Три жизни Гения. Жизнь 2 (часть1)

Три жизни Гения.




Жизнь вторая.



Роль длиною в жизнь

# - реплики на английском языке
^ - реплики на немецком языке
* - реплики на итальянском языке
& - реплики на французском языке




ГЛАВА 1. Сон.


…В лёгком ситцевом платье я стою на обрыве. Прохладный осенний ветер теребит мои распущенные волосы. Подо мной бьются о берег волны, разбиваясь в белую пену. Четырнадцатая соната Бетховена… Мне хорошо, как никогда. Я стою босиком на камнях, наслаждаясь этим вечером.
Спокойствия не даёт чувство ожидания... Я жду Его…
И Он приходит! Он подходит со спины, обхватывает меня за плечи и, крепко обняв, нежно целует мою шею. Я чувствую его тепло, его дыхание.
Я поворачиваюсь, и мы смотрим друг другу в глаза, а затем сливаемся в самом нежном поцелуе…
…Мы плывём на лодке. Когда берег скрывается из вида, и кругом остаётся только тихая гладь воды под тёмным небом, Он перестаёт грести…
Мы вдвоём: только Он и я – на маленькой лодке, но в большом океане, в громадном мире…
«Это уже было!» - пронеслось в моей голове, и я открыла глаза. – «Как жаль, что это всего лишь сон… И почему мне показалось, что это было?..». И хотя я не могла вспомнить Его лица - я была уверена, что это был Ники.
Мной одолело навязчивое желание спрятаться, убежать, исчезнуть! Хотелось поверить, что ничего не было и нет!.. Я хотела домой, в Москву! К Нему!!! И к детям, тоска по которым периодически колола мне сердце.
Но разум снова заблокировал все мои фантазии, вернув меня в реальность. Я не могла её изменить, и это было мне нестерпимо! И я разрыдалась… Банально и капризно!..

…Кристалл приходил каждый вечер и уходил каждое утро задолго до того, как я просыпалась.
И каждую ночь мне снился один и тот же сон. И каждый новый день я встречала в слезах. В течение дня я старалась отвлечь себя хоть какой-нибудь работой. А так как ничем, кроме искусства я заниматься не могла (не умела или просто не хотела) – я занималась. Около шести часов я проводила за роялем, часа три посвящала изучению вокальных клавиров, начала осваивать дирижирование, учила языки. И вернулась к композиции. Произведения того периода были очень тяжёлыми, но они помогали мне очищаться от этой боли и тоски…
И так по кругу, слабо отдавая отчёт тому, что же я делаю и тем более зачем! Я работала только потому, что у меня была в этом потребность. Мне надо было куда-то направлять свою природную энергию, иначе даже не представляю, чтобы со мной могло быть.
В середине дня приходил массажист, к вечеру я спускалась в тренажёрный зал. В принципе, чем не жизнь? Делай, что хочешь, никаких забот и хлопот… Но тогда я была просто не в состоянии это оценить. Я ещё не вышла из того глубочайшего шока, в который погрузилась, покинув Москву. Я просто принимала всё, как должное. В своё оправдание могу сказать только одно – я определённо всегда была любимчиком Судьбы! Но и расплачиваться за это мне приходилось порядком.
Кристалл пытался дать мне всё, на что был способен. Он старался окружить меня не только комфортом и удобством, но и заботой, лаской, любовью, которые я принимала холодно. Я не могла ответить ему взаимностью – ведь каждую ночь я была с Ним! А ложь и обман всё ещё были чужды мне, я не хотела лицемерить по отношению к человеку, который столько для меня сделал и продолжал делать.
Каждый вечер я проводила с Кристаллом – он слушал мою игру и пение каждый день по два часа и делил со мной постель – это было всё, что я могла ему дать… Но каждую ночь я была с Ним, и только ему принадлежало моё сердце!

Пару месяцев спустя мой сон, ставший для меня уже привычным, получил продолжение…
…Я сижу в той же лодке, но уже одна. Я помню, как он уходил, медленно отдаляясь – он шёл по воде, едва касаясь её своими ступнями. Я знала, что он уходит навсегда.
В руках у меня верёвка, на одном конце которой – петля, к другому - привязан камень.
Четырнадцатая соната Бетховена…
Я медленно накидываю петлю себе на ноги и затягиваю её. Сев на край лодки, беру камень в руки.
Странно, но я не ощущаю его тяжести… Я даже не испытываю страха. Такая пустота! Вокруг, в голове, в сердце, в душе.
Разжав пальцы, я выпускаю камень. Всплеск воды – и снова ничто не нарушает тихую гладь океана, по которой ещё какое-то время будут идти круги…
А я медленно погружаюсь в воду, за камнем. Широко раскрытыми глазами я смотрю сквозь толщу воды, которая кажется прозрачной и бесконечной. Бездна!..
О, бездна морская! Тебя я молю –
Меня успокой ты, и душу мою,
И дай мне пристанище в этом краю,
Где сердце всё вынесло в страшном бою.
О, бездна морская! Тебя я молю!..

- Дорогая, проснись, - Кристалл прервал мой сон, разбудив меня. – Ты кричала. Что тебе приснилось? - он крепко обнял меня и бережно поцеловал моё лицо.
- Я тонула, - со стеклянными глазами ответила я.
- Ну, хватит уже! Я не могу больше это выносить! Ты каждый день ходишь как зомби, слёзы не высыхают на твоём лице! Это невыносимо! Скажи мне, что я могу сделать – и я сделаю это! Но я не могу на тебя смотреть, когда ты в таком состоянии! Может, я приглашу для тебя психоаналитика?
- И что я ему скажу? – я высвободилась из его объятий. – Что я Косицына? Что мне здесь плохо? Что я хочу домой, в Москву, к любимым и дорогим мне людям? В том-то и дело – я никому ничего не могу рассказать!!! И это буквально сводит меня с ума! – воскликнула я.
- Всё будет хорошо, - он снова обнял меня, прижав к себе. – Я что-нибудь придумаю…

…Правду говорят – время лечит. Спустя некоторое время я перестала так болезненно реагировать на подобные сны. Может, конечно, я просто устала! Но сон продолжал мне сниться, и ни разу я не видела его до конца.



ГЛАВА 2. Пора действовать.


Прошёл год.
За это время я изменилась - и внешне, и внутренне.
Что касается моего внешнего вида – я немного располнела (сидячий образ жизни – он такой, даже тренажеры меня не спасали!), носила неяркие расцветки и нестильные фасоны одежды (то, что считалось модным среди этих бандюков), предпочитала ходить в париках и носила отвратительную бижутерию. Одним словом – всё то, что Косицына никогда бы себе не позволила, даже умирая с голода!
А в характере многие перемены были связаны с тем рабско-зависимым положением, в котором я себя ощущала. Я стала тихой, сдержанной, более мягкой, податливой.
В течение почти всего года я сопровождала Графа на всех тусовках, а последние полгода даже на стрелках. Меня теперь знала вся местная братва и даже дали прозвище – Графиня. Можно сказать, я стала «звездой» местного разлива. Странно, но почему-то я не ощущала никакого восторга по этому поводу.
Для Кристалла я была не только атрибутом красивой жизни, но и своеобразным оберегом.
А что касается моего «профессионального» вопроса (если таковой тогда вообще имелся) – я выучила программу для пяти сольных фортепианных концертов (с объёмом живого звучания примерно по три с половиной часа каждый). Досконально изучила восемь партий различных опер (включая три оперы Вагнера) и ещё двадцать клавиров освоила концертмейстерски. С дирижированием было несколько сложнее – его я осваивала фактически с нуля. И к концу года могла похвастаться разве что десятком классических вещей.
Кроме того, я укрепила и углубила свои познания в английском, немецком, французском, итальянском и иврите, а также освоила средний уровень по греческому, португальскому, испанскому, арабскому и латыни.
Также мной были закончены две оперы и три симфонии, несколько фортепианных миниатюр и романсов.
И чтобы это время не выпало из моей жизни, я решила «увековечить» эту самую жизнь – я села писать что-то вроде мемуаров. Конечно, жизнь моя ещё не закончена, но тот отрезок, который завершился моргом, показался мне весьма самодостаточным, чтобы его записать. Кроме того, мне это оказалось просто необходимым, чтобы осмыслить, что же со мной всё-таки произошло, в чём кроются причины и какие выводы из своей жизни я должна сделать. При помощи этих записей я смогла систематизировать всё, что со мной происходило, выстроить логические цепочки и осознать, как жить дальше.
Одним словом, год для меня даром не пропал. Я занималась накоплением знаний, слабо тогда ещё представляя, где и когда они могут мне пригодиться, судя по тому, что никаких радужных перспектив передо мной не маячило.

Многое за это время изменилось и в Москве. Благодаря Интернету я постоянно была в курсе всего, что происходило в моей семье.
Нашего последнего ребёнка (девочку) Саша назвал Анной Марией, вопреки всем опасениям, предупреждениям и суевериям. Воспитание он решил доверить моим родителям, для чего упросил их переехать к нему. Узнав это, я навсегда потеряла какой-либо страх за детей – так, как я доверяла своей маме, я никому не доверяла – особенно себе!
С рождения дети были погружены в атмосферу любви, но и в тоже время строгую дисциплину. К слову, они с самого рождения приучались к трём языкам – английскому, итальянскому и русскому (который, безусловно, был доминирующим и преобладающим).
К первой годовщине моей смерти Саша открыл свою собственную фирму, получившую название «Анютик». Презентация фирмы сопровождалась концертом солистов открывшейся фирмы: бесспорно безупречных музыкантов – на что - на что, а на это у Саши хватало и вкуса и чутья. А первым Сашиным солистом стал… Николай Славин, «любимый ученик Анны Марии Косицыной». Видимо, Саша решил продолжить делать фортепианные записи, и выбрал для этого очень удачного кандидата: молодой симпатичный парень, который был учеником самой Косицыной!..
Кроме того, к годовщине моей «кончины» по всему миру прошли «памятные» концерты – в тех театрах и учебных заведениях, с которыми я сотрудничала. Репертуар концертов состоял только из тех произведений, которые я успела исполнить.

Следствие по факту моего убийства зашло в ожидаемый тупик. Дело громко назвали «преступлением века» (а за глаза «висяком века»). Но Саша не собирался с этим мириться – он лично следил за всеми малейшими изменениями, и не дай Бог, кто-либо допускал мельчайшую халатность или небрежность! – за этим следовали жалобы, разбирательства, депремирования, а иногда и увольнения. Так получилось, что даже после смерти я портила кому-то жизнь…

Многие события трудно назвать иначе, чем «мистические». К примеру, второго ноября (в годовщину моей смерти) вышел из комы Андрелло Моррези (общей сложностью он провёл в ней немногим меньше двух лет).
И в тот же день (второго ноября) из одной из самых дорогих клиник для душевнобольных был выписан … Ники. Его состояние врачи считали хорошим, но петь он больше не мог – на нервной почве он потерял голос…
Я боялась за него – ведь он ничего больше не умел! Я ощущала свою вину за всё, что с ним произошло. И меня окончательно убивало то, что я ничего не могла изменить!

…Накануне моего тридцать первого дня рождения сон, который уже давно меня терзал, наконец, получил продолжение.

…Я погружаюсь в воду. Но через какое-то время я понимаю, что не погружаюсь, а поднимаюсь, всё выше и выше. Наконец, далеко вверху я вижу свет – сначала неясный, словно трепещущий, но постепенно он набирает силу, становясь всё ярче. Там, наверху, всё окутано этим светом! Я хочу туда – меня влечёт туда! (незаметно даже верёвка исчезла, я освободилась)
Поднявшись туда и погрузившись в свет, я начинаю различать очертания деревьев. По мере того, как мои глаза привыкают, я вижу прекрасный цветущий сад, в котором одновременно цветут даже такие деревья, которые по биологическим законам не могут цвести в одно время! но там возможно всё!
Пройдя вглубь сада, я вижу небольшую речку. Подойдя к ней, я сажусь на берег и всматриваюсь в гладь воды. Она настолько прозрачна, что видно каждый камушек на дне, каждую маленькую рыбку. А вода такая холодная и такая живая! Она буквально завораживает.
Кто-то подошёл ко мне со спины. Мне не надо поворачиваться – я и так знаю, что это Он! Я медленно поднимаюсь, Он обнимает меня и кладёт свою голову на мою… Мы молчим.
- Ты снова уйдёшь? – наконец, спрашиваю я.
- Нет. Теперь мы вместе, навсегда, - тихо отвечает Он.
- Пока смерть не разлучит нас? – с усмешкой спрашиваю я.
- Теперь уже не разлучит.
Я поворачиваюсь. Обнявшись, мы уходим в глубину сада…

Проснулась я спокойной. Такого спокойствия и уверенности в моей жизни не было никогда прежде. Честно признаться, тогда этого сна я не поняла – но знала, что всё будет хорошо. И я поняла, что просто не имею права дальше продолжать такой образ жизни. Пришло время продолжить начатое. Я должна жить, действовать. Я достаточно отдохнула, все мои раны зажили, и я обязана идти дальше!

- Мы можем поговорить? – тем же вечером я решила обсудить всё с Кристаллом.
- На ночь глядя? – он удивился.
- Другой возможности у меня нет.
- Хорошо. Я тебя слушаю.
- Я должна уехать, - это было всё, что я собиралась ему сказать.
- То есть? – немного помолчав, спросил он. – Куда? Насколько?
- Навсегда, - мне было трудно смотреть ему в глаза, но это был единственный шанс убедить в своей решимости.
- Я не понимаю! Тебе что, плохо здесь? Или чего-то не хватает? Или произошло что-то, чего я не знаю?
- Мне здесь не плохо, - вскользь ответила я. – И ничего не произошло. Я очень благодарна за всё, что ты мне дал. Ты спас меня – и я никогда этого не забуду. Но я должна жить своей жизнью, я должна к ней вернуться, я и так слишком долго отсиживалась.
- Так ты в Москву собралась?! Нет! Туда я тебя не пущу! – отрезал он.
- Нет, я поеду в Европу.
- И что ты там будешь делать? На что ты будешь существовать? Ведь как Косицына ты не сможешь больше никогда жить! Прости, но что ещё ты умеешь? – осторожно спросил он.
- Я что-нибудь придумаю. Теперь я уже точно не пропаду. Если у меня есть сила и желание – я всего добьюсь! Я прошу, не держи меня! Я бесконечно тебе благодарна, но это не помешает мне уйти, если я так решила. Не закрывай передо мной дверь – я выберусь в окно, не закрывай окно – если понадобится, я разрушу любую стену! – твёрдо, но тихо сказала я.
- Ты настроена решительно… Но всё же, на что ты будешь жить?
- Дай мне несколько рейсов. Этих денег мне вполне хватит на первое время, а там…
- Что ты несёшь?! – он перебил меня. – Дать рейсы?! Тебе?!
- Не вижу в этом ничего экстраординарного. Не думаю, что могу не справиться..
- Да причём здесь это? – воскликнул он, встав. – Ты себе даже не представляешь, что это за мир! Меньшее, что я могу сказать тебе – не женское это дело! А тем более, не твоё! Так что забудь об этом!
- Ты считаешь, что я брезгую физической работой? Или что я не справлюсь? Я не ангелочек, и не маменькина дочка! Поверь мне, если надо будет – и вагоны разгружать стану, не задумываясь! Я не боюсь замарать руки ради собственной шкуры! Я умею и люблю работать! А деньги я могу взять только за труд! – я продолжала держать свою линию.
- Ты работала на меня весь этот год, - заметил он.
- Нет, прости, - перебила я. – Я работала только на себя. А тебе давала всё, на что была способна, чтобы отблагодарить. Не спорю, я осталась в неоплаченном долгу… Но, может быть, жизнь ещё предоставит мне возможность вернуть его тебе. Но не здесь!
- С тобой трудно спорить. Все твои аргументы весомы. Но ты не понимаешь, что это безумство. И я просто не могу тебя отпустить в этот мир! Ты слишком хрупка и тонка! Этот мир опошлит и испачкает тебя! Я так этого боюсь… - он крепко обнял меня.
«Ещё посмотрим», - подумала я, имея в запасе козыри, с которыми ни один мужчина не смог бы поспорить.



ГЛАВА 3. Рейсы.


Через месяц у меня был рейс.
Пусть самый маленький, самый короткий и лёгкий (Шацк – Челябинск) – но он был! Я бы была не я, если бы не добилась желаемого!
Около месяца я тренировалась на треках и площадках и только после этого, скрепя сердце, с огромной осторожностью и опаской, Кристалл отпустил меня в качестве второго водителя с одним из самых лучших своих людей.
Была середина декабря – худшего времени для поездок по России и придумать нельзя, но я настояла!
Первый блин не стал комом. Мы провели его «блестяще», даже приехали на несколько часов раньше. Вели так: я по десять часов в день, Игорь (мой напарник) – по четырнадцать. Я – в светлое время суток, он – в тёмное; большей частью подряд, с минимальными сменами и остановками.
Жизнь дальнобойщиков мне не показалась такой уж страшной, как её описывал Кристалл. Возможно, просто Игорь (по приказу шефа) ограждал меня от этой жизни, как мог…
Отсутствие женщин в этом «обществе» сказывалось довольно ярко. На трассе (и на привалах, и на остановках) меня окидывали недоуменными взглядами – но к этому (с моим-то прошлым!) мне не привыкать! Игорь всячески ограждал меня от каких-либо контактов с «собратьями». Но не стоит забывать, что он сам был мужчиной – и так же, как все дальнобойщики был лишён нормального женского внимания!
Я не могла не замечать, как он на меня смотрел, что означали «случайные» столкновения в кафе или на заправке… я не была дурой, и мне было уже далеко не шестнадцать лет!
Но я делала вид, что не придаю этому значения. И конечно, по возвращении не побежала жаловаться Кристаллу! Ведь это означало бы, что больше ни одного рейса я никогда не получу. Как и во всём в этой жизни, я должна была принести небольшую жертву. Мне она не показалась сколько-нибудь обременительной…

В месяц у меня было два рейса. Я рассчитала примерную сумму, которая мне могла понадобиться в качестве «отправного» капитала. По моим расчетам, последний рейс приходился на конец апреля. Близость желанной свободы грела мне душу.

Во время очередного рейса Игорь, наконец, осмелел и решил познакомиться поближе.
- А у тебя муж был? Там… - пояснил он.
- Да, и трое детей, - честно ответила я и поймала себя на этом.
«А почему я всегда говорю правду? Может, мне ему ещё рассказать, кто я, чем занималась? Нет, голубушка! Basta! Теперь у тебя нет этой жизни! Теперь ты должна говорить только то, что тебе выгодно! Теперь каждое слово должно быть продуманно и просчитано на сотни шагов вперёд!».
- Рано родила? – почему-то спросил он.
- Да… Кто не совершает по молодости ошибок?!
- Да, но у тебя хоть муж был! А поженились вы хоть по любви?
- Кто его разберёт восемь лет спустя?! – вздохнула я.
- Ну, да... Когда так рано женишься, потом можно уже и не понять, зачем это было, - я молча посмотрела на него и убедилась в том, что он уверен в моей «молодости».
- А ты, был женат?
- Да нафиг надо?! – почти испугался он. – Чтобы она мне столько же нарожала? Что мне с ними делать-то?
- Воспитывать, готовить к самостоятельной жизни!
- На какие вши?! Мне самому умереть пришлось, чтобы сюда устроиться и не обременять своих. Хотя я ни о чём не жалею и не хочу вспоминать о той жизни!
- Согласна, закроем эту тему, - поддержала я. – А к чему ты начал этот разговор?
- Да я просто знаю, что красивые девушки обычно одинокие. Мужики пошли трусливые: он будет ходить, вздыхать – а подойти не решится. А ты вот, такая красивая, молодая – и уже мать троих детей! Я удивлён.
- Ты думаешь, это праздник? – усмехнулась я. – Тот, кого я любила, женился на уродине ради денег её предков, ну, я и разозлилась – и вышла за первого встречного, в отместку!
- Ну, родила ж ты ему троих детей!
- А меня кто-то спрашивал? Так что поверь, у меня тоже достаточно причин для радости относительно своей скоропостижной кончины!
- Он тебя бил?
- Осталось пару переломов…
- Вот скотина! Как на такую женщину можно руку поднять?! Хоть убей – не понимаю! – искренне ответил он.
- А если посмотреть объективно, со стороны? Как бы ты поступил, если б твоя жена вешалась бы на шею другому, а на тебя плевать бы хотела?
- Ну, или развёлся, или тоже, конечно, силой... – вяло ответил он.
- Вот видишь, - я усмехнулась. – Я всегда говорила: все вы, мужики, одинаковые!
- Да ладно, - отмахнулся он. – А с Графом у вас как?
- То есть? – я с недоумением посмотрела на него.
- У него уже давно бабы не было…
- А я что, похожа на бабу? – моему удивлению не было предела.
- Нее… Я имел в виду, что он уже давно один. Как-то не везёт ему на слабый пол. А как ты появилась, так он намного человечнее стал. Всё-таки, что ни говори, любому нормальному мужику нужна женщина.
- Это намёк? – я усмехнулась одним уголком рта.
- Не то чтобы, - он не смотрел мне в глаза. – Просто понимаешь, я считаю, что настоящего секса за деньги не бывает. И то, что мы снимаем на дороге – это не более чем удовлетворение одних низменных потребностей.
- Не вижу разницы. И посмею с тобой не согласиться. Я за своего замуж только ради денег и вышла. Не могу сказать, что у нас были какие-то проблемы. Поверь, мне было с чем сравнивать. Дело совершенно не в деньгах, а в твоём личном восприятии объекта.
- То есть, ты предлагаешь чихать на все устои и традиции и просто жить в своё удовольствие? – он пересел за сиденье водителя (за рулём в это время сидела я, а сзади было место, где мы спали).
- А почему бы нет? Живём-то один раз!
- Мне нравится твоя теория, - через некоторое время услышала я над самым своим ухом. – Я её разделяю, - его руки скользнули по моему телу и крепко прижали меня к сиденью.
Воспользовавшись своим умением быстро соображать, я просчитала все возможные варианты и их исходы – не могу сказать, что «оптимальный» вариант привёл меня в восторг, но… Он был оптимальный! С ним я ничего не теряла, но многих проблем могла избежать, а если смогла бы правильно повернуть ситуацию (вернее, её восприятие), то мне было гарантированно как минимум приятное времяпрепровождение.
- У тебя красивое тело, - тихо проговорил Игорь.
- Представь себе, я в курсе, - я съехала на первом привале…

…- Надеюсь, ты понимаешь, что всё это ничего не значит и ни к чему не обязывает? – уточнила я, вернувшись за руль и возобновив движение.
- Не волнуйся, я всё понимаю правильно, - усмехнулся он и вытянулся, погружаясь в сон.

Как мне показалось, Кристалл ничего не заподозрил.
Все наши поездки с Игорем обязательно сопровождались подобными сценами. Каково было моё отношение к ним? Да никакого! Ну, было и было – что с этого?
Безусловно, после того, как я оказалась здесь, все остатки былого мировоззрения были закопаны глубоко и навсегда. У меня началась другая жизнь. И отношение к ней у меня было совершенно другое.



ГЛАВА 4. Подстава.


- А зачем ты на рейсы села? – на предпоследнем рейсе спросил вдруг Игорь. – Тебе что, плохо жилось? Или ты уйти собралась?
- Может и так, - не ответила я.
- И ты действительно думаешь, что он тебя отпустит? - усмехнулся он.
- А что, может не отпустить?
- Отсюда никто не уходит. Разве он тебе этого не говорил?
- В смысле? А как же истории про тех, кто…
- Ну, да, ну, да… Слухи такие есть, не спорю. Но вот куда они ушли, не спрашивала? Их же всё равно никто уже искать не будет – их и так уже не было.
- Ты что, серьёзно? – не поверила я.
- Жаль мне тебя, - вздохнул Игорь. – Граф, похоже, понял, что не удержит тебя. Так что для тебя есть два варианта: или ты одумаешься и останешься с ним (пока не надоешь ему), или …
- Нет, он не сможет!
- Сможет, поверь, - он серьёзно посмотрел на меня. – Он не пожертвует всем, ради одной похоти и каприза.

Подобный поворот меня не очень радовал. В принципе, глубоко в душе я допускала такой вариант, но мне не хотелось верить, что Кристалл может так со мной поступить. Мне он казался, по крайней мере, честным (хотя бы со мной).

…На обратной дороге, подъезжая к очередному пункту проверки, я не узнала проверяющего.
- Тебя Граф предупреждал о замене? – осторожно спросила я Игоря.
- Нет. Я его никогда прежде не видел, и Граф мне ничего не говорил. Я попробую с ним договориться.
- Нет, я сама. Только не лезь, - бросила я и, поставив машину на ручник, открыла дверцу кузова.
Наверное, в первый раз за эти несколько дней, что мы ехали, я была благодарна природе за то, что на улице стояла такая невыносимая жара. Не смотря на то, что стоял всего лишь апрель – солнце жарило, как в середине июля. Всю дорогу нам приходилось буквально обливаться водой.
И вот теперь мой внешний вид мог сыграть мне на руку. На мне были короткий обтягивающие шорты и топ.
…Спрыгнув на землю перед проверяющим, я выразительно потянулась («расправляя кости»).
- Как дорога? – спросил тот со сладострастной улыбкой на губах.
- Жарко! – честно ответила я, улыбнувшись в ответ.
- Ну, что, посмотрим груз?
- Как скажете, - мы обошли машину. – Только, если Вам не трудно, не могли бы Вы сами открыть – у моего напарника вывих руки.
- Не вопрос, - он открыл контейнер. – Прошу.
Я забралась, позволив себя подсадить, он забрался за мной.
- А что, у нас какие-то проблемы? – спросила я, нащупывая выключатель.
- Есть небольшие расхождения.
/дело в том, что реальный вес фуры расходился с заявленным в документах на несколько тонн – ведь мы везли оружие…/
- И что вы везёте? – он начал осматривать коробки.
- А вот всё, что Вы сами и видите, - я приоткрывала разные ящики, показывая их содержимое (сверху лежали всякие мелкие предметы, вроде пузырьков, баллончиков и разных косметических средств).
- А здесь что? – он прошёл вглубь фуры, куда даже свет плохо долетал.
- Мне кажется, что Вы уже нашли самое интересное, что у нас есть, - ответила я и подошла к нему вплотную.
Он окинул меня хитрым взглядом. Я поняла, что ситуацию надо спасать – либо мне удастся его отвлечь, либо он узнает, что мы везём. Я села на заинтересовавший его ящик и сняла топ…
Дальнейшие «указания» не понадобились. Парень оказался сообразительный…

…- Ну, что, ещё вопросы остались? – игриво спросила я, натягивая шорты.
- Нет, всё чисто, - он пошёл к выходу.
Я следом за ним выпрыгнула из контейнера, приведя себя в порядок.
Инцидент был исчерпан, проблем удалось избежать.
Игорь встретил меня молча. И только когда мы проехали с десяток километров, он заговорил:
- Что-то долго тебя не было.
- Долго? Скажи спасибо, что мы вообще едем! – воскликнула я (мне так хотелось избежать этого разговора!). – У нас вес на три тонны выше заявленного! И полицай не весть откуда взялся!
- Да что ты как с цепи сорвалась! Я просто удивлён! Спасибо тебе! Я поражён, что ты так всё вывернула, но сколько ты ему дала, чтобы он не цеплялся?
- Уже не важно, - отмахнулась я.
- Ах, ну конечно! – вдруг «сообразил» он. – У нас же нет денег! И как я сразу не догадался! Что ты ему ещё могла дать!
Я резко свернула на обочину и, остановив машину, быстро вышла из неё, хлопнув дверцей.
- Ты чего? – Игорь подошёл ко мне и остановил, взяв за плечи.
- Ничего! Это вообще тебя не касается!
- Я думаю, это можно было и по-другому урегулировать. Ведь тебе это доставляет такой дискомфорт, - аккуратно выразился он.
- Не надо лезть в мою душу! Ты не знаешь и не можешь знать, что доставляет мне дискомфорт! Всё прекрасно, всё чудесно! Я, может, удовольствие получаю! Что, не видно, в каком я от всего этого восторге?! – крикнула я, отстранясь и снова отойдя в сторону.
- Ладно. Не хочешь – не будем об этом. Ты всё правильно сделала. И забудем – что сделано, то сделано, - он подошёл сзади, но не решился ко мне прикоснуться.
Где-то около двух минут мы простояли так.
- Ты в оружии разбираешься? – я резко повернулась.
- Конечно, я же партии тоже иногда проверяю. Почему ты спросила?
- Эту партию ты смотрел?
- Нет. Её ребята до меня проверили. Да можешь ты ответить, к чему клонишь?
- Сделай милость, - продолжила я, не обращая внимания на его вопросы, - глянь сейчас наш груз.
- Зачем?
- Посмотри, я прошу.
- Ладно, - он сдался и пошёл к контейнеру. Я осталась стоять в стороне.
Вернулся он минут через тридцать, с грязными руками и потерянным видом.
Я ждала, когда он сам всё объяснит.
- Лажа какая-то, - начал он. – Мы везём несколько тонн ломаных игрушек! Из них даже муху не убьёшь! Что за бред?! Я не понимаю! Ты знала?
- Начала догадываться. Граф нас кинул.
- Это не имеет смысла! – Игорь не стал меня слушать. – Какой ему резон?
- Во-первых, тот факт, что я собралась уйти. Как ты сам сказал – отсюда не уходят. А я даже Графу об этом сказала. А во-вторых, - я на секунду замолчала, - скажи честно, ты до сих пор веришь, что он не догадывается о том, что между нами что-то есть?
- Ну, не то чтобы…
- Он не такой идиот! Не дурак, чтобы не понять и уж тем более не кретин, чтобы закатывать мне сцены. Только я не ожидала, что он сможет так низко меня подставить, - призналась я. – Мне казалось, у него хватит мужества ударить меня в лицо, а не в спину.
- Граф - страшный человек. Тебе просто посчастливилось не знать его этой стороны.
- Всё тайное рано или поздно становится явным. И я рада, что всё так сложилось.
- И что нам делать? – растерянно спросил Игорь через несколько мгновений.
- Ноги! Я думаю, ты понимаешь, что если этот рейс не стал последним, то для следующего Граф постарается лучше – он просчитает все варианты.
- Но мне некуда идти. У меня ничего и никого нет.
- Ты хочешь умереть?
- Так я уже мёртв…
- Ну, как знаешь! Это твоё право. А у меня есть свои планы на эту жизнь. И я не готова ею жертвовать ради какого-то бандита. Я только в самом начале пути, чтобы опускать руки, - я развернулась и, подойдя к машине, села за руль.
- Хорошо тебе, - вздохнул Игорь и, вытерев руки, тоже забрался в кузов.



