Последние дни Атлантиды (отрывок)

Глава 1

Ночь прошла, но то ли оттого, что солнце в это время года так и не сошло с горизонта, то ли от дум, одолевавших правителя Атлантиды Хроноса, ему не удалось уснуть. Ложе, приготовленное слугами для сна, осталось нетронутым.
Он сидел в кресле у окна и задумчиво смотрел на спящую Аталлу. Из окна его опочивальни с высоты белокаменного дворца ему открывался весь главный остров Атлантиды. В столичном городе все было устроено мудро и красиво. Дворец Хроноса располагался в самом центре Аталлы, он был опоясан лентами суши и воды, чередовавшими друг друга. Как на ладони был виден первый пояс, начинающийся сразу же за безмятежной синей гладью канала и покачивающимися на воде остроносыми пирогами. С высоты своего дворца он отчетливо видел добротные дома с причудливыми террасами и арками из красного и белого камня в зелени садов. Казалось, он ощущает терпкий запах плодов, обременяющих своей тяжестью кроны деревьев в широких, тенистых аллеях. В этих каменных домах с балконами, увитыми густой зеленью винограда, с просторными террасами и раскидистыми садами жили наиболее знатные граждане Атлантиды - люди высокого ума и обширных знаний.
Первый пояс Аталлы имел наибольшую поверхность из всех прочих поясов, составивших единое целое главного города Атлантиды. Сюда с восходом солнца прибывали многочисленные студенты, ведь именно здесь были школы, в них молодые люди изучали философию, геометрию, астрономию, медицину, оккультизм, архитектуру и многие другие мудреные науки. В праздное время атланты могли провести свое время в амфитеатре, где представлялись спектакли.
На первом поясе располагался также и порт для приема воздушных кораблей, бороздивших небо в перелетах между семью островами Атлантиды, и силовой кристалл, укрытый под сводами огромного пирамидального сооружения с прозрачными стенами. Даже самые юные атланты знали, что этот кристалл, появившийся на первом поясе Аталлы еще в то время, когда Сыны Небес запросто ходили по земле, чудесным образом вбирает в себя энергию вселенной, а от этой энергии питаются все воздушные корабли.
На удаленных от сердца Аталлы поясах обитал мастеровой люд и земледельцы. Их дома, не столь причудливых, как на первом поясе, и совершенных форм, способных порадовать глаз даже самого утонченного человека, были, тем не менее, просторны и удобны, устройство жизни каждого дома всегда соответствовало нуждам и вкусам его обитателей.
Когда наступала пора солнцу по ночам уходить за горизонт, натягивая над Атлантидой тончайшее покрывало с яркими бликами далеких звезд, и в природе наступало похолодание, дома атлантов, тем не менее, были теплы: горячие источники, бывшие повсюду, исправно гнали свое тепло по искусно устроенным аквадукам. Летом же живительную влагу многоликим садам горожан и зеленеющим полям земледельцев тем же самым способом давали тоже источники, но только с холодной водой.
Невзирая на отделенность поясов цветущей и благодатной земли широкими каналами вод, сообщение между ними никогда не замирало. Каждый пояс имел свой порт, через который любой желающий с какой-то своей надобностью мог в одной из лодок, без конца снующих по глади каналов, попасть в порт следующего пояса, и даже, если бы вдруг возникла у кого такая охота, через порт последнего пояса выйти в открытый океан. Таким устройство столичного города было всегда. Хронос знал, что человек не мог бы сам придумать и соорудить столь замысловатое чередование суши и воды, - этот грандиозный план даровали Боги, кои в начале жизни его страны ходили по земле. Именно они научили первых атлантов премудростям наук, раскрыв им многие тайны природы, они же оставили и всем последующим поколениям атлантов великие знания. Никто не знал, когда Боги покинули эту землю, но, как утверждал Верховный жрец - хранитель истории и великих тайн, - произошло это после того, как все меньше света становилось в душах простых людей.
Верховный жрец... Да, именно он стал причиной тяжелого беспокойства и бессонницы правителя Хроноса. Он неотрывно смотрел на Аталлу, всю поделенную сушей и водой, и вспоминал свой разговор со святейшим Микаром.
В день 9 чичкан месяца шуль Верховный жрец прислал ему свое послание, встревожившее Хроноса. Верховный жрец очень редко обращался к правителю Атлантиды с письменными посланиями. Поэтому Хронос с легким внутренним напряжением принял пергамент из рук служителя храма Верховного жреца, высокого желтолицего человека в просторной одежде. Хронос нетерпеливо сорвал сургучную печать свитка и погрузился в чтение.
Верховный жрец Атлантиды сообщал Хроносу о том, что им нужно увидеться, ибо при встрече жрец намерен передать правителю важное известие, касаемое ближайшего будущего его страны. Сообщение до крайности встревожило Хроноса, он вдруг почувствовал, как холодный пот выступил у него на лбу. За всю историю его правления Верховный жрец лишь несколько раз, в самые ответственные моменты прибегал к беседам с ним в собственном доме.
Однажды случилась страшная засуха, земля оскудела и перестала питать своими соками сады и поля атлантов. Тогда Верховный жрец вмешался и дал свой мудрый совет в ту пору еще молодому правителю Хроносу. И тогда они встретились не в Высшем храме жрецов Атлантиды, как обычно, а в доме самого Микара.
Хроносу вдруг ярко вспомнил тот знойный день, когда он в сопровождении верных слуг прибыл к Микару. Хронос оставил своих людей томиться на солнце перед дворцом жреца, а сам вошел под покров террасы с колоннами из красного гладкого камня. В самом конце открывшейся его взору широкой галереи появился человек в просторных белоснежных одеждах, он, почтительно кланяясь правителю, пригласил его войти во дворец Верховного жреца. Тяжелые дубовые двери растворились перед ним и Хронос оказался в огромном зале со сводчатым куполообразным потолком. Украшенный лепными изображениями неведомых зверей и птиц потолок был так высок, что звук неторопливых шагов Хроноса, многократно умноженный и отраженный величественным куполом, громким эхом разносился вокруг.
И вот, наконец, в зале появился сам Микар. Небесная голубизна его проницательных глаз особенно подчеркивала бледность лица.
Жрец неторопливым жестом руки, почти до запястья укрытой белоснежной тканью одеяния с едва заметным золотистым орнаментом, пригласил Хроноса сесть. Здесь, почти в самом центре зала, в темном ворсе огромного ковра тонули изогнутые витые ножки двух массивных кресел и небольшого стола. На столе стояли только прозрачные бокалы для питья, да узорчатый кувшин, фруктов, украшающих стол каждого дома, не было. Да и откуда же им было в тот год взяться. Нещадное солнце тогда палило и палило, истощая землю атлантов, не позволяя дождю пролиться на утомленную жаром землю. Голод страшной темной тенью почти распростер свои крыла над страной.
Хронос помнил, как они молча смотрели друг на друга. Первым негромко заговорил Микар.
- Правитель Хронос, я пригласил тебя, чтобы говорить об опасности, нависшей над страной. А она велика. Если ты помнишь, на памяти живущих ныне не было такого истощения почвы. Природа всегда определяла, когда ей питать эту благодатную землю живительной влагой. Отныне циклы изменились, и людям придется самим позаботиться о своей земле.
Микар погрузился в недолгое молчание, по привычке, обдумывая все уже сказанное им и все, что еще предстоит ему сказать.
- О святейший Микар, позволь спросить, как же люди должны заботиться об этом? - с глубоким почтением молвил Хронос.
Как показалось Хроносу, Микар немного снисходительно посмотрел на него, легкая усмешка появилась на его губах, но он тотчас погасил ее.
- Великие книги Атлантиды, в коих хранятся великие знания, могущие сделать эту страну непобедимой для врагов и благодатной для каждого ее жителя, ответят на любой вопрос. Именно они дали атлантам различные умения - строительство домов, водных и воздушных кораблей, земледелие, ремесла, - а также письменность, многообразные науки. Эти знания милостиво оставлены нам всемогущими Богами. Тебе об этом известно. Доселе не было нужды заботиться об орошении полей и садов, а теперь есть. В старинных книгах говорится об этом и рассказывается, как миновать сию беду. Созови своих градостроителей, медеплавильщиков и других, кого сочтешь нужным в этом деле, пусть они день и ночь работают над тем, как же подать воды из источников в сады и поля.
- Ты сказал, что в древней книге сказано, как миновать беду. Не подскажешь ли способа?
Микар едва заметно улыбнулся одними уголками тонких губ.
- Я знал, что ты спросишь об этом. Я дам тебе толкователя старинных книг, он всю свою жизнь изучал их мудрые вечные тайны, он поможет народу твоему одолеть беду и выжить.
От радости зажглись глаза Хроноса, до сего мига подернутые тревогой. Он преклонил колено пред Верховным жрецом и с благоговением прикоснулся губами к его белоснежному одеянию.
- Благодарность моя и моего народа безмерна, о святейший Микар!
Благодаря мудрому вмешательству Микара Атлантида обрела чудесную систему орошения полей и садов. Летом прозрачная ключевая вода, напористо перетекая по медным трубам, исправно питала землю, и почва, тучная и плодородная, вновь щедро давала плоды и растения. Не осталось больше бед в благополучной и процветающей стране Хроноса.
После той беседы с Верховным жрецом они встречались лишь несколько раз, да и то в присутствии других людей. Не было повода у Верховного жреца – представителя верховной власти Атлантиды – беседовать с правителем с глазу на глаз. И вот теперь вновь, при личной встрече Верховный жрец грозит ему каким-то известием. Чувство сильной обеспокоенности, охватившее его, подсказывало, что ему предстоит нелегкий разговор, быть может, много крат мрачнее, состоявшегося в пору начала его правления.
