История моих ошибок. Часть 5. Глава 52

Глава 52. Долгожданное счастье

Рожала я тяжело, как и предупреждали участковые медики, пыталась заранее договориться с одним из московских роддомов, чтобы приехать пораньше, хотя бы за пару дней до назначенного срока, естественно, за деньги, но почему-то акушерка, которая подрабатывала таким образом уже несколько лет ( ее телефон мне дала наша сотрудница, которая сама воспользовалась ее услугами), не захотела помочь, так что схватки начались ночью, а в городке нашем тогда даже телефонов-автоматов не было. Чтобы вызвать «скорую», нужно было бежать в котельную и просить дежурных дать возможность позвонить, днем это не было проблемой, а ночью женщины дверь посторонним не открывали, поэтому отправляться туда было бессмысленно. Я просила Алешу заранее договориться с ребятами из лаборатории, у которых были автомобили, чтобы даже ночью меня смогли отвезти в Москву, он все обещал, а потом вдруг заявил, что ему неудобно обращаться к сотрудникам с подобной просьбой, ведь все знают, что у его родителей есть собственная машина, купленная, между прочим, и на Лешины деньги, так как ни мать, ни сестра тогда не работали.
Вот и получилось, что схватки начались ночью, а ехать не на чем. В пять утра, с первым автобусом, Алеша отправился к родителям. Его не было почти три часа, как он потом рассказал, папаша долго не хотел просыпаться, потом медленно завтракал, затем долго чем-то занимался в гараже, все время чертыхаясь и проклиная ненавистную сноху, которая вздумала не только вылечить его сына, но еще набралась наглости и решила родить ему внуков — просто верх бесстыдства! Когда они наконец прибыли, я уже с трудом смогла дойти до машины. Ехали мы около часа, я с огромным пузом еле поместилась на заднем сиденье их крохотного «Запорожца», когда накатывала очередная схватка, вцеплялась изо всех сил в спинку переднего кресла, на котором сидел мой муж. Леша, видя мои страдания, попытался хоть как-то мне помочь и нежно погладил меня по руке, но злобный карлик грубо его одернул: «Прекрати немедленно! Все бабы рожают — и твоя не подохнет! Сядь прямо — нечего на нее пялиться!» - и сын повиновался, послушно отвернувшись от рожающей жены, так мы и доехали до места назначения.
Когда прикатили к роддому, Леша вышел из машины, чтобы откинуть свое сиденье и дать мне возможность выбраться из этой мышеловки. Только я встала с кресла, как накатила очередная схватка, я застонала и, упершись одной рукой в стенку автомобиля, а другой в спинку водительского сиденья, замерла на мгновение, пережидая боль. И тут меня будто хлестнули бичом, как загулявшую скотину — свекор, с перекошенным от злобы лицом, заорал: «Что раскорячилась, как корова — а ну вылезай из моей машины! Мне, что — вперед ногами тебя отсюда выносить?» Слезы брызнули из глаз от обиды: и так боль была ужасная, а тут еще такие оскорбления — за что, ведь я им никогда ничего плохого не сделала! Алеша предательски молчал - он и дальше будет делать вид, что ничего не видит и не слышит. Он, действительно, оказался труслив по своей природе — не обманула меня его мать, предупредив об этой черте его характера. Самое ужасное, что и мой сын унаследовал этот порок, видимо на генетическом уровне.
В стране был так называемый «бэби-бум»: сидеть с ребенком разрешили до полутора лет, причем целый год ежемесячно платили сумму, равную студенческой стипендии, а полгода должен был кормить муж. Этот срок засчитывался в рабочий стаж, поэтому женщины с энтузиазмом бросились рожать — мы и предположить не могли, что нас, как всегда, обманут и вычтут эти годы из нашей трудовой деятельности. Я, родив двоих детей, потеряла три года, да еще отняли пять лет учебы в университете — всего восемь лет - государство, видимо, посчитало, что я, да и многие другие работающие женщины, просто протунеядствовали все это время, живя в свое удовольствие — вот бездельницы!. Русские люди доверчивы, и толпы страдающих женщин переполняли родильные дома, вызывая раздражение и досаду медицинского персонала, не готового трудиться с такими перегрузками. Не только палаты, но и коридоры были забиты роженицами, которые стенали и корчились в муках, производя на свет никому, кроме них самих, не нужных детей. Хотя не совсем так — армия всегда нуждается в «пушечном мясе», ведь где-то обязательно идет война: то в Афганистане, то в Чечне, то в Южной Осетии, и ее ненасытная утроба постоянно требует все новых и новых жертв.
