-- : --
Зарегистрировано — 123 243Зрителей: 66 347
Авторов: 56 896
On-line — 20 993Зрителей: 4161
Авторов: 16832
Загружено работ — 2 120 496
«Неизвестный Гений»
Дневники
Пред. |
Просмотр работы: |
След. |
30 января ’2013 13:58
Просмотров: 21630
ДНЕВНИКИ
Если мы доберёмся туда, я скажу тебе, кто я.
Зоя Ященко
Веришь ли?
Нет, конечно.
Тогда зачем?
Выходит, незачем.
1
Смутно, безгранично всплывает в памяти ощущение тепла и целостности. Незнание блаженное, и мир виден от края до края, и Я есть всё. Ощущение огромное, но потерянное навсегда и недавно – и оттого более остро. Вернуться пытался, сопротивлялся что есть силы – но стены выталкивали, мир сжимался и вода тёплая уходила, и оттого ещё страшнее становилось – и как сопротивляться, если всё есть Я, и Сам Себя уничтожаю? Сбежать, от Себя сбежать – только и остаётся.
Паника. Напрягаюсь… Куда это Я? Сбежать. – стены пульсируют, сжимаются, Мне уже не хватает места… Куда? Сбежать. Всё есть Я. Куда?
Больно! Голову сдавливает – Я почти убил Себя… Впереди – что это? Круглое, режет глаза… Это не Я! Так не бывает. Не Я – опасность – вернуться…; стены не пускают обратно, Я выдавливаю Себя из Себя – в это круглое, страшное…
Выползаю на что-то тёплое, белое – оно снизу и немного с боков, остальное – …
Что это?..
Не Я. Вокруг шум – отвратительно-резкие звуки…
Что-то внутри расправляется, увеличивается – сейчас разорвёт – надо удержать… Напрягаюсь… Что-то хлынуло внутрь – холодное и страшное.
А-а-а-а-а-а-а!!!…
Ощущение огромное, но быстро уходит – у меня ещё нет слов, чтобы записать его на длинную плёнку памяти. Я знаю, оно скоро уйдёт совсем, и останется только Это – страшное – не я. Оно теперь везде.
Ощущение всё размывается, его сносит волной нового. Я помню, что там было тепло, и что я был Всем. А с тех пор, как родился, холодно стало во Вселенной и ветрено. Потом – почти сразу – Оно отрезало от меня кусок – большой, намного больше половины. Кусок был тёплый, и ещё в нём была еда – я обнаружил это довольно быстро, но потом Оно связало меня при помощи чего-то, похожего на этот кусок меня и унесло в какое-то страшное белое место, где было холодно и непонятно. Я кричал и отбивался, но Оно всё же сделало это. Именно тогда я впервые заподозрил, что Оно сильнее меня.
Уйти от этого; я помню картинки, когда бываю расслаблен…
Ощущение размывается, уходит.
Я – не всё. Всё – не я. Оно сильнее, мне придётся приспособиться, чтобы жить в Нём. Холод, свет, что режет глаза – я привыкну, мне всё равно уже не вернуться.
А ещё здесь есть большой тёплый кусок меня… или это кусок Его?..
Ощущение почти погребено под навалами нового. Свет принёс с собой цвета. Мне не нравится свет, но в темноте теперь стало страшно – всё белое становится серым и теряет размеры и форму – ещё непонятнее, ещё страшнее…
Я привыкну. Ощущение почти ушло, я уже почти не помню это всеобъемлющее… Я забыл.
2
В комнате темнеет, светлый прямоугольник окна становится синим, тени в углах густеют и меняют форму.
Это всё повтор: так уже было несколько часов назад.
Хочу снова стать зародышем; хочу тихо гнить в материнской утробе, а уж потом родиться в этот мир, потому что само с дерева падает только насквозь прогнившее яблоко и поэтому далеко от яблони не откатывается.
Ну и пусть. Зато здесь темно и тепло (где-то было… не помню…).
Меня, конечно, отсюда вытащат, но до того пройдёт не меньше получаса, а влажные дорожки на щеках видны только если присматриваться; подушка тоже успеет высохнуть. Пусть приходят. Я посмотрю на них так, что они наконец поймут.
…
Ненавижу!
