Преодоление. Часть 1. Прыгуны. Глава 10. Поддержка

Глава 10. Поддержка

Тула. Зареченский район. Продольная полянка вдоль чугунки. Сентябрь 2000 г.

Прыгуны, это рисковое племя, вот уже три часа как восседает длинной плеядой, всем скопищем, на той самой полянке, среди изобилия: васильков, ромашек и зверобоя. Вразброд распределившись маленькими кучками на увядающей травушке, человеки мирно переговариваясь, ожидали очередного проследования товарняка. И вообразите себе: всё тот же разновозрастный контингент, те же отголоски переживаний да оскомина загвоздок и несбывшихся перспектив.

— Привет, честной компании … — нараспев и не без симптомов удручения произнёс Шкет, появившийся так-таки ниоткуда, загадочным образом втихую пришедши к новому пристанищу шабашников. За полтора месяца отсутствия на железке, после смерти Сафрона, он ощутимо отвык от подобных однообразных будней, — и отныне сам процесс этот ему казался в диковинку. Вкрадчиво переступая, находясь в вынужденной нагулянной вялости, парень, найдя в пространном скоплении сидящих мужчин и юнцов подходящее свободное местечко, буквально плюхнувшись, уселся в густенькую травку и — приготовился к длительному пожданью. Быркой кистью взъерошив вихры и натянуто взбодрившись, он, едва поведясь телом, безо всяких пристрастий, чисто механически полюбопытствовал у находящихся поблизости. — Давно ждём???

— Часа три … — вставил Андрей, оторвавшись на секундочку от болтания с Сергеем, и тут же вернулся в прежнюю беседу.

Пару минут Шкет молчал. Хмуря брови и вроде чем-то досадуя, он излиха морщил лоб и на лике его притупленно читалась глубокая думка. Как ниточки крепко сжатые губы, пасмурный взор — такое обрамление лика выказывало обеспокоенность. Он, некоторое время как бы прислушиваясь к общему гулу вокруг разговаривающих соратников, что-то сопоставлял. Затем громко вздохнул, и не выдыхая, затаив тяжесть в груди своей, пробормотал наверно больше самому себе, чем для кого-то, но в полный голос:

— Да-а-а! Вот блин по самые уши влип. Домой ни сегодня, ни завтра топать никак нельзя. Батяня убивать будет долго и мучительно …

— А что случилось, братан?! — спросил кто-то из ближайших, буквально эвентуально, скорей для проформы или может быть для завязывания и поддержания беседы. Это был приятной наружности паренек, вполне допустимо тоже заскучавший в одиночестве, чем всамделишно интересуясь его «попадаловым»; вероятно из новичков, не знавших: ни погоняла его и не имени.

— Да мне сегодня батя денег дал, съездить в центр сотню баксов купить, а я ж захотел, как лучше … подешевле обменять. Ха-ха! а получилось, как всегда.

Неожиданно проблематика привлекла всех. Наверное, многие надеялись, услышав зараз что-нибудь новенькое, развеяться, приблудной весточкой поднять настроение, дух боевой. Ну, или похохмить, да и отвлечься от скучного поджидания. Недалече сидевший Андрей, на сей раз с чистосердечной неброскостью, снова поинтересовался:

— Да что вышло-то? — с двоякой интонацией кинул он вопрос, вроде бы не особо любопытничая и в то же время наперёд сочувственно.

