девятая привязанность

Я знаю, откуда в нашем роду взялись сумасшедшие женщины - они появляются, не сохраняя никакой очерёдности, и перемешивают собой женщин других, спокойных и нормальных, но ни о них сейчас речь. О сумасшедших. Не то чтобы они действительно сумасшедшие - эти дикие женщины любят, как дышат, и ненавидят, как дышат. Они живут по своим законам и правилам, избегая привязанностей, всю жизнь убегают от себя и от тех, кто им по-настоящему дорог, потому что привязаться, это ведь - утратить себя, свою суть, стать зависимой, стать частью совершенно другого существа, а это противоречит их природе, и потому они часто обречены на одиночество, эти женщины - кошки.

Мне рассказывали, моя прабабка была как раз вот такой - сумасшедшей, несдержанной в своих эмоциях и чувствах, и влюбившись в мужчину, вся вина которого и состояла в том, что был он женат, и на чувства её не ответил, она прокляла его. Говорят, она так неистово кричала, и крик её перемешивался с воем, а вой переходил в безумный, безнадёжный плач, для того только, чтобы снова смениться звериным воем и жестокими в своей ярости и безнадёжности словами, летящими в небо, словно стая чёрных бескрылых птиц -

- Я вырву твоё сердце и скормлю его кошкам!

И неизвестно, какие ворота в небе открыла она этими своими словами, столь сильными в момент своего отчаяния и одиночества - отчаянного одиночества? И неизвестно, к каким силам обращалась, заклиная их помочь ей, да только известно, что силы ей помогли. Мужчину того нашли мёртвым на окраине посёлка, у самого леса, умер он неизвестно от чего, да только был исцарапан весь, словно гналась за ним стая обезумевших кошек, догнала и изодрала до такой степени, что сердце его разорвалось от ужаса и боли. И с тех пор, куда бы она ни пошла, летело ей в спину приглушенное - ведьмаааа..аа.., а потом и потяжелее полетело - забрасывали камнями, все ведь слышали её вопли, все видели, что умер тот несчастный, боялись, потому и били - в спину, сатанея от страха своего, им же и подпитывали свою злость.

Она и выжила потому только, что сбежала, не сообщив никому - куда, просто сгинула, оставив за собой пересуды и страшные воспоминания, а сама начала новую жизнь где-то в далёких краях, где никто не знал её, не знал - кто она, и что натворила. С тех пор так и пошло. Убегать, бросать, детей своих таскать за собой с места на место, любить, убегать, и снова спасаться бегством, и снова спасать своих детей, видя в них продолжение себя, безошибочно угадывая в них знакомые признаки...

Бабушка объяснила мне природу той странной силы, что живёт во мне, и призывала меня беречь себя, и быть очень, очень осторожной - настолько, насколько это вообще только возможно. И теперь я знаю, что именно разворачивается тёплым мягким клубком в моём животе - там, откуда вообще вся женщина и начинается, и чувствую, как растекается по венам, наполняя звенящей тихой энергией, и знаю, что не надо будить её до срока, и успокаиваю её, убаюкиваю как ребёнка, когда не могу уснуть ночью от сильного шторма внутри, и шиплю на неё по-кошачьи, призываю утихомириться, уснуть и раствориться в темноте моих снов...

И знаю уже, как закипает бешенством кровь, как бьёт в голову, перехватывая дыхание и выламывая виски, и как пляшет безумное сердце - так сильно, что приходится прижимать руки к груди - боюсь, как бы не пробило рёбра и не вылетело наружу раньше времени, разрывая на сотни лоскутков моё тело, мою жизнь, и бессмертную мою - до девяти - кошачью душу... И знаю, как воет внутри, как прорывается наружу сквозь сжатые зубы звериный вой, перемешиваясь со словами проклятий, которые - осторожнее, осторожнее! - так исполнительно и яростно летят в открытые уже в небе ворота, и знаю, что за каждое такое летящее слово я отвечу чьей-то нечаянной смертью, чьей-то сломанной жизнью, чьим-то разбитым сердцем.

Я вырву твоё сердце и скормлю его кошкам... оо...

И в такие минуты мне хочется стать одной из тех простых и милых женщин, чьи лица сплошь написаны правильными чертами, и нет в них ничего кошачьего, и содержание этих женщин – понятное и простое, и нет в них ничего разрушительного и сильного, настолько сильного, с чем справиться они бы просто не могли. И мне хочется быть понятной и простой, и не баюкать зверя внутри себя, но я знаю совершенно точно – мне такой не быть никогда, это несмываемо, как клеймо на теле – знак кошки. Но вместе с тем, я знаю и чувствую намного больше, чем знают и чувствуют все они, и в такие моменты я начинаю испытывать скуку от красоты их правильных лиц, и от предсказуемости поступков – тоже. Открытые чему угодно, кроме самих себя, они могут как угодно много обращаться к окружающему миру, задавая ему вопросы, мне же для этого надо всего лишь обратиться к себе, и к небу – иногда тоже, но это крайний случай, и их, эти случаи, надо беречь и пересчитывать, потому что девятый – последний, больше просто не будет.

