2020-й главы 21,22

Глава 21. «Антисекта»
Низкорослый человек в плаще вёл их сквозь людские потоки довольно долго. Кажется, гораздо дольше, чем того реально требовало расстояние между стадионом и пунктом назначения. При этом он беспрерывно что-то объяснял и втолковывал своим несведущим спутникам. Те слушали вполуха, а то и просто плевали на этот нескончаемый поток околесицы. Проповеди странного сектанта ужасно бесили их, особенно Серого и Богдана. И когда степень нервного накала достигла своего максимума, грозя атомным взрывом негативных эмоций, человек в плаще наконец остановился возле неприметного барака. Зданьице смотрелось столь неприглядно, что его вообще трудно было бы назвать таковым, если бы сектант не смотрел на него с некоторым подобием теплоты, которая отражается на лицах людей при виде пусть и худой, но всё же крыши над головой, какого-никакого пристанища.
- Прошу, - сектант сделал приглашающий жест, но гости его убогой обители не спешили войти внутрь. Тревожила не только возможная засада, но и пугающая ветхость барака.
- Девушка там? – спросил Богдан, уверенный в том, что человек в плаще прекрасно знает всё и не нуждается в лишних объяснениях.
Тот лишь многозначительно глянул на него и первым вошёл в «гостеприимную» черноту единственного подъезда. Делать было нечего, и один за другим Серый, Богдан и Илюхин последовали за ним. В глухой темноте подъезда, при жутковатом тихом поскрипывании гнилых полов приходилось двигаться на ощупь, но где-то в глубине одной из заброшенных квартир с заколоченными окнами горел огонёк керосиновой лампы.
Мужчины осторожно пошли на его молчаливый зов и вскоре оказались в убогой маленькой комнатёнке, забитой неизвестными людьми. Тусклый свет керосинки давал возможность сосчитать присутствовавших (не менее двенадцати человек) и отчасти оценить их внешний вид. Все они, если не считать человека в плаще, были относительно молоды и крепки телами.
Вооружены мужчины были не хуже «Сынов Свободы», в тот день, когда те ограбили полицейские склады в Елецке, а на лицах не было и тени «просветлённости». Всё это мало походило на школу новообращённых сектантов, но в то же время ничего не говорило о своей истинной природе. Правда, гостей барака это интересовало не так сильно в сравнении с тем, за чем они сюда явились. В течении ещё нескольких секунд они дружно искали потерянную спутницу, но напрасно.
- Слышьте, мужики, не дурите! Где она? Девчонка с ножами? – резко спросил Серый, глядя на присутствующих мрачно и настороженно.
- Сначала пообещайте, что выслушаете всё, что мы скажем, - произнёс один из «мужиков», видимо, главный среди этого сборища, - и не станете перебивать.
- Что вам нужно? – Богдан начинал злиться, но не видел смысла в конфликте с собравшимися людьми.
- Пока что просто слушать! – пробасил главный, многозначительно глядя на маленького человечка в плаще.
- Ладно, - нетерпеливо пообещал Богдан, - скажите только одно: похищенная из гондолы девушка… с ней всё в порядке?
- Да, - подтвердил кроткий голос провожатого, своей искренностью внушая доверие, - Но так вы готовы слушать?
- Всегда готовы, - раздражённо и немного устало отозвался за всех Богдан, так же, как отвечали в советскую старину пионеры, хоть побывать таковым ему не пришлось.
- Добро, - промолвил человек в плаще, - тогда я начну…
Все, в том числе и гости, невольно затаили дыхание.
