Под знаком Женщины

ГЛАВА 1. ПОД ЗНАКОМ ЭЛЬВИРЫ





Вчера ночью мне не спалось, и вдруг я стала вспоминать события далекого прошлого. На старости лет я оказалась закинутой в летний сарай на берегу Азовского моря. Рядом не было ни одной души. Сарай был абсолютно голый: в нём находилась кровать, на которой я спала, и ещё какие-то разваленные хозяйские шкафы, долженствующие, очевидно, изображать «мебель». Такой «роскоши», как телевизор, в сарае, естественно, и быть не могло, мой ноутбук был продан по дешевке незадолго до моего водворения сюда. То бишь делать мне было абсолютно нечего. От скуки я посадила картошку и что-то ещё, но весна в этом году выдалась настолько холодной, что ни о каких занятиях огородничеством в ближайшие две-три недели нечего было и мечтать. Я уж не говорю о хрустальной моей мечте, которая меня сюда привела: загорать и купаться – до этого было совсем далеко, казалось, жара в этом году так никогда и не наступит…
А от этого зависело, между прочим, и моё материальное благосостояние. Дело в том, что я здесь была ещё как бы и на работе: мы договорились с хозяйкой, что я буду пускать сюда отдыхающих, а деньги, вырученные от этого, мы осенью поделим пополам. Но какой идиот попрется на отдых, когда температура, как заколдованная, уже месяц держалась на отметке 12 градусов?!! Сюда и летом-то, в жару, ехали не так уж охотно – ведь давным-давно можно было за гораздо меньшие деньги отдохнуть во всяких там Турциях и Египтах, где уровень обслуживания отличается от нашего в разы…
Вот так я зависла, можно сказать, между небом и землей. Спать сутками мне уже надоело, и стала лезть в голову всякая всячина.
Я вспомнила почему-то девочку Лерочку, с которой мы подружились ещё в далёком детстве, потом жизнь нас, как это часто водится, раскидала далеко-далеко в разные концы земли, но мы постоянно поддерживали связь, потому что так получилось, что я была для Лерочки единственным близким человеком.
Раньше она писала мне, где бы мы ни находились, пространные письма, а последние двадцать лет стало и того легче: изобрели Интернет и мобильную связь. Она звонила мне очень часто – ей надо было кому-нибудь выговориться, а я была самым подходящим объектом для её излияний.
Просто Лерочка была далеко не стандартной личностью, и понять её мог не всякий. Вот поэтому она очень ценила, что в её жизни существует человек, который, во-первых, знает её чуть ли не с пелёнок, а во-вторых, способный переварить и принять всё, что бы с ней ни случилось.
Мужчин в её жизни было очень много: Лерочка хоть и не была писаной красавицей, но фигурку имела точёную, личико приятное, правда, с годами она, конечно, несколько расплылась, но всё равно мужчины никогда не обходили её своим вниманием.
Но для Лерочки – увы – не они играли главную роль… Вот тут-то мы и подошли к щекотливому вопросу: как теперь принято говорить - к какой же сексуальной ориентации принадлежала моя подруга? Лёжа без сна я попыталась поразмышлять на эту скользкую тему.
Лесбиянкой Лерочку назвать было ну никак нельзя. Не была она ни лесбиянкой, ни транссексуалкой, ни кем таким иным…. Это я знала точно. И повесть о Лерочкиной жизни никак не может претендовать на звание лесбийской библии, как бы ни хотелось кому-то, не очень глубоко смотрящему на предмет, увидеть в Лерочкиной жизни что-то этакое.
Да – главными людьми, так уж получилось! – в её судьбе стали женщины. И я стала размышлять: почему же Лерочка не повторила «нормальный» человеческий путь: не вышла замуж, не родила ребенка? Ну почему она всегда встречала какую-нибудь женщину, которая становилась для неё очень многим, а на какой-то период – главным действующим лицом?
Я вспоминала всех женщин, про которых она мне много рассказывала и писала, поэтому и для меня они тоже становились почти родными и знакомыми в деталях – Лерочка обладала незаурядным талантом рассказчицы, а может быть, все эти женщины были сами по себе настолько незаурядны и интересны, как личности, что я, не будучи с ними знакомой, зная о них только с Лерочкиных слов, прекрасно их себе представляла.
Лерочка тогда была совсем молоденькой, может быть, даже ещё школьницей. Она, как и я, пробовала писать, потому что мы обе (я забыла сообщить, что мы учились в одной школе и даже в одном классе) лучше всех писали сочинения. И я, конечно, не помню, кто подсказал нам такую идею: отнести наши опусы в редакцию местной газеты. Сказано – сделано, а какая же девочка не мечтает о славе, пусть даже в масштабах своего родного городка?
У меня это дело не пошлО, я была очень занята, мне, в общем было не до писулек. Я училась в двух школах, вторая была музыкальная (по классу скрипки), нагрузка была та еще. А вот Лерочка помаленьку сделалась местной «звездой» - её стали печатать чуть ли не в каждом номере газеты и прочили ей большую карьеру журналистки. Писала она, конечно же, больше на темы культуры – это когда, например, наш городок осчастливливали своим посещением столичные музыканты, или открывалась какая-нибудь художественная выставка, или вообще случалось какое-то событие среди местной творческой элиты. Городок хоть был и небольшой, но в нем существовал даже драматический театр, а фольклорный ансамбль «Жарки», организованный когда-то сосланной сюда женщиной – бывшим столичным балетмейстером Сарой Даниловной, славился не только в местном масштабе, он ездил с выступлениями даже в Москву, где неоднократно побеждал на различных смотрах.