Уйду, сбегу… завтра же! Нет, сегодня!.. сейчас же!.. «Мама, я погуляю на велосипеде!» «До половины пятого.» «Ага.» (навсегда!.. и не вернусь!.. и пусть они тогда ищут и плачут!..). «Не опаздывай.» «Ага». Дверь захлопывается, квадраты солнечного света на облупленной зелёной краске стен, в груди ещё клокочет, дыхание постоянно сбивается.
Со смертельно обиженным лицом прохожу мимо старушек у подъезда (пусть задумаются!). Они не замечают (да я вообще кому-нибудь нужен? «кому ты нужен на этой секции с таким ростом!» НЕНАВИЖУ!!!)
За город. Улица упирается в окружную, а если ехать долго по окружной, то приеду к бабушке. Она добрая, и печёт вкусные пирожки с вишнями, и показывает подружкам мои письма. Поеду к ней (…а вдруг найдут?.. не догадаются. а бабушка не расскажет, если я попрошу…)
НЕНАВИЖУ!!!!!
3
В комнате темнеет, светлый прямоугольник окна становится синим, тени в углах густеют и меняют форму.
Это всё повтор: так уже было несколько часов назад.
Детство Туман какой-то. Всё, всё – галлюцинации. Я знаю, я видел. Картины памяти туманом окутаны, очертания в нём размываются, нечёткими струями одна в другую перетекают. И звуки, голоса особенно, – тоже в тумане. Эхом отдаются от стенок черепа. И живое всё. Агрессивно-живое. Туман пульсирует, мерцает, шуршит тихонько фоновым звуком – даже если других звуков нет, эхо всё равно остаётся – так бывает, когда болеешь и слизистые воспаляются. Больное детство, детство-болезнь.
Всего этого больше нет. Это призраки, болезнь перешла в латентную форму – я взрослый.
Стена раздвинулась и вновь сомкнулась за спиной. Разворот… – стена. Стеклянные окошки – «не прислоняться». Ловушка!..
Просто вагон. Это метро – гнойный кишечник города. Огромные гнилые массы человеческих отходов прогоняются здесь взад-вперёд изо дня в день. Тонны и тонны вонючей плоти, орущие куски мяса с расстроенными гитарами, чёрные зубья эскалаторов.
Здесь законсервированная атмосфера, здесь нет ни жары, ни морозов.
Тяжело в этом месте. Странные звуки, непонятные. И образы от них приходят странные, страшные. Головы отрубленные, руки – старая песня. Привык. Хотя неприятно: уйти хочется от этого, но куда – непонятно, потому что некуда.
Тоже привык: образы похожи друг на друга, как две капли воды, и были такими же вчера, позавчера, полгода, год назад. Всё одинаковое.
Я засыпаю от этого однообразия, оно расслабляет чувства, отключает их. Мне нужно новое. А пока – спать.
Комната с закрытыми дверями – и бессчётное множество глаз в замочных скважинах. Смотрят, взглядами облизывают, шепчут что-то невнятное. Светятся.
Только они и светятся – остальное мутное, бесцветное – взглянуть не на что, и ухватиться не за что, и ощущение полного отсутствия.
Глаза широко распахнуты, слух до боли напряжён, пальцы слегка подрагивают – хоть что-нибудь, ну хоть что-нибудь!.
Ничего. Серое нечто, глаза в замочных скважинах и невнятный шелест голосов отовсюду.
Пять чувств здесь не нужны, остаётся шестое: может, через время?
Подождём. Целое время – это очень долго, наверное, даже больше, чем вечность. Перспектива пугает, но других не видно: чувства отказывают за ненадобностью, и ощущаемый близко выход теряется. Мутно, серо. Подождём.
Прорвался. Ну да ладно, этим обычно всё и заканчивается.
4
В комнате темнеет, светлый прямоугольник окна становится синим, тени в углах густеют и меняют форму.
Это всё повтор: так уже было несколько часов назад.
Опять заперся. И не выйти теперь – слишком замок прочный. Из себя выйти крылья мешают – не пропускают, раскрываются – а двери, из себя ведущие, узки.