- Москва не всегда была тем адским котлом, который нам предстоит увидеть в ближайшем будущем. Года с два после Великого Хаоса она оставалась оплотом цивилизации в наших краях. Много народу стянулось сюда в поисках защиты от самых разнообразных, мыслимых и немыслимых бед, порождённых Хаосом. Но здесь их поджидала самая страшная из них и самая неочевидная – секта. Большинство из оставшихся в живых так до сих пор и не поняли, в каких сетях запутались. Были и те, кто не поддался гипнозу лже-пророков. Но от них осталось теперь совсем немного. Половина их в данный момент завлекает сектантов в одну из южных областей, куда, как вы слышали, Пророки собираются вести своё ополчение. Другая половина скрыта по таким же вот баракам и подвалам и ждёт своего часа. Часа когда все сектантские главари соберутся в одном месте для решения своих стратегических проблем…
- Так вы не сектанты? – изумился Богдан, забыв об обещании не перебивать, - А как же…
- Маскарад на стадионе? – закончил вместо него рассказчик, - Это всего лишь спектакль, который я каждый день вынужден разыгрывать. Это весьма опасно, да только иначе нельзя. Ведь за годы «верности» секте я успел разузнать о них всё. Они считают меня сумасшедшим, но это мне только на руку. Не пристало мне, монаху, лгать и строить козни, но что же делать, раз так всё сложилось?
- Вы монах? – удивился Илюхин.
- Что, не похож? – по-доброму усмехнулся человек в плаще, - Но ведь я и не должен походить на монаха. В «Спасении» ни за что бы не поверили тому, кто выглядит как их идейный враг. И тем не менее я был монахом в православном монастыре в одном из соседних городов. Та древняя обитель теперь стоит в руинах, все монахи и настоятель – убиты. Один я спасся по счастливой случайности. Или скорее, по воле Божьей. Нет, не смотрите на меня так, - попросил монах, видя, как при его словах лица гостей становятся кислыми, - я не буду нести чепуху, подобную той, что вы слышали на стадионе. Я верю в доброго, милосердного Бога, имя которому – Любовь, самое светлое и чистое чувство, что есть в этом мире. Я православный монах, и вы не думайте, что я смеюсь над вами. Но когда я увидел разрушенный монастырь и жестоко убитых братьев по вере, то понял, что это не спроста. То, что я смотрел теперь на их тела, оставаясь на этом свете. Это был знак, поверьте!
- Ладно-ладно, - заговорил Богдан примирительным тоном, - верьте во что угодно, этого мы вам запретить не можем. Вопрос в другом: мы то здесь причём? То есть мы вас поддерживаем, и сделаем всё возможное, чтобы помочь вам уничтожить секту. За себя, по крайней мере, ручаюсь. Но как вы признали в нас своих сторонников? И зачем понадобилось привлекать наше внимание таким нестандартным способом, как похищение девушки?
- За шар – простите, - немного сконфуженно отозвался монах, - но иначе нам трудно было бы вас удержать. При вас было оружие, а мы не хотели начинать переговоры с перестрелки. Ведь трудно было предугадать вашу реакцию на наше появление. Мы бы и сами на вашем месте не стали бы доверять первым встречным. А девушка… Она проснулась, когда мы срезали шар, и её пришлось взять с собой. К тому же, такой поворот событий показался нам даже более подходящим, так легче начать общение. Ну, насчёт стадиона, сами понимаете - хотелось, чтобы вы сами увидели всё своими глазами. Ведь лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Народная мудрость не врёт…
- Хорошо-хорошо, допустим, - не унимался Богдан, - но вы так и не ответили на первый вопрос. Откуда вы узнали, что мы не сектанты с дальних рубежей? Создаётся впечатление, что всю эту операцию вы подготовили заранее.
- А вот это, друзья мои, объяснить сложнее всего, - вздохнул монах, но от своего не отступился, - Дело в том, что я знал: где, когда и зачем вы здесь появитесь. И кто вы такие, тоже знал.
- Знали? Но откуда? Как вы моги это знать? – Богдан не смог удержаться от сарказма в голосе.