Я тоже ходила в детский балетный кружок к Саре Даниловне, где занимались дети местной партийной знати, короче, всё было, как положено, как в столицах… Лерочка танцевала там несколько лет, ну а я через год заболела гепатитом, и мне запретили танцевать. Я и не особо расстраивалась, потому что к танцам я, в общем-то всегда была равнодушна, к Саре Даниловне шлялась только потому, что Лерочке не хотелось ездить туда одной, и она тащила меня «за компанию». И когда я стала взрослой, балет меня тоже совершенно не вдохновлял, и балетную классику типа «Лебединого озера» я знаю только потому, что в своё время хотела сделать свою дочь всесторонне развитым человеком и таскала её на оперы, балеты и во всяческие музеи, мучая искусством с младенчества…
Но я опять отклонилась от темы. Понятно, что с Эльвирой Геннадьевной Лерочка познакомилась именно в редакции газеты, и так получилось, что они много лет тесно общались, несмотря на довольно большую разницу в возрасте – лет пятнадцать.
Все Лерочкины женщины были колоритными натурами. Эльвира Геннадьевна, на первый взгляд, была этакой незаметной «серой мышкой», но это только на первый, а если присмотреться… Высокая худощавая блондинка, обладающая незаурядным умом, человек и не замечал, как оказывался под воздействием её обаяния. Вот и Лерочка прилепилась к Эльвире на много-много лет, дневала у неё и ночевала. Очень часто действительно приходилось ночевать, так как жили они в разных районах города, славившегося своим криминалом ещё во времена застоя, и не могла же Эльвира Геннадьевна позволить, чтобы девчонка добиралась одна домой, по темноте. Они спали в одной кровати… Но никогда (никогда!) между ними не было ничего «этакого». Почему? Наверное, потому, что Лерочка, во-первых, была молоденькая неиспорченная девочка, во-вторых, главное чувство, которое она испытывала к Эльвире, было уважение и преклонение перед её умом (да и знала Эльвира для провинциального жителя очень много, интересы её были разносторонни и, конечно же, её смело можно было отнести к интеллектуалам, а к таким людям Лерочка тянулась с детства). И не принято было раньше заниматься всеми этими глупостями – никому и в голову это не приходило! Нет, ну, наверное, всякое встречалось даже в их небольшом городке, но суть их отношений была совершенно иной.
Редакция в то время была довольно злачным местом, вот выпить журналисты были не дураки (и вообще, во времена застоя пили не только журналисты, а почти все). Лерочка часто участвовала в журналистских застольях. Она рассказывала мне, как по пьянке журналисты позвонили какому-то высокому обкомовскому начальнику, курировавшему идеологическую работу в области, и высказали ему всё, что о нём думали – что он фуфло и идиот. Причём позвонили они ему с домашнего телефона Эльвиры. Вот были времена! Никого не нашли и не наказали, возможно, в столицах прослушка работала вовсю, а здесь, в глубинке, КГБ зря получал зарплату или, может быть, им казалось, что они давно уже подмяли всех под себя, и никто не в состоянии даже вякнуть?!!
Лерочка и курить-то научилась, подражая Эльвире Геннадьевне. Конечно, она была в неё влюблена… только как-то платонически, нетипично…
С Лерочкой всегда случались в их маленьком городке разные истории – слишком она выделялась на фоне тупых обывателей. Эльвира Геннадьевна пыталась, как «старший товарищ», предостерегать её, но… Всё-таки ей было не до Лерочки, своих передряг было выше крыши. Она жила со сварливой мамашей, пытавшейся во всё вмешиваться и командовать Эльвириной жизнью, которая явно не удалась – особенно «на личном фронте». У Эльвиры был непутёвый сынок Юрка, который ещё в детстве «давал прикурить» - сбегал из дома и ошивался где-то по чердакам и подворотням. Эльвира с ума сходила, и они вместе с Лерочкой шастали по городку, разыскивая малолетнего негодяя. (А кончил он, забегая вперёд, плохо: став взрослым, чего-то на творил крупное и попал в тюрьму, где и умер).
Эльвира была, конечно, живой человек, молодая, в сущности, женщина, и ей тоже хотелось немного женского счастья. Но реализовать такие желания в маленьком городке, где все тебя знают, было практически невозможно – да ещё при такой мамаше-цербере. Так, если случайно…
Однажды во время очередной пьянки, когда все уже разошлись, Эльвира осталась наедине со Стасом, мужик этот был ни больше ни меньше как главный архитектор города. Интеллектуальная беседа плавно перетекла в нечто совсем другое…
Это было летом, а следующей зимой Лерочка приехала из Ленинграда недели на две и, конечно же, проводила их, пропадая у Эльвиры, по которой сильно соскучилась. Они пили вместе коньяк, и ничего такого не было заметно, Эльвира вела себя, как всегда…
Получилось так, что Эльвира, которой тоже нужно было поехать в Питер, отправилась туда поездом, а Лерочка прилетела позже, самолётом, и сразу же позвонила по телефону, который дала ей Эльвира – родственникам, у которых она должна была остановиться.
- Будьте добры, Эльвиру Геннадьевну.
И вдруг её огорошили.
- А её нет.
- Как нет? А где же она? Уже уехала назад?
- Она в роддоме.
- В каком ещё роддоме??!!
- В обыкновенном, где рожают.
