-- : --
Зарегистрировано — 123 601Зрителей: 66 665
Авторов: 56 936
On-line — 12 236Зрителей: 2378
Авторов: 9858
Загружено работ — 2 127 167
«Неизвестный Гений»
Цикл рассказов «В походной обуви». Два авторитета или памятник
Пред. |
Просмотр работы: |
След. |
05 ноября ’2012 10:18
Просмотров: 22274
Цикл рассказов «В походной обуви»
Два авторитета или памятник.
На склоне горы Эльбрус, в просквозимом, бункерном коридоре канатной станции «Кругозор» среди некрологов, пришлябурованных скальных крючьев и расписания движения «канатки» я остановился перед фотографией. Она была черно-белой и не новой, из-под защитного стекла на меня смотрел старец. Печальные чувства по прошедшей юности нахлынули на меня маленькой лавинкой. Улыбчивый, кавказский дедушка сидел на камушке с тросточкой в руках, в простеньких роговых очках, при папахе, в бурке, с традиционным внушающим уважение, а не страх, кинжалом и… в триконях! Эта проверенная ретроальпинистская обувь не гармонировала с традиционной, веками опробованной одеждой деда, и в тоже время была настолько к месту и родной по духу, что я значительно задержался у изображения. Мы не были знакомы. Но! В далеком 1985 году спуститься в Азау и на берегу Баксана не послушать про известнейшего спасателя Чокка Залиханова было не то, что бы невозможно, просто неуважительно. И вот в 2004 году я снова чую дух легендарного проводника.
Мы готовились к попытке подняться на Эльбрус и, совершая очередной акклиматизационный набор высоты, запоздали на последний фуникулёр. Молотить сыпучий склон на спуск было не то чтобы не профессионально, а уже поздно. Обрывистый и неизвестный путь вниз опасней, чем подъём. А если дело идет к сумеркам, то лучше заночевать где придется, чем попусту беспокоить спасателей, которые и к живым не всегда успевают. Но канатно-висячая дорожка еще не закрылась, по станции сновала обслуга, готовясь к последнему, рабочему спуску с персоналом и инструментом.
- Спус тэбъэ семъсотъ рублей, - заявил мне на бегу местный, из работников.
Ошибку он не сотворил только в одном слове – рублей! Все остальное было не суть как важно.
- Это типа в 10 раз больше чем в кассе? - Я уцепился за диалог, как за удобный скальный уступчик, годный для виса на уставших пальцах.
- Каждому! - также на бегу показал мне гайдаевскую грамотность второй работник, он был чуть постарше и грамотность со страстью к халяве у него была повышенной.
Присматривающая за канаткой молодёжь была нагловатого допризывного возраста, и как никто знала о нашем положении! Ночевка на бетоне сооружения, без снаряги, в легкой тренировочной одежде была сомнительным приключением на высоте 3000 метров. Парни же, собираясь в вожделенный низ, весело выполняли завершающие работы, с места на место перемещались скорым шагом, и продуманно ускоряясь до бега, если путь пролегал мимо нас. Наступало время последнего, технического рейса. Касса давно не работала, а диалог по причинам кавказской коварной дипломатии не клеился.
- Надо договариваться с этими торгашами, - командир Федорыч был в досаде, - холодная ночевка нам совсем не катит! - рассуждал он вслух. Рабочие с ключами наперевес продолжали ускоряться.
- А что! – Я почти ухватил за замусоленный рукав торопливого канатчика, - давно ли нет с нами уважаемого Залиханова, ну Чокка Аслановича! Я был почти уверен, что кабардино – балкарец не знает отчества знаменитого человека и моя осведомленность должна приостановить его посольский бег. Тот притормозил и напрягся, готовый снова сорваться с места.
- А он мой начальник, я таскал ему веревки от Азау на «Эхо Войны» давно, в 85-м, на спасе.
Мне показалось, что я заметил в чернущих глазах остановившегося, нечто отдаленно напоминающее человечность. Конечно, я врал, ни на каком спасе я не был. Но на перевале «Эхо Войны» бывал и поучаствовать в спасательных работах, да еще с такой личностью, да в то коммунистическое время, разве бы кто отказался!
- Он …умеъръ_- сказал кавказец.
- Давно?
- Давэнъ.
- А ты знаешь, что он! Он много раз подымался на Эльбрус! Да больше ста! И сотый подъем совпал с его столетием! -
Но видно нет пророка на родине его.
- Знаэ, - сухо ответил смотритель висячки.
И я понял, что этот мирный подвиг здесь не котируется.
- А сколько он людей спас! Да только мы тогда с ним! В 85 - м, пятерых с ледника сняли! Одного, правда, не подняли, его в трещине заклинило, быстро замерз. И это было не совсем вранье, ибо я помнил, что в 85 - м так оно и было.
- Дакэ это тут э раз в э одна неделя.