ГЛАВА 5. Тристан.


Кристалл был, конечно же, поражён тем, что мы (хоть и с не большим опозданием) приехали, да ещё и «с товаром». Все «выяснения» свелись к диалогу взглядов. Лично я для себя поняла почти всё. В тот момент я увидела его слабое место. Этим местом оказалось его сердце – он был настолько привязан ко мне, что не смог бы даже на словах причинить боль. Только так, как он поступил – за спиной, через кого-то. А в моих глазах он должен был прочитать отвагу, силу и твёрдую уверенность в выбранном курсе – я не готова была сдаваться, и скорее лично перерезала бы ему горло, чем пошла бы у него на поводу. В моих глазах был открытый вызов.
Вслух мы это так и не обсудили…

Когда мы остались вдвоём, он попросил что-нибудь сыграть.
Меня не сильно тянуло на музицирование, и немного попев, я отошла от рояля к окну.
- Не уезжай больше, - вдруг попросил он.
- Почему? – я удивилась.
- Я так скучаю, - совсем неожиданно ответил он. – «Прости, небесное созданье, что я нарушил твой покой. Прости, но страстного не отвергай признанья, не отвергай с тоской…», «…я люблю тебя, я люблю тебя, как одна душа поэта только любит…»
- Пожалуйста, не надо! – взмолилась я, зная, что он может цитировать часами (и не просто цитировать, а именно те произведения, в которых Ники признавался мне в любви, пусть и в образе – но это были его признания!).
- Согласен, слова здесь излишне, - Граф подошёл ко мне и опустился на колени, обняв мои ноги. – Богиня! Ангел!
- Кристалл! – умоляюще попросила я.
- Не говори ни слова, - он поднялся и закрыл мне рот поцелуем.
- Кристалл! – более взволнованно попросила я, когда он перешёл на мою шею.
- Ни слова, о друг мой… - прошептал он, снова поцеловав мои губы.
«Боже! Что мне делать?!» - в который уже раз спрашивала себя я. Я снова попала в замкнутый круг, выхода из которого я не видела.

…- Я всё равно тебя не отпущу, - сказал мне утром Кристалл. Вообще, это был едва ли не первый раз, когда он провёл утро со мной.
Я с вопросом посмотрела на него.
- Хватит, наездилась уже! Утешила своё самолюбие, удовлетворила капризы – и достаточно геройства!
- Ты же знаешь – мне нужны деньги, чтобы уехать, - непонимающе пояснила я.
- Туда я тебя тоже не отпущу. Я не могу взять на себя такую ответственность – ты мне слишком дорога.
- В тебе говорит здоровый человеческий эгоизм. Но я Артист! Я профессионал! Мне нужна публика, их энергетика, точно так же, как и я нужна им! Сколько бы раз я не уходила со сцены, я всегда туда возвращалась именно потому, что не могу без этого жить! Искусство – это единственный смысл моей жизни!
- А смысл моей жизни – это ты, - спокойно возразил он.
- А со мной и будет всё хорошо, но только если я выберусь отсюда! Тебе нужен мой образ – а он может жить лишь на сцене.
- Понимаешь, если бы я был уверен, что с тобой будет всё хорошо, что ты будешь жить не хуже, чем в Москве… Но сейчас ты ведь можешь просто пропасть, во всех смыслах. Ты хочешь уехать в неизвестность, и никто не знает, что тебя там будет ждать, и сможешь ли ты с этим справиться, - пояснил он.
- Я польщена и тронута твоей заботой! Но вся моя жизнь – это риск и авантюра. На что я рассчитывала, приехав в Москву? Какую перспективу я могла видеть, ночуя на вокзалах? А что было дальше, ты знаешь. Я живу на удачу. Всё, что требуется от меня – честно выполнять свои обязанности, работать, оставаться верной и преданной Искусству и моему зрителю. А если при этом мне ещё удаётся жить более-менее в ладах с совестью – то это вообще высшее счастье. Риск – это мой стиль жизни. И я очень тебя прошу – не мешай мне, не вставай у меня на пути.
- Я не знаю, что мне делать, - вздохнул Кристалл. - Ты меня убиваешь. Отпустить тебя – всё равно, что бросить в бездну неизвестности и жестокости современного мира; оставить – смотреть, как ты чахнешь и чувствовать каждой клеточкой твоё проклятье за то, что я не дал тебе реализоваться. Даже не знаю, какое из этих двух зол меньшее…
- Первое. Во-первых, я не смогу тебя ни в чём обвинить; а во-вторых, ты не будешь видеть, как я умираю, - твёрдо ответила я.
- Но есть ещё одна причина, по которой я не могу тебя отпустить. Сейчас, по крайней мере.
- А именно? – я удивилась.
- Ты, прожив со мной больше года, знаешь достаточно о моих делах и моём … состоянии. Ты знаешь, насколько я богат, и насколько одинок. Мне некому это всё оставить.
- И? – я боялась понять его правильно.
- Я хочу, чтобы ты родила мне наследника, - закончил он свою мысль.
- Нет! – воскликнула в сердцах я. – Только не это! Умоляю! Ты хочешь, чтобы я ещё год просидела в этом заточении, а потом, родив, бросила ребёнка? Ты хочешь добить меня окончательно?
- Ну, троих-то ты уже бросила… - как бы между прочим заметил он.
- Значит, можно и четвёртого бросить?
- Он ни в чём не будет нуждаться. Если ты не будешь его воспитывать, тебе будет легче…
- Ты не понимаешь! А вынашивать девять месяцев, а рожать? Мало того, насколько это мучительно, так за это время ещё и к ребёнку ведь привязываешься! Нет, я умоляю – не мучай меня так! – из последних сил взмолилась я.
- Я прошу, я молю! – он встал возле меня на колени. – «Pietа ti prenda» - прошептал он.
Это меня добило. Эти слова в своё время вытащили Сашу с того света – для меня это было больше, чем просто цитата…

…Двадцатого января у меня родился сын…
Через месяц я выехала из страны, оставив Тристана (я имела неосторожность так назвать сына) Графу и смутно надеясь когда-либо его увидеть…

…Несколько лет моего «заточенья» подошли к концу. Я вырвалась на свободу.
Что я имела? Много денег. Двенадцать программ для сольных фортепианных концертов, пятнадцать новых оперных партий, около сотни выученных партитур, десять языков, четыре сочинённые оперы, пять симфоний и пару десятков произведений малых форм.
С совестью я разобралась быстро – заставила её замолчать (лет на тринадцать…).
…Об Игоре с того рейса больше никто ничего не слышал…

Передо мной оказалось то, что я ценила больше всего – Свобода! Что за ней стояло, я не знала, но я была готова ко всему! Пусть ошибки – но мои, пусть валуны – но мои.
Ведь это моя жизнь! Моя новая жизнь!..


ГЛАВА 6. Александра Бах.


Страной, в которой я решила осесть, стала Германия. Причин для этого было достаточно.
Например. Это – европейская страна (в Штаты я бы и под страхом смерти не поехала жить). В Италии меня слишком хорошо знали в музыкальных кругах, в Испании и Португалии – слишком жаркий для меня климат, В Англии – довольно сыро (в подобной сырости обострялись мои хронические заболевания носоглотки), Францию я несколько недолюбливала за их язык, а прочая европейская мелочь меня вообще не интересовала.
Кроме того, Германия имела глубочайшие культурно-музыкальные корни, да и фортепианная школа на тот момент была на голову выше общеевропейской.
И, кроме того, именно в Германии я проходила стажировку (около двух лет в общей сложности) по барочной музыке /будучи ещё студенткой Консерватории/. Только здесь в то время можно было получить основательные знания и пройти реальную практику.
Одним словом, выбор был не случайным.
Своё пребывание в этой стране я начала с оформления легальных документов (жила я в это время на съёмной квартире, где при оформлении не требовали паспорт) – не хотелось подставляться, используя фальшивые.
И только через полгода, после многочисленных проверок, тестов (на язык и знание историко-культурного фонда страны), и неимоверного числа взяток, мне выдали паспорт гражданки Германии!
День, когда я получила легальный паспорт, можно считать моим очередным Днём рождения (наверное, поэтому я их больше и не праздновала).
Александра Граф родилась двадцать второго мая в Берлине – таковы были официальные данные на меня.
Придумать имя не составило труда – просто взяла имя мужа. Фамилия – от моего бандитского прозвища. Дата рождения – от Рихарда Вагнера (который родился двадцать второго мая 1813 года).
То время, которое я потратила на оформление документов, я не теряла даром. Я успела подобрать себе дом. Он находился за городом - мне это было только на руку. Мне не нужны были соседи – я хотела спрятаться как можно лучше от посторонних ушей и глаз. Дом располагался среди лесного массива (часть леса тоже пришлось выкупить – чтобы никто не лез и не решил тут выстраивать дома), был расположен далеко от трассы и очень хорошо замаскирован среди деревьев. Не зная его расположения, его было просто невозможно найти!
Получив паспорт, я сразу оформила все документы на дом и землю. В течение последующего месяца я приобрела всё недостающее – полную обстановку дома (включая 3 рояля разных фабрик), охранную систему и … автомобиль (вернее, сменила прокатные машины на личный автотранспорт).
Между тем, занимаясь проблемами насущными, я совершенно запустила свой внешний вид. Волокита с документами изрядно меня вымотала – я довольно сильно похудела (из-за отсутствия времени и условий для нормального питания). Моя внешность оставляла желать лучшего – одежду я носила без разбору (чем хуже – тем скорее я её одевала), парики и линзы меняла, как перчатки, а сами перчатки носила, не снимая, не зависимо от погоды и помещений. Грубо говоря, я была не в лучшей форме!
/хотя, если по правде, форму тогда я себе ещё и не подобрала – это произойдёт несколько позже/

За это время многое изменилось и в Москве. Если вкратце…
…К тому моменту, когда Ники вышел из клиники, от него ушла жена, а новоиспечённый продюсер расторгнул все контракты. Одним словом, Ники оказался на улице и никому не нужен!
Когда он об этом узнал и понял, что никто не хочет брать его на работу, он пропал. Несколько раз его видели на кладбище, возле моей урны, то выкрикивающим проклятья, то рыдающим в раскаянье.
Врачи разводили руками – больше они ничего не могли сделать.
Потом около месяца его вообще никто не видел – и он был объявлен в розыск. Нашёлся он во время одного из рейдов полиции по притонам наркоманов. Ники оказался в их числе. Его насильно поместили в клинику. Но возникла проблема оплаты счетов (пребывание в подобных заведениях весьма дорогостояще), но здесь в ситуацию вмешался … Саша!
Он оплатил все счета и с этого момента стал опекуном Ники во всех смыслах, он стал его ангелом-хранителем.
Саша постоянно навещал его в больнице, подбадривал и пытался вернуть к нормальной жизни.
Когда врачам показалось, что Ники вполне может себя контролировать, они выписали его. Саша устроил его к себе на фирму в качестве музыкального консультанта (обязанностей никаких – но всегда под присмотром и с иллюзией собственной необходимости).
Однако на фирме всё напоминало обо мне – это вызвало у Ники очередное обострение, и он снова пропал.
Нашли его спустя несколько недель в очередном притоне. На этот раз курс лечения подлился дольше – Саша не стал рисковать и решил довести курс до конца.
Подобный ход событий не мог не взволновать общественность. Все (честно говоря, я - в первую очередь) просто недоумевали.
«А как же война?» - спрашивали себя журналисты.
«Какая война?! – ответил им Николо Бьянко (критик, порождённый моим не совсем здоровым сознанием). – Война прекратилась уже тогда, когда Королёв старший расторгнул контракт с Косицыной, бесцеремонно выгнав её с фирмы, в то время как она считалась без вести пропавшей. Уже тогда она перестала быть конкурентом для фирмы Шнайдера. И когда Косицына ушла из оперы и начала преподавать в Консерватории, эта знаменитая «река» совсем уже обмелела. Война стала бессмысленной, так как и Альтов, и Косицына перестали быть солистами враждующих фирм. Таким образом, «река» высохла, но «берега» не стали от этого ближе и всё равно остались одиноки. «Два берега не встретятся» - Косицына это знала и, как ни старалась, ничего не смогла изменить. С её кончиной обрушился один берег. Сейчас рушится и другой. И что останется? Равнина? Гладкая поверхность современного искусства? Как грустно заканчивается эта красивая и романтичная история «двух берегов». Но, может, мы чего-то не знаем? Может, она ещё получит продолжение?» - подобным многоточием, которое, на мой взгляд, должно было заставить многих задуматься - именно так я закончила свою статью.
Это было всё, на что я была способна в подобных условиях. Я могла только попытаться вселить в Ники надежду - если он, конечно, читал тогда прессу - и наблюдать со стороны, надеясь, что всё будет хорошо! Вмешиваться было не в моих силах…

Я начала устраивать собственную жизнь. Решив все проблемы, связанные с легальным пребыванием в стране, обеспечив себя всем необходимым, я, наконец, смогла заняться своими профессиональными делами.
У меня никогда не возникало сомнений в выборе деятельности – ею могло быть только искусство! А так как мой певческий голос знал весь мир, я решила пойти другой дорогой – карьерой концертирующего пианиста. Ведь на тот момент реально знали мой стиль разве что мои ученики, и то вряд ли отдавали себе в этом отчёт – ведь я никогда не навязывала свою трактовку и работала над тем, чтобы каждый ученик вырабатывал собственное виденье и слышанье.
Итак, я решила стать Пианистом. Для того чтобы заявить миру о себе я выбрала довольно необычный (для меня) способ – я решила действовать через … конкурсы. Выбрав из огромного числа существовавших на тот момент самые престижные, я подала на них заявки и засела за рояли.
В прямом смысле слова я не вставала сутками – ведь почти год (пока я оформляла документы, мыкалась по гостиницам) я была лишена возможности как-либо заниматься. Зато теперь у меня было для этого всё.
Меня всегда спасало умение быстро восстанавливаться и учить новое. Буквально за месяц я полностью восстановилась. И уже к осени я была готова принять участие в самом престижном конкурсе. Я была уверена в себе, как никогда.
Со дня моей «смерти» прошло почти три года – за это время мир вполне мог забыть мой стиль. Кроме того, мне, безусловно, пришлось кардинально менять пристрастия. И моя собственная эволюция дала о себе знать – эти три года не выпали из моей жизни: я многое пересмотрела, я вообще стала воспринимать мир по-другому, и это не могло не отразиться в моей игре.
Таким образом, я могла не бояться быть узнанной по стилю исполнения. Но моя внешность ещё могла ввести кое-кого в заблуждение. Ведь мои портреты продолжали украшать городские стенды, обложки журналов (журналисты после моей смерти стали ещё активнее сочинять про меня сплетни), а мои записи можно было приобрести на каждом шагу!
Поэтому новый образ требовал тщательной проработки деталей, и ничто не могло даже намёком зародить подозрение.
Главным словом, которое я выбрала для нового образа, стало «шок». Во всём!
Впервые я смогла опробовать новый «стиль» на отборочном туре к конкурсу.

…На сцену я вышла лёгкой и быстрой походкой, босиком (!). Подойдя к роялю, я сняла перчатки и лёгким жестом бросила их на пол. Коротко поклонившись (словно случайно, проходя мимо), я быстро села за рояль и сразу начала играть.
Не меньшим шоком стала моя одежда: играла я в брюках и чёрном топе. Это был весь мой концертный костюм!
Правда, обсуждение моей одежды продолжалось недолго – лёгкий шумок, который появился при моём выходе, смолк почти сразу, как только я начала играть.
Меня всегда отличали яркость, неординарность, глубочайшая индивидуальность и своеобразность трактовки. Моё исполнение никогда не было похоже на чьё-то. Я всегда находила в музыке что-то такое, чего другие не замечали или просто проходили мимо. Акценты в моём исполнении всегда были смещены по сравнению с «общепринятыми».
Мою трактовку можно было принять или не принять, но она никого не оставляла равнодушным, и она была обоснована и убедительна.
И, кроме того, у меня был ещё один козырь – я любила музыку и отдала ей всю свою жизнь, и она, в знак благодарности, никогда меня не предавала!
…Закончила играть я в гробовой тишине – я слышала только своё дыхание и учащённое сердцебиение. На возвращение из мира музыки мне потребовалось около полуминуты. Но едва я встала и склонила голову в лёгком поклоне, как в зале раздались аплодисменты (максимально бурные – учитывая, что в зале сидело всего несколько членов жюри). Мягко улыбнувшись, я покинула сцену таким же быстрым шагом, как и выходила.
В своей победе я не сомневалась ни секунды (конечно, отборочный тур я прошла). Хотя и должна была признать, что пошла ва-банк. Моя эксцентричная внешность могла перебить впечатление от игры. Вернее, не позволить услышать. Меня «спас» безупречный профессионализм, отточенность, индивидуальность – но всё это при полном соблюдении авторских указаний и чутком ощущении стиля и эпохи.
Для сцены я решила взять псевдоним – Бах. С этим композитором у меня было связано очень много: от полного непонимания и неприятия до благоговения и преклонения перед его Гением, он очень сильно изменил в своё время моё мировоззрение и виденье мира музыки.
«Безусловным открытием конкурса, да и сезона вцелом смело можно назвать далеко не юную пианистку из Берлина Александру Бах. Она сразила буквально всех. Её экстравагантная манера одеваться идёт вразрез с тонкостью исполнения, которое отличают безупречный профессионализм и интеллигентность без характерной для многих современных пианистов пошлой сентиментальности, поясничанья, и чрезмерных телодвижений» - вот одна из статей, которых появилось огромное множество после конкурса.
Я понравилась публике – и это было главное. Значит, все дороги передо мной были открыты. И всё, что от меня требовалось – честно работать, и не забывать о своих дорогих зрителях!

…Шли месяцы…

Не желая с кем-либо сближаться, я занялась собственной раскруткой самостоятельно. Всё-таки мой муж был продюсер! И я многому у него научилась.
Своими силами я организовывала сольные концерты в разных городах Германии, продолжая в то же время вести активную конкурсную жизнь, срывая все Гран-при и первые места.
/в этом, собственно, первое время и состояли мои доходы… ведь раскрутка и реклама требовали огромных затрат, а большая часть средств, привезённых из России закончилась на первом же конкурсе…/

Постепенно образ Бах откристаллизовался окончательно (на все последующие годы).
На сцену я выходила неизменно босиком, в чёрном пиджаке, который вместе с перчатками летел в зал, едва я подходила к роялю, чёрных брюках и … парике.
Аплодисменты были разрешены только после всей заявленной программы (и ни в коем случае ни в начале, ни между произведениями!), к этому я приучила публику довольно быстро.
На бис я играла пять-шесть произведений, между которыми тоже нельзя было аплодировать. А понять, что концерт окончен было легко – последней я всегда играла первую часть четырнадцатой сонаты Бетховена (вопреки желанию самого композитора…). После того, как замолкал рояль, я под громом оваций покидала зал.
Бах не принимала цветов, подарков и записок; не давала автографов. Она запрещала все виды записи со своих концертов и со своих конкурсных выступлений. Билеты на первые три ряда никогда не продавались (я всё ещё боялась, что меня кто-то может узнать).
Бах не давала интервью, ни с кем не общалась и покидала сцену столь быстро, что никто не успевал к ней подойти. Едва покинув сцену, она садилась в свой Мерседес и скрывалась в «неизвестном направлении».
Почти сразу (едва только начав сольную карьеру) я наняла штат охранников, которые обеспечивали мне беспрепятственное передвижение и ограждали меня от журналистов, поклонников и всех, кто хотел ко мне приблизиться. Бах оказалась в прямом смысле слова недоступна.
«Она спускалась с небес, чтобы поднять туда нас. После трёх часов блаженства мы возвращаемся на грешную землю, а она – на небеса».
Со временем я стала выезжать в граничащие государства. Мир начал узнавать про Бах. Так как я сама запретила все виды записи, лишив тем самым себя основной части зрителя, мне пришлось самой выезжать к этому зрителю.
/я заняла принципиальную позицию – только живого звука/
Конечно, у меня уже были и такие поклонники, которые сами ехали в Германию только за тем, чтобы услышать меня. Но таких ещё было меньшинство.
Так, мало-помалу, я становилась легендой. Цены на мои концерты упорно росли (и довольно быстро достигли планки «небесных» и даже «заоблачных»). И делала я это не из жадности (на жизнь мне вполне хватало) – мне просто было любопытно, до какой же степени это может дойти, во мне проснулся азарт!
Я вела отшельнический образ жизни, абсолютно ни с кем не общалась (разве что с зеркалом…). Мои «вылазки в свет» ограничивались концертами, редкими перебранками с начальником охраны (редко - по телефону, чаще – через мессенджер) и статьями Николо Бьянко, который пользовался всё большей популярностью.
В конкурсах я перестала участвовать довольно быстро – когда закончились все самые престижные, и когда дома у меня не осталось места для новых роялей.

…Из Москвы новостей не было: Ники лечился, Саша работал, продолжая раскрутку в первую очередь Славина, дети росли. К тому времени, как Бах начала своё «покорение Европы», Саша начал потихоньку знакомить их с музыкальными инструментами (в музыку они были погружены ещё с внутриутробного возраста).



ГЛАВА 7. Граф Эстергази.


Я понимала, что не смогу всю жизнь прожить «автономно» и изолированно от всего общества. Мне надо было с кем-то сходиться, налаживать какие-то контакты и связи.
И только я решила выйти из тени, как буквально под носом стал мелькать Генрих Фриц. Я частенько замечала его на своих концертах, но теперь я почувствовала, что ещё немного, и мне больше некуда будет пятиться.
С кем с кем, а с этим человеком я бы не хотела столкнуться «лоб в лоб», слишком хорошо он успел изучить меня во время своего визита в Россию – мой стиль и манеру игры. Это был единственный человек, который мог меня выдать.
И чтобы этого не произошло, мне надо было срочно уезжать из Германии. Но так как я не знала места назначения (проще говоря, мне некуда было ехать), я решила ещё больше замаскироваться, пока ничего дельного не придумаю.

Во всех правилах есть исключения. И одно из таких исключений буквально спасло меня в один прекрасный день (хотя и стоило больших проблем многим людям).
Одним из моих правил было отсутствие личных контактов с кем бы то ни было.
/не секрет, что когда имя А.Бах стало более-менее популярным, сразу появились люди, желающие участвовать «в этом проекте», или правильнее – нагреть на этом руки/
Все предложения я рассматривала исключительно в электронном варианте. Но…

…Покинув после очередного концерта сцену и выйдя на улицу, я заметила на своём пути фигуру человека. Я обернулась по сторонам в поисках охраны (в принципе, я с ними не должна была сталкиваться, а они должны были обеспечить мне беспрепятственный проход к машине).
«Уволю!» - подумала я и решила пройти к машине «на таран», не обращая внимания на этого человека.
^- Добрый вечер, фрау Бах. Позвольте поздравить Вас с блестящим выступлением, - фигура подошла ко мне вплотную и лишила меня возможности обойти её. – И если позволите, изложить Вам суть дела, весьма серьёзного, по которому я посмел к Вам обратиться.
#- Отвратительный немецкий, - заметила я.
#- Простите, я не знал, что Вы говорите по-английски, - заметил человек. – Вы никогда на нём не говорили.
#- А по-моему, я и на немецком не говорила. Я вообще мало говорю. А посему попрошу Вас представиться и как можно лаконичнее изложить суть Вашего вопроса, коль Вы посчитали невозможным сделать это в электронном виде, - я поняла, что от этого типа мне не удастся отделаться и придётся-таки его выслушать.
#- Может, мы продолжим этот разговор хотя бы в машине? – он посмотрел на мои босые ноги (а на улице была ранняя весна).
# - Хорошо, но в моей, - обрезала я, и мы сели в мой Мерседес.
#- Мы будем стоять, или куда-нибудь поедем? – поинтересовался незнакомец.
#- Я слишком занятой человек, чтобы «где-нибудь» разъезжать. А посему ещё раз прошу изложить суть Вашего дела, - сухо проговорила я, не встречаясь с ним взглядом.
#- Конечно, простите, что уже отнял столько Вашего драгоценного времени. Я решился на личную встречу только после того, как понял, что все мои электронные послания остаются без внимания. А я настроен весьма решительно и, кроме того, у меня есть то, что может Вас заинтересовать, – начал он. – Моё имя Эдвард Эстергази. Вполне допускаю, что оно Вам ничего не скажет – ведь Вы не имеете привычки уезжать далеко за пределы Германии. Я прилетел сюда из Лондона, чтобы своими собственными ушами услышать Вашу игру, которая порождает столько восторгов сегодня. Мнение одного из критиков, которое особенно созвучно моему, окончательно убедило меня в необходимости это сделать. Итак, я в Берлине, на Вашем концерте. Не буду отнимать у Вас время на повторение всех тех восторгов, коими расточается большинство критиков относительно Вашей игры. Для Вас это не ново. Но для меня Вы стали настоящим откровением, и я ещё больше укрепился в своём намерении предложить Вам сотрудничество. Мои ожидания оказались превзойдены! Вы гениальны – в этом нет сомнений. Насколько мне известно, на данный момент Вы сами занимаетесь своим продюсированием. Мне ли не знать, что это такое! Но Вы, как истинный артист, как творец, не должны тратить свои силы и время на столь приземлённую работу. Я уверен, что мы с Вами, как цивилизованные люди, сможем прийти к компромиссу. Я согласен на любые Ваши условия! – закончил он свою пространную речь.
#- Насколько я понимаю, Вы работаете в Лондоне?
#- Совершенно верно, и сегодня же ночью я должен вернуться.
#- Во сколько?
#- Через два часа
#- Два часа? – я кое-что просчитала в своей голове. – Какой аэропорт?
#- Так Вы согласны? – не понял (или не поверил) Эстергази. – Первый раз в жизни мне доводиться сталкиваться с таким солистом!
#- Если Вы будете сейчас разглагольствовать, я успею передумать. Не люблю, когда говорят много лишнего, - грубо заметила я.
#- Я пришлю за Вами машину, только…
#- Какой аэропорт? – повторила я, давая понять, что доберусь сама.
#- Это один из моих личных аэропортов, Вы не найдёте. Почему Вы не хотите, чтобы я прислал за Вами машину?
#- Ни одна душа, кроме Александры Бах, не знает, где живёт Александра Бах. И не узнает! Назовите координаты – и поверьте, я не заблужусь, - я, наконец, встретилась с ним взглядом.
Эстергази весьма пространно объяснил мне, как проехать к этому аэродрому, после чего он вернулся в свой лимузин, а я поехала домой – собирать вещи.
«Вот всю жизнь принимаю решения сгоряча, - размышляла я по дороге. – Почему я согласилась? Может, надо было для начала подумать?
А чего думать-то?! Фриц уже не то, что в спину – в лоб уже дышит! Когти отсюда рвать надо, пока всё не раскрылось.
И почему мне всё время приходиться куда-то бежать? Почему я не могу нормально жить на одном месте?
А какая разница, где жить?! Почему бы и нет? Почему я не могу уехать в Лондон? Я свободна, как никогда! У меня ни то, что, мужей, детей, друзей – у меня вообще ещё (или уже – это не столь важно) ничего нет! Мне нечего терять! И меня ничто нигде не держит!».
На том я и порешила.
Быстро собрав свой походный чемоданчик и известив начальника охраны (по мессенджеру, разумеется) о том, что они всем штатом уволены без рекомендаций и последней зарплаты, я ровно через два часа была в назначенном месте.
/кстати, ещё одна черта, отличающая Бах – просто маниакальная пунктуальность/
Эстергази ждал меня возле трапа. Я, быстро выйдя из машины, прошла мимо него и, зайдя в салон, пристроилась в самом тёмном углу (это притом, что у меня на голове была ещё и шляпка с вуалью!).
Когда самолёт взлетел, Эстергази решил нарушить установившуюся тишину:
#- Позвольте Вас спросить: почему Вы всегда прячетесь? И почему Вы всегда в чёрном?
#- Таков мой стиль, - коротко ответила я.
Помолчав, он сказал:
#- Ваш автомобиль отгонят в мои гаражи, - видимо, он понял, что я не настроена поддерживать беседу.
#- Благодарю, - и я ему за это была бесконечно благодарна!
Надев наушники, я погрузилась в размышления.
«Интересный этот Эстергази. Не поленился прилететь в Берлин лично – не прислал никого. И это в его-то возрасте! Могу поспорить, ему за семьдесят! И, наверняка, как все зажиточные англичанишки (правильней говорить, конечно, аристократия), жутко нудный! Хотя, что в его богатстве такого? А чем я сама занимаюсь последние годы? Искусством? Отчасти, но отчасти – и зарабатыванием денег. И себе-то я могу признаться – в этом я уже начала очень хорошо преуспевать!».

