Богодул

мини-роман Борис Ляпахин
Б О Г О Д У Л
мини – роман

Другу моему и однокашнику Виктору Прохорову посвящается.
Жив ли ты, курилка?

. 1

Здравствуйте, уважаемая прелестная незнакомка!
Ничуть не сомневаюсь в том, что Вы прелестны, а не просто «строй-ная, приятной внешности женщина», как пишете в своем объявлении в «Вестнике». Среди множества других меня привлекло лишь оно. За его скромной лаконичностью я вижу очень сложного человека, (а все сложное, по-моему, интересно), преисполненного достоинства, способного оценить других. Вам нужен просто интеллигентный человек со всем, что ему прису-ще, будь он молодой гигант атлетического сложения или тщедушный бегун за здоровьем. Главное - интеллект. И никаких предубеждений насчет, ска-жем, трезвости или даже роста и возраста и прочих вредных привычек, в от-ношении которых женщины обычно щепетильны, до смешного. Важно только, чтобы был «неравнодушен к искусству, увлекался спортом, любил турпоходы и прочие путешествия».
Хотя, мне кажется, всякий интеллигентный человек не может быть равнодушным к искусствам. Даже гениальные ученые сухари непременно должны иметь какую-нибудь фишку: один в перекурах между открытиями века на скрипке наяривает, другой пасхальные яйца расписывает, четвертый крутит хула-хуп.
Сам я, правда, не скрипач и не живописец, потому как не гений, но к искусству вообще совершенно неравнодушен. А от кино, например, так про-сто балдю, по выражению дочери моего приятеля. Особенно если там про мисс Марпл или нашу славную милицию.
Конечно, говорить о серьезном увлечении спортом в сорок лет (я, увы, на целых семь лет старше Вас) - это было бы бессовестными враками. Однако я до сих пор уделяю ему немало времени - у телевизора. И еще я совсем недавно был играющим тренером и почетным президентом федера-ции настольных игр в одном солидном учреждении. Так что имеем честь.
Теперь о походах и путешествиях. Их я проделал в жизни столько - пожалуй, великий Суворов вкупе с другими великими, вроде Ганнибала и Гнея Помпея, не совершили. Разве только Федор Конюхов может составить конкуренцию. Но с Вами я готов и Федора обскакать.
Однако это лирика. А теперь вернемся к постной прозе жизни.
Ведь уже подавая объявление в газету, Вы не могли не понимать, что вряд ли на него отзовется «настоящий мужчина», рыцарь, о каком мечтает всякая женщина. Настоящие-то мужики и «Вестников» не читают. А если и читают, то лишь в той части, где про всевозможные купли-продажи написа-но да о разменах квартир. А с женщинами они знакомятся не иначе как по-сле избавления их от покусительства шайки насильников-грабителей, разме-тав головорезов парой приемчиков из карате или кун-фу.
Я же, признаюсь честно, в «Вестнике» только и смотрю рубрику «зна-комства». Продавать мне пока нечего, покупать, увы, не на что, а размени-вать квартиру просто не могу. Не моя это квартира. Живу на птичьих правах у друга юности своей, бывшего однокашника.
Как видите, соблазнить Вас мне нечем, тем паче, что и образованием я до Вас не дотянул - оно у меня среднее. И если для Вас это - показатель ин-теллекта, то шансов у меня кот наплакал. Да еще и пищу с опозданием: но-мер «Вестника» с Вашим объявлением попал мне на глаза не сразу, и у Вас, наверное, уже отбоя нет от претендентов на руку и сердце. Боюсь совсем в толпе затеряться.
Вы - первая, кому я осмелился написать, и, возможно, мне не следова-ло быть столь безоглядно откровенным. Наверняка Вы задумаетесь: это что - нахальство авантюриста или психологический расчет?
Но нет здесь никакого нахальства, хотя и можно подумать, что не по Сеньке шапку пытаюсь примерить. Это просто, чтобы не было разочарова-ний, если Вы все-таки удостоите меня, чем черт не шутит, сочтете возмож-ным познакомиться воочию.
Если надумаете ответить, пишите, пожалуйста, на главпочтамт, до вос-требования Наумову Андрею Сергеевичу. Так, я полагаю, будет справедли-во. Ведь я Вашего адреса тоже не знаю. Да что там адреса, даже имени-отчества, ничего, кроме номера под объявлением. Все остальное - лишь до-мыслы, умозаключения плюс фантазия. Поэтому, если не затруднит, при-шлите Вашу фотографию.
С уважением А. Наумов.

2

Здравствуйте, уважаемый Андрей Сергеевич!
Вот уж кто действительно сложный человек, так это, по-моему, Вы. Скорее, даже большой оригинал и совсем напрасно опасаетесь затеряться в толпе претендентов на мои руку и сердце. Конечно, Вы были не единствен-ным, кто отозвался на мое объявление. Но вот ответить я решила только Вам одному. Другие письма показались мне скучными. Их авторы, думаю, такие же. И отвечать им я не желаю.
Теперь, заинтересованная, скорее даже заинтригованная Вами, хочу сообщить некоторые подробности о себе, которых не было в газете. По об-разованию я инженер, преподаю теоретическую механику и сопромат в на-шей «вышке», военно-морском училище. Никогда не думала, не мечтала стать педагогом, но так уж вышло. Хотя я совсем не жалею, а наоборот, ра-боту свою очень люблю, люблю мальчишек, которых обучаю, и очень на-деюсь, что они меня тоже любят. Как преподавателя.
Замужем я еще не была и детей не имею. Живем мы вдвоем с мамой, у нас с ней прекрасные отношения на основе взаимного уважения и полного понимания. Мы обе любим театр, кино, музыку. Я, кроме того, давно увле-каюсь волейболом, пыталась заниматься в секции дзюдо, люблю туристиче-ские походы, поездки в разные города и вообще увлекающийся человек. Вот. Пока достаточно.
К сожалению, у меня нет под руками фирменных фотографий, только такие вот, любительские. Одну из них отправляю Вам. Надеюсь, она даст Вам некоторое представление о моей внешности.
Адрес пока не сообщаю, писать можете по-прежнему через «Вест-ник», а еще даю телефон - если надумаете, позвоните. Спросить Ирину Гри-горьевну. Именно так - Ирину Григорьевну, потому что мама не любит, ко-гда ко мне, как ей кажется, обращаются фамильярно, и попросту может меня не позвать. Обычно она у нас «на связи».
Жду Вашего письма или звонка. С уважением, Ирина.
А какими настольными играми Вы занимались?

3

Уважаемая, нет, глубокоуважаемая Ирина Григорьевна! Я просто польщен Вашим вниманием к моей скромной персоне. Больше того, я в восторге от Вашего письма, от того, что Вы, кажется, намерены завести со мной знакомство.
Правда, я заранее несколько волнуюсь, робею даже, поскольку с дет-ства испытываю робость и благоговение перед всеми учителями-преподавателями - от Людмилы Николаевны, научившей меня читать в пер-вом классе, и до Пифагора и Кривого Хуго, пудривших нам мозги в бурсе. А тут вообще суши весла: прекрасная женщина и теоретическая механика – от такого букета у кого угодно голова набекрень съедет. Мне будто нежданно-негаданно выпал приз. Только, по-моему, Вы незаслуженно обижаете дру-гих, кто писал по Вашему объявлению, участвовал, в конкурсе эпистоляр-ного жанра. Они наверняка ждут, надеются, и Ваше молчание, вполне веро-ятно, сочтут за оскорбительное пренебрежение. А между тем среди них мо-гут случиться мужчины, гораздо более достойные Вас, нежели я. Умение строчить бойкие письма - еще не великая доблесть. Хоть я и не сомневаюсь в Ваших дедуктивных и графологических способностях и даже немножко горд оттого, что Вы мне одному ответили, но... Впрочем, мое благородство, наверное, выглядит вполне фальшиво и подозрительно.
Я благодарен Вам за фотографию, хоть и довольно скромную. И за телефон глубоко признателен, хотя и воспользоваться им пока не решаюсь. Боюсь, что, выйдя на прямую связь, не сумею сказать всего, что нужно. Письмо в этом смысле более удобно. В письме можно обдумать и даже ис-править любое слово. Наконец, здесь можно пользоваться черновиками - по-чему бы и нет? Вообще, к письмам я отношусь очень серьезно и вполне до-пускаю, что когда-нибудь в сериале «Жизнь замечательных людей» мои письма будут изданы отдельным сборником. Ведь даже Вы, совсем меня не зная, находите меня «большим оригиналом». А я больше скажу, без лишней скромности: я - просто замечательный человек. Жаль, что в серию ЖЗЛ трудно попасть при жизни. Как памятник себе при жизни лицезреть. При-дется подождать малость. Тем более, что покидать сей мир презренный пока неохота.
Теперь, должно быть, самое время пробежаться по страницам собст-венной уникальной биографии, заострить внимание на некоторых анкетных данных. Только писать автобиографии - это так скучно! Мне столько раз приходилось это делать, что в зубах навязло. Извините меня, если я не из-ложу ее сейчас. Но я готов представить подробнейший экземпляр, даже с анкетой вместе в любой момент по Вашему требованию.
И фотографию свою не могу Вам предложить - физиономия у меня не фотогенична. Не пугайтесь, я не урод, но на фотокарточках почему-то полу-чаюсь на себя не похожим. Мне так кажется.
Мне ровно сорок лет (я уже говорил об этом), ростом выше Вас, к полноте, как пишут в объявлениях, не склонен. Когда-то был обладателем роскошной шевелюры, но теперь почти избавлен от хлопот по уходу за ней. Таков мой портрет. Но это, согласитесь, не суть важно. Был бы, как гово-рится, человек хороший.
А теперь… Вы не находите, что мы уже изрядно знаем друг о друге? Может, пора и об очной встрече поговорить? Ведь не в переписке же Вы предполагали будущее знакомство. Хоть говорят, что и полюбить по пись-мам можно и целые романы случались (мне на ум почему-то Тургенев с По-линой Виардо приходят), только я человек... как бы это выразить? - хоть и небездуховный, но и заземленный при этом. Мне недостаточно одного вооб-ражения, надо еще видеть, слышать, обонять, осязать. Пощупать, как гово-рится, хоть это, возможно, и пошловато звучит.
А вообще, зачем Вам понадобилось это знакомство? Нужно ли оно Вам? Если я уже несколько лет маюсь в тоскливом одиночестве (друзья-товарищи тут не в счет), то уж Вам, пребывающей в блестящем окружении морских офицеров, вряд ли можно посетовать на невнимание со стороны мужчин. Или среди сотрудников и преподавателей военно-морского учили-ща большинство женщины составляют? Сомневаюсь, поскольку имею пред-ставление о подобных заведениях. Может, рассеете мое затруднение, отве-тите на этот вопрос?
Еще странно, что Вы не сообщили своего адреса, но при этом даете телефон. Вам не пришло в голову, что я мог бы полистать телефонный спра-вочник или в первом же адресном бюро по номеру телефона узнать, где Вы живете. Ладно, пищу опять, как Вы хотите, через «Вестник». Только зачем такая конспирация?
Теперь о встрече. Если Вы согласны, что она может состояться, то, Вам и определять место и время ее. Я обитаю далеко от центра и еще даль-ше - от «Макаровки» и могу предложить что-то, для Вас неподходящее. В свою очередь я - человек мобильный и соглашусь со всем, что предложите Вы.
И, наконец, к вопросу о настольных играх. В любом их виде я могу выступать если и не как мастер, то по первому разряду - определенно. Кро-ме, пожалуй, тенниса. Какие еще будут вопросы? С удовольствием на них отвечу.
С уважением, Андрей.