Страшно. В такую ловушку попадать ещё не приходилось – помещение в себе малó очень: чуть вырастешь – по стенам размажешься, убьёшься, не будет тебя. Останется в себе небольшая полость, красная; окна себя стеклянными станут, движения размеренными. Риск ошибки сведён к минимуму – мишени на окнах нарисуются, механизм сработает чётко, не уйдя ни на миллиметр в сторону – «цель уничтожена». Разворот – прицел – пли! – «цель уничтожена» – разворот
А расти надо. Иначе смысла нет. А смысл нужен – если цель средств не оправдывает, значит ничего уже не нужно. Страшно. И выхода не видно.
Вот так и теряют самое ценное: сами сжигают и выбрасывают, рыча от ненависти. К чему? К этим вещам, которые так любовно перебирали ещё вчера вечером? Наверное, нет.
А, впрочем, какая разница?!
Вот и летят в мусоропровод детские рисунки и письма когда-то любимых.
И всё. А это уже другая жизнь.
И не вернуться, чтобы посмотреть – как там теперь, и не вспомнить. Другое, всё другое – а лучше ли? а хуже? а какая разница? Всё равно – не вернуться, не вспомнить, не исправить. А раскаиваться – пустое, только зря лоб разбивать. И ведь не дурак же, а всё грехам своим да ошибкам молишься, а остальное – мимо, всё мимо. Не хочу, не могу, не буду!
Трясина.
Серая глыба неба с красным потёком заката – как камень, брошенный в висок. Красное на сером – цвет жизни. Блуждающий огонёк в болоте. Не ходи, там трясина! Но ты снова пытаешься объять необъятное и ловишь тени по стенам. Трясина. Вязкое, густое, серое месиво липко обхватывает ноги и тянет, топит, душит… щиколотки… колени… А когда на губах почувствуешь вонючую жижу – передёрнешься, рванёшься, криком грудь разорвёшь: «Не буду!!!»
Не будешь, конечно.
Крутятся в голове горькие мысли, тяжёлые; как жернова прошлое в мелкую труху перемалывают, в тонкую пыль картины крошатся, запорашивает пылью память, во все щели пыль забивается, на глаза оседает – открыты глаза, да не видят: а зачем? Не нужно больше, хватит, в том что есть разобраться бы – пусть оставят все меня в покое, я не хочу никого видеть, я не хочу ничего слышать, с меня довольно.
Глаза снова наполняются – и наконец становится видно. Я хорошо вижу только сквозь слёзы.
Взгляд со стороны!.. – нет, показалось.
Укрыться с головой, вжаться лицом в подушку – я не хочу, чтобы кто-то видел моё лицо: оно не для этого, оно вообще ни для чего, оно мокрое и перекошенное, оно не моё, кто-то сделал его для меня, потому что боялся другого, настоящего, боялся до смерти – и убил. Нет его, одна улыбка осталась. Странная улыбка…
По черепу разбегаются трещины – глубокие чёрные пропасти: там темно и бездонно. Засунь туда палец – вынешь обглоданный: там живут чудовища, бесятся; вот и трескается тонкая костяная клетка, вот и жить страшно становится. Выпустишь, выскочат – пойдут клочки по закоулочкам. Ну, а кто первым на их пути окажется, сам понимаешь.
И никогда вам не увидеть моего мира ненадёжного, зыбкого, как топь болотная. И никогда не услышать тревожного скрежета когтей за приоткрытой дверью, лёгких шагов за спиной. Никогда потому что дверь сюда заросла давно. Уходите, не стучите в стену своими когтями, перестаньте звать меня из-за спины и не смотрите на меня, не смотрите на меня, не смотрите на меня!!! Уходите. Я устал от вас. Уходите.
А я лягу и накроюсь с головой одеялом. И постараюсь не вздрогнуть, когда кто-то сядет рядом.
5
В комнате темнеет, светлый прямоугольник окна становится синим, тени в углах густеют и меняют форму.
Это всё повтор: так уже было несколько часов назад.
Холодный ветер в спину – хорошо хоть, попутный. А что холодный – так это бывает, ничего. Не хочет зима умирать, не прошло, видно, ещё её время. Холодает…
Темнеет. Снова ночь – снова бессонная. Что делать?
А ничего. Ни-че-го.
Муторно. Под утро спать захочется, но поздно уже будет. Пора куда-нибудь.