В Лондоне мне доводилось быть лишь несколько раз, и то либо в составе труппы Большого, либо под «руководством» Саши (то есть все бытовые вопросы решал он). Поэтому я решила поинтересоваться у своего спутника насчёт моего места жительства.
#- Я осмелюсь предложить Вам остановиться у меня. Дом достаточно просторен, и на данный момент я живу в нём один. Поэтому я могу предоставить Вам пустовавшую до ныне половину дома. Вы можете там разместиться, и я прослежу, чтобы у Вас было всё необходимое, - Эстергази говорил спокойно, но в голосе чувствовалось лёгкое волнение.
#- Ваше предложение меня более чем устраивает. Я с удовольствием приму Ваше приглашение. Список необходимых вещей я предоставлю Вам завтра же утром.
#- Я буду счастлив принимать в своём скромном жилище такую блистательную гостью, - он осторожно поцеловал мою руку.
#- Премного благодарна, - я улыбнулась (первый раз за последние… одним словом, за довольно продолжительный период времени).
#- Если бы Вы только знали, как прекрасна Ваша улыбка! – восхищение Эстергази было искренним. – Возможно, Вы и правы в том, что ограничиваете число тех, кто достоин её видеть. Тем сильнее мой восторг и гордость оттого, что я имел счастье её лицезреть!
Я промолчала и с трудом сдержала смешок.



ГЛАВА 8. Артур.


«Скромное жилище» Эстергази оказалось сказочным замком, на взгляд не уступающим Версальскому дворцу! Меня поразили величие и красота в сочетании со старинным убранством, сохранённым (и/или отреставрированным) трепетным хозяином.
Когда я представила себе половину замка, которую он отдал в моё распоряжение, сначала мне стало плохо! Во-первых, я даже не смогла себе точно представить, какая же это площадь. А во-вторых, я реально не знала, зачем мне столько места! Одной!
«А почему бы и нет! – возразила тут же себе я. – Я ведь всегда мечтала о Версале!».
И только осмотрев замок, я поняла, что Эстергази не просто богатый продюсер – он оказался настоящим графом, сэром с кучей непонятных мне регалий. Эдвард был потомком тех самых Эстергази, с которыми имел дело ещё Гайдн в своём далёком восемнадцатом веке, чем вывзал во мне не просто волну почтения и восхищения, но и неподдельный интерес к своей персоне.
Заказанные графом рояли меня устраивали не во всём. Поэтому я посчитала целесообразным немного их доработать, чтобы приблизить по ощущениям к своим любимым, которые остались в моём Берлинском доме. Это были две концертные Ямахи, полученные мною в качестве первых премий на Американском и Канадском конкурсе в прошлом году; сами по себе эти рояли тоже оказались не очень пригодны для моих рук, и мне также пришлось их немного «подкорректировать» - я утяжелила их: один немного - концертный, другой – до предела - рабочий.
Остальные мои пожелания (как то: оборудованный зал, шумоизоляция, библиотека и фонотека) граф выполнил в течение недели.
Кроме того, у меня была отдельная кухня, куда прислуга доставляла продукты, согласно составленному мной списку. Готовила я для себя сама.
Через две недели мы с Эстергази заключили контракт на пять лет, включающий мою концертную жизнь и записи на студиях, принадлежавших графу.
После второго же концерта я окончательно приняла решение выступать только на своём рояле (мысли о подобном введении меня терзали уже давно). Для того было много причин: во-первых, я с трудом пристраивалась к лёгким инструментам, кроме того, я всю жизнь считала, что на плохих инструментах вообще не надо играть! Да и быть их не должно! Во-вторых, в большинстве случаев меня не устраивал звук предложенных инструментов (а я не хотела поступаться такой важной деталью!); а в-третьих, к середине уже первого отделения моих концертов на рояле рвалось до пяти струн (и не потому, что я так грубо играла – просто инструменты были в основном плохие…) – а это причиняло порядком неудобств как залу, так и мне. Поэтому до сих пор на моих концертах на сцене стояло четыре рояля (которые чаще всего к концу моего выступления приходили в негодность), что приводило принимающую сторону в исступление!

Стоит заметить, что как только появилась Бах, я решила во что бы то ни стало, всеми возможными способами заработать как можно больше денег (наверное, я хотела отомстить жизни за то, как она со мной обошлась).
Поэтому, как только я стала выступать на своём инструменте, цены на билеты поднялись вдвое (это при том, что уже к тому моменту они были «слегка выше заоблачных»). И, тем не менее, билеты раскупались с прежним, даже возросшим ажиотажем – порой мне казалось, что мой инструмент (вернее его появление на сцене) производит на публику большее впечатление, чем моя игра.
Как бы там ни было, я только выиграла, во всех смыслах – и играть мне было комфортнее, и потерь я теперь избегала максимально, зритель был доволен, и доход мой возрос!
Кроме того, в моём «арсенале» появился личный звуковик (он же начальник моей новой охраны) – Уильям. Профессионал, как говорится, от Бога! То, как он помогал мне выстраивать звук и работал с аппаратурой, впечатлило даже мемя, видавшую уже много в своей практике.

Но Бах по-прежнему не давала интервью и автографы, и по-прежнему были запрещены записи с концертов. По этой причине цены на мои диски, выпускаемые фирмами графа, равнялись (а порой и превосходили) ценам на VIP места на моих концертах.
Медленно, но верно Бах продолжала своё триумфальное шествие по миру. Но, как и прежде, меня никто не видел – записи на фирме шли через зеркальное стекло, на концертах всё так же пустовали первые ряды, а после «Лунной» я исчезала. Даже Эстергази, у которого я жила, был лишён возможности меня видеть – я так хотела…
Бьянко продолжал писать свои статьи, критикуя всё и вся (за исключением, разумеется, Бах). Мои счета росли как на дрожжах: пополняясь быстро и на очень крупные суммы (при полном отсутствии расходов!).
Однако подобное положение дел очень быстро мне наскучило. Мне элементарно не хватало простого человеческого общения. Порой мне казалось, что я начинаю забывать человеческую речь. Я пробовала разговаривать сама с собой, но ловила себя на том, что начинаю путать языки…
Как всегда в подобных случаях (в детстве и юности я частенько «страдала» недостатком общения) у меня началась депрессия. Мне всё в себе не нравилось: ни как и хожу, ни как одеваюсь, ни как я играю, ни как пишу! Вопреки контрактам, я меняла программы прямо на сцене – исключая всё мажорное, жизнерадостное, добавляя траурные, трагические и драматические вещи.
Мне было плохо! Я перестала есть и спать, меня постоянно мучили мигрени. Я начала ненавидеть себя! И это не могло не найти отражения в моих статьях – Бьянко начал резко и грубо критиковать Бах. Ни один критик в мире не позволил бы себе написать такое в её адрес! Лишь Бьянко, который ничего и никого не боялся – только он писал то, что приходило в голову.
Это парадоксально, но, читая потом свои собственные статьи (о своей собственной игре) в прессе, я впала в ещё большую депрессию и пришла к выводу, что я вообще не умею играть!
По этой причине, я перестала заниматься и с головой погрузилась в фонотеку и библиотеку. Теперь всё моё время занимали симфонические записи, мемуары мировых дирижёров и собственно само дирижирование.
/кстати говоря, Бах никогда не играла с оркестром – я боялась нарваться на тех дирижёров и оркестрантов, которые сотрудничали в своё время с Косицыной/
Я перестала приезжать на студию звукозаписи, что не могло пройти мимо графа. Он узнал об этом сразу, но … ничего не сделал. Он решил, что мне нужен отдых. И оставил всё, как есть.
Шли недели, мне не становилось лучше. Граф отменял концерты один за одним. Он уже начал беспокоиться, но так и не осмелился пройти на мою половину дома и поинтересоваться лично о моём самочувствии.
Наконец, не выдержала я сама. Я поняла, что если не поговорю хоть с кем-нибудь, то просто выпрыгну из окна.
Плюнув на всё, я вышла из своих комнат.

В доме стояла гробовая тишина. Было довольно темно и холодно. Солнце уже село. Пройдя на половину графа, я сразу направилась в гостиную, где Эстергази пил в это время чай (впрочем, как и половина Англии).
Я остановилась в дверях. Он сидел лицом к окну и не заметил меня. Несколько секунд я колебалась, а правильно ли я поступаю, но отступать было поздно.
#- Прошу прощения, - начала я. – Могу я с Вами поговорить?
Граф медленно повернулся, не узнав /естественно!/ мой голос.
#- Конечно! – воскликнул он, увидев меня, и спешно поднялся. – Проходите, присаживайтесь, - пригласил он.
#- Благодарю, - я устроилась на диване. На мне было чёрное закрытое платье, шляпка с вуалью и … перчатки.
#- Как Вы себя чувствуете? – с искренней заинтересованностью спросил граф. – Вы давно не были в студии. Отменено несколько концертов. И прошу прощения, слышал, что Вы ничего не едите. С Вами всё в порядке? Может, Вам нужны услуги врача?
#- Спасибо за беспокойство, - начала я. – Я здорова.
На несколько мгновений я замолчала и опустила голову.
#- Честно признаться, я боюсь Вам исповедоваться. Я Вас совсем не знаю. В последний раз моя откровенность дорого мне обошлась, - я должна была придумать себе правдоподобную легенду. – После того, как за свой язык я чуть не поплатилась жизнью, я перестала доверять людям.
#- Я Вас очень хорошо понимаю, - улыбнулся граф. – Как Вы могли заметить, я тоже не окружаю себя толпой людей. Я живу один по той же причине, что и Вы боитесь быть откровенны. И могу Вас заверить – мне можно доверять. Что бы Вы мне ни сказали, это не выйдет за эти стены и уйдёт со мной в могилу.
#- Что ж, - вздохнула я. – Другого выхода у меня всё равно нет. Вы спросили, как я себя чувствую – так вот, ужасно! С моим здоровьем всё в порядке, но вот морально… Кто бы мог подумать, но я очень тяжело переживаю то, что обо мне пишут в прессе. Я всегда очень уважала Бьянко, его статьи всегда перекликались с моим мнением и поэтому я не могу не принимать близко к сердцу то, что он пишет. Его последние статьи, посвящённые мне, выбили меня из колеи. Неужели я действительно стала так плохо играть?! – с детской наивностью воскликнула я.
#- Ну, что Вы! Вероятно, он не смог устоять от соблазна обогащения. Бумага всё стерпит. С нашей свободой слова про кого угодно можно написать всё, что заблагорассудится. Тем более в сфере искусства – где всё субъективно и не имеет логичного обоснования. Могу предположить, что тот, кто заказал ему эти статьи, преследовал именно эту цель – выбить Вас из колеи. У Вас много завистников. Кто-то решил Вас устранить таким способом – сделать подлость, зная, как тонко такие люди, как Вы, на это реагируют. Вы не должны попадаться на такую удочку, - закончил Эстергази.
#- Предположим. Но если это не так? Что если это его мнение? Может, он действительно пишет то, что думает?! – он меня не убедил.
#- Это ничего для Вас не меняет, - твёрдо ответил граф. – Сколько людей – столько и мнений. Ваш главный судья – это Ваш зритель. А он к Вам более чем благосклонен, и Вы не должны его гневить в угоду одному критику.
#- Спасибо, - я немного ободрилась. – Я прислушаюсь к Вашему совету.
«Что я тут делаю? – вдруг подумала я. – Зачем я к нему пришла? И зачем я ему вру? Идиотизм какой-то: жаловаться на то, что сама о себе написала! Но, - возразило моё второе «я», - мне ведь действительно просто надо с кем-то поговорить. Иначе я сойду с ума».
#- Вы мне очень помогли, - я встала.
#- Я рад, - он тоже встал и сделал шаг мне навстречу. – Если Вам что-либо понадобится, я с удовольствием Вам помогу, не бойтесь ко мне обратиться.
#- Благодарю, - я опустила голову и направилась к выходу.
#- Позвольте дать Вам один совет, - остановил меня граф.
Я остановилась и подняла голову.
# - Возможно, я лезу туда, куда не должен, но я настоятельно советовал бы Вам сменить имидж: снимите или хотя бы разбавьте чёрный цвет - он подавляет Вас. Ведь наше настроение во многом зависит от того, как мы выглядим. Только поймите меня правильно, - спохватился он, - я желаю Вам только добра. Простите меня, если моё неведение невольно Вас оскорбило. Я не знаю о Вас ничего, не знаю причин, побудивших Вас избрать этот стиль. Просто мне кажется, что чёрный цвет поглотил Вас, и Вы сами этого уже просто не замечаете.
#- Спасибо за внимание. Я подумаю над Вашими словами, - ответила я и вышла.
«В чём-то он прав. И я это знаю. А что я теряю? Почему бы и нет…».
Несколько дней я не выходила за пределы своей половины. Затем села в свой Мерс (выписанный из Берлина) и поехала по привычному некогда кругу: бутики – салон красоты - парикмахерская.
Я купила десять комплектов одежды разных цветовых гамм (избегая красных оттенков и чёрного цвета). Мне сделали сногсшибательный маникюр (должна признать, руки я запустила с этими занятиями), а прическа преобразила моё лицо окончательно. Мои опасения, что меня могут узнать были напрасными. Теперь же, с новым имиджем, это меня окончательно перестало беспокоить. Косицыной больше не существует!
Ещё несколько дней я сама привыкала к своей новой внешности и заново училась ходить на шпильке.
И вот в один из вечеров я решила продемонстрировать графу, насколько я прислушалась к его совету, и что из этого получилось.

Выбрав подходящее время (немного после ужина) я прошла на его половину по второму этажу (спускаться в гостиную по лестнице я считала эффектнее, чем просто войти через дверь).
Спустившись до середины последнего пролёта лестницы, я остановилась в нерешительности. В гостиной, кроме графа, был ещё один человек. Мужчина, около сорока лет. До этого я не замечала, чтобы граф кого-то приглашал в гости – на все встречи он ездил сам.
Граф всегда садился лицом к окну (или проще говоря, спиной ко входу). А вот его собеседник стоял как раз наоборот – лицом к лестнице. Он заметил меня не сразу – судя по всему, он прохаживался по комнате, обсуждая что-то с графом. Бросив мельком взгляд в сторону лестницы, он остановился. Похоже, он растерялся не меньше меня (видимо о нелюдимости графа он тоже был наслышан).
Так, мы смотрели в глаза друг другу, остолбеневшие от удивления. Я была готова испепелить его взглядом, но вдруг вспомнила, что пора забыть все свои старые козыри, и быстро отвела глаза. Позвоночником я чувствовала, как он продолжает меня нагло рассматривать.
Спустя какое-то время граф заметил, что собеседник его не слушает и пребывает в состоянии некого оцепенения, устремив взгляд на лестницу.
Высокая спинка кресла, в котором сидел граф, не позволяла ему увидеть, что происходит за его спиной, поэтому ему пришлось встать и повернуться. Немую сцену дополнил ещё один персонаж.
#- Прошу прощения, граф, - я решила её прервать (две пары глаз уже начали меня тяготить), - кажется, я Вам помешала, - нерешительно я продолжила спускаться.
#- Ну, что Вы! – Эдвард спешно подошёл к перилам и подал мне руку. – Мы как раз говорили о Вас. Я высказывал своё беспокойство.
#- Мне надо было хорошенько обдумать Ваши слова, - я мягко улыбнулась, опустив глаза.
#- Я вижу, Вы последовали моему совету, - он жестом предложил мне сесть. – Вы меня порадовали! Вы бесподобны!
#- Благодарю, - я мельком посмотрела на собеседника графа. Мой взгляд был замечен.
#- Прошу прощения, я не представил Вам моего племянника, - спохватился граф. – Артур Эстергази.
#- Моё почтение, - тот поклонился.
#- А это, - продолжил граф, – та самая, загадочная и мистическая, гениальная и экстравагантная женщина, про которую мы говорили минуту назад, Александра Бах, – я протянула Артуру руку. Тот поцеловал её очень трепетно, словно что-то нематериальное, долго не отводя губ от моей руки.
#- У меня нет слов! Я поражён. Я очень рад, - Артур был сбит с толку и не мог двух слов связать.
#- Мне тоже очень приятно, - я продолжала удерживать на своём лице мягкую улыбку.
Мало-помалу у нас склеилась приятная беседа, из которой я узнала, что Артур был женат, но не имел детей. Кроме того, он являлся единственным родственником графа, а следовательно, и наследником его состояния (но восторга от этого граф явно не испытывал – что я смогла прочитать на его лице). Артур лишился родителей ещё в детстве - банальная автокатастрофа, и его воспитанием занимался заботливый дядюшка, который смог привить ему тонкий вкус и любовь к прекрасному. Артур любил жить на широкую ногу, но вот с работоспособностью у него было сложно. Как и обычно, племянник приехал на несколько дней, чтобы обсудить с дядей некоторые детали по работе. Артур числился директором региональной дочерней фирмы своего дяди. Он жил в Ирландии и приехал решить некоторые возникшие проблемы.
Когда время уже приблизилось к полуночи, и беседа явно затянулась, граф обратился ко мне с весьма неожиданной просьбой:
#- Не сочтите за фамильярность, но не могли бы Вы порадовать нас хотя бы одной миниатюрой в Вашем исполнении.
#- Конечно, но для этого нам надо будет пройти на мою половину, - я согласилась весьма охотно.
#- Если это Вас не стеснит, - вставил Артур.
#- Ну, что Вы! – усмехнулась я и встала. – Прошу.
Мы прошли в «мою» гостиную, где кроме дивана и нескольких кресел стояла лишь моя легендарная Ямаха (та самая, концертная).
#- Вы хотите услышать что-то конкретное? – я села за инструмент и открыла клавиатуру.
#- На Ваше усмотрение, - ответил граф и занял место «в зрительном зале».
На секунду я задумалась над произведением, но поняла, что мне кое-что мешает.
#- Прошу меня простить, - я сняла туфли. Так было привычнее и удобнее.
Сняв перчатки и положив их на рояль, я начала играть "Лунную". Вопреки желанию автора, я редко играла её целиком, но сейчас я поняла, что одной части мне будет мало.
Артур «отошёл» первым.
#- Восхитительно, бесподобно! – восторженно говорил он, встав и аплодируя. - Такого исполнения я ещё никогда не слышал! Вы превзошли самою себя!
Граф тоже аплодировал стоя, снисходительно улыбаясь.
#- Спасибо, - я улыбалась. Реакция Артура меня порадовала, даже развеселила. Он мне начинал нравиться.
Когда воцарилась тишина, я снова подняла руки над клавиатурой. И тут я допустила первую очень грубую ошибку – я исполнила Скерцо (первого опуса) Чайковского. До этого момента Бах не исполнила ни одного произведения русских композиторов – ведь я их играла по-русски, с русской душой, как не сможет ни один иностранец, даже выросший в России. Так играть может только человек с русской душой и корнями, уходящими глубоко в самое сердце Руси.
Оба Эстергази были в шоке. Последние обертоны угасали медленно в звенящей тишине, пропитанной напряжением. По моему позвоночнику пробежал холодок. «Неужели это всё? Неужели одна маленькая ошибка испортит мне новую жизнь?».
#- Боже мой, фрау Бах! Я бы никогда не поверил, что это возможно, если бы не услышал своими ушами. Только один человек мог так тронуть меня своей игрой, своим исполнением незнакомой и непонятной мне музыки. И этого человека уже нет с нами. Анна Мария Косицына открыла для меня мир русской музыки, хоть и вокальной. Мир неведомый мне и чуждый. И я был уверен, что никто не сможет повторить её исполнение. Да простит она меня, но Вы её превзошли. Я не знаю, как это возможно, но это так. И я склоняю колено перед Вашим Гением, - Эдвард медленно опустился на одно колено и продолжил. – Меня не интересует, как Вы этого добились, мне не интересно, кому Вы продали свою душу, я только знаю, что Ваши руки – это столь драгоценный бриллиант, которого мир ещё не видел. Ответьте мне только на один вопрос: почему Вы это скрывали?
#- Вы меня смутили, - призналась я. – Я не знаю, что Вам сказать. Мне лестно всё, что Вы сказали, но это всего лишь результат изнурительного труда. Мне никогда не давалась русская музыка. Я могла исполнять музыку любой нации очень убедительно, но только не русскую. Я много работала, много слушала, часто ездила в Россию, чтобы понять её хоть немного. И, похоже, что-то во мне родилось. Что-то, что помогло мне её услышать и передать. Я рада, если моё исполнение хоть отдалённо напомнило Вам несравненное исполнение Косицыной. Только не надо нас сравнивать.
#- Конечно, - граф поднялся (не без помощи Артура). – Я немного погорячился. Но надеюсь, мы не останемся единственными, кто это услышит?
#- Я не обещаю часто баловать русской музыкой, но вводить некоторые произведения в свои программы – это вполне в моих силах, - я скромно улыбнулась.
#- Это будет великолепно! Как ты находишь? – граф обратился к племяннику.
#- Я полностью присоединяюсь к Вашим словам, дядя, - он не сводил с меня восторженного взгляда.
#- Что ж, - спустя какое-то время вздохнул граф, - это всё чудесно, но я вынужден откланяться. Я бесконечно благодарен Вам за эти минуты волшебства, - он подошёл ко мне и поцеловал мою руку, - но завтра утром я должен вернуться к земным делам. Надеюсь, Вы впредь не будете так скрытны и будете хоть изредка баловать нас своим обществом?
#- Конечно, граф. Теперь всё будет по-другому. Благодаря Вам. Так что мы сможем продолжить и завтра и в любой другой день, когда Вам будет угодно. Всегда буду рада составить Вам компанию, - я встала.
#- Я счастлив! Доброй ночи! - граф галантно поклонился.
#- Доброй ночи, - ответили мы с Артуром почти в один голос. И проводили взглядом графа.
#- Добрый старик, - заметил Артур, когда за графом закрылась дверь.
#- Ну, почему сразу старик? – возразила я. - Ваш дядя – мужчина в самом расцвете сил. Покажите мне хоть одного старика, кто вёл бы столь активный образ жизни!
#- Вы правы. Прошу прощения за свои слова – вижу, они Вас задели. Но не будем об этом, - он резко сменил тему. – Давайте поговорим об искусстве.
#- Всегда «за»! – согласилась я.
Артур, к моему, удивлению, оказался очень хорошо просвещён в этом направлении. Было видно, что он хоть и любитель, но весьма заинтересован и начитан. Он оказался знаком с творчеством Бьянко и даже смог найти какое-то оправдание тем статьям, где я была выставлена не в лучшем свете.
В итоге, мы очень хорошо провели время. Наш разговор длился до поздней ночи.
/честно говоря, мне показалось, что я похожа на изголодавшегося человека, которого посадили за богатый стол; наконец, мой культурный голод, а также голод общения, был немного утолён/
#- Прошу у Вас прощения, что посмел отнять столько Вашего времени, - уже в дверях проговорил Артур.
#- Всё нормально, я всегда поздно ложусь, - я мило улыбнулась.
#- Я очень рад нашему знакомству и благодарен за подаренные мгновения потрясающего исполнения не менее потрясающей музыки. Вы тронули меня за живое, - он наклонился к моей руке. – Надеюсь, мы сможем продолжить наш разговор завтра?
#- Конечно, я буду рада. Мне очень приятно Ваше общество и интересно Ваше мнение. Спасибо за то, что скрасили моё одиночество.
#- О чём Вы говорите! - воскликнул Артур. – Для меня честь – даже стоять рядом с Вами! А уж слышать Ваш голос, целовать Ваши руки – это непозволительная роскошь!
#- Спасибо, - я стушевалась. – Доброй ночи, - я поняла, что если его не выпроводить сейчас, он застрянет здесь надолго, источая комплименты и восхищения.
#- Да, простите, - он спохватился, поняв мой намёк. – Доброй ночи, - он ещё раз поцеловал мою руку, ещё раз поклонился и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Наконец-то моя душа стала спокойна, а тело вспомнило, что оно принадлежит женщине. И не просто женщине, а сногсшибательной. Мне не хватало общения – да, но мне также остро не хватало и мужского внимания.



ГЛАВА 9. Брак первый.


Те недели, которые Артур провёл в гостях у дяди, мы трое очень мило общались, ходили в театр, гуляли. Моя нервная система абсолютно восстановилась, и я снова была готова вернуться к работе.
Я пересмотрела свои гастрольные графики – те концерты, что мы отменили, я восстановила и отыграла; составила плотный гастрольный график на ближайший год.
Практически через неделю после отъезда Артура, я уехала в мировое турне.
Это турне было мне необходимо, чтобы укрепить свои позиции, разрекламировать меня по всему миру, ну и укрепить моё благосостояние.
Периодически на меня накатывала меланхолия. Я вспоминала про Сашу – мне было его жаль, ведь он так меня любил. Почти всё время перед глазами стоял Ники – перед ним я была виновата. Но самой ужасной была навязчивая мысль о детях – троих, что остались с Сашей (за них я была хотя бы спокойна) и особенно о Тристане – мне казалось, я никогда его не увижу. Я проклинала себя, ненавидела – но это ничего не могло изменить. У меня не было смелости всё бросить, рискнуть всем (пусть даже жизнью) и вернуться к ним. Я не нашла в себе сил – и за это я ненавидела себя ещё больше. За эту мелочность и эгоизм, расплачиваться за который должны были мои дети.
Меньшее, что я могла и сделала для своих детей – завела счета. На каждого – отдельный, именной (объединяла их всех одна фамилия – Косицыны). Каждый месяц и с каждого гонорара я клала туда равные суммы денег. Открыла эти счета я ещё в самом начале новой жизни – после первого платного концерта А. Бах, и не прекращала это делать ни разу. Я понимала, что это не заменит детям меня, но больше я ничего не могла (или не хотела?) для них сделать.

В Лондон я вернулась через год, получив известность во всём мире, купаясь в лучах славы и гонорарах, уверенная в себе и готовая на новые свершения.
Этот год изменил не только меня, но и тех людей, которые меня окружали. Я продолжала общаться и с графом и с его племянником, но ни с кем из них я не виделась ни разу за это время.
#- Могу я с Вами поговорить, - спустя несколько дней после моего возвращения, граф осмелился сам пройти на мою половину с разговором ко мне. – Надеюсь, Вы хоть немного отдохнули – не хотелось бы Вас тревожить.
#- Благодарю, я хорошо отдохнула и с удовольствием отвечу на все Ваши вопросы, - признаться его деловой тон меня несколько удивил.
#- Замечательно. Я должен выяснить всё сейчас.
#- Выяснить что? – искренне не поняла я.
#- Выяснить, как жить дальше.
#- Что произошло? – я уже даже испугалась. Его тон меня настораживал всё больше.
#- Произошло то, что я понял, что ты для меня значишь.
/забавен английский язык – форму «ты» отличаешь от формы «Вы» исключительно по интонации/
Я с вниманием и недоумением смотрела на графа и ждала, когда он продолжит.
#- Этот год, - он выдержал небольшую паузу, - объяснил мне многое. Время действительно помогает во всём разобраться и правильно всё оценить. Я много думал, много рассуждал, не часами, и даже не днями и понял, что … не могу без тебя жить. Я понимаю, в моих устах это звучит смешно и глупо, но… - он замолчал.
Я чуть не упала: и он туда же?! Слов я подобрать не могла – поэтому просто молчала.
#- Это не юношеская мимолётная влюблённость, это глубокое, настоящее чувство, основанное на уважении и благоговении. Надеюсь, я не напугал тебя этими речами? – он посмотрел на меня с вопросом. Я молчала. – Конечно, я понимаю. Ты молода, красива, у тебя вся жизнь впереди, а я всего лишь обезумевший старик.
#- Это не так! – возразила я. – Зачем Вы это говорите! Вы, Вы…Вы… - я осеклась, переполненная эмоциями, которые не могла сформулировать.
#- Не надо, не продолжай, я тебя понимаю, - он взял меня за руки. – Прости, что напугал тебя. Милая девочка, - он провёл рукой по моим волосам. – У меня была длинная жизнь и много в ней было всего. Много было женщин, но не было той, рядом с которой я хотел бы умереть, той, чьи глаза я хотел бы видеть в своих детях, той, которая стала бы смыслом жизни. Я опять говорю высокопарные глупости, но ты стала для меня той самой женщиной. И я не смею мечтать о большем счастье, чем быть твоим супругом, - он опустился на одно колено. – Одно твоё слово – оно для меня закон.
Мне пришлось восстановить старое умение соображать быстро. Ситуация была непростая и положение у меня было своеобразное. Решение надо было вынести быстро и так, чтобы потом об этом не жалеть.
«Допустим, я ему откажу, что я получаю – ничего, но остаюсь свободной и независимой. А чего ради? Кого ради? Я же веду дикий образ жизни, и единственный, кроме графа, мужчина, с кем я общаюсь – Артур – женат. Таким образом, ничего не изменится. А что я потеряю – хорошего друга, собеседника и … приличную сумму денег. Если же я соглашусь – то ничего не теряю (кроме мифической свободы), а только очень хорошо заработаю. Если посмотреть на него повнимательней, можно сказать смело, что долго он не протянет. Так что помучаюсь пару лет и останусь супер богатой вдовушкой. А что? Очень даже романтично!».
#- Я согласна выйти за Вас замуж, - довольно сухо ответила я.
#- Не ослышался ли я? – он медленно встал. – Ты, правда, выйдешь за меня замуж?
#- Да, всё верно, - подтвердила я.
#- Честно признаться, я даже смущён столь скорым ответом, - он стушевался. – Тем более таким ответом. Я так счастлив, - он целовал мои руки. – Спасибо!