— Приехал я на Каминского, на Главпочтамт. — Охотно начал Шкет. — Нет, чтоб сразу в пункт обмена валюты идти. Я решил с рук отхватить, по боле-менее низкому курсу обстряпать дельце. Так сказать, копейку срубить. Мечтаю, может мне на пивко перепадёт? Хожу, спрашиваю. Однако всё что-то попадается невыгодно, почти также по курсу обменника. И хлобысь, пацанёнок подходит ко мне. Спрашивает, мол, «что, доллары нужны»? — тут Шкет всунул в рот приготовленную загодя сигарету, щёлкнул зажигалкой, затянулся и, с наслаждением выдохнув клуб густого дыма, продолжил. — И объявляет мне такую цену, как говорится, что ни на есть самую приемлемую. Протягивает мне, как-то странненько вчетверо сложенную сотенную банкноту. Я развернул, осмотрел её, говорю: всё путём, беру. И хотел сразу, не отдавая ему этой купюры, отсчитать «деревянные». А он, говорит: «нет, я боюсь; сначала, мол, верни мне мою сотню, а потом отсчитаем твои рубли». Ну, посчитал, ладно, боится малец, отдал. Начали вместе отсчитывать надобную сумму. В моих руках и отсчитали. В конце концов: я ему рубли, а он мне ту же складенную долларовую купюру. Шито-крыто. Разбежались. Мысляки уже о пивушке! Вторично ассигнацию не осматривал. На ходу засунул её автоматом во внутренний карман. Но уходя … что-то мне померещилось в происходящем не ладившееся. Что-то странное почудилось! — тут он на секунду умолк, снова глубоко вдохнул табачный дым и, поморщившись, пустился рассказывать далее. — Как-то вроде краем глаза усёк, что его какой-то мужик вдруг на пинках ни с того ни с сего погнал …заторопил как-то сомнительно. Типа: «уматывай отсюда, мол, барыга хренов — молокосос»! Что-то у меня в сердце ёкнуло. Дай-ка, думаю, гляну на эту бумажку опять, а в душе уже мерзкие подозрения встрепыхнулись. Достал, разворачиваю, а там всего лишь один доллар … а пацанчика-то уже и след простыл.

Тут он из кармана достаёт банкнот и показывает всем, кто-то даже взял посмотреть, будто бы она всенепременно должна быть какой-нибудь особенной, а Шкет заключил свою историю. — Вот так, как младенца и обул меня, считай и всамделишный младенец!

— Ха! Там целая мафия. Цыган, небось, был?

— Нет, русский пацан, зелёный ещё, где-то ровесник нашему Мышке. Да-а-а! Батя убьёт теперича. Домой нельзя показываться, пока не отпрыгаю, не насобираю нужную сумму. А ведь не собирался никогда больше прыгать. Мне Сафрон до сих пор каждую ночь кричит и кулаками машет: «Только не заскакивай, Шкет. Не цыпляйся за подножки, не вздумай!» Ан вот нет, придётся-таки, теперь уже деваться некуда. — И покачав головой, примолвил. — Что-то я бояться стал, словно чую неладное …

Восседающие близь да подалече замолчали минут на пять, будто бы каждый думал об одном и том же: «А может ну её на фиг, встать и уйти отсюда, и никогда больше не приходить?».

— Николай! — вдруг гулко окликнул Шкета Мышка, — вот, на, забирай мои сто рублей, я бы не пожалел и больше, но у меня сейчас нету. Это хоть всего-навсего четыре доллара, но … скажу одно, лучше не прыгай. Внутреннему голосу надо доверять. Иди-ка ты лучше до хаты да сдавайся папашке. Может, простит?

Шкет от изумления вскочил и как-то весь выпрямился, напрягся. Встал, как по стойке «смирно». Руки его неестественно застыли по швам. Он не ожидал, совсем не предполагал и уж тем паче от Мышки такого выверта, ибо частёхонько посмеивался, несправедливо подшучивал над ним. Ему стало до жара в лице стыдно за себя, за свои беспрестанные и дерзкие выходки по отношению к этому, как выясняется, вовсе недурственному пареньку. Он чрезвычайно взволновано, с каким-то неправдоподобным трудом забрал робкой и нерешительной рукой сотку и пролепетал, заикаясь:

— Спасибо, Мышка! Серёжа! Ты настоящий друг. — Тут он опять также резко сел. Точнее не сел, а скорее даже рухнул и прочиликал уже каким-то обречённым голосом. Как-то напрочь потерянно. Правда, уже не косноязыча, но всё равно глядя каким-то опустошённым взором куда-то в траву, будто бы телега размышлений разухабисто катилась с крутой горки, но не по той стёжке-дорожке, о чём он тотчас говорил:

— Только вот попрыгушничать, Серёженька, мне однофигственно приведётся.