Рождение сына заставило меня многое переосмыслить в этой жизни: как тяжело появляется на свет человек, через какие муки проходит мать, да, наверное, и дитя, в стремлении перешагнуть порог, разделяющий два мира - наш и потусторонний. А ведь еще надо вырастить эту кроху, уберечь от грозящих со всех сторон опасностей, воспитать, научить, сделать Человеком! Сколько физического труда, каких душевных сил, какого терпения и великодушия, самоотречения и жертвенности затрачивает нормальная, а значит, любящая, мать, подчиняя свою жизнь главному женскому предназначению — продолжению человеческого рода! И как низко все это ценится в нынешнем бездуховном обществе потребления, где с телеэкранов расплодившиеся вдруг «психологи» убеждают молодежь, что они ничего не должны своим родителям, поэтому и не обязаны заботиться о них, старых и немощных, лишенных «народными избранниками» почти всех льгот, которые в годы «застоя» имели пенсионеры, построившие ту страну, в которой теперь так удобно устроились самые ловкие, не отягощенные ни совестью, ни прочими моральными пережитками, проходимцы. Вот и расцвела так преступность в наше время, потому что за честный, тяжелый труд люди получают копейки, а разврат во всех своих проявлениях — от шоубизнеса до панели — осыпает неокрепшие души денежным дождем. И никому не служит уроком то, что случилось с Содомом и Гоморрой.
В образцовом роддоме царил полный бардак: помощи ждать не приходилось, потому что на все жалобные просьбы звучал один ответ: «Рожай сама! Ишь, какие бабы ленивые пошли: помогите, да помогите, уж и боль потерпеть не хотят! А как же раньше в поле рожали — и ничего!» Все грубые и матерные слова я опускаю, чтобы не смущать интеллигентные уши. Измучившись вконец, я потеряла сознание, но тут, на мое счастье, роженицы закончились, потому что еще днем приемный покой стал отправлять поступающих в другие дома, и очередь дошла до меня. Очнулась я от того, что меня лупили по щекам и вводили в вену какое-то лекарство. Услышала, как врачиха сказала акушерке: «Повезло, что она с кровати не упала — тогда бы плод мог погибнуть, да и сама очень слаба, ставь ей капельницу, а то самостоятельно не родит!» Мне поставили капельницу, и через двадцать минут появился на свет мой сыночек. Роды принимал стажер-негр вместе с двумя белыми акушерками. Когда мое чудо-чадо запищало, он взял меня очень нежно за руку, погладил и участливо сказал на чистейшем русском языке, без малейшего намека на акцент: «Миленькая, как же ты намучилась! Зато сына какого хорошего родила! Молодец! Теперь давай через год-другой за дочкой к нам приходи!» Это были одни из самых ласковых слов,которые запомнились мне на всю жизнь, сказанные человеком с черной кожей и необычайно светлой и благородной душой. К сожалению, в нашей жизни гораздо чаще приходится сталкиваться с обратным.
Наступило Рождество, и мне принесли моего малыша на первое кормление. Какое это было счастье — рассматривать крохотное личико сладко спавшего сыночка, его малюсенький носик, глазки в форме серпиков, опушенные длинными черными ресничками. Медсестра пощекотала его шейку, чтобы разбудить, он приподнял на секунду веки, недовольно посмотрел на меня, и опять погрузился в сон — должно быть, очень утомился накануне, ведь даже лобик себе натер, пока пробирался в этот мир. Больше всего меня поразило то, что у него мои губы, это сразу бросилось в глаза, еще в родильном отделении. Было такое ощущение, что это я сама, маленькая и туго спеленутая, похожая на кокон, лежу у себя же на руках. Сердце готово было выпрыгнуть из груди от переполнявших меня чувств: день рождения моего сына — это самый счастливый день моей жизни. Пусть не обижается моя доченька, которая тоже была не случайной беременностью, а желанной, ожидаемой с огромным нетерпением - ведь я так хотела девочку, чтобы лелеять ее, баловать, как принцессу, вырастить настоящую нежную и ласковую женщину, мою будущую подругу. Но сыночек-то был первым: таким долгожданным, выстраданным! Помню, как после «штопки» меня вывезли из родового зала в коридор, где я пролежала на железной каталке, покрытой одной простыней, не менее двух часов — так положено, чтобы держать роженицу под контролем и вовремя заметить, если вдруг откроется кровотечение — так мне потом объяснили. Не понятно только, почему нельзя осуществлять такой контроль в палате и на койке, а не на металлическом листе. Но даже в абсолютно темном коридоре, где не горела ни одна лампочка, меня захлестывали такие волны торжества и восторга, что я сама, наверное, могла бы служить источником питания какого-нибудь осветительного прибора, вот только, никто не догадался его ко мне подключить. Позднее я попыталась выразить свои чувства в стихотворении, посвященном сыну:

В Рождественский сочельник светлеют небеса,
И прячутся под снегом прозрачные леса.