Через месяц состоялась наша свадьба. Дабы не усложнять себе жизнь и зная, что граф по вероисповеданию католик (хотя всю жизнь считала, что англичане – протестанты), я «прикинулась» католичкой – ведь на самом деле все религии для меня всегда были равны и не имели ничего общего с Богом и верой.
Хотя должна признать, что подвенечное платье, заказанное графом у лучших модельеров, меня впечатлило. Что ни говори, вкус у него был отменный!
После венчания мы скромно отпраздновали это событие в замке Эдварда в кругу семьи - то есть в присутствии Артура и его жены.
Эдвард был на седьмом небе от счастья, Артур не мог найти себе места и отводил глаза, а вот зато его жена Беатрис просто сверлила меня весь день с явной злобой и завистью.
После небольшого застолья, мы разошлись по комнатам.
Честно признаться, брачная ночь меня несколько пугала. У меня ещё никогда не было столь зрелых партнёров. Но, словно прочитав мои мысли, граф первый начал этот разговор:
#- Я не раз повторял и буду повторять, как сильно люблю тебя и уважаю. Я никогда и ни в чём не буду тебя неволить и принуждать тебя к чему-либо. Если ты предпочтёшь отдельную спальню, я с уважением приму твоё решение, - очень корректно проговорил он.
#- Граф, - начала было я.
#- Эдвард, просто Эдвард, - перебил он меня.
#- Хорошо. Эдвард, - я улыбнулась, - я не ребёнок и не глупая девчонка. Я уже даже не первый раз замужем. Я знаю, что когда два человека вступают в брак, они берут на себя определённые обязательства и несут ответственность не только перед собой. Поверьте, если бы меня хоть что-то не устраивало в браке с Вами, я бы не дала своего согласия. Возможно, это прозвучало очень резко, но зато это правда. Я не буду перед Вами лицемерить и заигрывать, - замолчала я.
#- Спасибо, - искренне поблагодарил граф и поцеловал мои руки.
Я совру, если скажу, что это была незабываемая ночь. Удивительная – да, но не более. Должна признать, что Эдвард ничем не уступал молодым моим партнёрам. Я была весьма приятно удивлена. Его внешняя активность не оказалась обманчивой, а большой жизненный опыт давал о себе знать самым приятным образом. Более того, на тот момент более внимательного и чуткого партнёра у меня ещё не было.
Так что всё складывалось как нельзя лучше!

Да и в целом, какие гадости бы мне не подсовывала жизнь, единственное, с чем мне везло всегда – это были мужчины. Они всегда были физически и духовно развиты и весьма интеллектуальны. Это были всегда преданные и любящие меня люди. В этом мне везло.



ГЛАВА 10. Элизабет.


Артур с женой уехали через день, оба весьма недовольные нашим бракосочетанием. Артур – потому что в глубине души завидовал своему дяде, а его жена (весьма коварная особа) – потому, что увидела во мне претендента на наследство. А уж коль я стала женой, то и дети не исключаются – а это заметно снижало шансы Артура унаследовать состояние дяди.
А у нас с Эдвардом сложились весьма тёплые и доверительные отношения (относительно, разумеется). Понятное дело, что с моей стороны ни о какой любви и речи быть не могло – я просто глубоко уважала своего супруга и ценила его отношение ко мне. С его же стороны букет был более разнообразным – одним уважением он не мог похвастать – он меня любил, души во мне не чаял. И, кроме того, я подарила ему вторую молодость – он был по-настоящему счастлив!

И, конечно же, рано или поздно эта тема должна была выплыть наружу и обрести реалистичные черты…
#- Дорогая, - как-то после ужина заговорил Эдвард. – Как ты смотришь на то, если мы заведём сейчас ребёнка?
#- В принципе, - я начала издалека, - неплохо. Но. У меня был весьма печальный опыт. У меня был сын. Он умер в возрасте полутора лет из-за моей неосмотрительности. Я плохая мать. Из меня получилась хорошая артистка, а всему остальному я не могу уделить должного внимания и любви. Я боюсь повторения этой истории.
#- Я сочувствую! Должно быть, это ужасно – похоронить собственного ребёнка! – совершенно искренне посочувствовал граф. – Но жизнь не стоит на месте. Как и мы. Мы взрослеем, умнеем, набираемся опыта. Не стоит бояться жить. Многое изменилось и в моей жизни, и у тебя. Теперь всё будет по-другому. Не знаю, в каких условиях ты жила раньше, но я тебе обещаю, я создам такие условия, при которых тебе не придётся ни о чём беспокоиться – от тебя только будет требоваться любить своё чадо и уделять ему немного времени. Все остальные заботы и хлопоты я возьму на себя. Я прекрасно понимаю твою специфику работы и сделаю всё, чтобы оградить тебя от бытовых трудностей!
#- Спасибо! Но ты должен понимать, что как минимум на пол года, а то и на год я буду выброшена из рабочего графика. Несколько месяцев я вообще не смогу заниматься. Это составит определённые трудности – ведь мои гастроли распланированы на три года вперёд.
#- Это всё ерунда, это я улажу, - он улыбнулся. – Главное – чтобы ты хотела этого ребёнка не меньше, чем я.
#- Я буду только счастлива, - наиграно улыбнулась я.
#- Только это непременно должен быть мальчик, - заметил граф. – Я думаю, ты понимаешь. Никто не вечен, и годы не делают нас моложе. И мне не хотелось бы, чтобы всё, что я создавал на протяжении своей жизни, растворилось в кутеже. А это непременно произойдёт, если наследником станет Артур. Он добрый малый, но абсолютно не знает цены жизни. Он не умеет и не любит работать. Зато по части растрат ему нет равных. А вместе со своей супругой они умудрятся растратить всё за считанные годы. Мне бы этого не хотелось.
#- Я тебя прекрасно понимаю, но, - я кокетливо усмехнулась, - пол ребёнка зависит только от отца.
#- Я постараюсь, - Эдвард поцеловал меня в щёку.

Здесь я хочу закончить описание образа графа. Итак, в свои семьдесят пять он выглядел от силы на шестьдесят. Сохранять молодость ему позволяли не столько деньги, сколько внутреннее состояние души. Он был активен, деятелен и много времени посвящал тренировке памяти и работе ума. Он просто не позволял себе стареть и следил за своим здоровьем.
Эдвард был высок и подтянут. Седые волосы придавали его облику солидность. Положение в обществе подчёркивалось осанкой, положением головы, суровым, но благородным выражением лица, дорогой и элегантной одеждой, фамильным перстнем и тростью – маленькой деталью, которая завершала картину. Она была исключительно чертой имиджа. Сделана она была из чёрного дуба, наконечник – из позолоченной платины, по всей длине располагались портреты предков, выполненные барельефами из слоновой кости, а набалдашник был инкрустирован драгоценными камнями. Эта маленькая деталь стиля создавала не менее пятидесяти процентов всего впечатления.
В целом, граф Эстергази мог считать себя идеалом любой женщины. Именно поэтому он устраивал и меня.
Вряд ли бы те, кто знал графа достаточно хорошо, могли бы поверить, что он может быть ласковым и заботливым, нежным и мягким.
Я же поставила перед собой цель – не только уложить его у своих ног, но и вывернуть его душу и подчинить её себе, однако (как впрочем, и в большинстве случаев) мне не пришлось прилагать к этому усилий. Он сам принёс мне её на блюдечке с золотой каёмочкой.
Не могу сказать, что его ласки были чем-то мне неприятны – отнюдь, их «интеллигентность» меня устраивала. Эдвард был очень тонок, во всём. Страсти ему были несвойственны. Во всём, даже в вопросах интимных, он во главу угла ставил красоту и эстетику.
Женское тело, как таковое, его уже мало возбуждало и привлекало - видимо, за жизнь пресытился. Могу сказать, что за всё время, что мы провели вместе, он даже ни разу не видел меня обнажённой. К тому возрасту, в котором застала его я, его душа просила чистой любви и высоких отношений. Ему нужна была женщина, которую бы не интересовало его состояние, которая не гналась бы за плотскими утехами и довольствовалась тихим семейным счастьем. Ему показалось, что я – именно та женщина, которую он искал (денег у меня и своих хватало с верхом, а душа моя – сильная, независимая и гордая – чёрствой не была).
Именно тогда я поняла большую разницу между тем, когда мужчина хочет женщину и тем, когда мужчина хочет ребёнка от любимой женщины. Разница оказалась колоссальная!

Замечу, что мы хоть и были супругами, виделись мы довольно редко – я постоянно была на гастролях, а Эдвард никогда со мной не ездил. Приезжала я только для записей. Постепенно прошёл мой страх перед игрой с оркестром. И в мои программы были включены оркестровые произведения, на сцене и в студии стали появляться новые люди. Однако я себя старалась всё же оградить – шляпка с вуалью была непременным атрибутом моего гардероба.
Несмотря на то, что виделись мы редко, ребёнка Эдварду я родила. Кстати говоря, только девятый месяц я провела в Лондоне – и то, не выходя из студии, а остальные восемь – гастроли.
К небольшому огорчению графа, родилась девочка. Это огорчение продлилось лишь мгновение, когда на втором УЗИ нам сообщили пол ребёнка. Осознание того, что он станет отцом, перевесило – и более счастливого отца я больше никогда не видела.
Зато супруга Артура была вне себя от ярости, едва узнала о моей беременности, и тот факт, что я жду девочку, лишь немного её остудил. Она с радостью придушила бы меня, чтобы я не родила Эдварду сына.
Девочка родилась семнадцатого августа, назвали Елизаветой (Элизабет). Эдвард – в честь королевы, я – в честь вагнеровской Елизаветы из «Тангейзера».
С появлением в нашем доме ребёнка, Артур стал чаще у нас бывать и дольше задерживаться. Оказалось, он очень любил детей и мечтал завести своих. А в их семье у кого-то с этим были проблемы. Но у кого именно – выяснять не хотели, просто обвиняли друг друга.
Эдварду нравилось, что Артур проводит время со своей кузиной. И если раньше каждый приезд Артура воспринимался как дань уважения и желание выслужиться, то теперь, видя искреннюю любовь к кузине, Эдвард и сам был счастлив.
Артур приезжал один. У его супруги всегда находились отговорки, чтобы не приехать – за что все мы в душе были ей благодарны.

Надо признать, что и ко мне Артур не совсем ровно дышал. Ему не были понятны причины, по которым я вышла за его дядю (корыстный интерес во мне никогда не просыпался). Однако после нашей с Эдвардом свадьбы рассуждать на эту тему вообще было бессмысленно.
Где-то полгода после родов я «просидела» дома. У Бет было несколько нянечек, а моей функцией было вскармливание и умиление. Эдвард выполнил своё обещание – быт меня не отягощал. Супруг мой большую часть времени проводил в Сити, занимаясь делами.
Уже поэтому общество Артура было весьма кстати. Он был интеллигентен и образован – с ним всегда было о чём поговорить.
Граф ревнивцем не был, да и любил меня очень трепетно, потому и общение с Артуром не осуждал, а скорее наоборот – был рад, что я не одна.
Мы беседовали об искусстве, литературе, живописи, музыке, философии и многом, многом другом. Вначале очень пространные темы со временем становились уже. И наши взаимоотношения из «вежливых, на расстоянии» перешли в семейные и довольно близкие…

#- Александра, дорогая, рад тебя видеть, отлично выглядишь, - поздоровался Артур, вновь приехавший к нам, и поцеловал мою руку.
#- Спасибо, Артур, взаимно, проходи, - я пригласила его в гостиную.
#- Как кузина? Не сильно тебе докучает?
#- Что ты! – я усмехнулась. – Прямо ангелок. Зайдёшь к ней?
#- Чуть позже.
#- Тогда рассказывай, как дела? Что нового?
#- Всё отлично. Жизнь кипит. Твои рейтинги не падают, не глядя на некоторый спад творчества. Твой новый статус играет в твою пользу.
#- Так было всегда, - не удивилась я. – Могу надеяться, что мне не придётся в четвёртый раз в жизни начинать всё с нуля.
#- Ну, что ты! Мы твои позиции никому не сдадим! А по поводу твоего статуса – о нём очень хорошо написал Бьянко.
#- «Наконец-то в Бах появилось хоть что-то земное, теперь мы можем с уверенностью сказать, что она всё-таки женщина», - пошутила я.
#- Приятно слышать, что ты не отошла от прессы.
#- Честно говоря, Бьянко – единственный, кого я сейчас читаю, он мне всегда нравился.
#- Да, но в последнее время он стал сдавать, - вздохнул Артур.
#- В смысле? – я приняла личное оскорбление.
#- Ну, как же! Разве ты не заметила, что из его статей исчезла жизнь? Он переписывает в сотый раз то, что уже говорили в прошлом веке. Он отстал от жизни!
#- А по-моему, он просто занялся обзоров дискографий. А это несколько другое, нежели характеризовать живое исполнение. Да что мы о нём вообще знаем?! – я занялась самообороной.
#- Ну, кое-что знаем. Например, то, что итальянец, пишет из России.
#- Как из России? – удивилась я. – С чего ты взял? И что он там забыл?
#- Что забыл – не знаю. Но счета у него в Москве. Я думал, все об этом знают.
#- Меня такое никогда не интересовало, - отпарировала я. – И счета – не показатель того, где человек живёт и работает. Вот у меня, к примеру, счета по всему миру – и что?
#- Ты как всегда права. Даже не буду пытаться с тобой спорить, - он примирительно улыбнулся.
#- Да и хватит уже об этом Бьянко, словно других тем нет! – я решила сменить тему. – Как поживает Беатрис?
#- Ой, не напоминай! Я подумываю о разводе
#- Всё так плохо?
#- Александра, ты ведь знаешь, как я люблю детей. Я хочу ребёнка. И как это не глупо – это главная причина всех наших ссор, - вздохнул Артур.
#- А вы не пробовали обращаться к врачам? – в лоб спросила я.
#- Я предлагал, но она категорически против.
#- А сам как? Не пробовал?
#- Честно говоря, я боюсь, - он опустил глаза. – Я боюсь узнать, что у меня никогда не будет детей – я не смогу смириться с этой мыслью.
#- Что за глупости! Ты же знаешь, что бесплодие, тем более мужское, сегодня очень успешно лечится! - подбадривала я.
#- Ну, не знаю, - он ещё раз вздохнул. – Ты в меня вселяешь надежду. Быть может, немного позже я всё-таки соберусь и схожу к врачу. Но для начала я должен перебороть себя.
Мы поговорили ещё немного. Затем Артур зашёл к Бет. Он остался у нас на пару дней.

Через несколько месяцев я возобновила гастроли.
Первой страной, которую я посетила, после перерыва, стала роковая для меня Италия.
Большой гастрольный тур по городам Италии занял у меня целых два месяца.
В день я давала по одному концерту. Ведь длительность одного моего выступления – не менее трёх часов.
Для новых гастролей я подобрала интересную программу, причём разную для разных городов.

ГЛАВА 11. Анна Мария Росса.


Давненько я не была в Италии! Боже, как я соскучилась! По их мелодичному языку, по тёплому климату, по грандиозной архитектуре!
Но я никак не могла предположить, что Италия так на меня подействует. У меня с этой страной была связана только опера, и это не могло не дать о себе знать.
Я не удержалась, и сразу же в день приезда пошла в театр. Шла "Тоска" с весьма звёздным составом (а как иначе?!).
Я прорыдала всю ночь...
"Как бы я себя не обманывала, а вокал - это главный смысл моей жизни, а опера - сама жизнь!".
Я попыталась отвлечь себя концертами - получилось плохо. И я решила - вернуться в оперу любой ценой. Как я это сделаю, мне было неясно, но я была уверена, что что-нибудь придумаю.
Параллельно с подготовкой к концертам, я начала работать со своим голосом - восстанавливать его и готовить к предстоящей работе.
На спектакли я больше не ходила - достаточно было и одного.
Отыграв последний концерт, я вернулась в наше с Эдвардом поместье. Здесь я продолжила работать с голосом. Благо, он был всегда податливым, а мышцы хорошо (и правильно) наработаны - ощущения быстро вспоминались, и работа продвигалась быстрыми темпами.
О моём новом (или забытом старом) увлечении не знал никто - на мою половину без приглашения не заходил даже Эдвард, а шумоизоляция позволяла многое прятать от посторонних ушей.

На моё "сорокалетие" Эдвард подарил мне шикарную нотную библиотеку (включающую редчайшие издания и некоторые рукописи) и фонотеку (его старая была для меня весьма скудной).

Спустя несколько месяцев работы, мой голос приобрёл полнокровное звучание. За то время, пока я не пела, он немного подсел (или всё же опустился), почти на кварту. Меня это не расстроило - скорее наоборот. Блестящая третья октава Косицыной была слишком запоминающейся своей полнотой, которой другие сопранки никогда не могли похвастать. И уж коль я решила снова запеть, мне было на руку, что мой голос поменял тембр. Косицына исполнила за свою карьеру лишь несколько меццовых партий - однако не было сделано ни одной записи, и вряд ли кто-то помнил, как звучал этот голос.
Итак, я радовалась своему новому звучанию. Я укрепила свои низы - и сама возгордилась своему тембру - он был фантастичен! Правда мои нижние ноты так и остались навсегда без употребления...
Дело осталось за малым - придумать новый образ под новый вид деятельности. Ведь Бах - пианистка, а я всегда была против смешения жанров. Каждый человек должен заниматься своим делом. Я не могла в открытую пойти против своих принципов.
Хотя, по правде говоря, я даже сейчас не могу объяснить, почему Бах не могла вдруг запеть, вероятно, так распорядился мой не самый здоровый рассудок. Про Бах никто ничего не знал – и мне это нравилось; я хотела, чтобы появилась новая звезда на небосклоне - певица, и чтобы о ней тоже никто ничего не знал.
Я решила, что работать и жить эта моя новая певица должна непременно в Италии. Мир считал, что лучшие голоса всегда рождались именно там - и не стоит его переубеждать.
Пока я всё как следует обдумывала, придумывала форму, в которую всё надо облачить, Бах продолжала своё триумфальное шествие по миру.
"Историческими концертами" назвал Николо Бьянко мои серии концертов, где я исполнила всё фортепианное наследие (включая и камерные произведения, и концерты с оркестром) таких композиторов, как Моцарт, Бетховен, Шопен. На очереди стояли другие романтики, включая "мужского" Листа. Вот за него, признаться, я боялась больше всего - для исполнения его произведений (тем более всех) нужна большая выдержка и мужская физическая сила. Одни только его этюды стоили мне огромных физических и энергетических затрат.

Я объездила почти весь мир. Единственной культурной страной, где ещё не была Бах, оставалась Россия. Её я продолжала бояться. Мои педагоги узнали бы мою манеру сразу. Единственным решением этой проблемы было поднять цены на билеты до такого предела, когда бы ни у одного педагога денег на них не хватило. Но в таком случае в зале будут сидеть одни Олигархи, ничего не смыслящие в музыке, что было бы неприятно любому артисту. Ладно, когда не знаешь контингент публики, а так... Поэтому я не ехала в Россию (признаться, и не особо-то звали - боялись моих условий, зная о моих "поднебесных" замашках).

Между тем я уже была готова представить миру новое своё воплощение…

В дверь кабинета директора Римской оперы, хромая и опираясь на элегантную трость, вошла стройная невысокая женщина. Она была одета в закрытое бархатное платье тёмно-синего цвета, на ногах были элегантные туфли без каблука; на шее мерцал кулон с небольшим бриллиантом на тончайшей золотой цепочке; на руках дамы были гипюровые перчатки, два небольших золотых кольца подчёркивали крепкие, но не грубые пальцы; лицо скрывала плотная вуаль, составлявшая единое с великолепной изящной шляпкой, в ушах поблескивали серьги-гвоздики.
Не каждый день эти стены (и те, кто здесь сидел) видели столь элегантных людей.
*- Я могу Вам чем-то помочь? - директор встал и с вопросом уставился на гостью, бесцеремонно её рассматривая.
*- Думаю, да. Иначе я не стояла бы сейчас на этом пороге.
*- Прошу, - он указал на кресло. Подождав, пока гостья сядет, он опустился в своё кресло. - Я внимательно Вас слушаю и постараюсь сделать всё, чтобы Вам помочь.
*- Только не обещайте невозможного. Итак. Меня зовут Анна Мария Росса, и я хочу работать в вашем театре.
*- Прошу прощения? - он с непониманием смотрел на незнакомку.
*- Я хочу работать в вашем театре, - повторила Росса.
*- Но у нас сейчас нет свободных вакансий. И потом, мы работаем на контрактной основе, наши импресарио долго и тщательно подбирают солистов для каждого спектакля. Боюсь, я...
*- Я не пою, - коротко возразила гостья.
*- Ах, простите! Но режиссёры, художники, хореографы…
*- Я концертмейстер, - перебила Росса. - И хочу работать у вас оперным концертмейстером.
*- Насколько мне известно, у нас нет нехватки концертмейстеров, - возразил он.
*- Мы оба знаем, что хороший концертмейстер никогда не бывает лишним, кроме того, что это и без того не частый случай. Я довольно долго работала в опере и прекрасно знакома с этой "вечной" проблемой.
*- Как в таком случае Вы могли остаться без работы? - недоверчиво спросил директор.
*- Я ушла в декретный отпуск, а позже мы переехали в другой город.
*- Ясно. Но в любом случае я ничем не могу Вам помочь - я не отдел кадров, - усмехнулся он.
*- Мне пойти в отдел кадров? - Росса встала.
*- Там Вам тоже ничем не помогут.
*- Именно поэтому я пришла к Вам. Я знаю, что такое театр не понаслышке, - она подошла к нему почти вплотную.
Директор внимательно всматривался в её лицо, пытаясь разглядеть хотя бы глаза.
*- К сожалению, я ничем не могу Вам помочь, - его уверенность испарялась.
*- Я так не думаю.
*- Чего Вы добиваетесь? - уже почти испуганно спросил он, не имея сил оторвать взгляд от её лица (которого и видно-то не было).
*- Места концертмейстера в вашем театре.
*- Но почему именно в нашем?
*- Я подумала, что столице родной страны я нужнее. Мне кажется правильным работать во славу родины и передавать свои знания на родной земле.
*- Мне почему-то кажется, что Ваше желание основано не на одном лишь патриотизме, - медленно проговорил он.
*- Ваше личное дело, - ответила Росса.
*- Посмею предположить, что наш театр привлёк Вас чем-то ещё. Возможно, у Вас есть здесь личный интерес? - намекнул он.
*- Что?! - она усмехнулась совершенно искренне. - Вы же сами сказали, что у вас только приглашённые солисты.
*- Ну, не только. Постоянная труппа у нас тоже есть. Вероятно, кто-то из наших молодых запал Вам в сердце, и Вы захотели его покорить. А лицо, мне кажется, Вы прячете по той лишь причине, что оно легко может выдать Ваш возраст. Судя по голосу, Вы уже не молоды. Мне кажется, что и сейчас Вы пытаетесь соблазнить меня этой своей "загадочностью". Простите, но это не в Вашу пользу, это образ несравненной Бах. Не каждая женщина может вызвать к себе интерес, пряча лицо или не появляясь на публике. У Бах это получилось, она возбуждает своей игрой, она гениальна - уже это подталкивает заглянуть ей в глаза. И то, что она не мелькает на экранах, лишь подогревает к ней интерес. А Вы ничего собой не представляете и поэтому, пряча своё, я уверен, уже далеко не молодое, лицо, Вы не вызываете даже элементарной симпатии. Поэтому, убеждаю Вас, Вы напрасно сюда пришли. И Ваше состояние Вам не поможет, - закончил он, сделав намёк на то, как была одета гостья.
Росса отошла в сторону, отвернулась и, немного помолчав, начала:
*- Весьма неприятно слышать подобные оскорбления от мужчины, тем более, незнакомого. Но в последнее время со мной это стало часто случаться и как обычно я постараюсь списать это на Вашу неосведомлённость. Но чтобы исправить это я, как бы мне ни было неприятно это делать, расскажу Вам, почему я здесь и в таком виде. Я не люблю неопределённость и беспочвенные оскорбления.
*- Итак, - продолжила гостья, не поворачиваясь, - пятнадцать лет назад я закончила Высшую школу музыки в Берлине и, вернувшись в родную для меня Италию, я начала петь в одном небольшом провинциальном оперном театре.
*- Прошу прощения, что сразу перебиваю. Но объясните, почему же Вы уехали учиться в Берлин. Где же был ваш патриотизм?
*- А кто меня спрашивал, - усмехнулась Росса. - Родители развелись, когда мне был год. Мама забрала меня и уехала в Германию - она была драматической актрисой и работала по контракту в Берлине. Там же я и пошла в школу, и начала заниматься музыкой. Когда я училась в Высшей школе, маму сбила машина. С тех пор меня в Берлине ничто больше не держало. Получив диплом, я сразу же уехала в Италию. Первые два года я пела на вторых партиях, а позже вошла в число ведущих солистов. Там же я познакомилась с будущим мужем, через год мы обвенчались, я родила двоих детей. После родов у меня возникли сложности с голосом, и я устроилась концертмейстером в родной театр (по первому образованию я пианист). Мужа пригласили в другой театр, и мы переехали. Всё было чудесно до того злосчастного дня. Почти пять лет назад, когда мы возвращались от родных мужа к себе, мы попали в страшную автокатастрофу - лобовое столкновение... В результате, наш автомобиль, пробив заграждение, упал с высоты двадцати метров. Из всех членов нашей семьи Господь сохранил жизнь только мне. Врачи буквально по кускам сшивали меня. Около двух лет я провела в коме. А в результате открытого перелома ноги, неправильно срослась кость, и я осталась хромой. Говорят, можно сделать какую-то операцию, но разве мне это теперь надо?! Всё моё тело и лицо обезображено шрамами и рубцами. Пластику мне нельзя делать из-за сердца - оно просто не вынесет анестезии. По этой причине я вынуждена прятать своё лицо за маской, - Росса подняла вуаль. Маска скрывала всё лицо. Ярко блестели лишь чёрные глаза.
*- А Вы говорите "глаз положила" и "пытаюсь соблазнить", - она зло усмехнулась. - Да Вы что! Разве такой урод, как я, способен на это?! Во мне не осталось ничего от женщины. Я скорее отпугиваю, чем привлекаю. Поэтому я и прячусь за вуалью. Даже если мне кто-то будет симпатичен, поверьте, никто об этом не узнает. Кому будет приятно узнать, что его любит такая уродливая старуха? Да и сама я никогда не позволю себе обречь кого-то на такой позор и муку.
*- Вы ведь никогда не сможете понять, что я прочувствовала, когда вышла из комы. У меня была частичная амнезия, и я просто не понимала, что мне говорят. Когда же я поняла, что у меня больше ничего нет - ни мужа, ни детей - я просто не понимала, зачем мне дальше жить, тем более, будучи изуродованной и покалеченной. Вернуться в оперу я уже не могла. Много всего навалилось, да ешё и родня мужа обвинила во всём случившемся меня. Я погрузилась в тяжелейшую депрессию, из которой никогда бы сама не выбралась.
*- В нашем разговоре уже было упомянуто имя Александры Бах. Так знайте, именно она мне и помогла. Мы с Александрой учились у одного педагога в Берлине, я на два года была старше. У нас всегда были очень тёплые отношения. Когда со мной произошла эта трагедия, она почти всё время проводила рядом со мной. Когда я вышла из комы, она бросила работу и стала жить вместе со мной, помогая мне вернуться к жизни. И ей это удалось. Она убедила меня, что если Бог сохранил мне жизнь, значит так надо, значит, я должна жить, не глядя ни на что. Я и сама понимаю, что была наказана за своё безоблачное счастье и теперь должна научиться жить такой, какая я есть. И она привела последний аргумент - муж оставил мне приличное состояние (ещё одну причину ненависти ко мне его родственников). А что касается её образа, так здесь всё наоборот. Когда я смирилась с действительностью и вышла из дома в таком виде, готовая к новой жизни, она попросила у меня разрешения взять мой внешний вид за свой сценический образ. Поначалу она долго уговаривала меня начать сольную карьеру с ней на пару, играть ансамблем, выступать в одном концерте. Она очень хотела мне помочь (вернуть долг - ведь в своё время я не позволила ей бросить учёбу). Но она не смогла меня уговорить. Я вряд ли уже когда-нибудь выйду на сцену. Я всегда считала, что артист - это идеал для подражания, во всём. А какой я образец? Нет - сцена не для меня. Да и педагог из меня не получится - кроме страха и отвращения я не смогу ничего вызвать в учениках. Осталась только профессия концертмейстера - здесь я буду работать со взрослыми и серьёзными людьми. Зависть мне точно не грозит. И потом, опера - моя стихия, и я не изменю себе как пианисту. Я имею опыт работы в этой сфере, и я всегда смогу понять и солистов и дирижёров.
*- Взвесив, что я имею и умею на данный момент, я поняла, что больше нигде не смогу себя применить.
Росса замолчала и, подойдя к директору, пристально посмотрела в его глаза:
*- Но мне не нужна жалость или снисхождение. Я профессионал, и Вы без труда можете в этом убедиться, - закончив, она отвернулась и отошла в сторону.
*- Я приношу Вам свои извинения, - через минуту заговорил директор. - Простите, я не мог даже предположить... Я необоснованно Вас оскорбил и прошу меня простить. Всё, что Вы рассказали - поразительно! Мне, как музыканту, очень приятно, что Вы не изменили себе, и что именно музыка вернула Вас к жизни.
*- Значит, Вы понимаете, что отказав мне, Вы меня убьёте?
*- Не драматизируйте! - усмехнулся он. - Главное, что Вы поднялись над своим горем...
Росса, не дослушав, перебила:
*- Мы не понимаем друг друга, - она довольно поспешно развернулась и пошла к двери.
*- Синьора Росса, - директор обошёл стол. - Подождите, не делайте поспешных выводов.
*- Именно этого я и пытаюсь избежать. Я не хочу, чтобы Вы в моих глазах окончательно упали, - Росса вышла, аккуратно прикрыв дверь. Директор не пошёл за ней - он не знал, что сказать.

