Мир.

Нечто странное зарождается в твоей душе, когда ты ложишься спать. То могут быть надежды на завтра или горестные воспоминания о прошлом. Бури эмоций могут накрыть тебя волной перед сном, а можешь впасть в апатию, эдакий полусонный паралич свяжет тебя, как паутина. Но главное в этом состоянии – ощущение приятной слабости, готовность провалиться в сон, уйти от своих проблем хотя бы на несколько часов.
Но я уже давно не чувствую ничего подобного, потому что не сплю. Не сплю и все. Не сплю, не ем, не живу толком, существую, но главное то, что у меня нет, ни каких целей, желаний, нет дела, коим я мог бы занять себя, занять хоть на какое – нибудь время. Это страшно. Поначалу я думал, что схожу с ума. Но сейчас, сидя в своей квартире – студии на десятом этаже, разглядывая носы своих ботинок, я понимаю, что не сошел с ума. Это мир сошел с ума. Вокруг море женщин. Большинство из них красивы. Но невероятно тупы. Такие с легкостью втягиваются в моральное и физическое блядство. Я не критикую их, нет. Бляди – хорошо. Без шлюх жизнь людей была бы иной, но вот парадокс, когда шлюху называешь шлюхой, она обижается, приходит домой, и думает, кому бы отсосать за очередную безделицу. Но нет, она не считает себя шлюхой. Она эмансипированная женщина. Она независима. Она продвинута.
А еще есть наркота, ее вокруг много, не буду кривить душой, одно время я даже баловался ею немного. Так, травка. Не больше. Без тяжелых психотропных веществ рухнула бы мировая экономика. И без шлюх она бы тоже рухнула.
У меня никогда не было шлюхи, но была травка. Я бы не отказался от бляди, но при условии, что благодаря шлюхе я смогу уснуть, поесть нормально. Ожить, в конце концов. Травка не помогает заснуть. После нее мне только хуже. Меня тошнит. Надо попробовать шлюху. Может это мне поможет. И может, наградит сифилисом, но если сифилис принесет мне сон, я согласен.
Уже какой – то день подряд я включаю музыку. Тяжелый рок, какой – нибудь ужасный, задрипаных подростковых групп. Это мракобесие я включаю на полную громкость, и слушаю о разбитых нежных сердцах, теплых объятиях, пиве, наркоте. Смеюсь. Много, долго. А потом включаю серьезную музыку. Что – нибудь у Вагнера. И просто лежу.
У меня почти нет друзей. Только Фрэнк. Фрэнк мне, как отец. Так как мой отец сдох, когда мне было тринадцать. Спился. Он был из породы тех людей, которые не понимают что к чему, не понимают, что творят, он был алкогольной блядью. Не люблю таких.
Фрэнк, правда, давно ко мне не заходил. Черт с ним. Обойдусь. Я пью. Воду, в больших количествах. И изредка заставляю себя съесть какую – нибудь гадость, типа сыра. Это, пожалуй, не дает мне умереть, физически. Я не выхожу из комнаты, не совершаю ошибку. Шторы всегда плотно задернуты. Я лежу на ковре. В комнату с кроватью я не захожу. Я слушаю музыку. Не скучаю, не зову никого. Возможно, именно сейчас я получил свободу. Так как не осталось надежды ни на что.
Я не знаю, что сейчас. Ночь или день. Предполагаю, что ночь. Комната заполнена ржавым светом фонаря, пробивающимся сквозь плотные шторы. Дамы и Господа, звучит Вагнер! А в голове пусто. Жажда сжимает горло. Я пью воду на кухне. И смотрю на улицу. Мельком, без интереса. Ноги как – то сами вынесли меня в прихожую. Надеваю пальто на уже серую рубашку. На улице прохладно.
Опавшая листва хрустит под ногами. В кармане у меня есть приличная сумма. Но выгляжу я отвратительно. Не смогу я в таком виде снять шлюху. Я не говорю, о дамах, стоящих где – нибудь в подворотнях, ищущих клиента, нет, я об эмансипированных женщинах, шлюхах нового поколения, блядях, что обижаются, когда называешь их как положено.
Как же я давно не выбирался, а в ногах слабость, а вокруг тишина. Мне не хватает музыки. Не думайте, я не оживу после этой прогулки. Я не пойму, что мир прекрасен. Для меня мира нет. Я приду домой. И через два месяца я окажусь в психиатрической больнице. И я буду употреблять тяжелые психотропные вещества, но легально.
Стены моей квартиры будут исписаны стихами Байрона, отрывками из произведений Эдгара По, названиями произведений Вагнера. Меня упечет в психушку Фрэнк. Мой друг – отец. Я останусь один. Наедине с пустотой.
Мир жесток. Поймите же, наконец.