4

Уважаемый Андрей! (Я решила, что Ваша подпись в. конце письма да-ет мне право обратиться именно так. Вы не против?)
Уважаемый Андрей!
Я получила второе Ваше письмо. Получила и с удовольствием прочла. И почему-то показалось, что мы уже давно переписываемся, и я уже жду но-вых писем. Правда, писать ответы - это для меня большой и сложный труд (сопромат куда проще), поэтому нам действительно лучше бы встретиться. Где и когда? Вы все-таки позвоните мне, по телефону быстро разрешим этот вопрос. Звоните, когда Вам удобно. Сейчас, до начала занятий, меня можно застать дома практически в любое время. Но не позднее двадцатого числа. На этот день у меня намечен отъезд (уже взят билет) на неделю. До отъезда хотелось бы встретиться с Вами. Тогда и выясним, для чего нужно мне это знакомство. И зачем оно Вам.
А Вы, извините, не авантюрист? Вот Вы пишете, что «мы уже изрядно знаем друг о друге», и потому нам пора встретиться. Пытаюсь уяснить для себя, а что же я про Вас знаю. Оказывается, ничего, кроме возраста да ув-лечения какими-то настольными играми.
Кстати, я из них только настольный теннис и знаю. Да разве еще бил-лиард (или бильярд - как правильно?). Только какое отношение он имеет к спорту?
А еще меня озадачила Ваша «бурса», в которой Вы, видимо, учились. Это что-то из прошлых веков, от Гоголя. По-моему, что-то церковно-приходское, наподобие семинарии. Уж Вы не священник ли? Бывший, рас-стрига.
В двух Ваших письмах - шесть листов, почти двенадцать страниц за-нимательных рассуждений. И ничего - о себе. Это надо уметь.
Вы правы в том, что не ради переписки я предложила это знакомство. Только будет ли оно иметь продолжение, зависит от взаимной открытости нашей, в письмах в том числе. А Вы, хоть порой и кажетесь безоглядно от-кровенным, но при этом что-то не договариваете, неискренни вроде. Мне трудно понимать, где у Вас ирония, а где говорите всерьез. Простите за рез-кость.
Итак, жду звонка. До встречи.
Ирина.

5

На проходной порта его давно знали все вахтеры, поэтому он прохо-дил туда беспрепятственно, не предъявляя пропуска или удостоверения, ка-ковых, впрочем, давно не имел. Но у трапа транспортного рефрижератора, на который он намерен был подняться, стоял молодой упрямый матрос, на-стырный, как шлагбаум. Он непременно требовал документы и, не получив их, вызвал вахтенного штурмана. Андрей назвал себя, попросил доложить капитану; штурманец без лишних слов скрылся в надстройке, а через пару минут оттуда свежеиспеченным колобком выкатился Аркаша Баринов, соб-ственной персоной.
- Андрюха! Мать честная! Глазам не верю - ты ли это? - гремел он на весь порт хриплым басом. - Какими судьбами?! Сколько лет, сколько зим!
Восторг его был неподдельно искренним, но Андрей думал при этом, что, конечно, можно искренне радоваться встрече с давним другом, когда ты капитан такой вот лайбы, которая постоянно ходит по заграницам, когда у тебя здоровья на троих и в семье твоей полный ажур и благополучие.
- А мне парни говорят… Женька Свистунов - здесь вот, рядом стоял на «Дерюгине», - он говорил, что Андрюха Наумов давно тут околачивается, а я не верю. Слышал еще, что удостоился Наумов почетного звания «гонец-золотая пятка», что в любое время суток подогрев обеспечить может по сходной таксе - про тебя ли это? Не может, думаю, такого быть, чтобы Анд-рюха ко мне не зашел, если бы появился. Пошли, рассказывай, - не умолкал Баринов, пропуская Андрея вперед, показывая дорогу в лабиринтах огром-ного судна. Он задавал бесчисленные вопросы и, не дожидаясь ответов на них, к удовольствию Андрея, больше говорил сам.
Да, Наумов действительно уже полгода находился в городе, но во все это время старательно избегал встреч с бывшими однокашниками, особенно с Аркадием: уж слишком высокая стена с некоторых пор выросла между ними - так ему казалось. И где это Свистунов мог его засечь? - ведь и с ним они не виделись.
- Ну, что тебя тогда на государеву службу, на катера отправили, это я знаю, - говорил Аркадий уже в каюте, вызвав к себе по спикеру буфетчицу и доставая из бара бутылки. - А что потом? Где ты был? Говорили, будто на Камчатку смотался, а после опять объявлялся здесь.
- Да, и на Камчатке был, - вставил Андрей, - и на Сахалине, и в тайгу с геологами ходил...
- Вот даже как. Ну, а теперь? Это правда, что ты два года в Спасске, в ЛТП загорал? Вроде, прежде ты не был алканавтом. Как же это случилось? - Аркадий, как всегда, был прямолинеен, словно надраенный канат.
- Черт его знает. Наверное, непруха, судьба такая, - нехотя ответил Наумов. Он действительно не вполне понимал, отчего же это у него такой извилистой биография получается.
- Ладно, - внимательно глянув на него, сказал Аркадий. - Я тебе не поп и не тятька. Говорить об этом удовольствия мало. Как сейчас-то ты? Где живешь? Работаешь? Что пить будешь - виски, водку?
- Ничего, - отказался Андрей.
- Ну, это ты брось! Со мной да не выпьешь?! Правда, сам я не могу, пригублю разве за компанию. Мы тут пару дней поквасили с корефаном, по случаю завершения гаража. Я в рейсе был, а он мне гараж сварганил. Мне через три дня опять сниматься, а у меня еще комиссия не пройдена. Вчера было сунулся к терапевту - давление под подволок. Я, грозит, тебя вместо рейса на Вторую Речку на обследование упеку. Надо воздержаться - ты уж извини.
- Тогда убирай бутылки, - сказал Андрей. - Давай чаю выпьем, если на твоем лайнере чай водится.
- Будет и чай, будет и кофе и все, что пожелаешь.
- Люсенька, - обратился он к вошедшей в каюту смазливой буфетчице, - организуй-ка нам, пожалуйста, что-нибудь перекусить да кофейку покреп-че, - и тут же, будто потеряв к ней интерес, повернулся к Андрею: - Так чего ты молчишь? Как живешь-то?
- Если честно, - заговорил Наумов, - то хреново. Прописки нет, даже разрешения на въезд в город не имею, ну и работы, конечно, - тоже.
- Как? А чем же ты живешь? И где живешь?
- Было кое-что, там еще, в Спасске заработал. Да теперь все вышло. Надумал уже домой, в Калугу - ехать не на что. Да и что мне там? Мать - два года как схоронили, без меня. И что там делать с моей-то специально-стью? Правда, у геологов, да и в Спасске кое в чем насобачился, так ведь теперь везде корочки нужны, без них ты – букашка. Так что живу сейчас... Приютила тут одна тетка, обещала прописку сделать - участковый у нее, вроде, знакомый. Вот уж полгода все прописывают.
- Ясно. Ясненько. Значит, имеем вероятность опять загреметь к черту на рога? Тебя теперь за тунеядство куда-нибудь укатают. И какого хрена ты раньше ко мне не пришел? Я по весне больше двух месяцев на берегу канто-вался, квалификацию повышал. Как раз когда ты вернулся оттуда. Хотя ведь ты богатым был. А что Тамара твоя, где она?
- К чему ты это? У нас с ней никаких делов. После всего, что было…
- Вот те раз! Я-то думал, у вас навеки. А что стихи? Ты ведь какие стихи писал раньше.
- Теперь на прозу перешел. На романы.
- Жаль. Хорошие стихи были. Помнишь, ты для меня писал, я тогда Маринке в письмах отправлял. Она теперь жена моя. Дюймовочка. Все пы-тала меня, ты почему мне больше стихов не пишешь. Только уж когда по-женились, я раскололся: не мои стихи были, Андрюхи Наумова. Она их до сих пор хранит.
- Возможно. Я раньше многим писал.
- А за что тебя из пароходства-то вынесли? Служить отправили…
- Я тогда на «Островном» был, на танкере. Вторым штурманом у Ко-ляды – может, слышал?
- Ну, как же! Дмитрий Иваныч, на весь ДВК знаменитость. Говорят, утонул лет пять назад в степях Украины. В отпуск будто бы поехал и уто-нул. А что у тебя с ним вышло?
- Да он, стервец, упокой Господь его душу, подвел меня под мона-стырь. Я тогда в университет собрался, на журналистику документы подал, а тут срочный выход в рейс. Помнишь, может, конфликт с американским шпионом в Корее.
- Да-да, припоминаю. Как его?
- «Пуэбло».
- Во-во, «Пуэбло». А вы при чем?
- Да наши туда сторожевик подпустили, а нас – чтобы этот стороже-вик топливом обеспечивать. Я тогда к Коляде явился: списывай, говорю, на берег, у меня экзамены через неделю. А он: успеешь ты на свои экзамены. Мы на пару дней только и сбегаем. А пара дней месяцем обернулась. Ну, я, чтобы к экзаменам успеть, пароход втихаря и перегнал сюда, под Русский остров. Они тогда перепились до чертиков – день Военно-морского флота гуляли, а я…
- Так это ты был? То-то нас тогда прессовали. А что потом?
- А ничего. В университет не поступил, из пароходства пендаля дали и на четыре года, на МОшку, малый охотник, штурманским электриком.
- А почему не штурманом?
- Это… Штурман на военном флоте – должность офицерская, а я-то рядовой.
- Ну, а потом чего?
- А потом пошло-поехало. Назад, в пароходство не взяли, потолкался по разным конторам, две путины у рыбаков молотил, а потом угодил к гео-логам.
- А ЛТП? Ты ведь не пил раньше.
- Я и теперь не пью. Практически. А ЛТП – это за любовь к поэзии.
- Как? Поясни.
- Да чего пояснять. Ты разве не знаешь, как это делается? Выбор не-большой – психушка, либо ЛТП. Впрочем, я и в дурдоме с полгода гостил. Это, знаешь, не «Палата №6» и даже не «Записки сумасшедшего». Хотя за-писок достойно. Даже романа.
- Ладно, не продолжай. Три дня у нас с тобой есть, хотя сомневаюсь, что за них мы что-то успеем. Но тогда придется тебе еще месяца полтора продержаться. Я в охотоморскую сбегаю - потом сообразим чего-нибудь. Ты глянь-ка на себя - натуральный богодул. Недаром тебя и матрос на пароход не пускал. Третий штурман говорит, вас, говорит, какой-то там бич спраши-вает. Бич Андрей Наумов, надежда и гордость второй роты, мать твою! Красный диплом-то еще не пропил?
- Утопил, вместе со всеми документами. Нужны подробности?
- На кой хрен мне твои подробности! У тебя вообще документы какие есть? Трудовая, рабочий диплом?
- Трудовая есть, дубликат, паспорт, а диплома... Ни рабочего, ника-кого.
- Та-ак. Ладно, хоть трудовая есть. Был бы диплом, взял бы штурма-ном, четвертым. Матросом со мной пойдешь? Черт! Ведь сегодня суббота. Сегодня, завтра - долой, и остается у нас... ну, день-другой я еще проволы-ню...
- Погоди, Аркаша.
- Чего?
- Я к тебе зачем шел-то... - Андрей замялся.
- И зачем?
- Меня тут в одно место, на день рождения пригласили, а в таком об-мундировании... - он развел руки, глянул на штаны.
- Так, значит, переодеться не во что? Да это, брат, не хреново, это ни в какие ворота. Не знаю, денег тебе дать - начинаю сомневаться, на что они пойдут. Извини, я уж битый. Одеть тебя в свой костюм - ты же тощий, как жердь, а у меня - полста четвертый. Хотя...
Аркадий снял трубку телефона и пригласил кого-то к себе. Через пару минут в каюту без стука вошел высокий лет тридцати пяти моряк со значком механика на куртке.
- Семеныч, у тебя костюм с собой есть? - спросил капитан механика.
- Форма вторая есть, Михалыч. Новая совсем. А костюмы дома.
- Дашь напрокат, на вечер?
- Какие разговоры? - механик изучающе смотрел на Андрея.
- Ну, давай, тащи да присоединяйся к нам, кофейку погоняем...
Через четверть часа, оглядев Андрея, переодетого в форму стармеха, Баринов потер руки и, удовлетворенный, будто собственным произведени-ем, сказал:
- Совсем как живой человек. Словно на тебя пошита. - И - к механи-ку: - Может, продашь?
Семеныч только улыбнулся понимающе.
- Я не шучу, - сказал капитан серьезно. - Значок сейчас вернем. Хочу товарищу подарок…
- Брось, Михалыч, - впервые назвал по отчеству друга Андрей. - Мне только да вечера.
- Ладно, будь по-твоему. Не форма красит человека. Только вот мока-сины... Размер-то какой у тебя?
- Сорок третий.
- Мои на номер меньше, вон, в рундуке возьми. Наверное, влезут. У меня подьем высокий. Кстати, куда собрался-то? Какой день рождения? По-ди, охмурил какую-нибудь цесарочку? Ладно, ладно, дело не мое. Я сегодня домой не пойду, здесь ночевать останусь. По вахте накажу, чтобы пропусти-ли, да бумажку тебе напишу, в кадры. В понедельник пойдешь в контору. Ну да вернешься, тогда и обговорим.
- У тебя с борта выход в город есть? - спросил Андрей. - Я телефон имею в виду.
- Здесь нет. Да тут диспетчерская в трех шагах - оттуда можешь по-звонить.
- Добро. Спасибо тебе. Вечером буду на борту.
- Может, все-таки деньги нужны?
- Обойдусь. Пока.