- Пожалуйста, не спешите записывать меня в безумцы, как это сделали сектанты, - чуть смущённо продолжил монах, - Я ведь уже говорил, что меня ведёт воля Божья. Вы можете мне не верить - и никто вас за это не осудит! – но ещё недели две назад меня стали одолевать невероятно правдоподобные сны о незнакомом городке на востоке, о начальнике тамошней полиции, который начисто позабыл о своей миссии на этой земле; о неглупом предпринимателе, застрявшем в светлых воспоминаниях о безвозвратно потерянном прошлом; о главаре преступной шайки, который заспиртовал свою жизнь, словно вырезанный аппендикс, и выбросил её на помойку… Да ещё о девочке, которая заставила их вновь почувствовать себя людьми, задуматься не только о прошлом и настоящем, но и хоть краем глаза заглянуть в будущее. Это вам ни о чём не напоминает? – закончил человек в плаще, лукаво улыбнувшись.
Гости тёмного барака стояли ошарашенные, явно переосмысливая все свои прежние взгляды на порядок вещей.
- Ты, дяденька, правда того… Копперфильд? – не удержался Серый от привычной ему глупости.
- Дурак ты, Серый! Копперфильдом тут и не пахнет, - пробормотал Богдан странным, будто не своим голосом, - не могу говорить за остальных, но я отныне в вашей компании, ребята. Кем бы вы ни были. Ведь у вас, кроме Божьих знамений, есть и вполне реальные планы, не так ли?
- Конечно, есть! – охотно отозвался тот самый мужчина, в котором угадывался руководитель этого тайного общества.
***
- Они сидят в центре Москвы, - говорил человек, представившийся Всеволодом, а остальные внимательно его слушали, да и не мудрено было заслушаться этим густым, утробным баритоном, - и нам известно, что уже послезавтра вся верхушка секты соберётся в своей, так сказать, резиденции. Они там пробудут три-четыре дня – это точно, так что у нас есть время. Но и попусту терять его тоже не стоит. Сперва нужно туда добраться всем отрядом, незамеченными и в полном вооружении, с кое-какими припасами. И самое главное – изготовить взрывные устройства. У нас уже есть всё необходимое, и не хватало лишь специалиста, который сделал бы из них взрывные устройства нужной мощности. Мы даже знаем, куда лучше заложить бомбы, так как среди нас есть инженер-проектировщик. Так что, Филипп Альфредович, на вас большая надежда, - мужчина перевёл дух и продолжил, - Наш духовник, отец Матвей, против таких кардинальных мер, но при этом не может предложить ничего лучшего. Да и нету против этой заразы более надёжного средства, чем взрыв…
- А я всё же ещё раз предлагаю подумать над возможной альтернативой, - настойчиво проговорил монах из своего тёмного уголка, - Не стоит уподобляться сектантам и дохаосовым террористам. К тому же, не забывайте: в штаб-квартире секты могут находиться всяческие помощники, слуги и другие, не очень-то идейные, а скорее околпаченные люди. И численность их может быть очень большой. Помните об этом! Вы готовы взять на себя ответственность за их смерть?
- Отец, если вы опять предложите захватить их и заставить покаяться перед народом, - раздражённо отрезал Всеволод, - то лучше не начинайте. Эти глупости я слышать не желаю. Но если уж эта тема опять затронута, то пусть выскажутся наши новобранцы. Может, им в голову придёт что-то путное и не столь кровавое, как взрыв, а?
Глава тайной организации, называвшей себя «Антисектой», поочерёдно прошёлся тяжёлым взглядом по троим вновь прибывшим людям, и те немного смутились под его взором. Даже Богдан, не привыкший смущаться перед кем бы то ни было, даже Серый, который, можно сказать, вообще не знал, что такое смущение. Взгляд у Всеволода был весомый, пригвождающий к земле и заставляющий подчиниться его непреклонной воле. Похоже, во всей «Антисекте» один лишь монах Матвей и решался ему перечить. А раз перечил, значит, это было возможно. Богдан воспринял эту мысль, как повод для возражений. А причин этому было предостаточно.
- Разрешите нам организовать что-то вроде небольшой оперативной группы, которая попытается незамеченными проникнуть в здание штаб-квартиры и перебить всех «идейных» сектантов. Думаю, мы сможем отличить околпаченных от тех, кто их околпачил. Тогда и взрывать ничего не придётся. Секта будет обезглавлена и быстро распадётся. Прежней сплоченности у «стада» уже не будет.
