Урод

Урод.
Белый вертолет с красной полосой на борту вынырнул из-за крыш и, набирая скорость, пронесся над сонным пригородом в сторону алеющего восточного горизонта. Скользнув над глянцевой поверхностью озера Мор, винтокрылый аппарат приблизился к магистрали номер тридцать восемь и, плавно довернув, понесся вдоль нее. Спустя несколько минут темнокожий пилот обернулся к пассажирам и, сверкнув белыми зубами, что-то произнес, одновременно ткнув рукой вперед, туда, где в предрассветном полумраке угадывались беспорядочные сполохи огней сгрудившихся у дороги машин. Особого интереса, впрочем, все это у пассажиров не вызвало.
Пилот еще только глушил двигатели, а дежурная бригада врачей уже покинула вертолет. Не перекинувшись ни единым словом, все четверо быстро направились к обочине дороги, прямо к массивной, исковерканной ударом туше некогда щегольского черного лимузина.

Я медленно открыл глаза в ответ на чье-то мягкое прикосновение ко лбу.
- Господин Виго, вы слышите меня? – ударил по ушам незнакомый голос.
«Боже мой, ну, конечно, слышу» ответил я, но, кажется, мне не поверили.
- Господин Виго, дайте, как можете, знать, если слышите меня, - не отставал противный голос.
И мне пришлось извергнуть из себя короткий стон, означавший всего лишь «да». Но, даже после этого неизвестный мучитель не оставил меня в покое.
- Господин Виго, посмотрите сюда.
Но, самое страшное в том-то и заключалось, что я не мог выполнить эту просьбу. Глаза застилало мутное розоватое марево, в котором лениво плавали багровые облака.
- Доктор, возможно, не стоит трогать его сейчас? – донесся еще один голос, и я отстраненно отметил прозвучавшее «доктор». Совсем отстраненно.
- Но, вы же видели его томограмму, - раздраженно ответил тот первый, назойливый. – Если не начнем в течение ближайших пятнадцати минут, он серьезно рискует присоединиться к брату.
Я мысленно отметил это «брату».
Они еще о чем-то пререкались, а со мной начало твориться что-то странное. Пелена перед глазами ожила, заклубилась, вызвав головокружение и спазм в глотке. Он сказал «брату» и что-то во мне всколыхнулось.
- Твою мать! – выругался кто-то прямо мне в лицо. – Что это с ним?
Мое тело сотрясла короткая конвульсия и вокруг стало совсем шумно.
- Держите его! – продолжал издеваться надо мной тот первый, бессердечный. – Хватайте за руки!
«Брат!», и словно вспышка молнии озарила мое гаснущее сознание. И вернулись воспоминания, а следом за ними дикая, ни с чем не сравнимая, боль.
- Брат.
- В операционную его! – крикнул кто-то испуганным фальцетом.
В руку впилось тонкое стальное жало, но я даже не вздрогнул.
- Молчите, Виго, ни слова!
Похоже, мне удалось довести их до паники.
- Что с братом? – не знаю, как получилось, но я очень старался быть понятым. И напрасно.
В ответ прозвучала какая-то чепуха:
- К черту переломы! Сейчас нас прежде всего должна интересовать его голова.
Мир подо мной вздрогнул, скрипнул и стал куда-то исчезать. Точнее, он просто провалился вниз, оставив меня одного парить в пронзительной голубизне. Нет, не одного! «Брат» подумал я в последний раз и улыбнулся.




- Все, что угодно, мадам, только не смотрите на меня так, - брат взмахнул тростью. – Когда я вижу подобные взгляды у меня непроизвольно создается впечатление, что собеседника интересует только одно – как я подтираюсь.
- Оли, прекрати! – не выдержал я, но он в ответ лишь одарил меня ангельской улыбкой.
Глаза нашей собеседницы растерянно забегали, затем лицо ее окаменело. Но, вопреки моим ожиданиям, она не отошла.
- Знаете, а любопытно было бы узнать, как вы это делаете.
Брат уставился на нее с тем безмерным удивлением, с каким, наверное, смотрит кот на внезапно цапнувшего его мышонка. Я же похолодел, так как не сомневался, что сейчас он удовлетворит любопытство этой леди. Со всеми подробностями.
Заговорили мы одновременно:
- О, делается это просто. Берется бумага… .
… - Мне кажется, есть темы и поинтереснее… .
… - если дата четная, то это делает брат, если нечетная, то я… .
… - Вы знаете, на прошлой неделе мы были на … .
… - и дальше все происходит так же, как и у вас. То есть… .
… - премьерном показе «Птиц» Эдгара Свайза. Совершенно изумительный фильм. Правда, Оли?
… - Я подношу бумагу к заднице и… .
… - Да прекрати же, черт тебя побери!
Кажется, я заорал, потому что зал мгновенно притих, и множество голов развернулось в нашу сторону. Знаю, что не умею повышать голос, и вышло это у меня, должно быть, крайне жалко.
Собеседница изумленно уставилась на нас.
- Ну, знаете, господин Виго, я конечно наслышана о вашей эксцентричности, … но такого уж точно не ожидала.
- Вот и радуйтесь. Теперь будет, о чем посплетничать. – Грубо заявил брат.
И она еще раз удивила меня. Улыбнувшись странной, встречаемой мною раньше только в фильмах, мягкой улыбкой, она протянула мне руку:
- Что ж, до свидания, Иван. Вы не против, что я назвала вас по имени?
- Нет, - растерянно ответил я, пожимая мягкую ладонь.
А она все с той же улыбкой протянула руку брату… .
- Ну и стерва, - с каким-то даже уважением пробормотал Оливер когда мы остались вдвоем.
- Скотина, - обессилено бросил я в ответ.
Брат согласно кивнул. Уверен, ему и в голову не пришло, что вовсе не ее касался мой эпитет.
А к нам с напряженной улыбкой уже спешил хозяин. Но Оли уже
соскучиться, и улыбаться ему пришлось мне. Под нетерпеливое постукивание трости брата мы обменялись дежурными фразами, и вскоре все трое покинули зал. Стоящий в коридоре гомон при нашем появлении на миг утих, чтоб тут же возобновиться, но уже с утроенной силой. На нас нацелились многочисленные камеры и микрофоны, несколько самых безрассудных журналистов попытались пробиться к нам через кольцо неулыбчивых охранников. Оли шествовал через этот хаос подчеркнуто не глядя по сторонам, придав лицу равнодушно-надменное выражение, я же как всегда смотрел под ноги, что, впрочем, спасало мало. И только когда Маркус мягко закрыл за нами двери лимузина напряжение отпустило меня.
Пока я задвигал шторки на окне брат успел извлечь из бара бутылку виски и разлить часть содержимого по стопкам. Затем выплюнул зубочистку себе под ноги и коротко приказал:
- Пей, Иван.
Я подчинился.
- Ты долго собрался здесь еще стоять? – рявкнул Оли водителю и в тот же миг лимузин плавно тронулся с места.
- Так что у нас там сегодня? – уже спокойнее поинтересовался брат.
- О, ничего важного, шеф, – ответил медовый голосок, и я вздрогнул от неожиданности.
Она сидела в углу, совершенно затерявшись в полумраке салона. Ее ноги неописуемой формы скрывала материя строгого брючного костюма и, наверное, только поэтому я и не заметил ее. А она, деловитая и непреступная, уже шелестела какими-то бумагами.
- На сегодня у Вас запланировано еще два визита. К двенадцати мы должны быть в Сити, на открытии торгового центра "Юникс". А к восемнадцати нас ждет помощник мэра по строительству.
Она замолчала, благочестиво сложив руки на коленях.
- Что за сволочизм, - забрюзжал брат, - даже в выходной день мы обязаны кого-то ублажать. А, Иван?
- О, Вы не объективны, шеф. Эти ублажаемые готовы перегрызть друг другу глотки за право пожать Вам руку, - льстиво произнесла новая фаворитка Оли, но ее взгляд никак не соответствовал словам. Вот только брат никогда не обращал внимания на подобные мелочи.
- Вот что, Ольга, никуда мы сегодня не поедем.
- Но, шеф…
- Позвони им… ну, или напиши все, что следует писать в подобных случаях.
Она может быть очень разной, эта Ольга, но сегодня явно играла в смирение.
- Как скажете, босс.
Я почувствовал, как после этих слов брат мгновенно расслабился и это показалось мне странным. Не может же быть, что и он при виде этой особы теряет свои обычные высокомерие и наглость. А Ольга уже нажала кнопку интеркома и коротко приказала:
- Шарль, домой.
Бритый затылок нашего водителя даже не шевельнулся в ответ.
Но домой мы не поехали потому что на меня вдруг накатило. Это пришло совершенно неожиданно, как оно всегда и бывает, и брат посмотрел на меня с привычной жалостью, а Ольга с плохо скрытой насмешкой. Она совсем недавно состоит при нас, и еще не привыкла к подобным сюрпризам.
- Поехали в "Лес", - едва слышно сказал я, и мы поехали в "Лес".
В "Лесу" были и любимые нами обоими грибы, и дичь, и цыгане, и водка. К неудовольствию брата я пил в этот день особенно много, но как и всегда, это не помогло. И опять я видел наглые глаза Ольги, сначала далеко, где-то на противоположном конце стола, а ближе к полуночи совсем рядом. И ее бедро терлось о мои колени, а ее смех резал меня, словно бритва. И уже никакая водка не могла заглушить самодовольный гогот брата и звуки поцелуев у самого моего уха. Потом, казалось, спасительное забытье все же накатило, но длилось это недолго и то, чего я так боялся, все же произошло. Я очнулся лежащим в нашей огромной постели, совершенно голый и растерянный, а она нависала надо мной, белея в полутьме спальни идеальной грудью, и двигалась в такт негромко звучащей музыки, и не сводила глаз с пьяной, обрюзгшей физиономии Оли, и колыхалась-колыхалась над нами, и стонала, заглушая хриплые вскрики брата. И больше всего в этот момент мне хотелось умереть, но даже этого я не мог сделать, ибо кто же позволит мне умереть, учитывая те немыслимые суммы взносов, что мы платим страховой компании… Потом она ушла, покачивая бедрами и волоча за собой халат, и лежащий с закинутыми за голову руками брат посмотрел на меня и подмигнул.
- Ну, вот, мой мальчик, а теперь пора бай-бай.
И почти сразу же уснул, а я еще долго лежал и глядел в мозаичные глаза мадонны, любовно выложенной известным скульптором на потолке нашей спальни.

В то утро брат пребывал в, на редкость, прекрасном расположении. Он едва не силой вытащил меня из постели на полчаса раньше обычного, много смеялся, прогнав слугу, сам повязал мне галстук и с шутками-прибаутками поволок в столовую.
- Позволишь?
Оливер выхватил у меня из-под носа кофейник. Есть у него такое обыкновение - лично разливать кофе. И мне и ей. Следом немедленно расхохотался, а я опустил глаза, чувствуя, как краснеют мои щеки под насмешливым взглядом этой девки.
Вошла горничная и передала Ольге пачку свежих газет.
- О, и что же там сегодня обо мне пишут? – живо поинтересовался брат.
Секретарша зашуршала бумагой.
- Наводнение в Замбии… сенатские слушания в США… в Венгрии, на какой-то богом забытой ферме родился… впрочем, это не интересно.
- Нет, отчего же. Кто там у них родился?
- Э-э, теленок с двумя головами, шеф.
Брат невозмутимо отпил из своей чашки.
- В самом деле? Но, это же просто великолепно, не правда ли, Иван?
Я неопределенно помотал головой.
- Вот что, Ольга, раздобудь-ка мне адрес этой фермы. Думаю, нам будет любопытно взглянуть на это чудо природы.
- Конечно, шеф.
Оливер барски откинулся на спинку стула. Затем неожиданно заявил:
- Паршивое сегодня утро.
Мы удивленно уставились на него.
- Если вы находите, шеф, – дипломатично согласилась Ольга.
Брат отобрал у нее газету и бегло пролистал.
- Ну вот, о чем я и говорил, - с неудовольствием констатировал он. – Ни одной заметки о нас. Иван, за что мы только платим борзописцам?
Ответить я не успел, в столовой появилось новое действующее лицо. Несмотря на то, что этот человек работал на нас добрый десяток лет, я до сих пор не мог правильно выговорить его фамилию… и потому называли просто – мистер Ноль. Повинуясь жесту Оливера, главный секьюрити сел за стол, и мне сразу же стало казаться, будто помещение преизрядно уменьшилось в размерах. Интересно, что думают все эти не обиженные здоровьем великаны, глядя на нас? Впрочем, этот великан сейчас выглядел весьма жалко, с видимым напряжением вынося высокомерное разглядывание брата.
Он очень нервничал, попытался пристроить свой «дипломат» на коленях, потом под столом, и в конце концов, вконец смущенный, задвинул его под свой стул.
- Ну вот и славно. Может быть господин Ноль ответит нам на этот вопрос, – голосом пребывающего в экстазе садиста произнес брат.
Я уткнулся взглядом в тарелку.
- Ноль!
- Э-э, простите, шеф, но… но, боюсь, я не совсем понимаю, о чем идет речь
Брат иронически посмотрел на меня и нравоучительно заметил:
- Вот, Иван, и это говорит наш секьюрити.
Похоже, вид пышущего здоровьем азиата разбудил у Оли дремавшую до того агрессивность и теперь господина шефа безопасности можно было только пожалеть. Брат разочарованно покачал головой и ласково предложил:
- Да ладно, дружище, не берите в голову. Выпейте-ка кофе. Позвольте, я вам налью.
Пока он хлопотал, с великаном случилась огромная перемена. Собственно говоря, рядом с нами сидел уже вовсе не глыбообразный герой, а мелкий, не слишком успешный клерк – забитый и крайне неуверенный в себе. Не в силах устоять перед радушием шефа, он был вынужден съесть несколько бутербродов и пару кремовых пирожных. Под конец завтрака он выглядел настолько жалко, что даже брат слегка поостыл.
- Ну, Ноль, ранняя вы птичка, с чем пожаловали к нам сегодня? – благосклонно поинтересовался он.
- Э, видите ли, у меня к вам дело, которое… э, носит очень личный характер.
Брат вальяжно отмахнулся.
- Полноте, какие у нас могут быть секреты от госпожи Паркер. Выкладывайте, что там у вас.
Терзаемый страстями Ноль заелозил на стуле, но ответ его изумил нас всех.
- Э, видите ли, шеф, … я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз.
В первый миг мы все онемели от подобной дерзости, а потом дружно уставились на этого ангела-хранителя.
- Так я пойду, шеф, - нарушила наконец тишину Ольга с некоторой обидой в голосе, и мне показалось, что было там кроме обиды еще что-то. Определенно было. Наверное, что-то почувствовал и брат, так как с него вмиг слетела вся напускная спесь.
- Нет, сиди, мы сами перейдем в кабинет.
- Шеф, вы уверены, что я вам не нужна?
- Все хорошо, милая.
- Но я….
- Иван, пошли, - приказал брат таким тоном, что мне ничего кроме как подчиниться не оставалось.
… Его руки заметно тряслись, когда он доставал из «дипломата» кассету.
- Поставь, – только и сказал Оливер и кивнул в угол, где стояла видеосистема… .

«… Звукоцвет в стихотворении «Сирени вы, сирени…» выполнен А. Тарковским в приглушенных сине-зеленых, лиловых и зеленых тонах: это небольшое превышение нормы для частотностей _У+Ю- и –Е+Ё-… .
…- но, быть может, вы считаете по-другому?
Будь оно все проклято! Я мотнул головой и попытался еще раз: «… Звукоцвет в стихотворении «Сирени вы, сирени… выполнен А. Тарковским в приглушенных сине-зеленых, лиловых и зеленых тонах: это небольшое…».
- Запомни, только я могу трахать своих секретарш. Я им деньги за это плачу. Я, а не ты!
«… Звукоцвет в стихотворении «Сирени вы, сирени… выполнен …
- Вы не имеете права так со мной разговаривать, господин Виго.
Он стоял перед нашим столом, вытянувшись в струнку. Кожа словно бы обтянула его, бледное от испуга и злости одновременно, подрагивающее лицо, резко очеркнув линию скул и глазные впадины.
«… Звукоцвет в стихотворении … проклятье!
Брат с такой силой грохнул кулаком по столу, что опрокинулась стоящая перед ним чашка.
- Ты еще мне поговори о моих правах, молокосос! Я тебя в порошок сотру!
«… Звукоцвет в стихотворении…
- Пошел вон отсюда! Ты уволен!
Брат вскочил на ноги, но я оказался к этому не готов, и мы едва не повалились на пол. Это окончательно вывело Оли из себя и он разразился самой грязной руганью, какую только можно себе вообразить. На миг мне даже стало любопытно, где он набрался всех этих слов. И когда. Ведь не в мое же отсутствие.
Едва дверь в кабинет закрылась, брат рухнул в кресло и клокотавшая в нем ярость сменилась чем-то новым, доселе мной не виденным.
- Я этого так не оставлю, - глядя прямо перед собой зло сказал он и ритмично заколотил кулаком по столу. - Я этого так не оставлю… . Я этого так не оставлю… . Я этого … .
Тоненькая струйка кофе, перемахнув через край, лилась ему на брюки, а я сидел рядом боясь пошевелиться. «… Звукоцвет в стихотворении «Сирени вы, сирени…» выполнен А. Тарковским в приглушенных сине-зеленых, лиловых и зеленых тонах: это небольшое превышение нормы для частотностей _У+Ю- и –Е+Ё-«
- Секьюрити ко мне, живо! – скомандовал Оли и отпустив кнопку селектора, посмотрел мне в глаза:
- Я этого так не оставлю. Иван, мальчик мой, смирись.
Мой взгляд ушел вниз. «Та же цветовая гамма создана и колористическими образами стихотворений …».

Он появился очень скоро, словно все это время простоял за дверью кабинета.
- Я уволил его, - без вступления заявил брат.
Наш телохранитель произвел ряд неопределенных телодвижений.
Я все-таки сумел взять себя в руки, и строчки перестали расползаться у меня перед глазами.
... «В человеческой биологии кроется немало чудесного и загадочного. Но, пожалуй, ничто так не будоражит воображение людей, как репродуктивный аспект их собственного бытия. Изначальное разделение человечества на два "противоположных" пола, поистине магические особенности их взаимоотношений, и, наконец, квинтэссенция этих отношений – таинство зарождения новой человеческой жизни – разве все это не достойно восхищения мощью Природы (или Творца)? После физического воплощения того, что люди называют Любовью, где-то в темной глубине женской матки разворачивается завораживающая феерия атомов и молекул – там и "Большой взрыв", и фиксация критических констант, рождение и смерть миллиардов клеточных созвездий и галактик...
На созидание новой Вселенной человеческому существу требуется лишь 280 дней – не рекорд, конечно, но все же факт, внушающий уважение не только к Творцу, но и к себе самому. Жаль только, что полное "руководство" этим величественным процессом пока что находится вне нашей досягаемости и потому "на выходе" родителей всегда ожидает сюрприз. И порой - не очень радостный.
На сегодня, пожалуй, одним из самых загадочных феноменов человеческой репродукции можно признать монозиготных (или идентичных) близнецов. Особенно – не обособившихся друг от друга в полной мере, "сросшихся" или, иначе говоря, - "сиамских".
Эта весьма редкая аномалия всегда приковывала к себе внимание людей. К сожалению, в основном – недружелюбное. Живые или мертвые, сросшиеся близнецы традиционно служили "для потехи" зевак, обожающих при случае "поглазеть на уродов", демонстрируемых во всевозможных кунсткамерах и цирках. И потому судьба неразделившихся двоен нередко была трудной – для выживания им приходилось не только преодолевать свое физическое несовершенство, но и беспрецедентно жестокое отношение внешнего окружения. Для чего нужны немалые мужество и жизненная сила.»…
… - Я надеюсь, вы все сделаете правильно и у меня не будет проблем.
Уже в дверях мистер Ноль обернулся и молча кивнул. Я отложил газету, когда дверь за ним закрылась.

«Сегодня мой день» - это было первое, о чем я подумал проснувшись. Брат храпел, из приоткрытого рта разило перегаром и сигаретами и глядя на него мне вдруг подумалось о том, как было бы здорово, если б он вообще не проснулся. Эта мысль уже в следующий миг настолько ужаснула меня, что пришлось изо всех сил гнать ее прочь. Сделать это оказалось несложно, ведь сегодня мой день. Я полежал, раздумывая чем бы его занять, но так ничего и не придумал. А это значит, что львиную часть времени я просижу в нашей домашней библиотеке, роясь в бесчисленных, свезенных со всего света фолиантах и медленно, но уверенно, доводя брата до точки кипения. Ближе к вечеру он не выдержит и мы серьезно разругаемся. Ужинать мы будем дома и Оли обязательно прикажет принести несколько бутылок чего-нибудь покрепче. К концу ужина они обязательно опустеют и слуги унесут нас в спальню. Там я провалюсь в беспамятство и не стану свидетелем (соучастником?) очередной оргии брата. Быть может, все это и покажется кому-нибудь скучным, но только не мне. Ведь я сам пожелаю этого…
Я вздрогнул и повернув голову наткнулся на изучающий взгляд брата.
- Доброе утро, Иван.
- Доброе. Черт, ты напугал меня.
- Извини. Уже придумал, что будем делать сегодня? Или опять закроемся в библиотеке?
После этих слов меня оставили последние сомнения. Я постарался улыбнуться так, как это умеет делать только он – одними лицевыми мышцами, совершенно не задействуя глаза.
- Думаю, хорошая книжка пойдет мне только на пользу. Да и тебе не повредит.
- Конечно, Иван, конечно, - к моему удивлению согласился он совершенно серьезно.

Пуская в потолок идеальной формы кольца дыма, Оливер пролистал очередной порножурнал из возвышавшейся на столе перед ним стопки. Затем бросил его на пол, зевнул и заложив руки за голову откинулся на спинку кресла.
- Скучно-то как, Иван. Может быть прогуляемся по саду?
- Дождь, - коротко напомнил я.
- Мы что же, и обедать здесь будем?
Проклятье, а вот это он зря! Я украдкой взглянул на часы, но разве от брата можно что-то скрыть?
- Да-да, самое время. Не съездить ли нам в «Лес»?
Я со вздохом отложил книгу и потянулся:
- Господи, Оли, откуда ты такой свалился на мою голову?
Брат окинул меня одним из своих фирменных взглядов, которые я особенно терпеть не могу. В конце концов, если я и инвалид, то не больше, чем он сам, и уж точно не такой недоумок.
- Обедать мы будем здесь, - твердо заявил я.
Надо же время от времени одергивать хамов.

После обеда Оливер первым делом закурил одну из своих самых вонючих сигар. Глаза его удовлетворенно зажмурились и казалось, больше ничто на свете не интересует это дитя природы. Но едва я потянулся к книге, его большая ладонь прижала мою руку к столу.
- Иван, с тобой все в порядке?
Это что-то новенькое. Я удивленно посмотрел на брата.
- А что, по-твоему, со мной может быть не в порядке?
Оливер взял мою книгу и бегло пролистал.
- Ну, так и я думал… «Сиам. Патология»… Кто же у нас автор? … Лоуренс Бриджес… доктор медицины… профессор… действительный член… почетный член… лауреат… еще раз лауреат. Просто восторг. Наверное, еще то чтение.
- Отдай, будь добр.
Он послушно вернул книгу на место.
- Как я понимаю, ты еще не расстался с мыслью отделаться от меня.
Меня бросило в жар:
- Как ты смеешь так разговаривать со мной!
- А разве нет? – невинно поинтересовался он. – Ну, тогда прости.
- Мне бы не хотелось больше поднимать эту тему, - сухо ответил я.
И все же, ему удалось задеть меня за живое. Я раскрыл книгу, но покой мой был нарушен и читать совершенно не хотелось.
- Иван, ты извини если я обидел тебя, но, мне кажется, нам есть о чем поговорить.
- Вот как?
- Тебе ведь не очень-то здорово живется со мной.
- Да?
- Я ведь понимаю, что мы совершенно разные люди.
- Да ну?
- Но только знаешь, не я причина всех твоих …э… ну, ты сам понимаешь.
- Угу.
- И не зависимо от того, буду я рядом или нет, легче тебе жить не станет.
Я криво усмехнулся:
- Да ты настоящий психолог. Ты в своих журналах этого набрался?
- Да нет, просто наблюдения за жизнью… во всех ее проявлениях.
- Поздравляю, - я попытался углубиться в чтение.
Брат вздохнул:
- Прекрати паясничать, все равно у тебя не получается.
Это становилось и в самом деле невыносимо, и я захлопнул книгу.
- Оливер, чего ты от меня хочешь?
Он ненадолго задумался, затем спросил:
- Ты ведь отдаешь себе отчет в том, что мы связаны с тобой, как ни кто другой?
- Да, конечно.
- Тогда ты должен понимать и то, что мы не можем позволить себе все эти милые семейные разборки.
- Не помню, чтоб я когда-то…
Его щека нервно дернулась.
- В том-то и дело, Иван. Ты все держишь в себе, но это не может продолжаться вечно. Если ты свихнешься, в психушку загремим мы оба. Ты это понимаешь?
- Какое право ты имеешь…
- Иван, почему, черт возьми, ты ничего не меняешь в своей жизни?
- Ха-ха, узнаю братца! А тебе никогда не приходило в голову, что это ты должен что-то менять?
Он пристально и странно оценивающе оглядел меня.
- Ну, и что со мной не в порядке, по-твоему?
- Да все не в порядке! Временами ты ведешь себя, как полный псих.
- Брат, я когда-нибудь делал хоть что-нибудь тебе во зло? Благодаря мне, нет в мире такой вещи, которую ты бы не смог получить.
- А может быть, мне и не нужно ничего от тебя получать! Может быть, я и сам в состоянии иметь все, чего пожелаю!
- Ну, так пожелай! – он почти кричал. – Бери все сам, но только не замыкайся в себе. У нас с тобой совершенно равные права и я своими пользуюсь. Так пользуйся и ты своими!
- Я не собираюсь делать это твоими методами.
Он издевательски захохотал:
- Мальчику и хочется и колется!
- Постой…
- Нет, это ты постой. Так не бывает, Иван!
- Так живут все нормальные люди.
- Нормальные! Да ты посмотри на себя в зеркало.
- Я не имею в виду физическое здоровье.
- А я имею! Очнись, брат! Мы не просто отличаемся от других. Мы не инвалиды и даже не уроды. Мы совсем другие! Там, где нормальному уроду достаточно мило улыбнуться чтоб вокруг посторонились, мы должны прогрызать себе дорогу зубами! Глядя на нас, нельзя испытывать жалость, мы вызываем только отвращение!
- Кто тебе сказал такую чепуху?
- Да это видно, видно, видно!
- Глупости, замолчи сейчас же! – кажется, я заорал во весь голос.
Сегодня с братом, и в самом деле, происходило что-то не то. Следующую фразу он произнес совершенно спокойно:
- Что ж, докажи мне это. Ты молод и неимоверно богат. Давай, сходи на вечеринку, стань душой компании, влюби в себя бескорыстную голубоглазую блондинку.
- Не говори чепухи!
- А ведь на все это способен любой другой человек – без денег, без связей, немой, глухой, хромой, черт побери!
Я уже открыл было рот, и только тут понял, что возразить ему нечего.
- Ладно, пусть даже и так, - неуверенно произнес я, - пусть. Но, чем мы лучше, если уподобимся им? – внезапно меня осенило. – Оли, ведь ты сам говоришь, что мы несметно богаты. Давай уедем, купим себе какой-нибудь остров и будем жить в свое удовольствие. Подумай, брат, ведь мы можем все прекрасно устроить и никто не посмеет нам помешать.
В тот момент эта мысль казалась мне едва ли не спасением, и слова мои лились как пророчество, но брат только прикрыл глаза и шумно выдохнул.
- Иван, послушай, что я тебе скажу и больше не повторяй подобных глупостей… Иван, мир, который окружает тебя очень велик. Он много больше чем нам кажется и вмещает в себя столько вещей, что нам и не снилось. И кем-то было все так устроено, что потенциально этот мир раскрыт для любого живущего в нем. Но, не все так просто. К сожалению, мир этот очень коварен… или многолик, если тебе так проще воспринимать. Обещая человеку все, на самом деле он раскрывает перед ним только часть из своих бесчисленных граней. Кому-то одну, кому-то больше, тут уж много зависит и от самих людей. Но, главное, любой родившийся в этом мире человек потенциально способен овладеть им целиком. Или хотя бы думать так.
Еще в этом мире нет одинаковых людей. Все они очень различны. Одни рождаются во дворцах и нормальными, другие в трущобах и калеками. Но все эти различия настолько мизерные, что, при удачном раскладе, любой из них может подняться на самый верх. Различны только уровни старта, но если все сделать правильно, то не так уж и важно, с какой именно ступеньки ты начал восхождение.
И все бы хорошо, но появляются в этом мире личности, лежащие словно бы вне его плоскости. Они как бы тоже достойны восхищения, жалости, любви, но одновременно лежат за пределами чувств этого мира. Взгляд на них не может рождать любви просто потому, что не может. Есть какие-то заменители, но это не то, о чем пишут в высоких книжках. Эти люди могут только наблюдать за миром, который время от времени сам забегает к ним для удовлетворения своих потребностей вроде милосердия, благотворительности и так далее. Они наблюдатели, наблюдающие лишь одну грань бытия через пуленепробиваемое стекло. Они не могут перемещаться в этом мире, но они, как им кажется, в общем-то, ничем не отличаются от прочих людей.
Вся беда в том, что им тоже нужно двигаться вперед, а для этого нужна под ногами хоть какая-то поверхность. И они вынуждены создавать ее сами – поверхность своего собственного мира. Там-то они и идут наверх, опираясь на тех пришельцев из настоящей жизни, что имеют неосторожность приблизиться.
Ты ведь видел тараканьи бега – это и есть наша с тобой жизнь. Разница только в том, что стенки, разделяющие беговые дорожки, у нас прозрачны, поэтому мы можем видеть грозящие нам неприятности, подготовиться к ним и обернуть себе на пользу.
Оливер прервался и закурил. Руки его заметно дрожали:
- Иван, сколько себя помню, я только и делал, что тянул нас вверх и вперед. Я собственными руками выстроил свой мир и если теперь и откажусь от него, то только в обмен на достойную ступеньку в мире нормальных людей. Ступенька эта должна располагаться так, чтоб никто не видел различий между стоящим на ней мною и всеми прочими. Я считаю, только это будет равноценным обменом.
- Может быть, уже пришло время сделать это? – тихо спросил я.
- Оно придет, когда в такого, как ты, влюбится бескорыстная голубоглазая блондинка.
Не знаю, быть может, все это сильно смахивает на паранойю, вот только чем я мог ему возразить?
- Иван, в мой… нет, в наш мир недавно влез чужой и взял то, что ему не принадлежит. Мы просто обязаны наказать его, если хотим сохранить то, что имеем.
- Наказать?
- Брат, не мешай мне, ладно?
Знаю, что нельзя было прекращать разговор на этом, но Оливер так на меня смотрел…
Весь тот день брат был задумчив и предупредителен. Еще он казался очень уставшим человеком и меньше всего я хотел тревожить его. Я и сам до поздней ночи не мог заснуть и все прокручивал в голове наш разговор. Было что-то очень неправильное в его словах, но я не чувствовал в себе права возражать. Как ни крути, большую часть жизни я провел сунув голову в песок и не мне было осуждать Оливера.
- Черт с тобой, делай, что хочешь, но это будет в последний раз, – так подумал я и уснул.