Тревога темной тенью легла на лицо Хроноса, свела почти к самой переносице тонкие линии бровей, изогнувшиеся над большими с искрами зелени серыми глазами. Он стоял у открытого окна, вбирая в грудь свежий ветер Атлантики, а в голове беспокойным роем вился сонм мрачных безрадостных дум.
Не было больше покоя Хроносу в его любимой стране. Доселе процветающая Атлантида с ее семью островами, с высокими науками и ремеслами, радостным и благодатным народом вдруг утратила свое благополучие, выразимое в согласии и благоразумии - этих извечных спутниках народа Атлантиды. Все чаще народное собрание на дворцовой площади разбирало жалобы обиженных земледельцев. Наделенные землей еще в незапамятные времена далеких предков атланты вдруг решались изменить установленный порядок в ущерб живущих рядом с ними. Пока что жалобщики угрюмо уступали народному собранию, громогласно бросившему каждому из них свой единодушный многоголосый ответ: да не будет так!. Но Хронос понимал, что уходящих в мрачном и тяжелом молчании недовольных становится все больше, а раз так, то возмущение и смута, доселе незнакомые его стране, станут расти. Потому-то в его душе поселились тревога и беспокойство. Хотя он и не мог устремить в будущее свой третий глаз, давно закрывшийся не только для него, но и для многих, но сердцем он чувствовал, что страшные, тяжелые времена наступают в его стране. Самое же тревожное для него было то, что он - владыка процветающей и благодатной страны с образованным и послушным народом, - не знал, как пережить смутные времена, что сделать для возвращения мира и радости своему народу.
Хронос, погруженный в тягостные думы, не услышал легких, почти летящих шагов за спиной, он вздрогнул от едва ощутимого прикосновения нежной руки и раздавшегося вслед за ним звонкого голоса:
- Отец, я искала тебя. Что случилось, почему ты грустишь?
Обернувшись, Хронос увидел изумрудное сияние глаз дочери, радость от встречи с отцом была перемешана в них с тревогой.
Лессира в это утро и вправду была встревожена. Слуга, тяжело вздыхая, тихонько шепнул ей, что всю ночь царь, печальный и задумчивый, провел в кресле у окна. И что же она видит? Он встречает ее грустной улыбкой.
- Что случилось, отец? Скажи мне.
- Дочь моя, понапрасну себя ты беспокоишь такими мыслями, - Хронос с нежностью сжал руки дочери, - тебе известно, что управлять нашей большой страной непомерная по своей сложности задача. Обычные дела кладут тень заботы мне на чело.
- Но раньше ты никогда не выглядел таким встревоженным, - упорствовала в своих расспросах Лессира, - неужто раньше забот было меньше?
- Времена меняются, страна тоже должна меняться. Я и размышляю о том, что же должен изменить в нашей любимой стране.
- Отец, обещай мне, что не скроешь от меня перемен. Обещаешь? - настойчиво твердила Лессира, вглядываясь в улыбающиеся глаза отца.
- Обещаю ничего не скрыть от тебя, о всевидящая дочь моя, - с улыбкой на устах ответил царь, и шутливо поклонился дочери. - А теперь расскажи мне, что привело тебя ко мне в столь раннее время.
- Я пришла за разрешением... э-э... я хочу сегодня покинуть дворец... позволь мне совершить прогулку...
- Прогулку? Как обычно, на первом поясе?
- Нет, дальше... позволь мне посетить и другие поясы тоже.
- Кто тебя будет сопровождать?
- Назира.
Царь кивнул в знак своего согласия. Но в этот момент перед его взором вдруг предстали картины народных собраний, хмурые и недовольные атланты, не получившие разрешения на передел земли, и в сердце его пробрался холод. Он ясно ощутил, что время мира и добра ушло безвозвратно, и теперь он уже не должен позволять свой дочери свободно, без охраны и лишь в сопровождении Назиры, перемещаться по столице. И тогда он произнес непривычные для себя слова, удивившие Лессиру:
- Хорошо, но только возьми с собой охрану.
- Охрану? Но зачем, отец?
- Так надо. Я же тебе сказал, времена меняются.
Лессира, ничего больше не спрашивая, наклонила голову и удалилась. Шаги ее вскоре отзвучали в воздухе.



Глава 2

Лессира - единственная дочь правителя Атлантиды - была независима и горда. По своему характеру решительная и твердая, она с самых своих ранних лет свободно повелевала приближенными, и никто из дворцового окружения не отваживался перечить Лессире. Быть может, причиной тому была трогательная привязанность Хроноса к своей дочери, который и сам стремился предупредить любые ее желания, и того же строго требовал от окружения. А может быть, всем хорошо известен был гордый нрав Лессиры, непреклонность ее собственных суждений. Все ее желания и прихоти исполнялись, даже, скорее, не из-за страха вызвать гнев самого правителя, который сердился редко, чаще всего он лишь недовольно хмурил брови и укоризненно качал головой, сколько из-за страха попасть в немилость к самой Лессире.
То, что прекрасная девушка с огромными изумрудными глазами, хрупкими нежными плечами и тонким станом постепенно превратилась в крайне независимую и непреклонную особу, для многих приближенных к царю атлантов не стало большой неожиданностью. Однако никто из них и подумать не мог бы о том, что это прелестное создание вдруг вздумает проявлять пристальный интерес к делам государственным. Нередко во время бесед она присутствовала подле своего отца, сосредоточенно внимая каждому сказанному слову. Многие, кто бывал по каким-то важным делам в приемном зале дворца у Хроноса, поначалу не понимали, зачем же здесь Лессира. Но по истечении времени кто с немым одобрением (вот-де умная у правителя дочь, интересны ей дела страны), кто с безразличием, а кто-то и с осуждением (зачем женщине брать в голову вещи, далекие от ее восприятия) все смирились с ее неизменным присутствием. Тем более, что сам Хронос не видел во вдруг проявившемся интересе своей дочери к делам родной земли ничего предосудительного, даже, скорее напротив, он был рад тому, что Лессира старается понять механизм государственного управления. Он в тайне лелеял надежду, что она, если на то будет воля Богов, возможно, станет первой в истории Атлантиды женщиной-правительницей. Впрочем, он понимал, что с таким, возможным, решением Верховного жреца, наделенного Богами властью провозглашать имя нового правителя, атлантам будет непросто согласиться.
Однажды в дружеской беседе с Хроносом архонт второго острова Атлантиды Синапериб, еще молодой, но уже умудренный жизненным опытом человек с высоким лбом мыслителя и живыми проницательными глазами, со свойственной ему неторопливостью и размеренностью высказывал свои мысли относительно некоторого переустройства в Атлантиде.
В вечерней прохладе Хронос и Синапериб непринужденно беседовали на террасе царского дворца у пиршественного стола, сервированного фруктами, засахаренными сладостями и вином.. Правитель Хронос с легким радостным сердцем внимал словам Синапериба, чьи идеи и взгляды он ценил высоко. Синапериб из всех архонтов был, пожалуй, наиболее приближен к правителю, который любил подолгу беседовать с архонтом, обсуждать государственное устройство Атлантиды, ее историю, мечтать о далеком будущем своей великой страны.
На этот раз их разговор, плавно переходящий из одного русла в другое, коснулся роли женщины в управлении страной. Хронос, подталкиваемый желанием узнать мнение Синапериба насчет собственных тайных мыслей, сказал:
- А странно, что в Атлантиде нет и не было ни одного архонта-женщины. Ведь среди женщин Атлантиды есть немало заслуживающих всяческих похвал как в искусстве, так и в науках. Неужели бы какая-то из них, стань она архонтом, не справилась с управлением одним из островов?
- Нет, они несправедливы и глупы! - сверкнув глазами, резко сказал Синапериб.
Хронос знал о том, что Синапериб в юности пережил страстное увлечение, посеявшее в его сердце лишь разочарование и печаль, он, на всю жизнь оставшийся одиноким, не жаловал больше женщин, при случае был готов высмеять каждого, кто преклонял свои колени пред ними. Хроносу это было ведомо, но он не оставлял надежды найти убедительные доводы и развеять заблуждение архонта. Правителю, питавшему к нему самые теплые дружеские чувства, хотелось увидеть однажды в глазах Синапериба свет любви, зажженный прекрасной женщиной.
- О Синапериб, ты не прав, - возразил Хронос. - Ты, единожды разочаровавшись в одной из них, готов отвергать все самое прекрасное и в тех, кто ни в чем не повинны пред тобою.
- Все они глупы, - упорно твердил архонт.
- Нет, ты не прав, - царь весело рассмеялся, запрокинув свою светловолосую голову. - Ты не прав, говорю я тебе, делая такое обобщение. Я знавал много женщин, которых можно счесть за образчики ума и яркого таланта.
- Ты, как и многие другие, ослепленные их внешним блеском, был обманут. Их свет слепит глаза, а внутри - пустота. И так всегда. Исключений нет.
Увлеченные спором они не заметили появления Лессиры на широкой мраморной лестнице. Она, гуляя в тени дворцового сада, услыхала на террасе голоса. Лессира медленно ступая по белым каменным ступеням лестницы, поднимавшейся от сада к самой террасе, слышала весь разговор между Хороносом и архонтом.
- Так-то вы говорите о нас, о женщинах, - сказала Лессира, приближаясь к отцу и его гостю.
Синапериб встал и поклонился Лессире.
- Да, прекрасная Лессира, мы говорим о женщинах.
- Чем же тебе не угодили женщины, о архонт Синапериб? Почему же ты так насмешлив и зол?
- Синапериб считает женщин глупыми, - с улыбкой сказал Хронос.
- Так он всех считает глупыми?
Наступила полная тишина, только птицы щебетали в листьях винограда. Синапериб молча смотрел на Лессиру, будто видел ее впервые. Он и не заметил, как она выросла, он все еще считал ее ребенком. И вот теперь она твердо смотрит ему в глаза и ждет ответа. Синапериб ответил, как всегда, без тени лукавства и лжи:
- За всю жизнь мне не пришлось увидеть исключение из сего правила.