- Хорошо ты говоришь, начальник, - усмехнулся Всеволод, - примирил, так сказать, волков с овцами. Неплохое у тебя предложение, стоящее, но учти: бомбы всё равно будут изготовлены и заложены куда следует, и если твоя группа провалит задание, то они всё исправят. Всё – точка! – отрезал он возможные возражения, но никто и не собирался спорить. Волки и овцы были отчасти довольны.
Выдвигаться в путь решено было с наступлением темноты, а до той поры всем надлежало основательно подкрепиться и поспать. Предложение пообедать оказалось как нельзя кстати, особенно для трёх голодных новобранцев, у которых с самого утра животы урчали, как заведённые.
***
Жданка не могла бы придумать лучшего способа появиться перед дорогими сердцу спутниками, чем с полным мешком сухпайка в руках. Её старые друзья в первые мгновения чуть опешили, и потому тяжёлый мешок с провизией у неё принял один из членов антисектантского общества. Вдвоём они быстро раздали каждому по четыре ломтя чёрствого, грубо замешенного хлеба и по баночке тушёнки. Воду в нескольких пластиковых бутылках пришлось сделать общей и поставить в середине комнатки, вокруг керосиновой лампы. Обед был куда как скромен, но ни кому и в голову не пришло пожаловаться.
«Своих» мужчин Жданка отметила особой загадочно-тёплой улыбкой, смысл которой каждому из них пришлось угадывать самостоятельно. Серый, правда, не привык задумываться над происходящим дольше, чем на пару секунд, и потому в ответ пробубнил что-то с набитым ртом и дружески, как «своего парня» похлопал девушку по плечу, принимая улыбку, не иначе, как должное.
Илюхин тоже пробормотал нечто не совсем понятное, но в прищуренных глазах его так и светилось радостное облегчение. Он, похоже, и впрямь сильно за неё переволновался.
И лишь Богдан не проронил ни слова, как будто чего-то боясь.
Жданка в ответ на это слегка помрачнела и, чтобы замять собственную неловкость, тоже уселась для приёма пищи. Ела она, как и всегда, с ножа, хотя у бойцов-антисектантов были кое-какие вилки и ложки в достаточном для всех количестве. Присутствующих это немного удивляло, и лишь Серый довольно ухмыльнулся этой греющей душу картине.
Барак был небольшой, но места для отдыха хватило всем. Кто-то завалился спать, кто-то вполголоса принялся обсуждать план дальнейших действий. И в конце концов комната, где некоторое время назад проводилось собрание и проходил скромный обед, опустела. В ней остались только два человека, которым было что сказать друг другу наедине.
***
Они сидели в разных углах тёмной комнаты и долгое время не решались нарушить воцарившуюся в ней тишину. Если бы не керосинка, стоявшая на полу посреди комнаты, эти двое смогли бы скрывать охватившее их волнение, но света было достаточно, и взаимные перекрёстные взгляды красноречиво говорили о нетерпении начать разговор.
- Так вы что-нибудь скажете мне, Богдан Петрович? – спросила Жданка, не выдержав первой.
- Да я не против, но ты всё воспринимаешь в штыки, - пробормотал Богдан с некоторой обидой в голосе, - боюсь на эти штыки напороться, уж больно они колкие.
- Я больше не буду. Сто пудов! – пообещала Жданка, придвигаясь чуть ближе к собеседнику, так как разговаривать из разных углов комнаты было неудобно, да и просто глупо.
