История моих ошибок. Часть 6. Глава 54

Глава 54. Моя американская мама

Подготовка к приему иностранной делегации началась почти за месяц до приезда. Принимающей стороной был компьютерный клуб, созданный на средства института, в котором работал мой муж. В советские времена это был филиал крупнейшей организации , занимавшейся и теоретическими исследованиями, и прикладными разработками, которые до сих пор обеспечивают безопасность нашей страны. Руководители института успели поездить и повидать мир, а после поднятия железного занавеса решили дать такую возможность и членам своих семей, в первую очередь, женам. Идея открытия такого клуба была в то время не просто передовой, а прямо-таки революционной — толпы взрослых, желающих освоить работу на компьютере, ринулись записываться в группы, принося компании ощутимый доход. Для школьников организовали бесплатные уроки информатики — это тоже очень высоко подняло авторитет клуба.
Не только нам захотелось посмотреть, как живут люди за границей, но и иностранцы жаждали поглазеть на диковинную, не похожую ни на одну другую страну, Россию, поэтому к нам потянулись со всего мира: сначала ученые на всевозможные конференции и симпозиумы, за ними последовали детские обмены, а потом пришло время разнообразных религиозных групп, мечтавших просветить русских дикарей, принеся им слово Божье. Все эти обмены были интересны еще и тем, что члены делегаций жили не в гостиницах, а в семьях — то есть могли познавать жизнь страны изнутри, с позиции обывателя. Естественно, все жены руководителей института, а также их приближенные, не только успели неоднократно посетить США, но и набрались немалого опыта в приеме иностранцев в своей стране. Присутствуя на подготовительных собраниях, я сразу же поняла, что команда состоит из настоящих профессионалов: программа визита была продумана до мелочей — так, чтобы гости набрались впечатлений, ознакомившись с разными сторонами жизни нашей родины. Конечно, нам повезло, что Москва была рядом, а уж в ней-то можно жизнь прожить, да так и не увидеть всего, достойного внимания.
Уже первое мое посещение заседания комитета по подготовке визита американских гостей доставило мне огромное удовольствие: во-первых, люди собрались интересные, умные и опытные — приятно было слушать их обсуждение, да и многому можно было поучиться. Во-вторых, я была отомщена за все хамство и оскорбления, нанесенные мне «кумой»: стоило Татьяне появиться в дверях клуба, как она увидела меня, удобно расположившуюся на мягком диване. Надо было видеть ее лицо! Она уже и здесь успела нахвалиться: какая она высококвалифицированная переводчица, свободно владеющая английским языком — и вдруг такой облом: ей придется работать у меня на глазах. Как ее инфаркт не хватил!
Переводчиков было четверо: Татьяна, еще одна школьная учительница, парнишка лет восемнадцати, проживший один год в Штатах, и я. Естественно, Татьяна все главные мероприятия уже застолбила за собой. Она должна была переводить прием и расселение группы, официальное открытие программы, главные встречи с официальными лицами и т.д. и т.п. Интересно, как она, со своим примитивным английским, вообще представляла себе эту работу? Судя по всему, очень плохо, раз взялась за нее, да тут еще мое присутствие ее совсем подкосило.
Группа была разношерстной и по возрасту, и по профессиям, и по социальному статусу — объединяло их то обстоятельство, что все они являлись прихожанами одной церкви. Сотрудники клуба разобрали по своим домам тех, кто был помоложе и попрезентабельней, а Ольге досталась пожилая дама за семьдесят, бывшая учительница. Не обошлось и без казусов: жена партийного секретаря, уже имевшая большой опыт по размещению у себя в доме иностранцев, выбрала руководителя этой делегации, неправильно переведя его должность «Minister». Как же она была обескуражена, узнав, что он всего-навсего пастор в протестантской церкви! Правда, он оказался молодым красивым мужчиной, скорее похожим на голливудского актера, чем на служителя культа. Наконец, все было готово, и наступил День Икс.
