордашка Санты была лукавой, словно старичок хотел сказать что-то веселое, как-то подшутить, но в последний момент передумал.
- Забавный дед, - заметил Андрей. Проходящий мимо Артем негромко проговорил:
- Вот и заменили бы его, Андрей Юрьевич, на лошадку-то. Чего ж животное пылится, домой бы отнесли.
Андрей покосился на него и неожиданно для себя согласился:
- Унесу. Сегодня же.

Коню нашлось место в кабинете, рядом с подставкой для ручек и карандашей. Черный оникс отливал матовым блеском под светом настольной лампы, глаза коня загадочно светились.
- Ты что-то знаешь, да? - спросил у него Андрей, оценивающе поглядев на фигурку после водружения на стол. - Знаешь и не хочешь сказать? Ну, что ж, молчи. Я и сам как-нибудь...

Последняя неделя декабря прошла суматошно и очень быстро. Собираясь ехать в Москву к семейству, как делал это каждый год, Андрей разгребал все накопившиеся дела и дома почти не бывал. По телефону попрощался с Вадимом, который уезжал к своим в Новосибирск, передал привет его родителям, пообещав позвонить и поздравить их лично.
Забежавшую к нему в кабинет по какому-то вопросу Жанну спросил между делом:
- А ты с Вадимом не едешь?
Девушка, чуть помедлив, покачала головой:
- Нет, я маму не хочу оставлять. И потом… рано мне еще с родителями знакомиться.
- Тебе видней, - неопределенно сказал шеф и уронил Санта-Клауса.
- Симпатичный, верно? - заметила Жанна, когда бойкий дед был водружен на место. – И сердечко… Андрей Юрьевич… Андрей, - решительно поправилась она, и тот посмотрел на нее с веселым изумлением. Обычно в рабочее время девушкой неукоснительно соблюдались правила субординации.
- Я просто хотела сказать… Спасибо тебе огромное за помощь тогда, помнишь?
- Давай не будем, - прервал Андрей, но девушка упрямо наклонила голову:
- Дай мне сказать, ладно? Я хочу тебе пожелать, чтобы ты, наконец, перестал быть один. Вокруг тебя всегда люди, но ты один. И я очень хочу, чтобы ты смог в этом году почувствовать, как это здорово – когда есть рядом родной человек. Ты… Если бы не ты, я не знаю, что бы делала. И потому просто мечтаю увидеть тебя счастливым. Не просто веселым, или сдержанным, или спокойным, а счастливым. Извини, что говорю все это, но мне давно хотелось…
И, пока Андрей приходил в себя от услышанного, забрала со стола папку, уложила в ней поровнее бумаги и официальным тоном произнесла:
- Значит, я все оставляю как есть, да, Андрей Юрьевич?
Андрей медленно кивнул, и Жанна выпорхнула за дверь, на прощанье оглянувшись и одарив его нежной улыбкой.
Андрей задумчиво посмотрел на Санту.
- Чудеса творятся. Твои штучки, а?

* * *

Заверив по телефону Елизавету Дмитриевну, что непременно приедет – бабушка волновалась, что по какой-то причине именно в этом году внук передумает следовать сложившейся традиции, Андрей положил трубку и усмехнулся. Вся бабушкина тактика шита белыми нитками. Ей хочется собрать непременно и Инну, и внука вместе. Андрей знал, что Инна уехала в столицу двумя днями раньше. За то время, что мать жила в Питере – не у него, а в гостинице – они виделись пару раз. Оба раза Инна приезжала к нему, и эти встречи проходили, что называется, на уровне. Были в меру приветливыми, но без особой сердечности. Возможно, возобновлению той теплой атмосферы, что возникала между ними в часы болезни Инны мешало присутствие Кристиана… Во всяком случае, они общались, и это был уже огромный шаг вперед.
Зная, что в доме бабушки он столкнется с огромной толпой народа, Андрей всем накупил подарков, сделав набег в несколько магазинов накануне отъезда. Большинство знающих его людей очень бы удивились, скажи им кто, что он, Андрей Литовцев, любил делать подарки – а особенно своей маленькой племяннице, Лизоньке. Мордашка девочки, и без того не обделенной вниманием взрослых, так забавно морщилась в предвкушении сюрприза… Для малышки у него был припасен целый сундучок, набитый разными забавными безделушками, и Андрей заранее улыбался, предвидя, как девочка, зажмурясь, станет по вытаскивать игрушки и сувениры по одному, радостно взвизгивая при этом.
Был в его багаже и особый подарок для бабушки. Андрей посвятил много времени поискам старинной лампы, изображающей пастушку. И нашел-таки то, что искал, в одном из антикварном магазинчиков. Подстать ее вееру. Тот так и просится в пару к чему-нибудь столь же несовременному. Бабушка оценит его усилия.
Кроме того, Андрей купил несколько подарков для отца, Арины и близнецов. Хорошим братом он стать не сумел, но на Новый год поздравить их надо непременно.
Близняшки не сумели занять в его сердце места столько же, сколько Лизонька, но он не забывал их навестить в свои нечастые приезды и знал, что сестренка больше всего обрадуется новым краскам и карандашам - она росла настоящей художницей. Братишка же пока что каких-то выраженных склонностей ни к чему не проявлял. Но Андрей был уверен, что парень непременно будет счастлив, заполучив наборы солдатиков в мундирах разных видах войск, с полным комплектом оружия - миниатюрных пушек и пулеметов.

Его ожидания полностью оправдались – в доме родных и близких, и в самом деле, было просто столпотворение. Бабушка объявила общий сбор, прибыли все родственники с домочадцами. Вручив подарки, вернее, положив их под елку, Андрей съездил к отцу. Поговорив с ним недолго - тот по-прежнему чувствовал себя немного неловко в обществе сына, молодой человек попал в распоряжение Арины и провел с ней почти два часа, хотя намеревался уехать сразу же.
Но заменившая в этом доме Инну женщина так быстро его не опустила. Она забросала его вопросами - как идут дела, что нового, не думает ли снова жениться - и все это скороговоркой, с улыбкой, смешками, не забывая время от времени что-то выговаривать близнецам - или хвалить, выражать одобрение, взывать к Андрею - на правах нечастого почетного гостя тот призывался в судьи, оценивая поведение братишки и сестрички. Отделываясь междометиями и неопределенными кивками, Андрей оглядывал подросших близнецов и, улыбаясь, думал: как все же Арина преобразила этот дом. Насколько он помнил, Инна вносила в него стиль, красоту - и холодность. Сейчас здесь царят легкая неразбериха, суета, вещи разбросаны, детские рисунки прикреплены магнитами и кнопками ко всем поверхностям. И было уютно и комфортно.
Поздравив всех с наступающими праздниками и пообещав непременно зайти или позвонить еще раз до отъезда, Андрей уехал из этого дома, в котором прошло его детство, испытывая непривычное для него теплое чувство.