- Слушай, Жданкина, - начал Богдан с некоторым напряжением в голосе, но стараясь говорить как можно сдержаннее, - я не буду сейчас что-то объяснять, доказывать и уж тем более оправдываться. Нет настроения, да и не в чем, если честно. Ты сама должна всё понять, если голова варит. А она варит – это я знаю. Так вот… - он помолчал немного, собираясь с мыслями, и продолжил, - Я сейчас намерен как минимум отомстить сектантам за смерть жены и дочери, а может быть, и начать строить здесь новую жизнь. Эти ребята не так просты, как кажутся, и у них ещё может получиться даже самое невероятное – установление власти над Москвой и близлежащими городами, а потом и возрождение экономики, культуры и нормальной жизни вообще. Это надолго и полностью займёт моё внимание, все мои мысли, всё время. Тебе, наверное, так будет даже спокойнее… И всё же я хочу, чтобы ты знала: после всего этого у меня не будет другого желания, кроме спокойной жизни вместе с тобой. Настоящая семья – отец и дочь – и никак иначе. Ты пойми: что бы там ни было, я тебя одну не оставлю.
- Вы насчёт этого не беспокойтесь, Богдан Петрович, я в вашей команде.
Жданка вытянула перед собой руку ладонью вниз, призывая Бердникова сделать то же самое.
- Так значит, мир? – Богдан неуверенно накрыл её ладошку своей рукой.
- Да мы и не воевали с вами, - тихо возразила Жданка, - просто вы очень сильно разочаровали меня. Я вам поверила, я чувствовала себя совершенно спокойно рядом с вами, а вы такое отмочили!
- Я ничего…
- Молчите! Вам может, меня и не понять. Но мне страшно. Я боюсь разочароваться окончательно. Я люблю вас и больше всего на свете хочу быть с вами одной семьёй, хочу быть вашей дочерью. Но я в вас не уверена, уж простите. Я просто не знаю, как жить, если всё вдруг выйдет по-иному.
- Я тебе сам жениха найду и замуж выдам! Нужны тебе ещё какие-нибудь гарантии?
- Я не хочу замуж, Богдан Петрович. Это последнее, что я пожелаю сделать в жизни…

Глава 22. Поленька

Богдан озадаченно посмотрел на неё. Кажется, даже заволновался, предчувствуя что-то нехорошее. Девушка ожидала другой реакции с его стороны: думала, что вот он будет теперь строить из себя мудрого взрослого человека перед глупенькой, несмышлёной девочкой, больной юношеским максимализмом. Полагала, что сейчас начнутся снисходительные улыбки и увещевания вроде: «Да что ты? Какие твои годы?», и прочее. Но Богдан вопреки её опасениям, молча ждал объяснений. Настроен он был вполне серьёзно.
И тут Жданке подумалось, что теперь ей особенно трудно будет начать изливать душу. Вот если бы он проявил дурацкое родительское легкомыслие и посмеялся над ней, то она бы обиделась, и обязательно вложила всё на одном дыхании, а теперь… Стоит ли? Слишком уж больно и страшно вспоминать! Стыдно и неловко рассказывать о таком! Даже ему. Тем более ему. С другой стороны, Богдан ведь неоднократно был с ней предельно откровенен.
Жданка разволновалась так, что стало трудно дышать, и появилась мерзкая дрожь в руках и теле. Она уже почти ненавидела Богдана за то, что он вынуждал её вспоминать прошлые беды. Но ведь она сама начала этот злосчастный разговор, да и пришла к щекотливой теме тоже не по его вине.
Жданка попыталась спрятать взволнованное лицо за границами тусклого света керосинки, но Богдан уже и не смотрел на неё. Эта удивительная проницательность и радовала и пугала. Но момент для истины был самый подходящий, и девушка начала рассказывать тонким дрожащим голосом.
- До Хаоса я жила с родителями. Они были цирковыми артистами, и потому находились в постоянных разъездах по разным городам. Меня, как ни было трудно, возили с собой. Близких родственников у нас не было, а дальним обуза в виде меня была совсем не нужна. Да и не хотелось бросать меня на едва знакомых двоюродных и троюродных тётушек. Так я с ними и моталась по аренам, училась всему, что умели они. А один раз даже выступила, жонглировала вместе с папой ножами, сидя у него на плечах, - Жданка улыбнулась приятному воспоминанию; как жаль, что оно оказалось последним в череде счастливых, - Когда они умерли, мне было девять лет. А всё получилось так… так страшно!