Это как всегда – вчера точно так же было. И позавчера точно так же. Муторно.
Самое худшее, что и завтра будет точно так же. Круг замкнулся, вода стоячая над головой сомкнулась. Утопленник с вечно открытыми глазами – утопленнику спать незачем, он и так мёртвый.
А скоро порвётся тот последний нерв, по которому я пытаюсь перебежать эту пропасть. Успею?.. Крыло вывихнул давно, если сорвусь – то всё.
Крыло болит всё сильнее, нерв натянут до предела, до звона, вся слабина вытянута в ту сторону, откуда я бегу.
Дыхание в спину!.. Крылья вздрагивают, нерв подо мной – огромный красный канат – моё самосохранение – вибрирует со всё большей амплитудой. Я пытаюсь удержать равновесие, балансируя руками и здоровым крылом, боковым зрением вижу блеск лезвия за спиной… Этот нерв – последнее, что у меня осталось. И я оборачиваюсь.
И вот, когда остаётся так мало, все мелочи наконец становятся мелочами. Взгляд со стороны становится беспристрастным, холодным и объективным. Работающий где-то внутри таймер негромко пощёлкивает, и этот звук постепенно отодвигает из поля зрения всё остальное. Прошлое разочаровывает, настоящее не имеет значения, а мысли о будущем кажутся смешными. И остаются только развалины в голове и стук сердца, всё больше напоминающий тихие щелчки.
Вот она, граница – дальше не был ещё никто.
…
Слушайте: отсюда не возвращаются. Здесь тоже ничего нет. Здесь всё иначе. Здесь светло и нет расстояний. Отсюда хорошо видно всё и так же не понятно ничего. Это похоже на то, что там вы называете сновидением. Это – Я. Это – Моя Смерть. Это называется так.
Случилось, кажется. Хотя, в принципе, быть того не может. Ну и что? А ничего. Ничего теперь. Ни-че-го. Всё.
В комнате темнеет, светлый прямоугольник окна становится синим, тени в углах густеют и меняют форму.
Это всё повтор: так уже было несколько часов назад…
27.11.04
Свидетельство о публикации №62423 от 30 января 2013 годаЕсли мы доберёмся туда, я скажу тебе, кто я.
Зоя Ященко
Веришь ли?
Нет, конечно.
Тогда зачем?
Выходит, незачем.
1
Смутно, безгранично всплывает в памяти ощущение тепла и целостности. Незнание блаженное, и мир виден от края до края, и Я есть всё. Ощущение огромное, но потерянное навсегда и недавно – и оттого более остро. Вернуться пытался, сопротивлялся что есть силы – но стены выталкивали, мир сжимался и вода тёплая уходила, и оттого ещё страшнее становилось – и как сопротивляться, если всё есть Я, и Сам Себя уничтожаю? Сбежать, от Себя сбежать – только и остаётся.
Паника. Напрягаюсь… Куда это Я? Сбежать. – стены пульсируют, сжимаются, Мне уже не хватает места… Куда? Сбежать. Всё есть Я. Куда?
Больно! Голову сдавливает – Я почти убил Себя… Впереди – что это? Круглое, режет глаза… Это не Я! Так не бывает. Не Я – опасность – вернуться…; стены не пускают обратно, Я выдавливаю Себя из Себя – в это круглое, страшное…
Выползаю на что-то тёплое, белое – оно снизу и немного с боков, остальное – …
Что это?..
Не Я. Вокруг шум – отвратительно-резкие звуки…
Что-то внутри расправляется, увеличивается – сейчас разорвёт – надо удержать… Напрягаюсь… Что-то хлынуло внутрь – холодное и страшное.
А-а-а-а-а-а-а!!!…
Ощущение огромное, но быстро уходит – у меня ещё нет слов, чтобы записать его на длинную плёнку памяти. Я знаю, оно скоро уйдёт совсем, и останется только Это – страшное – не я. Оно теперь везде.
Ощущение всё размывается, его сносит волной нового. Я помню, что там было тепло, и что я был Всем. А с тех пор, как родился, холодно стало во Вселенной и ветрено. Потом – почти сразу – Оно отрезало от меня кусок – большой, намного больше половины. Кусок был тёплый, и ещё в нём была еда – я обнаружил это довольно быстро, но потом Оно связало меня при помощи чего-то, похожего на этот кусок меня и унесло в какое-то страшное белое место, где было холодно и непонятно. Я кричал и отбивался, но Оно всё же сделало это. Именно тогда я впервые заподозрил, что Оно сильнее меня.
