Ещё рано... Глава 9 Рассказ дедушки

- 9 –
Рассказ дедушки

Я сгорал от любопытства, меня просто распирало от него – что за метаморфозы такие произошли с деревенским пастухом? О чём был их ночной разговор с дедушкой? От всех моих вопросов дед только отмахивался и просил не приставать, подождать, потерпеть. Что-то подобное мне уже доводилось слышать.
Года в четыре я впервые осмелился спросить у своих стариков о родителях. Бабушка тогда как-то застыла и посмотрела на деда с немым вопросом во взгляде. А дедушка очень ласково погладил меня по голове и сказал:
- Мы обязательно расскажем тебе всё, но попозже, когда ты ещё немного подрастёшь. Ещё рано, ты ещё совсем ребёнок и многого не поймёшь. Просто знай, что твой отец и твоя мама были очень хорошими людьми.
Я запомнил эти слова и ждал без особого нетерпения или волнения, потому что не помнил своих родителей совершенно. Просто странно было и немного обидно – у всех есть, а у меня только дедушка и бабушка. От слов «папа» и «мама» веяло каким-то необъяснимым теплом, когда я мысленно произносил их. А вслух сказать было некому.
Как назло, после той злосчастной грозы зарядили проливные дожди. Целую неделю земля жадно впитывала живительную влагу, а наши бурёнки отстаивались каждая в своём хлеву – ждали вёдро. Старый дуб мужики распилили на дрова, из веток навязали огромное количество веников для бань, хоть поздние венички, но листва ещё держалась крепко. Теперь вместо дуба посреди пастбища торчал могучий пень, выкорчевать который не представлялось возможным. Да и зачем? Я не сомневался, что когда-нибудь его назовут «ведьминым». Моя попытка встретиться с Тихоном не имела успеха:
- В городе он, касатик, - сообщила тётя Таня, - дня на три-четыре уехал, пока дожди не кончатся. Так что, отдыхай, пользуйся моментом.
Вечером дедушка позвал меня в свой кабинет, усадил в кресло и сам сел напротив. Интуитивно я почувствовал важность момента. И не ошибся.
- Николай! Мы с бабушкой планировали рассказать тебе о твоих родителях попозже, но ты развиваешься гораздо быстрее своих сверстников и, к сожалению, гораздо быстрее, чем нам бы этого хотелось.
- Ну, почему же, к сожалению, дедушка? – Помимо моего желания это прозвучало с обидой.
- Не перебивай меня, родной мой, просто внимательно выслушай и запомни всё, что я тебе расскажу. – Он замолчал надолго, словно собираясь с мыслями, решая, с чего начать. Я притих, боялся, как бы он не передумал и не отложил этот разговор.
- Твой отец, Соколовский Алексей Егорович родился, когда нам с Таисией было уже под тридцать. Я тогда был известным журналистом, начинал издаваться как литератор, Тася моя к тому времени тоже работала уже детским врачом, она же педиатр, ты знаешь. – Я молча кивнул – Вот этот домашний педиатр и заметила первой, что ребёнок у нас какой-то необычный. Родился наш малыш крупным, крепким, здоровым, но… молчал. Совсем не плакал. Спал спокойно, но не так много, как все новорожденные. А когда не спал, смотрел осмысленно, узнавал нас, улыбался и… слушал, слушал, реагировал буквально на каждый звук. Мы разговаривали с сынишкой без обычных детских сюсюканий, просто не могли иначе, нам казалось, что он всё прекрасно понимает. И он действительно понимал! В шесть месяцев этот странный малыш самостоятельно поднялся в кроватке и довольно-таки чисто произнёс:
- Мам, вытащи меня отсюда, я, кажется, умею ходить. – Я был на работе в это время, но реакцию жены представил в полной мере, когда вечером Алёшка встретил меня словами:
- Привет, папа! Смотри, как я здорово топаю! – По какому-то наитию у нас хватило ума не обращаться к специалистам, а то этот кошмар начался бы гораздо раньше. В полтора года он заявил нам:
- Вы слишком много времени тратите на меня. Маме нельзя терять квалификацию, я вполне могу оставаться дома один. – Мы уже ничему не удивлялись и, посоветовавшись, решили обратиться за помощью к моим родителям. Пришлось посвятить их во все наши проблемы. Как ни странно, они совершенно спокойно восприняли Алёшку:
- Ничего сверхъестественного, весь в своего прадедушку. – Заявила моя мама. К тому времени они с отцом были уже на пенсии и жили вот в этом самом доме, в Красногорье. Свою Московскую квартиру они без особого сожаления отдали нам.
