История моих ошибок. Часть 4. Глава 36

Глава 36. Украинский гамбит

Не надо было мне ехать — и сердце предчувствовало, что ничего хорошего из этой поездки не выйдет, и организм сопротивлялся изо всех сил: перед самым отъездом я заболела. Поезд отправлялся в полночь, так что сумку с вещами я взяла на работу, потом мы отправились на такси домой к Вере, где я немного отлежалась и сбила температуру, а поздно вечером подруга проводила меня, доставив прямо в вагон. Кириллу даже в голову не пришло предложить свою помощь, хотя он знал, что живу я далеко, ехать с пересадками, транспорт битком набит, а у меня еще вещи с собой. У него была машина, так что проводить не составило бы никакого труда, только время потребовалось бы, но, видно и этого для меня было жалко.
Моя теперь уже взрослая дочь прожила почти три года с неплохим, вроде, парнем. Однако, он тоже ни разу не проводил ее и не встретил ни из одной поездки, имея свою машину, - всегда это делали ее подруги или друзья, никогда не дарил ей цветов, ни разу не сводил в театр, мотивируя это тем, что выкладывается на работе и очень устает. И свой фактический трехлетний брак регистрировать не спешил — ровно до тех пор, пока она от него не ушла. Вот тут-то сразу последовало предложение руки и сердца, появились роскошные букеты и многословные признания в любви! Только было уже поздно: как говорится, поезд ушел. Сейчас она пока только дружит с прекрасным молодым человеком, который постоянно балует ее своим вниманием и подарками, ей не приходится просить его о помощи — он всегда сам проявляет инициативу, потому что он ее любит. Ведь это счастье — радовать любимого человека и стараться оградить его от забот и трудностей. А эгоисты только о своих удобствах пекутся, поэтому надо держаться от таких людей подальше и не питать напрасных иллюзий, так свойственных многим девушкам и одиноким женщинам, что их можно перевоспитать или исправить собственным примером. Увы! Они неисправимы! А доченька моя, обжегшись на молоке, теперь усердно дует даже на прохладную воду. Но я не теряю надежды, что она всем сердцем полюбит такого благородного и преданного мужчину, которого ей послал Господь. Только бы поскорее!
Когда я согласилась поехать на юг с Любой, меня ожидал еще один неприятный сюрприз: она обещала, что мама привезет ей ребенка, отправленного на каникулы в Саратов, но незадолго до отъезда вдруг сообщила, что хочет несколько дней отдохнуть у родителей, так что мне придется ехать одной, а она присоединится позже, то есть к хозяйке я должна была заявиться одна, да еще почти двое суток тащиться с пересадками в полном одиночестве. Поездка была ужасной: мало того, что билет она мне заказала в плацкартный вагон, так еще мужики-попутчики пили, не переставая, орали, матерились, как сказочные драконы, изрыгали зловонное перегарное дыхание. Все это, вместе с духотой, грязью, суетой непрестанно копошившихся людей и постоянным шумом, настолько измотало мой больной организм, что в Новороссийске я едва передвигала ноги. Неожиданно выяснилось, что до вожделенного поселка не так-то просто добраться: туда ходили редкие междугородные автобусы, но оказалось, что все билеты были уже распроданы. Я попыталась договориться с водителями, обещая заплатить им, но все отказались брать меня, так как боялись контролеров. Похоже, мне предстояло провести ночь на улице в чужом городе — перспектива не из приятных. До отправления последнего автобуса оставались считанные минуты, я умоляла шофера из последних сил, но он оставался глух к моим стенаниям. И тут вдруг за меня вступились пассажиры! Ребята, занявшие длинное сиденье в самом конце автобуса, рассчитанное на пять или шесть человек пообещали водителю: «Да мы подвинемся и девушка будет сидеть вместе с нами, посмотрите, какая она худенькая! Ее никакой контролер не заметит, да и вряд ли он так поздно появится.» И меня взяли! Ребята оказались выпускниками Киевского Политеха, они каждый год отдыхали в этом довольно диком месте, поэтому сразу просветили меня, где что находится, сколько что стоит, где лучше питаться и во сколько выползать на пляж, чтобы успеть захватить кусочек территории. Они же проводили меня до калитки дома, где мне предстояло жить.