На следующий день, после этого разговора, в Риме состоялся концерт Александры Бах.
Думаю, понятно, что синьорой Росса была я. Я стала мастером перевоплощений и, кроме того, научилась очень убедительно врать.
Я должна была добиться этого места концертмейстера, чего бы мне это не стоило, всеми правдами и неправдами. Поэтому я пошла на крайнюю меру.
По окончании концерта к директору римской оперы (который, естественно, присутствовал в зале) подошёл мой человек и передал записку от А. Бах следующего содержания:

«Уважаемый!
Без лишних слов - к делу!
Насколько мне тало известно, вчера к Вам приходила некая Росса с просьбой взять её на работу, и ушла ни с чем. Не знаю, что она Вам говорила и какие аргументы приводила. Возможно, она не сказала, что мы с ней лучшие подруги на протяжении вот уже пятнадцати лет. Я знаю её очень хорошо. Это великолепный, ответственный, серьезный человек. И она просто гениальная пианистка. Я всегда /и до сего дня/ боготворила её и преклонялась перед её исполнением. Если бы не эта ужасная авария, она бы сейчас блистала, может только в качестве певицы, может, даже вашего театра. Ох, уж эта её страсть к опере! Она знала, что это не её, но всё равно пошла туда… Но её истинная стихия - рояль, и мы обе это знаем! Я подняла её на ноги, помогла вернуться к жизни, но она отказалась выйти со мной на сцену из-за своего увечья. В некоторой степени /я знаю, что это эгоистично/ я ей благодарна за это - двум звёздам на одном небосклоне делать нечего. Рядом с ней я понимаю, что ничего не стою!
Я не прошу Вас, я Вам советую - если Вы её возьмёте, Вы приобретёте нечто большее, чем просто концертмейстера, тем более она не один год проработала в опере.
Ещё хотелось бы предостеречь от поспешного отказа: если Вы её не возьмёте - Вы её убьёте, и тогда уже даже я не смогу поднять её на ноги, у неё ничего в жизни не осталось и уже не будет. Если же Вы её примете на работу, ... я отблагодарю Вас лично.
A. Бах
P.S. Сама Росса не должна ничего знать об этой записке и моём вмешательстве».

Утром следующего дня, в то же, как и два дня назад, время, в кабинет директора вошла Росса.
*- Доброе утро. Как бы мне ни было неприятно сейчас здесь находится, но я должна принести извинения за свои откровения и излишнюю эмоциональность, - начала она /я/. - Я так и не получила от Вас однозначного ответа. Итак, давайте расставим все точки в этом деле: да или нет?
*- Я рад Вас видеть, - директор подошёл ко мне. - Присаживайтесь.
*- Да или нет, - повторила я, стоя на месте.
Немного выждав, директор ответил:
*- Я должен Вас прослушать.
*- Это меняет дело, - напряжение несколько спало. - Мне нужен инструмент и солист с нотами.
Директор попросил секретаршу организовать мне класс и кого-нибудь из солистов.
*- Могу я узнать, что повлияло на Ваше решение? - спросила я.
*- Вчера, когда я сидел на концерте Бах, слушая её игру, я много думал о нашем разговоре, о том, что Вы мне рассказали. Вы говорили, что у вас обеих был один педагог - это меня очень заинтересовало. Я решил не упускать такой шанс.
В дверь, после короткого стука, вошла "Брунгильда" - этакая дородная дама с клавиром подмышкой.
*- Вызывали? - она окатила меня тяжёлым взглядом, видя во мне соперницу.
*- Да. Мне нужно прослушать кандидата в концертмейстеры, - он улыбнулся и посмотрел на меня.
*- В репетиционном зале сейчас свободно, - сразу подобрела "Брунгильда".
Однако солистке я не понравилась: выглядела я сногсшибательно (фигура у меня вообще всегда была идеальной). Маска и перчатки притягивали внимание и создавали эффект загадочности, а украшения и трость подчёркивали моё состояние и положение.
Вероятно, она была бы рада меня завалить - по крайней мере, оперу она мне предложила одну из самых неудобных - "Тристана" (Вагнера). Вагнер вообще для пианиста очень неудобен - он мыслил оркестрово и сложно (двумя руками охватить всю ткань просто нереально), поэтому все его клавиры - это настоящая пытка, мало кто их может сыграть. Но она же не знала, что я ярая вагнерианка (недаром же я сына назвала Тристаном)! Все его клавиры я знала почти наизусть, да и играла их не хуже Листа! /без ложной скромности/
Но зато уж я оторвалась на ней по полной. На работу с несколькими страницами у меня ушло около трёх часов. Я доказала и ей, и директору, что то, что она делала до этого, не имеет никакого отношения ни к Вагнеру, ни тем более к "Тристану"! (хотя эта дама уже десять лет пела в этой опере на сцене Римского театра)
Место в театре мне было обеспечено!
Меня немного удивило то, что после этого "Брунгильда" меня зауважала. И при каждой возможности просила моего совета.

После того, как со мной был подписан контракт, на личный счёт директора оперы была перечислена кругленькая сумма...

Моё расписание работы в театре пока не было утверждено и зависело от конкретных постановок. Обо всём меня обязались информировать заранее.
В Англию я прилетела на следующий же день. Эдварду я сказала, что меня пригласили давать мастер-классы в Италии. Он даже не поинтересовался, кто, когда, где... Настолько он доверял мне и моей деловой хватке (ведь раньше своим продюсированием я занималась сама).
Вскоре снова прилетел погостить Артур, который и составлял мне компанию, пока Эдвард пропадал в Сити.
Честно признаться, рядом с Артуром я чувствовала себя женщиной. Я уже упоминала о том, что Эдвард во мне видел некий идеал, мать своих детей, а вот Артур видел во мне именно женщину.
Он был галантен и учтив, не позволял переходить черту. Но я чувствовала, насколько он ко мне неравнодушен, и мне было приятно это осознавать. Ведь Эдвард не хотел (или не мог) удовлетворить все мои желания. Мне не хватало мужчины в полном смысле этого слова. А этой "чистой любовью" я уже была сыта по горло!

#- Вот смотрю я на тебя и думаю, - за очередной беседой Артур резко сменил тему. - Почему я не встретил тебя раньше?
#- Значит, так было нужно. Всем нам, - просто ответила я.
#- Я не понимаю этого. Не думай про меня очень плохо, но мой дядя прожил довольно длинную и очень насыщенную жизнь. У него было всё: деньги, имя, положение, слава, женщины. И почему сейчас ты с ним, а не со мной?! У него жизнь уже закончилась, а ты же - в самом расцвете, как и я. Мне кажется, мы созданы друг для друга. Если честно, дядя не заслужил такую женщину - ты слишком хороша для него!
#- Ты о себе слишком высокого мнения! - заметила я. - Не тебе судить, кто чего достоин.
#- Пусть так, но я люблю тебя! Это многое для меня меняет. Я готов на всё ради тебя. Если бы я мог, я бы предложил тебе руку и сердце, - он подошёл ко мне вплотную.
#- Так предложи, - никогда не любила пустобрёхов.
#- Зачем ты так шутишь! Вы ведь обвенчаны, а мой дядя истовый католик!
#- Он, но не я, - подчеркнула я. - Если хочешь что-то сделать - делай это, а не рассуждай, как было бы хорошо. И вообще, почему ты считаешь, что два человека могут быть счастливы только в браке? На мой взгляд, супруги меньше любят друг друга, чем, скажем, любовники. Настоящее чувство мимолётно и сжигающе! А брак - это удачная партия и сломанная жизнь, не находишь?
#- Я не верю своим ушам! Ты предлагаешь...
#- Я ничего не предлагаю, - резко оборвала я и отошла. - Я ничего не говорила - ты ничего не слышал, - я развернулась и пошла к лестнице.
На середине первого пролёта Артур подбежал ко мне и, схватив за руку, резко развернул. Недолго думая, он крепко обнял меня и страстно поцеловал.
Этот поцелуй закончился великолепной ночью в комнате Артура (спальня Эдварда для нас всегда была святыней).



ГЛАВА 12. Моррези.


#- Можно задать тебе один вопрос? - после небольшого утреннего приветствия спросил Артур.
#- Попробуй, - усмехнулась я.
#- Что обозначает эта буква "М" на твоей груди?
/кстати, должна заметить, что Эдвард, никогда не видевший меня полностью обнажённой, об этом клейме не знал/
#- Это была идея моего первого мужа. Вместо татуировки. Мы вырезали инициалы друг друга в знак вечной верности, - придумала я.
#- Разве можно быть вечно верным? - удивился Артур.
#- Можно. Он был, - грустно проговорила я.
#- Прости. Не хотел напоминать тебе о прошлом. Наверное, вы очень сильно любили друг друга?
#- А вот это тебя не касается, - уже грубо сказала я.
#- Прости. Был не прав, - сказал он мягко и наклонился к моим губам.
Я отстранилась.
#- В чём дело? - удивился Артур и с непониманием уставился на меня.
#- Хватит с тебя, - ответила я и встала. - И запомни: моё сердце - это закрытая для обсуждения тема. И ни при каких обстоятельствах не пытайся залезть в мою личную жизнь. Я могу быть и ласковой, и нежной, но до поры до времени. О моей грубости ты, полагаю, тоже наслышан. И не делай для себя никаких выводов и не строй никаких планов в моём отношении - у тебя ничего не получится, - я накинула халат, забрала свои вещи и вышла из комнаты.

В тот день, когда должен был вернуться Эдвард, я улетела в Италию. Из Рима я целый месяц не могла никуда уехать - мы готовили премьеру "Летучего голландца" - я была нужна в театре постоянно - шёл разбор партий.
После недельного перерыва я должна была вернуться в Рим на полгода, до самой премьеры.
Эдвард ни о чём меня не спрашивал - я сама ему всё объяснила. Я сказала, что у меня запланировано несколько небольших концертов и мастер-классов на этот период. Он был рад за меня.

#- Дорогая, я знаю, что ты человек надёжный, я люблю и уважаю тебя и то, чем ты занимаешься, - как-то начал он, пока я была в Англии. - Сейчас ты надолго уедешь. Но, честно говоря, у меня были несколько другие планы на твой счёт.
#- Гастроли? - не удивилась я.
#- Нет, это не связано с работой.
#- А что тогда? - не поняла я.
#- Я говорю о нас. У нас есть замечательная дочка... Но я хочу... чтобы ты родила мне сына, - не без труда проговорил он.
#- Эдвард, любимый! Я бы тоже этого хотела! - мне пришлось играть правдоподобно. - Но я не могу. По крайней мере, сейчас. У меня такой выгодный контракт, и я уже просто не могу отказаться.
"Господи, и что он ко мне прицепился, старый хрыч?!".
#- Я понимаю, что такое обязательства. Но ты всё время работаешь, а мы не становимся моложе.
Я задумалась. Какое-то время стояла тишина. Быстро проанализировав все варианты, я заговорила:
#- А как ты смотришь на то, чтобы мы взяли суррогатную мать? Я понимаю, что ты воспитан в других традициях, да и мне это несколько дико. Но если смотреть реально. Как бы я ни старалась хорошо выглядеть, я уже не в том возрасте, когда так легко можно согласиться на беременность, тем более с моим ритмом жизни. А я не могу себе позволить ставить под угрозу жизнь нашего ребёнка.
#- Я понимаю, - он согласился и отнесся к моему предложению трезво. - И принимаю. Я с тобой полностью согласен, так для всех будет лучше.
#- Спасибо, дорогой. Я знала, что ты меня поймёшь, - я подошла и аккуратно его поцеловала (вообще он этого не любил, но повод был значимый). Но на этот раз он, крепко обняв меня, не прервал поцелуй, а продолжил его.
Остаток недели мы потратили на все необходимый приготовления. По удачному стечению обстоятельств, очень скоро наша суррогатная мать была готова к "загрузке". Я тоже успела сдать все анализы и "прооперироваться". Так что от меня более ничего не требовалось. Всё остальное зависело только от врачей и от самой суррогатной матери. В Рим я улетела со спокойной душой и чистой совестью (если вообще корректно говорить о совести в моём положении).

Давно я не была частичкой коллектива, который столь успешно и продуктивно работает! И результат оправдал все труды! Премьера удалась на славу. Я была ведущим концертмейстером, и дирижёр лично целовал мне руки, после премьеры, понимая мой вклад.
Да, кроме дирижёра и солистов вряд ли кто-то мог по-настоящему оценить мой труд, ведь он скрыт от глаз и даже ушей. Это черновая работа, но от которой зависит так много...
Благодаря Бьянко узкие круги узнали моё имя. Я постаралась раскрыть роль концертмейстера в подготовке спектакля, сделала небольшой обзор и попыталась представить миру имя Росса, как знатока музыки Вагнера.
За пределами узкопрофессиональных кругов моя работа просто не существовала - так было всегда. Но я и не собиралась выносить на всемирное обозрение Росса как концертмейстера, ей была уготована лучшая участь, просто надо было выждать некоторое время.
На второй постановке "Голландца" в зале присутствовал импресарио из Байрёйта. Результатом его присутствия стали приглашения трёх ведущих солистов и меня в Байрёйт на постановку "Кольца Нибелунгов".
Таким образом, в Риме я продержалась недолго.

Но и на новом месте поработать в спокойном ритме мне довелось буквально пару недель. Однажды утром в театре случился переполох: в город приехал сам Андрелло Моррези, личность легендарная, окружённая ореолом легенд, тайн и домыслов. Его репутация была завидной – он был самым желанным солистом, живой легендой, но стиль его работы был своеобразен: он никогда ни с кем не заключал контрактов наперёд – предпочитал приезжать на место и предлагать свою кандидатуру лично.
Конечно же, новость о его появлении быстро расползлась по всем репетиционным классам и залам. Ведь Моррези просто так никуда не приезжал.
#- Вы слышали, в театре сам Моррези? - поделился со мной один из молодых солистов. – Неужили он будет петь с нами?
#- Это достоверная информация? – услышав эту фамилию, моё сердце забилось быстрее. Это было моё прошлое, встречаться с которым было никак нельзя.
#- О, да, мы его видели - он приехал меньше часа назад, - глаза парня горели таким восхищением, что просто сияли. – Говорят, он кого-то здесь ищет. У меня друг поёт в Риме. И он рассказал, что буквально вчера Моррези был там – поговорил с директором и уехал. А сегодня вот он здесь. Просто не верится, что я смогу увидеть его вблизи!
#- Я Вас не задерживаю, - я решила отпустить парня, понимая, что работать сейчас абсолютно бессмысленно.
#- Что Вы, я не посмею, - парень сконфузился. – Простите.
#- Всё хорошо. Но голова Ваша сейчас занята другими мыслями – работа не будет продуктивной. Идите, пообщайтесь с кумиром, а завтра спокойно поработаем, - я улыбнулась.
#- Правда? Это Вас не обидит?
#- Идите, а то вдруг опять уедет.
#- Спасибо! Большое Вам спасибо! – парень выбежал со счастливым лицом.
«Это плохо. Это очень плохо», - я быстро приводила кабинет в порядок, намереваясь уйти, чтобы ненароком нигде не столкнуться с Андрелло. – «Нам нельзя встречаться, он меня узнает».
Выйдя незаметно из кабинета, я переоделась в туалете и покинула театр в совершенно неприметном виде.

Я даже решила не появляться в гостинице - не хотела оставаться в Байрёйте, пока здесь был Моррези. Поэтому я решила уехать, выдвинув дирекции ультиматум.
И снова вечный вопрос: куда ехать? В Рим или в Лондон? В Риме мне делать было нечего, а в Лондон - чревато неожиданностями со стороны супруга. Поэтому я решила слетать ... в Дублин, к Артуру (эти отношения ничего от меня не требовали).
Как только я расположилась в гостинице, я сразу же ему позвонила и пригласила к себе. У него хватило ума не задавать лишних вопросов…
Когда Артур ушёл от меня, я позвонила директору байрёйтской оперы:
#- Я думаю, Вы хотите знать, почему я не в театре.
#- Надеюсь, у Вас всё в порядке? Вы здоровы? - обеспокоенно спросил он.
#- Спасибо, у меня всё хорошо. Но в театре я не появлюсь до тех пор, пока там будет находиться синьор Моррези. Я не могу работать с ним.
#- Я боялся, что Вы это скажете, - вздохнул директор. Многие музыканты, зная прошлое Моррези, отказывались с ним работать (кто из суеверия - веря, что он приносит несчастья, кто из страха - зная про то, что он убил своего лучшего друга прямо на сцене). - Но он ведь отличный певец!
#- Я не оспариваю его профессиональных качеств. Я просто не хочу с ним работать. Так что Вам предстоит выбрать: либо он, либо я, - категорично сказала я.
#- Хорошо, я переговорю с ним. На какой номер мне перезвонить?
#- Я сама вам позвоню, завтра вечером, - я повесила трубку.

#- Итак, - я начала новый разговор с директором оперы на следующий день.
#- Он сегодня же уедет.
#- Вы его попросили? - не поверила я.
#- Нет, он сам так решил. Я передал ему наш с Вами разговор. Кажется, он всё понял. Поэтому я настоятельно прошу Вас завтра выйти на работу. Мы теряем время.
#- Вы гарантируете, что Моррези не появится в театре? - уточнила я.
#- Да. Я ручаюсь.
#- Хорошо. Я буду как обычно, в шесть. Можете предупредить солистов, - я положила трубку.
Честно говоря, мне не верилось, что Моррези просто так возьмёт и уедет. Хотя… "Он ведь меня не видел - может и уедет". Я уже пообещала.



ГЛАВА 13. Славин.


Ровно в пять часов тридцать минут утра я зашла в свой репетиционный класс. Я пришла пораньше специально, чтобы навести порядок после заменяющего меня концертмейстера – комфортнее работать в привычном мне порядке. Я раскладывала все ноты по местам, когда после короткого стука дверь открылась.
Я не сильно удивилась расторопности (зная, что чуть позже набежит целый табун желающих).
#- Клавир, партия? - сразу спросила я, не поворачиваясь к двери.
*- Я хочу с Вами поговорить.
Я резко повернулась, услышав знакомый голос. Отвернулась я ещё быстрее, так как передо мной стоял Моррези. Мы не успели встретиться взглядом.
*- Я прошу Вас уйти, - твёрдо сказала я и отошла к окну.
*- Я уйду, только поговорив с Вами. Почему Вы отказываетесь со мной работать? - прямо спросил он.
Ну, что я могла ответить?! Я молчала.
*- Это из-за моего прошлого? - он попробовал угадать.
*- Уйдите, - попросила я уже не так настойчиво.
*- Сначала ответьте.
Я села и закрыла лицо руками. Было тяжело, но слёз не было - последние слёзы я пролила в России.
*- Я уйду, обещаю, - говорил он, сделав шаг мне навстречу. - Я уйду навсегда из Вашей жизни!
Несколько минут стояла тишина...
А я снова, как тогда в Петербурге, почувствовала, как он мне нужен именно сейчас – мне нужна была эта частичка прошлого. Мне уже давно хотелось элементарно с кем-то поговорить. Никто не мог меня понять, никому я не могла доверять. А тут стоит он, Андрелло, мой старый, добрый, верный друг, с которым можно было не только поговорить, но и помолчать. Я вдруг поняла, что просто не смогу отпустить его теперь.
- Нет, - тихо проговорила я по-русски. - Ты не уйдёшь. Ты не уйдёшь сейчас. А уж из моей жизни ты не уйдёшь и подавно. Ты спрашиваешь, почему? Из-за твоего прошлого? - я говорила с расстановками. - Нет. Из-за нашего прошлого, - я подняла голову, приподняв вуаль.
Моррези узнал мой голос, когда я заговорила по-русски, но он не мог поверить. Он не поверил, даже услышав, что я сказала. Но поверил, когда посмотрел мне в глаза.
Я знала, что от него ничего не скрою, даже при большом желании. Он бы всё равно всё узнал. И здесь было бесполезно врать. Тем более ему я врать не могла и не хотела.
*- Этого не может быть, - он быстро подошёл ко мне, не отрывая своего взора от моих глаз. - Как?! Ведь прошло восемь лет! А как же кремация! – Андрелло медленно опустился возле меня на колени и аккуратно коснулся моей руки, желая убедиться, что я не призрак.
*- Всё подстроено, всё сыграно. Ты же знаешь, я всегда была хорошей актрисой. Жизнь стала для меня игрой. Иногда мне кажется, что я паяц на сцене жизненного театра. Я уже успела забыть, кто я на самом деле. Душа моя перекроена на разные лады. Даже внешность у меня чужая. Жизнь заставила меня забыть, как я выгляжу на самом деле.
*- Мне надоело! - воскликнула я, встав, и сорвала маску. - Мне надоела эта игра, эти прятки! - я срывала с себя украшения, перчатки и бросала их на пол. - Я устала кого-то играть, - я сорвала жемчужное ожерелье, которое рассыпалось по полу. - Мне душно и тошно! - я на минуту замолчала. - Но что я могу? У меня нет выбора. Всё уже решено. И мне придётся доиграть эту роль до конца, чего бы это мне не стоило.
*- Madonna mia! - Андрелло подошёл ко мне вплотную и рассматривал моё лицо.
Какое-то время он молчал, осознавая происходящее и всё ещё не веря своим глазам.
*- Но откуда у тебя эти шрамы? - вдруг спросил он, проведя по моему лицу рукой.
*- Шрамы?! - горько воскликнула я. - Я бы рада была рассматривать каждый свой шрам, но вынуждена прятать их под маской или толстым слоем косметики. Я уже забыла, как выгляжу на самом деле!
*- Ах, да, - спохватилась я. - Ты же не знаешь. Тогда, после того злополучного "Онегина", который окончательно разбил мою жизнь, я убежала из театра, убежала к реке. Я спрыгнула с моста. Я не могла убить его ребнёка - и решила покончить с собой, - я опустила голову.
*- Его ребёнка? – тихо переспросил Андрелло, не поняв меня.
*- Ты тоже не знал. Никто не знал. Я ждала от Марчелло ребёнка, - пояснила я.
*- Madonna mia! – тихо воскликнул итальянец, закрыв глаза и тяжело вздохнув.
*- Весь мир рухнул в одночасье, и моя психика с этим не справилась, - я подняла глаза.
*- Cara! – Моррези взял мои руки. – Прости меня! Даже не предствляю, как ты это пережила. Прости, что всколыхнул эти воспоминания.
*- Вспоминают то, что забыто, - усмехнулась я. - Меня же это мучает каждый день, каждую секунду. Это никогда не забудется. Я бросила шестерых детей! Неужели ты думаешь, я буду оплакивать шрамы или даже мёртвых?! Когда у меня есть живые: дети, муж и даже любовник, для полноты картины, - я зло усмехнулась и отошла в сторону.
*- С каждой секундой я всё лучше тебя узнаю, - тихо проговорил Андри.
*- Точнее все мои тёмные стороны, - поправила я. - Истерические припадки, эгоизм и бессердечность.
*- Точнее то, что за этим спрятано: несчастную судьбу, сильную волю и желание выжить любой ценой и жить не ради себя.
*- Не жалей меня. И не пытайся сделать лучше. В своих собственных глазах я себя уже не подниму никогда.
*- Ты всегда занималась самобичеванием. Но зачем? Ты такая, какая есть. И я снова тебе повторю то, что говорил тогда: я люблю тебя, люблю такой, какая ты есть. Другой ты мне не нужна! Я так счастлив, что могу снова это сказать! Все эти годы я пытался успокоить свою душу скитаниями. Но я не смог найти ни приюта, ни покоя. А теперь нашёл, я нашёл тебя! Я никогда больше не оставлю тебя, чего бы мне это не стоило. Я буду с тобой всегда - я не смогу снова тебя потерять.
- Андри, - я повернулась и обняла его. – Помоги мне! - слёзы всё-таки смогли пробиться сквозь мою закаменевшую душу и холодное сердце.
В этот момент дверь тихо приоткрылась и тут же захлопнулась.

*- Андри, что мне делать? - тихо спросила я. - Стоит ли мне оставить всё, как есть, или покончить с этим маскарадом и вернуться в Россию?
*- Я не знаю причин, побудивших тебя имитировать свою смерть, я не знаю причин, удерживающих тебя здесь. Я не знаю ничего о тебе. Но моё сердце не позволит мне тебя отпустить. Может, я поступаю как последний эгоист или даже хуже. Но я просто не смогу тебя отпустить сейчас, когда только обрёл. Оставайся здесь, оставь всё, как есть и будь со мной.
*- Ах, Андри, ты же ничего не знаешь!
*- У нас будет время. Я тебя никогда не выдам, за мной ты будешь, как за каменной стеной, - он поцеловал мои руки. - Да простит меня Александр!
Он приблизил своё лицо к моему и дотронулся губами моих губ. Это лёгкое прикосновение переросло в нежный и полный тоски поцелуй.
*- Мне так много надо тебе рассказать, - через какое-то время заметила я.
*- У нас впереди целая жизнь!
*- Подай, пожалуйста, мою маску, - попросила я, осознав, что любой сказке приходит конец и наступает суровая реальность.
Он поднял её с пола, но отдал не сразу.
*- Я не могу на тебя насмотреться, - объяснил он. - Я же был уверен, что никогда больше не увижу тебя, твоих глаз.
Я грустно улыбнулась. Он всколыхнул ту часть меня, которую я так усиленно прятала от себя все эти годы. Я убеждала себя, что Косицыной больше нет, что она умерла и осталась в далёкой теперь для меня России. А он пришёл, и воскресил меня. Всё, что было спрятано в тёмные углы души, пробилось оттуда, как растение пробивается сквозь камень, наполняемое жаждой жизни и света! Он меня возродил. Но я не понимала, зачем!
*- А украшения? - спросил он, когда я надела маску.
*- Не мелочись, - я махнула рукой.
*- Ты ничуть не изменилась, - Андри улыбнулся.
Какое-то время мы ещё смотрели друг другу в глаза. Затем я села за рояль и раскрыла клавир:
^- Ну, что? За работу, Вотан?
^- Да, моя госпожа! - он встал сбоку рояля, облокотившись на правую руку. Он был неотразим и моё сердце ликовало: наконец, я не буду одна.
Над его произношением надо было немного поработать. Это я могла сказать, только прожив несколько лет в Германии. Эти годы пошли мне на пользу, особенно теперь, когда я работала с интернациональным составом - мне это очень помогало.

Минут через пять после того, как мы начали работать, в зал зашёл директор. За его спиной нарисовалась почти вся труппа.
#- Синьор Моррези? - он выразил на лице искреннее удивление. - Кажется, Вы обещали мне уехать. Синьора Росса, - он посмотрел на меня. - Мне нужны объяснения.
#- Я ошиблась, - просто ответила я. - И поблагодарите синьора Моррези, что он не сдержал своё обещание. Ведь мы остались оба. Мы будем работать вместе.
#- Ok! Ничего больше не спрашиваю. Не буду вам мешать, - он повернулся к труппе. - Все - за дверь! Не мешайте и дождись своей очереди!
Уже в дверях он повернулся снова к нам и тихо сказал:
#- Спасибо!

Работа шла своим чередом. Хотя, надо заметить, я значительно оживилась и приободрилась /как-никак твёрдое плечо появилось/.
По настоянию Андрелло я сократила свой рабочий день до десяти часов, в связи с чем у меня появилось много свободного времени, которое мы проводили, естественно, вместе. Оказалось, у него есть свой дом в Байрёйте (достался в наследство от какого-то дяди, тоже певца в прошлом). Я перебралась к нему - это всё-таки намного удобнее гостиницы (и в смысле кухни, и в смысле инструмента для моих личных занятий).
Где-то за неделю я рассказала ему мою душещипательную историю, вернее тот период, который он не знал. Сказать, что он был в шоке - не сказать ничего. Что-то он ещё мог от меня ожидать, но всё вместе производило неизгладимое впечатление. Хотя меня и саму эта история пугала - ведь я просто жила, вопреки всем и всему, а когда начала всё это описывать, последовательно, хронологически - самой стало не по себе. Наверное, пережив такое и осознав это, готов уже ко всему и ничему в жизни не удивишься.