Ну, тихоня! Ну, скрытница! И ведь абсолютно ничего не было заметно. И коньяк глушила, как ни в чём не бывало…
Лерочка тут же рванула в роддом на знаменитой улице Дзержинского (теперь Гороховая).
- Ну, и как это понимать?!!
- Как хочешь, так и понимай…
Лялечка родилась недоношенная. Эльвира позвонила Лерочке и попросила её привезти вещи: её выписывали, а Лялечку переводили в детскую больницу.
Она привезла ей пальто, свитер, юбку (стояла холодная весна – начало марта), бог знает что ещё… впопыхах забыла трусы…
Потом Лерочка вернулась в городок надолго, и опять стала таскаться к Эльвире. Лялечка росла на её глазах. Каждый раз, идя к ним, Лерочка покупала для неё маленькую шоколадку (на большую денег не было). Так продолжалось несколько лет, как вдруг, ни с того ни с сего…
Лерочка позвонила (всё было как всегда, накануне расстались, проговорив много часов подряд, она опять у неё ночевала) и вдруг услышала:
- Не звони больше. И не приходи. Я для тебя умерла.
Лерочка растерялась:
- Что случилось?
- Я ничего не могу тебе сказать, кроме того, что ты уже слышала: я для тебя умерла.
Через день Лерочка позвонила снова. Всё это время она терялась в догадках – что же произошло, чем она так обидела подругу? И опять услышала те же слова. Больше она ей не звонила.
Через много лет вся эта история разъяснилась, и всё встало на свои места.
Кроме Эльвиры Лерочка дружила ещё с Галкой, которая тоже работала в редакции и, естественно, тесно общалась с самой Эльвирой. И вот как-то раз, когда Лерочка уже давно не жила в своем родном городке и приезжала сюда совсем редко (ну, может быть, один раз в 7-8 лет!), она, приехав, сидела у Галки в гостях, и речь зашла об их общей знакомой. Лерочка рассказала о том, что произошло когда-то. Галка хмыкнула:
- А ларчик-то просто открывался…
И поведала удивленной Лерочке, что Эльвира метила на должность начальника какого-то там отдела, но ей сказали, что редакция газеты – это учреждение идеологическое и что она должна прекратить дружбу с Лерочкой, которая считалась в городке у-у-уууужасной диссиденткой…
А когда Лерочка сказала, что всегда считала Эльвиру порядочным человеком, Галка и тут камня на камне не оставила от Лерочкиных иллюзий:
- Да не была она порядочным человеком!
Лерочка стала спорить, и тут Галка, не тратя слов, принесла ей фотографии, на которых пьяная Эльвира недвусмысленно соблазняла пьяного же Галкиного мужа. И это при том, что она была вхожа в их дом, дружила с Галкой!
Лерочка была поражена. Было, конечно, неприятно узнать, что человек оказался ниже уровнем, чем она много лет про него думала… Но, в сущности, ей уже было всё равно – всё давно перегорело и, как говорится, в одну и ту же реку нельзя войти дважды… Эльвира Геннадьевна давно была вычеркнута из её души и сердца.
Умерла она совсем молодой, чуть за шестьдесят, от рака. Лерочке очень хотелось посмотреть на Лялечку, которая давно стала взрослой женщиной, кажется, имела сына… Но Галка почему-то удерживала её от этого.
Как ни говори – такой большой кусок жизни, молодости был связан у Лерочки с этой женщиной!.. Неважно, что предала, неважно, что оказалась не на высоте… Главное, что Лерочка провела столько лет в полной уверенности, что у неё есть Друг, настоящий Человек. И всё это оказалось полной иллюзией…




ГЛАВА П. ПОД ЗНАКОМ ЛИДИИ.

Лерочка всегда рассказывала мне обо всех своих похождениях. И я знаю совершенно точно, что она никогда не дружила с мальчишками и никогда не целовалась.
Когда нам исполнилось 17 лет, мы обе, кончив школу, поехали поступать в Казанский университет, главным образом, потому, что в Казани у меня жила тётя, сестра матери. Но остановились мы всё равно не у тёти (это было невозможно – тётя жила с мужем и дочкой в маленькой однокомнатной квартирке, и, хоть она была очень хорошим человеком и всё равно звала нас к себе, мы не решились стеснить её). Мы жили в студенческой общаге. Я поступала на филологический, а Лерочка почему-то на физический факультет, отделение астрономии – каких только бредней не бывает в голове по молодости, как же, романтика: звёзды, галактики, Вселенная…
Но пришлось спуститься с небес на землю, потому что мы обе не поступили – не добрали одного балла, и она, и я – обидно…
Лерочка мне тогда что-то рассказывала про какую-то Наташу. Что-то там у них происходило, какие-то странные отношения… Наташа была года на три-четыре старше и, видимо, опытнее (во всех отношениях). Но, как я поняла, ни до чего «этакого» у них, опять же, не дошло – Лерочка была полный младенец в вопросах секса. Другие, другие были времена! Видимо, были какие-то довольно невинные ласки…, не вылившиеся ни во что такое серьезное. Но что-то всё-таки было, а когда я приступала к Лерочке с вопросами, что же конкретно, она говорила, что сама затрудняется определить, что же такое было. Вот так вот.
Короче, мы обе вернулись, и тут я заметила, что за Лерочкой стал ухлёстывать старый козёл, наш бывший преподаватель физкультуры Вячеслав Филиппович Есаулов. Целый год он не давал ей прохода, уламывая её и так, и эдак. Лерочка долго не сдавалась – она была невинной девицей, а потом ей надоело сопротивляться, да и любопытство сыграло свою роль.