С той поры Синапериб стал для Лессиры неугодным человеком. Пусть ей, дочери правителя, он не причинил, да и не мог причинить никакого вреда, но его пренебрежительный тон, с которым он рассуждал о женщинах вообще, был оскорбителен лично для Лессиры. Ведь она, Лессира - единственная дочь правителя Атлантиды, - женщина. В ее присутствии каждый должен быть почтителен и предупредителен. И плохо то, что отец позволяет своим подданным быть ближе, чем следовало бы. Его дело управлять и повелевать, а не беседовать за кубком виноградного вина с теми, кто должен склонять спину в почтительном поклоне.
Впрочем, спокойная и размеренная жизнь процветающей Атлантиды ни единого раза не дала Лессире повода усомниться в величии государственной власти. И потому сегодня она с удивлением восприняла слова отца о том, что в прогулке по Аталле ей следовало взять с собой охрану. Зачем охрану? Кого опасаться ей, дочери правителя страны? По своему обыкновению Лессира не стала перечить отцу, но поступить она была намерена по-своему.
Вернувшись в свои покои, она приказала Назире, своей верной служанке, собираться в дорогу. Назира за многие годы привыкла к своенравному характеру Лессиры, научилась говорить с ней уважительно, но без подобострастия, привитого уже почти всем дворцовым слугам.
- Куда госпожа намерена отправиться сегодня?
- Недалеко. Прогуляемся с тобой по отдаленным поясам Аталлы.
- Вдвоем?
- Почему тебя это удивляет? Разве раньше мы с тобой не выходили из дворца вдвоем?
Лессира недовольно изогнула тонкие брови, а в изумрудных глазах появились огненные искры.
- Осмелюсь напомнить госпоже, что времена настали смутные.
- Я не боюсь каких-то пахарей, недовольных своей жизнью. Что мне до них? Ты что ли их боишься? - грозно спросила Лессира.
- С моей госпожой мне нечего бояться.
- То-то же. Собирайся!
- Какое платье приготовить госпоже?
Лессира задумалась. Ей вдруг в голову пришла мысль одеться в обычное льняное платье, какие носят простые горожанки, чтобы никто ее не мог узнать. Так ей, оказавшись в самой гуще обыденной жизни Аталлы, легче будет наблюдать за тем, что происходит на улицах и площадях столицы Атлантиды. Мысль эта понравилась Лессире. Она быстро сменила свой изысканный наряд на светлое льняное платье, которое принесла расторопная Назира, легкая короткая туника небрежными волнами ниспадала ей на плечи. В новом платье Лессира и вправду стала похожа на обычную жительницу Аталлы - дочь земледельца или ткача. Впрочем, ее высокое происхождение все-таки было бы заметно для пристального глаза, его выдавала гордая осанка, величественный взгляд, с каким Лессира по обыкновению смотрела на приближенных.
- Что ты так смотришь на меня, Назира? - нахмурив брови, спросила Лессира.
- Простите, госпожа, - молвила Назира, - но и в этом платье вы не похожи на простую горожанку.
- Почему? Что тебя смущает?
- Пожалуй, стоит убрать из волос ваш гребень с каменьями.
- Хм, ты предлагаешь мне освободить волосы?
Лессира коснулась рукой волос, она редко давала им свободу, даже во дворце она не ходила простоволосая. И вот теперь Назира ей советует именно так выйти на люди. Но она ведь не желает сегодня быть узнанной кем бы то ни было, она хочет почувствовать себя обычным человеком, свободным от всех условностей ее высокого происхождения. Значит, так тому и быть.
- Да, ты права. Так будет лучше.
Они вышли из дворца, не встретив на своем пути никого. Шагая по белоснежной мраморной галерее, Лессира ощущала необыкновенную радость. Солнце косыми лучами устилало ее путь яркими бликами, они нежно касались ее ног, играли на красивых изящных руках. Она шла грациозно и легко, неслышно ступая своими маленькими ногами, перехваченными двумя тончайшими полосками сандалий.
Лессира любила появляться в столице, ее восхищало собственное присутствие в Аталле. Она обожала этот город с широкими, мощенными красным и белым камнем площадями, величественными дворцами, утопающими в зелени эвкалиптовых рощ, тихими и спокойными улицами, крикливой и многоголосой рыночной площадью, соседствующей с самим морским портом Атлантиды, куда каждый день из чужих земель прибывают корабли атлантов с богатым товаром. Наблюдая жизнь Аталлы ее сердце пьянило ни с чем не сравнимое чувство собственной власти, она ощущала себя повелительницей мраморного великолепия столицы, ее тенистых аллей и садов. На улицах и площадях Аталлы, она, узнаваемая атлантами, гордо вскинув голову, несколько снисходительно принимала их почтительные поклоны и восхищенные взгляды.
Но сегодня, решив остаться незамеченной, она сознательно отказывалась от восхищения и почтения своих подданных, тешивших ее самолюбие. Может быть, поэтому предчувствие необычных ощущений сегодня особенно волновали ее кровь.
Лессира в сопровождении своей служанки спустилась к самому каналу. Здесь начнется их путешествие в город. Лодка с белокрылым палантином, трепетавшим на ветру, едва заметно покачивалась на зыбкой прозрачной поверхности канала. Лессира остановилась на последней ступени мраморной лестницы, к самому краю которой нежно и ласково подступала водная гладь. Ей осталось сделать только шаг, опереться об руку кормчего, уже с поклоном протягивающего ее, ступить под прохладный полог палантина. Но появившиеся сомнения удерживали ее от этого. Она вдруг поняла, что раз уж она выбрала сегодня для себя образ простой горожанки, которая ни для чьего пристального взгляда не должна стать добычей, то эта лодка ей не подойдет - ей нужна другая, проще и неприметнее.
Она властным жестом отклонила руку кормчего, и, бросив несколько отрывочных слов, приказала ему взять другую лодку. Тот безропотно повиновался - быстрым взмахом весел отогнал лодку прочь. Не прошло и мгновения, как он осторожно уже причаливал к лестнице остроносой неприметной пирогой. Лессира, удовлетворенная его находкой, кивнула и подала руку. Кормчий почтительно осведомился, угодно ли будет госпоже пересечь какой-то из портов, или же она ограничится плаванием по одному лишь этому каналу. Лессира, немного морщась от яркого солнца, ответила, что хочет побывать на самом дальнем поясе Аталлы. Обнажив в широкой улыбке свои белые зубы, кормчий с готовностью погрузил весла в воду и сделал ими первый взмах. Лодка слегка качнулась и медленно заскользила по глади канала.


Глава 3

Дворец Верховного жреца бросал изогнутую тень на ступени широкой лестницы, круто вздымавшейся от аллеи могучих эвкалиптов. Хронос тяжело шагал по ровным и гладким ступеням, его пурпурная мантия, перекинутая через плечо, медленно тянулась за ним. Каждый шаг по нагретой солнцем мраморной тверди давался ему с трудом, печаль и тоска неимоверной тяжестью лежали на сердце, невидимыми путами стягивали ноги его, так что превозмочь каждое возникающее перед ним препятствие можно было только с большим усилием и трудом.
Наконец, он взошел на самую вершину дворцовой лестницы. Как когда-то давно, когда также с тяжелым сердцем шел к Верховному жрецу, он оставил свою свиту у дворца, перед колоннадой из красного гладкого камня, а сам направился к массивным дверям, венчающим широкую галерею, где, застыв в почтительном полупоклоне, его уже ждал служитель дворца Верховного жреца. Тот отворил дворцовую дверь и Хронос неторопливо ступил под его сень.
В жилище Верховного жреца ничего не изменилось, прошедшее время не наложило ни малейшего следа на внутреннее убранство. Подвластными времени оказались только люди. Хронос отметил про себя, как изменился облик Верховного жреца, с которым они после их давнишнего разговора встречались лишь несколько раз, да и то уже давно, морщины мелкой сетью легли на его одухотворенное лицо, голубые глаза поблекли и, казалось, потухли, теперь они с усталостью и отрешенностью смотрели на мир.
- Мир тебе и народу твоему, правитель Хронос, - неторопливо приветствовал Микар пришедшего.
- Зачем звал, о святейший Микар?
- Не торопи меня вопросами. Наш с тобой разговор будет длинен и труден.
Хронос, слушая гулкие удары своего сердца, молча смотрел на Верховного жреца. А тот спрятал глаза под седыми нахмуренными бровями. Казалось, он полностью углубился в свои мысли, но вскоре он заговорил вновь. Голос его зазвучал торжественно и громко, как если бы он стоял перед людной площадью.
- Данной мне Высшими Силами властью говорю тебе сегодня. трагические предсказания судьбы сей страны будут скоро воплощены в жизнь.
Сильнейшее волнение огромной каменной глыбой сдавило грудь Хроноса, горячая волна прошла по его телу, иссушая все внутри.
- Трагические предсказания? О чем ты говоришь? – воскликнул Хронос.
- Да, предсказания. Атлантида должна умереть, приближается сие трагическое время.
- Когда этому быть?
- Время близко.
- Но раз так, почему ты молчал до сих пор, о святейший Микар? – с болью в сердце вопрошал Хронос. - Почему не обмолвился об этом раньше?
- А разве ты что-то смог бы изменить? Разве сейчас, когда начались распри среди твоего народа, ты знаешь, как их потушить? Почему не уймешь земледельцев, недовольных своими наделами?
В воздухе повисла тяжелая гнетущая тишина. Микар, успокоившись, вновь заговорил обычно, негромко и неторопливо.