Уйти от этого; я помню картинки, когда бываю расслаблен…
Ощущение размывается, уходит.
Я – не всё. Всё – не я. Оно сильнее, мне придётся приспособиться, чтобы жить в Нём. Холод, свет, что режет глаза – я привыкну, мне всё равно уже не вернуться.
А ещё здесь есть большой тёплый кусок меня… или это кусок Его?..
Ощущение почти погребено под навалами нового. Свет принёс с собой цвета. Мне не нравится свет, но в темноте теперь стало страшно – всё белое становится серым и теряет размеры и форму – ещё непонятнее, ещё страшнее…
Я привыкну. Ощущение почти ушло, я уже почти не помню это всеобъемлющее… Я забыл.
2
В комнате темнеет, светлый прямоугольник окна становится синим, тени в углах густеют и меняют форму.
Это всё повтор: так уже было несколько часов назад.
Хочу снова стать зародышем; хочу тихо гнить в материнской утробе, а уж потом родиться в этот мир, потому что само с дерева падает только насквозь прогнившее яблоко и поэтому далеко от яблони не откатывается.
Ну и пусть. Зато здесь темно и тепло (где-то было… не помню…).
Меня, конечно, отсюда вытащат, но до того пройдёт не меньше получаса, а влажные дорожки на щеках видны только если присматриваться; подушка тоже успеет высохнуть. Пусть приходят. Я посмотрю на них так, что они наконец поймут.
…
Ненавижу!
Уйду, сбегу… завтра же! Нет, сегодня!.. сейчас же!.. «Мама, я погуляю на велосипеде!» «До половины пятого.» «Ага.» (навсегда!.. и не вернусь!.. и пусть они тогда ищут и плачут!..). «Не опаздывай.» «Ага». Дверь захлопывается, квадраты солнечного света на облупленной зелёной краске стен, в груди ещё клокочет, дыхание постоянно сбивается.
Со смертельно обиженным лицом прохожу мимо старушек у подъезда (пусть задумаются!). Они не замечают (да я вообще кому-нибудь нужен? «кому ты нужен на этой секции с таким ростом!» НЕНАВИЖУ!!!)
За город. Улица упирается в окружную, а если ехать долго по окружной, то приеду к бабушке. Она добрая, и печёт вкусные пирожки с вишнями, и показывает подружкам мои письма. Поеду к ней (…а вдруг найдут?.. не догадаются. а бабушка не расскажет, если я попрошу…)
НЕНАВИЖУ!!!!!
3
В комнате темнеет, светлый прямоугольник окна становится синим, тени в углах густеют и меняют форму.
Это всё повтор: так уже было несколько часов назад.
Детство Туман какой-то. Всё, всё – галлюцинации. Я знаю, я видел. Картины памяти туманом окутаны, очертания в нём размываются, нечёткими струями одна в другую перетекают. И звуки, голоса особенно, – тоже в тумане. Эхом отдаются от стенок черепа. И живое всё. Агрессивно-живое. Туман пульсирует, мерцает, шуршит тихонько фоновым звуком – даже если других звуков нет, эхо всё равно остаётся – так бывает, когда болеешь и слизистые воспаляются. Больное детство, детство-болезнь.
Всего этого больше нет. Это призраки, болезнь перешла в латентную форму – я взрослый.
Стена раздвинулась и вновь сомкнулась за спиной. Разворот… – стена. Стеклянные окошки – «не прислоняться». Ловушка!..
Просто вагон. Это метро – гнойный кишечник города. Огромные гнилые массы человеческих отходов прогоняются здесь взад-вперёд изо дня в день. Тонны и тонны вонючей плоти, орущие куски мяса с расстроенными гитарами, чёрные зубья эскалаторов.
Здесь законсервированная атмосфера, здесь нет ни жары, ни морозов.
Тяжело в этом месте. Странные звуки, непонятные. И образы от них приходят странные, страшные. Головы отрубленные, руки – старая песня. Привык. Хотя неприятно: уйти хочется от этого, но куда – непонятно, потому что некуда.