Они поехали на острова, взяв с собой палатку. Палатка была новая, импортная (что тогда было большой редкостью!). Стояла прекрасная июньская погода. И вот после целого года вождения за нос взрослого, почти сорокалетнего мужика Леночка сдалась….
Мужик потом жаловался, что он так и не смог до конца отстирать несчастную казённую палатку, спортивный, так сказать, инвентарь…
Но как она мне созналась, всё это было не так уж важно, потому что в то же самое время в её душе загорелось и пышным цветом расцвело чувство неземной любви (о, простите за такие банальные выражения, как вы понимаете, я вообще-то шучу, вспоминая, как Лерочка пыталась объяснить мне такую вот странную вещь: она впервые в жизни спит с мужиком, а любит при этом – безумно – женщину!).
Как я уже писала, школу мы закончили. И вот в этом году, когда мы были уже для нашей школы никто, директором стала женщина тридцати с чем-то лет – Лидия Станиславовна, маленькая, хрупкая, изящная, очень красивая и казавшаяся очень-очень волевой.
Лерочку она просто очаровала. И чтобы её видеть, моя подруга начала уговаривать меня ходить на все школьные вечера, которые, как правило, устраивались каждую субботу. Мы таскались на них, как на работу. И там царила она – Лидия… очаровательная директриса…
Лерочка втёрлась в её расположение. Когда она чего-то хотела очень сильно, она всегда этого добивалась – вот такая уж была она! Впрочем, чего она могла хотеть в этом случае?!
Ну, она переживала всяческие чувства – это тоже было очень даже интересно… (Ах, девочка-романтик… ты ею осталась до старости).
Лерочке исполнилось, кажется, двадцать лет, и этот день рождения она хотела провести с любимой женщиной – она пригласила её в гости. Та пришла… поела… (Лерочка уже тогда неплохо готовила). Они выпили бутылочку шампанского… Любимая женщина ушла.
Лерочка в мечтах воображала чёрт знает что. А жизнь была, как всегда, совсем прозаичной.
Лет через двадцать Лерочка попала в украинский городок, где жила (в ужасной бедности) её бывшая любовь. И она ей рассказала о себе. Мужа своего она не любила – он взял её силой, и пришлось выйти за него замуж. Родилось двое детей. Дочь в итоге стала алкоголичкой, сыну тоже всегда было не до матери…
На Украину она уехала не по своей воле, а после того, как случилась какая-то довольно сомнительная история. Лидия Станиславовна, что называется, «сошлась» со своим бывшим учеником, он покрутил с ней, покрутил, она сделала от него аборт. И какие могли быть перспективы у этих отношений? Никаких. Во-первых, он был моложе её лет на пятнадцать, во-вторых, он был всё-таки тем, что называется МУЖЛАН… Конечно, он вернулся к своей жене и детям.
А в маленьком обывательском городке таких «безнравственных» историй не прощают. Её сняли с директоров, выгнали, кажется, из партии… И пришлось ей пилить за тридевять земель, на Украину, где у неё был какой-то родственник. В перестройку там прикрыли эту лавочку – преподавание русского языка (а Лидия Станиславовна была прекраснейшим преподавателем русского и литературы), и она осталась, в общем-то, без средств к существованию. Пыталась даже покончить с собой.
Ни Лерочка, ни я – мы много лет ничего о Лидии Станиславовне не знаем, возможно, её уже нет в живых. И лет ей уже, должно быть очень много, около восьмидесяти, если она всё-таки жива (в чём я лично сомневаюсь – но как знать?).




ГЛАВА Ш. ПОД ЗНАКОМ НАДЕЖДЫ.

Уже начиная с Лерочкиной молодости было понятно, что жизнь ей предстоит бурная, не похожая на жизнь нормальных обывателей. Так и получилось
Все наши сверстники и одноклассники благополучно закончили школу, потом институты. Некоторые уезжали для этого в другие, более крупные, города, но большинство из наших товарищей, не мудрствуя лукаво, тихо-мирно поступали в местный педагогический институт – единственный вуз, который существовал тогда в нашем городке.
Возможно, Лерочка тоже пошла бы этим путём, тем более, что её семья была очень небогатой, и денег, насколько я знаю, отправлять её куда-то на учёбу у них не было.
Но Лерочка не умела жить тихо и даже не потому, что она как-то стремилась «выделиться из толпы». Почему-то всегда получалось так, что она шла не в ногу со всеми, пёрла против течения. Таких в средние века сжигали на кострах – Лерочка была типичная еретичка. И никогда не боялась высказать своё мнение в открытую, ей было всё равно, кто перед ней – хоть слесарь дядя Ваня, хоть какой-нибудь большой начальник, По моему мнению, это и было главной причиной, что Лерочка наживала врагов направо и налево. Серая масса не прощала ей многого, но главным образом того, что она была с этой серой массой не заодно, а жила всегда сама по себе. И вроде бы ничего плохого Лерочка никому не делала, наоборот, она была исключительно добрым и не жадным человеком, но даже те, кому она помогала, впоследствии ей этого не прощали и часто платили за её добро каким-нибудь совсем уж непорядочным злом. Но Лерочка продолжала оставаться верной самой себе, несмотря ни на чьё поведение или осуждение в её адрес, несмотря на любые поступки, направленные против неё.
Но так, как она жила, в то время жить было просто НЕЛЬЗЯ… И поэтому я прекрасно понимаю, что маленький городок воспринимал сам факт существования такого независимого человека, как Лерочка, как некий вызов.