- Впрочем, я не хочу тебя винить в этом, это было бы несправедливо. Ты один не сможешь изменить свой народ. Никто, даже Сыны Небес, мудрые Боги, не могут его изменить. Народ Атлантиды, избранный небесами и обласканный ими, теряет свет Богов. Богатство, благополучие, плодородная обильная земля, солнечное, доброе к ним небо избаловали атлантов. Они больше не хотят любви и мира, они жаждут множить свои богатства, отбирать у слабых их земли, воевать с другими народами и властвовать. В их душах растет темнота. Тебе об этом известно. Поэтому ты печален и встревожен, даже сон покинул тебя, о правитель Хронос. Ты, как и многие из твоих подданных, хотя и не обладаешь глазом Богов, но уже предчувствуешь плохое. Тебе, твоей душе известно, что нельзя повернуть время вспять. Ничего изменить нельзя.
- Если же раньше... раньше ты бы сказал... я бы мог спасти свой народ…
- Нет, - жестко бросил Микар, - не мог! Наступило время твоей стране умереть. Такова воля Богов.
- Но она не может умереть! Она, такая цветущая и прекрасная, должна жить вечно. О, святейший Микар, тебе подвластны тайны, укажи путь спасения для моей страны. Я тебя молю! Не дай ей погибнуть! Ты же спас от голода Атлантиду, ты один знал, знал тогда, как ее спасти. Ты и теперь знаешь. Скажи.
- Знать сие мне не дано... Изменить сие не под силу даже Великим Богам... Ибо всему живому приходит конец... Будь то человек, материк, планета или даже звезда. Час смерти Атлантиды приближается... Твой народ должен быть готов к нему, он разделит судьбу своей страны.
- Какая... смерть... уготована нам?
- Начнется страшное сотрясение земли... Потом же дно океана разверзнется и земную твердь поглотит вода... Большая беда наступает... Многие, очень многие умрут...
- Я не могу в это поверить. Эта земля существовала веками, твердь ее незыблема, многие поколения атлантов нашли в ней последнее успокоение. В ее порталах стоят быстрые корабли, готовые отправиться в дальний путь для торговли или путешествия, дома атлантов богаты, а сами они - красивы и статны. Я уже не говорю о наших науках и искусствах. Атлантида - великая и могучая страна, равных ей нет на всем свете. Поэтому я не могу поверить в ее конец. Но я не могу сомневаться и в тебе, о святейший Микар, достойнейшем из достойных, потомке Сынов Неба. Мои чувства в смятении, а в душе разлад с самим собой.
Верховный жрец видел, как трудно Хроносу в этот тяжелый час совладать со своими чувствами. От величайшего внутреннего напряжения на его бледном почти без следов загара лице блестели мельчайшие росинки пота, руки же с тонкими окольцованными золотом пальцами то нервно и сильно сжимали темный от времени витой обруч кресла, то, вдруг будто обессилев, падали на колени.
- Ты, сбросив большой груз, ушел бы отсюда, если бы я признал свое пророчество ошибочным или, по крайней мере, сомнительным. Разве и мне самому не хотелось бы этого? Но это не так. Тебе прекрасно известно, что мои знания и власть даны свыше. Я живу уже очень давно и не было еще случая, чтобы мои знания и способности узнавать неведомое для настоящего оказались ложными. Все, что я тебе поведал, правда. Тебе надо достойно принять этот удар и подготовиться к худшему. Ибо земное существование предельно для всего живущего - животного, человека, страны, самой планеты. На долю твоего народа выпала суровая и страшная участь - разделить смерть со своей Атлантидой.
- Но, святейший Микар, даже ты не знаешь, когда именно это произойдет. Может быть...
Микар, покачав седовласой головой, проницательно и печально улыбнулся:
- Я понял тебя, правитель Хронос. Нет, этого не будет. Пусть я не знаю дня и месяца, но мне известно доподлинно, что последним правителем Атлантиды станешь ты. Тебе уготовано небесами испить эту горькую чашу. Будь мужественен и стоек. Боги тебе помогут.
- Если все, что ты говоришь, правда, то мне никто не поможет! - с горечью воскликнул Хронос.
- Боги помогут тебе, они пошлют тебе силы и мужество.
Микар вознес по-старчески исхудавшие руки к небу, будто призывая его в свидетели своим словам.
Хронос, как занемогший от старости человек, преодолевший многотрудный и длинный земной путь, медленно и тяжело шагал по галерее дворца Верховного жреца, шаги его гулким эхом звучали под ее высокими каменными сводами. Казалось, правитель стал меньше ростом, он, вдруг ощутивший на своих плечах огромный, непосильный для одного человека груз ответственности и великого знания, выдержать который лишь под силу Богам, сгорбившись и опустив голову долу, шел по гладким мраморным плитам, а следом за ним медленно тянулась его пурпурная мантия, перекинутая через плечо.


Глава 4


Так повелось еще при прежних правителях Атлантиды, что здесь, на самом близком к океану поясе солнечной и вечнозеленой столицы, возник весь этот громкоголосый мир. Суетливая жизнь в нем не умолкала и тогда, когда наступало время прохладных ветров и дождей, а солнце уходило по ночам за горизонт. Но даже и тогда на торговых площадях Аталлы, широко раскинувшихся здесь, вблизи главных водных ворот Атлантиды, звучали призывно голоса купцов, преодолевших дальний, опасный путь, чтобы продать свой товар и закупить другой, диковинный и прекрасный, - яркие камни, золото, арихалк, слоновую кость, нежные ткани и сладкие плоды этой благодатной земли. Все это в изобилии присутствовало на торговых площадях Аталлы, где шла неумолчная, разноголосая, бойкая торговля.
Лессира лишь несколько раз, еще в ранней юности, побывала с отцом здесь, в этом пестром и кипучем мире. Она помнила, как тогда люди почтительно расступались пред правителем и его дочерью, неторопливо шедшими в сопровождении приближенных по мозаичным плитам главной торговой площади. В таком близком присутствии правителя Атлантиды все до единого купцы оставили свои товары и устремились к самому центру площади, туда, где шествовал Хронос, он ласковой улыбкой приветствовал торговый люд.
Казалось, в присутствии правителя жизнь замерла в почтительности и благоговении, не раздавались больше резкие, гортанные голоса, звучавшие здесь неумолчно с утра до вечера. Толпа, затаив дыхание, замерла в молчании. И вдруг кто-то крикнул: "Мир тебе, правитель Хронос!", и толпа, с радостью и ликованием на разные голоса дружно подхватила эти слова и понесла по всей площади, передавая из уст в уста.
Сейчас же Лессира, попав одна в этот чужой и незнакомый мир, чувствовала себя потерянной, заброшенной чуть ли не на край света. Ей, привычной к всеобщему почитанию и поклонению, к степенной и размеренной жизни дворца и площадей первого пояса, где часто она бывала в сопровождении Назиры, здесь было неуютно и одиноко. Здесь никто не кланялся ей, завидев еще издали ее стройную изящную фигурку, никто не спешил исполнить ее желание. Здесь она, никем не узнанная, пробиралась сквозь толчею разномастно одетых людей, совсем непочтительно задевавших ее локтями.
Лессира, раскрасневшаяся от яркого солнца и раздражения, захлестывавшего ее, нетерпеливо остановилась у чаши фонтана, где меньше всего было людей. Назира не поспевала за своей госпожой, она догнала ее, едва переводя дыхание.
- Что ты плетешься, я тебя уже потеряла из виду? - грозно сдвинув брови, спросила Лессира.
- Не сердитесь, госпожа, здесь такая толчея. Я и не думала, что в столице столько купцов.
- Послушай, мне не нравится здесь. Уйдем отсюда!
- Надо поискать дорогу, я не знаю здешних мест.
- О, Боги, что за наказание мне с тобой! - Лессира с досадой топнула ножкой.
Гневно сверкающая глазами прекрасная Лессира привлекла внимание высокого темноволосого юноши. Он, незамеченный девушками, стоял у фонтана. Только что он напился воды и освежил ею голову с завитками жестких упрямых кудрей, и потому чувствовал себя снова, как утром, бодрым. Юноша незаметно поглядывал на гордую красавицу и ее служанку, в растерянности озиравшуюся по сторонам в поисках дороги для своей суровой госпожи. Наконец, он решился приблизиться к ним.
- Простите меня великодушно, я невольно слышал ваш разговор.
Смущаясь перед холодным взглядом Лессиры, юноша неловко потирал свои влажные, загорелые руки. Лессира, надменно вскинув подбородок, с вызовом в глазах глядела на него.
- Услышав ваш разговор, я понял, что вам неизвестна эта местность, поэтому я и осмелился подойти к вам, чтобы предложить свою помощь. Позвольте вам помочь.
Лессира смотрела на юношу холодно и оценивающе - с чего это он решил, что ей, дочери правителя, надо помогать и покровительствовать, она не нуждается ни в сочувствии, ни в помощи, ибо она сама, если захочет, может быть благодетельницей и покровительницей. Да и по какому праву этот человек смеет стоять около нее, так вольно разговаривать с ней! Она было собралась высказать юноше свое неудовольствие, как на ум ей пришла одна мысль. Она вдруг вспомнила, что она - будто бы и не она, никто ведь не знает, что она и есть Лессира, дочь Хроноса. Разве можно узнать ее, одетую столь неприметно и просто? И она решила использовать в угоду себе свою тайную прогулку по последнему поясу Аталлы, чтобы, познакомившись с этим темноволосым юношей, бросающим на нее робкие, восхищенные взгляды, узнать о жизни столицы Атлантиды с иной, закрытой для нее стороны.
- Хотя и не пристало девице разговаривать с незнакомцами, - негромко заговорила Лессира, искры гнева погасли в ее глазах, - но ты прав, мы с моей служанкой здесь впервые. Мне захотелось побывать у самых водных ворот Атлантиды, но суета, царящая здесь повсюду, мешает. Я буду тебе признательна, если сможешь указать путь более спокойный.
Обрадованный словами гордой красавицы юноша, прижав руку к груди, с почтительной улыбкой отвечал:
- Сочту за счастье быть полезным тебе, о прекрасная незнакомка! Идемте! Я знаю другую дорогу, она выведет нас к водным воротам, где так много красот и величия.