Жданка замолчала, прикусив губу, её вновь залихорадило нервным ознобом.
- Не продолжай, если тяжело, ты не на допросе, - сказал Богдан, но Жданка его не послушала.
- Я на допросе у себя самой. Я имею право учинить себе допрос?
Богдан растерянно пожал плечами, лицо его было хмурым и встревоженным.
- Уже в конце февраля 2013 года всё развалилось в пух и прах, - продолжила Жданка, - вы и сами это знаете, наверное, получше меня. Людям, само собой, уже было не до цирка, и мы остались без работы. Но не в этом суть. Без работы тогда были все: деньги, машины, всё, что имело значение прежде, обесценилось. Но самое главное, стало небезопасно. Нас всё это застало в одном из городов недалеко от Елецка. Мы там никого не знали. Мы были в растерянности, ничего толком не могли понять. Куда нам было идти? Только в полицию. Мы просили помочь хотя бы добраться до Подмосковья, до родственников, если они ещё были живы. Просьбы были глупыми, необдуманными и, по правде говоря, явно невыполнимыми, так как транспорта уже не было. Как это тогда говорили?
- Транспортный коллапс, - подсказал Богдан.
- Да, что-то вроде того. Ни бензина для автомобилей толком не было, ни электричества для электричек. Как-то, может быть, и можно было передвигаться, но везде стреляли, убивали, грабили, насиловали. Было просто жутко, а мы совсем одни среди обезумевших людей… Начальник полиции сказал, что сделает для нас всё возможное, и мои родители ему поверили. Я с первой секунды заподозрила во всём этом неладное, но папа с мамой ничего не видели. А он, полицейский, говорил как-то странно, будто смеялся над нами, но изо всех сил пытался это скрыть. Люди были растерянны, невнимательны, не могли толком собраться с мыслями, а он и рад. Если бы мы знали, кто он на самом деле…
Жданка в очередной раз запнулась. Рассказ её подходил к самой неприятной своей части.
- Этот… этот начальник, он и до Хаоса промышлял тем, что отыскивал беспомощных, никому не нужных людей, за которых, если что никто не вступится и даже, скорее всего не вспомнит, и продавал то ли в бордели, то ли ещё куда. В последние полгода перед тем, как мы попали в тот участок, во всей этой неразберихе, его дела шли особенно хорошо. Но потом Хаос стал совсем уж неуправляемым, и продавать людей стало просто некому и не за что. Нас он заловил чисто для себя…
- Откуда ты всё это знаешь? – спросил Богдан; в его ярко-зелёных глазах отражался страх, не меньший, чем тот, что поселился в трепещущем сердце Жданки.
- Он сам мне рассказывал.
- Рассказывал о том, как продаёт людей? Тебе? – у Богдана не было оснований не верить девушке, но всё же не верилось.
- Да. После того, как собственными ножами был зарезан мой отец, - продолжила Жданка, трясясь как осиновый лист, - после того, как они поиграли в дартс с живой мишенью… После того, как растерзали мою маму… Он, начальник, привёл меня в свой кабинет и долго разговаривал обо всех гадостях, которые совершил и ещё намеревался совершить во всей этой круговерти. А сам всё приближался и приближался… - Жданка проглотила подступивший к горлу ком, теперь слова приходилось выдавливать из глотки, будто они застревали там плотными комками, - И всё время называл меня Поленькой… Поленька! Поленька! Поленька!!! Я с тех пор ненавижу это имя! Зовите меня, как хотите, хоть дурой, но только не так, не Поленькой! Даже о Полине ничего не хочу слышать! – едва не вскричала Жданка, - А потом он на меня навалился…
- Не продолжай, Жданкина, я тебя прошу! – взмолился вдруг Богдан как-то непривычно жалобно для себя. Жилы на побледневшем лице его и на лысом черепе напряжённо подрагивали. Казалось вот-вот, и ему станет плохо.