*- Я только никак не могу понять, почему ты не могла сразу вернуться, рассказать всю правду. Уверен, Александр смог бы тебе помочь! Зачем тебе понадобился весь этот спектакль? Мне кажется, ты сама в себе запуталась и хотела убежать, - заметил Андрелло.
*- Может быть. Но я отвечу на твой вопрос. Человек, который хотел меня убить, непременно сделал бы это, если бы я вернулась. Его бы ничто и никто не остановил. И даже потом, он вышел бы сухой из воды. То есть я бы умерла ни за что, ни про что и некого было бы даже обвинить в этом! А зачем мне это? Чего ради? Какой благородно-высокой цели ради?
*- Кто он? О ком ты говоришь? Ты знаешь, кто за этим стоит? - не поверил Morrresi.
*- Да, знаю. Это Сашин отец приказал меня убить. Его люди да и он сам угрожали мне несколько раз. Но ты ведь знаешь Косицыну - она бесстрашна и самоуверенна. И вот к чему это привело.
*- Madonna mia! Кто бы мог подумать! А Александр знает?
*- Конечно, нет! Да и какой сын поверит, что его отец, который растил и воспитывал его, способен на такое?! Ведь Владимир Сергеевич знал, что я жду ребёнка от его сына – и его не остановило даже это.
*- Это чудовищно! - согласился Моррези. – Но я хорошо представляю, что должен был почувствовать Александр, узнав о твоей смерти – ведь я сам прошёл через это. Когда я вышел из комы и узнал, что произошло за это время, я отказывался в это время. Я не должен был выжить. Я хотел сделать всё, чтобы ты была счастлива, чтобы избавить тебя от всех бед, проблем, которые доставлял, я хотел, чтобы ты жила так, как захочешь, не тяготясь ничем. А тут мало того, что я выжил, я должен был узнать... что тебя просто больше нет! Я так и не смог сжиться с этой мыслью. Это стало для меня настоящим потрясением. Ведь всё получилось не так, как я хотел. Это я должен был умереть, а не ты! Как я себя проклинал, как я себя ненавидел, но всё было уже напрасно, ведь все мне твердили, что ты, мой ангел, мой Бог - мертва! - он горько воскликнул.
*- Прости, - я отвела глаза. - Мне кажется, что я уже никогда не смогу вымолить себе прощение у всех, перед кем виновата. Слишком часто я оступалась, слишком много ошибок совершила. У меня нет ничего святого!
*- А музыка? - осторожно спросил Андрелло.
*- Музыка? - на минуту я задумалась, и меня вдруг понесло. - Да эта музыка мне всю жизнь-то и испортила! Все мои несчастья связаны с музыкой. Сына я потеряла из-за музыки, мужу изменяла - из-за музыки; детей бросила, потеряла ещё одного ребёнка, мужа, любовников, нормальную жизнь! - я вошла в раж и начала истерично кричать. - Всё из-за проклятой музыки! С самого детства у меня портились со всеми отношения только из-за музыки! Будь она проклята! Будь проклят тот день, когда я села за этот инструмент, будь проклят тот день, когда я услышала Альтова, будь проклят тот, кто дал мне это способности! - я металась по комнате в припадке.
*- Боже, Андри! Как ты прав! - продолжала я, даже не дав ему вставить слова. - Ты открыл мне глаза. Как же я тебе благодарна! А я все эти годы безрезультатно искала причину всех своих бед. Неужели я сама смогла бы догадаться, что она кроется в том, на что я всегда молилась?! Теперь я поняла весь смысл атеизма. Я боготворила музыку и поэтому не смогла раньше понять, что именно там, в этой придуманной святости и таится всё зло, с которым я боролась и которое никак не могла побороть!
*- Ну, почему я не поняла этого раньше?! Теперь уже слишком поздно! Я уже ничего не могу поменять! - воскликнула с горечью я. - Я ведь ничего больше не умею! Это зло оказалось куда сильнее и коварнее, чем я думала, оно парализовало меня ещё в детстве, чтобы я не смогла развиваться ни в каком другом направлении. А этот путь, по которому я вынуждена была пойти, усыпанный цветами и лаврами, таил под ними раскалённые угли и битые стёкла - осколки моей души. Сколько раз я падала! Но я вставала, становилась сильнее и черствее. Я не смела верить, что этот путь ведёт меня в бездну. Я и не пыталась свернуть с этой дороги!
*- И вот я дошла почти до конца, до края, с которого должна была провалиться в пустоту, так и не осознав, в чём моя ошибка. И ты, Андри, ты открыл мне глаза. Я прозрела! Я остановилась и обернулась. Слишком поздно! Обратно дороги нет! Я не могу поменять свою жизнь. Сворачивать больше некуда!
*- Но я не хочу падать! Я просто сойду с этой дороги. Я буду стоять на обочине и наблюдать за тем, как толпы людей, таких же, как я, будут слепо идти, спотыкаясь и падая, разбивая лицо, царапая руки и сбив ноги. Я буду смотреть, как они, дойдя до обрыва, будут падать в бездну, так ничего и не осознав.
*- Хватит! Я устала бороться с пустотой, с тем, чего не существует. Никто и никогда мне не помогал, поэтому и я не стану утруждаться, пытаясь открыть этим несчастным глаза. Они всё равно никогда мне не поверят, ведь я - ничтожество, шлюха, предатель, потерявшая веру. Они будут проклинать меня. А зачем мне это?! Я просто буду смотреть, как они исчезают в пустоте, превращаясь в ничто. Да и зачем им что-то знать, они никогда не постигнут всей глубины жизни. Каждый должен получить то, что заслужил! - я замолчала. Я стояла посередине комнаты, глаза мои горели.
Моррези стоял, как ударенный.
*- Да, - закончила я. - Моё положение позволяет мне просто созерцать.
*- Анна Мария, опомнись! - вдруг взорвался Андрелло. - Ты только вдумайся в то, что ты сейчас сказала! Ты просто устала. Нельзя принимать такие поспешные решения. Это немыслимо! И ты ещё меня сюда приписала!
*- Нет, Андри, прости, ты не так понял. Я тебя ни в чём не обвиняю, наоборот - ты помог понять мне главную глупость моей жизни.
*- Я ничего не понимаю! - Андрелло тяжело вздохнул и закрыл лицо руками.
*- И что ты собираешься делать? - через минуту спросил он.
*- Я уйду из музыки, - я удивилась, что он этого ещё не понял. - Сегодня же вернусь в Англию и начну "семейную жизнь", а в искусство соваться не буду. Стану лишь наблюдать со стороны. Я займусь устраиванием личной жизни. И только так, я уверена, я смогу избавиться от всех своих бед.
*- Что значит "уйдёшь из музыки" - не понял он.
*- Это и значит, - я ласково посмотрела на него. - Я уйду из оперы, из критики, не прикоснусь больше к клавишам. Большее - буду иногда посещать концерты и ходить на выставки. Я не буду больше творить: никаких больше концертов, спектаклей, мастер-классов, статей. Мне будет трудно, но я смогу, я уверена.
*- Это не укладывается у меня в голове! Как ты можешь уйти из музыки, если музыка и ты - это одно целое, это два абсолютно не разделимых понятия!
*- Да, к этому трудно будет привыкнуть, я согласна. Но ничего невозможного ведь нет? - я наивно посмотрела на него.
*- Я не знаю, что сказать, у меня нет слов, - он рухнул на диван.
*- Я всё понимаю, - я ласково улыбнулась. - Не надо ничего говорить. Отдыхай, - я направилась в свою комнату (мы хоть и жили вместе, близких отношений у нас не было).
*- Куда ты? - устало спросил Андрелло.
*- Собирать вещи, - спокойно ответила я и вышла.
Через пару минут ко мне в комнату почти влетел Моррези:
*- Нет! Ты не можешь этого сделать! Скажи, что ты просто пошутила, ну сглупила, в конце концов. Ты же не можешь вот так всё и всех бросить и уехать в Лондон?! - воскликнул он.
*- Почему не могу? - удивилась я. - Именно это я и сделаю.
*- А как же "Кольцо"? Ты его бросишь? - не поверил Андрелло.
*- Да. Лет десять назад я бы ужаснулась от одной такой мысли. А сейчас я спокойно говорю: да, я брошу "Кольцо", я уеду из Байрёйта.
*- Я не верю! Я не верю, что это с тобой происходит! - воскликнул он. - Я не узнаю тебя! Кто в тебя вселился и командует? Косицына никогда бы не сдалась и не бросила музыку.
*- Анна Мария, любимая, - мягко и тихо сказал он, держа мои руки в своих. - Останься, ради меня. Я не могу снова тебя потерять, я не переживу. Не уезжай! - он замолчал, с мольбой глядя на меня.
Я долго думала, прежде чем ответить.
*- Андрелло! Жизнь меня многому научила. Главное, что я усвоила: чему быть - того не миновать. Тогда, в Петербурге, я умоляла тебя защитить меня от Марчелло, но тому, что произошло, суждено было случиться, и оно произошло, не глядя на все мои подстраховки. Сейчас ты просишь меня остаться. Но зачем? Если нам суждено быть вместе, мы будем, поверь, и это не зависит от того, останусь я сейчас в Байрёйте или уеду. И наоборот, если Судьба не хочет видеть нас вместе, то даже если я останусь, счастливы мы не будем. Оставим всё, как есть. Время рассудит. Подчинись судьбе, бессмысленно плевать против ветра, - закончила я и, освободив руки, продолжила собирать вещи.
Андрелло постоял некоторое время рядом и вышел.
В тот же день я прилетела в Лондон.
И первое, что я решила - сразу поехать к Эдварду на работу и сообщить ему о своём решении.
#- Не помешаю? - я заглянула в его кабинет, после того, как удостоверилась у секретаря, что у него никого нет.
#- Александра? - удивился Эдвард. Он быстро поднялся и, подойдя ко мне, поцеловал меня в щёку. - Что произошло? Почему ты здесь? Всё в порядке?
#- Не совсем. Мне надо кое-что тебе сказать, - начала я, сев на подставленный стул.
#- Надеюсь, это подождёт немного. У меня для тебя очень важные новости, - очень сосредоточенно сказал он.
#- Нет, Эдвард, прости, - возразила я. - Позволь начать мне - это важнее.
#- Хорошо. Я тебя слушаю, - он внимательно смотрел на меня.
#- Эдвард, дорогой. Я приняла решение. Оно окончательное, обдуманное и обсуждению не подлежит. Я много думала, взвешивала все "за" и "против" и решила, что должна раз и навсегда уйти из музыки и искусства в целом. Прошу тебя, не спрашивай меня о причинах, побудивших меня принять это решение, они слишком глубоки. Но я так решила, и да будет так. Я уверена, ты меня поймёшь, - закончила я.
#- Именно сейчас? - осторожно спросил Эдвард.
#- Да, именно сейчас.
#- И ты абсолютно не заботишься о своём имени?
#- Я надеюсь, большого ущерба для твоей работы моё решение не нанесёт. У тебя достаточно прибыльных проектов и без меня.
#- По всему видно, что ты отошла от творческой жизни уже довольно давно, - заметил Эдвард, вздохнув.
#- Что ты хочешь этим сказать?
#- Когда ты последний раз читала прессу? - прямо спросил он.
#- Очень давно, - призналась я. - А что?
#- Вот посмотри, - Эдвард открыл на своём компьютере некоторые последние статьи и повернул монитор ко мне. Я всё внимательно прочитала.
И была в шоке!
Оказывается. В России появился свой «властелин рояля». Молодой красавец, Николай Славин. В самом начале его раскруткой занялся Королёв младший, и юный пианист подавал большие надежды и очень полюбился публике – ведь он был живым напоминанием о своём учителе – любимице с трагической судьбой Косицыной.
В какой-то момент между продюсером и артистом возникли трения и конфликты, чем умело воспользовался давний конкурент Королёвых, Шнайдер. Он смог переманить Славина к себе и продолжил его раскрутку не столь красиво, но вполне успешно, пусть и привлекая внимание чаще скандалами и эпатажем, нежели творческими успехами.
Имя Славина всё чаще подавалось именно в контексте «самого любимого ученика Косицыной», хотя я никогда не называла его ни лучшим, ни тем более любимым. Все мои ученики были для меня равны. Но теперь, столько лет спустя, кто может доказать, что говорила Косицына, а что нет?! Моё имя стало использоваться как в личных, так и в коммерческих целях - и уследить за всеми его появлениями было просто невозможно.
В последнем своём интервью Славин признавал, что была такая Косицына в его жизни, но всё растёт и изменяется. "Весь свой педагогический талант она вложила в своих нескольких учеников. Но без ложной скромности я могу сказать, что лишь мне удалось воплотить все её советы и наставления в жизнь. Только я смог понять и воплотить всё, что она говорила. Но это стало для меня лишь фундаментом, отправной точкой, всего остального я добился сам, опираясь, безусловно, на её взгляды.
- Вы хотите сказать, что переросли своего педагога? - спрашивал корреспондент.
- Конечно! И это правильно. Весь наш мир - в движении. И то, что ученики превосходят своих педагогов - это нормально, это и есть наше будущее. Иначе как мы будем развиваться?
- А каково Ваше мнение об Александре Бах?
- Признаться, мне лишь однажды удалось услышать её игру. Лично на меня она не произвела такого впечатления, которое о ней складывают западные критики. На мой взгляд, мой педагог на голову превосходит её, и вообще наша фортепианная школа - исключительная, она самая сильная в мире.
- То есть, можно сказать, Вы бросаете вызов Александре Бах?
- Как будет угодно. Я был бы не против провести что-то вроде музыкального поединка, которые были так распространены раньше и практика которых, к сожалению, канула в Лету. Я уверен, что эта информация не пройдёт мимо прославленной пианистки и она примет мой вызов. По её реакции мы сможем определить, кто она на самом деле. Если она примет вызов и выйдет на одну со мной сцену - пусть решит справедливость. Если же она проигнорирует меня, мы сможем смело признать её поражение, и никакие отговорки не будут иметь силу - для меня это будет капитуляция перед всем русским пианизмом", - гласила статья.
"Ах, ты, сволочь! - подумала я. - Да я же тебя взрастила, а ты против меня пошёл! ... И что мне делать? Как быть с моим решением уйти из музыки? Это будет расценено как бегство. И подставлю я не только себя..."
#- И как я должна на это отреагировать? - я посмотрела на Эдварда.
#- Решать тебе. О твоём намерении кто-нибудь знает?
#- Ты - первый, - соврала я.
#- Тогда я советую тебе немного его отсрочить. Если для тебя это принципиально, что ж, это твоё дело - поступай, как считаешь нужным, я приму любое твоё решение. Но мне кажется, что если ты сейчас никак не отреагируешь на этот вызов – а его продюсер уже вышел на меня с этим вопросом - твоё имя сильно пострадает, тем более, что тебе ничего не стоит проучить этого мальчишку, - Эдвард никогда не говорил мне, что я могу подвести его и подставить весь его труд под удар, видимо, его действительно больше волновала я, чем работа.
#- Ок, - вздохнула я. - Я решу эту проблему, - я встала. - У тебя всё?
#- Почти, - он подошёл ко мне. Я внимательно посмотрела на него.
#- Есть ещё одна причина, по которой я не хочу, чтобы ты бросила сцену сейчас. Я не говорил тебе об этом раньше. Но последние два года я вёл переговоры с российской стороной. У меня есть там давний партнёр, и я очень хотел, чтобы он занялся организацией твоего концерта. И, кажется, мы уже смогли обо всём договориться.
#- Эдвард! - я отвернулась. - Я же говорила тебе, я не хочу ехать в Россию!
#- Но почему? - по слогам спросил он.
#- Это личное, - скользко ответила я.
#- Я уважаю твои чувства и твоё прошлое. Но постарайся и ты понять меня, твоё сегодняшнее положение требует от тебя многого. И если уж ты встала на эту дорогу, так должна идти по ней, не сворачивая. Играть надо по правилам, ты же знаешь. Вспомни хотя бы печальный опыт Косицыной - она хотела жить по своим правилам, пыталась всё поменять, но...
#- Я поеду, - перебила я. У меня не хватало сил выслушивать от него упрёки, не имея возможности даже оправдаться. - Да, милый, ты прав. Всё это уже в прошлом. И я должна об этом забыть. Я поеду в Россию.
#- Спасибо, - он поцеловал мои руки. - Только один концерт, в Москве. Один день. Всё будет хорошо.
#- Надеюсь. А сейчас я поеду в Берлин - ведь как я поняла, сегодня там концерт Славина. Врага надо знать в лицо, - заметила я.
#- Правильно, поезжай. С Богом! Только предупреди меня, когда будешь готова ответить ему в полной форме.
#- Конечно! - ответила я и добавила. - Я дам ему бой в России, в Москве, в Большом зале Чайковского, на его же рояле - чтобы никто не мог ничего мне возразить, - вдруг решали я, полная самоуверенности.
#- Ты уверена? Мне кажется, ты несколько торопишься с решением. Всё-таки Косицына была сильным и педагогом, и пианистом. Я думаю, Славин может оказаться крепким орешком. Лучше принять его на своей, или хотя бы на нейтральной территории, - посоветовал Эдвард.
#- Ты сомневаешься в моих силах? - оскорбилась я.
#- Не в твоих, а в его. Вернее, я сомневаюсь, что он плох.
#- А я нет. Я точно знаю, что он блестящий пианист! - с гордостью заявила я. "У меня не может быть посредственных учеников!".
#- Даже так? - удивился он. - Что ж, тогда я уверен, что ты знаешь, что делаешь. Я абсолютно спокоен. Но всё же просил бы тебя не делать поспешных выводов и не принимать скоропалительных решений,
#- Спасибо за доверие и совет, я к нему прислушаюсь. До свидания, - попрощалась я.
Вместо ответа Эдвард поцеловал меня долгим, полным любви поцелуем. Признаться, я очень удивилась, но это было приятное удивление.
Я вышла из его кабинета с сияющей улыбкой на лице и полная уверенности в своих силах.
Честно говоря, желание распрощаться с музыкой куда-то испарилось, и всё, что происходило со мной несколько часов назад, казалось мне наваждением
Создав себе в последние годы относительно стабильный режим, я смогла немного стабилизировать свою психику. Но появление в моей жизни Андрелло, всколыхнуло волну не самых приятных воспоминаний, и моя психика снова начала чудить, пытаясь защититься от того, что ей было неприятно.

Выйдя от Эдварда, я поехала в аэропорт. Рейс до Берлина был через два часа. Я решила подождать в зале ожидания.
Я взяла себе чай, купила несколько журналов и пристроилась в дальнем углу кафе.
Даже через плотные страницы я почувствовала, что за мой столик кто-то подсел, тихо, не слышно, но я его почувствовала. Я не обратила на это внимания и продолжила читать.
Сосед прямо сверлил меня взглядом. Через какое-то время я не выдержала и, кипя от негодования, устремила свой взор на непрошеного гостя.
*- Ты? - передо мной сидел Моррези. - Что ты здесь делаешь? Как ты нашёл меня?
*- Отлично выглядишь, - он улыбнулся.
*- Благодарю, - я не стала грубить. - Сделай милость, ответь на мой вопрос.
*- Ты сама сказала, что летишь в Лондон. А куда ты могла ещё пойти, как не к своему мужу. Я дождался, когда ты от него выйдешь, и поехал за тобой, дабы не компрометировать тебя на его глазах. Насколько я понял, ты летишь в Берлин. Я тоже, - ответил Андрелло.
*- Почему ты меня преследуешь? - воскликнула я. - Ты должен быть в Байрёйте, у тебя Вотан! Из-за тебя человека лишили работы!
*- Я могу задать тебе тот же вопрос - почему ты не в Байрёйте?
*- А смысл? Ведь ты знаешь мой ответ. Кстати, ты передал мою записку директору оперы?
*- Да, вместе со своей объяснительной.
*- По поводу ухода из театра? - уточнила я.
*- Да.
*- Да что ты говоришь, как полоумный?! - вдруг на пустом месте взорвалась я. - Почему ты заставляешь меня клещами всё из тебя вытягивать?! Это меня бесит! - я бросила журнал.
*- Что с тобой? Почему ты так нервничаешь? - удивился Андрелло.
*- Меня всегда бесили придурки! - ругнулась я и встала. Он поднялся тоже.
*- Хочешь сказать, что я придурок? - он добродушно улыбнулся.
*- Я сейчас закричу, - сквозь зубы процедила я. - Ты из меня дуру делаешь!
*- Прости, не хотел. Успокойся, - он обнял меня со спины и взял за плечи. - Пожалуйста, успокойся и сядь.
После нескольких глубоких вдохов я села, Моррези тоже. Я молча уставилась на него.
*- Хорошо, - сдался он. - Ты ушла из оперы, так как решила завязать с музыкой, я объяснил свой уход тем же. Директор был в шоке, но что он может. А здесь я по той же причине, что и лечу с тобой в Берлин. И ты её знаешь - я не могу без тебя жить. Я не смогу тебя потерять ещё раз, - серьёзно проговорил Моррези.
*- Ты создаёшь мне лишние проблемы, - с трудом сказала я.
*- Прости. Но оставить тебя я всё равно не могу.
*- И не надо. Я сама уйду, тебе останется только привыкнуть к этому или смириться.
*- Не получится. Я не смогу, - просто возразил Андрелло. - Кстати, зачем ты летишь в Берлин?
*- По работе, - сразу ответила я.
*- По какой?! Ты ведь ушла из музыки! - искренне удивился он. - Или это был блеф, очередная безупречно сыгранная роль? Неужели ты снова всех обманула? А я, дурак, поверил. Ну, конечно! Косицына не может уйти из музыки, ни добровольно, ни насильно!
*- Косицына умерла! - резко выкрикнула я. На меня оглянулась добрая половина посетителей кафе.
*- Спокойно, не надо так громко, - Андрелло положил свою руку на мою. - Так ты действительно продолжаешь работать? - через некоторое время спросил он.
*- У меня есть одно незавершённое дело. Но когда я поставлю в нём точку, всё будет кончено.
*- Если не секрет, что за дело? - поинтересовался он.
Я рассказала ему про Славина, про Берлин, про "состязание" и про гастроли в Москву. Что бы я ни говорила, Андрелло был единственным человеком, с которым я могла говорить на любые темы, которому я могла всё рассказать и который знал всю мою подноготную.
Я уже почти смирилась с его присутствием, а ему пришлось смириться с моим взрывным характером и особенностями психики.



ГЛАВА 14. Концерт Славина в Берлине.


В Берлин мы прилетели вместе. Мне пришлось предложить Моррези остановиться в моём доме. На концерт он тоже решил идти со мной.
Ещё до начала концерта я разработала тактику поведения. Я громко афишировала во все СМИ о том, что Бах заказала себе ложу на концерте Славина - для того, чтобы все знали, что я приду.
Свою роль я сыграла как всегда блестяще.
Пришла я педантично к началу, да ещё и демонстративно, чтобы все меня заметили. И, словно это был мой концерт, а не Славина – стоило мне появиться в зале, как все моментально умолкли. Славин начал концерт с музыки Баха. Услышав же и увидев его игру, я рассмеялась. В Германии (да и вообще в Европе) так Баха не играли - это действительно было смешно.
Славин забыл почти всё, чему я его учила. И не мудрено, ведь из шести лет, которые он проучился в Консерватории, пять с ним занимались посредственные педагоги, не имеющие представления о том, что такое аутентизм, и преподающие барочную музыку в лучших традициях советской школы. И позволить ему играть по-другому просто никто уже не мог.
Итак, я рассмеялась в полный голос на весь зал. И мне было приятно, когда меня поддержала добрая половина публики. Ведь здесь были одни немцы! И по большей части не без образования.
Нельзя начинать концерт в чужой стране с произведения их автора, да ещё и в традициях своей школы! Это в высшей степени безрассудно!
Закончив, Славин, даже забыв поклониться, убежал со сцены. Это вызвало ещё одну волну смеха, инициатором которой снова была я.
"Я научу тебя уважению! Ты забудешь свою гордость, мерзавец! Я тебя опозорю!".

Вернулся он, однако, быстро, словно ничего не произошло. Но программу поменял – видимо, были в его окружении толковые люди, подсказавшие, «где собака зарыта».
А мне почему-то казалось, что Славин не вернётся на сцену. Но если бы он так поступил, я отказалась бы признать в нём своего ученика. Я всегда их учила бороться до последнего и не сдаваться ни при каких обстоятельствах. И вырастила же на свою голову!
Славин играл Шопена. Но Шопен не был его сильным местом. Ничего с тех пор не поменялось. Его игра ассоциировалась у меня с мотанием соплей на кулак.
Далее он сыграл пару этюдов Листа - надо отдать должное, весьма недурно.
К концу отделения он начал играть Чайковского.
Он играл технично, с русским размахом, но неимоверно скучно - с артистизмом у Славина всегда было плохо. Немцы его не понимали.
Замечу, что всё время, пока я сидела в зале, публика косилась на меня и перенимала мою реакцию. Здесь я была - закон.
На второй пьесе Чайковского я начала зевать, к середине я вообще облокотилась на руку и закрыла глаза. На кульминации я резко "проснулась", изобразив на лице испуганно-возмущённую гримасу. После этого я снова подпёрла голову рукой и попробовала изобразить интерес, время от времени показательно зевая.
В середине третьей пьесы я встала, постояла какое-то время (чтобы меня заметили) и покинула зал.

По нашей с Андри договорённости, он должен был досидеть до конца концерта, как ни в чём не бывало поболтать со Славиным и всеми правдами-неправдами достать видео с этого концерта.