Хозяйка особой любезностью не отличалась. Больше говорила о том, что нельзя делать в ее доме или во дворе, нежели что позволено. Нам предназначалась слепленная из глины и соломы комнатка не более пяти квадратных метра с двумя кроватями, крохотным оконцем и, главное, дверью, так что на пляж чемодан можно было не брать. Готовить на летней кухне она сначала не разрешила, хотя предварительно такая договоренность у нас была — разумеется,за дополнительную плату. Курортников у нее был полный дом, каждая семья жила в отдельной малюсенькой ячейке, то есть мы, как пчелы в улье, на ночь забирались в свои соты, а с утра пораньше убегали на пляж, и только вечером все желающие собирались в самом центре двора за огромным столом, окруженным перголой, увитой виноградом. Попивали домашнее вино, перекидывались в картишки, травили анекдоты, обменивались новостями, рассказывали о городах и весях, откуда прибыли, чтобы урвать свою порцию тепла и солнца, столь дефицитного в нашей северной стране.
Вот и в этот вечер, распаковав сумку и потосковав в одиночестве в своей земляной норке, я решилась все-таки выйти в мир. Уже стемнело, но над столом во дворе горела лампочка, освещая лица мужчин разного возраста, лениво перебиравших карты, зажатые в руках. Каждый раз, когда очередная картинка падала на стол, раздавался либо глухой ропот недовольства, либо возгласы одобрения и даже восхищения, приправленные крепкими словечками, без которых никак не может обойтись ни один русский мужик, пусть не по крови, но по воспитанию и образу жизни. За столом сидели и старые, и молодые представители разных национальностей: хозяин, дядя Ваня, оказался мингрелом, его жена абхазкой, а уж курортники представляли собой настоящее ассорти: украинцы, белорусы, русские, евреи, татары и молдаване — жители огромной и дружной страны, собравшиеся за простым деревянным столом, которым, казалось, нечего было делить между собой, потому что в ту пору все жили приблизительно одинаково, и были вполне довольны такой жизнью.
Я застеснялась и остановилась поодаль, но меня заметила хозяйка, не принимавшая участия в игре, а просто присевшая отдохнуть от дневной суеты. Она поманила меня рукой, приглашая присоединиться к компании. Я устроилась на краешке скамьи, и сразу же все головы повернулись в мою сторону, и два десятка разноцветных глаз принялись меня с интересом изучать. Захотелось спрятаться под стол от такого нескрываемого внимания, но тут и мне налили стаканчик домашнего винца, все выпили и продолжили игру. Глотнув хоть и немного, но на голодный желудок, я сразу же почувствовала легкое головокружение, но зато смущение отступило, и я смогла принять участие в общем разговоре.
Честно говоря, никого, кроме хозяйки, ее мужа и сына-подростка я в тот вечер не запомнила, поэтому на следующий день на пляже очень удивлялась, когда со мной вдруг начали здороваться совершенно незнакомые люди. Днем, чтобы не обгореть на солнце, я вернулась домой, но в каморке было так душно, что пришлось отправиться во двор. В тени, все за тем же столом, расположился сын хозяйки и еще один парень — круглолицый брюнет, с какой-то приторной внешностью. В его облике было что-то отталкивающее: то ли чересчур прилизанные волосы, то ли маленькие, глубоко посаженные глазки, как будто черные буравчики, ввернутые в бледную тарелку довольно плоского, бесцветного лица, а может, крохотный, ярко-красный ротик, такие рисуют на кукольных физиономиях. Вася, сын хозяев, рассказывал о том, что каждое утро выходит в море порыбачить, снабжая ставридой и свою семью, и отдыхающих - за вполне умеренную плату. Он предложил поймать и для меня, но тут его компаньон вдруг проявил инициативу и предложил свои услуги совершенно бесплатно, да еще и на рыбалку пригласил. Я сразу же отказалась, признавшись, что, во-первых, не являюсь поклонницей такого времяпрепровождения, а во-вторых, привыкла сама за все платить и не люблю, когда мне делают одолжения. Парень сначала расстроился, а потом, видимо, решил произвести на меня впечатление, распустив павлиний хвост, чтобы дать мне понять, какое счастье вдруг свалилось на мою голову.