Наш водитель задержался и нам пришлось довольно долго ждать его. Но когда машину подали, Оливер лишь ядовито осведомился:
- Надеюсь, вы уладили все свои дела?
- Простите, шеф, - пробормотал тот смущенно и зачем-то добавил, – Все в порядке.
Мы встроились в плотный поток и поползли к центру города. В то утро машин было особенно много и водителю пришлось изменить обычный маршрут. Все это понемногу стало нервировать даже меня, брат же то и дело бормотал себе под нас проклятья и в конце концов несколько раз приложился к горлышку бутылки…
Это произошло на тихой полусонной улочке, облепленной с обеих сторон аккуратными коттеджами. Большой ярко-желтый грузовик вылетел откуда-то справа. Взвизгнули тормоза и нас бросило на противоположные сиденья. Что-то с треском разбилось. За боковым стеклом, совсем рядом, пронеслась оглушительно ревущая громадина и почти сразу же раздался звук удара.
В следующий момент сильные руки подхватили нас, кто-то что-то повелительно рявкнул, машина рывком сорвалась с места, но тут же притормозила и очень медленно поехала вперед. И у меня было достаточно времени на то, что бы рассмотреть все до мельчайших подробностей.
Проломив литую декоративную ограду, грузовик воткнулся в угол аккуратного двухэтажного особняка. Дверь со стороны водителя была распахнута, в усеянной осколками кабине было пусто. А чуть дальше по ходу движения грудой исковерканного железа лежала руина второй участницы аварии – серебристой легковушки, опознать которую мне оказалось не по силам. Сейчас это была просто бесформенная груда металлолома. Выглядело все просто ужасно. Казалось, время остановилось когда мы проезжали там, оцепенело разглядывая место катастрофы. Потом словно кто-то включил рубильник и улица ожила. В окнах домов появились встревоженные лица, из остановившихся машин повыскакивали люди. Кто-то пронзительно закричал. Ненадолго жуткую картину перекрыл вклинившийся между нами и местом аварии джип сопровождения. Сидящий в нем на переднем сидении Ноль внимательно взглянул на нас и отвернулся.
- Ну, поехали, поехали быстрее! – я вздрогнул от резкого выкрика брата.
Оливер всунул бокал в мои одеревеневшие пальцы.
- Выпей, Иван, это поможет.
Я послушно одним залпом заглотнул все содержимое.

Прошло уже несколько часов, а предметы все еще расплывались у меня перед глазами. Работающий с документами брат то и дело поглядывал в мою сторону, но помалкивал. Было очень тихо и создавалось странное впечатление, будто тишина эта охватила не только наш кабинет, но и все гигантское здание, снизу доверху заполненное нашими офисами и служащими.
Оливер нажал на кнопку интеркома:
- Ольга, ко мне.
Но голос, ответивший ему был незнаком:
- Господин Виго, боюсь, это невозможно.
Я покосился на брата, ясно представляя себе в какую причудливую форму может сейчас вылиться снятие его стресса.
- Это почему еще? – хмуро поинтересовался Оли.
- Господин Виго, буквально только что нам сообщили, что мисс Паркер сегодня утром погибла в автомобильной катастрофе.
Оливер отключился и удовлетворенно посмотрел на меня.
- Что ж, будем считать, что она легко отделалась…

… И в эту ночь я почти не спал. Меня мучила только одна мысль – такой ли уж неожиданностью все это стало для брата?

С тех пор прошла неделя. Ничем особым от прочих она не отличалась. Брат оставался самим собой, ничего не изменилось и в моей жизни. Наша новая секретарша, Сара, быстро освоилась на рабочем месте, ее первоначальная забавная пугливость куда-то улетучилась, и девушка уже дважды появлялась в нашей постели. Брат остался доволен. Мои подозрения понемногу рассеялись и жизнь наша вошла в привычную колею. Это продолжалось до тех пор, пока не нагрянула полиция.

Немолодой полицейский вполне соответствовал известному литературному архетипу «а-ля Мегре», и с первого же взгляда на него я почувствовал себя спокойнее. Наверное, это глупо, но меньше всего мне бы хотелось видеть развязного крепыша с литыми мышцами. Жестом радушного хозяина брат пригласил гостя сесть и, прежде чем тот успел сделать это, заговорил:
- Добрый день, инспектор. Давненько не приходилось иметь дел с представителями вашего ведомства. Надеюсь, этот визит не вызван какими-то чрезвычайными обстоятельствами?
Полицейский даже не потрудился вежливо улыбнуться.
- Моя фамилия Радек. Старший инспектор криминальной полиции Радек. У меня есть несколько вопросов к вам. По поводу недавней гибели двух ваших сотрудников, Эрика Петельмана и Ольги Паркер.
- Вопросов? Но разве они погибли не в автокатастрофе? В чем, собственно, интерес криминальной полиции в этом деле?
- Видите ли, господин Виго, совсем недавно вскрылись обстоятельства, требующие некоторых пояснений.
После этих слов у меня внутри что-то оборвалось, Оливер же остался совершенно спокоен.
- Что ж, спрашивайте, мы постараемся вам помочь.
На месте полицейского инспектора было бы естественно достать трубку и записную книжку, но ничего этого он не сделал, а просто спросил:
- Камеры наблюдения за дорожным движением зафиксировали, что в момент аварии вы находились в десятке метров от места происшествия. Как вы объясните это?
Сердце в моей груди громыхнуло так, что, наверное, это услышали все.
- Это случайность, - спокойно ответил брат.
- Но, почему вы сразу же после происшествия не позвонили в полицию? Ведь пострадали лично знакомые вам люди.
Брат вздохнул.
- Инспектор, а вы сами там были?
- Разумеется, был, кроме того я внимательно изучил свидетельские показания и видеоотчеты.
- И вы смогли бы опознать в той груде металлолома знакомую вам машину?
После недолгой паузы наш визитер отрицательно качнул головой. Брат развел руки.
- Ну, вот видите. То, что случилось, ужасно, конечно, но ведь подобные вещи время от времени случаются, не так ли? – Оливер понизил голос до доверительного полушепота, - Инспектор, вы ведь понимаете, что мы довольно известные люди. Уверен, наверняка вы наслышаны о нас, пусть даже и не с самой лучшей стороны. Тогда вы должны понять и наше нежелание фигурировать в подобных делах. Увиденное сильно потрясло нас с братом, и в тот момент нам хотелось только побыстрее убраться оттуда.
- Те же камеры показали, что не очень-то вы спешили уехать.
- К сожалению, наш водитель тоже простой смертный, и это событие на какое-то время выбило его из колеи, – внезапно в голосе брата зазвенела сталь. – Но, я не очень-то понимаю, к чему вы клоните?
Только сейчас наш гость позволил себе скупо улыбнуться.
- Господин Виго, вы неправильно меня поняли. Я ни в чем вас не обвиняю, а просто пытаюсь составить общую картину … случившегося. Ваши ответы меня вполне удовлетворили и, надеюсь, мне больше не придется беспокоить вас.
- Вот и отлично. Был рад помочь, – сухо ответил Оливер.
И еще раз буркнул, когда тот вышел:
- На редкость неприятный тип.
- Работа у него такая.
Оливер странно посмотрел на меня.
- Его работа может стоить нам репутации.
С этими словами он поднял трубку телефона:
- Ноль, мне нужно досье на этого полицейского.
- Понял, господин Виго.
Брат отключился.
- И не смотри так на меня, Иван. Должны же мы защищаться.

- М-да, - задумчиво протянул Оливер, - действительно редкий урод.
- Он очень скверно выглядит, - заметил я стоявшему рядом доктору Крондлу.
Тот лишь сокрушенно покачал головой:
- Он очень плохо перенес переезд, мистер Виго, и, думаю, долго не протянет.
Брат вырвал клок сена из корзины с кормом и сунул его одной из голов уродца. Теленок, подрагивая, отступил.
- Будет обидно, если он сдохнет без всякой пользы, - сказал брат.
Доктор виновато улыбнулся:
- В таком состоянии его нельзя трогать. Но мы делаем все для его поправки.
- Ну, конечно… А как себя чувствуют остальные?
Лицо доктора прояснилось.
- О, все великолепно, мистер Виго. Я бы даже сказал, более чем. Похоже, если все пройдет удачно, у Майры будут щенки.
Выражение скуки на лице Оливера словно ветром сдуло.
- Да что вы говорите! А я и не знал, что вы решили ее скрестить.
Доктор рассмеялся.
- Да мы, собственно, и не пытались. Девочка сама решила устраиваться в этой жизни.
Майра, трехлетняя сука с загадочной родословной, была слабостью Оливера и, кажется, прекрасно это осознавала.
- Девочка моя, - запричитал брат, - эти нехорошие дядьки тебя не обижали? Ах ты, красавица!
«Девочка» была размером с пони и для того, чтоб погладить ее, Оливеру даже не пришлось наклоняться.
- Значит, ты плохо себя вела? Фу, как стыдно. Ты же всегда была такой умненькой… Ай, моя сладкая… .
Брат умиротворенно ворковал какую-то дребедень, а псина прыгала вокруг него, скаля в отвратительной радостной гримасе слюнявую пасть и размахивая обеими своими хвостами. А вокруг нас успело собраться с полдюжины сотрудников лаборатории.
- И кто же у нас отец? – спросил Оливер, с трудом отрывая от себя огромные лапы зверюги.
- Рекс – кобель из службы охраны… Эх, жаль, что мы не успели все заснять на пленку! У нас это первый случай такого рода.
- А разве вы больше их не сводили?
- Пробовали, мистер Виго, но наш кавалер постоянством не отличается. Добившись своего, он, похоже, охладел к красавице.
- Ах, он негодник, - к моей досаде вновь было заурчал брат, но тут же прервал себя:
- Доктор, а как у нее все это … проходит?
- Пока нормально, но мы не забываем о ее проблемах с одним из сердец.
- Да-да, я знаю. Вы уж не рискуйте, хорошо? При малейших подозрениях на неприятности прерывайте все это дело. И чтоб больше никаких Рексов!
На мой взгляд, об этом он мог бы и не говорить. Сомневаюсь, что пес спит и видит новое рандеву со своей ненаглядной.
Затем мы обошли всю лабораторию, задерживаясь главным образом у клеток с самыми отвратительными уродцами мира фауны. В конце концов настроение брата достигло прямо-таки лучезарности, и мы покинули сей скорбный приют.
Но Вселенная, как известно, не терпит крайностей, и быстро все расставила по своим местам. Мы отъехали буквально на десяток метров, как брат с чувством ругнулся и приказал водителю остановиться. И только когда машина прижалась к тротуару, я опознал в грузной сутулящейся под дождем фигуре инспектора Радека.
- Добрый день, господа, – наклонившись к боковому окну, поздоровался полицейский, - Уже уезжаете? Очень жаль, я как раз хотел задать вам пару вопросов.
Я взглянул на Оливера и понял, что тот не собирается приглашать полицейского. Последний же упорно продолжал стоять, с несокрушимым спокойствием разглядывая нас. Это становилось невыносимым, и я не выдержал:
- Если у вас что-нибудь срочное, мы могли бы поговорить в машине.
Я еще не успел закончить фразы, а он уже раскрыл дверь.
- Не уверен, что нам по пути, старший инспектор. Мы можем завести вас достаточно далеко, - неприятным голосом произнес брат, едва машина тронулась.
- О, не беспокойтесь, прошу вас. Мои люди поедут следом.
Я с трудом удержался от порыва оглянуться.
- Ну, и что там у вас стряслось?
- Мы нашли водителя грузовика.
Сердце в моей груди бешено заколотилось. Или это было сердце Оливера?
- Вот и прекрасно. Допросите его, проверьте… посадите, если посчитаете нужным. Но, при чем здесь мы?
Оливер даже не пытался скрыть своего раздражения.
- Разумеется, мы его проверили. Но вот допросить и тем более посадить… вряд ли это в наших силах. Уже.
- Он мертв? – быстро спросил брат.
- Тело нашли в пруду в Центральном парке.
Оли задумчиво потер подбородок.
- Что ж, это можно понять. После случившегося, ему просто необходимо было снять стресс алкоголем, а в таком состоянии немудрено и утонуть.
- В его крови мы не обнаружили ни алкоголя, ни наркотиков, зато в затылке нашлось место великолепному пулевому отверстию.
- Черт! – в сердцах выругался брат. – Только этого мне и не хватало!
- Почему вы решили, что этот человек связан с нашей аварией? – спросил я.
- Он «наследил» в машине.
- Наследил?
В ответ полицейский только кивнул, и я понял, что подробностей он не расскажет.
- Ну, хорошо, хорошо, - пробормотал Оливер, борясь с сильнейшим раздражением. – И что, по-вашему, все это означает?
Инспектор внимательно посмотрел на него.
- Я полагаю, господин Виго, что имело место заказное убийство. Ваши подчиненные кому-то очень сильно насолили.
Я ожидал после этих слов всего, чего угодно, но брат воспринял их на удивление спокойно.
- Значит, замять это дело не удастся? – только и спросил он.
Полицейский развел руками.
- К сожалению, я не могу влиять на работу секретариата Департамента полиции.
- Что ж, пусть так и будет. Благодарю за то, что поставили меня в известность.
- Да, конечно, но, собственно, я пришел не только за этим. Вы ведь понимаете, что в связи с новыми обстоятельствами, нам необходимо много дополнительной информации? Первое, что приходит в голову в данном деле, это связь убийства с какими-то бизнес-делами ваших людей. Мне бы хотелось знать, чем они занимались в последние, … ну, скажем, полгода.
- Я распоряжусь. Свяжетесь с моим секретарем и она удовлетворит ваше любопытство.
- Также я хотел бы переговорить с некоторыми вашими сотрудниками.
Оливер ухмыльнулся:
- А разве я могу вам помешать?
Полицейский улыбнулся в ответ.
- Не можете, да и зачем вам это нужно? … Не остановите здесь?
… Он захлопнул дверцу, и глядя в его широкую спину, я поймал себя на мысли, что в чем-то завидую этому немолодому уставшему человеку. Хотя с его приходом и зашатался весь мир, так тщательно и любовно выстроенный братом.


- Да… да… нет… я думал, мы с вами поняли друг друга.
Я оторвался от книги и внимательно посмотрел на брата. До меня только сейчас дошло, что этот разговор длится уже довольно долго. И в последнее время что-то уж очень частенько стали случаться у брата подобные разговоры.
Оливер положил трубку и снова погрузился в бумаги.
- Что-то не так? – осторожно поинтересовался я.
- Все в порядке.
- Ах, вот как, - не удержался я, но Оливер уже забыл о моем существовании.
- Помнится, ты просил навести справки об этом полицейском. Уже что-то известно?
- Иван, неужели я все должен делать сам? Возьми и узнай.
Я поднял трубку телефона.
Не прошло и пяти минут, как в кабинете появился мистер Ноль.
… - Этот Радек очень примечательная личность. В полиции уже больше тридцати лет. Начинал простым патрульным, но очень быстро был замечен и переведен в криминальную полицию. Имеет едва ли не самые высокие показатели раскрываемости по всему Департаменту.
- И всего лишь инспектор? Кстати, почему он до сих пор не на пенсии?
- Тут довольно мрачная история, шеф. Лет двадцать назад он серьезно придавил одну этническую преступную группировку. Настолько серьезно, что пришлось посадить несколько крупных чиновников городской управы, «крышевавших» ее. За это дело детектив Радек собственно и получил инспектора. Но, спустя полгода, кто-то подложил в его машину взрывчатку. В результате погибла вся его семья – жена и двое несовершеннолетних детей. Виновных так и не нашли.
- О-го! – наконец-то проявил настоящий интерес к нашей беседе Оливер.
- Инспектор провел несколько месяцев в реабилитационном центре Министерства общественной безопасности. Пройдя курс лечения, он вернулся на прежнее место и с тех пор его имя стало нарицательным в определенных кругах.
- И, тем не менее, следующие двадцать с лишним лет он так и проходил в инспекторах, - задумчиво заметил брат.
- Тут все дело в его личных качествах. Господин Радек отличается невероятным упрямством и бескомпромиссностью. Имел целый ряд конфликтов с руководством своего Департамента и даже сумел насолить кое-кому из мэрии. Если помните, лет семь назад обвинили в изнасиловании сына-наркомана главы столичного градостроительного комитета. Был большой скандал, стоивший места его отцу. В центре всего стоял наш инспектор, наотрез отказавшийся замять это дело. Таких примеров наберется с десяток.
- Тем более странно, что его не перевели куда-нибудь подальше, - вставил брат.
- Это не так уж и просто сделать. Наверное, он единственный во всем городе человек, которого даже не пыталась укусить пресса. К тому же, его авторитету у коллег мог бы позавидовать сам господь.
Брат криво усмехнулся.
- Понятно, народный мститель. Но, кроме работы, ведь должна же у него быть какая-то личная жизнь.
Мистер Ноль развел руками.
- Я не вижу, как к нему подступиться с этой стороны. Он работает по двенадцать часов в сутки, едва ли не в принудительном порядке берет отпуска, большую часть которых все равно проводит на работе. Имеет по этому поводу целую кипу выговоров. Новой семьей так и не обзавелся, хотя и имел несколько вялотекущих романов. Расставался всегда по-хорошему, оставляя по себе только доброжелательные воспоминания. Последние пять лет живет в коттеджном поселке в пригороде. Все имущество вполне укладывается в задекларированные доходы полицейского. Держит собаку – худосочную дворнягу карманной носки. Даже не знаю, можно ли это считать привязанностью.
Мы надолго замолчали, и я думал о том, что мне определенно симпатичен этот упрямый толстяк, возможно и зря появившийся в нашей жизни. Никогда еще мне не встречались такие люди.
- Что ж, на этот раз нам попался мстительный чокнутый сукин сын, - подвел неожиданный итог Оливер, - такого еще не было, но, думаю, переживем и это.


«Настоящей сенсацией стало утреннее заявление пресс-секретаря Департамента полиции об открытии уголовного дела по факту произошедшей на прошлой неделе автокатастрофы, в которой погибли двое высокопоставленных служащих корпорации «Арес». Чиновники полицейского управления отказываются комментировать подробности случившегося, но из неофициальных источников нам удалось узнать, что у полиции есть основания для подозрений, что в данном деле имел место преступный умысел. В корпорации «Арес» наотрез отказались комментировать заявление полицейских. Симптоматично, что предпочитают отмалчиваться и владельцы корпорации, братья Виго, и прежде всего фактический руководитель этой империи смерти, Оливер Виго.
Напомним, что в настоящее время «Арес» является одним из мировых производителей автобронетанковой техники и широкой номенклатуры радиоэлектронных устройств. Этот монстр вооружений вырос из небольшой оружейного завода, доставшегося братьям по наследству, и за каких-то пятнадцать лет превратился в одного из лидеров отрасли. Погибшие четвертого сентября Эрик Петельман и Ольга Паркер входили в верхушку менеджмента корпорации. Не исключено, что причиной их вероятного убийства стали какие-то служебные обстоятельства. Но, как бы то ни было, мы будем держать наших…».
Оливер выключил телевизор.
- И как тебе это нравится, Иван?
- А ты ожидал чего-то другого?
Запущенный братом бумажный самолетик пролетел через весь кабинет и врезался в стену. Оливер потер подбородок.
- Но в одном они правы – отмалчиваться нам не следует. Набросаешь пару строк для прессы?
- Я?
Брат подмигнул:
- А почему бы и нет? Тебя ведь будут поливать грязью не меньше, чем меня.
Он был прав, к тому же это предложение увлекло меня. Я взял чистый лист бумаги.

… Пресс-конференцию, в основном, проводил я. Мне пришлось опровергнуть несколько дюжин самых нелепых домыслов и ответить на тьму глупых вопросов. Все это время Оливер просидел подчеркнуто внимательно слушая мою болтовню и выражая одобрение частыми глубокомысленными кивками. В общем, очередную напасть семья Виго встретила сплоченной и уверенной в победе. В общем, я с облегчением вздохнул, когда все это закончилось. Оливер тоже пребывал в возбужденно-радостном состоянии. Даже инспектор Радек, ожидавший нас в приемной, не смог сбить его странный настрой.
И все повторилось - одутловатое лицо инспектора, сжимающая сигару большая рука брата, наш кабинет и стол, за которым мы устроились. И было новое - бутылка коньяка на столе.
- Ну, и чем вы сегодня нас порадуете, инспектор? Полагаю, вы уже разобрались в этой запутанной истории?
Меня покоробило от фамильярности брата.
- К сожалению, до этого еще далеко, господин Виго. Но, кое-что мы выяснили.
- Весьма похвально. Мы с братом весьма признательны за то, что вы держите нас в курсе дел.
- Основной составляющей успеха нашей работы является сотрудничество с гражданами, господин Виго.
Я пристально посмотрел на полицейского. Почудилась ли мне ирония в его голосе?
- Что ж, мы с нетерпением ждем вашего рассказа.
Сегодня инспектор наконец-то сделал то, что я от него уже давно ожидал – неторопливо вынул из кармана потрепанную записную книжку.
- Нам удалось установить личность убитого водителя. Дело, надо сказать, принимает скверный оборот. Наш герой, личность весьма известная.
Инспектор не сверлил нас изучающими взглядами, не делал многозначительных улыбок, а просто монотонно начал излагать:
- Он был очень нехорошим человеком, этот уроженец ливанских пустынь по имени Юсуф Ахат. Родился в очень бедной семье и, как принято в тех местах, рано стал членом одной из националистических банд. В четырнадцать лет первое убийство, и далее практически без пауз идет длинная череда терактов и убийств по всему Ближнему Востоку. К семнадцати годам Юсуф успел приобрести определенный авторитет. Надо сказать, в то время он был еще довольно романтическим парнем, даже по европейским меркам. Спецслужбам он был известен под прозвищем Робин Гуд.
- Бог ты мой! Еще один правдолюб! – Оливер даже всплеснул руками.
- Впрочем, длилось это недолго. Выдвинувшись в ряды командиров, Юсуф Ахат сумел быстро избавиться от навязанных в детстве вредных стереотипов. Пошли первые заказные убийства. Спустя несколько лет он окончательно завязал с революционным прошлым и с головой ушел в бизнес. Очень быстро из Робина Гуда мистер Ахат превратился в Слепня. Работал Слепень вполне профессионально, установить его наводчиков так и не удалось, но, учитывая «калибр» его жертв, люди это тоже далеко не новички.
Инспектор Радек пролистнул страницу.
- Такие люди не занимаются чепухой, мистер Виго, и все же он убил двух ваших служащих. Зачем? Ведь ни мы, ни вы, не смогли уличить их в чем-то нехорошем.
- Скажу больше, мы до сих пор не можем закрыть освободившиеся вакансии равноценным персоналом, - вставил брат.
- Вот-вот. И еще одно: это последнее «дело» Слепня очень странно само по себе.
- Вы находите, инспектор?
- Для специалиста его уровня все было сделано на редкость топорно. И уж совсем странно выглядит его собственное убийство. Не так уж и невозможно скрыть труп, но неизвестные бросают его в центре города, не потрудившись даже просто присыпать землей. Это непонятно.
- Да, и в самом деле, - задумчиво протянул брат.
Картина вырисовывалась безрадостная. Я попытался проанализировать ситуацию, но ничего дельного мне в голову так и не пришло. Похоже, наш чудо-полицейский влез в болото и теперь изо всех сил пытался утянуть нас за собой.
- Вы в тупике, инспектор, - заметил я, сочувственно.
- Ну, это вопрос тактики расследования, мистер Виго. Я тут долго думал, и пришел к мнению, что мы смотрим на дело не с той стороны.
- Как это?
Я кожей почувствовал, что вопрос этот у брата вырвался помимо воли.
- А что если отбросить все меркантильное и оставить только личные моменты?
Удержаться я просто не мог:
- Ага, точно! Его застрелила любимая, узнав, чем ненаглядный зарабатывает на жизнь.
Полицейский улыбнулся:
- А почему бы и нет? Между прочим, у меня есть к вам вопрос весьма деликатного свойства… .
Брат поморщился:
- Спали ли мисс Паркер и мистер Петельман? Да, спали, и это ни для кого не было секретом.
- Верно, мистер Виго, и до меня дошли подобные слухи.
- Да какой от всего этого прок? – больше всего на свете мне хотелось прекратить этот разговор.
- Не скажите, мистер Виго. Там, где есть двое, вполне может быть и третий… Кстати, вы знаете, ведь Ольга Паркер была на втором месяце беременности.
- Что? – в один голос воскликнули мы с братом.
Инспектор развел руками:
- Мы узнали об этом от ее семейного врача лишь совсем недавно.
Стены кабинета поплыли у меня перед глазами, но каким-то чудом я все же сумел взять себя в руки…
…- Так что пришлось спешно проводить процедуру эксгумации тела.
- Боже, зачем это? – выдавил из себя брат.
- Я не эксперт, но думаю, прошло не слишком много времени со дня ее смерти. Мы исследуем плод и, если повезет, узнаем что-нибудь и о третьем.
… За полицейским закрылась дверь и мы остались одни, растерянные и подавленные. Затем Оливер извлек из бара бутылку виски и стакан.
- Как думаешь, на кого из нас он был бы похож? – спросил брат и мрачно хохотнул.
В следующий час он в одиночку расправился со спиртным. Что было дальше я не помню, так как провалился в беспамятство.