Это сейчас наш менталитет со скрипом, но поворачивается в сторону толерантности. И никто уже (даже глубокие старики) не помнит, что каких-нибудь полвека назад человека могли осудить чуть ли не на смерть за какую-нибудь яйца выеденного не стоящую мелочь.
Лерочкино полное свободомыслие привело к тому, что над нею сгустились тучи, это образно говоря. А конкретно – против неё объединились все тёмные силы городка, все тупые, но имеющие власть дяденьки и тётеньки забили тревогу, что на их благополучном идеологически болоте возросло такое непонятное растение, девочка Лерочка, не желающая плясать ни под чью дудку, а желающая жить исключительно своим умом...
- Крамола!!!
В крупную переделку Лерочка всё-таки залетела, но чудом сумела из неё выбраться, даже почти не потеряв и не помяв своих пёрышек. Могло быть всё гораздо хуже. Сколько людей погибло ни за что в этой адской давильне!!!
И Лерочка в двадцать с чем-то лет очутилась в Питере, подальше от родного вонючего болота, где лягушки квакали одним-единственным, строго разрешенным сверху, голосом.
В Питере Лерочка знала только одного человека, к нему она и отправилась. Тот, увидев её, даже растерялся, но девочку надо было куда-то пристраивать: на гостиницу у неё денег не было (да и не попасть было в те времена в гостиницу, кроме как по большому блату), у себя знакомый поселить её не мог (что сказала бы жена?), а на улице оставить тоже было совершенно невозможно. Он долго думал, наконец, ему в голову пришла замечательная мысль.
- Пошли!
И он отвёл её в один дом, где жила старая парализованная женщина. Он правильно рассудил, что они будут полезны друг другу.
И Лерочка попала туда, где собирались интеллектуальные петербургские сливки общества, потому что Надежда Аркадьевна принадлежала к самым верхам петербургской творческой элиты.
Девочка Лерочка, конечно, тоже была не из семьи потомственных пролетариев, но всё же она была в то время глупенькой молоденькой провинциалочкой, а все её суждения о жизни были почерпнуты, в основном, из книжек…
А в этом доме собирались люди, лично знакомые с Мандельштамом, Ахматовой, с Шостаковичем и Рихтером и так далее, всё в таком роде… Леночка, конечно, ничуть не обалдела от такого обилия знаменитостей, она всё-таки была маленькая наглая самоуверенная девица, но всё же, всё же…
До знакомства с Надеждой Аркадьевной Лерочка была уверена, что все люди после пятидесяти – просто старые маразматики. Но через какое-то время она вдруг убедилась, что до интеллекта этой старой парализованной женщины (которая общалась в своё время с Рахманиновым, Глазуновым, Прокофьевым, а из современников – с Ванном Клиберном или с менее известной у нас Анни Фишер) ей просто как до луны. Надежда Аркадьевна свободно владела тремя языками, но не в этом даже бвыло дело. Её интеллектуальный диапазон был широк и обширен, а знания чуть ли не любого предмета вообще не поддавались никакому учёту.
Лерочка это, конечно, оценила (в меру своих тогдашних умственных возможностей). Но всё равно, как кажется теперь, с высоты прожитых лет, Лерочка по сравнению с интеллектом, которым обладала Надежда Аркадьевна, была молодой неандерталкой.
Надежда Аркадьевна всю свою жизнь посвятила своим студентам (их у неё было много поколений) и своему делу. Как всегда бывает у таких умных женщин, её личная жизнь оставляла желать лучшего. Муж умер давным-давно (да и изменял ей на каждом шагу, всё-таки мужики любят, в основном, дур – им с ними гораздо комфортнее). Детей у них не было… В сущности, несмотря на толпы, ежедневно посещающие её дом, Надежда была очень одиноким человеком, поэтому привязалась к Лерочке всеми силами своей души. Она говорила иногда:
- Ты согрела меня в вечной мерзлоте.
А когда Лерочка спрашивала её, за что она всё-таки её любит, та отвечала кратко:
- Ты добрая.
(Это правда: в двадцать с небольшим лет человечество ещё не внушало Лерочке такого отвращения, как случилось много лет спустя, когда Лерочка превратилась в закоренелую мизантропку…).
Лерочка три года сидела около Надежды Аркадьевны, ей было с ней интересно, как ни с кем и никогда. Несколько молодых людей претендовали на Лерочку очень настойчиво. Конечно, молодость брала своё, и Лерочка убегала на какие-нибудь мероприятия, влекомая очередным молодым человеком, но это её совершенно не увлекало и не вдохновляло, так, по инерции она заставляла себя общаться со своими сверстниками, прекрасно понимая, что все они и в подметки не годятся этому чуду, которое было приковано к инвалидному креслу.
Но рано или поздно это должно было произойти. Лерочка жила, совершенно не думая о том, что ожидает её, было так интересно и увлекательно, что о будущем даже не вспоминалось…
Только прожив довольно длинную жизнь Лерочка поняла, что будущее неумолимо настаёт, хочет человек того или нет – оно не спрашивает. И как правило, это происходит очень неожиданно, человек не успевает подготовиться к свалившемуся на него несчастью ни физически, ни – особенно - морально.
Надежду Аркадьевну нашли мёртвой как-то утром. Не выдержало старое изношенное сердце.
И Лерочка опять осталась одна. Стоял декабрь, падал снег. Она шла по Питеру, куда глаза глядят. Пережив самые трудные первые дни, она опять вернулась в свой городок. Ей казалось, что жизнь в её 25 лет кончена. Как же она была наивна тогда!