В квартире Воротниковых - Воронских царила такая же неразбериха. Но если Андрей надеялся благодаря ей избежать расспросов, то сильно ошибался. Здесь на него насела Татьяна. Сестра хотела знать, как он сумел поладить с матерью – Инна встретила сына с радостной улыбкой, но на шею при людях бросаться не стала, чего Андрей втайне опасался. Однако, кузина осталась недовольна, не видя подтверждению их примирения.
- Татьяна, не суди людей по себе, - попросил он кротко, - ты бы, возможно, была вне себя от счастья.
- Может, и была бы, - подтвердила Таня, - а ты – нет? – она остро взглянула на брата, отмечая в сотый раз его привлекательные черты и привычно посетовала про себя:
Это же надо! Ну почему так – они ведь родственники, а у нее и в помине нет такой красоты. Хорошенькая – и все. Тут же… Несправедливо это.
А еще Татьяне бросилась утомленность Андрея, его усталый взгляд. И, не дав ему ответить на последний вопрос, по своей обычной привычке перескакивать с одной темы на другую, спросила:
- Андрюш, ты не слишком много работаешь?
- Как всегда, - коротко ответил тот.
- Вот и видно, - проворчала девушка, - иногда и остановиться не мешает.
- Для чего? – пожал Андрей плечами. – Я же не просто тупо деньги зарабатываю. Мне нравится моя работа.
- Да я и не сомневаюсь, - проговорила Таня, - только… так ведь и жизнь вся пройдет, Андрюш.
- Да и пусть идет, - чуть улыбнулся брат, - чего ей еще делать-то? Ты лучше расскажи, как у вас тут дела?
Этим он спас себя от дальнейших вопросов. Татьяна оседлала любимого конька и почти полчаса вываливала на него ворох новостей и разных подробностей их здешней, московской жизни.
Прибежавшая на кухню Лиза, увидев дядюшку в непривычной расслабленной позе на маленьком кухонном диванчике, моментально залезла к нему на колени.
Таня, прервавшись, с улыбкой заметила:
- Тебе идет.
- Что именно? – уточнил Андрей, перебирая шелковистые кудряшки племянницы.
- Да вот это, - кивнула сестра, - она вчера целый день приставала: «когда дядя Андрей приедет?»
- Наверное, ждала подарков, - предположил дядюшка.
Лизонька обхватила его лицо ладошками:
- У меня тоже есть подарок.
- У тебя много подарков, - расхохотался Андрей.
- Слишком даже много, - притворно строго заметила Таня, - я тебя еще поругать хотела – ну куда ты такую кучу привез?
- Туда, - отмахнулся брат, чьим вниманием снова завладела Лизонька, - пригодятся.
Девочка повернула его голову к себе:
- Нет! У меня подарок тебе!
- Мне?
- Ага!
Довольная, что поведала свою тайну. Лиза слезла на пол и потопала к себе, у двери оглянулась и сообщила:
- Но пока не дам. На праздник.
Глядя ей вслед, Андрей почувствовал, что улыбается. Он был растроган, но не собирался это показывать, и скрыл необычное чувство под насмешливым:
- Вот так-то! Завидуйте, мадам.
- Она тебя любит, - негромко сказала Таня, - почаще бы приезжал, дядюшка.
- Чаще не получается…
- Ты лучше расскажи, что за девицу нам Инна привезла? – сменила тему Татьяна, и Андрей почувствовал, что у него стремительно портится настроение.
- Видимо, у моей матушки проявляется обычная для нее тяга окружать себя множеством поклонников, - резко ответил он.
- А мне она понравилась, - безмятежно заметила Таня, покрывая коржи будущего торта кремом, - милая девочка.
- Ага, без нее народу мало в доме, так хоть гостью пригласили, - не удержался от саркастичного замечания Андрей. Татьяна бросила на него удивленный взгляд, изумившись, что вместо обычного равнодушия в голосе Андрея звучит различимое раздражение.
Не собираясь больше ничего рассказывать любопытной кузине и чувствуя, что расспросы сейчас снова посыплются на него, Андрей поспешил спросить, как идут дела у Виктора.

Глава 3

Женя, действительно, приехала на Новый год в Москву. Ее пригласила Инна. Она прямо-таки настаивала на согласии девушки, и та сдалась под двойным напором – Кристиан тоже принял живое участие в атаке. Пришлось спешно отменять все ранее назначенные встречи, запланированные на праздники, что-то объяснять знакомым, но никто не обижался. Новый год – он известен своей непредсказуемостью.
Правда, сама Женя не могла толком объяснить себе, зачем ей понадобилось лететь к чужим людям в Москву. Мало у нее в Питере друзей? Но – тем не менее, багаж быстро был собран, билеты куплены, и вот она уже в квартире, принадлежащей знаменитой бабушке Андрея, и его двоюродной сестре.
Живая, эмоциональная Инна моментально познакомила девушку со всеми, представила ее своей хорошей знакомой из Петербурга, и ее приняли без лишних расспросов. Девушка пришла в восторг от замечательной матери Инны, мигом подпав под ее обаяние, смеялась проделкам маленькой Лизоньки и чувствовала себя в это семье как дома.
Правда, это безмятежное состояние портило напряженное ожидание приезда Андрея. Внутренний голос говорил ей, что тот не обрадуется, увидев ее здесь. Предчувствия оказались верными.
Андрей увидел ее и, не успев сдержать эмоции, зло спросил:
- А тебе что здесь надо?
Евгения не успела ответить, за нее это сделала Инна.
- Это я ее пригласила, Андрюша, - поспешила вмешаться она.
Андрей пожал плечами, саркастично произнес, глядя на нее:
- В таком случае – добро пожаловать к нашему семейному огоньку, - и вышел.
- Да, он, несомненно, рад меня видеть.
- Не бери в голову, - беспечно ответила Инна, и Женя даже улыбнулась - так непривычно было слышать из ее уст это выражение, - разве ты не понимаешь? Если бы была ему безразлична, он бы отнесся к твоему присутствию гораздо спокойнее.
- Да уж, видно, что он ко мне очень даже не безразличен. Прямо убить готов, - проворчала Женя, - варвар в смокинге.
Инна звонко расхохоталась и поцеловала девушку в щеку.
Женя опасалась, что Андрей станет постоянно уничтожать ее своими критическими замечаниями, и даже на мгновение пожалела, что вообще поддалась порыву и согласилась на уговоры Инны. Одно дело – пикироваться с ним наедине или в хорошо знакомой компании, и совсем другое – оказаться под его обстрелом в присутствии всех этих людей. Но беспокоилась она напрасно – Андрей ее игнорировал, старательно избегал и вообще старался сделать все, чтобы ненароком не оказаться в ее обществе.
Женю такой поворот вполне устраивал, хотя и было немного обидно. Но все-таки это лучше, чем ожидаемый град насмешек…
Случайно подсмотренная маленькая сценка общения Андрея с Лизонькой и тот факт, что он привез для девочки кучу подарков, показались Жене очень трогательными и в корне меняющими ее представления об этом холодном эгоисте. Выходит, он все же может проявлять человеческие эмоции? До сих пор Женя видела только, как Андрей мило общается с Алиной – но это все-таки жена. Пусть и бывшая.
Здесь же она увидела, как ждала приезда внука Елизавета Дмитриевна, как прыгает вокруг дядюшки Лизонька… Выходит, грош ей цена, как знатоку человеческих душ!
А еще считала себя хорошим психологом. Вот и доверяй после этого своим наблюдениям, - посетовала про себя Женя. Ей не хотелось анализировать увиденное, пока не хотелось. Слишком это выбивалось из привычной картины, уже давно сложившейся в ее душе. Сейчас Андрей представал в совершенно ином ракурсе, и Женя хотела разобраться с новыми впечатлениями на свободе. Она копила их в своей душе, дожидаясь, когда вернется в Петербург.
Праздник прошел весело и суматошно, все всем дарили подарки, даже Жене перепало несколько свертков. Правда, среди них не было ни одного от Андрея.
- Не ждал тебя увидеть, - пожал он плечами.
- Не страшно, - улыбнулась та сдержанно.
Сама Женя приготовила маленькие сувенирчики для хозяев – плетенные лапоточки, украшенные снежинками, сундучки, разрисованные "под Хохлому", рождественские чулочки и прочую милую ерунду, которую так приятно дарить на Новый год.
Андрею она протянула маленького деда Мороза, сидящего в оленьей упряжке.
- Благодарю, - протянул тот, - буду собрать коллекцию.
Женя не поняла, что он хотел этим сказать, но даже его очевидное равнодушие не показалось девушке в этот момент обидным. Новый год – веселый праздник, во время которого исполняются все желания, некогда грустить. И она загадала для себя под бой курантов много-много счастья и здоровья родителям, которые стали в последнее время что-то хандрить.
Но куранты еще били, надо было использовать эти удары, и, неожиданно для себя, Женя подумала:
- Пусть Андрей начнет относиться ко мне иначе!
Она сама удивилась этой мысли, промелькнувшей в ее голове, но желание уже было загадано.