Из Шереметьево прибыл автобус с делегацией, толпа встречающих жадно вглядывалась в усталые лица гостей, пытаясь вычислить своего будущего квартиранта. Постепенно знакомились, объясняясь кто «на пальцах», кто на ломаном английском — в институте-то почти все его сдавали. Меня рвали на части, прося перевести то одно, то другое, но Ольга всех отшивала — я нужна была ей самой. Наконец появились две старушки: одна должна была поселиться у зам.директора по какой-то там работе из Татьяниной школы, а вторая и была Олиной гостьей. Мы сразу же подхватили ее сумки, ведь она выглядела довольно немощной на первый взгляд, но позднее проявила чудеса выносливости и, вообще, оказалась очень энергичным, проницательным и мудрым человеком. Единственное, что меня немного обеспокоило, это то, что она говорила ровно и быстро, без знаков препинания и обычного для человеческой речи понижения или повышения тона. Зачастую интонация гораздо больше свидетельствует о том, что подразумевает человек, чем произнесенные им слова, ведь она характеризует и эмоциональное состояние субъекта, и невольно выдает его отношение к предмету разговора, а у Марджори (назову ее так, потому что очень понравилось это имя, когда я читала романы Голсуорси, еще учась в школе) она напрочь отсутствовала. Ее речь напоминала песню, исполняемую на одной ноте. К сожалению, и с дикцией у нее было не все в порядке — все-таки, она была очень пожилым человеком, так что я невольно пала духом — не хотелось опозориться перед Ольгой. С остальными членами группы проблем не возникло никаких.
Вся толпа направилась в клуб, где руководство поприветствовало дорогих гостей и рассказало о том, кто у кого будет жить, а пастор представил своих прихожан. Всем раздали программки с расписанием мероприятий, и отпустили по домам, чтобы немного отдохнуть после долгого перелета, привести себя в порядок, а вечером вернуться в клуб на официальный прием и банкет. Все прошло гладко, за исключением одного — куда-то пропал переводчик, ответственный за встречу. Не трудно догадаться, что это была Татьяна, смекнувшая, что ей никогда не справиться даже с простым представлением людей друг другу — она подхватила свою квартирантку и улизнула с мероприятия. Надо сказать, что за все две недели визита она открыла рот только один раз, чтобы пригласить американцев сплясать с русской фольклорной группой, звучало это так: «Go! Dance!» Конечно, и сотрудникам клуба, и иностранцам уже все стало ясно в первый же день, поэтому ее никто никогда не просил перевести ничего, ни официально, ни в приватной беседе. Позднее, когда я впервые приехала в Америку, Элизабет — вторая старушка, жившая у Таниной знакомой, рассказывала, как ей непросто разговаривать с той по телефону, ведь она учила в институте немецкий, поэтому каждое услышанное слово искала в словаре — а это занимало уйму времени. На мой удивленный вопрос: «А чего Вы Татьяне не позвоните — она же учительница английского языка», бабуля ответила: «Да она его вообще не знает: удивляюсь, как и чему она может научить детей!»
Вечером состоялись первые мероприятия, и понеслось- поехало: поскольку пришлось перекраивать все дежурства у переводчиков, оказалось, что больше всех придется вкалывать мне — молодой человек взял на себя простенькие прогулки, учительница из Ольгиной школы визиты в детские учреждения и кое-какие встречи, а мне достался весь официоз, включая мэра, милицию, больницы, институты — спектр лексики был настолько широк, что мне приходилось по ночам заниматься повторением пройденного в школе и написанием шпаргалок с новыми словами (типа техники и виды вышивки, а также прочие изыски народного творчества — для культурной программы, или разные сферы коммунального хозяйства, от теплоснабжения до канализации, про милицию и медицину даже смысла нет говорить), но ничего — все остались мной довольны. Пахала я с раннего утра до поздней ночи, зато восстановила язык, подзабытый за время сидения дома с детьми, чему была безмерно рада. Группа состояла из пятнадцати человек, поэтому ко мне всегда стояла очередь жаждущих получить помощь в общении с жителями нашего города. Американцам я настолько понравилась, что они хотели, чтобы я повсюду их сопровождала, однако это было невозможно, ведь кто-то должен был все это время заботиться о моей семье. Пришлось предъявить гостям мужа и детей - поскольку сын уже довольно прилично говорил по-английски, да и дочка могла кое о чем поболтать с иностранцами, все пришли в полный восторг.
