Volodya, рассказ "Светка"

I
Этот ноябрь выдался жутко холодным. Леденящий ветер пронизывал насквозь. Снег, то срывался дикими белыми хлопьями, то превращался в жесткие капли и молотил по лицу. Но мы продолжали бурить трехметровые скважины в поле, ибо дуракам покоя нет, особо в выборе профессии, сами понимаете.
Жили, а скорее, ночевали, в заброшенном сельском клубе. Скрашивало все это счастье водка да консервы - по вечерам, и пиво с вермишелью моментального приготовления – по утрам. Для этого в селе существовал единственный в своем роде ларек.
Шел второй день командировки, и мы ложились спать; в полуразрушенном доме гулял ветер, в унисон подпевая дрожащим оконным стеклам. Укутавшись в фуфайку и ватное одеяло, я лег на панцирную сетку разбитой железной кровати и отвернулся к стене:
- Ромыч, сколько сегодня сделали?
- Двадцать три дырки, - Ромыч зевнул.
Водитель - третий член нашей гоп-компании мирно посапывал в углу, на чудом уцелевшей деревянной койке.
- Выспаться бы, а то завтра не потяну, - я закрыл глаза.
Через пять минут после формального отбоя, в комнате «ночной тишины и поющего ветра» начало что-то скребстись и шуршать. Причем очень настойчиво, и даже с неким, можно сказать, фанатизмом.
- Ну что за ёханый бабай! – я ненавижу посторонние механические звуки, когда засыпаю. Ненавижу!
Скрепя всеми частями тела, кровать отпустила меня на поиски: я включил свет и стал заглядывать под койки. Ромыч и водитель отодвинули стол: в плинтусе обнаружилась дыра, размером с куриное яйцо; мыши, ёпт! А что вы хотели увидеть в заброшенном клубе, попугайчиков?
- Эти твари покоя не дадут, - мы стояли и смотрели на нору, - что делать?
- Яду достать бы, - сказал водитель.
- Да где ж его сейчас найдешь? Ночь на дворе…ладно, давай спать. Может получится, - и мы разбрелись по койкам.
Спать в ту ночь не получилось: как только выключили свет - сразу же начался дикий мышиный топот и погрызывание всего и вся. Лампочку пришлось включить, чтобы убрать со стола продукты: как в детской игре «жмурки», мыши моментально спрятались и затаились. После уборки, опять возникшая темнота, вмиг породила широчайший диапазон звуков и движений…
II
Утром, невыспавшиеся, помятые и злые, мы вышли умываться. Понятно, что воды в заброшенных домах культуры не бывает и надо идти к артезианской скважине, где она льется самотеком. Разбив лед, умылись; на обратном пути мелкие сосульки весело позвякивали на волосах.
- Четыре «жигулевского» в стекле и два «Роллтон» со вкусом курицы, пожалуйста, - я пытался разглядеть продавщицу в амбразуре ларька. Из тьмы сверкнули два старых раскосых глаза, и я отшатнулся.
Мы шли в жилище и чувствовали себя как в музее: со всех сторон на нас таращились жители села. Дело в том, что русских отсюда нежно попросили уехать ещё лет десять назад, и хотя это место называлось «российская федерация», но мы были здесь своего рода экзотикой. Не трогали нас по одной тяжелой причине: мы делали нужную работу, за которую они уже заплатили. Понятное дело, что никаких развлекательных программ для нас предусмотрено не было, поэтому командировочное расписание не страдало культурными изысками: еда-работа-еда-сон, далее - смотри начало.
Я и Ромыч выпили пивка, водитель отказался. Хотя милиция здесь понятие очень условное, как и власть в целом, но старые водительские привычки не переделать. Побросав пустые бутылки под кровати, и убрав со стола, поехали бурить.
Ветер и холод в поле никак, даже отдаленно, не похожи на то, что они представляют из себя в городе, среди домов. В бескрайней степи этот тандем чувствует себя так раскованно и свободно, что приводит человека в ужас. Каждые полчаса мы отогревались у печки в машине, но это помогало ненадолго: через пять минут ты чувствовал дрожь от пронзающих тебя тысяч холодных игл.
В этот день было сделано тридцать проколов. Оставалось всего ничего: ещё триста…
Вечером, на электрической печке мы сварили борщ из томатной пасты и взятой на прокат фермерской капусты. Все равно получилось лучше, чем у «роллтона» с вермишелью. Развели спирт, грохнули по стакану и за разговорами совсем забыли о главном: мыши, ёпт! Но было опять поздно…
- Может прокатит? – неуверенно сказал водитель.