У кошки девять жизней. Девять раз откроется и услышит небо, и на девятый кошки не станет – никогда и нигде, отныне и навсегда. И надо успеть родить маленькую кошку, если повезёт, хотя, как знать, можно ли это назвать везением вообще? Надо успеть передать ей всё – все эти живые и тонкие пульсации биения сердца мира, все эти бешеные и ласковые неосознанные устремления, заложенные природой, пусть и дикие, но такие настоящие. И рассказать ей о том, что можно не только ненавидеть - любить тоже можно столь сильно, что каждая минута, каждое движение сердца будет наполняться этой священной и вечной любовью до краёв, выше краёв, до самого синего бесконечного неба, в него устремляясь, как возвращаясь домой...

Бабушка рассказала мне о том, как узнать, любит ли тебя человек, которого любишь ты? Надо всего лишь, вспомнив о нём случайно, отбросить все мысли, и прислушаться к самому первому – животному и неосознанному ощущению внутри себя – там, где и начинается женщина, и если почувствуешь, как заструилось из живота к сердцу, и выше, к небу, лёгкое счастливое тепло, будто накрыли тебя краешком мягкого и душистого лоскутного одеяла, то уж точно можешь не сомневаться – любит. Отныне и навсегда, что бы ни делал, ни говорил, о чём бы ни молчал. Это всё не важно. Важно только самое первое еле уловимое устремление, возвращающееся его откликом...

А женщины - кошки они ведь такие - одному небу известно, почему вдруг независимое существо притаскивает колышек навстречу всего лишь только встречному взгляду мужчины - своего мужчины, вбивает колышек в землю, привязывает к нему своё сердце и гуляет исключительно вокруг, а спать укладывается мягким мурчащим калачиком неподалёку. Как с первой секунды, с первого взгляда, и с первого вдоха одним с ним воздухом под одним с ним небом приходит это узнавание - знание, бороться с которым просто бессмысленно и вообще бесполезно? И ничего кошке не надо - просто быть рядом, смотреть меланхолично на предмет своего обожания, и так уж и быть - на окружающий мир тоже чуть-чуть иногда, и рассеянно - устремлённо - внутрь себя, туда, где происходит стремительная внезапная любовь - в маленьком кошкином сердце. И хорошо, если всё хорошо, а если плохо, то тогда плохо настолько, насколько вообще только может быть. Потому что, если кошка вдруг понимает, что её не любят - не любят!! - она сначала недоумевает, потом верит и ждёт, что разрешится, разрешится, и всё станет хорошо, ну а если не становится, тогда мягкая домашняя кошка оборачивается дикой, и стремительно сбрасывая свою прирученность, обласканность и мягкость, она убегает, обрывая верёвку, обрывая и оставляя своё сердце - оно вернётся потом к ней, позже - оно всегда возвращается, ведь у кошки девять жизней...

А пока оно ещё валяется у колышка привязанное - вырванное и израненное, кошка превращается в дикую тень самой себя - прежней. И тогда она убегает - от него, от себя, от любви и привязанностей, от сердца своего брошенного, от объяснений - таких пустых и бесполезных, от всех этих лживых слов, обернувшихся такой невыносимой сердечной болью. Кошка вполне может прожить и без сердца довольно продолжительное время, но это будет совсем другое - злое и неприятное существо, и вы узнаете её по глазам, если встретите. Хотя это вряд ли. Раненая кошка прячется в самые дальние сокровенные уголки себя, забивается в самые тёмные расщелины переулков действительности, сливается с тенями в самых тёмных минутах повседневности, плачет и ждёт возвращения сердца... Такая кошка зла, такая кошка ненавидит столь сильно, сколь сильно любила совсем недавно, но никогда - никогда она не причинит боль тому, кого любила - только себе, только своему сердцу - до тех пор, пока любит... Кошкины слёзы невыносимы - они молчаливы и горьки, они направлены внутрь её души, и никогда - наружу, кошки не любят делиться своей болью...

А потом кошка всё же приходит в себя, её сердце возвращается к ней и потихоньку приживается, и кошка знает - минус один. Однажды сердце не вернётся, оно не перенесёт девятой - последней привязанности, и кошка умрёт...

Но это потом, в самый последний раз, а в предыдущие кошка отомстит. Когда она вполне оправится от своей боли, а кошки это умеют - бессердечные, оплакав свою утрату, они легко забывают о ранах, предоставляя им самостоятельно затягиваться, игнорируя боль, и тогда она становится как бы вне тела, вне души, вне сознания, вне времени и вне восприятия - и тогда больно просто перестаёт быть. И вот тогда кошка начинает мстить - она выходит тихой лунной ночью на крышу и поёт свою песенку, от которой вздрагивает и заходится сердце мужчины, что разбил кошкино сердце, и дети этого мужчины начинают беспричинно и безудержно плакать в своих колыбельках, а жёны резко портятся внешностью и характером, устраивая безобразные скандалы, ревнуя своих мужей к кому-то - к кому? Знали бы они - к кошке, смешно и страшно сказать...