- Скажи, как зовут тебя.
- Имя мое Тод. Я сын земледельца Беркана. А как зовут тебя?
- Меня зовут... - Лессира на мгновение запнулась, бросив красноречивый взгляд в сторону Назиры, - меня зовут... Клита.
Тод шагал уверенно и широко, как и подобает человеку знающему местность. Он без труда, не раздумывая и не сомневаясь, вел Лессиру и ее спутницу по тихим улицам. Девушкам после шума торговой площади было благостно их спокойное умиротворение. Это были улицы неширокие, огороженные с обеих сторон высокими каменными, а кое-где и мраморными стенами с редкими проемами массивных дверей, ведущих, судя по всему, прямо во двор домов, почти незаметных с улицы. Посещая вместе с отцом последний пояс Аталлы, они бывали на торговых площадях, у главных водных ворот Атлантиды, осматривали морской арсенал, где отдыхают после бурных морских перипетий суда атлантов, но ни разу, по крайней мере, в присутствии Лессиры, не побывали они здесь, в этом тихом, загадочном, как будто скрытом от посторонних глаз каменном лабиринте улиц. Здесь все было иное: нет обычных для Аталлы площадей с фонтанами, тенистыми прохладными аллеями и скамьями для отдыха, нет разнообразных публичных мест - школ, купален, гимнасий для развития силы и ловкости тела, пиршественных залов, вход куда открыт каждому. Здесь повсюду царили уединение и отрешенность от целого мира, радости которого, казалось, были чужды обитателям этих домов.
Тод, внимательно наблюдавший за Лессирой всю дорогу, чутко отзывавшийся на каждое ее движение, заметил удивление, застывшее на ее прекрасном лице.
- Чему же ты так удивлена, Клита? - спросил он.
- Я доселе не бывала здесь, не видела этих улиц. Тебе ведомо, почему здесь так все устроено? Я вижу здесь каждый живет уединенно.
- Такое устройство вызвано близостью водных ворот. Каждый день в Аталлу на судах прибывают заморские люди - все они любопытны, а некоторые и нечестны. Поэтому такое уединение, даже можно сказать, укрепление защищает от посторонних глаз и злых помыслов. Но все жители последнего пояса Аталлы с удовольствием посещают те места, где любят проводить свое время и жители других поясов. Все они искренни с живущими рядом с ними, двери любого дома открыты для ближнего.
- Ты, должно быть, преувеличиваешь искренность людей, живущих здесь. Тебе известно, какие распри начались в последнее время среди земледельцев из-за величины их полей? Многие из них просят народное собрание переделить их земли.
- О-о! Ты сведуща в таких вопросах?! - удивился Тод, чем вызвал смущение Лессиры.
Она, решив, что она выдала себя, слегка покраснела.
- Мне известно об этом.
- Это замечательно.
Справившись со своим сиюминутным смущением, Лессира продолжила разговор:
- Ты сказал, что твой отец - земледелец, он тоже хочет получить земли?
Тод ответил не сразу, потому как во внезапно прозвучавшем вопросе была выражена вся суть изрядно затянувшегося его спора с отцом. Разногласия с отцом возникли сразу после того, как Беркан сначала поддержал, а затем и стал главенствовать среди некоторых земледельцев в их притязаниях на соседствующие земли. Резко и властно отвечая на протесты сына, противившегося стремлению отца и его сторонников переделить землю, Беркан, не терпевший возражений, гневно сверкая глазами, твердил, что люди, не должным образом заботящиеся о своих наделах, должны часть их отдать более трудолюбивым и умелым земледельцам. Не может плодородная и обильная земля Атлантиды принадлежать тем семьям, которые не любят ее и не заботятся о ней, повторял он.
Тод, страдавший душой из-за этой тяжбы с землей, а главное из-за участия в ней своего отца, немного растерялся перед пытливым взглядом Лессиры, ожидавшей ответа. Так случилось, что эта тема была больной и неразрешимой для него. Он не мог поддержать своего отца, но не мог и отделиться от него, так как любил всей душой и отца, и всю свою семью. И получалось, что он, как часть семейства Беркана, должен был разделять его взгляды, по крайней мере, при посторонних иначе быть не могло. Тод никогда бы не позволил себе в разговоре с чужими людьми осуждать поступки и взгляды своего отца. Все их разногласия клокотали в страстных спорах в кругу семьи. Тод не боялся высказать отцу свое мнение, поспорить с ним, но при посторонних он оставался верным сыном Беркана, хотя бы внешне поддерживающим его.
- Многие земледельцы выступают за передел земли, - уклончиво ответил он.
Голос Тода вдруг стал тусклым и невыразительным, а сам он старательно прятал глаза от пристального взгляда Лессиры. А Лессира, встретившая, наконец, человека, имеющего прямое отношение к кругам, затеявшим этот большой, можно сказать, государственный спор, жаждала услышать из его уст мнение противоположной стороны, противоборствующей народному собранию и самой власти.
- Дело в том, что они придерживаются тех взглядов, что малочисленные семьи, не справляющиеся со своими наделами должны поделиться с теми, у кого есть все возможности обрабатывать землю, получать два урожая.
- Что означает, малочисленные семьи?
- Это те семьи, где число детей, последователей своих отцов, мало. Значит, считают многие земледельцы, они не так нуждаются в плодородных и тучных полях, как многочисленные, способные возделывать земли, получать хорошие урожаи, что, в конечном счете, идет во благо, прежде всего, государству.
- Ты сказал многие, а твой отец среди них?
- Да.
Длинная и узкая улица вывела их на просторную площадь, с которой открывался захватывающий взгляд вид на океан. Перед их взором открылась панорама необъятного простора, лазурной гладью уходящего за горизонт. Вода, казалось, была повсюду. Она ограничивалось сушью только лишь с одной стороны, там, где наступал предел Аталлы, где мраморные парапеты площади и величественные столпы главных водных ворот Атлантиды соприкасались с волнами.
Легкий ветерок лениво играл приспущенными полотнами белоснежных парусов торговых кораблей.
Лессира, Тод, и стоящая чуть поодаль Назира, молча любовались раскрывшейся перед ними панорамой. Они свободно, всей грудью вдыхали свежий воздух. Океан был спокоен, он неторопливо нес к горизонту свои волны. Со стороны причала, где готовилось к дальнему путешествию судно, ветер приносил чьи-то крикливые голоса, то и дело доносился шум - на палубу загружали разные товары, за пределами Атлантиды слывшие редкими и даже диковинными.
- Я стараюсь бывать здесь часто, когда выдается время, - сказал Тод, - мне нравится видеть этот бескрайний простор, дышать этим воздухом. Здесь легко думается о дальних странах и землях, представляются путешествия и дороги. А ты бываешь здесь? - обратился он к Лессире, устремившей взор вдаль, туда, где у края земли встречается вода с небом.
- Иногда, - едва слышно произнесла она, не в силах оторвать взгляд от таинственной синей дали.
- Ты, вероятно, живешь на другом поясе? Позволь узнать, из какой ты семьи, кто твои родители?
- Я? Я... мои родители... вернее, мой отец... э-э... он астроном.
- О-о! Асурамай! Ты его дочь?!
- Ты... ты его знаешь?!
Лессира почувствовала, как ее щеки опалил яркий румянец. Ей еще не приходилось лгать, поэтому, попав в нелепое положение, она почувствовала себя совсем неуверенно. Но ведь не могла же она сказать юноше, что она дочь правителя Хроноса. Хотя, что ей особенно переживать. В конце концов, какое ей дело до того, что он о ней подумает, если вдруг выяснится правда: она видит его в первый и последний раз.
- О нет, конечно, лично я с ним незнаком, но наслышан о нем, как о человеке больших знаний и великого ума.
Лессира с облегчением вздохнула. Она с удивлением прислушивалась к своим ощущениям и спрашивала себя, с чего это вдруг она так разволновалась, когда этот молодой красавец едва не уличил ее во лжи? Разве имеет хотя бы какое-то значение восхищенный блеск его темных, почти черных глаз, когда он обращает свой взор к ней, а когда улыбается, то тепло и нежность, струящиеся, казалось, из самого его сердца, горячей волной охватывают ее всю, от чего сердце начинает испуганной птицей колотиться в груди. Разве важно этой ей, избалованной вниманием и почтением приближенных, готовых в один миг выполнить любое ее желание? Она, стоя около него, смотрела в его глаза и думала, что подобных ощущений в ее сердце еще не бывало. Почтение и восхищение, оказываемые ей, как дочери правителя Хроноса, не шли ни в какое сравнение с тем чувством, что читалось ею в глазах Тода, который даже и не знал, кто она есть на самом деле.
- Твой отец - поистине великий человек! - восторженно говорил Тод. - Он может прочитать звездное небо и предсказать расположение звезд в любое время года! Звезды для него - открытая книга! Это замечательно!
- Ты я вижу поклонник Асурамая... э-э... моего отца. А сам ты чем занимаешься? Сам ты кто? Тоже, как и твой отец, земледелец?
- Нет, - тяжело вздохнул Тод, вспомнивший каких усилий стоило ему переубедить Беркана, когда пришло время взросления. - К величайшему огорчению отца, я не земледелец. Я архитектор.
- Ты?! - удивилась Лессира. - Но ведь ты так еще молод! Я знаю, что в это дело посвящены только умудренные опытом старцы.
- Да, ты сведуща во многих вопросах, - заметил Тод, лукаво улыбаясь. - Ты права, великими секретами владеют лишь они, но сокровенные знания отданы им Богами не ради них самих, их заслуг и опыта, а ради пользы и процветания Атлантиды. Поэтому, выбирая наиболее достойных и старательных учеников, они делятся с ними своими секретами. Точно также было и с ними, в их пору взросления - посвященные, выбирая лучших, отдавали свои великие знания, чтобы это дело, столь нужное людям, жило в веках.