- Ну, и выбора у нас нет, - философски поддержал я, - будем надеяться, что прокатит и будет спокойно…
На улице стояла тихая ночь: такую показывают в фильмах про Рождество или кока-колу. Убийственно хотелось спать. Мы потушили свет и рухнули на кровати. Через пять минут власть в комнате переменилась: везде зашуршало, заскреблось и задвигалось. Я затыкал уши ватой из матраца и кидал в них свои сапоги; я укрывался с головой и включал свет – помогало, но ненадолго.
- Нет, так не усну! Надо что-то делать! – я сел на кровать и включил лампочку.
Ромыч и водитель злобно терли глаза: мои движения, надоели им ещё больше мышей.
- Не, ну а чё делать? – водитель озирался вокруг, - может ботинками мочить?
- Не, ботинками хрен их убьешь! Живучие твари, - сказал Ромыч.
- А если не убить, значит, будем кормить! – я полез за хлебом, - Может у них совесть появится, и они не будут мешать спать. И отломив несколько кусочков, предварительно макнув их в тушенку, я положил их возле дырки. Ромыч выключил свет, и мы легли. В темноте послышался осторожный шум и тихое движение: хлеб уходил. Наступила гробовая тишина, и мы провалились в беспокойный командировочный сон.
III
Утром я проснулся от шороха и писка: возле стола сидела прикольная серая мышь. Она без боязни смотрела на меня своими глазами-пуговками. Вид у неё был настолько умный, а взгляд настолько понимающим, что мой порыв кинуть сапогом умер ещё в проекте.
- Здарова, тварь, - сказал я на полном серьезе, - жрать хочешь?
Мышь не двигалась и смотрела на меня.
- Мужики, прикинь, мыша сидит и не боится, охренеть просто! – я начал натягивать сапоги.
- В натуре, сидит, - Ромыч выглянул из-под одеяла.
Мы подошли к столу - она осталась на месте, и только глаза внимательно следили за нашими движениями.
Отломив кусок хлеба, я положил рядом с ней. Мышь, по-деловому осмотрев хлеб, потащила к норе. Оттуда выглядывало несколько мелких тварей.
- Так это ж её дети! – водитель подошел к нам, - видал, сама не ест – мелким несет, как человек прям.
Я отломил кусок побольше, чтобы, значит, не пролез в нору по габаритам:
- Интересно, а что сейчас эта тварь придумает? – и три небритых, заспанных, здоровых мужика внимательно начали следить за развитием ситуации. Мыша, вполне освоившись, поднесла кусок к дырке, стала откусывать и подавать передними лапами в нору. Там, на приемке, мышата принимали и уносили в закрома их малой родины. Охренеть! Вот это цирк! Мы даже на время забыли о работе! Но отломив ещё несколько кусков и бросив их в дырку, мы засобирались: всё-таки бурить ещё много, и никто кроме нас это не сделает…
- Четыре бутылки «жигулевского», две пачки «Роллтона», любого, и сметаны дайте,- я даже не пытался посмотреть в зево ларька и сунул деньги наудачу.
- Какой сметан давать? – донеслось из ларька.
- Ну так, чтобы мышам понравилась. Есть такая?
Возникла пауза. Внутри ларька что-то загремело, и на прилавок поочередно выставился весь товар, включая сметану. Да, не здесь была родина юмора, однозначно.
Позавтракав, как и в прошлый раз, мы отправились в поле.
Вечером доели борщ и начали играть в карты.
- Слушай, давай мыше тарелку сделаем, что она с пола ест? - На водителя уже начал действовать алкоголь.
- Давай, делай! – Я полез в пакет и достал ему несколько пластмассовых крышек.
В этот раз мы положили ей сметаны, хлеба и тушенки. Всё это расставили под столом у наших ног.
- Надо бы назвать как-то тварь. Всё-таки с нами вместе лямку тянет, – серьезно сказал Ромыч.
- Да, с ней как-то настроение поднимается, светлей, штоли, становится, - водитель полулежал на кровати и философствовал.
- Ну вот, Светкой и назовем, - сказал я, раздавая карты.