ГЛАВА 1У. ПОД ЗНАКОМ ИЗЫ



У Надежды Аркадьевны была ученица, бывшая, конечно, потому что ко времени смерти Надежды она тоже была уже очень немолодая. Лерочка была с ней знакома, что называется, «шапочно» - здоровались, когда Иза Моисеевна появлялась в доме у Надежды. Это случалось не так уж часто.
В день смерти Надежды Иза Моисеевна тоже появилась там и, увидев, в каком состоянии находится Лерочка, подошла к ней и сказала, что она хочет ей написать.
Конечно, в тот момент Лерочке было почти всё равно. Но когда она осталась одна наедине со своей болью от потери, то эти письма сыграли вдруг непонятную роль в затягивании раны. Писем было много, а не ответить Лерочка не могла – не так была воспитана.
Так завязалась переписка – покруче, чем у Чайковского с фон Мекк. И Лерочка, естественно, опять «привязалась». Она всегда привязывалась к людям, стоило тем проявить к ней какое-либо участие.
Но Иза Моисеевна не просто так, словесно, принимала участие в её жизни. Утешать словами – это, конечно, тоже немало, но только не для Изы. И в то время, как помощь многих словесами и ограничивается (ну почему бы и не утешить человека, ведь это ничего не стоит?), Иза проявляла своё участие деятельно, в поступках.
Например, она посылала Лерочке продуктовые посылки. Мало кто помнит те времена, когда продукты были в магазинах только крупных городов. И Иза таскала тяжеленные посылки на почту, которая была довольно далеко от её дома, а она при этом была уже совсем не молодой, скорее наоборот – старой женщиной очень хрупкого сложения.
Когда Лерочка бывала в Питере, она приходила к ней в гости (случалось и ночевать), и всегда первым делом Иза кормила её вкусным обедом, совершенно не слушая возражений, что она сыта. Однажды даже был такой казус: они со знакомой поехали в Прибалтику, в Ригу, по каким-то своим тогдашним делам. Оттуда она позвонила Изе и сказала, что на следующий день они заедут в Петербург по дороге домой (жила Лерочка тогда в Подмосковье).
Поезд приходил в Питер рано-рано утром, наверное, не было ещё и шести часов. Лерочка и её знакомая шли полусонные по перрону, и вдруг Лерочка ошалело заморгала, проскочив какую-то до боли знакомую фигурку, одиноко стоявшую в начале перрона. Она вернулась назад – и что же оказалось? Это Иза Моисеевна пришла встречать её в такую рань…
Они поехали к ней, и по дороге Иза Моисеевна, не слушая Лерочку, купила баночку клубники, чтобы её угостить, по совершенно сумасшедшей цене. А Лерочка пыталась ей сказать, что она видеть клубнику не может, так как накануне они купили на рынке в Риге целое ведро и объелись (кстати, оно стоило столько же, сколько эта баночка…), и клубника сейчас вызывала у неё почти отвращение. Но пришлось её есть, так как Иза ничего и слушать не хотела.
Иза всегда восхищалась Лерочкой и говорила ей в глаза, что она «необыкновенная», Лерочка понимала, что такие похвалы в её адрес всё-таки незаслуженны, но это было очень-очень приятно… Может быть, из-за этого ей так нравилось общаться с Изой – ведь нет человека, который бы устоял от таких слов, и всегда закрадывается в голову сомнение – а вдруг я и правда такой необыкновенный, раз мне про это так часто говорят, да ещё люди, которых я люблю?
Когда они встречались – в основном, это было у Изы дома – они вместе слушали каких-нибудь знаменитых исполнителей (у Изы Моисеевны была большая фонотека), и Иза говорила ей, что ни с кем так хорошо не слушается, как с ней. Очень редко появлялась возможность попасть на какой-нибудь исключительный концерт – так, однажды они чудом достали дефицитнейшие билеты в Большой Зал филармонии на концерт Эмиля Гилельса, а оркестром дирижировал рыжий немецкий еврей, которого Россия приютила в войну – Курт Зандерлинг.
Улица Бронницкая, где жила Иза, навсегда врезалась в Лерочкину память, там рядом было метро «Технологический институт», и много лет она, когда они созванивались о встрече, ждала её в вестибюле, а там на полу была выложена такая мозаичная звезда, и Лерочке казалось, что это – центр всей вселенной. И вот в назначенное время появлялась маленькая такая старушка в сереньком неприметном плащике и в беретике – непременном атрибуте всех питерских интеллигентов независимо от пола и возраста…
Как-то они стояли в очереди, Лерочка задумалась о чём-то, и вдруг услышала, как какая-то баба говорит её маленькому любимому существу:
- Лезут тут всякие известной национальности…
У Лерочки, обычно вежливой интеллигентной молодой женщины, сорвало крышу, и она схватила хамку «за грудки».
- Немедленно извинись, ты. сволочь, а если ещё когда-нибудь ты позволишь в моём присутствии оскорбить эту женщину, ногтя которой ты не стоишь, я просто убью тебя, и плевать, что меня потом посадят из-за такой гниды!
Испуганная баба пролепетала:
- А я что? А я ничего, ну простите, если чем обидела…
А Иза Моисеевна заплакала – она никогда не видела Лерочку в таком состоянии. Потом она выговорила ей:
- Ну зачем вы (они были на «вы») с ней связались? Плевать на них, их много, их не переделаешь…
На что Лерочка ответила:
- Если ещё раз такое случится, я просто набью морду, так и знайте.
