Об убогости и отдыхе в одиночестве

Окаменелые голубые глаза силуэта сидевшего у окна страшили бы если в комнате кто – то был. А комната и помимо хозяина отдавала тоской и бедностью. Вот на белом столе , краска на котором местами обсыпалась, стояла шахматная доска с фигурами и подойдя ближе знаток бы заметил, что черные фигуры выигрывают один два хода и королю будет шах и мат, далее поля битвы стоял стакан с заваркой в пакетиках, чай на упаковке хоть и гласил, что он является черным , но присмотревшись как он растворяется воде, скорее походил на дешевую марку красителя отборного бурьяна, который можно найти на любой клумбе. От чая исходил притворный аромат ароматизаторов, и это придавало комнате запах бедности. Далее лежали 4 потрепанные книги, авторов никто не мог прочесть, слишком уж древние были книги, зачитанные, как говорят до дыр. Паркет и тот вовсе походил на атрибут старого дома, поскрипывал при малейшем движении в комнате, деревянный и прогнивший по нем и днем бегали мыши, но хозяин будто бы не замечал. Деревянные рамы, стекла дребезжали, как и пол, штукатурка обсыпалась. Чувствовался запах гнили, вся комната будто проживала сцену из фильма периода войны, но увы на дворе 21 век.

Сторонние даже удивились б если бы узнали, что эту убогость и гниль была принята силуэтом с голубыми глазами, как земной рай. Всем подавай шик и удобства, а он видел прекрасное в сущих мелочах, даже в этой комнате. Он любил весь дом, хоть другие сторонились его, он любил его шум, хоть другие боялись и шаг ступить без надобности, он любил как он пах, хоть и другим гниль и плесень явно вызывала бы чувство отвращения. Даже в этой комнате было так много прекрасного, например, то что ее никаким местом не тронула модернизация, здесь даже телефонный аппарат был старым и так громко издавал дзвон, что казалось, лучше не придумаешь заглавную мелодию для фильма ужаса. Здесь можно было отдохнуть душой, чужое призрение сделало дом пустынным и давало возможность побыть с ценнейшим собеседником – собой. И такое безразличие, и бедность и ига в шахматы сам с собой, давала такую минуту полного умиротворения, которую не давал бы массаж. А силуэту было все равно до суматохи огромного города и чужых забот, он просто наблюдал в минуты за ними несущимися по своим делам и спешащими жить и внутренне улыбался, что он знает что такое спокойствие, он знает, что такое отдых, и он знает красота в простых вещах.

Силуэт моргнул, подошел к столу и поставил мат белым фигурам. В следующее мгновение он вышел во двор, включил телефон и проверил список входящих, позвонил всем кто звонил, вздохнул, взглянул на старый дом и пошел прочь, в толпу к бегущим, чтобы тоже спешить жить.