- Как же тебе удалось получить согласие своего отца? Он ведь не мог не возражать против твоего выбора.
- Ты права, о разумнейшая Клита, - улыбнулся Тод. - Он возражал. Все мои братья, а их в нашей семье пятеро, продолжают дело отца, и только я один, получается, предаю его. Он долго не мог примириться с этим, и только теперь, когда я оказался в числе избранных, старательных учеников, которые могут получить от посвященных великих мастеров драгоценные знания, он, как мне кажется, успокоился за мою судьбу.
В воздухе посвежело и подул резкий прохладный ветер. Несмотря на то, что солнце, как и утром, было еще высоко в небе, - оно вообще не уходило с небосвода в теплое время года, - вечерняя прохлада незаметно подступала к Аталле со стороны океана.
- Ну что же, - вздохнула Лессира, поворачиваясь спиной к водной глади, властно притягивающей ее взор, - нам с Назирой пора возвращаться. Я благодарю тебя, Тод, за время, что ты провел с нами.
- Я был рад знакомству с тобой, о прекраснейшая Клита. Позволь мне проводить вас до канала, где, должно быть вас ждет пирога?
Лессира с улыбкой кивнула, и они двинулись в обратный путь.



Глава 5


Ароматы благовоний и масел щедро струились в воздухе. В просторной душной от горящих свечей комнате, сплошь затянутой пестрыми коврами, их было множество – причудливых форм, всевозможных цветов и оттенков. Свечи были повсюду, они бросали скопища теней на глухие ковровые стены и мозаичный пол, их отсветы играли на белом лепном потолке.
Гродж, архонт пятого острова Атлантиды, расслабившись, возлежал почти обнаженный, лишь светлый набедренный пласт ткани оттенял смуглую кожу его мускулистого тела. Возле него хлопотала высокая молодая женщина, так же, как и архонт, почти обнаженная, красные полоски пурпурной ткани, обхватывали лишь ее упругую, высокую грудь, едва прикрывали красивые бедра. Женщина, меняя чаши с белыми, розовыми, алыми мазями и кремами, тонкими, проворными пальцами, будто лаская, нежно натирала смуглое тело архонта.
Наконец, легкий массаж был закончен. Женщина, почтительно поклонившись, неслышно отступила в тень. Она знала, что в такие мгновения расслабленного и погруженного в сладкую негу господина нельзя тревожить неловким, резким движением, поэтому ее шаги, похожие на безмолвные осторожные блики свечей на стене, были неслышны и легки.
- Продолжай, Лилит! - властно распорядился Гродж. - Плохо сегодня ты выполняешь свою работу. Я тобой недоволен. Да, и сходи, проверь, готова ли купальня, горяча ли в ней вода.
Лилит поспешно выступила из тени и, замерла на миг, соображая, какое же из приказаний выполнить прежде.
- Что ты застыла, словно изваяние?! - загремел Гродж. - Я же сказал, продолжай! Оглохла ты что ли?
Лилит вновь поспешно принялась за дело, каждое ее движение успокаивало Гроджа, напряжение постепенно покидало, наступало приятное расслабление, томившее все его тело.
Сегодня Гродж устал, весь этот день, горячий от яркого солнца и праведных трудов, он провел в своем зиккурате - огромном, каменном сооружении, занимавшим собой восточную часть пятого острова Атлантиды. Арена зиккурата, ощетинившаяся подстриженной зеленью трав, была местом учений, а чаще всего, настоящих битв доблестных воинов Гроджа. Архонт, считавший ратный труд главным для граждан любого могущественного государства, способного завоеваниями расширить свои владения, обрести власть над другими народами, мечтал посвятить себя этому. Поэтому все время своего властвования пятым островом он воспитывал из своих подданных воинов.
Под возбужденные крики публики, яростно сверкая клинками и медными щитами с изображением храброго льва - символа воинственного острова Атлантиды, - две фаланги воинов вступали в сражение друг с другом. Битвы бывали яростными, с беспощадными, как на поле брани, ударами. Не один раз трава, покрывающая арену, орошалась кровью раненых воинов. Решить исход схватки мог лишь сам архонт, только он один владел правом оставить битву незаконченной, и сохранить жизнь воинам уступающей в бою фаланги, или же довести бой до полного, победного завершения, и тогда, пока под восторженный вой публики торжествовали гордые победители, арена медленно впитывала кровь поверженных людей.
За время своего правления пятым островом Атлантиды Гродж сумел большую часть мужского населения превратить в воинов. Он всячески приветствовал и щедро одаривал этот труд, делая его наиболее привлекательным для мужчины. Поэтому почти все мужчины острова посвятили себя военному делу, многие из них, обученные и натренированные в беспощадных боях, входили в число войска атлантов, иные же становились дворцовыми стражами. Так или иначе, но кто однажды взял в руки медный щит и острый меч, кто сражался в жестоких боях на арене архонтова зиккурата, тот уже не мог стать земледельцем, гончаром или ткачом, - человек, ощутивший трепетавшими от напряжениями ноздрями острый запах крови, уже никогда не расставался с оружием.
Гродж был горд теми достижениями, которые приносила изобретенная им система военного воспитания подданных. Но к его величайшему огорчению правитель Хронос так и не оценил его праведных трудов, не поддержал его намерений обеспечить Атлантиде военные славу и доблесть.
- Атлантиде нет надобности воевать с другими народами, - недовольно хмуря брови, сказал как-то Гроджу Хронос, когда архонт вновь попытался склонить правителя на свою сторону. - У атлантов всего в достатке, они живут в богатстве и благополучии. Нет государства более могущественного и такого же процветающего, как Атлантида. Зачем нам воевать? Что могут атланты найти на чужой земле? Им нечего искать, у них есть все!
- Позволь возразить тебе, правитель Хронос. Помимо богатства есть еще власть и могущество. Если мы будем слишком миролюбивы, нас не будут бояться другие народы, появятся и у нас чужеземные войска, жаждущие забрать у атлантов их благодать. И потому нам надо устрашить соседей, дабы у них не возникло преступных мыслей покорить наше государство.
- Зачем сильному устрашать слабого, слабый и без того боится сильного. Еще раз повторяю тебе, о архонт Гродж, у Атлантиды великое могущество и покровительство Богов, ей не нужны военные походы и сражения. И я не намерен впредь это обсуждать.
Правитель Хронос не единожды высказывал Гроджу свое недовольство порядками, установленными архонтом на пятом острове. Как человек миролюбивый и добросердечный, он не приветствовал столь жестокого воспитания Гроджем своих воинов. Хронос под угрозой лишения звания архонта запретил Гроджу проводить бои со смертельным исходом для кого бы то ни было из их участников. Архонт, скрипя зубами, должен был подчиниться правителю, но его зиккурат, хотя уже и не так часто, как в былые времена, но по-прежнему оглашался воинственными криками состязающихся в бою фаланг и иступленными воплями публики, разгоряченной жаркой битвой. Причем, Гродж, как всегда, всем своим существом поглощаемый сражением, не спешил раньше времени отдать приказ об окончании боя, чтобы не испортить красоты действа. Он сознательно оттягивал наступление момента, когда по жесту его руки резкий звук гонга гулкими волнами разнесется по всему зиккурату.
И чем дольше Гродж откладывает этот миг, тем все исступленнее публика в предчувствии яркой развязки, и тем слаще победа одной из фаланг, ведь, как в настоящем бою, она всегда на стороне тех, чьи потери меньше. Поэтому победа в архонтовых боях неизменно присуждалась той из противоборствовавших сторон, которая меньше всего вынесла с арены раненых или убитых. Гродж просто вынужден был ослушаться правителя, - даже под страхом потери архонтства, он не мог позволить сломать свою военную систему, созданную им и проверенную в жизни. Как кузнец ударами молота ловко лепит из мягкого, разгоряченного огнем металла нужную форму, так и архонт ковал и филигранно оттачивал боевое мастерство своих воинов. И уж здесь никак не обойтись без настоящих битв, а там, где битва, там всегда смерть. Не хочет Хронос войны с соседями, противится он тому, чтобы атланты пятого острова постигали боевую премудрость, испытывая крепость своих клинков на чужеземцах, придется отдавать в жертву своих, - ничего не поделаешь, Бог войны любит жертвы, так же, как любит он и красивые сражения.
Впрочем, сегодня архонт остался недоволен битвой на арене зиккурата. Едир, предводитель наиболее искушенной в воинском мастерстве фаланги, широкоплечий и коренастый, как молодой дуб, с верной и твердой рукой, вдруг на миг потеряв бдительность и осторожность, невольно подставил для удара неприкрытый щитом бок. Архонт видел, как чей-то клинок в одно мгновение вонзился в его тело, кровь окропила одежду, полилась на землю. Едир рухнул на землю.
Гродж искренне верил в то, что воин, потерявший зоркость и особое чутье, теряет право на жизнь, он никогда не отступал от этого правила - слабый должен уступить место более сильному, - но сегодня он почему-то, почти непроизвольно, вдруг выбросил вперед руку, и тут же зазвучал гонг. По рядам зрителей, настроенных на увлекательное зрелище, обещавшее стать даже захватывающим, понесся единый вздох разочарования. Гродж и сам испытывал разочарование, быть может, от того, что один из лучших его воинов, непобедимый Едир, как будто забывший всю свою воинскую премудрость, прививаемую умелыми учителями ему и другим почти с самого отрочества, сегодня проявил глупую неосторожность и пал на поле брани, обагрив его кровью. А может быть, корень разочарования архонта таился в том, что слабость эту проявил сегодня он сам - беспощадный Гродж, в чьем сердце никогда не было жалости к слабым.