«Их давняя привычка бывать повсюду вдвоем обернулась худшей своей стороной, когда они выросли и cтали ухаживать за девушками. Оба влюбились в одну и ту же. Каждый старался назначить ей свидание по секрету от брата, но тот всегда появлялся в самую неподходящую минуту. Постепенно, к своему отчаянию, Энг начал понимать, что девушка оказывает предпочтение Чангу, и с этого дня ему пришлось стать свидетелем их нежного воркования. Но с безграничным великодушием, которое делало ему честь, он покорился своей судьбе и даже поддерживал и ободрял брата, хотя самому ему было очень тяжело. Каждый вечер, с семи до двух ночи, он сидел, невольно вслушиваясь в любовный вздор нежной парочки и в звуки поцелуев, которые они не скупясь расточали друг другу, -- а ведь за счастье поцеловать хоть раз эту девушку он с удовольствием отдал бы свою правую руку. Но он терпеливо сидел, и ждал, и глазел, и зевал, и потягивался, и томился в ожидании двух часов. А если ночь была лунная, он подолгу гулял с влюбленными, проходя иногда по десять миль, несмотря на то, что его обычно мучил ревматизм. Он был заядлым курильщиком, но и покурить-то ему было нельзя -- молодая леди не выносила табачного дыма. Энг от души желал, чтобы они поженились -- и делу конец! Однако, хотя Чанг часто задавал самый главный вопрос, молодая леди никак не могла решиться ответить, -- ей мешал Энг. Но как-то раз, пройдя около шестнадцати миль и досидевшись почти до рассвета, Энг заснул -- просто от изнурения, и тогда на этот вопрос наконец последовал ответ. Влюбленные поженились. Все, кто был в курсе дела, восхищались благородным деверем. Только и говорили, что о его непоколебимой преданности. Он не отходил от влюбленных на протяжении всего долгого и пылкого ухаживания; и когда они наконец поженились, он возложил руки на их головы и произнес с набожностью, которая произвела на всех глубокое впечатление:
"Благословляю вас, дети мои, я никогда не покину вас!" И он сдержал свое слово. Подобная верность так редко встречается в этом бесчувственном мире!
Вскоре он влюбился в сестру своей золовки и женился на ней, и с тех пор они живут все вместе, и днем и ночью, в большой дружбе, которую так приятно и трогательно видеть! Не жестокий ли это упрек нашей хваленой цивилизации?»
Я закончил читать и захлопнул книгу. Веселый он был человек, этот Марк Твен.
Брат допил свой кофе и потянулся:
- Ну, что ж, Иван, сегодня у нас полигон.

Мы расположились на пригорке в окружении десятка специалистов. В десятке метров позади шумела придворная свита. Высокий широкоплечий человек в хаки и с погонами полковника на плечах расхаживал вдоль щитов с эффектными рисунками очередного детища корпорации «Арес».
- Сегодня мы имеем честь предоставить вашему вниманию нашу последнюю разработку. Это техника нового поколения, в которой нам удалось объединить самые революционные решения с традиционно совершенным качеством, свойственными всему ряду боевых машин нашей фирмы. На сегодняшний день, танк «Бизон» не имеет аналогов в мире, и открывает новую серию боевых машин следующего поколения…
Надо признать, на рисунках танк, и в правду, выглядел впечатляюще. Приземистая, до предела «зализанная» махина с чудовищной длинной пушкой казалась воплощением необоримой мощи.
- В данной конструкции, наряду с классической многослойной броней, применена комплексная активная защита…
Длинная указка задержалась на, возвышающейся над башней, странной конструкции.
- Это устройство состоит из контейнера с тридцатью ракетами, управляемыми системой обнаружения и наводки на приближающиеся к танку снаряды. Системы радиоэлектронной борьбы способны почти со стопроцентной эффективностью блокировать головки самонаведения противотанковых ракет всех ныне существующих типов.
Длинная указка в его руках летала по чертежам и рисункам словно та самая пресловутая противотанковая ракета.
- Штатное орудие способно производить до двадцати выстрелов в минуту, как классическими снарядами всех типов, так и управляемыми ракетами классов «поверхность-поверхность» и «поверхность-воздух»…
- Великолепно, Росицки… - перебил брат, - но все это мы и так знаем. Не пора ли взглянуть на него в деле?
- Конечно, конечно, мистер Виго. Начинаем.
Следуя его примеру, мы нацепили наушники.
- Туда, пожалуйста, - ткнул указкой куда-то в сторону холмистого горизонта наш эксперт, и почти сразу же до нас донесся басовитый рокот танкового двигателя. Еще спустя пару минут, из-за ближайшего холма выползло камуфлированное чудовище.
- «Бизон» собственной персоной. Прошу любить и жаловать!
Рыкнув и выпустив в воздух две струи ядовитого выхлопа, боевая машина рванулась вперед. В туче брызг пересекла рукотворное озерце, выехала на грунтовку и, ускоряясь, пронеслась мимо нас. «Максимальная скорость, семьдесят километров в час» - раздалось в наушниках.
Доехав до края испытательной полосы, танк развернулся и понесся снова в нашу сторону. Не снижая скорости, проскочил «гладильную доску», затем преодолел довольно глубокое болото, из которого выбрался уже целиком покрытый густой вязкой грязью. Далее, в том же темпе, «проутюжил» лабиринт траншей, сминая по ходу дела врытые в землю макеты пушек и еще чего-то железного. «Все образцы вооружений действующие» - прокомментировал голос из наушников. Второй проход опытный образец завершил эффектным прыжком, перемахнув через глубокий овраг, шириной, по моим прикидкам, никак не меньше пяти метров. Присутствующие разразились аплодисментами.
- А теперь немного повоюем, - объявил полковник. – Начнем с игры в прятки.

Из контейнеров на башке «Бизона» вылетело с десяток дымовых ракет, в считанные секунды полностью скрыв танк в густом дыме. Облако расширялось, понемногу захватив приличный участок полигона и где-то в нем рокотал танковый двигатель.
- Он появится там, - ткнул указкой рассказчик, и точно, спустя несколько секунд в том месте сквозь дым обрисовался темный силуэт, а затем показалась и сама боевая машина.
«Тепловизоры позволяют экипажу ориентироваться в полной темноте».
Позади нас раздались аплодисменты. Детки и конфетки.
«Преодоление минного поля».
Танк ненадолго замер у огороженного флажками сектора полигона. Затем башня его слегка довернулась и прогремел выстрел. Десяток зарядов равномерно распределились по всей длине заминированного участка и земля вздыбилась от разрывов сдетонировавших мин. Боевая машина сорвалась с места и лихо пронеслась по разминированному таким образом участку полигона.
«А теперь наша особая гордость – система стабилизации и наведения».
«Бизон» выехал на бетонную полосу, заканчивавшуюся уже знакомой «гладильной доской». Башенный люк открылся и в нем показался танкист с каким-то небольшим предметом в руке. Не без труда установив его на стволе, где-то в районе пламегасителя, он вновь исчез в недрах машины. Люк захлопнулся.
«В пластиковом стакане обыкновенная вода» - донеслось в наушниках, и мы все затаили дыхание.
«Бизон» тронулся очень плавно. Постепенно разгоняясь, он набрал весьма приличную скорость и нам оставалось только наблюдать за крошечным белым стаканчиком, словно бы приклеившимся к абсолютно неподвижному орудию. Когда все закончилось, воды в стаканчике осталось более чем наполовину.
- И теперь основная часть – стрельбы! – торжественно провозгласил полковник Росицки.
Мы спустились в бетонный каземат и припали к стереотрубам. «Бизон» отъехал к самому краю нашего сектора полигона и мы увидели фигурки покинувшего его экипажа.
- Разумеется, мы не можем оставить людей в машине, но, поскольку наши системы телеметрии и удаленного управления исключительно надежны, в этом и нет нужды. А теперь прошу всех посмотреть влево, где находится условный противник.
Далеко-далеко, где-то у самого горизонта появилась черная точка.
- В качестве противника мы выбрали нашу серийную модель «Тиран». Расстояние между машинами три километра… итак, если все готовы, мы начинаем.
Полковник отдал по рации короткий приказ, и спустя полминуты далекую точку на миг скрыла вспышка выстрела. Почти одновременно из контейнеров на башне «Бизона» вырвалась огненная игла. Вырвалась для того, чтоб разлететься огненным кустом метрах в пятидесяти от него. Тугая звуковая волна прокатилась по бункеру, ударила в уши и ушла куда-то дальше.
«Снаряд уничтожен в воздухе!».
Все дружно загомонили.
- Еще! – потребовал Оливер.
Второй снаряд был перехвачен метрах в двадцати от цели, третий же взорвался настолько близко, что взрывная волна целиком накрыла «Бизон».
- Все вынесенное на броню оборудование совершенно исправно. – успокоил нас Росицки. – Но, мы смоделировали наиневыгоднейшую для обороны ситуацию. А теперь дадим возможность «Бизону» защищаться более активно.
В тот же миг опытный образец сорвался с места и почти одновременно вдалеке блеснула новая вспышка выстрела. Снаряд вспорол землю в нескольких метрах позади «Бизона».
«Выстрел неточен, потому пуск противоракеты был заблокирован автоматикой»… .
«Тиран» произвел еще несколько выстрелов, но все его снаряды были уничтожены далеко на подлете.
- И теперь ответ! – возбужденно крикнул полковник и вслед за этим пучок дымовых ракет скрыл от нас «Бизона». А потом из густого облака дыма оглушительно рявкнула пушка. Мы едва успели перевести взгляды чтоб увидеть яркий всплеск накрывшего «Тиран» выстрела. «Прямое попадание».
Все возбужденно захлопали, и я невольно поймал себя на мысли, что тоже радуюсь происходящему, как ребенок.
- Господа, внимание! Данные телеконтроля показали, что «Тиран» выдержал лобовое попадание, и готов к бою.
Мы все припали к стереотрубам. «Бизон» рывком сорвался с места и тотчас слегка сдвинулась точка на дальнем конце полигона. Они выстрелили практически одновременно, и оба выстрела оказались неудачными.
- Наш успеет перезарядиться на две секунды раньше! – азартно воскликнул Оливер и оказался прав.
Второго попадания «Тиран» не выдержал и исчез, полностью поглощенный грибообразным огненным столбом.
- Вот это да! Сдетонировал боезапас. – прокомментировал кто-то позади.
Брат раскурил сигару и восторженно посмотрел на меня:
- Ну, что, мой мальчик, он совершенен, не правда ли?
- Да, производит впечатление.
- А ведь это всего лишь груда железа. А настоящий венец творения – это ты!

«Мистер Вига, на проводе комиссар полиции», - сообщила Роза.
- Соедините, - буркнул брат.
Я молча поднял трубку параллельного телефона.
- Алло, добрый день, Виктор.
- Мистер Виго, Оливер?
- Да, это я, дружище.
Но лицо брата никак не соответствовало его радушному тону. Человек на том конце провода не был склонен к пустословию.
- Черт возьми, Оли, ну и задали вы нам задачку!
- Что-нибудь случилось, старина?
Я даже на расстоянии чувствовал бурлящие в комиссаре Дорнье эмоции.
- Все дело в этой проклятой эксгумации, Оливер. Нам удалось провести ДНК-анализ плода. Как думаете, кто отец?
Трубка в моих руках стала влажной. Брат похабно хохотнул и покосился в мою сторону.
- Наверное, мне стоит серьезно поговорить с Иваном.
- Проклятье, это не смешно, Виго! – взорвался полицейский босс. – Ты понимаешь, что будет твориться, когда об этом пронюхает пресса?
Брат вздохнул:
- Ну, конечно, понимаю. Мне и самому все это не нравится.
Главный комиссар уголовной полиции, Виктор Дорнье – двухметровый глыбообразный примат – никогда не считал зазорным выказывать распиравшие его чувства. После слов брата он разразился длинной непечатной тирадой, и только потом, уже спокойнее, сообщил:
- Оливер, мне не удастся замять это дело.
- Сколько у меня времени?
- Ближайшая встреча с прессой послезавтра. Никаких имен, разумеется, не будет, но это даст тебе дня два, не больше… Ты ведь понимаешь?
- На большее я и не рассчитывал… .
- А потом уже сам разбирайся с журналистами.
- Договорились, - брат помолчал, задумавшись о чем-то, затем неуверенно спросил. – Виктор, а что у вас там сейчас происходит?
- Прости?
- Видишь ли, этот ваш инспектор Радек производит впечатление излишне дотошного человека. Оно бы и ладно, но если он начнет каждую неделю подкидывать миру подробности моей личной жизни… то… э… .
Из трубки донесся тяжелый вздох.
- Да-да, Оли, я попрошу инспектора быть… сдержаннее…
- В конце концов, так ли уж важно, когда и с кем я сплю?
- Я сделаю все, что смогу, Оливер, но должен сразу сказать, что инспектор у нас большой оригинал и может не прислушаться к моим советам.
Брат хищно улыбнулся.
- Наслышан и сочувствую. Но, сам знаешь, исполнительные дураки могут быть весьма опасными. Кто знает, в какие дебри он может залезть? Мне бы не хотелось быть невольной причиной чьих-либо неприятностей.
На том конце настороженно молчали. Подмигнув мне, брат несколько раз дунул в трубку.
- Алло, алло, Виктор, вы слышите меня?
- Да, Оливер, я у телефона. Я вас понял. Мы постараемся как можно быстрее покончить со всем этим.
- Но, разумеется, не в ущерб истине. – веско добавил брат. – Кстати, как тебе новое ранчо?
- О, все великолепно и дети в восторге. Мария ждет вас с братом в гости.
- Всенепременно заедем. Передавайте ей привет.
- Конечно, всего хорошего.
- Всего хорошего.
Брат положил трубку.
- Ранчо, - задумчиво произнес я, - при чем тут ранчо?
- У нашего друга были некоторые трудности с его покупкой. Мне удалось разрешить их.
- А что там насчет «чьих-либо неприятностей»?
- Ну, ведь не только полицейские любят покупать ранчо. Впрочем, разговор с остальными у нас еще впереди.
В этом я нисколько не сомневался. Удивляло только одно – а где же был я, когда все это происходило?

Когда-то я любил представлять себе, как все могло бы быть. Мне виделся утопающий в зелени клочок суши посреди океана, и мы с братом, носящиеся по прибрежному теплому песку. Почему-то там присутствовали высокие бокалы, до краев наполненные всеми цветами радуги. Запахи моря и жар вечернего костра. Странная ритмичная музыка, звон браслетов, много смеха… .
… и еще родители. Мама, которую я знал лишь по нескольким оставшимся после отца фотографиям. Она была высокой, на голову выше папы, и темноволосой, и мне почему-то кажется, что никогда не улыбалась. В отличие от деятельного и шумного отца.
Но, все это только представлялось мне. И хотя в моей жизни хватало экзотических островов и призывного женского смеха, почему-то эти картинки мне много дороже.
Но, вот совсем другое дело, это сны.

Громоздящаяся перед нами скала была темна и непреступна. Состоящая из сваленных друг на друга неведомым великаном гранитных глыб, она возвышалась, доставая вершиной края лунного диска. Уже много часов подряд я неподвижно сидел в своем укрытии и, медленно поводя стволом, рассматривал сквозь мощную оптику этот возвышающийся колосс. Сросшийся со своим биноклем Оливер был тих и неподвижен, и только время от времени до меня доносилось негромкое ворчание брата. Так прошла, казалось, вечность, и когда уже поблекли последние лучики надежды, брат негромко произнес «Здесь». Почти одновременно я увидел скользнувшее в темноте светло-серое пятно. «Стреляй» - нетерпеливо шепнул Оли прежде чем зверь попал в перекрестье моего прицела. Но я не спешил. Не подозревающая о нашем присутствии крупная кошка вела себя на удивление беспечно. Зверь грациозно сел на каменный уступ прямо перед моими уставшими глазами. Винтовка дернулась в моих руках. «Давай, Иван, убей его, - шипел брат, но что-то мешало мне сделать последнее движение. Оливер зло пихнул меня в бок, - «Иван, уйдет ведь». Он прошептал это совсем тихо, но зверь вдруг замер, приподнявшись на напряженных лапах, и взгляд его гипнотически светящихся глаз уперся прямо в наше укрытие. Мы затаили дыхание. Прошла еще одна вечность, прежде чем хищник шевельнулся. Короткий взмах хвостом, и барс «стёк» со своего места и исчез где-то в камнях. Оливер даже застонал от досады.
Мы понимали, что второго такого шанса больше не представится, и потому, когда зверь вновь появился перед нами, оба растерялись.
Он сидел на самой вершине скалы, прямо в круге лунного диска. Я прицелился и в этот миг пропало все – и усыпанное звездами небо, и скала, и мое возбуждение. Остался только яркий лунный круг и силуэт большой кошки в его центре. «Все, - подумал я обреченно, и плавно нажал на курок.
Удар в плечо совпал с выстрелом. Я оглох на миг, а когда пришел в себя, попал под целый шквал ругани разъяренного брата. И мир рассыпался. Пропала винтовка, пропала залитая лунным светом скала, а следом за ней исчезла и сама луна. И когда я окончательно проснулся осталась только ругань брата… .
- … меня не интересуют ваши проблемы. Вы взяли деньги и меня не интересует, как именно вы собираетесь их отрабатывать!...
Оливер был взъерошен, трясся от злости и даже не замечал как в бешенстве колотит свободной рукой о сбившуюся на бок подушку.
- Вы не сможете отсидеться в стороне. Если вы будете продолжать в том же духе, то все нынешние проблемы очень скоро покажутся вам просто детскими шутками. Вы поняли меня, … .
… Внезапно брат обернулся. Вспышка злобы в его взгляде заставила меня вздрогнуть, но уже в следующий миг он взял себя в руки.
- В общем, я не желаю больше говорить на эту тему. После завтра я жду отчета о выполненной работе. Спокойной ночи.
Он подчеркнуто аккуратно положил трубку на рычаг.
- В чем дело? – тихо спросил я.
- Проблемы с контрактом. Проклятые азиаты решили в последнюю минуту все переиграть.
- Прямо ночью?
Брат выразительно посмотрел на меня и постучал себя пальцем по лбу.
- Это здесь ночь, а там, у них, самый что ни на есть день.
Я растерялся и он выключил свет.
– Но, почему… .
- Иван, не начинай хоть ты! Я спать хочу.
Он демонстративно широко зевнул и затих.
У меня не было оснований не верить ему, но все же, на душе было неспокойно.

- Мистер Виго, как вы можете прокомментировать последнее заявление пресс-секретаря Департамента?
- Мистер Виго, когда вы узнали, что у вас есть наследник?
- Собирались ли вы формально закрепить отношения с госпожой Паркер?
Мы упорно пробирались сквозь толпу журналистов.
- Господа, в ближайшее время вы получите исчерпывающие ответы на все интересующие вас вопросы, - заверил Оливер, увлекая нас в спасительный полумрак салона «Роллс-Ройса». Дверь захлопнулась и сопровождаемые гомоном и бесчисленными фотовспышками мы медленно тронулись с места.
- Черт знает, что такое. Словно с цепи сорвались, - недовольно буркнул брат. – Сматываемся отсюда быстрее.
Даже когда вся эта публика осталась далеко позади, он еще какое-то время ворчал себе под нос, затем выпил коньяку и понемногу успокоился.
- Сара, что у нас с утренней почтой?
Секретарша суетливо раскрыла папку.
- Есть несколько деловых писем от наших партнеров из Африки. Два приглашения на ужин, одно от… .
- Дальше.
- Две банковские «платежки». Финансовый отдел уже прошли. Вам осталось только завизировать.
- Давайте сюда.
Пока Оливер подписывал документы, секретарша неуверенно перебирала несколько оставшихся в папке листов.
- Еще что-то?
- Видите ли, шеф,… - Сара замялась и даже слегка покраснела, - тут несколько писем… личного характера. Я не уверена, стоит ли вам читать их.
Она совсем сникла, сразу же напомнив мне саму себя месячной давности, в день появления у нас в приемной. Брат выхватил у нее из рук письма и принялся читать. И уже спустя минуту затрясся от приступа смеха.
- Нет, Иван, ты только послушай… Нет, я не могу!
Он еще долго хохотал, вытирая рукавом выступившие слезы, затем немного успокоился и громко зачитал:
- «Здравствуй, милый, вот я и решилась написать тебе. Тебе сейчас нелегко, но я хочу чтоб ты знал, что есть на свете женщина, которая согласится делить с тобой все горести, которая готова дать тебе все тепло, на какое способно ее любящее сердце. Напиши мне, любимый мой, Иван…» - Черт, брат, это, кажется, не мне! Интересно, а фото прилагается?... Нет?... Жаль. Ну, что, Иван, с твоей стороны будет верхом бессердечности не ответить на этот крик души.
Больше я выдержать не мог, и мы уже оба разразились гомерическим припадком хохота.
- А вот еще… нет, ты только послушай, - с трудом выдавил из себя Оливер, - «Две прелестные юные шоколадки с нетерпением ждут встречи со своими ненаглядными шалунишками Виго. Мы готовы растаять от ваших прикосновений, милые мальчики…».
Новый взрыв хохота потряс автомобиль. Пунцово-красная Роза сидела, уткнувшись лицом в ладони. Плечи ее вздрагивали. Что-то деликатно хрюкал в кулак Ноль. Подозрительно краснел бычий загривок шофера.
- «Энвильское общество неформальных супружеских отношений приглашает господ Оливер и Ивана Виго на ежегодное собрание. – продолжал читать Олли. – Господа Виго могут рассчитывать на полную приватность и порядочность отношений. На собрании будет рассмотрен вопрос о присвоении уважаемым господам Виго статуса Почетных президентов Общества со всеми вытекающими отсюда привелегиями…, - так, тут дальше мелочи, ага… - членские взносы… фрак обязателен… Мы уверены, что досточтимые господа будут приятно поражены царящими в Обществе теплотой человеческих отношений и разнообразием форм их выражения».
- Великолепно! – воскликнул я.
Так, в превосходном настроении, мы и подъехали к штаб-квартире «Ареса».

В приемной нас ждал инспектор Радек.
- О, инспектор, давненько не виделись! В последнее время нам очень не хватало ваших увлекательных рассказов, – воскликнул брат, заглушив мое приветствие.
- Доброе утро, господин Виго. Я постараюсь и впредь не разочаровывать вас.
Брат широко распахнул дверь кабинета:
- Ну, и славно. Прошу вас.
Но вместо того, чтоб войти, полицейский, к нашему удивлению, повернулся к шефу нашей службы безопасности.
- Если не ошибаюсь, господин Ноль?
В ответ тот молча кивнул.
- Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов.
- К вашим услугам, - отозвался секьюрити, повинуясь едва заметному кивку брата.
Но, от меня не ускользнула мелькнувшая в его глазах тревога.
… - Ну, так чем вы порадуете нас сегодня? – вопросил брат, когда все, наконец, расселись.
Инспектор уставил на Ноля свой невыразительный взгляд, и меня вновь охватило несколько ослабевшее за последнее время чувство тревоги. Наше пренебрежение совершенно не трогало этого немолодого уставшего человека.
- Господин Ноль, знаком ли вам человек по имени Тадеуш Косицкий?
- Разумеется. До недавних пор он был одним из наших сотрудников.
- Вот как? До недавних пор?
- Он у нас не работает уже … что-то около двух месяцев, - любезно подсказал Оливер.
Полицейский инспектор вытащил из кармана старый знакомый блокнот.
- Знали ли вы этого человека до работы в «Аресе»?
- Мы вместе служили в Легионе, - спокойно ответил Ноль.
- Верно, и у нас такие же сведения. Если не ошибаюсь, вы служили в штабе и имели чин майора?
- Так точно, инспектор. Я понимаю, куда вы клоните и должен сразу сказать, что по службе лично с этим господином почти не контактировал. Мы были в разных… э… весовых категориях.
- И тем не менее, именно вы рекомендовали его для работы в «Аресе».
- Да. Я знал его, как отличного профессионала.
- И чем же занимался сержант Косицкий в Легионе?
Ноль помолчал, что-то обдумывая.
- По долгу службы ему приходилось выполнять некие… специальные задания в интересах Легиона. Простите, но больше я ничего сказать не могу.
- Понимаю. Если не ошибаюсь, вы и сами занимались чем-то подобным?
- В основном, планированием таких операций.
- Прошу прощения, господа, но не пора ли объяснить, что все это значит? – наконец-то вмешался внимательно слушавших их беседу Оливер.
Инспектор тотчас обернулся к нему.
- Мы выяснили, что господин Косицкий был хорошо знаком с Юссуфом Ахатом, водителем того злосчастного грузовика. Их довольно часто видели вдвоем.
- До аварии, или после? – быстро спросил брат.
- До, - коротко ответил инспектор и тут же в свою очередь поинтересовался:
- Известно ли вам, где мы можем найти Тадеуша Косицкого?
Брат пожал плечами.
- У нас, разумеется, есть его домашний адрес. Я распоряжусь… .
- К сожалению, все не так просто, - перебил его полицейский, - Адрес мы и сами знаем, но, дело в том, что человек под таким именем там не проживает.
- Черт! – выругался брат, - Действительно, некрасиво получается… Ноль, что у вас там происходит?
Наш желтолицый ангел-хранитель слегка побледнел.
- Я сам ничего не понимаю.
И тут Оливер неожиданно взорвался:
- А за что тогда я вам плачу деньги, мистер Супермен? Вы понимаете, как все это выглядит со стороны?
- Но, господин Виго… .
- Что вы там лепечете «господин Виго»!... Меня не интересуют ваши оправдания! Я хочу с точностью до минуты знать, чем в последнее время занимался этот ваш сослуживец. Слышите меня, вы, осел!
- Хорошо, го … .
- Вы еще здесь? Вам нужно повторять приказы по несколько раз? Вон отсюда!
Когда за Нолем закрылась дверь, брат вытер тыльной стороной ладони пот со лба и смущенно посмотрел на полицейского:
- Прошу прощения, инспектор. Просто эти последние происшествия слегка выбили меня из колеи.
- Понимаю, - полицейский сочувственно покивал и встал с кресла. – Пожалуй, пойду и я.
Мы вежливо поднялись следом.
- Вы ведь будете держать нас в курсе событий? – в голосе Оливера угадывались непривычные заискивающие нотки.
Ответная улыбка нашего гостя была едва ли не нежной.
- Ну, конечно же. Разве до сих пор я этого не делал?
- Да-да, инспектор, - брат задержал его ладошку в своей лапище дольше принятого. – Поверьте, я ценю все, что вы делаете для нас.
Лицо нашего «гостя» окаменело.
- Всего хорошего, господа.
Он энергично встряхнул мою руку и быстрым шагом вышел из кабинета.
Мы постояли еще несколько долгих секунд, затем, повинуясь какому-то общему, одному на двоих, порыву, кинулись к окну.
Там, далеко внизу, полицейский втиснул свое грузное тело в старенький «Опель» и захлопнул дверцу. Выпустив струю черного дыма, автомобильчик выполз со стоянки и вскоре затерялся в потоке машин.
Оливер выглядел совсем плохо. Его дряблые щеки покрывал нездоровый румянец, лежащий на подоконнике кулак подрагивал. И в этот момент я оценил все: и странные звонки, и ночные переговоры, и его нарочитую грубость. Брат в одиночку держал на своих плечах им же и созданный для нас мир, и только Господь знает, чего ему это стоило. На миг во мне всколыхнулась странная нежность к этому властному, безжалостному и одинокому человеку.
- Оли, - позвал я тихо, как когда-то давным-давно в детстве.
Он посмотрел на меня больными глазами.
- Едем в «Лес», брат. – предложил я.
А что еще я мог ему предложить?