В начале февраля Андрей приболел. Ничего ужасного, обычная простуда, но высокая температура, жуткий кашель, сотрясавший его, и противная слабость, от которой дрожали руки, никаких положительных эмоций у больного не вызывали.
Анна Матвеевна, получившая Андрея Юрьевича на несколько дней в свое полное распоряжение, от души принялась его лечить вместе с доктором. Андрей раздражался, рычал на них обоих, наотрез отказывался пить молоко с медом – он с детства терпеть не мог молоко, и вообще вел себя, как любой заболевший человек.
Когда острота болезни прошла, и Андрей мог хотя бы нормально сидеть, не содрогаясь от мерзкого озноба, к нему пришли гости.
Делегация, имеющая благородную цель «навестить занемогшего шефа», ввалилась в квартиру и сначала присмирела. Дома у Андрея из фирмы бывали только Жанна – один раз, вместе с Вадимом, и Олег. И первое время притихший народ, вручив хворающему начальству презент – набор разных фруктов - почтительно осматривался, вежливо отказываясь от предлагаемого довольной визитом гостей Анной Матвеевной чая.
Забавляясь, Андрей с интересом наблюдал за ребятами, наконец, не выдержал и потребовал:
- Ну, хватит по стенам отираться! Раз пришли, расскажите что-нибудь! Как дела-то? Ничего еще не натворили непоправимого?
Он, в общем-то, держал руку на пульсе - всемогущий Интернет помогал быть в курсе всех дел, но, обрадованный нашествием этой банды, Андрей хотел подробностей. Оказывается, он по ним скучал! Это открытие потрясло всегда сдержанного шефа, и он, рассмеявшись при виде явного любопытства на лице Макса, рассматривающего полки с музыкальными дисками, заявил:
- Так, народ. Я болею, значит, имею право на капризы. Всем сесть за стол, сейчас Анна Матвеевна будет вас всех поить чаем – она заваривает поразительно вкусный чай – и кормить плюшками и пирогами. И только попробуйте отказаться – сразу можете писать заявление об уходе!
Ребята расхохотались, а Артем иронично проговорил:
- На некоторых даже болезнь не действует – императорские замашки ничто не берет.
- А вот ты попробуй отлынить от чаепития, так и увидишь, что на кого действует, - посоветовал под общий смех Андрей, у которого даже надоевшая за эти дни боль в горле утихла.
Девчонки побежали на кухню помогать Анне Матвеевне, которая тщетно попыталась их прогнать обратно:
- Да что ж я, на стол не накрою? Не в первый раз, слава Богу!
- Мы с вами, - непреклонно заявила Виолетта, а Карина, не вступая в споры, принялась мыть и укладывать в вазу принесенные ими виноград и груши.
Смирившись с присутствием на своей территории непрошенных помощниц, Анна Матвеевна разрешила девушкам разлить чай по чашкам, а сама достала большой противень и стала перекладывать на тарелки румяные пирожки.
- Обожаю пирожки, - протянула Виолетта, - моя бабушка такие печет. Только мне их нельзя.
- Диета? – понимающе поглядела на нее Анна Матвеевна, - моя внучка тоже себя изводит. Ну, да от одного пирожка не поправитесь. И Андрей Юрьевич обидится, если не попробуете.
Девушки рассмеялись, а Жанна, составляя чашки на поднос, подтвердила:
- Да уж, Андрея Юрьевича обижать не следует, так что придется тебе, Веточка, есть пирожки и радоваться.
- Да куда ж я денусь-то, - проворчала та, отщипывая виноградинку, - пойдемте, там народ уже заждался.
Их приход встретили одобрительным шумом, пирожки, булочки и прочая снедь разошлась на ура, а Жанна бдительно следила, чтобы гости не накидывались на фрукты, принесенные больному. В конце концов, Андрей, который, смеясь, следил за пытками Макса утащить веточку, сказал:
- Жан, я все равно много не съем, у меня горло болит, дай ты ему виноград.
- Вот! – скорчил тот рожу, - за меня заступились. Отдай!
- Троглодит, - проворчала девушка.
Анна Матвеевна, пришедшая забрать пустые тарелки и подлить чайку, если кто еще захочет, улыбнулась. Она не помнила раньше в этом доме таких веселых сборищ и была довольна, что ее любимый Андрей Юрьевич так необычно весел и шутлив.
Просидев вместе задуманных полчасика почти два часа, народ собрался уходить, и тут Олегу вспомнилось:
- Андрей! А как наша лошадь поживает?
- Великолепно. Желаешь убедиться?
Олег энергично кивнул, оглянулся на остальных:
- Все хотят, да спросить стесняются.
- А ты у нас самый беззастенчивый, я гляжу. Ну, смотрите…
Полюбовавшись на застывшего в вечном беге коня, разместившегося на подставке у монитора, Карина довольно кивнула:
- Хорошо. Он здесь вписывается.
- Довольны? – усмехнулся Андрей.
- Приятно, когда начальство ценит твои душевные порывы, - заявил Олег, чем вызвал дружный смех присутствующих и обещание шефа:
- Я непременно заценю все твои порывы, если они будут связаны с работой!