6

- Алло, Ирина Григорьевна?
- Нет, это не Ирина Григорьевна. А кто ее спрашивает?
- Сотрудник ее, Андреев. Она ждет моего звонка.
- Что-то я не слышала о таком сотруднике.
- Мы недавно работаем вместе. А вы, простите, мама Ирины?
- Григорьевны. Да, я ее мама.
- Очень рад познакомиться. Так Ира… Ирина Григорьевна дома?
- Алло! Кто это?
- Ирина, это вы?
- Да, Андрей Сергеевич. Здравствуйте!
- Здравствуйте, Ирина Григорьевна! Я, кажется, не вовремя?
- Ну почему? Хотя... я тут немножко работала.
- Простите, если от дела оторвал. Я потом позвоню.
- Почему же? Вы, наверное, хотели договориться о встрече?
- А вы еще не передумали?
- Почему я должна была передумать?
- Да как же? Расстрига-поп - какой прок от такого?
- Вы обиделись? Это ваша бурса с Пифагорами меня смутили. Но мне не терпится увидеть автора таких замечательных писем.
- Я сегодня еще одно отправил.
- В нем была необходимость?
- Для меня - да. Я вот сейчас совсем не знаю, о чем говорить.
- О месте и времени.
- Да, правильно. Хотя не только. И я думал, вы предложите.
- Хорошо. Вам не трудно будет приехать в центр?
- Я звоню из центра, с Ленинской, рядом с «Нептуном» автомат. Кафе «Нептун», знаете?
- Конечно. А вы хотите сейчас встретиться, сегодня?
- А зачем тянуть? Тем более, что послезавтра вы, кажется, уезжаете?
- Улетаю.
- Все равно.
- Но я сегодня не могу. Если попрошу вас перенести встречу на зав-тра, вы не согласитесь?
- Что делать, придется. Только оторопь берет от предстоящей встречи,
- Почему? Чем я вас так напугала?
- Я - как студент перед экзаменом по сопромату. А вы... К чему вам какие-то знакомства? Тем более, сомнительные. Вам не жаль своего време-ни?
- Вы обиделись? Обиделись за мой отказ приехать сегодня. Но я, че-стное слово, сегодня не могу.
- А если я скажу, что не смогу приехать завтра?
- Хорошо, где вы находитесь?
- Я же сказал.
- Ах, да. Сейчас... сколько сейчас времени?
- Нет уж, не нужно жертв. Занимайтесь своей работой. Дело - прежде всего.
- А вы капризны, как ребенок. Не зря говорят, что мужчины - это большие дети. Через...
- Завтра, в это же время, на углу Геологов и Фокина.
- Но почему же не сегодня?
- Все, вопрос закрыт.
- Хорошо, а как я вас узнаю?
- Давайте лучше я буду вас узнавать. Я - личность невзрачная, без особых примет. А как вы?
- А по фотографии разве не узнаете? Впрочем, действительно, вряд ли. Ну, я буду в бежевом платье... Хотя нет, нужно что-то яркое, тогда вы меня отличите. Желтое платье с брошью с левой стороны и рыжие волосы. Да-да, у меня рыжие волосы. Причем самые натуральные, без всякой химии.
- Тогда нет проблем. Я без труда узнаю вас. До встречи.
- До свидания, Андрей Сергеевич.

7

- Ирина, у тебя кто-то есть?
- Еще не знаю, мама.
- Как не знаю? А с кем это ты говорила?
- Вот с тем, кого еще не знаю.
- Так ты уходишь? А как же торт, а день рожденья? Скоро гости при-дут.
- Никуда я сегодня не пойду, И торт будет и все... Хотя можно было бы купить этот чертов торт.
- Что с тобой? Ты мне не нравишься.
- Могу же я когда-нибудь тебе не нравиться!
- А как же Виктор? Что ты ему скажешь?
- Я не обязана отчитываться перед ним.
- Но он придет сегодня?
- Лучше бы его не было. По-моему, он тебе больше нужен.
- Я не возражала бы, если бы он стал жить с нами.
- А я возражаю.
- Ничего не понимаю. Все было так хорошо.
- Да ничего хорошего не было. Ты же понимаешь, что он никогда не уйдет из семьи.
- Да, наверное. Но нам и вдвоем...
- Нам очень хорошо вдвоем, мама. Но что же дальше? Мне уже три-дцать три! Тридцать три, ты это понимаешь?!
- А почему бы тебе не пригласить его сюда?
- Кого?
- Ну, этого, Андреев, что ли?
- Андрей. Надо было бы, да толку не хватило. Растерялась. Хотя, что бы он тут делал, в нашей компании?
- Если бы Виктор его увидел, он наверняка решился бы...
- Я уже не хочу. Я хочу, чтобы его вообще здесь больше не было.
- Жаль. Такой прекрасный человек! Капитан первого ранга. Наверняка скоро начальником училища станет.
- Никогда он не станет начальником. Вечный заместитель - это его потолок. И вообще, не хочу больше о нем. Мне, в конце концов, не пре-красный человек, мне мужик нужен, самец, черт побери!
- Что ты кричишь на меня? В чем я виновата?
- Извини, мама. Стервенею, что ли?
- А это не скажется на твоем... на твоей работе?
- Ты что же, полагаешь, что меня там как шлюху замполита держат? Это не он мне должность декана предлагал. Он, наоборот, отговаривал. Хо-тя, наверное, прав был. Зачем мне это надо?
- Нет, по-моему, зря. Ты была бы прекрасным деканом.
- Все, поезд ушел. Давай не будем. Кстати, мне мысль пришла. Ты не хочешь полететь вместо меня?
- Куда? В Ленинград? Но почему? И, ты же знаешь, я не могу летать.
- Поезжай поездом. Сдам завтра свой билет и возьму тебе на «Рос-сию».
- Но ведь это только дорога две недели. Я не успею к занятиям.
- В школе можно отпроситься на неделю. Переживет твоя школа не-делю без тебя. Давай прямо сейчас позвоним директрисе. Хочешь, я догово-рюсь с ней?
- Ты устала от меня?
- Нет, мама, не устала, просто нам обеим будет на пользу. Ты встрях-нешься, в кои-то веки. Уж сколько своих не видела. А я тут решу кое-какие вопросы.
- Не знаю даже. Делай как хочешь.
- Все, решено, подай мне телефон...


8
Она увидела и успела хорошо рассмотреть его из окна, когда троллей-бус поворачивал с проспекта к остановке на улице адмирала Фокина. Увиде-ла и засомневалась: стоит ли подходить к нему, - таким невзрачным он ей показался. Какой-то взъерошенный, растерянный цыпленок. Он стоял на углу тротуара в серой рубашке с закатанными по локти рукавами, в видав-ших виды башмаках, с серым ежиком на голове, выглядевший даже старше своих сорока лет.
«Богодул какой-то», - она даже поморщилась от пришедшего в голову расхожего словечка из местного сленга.
Она, пожалуй, и не признала бы его, если бы не цветы. Свежие алые розы в его руке являли собой вопиющий контраст всей его непрезентабель-ной фигуре.
В голове ее шевельнулась мысль о том, чтобы не выходить на оста-новке, проехать дальше и вернуться домой. Она представила себя шагающей по улицам города рядом с этим серым человеком, представила, как их встре-тят ее знакомые - здесь вполне можно кого-то встретить - и что они при этом подумают. Пусть он хороший человек, этот Андрей Сергеевич, пусть умница, но на лбу-то у него это не написано. Ей будет жутко неловко в его обществе. А она еще решила ради него поездку отменить. Матери нагороди-ла бог знает чего. Вздумала, что это знакомство изменит, перевернет ее жизнь.
Троллейбус медленно подкатил к остановке, шумно распахнулись две-ри, и она вышла на плывущий от зноя тротуар. Все-таки она была слишком хорошо воспитана, чтобы обмануть ожидание человека, даже разочаровав-шего ее.