Ещё Лерочка переживала из-за Изы вот по какому поводу. Как-то они сидели в каком-то недорогом кафе. И Иза вдруг сказала:
- Лерочка, вы, конечно, будете меня презирать, но я до сих пор живу с любимым…
- Ну что вы, Иза Моисеевна – какое же я имею право? Нет, конечно.
Судьба Изы была в какой-то мере трагической. Она работала в одном институте, и там встретила этого человека (он был отцом известного в Питере скрипача). Конечно, она сразу же оставила своего мужа, который её очень любил. Но её избранник при этом продолжал жить в семье, со своей женой, и лишь изредка встречался с Изой.
Лерочка его ненавидела заочно – она никогда с ним не встречалась, а если бы повстречалась, то, наверное, высказала бы всё, что она о нём думает…
Но Иза убеждала её, что он ни в чём не виноват, что это она так его любит, что умоляет её не бросать, что она счастлива уже от того, что проводит перед телефоном целые дни, раз или два в месяц он звонит и назначает ей свидание. И так долгие-долгие годы всю жизнь…
Конечно, Иза очень нужна была Лерочке, но и Лерочка тоже зачем-то нужна была Изе, об этом говорил факт, случившийся где-то в самом начале их странной тесной дружбы.
Лерочка приехала в Питер в конце весны, она хотела заработать денег, печатая студентам дипломные работы. Она тогда была настолько бедной, что у неё даже не было своей пишущей машинки (это было очень давно – ещё в докомпьютерную эпоху). А взять напрокат её в сезон, когда студенты сдавали курсовики и диплоиы, было чрезвычайно трудно. Наконец, Лерочка нашла такое бюро проката, где для неё согласились оставить на час одну-единственную последнюю машинку.
А дело в том, что дать её могли только по прописке, а Лерочка в Питере прописана не была. Перед этим они договорились с Изой, что она пойдет за машинкой вместе с ней, она позвонила ей, и вдруг Иза категорически отказалась это сделать:
Знаете, Лерочка, я подумала и решила, что это дорогая вещь, а вдруг с ней что-нибудь случится? Короче, я передумала…
Лерочка тогда быстренько попросила мать своей подруги Светки Стрижак Анну Георгиевну пойти с ней за машинкой, терять нельзя было ни минуты – ведь через час машинка уже уплыла бы. Но с Изой она решила больше не общаться. Заработав денег, она уехала домой.
Какое-то время в их отношениях царило полное затишье. Лерочка помаленьку начала забывать, кто такая Иза… Такое (или почти такое) уже было в её жизни – с Эльвирой Геннадьевной, которая её предала, и больше они никогда не общались…
И вдруг от Изы пришло письмо – Лерочкиной маме. Она писала, что очень виновата перед Лерочкой, что не может жить без Лерочки и что просит маму повлиять на Лерочку в том смысле, чтобы Лерочка её простила.
Мать стала упрекать Лерочку:
- И как тебе не стыдно? Эта женщина столько для тебя сделала, а ты знать её не желаешь, свинья ты неблагодарная!
И кончилось дело тем, что, когда Иза вскоре написала самой Лерочке – а письмо было просто уникальным, Лерочка мне его прочитала, в нём Иза превозносила Лерочку до небес (какая она умница, талантливая и так далее), униженно прося у Лерочки прощения за свой великий грех и повторив ещё раз, что жизнь ей без Лерочкиного присутствия в ней совершенно не мила!
Лерочка, будучи человеком совсем не злопамятным, решила, что будет правильным, если они начнут общаться по-прежнему. Видимо, она, всё-таки, тоже была сильно к Изе привязана…
Иногда она любила над Изой немножечко подшутить. Был какой-то период, когда её телефон, если набрать абонента, и он разговаривал с кем-то другим, позволял ей слушать чужие разговоры. И много раз, набрав Изу, она слушала её пространные разговоры с её знакомыми, а потом, при разговоре с ней вставляла какие-то услышанные ею факты. Простодушная Иза изумлялась:
- Лерочка, откуда вы это знаете?!
- А я всё про вас знаю, Иза Моисеевна.
И Лерочка мефистофельски хохотала. Иза так и не догадалась, в чём дело, что Леночка никакой не экстрасенс, а просто телефонные линии были не в порядке.
Эти отношения (может быть, для кого-то и странные, но Лерочка была почти счастлива) продолжались очень долго, без малого двадцать лет. В последние годы Иза писала ей о том, что она уже не та, что ей всё трудно, что она уже не способна на сильные чувства и эмоции – нет сил, ни моральных, ни физических…
И однажды, позвонив, она узнала (трубку взял брат Изы), что её уже несколько недель, как нет в живых…
Но пережила она это известие как-то совсем легко – наверное, потому, что тогда уже по уши была в новых переживаниях: с ней случился самый главный «роман» её жизни, и всё остальное отступило на второй (а скорей всего, даже на десятый) план.




ГЛАВА У. ПОД ЗНАКОМ ЕЛЕНЫ


Она очень долго не хотела воспринимать эту женщину. Ну, не нравилась она ей – и только! Звали её Елена – Елена Александровна. Она доводила Лерочку до белого каления, потому что была стерва ещё та. Лерочка звонила мне и плакала, жалуясь. Я говорила ей:
- Ну так оставь её в покое, уйди от неё!
- Не могу!!!