Он презирал слабаков, считал, что каждый из них достоин смерти, поэтому спокойно лицезрел даже самые кровопролитные бои, ждал исхода. Но сегодня, наверное, в первый раз он увидел, что и сильный может стать жертвой рока. И он торопливым, даже слишком торопливым жестом властно потребовал гонга, дабы спасти жизнь одному из лучших своих воинов, едва ли не самому сильному из них.
Зачем же он спас Едира? Пусть бы погиб на поле сражения, коль ничему его не научили годы воинской учебы в школе самого архонта. Горько, горько было архонту. К чему все его старания создать для Атлантиды непобедимое войско, ради чего ему приходилось рисковать милостью правителя Хроноса и собственным знатным положением, если усилия его напрасны, ведь уходящий день показал, что любой из его воинов, даже такой отважный и сильный, как Едир, может пасть в бою.
Гродж недовольно заворочался под быстрыми нежными руками Лилит, без устали растиравшей ароматной мазью его расслабленное, недвижимое тело.
- Довольно, - архонт с вздохом повернулся на спину и распорядился: - Ступай, проверь, готов ли бассейн. Да, и позови в купальню Сахура. Пусть захватит свои гороскопы.
В купальне архонта свет серебрящимся потоком струился сквозь высокие арочные окна. Голубоватая гладь бассейна с горячей водой, занимавшего собой почти все пространство, осаждала на прохладных мраморных стенах с едва различимой сетью розоватых прожилок прозрачные капли росы. Испарь лежала повсюду: на мозаичном полу, на массивных дубовых скамьях, на которых оставлял по обыкновению свою одежду архонт, на золотистой поверхности стола, где уже стоял запотевший кувшин с виноградным морсом и большое блюдо с фруктами.
Хмурый и мрачный архонт не спеша вошел в купальню. Одним движением он сбросил с себя легкую набедренную повязку и, осторожно ступая по гладким ступеням, спускающимся в воду, погрузился в бассейн. Вода обхватила мощное тело архонта, и он, взмахивая то одной рукой, то другой, было поплыл, но потом вдруг остановился, замер, повернулся на спину и, неподвижный, застыл на воде. Архонт не знал большего удовольствия, чем быть в воде, чувствовать ее прикосновение.
Почти каждое утро после пробуждения и перед тем, как отойти ко сну, он приходил сюда, чтобы погрузиться в воду, в зависимости от настроения и событий предстоящего или уходящего дня, то в горячую, то в холодную. Сегодня по его приказу слуги наполнили ему бассейн водой из горячего источника, ибо сегодня он жаждал для своего уставшего тела расслабления. Оно, уже почти наступившее под руками Лилит, нежившими приятными прикосновениями и тонкими ароматами, после вновь ушло, и вот теперь медленно возвращалось, принося успокоение каждой клетке его тела, прогоняя прочь память о неприятном, но уже уходящем дне. Бодрость и жажда жизни вновь были с ним, показались странными и чужими пережитые недавно мысли. Что это и в самом деле с ним приключилось? С чего вдруг его посетили неуверенность и усталость, разве же он не архонт, не владыка острова, где живут самые сильные, удачливые в воинских премудростях люди?
Сахур, астролог Гроджа, терпеливо ждал у дверей купальни. Он знал, что появиться перед архонтом в неподходящий момент, а тем более, когда он в воде, - дурной знак, можно навлечь на свою голову гнев грозного правителя. Обычно Гродж звал Сахура, чтобы тот написал гороскоп, или же архонт беседовал с астрологом, чтобы просто узнать, каково расположение звезд, о чем они говорят. Плохие известия бывали редки, и поэтому сегодня Сахуру было не по себе, ибо он намерен был поведать архонту дурное. Астрологу прекрасно был известен вспыльчивый нрав архонта, который мог привести как к благоприятному исходу, так и к самым плачевным последствиям. И все-таки, успокаивал сам себя Сахур, он поступит правильно, если расскажет Гроджу обо всем. То, что открыли звезды, не может быть скрыто, он обязан рассказать об этом правителю. Но сердце его билось в тревоге.
Наконец, Лилит подала ему знак, и он несмело вошел в купальню, осторожно ступая по разноцветным плитам влажного пола, приблизился к дубовым скамьям, где в просторном, ослепительно белом хитоне сидел архонт, взбодрившийся и порозовевший после купания, он пил прямо из кувшина виноградный морс, несколько капель упали на складки его одежды, оставив на ней розовые пятна.
- Приветствую тебя, Сахур, - сказал Гродж, указывая рукой на стоящую рядом скамью. – Что поведаешь ты мне? Давно ли ты следил за звездами, сопровождающими путь нашей Атлантиды?
- О великий правитель, за этим я слежу всегда, - молвил Сахур, порываясь встать, но Гродж подал знак, указующий на скамью, и астроном уселся вновь, на самый ее край неловко и несмело.
Гродж пристально смотрел в глаза Сахура, тот же уводил в сторону свой взгляд.
- Так говори, не томи.
- О, великий правитель, звезды по-прежнему благоволят тебе. Твои дела будут удачны, звезды сулят тебе нежданное усиление твоей власти и твоего влияния.
- Нежданное? – усмехнулся архонт.
- Да, именно так. Благоприятный случай будет способствовать тому.
- Ну что же, увидим, прав ты или нет, Сахур. Если прав, награжу, если же нет, не обессудь.
- На все воля твоя, - поднялся со скамьи и поклонился архонту астролог.
- Ты все сказал?
Сахур замялся, все еще искушаем мыслью не открываться архонту.
- Ну что там у тебя еще? – нетерпеливо воскликнул Гродж. – Говори.
- О, великий правитель, - несмело заговорил Сахур, - мои познания скромны. И я даже думал, что они могут быть ошибочны, поэтому не хотел беспокоить архонта этим. Но я должен...
- Беспокоить? - насторожился Гродж. - Что тебе рассказали звезды? Говори!
- Звезды... звезды говорят... скоро произойдет соединение нескольких планет...
- И что же?
- Такого еще не было ни разу на памяти ныне живущих людей. В древних книгах говорится о таком или подобном явлении, как о страшном предупреждении. Люди должны быть готовы к большим бедствиям, которые могут постигнуть страну в будущем.
- Когда же произойдет это соединение?
- Я не могу точно сказать, когда это произойдет, дата, скорее всего, будет неточной. Судя по расчетам, это должно произойти в году 6 кан, в один из дней месяца сак.
- Сейчас месяц шуль, значит, если верить твоим предсказаниям, всего через несколько месяцев.
Наступило молчание. Архонта неприятно удивили слова астролога, он не знал, верить ли его предсказанию, такому неожиданному и удивтельному. Он вдруг припомнил несколько верных пророчеств Сахура, сделанных им на основе расположения звезд на атлантическом небосводе. То были давние события, касались они его начинаний в строительстве зиккурата и военных школ для атлантов. Сахур тогда оказался прав, его дело родилось и стало мужать, архонт надеялся, что доведется ему еще увидеть и окончательную победу - боевое крещение его воинов в настоящих сражениях, которые принесут и ему, и Атлантиде несметные иноземные богатства, беспредельную власть и могущество. Но выходило так, что нынешнее предсказание Сахура могло полностью перечеркнуть все надежды Гроджа на военные победы, и это было ему не по нраву.
- Что же должно произойти на нашей земле? - первым нарушил молчание архонт.
- Звезды этого сказать не могут. Но в книгах древности говорится о большом сотрясении почвы, ее затоплении водой, о многих жертвах.
- Зачем же ты мне об этом поведал? - спросил архонт, буравя Сахура тяжелым взглядом. - Чего ты ждешь от меня? Отменить небесный приказ я не могу, изменить ход событий, назначенных свыше, даже мне не под силу. Так не благо ли для меня и моих подданных, даже если твое пророчество и истинное, не ведать ничего о нем? Ты же решил возложить на меня тяжкие думы насчет своего предсказания. Зачем? Я хочу понять!
- О, великий правитель, я мыслил, что мне надобно предупредить тебя о том, что я узнал.
- Зачем?
- Мне неведомы мысли и чаяния твои, но я полагал, что ты захочешь предостеречь своих людей от беды.
- Предостеречь? Чтобы они, с тревогой глядя в небо, мучительно ждали своей погибели, чтобы опасались каждого наступившего дня, как последнего? Так не лучше ли просто не ведать о твоем страшном пророчестве, тем более, что оно может и не сбудется? Пусть они спокойно наполняют свой желудок вкусной едой, веселятся и ликуют, устраивают пиршества, пусть любят друг друга, пусть женщины нежатся в сладких объятиях сильных мужчин и рожают детей. Нет, я не стану будоражить людей, не стану сеять смуту и панику. И тебе я это запрещаю!
- Но ведь, предупрежденные, они будут готовы к бедствию, а значит, некоторые смогут спастись.
- Разве они смогут спастись, не зная, какая участь им уготована? - голос архонта, принимая привычные властные интонации, вновь грозно загремел. - Нет, я запрещаю тебе, Сахур, тревожить людей своим предсказанием. Пусть будет так, как будет! А теперь ступай с миром. Да не вздумай ослушаться меня!
Такой уж, видно, выдался сегодня день, что архонт, особенно после разговора с Сахуром, снова чувствовал себя разбитым. Купание принесло ему обычное бодрое состояние, но Сахур, будь он неладен, все испортил. Гродж, раздосадованный и отягощенный мрачными думами, отправился в опочивальню. Там его, как обычно, ждал изысканный стол и вина, аромат благовоний струился вокруг. Архонт рассеянным взглядом окинул пиршественный стол и устало опустился на широкое под прозрачным пологом ложе. Вошла полуобнаженная Лилит, а следом за ней еще несколько женщин, грациозных и крутобедрых, их тела были прикрыты лишь легкими, прозрачными одеждами.
Лилит замерла в ожидании приказаний своего господина, тот мельком взглянул на вошедших, и властным жестом велел им удалиться. К большому разочарованию прекрасных посетительниц, обожавших бывать у своего сильного и красивого господина, сегодня он не был расположен к обычным вечерним развлечениям.