9

«А девочка-то не ахти, - подумал он, издалека заметив ее, выпорхнув-шую из остановившегося троллейбуса. - Худа и мосласта, да еще и с вызо-вом. На кой ляд она влезла в это короткое платье? Чтобы острыми коленка-ми наповал разить? Куда это она? Может, это и не она вовсе?»
Изящная рыжеволосая женщина в лимонно-желтом платье, помедлив несколько секунд на остановке, пошла в противоположную от него сторону. Ступала она широко, раскованно, гордо неся огненную копну на высоко поднятой голове.
«Слава богу, не она, - с облегчением решил он, когда женщина свер-нула за угол. - Что бы я делал с этой экстравагантной пигалицей?»
Он успокоился. Исчезла напряженная неловкость ожидания, и он не-сколько раз прошелся вдоль углового дома и даже полюбовался лепниной на его карнизах. Когда повернулся в очередной раз, чтобы пройти на свой пост на углу, увидел ее, ту самую, рыжеволосую и голенастую в желтом, кото-рую заметил выходящей из троллейбуса. Она улыбалась ему, шла ему на-встречу. У нее были безукоризненной белизны крупные зубы и ярко-алые десны, которые обнажала улыбка. Впрочем, лицо ее действительно не лише-но было приятности. На нем не было веснушек, не было обычной для рыже-волосых бледности. Высокие, острые каблуки поднимали ее почти вровень с ним, а изумрудно-зеленые глаза, крапленые золотыми искрами, светились...
«Черт ее знает, неужто она так рада встрече со мной?» - подумал он, так и не уяснив, чем же светились эти глаза - радостью или насмешкой. При этом он неосознанно бросил взгляд на свои жалкие штаны, ушитые по шву суровой ниткой, на стоптанные, облезлые башмаки и вдруг устыдился ярко-го букета в своих руках. Захотелось спрятать цветы, даже выбросить, но она сходу протянула ему руку для пожатия, и он машинально сунул в эту руку букет, окончательно смутившись от своей неловкости. Он густо покраснел, но она будто не заметила этого и громко сказала: «Здравствуйте!» - а про себя подумала: «Но какие у него глаза!»
- Вы простите мне мой затрапезный вид, - поборол он свое замеша-тельство. - Я прямо с вокзала, с электрички. Непредвиденная поездка, знае-те, и переодеться не было времени, боялся опоздать. Звонил вам с вокзала, хотел предупредить, перенести встречу на час-полтора, но уже не застал вас.
- Очаровательно! - улыбнулась она и, наверное, чтобы совсем доко-нать его, небрежно сунула розы в висевшую на плече желтую, как платье, сумку. - Какой у нас план мероприятий для первой встречи?
Он развел руками, красноречиво-виноватым взглядом окинул себя.
- Да, - кивнула она,- это, конечно, вносит некоторые коррективы в план, которого еще не было. Беру инициативу в свои руки - вы не возражае-те?
- Нет, конечно.
- Прекрасно. Сейчас мы едем в кассы Аэрофлота, сдаем билет и от-правляемся за город. Гулять так гулять!
- Так вы не получили последнее письмо?
- Нет. Вы же вчера его отправили. А сегодня воскресенье. Редакция закрыта. А что в том письме? Что-то важное?
- Нет, ничего особенного. А какой билет вы хотите сдать?
- До Ленинграда. Я раздумала лететь. Вообще-то хотелось до начала занятий наведаться туда. Я часто там бываю. Почти каждый год. Я там ро-дилась, училась, прожила большую, наверное, лучшую часть жизни.
- А как сюда попали?
- Обычно, по распределению. Так мы идем?
- Да-да, конечно.
- На трамвае или пешком?
- Предпочитаю ногами. Наверное, потому, что мало ходить приходит-ся.
- Приходится ходить? Вы, очевидно, моряк, как каждый второй муж-чина в этом городе?
- Очевидно...
- Тогда идемте пешком. Обожаю пешие прогулки, - она решительно взяла его под руку, раскованная, непринужденная, уверенно повела его, будто в танце.
- А вам не будет неловко, под руку с такой непрезентабельной фигу-рой?
- Вы про свой наряд? Перестаньте. Меня нисколько не волнует мне-ние встречных знакомых на сей счет. Вы ведь это имели в виду?
- А где готовят в Питере преподавателей сопромата? - резко переме-нил он тему.
- Я военмех закончила. Чтобы не как все. Девчонки кто в медики, кто в педагоги, а я... Сначала хотела в «Лесгафта», физкультурный, а потом пе-редумала. По распределению могла бы остаться там, в Ленинграде. Но тогда кое-что случилось. В общем, это по моему желанию и против воли родите-лей - куда-нибудь подальше от дома. Дальше Владивостока ничего не было.
- Безответная любовь, - пробормотал он.
- Это вы о чем? - она заглянула в его лицо.
- Так, предполагаю.
- Да, представьте, из-за нее, от безответной любви я и уехала сюда. В первый же год едва замуж не выскочила в горячке. Меня на «Варяг» распре-делили, но уже здесь, только приехала, переиграли. В «Макаровке» препо-даватели потребовались, мне и предложили. Маму уже потом забрала, когда отца не стало,
- А я - может, вам неприятно? - не люблю Ленинград.
- Почему?! - Ирина даже остановилась в недоумении. - Чем он вашу немилость заслужил? Вы вообще-то там были?
- Был и не раз.
- Ну и что? Разве он не красив, разве...
- Красив и строг и... Выйдешь на эту першпективу, в одну сторону глянешь - конца не видать, в другую - то же самое. И кругом серый камень. А уж достопримечательностей столько, что поначалу глаза разбегаются, а потом на них внимания не обращаешь. Хотя не в этом дело. Я, попав туда из своего захолустья, готов был влюбиться в Питер, но, наверное, я ему чем-то не глянулся. Так что первое впечатление было... - Наумов смешно сморщил нос.
- Что же так испортило это впечатление?
- Долго рассказывать.
- Ничего, у нас времени много. Или вы куда-то спешите? - Ирина лу-каво глянула ему в лицо.
- До завтрашнего утра я совершенно свободен.
- Прекрасно! Итак?..
- Хотите, лучше расскажу, как в книгу Гиннеса попал?
- Так уж и попали?
- Если бы подал заявку, запросто попал бы. Я три года назад всю Рос-сию за неделю бегом пробежал.
- Это уже из фантастики.
- Никакая не фантастика. Поехал я тогда в отпуск. Зимой дело было, в феврале. Поеду, думаю, поездом, Россию-матушку посмотрю. Летать дово-дилось часто, из конца в конец, а вот поездом не катался. В конторе отпус-тили меня с условием, что я в Находку заскочу, бумаги срочные в дочернюю фирму заброшу, курьером поработаю. А я и рад-радешенек. Ночь до Наход-ки на верхней полке переспал, утром забежал в управление БАМРа и - опять на вокзал, на хабаровский поезд. Без малого сутки до Хабаровска в обществе двух профсоюзных деятельниц и «сына полковника Петрова» перемаялся. Ох, и достал меня этот «сын»!
- А кто он такой?
- А бог его знает. Он так представился. И ехал неведомо откуда, неве-домо куда. Ладно, хоть женщин не трогал, а вот меня почему-то залюбил, всю свою необычайную биографию пересказывал да под сурдинку часы продать норовил. За трешку. Я уже из себя вышел. Никакой, говорю, ты не Петров, а самый что ни есть Сидоров, и часы твои мне не нужны, у меня свои есть. В общем, добрались до Хабаровска, там пересаживаюсь на «Рос-сию», поезд номер один, и... Теперь, думаю, в удовольствие свое налюбуюсь красотами до самой Москвы. Только до Читы еще не доехали… Хотя нет, уже из Читы тронулись - что-то с отоплением случилось. Не знаю, что там у них за система, только вдруг холодно стало в вагоне. Да не в одном, а во всем поезде. За бортом, напомню, начало февраля и - просторы Сибири. Проводники забегали, засуетились, на уголь перешли, уголь у них был вроде НЗ, на всякий случай, а когда «на всякий случай», то это не уголь, а скорее чернозем - ну никак гореть не хочет, хоть ты тресни, и температура в ваго-нах постепенно выравнивается с забортной. К счастью - чьему только, не знаю, - чудаков таких, вроде меня, чтобы из конца в конец ехали, во всем поезде было пять или шесть. Остальные - кто сутки едет, кто двое, а кто во-все несколько часов. Ну, поездная бригада вытаскивает все запасные тюфяки и одеяла и раздает публике. Народ – куда деваться? - завертывается в тряпье и, как французы под Москвой, терпеливо клацает зубами по стаканам - чаем согревается. До самой Москвы.
Я в ту пору бегом слегка занимался. Каждое утро, а то и вечером про-бегал по восемь километров. Если возможность была. И вот когда все это в поезде случилось, я не стал кутаться в матрасы, а выходил в тамбур, чтобы публику не пугать, и бежал. Бежал часа два, потом перекур, в купе, покуда не остыну, и - снова в тамбур, бег на месте, через всю Сибирь. За пять суток я поспал не более пяти часов, столько же в общей сложности - на отдых с чаем и едой, а все остальное время бежал. Только от Ярославля до Москвы дремал на своем месте. Там оттепель накатила, весенняя капель, а мне уж и вовсе жарко.
- И сколько же километров вы так перемахнули?
- Да тысяч пять наверняка.
- Несомненно, книги Гиннеса достойно. Наверное, еще не поздно за-явку подать? - улыбалась Ирина.
- Мы люди не гордые, - отмахнулся он. - Только я тогда... в жизни так не болел, как в том феврале. Едва домой добрался, слег на три недели с тем-пературой под сорок, думал, и не выгребу. Отпуск мой тогда затянулся, от парохода своего отстал, на другой пойти... В общем, зигзаг получился - вспоминать неохота.
- А что за бурса, в которой вы вроде как учились?
- Да мореходку нашу так называли. Высшая мореходка – «вышка», а наша – «бурса». Ну и мы, соответственно - бурсаки.
- Ваша прямота подкупает. Она вам не мешает жить? Вы не заботи-тесь о том, как себя преподнести.
- А что завещал нам дедушка Ленин? - Андрей будто не расслышал ее вопроса.
Они вышли на привокзальную площадь, которая и площадью-то не была. Здесь заканчивалась улица 25 Октября, чуть только расширяясь на обе стороны и упираясь в недавно выстроенный главпочтамт. Налево, сразу за крайним домом, уходил к серой громаде морвокзала широкий виадук. Сразу за ним, словно от неловкости за вычурность свою или оригинальность, зеле-нел как бы в полуприсяде вокзал железнодорожный. Справа, на склоне, в зе-лени и цветах лицом к вокзалам стоял Владимир Ильич, указующий куда-то за горизонт. Между ними, погромыхивая по рельсам и позванивая, катились до конечной и обратно трамваи да суетились вечно куда-то спешащие люди.
- И что же завещал нам дедушка Ленин? - подхватила шутливый тон Андрея Ирина. - Я помню: учиться, учиться и учиться. А еще он сказал - на-верное, с крыши морвокзала, - что «Владивосток далеко, но это город на-шенский».
- Нет, это он еще в Питере сказал, с броневика. Но главное, к чему он призывает до сих пор, - перехватил Андрей, - заработай там - куда указывает - и оставь здесь. Можно в «Волне», на морвокзале, а можно прямо тут, на «железке» - тоже кабачок приличный.
- И вы следуете этому призыву, оставляете?
Он слегка помедлил и сказал:
- Случалось. Как-то, давно уже, прихожу с рейса и обнаруживаю в ор-ганизме бзик не бзик, но неуемное желание купить машину - заработали то-гда прилично. Никогда прежде, да и потом, не было во мне ни зависти к ав-товладельцам, ни охоты самому машину иметь, а тут втемяшилось. И по фи-гу было, что я с той машиной делать стану, если ни гаража нет, ни даже соб-ственного жилья, ни прав на вождение и вообще по восемь-девять месяцев в году в море. На Волхов-стрит - знаете, за Моргородком улица такая, был там магазинчик запчастей, ну и подпольная торговля машинами происходила. Это теперь все запросто, по закону, а тогда... В общем, договорился я с од-ним хозяином по сходной цене – «Москвичонок» потрепанный, но внешне приличный, - побежал домой за деньгами - я тогда жил неподалеку. Деньги взял, из подъезда выскакиваю, а навстречу лучший мой корешок, однокаш-ник Борька Карсанов гребет. Ну, и какие тут могут быть «Москвичи», если мы от самого выпуска не виделись! Сразу вниз, на Столетия, в «Дельфин», а оттуда – верхами на моторе - в «Волну». Полторы недели встречу празд-новали, покуда вся машина не «ушла».
- И не жалко было?
- Чего? Денег или машины? Нет, ничуть. Досадно только, что тогда тоже от парохода отстал, пришлось в другую контору податься, с чистого листа начинать.
- А сейчас, - она уже в который раз внимательно посмотрела на него, - вы тоже перед чистым листом? Может, вам неприятен этот вопрос?
Он не ответил. Вместо этого сказал:
- Вот здесь я получаю ваши письма, - он указал на главпочтамт.
- А что же вы в последнем письме написали?
- Я жалею сейчас, что написал его. Хорошо, что вы его еще не полу-чили. Иначе вряд ли пришли бы.
- Вы меня пугаете.
- Летайте самолетами Аэрофлота, - задрав голову, прочитал он призыв над билетными кассами, размещенными в здании наверху, выше вокзалов, выше дедушки Ленина. - Вы еще не передумали сдавать билет?
- Почему я должна передумать?
- Тогда почему надумали сдать, почему лететь передумали?
- Честно?
- Как на духу.
- В предчувствии перемен.
- Вас еще не оставили эти предчувствия? Скажите прямо, вы ведь со-всем не то надеялись встретить? Может, вам не отменять Питер?
- Вы отговариваете меня? Будто сбежать собираетесь. Сами-то вы не разочарованы? Может, нам здесь, сейчас и разбежаться и забыть?
- Идите в кассу, я подожду здесь.