Когда Елена заболела какой-то жуткой инфекционной болезнью, Лерочка ухаживала за ней, как самая замечательная и опытная сиделка.
Я испугалась за подругу:
- Ты же заразишься, глупая, немедленно отвези её в больницу, не подвергай себя риску – эта болезнь ужасно заразная, а вылечить её очень-очень трудно!
В ответ я услышала:
- Мне наплевать, даже если я умру от этой болезни. Я всё равно не брошу Елену.
- Ты так её любишь? – поразилась я.
Да, это было что-то роковое. Лерочка опять попала под власть каких-то необузданных сил, которые вертели её, как щепку в водовороте. Она, умная (к тому времени уже сорокалетняя!) женщина потеряла голову и не принадлежала самой себе.
Но теперь она уже чётко знала, чего она хочет. Увы, она к тому времени была не молоденькая наивная неиспорченная двадцатилетняя девица, как когда-то, а зрелая, искушенная в жизни женщина…
Елена Александровна была законченной эгоисткой, себя любила безумно. Она так и говорила:
- А мне кроме себя любить некого.
У неё не было ни мужей, ни любовников, ни, естественно, детей (последних она вообще на нюх не выносила). У неё не было никогда никого кроме себя, любимой… И вот практически на старости лет на неё обрушилась неистовая (а по-другому Лерочка не умела) Лерочкина любовь.
Хотеть-то можно было чего угодно, хотеть вообще было не вредно, как говорится… А толку-то был полный ноль – Елена Александровна была закоренелая старая дева и секс полностью отрицала. Да и поздно, наверное, уже было в её-то годы… (хоть и спел князь Гремин своё знаменитое «любви все возрасты покорны…). Мы разговаривали с Леночкой на эту тему, она всё понимала-
- Но я ничего не могу с собой поделать, это выше меня, это вообще какое-то наваждение! Я испытываю просто какое-то райское блаженство от одного её присутствия. По сравнению с этим любой половой акт с мужиком – просто серая невыразительная вещь…
Лерочка служила своему кумиру верой и правдой. Ей доставляло удовольствие готовить ей обеды, обслуживать её, устраняя все трудности быта. Елена уже в открытую пользовалась Лерочкой, говоря:
- Ты же это делаешь не для меня, а для себя…
Она дошла до того, что ей было лень вымыть за собой чашку или тарелку. А Лерочка дошла до того, что одевала и обувала её, как маленького ребенка, получая при этом просто колоссальное удовольствие.
Конечно, их отношения держались за счет того, что Лерочка прощала Елене абсолютно всё: любые обиды, иногда даже оскорбления, а сколько было сделан7о неве5рных шагов только потому, что Елена Александровна была совершенно несведуща в вопросах, которые подкидывала теперешняя, бандитского толка, действительность – её надували, обманывали на каждом шагу, и Лерочка не мога убедить её, что нельзя всем доверять так безоглядно.
Правда, и сама Лерочка тоже не была практическим человеком, она не умела ни хитрить, ни обманывать, ни мошенничать. Им бы обеим жить при коммунизме, в идеальном обществе! Но увы, они находились среди акул, которые пытались отобрать им, этим акулам, не принадлежащее… Несколько лет они как-то ещё держались на плаву, несмотря на свою полную экономическую беспомощность, а главное, старомодную порядочность, давно отмененную в современном обществе за ненадобностью. Но в результате, конечно, потерпели сокрушительный удар, связавшись с финансовой акулой по имени Александр Федорович, который с легкостью необыкновенной обвел их вокруг пальца, и они, две интеллигентные дуры, остались ни с чем…
Но они обе были настолько лишены этого чувства, которым сейчас, можно сказать, больны абсолютно все – КОРЫСТИ – что им было почти всё равно… Я думаю, что мало кто в наше время может понять, что есть люди, живущие совсем другими ценностями, чем нынешние, махрово-материальные, но, тем не менее, бывает и такое… Во все времена жили ведь личности «не от мира сего»…
Кончилось это, как всегда у Лерочки, печально. Елена Александровна, состарившись, впала в старческий маразм. Лерочка сходила с ума, глядя на старушку-овощ и, наконец, не выдержав, придумала, что, якобы она должна поехать на заработки. А на самом деле, я думаю, она убежала от своей разбитой вдребезги любви… Она пристроила старушку «в хорошие руки», но эти руки оказались непорядочными, в итоге Елены Александровны не стало – что, может быть, и к лучшему, потому что кому нужна такая жизнь?!
Я пишу всё это в Страстную Пятницу, послезавтра великий христианский праздник Пасхи – светлое Христово Воскресенье. Я вспомнила всех этих женщин, которые повлияли на Леночкину жизнь, сформировали её душу, и которых нет больше на свете. Сама Лерочка недавно мне звонила и говорила, что ей не для чего больше жить – у неё нет любви, нет веры, нет ни одного близкого существа рядом…
Что можно сказать человеку в утешение в таких случаях?! Любые слова будут НИЧЕМ, бледными отголосками разбитой жизни, в которой было счастье, потому что Лерочка, несмотря ни на что – человек, умевший любить и отдавать себя без остатка, и не её вина, что её душа, в общем-то, так и осталась невостребованной – ни женщинами, ни мужчинами.
Единственное, как мне кажется, на что надо уповать – когда Лерочка перейдет в мир иной, Бог сжалится над ней и отправит её в обитель невыразимого блаженства к тем, кто так же, как и она, не получил на этой Земле того, чего алкала их Душа…
16-17 апреля 2009 года, станица Голубицкая.