Глава 3

Едва переступив порог своей квартиры, Евгения услышала, как надрывается телефон.
Бросив на пол сумку и на ходу разматывая шарф, девушка заторопилась к аппарату, схватила трубку и радостно вскрикнула:
- Линка! Привет! А я только что вошла... Как дела?
- Нормально... Ты как съездила, отдохнула удачно?
- Просто великолепно, - выпалила Женя, - я так довольна, что ребята меня уговорили... Жаль, ты с нами не поехала...
- Не могла. У меня новость...
- Важная? А то мне переодеться все-таки охота.
- Ты там в верхней одежде, что ли? - расхохоталась Алина.
- Ну да! Я же говорю, только вошла. Слушай, давай, я перезвоню, ладно? Ты дома будешь, никуда не ускачешь?
- Дома, Джейн. Я теперь часто буду дома, - загадочно сказала Алина и велев позвонить, отключилась.
Сбрасывая с себя куртку и лыжный костюм, облачаясь в любимый халатик и блаженно улыбаясь, ощутив прикосновение к телу мягкой теплой фланельки, Женя не переставая раздумывала над новостью Алины. Что у той могло стрястись, интересно? Роль дали новую? У Станислава фильм выдвинули на премию? Или что-то чисто семейное?
Женя отсутствовала три недели, спонтанно решившись на поездку в горы - однокурсники пригласили с ними вместе совершить поездку на Донбай, поддержать компанию. И, судя по всему, за это время в родном городе произошло много всего занимательного...
Распотрошив сумку, убрав по местам вещи и налив себе чашку кофе, Женя уселась удобно в старом уютном кресле, поджав под себя ноги, поставила на колени телефон и набрала Алинин номер.
Известие, которое приберегла для нее давняя подруга, было таким потрясающим, что Женя, радостно вскрикнув, расплескала горячий напиток и даже не обратила внимая, когда капли кофе попали ей на ноги. Сущая чепуха по сравнению с тем, что поведала Алина.
У нее будет ребенок!
- Линка, это так здорово! Вот это новость, просто первый сорт! - выкрикивала она в полном упоении. - А когда ты узнала?
- Позавчера. Еле дождалась, когда ты приедешь, - заявила довольная произведенным впечатлением Алина, - ты же не сказала, каким поездом...
- А я и сама не знала... Слушай, я никак не освоюсь... А Стас доволен?
- А ты как думаешь? Воркует надо мной, - рассмеялась Алина, - уже почти три недели пылинки сдувает.
- Как три недели? Ты же сказала: "позавчера"?
- Это я у врача была позавчера, - хмыкнула Алина довольно, - а подозрения у меня появились аккурат накануне твоего отъезда.
- А я думала, у тебя спектакли... Ну, как же я за вас рада, ребята, - продолжала ликовать Женя
- Я и сама довольна. Когда придешь?
- Завтра, Линок. А... А Андрей знает? - почему-то решила поинтересоваться Женя, сама изумившись этому вопросу.
- Нет... Он болеет, кстати, - поведала Алина, - я ему звонила, хотела похвастаться, а у него такой голос был, просто ужас, хрипит, сипит... Я уж и говорить не стала, потом как-нибудь.
- Ты думаешь, ему будет неприятно?
- Андрею?! - поразилась Алина. - С чего бы это? Вот уж кому абсолютно все равно, так это моему бывшему муженьку. То есть за меня-то порадуется, тут я не сомневаюсь. А так - просто примет к сведению, и все.
- А чего ж тогда не сообщила?
- Да как-то не до того было. Я сразу начала спрашивать, что с ним, он буркнул, что при смерти лежит, вот-вот покинет сей бренный мир.
- Ну и шуточки у него, - не удержалась Женя.
- Как всегда... Анна Матвеевна сказала, у него температура шпарит...
- Ты еще и с ней пообщалась?
- Так она трубку брала. Обрадовалась возможности поухаживать за дорогим мальчиком. Она к Андрюше очень трепетно относится. Я хотела и сама съездить, но побоялась...
- Ты с ума сошла - ехать сейчас. Еще не хватало тебе заразиться...
- Вот и я подумала. Я ему потом все расскажу. А ты, кстати, могла бы навестить, - лукаво заметила Алина.
Женя поперхнулась остывшим кофе.
- Я?!
- А почему бы и нет? Вы ведь тоже давно знакомы. Ему будет приятно, мне кажется.
- Да он задохнется от избытка эмоций, - проворчала Женя, - и сомневаюсь, что эти эмоции будут радостными.
- Да брось ты. Человек болеет, наверняка обрадуется, если ты его проведаешь. Думаешь, очень весело ему там с этой тетенькой? Она любительница хлопотать, а он терпеть не может, когда вокруг него суету поднимаю, я же помню.
- Это его проблемы, - заявила Женя и поторопилась перевести разговор в другое русло:
- А вы кого хотите - мальчика или девочку?

Дилемму: "ехать к Андрею или не ехать?" Евгения решала два дня. За это время она уже полностью вошла в свой рабочий ритм, возобновила подготовку к выставке и проводила за работой почти сутки, за исключением тех часов, что она просидела у Алины, выслушивая подробности визита ко врачу и веселый спор супругов, кого лучше родить первым - сына или дочку.
К пятнице она пришла к выводу, что этот визит будет совершенно лишним, и сам заболевший его вовсе не оценит. Утвердившись в своем решении, Женя с удвоенной энергией принялась за работу. Мнение девушки удалось изменить, самому о том не подозревая, ее веселому приятелю. Леонид позвонил расспросить о поездке и неожиданно заявил:
- Везет же некоторым. А тут провалялся с гриппом, как бревно... Может, в марте удастся съездить...
- Ты тоже болел?
- Почему "тоже"? Не тоже, а сам по себе, - не согласился тот, - болел, еще как. Правда, мне понравилось, врать не буду. Лежишь, а возле тебя все прыгают, услужить рвутся. Гости приходят, навещают больного.
- Можно подумать, в обычные дни у тебя никого не бывает!
- Бывает. Но здесь другое дело. Тут люди по велению сердца приходят, - заявил Ленька, и Женя рассмеялась.
Положив трубку, она подумала, что была неправа. Человек плохо себя чувствует, ей что, трудно навестить? Этот поступок будет занесен в ее список добрых дел - там, наверху. А это тоже нелишне, заключила она.

Встретили ее без восторга.
Андрей сам открыл дверь и, не впуская ее в квартиру, - окинул хмурым взглядом:
- Чем обязан?
- По велению души, - сообщила Женя, - ты же болеешь? Вот я и решила навестить.
- Безмерно тронут твоим вниманием.
Андрей с видимым нежеланием отступил, давая ей пройти и, не делая попыток помочь снять пальто, рассматривал гостью исподлобья.
Чувствуя себя навязчивой и ненужной, Женя на мгновение растерялась. Ну вот, знала же, что так получится…
- Ну, проходи. Раз уж пришла, - бесстрастно произнес хозяин, не двигаясь с места и не торопясь принять из Жениных рук пакет с коробкой сока и гранатами.
Да уж, души прекрасные порывы в этом доме явно не оценивались.
Внезапно Женя разозлилась:
- Чего ты вечно на меня рычишь? Что я сделала тебе плохого? Я, между прочим, думала, тебе будет приятно. Неужели трудно вести себя прилично? Ты вечно как будто играешь роль. Этакий Евгений Онегин, посмотрите на него! Тебе никогда не приходило в голову, что ты играешь в жизнь на публику? А ею надо просто жить!...
Разошедшись, Женя не могла остановиться, замечая, как скука раздражение на лице Андрея сменяются удивлением, недоумением и - наконец - растерянностью. Это выражение было для него таким редким, что Женя на секунду остановилась, чтобы полюбоваться подобным зрелищем, а затем продолжила с того же места. Увлекшись своими обвинениями, Евгения выпаливала все, что накопилось за долгое время, продолжая сжимать в руках принесенные фрукты, и пропустила то мгновение, когда глаза Андрея приобрели темно-серый оттенок, их выражение стало решительным.
Рот Евгении оказался закрыт поцелуем в самом разгаре обличительного монолога.

Совершенно опешив от неожиданности, она позволяла себя целовать, не отвечая и продолжая держать дурацкий пакет в онемевших руках. Однако через мгновение Андрей взял себя в руки и отстранился. Женя перевела дыхание, ставшее прерывистым. Она, не отрываясь, смотрела на мужчину широко раскрытыми глазами и молчала. Андрей вздохнул, провел большим пальцем по ее губам.
- Ты как?
- Нормально.
Андрей окинул ее задумчивым взглядом, увидел пакет, сжимаемый побелевшими пальцами.
Женя проследила за его взглядом, опомнилась и растерянно протянула пакет ему:
- Это тебе…
- Спасибо, - без улыбки поблагодарил он, поставил пакет на столик и через паузу спросил:
- Так ты пройдешь? Или … передумала?
- Да нет, я пойду уже - проговорила Женя внезапно охрипшим голосом, - я просто … узнать… как ты?
- Да уже почти в порядке.
- Я вижу, - к ней вернулась ирония, и Андрей неожиданно весело улыбнулся:
- Ну вот, пришла в себя.
- Ты… ты не меняешься! – выпалила Женя, резко поворачиваясь к двери и дергая за ручку.
- Не вижу необходимости, - пожал он плечами, отстранил девушку, открыл дверь – в противоположную от той, куда ее стремилась открыть Женя.
Все еще чувствуя себя как во сне, хотя она и пыталась скрыть это напускной воинственностью, девушка перешагнула порожек и, оказавшись на лестничной клетке, оглянулась:
- А Алина беременна!
- Рад за нее. У тебя все?
Женя, фыркнув, нажала на кнопку лифта.
- Спасибо за сюрприз.
- На здоровье!
- Можно подумать, тебе не понравилось, - лениво протянул он, насмешливо блестя глазами – или это от температуры? Но у Евгении не было желания вникать в эти подробности, происшедшее слишком ошеломило ее.
Не став отвечать на эту провокацию, она молча зашла в кабину лифта.