Так мы с Тасей стали жить как бы на две семьи. К Алёше приезжали часто. Всё было бы ничего, но в пять лет он заявил:
- Не тормозите меня, мне давно пора в школу! Обещаю, что надолго я там не задержусь.
Пришлось легализоваться. Вот тут и началось! «Чудо-ребёнок! Вундеркинд! В пять лет требует принять экстерн за начальную школу!» Журналисты, телевиденье, учёные мужи и прочее. Мы сопротивлялись, сколько могли, пока сын не заявил:
- Через это придётся пройти, я не могу терять десять лет на элементарные науки.
Короче говоря, к восемнадцати годам у него уже были первые серьёзные открытия в области ядерной физики, своя лаборатория и известность в самых авторитетных научных кругах. Звания, степени, слава, да, слава! - всё сыпалось на него как из рога изобилия. Когда начались эти «лихие», как их теперь называют, девяностые, он вдруг резко сменил направление своих научных исследований. Я гуманитарий до мозга костей, как и ты, кстати, и мало что понимаю во всех этих тонкостях. Однажды, уже будучи женатым на своей Наташе, твоей маме, он сказал нам:
- Я знаю, каждой клеточкой своего существа я чувствую, что не просто так явился на свет таким, каков я есть. И вот теперь, наконец, я смогу подтвердить это. Мною открыт неиссякаемый источник природной, вне планетарной энергии, доступной каждому разумному существу Земли. По моим чертежам любой мало-мальски грамотный инженер сможет собрать установку, преобразующую эту энергию в пригодный для использования вид. И это не только бытовой и промышленный уровень. Это телепортация, антигравитация, путешествия во времени, ничем не ограниченное проникновение во Вселенную и ещё многое из того, о чём до сих пор люди могли только мечтать. И даже то, о чём мечтать не смели.
До тех пор, пока велась теоретическая разработка «безумного проекта гения», государство ещё кое-как финансировало её, «учитывая прежние заслуги». Но вот пришло время эксперимента, и всё прекратилось – стране было не до науки. Тогда Алексей начал продавать за границу свои патенты на изобретения бытового характера, которые рождались в его голове легко, без особых усилий и пользовались громадным спросом. Капиталисты денег не жалели, поток заказов и запросов не иссякал. Когда я однажды сказал ему, что его деятельность не патриотична, Алексей горько усмехнулся и ответил:
- Ах, папа! Неужели ты до сих пор не понял, что понятие «патриотизм» вбивается в головы «простых людей» теми же самыми негодяями, которые с удовольствием и не без выгоды для себя участвуют в очередном заговоре под названием «война». Когда по всей планете, под крышей каждого дома заработают мои преобразователи, понятие «государственная граница» станет бессмысленным набором букв.
Через три года наш сын стал очень богат и смог, наконец, продолжить свою основную работу, но уже исключительно частным образом. В опытах, экспериментах, испытаниях принимали участие только самые надёжные, проверенные на деле коллеги Алёши, преждевременная огласка была недопустима – это открытие повергало в прах всю мировую экономику.
И тут на свет появился ты! В твоём свидетельстве о рождении написано: Соколовский Николо Алексеевич. Они назвали тебя в честь своего кумира, которому поклонялись с ранних лет. Ты много читал о нём. Это Николо Тесла…
К тому времени твои родители уже имели свою квартиру, у нас появлялись редко. О том, что они ждут ребёнка, не знал никто – Алексей не хотел быть уязвимым для врагов, а их было немало. Гораздо позже мы узнали, что на жизнь сына и невестки было совершено не одно покушение, но Алексей каким-то немыслимым образом умел предвидеть очередной ход врага. И только предательство друга он не смог предвидеть. О том, что на симпозиум мировых светил науки, организованный в Стокгольме, Соколовские полетят из Пулково чартерным рейсом, знали только самые близкие друзья, помогавшие снаряжать самолёт. Алексей вёз с собой все расчёты и теоретические обоснования своего открытия. Кроме того, на борт была доставлена экспериментальная действующая модель его основного преобразователя. Он готовил фурор, мировую сенсацию в планетарной науке! Большая группа Российских учёных, в большинстве своём злостных оппонентов Алёши, вылетала в тот же день из Шереметьева. Когда самолёт с сыном и невесткой поднялся в воздух, в Шереметьево было послано сообщение о том, что Соколовские уже в пути. Рейс из Шереметьево вылетел по расписанию и благополучно доставил учёных в Стокгольм.