Глава 6


После расставания с Лессирой Тод вернулся на то место, где они вместе любовались бескрайней гладью океана, такой таинственной и волнующей. Перед его мысленным взором снова и снова возникал прекрасный образ Лессиры, которая в его смятенных мыслях звалась не иначе, как Клита. Взволнованный недавно пережитыми событиями, он неподвижно стоял у парапета площади, простирающейся прямо к водной глади, его ладони ощущали прохладную шероховатость камня. Перед мысленным взором Тода вновь и вновь возникал образ Лессиры, - он явственно видел ее изумрудные глаза, устремленные вдаль туда, где океан уходил за горизонт. Тод помнил каждое слово, сказанное ею, помнил, какие эмоции отражали при этом ее глаза, как черты лица отзывались на выплескиваемые через речь чувства. Он не мог бы точно сказать, что же его привлекло в Лессире больше всего - красота ли облика или ум и проницательность. Скорее всего, все, что имело отношение к ней, пробуждало в нем бурю разных чувств, каждый ее жест и взгляд был прекрасен для него.
Тод был покорен Лессирой сразу же, с первого мгновения, когда он только увидел ее у фонтана, раздосадованную и гневную. Он ощущал какую-то необычность во всем ее облике, несоответствие прекрасного, почти неземного, облика, ее утонченных манер с тем местом, простым и обыденным, где она стояла, подобно богине, сошедшей с небес, - ослепительной, с сияющими изумрудными глазами, с разметавшимся по ветру белокурым шелком волос. Говорят, было время, когда Боги ходили по земле, и сегодня Тоду вдруг показалось, что дочь одного из небожителей спустилась на землю. Быть может, для того, чтобы забрать его сердце, сердце обычного земного человека. Чем же он заслужил такую великую милость? Но разве такое может быть, ведь богиням место на небе, а не на грешной земле.
Тод вернулся домой только к ночи, когда луна невесомо и призрачно стала проявляться на небосклоне, но не было звезд на небе, так и не успевшем погаснуть за долгий летний день. Дом Беркана стоял погруженный в покой и тишину, все его обитатели уже давно спали. Тод легкими шагами пересек широкий двор, припал к ступени фонтана, воды которого из верхней чаши шумным каскадом падали к его основанию. Склонившись над зеркальной гладью воды, здесь у самого края лишь слегка волнуемой падением водных струй, он неподвижно рассматривал свое отражение, а затем с вздохом, зачерпнув обеими ладонями прохладной воды, освежил пылающее лицо. Заходить в дом не хотелось, ему казалось, что там его мысли о Лессире уже не будут такими волнующими и возвышенными, их стеснят пределы родного очага, его стены, крыша, а им для вольного полета необходимо было это бескрайнее небо с одинокой луной, так и не разгоревшейся на летнем небосклоне.
Он устроился поудобнее на скамье, где вблизи умиротворяющего водного шелеста фонтана в былые времена так любили посидеть они с отцом. Беркан рассказывал сыну красивые легенды о великом прошлом Атлантиды, когда Боги жили среди людей. Глядя на сверкающие от солнечного света стремительные струи воды, Тод ясно представлял себе описываемые отцом удивительные события, в мыслях он был там, среди людей безвозвратно канувшего в лету времени. Он представлял себя то прорицателем, чей третий глаз ясно видел прошлое и будущее, то великим магом, имеющим Вимана Видия – старинную воздушную повозку. Он явственно видел себя в ней, летящим прямо по воздуху, внизу его взору раскрывалась благодатная и цветущая родная земля, ее заботливо взращенные сады, просторные парки с рядами кипарисов и фруктовых деревьев, широкие площади, блестящие разноцветной мозаикой купола дворцов, их высокие и статные мраморные колонны. Как говорил отец, все эти вещи, ясновидение, воздухоплавание, и множество других, атлантам были подарены самими Богами. Но многое из тех даров было потеряно людьми.
Юный Тод, внимая отцу с широко раскрытыми, изумленными глазами, взволнованно спрашивал его, почему же так случилось, на что отец лишь пожимал плечами, кто же знает почему.
- Мой отец, - сказал как-то Беркан, - рассказывая мне о прошлом, его легендах и сказаниях, говорил, что Боги покинули эту благодатную землю и унесли с собой даже память о многих своих чудесах потому, что люди перестали тянуться к небу, они приросли к земле, к ее повседневным радостям и заботам, ставшими столь притягательными для них.
- Что означает, приросли к земле? - вопрошал мальчик.
- Я и сам не знаю, что отец имел в виду, он не пояснял, а я и не спрашивал. Наверное, это означает, что заботы поглотили людей. Но разве можно быть свободным от них?
Тод не знал, почему вдруг ему вспомнились эти картинки из далекого детства. Возможно, причиной тому стал необычный день, прожитый им. Он всколыхнул в его памяти, поднял с самого ее дна давно забытые события из жизни, они непроизвольно и свободно появлялись в его мыслях, как если бы он поставил перед собой цель подвести черту своей жизни. Самое интересное заключалось в том, что события эти, конечно же, никак не были, да и не могли быть, связаны с Лессирой, но именно она, яркой звездой заблиставшая вдруг на его небосклоне, стала для него той причиной, которая толкает оценить свою жизнь, посмотреть на себя со стороны, быть может, для того, чтобы понять, а каким же взглядом посмотрит на его жизнь он, этот единственный, важный и нужный человек.
Вновь и вновь вспоминая образ Лессиры, каждое ее слово, ее взгляд или мимолетный жест, он чувствовал, как от страшной мысли больше не увидеть ее, его охватывает непреодолимое волнение, заставляющее судорожно и больно сжиматься его сердцу. И в самом деле, с чего он решил, что еще хотя бы раз встретится с нею? Судя по ее нраву, она неприступна и горда, да к тому же еще и небесно прекрасна, как же он смеет мечтать о ней? Усилием воли он отогнал от себя навязчивые мысли, приносящее смятение и беспокойство его взволнованному сердцу. Он заставил себя не омрачать тревогами этот день, несравненный ни с каким другим, сегодня он будет наслаждаться только им, этим днем, подарившем ему встречу с самой прекрасной девушкой на всей земле.
Дверь в доме негромко хлопнула и раздался едва различимый в шуме фонтана звук шагов. Легкая рука легла ему на плечо.
- Ты почему не ложишься спать? - Тод обернулся и увидел свою мать, ее глаза смотрели на сына с тревогой и заботой. - Ты чем-то обеспокоен? Что с тобой?
- Не волнуйся, мама. Я здоров.
- Тогда почему же ты не идешь в дом, сидишь здесь один среди ночи?
Тод знал, что от матери нельзя скрыть своих мыслей и переживаний. Да он и не привык их таить от нее. Но даже если он и захотел что-то удержать в себе, в своем сердце, ему бы это не удалось - одного мимолетного взгляда матери было достаточно, чтобы та поняла, чем сегодня живет ее Тод. Поэтому он всегда рассказывал ей, как прошло время, проведенное вне дома. По обыкновению вечером он входил в ее опочивальню. Там горели свечи в золотых подсвечниках, дымились благовония, он знал, что это всегда предшествовало ее молитвам, посылаемым Богам во имя мира и счастья родной земли, своих детей. Но прежде чем обратиться к Богам, Нефрит заботливо усаживала сына рядом с собой на пушистый ковер к приземистому столику на широких ножках, украшенных лепными листьями, наливала ему из кувшина душистый напиток, ласково расспрашивала о пережитом им времени. Они, радостно глядя друг другу в глаза, будут говорить долго, пока не придет время Тоду удалиться к себе и со спокойствием умиротворенно отойти ко сну, а Нефрит начнет вечернюю молитву Богам.
- Мама, от тебя мне не утаить, не скрыть своих мыслей. Я скажу тебе всю правду. Мне встретилась сегодня прекрасная девушка, самая лучшая на всем белом свете. Я покорен ею. Сердце мое в смятении.
- Почему же сердце твое в таком смятении, что ты не можешь уснуть? Что беспокоит тебя?
- Она слишком прекрасна для меня, - упавшим голосом сказал Тод. - Мне никогда не быть с нею, не видеть ее, не дышать с нею одним воздухом! Мама, это так больно!
- Но почему же не быть тебе с нею? Кто она, расскажи мне?
- О, она... она дочь великого человека... астронома Асурамая.
Мать покачала головой и светло улыбнулась.
- И что же с того? Чем же плох ты? Твой отец ничем не хуже Асурамая, только лишь в том различие между ними, что разные дела они вершат. Во всем же остальном я не вижу различия между ними, они оба уважаемые люди. Значит, и их дети достойны друг друга. Ведь и ты не уступаешь своему отцу - тебя ждут большие, может быть, даже великие дела. Поэтому волнение твое, сомнения твои лишь от сильного чувства, охватившего тебя.
Она подошла к сыну, обняла, прижала его голову к своей груди.
- Успокойся и отправляйся спать. Сон тебе поможет унять волнение, он успокоит тебя. А когда ты проснешься, ты поймешь, что все твои страхи были напрасными.
- Может, ты и права. Да, я пойду в свою опочивальню.
- Тебе надо отдохнуть, ведь наступающий день принесет хлопоты.
- Какие?
- А ты забыл? Наступает праздник первого урожая. На главной площади Аталлы соберется весь город, будем веселиться и прославлять Богов.
Тод вдруг улыбнулся своим переживаниям. Как же он мог забыть о празднике урожая? Должно быть, сама судьба посылает ему случай увидеть Клиту, поближе узнать ее, ведь на празднике будут все, от мала до велика. И там он обязательно встретит ее, найдет среди множества людей, может быть, даже признается ей в своих чувствах. Но главное, что он вновь увидит ее глаза и улыбку, услышит ее голос.


Для связи с автором: aln1967@yandex.ru