И ярче яблок рдеют на ветках снегири,
Как будто приглашают: бери меня, бери!

В Рождественский сочельник все люди чуда ждут,
И праздничные службы во всех церквах идут.
Звездою Вифлеемской сияет небосвод,
Спасителя рожденье приветствует народ.

В Рождественский сочельник теплеет вмиг душа
При виде долгожданного Святого Малыша,
В убогих, нищих яслях Он обретет Свой кров,
И за грехи чужие отдаст и жизнь, и кровь.

Дарует всем прощенье, крестя, Его рука.
Из глаз струятся слезы — так радость велика!
И под напором Света отступят силы Зла!
В Рождественский сочельник я сына родила...

Ребенок родился здоровым, поэтому нас выписали, как и положено, на пятый день. Я просила мужа нанять такси, благо недалеко от роддома располагалась стоянка, но он опять меня не послушал. Когда я увидела в окно ненавистный «Запорожец», у меня прямо сердце упало — нужно было готовиться выслушивать очередные оскорбления, которые, конечно же, не заставили себя долго ждать. Папаша ехидно поинтересовался: «Ну, и какая же фамилия будет у твоего ребенка?» На мой ответ: «Естественно, Алешина, раз он его отец» последовало злобное замечание: «На всяких б...х женятся, а мою дочь никто замуж не берет!» Б... - это была я, невестка, которая вылечила его сына и родила его внука. Я возвращалась домой с повышенной температурой и довольно сильным кровотечением, но не осталась в роддоме, чтобы не подвергать опасности своего ребенка, наслушавшись от рожениц страшных историй. Оказывается, самое опасное подстерегало меня дома, в лице родственников мужа. Когда ребенка распеленали, свекровь вынесла свой вердикт: «Родила какого-то урода — он же головку даже не держит!» Бесполезно было объяснять, что все новорожденные такие. А злобный карлик выплеснул очередную дозу яда, теперь уже и на собственного внука: «Мне всё ясно: у него глазки темные, значит, он не наш. Мне здесь больше делать нечего!» - и, направляясь к входной двери, добавил, как плюнул мне в лицо: «Все равно, мы вас разведем!»
Моя мать, конечно же, даже не подумала приехать на помощь дочери, а свекровь на мою просьбу показать, как нужно купать ребенка, ответила: «Вы уж как-нибудь сами...» Алеше, видимо, строго-настрого наказали не помогать мне и с малышом не возиться, поэтому все заботы легли только на мои плечи. Свекровь, правда являлась к нам почти каждый день, лезла во все кастрюли с проверкой: «Чем ты сегодня кормишь моего сына?» С чего бы это вдруг такая забота в ней проснулась! Мы с Лешей прожили вместе больше трех лет, и она никогда не интересовалась тем, что он у меня в доме ест. Особенно обидно было то, что я, по сравнению с Алешиной мамашей, была просто идеальная хозяйка: в доме всегда было чисто и уютно, я прекрасно шила и вязала довольно сложные вещи, а уж как я вкусно готовила — так это было известно абсолютно всем, потому что ко мне народ ходил регулярно, чтобы угоститься чем-нибудь аппетитным.
Квартира свекрови всегда имела такой грязный вид, как будто ее только вчера затолили верхние соседи — повсюду валялись грязные скомканные тряпки, грудились одна на другой бесчисленные рваные коробки, хотя переезд состоялся уже восемь лет тому назад, воздух был затхлым и вонючим, линялые, давно не стиранные шторы, покрытые желтыми и коричневыми пятнами, криво свисали из-за оборванных петель с запыленных карнизов, обои местами отклеились от стен, обнажив серый, испещренный оспинами, бетон. И еда, которую она готовила, была под стать интерьеру: все абсолютно неаппетитного вида, пересоленное, с убийственным запахом и отвратительным вкусом. Особенно она гордилась своей выпечкой, которую даже тараканы отказывались есть из-за фантастической концентрации соды. Когда я лежала на сохранении беременности в местной больнице, Алеша как-то принес мамашино печенье, так вся моя палата — десять человек — дружно выбросила этот деликатес в мусорную корзину, выплюнув даже ту часть, которую, по незнанию, успели откусить. Женщины при этом поинтересовались: «Наташка, она тебя так сильно ненавидит, что даже беременную решила отравить?» Никто не поверил, что именно так она кормит свою семью.
