Автор считает своей обязанностью предупредить, что сборник рассказов «ЖД – истории» написан им, впрочем, как и все его произведения, в состоянии крайнего утомления, напоминающее состояние опьянения средней степени тяжести.
Потому не стоит искать в возможных случайных совпадениях реальных прототипов или площадок, на которых действуют герои маленьких рассказов о жизни современной Российской железной дороги - РЖД.
1. Как четыре мента и собака гонялись за жуликом
Считается, что зависть свойственна только человеку, существу, как известно, высокоразвитому и прямоходящему. Способность завидовать ближнему во все времена помогала роду человеческому выживать и развиваться, подгоняла и направляла его мысли и действия. Созидательная роль зависти особенно заметна в отраслях человеческой деятельности, связанных с бытом, досугом, тусовками и «гламуром». Что бы ни придумывали люди, как бы ни выпендривались, ни изощрялись в своем стремлении удивить и превзойти, их усилия, все же были созидательными.
Для равновесия в Природе каждому плюсу обязательно должен соответствовать свой минус. И «плюс» творческого, созидательного начала зависти бывает обычно уравновешен душевными страданиями, изматывающими и часто отнимающими последние физические силы.
Вот ведь как бывает – страдания душевные, а силы теряются физические! Да еще как теряются! Вот, посмотрите, как, поднимаясь по крутому склону, все тяжелее дышит и переставляет короткие ноги большая коричнево-черная собака. Восточно-европейская овчарка. Служебная собака, получающая установленный государством паек и прочее содержание, включая дрессировку.
Какое отношение имеет собака к чувству зависти, или, наоборот, чувство зависти – к собаке?
Начнем сначала.
Железнодорожный вокзал вытянулся вдоль берега реки, прижатый к ней горой, оседланной большим городом. Строили вокзал еще в позапрошлом веке, при Николае II – «Кровавом», о грядущем буйстве и многочисленности автомобильного транспорта тогда не думали.
Когда автотранспорт «уважаемых пассажиров» и лиц, их встречающих – провожающих начал забивать не только привокзальную площадь, но прилегающие улицы, парализуя полностью движение в этом районе, власти Города и Республики, столицей которой он, Город, и являлся, решили предпринять решительные меры.
Подоспело, или было умело подогнано соответствующее торжество – День независимости, или добровольного присоединения к России. Под этот праздник, сразу же получивший статус всероссийского, было выделено 46000000000 руб. (сорок шесть миллиардов рублей). Ледовый дворец, дорожные развязки, обходящие город федеральные автотрассы, были включены в перечень объектов первостепенной, для Республики и ее пятимиллионного населения, важности. Получалась сущая ерунда, всего-то по девять тысяч двести рублей на каждого жителя, от младенца до глубокого старика, или старухи.
Реконструкция здания железнодорожного вокзала стояла в этом грандиозном плане на первом месте. Кто будет возражать, или отрицать то, что вокзал – это лицо города? Какая стареющая красотка не захочет продлить свое очарование, и не использует для этого любые методы и способы? Разве она не тратит на это остатки средств и разума? Разве она не выставляет на пыльные полки, в заваленной давно нестиранным тряпьем ванной, ряды блестящих пузырьков и баночек с яркими наклейками?
Но это дело частное и индивидуальное. Если у человека пустой холодильник и тараканы в голове – это действительно его личное дело. О властителях и правителях сегодня говорить не будем, и не будем думать о содержимом холодильников в их казенных квартирах, продолжим нашу историю.
Итак, реконструкция вокзала. Она включала, прежде всего, весьма затратные работы по преобразованию рельефа местности. Гору необходимо было срезать, сотворить что-то вроде серпантина для общественного и личного автотранспорта.
И срезали. И засерпантинили. К остановкам, оказавшимся на уровне вокзальной крыши, провели с третьего этажа нового здания воздушный переход с траволатором – бегущей в одну сторону дорожкой. От сохраненной для потомков привокзальной площади по крутым склонам побежали к остановкам изломы лестничных маршей.
В хмурый сентябрьский полдень на крыльце нового здания вокзала стояли десятки людей – пассажиров, встречающих, таксистов и представители прочей прижелезнодорожной публики. Все с интересом смотрели и живо обсуждали разворачивающееся перед ними действо.
Обычное дело – вор карманник дернул кошелек у зазевавшейся у киоска тетки. Та закричала, привлекая внимание сотрудников полиции. Полицейские сотрудники, совершенно случайно, в этот момент занимали исключительно выгодную позицию. Со стороны вокзала проходил парный патруль с той самой собакой, а со стороны горы, отсекая неосторожного воришку от выхода на остановки городского транспорта, начали выдвигаться два сержанта в блестящих ботинках-берцах и с блестящим лицами. Здоровы телами были сержанты новоявленной полиции! Те, что с собакой – попроще, поджаристей, что ли. Ну, и собака – веский аргумент!
Воришка кинулся в сторону горы, к людям, а куда же еще? Сержанты растопырили руки так широко, будто ловили целое стадо баранов, и так пошли навстречу бегущему к ним худенькому пареньку в спортивном костюме.
Тот, не снижая скорости, дернулся вправо – влево, обозначая намерение обогнуть, обежать полицейский кордон. И в его пользу сыграло преимущество человеческого мышления. Предугадывая жульническую хитрость, один из сержантов рванулся вправо, другой – влево. Инерция молодых упитанных полицейских тел была таковой, что раскинула их метров на пять, прежде чем сержанты сообразили, что карманник зайчиком проворным юркнул в образовавшийся, между ними прогал.
Собачий проводник наклонился, отстегивая карабин поводка, а воришка был уже на первой ступеньке лестницы, ведущей к свободе. Он не оглядывался, не терял драгоценного времени, он смотрел на подходящий к остановке трамвай.
Овчарка рванула вперед, оторвалась от бегущего вслед проводника метров на десять, на привычную длину поводка и притормозила, поджидая его.
Сержанты в это время, как по команде, одновременно сняли черные береты и начали вытирать ими мгновенно вспотевшие лбы и прочие части озадаченных лиц.
Карманник рвался вверх, скакал через две-три ступеньки.
На два лестничных марша отставали от него проводники из того же ведомства, что и сержанты, оставшиеся на площади.
Между воришкой и проводниками, низко припадая животом, бежала сытая собака. Она уже многое повидала в своей собачей жизни и усвоила правило и принцип своей нелегкой службы – не высовываться! Излишняя прыть была чревата пинком догоняемого по ее ребрам или ударом по зубам. Временами она оглядывалась на проводника, пинок-то можно получить с двух сторон!
Люди, стоявшие на широком крыльце, весело поругивали нерасторопных сержантов, смеялись над собачьей хитростью и явно поддерживали воришку. Не само воровство, конечно, а его прыть и смекалку, находчивость и ловкость.
Не специально подошел трамвай, но вовремя!
Воришка заскочил в него и уехал, собака завернула вправо, в сторону остановочного павильона и спряталась в нем. Туда же, старательно изображая озабоченность, зашел и вконец запыхавшийся проводник. Сержанты пожали могучими плечами и пошли по очередному служебному делу в неизвестном для широкой публики направлении. Публика веселилась, обсуждая увиденное, поругивала и полицейских и зажравшуюся собаку.
Прислонившись к грязной стенке привокзального киоска, тихо плакала пожилая женщина в сбившемся набок клетчатом платке, оставшаяся в минуту и без последних денег и без билета на пригородную электричку, которая должна была отвезти ее в родную деревню, подальше от страшного города и от городского кладбища, давшего последний приют ее единственному сыну.