10

Только теперь она отпустила его руку. Будто цепь разомкнула. Он ощутил облегчение и одновременно потерю. Что он потерял? И что же дальше?
Всего полчаса прошло с того момента, когда он в первый раз увидел ее. То первое впечатление... он невольно усмехнулся. Взамен того, первого, пришло... Разве может так вот, за полчаса что-то прийти? Он вдруг догадал-ся, чего ему сразу, с ее уходом стало недоставать. Ее духа, ее запаха, кото-рый он в продолжение всего пути жадно вдыхал, впитывал в себя.
Он немало знал женщин. Были меж них и красавицы, были и так себе, невзрачненькие, были умницы и глупышки, с фигурами и нескладухи. Но при всех их качествах первым для него был дух, Запах Женщины, который не скрыть и не привнести искусственно никаким парфюмом, никакой косме-тикой от диоров и шанелей. То, что он встретил сегодня, не походило на все прежнее, было ни с чем не сравнимо. Тем разительней было для него, что она через объявления ищет знакомства. Неужто мужики не чувствуют того, что поразило его? Почему она одна?!
Он невольно прислушался к себе, даже обнюхать попытался.
«Пес ты смердящий, - усмехнулся невольно, только теперь ощутив, как взмокла, особенно на спине и под мышками, его видавшая виды рубаха. - Кобель озабоченный. Может, сбежать, пока она там, от греха подальше? Неужто она ничего не чувствует? Неужто ей не противно? Умыться бы где или искупаться. Она, кажется, за город собиралась? Но какую же он «дуру» сморозил с этим, последним письмом! Праведник хренов! Впервые, может, повезло с женщиной, а он заранее, до встречи умудрился все перекрестить. Завтра она получит это письмо и, что бы сегодня ни было... Нет, надо сма-тываться, нечего головы морочить
Он резко развернулся и быстро зашагал к лестнице, в сторону вокзала.
- Андрей! - услышал он, не сделав и десятка шагов. Обернулся. Она торопливо сбегала по ступенькам от дверей аэрокасс.
«И как только не подломится на этих гвоздях?» - пробормотал он с не-ожиданной теплотой внутри, уже шагая навстречу.
- Вы решили сбежать? Бросить меня?
- Что вы! Хотел сигареты купить. Думал, успею, - соврал он и густо покраснел.
- А мне казалось, вы не курите, - Ирина опять взяла его под руку. У Андрея перехватило горло, он даже не смог говорить, закашлялся.
- Теперь пойдем, купим билет на поезд, - она будто не замечала ниче-го. - Завтра отправлю в Ленинград маму и три недели буду круглой сиротой.
- Коломенской, - прохрипел он, чтобы хоть что-то сказать.
- И вы допустите это? - спросила она требовательно, остановившись, развернув его к себе лицом,
Андрей только пожал плечами. Он, кажется, совсем отупел от ее бли-зости.

11
- Так о чем же вы написали мне в последнем письме? - вновь спроси-ла она, когда тронулась электричка и за окнами замелькали раскаленные зноем дома, изнывающие от солнца и пыли деревья.
- Можно вас попросить, Ира, об одном одолжении? - вместо ответа сказал он.
- Я вся - внимание, - с готовностью отозвалась она и даже придвину-лась ближе. Они сидели рядом на скамье, и теперь он ощутил тепло и упру-гость ее бедра.
- Не ходите вы за этим письмом. А если все-таки получите, не читай-те, порвите сразу, в клочья. А завтра или лучше послезавтра - тогда все прояснится - давайте встретимся снова. Где-нибудь к вечеру, часов в шесть, в полседьмого.
- Ну, если вы настаиваете, - как-то неуверенно ответила Ирина, и Ан-дрей понял, что письмо она прочтет обязательно.
- Прелестно, - улыбнулся он, ощутив неожиданное облегчение. – Зна-чит, во вторник, там же, в половине седьмого. А куда мы едем сейчас?
- Я думаю, на Академгородке сойдем. Там есть хорошее место, чтобы искупаться. Вы ведь хотите искупаться?
- Там нет оборудованного пляжа. Хотя купаться... Мне когда-то дове-лось там в больнице полежать. Знаете, пароходская больница. Так я каждое утро, часов в шесть на бухту бегал. Тайком. Однажды выскочил из окошка и. пяткой - на бордюр. Вдобавок к воспалению еще трещину пяточной кости получил - продлил больничный.
- С воспалением купаться бегали? Это было летом'?
- Весной.
- По-моему, вы ненормальный.
- Вы это сразу поняли? Еще там, на остановке?
- Я, признаюсь, там едва не передумала. Уже когда на Фокина подъ-езжали, из окна увидела вас...
- То-то я заметил, вы в другую сторону от меня наладили.
- Мне нужно было несколько минут, чтобы обдумать, собраться. Нет, я в любом случае подошла бы. Хотя бы за тем, чтобы извиниться
- За что? Не пришли бы - я бы не обиделся. Женщинам это позволи-тельно. Тем более после моего письма. Я-то ведь думал, что вы его получи-ли.
- Вам не говорили, какие красивые у вас глаза? - ее прямота и непо-следовательность обескураживали.
- Глаза как зеркало души, - пробормотал он. - Нет, не говорили. Но я где-то читал или слышал про критерии, по которым женщины оценивают мужчин. И глаза там далеко не на первом месте.
- Я знаю. На первом месте для большинства - то, что сзади, ниже поя-са. Задняя поверхность бедра. А для меня - глаза. Действительно, зеркало души. И напрасно вы так, с иронией. Будь он Геркулес, атлет и супермен, но с рыбьими глазами, для меня он ничто. А что для вас в женщине главное? Какую бы вы могли полюбить? У вас была семья? Или, может быть, есть? Вы эту тему как-то обтекаете. Вы вообще влюбчивый человек?
- Я, наверное, бабник. Вокруг так много женщин, в которых я готов был влюбиться. К сожалению, часто, после первого разговора понимаешь: не то. Конечно, женщины были, но семьи, в правильном, так сказать, пони-мании, увы.
- Странно, если, как говорите, вы такой влюбчивый. А по-настоящему, сильно любили кого-то?
Андрей заговорил после долгой паузы:
- Была у меня женщина. Я тогда на плавзаводе работал. «Павел По-стышев» - слышали, наверное. Она на четыре года старше меня была, двое детей, но... По-моему, это была лучшая из женщин на пароходе. А их там четыре сотни - было из кого выбирать. По приходе домой думали поженить-ся. Месяца три до конца рейса оставалось. И тут появляется Она. Хотя нет. Сначала слух прошел, что к нам ее направляют. Бывают, знаете, такие фигу-ры, то ли богом, то ли чертом меченные, вокруг которых прямо шекспиров-ские отрасти кипят. В море такие особенно заметны. Из-за нее, из-за Надеж-ды этой на «Захарове» один матрос другого порешил. Как правило, на плавзаводах девки из-за мужиков друг дружку за волосы таскают: мужское население там почти втрое меньше, чем женское. А тут... Ну, я поначалу ноль внимания: мало ли о чем болтают, да и не касается это меня. У меня Тамара есть. А мы с вами не уедем в Уссурийск? Академгородок, кажется, проскочили.
Внимательно глядя на него, Ирина задумчиво молчала.
Они вышли на Океанской. С высокой платформы, сквозь густые за-росли неведомой Наумову породы деревьев выбрались на ярко-зеленую лу-говину, простирающуюся вдоль извилистого берега залива. Местами от са-мой воды и до деревьев марил желтый раскаленный песок. По нему тут и там стояли павильончики, грибки, раздевалки и душевые. Но купальщиков, несмотря на жару, было очень мало. То ли ветер, который дул прямо с зали-ва, был тому причиной, то ли коварная медуза «крестовик». Ею обычно кишела вода в эту пору. Людей окрест можно было пересчитать по пальцам.
- Так будем купаться? - Ирина решительно направилась к воде. Сле-дом за ней пошел и Андрей.
Вода в заливе имела странную пеструю окраску. Вдали, ближе к про-тивоположному берегу, она была ультрамариновой, по самой середине зали-ва проходила широкая полоса цвета выгоревшей травы, а вблизи она стано-вилась мутно-фиолетовой, с качающимися повсюду клочками водорослей.
- Что-то мне не хочется плескаться в этой каше, - она остановилась у края воды, только ступни едва замочила.
- А я все-таки рискну, - Андрей в считанные секунды сбросил на пе-сок свой наряд и решительно пошел в воду. Она не без удовольствия рас-сматривала его. В сорок лет тело у Андрея было явно не «настольного» спортсмена. Широкие, крутые плечи, плоский, рельефный живот, руки и но-ги... она невольно сравнила их с конечностями капитана первого ранга Краснопеева, ее Витюши, и усмехнулась.
Купался Андрей недолго. Мелководье его раздражало: ни понырять, ни поплавать. Побарахтавшись минут пять, он вышел на берег и, отерев ли-цо краем рубахи, подошел к скамье, на которой уже устроилась Ира. Желтое платье ее лежало тут же, прижатое сумочкой, босоножки на песке отдыхали от хозяйки.
- И что же было дальше? - спросила она, словно не было долгой паузы от вагона электрички и до этой вот минуты.
- Это вы про что? - ему не хотелось возвращаться к своему рассказу. Внутренне он даже негодовал на себя: с чего это разболтался? Что не меша-ло ему откровенно любоваться ею.
«Скрипочка. Страдивари. У нее, должно быть, зверский темперамент. Нам ли по силам такую кобылку взнуздывать? Потому, наверное, и незаму-жем, что жеребца по себе не сыщет. Вот и объявления в «Вестниках». Одна-ко кожа бледновата для путешественницы. Хотя рыжие все такие, к ним за-гар не пристает».
- Я про ваших Тамару с Надеждой, - напомнила Ирина. Взгляд его нимало ее не смущал. - Если не хотите рассказывать, я не настаиваю.
- Ах, про это. Ну, появилась тогда у нас эта Надежда. На пассажире пришла. На «Орловой», кажется. Или «Садовской»? - не помню уже. Собст-венно, мне это как-то до лампочки было. Матрос у меня был, со мной вахту стоял - такой деловой, все судовые сплетни знал. Да, наверное, не только судовые, а со всей управы. Пришла, говорит, эта, вся из себя. И ее сразу учетчицей на разделку поставили. Да не абы какой, а старшей - кому-то по-трафила, видать. Занятно, конечно. Я только слушаю да смеюсь. Но однаж-ды на моей вахте она на мостике возникает. Что-то там в разделке случи-лось, и она поднялась объявление по трансляции сделать. Вот мы и встрети-лись. Санька, матрос этот, говорил, что на нее уж кто-то из наших раздель-щиц со шкерочным ножиком кидался - и тут кавалера успела отбить...
- Что же, так хороша была? - Ирина спросила, как могла, равнодушно. Андрей взглянул на нее и понял, что увлекся.
- Да ну их всех, к лешему, - отмахнулся он, - Нашел, о чем рассказы-вать. И вообще, почему это я сегодня в роли сказочника. Оле Лукойе. Луч-ше вы о себе расскажите.
- Да у меня все просто. Школа, институт. Были, конечно, увлечения. И любовь была. Еще там, в институте. По морям я не плавала, зато по реч-кам сплавлялась, ездила много - Карелия, Урал, до Астрахани на теплоходе. Мечтала на Байкале побывать, да пока не получилось. Проездом только, из окна вагона видела...
Говорила она без энтузиазма, а про себя тем временем думала: «Поце-ловал бы, что ли. Будь он порешительней, отдалась бы ему сегодня же, здесь же, вон в тех кустах. - Но сразу осадила себя: Держите себя пристойно, да-ма! Ваши бы мысли да в уши любимой мамочке».
- Может быть, в «Поплавок» сходим? - кивнула она в сторону округ-лого сооружения, вылезшего в залив метрах в трехстах от их скамейки - Я там была - приличная кафешка. Кстати, перекусить бы не грех. Вы как на-счет перекусить?
- Что-то лень туда топать. Давайте лучше просто позагораем, - Анд-рей плюхнулся на песок возле скамьи, перевернулся на спину, раскинув ру-ки. - Устраивайтесь.
- Я лучше так, сверху на вас посмотрю, - отказалась она, хотя ей очень хотелось прилечь рядом, положить голову на его плечо.
Непристойностей в этот день не случилось. Только прощаясь на той же самой остановке, где встретились, Андрей коснулся губами ее бархатной щеки да сильно, но при этом нежно сжал ее плечи широкими, жесткими ла-донями. Она внимательно, уже в который раз, глянула в его лицо и сказала:
- Вы почему-то все время грустный. Даже когда смеетесь. Так и хочет-ся вам конфетку дать.
Сказала и сразу пожалела. Он резко опустил руки и, ничего не ответив, развернулся и пошел прочь. Даже не дождавшись троллейбуса.