Тоже привык: образы похожи друг на друга, как две капли воды, и были такими же вчера, позавчера, полгода, год назад. Всё одинаковое.
Я засыпаю от этого однообразия, оно расслабляет чувства, отключает их. Мне нужно новое. А пока – спать.
Комната с закрытыми дверями – и бессчётное множество глаз в замочных скважинах. Смотрят, взглядами облизывают, шепчут что-то невнятное. Светятся.
Только они и светятся – остальное мутное, бесцветное – взглянуть не на что, и ухватиться не за что, и ощущение полного отсутствия.
Глаза широко распахнуты, слух до боли напряжён, пальцы слегка подрагивают – хоть что-нибудь, ну хоть что-нибудь!.
Ничего. Серое нечто, глаза в замочных скважинах и невнятный шелест голосов отовсюду.
Пять чувств здесь не нужны, остаётся шестое: может, через время?
Подождём. Целое время – это очень долго, наверное, даже больше, чем вечность. Перспектива пугает, но других не видно: чувства отказывают за ненадобностью, и ощущаемый близко выход теряется. Мутно, серо. Подождём.
Прорвался. Ну да ладно, этим обычно всё и заканчивается.
4
В комнате темнеет, светлый прямоугольник окна становится синим, тени в углах густеют и меняют форму.
Это всё повтор: так уже было несколько часов назад.
Опять заперся. И не выйти теперь – слишком замок прочный. Из себя выйти крылья мешают – не пропускают, раскрываются – а двери, из себя ведущие, узки.
Страшно. В такую ловушку попадать ещё не приходилось – помещение в себе малó очень: чуть вырастешь – по стенам размажешься, убьёшься, не будет тебя. Останется в себе небольшая полость, красная; окна себя стеклянными станут, движения размеренными. Риск ошибки сведён к минимуму – мишени на окнах нарисуются, механизм сработает чётко, не уйдя ни на миллиметр в сторону – «цель уничтожена». Разворот – прицел – пли! – «цель уничтожена» – разворот
А расти надо. Иначе смысла нет. А смысл нужен – если цель средств не оправдывает, значит ничего уже не нужно. Страшно. И выхода не видно.
Вот так и теряют самое ценное: сами сжигают и выбрасывают, рыча от ненависти. К чему? К этим вещам, которые так любовно перебирали ещё вчера вечером? Наверное, нет.
А, впрочем, какая разница?!
Вот и летят в мусоропровод детские рисунки и письма когда-то любимых.
И всё. А это уже другая жизнь.
И не вернуться, чтобы посмотреть – как там теперь, и не вспомнить. Другое, всё другое – а лучше ли? а хуже? а какая разница? Всё равно – не вернуться, не вспомнить, не исправить. А раскаиваться – пустое, только зря лоб разбивать. И ведь не дурак же, а всё грехам своим да ошибкам молишься, а остальное – мимо, всё мимо. Не хочу, не могу, не буду!
Трясина.
Серая глыба неба с красным потёком заката – как камень, брошенный в висок. Красное на сером – цвет жизни. Блуждающий огонёк в болоте. Не ходи, там трясина! Но ты снова пытаешься объять необъятное и ловишь тени по стенам. Трясина. Вязкое, густое, серое месиво липко обхватывает ноги и тянет, топит, душит… щиколотки… колени… А когда на губах почувствуешь вонючую жижу – передёрнешься, рванёшься, криком грудь разорвёшь: «Не буду!!!»
Не будешь, конечно.
Крутятся в голове горькие мысли, тяжёлые; как жернова прошлое в мелкую труху перемалывают, в тонкую пыль картины крошатся, запорашивает пылью память, во все щели пыль забивается, на глаза оседает – открыты глаза, да не видят: а зачем? Не нужно больше, хватит, в том что есть разобраться бы – пусть оставят все меня в покое, я не хочу никого видеть, я не хочу ничего слышать, с меня довольно.
Глаза снова наполняются – и наконец становится видно. Я хорошо вижу только сквозь слёзы.
Взгляд со стороны!.. – нет, показалось.