Сыграв партию, мы услышали шорох; Светка подбежала к своим тарелкам и начала тыкать свой нос в каждую из них. Надо ли говорить, что карты были сразу заброшены: начиналось представление! Поев, она, короткими перебежками начала носить продукты в нору. Там, как всегда, на подхвате, стояли мышиные сыны и дочери. Они не выходили. Видимо мать не разрешала бездумно рисковать жизнью, и запрещала прохаживаться возле трех пьяных, пусть и добрых, мужиков. Я посмотрел на будильник: было ровно семь часов вечера.
- Охренеть, она ж меня разбудила в семь утра! Мы бы проспали, будилу ведь никто не завел! И сейчас пришла в семь, - я зачем-то крутил будильник в руках.
- Ну вот, теперь нам и будила не нужен, хе-хе, - Ромыч оторвался от просмотра бесплатного цирка,- умная тварь, согласись!
- Далеко не дура, - сказал водитель и разлил спирт по стаканам.
- А почему ты на троих разливаешь? Нас же четверо, - я взял бутылку и плеснул разбавленного спирта в пластмассовую крышку.
IV
Утром, ровно в семь, меня разбудил тихий, ненавязчивый шорох: Светка сидела возле своих тарелок.
- Вставай, братва! Мышу кормить, да на работу! – я полез за сапогами под кровать…
- Надо бы пивка подлить Светке, а то она тоже вчера усугубила с нами, - Ромыч плеснул «жигулевского» в крышку, - вот и порядок, подруга, сейчас лучше станет…

Так прошло десять дней. Светка, как по часам приходила ровно в семь утра и семь вечера. Она ела и пила вместе с нами, а потом кормила своих детей. Вообще, своей заботой о потомстве, храбростью и решительностью она просто купила нас с потрохами! Мы так привыкли к ней, что вряд ли я могу описать словами эту, мягко говоря, странную дружбу. Тем более эта дружба казалась странной в этой дыре, где с нами из жителей никто даже не разговаривал, не то чтобы дружить; но почему-то дружили мыши.
Утром, на одиннадцатый день знакомства, я проснулся от яркого солнечного света: луч пробился сквозь пыль и грязь окна и расплескался радугой на моем лице. Посмотрев на будилу, я вскочил:
- Мужики, девять часов! Проспали!
Ромыч повернулся на кровати:
- О, а Светка где? Почему не разбудила?
Точно! Светки не было: мы рано легли спать и оставили мыше пайку, но она оказалась нетронутой.
- Светка! Светка! Светка! – мы ходили по комнате и топали по полу, может спит?
Но её нигде не было…
Отработав последнюю смену, мы пришли в комнату собрать свои вещи, между делом продолжая звать и искать Светку; не хотелось уезжать не попрощавшись. Не по-русски это…
- Слышь, Ромыч, денег то у нас совсем нет, - я посмотрел под кровати: там валялось несметное количество стеклотары, - давай бутылки сдадим, пива купим хотя бы. За отъезд, то да сё…
- Давай. Не на себе ж тащить. В городе и сдадим.
Бутылок получилось два больших мешка. Мы погрузились в машину, на прощание оставив несколько открытых банок тушенки и булку хлеба возле норы…
Мы уезжали: из каждого двора, дома, курятника за нами пристально следили глаза. Так нас провожали. По-другому здесь уже не умели…
V
В городе мы сразу нашли приемный пункт. В мрачном темном подвале нам дали пустые ящики и мы в быстром темпе заполнили их бутылками.
- Мы принимаем только чистые бутылки, - огромная женщина профессионально трогала горлышки, проводя по ним пальцем, и считала посуду, - вот эту забирайте! Она вытащила бутылку и отдала нам:
- На хрена мышь то туда засунули? Вы б ещё насрали туда, демоны! Всё шутки шутите! А если б не я, а Валька была? Да тут бы вам и конец пришел, оглохли бы от крика…
Она вдруг замолчала от внезапно возникшей мрачной тишины: мы стояли и смотрели на бутылку. Там была мертвая Светка…

Если кто видел нашу процессию со стороны, тот мог бы подумать, что троим мужикам то ли делать нечего, то ли выпить негде: на пустыре, выкопав небольшую могилу, мы закопали Светку.
- Ну все как у людей, гляди, - водитель присел на сломанное маленькое деревце, - видимо, по утру сушняк долбил, а мы пиваса не плеснули. Она и пошла искать, да залезла в бутылку: там же оставалось немного… а обратно уже не выйдешь – тишина, скользко…а мы и не догадались там посмотреть…научили на свою голову бухать…ну все как у людей получилось…
Мы с Ромычем стояли и пили пиво: обратная дорога действительно очень тяжелая и очень скользкая…