Самолёт с нашим сыном и нашей невесткой взорвался над Финским заливом. Твой отец пришёл на планету людей, чтобы спасти её, но на ней не нашлось даже клочка земли для его могилы. – Дедушка умолк надолго. Всей душой, всем сердцем я чувствовал, как трудно ему говорить, поэтому просто сидел и ждал. Когда он снова заговорил, голос его был хриплым, как будто бы треснувшим вдруг:
- За неделю до отлёта твои родители привезли тебя к нам. Сын отвёл меня в сторону и сказал:
- Если с нами что-нибудь случится, немедленно уезжайте сами и увозите внука в Красногорье.
Мы так и сделали, едва оправившись от трагического известия. Приехав в Красногорье, мы с ужасом обнаружили, что дом был буквально перевёрнут сверху донизу – здесь что-то грубо и поспешно искали. Так же разгромлены были обе наши Московские квартиры, взорваны Алёшины лаборатории, испытательные полигоны, складские помещения.
- А «Шкаф»? – Не утерпел я, - они обнаружили «Шкаф»?
- Кишка тонка! «Шкаф» остался нетронутым. Именно в нём мы и обнаружили последнее послание нашего сына. Оказывается, перед отлётом они неделю нелегально жили в Красногорье. В пакете, оставленном на видном месте, мы нашли все документы по опеке, завещание и номер счёта на очень крупную сумму в Швейцарском банке. И ещё два письма, одно для нас с Тасей, второе – для тебя, вот оно, прочтёшь потом, я не вскрывал его. – Ко мне на колени лёг белый запечатанный конверт с чёткой надписью от руки: «Для Николо». Машинально я сунул его в карман, у меня ещё было так много вопросов:
- Дедушка, ты можешь сказать мне, что было в твоём письме?
- Да, конечно. Кроме практических наставлений там было ещё предостережение о том, чтобы мы опасались любого нового человека в деревне, что нас так просто не оставят в покое – за сыном гения непременно будет установлена слежка, чтобы не допустить появления ещё одного. И вот тут я допустил промах, который мог стоить тебе жизни!
- Это… Тихон?!
- Да, это Тихон. Он появился в деревне почти одновременно с нами и так естественно вписался в деревенскую жизнь, став пастухом, что я совершенно не обратил на него внимания. Старый осёл! Я ведь ни на минуту не усомнился, отдавая тебя ему в подпаски! Нас всех спасло только то, что вектор твоей гениальности направлен в противоположную от всех точных наук сторону. Теперь ты понимаешь, почему мы просили тебя не проявлять нигде своего слишком раннего развития?
- Но как же ты всё-таки догадался? Ведь когда Тихон пришёл к нам в ту памятную ночь, ты сказал, что готов к этому визиту?
- Догадался я, увидев твою картину «Деревенский пастух». Непостижимым образом тебе удалось передать истинное, не наигранное выражение его лица!
- Но Тихон, он же не мог знать о твоей догадке? Зачем он приходил тогда?
- Это может показаться невероятным, но он пришёл с покаянием, пришёл рассказать мне, что за все эти годы ни одно его донесение не было для нас опасным. Он всегда сообщал о том, что ты растёшь обыкновенным мальчишкой, увлекаешься фотографией, живописью, литературой. Чистейшей воды гуманитарий. Как ни странно, Тихон оказался просто порядочным человеком. К тому же, за это лето он не на шутку привязался к тебе. После гибели старого дуба мнимый пастух совершенно серьёзно решил, что ты спас его от неминуемой смерти и в благодарность за это послал своё последнее донесение о том, что дальнейшее наблюдение за «объектом» считает бессмысленным, на что было получено разрешение вернуться в Москву. Мы с бабушкой тоже решили, что можем вернуться в столицу – тебе необходимо серьёзное образование в художественной школе. Как ты на это смотришь? – Вопрос застал меня врасплох. Я не готов был расстаться с Красногорьем. Дедушка как будто бы прочитал мои мысли:
- Мы будем приезжать сюда, как только ты захочешь.