- Да ну! Так часто? Я всеми силами поддерживал диалог, но заинтересованности у канатчика не было.
- А ты знаишъ, - абориген сам перевел разговор на интересную и больную для него тему - что у него сынъ былъ, и он былъ оченъ большой авторитэтъ? И у него теперь самый большой и самый богатый… памятник … на кладбище!
Я сильно пропотел на подъеме и уже серьезно замерзал на сквозном ветре, мне очень хотелось вниз, в горный приют. Там стоит наш автомобиль, в тепле сняты койки. А на первом этаже…кафе с дровяной печью, а хозяева – честные трудяги предлагают постояльцам хичины толщиной в палец, украинский борщ и плов с бараниной.
И тогда я, общаясь с волками, завыл с ними по животному.
- Наверно этот авторитет погиб как настоящий мужчина… от пули?
Я приподнял ледоруб, как когда-то за цевьё поднимал автомат, и ловко закинул его за плечо, как и положено оружию. И это движение не ускользнуло от кавказца! Вот уж где руки по оружию скучают.
- Наверняка семь шестьдесят две! Это серьезно! Это надежный калибр.
Бывали в моей жизни удачные стрельбы. Редко! Но все же удавалось мне одна в одну три пули уложить. И здесь я, наконец – то, попал. Малый аж вспыхнул, а голос его стал срываться на низкий гортанный вой.
- Дда! Да! Э! Он э, сильно силен был. В отцаа! Он на разборка одиннъ поехалъ! Никого не боялъся. В него весь автоматтъ рожокъ, попал! Соркъ пуль! А он все жив былъ.
Поверь мне, уважаемый, не сорок, тридцать патронов в стандартном магазине у автомата Калашникова. Я-то с ним много лет… А уж плечо то, правое…
Канатный вымогатель посмотрел на меня исподлобья, не любят они, когда их поправляют. А я почувствовал! Как он завидует этому убитому авторитету! И мечтает не спасти чьи-то жизни, каких-то там иноверцев! А сотворить себе мемориал! И самый дорогой, и пусть даже на погосте! И смерти он, похоже, не больно-то боится.
- Пошли, уважаемый, - сказал я подростку, - и расскажи нам, как мужчина мужчинам, про сына Залимханова! Я уже понял, какой он у вас серьезный авторитет.
Мы, зашли в вагончик канатной дороги, он качнулся под нами над бездной, как наша хрупкая судьба.
- А вы чего там встали, - окликнул я своих товарищей, - подтягивайтесь сюда, - об авторитетном человеке… речь пойдет!
Начало августа, года 2004.
Два авторитета или памятник.
На склоне горы Эльбрус, в просквозимом, бункерном коридоре канатной станции «Кругозор» среди некрологов, пришлябурованных скальных крючьев и расписания движения «канатки» я остановился перед фотографией. Она была черно-белой и не новой, из-под защитного стекла на меня смотрел старец. Печальные чувства по прошедшей юности нахлынули на меня маленькой лавинкой. Улыбчивый, кавказский дедушка сидел на камушке с тросточкой в руках, в простеньких роговых очках, при папахе, в бурке, с традиционным внушающим уважение, а не страх, кинжалом и… в триконях! Эта проверенная ретроальпинистская обувь не гармонировала с традиционной, веками опробованной одеждой деда, и в тоже время была настолько к месту и родной по духу, что я значительно задержался у изображения. Мы не были знакомы. Но! В далеком 1985 году спуститься в Азау и на берегу Баксана не послушать про известнейшего спасателя Чокка Залиханова было не то, что бы невозможно, просто неуважительно. И вот в 2004 году я снова чую дух легендарного проводника.
Мы готовились к попытке подняться на Эльбрус и, совершая очередной акклиматизационный набор высоты, запоздали на последний фуникулёр. Молотить сыпучий склон на спуск было не то чтобы не профессионально, а уже поздно. Обрывистый и неизвестный путь вниз опасней, чем подъём. А если дело идет к сумеркам, то лучше заночевать где придется, чем попусту беспокоить спасателей, которые и к живым не всегда успевают. Но канатно-висячая дорожка еще не закрылась, по станции сновала обслуга, готовясь к последнему, рабочему спуску с персоналом и инструментом.
- Спус тэбъэ семъсотъ рублей, - заявил мне на бегу местный, из работников.
Ошибку он не сотворил только в одном слове – рублей! Все остальное было не суть как важно.
- Это типа в 10 раз больше чем в кассе? - Я уцепился за диалог, как за удобный скальный уступчик, годный для виса на уставших пальцах.
- Каждому! - также на бегу показал мне гайдаевскую грамотность второй работник, он был чуть постарше и грамотность со страстью к халяве у него была повышенной.