12

- Что, заявился, чертогон! Где ты мотался целый день? Уж не к То-мочке ли тебя носило? - женщина возникла за его спиной, едва он подошел к облезлой двери в длинном коридоре общежития-гостинки.
«Любимая женщина богодула Наумова», - усмехнулся он, обернув-шись. С одутловатым, испитым лицом и растрепанными волосами, с фиоле-товым в желтом ореоле фингалом под правым глазом, в давно нестиранном белье под расхристанным, мятым халатом и разбитых шлепанцах на босу ногу, она в свои тридцать лет выглядела, пожалуй, старше него. От нее ши-бало сивухой и табачным перегаром.
- Ты бутылку принес? - голос у нее совсем уж стал заскорузлым. - Че-го молчишь?
- А тебе еще мало?
- Какое твое дело? Ты меня поил?
- Хватит, попили и будет.
- Что значит, хватит? Ты куда червонец заныкал?
- Цветы купил.
- Какие цветы!?
- Свежие. Розы.
- Червонец! На розы! Отдавай гроши! - она с остервенением броси-лась к нему, растопырив пальцы, норовя вцепиться в лицо.
- Этого еще не хватало, - пробормотал он, отталкивая ее. – Остынь, чучело. Другой глаз замажу. Отдай мне мое барахло, я ухожу.
- Как! - будто столбняк поразил ее. - Куда ухожу? А я?..
- Надюха! Ну, где ты там? - высунулась в коридор чья-то физиономия со стороны общей кухни - против света не различить было. По голосу - му-жик.
- Вон, тебя заждались, - кивнул Андрей. - Отдай мое хозяйство и дуй.
- Нет, ты куда уходишь? А как же я без тебя? Я же люблю тебя.
- Не смеши. Какая к черту любовь? Кончилась любовь, завяли веники. Обрыдло это скотство.
- Нет, погоди. Участковый... Он говорит, на той неделе прописка бу-дет.
- Уже полгода прописывает твой участковый. Это не он там банкует? Верни мне барахло и топай к нему. Я как-нибудь без вас.
- Не пущу-у! - вдруг завыла женщина, прижавшись к двери, раскинув руки.
- Ну и бес с тобой! Подавись! Может, чего продашь - на бутылку.
Он отвернулся от нее и решительно зашагал по сумеречному коридору на яркий свет лампочки в конце него.

13

Замначальника кадров по рядовому составу Ю.М.Широков прочел бу-мажку от Баринова и, даже не подняв на Андрея глаз, написал на чистом бланке:
«Инсп. Крайновой Т.В.
Направить т. Наумова А.С. на медкомиссию и по прохождении - на т/р «Худ. Врубель» в должн. матроса 1 класса.
Ю. Широков».
Написав это, он поднялся из-за стола и пошел из кабинета, пригласив Наумова следовать за ним. Это было кстати. В толчее очередников перед комнатой инспекторов Андрей простоял бы полдня. Широков, ледоколом прорезав толпу, вошел в тесную, с четырьмя рабочими столами комнату, протащив за собой, как на коротком буксире, Наумова. Вместе они прошли в левый угол, где восседала крупная, темноволосая женщина, на столе у ко-торой стояла табличка: «Ст. инсп. Крайнова Татьяна Васильевна». Возле нее на стуле уже сидел какой-то паренек в курсантской форме.
- Вот вам кадр, Татьяна Васильевна – для Баринова, на «Врубель». Займитесь им поскорее. Времени мало. Трудовую вашу, - наконец он обер-нулся к Андрею, протянул руку за документами.
Наумов подал ему паспорт, трудовую книжку, военный билет. Широ-ков, не раскрывая документов, положил все перед инспектором и пошел во-свояси. Причем, заметил Наумов, во все это время лицо Широкова не меня-ло выражения, и говорил он в одной тональности. «Хворает, что ли?» - по-думал Андрей и повернулся к инспектору, которая погрузилась в чтение его трудовой, словно забыв про паренька курсанта.
- А вы романов случайно не пишете? – спросила она вдруг, подняв на Наумова большие карие глаза. – Вы не писатель случаем? Это ведь не тру-довая книжка. Это «Мои университеты». Как у Горького. И куда я вас по-шлю с такой биографией? «Врубель» через месяц в Новую Зеландию идет, а визы у вас по определению быть не может. Что Баринов там себе думает?
Она сняла трубку телефона, набрала номер:
- Николай Алексеевич, Крайнова беспокоит. Вы не заняты сейчас? Да, я подойду. У меня тут вопрос на сто рублей…
- Пойдемте со мной, - она поднялась со стула, оказавшись на полго-ловы выше Наумова.
«Вот это женщина! - восхитился он. – Хороша Маша, да не наша».
Уходя, Крайнова наказала курсанту дожидаться - она недолго - и повела Наумова на второй этаж, причем шедший сзади Наумов зачарованно рас-сматривал ее формы под легким кремовым платьем, напрочь забыв, зачем он здесь и куда его ведут.
Начальник отдела кадров Жадов Н.А. оказался мужичком мелким, осо-бенно напротив Татьяны Васильевны, с поредевшими темными кудрями на круглой голове, с лицом добродушным, но неожиданно цепкими, с прищу-ром глазами.
- Посмотрите, пожалуйста, каких кадров нам предлагают некоторые това-рищи, - Крайнова протянула начальнику трудовую книжку Наумова.
- А почему дубликат? – сразу, еще не раскрыв книжку, спросил Жадов.
- Да была история, еще в мореходке, - начал Наумов, сразу погрустнев от необходимости в который раз объясняться. – Украли у меня тогда вещи, с документами вместе и с деньгами. Наши же курсанты украли. Вещи верну-ли, деньги частично – тоже, а документы сожгли. Вот и пришлось…
- Та-ак, богатая биография, «Мои университеты», - повторил Жадов ска-занное только что внизу Крайновой. (« Интересно, кто из них автор класси-ческого определения?» - подумал Наумов). – Только нам бы, знаете, чего попроще. У вас и диплом штурмана есть? ШДП, как я полагаю?
- Нет, диплом утерян, потому я и матросом.
- Но нам и матросы из ЛТП не требуются. Кстати, что вы полгода делали после выхода оттуда?
- Работу искал.
- Ну и?..
Наумов развел руками.
- А что же Широков? – начальник обратился к инспектору. – Он не читал всего этого?
- Не знаю. Его, кажется, Баринов рекомендовал, - она кивнула на Андрея.
- Вы с Бариновым учились вместе, что ли? – Жадов снизу исподлобья смотрел на Наумова.
- Да, - пожал плечами тот.
- При всем к нему уважении, - начальник для убедительности поднялся за столом, - на «Врубеля» я вас не направлю. «Врубель» надо заслужить. В портофлоте, например. На буксир пойдете? На «Ослябя». Там боцман ну-жен. Пойдете боцманом?
- Почему бы и нет?
- Тогда – на медкомиссию и аттестацию. Как пройдете, подходите ко мне. Восстановите диплом, подумаем, что сделать. А Баринова я предупрежу…

14

- Алло, слушаю вас.
- ....
- Говорите же, я вас слушаю.
- Я, похоже, ошибся номером, извиняйте.
- Вы не ошиблись. Вы ведь Андрей?
- А вы кто? И откуда меня?..
- Я – муж Ирины.
- Пардон, любезный, насколько мне ведомо, Ирина Григорьевна незаму-жем.
- Была незамужем, но теперь…
- И давно?
- Неважно.
- Что-то ты, паренек, мне закручиваешь.
- Какой я вам паренек?!
- Ну, не барышня же. А, между нами, Ирина-то дома? Дай ей трубочку.
- Ее сейчас нет и для вас не будет. Не звоните больше сюда.
- Это ты так придумал? Вот если она мне это скажет, тогда не буду.
- Ее нет, говорю вам. А вообще, давайте встретимся.
- С тобой? Для чего?
- Поговорить надо бы.
- Это в смысле «выйдем, поговорим»?
- Ну, если хотите, так.
- Ну, давай поговорим. И где?
- Где вам угодно.
- Да я вот в «Бодрость» наладил, на четырнадцать нуль нуль. Заодно и попаримся. Только… Боюсь, тебе уже билет не взять.
- Ничего, я без парной обойдусь.
- Ну, тогда за полчаса, в тринадцать тридцать возле бани. Только как мне тебя узнать? Там всегда народ.
- Я в форме буду. Капитан первого ранга, рост…
- Эва, какие мы! А я матрос первого класса, без формы. Говорят, с пер-спективой на боцмана.