Безусловно, по его представлениям, он был неотразим: жил аж в самом стольном граде Киеве, в огромной трехкомнатной квартире - сногсшибательный аргумент при знакомстве с какой-то там москвичкой. Поскольку при оглашении этого козырного факта мои глаза почему-то не загорелись алчным пламенем, из рукава достали еще одного туза: он закончил Киевский университет и имел очень престижный диплом — специалиста по украинскому языку. Да-а, таких уникумов среди моих знакомых не было, одни кандидаты, да доктора каких-то там физико-математических или, еще хуже, технических наук — наверное что-то вроде уборщиц! Видя, что и это сенсационное сообщение не вызвало никакого заметного трепета с моей стороны, решено было бросить в атаку самое мощное и современное оружие: он аспирант, не сегодня-завтра защитит диссертацию, и его ждет великолепная карьера с блестящими перспективами в будущем, скорее всего, по партийной или государственной линии. Практически будущий Никита Сергеевич Хрущев! Який гарный хлопец! Но, увы, герой не моего романа! Позднее он мне признается, как сильно обидело его мое равнодушие. Наверное, именно тогда и упали на подготовленную и хорошо удобренную его непомерной гордыней почву семена коварства и мести, давшие обильные всходы немного позднее. Видимо, в этом, отчасти, была и моя вина — надо было отпустить в его адрес хотя бы самый дешевый комплимент: по своему скудоумию, он не понял бы иронии и вполне им удовлетворился бы. Но я ненавижу лицемерие в других и никогда не опускаюсь до него сама. За что и поплатилась довольно скоро.
Конечно, одной на юге делать нечего. Меня немного удивило, что ни разу не показались ребята, с которыми я ехала в автобусе, ведь мы договорились встретиться, они знали, где я живу, но так и не пришли. Конечно, было немного неприятно, но я уже была приучена Кириллом к подобному вероломству, так что тут же выбросила их из головы. Каково же было мое удивление, когда через две недели, перед возвращением домой, хозяйка мне рассказала, что дважды была свидетелем одной и той же повторившейся сцены: какие-то ребята (конечно, мои попутчики), остановившись у калитки, попросили кого-нибудь позвать меня. Я была дома, но будущий партийный босс сказал им, что меня нет. А когда они появились на следующий день, он им объявил, что ко мне приехал жених, и я прошу их меня больше не преследовать. Да уж, дурачок-то оказался довольно хитрым и ловким интриганом!
Наконец-то появилась Люба, я уже даже ей была рада. Хозяйка втиснула в нашу каморку еще и маленькую самодельную раскладушку для Любиного сына. И начался дурдом: ребенок был настолько избалованным, что абсолютно не слушал мать, называя ее дурой. Он закатывал истерики по любому поводу, но самое ужасное заключалось в том, что он всем соседям и хозяевам постоянно пакостил исподтишка: что-то сломает, что-то унесет и выбросит в огороде, что-то опрокинет или разобьет. Причем, он никогда не признавался в содеянном, но, поскольку все «чудеса» стали происходить после его приезда, то хозяйская семья установила за ним слежку, и, конечно же, пару-тройку раз его застигли на месте преступления. Если до этого мать с пеной у рта доказывала, что ее чадо не при чем, то против фактов она возражать не могла, но и наказывать гаденыша за его пакости не собиралась. В итоге, через неделю все соседи уже чесались от него на нервной почве, и хозяйка решила их с мамашей выставить, сказав: «С такими детьми надо дома сидеть, а не по курортам разъезжать!» Еле-еле мне удалось уговорить в общем-то совершенно не злую женщину оставить их еще на одну неделю, ведь заканчивался август, и новых жильцов ждать не приходилось.
Как только приехала Люба, мы отправились в единственный островок цивилизации в этом ауле, зажатом в расселине меж двух не очень высоких гор, а именно в санаторий Минобороны, где имелся междугородный телефон. Очередь исчислялась десятками и, возможно, приближалась к сотне человек, но мы выстояли и уже за полночь позвонили: Люба — матери, а я Кириллу, но дома его не застала, тогда я написала ему письмо, в котором сообщила о договоренности с соседкой нашей хозяйки, что она поселит его у себя, бросила конверт в почтовый ящик и стала ждать телеграммы. Мы задержались на море до 3 сентября, потому что не было билетов на самолет, и почти все три недели я ждала от него весточки. Наивная дура!