Но девушка была неумолима. Ей было жаль и себя и его, но из жгучего потока растревоженных воспоминаний выбраться было уже невозможно. Оставалось только плыть в нём до конца.
- Я не могу сейчас рассказать, что я чувствовала, да и не стоит, наверное. Но мне было так страшно, как не было ни до, ни после этого. Я понимала, что кричать и плакать бесполезно, и всё же кричала и плакала. Не могла без этого… Он крепко держал мои руки, но прямо передо мной была его взмокшая шея… И я… Я впилась в неё зубами! – Жданка закрыла руками рот, и продолжала глуховато говорить в ладонь, будто уже и не к Богдану обращаясь, - Видимо, от страха он выпустил меня, но я не отпускала его до тех пор, пока не ощутила во рту солёный привкус. Только тогда я разжала зубы… Крови было немного, но он повалился на пол, теряя сознание. На спинке его кресла висел пояс моего отца с тремя маленькими ножами - остальные «полицаи» разобрали на сувениры. Я помню, что схватила пояс и выпрыгнула в окно. Это был второй этаж, под окнами снег ещё лежал… Я без верхней одежды, бежать некуда. И я побежала, куда глаза глядят. Я почти уже не помню, как попала в Елецк. Как-то вот остался в памяти один только лес, через который пришлось пробираться. Страшный такой, сучья голые, чёрные. Мне тогда казалось, что они хотят меня схватить и вернуть полицейским. Я думала, что умру от страха, но… Вы видите, жива и здорова. Как это получилось, сама не пойму…
Жданка замолчала, и в наступившей тишине стали слышны какие-то сдавленные, хриплые звуки, похожие на…
Девушка взглянула на сидящего рядом мужчину и поняла, что он плачет.
- Я вас расстроила, Богдан Петрович, - проронила она, сама готовая разрыдаться, - Простите.
Она хотела сказать что-то ещё, но Богдан вдруг резко развернулся и, не спрашивая разрешения, крепко обнял её.
- Это ты меня прости! Прости, что меня тогда с тобой не было, и тебе самой пришлось грызть его глотку. Плохо, плохо, что ты не знаешь его фамилии! Бедная моя девочка! Как же всё это …
Он больше ничего не говорил, горячие слёзы капали Жданке на голову, обжигая даже через густую нечесаную копну волос.
- Я не знаю, Богдан Петрович, жив он или нет, но даже если и жив, то мне бы не хотелось, чтобы вы думали о мести. Вам хватает и своей, а я больше не желаю видеть все эти ужасы: кровь, смерть, страх, горе… Не хочу!
Вы меня понимаете?
Богдан отстранил её от себя на расстояние вытянутых рук, и некоторое время пристально изучал своими влажными от слёз глазами что-то в глубине её чистых, печальных глаз. Потом опустил взгляд и ответил, кивнув.
- Понял.
Он показался Жданке абсолютно опустошённым, и ей вновь стало совестно перед ним.
- Вы мне дороги, Богдан Петрович, - сказала она виновато и ласково, - Извините, что причинила вам боль.
- Да что ты, Жданкина, - отмахнулся он, вытирая рваным рукавом чуть покрасневшее лицо, - мне кажется, ты меня вылечила. Такое вот чувство сейчас, будто очнулся после бреда. Вроде бы даже что-то понял. А боль? Что боль? Она бывает разная, и познаётся в сравнении. Да, мне было больно сейчас, почти так же, как тогда, когда я остался один. Или даже больнее. Но лекарство должно быть горьким, укол – болезненным. От этого никуда не деться… Но вот что я тебе скажу, что могу пообещать сейчас, - Богдан даже нашёл в себе силы улыбнуться, чтобы подбодрить приунывшую Жданку, - я сделаю всё возможное, чтобы тебе больше не пришлось страдать. Это сто пудов! Я в твоей команде!
Он вновь, как и некоторое время назад, накрыл её маленькую худую руку своей рукой.
- Я тоже постараюсь тебя не огорчать, папа, - улыбнулась она в ответ.