15

«Здравствуйте, уважаемая Ирина Григорьевна!
Взялся вот за очередное письмо, хотя писать его нет никакого желания. Но - надо. Вы говорили, что ждете моих писем, что Вам интересно их чи-тать. Должен упредить, что настоящее будет не столь занимательным.
Итак, начну с признания. Не в любви, конечно. Нельзя полюбить челове-ка по двум коротким письмам, хотя вообще, наверное, по письмам можно полюбить. Если переписываться долго и упорно. Впрочем, мы уже касались этого.
Я признаюсь в том, что, принимаясь за первое сочинение к Вам, пресле-довал корыстную цель. Правда, тогда я не очень-то и надеялся на ответ. Так, для развлечения. Но теперь, когда дело неожиданно зашло довольно далеко, а меня все несет и, бог знает, куда вынесет, я решил застопорить и даже та-банить.
Простите великодушно, но я не тот человек, который достоин составить Вам пару. Вы-то не с бухты-барахты давали объявление в газету. Вы ведь питаете серьезные надежды, не правда ли?
Спрашивается, что же за корысть у меня была. А я хотел жениться. Да-да, не больше и не меньше. Только и всего. Уместно спросить, какая же в том корысть – ведь это вполне естественно для всякого нормального челове-ка. Возможно, но только не для меня. Долгое время я был яростным против-ником супружества, хотя вовсе не был женоненавистником. А теперь вот…
Вы, очевидно, ожидаете встретить во мне, ну, пусть не респектабельного, но, во всяком случае, вполне серьезного и самостоятельного гражданина. Но я вынужден разочаровать Вас – знали бы Вы, как мне сейчас стыдно! Пол-года назад я вернулся во Владивосток после двух лет «отдыха» в ЛТП. Вы знаете, что это за учреждение? Кстати, именно там я освоил настольные иг-ры, о которых Вы упорно спрашиваете: буру, терс, очко и многие другие. Возможно, в этом деле я достиг бы головокружительных высот, благодаря природным математическим способностям. Но есть у меня еще одна черта – патологическая честность, а карты этого не терпят. Как, видимо, не терпит и сама жизнь. Честность – удел неудачников, тех, кто не умеет жить, и я вовсе не козыряю ею, как своим достоинством.
Теперь я понимаю, что все равно не сумел бы довести свою авантюру до конца. Наверное, потому так откровенен с Вами. Мне эта откровенность уже не повредит, а для Вас пусть вся эта короткая история послужит уроком на будущее.
Вы мне очень симпатичны. Да-да, симпатичны на основании всего лишь двух писем. Смешно вспомнить, но поначалу я предполагал в Вас лишь приложение к прописке и жилплощади, на которой развалился бы вальяжно в случае женитьбы. Увы…
Сейчас я отправлю это последнее письмо и позвоню Вам, чтобы догово-риться о встрече. Все-таки непременно хочу Вас увидеть. Увидеть, чтобы потом никогда больше не встречаться. Увидеть, что теряю, даже не обрет-ши. Наверное, я буду горько сожалеть обо всем этом. Пожалуй, уже и те-перь жалею. Еще раз, простите великодушно.
Прощайте.
Наверное, Вас забавляет фатальность этого письма.
Какой-то будет встреча?..

16

Белая «Волга» лихо подрулила прямо к входу в водооздоровительный комплекс «Бодрость», с недавних пор самую популярную во Владивостоке баню. Подрулила так, что трое клиентов – а кто еще мог тут быть? – едва успели отпрыгнуть по сторонам. Наумов, с массивным желтым портфелем в руках, наблюдал происходящее из-за стеклянной двери бани. Накануне ему удалось-таки выручить из заточения свой нехитрый скарб, который целиком в этом портфеле и уместился.
Отпрянувшие от машины мужики, оправившись от испуга, вновь подсту-пили к ней, брызжа таким витиеватым матом, что «Волга» должна была ли-бо съежиться до размеров какой-нибудь Клязьмы, либо покрыться сизым налетом стыда. Однако ни того, ни другого не произошло, а вместо этого из машины выбрался военный моряк с погонами каперанга и, не обращая вни-мания на засоренный эфир, принялся осматривать горизонт.
«А где же я видел эту фигуру?» - озадачился Наумов, с первого взгляда обнаружив в офицере что-то очень знакомое. У него была цепкая память на лица: однажды увидев человека, с которым был связан даже самый незначи-тельный эпизод, он запоминал его навсегда.
Широкие рыжеватые брови над серыми глазами, пшеничная поросль во-круг обширной лысины, глубокая борозда на переносице, только… Да, пре-жде на этот лоб ниспадала густая, жесткая челка.
«Не может быть! Только намедни Аркадию эту историю рассказывал. Раз-ве могут быть такие совпадения, да через столько лет? Жизнь, однако, полна неожиданностей», - хмыкнул Наумов, по обыкновению наморщив нос, и, шагнув наружу, позвал:
- Виктор!
Каперанг чуть вздрогнул от неожиданности и вперился в неказистую фи-гуру, вышедшую из дверей.
- Я должен вас знать? – спросил он, не отрывая взгляда.
- Знать не обязан, но можешь вспомнить. Если поднатужишься.
Офицер и впрямь напрягся, и в глазах его возникли какие-то проблески.
- Да-да, что-то припоминается…
- Ну, Корейский пролив, «Пуэбло», - подсказал Наумов. – СКР-412 – ты ведь был там?
- Да, точно, я был бычком на 412-м, а ты – штурман с «Островного». По-годи, погоди. Андрюха! Фамилию не помню, а звать Андрей!
- Я тоже не помню фамилию. Только командира вашего помню – каптри Лунев.
- Лыков. Он сейчас в больших чинах в штабе флота. А я тогда старлеем был. Черт, сколько лет! Поди, уж десять, если не больше. Ну, а ты как, где?
- Да я так, сам по себе. Вот к тебе на рандеву явился. Бабу, что ли, делить будем?
- Так это ты?! Андрей!
- Собственной персоной.
- Та-ак, и давно?..
- Неделя, как познакомились.
- Вот бестия! А я сегодня прихожу, мне матушка докладывает: у Ирины кто-то появился. Какой-то Андрей. Будто бы ее сотрудник. Я всех сотрудни-ков перебрал – никаких Андреев не обнаружил.
- Но она говорила, что незамужняя и никогда не была.
- Незамужняя. Это я женат, только на другой. Из-за нее на развод подал, а она, черт ее подери!.. Должностью рискую.
- А велика ли должность?
- Замполит в «Макаровке».
- Да-а, тут есть над чем репу почесать. У вас там, поди, облико морале строго блюдут.
- А мне это надо, если она… И далеко у вас зашло?
- Да, по-моему, как зашло, так и вышло. Я ей написал кое-что. Теперь она обязательно в твои объятия вернется. Так что разводись, женись и – флаг вам в руки. И большого семейного счастья. А мне в баню пора. Компанию не хочешь составить? Или хотя бы пивом потешиться. Пиво здесь отменное, говорят. Лучше, чем в «Попугае».
- Спасибо. Это уж ты без меня…

17

- Мама, мне никто не звонил?
- Кто-то звонил, но трубку Виктор взял, он разговаривал. По-моему, это был он, как его…
- Андрей?
- Кажется, да.
- А чего Виктор приходил? Я же говорила ему…
- Да он разводится со своей. На десятое сентября суд назначен. Так что теперь ничто…
- Зачем это все? Зачем семью ломать? Все равно я за него не пойду. Но почему он меня не дождался?
- Не знаю. Но, по-моему, судя по разговору, они встретиться договори-лись.
- Где? Когда?
- Я слышала, в 13.30, а вот где?.. Что-то они про парную говорили. Мо-жет, в бане, в «Бодрости»?
- А сколько времени сейчас? Ах да, ровно полвторого. Какая досада, не успею теперь…

18

- Ириша! Ты как здесь оказалась?
- Ты виделся с ним?
- Да. Ты меня, рыбанька, удивила.
- Чем же я тебя удивила, рыбачок?
- Этого бича, этого богодула ты предпочла мне? Кстати, он от тебя отка-зался и пожелал нам семейного счастья.
- Чего ты ему наговорил?
- Ничего. Мы довольно мило побеседовали. Между прочим, он давним знакомым оказался. Хотя я, если честно, когда поехал, думал, застрелю. Да-же оружие прихватил с собой.
- Ты идиот?
- Я люблю тебя, Ира.
- Я устала, Виктор. Устала от тебя. В конце концов я тебя не люблю. Сколько можно?..
- Не горячись. Успокойся, пожалуйста. Десятого будет суд. Оформлю развод, и мы поженимся. Все будет как надо.
- Кому надо? Мне? Ольге твоей? Твоим детям? Как с ними быть?
- Я не оставлю их, но они скоро вырастут. А у нас с тобой будут свои де-ти.
- Не будет у нас с тобой детей. Ты давай отправляйся в суд, забирай там свои бумаги – заявление или что, и оставайся в семье. Да и карьеру себе не ломай. А то, знаешь, начнутся разборки.
- Но я не люблю Ольгу. Я совершенно к ней равнодушен.
- У вас дети, думай о них. И скажи мне, где Андрей?
- Не знаю. Он передо мной не отчитался…