Конечно, я не забывала помогать Ольге, ведь именно ей я была обязана тем, что получила возможность тряхнуть стариной и достать из сундука языковые сокровища, запрятанные туда на время взращивания потомства. В Олином доме мы обсуждали с Марджори многие темы: все было интересно, начиная с вопросов, касающихся индейской культуры (ее дочь писала диссертацию на эту тему), и заканчивая историей отношений между нашими странами, политики, экономики, особенностей образа жизни населения таких разных государств. Она подробно рассказала о своей семье, была искренней и порою резкой в некоторых оценках — она, вообще была серьезной, проницательной и бескомпромиссной женщиной, подвергающей все сомнению и анализу. Казалось, она видела людей насквозь, испытующе вглядываясь в лицо собеседника - это иногда даже пугало Ольгу и часто просто раздражало ее. Не нравилась ей ее жиличка!
А я, наоборот, все больше и больше прикипала сердцем к этой женщине: удивительно, но она, прожившая всю свою жизнь в совершенно другом, прагматичном мире, понимала меня гораздо лучше моей родной матери. Не знаю, почему так происходит: встречаются, совершенно случайно, два человека, и вдруг оказывается, что их души роднее самых близких по крови, что мысли и чувства у них абсолютно одинаковые, и реагируют они на события аналогично, и им не нужно долго объяснять, почему ты поступил так, а не иначе — ведь и второй сделал бы то же самое. Говорят, когда встречаются мужчина и женщина, чьи сердца бьются в унисон, что они две половинки одного целого. А как можно объяснить такое совпадение во всем у нас с Марджори, двух разных по возрасту женщин, принадлежащим к враждебным мирам, с различным жизненным опытом, приобретенным в совершенно непохожих условиях - и, все-таки, поразительно похожих в восприятии этого мира с его ценностями и искушениями. Вот тогда она впервые назвала меня своей русской дочерью и предложила мне называть ее своей американской мамой. Придя к нам в гости, Марджори внимательно осмотрела всю квартиру и вынесла свой вердикт: «Просторная», нам тоже так казалось, ведь мы долго жили вчетвером в одной комнате. Я смогла оценить ее деликатность только, когда приехала в Америку и увидела ее дом: вся наша квартира легко уместилась бы в одной ее гостиной!
Две недели пролетели очень быстро, пришла пора расставаться. Наверное, благодаря особенно теплым отношениям, сложившимся у нас с Марджори, я вообще преисполнилась симпатии ко всем членам группы, немалую роль в этом, наверное сыграло и то обстоятельство, что они были верующими, а, значит, для меня — единомышленниками, потому что мы исповедовали одинаковые ценности, ведь Десять Заповедей еще никто не отменял. Мне казалось, что люди, верящие в Бога, не могут быть лицемерами и лжецами, завистниками и хапугами — не имеет значения, какую веру они исповедуют. Ханжество наших коммунистических бонз настолько достало всех мыслящих людей, что любые их лозунги и нравоучения вызывали тошноту, если не спазмы рвоты, а в религиозном общении все было просто и понятно: не греши — и будешь вознагражден, попав в лучший мир. Поэтому мое сердце с радостью открылось, принимая новых друзей: я самозабвенно трудилась, чтобы помочь им, сделав их визит и приятным, и полезным.
Из всех организаторов приема я оказалась единственной, кто регулярно посещал, в течение последних трех лет, богослужения в освещенном неподалеку от нашего городка сельском храме. Церковь являлась объектом, находящимся под охраной государства, потому что была построена еще до рождения А.С.Пушкина, но, видно, как нерадивая мать не печется о своих отпрысках, так и стране было глубоко наплевать на то, что разваливается такой исторический памятник — ведь главной целью коммунистов являлось: разрушить до основания, а потом чего-то там построить, руководствуясь масштабными планами, разработанными правящими отчизной кухарками. Мало того, посещение церковных служб считалось вызовом социалистической системе, поэтому я старалась ходить в разные церкви в Москве, поминая погибшего мужа, или передавала записочки и деньги с какой-нибудь богомольной старушкой. В Киеве я чувствовала себя свободней, ведь меня там никто не знал, поэтому, не таясь, ходила во Владимирский собор, правда, вызывая неудовольствие бывшего мужа. Детей своих я привезла крестить в сельский храм, до которого было далеко и неудобно добираться, но зато было маловероятно встретить там знакомых - тем не менее, Татьяна оказалась там со своим сыном именно в этот день.