И вот эта безграмотная грязнуля вдруг взялась меня воспитывать! Самое ужасное заключалось в том, что, приученная собственной матерью к постоянным оскорблениям, я старалась все это терпеть, считая себя не в праве перечить человеку, который был намного старше меня. В роддоме нам запретили кормить детей ночью, посоветовав давать им немного водички, если уж очень раскричатся, но свекровь сразу же обвинила меня в лени и нежелании кормить сына грудью — и я сдалась: стала кормить. Но поскольку молоко у меня было напичкано адреналином или еще какой-то гадостью из-за того, что мамаша мужа, издеваясь, каждый раз доводила меня до слез, ребенок начал болеть, желудочно-кишечный тракт перестал работать, как положено - сына замучили газы и поносы, он посинел и стал таять на глазах. Когда медики узнали, в чем причина, мне прямо заявили: «Гоните в шею свою свекровь — иначе потеряете сына, и бросайте кормить грудью, раз успели испортить молоко!»
Пришлось предъявить Алеше ультиматум: или мы с сыном — или его мамаша. Удивительно, но на сей раз он выбрал нас. Только ребенок начал приходить в себя не сразу, и лишь через полгода, благодаря дефицитному лекарству, которое нам достали совершенно посторонние, но очень добрые люди, и моим титаническим усилиям. Сын порозовел, начал прибавлять в весе, но пережитые им в младенчестве муки отразились на его нервной системе, что очень мешает ему в жизни. По всей видимости, Алешины родственники надеялись-таки вернуть свою рабочую лошадь в лоно семьи. Но при этом не хотели, чтобы из его зарплаты вычитали алименты, вот и решили погубить малыша.
Неожиданно у нас возникла еще одна проблема: Алешу отказались ставить в месткоме на очередь, чтобы получить большую квартиру, объяснив, что с нового года уменьшилась норма жилплощади для претендентов. Его обманули, потому что это касалось только новых сотрудников, а не кадровых, которым он уже успел стать за проработанные в институте восемь лет, но он мне ничего об этом не рассказал, солгав, что документы приняли, и мы через определенное количество лет получим просторную квартиру. Я не собиралась ограничиваться одним ребенком, поэтому лет пять-шесть мы вполне могли подождать, а потом и переехать, ведь городок продолжал строиться. Так мы и жили, сыну уже исполнилось полтора года, мне пришлось уволиться из института, чтобы сидеть с ребенком — педиатр не разрешила отдавать его в ясли из-за проблем со здоровьем — у него еще оказался ложный круп, поэтому надо было ограждать его от инфекций.
Не прошло и недели., как я уволилась и подыскивала себе какую-нибудь работу на дому, как вдруг одна весьма развратная бабенка, работавшая с моим мужем, неожиданно бросила мне в лицо оскорбительные слова, смысл которых сводился к тому, что Алеша меня обманывает всегда и во всем, и, в качестве примера, рассказала, что никакой квартиры мы никогда не получим, потому что на очереди не стоим. Я была в шоке от услышанного, собрала ребенка — мы были в гостях — и ушла. У меня не укладывалось в голове: как муж мог так подло обманывать меня целых полтора года! Ведь я во всем помогала ему, заботилась о нем, не бросила в беде, родила ему сына и собиралась еще родить детей, я полностью доверилась ему, прописав в свою квартиру! Разве я заслужила такое предательство ?
Жить с таким подлым ничтожеством под одной крышей я не могла, поэтому, когда он появился, предложила ему собрать свои вещи и покинуть мой дом. Он даже не счел нужным объяснить свой вероломный поступок — ему, по-видимому, просто не хотелось брать на себя хлопоты, связанные с постановкой на квартирную очередь, ему и здесь жилось неплохо. Разве так себя должен вести отец семейства! Ведь сто раз говорила ему, что нельзя друг друга обманывать, что рано или поздно, но ложь, все равно, вылезет наружу, только как после этого жить вместе? Расскажи он всю правду, я бы сразу проконсультировалась у юристов, благо среди моих знакомых были и такие, и его бы поставили на учет — не было бы никаких проблем, но он предпочел ее скрыть. Конечно, он не хотел уходить от нас — уж слишком удобно устроился, тогда я предложила ему: «Давай поменяем вашу трешку и мою однушку на две двухкомнатные квартиры: твоих родственников трое, и нас трое. Государство им на троих дало бы только двушку, так что придется присоединить твою комнату к нашей квартире, чтобы дети имели свое отдельное помещение. Он согласился с кислой миной на лице, но на следующий день, после разговора с отцом, заявил, что они нам не отдадут ни одного квадратного метра, а в случае,если я с ним разведусь, он будет делить со мной мою квартиру — так ему велел сделать папаша. Я уж было подумала, что ослышалась, и переспросила: «А какое ты имеешь отношение к моей квартире, которую получил Сережа на нас двоих и оставил мне после своей гибели? Разве я мало пережила в своей жизни, что ты теперь меня выгоняешь из моего дома? И на что можно разменять однокомнатную квартиру: я что: должна с больным ребенком переселяться в подвал или в барак без удобств?» Ответа на свои вопросы я так и не получила, но вещи его собрала и выставила его вон.