Придя домой и не зная, чем себя занять, я села за рояль. Кроме личного удовольствия мне надо было восстановить форму и подумать над программой. Этим я и занялась.
В начале двенадцатого вернулся Андри. Он открыл дверь своим ключом, поэтому я его не услышала и увидела, только когда он зашёл в рабочий зал.
Закончив играть фразу, я села на диван и скрестила на груди руки.
*- Я тебя слушаю, - начала я.
*- Мои лично впечатления - играет он очень даже прилично, я бы даже сказал...
*- Твоё лично мнение меня интересует меньше всего, - грубо перебила я.
*- Я тебя не узнаю. Ты плохо себя чувствуешь? - обеспокоился Андри.
*- Я чувствую себя великолепно и не нуждаюсь в твоей заботе. И закончим эти пререкания. Что ответил Славин на мои вопросы?
*- Хочешь знать, что он ответил, - немного обиделся он. - Так иди и сама задай ему свои вопросы!
*- Насколько я помню, ты сам изъявил желание мне помочь, - сухо начала я. - Ты взял на себя определённые обязательства. А теперь сам же отказываешься от своих слов. Что ж, это твоё право, твой выбор, только имей в виду, что после этого я не желаю иметь с тобой ничего общего и уж тем более - видеть в своё доме. Говоря доступно: пошёл вон! - гаркнула я.
Андри молча сел возле меня и смотрел мне в глаза.
*- Я непонятно говорю? - я медленно повернула к нему своё лицо. - Или ты хочешь довести меня до истерики?
*- Хочу. Говорят, когда Косицына злилась, то становилась прекраснее в несколько раз. Хочу проверить.
*- Во-первых, Косицына мертва; а во-вторых, ты не интересовался, что было с теми, на кого она злилась?
*- Зачем? Когда я сам могу это узнать? - он провёл рукой по моему лицу. Я резко встала.
*- Я не люблю повторять, - твёрдо сказала я.
*- А мне терять нечего. Я не уйду, - ответил Моррези и откинулся на спинку.
*- Ты не боишься потерять моё расположение? - удивилась я.
*- Разве можно потерять то, чего никогда не было?
*- Ты прав. Ну, что ж. Коль ты не хочешь уходить добровольно, у меня два выхода: уйти самой или вызвать полицию. Что тебе больше по душе?
*- Определённо полицию! Правда, не верю, что ты это можешь сделать, - усмехнулся Моррези.
*- Ну, почему же?! Это мой дом, с документами у меня проблем нет. А ты здесь - лицо постороннее, находишься здесь без моего желания, кроме того, ты иностранец, - ответила я с высоко поднятой головой.
*- Да, я итальянец, - Андрелло встал и подошёл ко мне. - И не забываю этого. А ты, кто ты? Александра Бах, Эстергази, Граф? А может Росса? Или всё же Анна Мария Косицына? Ты хочешь сказать, что ты немка? Или итальянка? Нет! Ты русская! Ты была её и на всю жизнь ею останешься. Ты можешь прятаться под любыми масками, за любыми замками, но ты навсегда останешься русской. Потому что это - твоя кровь - она течёт в твоих венах и омывает твоё сердце! Потому что это - твоя душа, и её изменить не в силах никто, как бы тебе этого не хотелось! А что насчёт полиции - вызывай. Я ведь тоже знаю много интересного о тебе.
*- Да кто тебе поверит?! Тебя упихнут в психушку! - возразила я.
*- Это смотря что я скажу и как. Насколько мне известно, история Бах покрыта мраком, а в таких случаях верят всему, особенно негативному.
*- Зачем тебе это надо?
*- Мне это не надо, - засмеялся он. - Ты сама вынуждаешь меня это говорить. Ну почему ты так меня ненавидишь? Что я тебе сделал?
*- Что?! И ты ещё спрашиваешь? Ты сломал мне жизнь! Убил моего ребёнка! - крикнула я.
Моррези отвернулся и закрыл лицо руками.
*- Прости, - он поспешно вышел.
"А и в самом деле, чего я на него срываюсь? - спросила у себя я, оставшись одна. - А на кого ещё! Под руку всё время попадается - вот и всё, больше ведь никого здесь нет".
Какое-то время я думала про Моррези, вспоминала наше прошлое, как он вёл себя со мной, сколько для меня сделал.
"Почему я его обвиняю? Ведь это не правда! Ведь он обьективно спас меня от Матаделли. Он помогал мне тогда и продолжает это делать сейчас. Более преданного человека в моей жизни не было – и он никогда ничего от меня не просил взамен. Мы знакомы более десяти лет и за всё это время мы ни разу не были близки. Почему? Потому что он благородный, робкий, несмелый. Однажды он лишь признался - но смог сдержаться, не позволив себе причинить мне боль... А что ему мешает сейчас? Неужели его останавливает мой английский муж? О чём я вообще спрашиваю! Да как я с ним себя веду?! Разве можно так расположить к себе кого-то. Я постоянно им понукаю, отталкиваю от себя - тут ни у кого желания бы не нашлось! А почему я так делаю? Даже не знаю... Неужели я этого не хочу?! Что за глупости! Конечно, хочу! И даже не потому что мы знакомы с ним более десяти лет, не потому, что он знает все мои тайны и скелеты в шкафу, не потому, что он итальянец, не потому, что он - частичка моего прошлого, единственный, кому я могу довериться и не потому, что у меня здесь никого нет. А почему же? Да какая разница! Я просто хочу его, разве этого мало?! По-моему, весьма достаточно и убедительно. Значит вперёд! Думаю, вернуть его расположение мне не составит труда - что-что, а это у меня хорошо получается".
И я направилась в комнату Моррези. Застала я его уже в дверях с чемоданом в руке.
*- Нет, нет, нет! - крикнула я, отвернувшись и сжав голову руками. - Скажи, что этого нет, что мне показалось! Не делай этого - ты хочешь меня убить?
*- По-моему, всё наоборот, - устало проговорил Андрелло, - это ты хочешь меня убить. Ты истязаешь меня, смеёшься над моими чувствами, ты плюёшь мне в душу! У меня разбивается сердце. Я не могу уехать, но и остаться я не могу - ты гонишь меня. А после всего ты снова начинаешь кого-то играть. Я устал, я не могу так больше жить. Ты меня убиваешь, - он взял чемодан и готов был выйти.
Я резко развернулась.
*- Я играю? - я схватила его за грудки, от неожиданности он выпустил чемодан. - Да, ты прав, я играю. Но ведь и я - всего лишь марионетка в руках жизни, - я заталкивала его в комнату. - И не думай, что та роль, которая досталась мне, самая приятная. Я с удовольствием поменялась бы ролями с тем же Матаделли. Пожил мало, зато в удовольствие. Но нет, мы должны жить так, как нам предписано. И все коррективы с нашей стороны караются ужасными наказаниями. Но никто и никогда не хотел понять, что я такая, потому что это моя роль, и именно я должна её сыграть. Я всё пытаюсь измениться - напрасно, жизнь карает меня сплошным непониманием и ненавистью дорогих мне людей. Я меняю лица, имена, прячусь и маскируюсь, но моя кара настигает меня - я не могу спрятаться! Но я не буду с этим мириться, я не хочу жить, как кем-то запланировано. И поэтому я никогда не буду счастлива. Ведь никто меня не поймёт.
*- Но ты, Андрелло, ты ведь меня понимаешь, ты ведь знаешь, какой ценой мне всё в этой жизни даётся. Так неужели ты меня бросишь? Тем более сейчас, когда я совсем одна. Здесь, в этой всегда чужой для меня Германии. Ты ведь знаешь, какие у меня в одиночестве депрессии, я сойду с ума! И тогда мне уже ничего не надо будет - я просто выпрыгну из окна, я сама не справлюсь. Не допусти, чтобы я дошла до этого. Если я хоть что-то для тебя значу - останься! - я выжидающе смотрела в его глаза.
Честно говоря, я так уже завралась в этой жизни, что сама не понимала, что из того, что я сказала, шло от сердца, а что - просто красивая реплика...
Он молчал. Я знала, что он меня понял даже лучше, чем я того хотела. И я была уверена, что он останется - я давила на его больные места.
Простояв так ещё какое-то время, он взял мою голову и отвёл на расстояние. Посмотрев пристально мне в глаза, он приблизил своё лицо и поцеловал меня.
Поцелуй начался с губ, затем перешёл на всё лицо, мочки ушей, шею, плечи. Андри нежно обнял меня, не отрывая губ. Мы медленно подошли к кровати. Аккуратно положив меня, он продолжил целовать моё тело. Опустив верх платья и обнажив этим мою грудь, он начал жадно её целовать, как вдруг, очень неожиданно и резко оторвался и уставился на меня с удивлением, вопросом и скрытой агрессией. Я его не поняла.
*- Когда он это сделал? - тихо спросил итальянец.
*- Кто он и что сделал? - действительно не поняла я.
*- Марчелло. Я знаю их фамильное клеймо. Не знал, что на своих женщинах он его тоже ставил, - разочарованно проговорил Андрелло и отстранился.
*- Нет, Андри! Ты же ничего не знаешь! - расстроилась я. В двух словах я рассказала ему, при каких обстоятельствах это произошло, и закончила:
*- Я тогда чуть не умерла…
*- Прости, я действительно ничего не знал. Уже за это его стоило убить, - и он с новой страстью начал меня целовать.
... Это была чудесная ночь!

Сколько же он этого ждал! Ведь уже тогда, в Питере, я поняла, всю серьёзность его отношения ко мне. Он не был безумен, как его друг - им двигали другие чувства, более глубокие. Именно поэтому он не причинил мне боли ни тогда, ни когда-либо в будущем. Он был, наверное, единственным, кто не причинил мне никакой боли - ни физической, ни душевной. Он держал всё в себе, окружал меня всем, что мне было нужно, но не позволил своей мужской животной силе выйти наружу. Некоторые попытки он не без труда сдерживал и подавлял. Это человек, который пожертвовал для меня всем: и жизнью, и всем, что у него было. Он был верен себе и мне от первого взгляда до нашей последней встречи...



ГЛАВА 15. Два любовника.


^- Александра, - кто-то дёрнул меня за плечо. - Проснись!
Я открыла один глаза и увидела Артура.
#- А, это ты. Дай мне поспать, - и отвернулась.
^- Ты должна мне объяснить, что всё это значит. Что делает этот итальянец в твоём доме, и что ты делаешь в его постели? - не отставал Артур.
#- Отстань, - протянула я. - Я не обязана перед тобой отчитываться!
^- Ты должна мне всё объяснить, - повторил он. - Эдвард просил меня найти тебя и проведать.
Я недовольно поднялась на локтях.
#- Повторяю доступно: вон отсюда! Вон из этого дома! Я не хочу тебя здесь видеть! Моя личная жизнь тебя не касается. В своём доме я буду делать всё, что мне заблагорассудится, и приглашать буду, кого захочу, и выгонять тоже буду сама! И не смей больше никогда повышать на меня голос. И дай мне поспать! - крикнула я и накрылась одеялом.
#- Мне кажется, Вам лучше выйти, - тихо посоветовал стоящий в дверях Моррези.
#- Прошу не указывать! Вы вообще здесь лицо постороннее. Не понимаю, как она могла Вас впустить! - Артур не отходил от кровати.
Не выдержав, я запустила в него подушкой. После этого они вышли оба.

Заснуть мне так и не удалось. Обозлённая этим обстоятельством, я встала и накинула халат. Убрав волосы заколкой, я спустилась вниз.
Заметив меня, оба петуха повернулись к лестнице, но ни один из них не сделал ни шага.
Я окинула презрительным взглядом обоих и, пройдя на середину, села на диван.
#- Свиньи! - ругнулась я. - В своём собственном доме я уже и поспать не могу!
^- Александра, ты должна меня понять, - первым подошёл Артур. - Что я должен думать, видя у тебя постороннего мужчину в халате?
#- Ты вообще ничего не должен думать! Занимайся своей благоверной! - перебила я.
^- Но я ведь член семьи. Я не могу оставаться безучастным. Эдвард - мой дядя, и я...
#- Да хватит уже выпендриваться со своим отвратным немецким! - не выдержала я.
#- Прости. Я не хочу, чтобы наш разговор слышали посторонние, - он покосился на Моррези.
#- В моём доме нет и не может быть посторонних. Кроме того, он блестяще владеет немецким, - как бы между прочим заметила я. (Артур испуганно покосился на Андрелло, который всеми силами сдерживал улыбку на лице). - И закончим пререкаться. Зачем ты приехал?
#- Дядя просил тебя проведать. Он очень занят и беспокоился.
#- Что ты несёшь?! У Эдварда есть телефон, равно как и у меня! - крикнула я и встала, негодуя.
*- Andri, caro! Закажи, пожалуйста, нам завтрак, я очень хочу есть, - я подошла к Моррези и положила руку ему на грудь, нежно улыбнувшись. - Ты знаешь, что я люблю.
Моррези никогда не был дураком, он понимал мою игру и воспользовался своим преимуществом:
*- Конечно, amore mia, - он поцеловал мою руку и вышел из комнаты.
#- Что это значит? - почти сквозь зубы спросил Артур, подойдя ко мне вплотную, после того, как Андрелло вышел. - Ты делаешь из меня идиота!
#- И не думала. Зачем делать из людей то, чем они и так являются! - усмехнулась я и отошла.
#- Он твой любовник?! - то ли спросил, то ли просто воскликнул Артур.
#- Ты тоже. И что дальше? - я выжидающе посмотрела на него.
#- Но это же ... неправильно, - не нашёлся он.
Я раскатисто захохотала.
#- А кто тебе дал право решать, что правильно, а что нет? - я развеселилась совершенно искренне.
#- Но есть же какие-то нормы, правила, - он не мог подобрать слова.
#- Запомни: то, что принято для всех, никогда не будет законом для меня, - уже серьёзно проговорила я. - Я живу по своим правилам. И никто, кроме меня, не может их корректировать! - на минуту я замолчала. - А теперь прости, но я должна одеться, - я пошла наверх.
Артур, проводив меня взглядом, тяжело рухнул в кресло и, проведя по лицу рукой, пытался переварить происшедшее.
Я прямиком направилась в свою комнату. Выбрав в шкафу одежду, я разложила её на кровати. В комнату зашёл Моррези.
*- Я принёс твои вещи, - он протянул мне стопку аккуратно сложенных вещей.
*- Спасибо, - я взяла их и, положив на край кровати, отошла к зеркалу.
*- Я всё лучше тебя узнаю, - он подошёл сзади и обнял меня. - Тот же самолюбивый и независимый нрав, та же высокомерность и нежелание подчиняться каким-либо правилам.
*- Хватит уже, наподчинялась! Да и зачем мне это, когда у меня есть возможность жить так, как мне нравится? - я повернулась и положила руки ему на шею.
- Господи! Если бы только знала, как сильно я тебя люблю!
*- Я пока не Господи. Но очень прошу тебя: не говори на русском - ты можешь меня выдать.
*- Как скажешь, любовь моя. Я буду делать всё, что ты захочешь!
*- Разве ты не знаешь: я не люблю рабов, - напомнила я.
*- Тогда я буду делать всё, что захочется мне! - он крепко обнял меня и страстно поцеловал.
Развязывая на ходу мой халат, он подвёл меня к кровати и повалил на неё.
*- Вот же вы, ненасытные итальянцы! - с улыбкой воскликнула я.
*- Я столько страдал, ждал и мирился, что теперь до конца жизни не смогу этим насладиться, - объяснил Моррези и снова впился в мои губы, скользя руками по телу.
#- Александра, - после формального стука дверь приоткрылась. - Привезли зав… О, Боже! - Артур вылетел, со всей силы хлопнув дверью.
*- Я его убью, - сквозь зубы прошипела я. Адрелло в нерешительности "завис". - Прости, любимый, - я коротко его поцеловала, - он не оставит нас в покое. - Надо побыстрее его выпроводить.
*- Я подготовлю стол, - Моррези встал.
*- Спасибо. Я скоро спущусь. Ты его пока не убивай - я сама хочу это сделать, - зло улыбнулась я.
*- Хорошо, - он вышел, аккуратно прикрыв дверь.
"И почему всё так получается? - я смотрела на своё отражение. - Почему я никогда не умела себя вести с мужчинами, не умела выбирать? Почему я вышла за Сашу, даже не подумав? Почему прогнала Ники, единственную свою любовь? Почему я довела Марчи до того, чем он кончил. Почему не поверила Андри восемь лет назад и поверила сейчас? Зачем вышла за Эдварда и изменяю с его же племянником, в котором кроме красивой внешности и нет ничего? Почему я такая дура?!".
Приведя себя в порядок, я спустилась вниз. Моррези накрыл стол на троих (в столовой). Артур сидел в гостиной, в том же кресле.
#- Тебе персональное приглашение надо? - с сарказмом спросила я, проходя мимо.
#- Я не голоден, - ответил он, быстро встав.
#- Ты смеешь оскорблять меня, отказывая? - в моих глазах блеснул гневный огонёк.
#- Не, ну что ты! - он немного расслабился и даже смог улыбнуться. - Спасибо, я с удовольствием позавтракаю за одним с тобой столом, - он взял мою руку и, поцеловав её, хотел обнять.
#- Многое себе позволяешь! - я оттолкнула его и направилась в столовую.
Пока мы завтракали, в столовой стояла гробовая тишина, пропитанная ревностью и злобой.
Артур не сводил с меня глаз, лишь изредка косясь на Моррези. Итальянец на Артура не взглянул ни разу и лишь иногда поглядывал на меня сочувственно-любящим взглядом.
Я терпела этот кошмар минут пятнадцать.
#- Я не могу есть в такой обстановке! - сорвалась я, бросив приборы на стол и встав. Мужчины поднялись следом.
*- Cara, что мне сделать? - Моррези подошёл и положил руки мне на плечи.
#- Нет, это уже слишком! - вспыхнул Артур. - Какая наглая бесцеремонность!
Я, не желая это всё слушать, направилась к двери, не говоря ни слова. Моррези пошёл было за мной.
#- Ну, нет, - Артур остановил его, схватив за руку. - Вас я попрошу остаться. У меня к Вам серьёзный разговор. Поговорим как мужчина с мужчиной.
Андри проводил меня взглядом, но остался.

Я поднялась к себе и заказала билет до Лондона на ближайший рейс. Затем я пошла в комнату Моррези и взяла оттуда диктофон и флешку с записью вчерашнего концерта (которые итальянец принёс вчера). Положив это, ноут и другие вещи в большую сумку, я взяла ключи от машины и спустилась вниз.
Возле мужчин я задержалась:
*- Андри, можешь пожить здесь столько, сколько захочешь. Мне надо уехать на несколько дней. Не ищи меня и не пытайся связаться. Если уедешь - закрой всё здесь и оставь у себя ключи.
#- А от тебя Артур, - я повернулась к англичанину, - я жду извинений, как только одумаешься, - с этими словами я вышла из дома.
Меня проводили молча, зная и привыкнув уже к моим перепадам настроения и любви исчезать в неизвестном направлении.

Мой рейс был через полтора часа, и я решила нормально поесть. Конечно, в ресторане аэропорта вряд ли можно нормально поесть, но по крайней мере обстановка здесь была не такая напряжённая.
Ожидая, пока мне приготовят горячий шоколад, я окинула скучным взглядом зал ожидания и увидела там… Моррези. Очень удивившись, я решила подойти к нему:
*- Андри, а ты здесь что забыл?
*- Анна Мария? Ты меня напугала, - он действительно испугался. Похоже, я вывела его их глубокой задумчивости. - Куда ты летишь?
*- Во-первых, я спросила первая; а во-вторых, я уже просила ничего не спрашивать - всё равно ведь не скажу. Итак, куда путь держишь?
*- Домой, в Италию. Мне надо кое-что забрать из дома в Болонье. Я сегодня же вернусь. Я решил пожить немного в твоём доме, но мне нужны некоторые вещи.
*- Что именно? - не поняла я.
*- Я оставил там документы. Моё водительское удостоверение, - нашёлся он.
*- Что-то здесь не так. Я вижу, что ты мне врёшь, но не могу понять причины.
*- Ну, что ты, никакой тайны здесь нет, - он притворно улыбнулся.
*- Ладно, - я развеялась. - Твоё дело. Поступай, как знаешь, не хочу ничего об этом знать. Кстати, если получится, заскочи в Байрёйт - я там оставила один из своих телефонов, он мне нужен.
*- Хорошо, постараюсь. А когда ты вернёшься? - вдруг очень заинтересованно спросил он.
*- Не знаю, - я пожала плечами. - Дня через четыре, как всё закончу. Ладно, пойду - мой рейс объявили.
*- Я тебя провожу, - Моррези встал.



ГЛАВА 16. Дуэль.


Я летела в Лондон с пересадкой в Париже - это был первый попавшийся рейс. Во Франции, немного подумав, я решила и остаться - а что мне делать в Лондоне? Поэтому я поехала в лучший отель Парижа.
&- Люкс, пожалуйста, - попросила я, довольная собой за то, сколько языков успела выучить, пока жила у Кристалла.
&- Свободных мест нет, сожалею, - извинился рисепшионист.
&- Мальчик, ты не понял, - я снисходительно улыбнулась и, приблизив своё лицо, тихо продолжила. - Я не спрашиваю, есть ли у вас свободные места. Через минуту у меня должен быть номер, - я посмотрела на часы.
Молодой человек спорить со мной не стал - привёл (видимо) администратора - мужчину весьма солидного вида. Когда парень отошёл, администратор внимательно уставился на меня.
&- Обычно я два раза не повторяю. Уверена, ваш коллега объяснил, что мне нужно.
&- Вы уже получили ответ.
&- А я ничего не спрашивала, да и ответ меня не устраивает, - заметила я.
&- У нас нет свободных номеров, - медленно сказал мужчина. - Мы можем поискать Вам номера в других гостиницах. В противном случае, я прошу Вас покинуть наш отель, мне бы не хотелось вызывать охрану.
Я раскатисто захохотала. Всё фойе уставилось на меня. Администратор растерялся. Я хохотала больше минуты.
&- Вызвать охрану? - почти крикнула я (чтобы все меня точно услышали). - Чтобы выставить меня, Александру Бах?! - я снова засмеялась.
Внезапно я замолчала и, посмотрев исподлобья на этого хама, сказала очень злобно и угрожающе:
&- Или Вы немедленно даёте мне номер, или завтра вся пресса растопчет ваш отель и лично Вас. Уж об этом я позабочусь, поверьте!
&- Президентский Вас устроит? - пробормотал он.
Я молча протянула руку. Дрожащими пальцами он опустил ключ в мою ладонь.
- Идиот! - очень тихо сказала я. Достав из сумки паспорт, я бросила его на стол.
&- Через пять минут он должен быть у меня в номере. Счёт предъявите при выселении, - я пошла к лифту. Толпа в трепете расступалась передо мной.
"Скверное дело, - подумала я уже в номере. - Пришлось себя выдать. Могу поспорить, через несколько минут возле этой гостиницы соберутся все журналисты города. Уехать отсюда мне не дадут. И чёрный вход на этот раз меня не спасёт. Ладно, подумаю об этом потом".
Через три минуты влетел паренёк с моим паспортом.
&- Это внесите на мой счёт, - я протянула ему несколько тысяч наличными. - Я не знаю, когда буду выезжать.
&- Хорошо, - он взял деньги.
Дав чаевые, я его выпроводила.
"А что, если я вызову свою охрану? Почему бы и нет!" - решила я.
Я набрала номер начальника своей охраны.
#- Добрый вечер, Уильям, это Александра, - начала я.
#- Приветствую. Рад Вас слышать. Надеюсь, у Вас всё в порядке? - обычно я не звонила ему лично.
#- Пока да, спасибо. Но мне нужна ваша помощь. Кажется, я попала в западню журналистов и, боюсь, сама не справлюсь.
#- Понял. Высылаю Вам группу.
#- Лучше две, - я осторожно выглянула в окно - картина меня не радовала.
#- Как скажете. Где Вы сейчас находитесь?
#- В Париже.
#- В Париже?! - он не смог скрыть своего удивления. - Простите. В каком отеле?
#- Уильям, - я обиделась. - По-моему, этот вопрос неуместен.
#- Вы правы. Я немедленно высылаю к Вам людей, - по-деловому закончил он.
#- Спасибо! Доброй ночи, - поблагодарила я.
#- Всегда к Вашим услугам. Доброй ночи, - попрощался он.
Отложив телефон, я села смотреть запись концерта Славина. Посмотрев её несколько раз подряд целиком, сделав все необходимые заготовки, я решила, не откладывая дела в долгий ящик, написать пару статей.
В итоге я написала три статьи: первая - общее впечатление и отношение публики, вторая - анализ исполнения русской музыки, третья - всего остального.
Все статьи были пропитаны колким сарказмом, издёвкой, насмехательством. Мелкие недочёты я раздула в глобальные ошибки; а всё положительное в исполнении хоть и было упомянуто, но бедно и скупо, так, что наряду со всеми недочётами просто терялось.
Я осталась собой довольна. Мои статьи уничтожали Славина как артиста в целом и как пианиста в частности. При этом оспорить что-либо мною написанное было просто невозможно - ведь именно в этом и есть талант критика.

Справедливости ради, пришлось засунуть своё эго куда поглубже. Хотя получилось, что я топтала самою себя – ведь это я его учила. Но жить надо сегодняшним днём - разве не так я всегда говорю, да и учила я его всего-то год…

Отредактировав материал, я сразу разослала его всем изданиям, с которыми сотрудничал Бьянко.
И едва я закрыла крышку ноута и с облегчением вздохнула, как в дверь номера позвонили. Почему-то я испугалась. Не верилось в такую наглость журналюг и некомпетентность охраны отеля. Тем не менее, я подошла.
&- Кто там? - осторожно спросила я.
#- Простите, я не говорю по-французски. Это Уильям...
Я резко открыла дверь и, оглянувшись по сторонам, затащила его в номер.
#- А теперь я тебя слушаю, - я села на диван (никогда не любила разговоры в прихожей и стоя - в ногах правды нет).
#- Вы были правы. Это действительно западня. Такое ощущение, что сюда съехались все журналисты Франции. Нам самим стоило больших трудов пробраться сюда. И я даже затрудняюсь сказать, где людей больше: возле парадного или возле чёрного входа. Скорее, всё-таки возле чёрного, - доложил он, стоя напротив меня.
#- Ясно. Но у парадного слишком светло - они без труда смогут меня сфотографировать. На чёрном это сделать намного сложнее. Кроме того, от парадного до машины дальше идти, - вслух рассуждала я.
#- Я Вас понял, две группы поставьлю на центральный вход - пусть все думают, что Вы выйдете там. А третья замаскируется среди толпы возле чёрного. Если поставить основную часть людей возле парадного входа и подгонать туда Ваш автомобиль, возле черного останется только пару зевак, и те спрячутся.
#- Умно, - согласилась я. – Ты поедешь со мной.
#- Как прикажете, - его лицо за всю беседу не изменило даже выражения.
#- На этом пока всё. Если ты мне понадобишься - я позвоню.
#- Слушаюсь, - он поклонился и вышел.
Как только за ним закрылась дверь, я хотела позвонить в аэропорт и заказать билет на утренний рейс до Лондона.
"А что я там забыла? – вдрув повесив трубку, я задумалась. - Тоска зелёная! Я же умру с этим стариканом от скуки. Может, в Италию слетать или в Байрёйт? Нет. Туда я нагряну потом - эффектнее будет".
Вспомнив про Италию, невольно из сознания выполз Моррези.
"Он сказал, что должен забрать в Болонье документы. Но разве они могут быть там, как он без них перемещается? Он не был там много лет, и если бы они действительно были бы ему нужны – он давно бы их уже забрал. Что-то здесь нечисто, но это я смогу узнать только у него. Поеду тогда назад в Берлин. И потом, Моррези должен был забрать мой телефон - он мне просто необходим, я не могу полноценно без него ни работать, ни жить. Интересно, уехал ли Артур? Не хотелось бы с ним снова сталкиваться, вот же баран! Зря я их там вдвоём оставила - они ж там поубивают друг друга! - усмехнулась в мыслях я и тут же осеклась. - Поубивают?.. Господи, только не это! Моррези ведь действительно может его убить, в этом я ничуть не сомневаюсь, равно как и в том, что Артур может его тупо спровоцировать. А куда полетел Андрелло? В Болонью... Ну, конечно, должно быть, у него там его пистолеты - больше им быть негде! Боже, как я хочу, чтобы это оказалось лишь плодом моего воображения!".
Я быстро позвонила в аэропорт и попросила билет на ближайший рейс до Берлина. Рейс оказался через час. Я быстро набрала Уила:
#- Подготовь всё, через десять минут я выхожу.
#- Хорошо. Я поднимусь.
#- Через десять минут, - повторила я.
Я успела собрать свои немногочисленные вещи и привести себя в порядок (сделать свою внешность наименее заметной). Уил взял мою сумку, и мы спустились вниз. Его план сработал, возле выхода курило несколько человек, даже не успевших сообразить, что произошло, как мы уже сидели во внедорожнике Уила и выехали на дорогу.
Высадившись возле аэропорта, я его поблагодарила и отпустила.
Но стоило мне только присесть на минуту в зале ожидания, как я ... заснула! Я так устала за день, что просто не заметила, как отключилась.
Когда я проснулась, было девять часов утра. Легко представить мой ужас, когда я узнала, что ближайший рейс - в полдень.
Конечно, я не могла ничего знать наверняка, но моё сердце чувствовало неминуемую опасность.
Не без труда и за весьма неадекватные деньги мне удалось нанять частный самолёт. В Берлине я села в свой Мерс (который всегда оставляла в аэропорту), но он ... не завёлся! Это было впервые со мной! Я же не механик! И связываться с тех поддержкой не хотелось - по крайней мере, не сейчас. Поэтому я взяла такси. Но это составило для меня одну проблему - я ведь не могла выдать свой дом, поэтому попросила высадить меня в трёх километрах от дома. Далее мне предстояло идти пешком, в туфлях на шпильке и без пальто! (я не тяготила себя лишней одеждой, когда ездила на машине)
Так как местные леса я знала хорошо, я решила срезать путь - по дороге было намного дальше. И хватило же у меня глупости! Ведь на дворе был не май месяц. А за последние дни снега подвалило почти до колена. Пришлось разуться. Но ни сугробов, ни мороза я тогда не замечала - настолько меня волновали Артур и Андрелло, которые могли натворить несусветную глупость…

К дому я подошла измождённая. Ни рук, ни ног я уже не ощущала, голова и ресницы были белыми от нетающего инея.
#- Андри, Артур! - прохрипела я, едва переступив порог дома. Я понимала, что для того чтобы окончательно развеять все подозрения, мне только надо дойти до двери во внутренний двор, но силы меня покидали! Мне хотелось упасть и не вставать.
Но, собрав остатки сил, вернее те крохи, которые от них остались, я, еле передвигая ватные ноги, дошла-таки до этой двери. Она была не заперта, и я её просто толкнула, навалившись всем весом на косяк.
С трудом подняв тяжёлую голову, я увидела картину, напоминающую кадр из кинофильма про девятнадцатый век. Только персонажи были больно уж современными!
Андрелло и Артур стояли друг напротив друга с поднятыми пистолетами. Рядом стояли их секундаты, одного из которых я даже узнала – это был наш питерский переводчк и друг Андри, Марио.
Я понимала, что должна хоть что-то сделать, чтобы остановить это безумие, и что времени у меня уже совсем не осталось. Пришлось снова ступить босой ногой в снег.
Когда я подошла довольно близко, меня заметил Марио. И только он - Моррези и Артур были настолько сосредоточенны, что не видели в этот момент никого и ничего, кроме своего соперника. Переводчик не смог бы во мне узнать ни Косицыну, ни Бах, он не мог знать, кто я и что здесь делаю. В душе, наверное, он и остановить меня хотел, и молил о том, чтобы я остановила это убийство (в чистом виде) - ведь сам он не мог ничего сделать!
Быстро сообразив, что кричать будет самой большой глупостью (ведь обернуться придётся Моррези - он стоял ко мне спиной, а Артур тем временем может спокойно его пристрелить - в этом я почему-то ни минуты не сомневалась), я решила просто толкнуть Моррези в снег. Что и попыталась сделать.
Но как я ни хотела быть быстрой, резкой и внезапной, мой порыв не смог опередить выстрел. Стреляли они одновременно. Мне удалось оттолкнуть Моррези - траектория его пули сместилась, и вместо сердца пуля вошла в плечо Артура. Пуля же Артура, которая ни при каких обстоятельствах не попала бы в Моррези, прошла на вылет чуть выше моего сердца (видимо кто-то очень не хотел, чтобы я умирала так рано, так мало выстрадав).
К Артуру подбежал его секундант, запуганный до смерти. К нам - Марио.
Я упала на Моррези. Он смотрел на меня с удивлением, раскаянием, любовью и ... благодарностью.
- Я тебя убью! - прошептала я, теряя сознание.