А кошка поёт и поёт свою песенку, и слова её гремят по крыше мелкими камешками, а на землю падают уже большими громкими булыжниками, и глупые люди, спящие в своих постелях, ворочаются во сне, а наутро пугают друг друга рассказами о страшной грозе с громом, и даже - о землетрясении. А кошка всё поёт и поёт свою песенку, кошка не плачет, ей уже не больно, она уже не любит, и именно поэтому так легко может причинить боль...И она поёт и поёт, впиваясь когтями в сердце мужчины, и оно ноет и ноет, а ничего не понимающий мужчина говорит жене о том, что на сердце кошки скребут - и даже не представляет, насколько он близок к истине.

И горе тому мужчине, для кого поёт кошка - жизнь его превращается в сущий ад, и не понимая, что происходит, и не зная, к кому обратиться, он тем не менее понимает, что происходит страшное, и обращается к небу, молится и просит простить его - и сам не знает, за что. В его снах хлопают двери, метут сквозняки, и он теряет там поочерёдно всех своих близких, и остаётся навсегда в кромешном и горьком одиночестве, и нет вокруг уже ничего, кроме страшного - на пределе выносливости человеческого сердца - тоскливого кошачьего крика... Просыпается он в слезах и в ужасной слабости, как после тяжёлой болезни, бросается к своей женщине, надеясь обрести мир и покой в её объятиях, и глядя в её красивое и родное лицо, почему-то всё ищет и ищет цепкие кошачьи черты, и сам не понимает, не осознаёт - что именно он ищет, и не знает, куда уже убежать - от себя, от снов своих страшных, и от затягивающей - чёрной и страшной пустоты вокруг...

А кошка приходит в его дом и смотрит на ребёнка в колыбели - кошки любят детей. А ребёнок видит её и улыбается ей, и тогда маленькое злое кошкино сердце начинает таять, и она улыбается в ответ, а уходя, никогда больше не вспоминает этого мужчину, и никогда больше не поёт для него свою песенку... И тогда кошка уходит - куда-то на границу миров, где и гуляет сама по себе до тех пор, пока не встрепенётся и не позовёт её сердце - обратно, в мир людей...

А мужчина, чувствуя, что именно ребёнку обязан он своим вдруг вернувшимся спокойствием, благодарно утыкается в его мягкую, пахнущую молоком и солнечными снами макушку, и благодарит его за что-то - за что? И сам не знает, за что. И продолжает жить своей нормальной обычной жизнью, и тени покидают его дом, и жена улыбается и любит его - так спокойно и ласково, как может любить и кошка, если её не отвергнут. И живёт он так, не догадываясь совсем о том, что сердца-то в нём совсем почти не осталось - изодрали кошкины мягкие лапки, и живёт он не любя - а нечем там уже любить, а всего лишь отражением любви своей семьи живёт - тем и держится, и жив он только до той поры, пока любят его, и любовью своей с ним делятся...

Меня не обошла стороной эта наша семейная особенность, я родилась кошкой, и моя дочка - тоже. Как только я увидела её плоскую мордашку, крутой лобик и нахмуренные недовольно крошечные брови, я сразу поняла - вот она, будущая большая кошка, хоть пока и маленький котёнок. И мне так ужасно хотелось взять её зубами за загривок, спелёнутый из тонкой простынки, но я, конечно же, всего лишь взяла её руками - на руки, она пискнула и клянусь - зашипела на меня, рассерженно и еле слышно, и слёзы хлынули из моих глаз, скатываясь по щекам, как камешки по жестяной крыше, и молча, молча - всего лишь израненным своим сердцем, я пела и пела свою песенку, и маленькая кошка у моей груди слышала её сквозь сон, и мурлыкала, не просыпаясь. Спи, спи, маленькая моя кошка, спи, ещё не пришло твоё время, ещё не изранено твоё доверчивое сердечко, оно ещё в целости и сохранности, и полностью при тебе, и никто ещё не содрогнулся от твоей тихой песенки, пока ещё пою и пою только я. Спи, маленькая моя кошка, моё неистовое продолжение, воплощение последней моей - девятой привязанности. Я пою только для тебя сейчас, и это совсем другая песня, это песня бесконечной верности и бесконечной любви, и нет ей конца, как нет конца этому потоку воспроизведений, и ни я, ни кто - то другой не пообещает тебе ни лёгкую судьбу, ни лёгкую жизнь - кошки не выбирают, кошки просто рождаются кошками, и живут свои девять жизней, вручая кому-то свои сердца, не умея предугадать продолжения, и всего лишь любя, надеясь и веря - каждый из девяти предначертанных раз...
2012.


© Copyright: Наташа Толстихина, 2012
Свидетельство о публикации №21205130458