… Над взбудораженным городом ревела огромная обезьяна. Далеко-далеко выполняли боевой разворот пока еще крохотные осы-самолетики. Внизу бесновалась оголтелая людская стая. Сейчас должно было начаться то, ради чего, собственно, режиссер и затеял все предваряющие сцены.
Мы сидели в последнем ряду полупустого зала, а на экране перед нами показывали убийство. В который уже раз нам предстояло стать его свидетелями, и это значило только одно – Оливеру плохо. Громадная волосатая тварь сыграла свою роль и теперь должна была погибнуть. Для того, чтоб какой-то кретин что-то сказал про любовь.
И потом включится свет в зале. И в первом ряду будет сидеть заплаканная девочка. И, наверное, только один человек на земле выйдет из кинотеатра, заряженный мрачной неукротимой энергией – мой брат Оливер.
Пока же он сидит, не отрывая взгляда от экрана и лицо его сведено яростной судорогой. Он упивается бессильной отвагой зверя и беспомощностью крутящейся рядом женской фигурки. Он готов собственными руками раздирать самодовольные лица пилотов. И когда взгляд огромной резиновой обезьяны тухнет, то скрипят и гнутся под руками что-то бормочущего брата подлокотники кресла… .
… Немногочисленные зрители покинули зал и мы остались одни. Я молчу и знаю, что будет дальше. Брат повернется ко мне и скажет с усмешкой:
- Ну, Иван, похоже, уделали таки нашу мартышку.
А я в ответ криво усмехнусь, хотя и не поверю его деланному веселью. Потому что знаю, что сегодня, когда все это будет ему снится, в глазах брата будут слезы.

То, что каких-то лет сорок назад родилось уродливым склизким созданьицем, я превратил в огромное страшное существо, занимающее весь стальной короб нашего огромного небоскреба. Его мозг, запечатанный в ослепительный хрустальный куб, терялся высоко в облаках. Его члены вросли в бетонные перекрытия, распирали тесные провалы лифтовых шахт, отражали солнечные блики зеркалами и мраморными ступенями лестниц. В его тени копошились сотни мелких существ, ежеминутно сверяющие темп своих жизней с ритмом сердца своего бога. Его мысли брызгали из сотен телефонных трубок и компьютерных мониторов, придавая существованию всех его клеток иллюзию какого-то смысла. Я сделал его несокрушимо могучим и по-детски непосредственным. Оно давно стало предметом поклонения и теперь могло позволить себе всё. По своим непостижимо орбитам носились над землёй его плевки-спутники. В бассейнах, заполненных его потом, нежились его избранные жрецы. Прикованные к телевизионным ящикам, его рабы с вожделением разглядывали грязное бельё чудовища. Ближе к вечеру, они же жадно пожирали его слизь, тщательно соскобленную с милостиво брошенного им носового платка. Но больше всего, они любили его испражнения. В течение всей жизни, изо дня в день, они приходили ко мне, в надежде получить чашку пахнущего благополучием кала. Я кожей чувствовал их голодное нетерпение, и это было прекрасно. Я всю жизнь кормлю других и кажется этот процесс начал доставлять мне удовольствие.
…Я внимательно перечитываю написанный текст, щелкаю по кнопке Enter, и гигантский организм включается в работу. Смытые водой, зловонные массы ухнули вниз. Забили струями из телефонных трубок секретарш, заливая колготки «Санпелегрино» и стекая по изящным щиколоткам еще ниже. Серая дрянь растекалась по офисам жадно поводящих носами клерков, заливала шкафы и бюро, водопадами низвергалась в нижние этажи и подвалы. И народ ожил. Заработали факсы и модемы, распространяя каловые массы по миру. Забегали курьеры со зловонными пакетами. И кто-то уже подрался за право владеть особо благоухающим куском. И, заполнив весь небоскреб под самую крышу, жижа потекла по улицам, захватывая все новые и новые кварталы.
А над всем этим сижу в своем хрустальном дворце я. И еще один я, заинтересованно листает очередной медицинский журнал. Затем чья-то рука провела по внутренней поверхности моего бедра, и я услышал треск расстегиваемой на брюках молнии. Странное, доселе ни разу не испытанное чувство сжало тело сладостными тисками, но тут же ушло не в силах противостоять привычному отвращению.
… И я проснулся. С воплем «Кто тут?» я оттолкнул кресло от стола. «Спокойней, Иван, спокойней», с гадкой ухмылочкой проговорил Оли и следом откуда-то снизу из-под столешницы вынырнуло миловидное лицо нашей секретарши Розы. «Спокойней, Иван» - повторила она фразу брата с теми же интонациями. А ее бесстыжая рука была уже там, где, ..там.. там… Я задрожал. «Разве тебе плохо, брат?» - донесся голос Оливера, и тут с братом стало происходить что-то странное. Его тело словно бы потеряло очертания, раздулось и поглотило игриво взвизгнувшую Розу. Затем он стал надвигаться на меня. «Разве ж это плохо, Иван?». Я попытался оттолкнуть его, но руки мои прошли сквозь тело брата, не встретив ни малейшего сопротивления. «Нет, нет!»- закричал я, обезумев от страха, и попытался вскочить. Но брат навалился на меня всем весом, и на миг вернулось то странное сладкое чувство. Я судорожно забился, чувствуя что внизу живота стало мокро и холодно. Новая волна страха накрыла меня…
И я проснулся еще раз.
«Спокойней, Иван, самое страшное уже позади» - раздался тихий голос брата. – Не ломай нам кайф». И только после этого я окончательно пришел в себя.
Оливер возлежал на подушках и меланхолично выпускал в потолок аккуратные кольца дыма. Рядом с ним на кровати, скрестив ноги по-турецки, сидела совершенно голая Роза. Время от времени брат передавал ей косячок и она делала глубокие затяжки, запивая их шампанским из горлышка зажатой в другой руке бутылки. Я наблюдал за ними, отстраненно констатируя угасание всех своих валящихся в бездну чувств. У самых моих губ возникла бутылка и я, не раздумывая, сделал большой глоток. Странно ухмыляясь, Роза выпустила мне в лицо длинную струю дыма, и с очередным вдохом комната поплыла у меня перед глазами. «Ну, наконец-то мальчик расслабился» - донесся откуда-то глухой, словно из-под воды, голос. «О, он уже не мальчик»- ответил ему второй хихикающий голосок и оба рассмеялись, отчего у меня вдруг резко заболело в висках и мир закружился. Опять пришла струя вонючего дыма и мой желудок протестующе заурчал. «Иван, может, выпьешь кофе?» - участливо предложил невидимый брат. И снова ему ответил тот второй капризный: «Я хочу кофе, Оливер! Сделай мне кофе». А я из последних сил сдерживал подступившую тошноту. Они опять что-то забубнили что-то, чего я уже не в силах был разобрать. Мне захотелось крикнуть: «Хватит!», но вместо этого из горла вырвался лишь жалкий хриплый стон. И новая вспышка веселья где-то рядом. «Ну, нет, - не унимался тонкий голос, - Иван не станет готовить кофе подружке, если это может не понравиться его маме. Давай выпьем шампанского». Они снова зашлись в булькающем хохоте, а мне в нос вдруг ударил резкий запах газированного вина. Я сцепил зубы борясь с вышедшим из повиновения организмом, но силы были неравны и через секунду меня вырвало прямо на кровать.
Даже вопль Розы не смог нарушить наступившего следом состояния блаженства. Вот он тот кайф, о котором они говорили!
«Оливер, эта скотина заблевала тут все!» - донеслось до меня, и следом раздался резкий звук пощечины. «Не смей называть моего брата скотиной, тварь!» Сидя с закрытыми глазами, я вдруг открыл, что если немного покачиваться, то состояние эйфории усиливается. «Убери свои лапы, животное! - продолжал тем временем бесноваться остальной мир.- Отпусти меня!». «Ты, шлюха, ты сожрешь все это сейчас же!» . «Убери лапы, козел, ты такой же урод, как и твой припадочный братец! Я ухожу». Потом раздался еще один звук удара, и они завозились, отчего кровать пошла ходуном. «Гадина, гадина, гадина,- орал брат, и в такт ему раздавались глухие ритмичные удары. Время от времени в них примешивались хриплые вопли-всхлипы. «Я тебе дам «ухожу», я тебе покажу «припадочный»!» -полный ненависти голос брата успокаивал и расслаблял. Потом довольно долго стояла тишина, лишь раз нарушенная коротким взвизгом.
«Вот так-то, сука,- донеслось спустя долгое-долгое время. - Черт, куда она дела шампанское?». Потом опять было тихо, и я зачем-то отпил из снова оказавшейся у самых губ бутылки. После этого какое-то время вообще ничего не происходило – наверное я уснул. А потом я проснулся. И открыл глаза.
- Аккуратней, Ноль. Черт возьми, ты же видишь, на ковер капает, - раздраженно прикрикнул Оливер на четверку несущих тело Розы к двери людей. – И одеяло это вонючее заберите отсюда!
Я застонал, растирая лицо ладонями.
- Боже мой, Оли, зачем?
Брат вперил в меня взгляд безумных глаз.
- Все хорошо, Иван, ты только не нервничай. Сейчас они уберут, и все станет по-прежнему.
- Что станет по-прежнему? – голос мой сорвался на визг, но Оливер уже отвернулся.
- Ноль, подойди,- приказал он, едва за вынесшими тело секретарши людьми закрылась дверь.
Большой японец приблизился и, повинуясь жесту брата, присел на краешек кровати.
- Ты понимаешь, что сейчас мне больше не нужны проблемы.
- Да, хозяин.
- Ее не должны найти.
- Понимаю, хозяин.
- Последний раз ты тоже говорил «Понимаю, хозяин», и чем все закончилось? На этот раз она должна исчезнуть. Исчезнуть в самом прямом смысле.
- Она исчезнет, хозяин.
Под гипнотизирующим взглядом брата крупное перекачанное тело японца съежилось. Широченные плечи дорогого пиджака поникли, лицо стекло, образовав второй подбородок.
- Она исчезнет, хозяин, - повторил наш охранник.
- Сегодня же, - рявкнул брат, - и даже пепла не должно остаться.
- Да, хозяин.
В этот момент в комнату вошел человек, и брату пришлось проглотить готовое вот-вот сорваться с языка ругательство.
Под нашими взглядами вошедший заменил нам одеяло, затем свернул и вынес испачканный бурыми пятнами ковер.
- У тебя есть три часа на то, чтобы уничтожить все улики,- ровным голосом приказал брат.
- Мне хватит и двух.
- Вот и отлично.- Брат расслабленно откинулся на подушки. - Ровно через два часа я жду твоего звонка.
- Да, хозяин.
Ноль встал и быстро вышел из комнаты.

- Что за паршивое утро сегодня, - поморщился Оливер и вдруг заорал во весь голос.- Мне кто-то принесет кофе, или нет?!
От его вопля я вздрогнул и шоковое оцепенение отпустило меня.
- Значит, тех двоих все-таки убили по твоему приказу.
- Конечно, Иван, а разве у тебя были какие-то сомнения в этом?
Он уставился на меня сумасшедше-веселым взглядом, и стало понятно, что любые увещевания сейчас пропадут впустую. И я привычно опустил глаза.

- Не надо, Оли, хоть сегодня.
Рука брата, потянувшаяся к бутылке с коньяком опустилась на стол.
- Конечно, Иван, конечно. Давай-ка лучше выпьем кофе.
Он разлил дымящийся напиток по чашкам.
- Что же теперь будет, брат?
Оливер потер воспаленные глаза.
- Да ничего нового, Иван. Будем жить дальше.
Я горько усмехнулся:
- А ты сможешь?
Брат тяжело вздохнул.
- Да-а… ты прав, получилось как-то по-дурацки. Но, черт возьми, ты же видел, как все произошло. Я просто не мог сдержаться.
Он сделал глоток и поморщился.
- Горячо… - внезапно Оливер грохнул кулаком по столу. – Одного понять не могу, откуда там взялось столько крови, я ведь ничем не мог ее поранить!
- В самом деле. Может быть носом пошла, когда ты душил ее? - не скрывая сарказма, предположил я.
Как всегда, брат предпочел не заметить моих терзаний, но само предположение ему понравилось.
- Действительно, а я и не подумал об этом.
- В следующий раз думай.
В моем мозгу раздался рокот волн накатывающего океана истерики. Брат длинно выругался и прочувствованно закончил:
- Все-таки, она большая сука – эта наша с тобой жизнь!
- Да прекрати же ты наконец!
Кажется, голос мой сорвался на фальцет, и он вздрогнул. Но прежде чем брат успел что-нибудь сказать, резко зазвонил телефон.
«Ну, всё, всё, что ни происходит, идет ему в масть. Даже в мелочах», - пришла горькая мысль.
- Да, слушаю,- в обычной своей манере рявкнул брат в трубку.- Так… да…да, я понял… Это точно, или я сам должен все перепроверить?... Хочется верить вам… Ну, и отлично. Будем считать, что мы уладили этот вопрос. И еще одно, Ноль. Уже полдень, а моей секретарши все еще нет на работе. Как вам известно, мы не держим сотрудников, несерьезно относящихся к своим обязанностям. Рассчитайте, пожалуйста ее… Нет, меня не касаются чужие проблемы… Вот именно. И завтра утром я надеюсь увидеть в своей приемной нового человека.
Брат положил трубку на рычаг – конспиратор хренов.
- Вот и все, Иван. Малышка Рози уволена навсегда, и уже никогда больше не вернется.
Я молча разглядывал свои сжатые кулаки.
- Она ведь тебе никогда не нравилась?
После этих слов у меня внутри что-то оборвалось. С бешеным рыком я развернулся, насколько смог, и ударил брата в лицо. Тот отшатнулся, но даже и не подумал прикрыться. А я, уже больше не в силах сдерживаться, бил и бил в побледневшую ненавистную рожу самого близкого мне человека. Затем обессилено уронил руки на стол.
Не обращая внимания на стекающую с разбитой губы кровь, Оливер с изумлением разглядывал меня.
- Точно не нравилась,- наконец констатировал он.
- Прекрати,- всхлипнул я.
Он обхватил меня за плечи и прижал к себе. Я попытался освободиться, но силы были явно не равны.
- Поплачь, Иван, поплачь. Это помогает.
И я действительно, как самый распоследний идиот, разрыдался у него на плече.
- Давай, брат, давай. Все когда-то проходили через это, – приговаривал мягко Оливер, отхлебывая из своей чашки и ероша мне волосы выпачканной в крови рукой. – Это ты неплохо придумал. Жаль только, что так поздно.

Она появилась в тот же вечер. Вихляя бедрами, приблизилась к столу, и аккуратно поставила перед нами чайные приборы.
- Желаете еще чего-нибудь?
Под взглядом ее темных глаз, я моментально почувствовал себя раздетым, и, разумеется, тут же покраснел. Оливер же расплылся в плотоядной улыбке:
- Чуть позже, милая.
Она резко развернулась, обдав нас тугой волной каких-то сводящих с ума духов, и походкой манекенщицы направилась к двери. Мы заворожено пялились на ее обтянутый мини-юбкой зад, и совершенной красоты ноги. Брат облизнул губы и, когда она уже взялась за ручку двери, таки не выдержал:
- А впрочем, погоди-ка, у нас есть кое-что для тебя.
Она элегантно обернулась, словно… «Знала, ведь знала же!» - мелькнуло у меня в голове.
- И вот что…- начал было Оливер, и осекся, когда она без всякой подсказки провернула в замке ключ.
Брат явно был поражен.
- У меня тут … это… скрепка закатилась… под стол, - запинаясь, как прыщавый подросток, незатейливо спошлил он и, клянусь, в глазах его мелькнуло самое настоящее смущение. Наверное, Оли не стал бы возмущаться, даже если б она вздумала вылить ему на голову весь принесенный чай. Но, ничего подобного, конечно, не случилось.
…В этот раз я и не пытался что-либо читать, просто не смог, и уже спустя пару минут начисто забыл о задушенной утром маленькой шлюшке Розе.

Домой мы выехали ближе к полуночи. Всю дорогу молчали, но тишина в машине тягостной не была. Странные чувства переполняли меня. Поселившиеся в душе свет и покой, окрыляли, и, ей богу, если б не сопутствующий им стыд, заставляющий хранить на лице непроницаемую маску, я бы мог взлететь. Мы подвезли ее к дому, подождали, пока за ней закроется дверь, и только после этого смогли оторваться от окна автомобиля.
Брат немедленно присосался к бутылке с коньяком. Затем вдруг встрепенулся.
- Черт, мы же так и не спросили, как ее зовут. Ты знаешь, Иван?
И в самом деле! Я отрицательно покачал головой. Сидящий напротив Ноль впервые за время поездки вынырнул из своего загадочного восточного транса.
- Ее зовут Роза, хозяин.
Брат так и замер с открытым ртом, а потом неожиданно расхохотался. Как ни странно, это имя и у меня не вызвало ни одной неприятной ассоциации. Это была единственная в мире Роза, а все остальное ни в счет. И никаких угрызений совести. Наверное, со мной случилось что-то ужасное.

Вселенская умиротворенность поселилась во мне. Она несла меня уже несколько дней сквозь дикость будней и стычки с братом. На душе было ясно и покойно, и такой же ясной казалась жизнь. Освещавшее теперь мою жизнь новое светило по имени Роза, не закатывалось ни днем, ни ночью, согревая душу, и расслабляя тело. И вскоре смысл всего происходящего стал очевиден даже для меня – я влюбился.
Придя ко мне впервые, эта мысль сначала ужаснула, потом рассмешила. Но время – великий доктор, и очень скоро я научился воспринимать ее как должное. Самое же странное было то, что, кажется, чувства мои не были безответными. Знаю, это звучит чудовищно глупо, но я знаю, знаю, знаю, что именно со мной провела Роза несколько самых счастливых в моей жизни ночей. И ни самодовольство брата, ни собственная ущербность, не могут поколебать моей уверенности в этом. И то, на что брат потратил годы, я сделал походя – создал свой собственный мир.
Как-то удивительно легко я смирился с присутствием в этом мире третьего. Этот третий был груб и циничен, но, уже начавший избавляться от груза комплексов и слабостей, я отчетливо понял, что все скотство Оливера, есть лишь инструмент, позволяющий полнее выразить глубину моего нового естества. Я понемногу превращался в кукловода, вертящего бессердечной марионеткой-братом в своих интересах. И ничего непристойного в этом не было, ведь теперь у меня был только один интерес – любовь.

За окном лил дождь, но это утро показалось мне особенно чудесным. Меня окрыляло предвкушение встречи. Не печалила непогода и Оливера, который позволил себе пару раз расхохотаться над моими вполне нормативными остротами. Вообще, в последнее время он стал относиться ко мне заметно благосклоннее, и даже поумерил свой годами натренированный скептический патернализм.
… А в машине уже ждала нас ОНА:
- Доброе утро, Оливер, доброе утро, Иван. Прекрасно выглядите, мальчики.
Ее бы гнать надо за подобную фамильярность, но физиономия Оли расплылась в некоем подобии улыбки.
Роза деловито раскрыла лежащую на коленях папку. Едва взглянув на плотную стопку бумаг, брат скривился:
- Опять эта чепуха! Ну, почему я все должен расхлебывать один? Иван, может быть вспомнишь, что ты такой же владелец фирмы, как и я?
И мне пришлось вспомнить… А вокруг носились, бурлили, радужно переливались потоки света.
Мы занялись бумагами, и лишь изредка перебрасывались короткими фразами по существу. Это требоавло определенной концентрации и мысленного настроя, и потому до меня не сразу дошел смысл одного из переданных мне Розой документов. А затем едва удержал лист в онемевших пальцах.
«Иван, я люблю вас. Все, чем я теперь живу и все, что делаю – только для вас. Если мое признание что-нибудь значит для вас, то вы поймете меня. Если же нет, то прошу только одного, будьте милосердны и не выдавайте меня этому чудовищу, вашему брату. Я следила за вашей жизнью несколько лет и знаю, что вы не такой, как он, и только поэтому решилась написать эти строки. Нет, я уверена, что вы тот самый милый добрый Иван, а значит захотите поговорить со мной. Верю, мы поймем друг друга и сможем быть вместе, несмотря ни на что. Верьте мне».
Подписи не было да и зачем она? Мне показалось, что прошла вечность, а я все сидел, как пришибленный, не в силах оторвать взгляд от носков собственных ботинок. Но, понемногу оцепенение начало проходить и пришел страх. Брат, недовольно бормоча, правил какой-то документ, и не обращал на меня ни малейшего внимания. Так же далеко-далеко была и сидящая напротив Роза. И я почувствовал себя персонажем мучительно тяжелого сна. Мой мир в очередной раз переворачивался с ног на голову, а причастные к этому люди сидели рядом с отстраненными лицами.
И все же, присутствие рядом бескорыстной голубоглазой блондинки позволило перебороть приступ страха, и очень скоро меня охватила сумбурная жажда деятельности! Теперь я был просто не в состоянии нести свое бремя одиночества и, конечно же, нашел выход.
- Роза, возьмите, пожалуйста, - я протянул ей лист с запиской.
Даже не подняв головы, она выхватила его из моих потных пальцев и сунула куда-то в стопку бумаг. Оливер не обратил на нас ни малейшего внимания, а я почувствовал себя необычайно глупо. Если это окажется их с братом шуткой, то я просто не смогу жить дальше. Впрочем, здравый смысл подсказывал, что вряд ли брат пойдет на подобные розыгрыши – уж очень дорого они могут обойтись ему, если я сорвусь по-настоящему.
В голове моей заварилась такая каша, что работать стало совсем невозможно. И тогда я стал просто смотреть в окно. Мы неслись на огромной скорости по еще не успевшей заполниться машинами трассе. Поля по обе стороны шоссе уходили за горизонт, и только изредка пейзаж оживляли приземистые фермерские постройки…. Фермерские?
- Оли, куда это мы едем? – воскликнул я, заставив всех вздрогнуть.
- Повидаться с одним хорошо знакомым тебе полицейским инспектором, - ответил брат.
- То есть, к нему домой? Но, ведь еще очень рано.
- Я не собираюсь тратить на него свое рабочее время. Оно стоит слишком дорого. И, тем более, я не собираюсь тратить личное. – сухо произнес брат.
- И о чем ты собрался говорить с ним?
Оливер наконец-то оторвался от своих бумаг, и в упор посмотрел на меня.
- Ты полагаешь сейчас самое время обсуждать это?
Я невольно покосился на мою Розу и почувствовал нарастающую злость… Но, с другой стороны, брат был прав – ей совершенно незачем знать обо всех этих делах. Погипнотизировав меня еще немного, брат вновь вернулся к своему занятию, я же почувствовал себя только что высеченным прилюдно малолеткой. И снова уставился за окно, больше всего желая, чтоб она не заметила моих пылающих от стыда ушей.

- Где-то здесь,- негромко произнес Ноль когда мы свернули на обсаженную с двух сторон молодыми деревцами неширокую дорогу.
Нужный коттедж отыскался без труда, благодаря стоявшему рядом с открытым гаражом старому «Опелю». Едва машина остановилась в воротах гаража показалась знакомая плотная фигура. Вытирая испачканные руки тряпкой, хозяин направился нам навстречу.
- Утро доброе, господин инспектор,- еще издали поздоровался брат. – Очень рад, что мы застали Вас.
- Здравствуйте, господа, прошу вас, – он раскрыл калитку, похоже, ничуть не удивившись нашему визиту.
- Ой, какая прелесть, - едва войдя во двор, взвизгнула Роза.
Лицо полицейского инспектора осветилось улыбкой.
- Вам нравится?
Большая клумба с розами перед домом – подозреваю, штука довольно обыденная. Но мне она показалось более живой, чем все наши зимние сады и оранжереи, сотворенные в духе последних веяний в ландшафтном дизайне.
- Никаких привязанностей - расслышал я тихое бормотание брата.
Проведя нас в гостиную, хозяин, извинившись, вышел. Впрочем, очень скоро он вернулся, уже одетый, и первым делом вручил Розе огромный букет роз. Её восторженная реакция, признаться несколько задела меня, но брат пережил эту сцену с каменным выражением лица.
Когда, наконец, все расселись, хозяин напрямую спросил, глядя на Оливера:
- У Вас ко мне какое-то дело, господин Виго?
Почему-то я вновь почувствовал себя маленьким мальчиком среди взрослых.
- Господин Радек, в последнее время из-за шумихи, поднятой вокруг моей персоны, у меня возникло множество проблем.
Брат замолчал, ожидая реакции хозяина дома, но тот продолжал сидеть разглядывая его с вежливым ожиданием. Оливер вздохнул:
- В общем, инспектор, мне бы хотелось, чтоб вы как можно быстрее разобрались во всей этой истории.
Собеседник едва заметно улыбнулся.
- В последнее время мне не раз уже доводилось слышать подобные пожелания оттуда, - он ткнул пальцем вверх.
- И… ?
- Мы делаем все, что можем, господин Виго, но очень уж трудно искать следы на воде. Они исчезают просто-таки на глазах.
- Так работайте быстрее, - хамовато предложил брат.
В ответ инспектор развел руки.
- К сожалению, все мои инспектора оказались срочно нужны в других местах, вот и приходится все делать самому. А ведь я уже далеко не мальчик.
Странно как-то он говорил с нами. Я пристально вгляделся в лицо хозяина дома, но не заметил и намека на издевку.
- Не стоит ли тогда вам подумать об отдыхе? – продолжал хамить брат.
- О, нет, на пенсию я не собираюсь. И еще лет пять не соберусь. Мне нравится эта работа. – невозмутимо ответил полицейский.
- Вы неправильно меня поняли, инспектор. Я имел в виду вовсе не пенсию, – брат осчастливил принявший нас дом лучезарной улыбкой. – Я отлично понимаю, что с вашим уходом дело замнется, а мне очень хочется знать, кто именно втравил меня в эту мерзость. Я говорю вот о чем, - Оливер академично скрестил пальцы ни животе, не обращая внимания на мой донельзя удивленный взгляд, - мне кажется, было бы полезней, если б вы взялись за это дело в частном порядке.
- Простите? – судя по тону, хозяина дома, наконец-то, проняло.
- Предлагаю вам оставить работу в полиции и перейти в мою личную службу безопасности.
После этих слов даже Роза оторвала взгляд от своих цветов.
- Не скрою, я навел о вас справки, и пришел к выводу, что именно такой человек должен возглавлять моих секьюрити.
«Хорошо, что Ноль остался на улице» - подумалось мне.
Инспектор растерянно пригладил волосы рукой.
- Должен признаться, господин Виго, вы меня озадачили. Чего-чего, а этого я не ожидал.
Предчувствуя скорую победу, брат азартно подался вперед:
- Инспектор, вы получите неограниченные возможности для расследования этого дела, и никто не посмеет вас одергивать. Поверьте, это не бахвальство, я хорошо осознаю свои возможности. У вас будет любое количество людей и денег. – Оливер откинулся на спинку и выдал свой главный козырь. – Да, и что касается денег, то оплата у меня просто не соизмерима с теми крохами, что бросает своим сотрудникам полицейский департамент.
Только сейчас я понял, что слушаю беседу с вытаращенными от изумления глазами. Нет, я не марксист, и не имею ничего против схемы «товар – деньги – товар». Просто, вероятно по простоте душевной, я всегда считал обязательным наличие в подобной цепочке посреднического звена «продавец – покупатель». Если мне не изменяет память, даже работорговля подразумевала наличие двух последних составляющих товарно-денежных отношений. Брат же совершенно непринужденно обходился без посредников, предпочитая договариваться о цене непосредственно с товаром. Интересно, понимает ли полицейский весь цинизм происходящего? А Оливер? Наверное, если б не состояние полного обалдения, я б, сгорая со стыда, прожег кресло до дыр.
В комнату вошла, с трудом ворочая артритными конечностями, облезлая собачонка, повела носом, оглядела нас и завалилась у ног хозяина. Это и вывело последнего из состояния задумчивости.
- Нет, - просто, но твердо отказался он. – Я не могу принять ваше предложение. Возможно, я уже слишком стар для столь радикальных перемен в своей жизни.
Брат извлек из внутреннего кармана плаца плоскую бутылку с коньяком и сделал несколько больших глотков. Затем достал сигару, зажигалку … и лишь в самый последний момент спохватился:
- Вы позволите?
Господин Радек молча подвинул к нему пепельницу.
Прежде чем заговорить, Оливер сделал несколько глубоких нервных затяжек.
- Вы действительно очень трудный человек, инспектор… Ну, хорошо, давайте начистоту. Вы ведь понимаете, что следствие зашло в тупик?
- Ну, почему же, я …
- Да, да, я понимаю, как профессионалу, вам всегда есть что сказать по этому вопросу, но я не могу ждать. В последнее время меня постоянно склоняют в прессе и по телевидению. Все это читают и слушают мои партнеры, а потом начинают задавать себе вопросы… . Ладно, черт с ними, с этими убийцами, потом сам разберусь, Но, сейчас важно прекратить все эти вопли вокруг моего имени! Я понимаю, вы честный, принципиальный человек, и не предлагаю вам денег. Но, поймите одно – если пострадаю я, то пострадает все дело. А следовательно очень много людей может лишиться работы, весьма, кстати, высокооплачиваемой. Неужели из-за ваших принципов должны страдать сотни и тысячи людей, не имеющих к этому никакого отношения?
Брат замолчал, глядя на собеседника.
- Я не понимаю, мистер Виго, что я должен сделать? – спокойно спросил тот.
- Притушите скандал, сообщите, что имел место несчастный случай!
- Нет, я не могу остановить расследование, - в голосе полицейского послышалось что-то непримиримое.
- И не нужно останавливать! – почти прокричал брат. – Расследуйте себе на здоровье, только прекратите вбрасывать в прессу негативную информацию.
- Но, по закону мы обязаны… .
- Да я знаю, что обязаны! Но, ведь вы обязаны не только ловить преступников, но и защищать пострадавших. Так защитите же меня от этих акул!
Полицейский ответил почти без паузы:
- Мне кажется, что то, что я делаю сейчас, лучше всего защитит вас.
- А мне нет, черт возьми! – заорал брат, уже не сдерживаясь. – Или вы и это лучше меня знаете?
Оливер нервно раздавил недокуренную сигару в пепельнице.
Ответ хозяина после его криков показался издевательски спокойным:
- Поверьте моему опыту, господин Виго, все, что вы предлагаете, не только не поможет делу, но и невероятно усложнит его.
… Нет, в самом деле! На миг, вместо уравновешенного профессионала, я увидел перед собой упрямого ребенка, нагло и безнаказанно не желающего воспринимать никакие увещевания взрослых. Но, следом за этим образом, внутри меня словно что-то переключилось, и окатившая все тело волна расслабленности легко смыла раздражение.
… Только с запозданием я понял, что все это пришло ко мне от Оливера.
Я покосился на брата и вздрогнул, увидев на его лице улыбку.
- Да, все-таки, вы невероятный человек, - меланхолично констатировал Оли. – И все же, я дам вам еще одну возможность проявить … э … понимание.
Хозяин дома демонстративно взглянул на часы и кивнул.
- Я мог бы помочь вам добраться до тех, кто стоял за убийствами ваших детей и жены. Люди эти процветают и благоденствуют по сей день. Если мы сможем договориться, вы узнаете их имена.
И ничего после этих слов не случилось. Просто инспектор Радек поднялся и неторопливо застегнул пиджак. И негромко произнес:
- Господа, боюсь, наша беседа окончена. Мне пора на работу.