Воистину, все в этом мире имеет свой конец, беспредельна только человеческая подлость!
Узнай я все на неделю раньше — не стала бы увольняться из института, ведь мне предлагали какое-то время поработать на дому, даже хотели привезти печатную машинку, но я постеснялась напрягать начальство, ведь сын часто болел, и тогда я могла бы подвести хороших людей. И вот я осталась одна, с маленьким ребенком на руках, без работы и без собственной квартиры, которую берегла, как зеницу ока, не уступив натиску алчных негодяев, но зато преподнесла ее на блюдечке с голубой каемочкой тихому, забитому Алеше, который, казалось, был не способен даже мухи обидеть!
За два летних месяца мой сыночек не получил от своего папочки ни копейки, я залезла в долги, чтобы прокормить себя и ребенка до первой зарплаты. Устроилась работать надомницей, шить кукольные платья, но бригадирша вымогала взятки, иначе не давала крой - то есть работы было мало, и платили за нее сущие копейки, поэтому пришлось найти другую — вязать шапочки и шарфики, на эти деньги можно было жить.
В сентябре мы с Лешей официально развелись, мне противно было не то, что говорить с ним, а даже видеть его в своем доме. Деньги на сына он не давал, потому что, как и раньше, до нашего знакомства, отец отбирал у него всю зарплату до копейки. Он боялся конфликтовать с папашей, ведь тот грозился тут же выставить его на улицу. Я ждала получения документов о разводе, чтобы обратиться в бухгалтерию с просьбой вычитать из его зарплаты причитающиеся сыну алименты. В конце сентября, как это было принято в то время, сотрудники института отправились в соседнюю область на выходные, чтобы собрать на болотах поспевшую клюкву. Кроме самого Алексея, поехала его мать и сестра. Год был неурожайный, поэтому ягод привезли немного, Леша набрал только пол-бидона и принес весь свой сбор сыну. Я взяла, потому что мы жили в полной нищете, помогать нам никто не собирался, а ребенку нужны были витамины. Моя мать ни разу не прислала внуку ни копейки, по-моему, они с сестрой просто злорадствовали, что у меня опять не сложилась семейная жизнь.
Не успела я после ухода Алексея тихо порадоваться, что смогу подкормить свое чадо витаминами, как раздался звонок в дверь. Посмотрев в глазок, я увидела Лешу, на нем лица не было. Он рассказал, что его отец, который и так ему запрещал видеться с сыном, узнав, что он отнес все собранные им ягоды своему ребенку, рассвирепел, заявив, что он сам любит клюкву, поэтому именно ему надо было все оставить, а не выбрасывать какому-то гаденышу ( это нашему сыну). В конце скандала он схватил Алексея за шиворот и выбросил его из квартиры. Вот наш блудный папочка и приполз к нам под дверь просить прощения и разрешения остаться с нами. Честно говоря, не было у меня ни малейшего желания его прощать, но услышав, что ему некуда идти, поэтому одна дорога осталась - на мост, да утопиться в реке, побоялась грех на душу брать. Он весь трясся - от отчаяния да дури мог на все пойти, не видя выхода из тупиковой ситуации, поэтому оставила, но при соблюдении некоторых условий: заводим второго ребенка, он меняет работу — переходит в другой институт, чтобы не пересекаться с сестрой, прекращает все отношения со своими уродами-родственниками, мы встаем на очередь на получение квартиры, потому что с двумя детьми у нас станет еще меньше метров. Условия капитуляции были им приняты.
Через три месяца Леша уже работал в хорошем институте, в коллективе прекрасных, интеллигентных, умных, порядочных ребят, в творческой обстановке и с гораздо большей зарплатой. Ровно через год, в сентябре, у нас родилась дочь, мы встали на очередь, и еще через два года переехали в новую квартиру. Дочку я рожала в прекрасном родильном доме, построенном на деньги, заработанные на субботниках, персонал был внимательным и высоко квалифицированным, действительно, помогавшим роженицам, так что все прошло великолепно, и мы зажили дружно и счастливо.