Однако я довольно быстро пришла в себя. Я лежала в своей кровати. Марио растирал мои ноги, Андрелло говорил по телефону, держа его плечом, и тёр мои руки, грудь моя была забинтована, было тяжело и больно дышать.
Заметив, что я пришла в себя, Андри отложил телефон и склонился ко мне.
*- Прости, что так получилось, - тихо проговорил он, явно не находя нужных слов. - Я вызвал врача из частной клиники.
*- Но они обязаны докладывать обо всех огнестрельных ранениях, - тяжело проговорила я. Ну, не могла я начинать выяснять отношения, пока дела были не улажены.
*- Я всё устрою. У меня есть разрешение. И потом ты ведь знаешь о чудесной силе денег, - он улыбнулся.
*- Кажется, Артур был ранен, - заметила я, не увидев его в комнате.
*- У него немного задето плечо. Ничего страшного. Марио обработал рану и дал ему снотворное. Он сейчас спит в гостевой комнате. Если бы не ты, он был бы сейчас мёртв, - довольно жёстко проговорил Моррези. - Я бы не промахнулся. Но я благодарен тебе, что ты не дала мне это сделать, и помогла избежать ещё одного убийства, - он поцеловал мои руки.
*- Что бы ты сказал им? - тихо спросила я. - На суде, прессе, его дяде, наконец? Он ведь единственный наследник фамилии.
*- В современной практике дуэлей один из обязательных пунктов - предсмертная записка, в которой каждый дуэлянт называет причиной своей смерти - самоубийство или что-нибудь подобное, - пояснил Моррези, и я вспомнила, как Ники говорил про записку в кармане Марчелло. - Без этого ни одна дуэль не может состояться. А теперь тебе надо отдыхать. Тебе нельзя говорить. Скоро приедет врач. Ты так замёрзла, - он прижался щекой к моей щеке и нежно поцеловал.

Меня положили в частную клинику, разумеется, инкогнито.

*- Ну, расскажи мне теперь, что у вас произошло? Как вы до этого дошли? – я не могла отстать от Андрелло, пока не узнала бы всю предысторию.
*- Ещё раз прости меня, - он виновато опустил глаза. – В своё оправдание могу сказать лишь то, что на этот раз я принимал вызов, а не бросал его.
*- Это уже интереснее. Давай с самого начала, - попросила я.
*- Боюсь, всё банально и совсем не интересно, - Андри улыбнулся. – Когда ты ушла, мы немного поговорили с Артуром. Он оказался весьма заносчивым и падким на громкие заявления. Желая проучить его, я ухватился за его предложение провести дуэль.
*- А ты не забыл рассказать ему о своём опыте? – я с прищуром посмотрела на него. – Кстати, давно ты вообще это практикуешь?
*- Довольно давно. Стрелять я научился ещё в детстве. А в юношеские годы я попал в один любопытный клуб, где занимались разного рода историческими реконструкциями. Но это были не только балы и этикет, это были и разного рода поединки прошлых веков. В клубе мы никогда не использовали огнестрельное оружие – в основном фехтовали, до первой крови. Но правила дуэли на пистолетах мы разбирали. Там же, в этом клубе, я познакомился с Марио, который стал моим верным другом и секундантом.
*- Марчелло тоже посещал этот клуб? – уточнила я.
*- Да, мы с ним были друзьями едва не с пелёнок – наши семьи не просто дружили, но даже состояли в некотором родстве, - Моррези отошёл к окну и задумчиво посмотрел в небо. – Мы с ним были как огонь и вода, столь же разные, но всегда вместе. И он был моим постоянным партнёром почти во всех поединках в клубе.
*- И кто вас надоумил начать стреляться? И откуда у тебя эти пистолеты? – продолжила я задавать вопросы.
*- А что нужно горячему, молодому итальянскому сердцу, чтобы забурлила кровь? – усмехнулся Андри.
*- Хоть убей – не знаю.
*- Женщина, - он усмехнулся и посмотрел на меня.
*- Вы стрелялись из-за женщин? – не поверила я. - Да ладно! Неужели они стоят того?!
*- Большинство – нет, - признался он. – Но мы ведь стрелялись не столько за возможность обладать, сколько за право доказать своё превосходство перед соперником. А пистолеты я заказал у одного мастера. Я тогда очень увлекался русской литературой, и «Евгений Онегин» был одним из моих любимых романов, - Андри улыбнулся. – Поэтому за образец были взяты именно эти пистолеты, мастера Лепажа.
*- И много соперников ты из них убил? - осторожно спросила я.
*- Шестерых, - довольно спокойно ответил Андри.
*- То есть ты убил шестерых человек просто чтобы доказать своё превосходство? – не поверила услышанному я.
- Мы были молоды тогда, - он опустил голову и вздохнул. *- Ещё один мой соперник уже пятнадцать лет в коме.
Я тяжело вздохнула – даже для меня такое откровение оказалось сложным к принятию.
*- А Артур об этом знал? – вдруг спросила я.
*- Допускаю, что Марио мог ему рассказать. Он очень ответственный малый, педантичный в этом вопросе.
*- И ты не считаешь подлостью стреляться с человеком, который, может, впревые в жизни держал в руках пистолет? – в лоб спросила я.
*- Он оскорбил тебя, и сам вызвал меня, - возразил итальянец. – Как минимум его стоило проучить.
*- Но не пулей же в лоб! – возмутилась я. – Ты меня просто убил сейчас, - призналась я. – Одно дело то, что вы устроили с Марчелло – там вы хоть в равных условиях были, и совсем другое – стрелять в пусть и горделивого и заносчивого, но абсолютно безобидного аристократишку, который не то, что пистолет – молоток в руках никогда не держал!
*- Ты так его защищаешь, - заметил Андри. – Он дорог тебе?
*- Не он. Мне страшно представить, что было бы с его дядей, если бы ты его пристрелил. Артур хоть и кутила, но он любит семью: дядю и кузину. Это у вас семьи большие, дружные. А англичане – вымирающий вид. В роду Эстергази осталось всего два мужчины: Эдвард и Артур. И ты чуть не уменьшил их число до одного, - я улыбнулась.
*- Вы были с ним близки? – почему-то спросил Андри, внимательно за мной наблюдая.
*- Я думаю, ты знаешь ответ. Иначе бы он тебя не вызвал, полагаю.
*- Кто знает. Честь рода всё-таки, - заметил Андри. – Видимо, связь с певцом – это совсем недостойный вариант для графини.
*- Я тебя умоляю! Какая из меня графиня! – рассмеялась я. – Если только уголовного мира.
*- Только ты можешь поменять преступного авторитета на чистокровного графа! – искренне восхитился Моррези. – Подумать только! Ты, наверное, единственная женщина, за которую я готов получить пулю в лоб.
*- Ну, спасибо! А мне потом с этим живи? Уволь. Пообещай мне никогда впредь так не делать. Даже лучше поклянись, что никогда больше не притронешься к этим пистолетам, - я посмотрела на него проницательным взглядом.
Моррези подошёл ко мне и опустился на одно колено:
*- Я клянусь тебе, клянусь своей famiglia (семьёй), что никогда больше в жизни не совершу этой глупости, не совершу преднамеренного убийства и не заставлю тебя страдать, - он поцеловал мою руку.
*- Спасибо, - я улыбнулась и, потянув его за руку, подняла с пола. – И не принимай близко к сердцу мужчин, которые меня окружают. Так всем будет проще
*- Я постараюсь.

Когда моя рана более менее затянулась (на мне ведь, как на собаке - даже Фридельман всегда поражался), оставив на груди ещё один грубый рубец, я, оставив на Моррези дом в Берлине, уехала с Артуром в Лондон. Плечо Артура к тому времени уже почти совсем зажило, по крайней мере, не зная, ничего заподозрить было нельзя.

ГЛАВА 17. Москва.


За то время, что меня не было в Англии, у нас родилась девочка (напомню, мы брали суррогатную мать). Эдвард, который не смог со мной связаться, не решился дать ей имя без меня.
Все предложенные мной варианты Эдварду не понравились своей мрачностью, трагичностью. Поэтому дочку назвали в честь мамы (то есть меня) - Александрой.

#- Боже мой, Александра! Как я по тебе соскучился! - признался Эдвард, едва мы остались наедине. - И не только я. Бет явно тебя узнала и была так рада. Дети всё очень тонко чувствуют. Услышав однажды голос матери, они помнят его всю жизнь и никогда не спутают с другими голосами.
#- Хотелось бы верить, - вздохнула я. - А то вот уеду опять надолго, а вернусь - и уже чужая. Знаю, что это не заметно, но я очень переживаю, что не могу быть рядом с тобой, детьми, - виновато улыбнулась я.
#- Я знаю.
Мы замолчали.
"Ладно, долг совести отдала, а теперь к делам!"
#- Дорогой, на какой день назначен мой концерт в Москве?
#- Я не мог без тебя утвердить дату. Российская сторона просит, чтобы ты по возможности приехала весной.
#- Да, это резонно, - согласилась я. - Что ж, думаю, к концу этого месяца я буду готова. А то у меня ещё этот Славин подвис. Я подумала над твоими словами: ты прав, в России действительно опасно принимать "бой" - там у него своя поддержка, его продюсер подкупит кого угодно. Так что я думаю, как ты и говорил, о нейтральной территории. Например, во Франции. И жюри соберём со всего мира. Думаю, он согласится, - высказала свои соображения я.
#- Я с тобой согласен. Оптимальный вариант. А как с твоим желанием бросить музыку? - осторожно спросил Эдвард. - Ещё не передумала?
#- Пока нет. А там - видно будет, - туманно ответила я.

Почти весь месяц я пахала, как проклятая, по двадцать часов в сутки с одним перерывом. Меня прорвало - мне хотелось работать. Я себя не заставляла и не перенапрягала, организм сам выбрал оптимальный для него режим работы. Я выбрала достойную программу на пять часов чистого звучания. В программе были все стили, эпохи и направления, в качестве изюминки я добавила пару пьес собственного сочинения (под псевдонимом Алиссандро Пьячере).
Основной костяк составила немецкая музыка (пусть знают, как надо её играть), романтики в моей интерпретации должны были освежить программу. Лист - подчеркнуть мою силу.
Русская музыка (вопреки даже собственным опасениям) занимала ровно половину программы - от Глинки до Щедрина.
Всего понемногу - мне надо было компенсировать то, что это первый (и последний) концерт в России, и я должна была отобразить в нём все грани своего пианистического творчества.
Таким большим количеством русских произведений я хотела выудить из местных критиков обвинения в свой адрес, что я не умею чувствовать и исполнять "их" музыку. /а Косицына всегда считалась непревзойдённым интерпретатором русской музыки, что не уставал доказывать Славин/ Мне надо было знать насколько продажна российская критика и чего мне ждать в будущем от соревнования со Славиным.
Должна признать, что я своей игрой почти никогда не оставалась довольна, но в конце того месяца (марта) я поняла: я сделала всё возможное. Лучшей формы, чем тогда, ни до, ни после, у меня уже не было. Впервые в жизни я ехала в Москву, чтобы дать бой и принять нападение.

Почему-то я не поинтересовалась у Эдварда, кто принимает нас в России (хотя знала почти всех продюсеров, кто мог себе позволить такую роскошь) - видимо потому, что я доверяла ему, а подобные мелочи меня никогда не заботили. Ведь мне даже никогда не доводилось сталкиваться с организаторами.

Специальный рейс из Лондона до Москвы вылетел 30 марта. Моё самочувствие меня не радовало - видимо двадцать часов занятий в сутки не прошли даром, да и факт волнения перед этой страной исключить нельзя.
Самолёт, на котором кроме меня летело три с половиной десятка моих охранников, приземлился в Москве в десять часов утра.
Создав живой коридор, моя охрана обеспечила мне беспрепятственный проход к автомобилю, поданному к трапу. За их мощным фасадом ни один человек не то, что сфотографировать, но даже и увидеть меня не смог бы. Хотя и видеть-то было нечего - я была во всём чёрном. Чёрные туфли на небольшом каблуке терялись под полами длинного, кажущегося бесформенным, платья. На чёрных перчатках тускло блестело два кольца: обручальное и то самое, которое я забрала из морга, голову покрывала чёрная шляпка с небольшими полями и плотной вуалью. Все элементы гардероба были сделаны из тяжёлого бархата.
Таким невзрачным чёрным пятном я быстро прошла к машине (даже охрана стояла ко мне спинами, образуя плотную стену с обеих сторон, к слову рост моих охранников был сто девяносто сантиметров против моих ста пятидесяти восьми). Оказалось, никто даже не понял, когда и как я успела оказаться в машине.
Кстати, о машине. Я решила не везти свой автопарк ради одного концерта, поэтому согласилась на автомобиль принимающей стороны. Равно как и свой рояль - я решила пожалеть его и не баловать российскую публику.
Спускаясь быстро по трапу, на середине я замерла, увидев машину. Меня захлестнули эмоции и воспоминания - передо мной стоял точно такой же тёмно-вишнёвый лимузин, какой был у Косицыной. Я медленно подошла к нему, провела рукой по крыше, словно желая проверить, что он реален, и села внутрь, глубоко вздохнув. Уже этот первый момент показался мне дурным знаком.
Уил, начальник моей охраны, сел рядом с шофёром.
#- Мой хозяин просил передать Вам своё приветствие и глубокие извинения за то, что не смог встретить Вас лично в аэропорту, - обратился ко мне через селектор водитель.
#- Ok, - сухо ответила я.
#- Куда прикажете?
#- К концертному залу. Уил, - я тут же обратилась к своему человеку, - проследи, чтобы ребята там были раньше нас и всё подготовили.
#- Слушаюсь.
Выключив селектор, я облокотилась на спинку и уставилась в окно, иногда теребя обивку салона, вспоминая всё, что творилось точно в такой же машине: как мы порой ругались, а порой и целовались с Сашей... Мысли о нём болью отдались в моём сердце, на глазах показались слёзы, а к горлу подступил противный комок.
Времени до концертного зала мне хватило, чтобы совладать со своими чувствами.
К нашему приезду возле зала уже стоял знакомый коридор, а помещение было очищено от посторонних ушей и глаз. Зал и всё здание были прочёсаны, у каждой (запертой при этом) двери стояли мои люди. В зал я зашла через главную дверь. Едва она закрылась за мной, возле неё встал Уил, готовый в любой момент выполнить любой мой каприз и поручение.
Я должна была зайти через главную дверь - мне было просто необходимо пройти через весь зал, справиться с тем, что на меня должно было и свалилось. Целый шквал воспоминаний. Сколько здесь было сыграно, спето, сколько волнений, слёз и триумфа, первого и ставшего привычным...
"Здесь Косицына начала свою карьеру, здесь и закончила", - подумала я и усмехнулась. Затем моё лицо стало враждебным, решительным и уверенным.
- Ну, что? - тихо, но вслух проговорила я.
#- Я вернулась! - проревела я во весь голос и захохотала. Мой крик эхом пронёсся по пустым и гулким коридорам здания.
Насладившись силой своего голоса и успокоившись, я поднялась на сцену. Здесь стояло четыре рояля разных фирм. "А ничего ведь не поменялось", - пронеслось у меня в голове. Я играла на них на всех, и не раз. Открыв клавиатуру одного из них, я нажала несколько клавиш - воспоминания больше меня так не беспокоили. Я была готова начать работать.
#- Уил! - крикнула я, уверенная в силе своего голоса.
Парень ждал, когда я его позову. Он знал, что нужно делать. Он и ещё несколько человек с аппаратурой зашли в зал и заняли свои места в разных частях зала.
Мне не надо было играть на этих роялях - слишком хорошо я знала каждый из них. Волновала меня только акустика - ведь сидя на сцене, ты никогда не знаешь, что и как слышит зритель. Раньше я никогда не знала, как звучу со стороны - на этом я теряла добрую половину успеха. Это был мой маленький секрет - я знала, что нужно было сделать, чтобы донести до зрителя сто процентов того, что ты делаешь на сцене.
С учётом этого я и начальника охраны себе выбирала. Он был бесподобный звуковик!
При помощи своих приборов, которые расставлялись во всех концах зала, он мог точно сказать мне уровень звука, исходя из чего, я могла подобрать правильный приём для оптимального результата.
#- Первый рояль на середину, крышку подняли, - скомандовал Уильям своим ребятам.
Работали мы быстро и слажено - все знали свои обязанности и справлялись с ними легко.
За несколько часов мы выполнили весь объём работ. Уильям должен был систематизировать данные по каждому роялю и предоставить их мне - исходя из этих данных, я должна была выбрать рояль для каждого произведения, и, наконец, составить программу так, чтобы не пришлось на каждое новое произведение менять рояль.

#- Всем большое спасибо, - поблагодарила я ребят. Они ушли, ко мне подошёл Уил.
#- Жди меня внизу, я скоро выйду. Оставь несколько человек.
Когда зал опустел окончательно, я прошла в зал и села в середине.
- Ну, что, моя дорогая Москва?! Готова принять старую знакомую?
Посидев немного и подготовив себя морально, я вышла из зала.
Возле машины меня снова передёрнуло от сходства.
#- Куда прикажете? - спросил водитель, когда я села.
#- Я хочу отдохнуть, - я не любила прямые ответы.
#- Прикажете в гостиницу?
#- Что?! - вмиг взорвалась я. - В какую ещё гостиницу?!
#- Хозяин забронировал для Вас президентский номер...
#- Уил, разберись, - я отключила селектор, так как поняла, что могу сорваться.
Дав ему пять минут времени, я снова обратилась к нему:
#- Уил?
#- Через пару часов всё будет решено.
#- В аэропорт, - резко скомандовала я.
#- Но Вы же не отмените концерт, - начал было он.
#- Дважды я не повторяю, - я отключила связь.
Но, не узнав дорогу в аэропорт, я решила уточнить наш маршрут:
#- Куда едем?
#- Мы нашли дом по всем Вашим требованиям, - ответил охранник.
#- Можете ведь, когда хотите. Благодари Бога, Уильям, - я снова отключила связь.
Чем дальше мы ехали, тем лучше я узнавала и дорогу, и места. Было, конечно, время - я почти всю Москву исколесила, но это были не те ощущения. Это было дежа вю.
Когда мы остановились возле дома, который предназначался мне, я даже зажмурила глаза, чтобы рассеять шутки своего больного рассудка. Но реальность оказалась суровой. Это был МОЙ дом! Мой загородный дом...
Взяв себя в руки (что было весьма сложно сделать), я вышла из машины. Дом казался пустым и заброшенным - но я знала, что организатор уже подготовил всё к моему приезду.
Уил зашёл первый - он должен был убедиться, что в доме никого нет. А я всё это время смотрела на фасад и не могла поверить, что это происходит наяву. В какой-то момент я перестала понимать, кто я сейчас. Мне казалось, этих девяти лет и не было вовсе - я просто снова решила побыть одна и приехала сюда, а скоро приедет Саша, взволнованный, что я не позвонила...
#- Всё чисто, - Уил вернул меня в реальность.
#- Расставь людей по периметру и вызови настройщика, - попросила я, едва переступив порог дома.
#- Заказать Вам ужин?
#- Нет, спасибо. Я не буду есть - плохо себя чувствую, - я рассматривала гостиную, словно была здесь впервые.
#- Может, позвонить Вашему врачу? - осторожно спросил Уил.
#- В этом нет необходимости. К тому же решения здесь принимаю я, - сказала я грубо (очень уж хотелось мне остаться одной). - Выполняй.
Уильям с поклоном ушёл.
Когда он вышел, я села на диван и закрыла лицо руками. На минуту тошнота усилилась и отвлекла моё внимание. Восстановив дыхание, я убрала руки и снова встретилась с реальностью.
"Так ведь не бывает! Это невозможно! Почему именно этот дом?! - когда эмоции стали меня захлёстывать, в игру вступил рассудок. – Успокоилась! Дыши глубже и думай мозгами! А как бы ты сама поступила, имея несколько домов - ведь их содержание весьма дорого обходится - теперь-то ты это хорошо знаешь. Какой резон Саше держать этот дом пустым. Он наверняка его сдаёт для таких вот как ты заезжих требовательных звёзд. Это грамотно и разумно. Какой прок в вещах, которые не выполняют свою функцию?".
Взяв ноутбук, я пошла наверх. Приняв душ (и не переставая удивляться обстановке: словно никто даже не прикасался к вещам - всё было на своих местах; и вещи были все те же!) и замотав голову полотенцем, я прошла в некогда свою спальню и уселась на кровати. Трудно было всё время отгонять эмоции - они так и норовили меня захлестнуть. Мои любимые шторы, моё любимоё постельное бельё - всё кричало о моём счастливом прошлом. А я ведь ничего этого не ценила и даже не замечала. Вещи сами по себе ничего для меня не значили никогда, но вот память, которую они хранили, была так дорога мне.
Через какое-то время я услышала, как пришёл настройщик. Мне позвонил Уильям:
#- Сколько роялей настраивать?
#- Четыре концертных, тех же фирм, что стоят в концертном зале, и поднимите их на четверть тона, - сухо ответила я, надеясь, что Саша их не продал.
#- Слушаюсь.
Судя по тому, что через некоторое время в дом зашло ещё несколько человек и долбящие звуки начали раздаваться из разных концов дома - настройщик вызвал себе "подкрепление".
Монотонно-долбящие звуки несколько меня раздражали, но зато и удерживали в реальности - в тишине я могла не справиться с эмоциями. Я погрузилась в работу - надо было подготовиться к концерту.
К половине первого ночи я закончила (как и настройщики). Я хотела сразу лечь спать, а с утра встать пораньше и потренироваться на подготовленных роялях. В любое другое время и перед любым другим концертом я бы позволила себе поспать часов до двух дня (начало концерта - в четыре часа дня; так как длительность программы - пять часов). Но не на этот раз.
Размотав полотенце с головы (я про него даже забыла) и закрыв компьютер, я откинулась на подушку. Но не успела моя голова её коснуться, как зазвонил телефон. Я, несколько злая на себя, что не отключила его (просто не успела на самом деле), ответила слегка раздражённым тоном.
#- Прошу прощения, миссис, - конечно, это был Уильям. - Надеюсь, не разбудил.
#- Когда я сплю, я отключаю телефон, и ты это знаешь. В чём дело?
#- Да, конечно. Тут рядом со мной стоит организатор концерта. Он ждёт уже три часа. Я Вам не докладывал - так как Вы были заняты, и я пытался его убедить уехать. Но он намерен оставаться здесь до тех пор, пока Вы с ним не переговорите. Что мне ему передать?
Мне доводилось и раньше сталкиваться с такой настойчивостью. Я знала, что он не уедет, а только нервы всем попортит.
#- Пусть войдёт и ждёт меня внизу. У него будет пять минут, передай, - я выключила телефон и отодрала себя от кровати.
Воплотившись в тот же наряд, в котором прилетела, я спустилась вниз.
Он стоял возле рояля, что-то наигрывая одной рукой. Я спустилась тихо (он меня не заметил) и встала так, чтобы видеть его только через отражение в зеркале, спрятавшись по большей части за колонной. Мне не было интересно, кто он, как выглядит, но мне надо было видеть его реакцию на все мои слова.
#- У Вас пять минут, - начала я. Он резко повернулся в мою сторону.
#- Простите, я не слышал, как Вы...
#- Прошу без церемоний, - перебила я.
#- Я хотел выразить… - он явно растерялся.
#- Я же сказала, - я снова перебила его. - Без церемоний! А если это просто визит вежливости, то можете считать его состоявшимся. Мне нужно отдохнуть.
Он явно не ожидал такого резкого ответа и решил подумать, прежде чем сказать следующую фразу. Но здесь взыграло моё природное женское любопытство, и я вдруг спросила:
#- За сколько Вы сняли этот дом?
#- Я его не снимал, он принадлежит мне.
#- И давно Вы его купили? - мне почему-то стало больно, что Саша так просто смог расстаться с этим домом.
#- Вообще-то, я первый и единственный хозяин этого дома, - спокойно, но не без удивления ответил он.
Поддавшись эмоциям, я резко повернулась. Наши глаза встретились (только он не мог меня видеть - вуаль шляпки была довольно плотной). Ещё мгновение и я бы вскрикнула. Больно прикусив язык, я отвернулась и сжала кулаки, чтобы справиться с нахлынувшими чувствами. Передо мной стоял Саша! Он изменился - отрастил зачем-то бородку и усы, немного похудел, волосы украшала седая прядь.
Как долго я его не видела! Ведь в моих глазах он остался парнишкой, ревнивым и горячим, эгоистичным и капризным ребёнком, привыкшим получать всё и ломать то, что не по душе!
А сейчас передо мной стоял мужчина, переживший много потрясений, отец троих детей, матёрый волк шоу-индустрии.
"И почему я такая дура! - ругала себя я. - Надо было спросить у Эдварда, кто меня принимает - ведь я всех в Москве знаю! Но ничего. Я справлюсь. Ведь он меня не видел - он не сможет меня узнать. Главное - держать себя в руках".
#- Вы чем-то удивлены? - он сделал шаг ко мне, заметив моё несколько непонятное состояние.
#- Немного. Я просто не ожидала, что столь молодой продюсер решится на такой контракт, - нашлась я.
#- У нас с Вашим продюсером давние парнёрские отношения, - заметил он. И тут я вдруг поняла, откуда у меня это ощущение, словно я уже была на студиях Эстергази – я вспомнила, как мы делали там записи в самом начале моей сольной карьеры.
#- Значит, у Вас хороший опыт, - заметила я, немного найдясь.
#- Благодарю. Но рядом с Вами все остальные - не более чем детский утренник, - он усмехнулся.
#- Ещё никто не жаловался на пустые залы, - заметила я. - Кстати, как разошлись билеты?
#- Не глядя на то, что Ваш продюсер...
#- Мой муж, - почему-то мне захотелось это подчеркнуть.
#- Вы с графом женаты? - он не скрыл своего удивления. - Я за вас очень рад! У вас всё делается тайно?
#- Я не привыкла, чтобы мне задавали вопросы! - я решила пресечь обсуждение, дабы не оказаться втянутой в такую тему, где не смогу выкрутиться.
#- Простите. Так вот, не глядя на то, что Ваш супруг в последний день перед продажей билетов, поднял цену в два раза, мы всё продали за два дня.
#- За два? - я возмутилась. - Почему так долго?!
#- Понимаете, у нас немного другая система...
#- Ах, да. "Умом Россию не понять", - на ломанном русском сказала я. - Всё время забываю. Россия - странная страна, и люди здесь странные. Но одно я могу сказать точно: деньги везде имеют свою цену - и их можно и нужно делать на всём, Вы со мной согласны?
#- В чём-то Вы правы, - медленно проговорил он, узнав свою фразу.
#- Отлично. Тогда я попрошу Вас продать завтра билеты на первые три ряда, - вдруг сказала я.
#- Осмелюсь спросить: что подвигло Вас нарушить свою же традицию? - осторожно поинтересовался Саша.
#- Азарт. Да и для полноты картины так лучше. Бог любит троицу. Первый раз я нарушила традицию, приехав сюда, второй раз - не привезя своего рояля. Хотела ещё спросить: какой процент педагогического состава смог купить мои билеты?
#- Не знаю даже, может процентов пять-семь, - растерялся Саша, застигнутый врасплох (ну, откуда он мог это знать?!).
#- Отлично. Теперь легко можно вычислить, кто берёт взятки! - я усмехнулась. - Третий ряд я прошу целиком раздать педагогам. Кому - решите сами.
#- И Вы не боитесь потерять на этом деньги? - ехидно спросил он.
#- Конечно, нет! Ведь билеты на остальные два ряда вы продадите по цене в семь раз превышающей цену на VIP места.
#- Но их же никто не купит! Или в этом и есть загвоздка: мол, продавали - не придерёшься, а что не купили - ваши проблемы?
#- Вы слишком молоды! - воскликнула я. - Они разойдутся за три часа. Но я Вам дам шесть. Начнёте продавать в десять утра. Но рекламу пустите уже сейчас.
#- Как скажете.
#- Но и это ещё не всё. Мне нужны дубликаты всех роялей, за сценой.
#- Хорошо. Что-нибудь ещё? - уточнил он, уже не удивляясь.
#- Пока нет. Может, по ходу концерта. Думаю, насчёт мобильных телефонов говорить излишне?
#- Конечно, мы попросим их отключить.
#- Лучше заберите на входе. Поверьте, Вам будет легче выяснять отношения с несколькими бизнесменами, чем со всеми зрителями и мной лично в случае срыва концерта. А теперь, прошу меня простить, - я пошла к лестнице.
#- Доброй ночи, - он смотрел мне в спину.
#- А усы и бородка Вас не красят, - бросила я уже наверху и закрыла дверь в спальню.
Саша удивлённо подошёл к зеркалу и провёл рукой по лицу, поворачивая голову. Затем он ещё раз посмотрел на лестницу, словно я ещё стояла там, и вышел.
Я долго ещё не могла заснуть, мучаясь плохим самочувствием. Выпив, наконец, две таблетки снотворного, я смогла отключиться.


Продолжение следует..