Укрыться с головой, вжаться лицом в подушку – я не хочу, чтобы кто-то видел моё лицо: оно не для этого, оно вообще ни для чего, оно мокрое и перекошенное, оно не моё, кто-то сделал его для меня, потому что боялся другого, настоящего, боялся до смерти – и убил. Нет его, одна улыбка осталась. Странная улыбка…
По черепу разбегаются трещины – глубокие чёрные пропасти: там темно и бездонно. Засунь туда палец – вынешь обглоданный: там живут чудовища, бесятся; вот и трескается тонкая костяная клетка, вот и жить страшно становится. Выпустишь, выскочат – пойдут клочки по закоулочкам. Ну, а кто первым на их пути окажется, сам понимаешь.
И никогда вам не увидеть моего мира ненадёжного, зыбкого, как топь болотная. И никогда не услышать тревожного скрежета когтей за приоткрытой дверью, лёгких шагов за спиной. Никогда потому что дверь сюда заросла давно. Уходите, не стучите в стену своими когтями, перестаньте звать меня из-за спины и не смотрите на меня, не смотрите на меня, не смотрите на меня!!! Уходите. Я устал от вас. Уходите.
А я лягу и накроюсь с головой одеялом. И постараюсь не вздрогнуть, когда кто-то сядет рядом.
5
В комнате темнеет, светлый прямоугольник окна становится синим, тени в углах густеют и меняют форму.
Это всё повтор: так уже было несколько часов назад.
Холодный ветер в спину – хорошо хоть, попутный. А что холодный – так это бывает, ничего. Не хочет зима умирать, не прошло, видно, ещё её время. Холодает…
Темнеет. Снова ночь – снова бессонная. Что делать?
А ничего. Ни-че-го.
Муторно. Под утро спать захочется, но поздно уже будет. Пора куда-нибудь.
Это как всегда – вчера точно так же было. И позавчера точно так же. Муторно.
Самое худшее, что и завтра будет точно так же. Круг замкнулся, вода стоячая над головой сомкнулась. Утопленник с вечно открытыми глазами – утопленнику спать незачем, он и так мёртвый.
А скоро порвётся тот последний нерв, по которому я пытаюсь перебежать эту пропасть. Успею?.. Крыло вывихнул давно, если сорвусь – то всё.
Крыло болит всё сильнее, нерв натянут до предела, до звона, вся слабина вытянута в ту сторону, откуда я бегу.
Дыхание в спину!.. Крылья вздрагивают, нерв подо мной – огромный красный канат – моё самосохранение – вибрирует со всё большей амплитудой. Я пытаюсь удержать равновесие, балансируя руками и здоровым крылом, боковым зрением вижу блеск лезвия за спиной… Этот нерв – последнее, что у меня осталось. И я оборачиваюсь.
И вот, когда остаётся так мало, все мелочи наконец становятся мелочами. Взгляд со стороны становится беспристрастным, холодным и объективным. Работающий где-то внутри таймер негромко пощёлкивает, и этот звук постепенно отодвигает из поля зрения всё остальное. Прошлое разочаровывает, настоящее не имеет значения, а мысли о будущем кажутся смешными. И остаются только развалины в голове и стук сердца, всё больше напоминающий тихие щелчки.
Вот она, граница – дальше не был ещё никто.
…
Слушайте: отсюда не возвращаются. Здесь тоже ничего нет. Здесь всё иначе. Здесь светло и нет расстояний. Отсюда хорошо видно всё и так же не понятно ничего. Это похоже на то, что там вы называете сновидением. Это – Я. Это – Моя Смерть. Это называется так.
Случилось, кажется. Хотя, в принципе, быть того не может. Ну и что? А ничего. Ничего теперь. Ни-че-го. Всё.
В комнате темнеет, светлый прямоугольник окна становится синим, тени в углах густеют и меняют форму.
Это всё повтор: так уже было несколько часов назад…
27.11.04
Голосование:
Суммарный балл: 10
Проголосовало пользователей: 1
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Проголосовало пользователей: 1
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Голосовать могут только зарегистрированные пользователи
Вас также могут заинтересовать работы:
Отзывы:
Оставлен: 31 января ’2013 01:32
Очень сильно. Несколько фраз заставили остановиться. Знакомое место, я там тоже писала, и не раз.
|
juleon
|
Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Трибуна сайта
Наш рупор