Глава двадцать вторая

В течение лета перед поступлением я отрывалась на полную катушку. Как раз из того лета я с трудом и очень смутно могу припомнить хоть кого-то – настолько быстро парни сменяли друг друга, мелькая перед моим взором со скоростью старого, черно-белого немого кино. Конечно, я не спала буквально со всеми, кто подворачивался мне под руку, но беспорядочный секс был неотъемлемой частью той жаркой поры, и умолчать об этом значило бы погрешить против некрасивой, горькой истины.
Помню, был какой-то Юра, запечатлевший себя на кинопленке моих воспоминаний практически полностью атрофированным чувством юмора. На третий день знакомства мы пошли с ним в кино, и за весь сеанс – к слову, комедийного фильма – он ни разу даже не улыбнулся. Такого человека я видела первый (и последний) раз в своей жизни, и сразу же по выходу из кинотеатра решительно от него избавилась.
Был Максим – симпатичный, высокоскулый и очень застенчивый, который сам сбежал от меня через четыре дня, не выдержав бешеного напора моей болезненно сексуальной энергии. Когда это случилось, мне как будто вставили нож в спину – я на собственной шкурке почувствовала значение народной мудрости «как аукнется, так и откликнется», то есть оказалась в роли брошенной жертвы, которая по моему предварительному гениальному замыслу отныне предназначалась исключительно мужеску полу. Этот Максим зацепил меня, как никто другой, и я потратила немалое количество времени на зализывание нанесенных ран. Впрочем, ситуация с ним ожесточила меня еще больше.
Был Владимир, с которым я познакомилась в баре, распивая шампанское в полном одиночестве по случаю своего семнадцатилетия. Он подсел ко мне за стойку и, галантно поинтересовавшись, не будет ли ему позволено угостить такую редкую красавицу, начал осыпать липкими взглядами и комплиментами, а уже через час я с отвращением обнимала унитаз в его огромной сталинке, извергая из себя все выпитое ранее. Проснувшись наутро в несвежей постели, я с глубоким отвращением ко всему окружающему, а в первую очередь – к себе самой, выбралась из его некрепких пьяных объятий и как можно скорее покинула это ложе сомнительных утех.
Потом в моей жизни случилось весьма непродолжительное недоразумение в образе еще одного Владимира, работавшего маркшейдером на местной шахте по добыче каменного угля. Он был невообразимо худ и носат, но обладал изрядным чувством юмора. Не знаю, то ли худоба была тому виной, но его член даже в эрегированном состоянии не превышал толщиной средний палец, и необходимость каждый раз делать вид, что он доставляет мне неземное блаженство в постели, в то время как я даже не всегда могла понять, во мне ли он уже или еще только собирается, очень быстро свела на нет все обаяние его искрометного юмора.
Присутствовал в моей жизни также мимолетный, но очень яркий романчик с азербайджанским парнем по имени Мехман. В отличие от большинства представителей своей национальности, он был высок, строен, круглолиц, не слишком волосат и обладал невероятной красоты огромными черными с поволокой глазищами. Помню, мы впервые занимались с ним сексом, катаясь в парке аттракционов на колесе обозрения, а второй раз – на детской площадке, правда, вечером, когда детей там уже не было. И такие сеансы экстремальной любви приводили меня в дикий восторг, однако, как оказалось, их быстротечность была не следствием необычных обстоятельств, а грустной закономерностью – когда наконец мы попытались заняться любовью в классической постели, акт длился все те же печальные две с половиной минуты.
После поступления в институт передо мной развернулось обширнейшее поле для деятельности. Правда, немного мешал тот факт, что я училась на экономическом факультете, и в моей группе, например, был всего один парень, да и тот – скоропостижно женатый. Однако на парах мы частенько сталкивались с юристами, реже – с референтами. Среди последних я и подцепила чудесного рыжего молодого человека, целиком покрытого крупными бледными веснушками, широконосого, улыбчивого и очень некрасивого. Но Серый был удивительно смешлив и громогласен, человек-праздник, мы сдружились с ним намертво до самого окончания института, и даже случавшиеся между нами не единожды сеансы плотской любви не смогли разрушить этой нежной дружбы, как часто бывает. Однако это сделало время – Серый женился, завел двоих детей, и постепенно наши отношения сошли на нет, чему в большой степени способствовала и его жена Марина, категорически не верившая в искренность нашей подозрительной, с ее точки зрения, дружбы. Может, и правильно делала.
Среди юристов случился у меня Михаил, Мишка, компактный и очень симпатичный паренек, удивительно добродушный и простой. Все две недели наших «отношений» он таскал мне кофе в термосе по утрам, прямо на дом (жил поблизости, по счастливому стечению обстоятельств) – просто затем, чтобы сделать мне приятное. Несмотря на малый рост, имел выдающихся размеров любовный инструмент, и пользовался им на удивление хорошо (почти также хорошо, как незабвенный Удод). Но, как ни жаль мне было терять столь драгоценную находку, я, отчасти верная данному самой себе зароку, а отчасти – боясь снова «залипнуть», бросила его спустя ровно пятнадцать дней.
