Последняя рыжая

Как-то иначе я представлял себе этот конец света. Веселее, что ли. Со стороны это должно казаться совсем абсурдно – одна единственная комната во вселенной. Кроме неё, кроме этого небольшого кубика нет ничего. Только пустота. Сверху, снизу – везде непроглядная густая пустота. Нет больше ни времени, ни пространства, ни людей. Только небольшой квадрат комнаты с окном, в котором горит свет.
Если открыть это окно, чтобы покурить, то мягкий белый пепел просто зависает в воздухе на том самом месте, где его стряхнули, будто залипает в какое-то невидимое желе. Благо, о сигаретах я позаботился заранее, по всей комнате раскиданы целые блоки, должно хватить надолго. Хотя боюсь, что мне больше не удастся беззаботно покурить потому, как рыжий цвет тлеющего огонька сигареты слишком напоминает цвет её волос. Кстати, если б была возможность выбрать себе компанию на конец света, я бы выбрал кого-нибудь другого.
Она каким-то тёмным костром горела на смятой постели. Вроде того костра под утро, который уже устал и ленится, и в него подкидывают ровно столько дров, чтобы он не погас.
- Я ничего не чувствую. – Говорит она, но продолжает двигаться.
- Знаешь, это не очень-то возбуждает. – Говорю я и продолжаю двигаться.
- Тебе не больно? – Спрашивает.
- Продолжай. – Говорю.
Действительно, это всё безвкусно, пресно, как если бы в черно-белом кино разукрасили только её волосы рыжим цветом. Это слишком механически, не потому что хочется, а как бы от скуки. Когда всё заканчивается, она старается быстрее вытереться салфетками и уйти в душ и сильно переживает, вовремя ли я среагировал.
Я сижу на полу под окном и курю, она возвращается в розовом полотенце. Два совершенно чужих человека в последней комнате во вселенной. Они не выключают свет, потому что он избавляет их от одиночества больше, чем они друг друга. Как же крошечно они, должно быть, смотрятся со стороны. Есть ли такое расстояние, на котором их совсем не будет видно? Я продолжаю курить, она пьет свой глинтвейн.
Что должны делать, о чём должны говорить два человека, если кроме них ничего не осталось? Должны ли? Она после каждого раза ходит в душ и пьёт, я постоянно сижу, уставившись в одну точку, пытаюсь понять, что я такого сделал не так, что всё исчезло. Иногда она с бокалом в руке садится рядом и плачет, что я её не хочу.
Она пытается рассказать о своих бывших парнях. Говорит, что я у неё третий. Должно быть, первые два совсем обмудки, раз дело дошло до меня. Она всё рассказывает и рассказывает, ей в голову не приходит спросить о чем-то меня. Мне кажется, что хотя бы после конца света можно зациклиться и не только на себе. Мне кажется, что хотя бы после конца света я мог бы найти ту самую девушку.
А ведь эта последняя комната на свете была бы весьма сносной, если бы не эта рыжая сожительница. Семнадцать квадратных метров, окно, море сигарет, газовая плита. Желтый свет кажется слишком ярким относительно всего, что вокруг. Смятая постель занимает слишком много места.
Она постоянно трогает меня, старается обнять худощавыми руками. Много говорит. Много плачет. Много пьёт. В комнате, которая и так очень маленькая, по сравнению с тем, что осталось, становится невыносимо тесно. Становится невыносимо душно, по сравнению с тем, что вне этой комнаты. На липком линолеуме слишком много рыжих волос. В итоге я скоро ухожу в туалет, и меня громко несколько раз выворачивает рыжим цветом в белый унитаз.
Я возвращаюсь в комнату, вытирая рот бумажным полотенцем.
- Я лучше пойду. – Говорю и направляюсь к окну, открываю его и, забравшись на подоконник, выхожу в него.

32.14.2088