Оливер взорвался, когда мы отъехали уже довольно далеко. Он размахивал руками и изрыгал самые страшные проклятья. Он сулили полицейскому самые жуткие кары, которые только могло подсказать озлобленное воображение. На ходу вышвырнул в открытое окно несколько бутылок со спиртным, затем отобрал у испуганной Розы букет и истоптал его. Но и этого безумцу показалось мало. Приказав остановиться, он бросил цветы на дорогу и велел водителю несколько раз переехать их. «Надеюсь, он ездит этой дорогой» - в конце концов, завершил брат свое соло и успокоился.

Тусклый свет бра создавал в комнате уютный полумрак. Сидящая напротив нас на кровати Роза носила этот мрак как плащ. Она была прекрасна в каждом изгибе своего тела настолько, что у меня щемило сердце при взгляде на нее. Но не смотреть я не мог.
Разгоряченный Оливер, отдуваясь, возлежал на подушках, вытирая ладонью потный лоб.
- Фу-у, совсем умаяла чертовка. Иван, как ты?
Я не ответил. Ни обиды, ни злости не было. На сегодняшнем балу старший Виго был шутом, а кто ж обижается на шутов?
- Иди-ка сюда, детка, - позвал брат, и она послушно приникла к его плечу.
Он игриво ущипнул ее за подбородок:
- Да ты, милая, затейница! Даже Ивана проняло, посмотри только на его пришибленную физиономию.
Наши взгляды встретились, и комната закружилась у меня перед глазами. Но громкий хохот вернул меня к действительности.
- Ну, вот, что я говорил! Похоже, наш мальчик наконец-то вырос и уже не боится этих странных взрослых штучек.
Оливер вылил в стопку остатки водки и залпом все выпил.
- Но, только не влюбляйся, братишка, в твоем возрасте это вредно.
Сейчас, когда он не видел ее лица, Роза просто не сводила с меня глаз. Я лежал, закутанный в невесомое пушистое облако грез, и все насмешки доносились до меня откуда-то издалека набором бессмысленного детского лепета.
- Да что это с вами происходит, черт возьми!
В голосе брата прорезалась настоящая злость. Он схватил и встряхнул Розу с такой силой, что девушка сморщилась от боли.
- Красавица моя, ты не утомилась? Это может плохо закончиться – я не держу бесполезных людей. Твоя предшественница была куда бойчее.
Оливер расхохотался когда ее лицо сделалось пунцово-красным.
- Ну, все, хватит валяться, детка. Налей-ка нам лучше коньяку.
Похоже, настроение брата опять сменило полярность, и сейчас его глаза светились шальным весельем. Пока Роза разливала коньяк, он сделал за ее спиной пару неприличных жестов, что улучшило его настроение еще больше. Потом, отсмеявшись, самолично вручил нам по бокалу, и как-то особо торжественно замолчал. Мы ждали.
- Друзья, - проникновенно начал Оли, видимо, решив до конца отыграть доставшуюся ему на сегодня роль паяца, - Я хочу выпить … нет, не так. Я вот, что скажу вам. Жизнь, это полосатая, как тельняшка моряка, вонючка. Разница лишь в том, что каждый моряк носит свою собственную тельняшку, наши же жизни, каждая встречная сволочь норовит примерить на себе. Да еще и замарать ее при этом! Так вот, я предлагаю выпить за то, … за то … за… . – он замолчал, глядя на нас быстро стекленеющим взглядом.
- За то, чтоб больше никакая сволочь не польстилась на наши вонючие затасканные тельняшки. – закончил я. – Прозит!
- Да, точно… или нет. Постой, я хотел… .
Под лепет брата мы выпили, после чего Оливер мешком рухнул на подушки. «Наконец-то!» подумал я … и поспешил. С воплем «Вспомнил!» мой неукротимый родственник вновь сел на кровати. Не в состоянии противостоять его пьяной настойчивости, Роза вновь наполнила бокалы.
- А знаете, что во всем этом хорошего? – торжественно вопросил Оливер. – А то, что тельняшки можно стирать! И если это делать часто, то темные полосы исчезают совсем, и жизнь тогда становится белой-белой.
Выронив из рук пустой бокал, он окончательно вырубился, так и не услышав тихого возражения Розы:
- Не белой-белой, друг мой Оливер, а серой-серой. И очень скоро рвется.
Я поднял глаза и через мгновенье мы были вместе. Она пахла ромашками и еще чем-то сладким, и я сжимал ее пьянея от этих ароматов. Я чувствовал как по моей щеке текут ее слезы, и слышал тихий-тихий шепот «Иван, милый мой Иван». Мы целовались долго и неистово, как в последний раз, а вокруг кружился в вальсе весь будуар-мир.
А потом просто сидели и дышали, как загнанные лошади. И смотрели друг на друга. И смеялись.
И все же, время от времени, я с опаской поглядывал по похрапывающего брата.
- Не бойся, милый, он не проснется.
- Ты плохо знаешь моего братца.
- Я хорошо его знаю, Иван. Потому и дала ему вот это.
Она протянула мне блестящую упаковку таблеток.
- Что это?
- Это то, что тебе время от времени придется подсыпать ему в пойло.
Я с сомнением покрутил упаковку в руке.
- Когда оно начнет действовать на меня?
Ее глаза буквально лучились весельем.
- Никогда. Иван, я не помню, как они называются, но знаю лишь, что эти таблетки действуют непосредственно на того, кто их принимает. Ну, как бы на ближайший мозг… ты понимаешь меня.
Я блаженно кивнул и протянул ей таблетки.
- Нет-нет, оставь их себе, у меня еще есть. Только будь осторожен, хорошо?
- Обещаю, - прошептал я,
И опять мы были вместе, но теперь уже прошли весь путь, и спящий рядом шут не досаждал нам… .
… - Иван, как ее звали? – спросил потом Роза.
- Кого? – не понял я.
- Ну, ту, что была до меня?
- Роза.
Она резко вскинула голову:
- Правда?
Мне стало неловко.
- Прости.
- А они действительно была такой, как сказал… этот?
Маленький кулачок ткнулся под ребра посапывающего брата.
Ну, что тут скажешь? Та Роза выглядела сущей мышкой, но я ни в грош не верил в это, так как видел ее зубки. Но, ведь ОНА спрашивает вовсе не об этом… .
- Иван, Иван, не переживай ты так, - я почувствовал на лице ее дыхание. – Я просто так спросила. Прости меня.
- Никто и не обижается, - я пожал плечами.
В ответ она погладила меня по щеке.
- Ты такой милый. Хочешь выпить?
- Хочу.
Она перегнулась через Оливера, и разлила коньяк.
- Как же я ненавижу это чудовище!
- Я тоже… милая.
- Да, чтоб ему… нет-нет, милый, давай не будем начинать с этого. Лучше выпьем за нас?
Что мы и сделали. И все-таки, наши страхи никуда не делись, и о чем бы мы не думали, разговор всегда возвращался к одному и тому же.
- Иван, что будет дальше?
Я протянул руку и выключил бра, погрузив комнату во тьму. Но, и она не помогла отыскать ответ на этот вопрос. Роза завозилась, и ее рука удивительно легко отыскала во тьме мою щеку.
- Бедный.
Мы долго молчали, потом она внезапно заявила:
- А я знаю, что нужно делать.
- Что же?
- Ты должен стать Оливером.
Думаю, вылепившаяся на моем лице после этих слов гримаса вряд ли понравилась бы ей.
- А я и есть Оливер. В самом буквальном смысле.
Она снова зашевелилась, и вот уже ее огромные глаза оказались совсем-совсем рядом.
- Ты не Оливер, ты значительно лучше. В этом-то и вся трагедия.
- Комедия, - поправил я и, не в силах сдерживаться, воскликнул. – Посмотри на меня внимательней! Что я, ТАКОЙ, могу сделать?
Она решительно тряхнула головой.
- Ну, тогда я сама все устрою.
Я взъерошил ей волосы.
- Что, например?
- Милый, мы должны изменить правила игры.
- Мы должны изменить Оливера, - уточнил я, не скрывая иронии.
- Это одно и то же. Послушай, неужели ты не видишь, что твой брат слабак? Он нагл, мстителен, злопамятен, а все это признаки трусости. Нужно только на время выбить у него из-под ног почву, и все это тут же проявится.
Она увлеклась и мне пришлось закрыть одеялом пол лица, чтоб скрыть улыбку.
- Оливер сдуется после первой же серьезной неприятности. Поверь мне.
- И как ты собираешься выбивать у него из-под ног эту самую почву?
Кажется, мой вопрос смутил ее, но заминка была совсем не долгой.
- Иван, ты не будешь злиться, если я сейчас скажу что-то не совсем приятное для тебя?
- Обещаю.
- Я же слышала весь разговор с тем толстым полицейским… Ту Розу убил Оливер?
Признание далось мне на удивление легко:
- Да.
- И это можно доказать?
- Бог его знает. Наверное, можно.
Она задумалась.
- Мы можем это использовать.
Я не выдержал и усмехнулся.
- В самом деле, было бы любопытно взглянуть на его расстрел.
- Ну, как ты так можешь!
Она возмущенно встряхнула густой копной, вызвав во мне очередной необъяснимый припадок нежности.
- Будь серьезней… и убери руки! Иван, я знаю, что нужно делать.
- Роза, не сходи с ума.
- Да, нет же, все настолько просто, что ты давно и сам бы это сделал, если б не … ну, не все эти обстоятельства.
Похоже, она верила в то, что говорила.
- Что ты задумала? Послушай…
Она притронулась пальчиком к моим рукам.
- Тихо! Или ты забыл, что я работаю у вас не какой-нибудь там уборщицей?
- Это опасно и … .
- Но, я тоже опасна. Р-р-р, - она зарычала и впилась мне в кожу длинными ногтями. – Больно?
- Детский сад какой-то, - сказал я в пространство, но внутренне млея.
- Я настоящая стерва. Ты любишь стерв, Иван?
- Обожаю.
- Тогда тебе очень повезло. Ты заимел в личное пользование самую стервозную стерву. Пользуйся этим!
Она приникла ко мне всем телом, и все мои опасения мгновенно повылетали из головы. И, в самом деле, какого черта!

«Если сопоставить все соображения, занимающие нас здесь, то понятен будет и истинный смысл парадоксальной теории элеатов, в которой нет ни возникновения, ни уничтожения, а целое стоит незыблемо. Паременид и Мелисс отрицали возникновение и уничтожение, так как они думали, что ничто не движется. Точно также это проливает свет и на прекрасное место у Эмпедокла, которое сохранил для нас Плуатарх в книге «Против Колота» : «Глупые и недальнозоркие, они воображают, будто может существовать что-либо такое, чего раньше не было, или будто может погибнуть то, что прежде существовало. Никто разумный не подумает, что люди существуют, пока они живут (ведь это зовется жизнью) и терпят и ту, и другую участь; никто не подумает, будто человек ничто до рождения и ничто после смерти…»».
Однако, странное мне попалось чтиво, подумал я, рассеянно листая страницы. Действительно, тупые и недальнозоркие. Мои губы помимо воли скривились в саркастической усмешке.
- Иван, что с тобой? – услышал я голос Оливера.
- Ничего.
А взгляд уже зацепился за следующую строку:
«Индусы придавали богу смерти, Яма, два лица: одно страшное, пугающее, другое - очень ласковое и доброе. Это отчасти объясняется только что приведенными соображениями».
Уж не знаю, какими соображениями объясняли индусы все, только что приведенное, только мне вдруг стало смешно. Я затрясся в припадке беззвучного хохота, и ослепительное летнее солнце заливало меня через раскрытое окно.
- Иван, что, черт возьми, с тобой происходит?
Но я уже не мог остановиться и захохотал так, что стало покалывать в груди, там, где сердце. Брат потряс меня за плечо:
- Иван, немедленно прекрати!
Но, нотки испуга в его голосе только подстегнули мое веселье.
- Оли, ты знаешь, что у бога Ямы было два лица? – давясь смехом, спросил я, - одно доброе, а другое… о, боже, злое?
Моя голова дернулась от затрещины.
- Иван, сейчас же прекрати истерику! … Да, что с тобой происходит?
А мир перед моими глазами начал меркнуть. Пропало солнце, пропал кабинет, и остался только веселящийся паровой молот, сотрясающий конвульсиями добрую половину злого бога Ямы, невесть как оказавшуюся в моем нескладном теле. А потом исчез и он, утащив следом застившую глаза тьму, и оставил меня одного сидящим на облаке света.
Впрочем, одиночество было недолгим. Не успел я как следует осмотреться, как прямо в воздухе передо мной отворилась дверь и в нее вошел Петрушка. Нескладный, носатый, в красном шутовском колпаке, никаких положительных эмоций он, однако, не вызывал. Неуловимо быстро покрыв разделяющее нас расстояние, он вдруг оказался совсем рядом, и в его руке блеснул длинный полированный клинок. Оружие совсем нелепо смотрелось в крохотной ручке, но это не помешало ему вонзиться в самое мое сердце. И я потерял вес.

Первой, кого я увидел, раскрыв глаза, была она.
- Милый, не волнуйся, все в порядке.
Мне понадобилось немало времени на то, чтоб понять, что это утверждение, а не вопрос. Я кивнул.
- Что со мной случилось?
Роза мягко провела рукой по моим волосам.
- Сердце.
- Нет, не может быть. – я почувствовал, как противно и мелко задрожал мой подбородок. – У меня никогда не болело сердце.
Она вздохнула.
- Это не у тебя, это у него.
Я повернул голову и растерянно посмотрел на брата.
- Как же так? Как же мы теперь… с тобой? … Это конец, Роза.
Она всплеснула руками:
- Не говори так, милый. Не смей! Даже не думай об этом.
Я горько улыбнулся в ответ:
- Не буду.
Она вскочила со стула и прошлась по комнате.
- Нам помогут, и все будет хорошо. Ты должен верить в это.
Внезапно, она оказалась совсем рядом и прижалась лицом к моей влажной от слез щеке.
- Это великий человек. Он может все. – страстно зашептала она мне в ухо. – Ты веришь мне?
Но смысл слов никак не доходил до меня.
- Кто… какой человек?
Роза резко отстранилась и нетерпеливым жестом подозвала кого-то стоящего у изголовья кровати.
- Здравствуйте, господин Виго. Рад, что вам уже заметно лучше.
- Петрушка! – непроизвольно вырвалось у меня и они переглянулись.
- Господин Виго, как вы себя чувствуете? – обеспокоено поинтересовался незнакомец, плечом оттирая Розу от кровати.
Нет, никакого колпака он не носил, но я готов был поклясться, что это именно он всадил мне в сердце стальную иглу. Или это было сердце брата?
- Где я? И кто вы такой? – чувствуя, что слабею, спросил я.
Но, в ответ услышал только какое-то бессвязное бормотание, под которое и заснул.

… - Иван?
- Да, Оли?
- Как ты?
- Нормально. А ты?
- Дерьмово! Черт, и надо же было так вляпаться!
Его раздражение сейчас трогало меня меньше всего. Странный сон с нелепым доктором чем-то встревожил меня. Он был совсем рядом и при этом рядом не было Оливера. То есть, я был ОДИН! Сидящий в ногах нашей кровати Ноль с неприкрытым любопытством разглядывал меня, игнорируя полностью поглощенного самим собой Оливера. И впервые в жизни я почувствовал себя по-настоящему беззащитным. А значит, стеклянные стены выстроенного братом мира дали трещину.
- Что? – пролепетал я, но японец уже опустил глаза, уставившись на свои неподвижно лежащие на коленях лопатообразные ладони.
- Ноль, принеси бутылку водки, - внезапно попросил брат.
Гигант послушно поднялся … о, эта убийственная для нас с братом покорность!
- Не надо, Оли.
Даже не повернув головы в мою сторону, брат нетерпеливо махнул рукой:
- Шевелись, шевелись, Ноль.
И тут со мной что-то произошло. Волна гнева сжала грудь так, что сперло дыхание, по телу прошла мелкая дрожь.
- Только попробуй, - угрожающе просипел я, из последних сил сдерживая рвущуюся наружу ненависть. – Только попробуй, Оли, только попробуй… .
Брат ошарашено вытаращил на меня глаза, и даже Ноль неуверенно приостановился у двери. «Я же пользуюсь своими правами, так пользуйся и ты своими» - внезапно вспомнились слова брата, и последние преграды рухнули:
- Никакой водки! Никаких баб! – заверещал я. – И убери отсюда этого косоглазого ублюдка!

Первое, что я сказал спустя много часов было «Прости, брат». Мы сидели в нашем домашнем рабочем кабинете. Затянувшаяся игра в молчанку облегчения не принесла … в общем, я был рад, что из бесконечного сонмища спасительных слов я выбрал именно эти. Оливер с готовностью повернулся ко мне:
- Ну, что ты, Иван, все в порядке.
- Точно в порядке? – уточнил я, радуясь его улыбке. – Если желаешь высказаться, то давай. Не держи в себе. Пользуйся своими правами.
Брат немедленно загоготал.
- Иван, мальчик мой, ты действительно в ударе! Что это на тебя нашло?
- Жить хочется, - коротко ответил я, и он тут же посерьезнел.
- Ну, наконец-то! И как тебе нравится это новое чувство?
- А не выпить ли нам по таблетке? Самое время. – предложил я, изо всех сил пытаясь скрыть смущение.
- Ну, и выпьем, раз время, - согласился он и нажал кнопку.
Роза вошла сразу же, словно предвидела вызов. Молча поставила перед нами лекарства и по кружке горячего чая. Отшутилась в ответ на какую-то сальную шутку брата. Раздвинула портьеры на окне. И удалилась, так ни разу и не глянув в мою сторону. И все же, меня не оставляло ощущение, что все время ее непродолжительного присутствия мы провели вместе.
Брат поцокал языком.
- Ну, какая девка! Едва на тот свет не отправила нас, чертовка.
- У-гу.
- Будет жаль, если мы потеряем ее.
Но, я не был настроен что-либо терять в своей жизни, и особенно Розу.
- Если сделаем все правильно, то не потеряем.
Оливер подчеркнуто аккуратно поставил чашку на стол:
- Мы думаем об одном и том же?
- Причем одновременно, - уточнил я и улыбнулся так, как это умеет делать только брат – одними губами.

Он принес ее только через неделю. Молча вошел и вытряхнул из какого-то старого джутового мешка испуганную собачонку. Оливер брезгливо скривился.
- Ноль, если эта тварь испортит мне ковер, я заставлю вас лично вылизывать тут все.
- Не испортит, хозяин. Все, что могла, она уже сделала в машине.
Брат посмотрел на меня:
- Ну, и что теперь будем делать?
Я пожал плечами.
- Это твоя идея. Делай, что хочешь.
Брат задумчиво уставился на собаку.
- Где ее хозяин?
- Наверное, дома, если не ищет где-нибудь. – ответил японец.
- Зачем вы вообще притащили ее сюда? – спросил я, - Выкинули бы где-нибудь по дороге.
- В самом деле, - подхватил брат, - Ноль, вы слышали? Выполняйте.
Большой японец молча протянул руку к животному. Одновременно тишину разорвал истерический взвизг и обезумевшая от страха животина впилась зубами в его ладонь. Ноль взмахнул рукой и отброшенная собачонка, подвывая, забилась под кресло, скаля оттуда крошечную пасть.
Хохот брата заставил меня вздрогнуть.
- Черт возьми, Иван, эта зверушка имеет зубки! Может быть оставим ее вместо господина Ноля?
Но я не разделял его веселья. Мне вдруг пришло в голову, что эта облезлая страшилка, быть может, меньше всех нас имеет право носить оскорбительный титул «животное». Захотелось взять ее на руки и заглянуть в черные расширенные от страха глаза.
- Ну, что же, Ноль, попробуйте еще раз. Это действительно забавно.
Но веселиться ему больше не довелось. Сильным ударом ноги японец выбил зверушку из-под кресла и ловко схватив за загривок, засунул назад в мешок.
- Постой! – неожиданно подхватился Оливер. – Я знаю, что мы сделаем. Иван, собирайся.
И мне ничего другого не оставалось, как подчиниться.

В лаборатории было тихо и безлюдно, и только немолодой секьюрити мирно похрапывал, развалившись в глубоком мягком кресле. При нашем приближении он вздрогнул и ошалело заворочал бритой головой.
- Господин Виго… .
- Любезный, дайте-ка нам ключи от зверинца. – приказал брат.
Бестиарий встретил нас множеством звуков, и давно въевшимися в стены ароматами зверинца. А при включенном свете явил взорам целый сонм живых мерзостей, причудливости которых мог бы позавидовать и сам затейник Босх.
- Вот она, моя хорошая, - запричитал Оливер у клетки с самой уродливой тварью и принялся горстями скармливать ей специально припасенные сухарики. Псина жадно жрала их, хрустя, поскуливая и вертя обеими огрызками-хвостами. Смотреть на это не было никаких сил, но еще более омерзительное зрелище ждало нас впереди. Но я твердо решил выдержать все это.
- Ну, довольно, довольно, девочка моя, - наконец, проворковал брат. – У нас для тебя есть кое-что получше.
И резко обернувшись приказал Нолю:
- Бросай ее в клетку.
… Монстр по кличке Мона оскалился и на напряженных лапах приблизился к прижавшейся к прутьям клетки собачке. Затем псина ткнулась жуткой пастью в тельце гостьи и зарычала.
- Пошли отсюда, - попросил я, но, заворожено следящий за происходящим, брат не услышал.
Шавка в клетке заскулила и с отчаянием обреченного вырвалась из-под подмявшей ее под себя туши. Мона кинулась следом и ее косматое тело скрыло жертву. Что-то громко хрустнула и мы вздрогнули. В рыке косматого чудовища послышалось удовлетворение. Для меня это был предел, и уже ни о чем не заботясь, я сильно дернул Оливера в сторону.
- Хорошо, хорошо, Иван, я иду. – похоже, он пришел в себя.
Сопровождаемые отвратительным хрустом и урчанием мы отошли от клетки.
- И вот что, Ноль, - внезапно осенило брата, - все что там останется, вы вернете хозяину.

Этой же ночью ко мне пришла Роза. Пила вино с братом, лежала под ним и, наконец, когда тот пал от действия загадочных пилюль, осталась со мной.
- Иван, я соскучилась.
- Я тоже.
Она погладила меня по щеке.
- Что с тобой?
- Устал.
Она улыбнулась и прижалась ко мне.
- Это пройдет.
Еще вчера я б легко поверил ей. Но, не сегодня. Брат совершил что-то невероятное и доброго глупого Ивана не стало. Все-таки, странную роль играют в наших жизнях собаки.
- Иван, о чем ты думаешь?
- О друзьях человека.
Все-таки, хорошо, что есть она. Лежит рядышком и вытягивает из тебя клещами каждое слово. Тоже друг человека – любовница.
Я дернулся от неожиданности, когда она меня ущипнула:
- Чему улыбаешься, милый? Никак надо мной?
И я дернулся от нового щипка.
- Прекрати.
- Не нравится… - ее ладонь прошлась по моему телу.
- Ты разбудишь Оливера.
И секунду спустя мы оба расхохотались. Но, этой ночью это было и все.