Андрей тем временем размышлял: «А ведь прав Серёжа, пусть это на сегодняшний день последние сто рублей. Пускай, приготовленные специально для дяди Паши, но ведь завтра будет день и будет пища». Он вытянул из кармана сторублёвку и, протянув её Шкету, проговорил:

— Колян, возьми и мои сто рублей. Ведь кто-то должен тебе помочь в трудную минуту. Кто, если не мы?

В течение последующих минут буквально все, даже взрослые семейные мужчины, стали подходить к Шкету, а кто-то подзывал его к себе, и каждый совал ему по своей сотне рублей. Очень скоро у него в руках оказалась необходимая сумма денег. Шкет, безмолвствуя, ныкался в траве и, от внезапно подступившего приступа глубочайшего умиления, не смог сдержать крупных слёз. А чуть позже он покинул полянку.

Москва. Замоскворечье. Частное владение. 20 августа 2001 года

— Что за паяц?! Шапито … и погоняло какое? Лимонадный Джо. — Забавлялся только что увиденным и услышанным Расул, когда, ни капельки не внушающий ему доверия, мужичок скрылся за дверью. Он восхотел лично его увидеть, устроил собеседование. Слишком серьёзное задание, чтобы авоськать да валандаться и он, сделав соответственные выводы, басовито протявкал. — Пьер Ришар какой-то … из киношки — помнишь? — «Укол зонтиком». Куда я его пошлю? Кого он может ликвидировать? Опозоримся. Братва на смех поднимет! Ты же знаешь, мы и сами могли бы завалить гниду. Да нашим нельзя — вдруг всплывет. Чужому желательно исполнить …

— Между прочим, в прошлом году … — перебил его сотоварищ, — этот захухряй по нашей установке ликвидировал в Туле «Барона» и трёх телохранителей. Пустил в расход принародно в ресторане. Его даже никто не засёк. Видеокамеры ужом обошёл, выполнено — «комар носа не подточит!» Официант обнаружил трупы, когда заявился за расчётом. А чуваки, в смысле — трупаки, прикинь, весь вечер так и просидели с простреленными башками за столом. Зря зубоскалишь. — Поручился Сивый. — Царёк, мой распорядитель, знает кому довериться.

— Вот этот хлюпик, которого плевком перешибить можно? Этот мухортик … мокрая курица?! — Расул недоверчиво морщился, горячился, иронизировал и отрицательно мотал головой. Не мог он в такое поверить … хотя, абсолютно доверял Сивому. Никогда тот не гнал «туфту», да и не в его это правилах.

— Подстрелыш, — вдруг с умыслу помощник депутата назвал Расула бэушной кликухой, дабы тот не забывал бандитского генезиса. Когда-то они вместе воинствовали. Было времечко! А теперь Сивый (по-старому Жиротряс), по собственному мнению, высоко взвеялся над низменным гангстеризмом, высоконько подобрался к браздам правления страной и уже не ставил себя вровень с бандитом. Он уже отворил дверь и, собираясь удалиться, обнажил в приветливой улыбке зубы и снисходительно отрезал. — Не нуди, выполняй, что приказано.

Ни один мускул не дрогнул на лице Расула, лишь ответная улыбка незначительно искривилась, будто обладатель скушал что-то кисленькое, но сам он, наконец выказав согласие, загоготал. — Ну если ты отвечаешь, если поручаешься, даю добро. Чем шайтан не шутит.

Только дверочка прикрылась, Расул со злостью стукнул кулаком по столешнице и вызвал по спикерфону своего зама. Его гнобило проистекшее. «Велика птица! Ишь зарывается». Скрипел он зубами. «Вишь оно как — приказывают! А хохо ни хохо?» Оскалился он. Тут же неотложно объявился здоровенный мужичара, и не поднимая глаз, Расул распорядился:

— Симон, проверьте этого горе-киллера. Что он из себя представляет? Пройдёт проверку, пусть выполнит заказ. По исполнению — в расход. Не нравится он мне.

Продолжение следует ...