Присматривающая за канаткой молодёжь была нагловатого допризывного возраста, и как никто знала о нашем положении! Ночевка на бетоне сооружения, без снаряги, в легкой тренировочной одежде была сомнительным приключением на высоте 3000 метров. Парни же, собираясь в вожделенный низ, весело выполняли завершающие работы, с места на место перемещались скорым шагом, и продуманно ускоряясь до бега, если путь пролегал мимо нас. Наступало время последнего, технического рейса. Касса давно не работала, а диалог по причинам кавказской коварной дипломатии не клеился.
- Надо договариваться с этими торгашами, - командир Федорыч был в досаде, - холодная ночевка нам совсем не катит! - рассуждал он вслух. Рабочие с ключами наперевес продолжали ускоряться.
- А что! – Я почти ухватил за замусоленный рукав торопливого канатчика, - давно ли нет с нами уважаемого Залиханова, ну Чокка Аслановича! Я был почти уверен, что кабардино – балкарец не знает отчества знаменитого человека и моя осведомленность должна приостановить его посольский бег. Тот притормозил и напрягся, готовый снова сорваться с места.
- А он мой начальник, я таскал ему веревки от Азау на «Эхо Войны» давно, в 85-м, на спасе.
Мне показалось, что я заметил в чернущих глазах остановившегося, нечто отдаленно напоминающее человечность. Конечно, я врал, ни на каком спасе я не был. Но на перевале «Эхо Войны» бывал и поучаствовать в спасательных работах, да еще с такой личностью, да в то коммунистическое время, разве бы кто отказался!
- Он …умеъръ_- сказал кавказец.
- Давно?
- Давэнъ.
- А ты знаешь, что он! Он много раз подымался на Эльбрус! Да больше ста! И сотый подъем совпал с его столетием! -
Но видно нет пророка на родине его.
- Знаэ, - сухо ответил смотритель висячки.
И я понял, что этот мирный подвиг здесь не котируется.
- А сколько он людей спас! Да только мы тогда с ним! В 85 - м, пятерых с ледника сняли! Одного, правда, не подняли, его в трещине заклинило, быстро замерз. И это было не совсем вранье, ибо я помнил, что в 85 - м так оно и было.
- Дакэ это тут э раз в э одна неделя.
- Да ну! Так часто? Я всеми силами поддерживал диалог, но заинтересованности у канатчика не было.
- А ты знаишъ, - абориген сам перевел разговор на интересную и больную для него тему - что у него сынъ былъ, и он былъ оченъ большой авторитэтъ? И у него теперь самый большой и самый богатый… памятник … на кладбище!
Я сильно пропотел на подъеме и уже серьезно замерзал на сквозном ветре, мне очень хотелось вниз, в горный приют. Там стоит наш автомобиль, в тепле сняты койки. А на первом этаже…кафе с дровяной печью, а хозяева – честные трудяги предлагают постояльцам хичины толщиной в палец, украинский борщ и плов с бараниной.
И тогда я, общаясь с волками, завыл с ними по животному.
- Наверно этот авторитет погиб как настоящий мужчина… от пули?
Я приподнял ледоруб, как когда-то за цевьё поднимал автомат, и ловко закинул его за плечо, как и положено оружию. И это движение не ускользнуло от кавказца! Вот уж где руки по оружию скучают.
- Наверняка семь шестьдесят две! Это серьезно! Это надежный калибр.
Бывали в моей жизни удачные стрельбы. Редко! Но все же удавалось мне одна в одну три пули уложить. И здесь я, наконец – то, попал. Малый аж вспыхнул, а голос его стал срываться на низкий гортанный вой.
- Дда! Да! Э! Он э, сильно силен был. В отцаа! Он на разборка одиннъ поехалъ! Никого не боялъся. В него весь автоматтъ рожокъ, попал! Соркъ пуль! А он все жив былъ.
Поверь мне, уважаемый, не сорок, тридцать патронов в стандартном магазине у автомата Калашникова. Я-то с ним много лет… А уж плечо то, правое…
Канатный вымогатель посмотрел на меня исподлобья, не любят они, когда их поправляют. А я почувствовал! Как он завидует этому убитому авторитету! И мечтает не спасти чьи-то жизни, каких-то там иноверцев! А сотворить себе мемориал! И самый дорогой, и пусть даже на погосте! И смерти он, похоже, не больно-то боится.
- Пошли, уважаемый, - сказал я подростку, - и расскажи нам, как мужчина мужчинам, про сына Залимханова! Я уже понял, какой он у вас серьезный авторитет.
Мы, зашли в вагончик канатной дороги, он качнулся под нами над бездной, как наша хрупкая судьба.
- А вы чего там встали, - окликнул я своих товарищей, - подтягивайтесь сюда, - об авторитетном человеке… речь пойдет!
Начало августа, года 2004.
Голосование:
Суммарный балл: 20
Проголосовало пользователей: 2
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Проголосовало пользователей: 2
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Голосовать могут только зарегистрированные пользователи
Вас также могут заинтересовать работы:
Отзывы:
Нет отзывов
Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Трибуна сайта
Наш рупор