Также среди потока юристов промелькнул Вадим, который уже работал оперативником в милиции, а пришел в ВУЗ, на заочное, дополучить необходимое образование для повышения по службе. Запомнила я его только потому, что это был первый и единственный мужчина в моей жизни, во время секса с которым я не сумела сдержаться и громко расхохоталась, и хохотала долго – настолько неуклюжими и недолугими были действия, которые он пытался производить над моим (и своим) телом в постели.
Был также Эдик, который сам себя величал не иначе как Эдуардом, и был неимоверно скуп (например, на кассе в магазине он несколько раз объявлял, что якобы забыл деньги, а однажды мне даже пришлось купить самой себе букет цветов, настолько виртуозно были прополосканы мне мозги). После первого поцелуя он аккуратно вытер свой красивый рот салфеткой, а на мой негодующий и недоуменный вопрос о причине сего странного действия так и не удосужился ответить, так что и по сей день для меня остается неприятной загадкой, чем ему так не угодили мои губы. Правда, больше, памятуя о моей резкой реакции, он этого не делал. Зато после первого (и последнего) нашего секса детально, по полкам разложил все плюсы и минусы только что свершившегося «таинства». Надо ли говорить, что тот день стал последним днем моего снисходительного присутствия в его судьбе.
А еще ярким воспоминанием, яркой вспышкой в тот неблагоразумный и непорядочный период моей юности стал Валентин – взрослый уже мужчина, на пятнадцать лет старше, коммерческий директор строительной фирмы, женатый и с двумя детьми, в которого я влюбилась по самые уши, и меня даже угораздило признаться ему в этом, по городскому таксофону, скомканно и совершенно по-идиотски. В ответ на мое признание он растерянно, смешно и больно ответил: «Спасибо…» А потом предложил единственное, что мог предложить в сложившихся обстоятельствах любой нормальный мужчина – секс. Но я, униженная его безответностью и оскорбленная в своих самых высоких чувствах, как ни странно, отказалась от сомнительной чести стать его любовницей, и сбежала. Как вы уже поняли, во всех сколько-нибудь затруднительных ситуациях побег – моя коронная реакция на раздражители извне. Сбежав от Валентина, я успела сто раз об этом пожалеть, но приползти к нему с просительными извинениями так и не смогла себя заставить. А он больше и не настаивал на близости. Таким образом моя любовь к этому импозантному, очень интересному, великолепному мужчине, так и осталась платонически и болезненно неразделенной.
После неудачи с Валентином абсурдность моей новой жизненной позиции достигла своего апогея. Я совершенно съехала с катушек, уверив саму себя в мысли, что нормальное человеческое счастье, сколь бы сомнительной ни казалась его призрачность, для меня аксиоматически невозможно. Я обозлилась на мужиков так, что всегда удивлялась, как им самим со стороны не видно мое глубочайшее к ним презрение. Тогда-то материализовался на моем горизонте Саша, последний в безудержном ряду противоречивых экспериментирований с противоположным полом. Ему-то как раз и досталось больше всех.
Он был тихим, спокойным, неизбалованным женским вниманием мальчиком, очень ласковым, с ранимой нежной душой. Я обожала издеваться над ним, словесно бичуя и высмеивая все его несмелые и неумелые потуги привязать меня к себе, каждый раз неизменно доводя до слез. Мне доставляло странное садистское удовольствие дразнить его до бессильного плаксивого бешенства и обзывать разными унизительными эпитетами по поводу внутренней слабости («тряпка», «размазня», «ноль без палочки» - самые мягкие из них). А Сашка терпел, будучи влюблен в меня до полной потери рассудка, и весь этот садо-мазохизм длился почти два месяца, и неизвестно, к чему бы привели в конце-концов такие нестандартные взаимоотношения, если бы в какой-то момент я не самоустранилась от них, внезапно опомнившись и испугавшись того жуткого монстра, который проклевывался среди чужого страдания.
В скобках замечу, что Саша моей самоотверженности не оценил, обвинял во всех смертных грехах, умолял вернуться, но не получив желаемого, со временем спился, ставя мне в вину и это тоже (все-таки он действительно был по-настоящему слабым человеком), и так никогда и не смог создать полноценную семью. А меня тот извращенный кратковременный роман немного образумил, я словно взглянула на себя со стороны, содрогнулась от омерзения и слегка притормозила…
В общем, не буду утомлять вас перечислением всех мужчин, так или иначе побывавших в моей постели за тот сумасшедший год. Скажу лишь, что к своим восемнадцати совершеннолетним годам я имела за плечами немногим более двух десятков сексуальных партнеров, всего за один год, не считая собственно бывшего мужа, и путем приложения нехитрых познаний в арифметике вы легко сможете подсчитать, что со времени развода я меняла в среднем по два мужчины в месяц (с небольшими плюс-минус отклонениями от графика). Много это или мало – пусть каждый решит сам для себя, а я всего лишь привожу эти сведения как неумолимую констатацию факта.

2011

© Copyright: Ксана Етон