Потребность ходить в церковь была у меня настолько сильна, что я видела службы во сне. И вот чудо свершилось — в соседней деревне освятили заброшенный храм и прислали нам священника, очень строгого, всегда недовольного своей паствой, состоявшей сначала из одних старушек. Я, наверное, входила в тройку самых молодых прихожанок, а ведь мне уже стукнуло сорок. Разруха была полная: вместо крыши натянули полиэтилен, провалы в полу заложили металлическими листами, провели электричество, сложили печурку, но зимой, все равно, было очень холодно. Сын, выстаивая по три часа на службе (наш батюшка был не в меру велеречив, и мог, нечаянно увлекшись, проповедовать час-полтора), каждый раз простывал, так что зимой я перестала брать детей на службу. Восстановление требовало сумасшедших вложений, и я старалась каждый заработанный рубль делить пополам: семье и храму, поэтому обидно было слышать упреки священника, что мало денег несем, ведь бабулечки, бывало, покупали одну свечку на двоих — пенсии-то были грошовые, как, впрочем, и сейчас, людям есть было нечего — страна стояла на самом краю, готовая вот-вот сорваться в пропасть. Удивительно, что наш батюшка этого не замечал, предъявляя все новые и новые претензии к прихожанам, беспощадно обличая и так уже полностью раздавленный бесконечными издевательствами и бедами народ, который так нуждался в добром слове, в утешении и мудром отеческом наставлении. Я, правда, не роптала — ведь сбылась моя мечта, и я могла еженедельно ходить на службы.
Именно церковь оказалась единственным неприятным моментом в моих отношениях с американцами. Дело в том, что они, как выяснилось позже, сразу заявили о своих намерениях открыть протестантский центр в нашем городке, поэтому в программе их визита стояла воскресная служба, на которую сотрудники компьютерного клуба постарались созвать как можно больше народу. Для меня это явилось полной неожиданностью, я попыталась вразумить организаторов приема, но они лишь рукой махнули: «Какая разница: пусть в городе будут разные конфессии, а народ сам выбирает, куда ему ходить!» Тем не менее, решили все-таки включить в программу посещение православного храма и знакомство с нашим священником. Это был визит вежливости, короткий и ни к чему не обязывающий. Однако от своих планов наши новые знакомые отказываться не собирались, поскольку считали, что верующих у нас пока еще очень мало, значит, поле для их деятельности остается довольно широким. Пожилая дама, Элизабет, которая была одним из главных спонсоров прихода — в свое время ее муж купил большой кусок земли, на котором позднее было построено новое здание церкви — отвела меня в сторонку для серьезного разговора. Она мне сообщила, что, посовещавшись, руководители делегации выбрали меня в качестве своего доверенного лица, которое будет представлять их интересы в России. Они намеревались купить в нашем городе квартиру на мое имя с тем, чтобы использовать ее в качестве гостиницы во время приездов своих представителей, а также как место проведения своих богослужений и хранения религиозной литературы. Все остальное время я могла пользоваться этой квартирой по своему усмотрению.
Наверное, любой здравомыслящий человек моментально бы ухватился за это заманчивое предложение, но у меня-то мозги всегда были набекрень: я посчитала это подкупом с их стороны и изменой Православию с моей, почувствовав себя Иудой, позарившимся на тридцать сребреников, и, естественно, отказалась. Конечно, меня не поняли, и при расставании я уже почувствовала не то, чтобы холодок, а скорее отсутствие прежнего горячего дружелюбия, хотя все были очень милы и доброжелательны. Тяжело было расставаться с Марджори, ведь надежды увидеться с ней у меня не было никакой: первая наша группа отправлялась в их городок с ответным визитом через месяц, уже были получены визы в посольстве и заказаны билеты для счастливчиков, которые заплатили по две тысячи долларов за возможность познакомиться с заокеанскими прелестями — по тем временам сумасшедшие деньги, которые неожиданно нашлись у двух завучей рядовой российской школы, в которой на приличный ремонт-то денег не было, а учебники, как и многое другое, покупали сами родители. Конечно, за всех членов делегации заплатили их фирмы, может, только пара-тройка человек со стороны выложила свои кровные баксы. За меня платить было некому, поэтому я прощалась со своей американской мамой навсегда.