19

«День добрый, уважаемая Ирина Григорьевна!
И все-таки вновь пишу Вам, хотя не совсем уверен, что отправлю это письмо по назначению. Вернее, совсем не уверен. Но я должен его написать. Должен выговориться, выяснить для себя, а что же все-таки произошло.
Сегодня я встречался с Вашим коллегой и, как я понял, без пяти минут супругом Вашим, Виктором. Мы с ним, оказалось, слегка знакомы. Вот – достойная пара для Вас. Не то, что я, бесталанный. С кувшинным рылом да в калашный ряд…
Однако встреча с Вами - это, как ни банально звучит, подарок судьбы. Не часто она меня баловала, а тут вдруг одарила. За что только? Может, я еще не столь безнадежен и имею право жить дальше? Вообще, жизнь тогда только имеет смысл, когда твое существование кому-то радость приносит, а твой уход кого-то сильно огорчит. Я ведь совсем недавно задумался, вернее, уже решился покончить с этой безнадегой. Однажды глянул на себя – да ты, милай, натуральный богодул. И кому ты такой нужен? Чего ради небо коп-тишь?
И придумал я себе надежный способ, этакий портал, чтобы слинять неза-метно, и, не откладывая в долгий ящик, отправился к исполнению. Место выбрал укромное – бухту Тихую – там в эту пору и впрямь тихо. На Маль-цевской переправе сел на «Капитана Варакина», и, надо было такому слу-читься – кто-то оставил на кресле в салоне катера «Вестник», а в нем - Ваше объявление. С него все и началось. Я теперь вроде наново родился. Как го-ворится в одном бородатом анекдоте, жизнь-то налаживается, господа.
Конечно, в сорок лет сначала начинать, это не в 25, но, думаю, мы еще пошумим над дубравой, как говаривал один мой добрый товарищ. Кстати, он тоже здесь, во Владике, обретался и тоже хлебнул всяко. Мореходку с красным дипломом закончил, но по приезде сюда что-то у него наперекосяк пошло, запил по-черному, и через пару лет опустился до жвака-галса. А мы, остальные однокашники, если когда доводилось встретиться, не упускали случая позлорадствовать по его адресу. Тоже, мол, надежда и гордость вы-пуска – на барахолке детскими колготками торгует. Но однажды узнаем мы, что друг наш Костя на китобойной флотилии, на самой главной базе штур-маном рулит. А это в те поры пределом мечтаний наших было. И такая то-гда нас черная зависть забрала. И… не зря сказано, что от сумы да от тюрь-мы не зарекайся. И довелось мне откушать этого вприхлеб – от психушки до ЛТП (чем не тюрьма?). Но теперь… спасибо Вам, я вновь обрел смысл жизни.
Теперь у меня есть постоянная прописка и есть работа. Пусть пока не та, на которую учился, но, если восстановлю диплом, то смогу вернуться на мостик. А может, и не стану восстанавливать. Кажется, здесь, на буксире я ко двору пришелся. И ведь не место красит человека – нам с пионерских лет это говаривали. Об одном только сожалею: след Кости, друга собинного, по-терял. Говорили мне, что, когда китовый промысел прикрыли, он ушел со своей базы и уехал на родину, под Калугу, где пишет книжки для детей – можно опять позавидовать. Но не буду. Впрочем, я, кажется, вовсе завидо-вать разучился.
Вот, пожалуй, и все, что я хотел сказать. Будто исповедался. Верил бы в Бога, сходил бы в церковь. Хотя, возможно, и схожу. Чтобы свечку поста-вить. Может, сегодня же и дойду. А заодно… Нет, письмо сейчас отправ-лять не стану, пусть отлежится – там видно будет. Может, улягутся, оставят меня эти мысли – о Вас. Ведь ни днем, ни ночью покоя не дают. И что бы это значило? Чертовщина какая-то! Влюбился, не иначе.
Ну, каково? Вас еще на слезу не пробило? А то я сам от собственной чув-ственности вот-вот разрыдаюсь. Охолонуться пора. И Вас слегка остудить.
Все, что доселе сказано было – гольная правда. Но это скорее для самого себя – выговориться потребность была. Можно было и не отсылать вовсе, но я же честный человек – должен предупредить.
Ничего у нас с Вами не получится. Почему? Вы меня оскорбили смер-тельно. Помните про конфетку? Жалость для мужчины – это оскорбление. Оскорбление жалостью сравни пренебрежению. А я пренебрежения не про-щаю никому. Так что адью, мадам.

20

«Редакция еженедельника «Вестник» поздравляет своего абонента №2483-Ж со вступлением в законный брак и в связи с этим просит писем на этот номер более не присылать».
* * *
- Алло, это редакция?
- Да, редакция, отдел писем. Что вы хотели?
- Я по поводу одного объявления в последнем номере.
- Какого именно?
- Там поздравление с законным браком. Самодеятельность какая-то. На каком основании?
- На основании письма. Мы ничего не выдумываем. Материалы даются только по письмам.
- Каким письмам? Какой брак?
- А что, разве не было брака? Подождите, сейчас найду… Вот, письмо от Караваевой Ирины Григорьевны. «Уважаемая редакция! Огромное вам спа-сибо за ваше содействие в том, что я обрела свою судьбу, нашла свое счастье. Мы отправляемся в свадебное путешествие, поэтому не могу зайти сама, от-сылаю письмо почтой. Еще раз спасибо и, пожалуйста, оповестите читателей, чтобы больше писем на мой номер (2483) не слали. Всего вам доброго». Раз-ве что-то не так? Письмо отпечатано на машинке, подпись, дата…
- Вот это шутка…
- Какая шутка?
- Простите, это я не вам.
- А кому? Вы что, хотите дать опровержение?
- Нет-нет, все правильно. Извините за беспокойство…

21

- Что-то случилось, Ириша?
- Нет, ничего, мама, все нормально.
- Как же нормально? Разве я не вижу?
- Убила бы! Вчера влюбиться готова была, а сейчас ненавижу!
- Кого?
- Да его. Он не звонил случайно?
- Кто? Виктор?
- Нет, не Виктор. Но каков подлец! И ведь не найти его, чтобы глаза кра-сивые выцарапать.
- Что с тобой, девочка? Объясни толком.
- Со мной? Я, мама, в свадебное путешествие отбываю.
- В какое путешествие? С кем? Объясни, наконец.
- Погоди. Виктор тоже не звонил?
- Нет, что-то не звонит в последние дни.
- А где он может быть сейчас? Наверное, дома. Дай-ка мне аппарат, мама.
- …Алло! Виктор, привет! У меня вопрос к тебе, на засыпку. Ты говорил, кажется, что с Андреем вы старые знакомые. Не подскажешь, как его найти?
- Нет, у нас такое знакомство, шапочное. А что случилось? Я думал, вы меня на свадьбу позовете, а ты, как найти. Скрывается, что ли, от тебя твой богодул?
- Почему ты его так называешь?
- Не нравится? – извини. Но если очень нужен, позвони в адресное бюро. Имя-отчество да год рождения – через полчаса узнаешь. Если, конечно, про-писка у него есть.
- Ой, спасибо. А то я совсем растерялась.
- Ну, удачи тебе. Звони.
- До свидания.

22

В диспетчерской Портофлота ей сказали, что буксир «Ослябя» стоит сей-час на Чуркином мысу, возле переправы, и, если она поспешит, то до семна-дцати часов застанет его там. Она поспешила. И через полчаса уже была на другом берегу Золотого Рога, но еще почти час ходила по причалам, прежде чем увидела его. Именно его она увидела и узнала сразу, а не буксир, куда ее адресовали. Он стоял, над чем-то склонившись на корме неказистого, хотя, по-видимому, очень сильного пароходика, напряженный и тоже очень силь-ный, в синей робе, коротких, отогнутых сапогах и брезентовых рукавицах. Еще пара человек – наверное, матросы – суетились по соседству среди бара-банов с тросами и без, возле механизмов и прочего, незнакомого ей железа. Буксир не был привязан к берегу, а стоял под бортом большого судна с на-званием «Пеленгатор» на корме. Не зная, как подобраться ближе, она окрик-нула как могла громко: «Андрей!»
Он вскинул голову, узнал, сбросил то, что держал в руках, на палубу, вме-сте с рукавицами, куда-то на миг исчез, потом появился наверху, возле шлюпки, оттуда перебрался по веревочному трапу на «Пеленгатор» и через минуту предстал перед ней. «Как лист перед травой», - невольно улыбнулась она.
- Как ты меня нашла?! – радостным изумлением светились его глаза, ко-торые она собиралась выцарапать.
- А ты не хотел этого?
- Что ты! Хотел. Надеялся. Потому и оговорился о прописке.
- Оговорился, значит?
- Ну, как бы. Подавал сигнал.
- А совесть у тебя есть? – она даже не заметила, что они сразу, вдруг стали на «ты».
- До сих пор думал, что еще остается.
- Тогда что же все это значит, этот твой демарш и дурацкое поздравление?
- Какое? Ах, в «Вестнике»? Может, немножко преждевременно, но от ду-ши. Или ты не согласна?
- Ну, ты и нахал!
- Я не нахал, я – провидец. Ведь ты пришла.
- Ты еще не знаешь, зачем.
- Знаю. Чтобы отправиться в свадебное путешествие. Время у тебя есть?
- Для чего, не понимаю?
- Ну, что тут понимать? Гонконг и Сингапур пока предложить не могу, но в восемнадцать ноль-ноль мы на Находку снимаемся. Баржонку прихва-тим и – в путь. Так что приглашаю. Апартамент не люкс, но вполне прилич-ный, одноместный.
- А для двоих-то хватит места?
- Так ты согласна?!
- А надолго это – путешествие?
- Туда и обратно. В два дня обернемся.
- Но у меня мама с ума сойдет. Позвонить хотя бы надо. Откуда здесь можно позвонить?
- На «Пеленгаторе» связь с городом есть, с него позвоним. Пошли? А если хочешь, чтобы все по закону, с законным браком, так Филиппыч нас сегодня же и повенчает. Вот выйдем в залив и, что называется, в морских условиях…
- Ты шутишь?
- Шучу, конечно. Но предложение делаю всерьез. Как вы, Ирина Григорь-евна, насчет брака с закоренелым богодулом?
- А что это значит – богодул? И кто такой Филиппыч?
- Филиппыч – это капитан, мужик правильный. А богодул – я. Вообще-то, на сленге у китобоев – это кашалот-одиночка. А в обиход на берегу переко-чевало с весьма неблаговидным значением. Непрезентабельным. Но, наде-юсь, относительно меня оно уже в прошлом. Хотя как знать? Говорят, через две недели наш дракар в Ванино пойдет, а оттуда с плотом леса – на Японию. Правда, пока это вилами на воде, но, если и впрямь случится, я, как безвизо-вый организм, могу опять в незавидном положении оказаться.
- Не окажешься.
- Ты уверена?
- На сто процентов.
- Тогда в путь!
- Но как я туда, по веревкам, что ли, прыгать?
- Да мы, да я вас на руках, как самый ценный груз, как положено невесту, доставлю.
- Значит, в свадебный круиз?
- Карета подана, сударыня! И тысяча коней в упряжке. Копытами бьют.
- А вы еще ничего не забыли сказать, сударь?
- И впрямь забыл, извините. Я, кажется, вас люблю.
- Кажется, или?..
- Да не кажется, черт возьми! На все сто.
- Так сразу?
- С первого взгляда.
- Ну, тогда поехали…