А вот Аспирант (буду так его называть, потому что даже его имя вызывает у меня приступ тошноты) времени даром не терял: он изо всех сил принялся очаровывать Любу — ежедневно снабжал нас свежей рыбой, занимал места на пляже с утра пораньше, стоял за нас в длиннющей очереди в пляжной кафешке и даже брал ее отпрыска на рыбалку и морские прогулки. В общем, очень скоро она уже была от него без ума и целый день расхваливала его. Буквально через неделю он сделал мне предложение в присутствии хозяйской семьи, притащив откуда-то «Шампанское» и цветы. Но я ответила отказом. Его навязчивость начинала раздражать, поэтому как-то вечером я пригласила его посидеть у моря и откровенно ему все рассказала о Кирилле. Вроде, он начал что-то понимать, а потом сказал: «Но ведь он же не любит тебя, неужели ты согласна всю жизнь терпеть такое пренебрежительное отношение к себе? Ты говоришь, что муж тебя любил и баловал, а этот тип будет тебя унижать и помыкать тобой. Какое же это счастье! А я окружу тебя такой заботой и вниманием, что ты не сможешь не полюбить меня. Я буду ждать, сколько захочешь, только не гони меня.» А потом начал читать стихи собственного сочинения, посвященные мне. Они, конечно были безыскусные и даже примитивные, но, чувствовалось, что искренние, от чистого сердца, и мне стало его жалко, я обещала подумать.
Хозяйка решила просветить меня относительно его семьи, коли уж разговор пошел о свадьбе. Они много лет отдыхали у нее, но, когда приехали этим летом, все места были заняты, и они поселились на другой улице. Отец был отставным военным, однако продолжал работать в органах, хозяйка о нем очень хорошо отзывалась: настоящий хозяин, в семье все на нем, серьезный, работящий, ответственный мужчина. Мать Аспиранта ей не нравилась: хитрая, ленивая, подленькая, своего не упустит никогда, сыночка воспитала побкаблучником, без ее разрешения он и шагу ступить не мог, поэтому хозяйка удивлялась, что она так легко его отпустила ко мне, ведь он у родителей только ночевал, а весь день, как муха над вареньем, порхал вокруг меня, жужжа и трепеща крыльями. Еще в этой семейке был свой «enfant terrible» - домашний монстр — младшая сестра, по словам хозяйки, редкая тварь и хамка. Еще учась в школе, она решила найти себе выгодного жениха, обязательно богатого и присмотрела себе на море генеральского сынка-москвича, соблазнила и забеременела в 17 лет. У парня выбора не было: или жениться, или пойти в тюрьму. Естественно, предпочли первый вариант и забрали юную шлюшонку в столицу. Родившийся ребенок ей был абсолютно не нужен, им занималась свекровь — бабушке не было и сорока лет. Дрянь не хотела ни чадом заниматься, ни учиться, пришлось новым родственникам купить ей аттестат, после чего она сбежала в Киев, оставив кроху в Москве. Однако, привыкшая получать дорогие подарки и самую модную импортную одежду, она не учла, что, покинув мужа и ребенка, она лишится всех этих благ, и стала требовать алименты. Когда ей объяснили, что это она должна их платить, раз малышка проживает с отцом, она подала на бывшего мужа в суд и забрала дочку к себе. Теперь чадом стала заниматься ее мать, а она проматывать присылаемые из столицы денежки, шляясь по ресторанам и компашкам с разными мужиками, опять забеременела, повторила тот же номер — снова вышла замуж, но сделала аборт, муж тут же ушел. Но она нашла еще одного дурачка — комсомольского работника, который помог ей устроиться в молодежную газетку, где она пописывала статейки на темы морали днем, а в ночную смену обслуживала всю мужскую часть редакции — это она сама мне потом рассказывала, хвасталась, что «ее все хотят». Аспирант сестру ненавидел, да и было, за что. Впрочем, иногда от нее семья отдыхала — она периодически лечилась в психиатрической больнице.
Теперь я была вооружена знаниями, хотя, чтобы не выдать хозяйку, стала расспрашивать Аспиранта, он все и выложил, добавив, что показал меня своей родне, и они одобрили мою кандидатуру, особенно я понравилась отцу. Меня пригласили на семейный обед, но я не пошла, потому что не собиралась замуж за их сыночка. Впрочем, Люба ему дала мой адрес и номер Вериного домашнего телефона, объяснив, что я часто бываю у нее. С тем мы и расстались.