С этого дня они не виделись довольно долго. Женя откровенно избегала Андрея, намеренно не приходя туда, где ожидалось его присутствие. Судя по всему, он испытывал не больше желания ее видеть, потому что придерживался точно такой же тактики, и даже на дне рождения Алины не стал задерживаться – собрался уходить, как только из прихожей послышался Женин голос.
- Он пораньше приехал, посидел полчасика, - сказала именинница в ответ на невысказанный вопрос подруги, будучи в курсе случившегося. Женя не смогла молчать и поведала ей «об эпизоде с поцелуем» в тот же день. Она тогда поехала прямо к Алине, так и не пришедшая толком в себя.
- Я ничего не понимаю, Алин, - говорила она, следя за подругой расширенными глазами, - почему? Он же меня всегда терпеть не мог?
- Ну, ты, родная, меня удивляешь, - качала головой та, - классический же случай.
- Да какой еще классический!?
- Такой! От ненависти до любви… знаешь сколько? Или подсказать?
- Какой любви? Ты что, с ума сошла? Он знаешь, как на меня потом смотрел? Как на врага народа! Словно это я его вынудила.
- Может, и вынудила, - проговорил, входя, Станислав. Присев к Жене на диван, он погладил девушку по плечу:
- Ты прости, детка, я тут слышал ваше щебетание… Я постарше тебя, в людях, смею думать, разбираюсь. Так вот, сдается мне, Алина-то права. Ты сколько его знаешь?
- Много, - растерянно переводя взгляд с него на Алину, Женя облизала пересохшие губы. Заметив это движение, Станислав налил ей сок и протянул бокал, который девушка залпом выпила.
- И, насколько я знаю, вы всегда как кошка с собакой? Да?
Женя кивнула.
Алина сочувственно проговорила:
- Это трудно – освоиться с новой ситуацией, но, скажи, неужели ты никогда не замечала…
- Да чего было замечать-то?! – взорвалась Евгения. – Как мы друг на друга рычали постоянно? Он меня раздражал ужасно, ты же знаешь, Лин! А он меня и подавно терпеть не мог.
- Ну-ну, не волнуйся так, - примиряющее погладил ее по плечу Станислав, - ничего ужасного не произошло. Один поцелуй – это не смертельно.
- Даже полезно, - улыбнулась его жена, - ты сколько уже не целовалась, а? Так и навыки растерять недолго!
Женя была им благодарна, обоим – за поддержку, за старание подбодрить ее, превратить все в шутку, заставить взглянуть на происшедшее другими глазами. Но, тем не менее, не могла даже представить себе, как она будет общаться с Андреем теперь. И исключила все возможности для случайного пересечения.
И на дне рождения Алины она убедилась – молодой человек относится к случившемуся точно также. Иначе бы не стал приходить раньше назначенного времени, и не ушел бы так спешно. Она ему просто неприятна. Ну, и замечательно. Ей, Евгении, видеть его тоже совершенно не хочется.

Однако встретиться им пришлось – и скорее, чем Женя могла предположить.
Несмотря на все старания не общаться, их дороги пересеклись спустя неделю на вечеринке у приятеля Станислава по поводу дня Святого Валентина. Андрей сопровождал какую-то девицу, выглядел умопомрачительно красивым и расслабленным. И не было ничего удивительного в том, что девица висла на нем, не отпуская от себя ни на минуту.
- Хорошенькая, - заметил Борис, хозяин дома, и, не успела Женя и слово молвить, подцепил ее под руку и поставил напротив Андрея со словами:
- Вот кто тебе нужен! Андрюш, выручи Женечку – попозируй для портрета. У нее выставка намечается, нужна какая-нибудь особая фотография. Вы с твоей спутницей – Наташа вас зовут? – вот с Наташенькой – будете чудно смотреться.
- Евгения – замечательный фотограф, - обратился он к девушке, - ее работы просто как стихи, порывистые, романтичные... А ваш снимок может стать гвоздем всей выставки… что-то вроде «Влюбленные», а?
И также неожиданно, как он выступил со своим предложением, Борис оставил их со словами:
- Ну, вы тут общайтесь, а мне надо к гостям..
Наташа вопросительно поглядела на спутника:
- Андрюш? Это что, правда?
Тот, не взглянув на Женю, сухо пожал плечами:
- Вероятно, только я сниматься не буду, на меня можешь не рассчитывать. Я не фотомодель. Вот ты – пожалуйста!
Девушка надула губки:
- Но ведь речь идет о влюбленных!
- Без меня, малыш, - резко произнес Андрей, - я же сказал!
Их дальнейшую перепалку Женя слушать не стала.
Ее задело, что Андрей отвел глаза, едва увидев ее. К его отказу позировать она была готова. Ей бы и в голову не пришло предлагать ему сниматься, но все-таки не стоило так уж зло…
А потом ей захотелось взять реванш. Фотоаппарат у нее был с собой – свой рабочий инструмент на такие вечеринки девушка всегда брала, и сейчас, спрятавшись за стол – или за чью-то спину, сделала все же несколько кадров. Андрей задумчиво смотрит в окно. Андрей танцует с Наташей, слушает чепуху, которую девушка щебечет, и рассеянно улыбается. Андрей прикасается поцелуем к щеке какой-то дамы в годах, одетой в элегантный костюм.
Снимков было много. Проявив их, Женя была вынуждена признать – они великолепны, Андрей оказался очень фотогеничным, и вместе со своей партнершей смотрелся просто потрясающе. А особенно понравился Жене снимок, где он был один – на фоне окна, за которым – отблески салюта. Высококачественная техника сумела запечатлеть даже цветные всполохи.
Как сказала Алина, которая заехала к подруге на следующий день:
- Сплошная поэзия. Что-то вроде «Одиночество, которое всегда с тобой».
И затем с легким оттенком зависти заметила:
- Все-таки Андрюшка ужасно фотогеничный. На твоем месте я бы непременно повесила его фото, только сперва показала бы ему. А то он у нас немного вспыльчивый, ты же знаешь. Как бы не вышло чего.
- Но, Алин!...
- Да брось ты так комплексовать, - махнула та рукой, - тоже мне, причина – поцелуй. Кому скажи – обхохочешься. Он уже и забыл давно. И ты забудь. Или не забывай, но все равно съезди. Романтика – вещь хорошая, но дело важней. Ты же сама искала такой снимок, чтобы встать и замереть. Так у тебя он уже есть. Действуй!
В словах подруги была логика, но все-таки Женя боролась с собой еще три дня, но сделала усилие и как-то вечером пришла к Андрею домой.
- Это уже входит у тебя в привычку, - заметил он равнодушно, - что-то опять стряслось? Имей в виду, целоваться я с тобой нынче не намерен. Или ты снова со своим дурацким предложением послужить тебе моделью? Если так – можешь сразу уходить, я не собираюсь заниматься этой ерундой.
Вспыхнув при слове «целоваться», Женя остро захотела сразу же хлопнуть дверью, не объясняя причину визита, но пренебрежение задело, и она резко произнесла:
- Это для тебя ерунда, а для меня - работа. Можешь не верить, но я, действительно, очень хороший фотограф. Между прочим, считается за честь сниматься у меня.
- Я без такой чести обойдусь, - холодно заметил Андрей.
Женя потеряла терпение:
- А тебе и не надо напрягаться, все необходимое уже есть.
- Что ты имеешь в виду? – медленно спросил он, - Ты не хочешь случайно сказать, что уже успела меня сфотографировать?
- Именно! – Женя торжествующе выхватила из сумочки конверт. - И получилось великолепно, можешь взглянуть.
Она бросила снимки на стол. Андрей, не торопясь, вытряхнул их прямо на разложенные бумаги, просмотрел и, скривив губы, бросил обратно.
- Я запрещаю их использовать.
- А твоего согласия и не требуется, - кинула Женя, собирая снимки с пачку, - ты просто модель. Случайная. Тебе бы гордится… Вот Инна бы гордилась
В ту же минуту Андрей выхватил фотографии из ее рук и резко рванул всю тонкую пачку наискось. Бросил обрывки на пол.
– И не вздумай снова проявлять пленку, - проговорил он отрывисто.
У Жени брызнули слезы из глаз. Присев, она собрала остатки фотографий, закусила губу, и, выпрямившись, принялась заталкивать их в сумочку. Андрей стоял рядом и смотрел на попытки дрожащих тонких пальцев справиться с неподатливыми кусочками бумаги. Неожиданно у него сжалось сердце – лицо девушки было таким расстроенным и потерянным. Ну, чего разошелся? Подумаешь, снимки. Не стоило их рвать…
В этот момент девушка подняла на него глаза и тихо сказала:
- Не надо было мне приходить… Но мне хотелось, чтобы все было по-честному…
И, тихо ступая, пошла к выходу.
Андрей ощутил какую-то пустоту в сердце. Черт возьми, ну что в ней есть такого, что заставляет его терять контроль над собой? Удивительно просто, он всегда отлично владел собой, но эти две женщины – Инна и Евгения непременно выводят его из себя. И, еще успев удивиться, что связывает эти два имени воедино, не думая больше, что делает, шагнул вперед, догнал Женю, развернул и принялся целовать, несмотря на сказанные ранее слова.
Первые моменты девушка судорожно пыталась оттолкнуть его, ошарашенная таким внезапным нападением. Но потом вдруг бросила на пол сумочку, ремешок которой до сей минуты сжимала в пальцах, со стоном обхватила обеими руками эту красивую голову и сама начала отвечать на поцелуи самого несносного, сумасшедшего, удивительного человека, который вечно умудрялся ее разозлить до такой степени, что даже начинало покалывать в пальцах.

