Беспалый из книги "Собака из далёкого детства"

Карбид бурлил в бутылке, как будто захлёбывался. И её ещё минуту, а может быть, и полминуты назад в целях безопасности надо было швырнуть, как гранату. И как можно дальше. Напряжение нарастало. Первым не выдержали нервишки у конопатого Женьки. Он начал его уговаривать, потом вспылил:
– Бросай, Белый! Рванёт! Мало не покажется! Ты оглох что ли, дебил!
Но Белый, оскорбившись, вступил в спор с Женькой. И, как жонглёр, начал вертеть перед его лицом этой самой бутылкой из-под водки. А в ней по всем законам химии или физики – какая разница! – полным ходом шла реакция. И жидкость в бутылке уже напоминала цветом молоко.
Но эти двое всё продолжали выяснять, кто из них дебил. Затем Белый, бравируя, развернулся для броска, но неожиданно споткнулся и упал вместе с «гранатой». Взрыв, назревший секунду назад, жахнул во время его падения. Он прозвучал для мальчишеских ушей настолько оглушительно, что зазвенело в перепонках. Все попадали на землю, инстинктивно прикрыв свои головы руками. Отдельные капли из разорвавшейся бутылки достались каждому лежащему, а кому-то ещё и кусочки стекла. После взрыва, поняв, что «всё очень плохо», как выразился Лёха, Валька вместе с друзьями опять упали на землю. И ползали по ней, шаря повсюду, в поисках двух пальцев с правой руки Белого. Они были подчистую срезаны стеклом бутылки…
Два обрубка наконец-то отыскались, их нашли возле поленницы сарая, принадлежащего тёте Дусе. Странным было видеть, но Белобрысый не плакал. Хотя можно было только представлять, какую же боль испытывает их товарищ в эту минуту. Он только периодически мотал головой, не поняв ещё до конца, что же с ним произошло. Его два окровавленных пальца никто не решался поднять. Все «участники взрыва» только глазели на них, лежащих на большом расстоянии друг от друга. Тогда как на ладони они были гораздо ближе друг к другу и живее…
На прогремевший взрыв первым явился дядя Петя, отец Серёги.
– Нарисовался, блин! – тихо проговорил самый маленький, лопоухий Митя, спрятавшись за Вальку.
– Видно, не на смене батя твой! – ища глазами Таракана, хотел упрекнуть Серёгу Лёшка. Серёжка же, каким-то непонятным для других чутьём почувствовав появление предка, исчез. И этого никто не заметил. Его папашка чем-то напоминал всем без исключения бывшего наркома госбезопасности товарища Берию. Наверное, прежде всего, модными, с позолотой, очёчками да величественной походкой, которую копировал у того же персонажа.
Ребята, живущие с ним в одном доме, а значит, и дворе, признавались сами себе, что этого дяденьку они побаиваются. Не совсем его, а больше всего его взгляда.
– Чем вы тут, интересно знать, занимаетесь?! – обведя внимательным взором притихших пацанов и не найдя среди них своего сына, тот продолжил на выдохе: – Бандюганы маленькие! Что за взрыв в мирное время? Может, мне старшину пригласить?
Он, конечно же, имел в виду участкового инспектора, которого все местные мальчишки обзывали дядей Стёпой и совершенно не боялись за его доброту.
Даже Белобрысый напрягся, сделав попытку завести кровоточащую руку за спину, но бледность его лица как раз и притянула взгляд «Берии». Дядя Петя шагнул к нему. Взял руку пострадавшего в свою ладонь и, держа её навесу, вдруг сморщился, как от жуткой зубной боли. И тут же вдруг стал каждому из притихших пацанов просто отцом. Он тихо так проговорил:
– Ну и дела, парни!
А ты, спринтер, давай бегом! Давай, родной! Вызывай «скорую помощь»!
Он буквально вытолкал из сложившегося круга Лёшку, самого высокого и, соответственно, самого длинноногого. Тот вмиг испарился. Благо, бежать до больницы всего-то- навсего метров триста: посёлок-то крохотный! Поэтому никто и не пытался разыскать телефон, большую редкость в то время: гораздо быстрее и сподручнее было добежать до врачей, чем вызывать их по телефону.
Спустя несколько минут «скорая» уже увозила искалеченного мальчишку. Подсаживая Белобрысого в машину, Валька обратил внимание, что его лицо не пострадало – на нём не было ни единой ссадины!
«Бог, и только он, оставил ему глаза, не притронувшись к ним!», – и Валька, сняв крестик, надел его на шею Белобрысого.
Пальцы в шестидесятые годы, к сожалению, ещё не пришивали. По крайней мере, в таких провинциальных больницах, каковой была эта, их поселковая…
А Белого, после этого случая, стали звать по-другому: Беспалый. И это новое его прозвище, виделось всем, подходило ему гораздо больше.
А увлечение карбидом или, иначе, «коктейлем Молотова», прошло у них, детей послевоенного времени, раз и навсегда…