Для меня это всегда был самый ненавистный предмет в доме. Огромное, во весь рост, оправленное в массивную золотую раму зеркало отражало всю отвратительную суть моего существования, но брат всегда умел видеть в собственном отражении нечто привлекательное. Во-всяком случае, он мог рассматривать себя, не теряя присутствия духа. Вот и сейчас, посвистывая, он критически оглядел себя и остался доволен.
- Превосходно, ты не находишь, Иван?
- Ты просто красавец.
Он усмехнулся.
- Ну, тогда идем. И постарайся не запутаться в ногах. Розе это вряд ли понравится.
Она ждала нас в машине, деловая и неприступная. Бесстрастный Ноль захлопнул за нами дверцу и занял место рядом с водителем.
- Поехали, - бросил брат и поднял звуконепроницаемую перегородку, отделяющую салон от переднего ряда сидений.
- Ну, что у нас сегодня? – жизнерадостно поинтересовался он затем и бесцеремонно запустил руку под блузку Розы.
- Обычная рутина, - ответила та, невозмутимо отстранившись. – Пара-другая подписей и рабочий график на сегодня. Боюсь только, мы не сумеем уложиться в него.
- Уложимся, причем все втроем, - весело оскалился Оли и полез в бар. – Нам не впервой.
- Бокал пива и не больше, - быстро предостерег я.
- Конечно, мой мальчик, конечно. Роза, а ты чего желаешь?
- Благодарю, шеф, но я уже выпила свой утренний кофе.
- Ну, как знаете, детки.
Брат наполнил бокал янтарной жидкостью, блаженно вздохнул и сделал большой глоток.
Роза углубилась в какие-то бумаги, я подписывал какие-то документы, время от времени протягиваемые ею, брат пил пиво и щурился от удовольствия. Так, в тишине и покое, прошло несколько минут. Затем Роза неуверенно посмотрела на Оливера:
- Шеф, не знаю, стоит ли вам об этом говорить,… Я вчера перебирала документы и вот что нашла.
В ее руках появилась тонкая школьная тетрадь.
- Кажется, это осталось от моей предшественницы.
- Вот как! – брат ловко выхватил тетрадь.
- Это не мое дело и я толком не читала, но… .
- Помолчи-ка – уже совсем другим тоном оборвал ее Оли. – Это похоже на личный дневник.
Я с любопытством заглянул в тетрадь, но он раздраженно отстранился. В салоне снова повисла тишина, но пока брат листал дневник и что-то бормотал себе под нос, я поймал взгляд Розы. И поразился, когда она вдруг подмигнула мне. Почти одновременно выругался брат.
- … ! Нет, Иван, ну кто бы мог подумать!
К моему немалому удивлению брат странным взглядом уставился на толстый загривок сидящего впереди за стеклом Ноля.
- Такие вот пирожки с котятами, братец, - заключил он и захлопнул тетрадь перед моим носом. – Ну, что за дрянь, эта жизнь!
Спустя час, полистав исписанные мелким ровным почерком странички я был вынужден согласиться с ним. Как бы нелепо это ни выглядело, но факт оставался фактом – та задушенная братом дрянь была любовницей нашего бравого телохранителя.
… И на фоне всего этого, сущим пустячком выглядела пропажа дневника, который брат самонадеянно оставил на столе в нашем рабочем кабинете.

Со своими размерами и непропорционально длинными руками он всегда напоминал мне гориллу. Но, что-то неуловимое в его неподвижных азиатских чертах подсказывало, что горилла эта давно одомашнена и предпочитает есть с хозяйских рук.
- Любезный, подайте-ка, - брат нетерпеливо прищелкнул пальцами.
Ноль послушно принес ему бокал пива. Оливер сделал большой глоток и вдруг, словно озаренный, уставился на японца.
- В чем дело, Ноль, разве мы с вами здесь одни?
Тот недоуменно уставился на него.
- Принеси и Ивану, будь добр.
Охранник прошел к бару и вернулся с бокалом для меня.
- Угощайся, - любезно предложил мне брат.
- Нет, - коротко отказался я, и брат вальяжно махнул рукой.
- Унеси.
На лице Ноля не дрогнул ни единый мускул. Пока он относил пиво, брат оценивающе разглядывал его.
- Ноль, у вас есть женщина? – внезапно спросил он.
Мы с Розой быстро переглянулись, а обезьяноподобная фигура застыла на полушаге.
- Простите, хозяин? – промычал телохранитель и как-то затравленно оглянулся на нас через плечо.
- Я спрашиваю, есть ли у вас женщина? – терпеливо повторил Оли.
- Н-нет, господин Виго.
- И никогда не было?
- Ну… почему же… была.
Я не мог смотреть на его бессилие. Ну, как можно быть таким жалким, и при этом сохранять на лице такое… мужественное, черт побери!... выражение.
- И что же?
- Мы… мы расстались, господин Виго.
- Она бросила вас?
Глаза японца забегали.
- Нет, нет, господин Виго.
- Значит, вы сами бросили ее? – не отставал брат.
- Да … нет… не знаю, господин Виго. Как-то так получилось.
Брат допил пиво и улыбнулся.
- Ну-ну, Ноль, не расстраивайтесь. Не вы первый, не вы последний. Кстати, как ее звали, не забыли еще?
- Нет… то есть, да, - наш телохранитель совсем растерялся. – Я помню.
- Это хорошо. Мы не должны забывать имена тех, кого любили и, тем более, тех, кто нас бросил. – нравоучительно выдал брат доморощенный афоризм. – Я вот помню всех. А ты, Иван?
Я предпочел не обращать на него внимания.
- Ну, ладно, больше вопросов не имею. Вы свободны, Ноль.
Оливер откинулся на спинку кресла и достал сигару. Я же смотрел на широкую спину японца и чувствовал, что переполняющая меня ярость вот-вот вырвется наружу.
И все-таки не сдержался.
- Минутку, Ноль, можно еще один вопрос?
Он мог бы сказать «нет», и на этом все бы и закончилось. Но, то, что вело его по жизни, не допускало подобного поведения.
- Вы когда-нибудь испытывали боль? – поинтересовался тогда я.
- Да, господин Виго.
Он никогда не называл меня хозяином.
- А страх?
- Испытывал, господин Виго.
- А что, по-вашему, хуже?
Все же, мне пока еще далеко до брата. Ноль был собран и подчеркнуто вежлив. И только.
- Я не задумывался над этим, господин Виго.
С веселым любопытством наблюдая за нами, Оливер выпустил длинную струю дыма. Но его насмешливость не выбила меня из колеи. Незнакомая небывалая Сила бурлила во мне, словно в темном, не имеющем дна колодце. Я видел, а главное, я чувствовал все происходящее так же отчетливо, как когда-то в детстве видел песчаное морское дно сквозь прозрачную толщу теплого южного моря. Это было неописуемо, и ради продления этих минут я был готов на все.
- Значит, вы сильный человек, Ноль?
- Да, господин Виго, я очень сильный человек.
Вместо того, чтоб расхохотаться ему в лицо я посмотрел на брата.
- Оли, ты ведь тоже не слабак?
- Э-э… .
Брат, похоже, забыл о торчащей у него изо рта сигаре, и тут же закашлялся, вдохнув порцию крепчайшего сигарного дыма.
- Ну, что ж, закатывайте рукава, джентльмены. – торжественно объявил я.
- Иван, ты… - начал было Оливер и тут же замолчал.
В его глазах зажглись сумасшедшие огоньки, и он принялся закатывать рукав белоснежной сорочки.
- Ну же, Ноль, присоединяйтесь.
Я кивнул недоуменно глядящему на нас японцу.
Рука Ноля была перевита рельефными массивными мышцами, так и играющими под гладкой смуглой кожей. Идеальная рука совершенного человека. Жирная волосатая лапища брата выглядела не столь совершенно, но я-то знал ее истинную силу. Оливер с детства упражнялся на специально сконструированных тренажерах, неутомимо выкачивая те жалкие крохи жизненной энергии, что достались мне от родителей. Забавляясь, брат пальцами гнул монеты и рвал полные колоды карт. Эти два зверя стоили друг друга, и мне, пока еще значительно уступающему любому из них, оставалось только наблюдать. Но, я верил, что независимо от результата схватки, останусь в выигрыше.
Они рванули одновременно, и мое нескладное тело перекосилось от мышечного спазма. Дико закружилась голова и потемнело в глазах, но я просто обязан был досмотреть все до конца. Их лица налились кровью, массивные тела едва не соприкасались, и где-то сбоку едва трепыхался я, жертва опрометчиво вызванных стихий.
Ноль явно не ожидал серьезного сопротивления, и в первые секунды брату удалось почти уложить его руку на стол. Но, быстро придя в себя, японец ценой немалых усилий, сумел восстановить статус-кво. А дальше случилась заминка.
Едва не рыча, Оливер неукротимо гнул, комкал его ладонь в своей огромной лапе. Рот Ноля перекосился в напряженной гримасе, но и он продолжал давить изо всех сил. Мне же оставалось только корчиться в стороне и сплевывать хлынувшую носом кровь.
Еще пара секунд, показавшихся мне вечностью, и рука брата уверенно нависла над стиснутой ладонью противника. Оли уже не хрипел, а рычал, как обезумевший хищник, терзая Ноля взглядом налитых кровью глазок. Свободная рука того елозила по столу в тщетной попытке за что-нибудь ухватиться. Но здесь была не его территория и секунда за секундой он сдавал свои позиции. А я, уже ничего не желая, ждал конца этого сумасшествия.
И когда кисть Ноля коснулась столешницы из пещеры вновь выглянул мой зверь. Осмотрел поле битвы, плотоядно оскалился и вновь ушел во тьму, забрав с собой и меня.

Бронированный лимузин пожирал дорогу с умопомрачительной скоростью. Поток горячего воздуха со свистом омывал машину и рассеивался где-то позади, за широкими провалами дефлекторов. Его меньшая часть, отфильтрованная и охлажденная, омывала салон, и все же, больше всего мне хотелось высунуть голову в окно, под прожаренный солнцем поток воздуха. Смотреть на сидящего напротив японца я не мог. Но мог Оливер.
- Возьмете, Ноль.
Тот покорно взял протянутый ему бокал. «Господи, понимает ли он, как нелепо смотрится». Я уставился в окно. Из динамиков лилось что-то классическое, смутно знакомое, и мне вдруг подумалось, что наверное не одно зверство вершилось под эту мелодию.
В сущности, мы с Нолем очень похожи. Прожив по трети отведенных нам лет, мы оба ничего из себя не представляли. Но, если мне это далось легко и естественно, то он шел к цели сквозь пот и боль, оставленные в несметных количествах спортзалов и рингов.
Странная это штука – одиночество. Странная и страшная. Оно пахнет не только пожухлой листвой и немытым старческим телом. От него может разить и легким бризом, и хорошим вином, и деревом прокаленной палубы яхты. И лощеным телом – из тех, что по несколько тысяч за ночь. И еще слабостью. И ничем не прикрытой, и закованной в тугой корсет могучих мышц.
И уйти от него нельзя никак. Его невозможно продать или сбыть обманом. И прибыль от его продажи не покроет расходов на содержание, а принесет лишь множество печалей, суть которых все то же беспросветное одиночество.

Повисший над аэродромом солнечный диск нещадно опалял, и мы моментально покрылись теплым липким потом. Но, брат не обратил на это ни малейшего внимания и целеустремленно повел нас к раскрытым воротам ближайшего ангара. Внутри оказался крошечный одномоторный самолетик, странно неуместный в огромном помещении. Ткнув тростью в его сторону, брат коротко приказал:
- К воротам!
Один из охранников направился к машине.
- Господин Виго, разве мы … .
- Минутку, Ноль, сейчас все поймете. – перебил его Оли, и почти одновременно чихнул и зарокотал двигатель самолета. Выбрасывая из патрубков струи сизого дыма, машина подкатила к воротам, обдав нас душной волной пахнущего железом воздуха. Брат, морщась замахал руками, и человек в кабине выключил двигатель и спрыгнул на землю.
- Ноль, где он?
Наш ангел-хранитель и до сих пор предпочитал ничего не понимать.
- Простите, господин Виго?
Брат взглянул на часы, как и было условлено. Один из четверки наших телохранителей ( Оливер отобрал самых-самых) сделал едва уловимое движение рукой и Ноль, словно подкошенный, рухнул на бетонный пол.
- Я хочу чтоб вы мне вернули дневник Розы Хирш. – без предисловий заявил брат.
Японец был на ногах еще до того, как Оливер закончил фразу. Он оглядел четверку обступивших его громил и только после этого ответил:
- Хозяин, я не понимаю, о чем вы.
Оливер неискренне вздохнул:
- Очень жаль, придется объяснять.
Но, в этот раз все вышло немного по-другому. Ноль оказался настолько же проворен насколько и силен, и попытавшийся повторить свой коронный удар громила промахнулся. Что бы тут же получить в ответ прямой в живот и, выпучив глаза, согнуться пополам. Но, с ним было еще трое.
Пропустив скользящий в челюсть, большой японец сбил с ног еще одного противника, ловко уклонился от очередного удара и попытался выхватить из заплечной кобуры пистолет. Это было лишнее движение, так как в тот же миг он попал на подсечку последнего, четвертого охранника, сумевшего незаметно зайти ему за спину. Две обутые в дорогие туфли ноги оказались в воздухе, и взятый на захват, Ноль впечатался затылком в пол. Вся четверка сразу же насела на него, обездвиживая. Отброшенный пистолет отлетел нам под ноги. Получив несколько увесистых ударов от бывших коллег, Ноль заметно поутих и телохранители, повинуясь приказу Оливера, отступили от него.
На этот раз поднимался он не так споро. Отерев ладонью кровь с разбитого лица, Ноль посмотрел на брата.
- Хозяин, я не понимаю.
Влекомый братом, я расслабил мышцы ног, и Оливер поднял оружие. Снял с предохранителя и оттянул затвор, проверяя, есть ли патрон в патроннике.
- Ноль, я хочу, чтоб вы вернули мне дневник убитой вами Розы Хирш.
И вот теперь он понял все!
- Дневник! – требовательно бросил брат, но бывший телохранитель лишь отрицательно помотал головой.
- Я ничего не знаю о ее дневнике, мистер Виго. Вам не нужно было избивать меня.
- Что ж, тогда продолжим, - спокойно произнес брат, и все завертелось по-новой.
Всхлипнул вбитый в пол один из наших громил. Сотряснув всю конструкцию, впечатался в бок самолетика второй. Под ударом еще одного, что-то хрустнуло в челюсти Ноля.
- Осторожней, идиоты, он нужен мне живым! – обеспокоенно воскликнул Оливер.
Один из наших людей опустился, скорее упал, на колени перед Нолем и сделал что-то, отчего тот замотал головой и застонал, приходя в себя. Выглядел большой японец ужасно, и подняться самостоятельно уже не мог. Его противники, впрочем, тоже не производили впечатления. Один так и остался валяться у стойки шасси. Второй сидел на бетоне с перекошенным от боли лицом. Последние двое, несмотря на сильно разбитые лица, держались.
- Нужно было связать его, - недовольно буркнул я, критически осматривая наших оставшихся на ногах людей. Пистолет в руке брата внушал мне куда большее доверие.
Тем временем, Ноля подняли, и теперь он безвольно висел на руках своих мучителей. Разглядывая его, я ощущал некоторое разочарование – не этого я ожидал от большого японца. Вместо каскада головокружительных прыжков и молниеносных ударов тот «порадовал» меня какой-то банальной дракой в подворотне. Впрочем, что я знаю об этом?
- Итак, где дневник? – в очередной раз спросил брат, поигрывая оружием.
На этот раз Ноля хватило только на едва заметное отрицательное движение головой.
Оли нервно дернул щекой и достал из внутреннего кармана плоскую флягу. Руки его заметно дрожали и оба телохранителя с опаской поглядывали на дергающийся пистолет.
- Почему, Ноль, почему вы это сделали?
На окровавленном лице великана проступило некое подобие улыбки.
- Даже самой преданной собаке иногда нужно оставлять на костях хоть кусочек мяса, господин Виго.
Брат хищно оскалился:
- Так, значит, любишь чужое мясо? И трахать, и жрать?
Оливер распалил себя настолько, что, если бы не я, мы б давно уже растянулись на полу.
- Но, ты просчитался, гаденыш! – орал он, размахивая пистолетом. – Не так уж много мест, где бы ты мог его спрятать! Ведь у тебя же, кроме будки, моей будки, ничего нет! Ты просто жалок! Ты цепной пес, и сдохнешь, как пес!
- Я чист перед вами, хозяин.
- Замолчи! – брат окончательно перестал себя контролировать. – Бейте его! Бейте, бейте!
На то, чтоб забить большого Ноля до смерти, им понадобилось около пяти минут. Наверное одуревшие от нервного напряжения и побоев телохранители могли пинать его и дольше, но вмешался я и все это прекратил.
В наступившей тишине были слышны только спазматические глотки брата, намертво присосавшегося к своей фляге. Но, мне было не до него.
- Приступайте, - приказал я людям и все вышли из оцепенения.
Загрузили в машину тела своих временно павших в неравной борьбе товарищей. Затем с немалым трудом затолкали в соседнее с пилотским кресло тело Ноля, после чего один из них, прихватив парашют и канистру с бензином, устроился за штурвалом самолета.
Уже из салона лимузина мы в последний раз оглядели катящийся по рулежной дорожке самолетик. И только тогда я понял, чего все это время мне не хватало. Хотя, нет, понял это не то слово. Знание сидело во мне всегда, но пряталось где-то на втором плане. А теперь сформировалось в конкретную, как выпирающая пружина в диване, мысль. Мне очень хотелось, чтоб сегодня рядом со мной была Роза.

Рыжую звали Анной, а ее подруга, высокая голубоглазая блондинка, отзывалась на имя Эллис. Брат подцепил их на трассе, возле какого-то загородного ресторана, и отвез в свой любимый «Лес». Это случилось часа три назад, и с тех пор девицы, словно заведенные, упивались водкой и хохотали над каждым нашим словом. К этому времени из одежды на обеих уже ничего не осталось, и в приглушенном свете нашего отдельного кабинета их роскошные силиконовые тела исполняли реквием по пейзанскому рубенсовскому декадансу. И гимн современной пластической хирургии.
Упившийся до состояния невменяемости Оливер превзошел самого себя. Он был зверем в нашем пропахшем самками логове. Он был владыкой леса, всемогущим и неутомимым, и множество разбросанных повсюду пустых бутылок лишь подчеркивали его неукротимую мощь. Он сузил необъятное мироздание до пропахшей табаком, алкоголем и сексом норы, в которой и елозил, потный и пьяный, опутанный лоснящимися телами и пьяным хохотом.
И все это время рядом находился я – настороженный и готовый ко всему. Не желающий более ничего пропускать. Я уже и сам не знал, когда прошел ту грань, что отделяла старого доброго Ивана от того мира, в который меня так упорно тянули все вокруг. И то, что за этой гранью ничего ужасного не оказалось, уже не пугало. Здесь все было просто по-другому. И развалившаяся на диване в похабной позе любовь, и потерявшие всякий смысл слова, и нечто, заменяющее чувства, и нечто, заменяющее разум.
И уже зашевелился где-то внутри меня звереныш, почувствовавший запах крови и плоти, и несмело двинулся ближе к вожаку, туда, где на прелой соломе, оставшейся от предыдущего хозяина – чахлого травоядного заморыша – происходило все… .
Резкий звонок телефона заставил меня вздрогнуть. Чертыхнувшись, брат нашарил на влажно-липкой коже дивана мобильник.
- Да? ... Что-что? Вот черт! ... Значит, нам меньше хлопот. Вы только проследите, чтобы там было все чисто. Мне не нужны проблемы… Так я рассчитываю на вас… Всего хорошего.
Оливер отбросил телефон и посмотрел на меня.
- Ну, вот и все, Иван. Давай-ка выпьем.
Анна, а может быть Эллис, с готовностью разлила водку.
- Что … случилось? – преодолел я сопротивление заплетающегося языка.
Оливер улыбнулся.
- Небольшая катастрофа. Самолет взорвался прямо на взлете.
- Как так?
- Какие-то олухи решили прокатиться по взлетной полосе. – брат поморщился. – Погибли все.
Рыжая Анна выругалась, пролив водку, и давясь смехом заявила:
- Ах, как жаль.
Брат недовольно оглядел ее.
- Закройся, девочка, там был наш друг… Выпьем, Иван, в память о старом добром Ноле.
- Хох! – проорала длинноногая Эллис, и наши рюмки со звоном встретились.
- Светлая память, - поддержал ее мой звереныш, успевший приблизиться к нам вплотную, и я влил в себя водку.
Брат притянул к себе одну из девиц, и мне на лицо упала пахнущая травой густая рыжая копна. Бесстыжая ладонь скользнула по телу и комната поплыла перед моими глазами. Возникло и тут же пропало лицо Розы, уступив место чему-то новому, неописуемому. Сидящий во мне зверь окончательно обезумел и выпустил когти. Самка взвизгнула, забилась было, но уже в следующий миг выгнулась навстречу и издала призывный горловой рык. И ставшее в этот момент моим, логово сузилось в длинный темный тоннель, в дальнем конце которого маячил едва заметный огонек. Туда мне и было нужно, и я короткими резкими рывками стал подтягивать свое тело вперед… .
… Выбрался наружу я не скоро. Тело наполняла необычайная легкость, легки и светлы были и мои мысли. Я оглянулся и рыкнул прямо в черный провал, обнажив огромные желтые клыки-бивни. В ответ не донеслось ни звука. Тогда я, прищурившись, взглянул на солнышко, и неспешна двинулся прочь. Но, теперь уже зная, что смогу вернуться в любой момент.

Говорят, что если смотреть в полуденное небо со дна глубокого колодца, можно увидеть свет звезд. Говорят, что заглянув в глаза любимой, можно увидеть свет целой Вселенной. Но, ничего подобного в глазах Розы я никогда не видел. Не видел я там даже собственного отражения, хотя бы такого, какое, говорят, можно увидеть в глазах покойника. Но, все же, мне было хорошо. Что ж это за любовь-то такая?
Наши переотягощенные экзотичностью чувства были изысканными как черный кофе с мороженым, и истинную страстность им мог придать только забравшийся в ширинку кровосос. Такой, к примеру, как мой мирно похрапывающий брат.
Роза протянула мне пирожное:
- Иван, хочешь еще?
Я улыбнулся и отрицательно мотнул головой.
- Тогда я возьму себе еще, окей?
Оказывается, она была редкой сладкоежкой. Добавьте сюда любовь к экзотике (такой, как я) … и устоять невозможно.
- Ты чего так смотришь? Влюбился что ли?
- Это с какого перепуга?
Я очень постарался выглядеть серьезным.
- Вот то-то же, - заметила она, не переставая жевать.
- И как ты умудряешься сохранять такую фигуру?
- Что я слышу, мистер Виго? Толстушки вас уже не устраивают?
- Ни в коем случае.
- Обещаю быть очень милой толстушкой.
Я иронически посмотрел на нее, и она ответила мне загадочной улыбкой. Потом вдруг отложила пирожное и навалилась на меня всем телом.
- Ну, почему ты такой серьезный? Все идет просто замечательно.
Мне представилось обезображенное лицо Ноля.
- И что же такого замечательного ты нашла в нашей скорбной действительности?
- Но, мы же продвигаемся вперед, разве ты не видишь? И, к тому же, растем морально… да и физически.
Я отпихнул ее бесстыжую ладонь.
- О, господи, Оли просто рвет и мечет из-за этого дневника.
- Знаю, милый, кому же еще и знать об этом, как не мне. Я ведь теперь его душеприказчик… Хотя, почему его – твой!
Я всмотрелся в ее лицо, пытаясь отыскать следы насмешки, но ее взгляд был совершенно серьезен… а губы сладкими и страстными.
- Не беспокойся, милый, ни черта он не найдет. – проворковала она спустя какое-то время и, откатившись в сторону, сладко потянулась.
Далеко не сразу до меня начало доходить.
- Знаешь, Иван, как бы мне хотелось…
- Постой, - внутренне холодея, перебил я, - Что значит «не найдет»? Откуда ты можешь это знать?
Прежде чем ответить, Роза села на кровати и прикурила.
- Милый, ты и сам все должен понимать.
- Дневник! – не сдержавшись, вскричал я. – За каким чертом тебе понадобилось уничтожать его?
В ту ночь она впервые продемонстрировала мне то, что в книжках называют циничной ухмылкой.
- Просто не хотелось потакать извращенным привычкам твоего братца. Тошно становится, как представлю его, сидящего поздним вечером с дневником бедняжки, потягивающего коньяк и смакующего обстоятельства убийства Ноля… Ведь это было именно убийство, верно, Иван?
- Да, - растерянно ответил я, представляя нарисованную Розой картину.
Подобное и в самом деле могло быть и это ужасно.
- К тому же, дневник мог попасть в полицию или к экспертам Оливера. Знаешь, на него работают такие типы, что не дай бог!
Ей овладел какой-то щемящий детский испуг и я растаял. И снисходительно улыбнулся:
- Милая, ты словно ребенок, изводишь себя детскими страхами. Ну, при чем тут громилы брата?
- Были бы при чем, если бы сообразили, что дневник писала вовсе не его предполагаемая хозяйка.
Она сказала это ровным спокойным голосом, даже не повернув в мою сторону голову.
А как вообще я должен был реагировать на подобное признание?
- Зачем… Роза?
- А как еще мы могли избавиться от этого ужасного Ноля?
- Боже мой, но не таким же способом!
Кажется, я сорвался на истеричный визг:
- На его место придет другой, ничем не лучше!
- Поверь мне, Иван, следующий будет значительно лучше. Я сама прослежу за этим. Оливер поувольнял почти всю прислугу, и мы просто обязаны сделать все для того, чтоб на их месте оказались наши люди.
Я молча разглядывал ее.
- Роза, ты пугаешь меня.
Она прижалась щекой к моей груди.
- Иван, милый, в последнее время я сама себя боюсь.
Я неуверенно погладил ее по голове.
- Не знаю, Роза, стоит ли все это затрачиваемых усилий.
- Иван, а что будет с нами, если все оставить, как есть? – спросила она тихо, но мы оба знали, что в этом случае никакого будущего у нас нет.
И все же, я не мог заставить себя посмотреть ей в глаза.
- Милый, верь мне и ничего не бойся.
Укол отвращения к себе в этот раз был совсем слабым. Так же легко я переборол и стыд, вызванный собственной трусостью.
- Я верю тебе, Роза. Только, пожалуйста, впредь заранее предупреждай меня о своих действиях.
Капельки влаги в ее глазах моментально высохли, и она резко отстранилась.
- Вот таким ты мне нравишься значительно больше… Выпьем?
Я отказался, а она потянулась к очередному пирожному.
Идеальные зубки впились в воздушную мякоть, и тонкая струйка крови скользнула с уголка ее губ. Нет, конечно же, не крови. Это был всего лишь клубничный сок.

Задумчивость Оливера штука нечастая, но сегодня брат, видимо, всерьез решил потешить меня этим явлением. Не реагируя на мои подначки, он быстро покончил с завтраком, терпеливо дождался пока поем я, так ни разу и не дав выхода своей перманентной раздражительности. Потом потратил добрый час на перелистывание газет. И все это время я то и дело ловил его взгляд, в котором угадывалось едва скрываемое детское нетерпение. Но, поскольку сегодня подавать реплики полагалось не ему, брат терпел. И в конце концов, я не удержался.
- Оли, у тебя есть что-нибудь покурить?
В нашей семье человеком действия всегда был Оливер, на мою же долю выпали бесконечные разговоры. Казалось бы, поднатореть в них было время, но эта, вырвавшаяся помимо воли фраза, поразила меня самого не меньше, чем брата.
Он молча протянул мне одну из своих сигар, и у меня не осталось другого выхода, кроме как играть до конца. Щелкнув зажигалкой, я осторожно подкурил, обреченно ожидая сногсшибательного эффекта вонючей никотиновой струи. И ничего страшного не случилось. Облачко ароматного дыма обволокло меня и, подхваченное кондиционированными струями, утянулось под потолок.
- Неплохо, правда? – глядя на меня во все глаза, поинтересовался брат.
- Угу, - буркнул я, чувствуя себя обезьяной, но вовсе не той, что впервые слетала в космос, а самой обыкновенной, лабораторной.
Но уже подступала волна какой-то странной бесшабашной веселости, сопротивляться которой у меня не было ни желания, ни сил.
- А как же ты? Угощайся.
Оливер осклабился.
- Что-то не хочется. Да и здоровье поберечь не мешает.
- Чье здоровье? – уточнил я, и брат оглушительно заржал.
- Ну, Иван, молодец! – немного успокоившись, похвалил он. – Что-то ты в последнее время стал совершенно не похож на себя.
Я промолчал, пытаясь выдуть колечко дыма. Безуспешно.
- Пожалуй, самое время показать тебе кое-что, - неожиданно заявил брат. – Пойдем-ка.