Глава 4

Весной в Москву приехала Инна со спектаклем, где играла главную роль.
Перед премьерой она просто не находила себе места, не зная, можно ли ожидать приезда Андрея. Ей безумно хотелось, чтобы сын увидел ее работу...
Елизавета Дмитриевна, видя терзания дочери, в сотый раз терпеливо повторяла:
- Я звонила Андрюше, он, правда, говорил уклончиво, обещания не давал, но я уверена - мальчик не пропустит такого зрелища, хотя бы просто из любопытства.
Инна кивала, но уже через минуту ее глаза снова приобретали неуверенное выражение.
Тогда в разговор вступала Таня:
- Ты же сама его приглашала?
- Да, я звонила ему, Андрей сказал, что непременно подумает над моим предложением. Со своей обычной усмешкой, - добавила Инна, улыбнувшись.
- А эта Женя, твоя любимица, приедет? – неожиданно спросила Татьяна, ревновавшая к этой невесть откуда появившейся девице, в одну минуту сумевшей завоевать внимание, привязанность и дружбу ее тетки.
- Да, - улыбнулась Инна, - Евгения обещала приехать.
- Значит, будет и Андрей, - заверил неожиданно подошедший Виктор.
- Ты-то откуда знаешь?
- Это было понятно еще на Новый год, - пожал он плечами, - девушка явно ему небезразлична.
- Ты смотри, какой проницательный, - шлепнула его по спине любящая жена, - никто не заметил, а он все углядел.
- Ну, почему никто, - возразила бабушка, - я заметила.
- И я, - подтвердила Инна, - еще там, в Петербурге.
- И я, - внезапно добавил Кристиан.
Оставшись в одиночестве, Татьяна сердито рассмеялась:
- Надо же, одна я ничего не поняла, что ли?
- Ты просто поглощена мной, - обнял ее Виктор, - вот и проморгала все на свете.

Андрей мрачно смотрел на крыши машин впереди и сквозь зубы проклинал все - кошмарные дороги, водителей, которым приспичило именно сейчас куда-то ехать, летчиков, которые задержали самолет с вылетом, и из-за них они с Женькой теперь вынуждены здесь торчать. Все не слава Богу!
- Не злись так, - примиряюще проговорила Женя, поглядев сбоку на его лицо, сжатые губы и сузившиеся глаза, - мы успеем. Должны успеть.
- С этим я не спорю, - отозвался Андрей, - что должны - это точно.
Он углядел маленький просвет в сплошной череде машин и сумел втиснуться туда, пристроиться в хвост какому-то автобусу, обогнав нацелившегося на свободное место зеленый "Ниссан".
- Вот так, - констатировал он, - и так будет с каждым...
Женя прыснула:
- У тебя сейчас взгляд убийцы.
- Я недалек от этого, - процедил Андрей, покосившись на нее, - а ты-то чего такая довольная? Не боишься опоздать и испортить своей обожаемой Инне спектакль?
- Мне просто нравится на тебя смотреть, - поведала спутница, - люблю, когда ты такой... взъерошенный. В тебе в такие минуты просыпается нечто человеческое. Даже кажется, что ты такой же простой смертный, как и все мы.
- Это ты-то простая, - проворчал он, но не удержался от улыбки, - ой, не могу, держите меня!
- С удовольствием.
Андрей затормозил перед светофором и, повернув голову, смерил Евгению подозрительным взглядом:
- Мадемуазель, вы чего-то задумали, как мне кажется? Уж не собираетесь ли вы покуситься на мою честь?
- Собираюсь. Но чуть позже, а то, - Женя хихикнула, - боюсь, мы точно не доедем.
- Ну, хоть капля здравого смысла в этой голове сохранилась, и то уже радует.
Загорелся зеленый свет, и Андрей нажал на газ.
- Ну, держись, смешливая моя. Сейчас посмотрим, на что способна эта машинка... Хорошо еще, что отец согласился встретить и оставил машину...
- Жалко, что Юрий Васильевич не смог поехать...
- Скорее, не захотел, - возразил Андрей, - побоялся Арину расстроить. И, может он и прав. Все, молчи.
И Женя, показав ему язык, подчинилась.