После отъезда Марджори в душе возникла какая-то пустота — как будто от сердца оторвали кусок. Я всегда испытывала какую-то неосознанную тягу к пожилым женщинам — наверное, причиной тому было отсутствие материнской любви в детстве, желание найти себе мудрого старшего наставника, с которым можно было бы поделиться своими мыслями, посоветоваться, найти ответы на поставленные жизнью вопросы. Но навязываться я не хотела, поэтому, когда Ольга через месяц отправилась с группой в Америку, я даже письма с ней не передала. Честно говоря, мне показалось, что она непроизвольно приревновала свою гостью ко мне, ведь между ними не затеплился огонек взаимной симпатии, а даже наоборот — чувствовалось некоторое недовольство и раздражение, и это не было результатом языкового барьера, потому что из-за границы вернулся Олин муж, и они с Марджори болтали целыми вечерами. Татьяна и вторая завуч тоже поехали в составе этой группы, причем первая была заявлена в качестве переводчика.
Через две недели Ольга вернулась, привезя с собой кучу подарков не только от моей американской мамы, но и от других знакомых. Конечно, приятно было то, что люди обо мне не забыли, да и заморские сувениры порадовали детей, но самым ценным для меня стало длинное и обстоятельное письмо, написанное рукой Марджори, такое теплое и нежное, полное заботы о моей семье и самых добрых пожеланий в мой адрес. Она писала, что очень хочет, чтобы я приехала со следующей группой и остановилась в ее доме. Это дорогого стоило, ведь Ольгу она пристроила к своей знакомой, сославшись на необходимость уехать из города во время визита российской делегации. Еще она написала, что следующий приезд представителей их церкви запланирован на весну, и что меня просят поработать и с этой группой, потому что остальные переводчики были, на их взгляд, недостаточно профессиональны.
Про то, как опозорилась в Америке Татьяна, нам подробно рассказала Ольга: она не могла перевести вообще ничего, даже такие элементарные вещи, как даты. Пришлось вместо нее переводить директору компьютерного клуба, неоднократно бывавшему в США и сумевшему объясняться с местными жителями на корявом английском, как и у большинства советских ученых, руководствуясь скорее интуицией и знанием предмета разговора, чем свободным владением иностранным языком. Конечно, заявив о своей готовности поработать переводчиком, и будучи на самом деле абсолютно не способной выполнять эту нелегкую работу, Татьяна подвела не только нашу делегацию, но и принимающую сторону. Ольга рассказала о том, как ее ругали и упрекали в некомпетентности все, кому не лень, а директор клуба, не выдержав, пару раз сорвался и послал ее матом. В общем, она показала свою полную некомпетентность , особенно обидно ей, наверное, было то, что я обо всем узнаю, а, значит, и вся школа, которую она шпыняла и унижала весь год. Вот уж, действительно: не рой другому яму — сам в нее попадешь.
В следующем учебном году я отдала своих детей в частную школу, где в классах было по 10-12 человек, а учителей набирали по конкурсу. Дочка пошла в первый класс, а сын в третий, оба учились отлично. Меня пригласили преподавать английский язык на курсах при компьютерном клубе, сначала для взрослых — старшему слушателю исполнилось пятьдесят лет. Я разработала свою программу и методику, состоявшую из четырех ступеней, и мои подопечные уже через три месяца могли общаться на языке, естественно, пока на самые несложные, повседневные темы. Курсы пользовались бешеным успехом, поэтому попросили взяться и за детей, обещая приличные деньги. Но тут поменялся директор клуба: предыдущий - умный, тонкий, образованный человек, открытый всему новому и прогрессивному, пошел на повышение, а на его место пришла тусклая, неинтеллигентная, завистливая, не обладающая никакими талантами тетка, получившая эту должность благодаря связям своего мужа. Начались бесконечные задержки зарплаты под надуманными предлогами, вечное недовольство, какие-то мелочные придирки со стороны невежды, почему-то возомнившей себя специалистом в лингвистике, хотя она была обыкновенным инженером, простоявшим всю жизнь за кульманом. У меня дома было полно учеников, которые мне платили за урок в два раза больше, чем в клубе, поэтому я потерпела-потерпела — да после очередной поездки в США, где эта мымра просто опозорила всех русских женщин, не вылезая из магазинов и не интересуясь абсолютно ничем, кроме распродаж или торговых скидок, я решила, что больше не хочу иметь ничего общего с этой дамой и покинула клуб. Правда, предложений поступить на работу у меня было достаточно — наступила Великая Эра Английского Языка в нашей стране. Дай Бог, чтобы она продолжалась подольше!