Наше загородное поместье занимает что-то около сорока гектаров. Земля досталась нам почти задаром, поскольку единственной ее достопримечательностью был заброшенный песчаный карьер. Беспокойная натура брата, однако, нашла в этой унылой панораме что-то привлекательное. Наняв лучших специалистов, брат облагородил местность вокруг дома в полном соответствии с представлениями обывателей о статусе человека, позволяющего себе делать бесполезные покупки. На остальной территории те же специалисты превратили индустриал-депрессивный пейзаж в марсианский ландшафт, мрачный и совершенно непригодный для всех форм жизни. Оливеру, однако, нравилось время от времени облетать эти территории на вертолете. Единственным плюсом во всем этом было то, что за время таких облетов я сумел одолеть пару-тройку самых неудобоваримых романов.
… Странное все же это существо – человек, повелевающий тысячами себе подобных. Глядя на подобное совершенство, мысли о потном волосатом теле, импотенции и куче комплексов кажутся совершенно неуместными. Что вполне естественно для мира, населенного преимущественно визуалами. Мы живем глазами: обоняем глазами, осязаем глазами, ими же смотрим. Наверное, отсюда и преследующая человечество на протяжении всей его истории страсть к гигантомании. Мы измельчали в созданном нами же мире. Мы окружили себя предметами, что значительно превосходят нас размерами, и теперь восхищаемся циклопическими порождениями собственного разума. И предпочитаем не замечать вещей более мелких и потому близких нам. Мы изуродовали собственное сознание настолько, что в минуты задумчивости склонны размышлять о бесконечности космоса, но вовсе не о структуре атома. И, наверное, большим благом есть то, что минуты задумчивости – это только минуты.
Впрочем, все это знание мне нисколько не помогло, и я оказался совершенно не готов увидеть то, что мне показал брат. Трехметровая статуя целиком соответствовала пигмейскому мироощущению Оливера, но вглядевшись в черты каменного истукана я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног.
- Оли, - обернувшись, начал было я и осекся.
Брата рядом не было.
Кто-то подхватил мое оседающее на землю тело… .

В чувство меня привела увесистая оплеуха.
- Иван, черт тебя дери, перестань валять дурака и поднимайся.
Но, советовать несложно, труднее сделать. Сдавившая мое плечо рука весила, казалось, тонну, и от ее подталкиваний меня мотало из стороны в сторону словно тряпичную куклу.
- П-пусти, с-сам, - промямлил я и меня оставили в покое.
Кое-как усевшись, я заставил себя открыть глаза.
Нет, ничего мне не показалось, надо мной по-прежнему нависала многометровая бронзовая статуя и я непроизвольно снова зажмурился.
- Ну, хорошо, мы можем говорить и так, - со вздохом заметил уставший голос.
«Это какой-то наркотик, - мысленно сказал я себе. – Наверное, со мной опять что-то случилось и мне ввели наркотик. На самом деле ничего этого нет, и сейчас я лежу в палате, в обыкновенной больничной палате, и рядом сидит дежурная сестра. Хотя, еще лучше не в палате, а дома. Черт возьми, может я и смешон, но разве мир не есть то, чем мы его представляем? … Одним словом, сейчас я открою глаза, и все так и будет».
Но, прежде чем сделать это, я посчитал до десяти. Точнее, от десяти до одного.
- Не помогло? – участливо поинтересовался исполин, и сам же кивнул. – В конце концов, если б все было так просто, разве кому-нибудь пришло бы в голову запрещать наркотики?
Он казался абсолютно живым, и я не удержался и, протянув руку, ткнул в него пальцем.
- Никаких подделок, самая настоящая бронза, - заверил великан, и в подтверждение своих слов прищелкнул пальцами, издав какое-то подобие колокольного звона.
« Ну и черт с ним, ну и пусть» - обреченно подумал я и попробовал встать на ноги.
Это удалось только со второй попытки, но, сделав пару шагов, я был вынужден снова сесть. Бронзовый сосед с интересом понаблюдал за мной и заметил:
- Совсем неплохо, как для первого раза. Я-то, признаться, считал тебя откровенным слабаком.
Сам он просто сидел на земле, обхватив колени руками. И неожиданно процитировал:
- Все кончено. Дрожишь ты, Дон Гуан.
Я невольно улыбнулся и продолжил:
- Я? Нет. Я звал тебя и рад, что вижу.
Но это не помешало мне отодвинуться как можно дальше от миража.
Его массивность подавляла, казалось еще чуть-чуть и земля под ним проломится. Хотя, с другой стороны, она без особых последствий позволяла столько лет пятнать себя такому типу, как мой братец… .
- Так ли просто слушать музыку? Окунуться в море звуков, прочувствовать переплетение гармоник. Мечтать, строить планы, вообразить, что в потоках самодовольных нот и полутонов живет твоя, еще не истлевшая окончательно мечта.
Бросившая тебя, вдруг возьмет да и вернется. К тебе, изголодавшемуся по любви и творчеству идиоту. И где-то на лазурных берегах бывшие враги воздвигают тебе замок, моля о прощении и вспомнив Бога.
И в тебе тлеет огонек нераскрывшегося либидо, который, в зависимости от настроения и колоратуры музыки, то иссякает до пепла, то вспыхивает пламенем.
- Прекрати, - выдавил я, чувствуя, как горят мои уши.
Но, великан даже не приостановился:
- Или ты капитан ледокола. Назло всем бедам, разрезанный лед позади хранит контур твоего имени до тех пор, пока полярный холод не увековечит его под слоем полярной мерзлоты.
Да здравствует музыка! … Но, неужели все это может прийти в голову на голодный желудок, не отягощенный алкоголем? … Не верю… .
… Мне стало легче, когда он, наконец, замолчал. А ведь мог продолжать и продолжать.
- Иван, это действительно настолько плохо?
Я промолчал.
- Ты написал это три года назад. И с тех пор ни строчки.
- Представляю, как тяжело тебе было все это время. Целых три года не совать нос в чужие дневники.
- Но, Иван, я делал это из лучших побуждений. Я должен знать, чем ты живешь. Ведь ты мой брат, и я люблю тебя.
Ну, вот, осталось только дружески хлопнуть меня по плечу.
- Удивительное дело, - усмехнулся я. – Для того, чтоб стать человечней тебе пришлось превратиться в металлический чурбан.
- Ничего удивительного, тебе предстоит решить куда более сложную задачу.
- Это какую же?
- Из чурбана превратиться во что-то, похожее на человека.
Да что же это такое! … Я и не заметил, что вскочил на ноги и теперь нервно расхаживаю по траве.
Как ни странно, вовсе не бредовость всего происходящего беспокоила меня. Что-то неправильное было в самой постановке… диалогах?... Движении?
Я вытянул из кармана сигару. Сосредоточенно подкурил, все еще не теряя надежды ухватить едва угадывающуюся нить, ведущую к догадке. Он дипломатично молчал.
… Это длилось до тех пор, пока сгоревшая сигара не обожгла мои пальцы.
Первое, что я услышал, было:
- Итак, мы имеем рахитичное тельце, две пары слабых конечностей и, набитую всякой чепухой, тупую башку.
Я покосился на него:
- Ну-ну, продолжай, железяка.
- Это все называется человеком.
- А как надо?
- Прежде всего, мы должны понять, что есть человек. А…
-… Человек – это вода. Но, не потому, что какому-то энтузиасту-вивисектору удалось выжать из стокилограммовой разумной туши восемь ведер жидкости. Он вода просто потому, что он вода, и хотел бы я услышать серьезные контраргументы этому утверждению.
Я равнодушно пожал плечами.
- Человек – это луна. Это то, что имеет всего одну сторону и одну, никуда не приводящую орбиту, по которой он безоглядно движется. Возможно, инерция этого движения была ему придана древним предком – самым первым и самым шустрым сперматозоидом. Свободный и гордый , он без страха и сомнений несся к смутной, но желанной, цели. Он не ведал о законах Кармы и о том божественном, что ждет его в конце пути, и, скорее всего, не видел особой разницы между блондинистым голубоглазым чудом и изгаженным общественным писсуаром. Смотрел, но не видел, и потому…
Человек – это прожектор. Точнее, луч света, но не тот, что освещает темное царство, а всего лишь один из мириад таких же лучиков проливающихся на что-либо белым днем. Смотреть на него спереди и видеть - можно, но позади него черная дыра. Или, говоря проще, ничего нет. И следует ли из этого, что…
Человек – это телевизор? И тогда жизнь его – это поставленное перед телевизором зеркало? Кривое зеркало, способное отражать только сам телевизор и ничего более?
Нет, ибо в отличие от телевизора, обладающего свойством отражаться на зеркальной поверхности, человек себя не видит. Для него доступно лишь отражение отражаемых им лучей, ибо он, как мы уже выяснили, прожектор.
- Ага, ну и ладно.
Я помассировал виски. Вообще, больше всего мне хотелось домой.
Не знаю почему, но мой, склонный к теоретизированию собеседник обиделся.
- Иван, ты как маленький ребенок – либо все воспринимаешь буквально, либо не воспринимаешь вовсе.
- То есть, не вижу какого-то там отражения? – уточнил я. – Тогда есть смысл протереть зеркало.
И тут я понял, почему никогда не стоит хамить собеседнику, особенно ТАКОМУ.
- Нет, Иван, гораздо проще отладить изображение, - возразил он…
И как я ни старался, уклониться от огромного кулака не удалось.
… И я упал с лазоревых небес на грешную землю. Рухнул. Развалился на куски. И едва не оглох от испуганных воплей брата-жизнелюба.
Что делать, если в нашей сказке дураком оказался старший наследник? Взял да и сляпал в тайне от меня многометровый монумент самому себе.


Давненько мне не приходилось бывать в подобных местах. Убогая комнатенка с единственным забранным решеткой окном навеяла в сознании изрядно подзабытую ассоциацию еще из школьных времен - присутственное место. Даже Оливер в первый момент огляделся со странной улыбкой, словно надеялся найти в углах кабинета то ли пятна крови, то ли осколки выбитых зубов. Я постарался скрыть улыбку, вызванную собственными мыслями. Хотя хозяина кабинета вряд ли интересовали мои реакции. Все его внимание было сосредоточено на брате.
- Знаете, мистер Виго, мне уже порядком все это надоело. Должен признаться, в последнее время я частенько размышлял над вашим предложением уйти на покой.
Я почувствовал, как брат напрягся.
- Ну-у, я, как правило, знаю, что говорю.
- Скажу вам больше, прямо в сейчас у меня в столе лежит рапорт об отставке.
- Что ж, инспектор, рад, что оказался полезен вам. И даже польщен тем, что вы не поленились вызвать меня для того, чтоб сообщить эту радостную весть.
Губы полицейского дрогнули в усмешке.
- О, нет, господин Виго, вызвал я вас не для этого. Да, и с уходом возникли проблемы.
Брат округлил глаза:
- Неужели, не хотят отпускать? Насильно держат?
- Не держат, просто есть у меня одна неудобная привычка – не оставлять после себя неоконченных дел.
Брат шутливо погрозил ему пальцем:
- Гордыня, господин полицейский, есть тяжкий грех. Уверен, в Департаменте найдется человек, способный закончить ваше… наше расследование.
- Нисколько не сомневаюсь, но мне важно сделать это самому.
Я сидел, опустив глаза, внимательно их слушал, и очень надеялся, что Оливер не сделает какой-либо глупости. Что-то перестал я в него верить последнее время.
Тем временем инспектор выложил на стол перед собой толстую папку и принялся неторопливо перебирать ее содержимое.
- Меня, господин Виго, очень смущают все эти смерти и исчезновения людей из вашего ближайшего окружения.
Брат вальяжно стряхнул сигарный пепел в пепельницу.
- Из ближайшего окружения? Не припоминаю, чтобы умер кто-то из моих ближайших родственников.
Полицейский положил на стол перед нами фотографию.
- Ну, как же… вот с Ольгой Паркер вы были, кажется, достаточно близки?
- Подозреваю, инспектор, что мы с вами по-разному толкуем понятие «близость».
На стол легла вторая фотография.
-Тогда, быть может, объясните мне, как толковала это понятие ваша личная секретарь, Роза Хирш? По нашим сведениям, примерно так же, как и покойная Паркер.
Хирш… я не сразу сообразил, что речь идет о нашей несчастной маленькой Розе, так и не научившейся пить.
А полицейский выложил перед нами еще одну фотографию.
- А что вы можете сказать по поводу гибели господина Ноля и еще троих ваших телохранителей?
Брат пожал плечами.
- Несчастный случай… Кстати, а какой, по вашим данным, смысл в понятие «близость» вкладывали они?
- Это не суть важно. Главное, что все это вместе складывается в ряд событий, выставляющий вам в крайне невыгодном свете… .
- Позвольте мне самому решать, что для меня выгодно, а что нет!
- … и позволило мне получить у прокурора санкции на проведение более активных розыскных мероприятий. – невозмутимо закончил полицейский.
В его руке появился лист, щедро усеянный какими-то подписями и печатями. Брат не спеша затушил сигару и мы поднялись.
- Не смею мешать вам, инспектор.
Полицейский откинулся на спинку стула и улыбнулся:
- Ну, еще бы… Хотя, можете попробовать.
Лицо брата окаменело.
- Мы можем быть свободны?
- Конечно, можете, господа. Пока можете.

Брат не предложил вошедшему присесть, и он стоял перед нами высоченный, худой, как жердь. Но, никакой неуверенности в нем не чувствовалось. Оценивающе, но без вызова, он оглядел нас, скользнул взглядом по кабинету и остановился в нескольких метрах от стола. Будь он чуть дальше, возможно, из затеи Оливера что-нибудь бы и вышло, а так, взирая снизу вверх, лично я испытывал дискомфорт. Роза, как всегда, верно оценив ситуацию, предпочла остаться у двери.
Наконец, брат хмыкнул и сделал приглашающий жест:
- Присаживайтесь, господин … э… Крамской.
Все же подсознание уже в который раз сыграло со мной шутку – ничего от милого персонажа народного фольклора в этом человеке не было. Этот мог на равных потягаться с Оливером, хотя и был зверем другой породы. Точнее, это был зверовод, хозяин и повелитель стай. Высоченный, жилистый, ощутимо сильный, он представлял какую-то новую силу, доселе нам с братом не встречавшуюся.
- Что ж, мы ознакомились с вашим личным делом и, должен признать, впечатлились. – заговорил Оли, неторопливо раскуривая сигару. – У меня даже сложилось впечатление, что нам повезло. Весь вопрос в том, сознаете ли вы, как повезло вам?
- Я не верю в удачу, господин Виго. Вовсе не она двигает мою жизнь.
- О, вижу, вы человек, склонный к самоанализу. Это хорошо. Именно этого качества не хватало вашему предшественнику.
- Я слышал, господин Виго, все что осталось от моего предшественника, можно было завернуть в носовой платок.
- Почему же «можно было»? – усмехнулся брат. – Именно так мы и поступили. Собрали в носовой платок и спустили в унитаз.
- Как я понимаю, только что вы очертили круг моих обязанностей?
Оливер шумно вздохнул.
- Излишняя сообразительность вам никогда не мешала в жизни?
- Нет, господин Виго, просто я тоже имел смелость навести о вас справки. Как мне представляется, ситуация не располагает к долгой раскачке, вот я и решил, для пользы дела, пропустить промежуточные этапы, вроде налаживания первого впечатления, притирки характеров и прочей романтики.
- Вы филантроп?
- Я? Должно быть, вы еще не ознакомились с требованиями по моему зарплатному листу.
Оливер шутливо поднял руки и объявил:
- Туше! Вы подходите мне, Крамской. Целиком и полностью.
Никакого видимого впечатления эти слова на его собеседника не произвели.
- Сколько времени вы мне отводите на ознакомление с делами?
Мы с братом переглянулись, после чего Оливер продемонстрировал одну из своих самых гадких ухмылок:
- Нисколько. Входить в курс дел будете прямо по ходу … э… дел. К своим прямым обязанностям приступите сегодня же ночью.
- Предварительная подготовка нужна?
- Думаю, профессионал твоего уровня вполне сможет подержать нам с Розой свечку и без предварительной подготовки.
Стоящая у дверей Роза поймала мой взгляд и широко улыбнулась. Затем, виляя бедрами, покинула кабинет.
- Свободен, - брат императорским жестом отпустил Крамского, и не дождавшись, пока за тем захлопнется дверь, коротко зло рассмеялся.

Ливший всю ночь мелкий противный дождик к утру только усилился, и вся эта затея Оли превратилась во что-то совсем уже глупое и ненужное. Мы стояли в промокших насквозь плащах, и порывы ветра рвали из рук охранников зонты. Брат сумрачно курил, с другой стороны ко мне жалась вздрагивающая от холода Роза. Капли дождя разбивались о резную крышку дубового гроба, установленного на возвышении у края свежевырытой ямы. Не хватало лишь венков и скорбных лиц.
Но, замершего по другую сторону от гроба человека непогода, кажется, не беспокоила вовсе. Пожилой негр, выряженный в какие-то яркие обноски, выглядел необычайно серьезным. Смазанные дождем ритуальные красочные разводы на лице ничуть не убавляли ему внушительности.
- Крамской, чего он ждет? Нам долго еще стоять?
- Не знаю, господин Виго. По-видимому, не дольше, чем того требует ритуал.
Но, я успел заметить, как он подал рукой какой-то знак, и из стоящего неподалеку автобуса высыпало еще с дюжину темнокожих участников действа, одетых так же, как и их немолодой патрон. Один из них, несший шест с потрепанными, похожими на хвосты, лоскутами, приблизился к старику, остальные выстроились полукругом позади них.
- Ну, наконец-то, - буркнул брат, и сделал глоток из серебряной фляги.
Шаман что-то гортанно выкрикнул, начиная ритуал.
Ожили в умелых руках диковинные инструменты, полуголые фигуры задвигались в ритмичном танце. Оливер брезгливо смотрел, как под босыми ногами танцоров хлюпают фонтаны грязи. Я злорадно смотрел на Оливера. Лежащей в гробу уродливой псине Моне было все равно.
- Сколько это будет продолжаться? – поинтересовался брат.
- Что ты, все только началось, - ответил я, опережая Крамского. – По-моему, это любопытно.
… Накричавшись вволю, плясуны резко замерли, зато стоявший до того неподвижно старик проявил кипучую активность. Под выбиваемую свитой негромкую барабанную дробь, он стал расхаживать вокруг могилы, внимательно разглядывая землю. Постепенно зона поисков расширялась, и он отошел уже довольно далеко, прежде чем резко присел на корточки и стал ковыряться в земле. Спустя полминуты он откопал и поднял над головой раздавленную жестянку из-под «Будвайзера». Затем, вернувшись на свое место, что-то пробормотал над ней, перевернув вверх дном, потряс и, наконец, небрежно отбросил в сторону.
- Мог бы и попросить, если так пить хочет, - заметил брат.
Крамской повернулся и я впервые увидел на его лице улыбку.
- Наоборот, господин Виго, вовсе не хочет.
И взглянув на небо непонятно добавил:
- Чаута сегодня необычайно щедр, но негоже его детям так легкомысленно пользоваться божественными милостями. Даже, если это Дети Неба.
Брат снова выпил, а Роза еще теснее прижалась ко мне.
Тем временем, шаман, разобравшись с пивной банкой, занялся гробом. Выудив из складок одежды пачку «Кэмэл», он раскурил сигарету и принялся ходить вокруг могилы, напевая и выдыхая в небо табачный дым. Покончив с этим, он швырнул на крышку гроба несколько комьев грязи и, вытянув руки вверх, уставился в небо.
- Крамской, что, черт побери, он делает?
Наш новый секьюрити сложил свой зонтик и обернулся.
- Собственно, он уже все сделал, господин Виго. Прекратил дождь.
- В самом деле! – вскрикнула Роза, вытянув вперед руку.
- Полезный человек. Надо будет нанять его, - буркнул Оливер.
Я покосился на него и представил пресыщенного римского патриция, скуки ради, затеявшего милую глупость. Вроде устройства панихиды по, подрезанным в какой-нибудь терме, ногтям.
- Все в этом мире должно быть гармонично и ясно, - ни к месту заметил Крамской. – Гармонично и ясно мы должны входить в него, и так же гармонично и ясно покидать.
Оливер молча сделал большой глоток, и я едва не рассмеялся, так как именно этого и ожидал.
То удивительное состояние непрерывного постижения, в котором я пребывал с момента появления у нас в кабинете Петрушки из сна, преобразило меня. Мир вокруг раскрылся и заблистал тясячами новых, доселе неведомых мне, оттенков. Он поглотил и мир Оливера, представлявшийся мне теперь кованной чугунной клеткой с навеки запертым внутри чудовищем. Страшно одиноким, не знающим любви и сострадания, и оттого беззащитным. И чувствующим свою беззащитность, но жить по-иному не умеющим, и оттого вдвойне опасным. В том числе и для самого себя, так как (я ясно это видел) уже достигшего всех отпущенных ему природой границ развития. Подмявшему под себя и разорившему таких же чудовищ, как он сам, и теперь пробившемуся на иной уровень, где господствуют другие звери. Они несравнимо сильнее, ибо мощь свою черпают из куда более глубоких источников – из любви и сострадания, из жалости и нежности, из отчаяния.
В отличие от Оли, они терзают не только тела, но и души, и от них невозможно скрыться за бронированными стеклами собственного мирка-аквариума. Эти чудовища не способны жить в клетках, они свободно парят над миром, вырывая при встречах куски плоти друг из друга. Они прирастают чужим мясом, чужой костью, чужой кровью. Они состоят из жалости, но меньше всего ее достойны.
Нет, вовсе не жалел Оливер сдохшую псину Мону. Не мог жалеть, не умел. Не мог жалеть он и тех троих бедолаг, что оказались на пути обезумевшей от страха и боли твари. И того полицейского, разрядившего в нее целую обойму, и теперь изуродованному и умирающему. Брат тешил какие-то свои инстинкты, до которых никому в целом мире не было никакого дела.
А церемония продолжалась. Гроб опустили в яму, после чего шаман приблизился к нам и, ткнув в меня пальцем, что-то требовательно произнес.
Мы с братом уставились на Крамского и тот пояснил:
- Ему нужна прядь ваших волос.
Я пожал плечами:
- Не дам. Это не моя собака.
Крамской что-то сказал старику и тот перевел взгляд на брата.
- Ну, и зачем ему мои волосы? – морщась, поинтересовался тот.
- Но, вы же хозяин, господин Виго, а значит и в том мире должны присматривать за своим имуществом.
- Черт знает, что такое, - буркнул брат.
- Мы все в ответе за тех, кого приручили, - серьезно сказал Крамской.
- Знаю, знаю, - сварливо отмахнулся брат. – Наслышан о вашем Хэммингуэйе.
Роза прыснула мне в рукав.
- Я никому не позволю выдирать себе волосы!
Но обошлось без членовредительства – у запасливого папуаса нашлись ножницы.
Пожалуй, это был единственный эпизод, заслуживающий внимания. Пока рабочие кладбища закидывали гроб землей, туземцы еще поплясали, и порадовали нас заунывной воющей песней. В конце церемонии шаман воткнул в свеженасыпанный холмик свой шест с хвостами и торжественно удалился, даже не взглянув в нашу сторону. Следом потянулась его свита.
- Что дальше в программе? Поминальная трапеза? – осведомился я, подкуривая сигарету.
Оливер хмыкнул:
- Ладно уж, поехали домой.
… Мы уже были в машине, когда выглядывающая в окно Роза вдруг вскрикнула:
- Смотрите!
Возле свеженасыпанного холмика остановился старенький «Опель», из которого вылез плотный немолодой мужчина в сером плаце. Постояв несколько секунд у могилы, он бросил на нее какой-то яркий цветок. Затем коротко отсалютовал двумя пальцами в нашу сторону, сел в машину и уехал.