Они приехали вовремя. За одну минуту до поднятия занавеса пробрались к своим местам, встреченные гулом голосов:
- Ну, слава Богу!
- Мы уж думали, - не удостоите нас такой чести! - это, конечно, Татьяна.
- Андрюша, я очень рада, что вы успели, - счастливо улыбнулась Елизавета Дмитриевна.
- Мы тоже, - кивнул Андрей, усадил Женю, сел рядом с бабушкой сам, и, поцеловав в щеку, тихо спросил:
- Ну, как тут?...
- Все хорошо, - шепотом ответила Елизавета Дмитриевна, - волновалась, что ты не приедешь. Но сейчас успокоится - видишь, Кристиан звонит. О твоем приезде сообщает.
- Мы так гнались! - поведала Женя громким шепотом.
- Молодцы, - улыбнулась ей бабушка.
И тут погасили свет.

* * *

После спектакля за кулисами царило обычное в таких случаях столпотворение. Родственники и поклонники спешили поздравить с удачной премьерой артистов, стоял ровный гул, прерываемый бурными криками похвалы и взрывами смеха.
В гримерке, предоставленной Инне на время гастролей, тоже было многолюдно. Сама героиня вечера, так и не переодевшись после спектакля, стояла посреди маленькой комнатки, заваленной цветами, и с тревогой смотрела на троих человек, чье мнение было для нее наиболее важным.
Хоть бы им понравилось, - промелькнуло у нее в голове. Она вглядывалась в лица мужа, сына и матери, пытаясь по их выражению отгадать, что они чувствуют.
Кристиан поцеловал ее руку, прижал к своей щеке ладонью, стремясь передать любимой женщине хотя бы часть того возбуждения и душевного подъема, которое чувствовал сам.
- Ты была великолепна, cherie, - он перешел на французский и произнес негромко несколько фраз. Инна порозовела и с трудом отвела от него затуманенные глаза.
Андрей улыбнулся, глядя на эту сцену.
В этот момент Инна обратилась к нему:
- Ты что скажешь?
В ее голосе против воли прозвучала почти мольба, и Женя сжала руки. Вдруг Андрею что-то не понравилось? Неужели он не найдет нужных слов?
Но она зря опасалась.
- Это было… чудесно, - тепло сказал он, - честное слово, я даже не ожидал.
Инна счастливо рассмеялась:
- Я надеялась, что ты не подумаешь, будто зря приехал…
- Я не жалею о потраченном времени, - просто ответил сын и, помедлив, произнес, - ты была великолепна, … мама.
Женя закусила губу.
Господи, наконец-то. Но Инна рассмеялась:
- Ты так мил, Боже мой. Дорогой, мне безумно приятно это слышать, но тебе не надо делать над собой столько усилий. Я понимаю, что мамой ты меня звать не будешь – поезд ушел. Зови меня Инной, мне приятно слышать это из твоих уст.
Андрей, расхохотался, в свою очередь:
- Все-таки, у нас много общего! Ты не представляешь, каких мне стоило это трудов. Но хотел сделать приятное. Спасибо огромное, что избавляешь от этой необходимости.
Быстро подойдя к своей красивой, стройной матери, выглядевшей по-царски в этом сценическом костюме – и необыкновенно молодо, несмотря на еще не смытый грим, Андрей порывисто обнял так нежданно появившуюся в его жизни женщину и прикоснулся поцелуем к ее щеке. Женя затаила дыхание, а Кристиан вполголоса сказал:
- Просто поразительно, до чего эти двое похожи. Даже характером.
В этот момент трогательная сцена прервалась, Андрей разомкнул объятия и заметил:
- Мы тебя просто узурпировали. Бабушке к дочери и не пробиться.
Он подошел к старой актрисе, сидевшей в кресле и подозрительно блестящими глазами смотревшей на происходящее, обнял ее за плечи:
- Ты счастлива?
Та молча сжала его плечо, и, через секунду справившись с собой, тихо проговорила:
- Я мечтала об этом мгновении столько лет, мой дорогой.
И громче, уже окрепшим голосом:
- Девочка моя, ты меня так порадовала сегодня!
Андрей помог бабушке подняться и отошел в сторону, взял Женю за руку.
- Пойдем, пусть пообщаются.
Обернулся к Инне:
- Там в коридоре еще толпа народа, включая твою племянницу и ее супруга. Дать им добро?
- Разумеется, - чуть устало улыбнулась Инна, - а мы с тобой еще поговорим.
- Да, боюсь, этого не избежать, - сверкнул в улыбке зубами Андрей и, подмигнув бабушке, вышел, не выпуская руку девушки. Кристиан, что-то проговорив по-французски, тоже последовал за ними.

И еще был один важный разговор. Вечером, когда все успокоились, на уютной кухне, переодевшись в домашние платья:
- Ну, расскажи мне, что у вас?
- Даже не знаю, что сказать… Он словно боится подойти ближе. То – со мной, близкий, любящий, - то далекий и равнодушный. Или старается быть таким. Очень старается. Я даже ревновать его пытаюсь заставить иногда.
- Получается? – с интересом спросила Инна.
- Да не очень.
- Хочу дать тебе один совет, - негромко произнесла Инна после минутного молчания.
Присела на диванчик рядом с девушкой, взяла ее за руки:
- Такие люди, как Андрей, больше всего на свете ценят свободу. Их нельзя стреножить. И - знаю, трудно, почти невозможно отпустить. Очень трудно, но надо. Иначе ты можешь его потерять. Он не терпит принуждения. Рванется в сторону, и ты его больше не увидишь. Знаю, это нелегко. Но – ты ведь сама его выбрала. Значит, если захочешь сохранить его рядом с собой, постараешься не связывать его обещаниями, виснуть на шее… Ты же сама такая, ты все понимаешь. А если хочешь совета человека более в этих вопросах сведущего, поговори с Кристианом, он найдет, что тебе сказать.
И в ответ на слегка недоумевающий по поводу последней фразы взгляд девушки, подмигнула:
- Андрей – мой сын. Я знаю, о чем говорю.
Женя, сообразив, тихо рассмеялась и поднялась. Инне надо дать возможность отдохнуть. И, наверное, нелишним будет последовать ее совету. Интересно, где сейчас может быть Кристиан?


ВМЕСТО ЭПИЛОГА
ЧАСТЬ I

Будни наступили быстрее, чем хотелось бы. Оставшись своей обычной компанией, без любимых гостей, семейство Воротниковых-Воронских быстро вошло в привычную колею. Только теперь в доме с нетерпением ждали звонков и писем из Парижа - к счастью, они были нередкими. И другим, не менее - а, может, и более - радостным новшеством был тот факт, что голос Андрея звучал в трубке гораздо чаще. И Елизавета Дмитриевна перестала грустно вздыхать - хотя бы за одно это Таня была благодарна двоюродному брату.
Как-то утром Елизавета Дмитриевна задумчиво сказала Татьяне:
- Танечка, я вот все думаю... Как все у нас удачно сложилось. Инночка к нам вернулась, Андрюша стал ... помягче. Вот если бы еще...
- Что-то случилось, бабушка? - обеспокоилась Таня.
- Нет, родная, - задумчиво поглядела та на внучку, - я размышляю. Инночка – актриса от Бога, но она у нас француженка. Будет приезжать теперь, разумеется, это уж точно. Но для российской сцены она – гостья, и не более. Андрюша от сцены далек. Ты у нас в юристы подалась. Тоже театр в своем роде, конечно, но от оригинала все же отличается…
Таня прыснула:
- Да уж, суд – место еще то. Хотя и страсти там кипят почище шекспировских.
- В этом ты, несомненно, права, - задумчиво сказала бабушка, - а что ты, дорогая, думаешь по поводу Лизоньки?
- В смысле? – не поняла Татьяна.
- Да все в том же, милая моя, в театральном. Тебе не кажется, что у малышки явный талант? Она с большим удовольствием разыгрывает со мной разные сценки. Помнишь, как она рассмешила Андрея с Женечкой?
- И что? Все дети любят дурачиться, - легко проговорила Таня.
- Мне кажется, все гораздо серьезнее, - загадочно улыбнулась Елизавета Дмитриевна, - в ее генах течет не простая кровь, а с театральными генами. Видимо, это на самом деле передается через поколение.
- Бабушка, ну что ты говоришь! – расхохоталась Таня.
- А вот мы посмотрим, кто из нас прав, - таинственно сказала та, - при Доме творчества работает театральный кружок. Я полагаю, будет самым разумным определить Лизоньку туда, когда она пойдет в школу. И тогда мы поглядим, права ли я.
Таня, улыбнувшись чуть скептически, поцеловала бабушку в щеку, и, услышав, как ее зовет Виктор, одевающий дочурку на прогулку, торопливо заверила:
- Хорошо, бабуль, подрастет – отдадим ее в кружок.
И умчалась.
Елизавета Дмитриевна же, глядя внучке вслед, о чем-то задумалась, и а затем негромко произнесла, словно отвечая каким-то своим мыслям:
- Елизавета Воротникова – звучит. И хорошо звучит, не хуже чем Елизавета Воронская. Что же, подождем. Хорошо, когда есть чего ждать…

ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Часть II

- Уф, как же я устала! – Женя с размаху рухнула на диван и блаженно застонала. – Ноги просто гудят.
- Да, утомительно, - согласился Андрей, пристраивая брошенную Евгенией сумочку на спинке кресла. Поглядев на растянувшуюся на мягком диване девушку, он улыбнулся:
- Может, поужинаешь, все же? Ведь почти ничего не ела в ресторане!
Не открывая глаз, Женя капризно протянула:
- У меня нету сил. Давно уже, между прочим. И есть я не буду.
Ответа не последовало. Приоткрыв один глаз, Женя обнаружила, что Андрей стоит в ногах ее ложа и внимательно рассматривает ее.
- Я тебе нравлюсь выжатая как лимон?
- Да, - серьезно ответил мужчина, - очень. Кстати, я, по-моему, так тебя и не поздравил – такой был сумасшедший день…
Женя порывисто села:
- А ведь точно. Не поздравил. Безобразие, да и только!
- Поздравляю.
Выждав паузу, Женя подозрительно поинтересовалась:
- И это все? Больше ничего не будет? Всего одно слово?
- А тебе мало? – невозмутимо спросил Андрей. – Зато от души.
- Ну, знаешь! – возмущенно протянула девушка. – Твой братец и то больше сказал.
- Когда это?
- А тогда! – ликующе сверкнула она глазами. – На вечеринке. И что я талантливая, и что у меня огромное будущее, и все в таком роде…
- Голова не кружится? – заботливо спросил Андрей.
- Нет… , - чуть растерялась она.
- Это хорошо. Значит, пока не зазнаешься.
Он неторопливо вышел из комнаты, слушая торжествующее хихиканье. Пока Андрей отсутствовал, Женя снова устроилась на диване и принялась лениво размышлять:
Как же здорово, что теперь она, можно сказать, именитый фотограф, у нее было целых две персональных выставки, и вот-вот должен выйти из печати фотоальбом.
А сегодня у нее самый настоящий триумф! Это не мог не признать даже такой невозмутимый тип, как Андрей. Ну, куда ж ему деться, когда все весь день только и говорили:
- Это просто удивительно… Неподражаемо… Необычайно талантливо… С большим вкусом сделано…
И еще много всего приятного было сказано. А самое из всего этого приятное, что на выставке были мама с папой и этот невыносимый тип, и слышали все хвалебные слова в ее адрес.
Родители просто светились от радости. Не каждый день о своей дочери можно услышать такое…
И, - Женя с чувством потянулась, - кажется, им понравился Андрей. После той истории с ее дурацким замужеством отец и мама, хоть и мечтали увидеть единственную дочь замужем, очень настороженно относились ко всем мужчинам, которые время от времени появлялись в ее жизни.
Ведь может же быть обаятельным, когда хочет! Недаром собственная бабушка в нем души не чает. Маму он обаял за считанные секунды.
Папа, правда, держался дольше – пока не увидел, как Андрей мастерски отшил слишком увлекшегося журналиста, который не замечал, что Евгения еле держится на ногах, а может, ему просто не было до этого дела. При этом он не только не обидел парня, но и оставил в убеждении, что ему было оказано большое уважение.
Но, - Женя сладко выгнулась, - теперь все в порядке. И, может быть, после сегодняшнего Андрюшка, наконец, перестанет относиться к ней как к несерьезному созданию…
- Але!
Андрей стоял возле нее в расстегнутой рубашке с полотенцем через плечо:
- Прошу, мадемуазель – ванна вас ждет! Освежишься – сразу придешь в себя. Тогда и поужинаем, наконец.
- Андрюшка, ты – прелесть!
Женя продолжала так считать все те секунды, пока мужчина нес ее по коридору, пока помогал раздеваться, ровно до того момента, как ее, расслабившуюся и предвкушающую очередного удовольствие, не окатила струя холодной воды. Взвизгнув, Женя попыталась выскочить из ванны, но холодный душ продолжал поливать ее еще несколько секунд, затем незаметно сменившись теплыми струями. Схватив мочалку, она бросила ее в хохочущего Андрея:
- Чудовище! Обманщик!
- Расслабься, - посоветовал тот, поймав губку и наливая на нее пахнущий апельсином гель для душа, - тебе уже не холодно. Ну, горячая же идет, не притворяйся!
Только после того, как Андрей хорошенько растер ее губкой и позволил пару раз побрызгать на себя тепленькой водичкой, так что его дорогущая рубаха стала совершенно мокрой, Женя соизволила его простить.
Закутав девушку в огромное полотенце, Андрей пронес ее в спальню, усадил на кровать и, не позволяя выпутаться из мохнатой ткани, сел рядом и прижал к себе:
- Ну, я был прав? Освежилась?
- Негодяй, - проворчала Женяуже несердито.
- Согласись, холодный душ тебе был необходим, - серьезно сказал Андрей, но в глазах вовсю прыгали смешинки, - а то ты уж слишком заважничала.
И тут же, без перехода, не дав Жене достойно ответить, спросил:
- Выйдешь за меня замуж?
Молчание было ему ответом. Женя потрясенно глядела на него, не моргая, расширившимися глазами. Зрачок стал таким огромным, что зеленые, цвета болотного мха, глаза в этот момент превратились в почти черные, только по краю обрамленные зеленым ободком.
Подождав минуту, Андрей чувствительно потряс ее, спеленатую банным полотенцем:
- Гражданка! Вы заснули? Ничего не хотите мне сказать? Я вас тут о чем-то спрашивал…
- Ты серьезно? - перебила его Женя, не в силах скрыть охватившую ее бурную радость, но боясь поверить. А вдруг это шуточка в его стиле? Будет потом над ней издеваться в свое удовольствие…
- Я, конечно, большой шутник, - подтвердил Андрей, подув ей в нос, - но сейчас серьезен как епископ. Так как?
Взвизгнув, Женя выпуталась из полотенца и набросилась на мужчину, целуя его в губы, в глаза, в нос…
- Сумасшедшая, - хохотал тот, пытаясь снова укутать девушку, - кажется, я дал маху. Собираюсь жениться на чокнутой особе!
- Я согласна, я согласна! - оглушительно прокричала Женя в ухо своему жениху и потом долго заливалась смехом, глядя, как он потирает это самое ухо и ворчит:
- И незачем так орать! Я и в первый раз все прекрасно слышал.