Я выдохнул почти идеальное колечко дыма и несколько секунд все наблюдали, как оно, теряя форму, поднимается к потолку. Затем Оливер покровительственно похлопал меня по плечу:
- Неплохо, мальчик мой, весьма неплохо. Но, и не идеально.
Я не стал спорить. Сидящая по-турецки в ногах кровати Роза послала брату воздушный поцелуй.
Оливер был пьян много сильнее обычного. На наших глазах, в кратчайшие сроки спустившись с вершин эволюционного древа туда, где бродят лишь первобытные предки приматов, сейчас он пребывал в степени нервического алкогольного перевозбуждения. Мы с Розой выжидали.
- И где этот чертов Крамской? – рыкнул брат, размахивая руками и едва не зацепив меня пудовым кулачищем.
- Дался тебе этот русский? – буркнул я, но так, чтоб он услышал.
Как и ожидалось, Оливер немедленно завелся.
- Не лезь не в свое дело! Этого дикаря давно пора поставить на место!
- А разве он русский? – хлопая глазами, прощебетала Роза. – Кажется, его раса называется как-то по-другому.
- Мне плевать, как он там называется! – заорал брат. – Если он не появится в ближайшее время, то вообще никак называться не будет!
- И правильно, - поддакнул я. – Этот парень позволяет себе слишком многое. С Нолем было куда проще.
- Не напоминай мне об этом ничтожестве! Он едва не погубил нас.
Брат схватил бутылку и разлил коньяк. Затем провозгласил тост:
- Давайте выпьем за любовь!
- На брудершафт хочу, - капризно заявила Роза, подсаживаясь ближе к нам.
Глаза Оливера плотоядно блеснули, но прежде, чем он успел что-либо сделать, Роза прижалась ко мне и мы скрестили руки.
- За любовь, так за любовь, - согласился я, и все выпили.
Без всякого энтузиазма переждав наш с Розой БОЛЬШОЙ ПОЦЕЛУЙ, брат нервно раскурил трубку. Сделав несколько затяжек, он неожиданно схватил Розу за волосы и притянул к себе.
- Задумала пошутить со мной, сучка?
- Ну, что ты, Оли, - улыбнулась в ответ Роза, хотя уголки ее глаз заблестели от слез.
Ненависть… Не так давно я научился этому чувству, но уже успел оценить всю его пагубность.
Я откинулся на подушку и сделал глубокий вдох-выдох. Закрыл глаза и попытался абстрагироваться от похотливого рыка брата и подавляемых болезненных стонов Розы… .
… и вскоре пыльный холодный город окружил меня. Струи поземки змеились по его заиндевелым тротуарам. Серые продрогшие дома жались друг к другу и, казалось, старались держаться подальше от прошиваемых злыми морозными ветрами улиц. Свет висящего над горизонтом солнца едва пробивался сквозь толщу ядовитого смога…
… Закутанные в нелепые меховые одеяния, жались к чуть теплым радиаторам обитатели этого унылого места. Жадно пили прямо из темных граненых бутылок мерзкую сивуху. Срыгивали, заполняя комнаты чесночно-перегарным зловонным теплом. И вихляющимся в телевизионных ящиках красочным полуголым фигурам не было до них никакого дела…
… Но, мало, мало… . Заброшенный колодец-журавль где-то на окраине, и занесенное снегом, посиневшее тельце неподалеку. Болтающаяся вывеска над какой-то лавкой. Заколоченные досками окна. Слабеющие удары умирающего сердца и странные потусторонние слова «Лекарств нет». Нервно комкающие платок старческие руки. Горе, много, много горя…
Несильный толчок вернул меня к действительности. Уткнувшись лбом мне в скулу, на моем плече рыдал Оливер.
- Господи, Иван, неужели все это и есть наша жизнь?
Выпущенный из рук бокал, оставляя на кровати влажную дорожку, скатился на пол. «Полно, полно, Оливер, ведь это не ты. Это пройдет… если тебе не помочь».
Глядя на брата с плохо скрываемым презрением, Роза вставила в его трясущиеся губы сигару и щелкнула зажигалкой. Это хорошо, что она не имеет ничего против курения в постели, ни к месту подумалось мне.
Брат вытер кулаком слезы и попытался поймать мой взгляд. Я с готовностью улыбнулся ему, мягко и бессмысленно – это нужно было сделать. Так мы и глядели друг на друга, пока не зазвонил телефон.
Все вздрогнули от неожиданности, затем я медленно поднял трубку.
- Да?
- Алло, это … господин Виго, это вы?
Я покосился на блаженно улыбающегося брата.
- Да, Виктор, это я. Что там у вас стряслось?
Полицейский комиссар шумно выдохнул в трубку.
- У нас… у вас неприятности, Оливер. Завтра утром инспектор Радек собирается идти к прокурору за санкцией на ваш арест.
- Вот как? И что же?
Человек на том конце провода долго готовился к разговору и был непрошибаем.
- Да ничего особенного, друг мой Оливер, просто уже к обеду вы будете арестованы.
- Уже к обеду я выйду под залог… . Это и все, что вы хотели мне сообщить?
- Черт побери, Оливер, я сдерживал его, сколько мог!
- Вот как?
- Не нужно разговаривать со мной в подобном тоне, Виго. Я держал вас в курсе событий, и только ваша бездеятельность привела к подобному итогу.
- Кого привела, Виктор?
Трубка безрадостно хохотнула мне в лицо:
- Кого бы ни привела, Оливер, вам от этого легче не будет. Гарантирую.
Я улыбнулся, поймав себя на том, что разговор дается мне на удивление легко и естественно. Это действительно МОЙ разговор.
- Ладно, комиссар, не будем лезть в бочку. Но, я не верю, что у нас нет выхода.
- Выход всегда есть, Оливер, и вы это прекрасно знаете.
Что бы он не имел в виду, сейчас я с легкостью мог принять это. Словно неведомая счетная машина включилась у меня в голове, окончательно вытеснив все человеческие эмоции.
- Вы тоже это знаете, Виктор, - резко ответил я.
- Знаю, дружище, - после паузы печально согласились на том конце провода. – Но, боюсь, вам одного лишь знания будет недостаточно.
Я вздохнул:
- Что ж, я понял вас, комиссар, и что-нибудь придумаю, - и предугадывая ответ собеседника с нажимом добавил:
- Ведь я правильно понял вас, комиссар?
Он молчал долго, явно взвешивал варианты, и сделал правильные выводы. К своему счастью.
- Правильно, Оливер. Вы всегда все правильно понимаете.
Я отбился, не прощаясь.
- Что-то случилось, Иван? – обеспокоено спросила Роза.
- Все будет хорошо… правильно, Оли?
Окутанный табачными парами брат глупо хихикнул.
- Кажется, мы переборщили, Роза, - обеспокоено заметил я и вытащил у него из пальцев сигару.
Роза улыбнулась:
- Думаешь? А по-моему, отличная травка. Попробуй.
Я сделал глубокую затяжку и передал сигару ей.
Плавно вальсирующие до того стены завертелись в брейк-дансе.
- Ой! – взвизгнула Роза. – Милый, держи меня!
Стараясь приноровиться к ритму бешено раскручивающейся планеты, я протянул к ней руки, но центробежные силы отбросили любимую в сторону, подсунув мне скомканное одеяло. Потом забрали мои мысли, мои движенья и мою речь. Не подсунув взамен ничего.
Марево, окутавшее комнату, клубилось разноцветными облаками, кидало мне неуловимый серпантин из монет, извергающие пламя ракетные дюзы, чьи-то оскаленные физиономии, пенные потоки, женский смех. Вся эта какофония оглушила, заморозила мое тело, впрочем, и без того уже давно отказавшееся служить хозяину.
А в центре комнаты выделывал странные па мой брат Оливер. Подкашивающиеся ноги едва держали его нескладное дергающееся тело. Несколько раз брат падал и долго катался по полу, размахивая конечностями и что-то радостно вопя. Скакавшая вокруг совершенно голая Роза прямо из бутылки поливала его шампанским.
Я уткнул лицо в ладони и зажмурился, но это не помогло. Я ткнулся лицом в кровать и накрыл голову подушкой. Бесполезно. И тогда я заорал, вложив в вопль все силы, какие еще во мне оставались. И не услышал собственного голоса.
Меня опутала звенящая тишина, и мир превратился в красочный видеоряд какого-то немого стереокино. А Оливер и Роза все танцевали. Брат держался на ногах уже значительно лучше, и теперь кривляющаяся Роза выглядела куда нелепее. Самое жуткое было то, что все это происходило в полной тишине.
Я заворожено наблюдал за странной парочкой и не заметил когда открылась входная дверь. Нечто, тускло блеснувшее во мраке за ней зашевелилось и толкая тьму перед собой стало буквально продавливаться сквозь дверной проем. Постепенно я стал различать контуры тела проникающего к нам существа, сильно деформированные в попытке проникнуть к нам сквозь узкий проем. «А вот и верблюда протащили» - мелькнула в голове глупость и унеслась прочь.
Плясуны остановились только когда бронзовый гигант вытянулся во весь свой рост у раскрытой двери. Рот Розы перекосился в беззвучном вопле, Оливер, придурковато улыбаясь, запустил в статую пустую бутылку. Осуждающе качнув головой, исполин сделал два шага вперед, сразу заполнив собой все помещение.
Взглянув на его лицо, в первый момент я не поверил собственным глазам, но, судя по реакции брата, напрасно. Размахивая кулаками, Оливер безрассудно бросился на гостя, но, отброшенный небрежным движением руки, отлетел к стене и неподвижно распластался на полу.
- Какого черта, Крамской? – прохрипел я.
Зато Роза была в полном восторге. Подскочив к жутковатому гостю, она схватила того за руку и потянула к кровати. Тот покладисто сделал несколько шагов и сел прямо на пол, вызвав небольшое, но ощутимое землетрясение.
- Ведь я же должен был прийти, мистер Виго, не так ли?
Я обалдело кивнул.
- К тому же, мы так и не закончили нашу последнюю беседу, а нам, уж поверьте, было о чем поговорить.
Я слушал его, чувствуя, как мир вдруг начинает плавиться и плавно вальсируя, куда-то исчезать.
… - Хотя, конечно, это не столь увлекательно, как то, что планировал на сегодня ваш брат. – донеслось откуда-то из-за деревьев, плотной стеной окруживших меня.

… Голод преследовал его уже вторые сутки. Ничего нового в этом не было и, все же, каждый раз, когда он приходил, Конг оказывался к этому не готов. Инстинкты и чувства отказывались служить гиганту и привычные охотничьи угодья превращались в коварную, кишащую враждебными тварями, чащу. Нет, Конг по-прежнему оставался владыкой Леса, ужасным и одиноким в своем неописуемом могуществе, вот только … только сам Лес словно бы отказывался признавать своего хозяина. И даже не отказывался, просто Конг вдруг начинал ощущать вокруг себя невесть откуда взявшуюся ПУСТОТУ.
В такие дни он забредал в самые глухие дебри, жадно поводя носом, и не улавливая ни малейшего запаха крови. Он дико ревел и тут же замолкал, чутко прислушиваясь в надежде услышать треск сучьев под лапами всполошенной добычи. Но, ответом ему была тишина, и только высоко над головой парил недосягаемый крылатый силуэт. Вокруг не было ни врагов – редкого, почти позабытого деликатеса, ни друзей, которых, впрочем, Конг сожрал еще раньше. Ни привычной безликой пищи.
Пройдя по небу полный путь, солнце заваливалось за горизонт, а когда спустя долгие бессонные часы поднималось на востоке, Конга, опытного и добычливого охотника, начинало покидать спокойствие. И накатывала ЯРОСТЬ.
В минуты таких приступов он был ужасен. Он метался по лесу, круша все вокруг и ничего вокруг не замечая. И совсем не отдавал себе отчета в том, что вовсе не голод, приносящий лишь вполне терпимые плотские страдания, приводил его в неистовство. Новое чувство переводило его на новый уровень, недоступный обычным зверям. Чувство НЕДОВОЛЬСТВА СОБОЙ.
Может быть, оно, а, может быть, и просто усталость притупляли голод и смягчали гордыню и Конг успокаивался. Окруженный тишиной, он мог часами сидеть, пребывая в странной задумчивости, и в эти минуты, несмотря на ужасную внешность, он меньше всего напоминал зверя. И уж совсем непонятно, что именно заставляло делать Конга то, что он ненавидел больше всего на свете.
Это было путешествие совсем в иной мир. Туда, где запахи заменяет вонь, где нет сильных, и слабые пожирают еще более слабых. Где охотятся только стаями, и даже хищники питаются падалью. Но, Конгу нужно было пережить голод, и он шел туда. И даже не задумывался о том, что движет им нечто, еще больше отдаляющее его от зверя – РАСЧЕТ.
… Вонь вокруг их логова была нестерпима, но еще большее отвращение вызывали роящиеся над этим местом флюиды дикого страха. Пожиратели пауков никогда не сопротивлялись Конгу и не испытывали его Силы, и для гиганта такое поведение было полной загадкой. И уж тем более ему не приходило в голову связать их страх с привязанным к шесту комком живой плоти. Он чувствовал направленные на него из-за грубого частокола взгляды сотен существ, и ему оставалось только схватить эту отвратительную на вид и вкус тушку, унести в чащу и…
Конг замер – ему вдруг привиделась странная, нереальная картина. Просторная пещера с гладкими, увешанными цветными мехами, стенами. Огонь в углу, но не привычный - дикий и неукротимый, а словно бы прирученный – мягкий и теплый. Его жертва, но не парализованная страхом, а уютно устроившаяся в удивительно неустойчивом сидении. Плавно покачивающаяся и что-то время от времени бубнящая себе под нос…
Конг мотнул головой, отгоняя морок, и оскалился. Во множестве обращенных к нему взглядов больше не чувствовалось страха. Остались лишь азарт и кровожадное любопытство. «Ты должен это сделать прямо здесь» - их мысли проникали в мозг, уже не просто навязываясь, а начиная подавлять напором и агрессией. Но, и видение не желало так просто отпускать его, и переставший быть зверем исполин осознал представший перед ним выбор – остаться собой или стать чем-то иным.
Чтоб сидеть перед прирученным огнем. И держать дома живую пищу, но не из-за страха перед голодом, а просто так. Осознавать свои удовольствия и отвращения и страшиться не страха, а того, кто его вызывает. И жить, подгоняемым не естественным ходом времени, а давлением обстоятельств. Питаться падалью и вонять, как падальщик. И подохнуть, привязанным к шесту, под алчущими взглядами умеющих думать с рождения соплеменников…

… - Твою мать! Иван, очнись!
Сильная затрещина выбросила меня из мира грез.
Брат мазнул рукавом по физиономии, размазывая по щекам слюни и белый порошок. Затем довольно осклабился:
- Все, Иван, осталось совсем недолго.
Подвешенный к какой-то балке полицейский медленно поднял голову.
- Да, да, мой дорогой, будем закрывать ваше расследование.
Инспектор, более всего сейчас напоминающий постаревшего, вконец опустившегося покемона, презрительно сплюнул себе под ноги. Одна из наших горилл тут же врезала ему под дых, и тело старика безвольно провисло на веревках.
- Осторожно, скотина, не убей его! – тут же заорал Оливер, но быстро успокоился. – Эту честь надо еще заслужить.
Я схватился за виски и потряс головой, но проклятый порошок не желал сдавать своих позиций. А Оливер, отпустив мое плечо, пританцовывающей походкой направился к плененной жертве.
«НАПРАВИЛСЯ… о, боже!». Мир вокруг закружился и я попытался зацепиться взглядом за фрагмент пыльной плиты бетонного пола ангара. Но плита, ненадолго зафиксировавшись перед глазами, затем в рекордно короткое время развила чемпионскую скорость и сбила меня с ног.
- …! …! – дикий рев брата так и не дал мне достигнуть давно заслуженной нирваны.
Мы валялись на полу, размахивая всеми, щедро презентованными господом, шестью конечностями. Зажатый в лапище Оливера пистолет пару раз оглушительно рявкнул, заставив отпрянуть кинувшихся было на помощь охранников. Вдобавок ко всему, подвешенная тушка полицейского слабо задергалась, и до нас донеслись хрипло-насморочные всхлипы.
В наступившей тишине мы с братом обалдело уставились на хихикающего полицейского.
- Ох, Виго, - наконец, заговорил тот. – Готов поклясться, что никто в мире не видел ничего подобного. Повеселили вы, ребята, старика. Теперь можно и умирать спокойно.
Мы с Оливером переглянулись. Подоспевшие телохранители уже поставили нас на ноги и теперь переминались неподалеку, не отрывая глаз от земли и стараясь ни малейшим движением не спровоцировать взбешенного Оли на расправу. Я с жадностью ополовинил отобранную у брата плоскую флягу с коньяком. И скрутился едва ли не пополам от жесточайшего приступа тошноты.
- Хороший был коньяк, - заметил братец.
Ничто его так не успокаивает по жизни, как чужие неприятности. Я молча выхватил у него из руки пистолет, не обратив ни малейшего внимания на явившего мне свой истинный лик близнеца – злобно рыкнувшее, покрытое гноящимися струпьями рыло.
- Э, нет, Оли, теперь моя очередь, - едва ворочая языком, промямлил я и нажал на курок.
Одна… две… четыре свинцовые сердцеедки устремились на рандеву с жирным старческим телом…
… И рикошетировали в перезвоне, слившемся с выстрелами.
… Медный колосс глумливо вильнул задом, на котором не осталось ни малейшего следа от попадания пуль. Я ухмыльнулся – он явно напрашивался на что-то более действенное.
Яркая носатая личность в шутовском колпаке возникла перед нами в эффектной вспышке света. Комично корча рожи, она волокла за ствол последнее порождение смертоубийственной мысли корпорации «Арес».
- А вот и я, девочки и мальчики!... Фу, как у вас тут скучно!... Смотрите, какую игрушку я вам принес! – заголосил паяц.
Позади притащенного им танка земля дыбилась двумя уродливыми шрамами-колеями.
- Это что за диво? – осведомился полицейский, про которого все успели позабыть.
В умопомрачительном прыжке я вскочил на броню и ловко запрыгнул в люк. Но, Оливер, как всегда, оказался шустрее и уже ждал меня, устроившись в командирском сидении. Танк дернулся и сорвался с места.
- Осторожней, мальчики! – донесся снаружи писклявый вопль попавшего под гусеницы Петрушки.
А я уже ловил в перекрестие прицела медного великана. Руки мои, минуя сознание, вдавливали какие-то кнопки и щелкали тумблерами. Удивительное ощущение свободы!
- Бронебойным… прямой наводкой… огонь! – во всю глотку орал какую-то ерунду Оливер.
Пушка оглушительно рявкнула, меня подбросило на сидении… и целая гора цветов обрушилась на статую. Брат с чувством выматерился, а его металлический двойник обалдело заозирался. Затем ухмыльнулся и, сделав нам внушительный «факер», неспешно потрусил прочь.
Оливер обернулся ко мне:
- Я же сказал «бронебойным»!
А невесть как оказавшийся рядом Петрушка вогнал в казенник огромный шприц.
… Второй выстрел получился – стальная игла с набатным звуком вонзилась прямо между лоснящимися ягодицами. Наша мишень подскочила метра на полтора и развила приличную скорость. Торчащий из ее задницы шприц мотался из стороны в сторону словно какой-то диковинный хвост.
- Уходит! Догоняй его! – запищал над самым ухом Петрушка.
Лопатки нашего сидящего за рычагами управления четвертого (кого?) энергично задвигались и танк резко ускорился. Я успел пальнуть еще пару раз и проделать в спине бегуна идеально круглое отверстие, из которого мне тотчас подмигнул глаз любимой.
А потом мы нагнали его и со страшной силой столкнулись. На лбу носатого шута вспухла огромная багровая шишка, а мои оба глаза после удара о подрамник заплыли. В голове помутилось, но я успел заметить мелькнувшую в перископе перекошенную физиономию подмятой под гусеницы статуи, короткую огненную вспышку и пролетевший совсем рядом шильдик с хромированной надписью «Опель».

- Милый, ты расстроился?
Она скользнула по мне, мягкая и пушистая, как ластящаяся кошка… или как змея меж камней - гибкая и чувственная. И уткнулась носом куда-то в ухо.
- Расстроился… как старый рояль, - хмыкнул я и потянулся к бутылке.
Мягкие пальчики взъерошили мои волосы.
- Вот глупый.
Именно такой реакции я и ожидал и, все же, в очередной раз поразился, насколько ПРАВИЛЬНО она все делает. Женщина-совершенство. Нет, в любом случае, ее следует оставить при себе.
Пока я размышлял, она заботливо утащила у меня из-под носа коньяк.
- Иван, тебе не много будет?
- В самый раз, сердце мое. Пришло время наверстывать упущенное.
Я отобрал у нее бутылку и разлил часть содержимого по рюмкам. Рука моя не дрогнула.
- Что-то уж очень быстро ты наверстываешь. Это меня пугает.
- Не бери в голову, все в порядке, - отмахнулся я. – За нас!
Мы выпили.
- Ты великолепен, милый.
- Знаю, - согласился я, не поморщившись. – Даже уверен в этом.
Она пытливо заглянула мне в глаза:
- Но, сейчас тебе плохо.
- Плохо-хорошо, разве в этом суть?
Но себя не обманешь – суть была именно в этом. МОЙ Дворец Счастья должен возводиться из кирпичиков личной сопричастности к чему-то светлому. Разумному, доброму и вечному. Но все, случившееся накануне, отложилось у меня в сознании в виде каких-то графских развалин. Эта беспорядочная груда паззлов вполне могла сложиться во что-то, что в итоге принесет в мою жизнь свет. Или во что-то, что ввергнет ее во тьму. Мое новоприобретенное солипсическое мироощущение нуждалось в коррекции извне, и Роза это прекрасно поняла.
- Иван, ты все сделал правильно, - целуя меня, мягко произнесла она.
И тогда – будь, что будет – я всем телом бросился на амбразуру:
- Кто убил толстяка?
Мое солнышко ясно улыбнулось:
- Ты, мой зверь.
- Как?
- Тебе во всех подробностях?
Я подумал.
- Пожалуй, не стоит. Вполне хватит и твоего «ты».
Оливер что-то пробубнил во сне, и я обеспокоено посмотрел на него. Снилась брату явно не мама.
- Что-то он долго спит. Ты не переборщила с дозировкой?
Она легкомысленно пожала плечиками.
- Подмешала обычную дозу. Думаю, скоро проснется.
- И присвоит себе все лавры победителя, - усмехнулся я.
Роза посерьезнела.
- Все может быть, Иван, твой братец еще не сломлен. Проснется он прежним. Почти прежним.
- Жаль. Признаться, в последнее время мне разонравилось прикидываться спящим. Да и книжки на сон грядущий порядочно надоели.
Я игриво ущипнул милую. Не поддавшись на провокацию, Роза оценивающе оглядела меня.
- Замену всему этому ты нашел достойную, - заметила она и таки переместила злосчастный коньяк подальше.
- И все же, думаю, стоит попробовать. ОН будет недоволен, но я считаю, ты готов.
- Готов к чему?
Она достала из прикроватной тумбочки одноразовый шприц и ампулу с какой-то прозрачной жидкостью. Я поморщился.
- Это еще что за дрянь?... То есть, мне, конечно, все равно, но как мы объясним Оливеру появление следа от укола?
На сей раз она улыбнулась особенно обворожительно.
- А это не для него, это тебе, любимый. Или ты боишься?
Наивная детская подначка позабавила… но отвращение к уколам в моей жизни действительно присутствовало. Я молча вытянул вперед руку.
Она действовала со сноровкой бывалой медицинской сестры, и спустя минуту поршень уже закачивал в мою вену неведомое зелье.

… Сильный пинок опрокинул меня на подушку. Выбитый шприц разбился от удара в стену.
- Что, черт побери, тут творится? – гаркнул Оливер.
Прежде чем Роза успела ответить, брат схватил ее за горло и вдавил в кровать. Затем повернулся ко мне:
- Иван, что она тебе ввела?
Взгляд его был ужасен, и я нашел в себе силы лишь на жалкую улыбку.
- ЧТО ОНА ТЕБЕ ВКОЛОЛА?
- По… постой, брат, - я попытался привстать, но удар кулаком вернул меня в исходное положение. В глазах потемнело, и последующие звуки ударов доносились до меня уже откуда-то издалека.
- Ах, ты, мелкая дрянь!
Они бешено завозились.
- Пусти… Оли… пожалуйста… не надо.
Я застонал, ворочая отяжелевшей головой и внезапно резкий вопль заставил меня вздрогнуть.
- ИВАН!
Я изо всех сил вцепился Оливеру в шею и попытался оттащить того от девушки, но с таким же успехам мог бы попробовать остановить, схватившись за гусеницу, разогнавшийся танк. Мотнув головой, брат освободился из захвата. Я попытался ударить его в висок. Попал и чуть не отбил себе руку.
- Брат, что ты делаешь? Эта хитрая зараза, похоже, не так проста, как кажется… Проклятье, какими же слепцами мы были!
Кулаки мои непроизвольно сжались.
- Ты сказал «мы были»?
До него дошло только спустя несколько долгих секунд. Пальцы, вцепившиеся в горло уже потерявшей сознание девушки, разжались. Оливер застыл, затем медленно-медленно повернулся ко мне.
- Ты с ней заодно?
Приступ бешеной ненависти сковал меня. Я не мог ни говорить, ни думать, и только чувствовал, как на задеревеневшем лице пульсирует какой-то нерв. Брат наотмашь хлестнул меня раскрытой ладонью, но я даже не вздрогнул. Он ударил еще несколько раз, но мое налившееся неведомой мрачной силой тело не почувствовало боли. Я отер кровь с разбитого лица и оскалился:
- Это не я с ней, а она со мной.
Вместо слов из горла вырвался какой-то звериный рык, но он все прекрасно понял. На лице Оливера мелькнула растерянность, а я с каким-то странным хищным упорством пытался поймать взгляд его забегавших глазок.
- Иван, опомнись, ты не сможешь мне помешать. Мы с тобой одно целое.
Очнувшаяся Роза захрипела, растирая покрывшуюся фиолетовыми разводами шею. Невесть как оказавшийся в моих руках бокал хрустнул. Оливер ощерился и резким движением перевернул девушку на живот.
- Понятно, вот чего я не учел… Что же такого, братец, она тебе сделала, чего не сделала мне? Хотя, сейчас все и узнаем… ИВАН, НАЗАД!
Но, привычного доброго Ивана уже не было.
… Я прыгнул на спину, уже подмявшего под себя мою самку, зверя, вонзая в него клыки. Его жесткая щетина смердила псиной, но сейчас эта вонь только подстегивала меня. Оливер резко развернулся, открыв мне оставленные его ядовитыми когтями на ее нежной шерстке кровавые рубцы. Мои клыки впились ему в глотку и увязли в колтунах сбившейся шерсти и броне железных мышц. Что ж, теперь я и сам такой!
Он успел основательно обжиться в этой пещере. Его повсюду оставленные метки воняли смертью и болью, в углах белели груды обглоданных костей. Мое обоняние раздражали ароматы, исходящие от груды соломы, на которой он покрывал своих самок. Он чувствовал себя полным хозяином. И зря. Потому что нас было двое.
Она напала неожиданно, и мы оба оказались к этому не готовы. Но его отвлекла боль во вспоротом моей милой подбрюшье, а я был готов ко всему, и на этот раз мой захват был более удачным. Он дико ревел, швыряя меня об стены и пытаясь заломать, задушить, но я глотал кровь, хлещущую из его раны на шее и держал, держал, держал… А вокруг нас носилась обезумевшая от ярости самка. И когда он стал слабеть, и взгляд его сделался мутным мы накинулись на него вдвоем…
… Над входом в пещеру висела желтая лунная бляха. Пахло листвой и журчащей где-то неподалеку речкой. Там, в пещере, я победно ревел над поверженным врагом. Там я, окровавленный и смертельно уставший взял ее, такую же израненную, и потому еще более желанную. Но, здесь мне было немного грустно и хотелось выть на луну. Что я и делал.
А потом подошла она и вытащила из моих порезанных пальцев осколки бокала.

Осень в этом году пришла рано. Я плотнее запахнул плащ и отер с лица капельки дождя. Затем вытянул из кармана плоскую флягу и приветственно взмахнул ею.
- За тебя, Оли!
Стоящий рядом Крамской даже не взглянул в мою сторону. Не ответил и брат, предпочтя и дальше глядеть из своей выси поверх наших голов куда-то за горизонт.
- Раньше он не был таким молчуном, - нескладно пошутил я, и тут же почувствовал себя глупо. – Черт, я ведь совсем не помню его… Как думаете, профессор, это навсегда?
- Боюсь, что так, господин Виго.
Не находя больше слов, я еще раз хлебнул крепкой ароматной жидкости… уже без повода. Монумент гордо возвышался над нами.
- Со мной вам было очень тяжело? – спросил я.
- Непросто… но интересно. Ваш случай совершенно уникальный.
- Благодарю вас, док.
Он взглянул на меня и задал странный вопрос:
- За что?
Проклятье, какой, все же, неудобный человек!
- Хотя бы за то, что вернули меня к жизни.
Профессор вздохнул:
- Вернуть-то, вернул, но вот кого именно? К сожалению, даже вы не можете мне сказать этого.
- Ваша правда – ни черта не помню! – в который уже раз был вынужден признать я. – Что ж, начнем все с начала.
- А, давайте-ка и я тоже, - неожиданно попросил Крамской и я протянул ему флягу:
- Оставьте ее себе. На память.
Он вежливо кивнул в ответ.
А дождь уже лил вовсю, и я только сейчас осознал, что кто-то держит надо мной раскрытый зонтик.
Я обернулся… и остолбенел, увидев Розу. Прошли долгие-долгие секунды, прежде чем жизнь вернулась, и на душе у меня вдруг стало уютно и тепло, и показалось даже, будто сквозь сумрачный полог тяжелых дождевых туч пробился яркий лучик света.
Я обхватил ее за плечи и прижал к себе.
- Стань ближе, милая, ты же вся промокла.
Она не сопротивлялась, но, к моему удивлению, выглядела при этом шокированной и даже слегка испуганной. И тут меня словно огрели обухом по голове – НЕУЖЕЛИ И ЭТОГО НИЧЕГО НЕ БЫЛО?
Бешеный огненный поток растекся по жилам, коверкая мое лицо в яростной гримасе.
- Что же вы такое сотворили со мной, док? – не сдержавшись, рявкнул я.
Но, тот не ответил, а смотрел на нас взглядом, ставшим вдруг пронзительным и колючим, словно скальпель. Ни черта он меня не боялся! Я отобрал у него свой памятный дар и пил, пил, пил… пока фляга не опустела. И стало совсем тягостно.
Краснея, я убрал руку с плеча Розы. Крамской, деликатно отобрав у меня свой подарок, кивнул нам и медленно побрел прочь в струях дождя. Мне же больше всего хотелось поменяться с братом местами.
- Не хочешь закурить, милый?
Мягкий голос вернул меня к действительности.
- Иван, бедный милый Иван, - мучительно знакомым движением она взъерошила мои волосы. – Мы, люди, странные существа. Мы живем тем, чего не существует, верим в то, чего не понимаем, и самые дорогие воспоминания для нас – воспоминания того, чего никогда не существовало. Но, то, что было, поверь мне, пожалуйста, - она приподнялась на носки и поцеловала меня в губы, - ЕЩЕ ДОРОЖЕ.
Я долго-долго смотрел в ее улыбающиеся глаза, а потом мир просто взял, да и перевернулся! Я подхватил МОЮ Розу на руки и, что-то громко вопя, закружил.
Потом мы носились под дождем вокруг памятника и усыпающие землю груды кирпичиков-паззлов вдруг пришли в движение. И, сверкая ослепительными белыми поверхностями, сплелись в, теряющуюся в выси, конструкцию моего персонального Дворца Счастья. И сумрачный полог тяжелых дождевых туч пробил яркий лучик света.