Что это?
Дыхание учащается.
Черной тонкой нитью вьется вокруг горла, хохоча, рассыпает на веки пепел, неспеша заливает яд в горло, ловко связывает руки за спиной, дыша странноватым газом в лицо.
Это ли зло?
Нет, это не зло. Это что-то неизведанное ныне, словно бы выглядывающее заманчиво из-за темной бесконечной завесы.
Зло сейчас - правда.
Она колет глаза, режет слух, заставляет людские умы трепетать от негодования. Она резка и пряма, бьет точно в цель, словно заостренный кинжал в руках мастера.
Кулаки сжимаются и разжимаются. Чтобы дать их владельцу время подумать, что ответить на эту правду. Мгновение - и губы обрисовываются тонкой прямой полоской, глаза прищурены в отвращении, брови сведены книзу. В голове все кипит, но голос относительно спокоен, хоть и подрагивает, пытаясь скрыть ярость. И наконец вот они - те самые слова. Не обидные, не продуманные, придуманные за секунду, но произнесенные с таким презрением, словно их автор пытается вложить в них всю свою злость. Как проклятье висят эти слова над головой того, кто осмелился. Осмелился сказать правду.
Правда никому не нужна. Она некрасивая, грубая, бестактная. Она появляется, чтобы плюнуть в лицо, расхохотаться и исчезнуть. Ее тяжело снести, она хуже оскорбления. Но еще тяжелее воспринять ее. Вместо того, чтобы обозлиться, спокойно стереть с лица плевок и отправиться на поиски. Поиски правды.
Ее трудно найти. Она одевает сотни масок и предстает перед человеком тогда, когда он этого не ждет. Какой из масок верить?
Она петляет в бесчисленных просторах. Ее невозможно схватить, невозможно напасть на ее след. Она лишь лукаво усмехнется, зависнет на долю секунды в воздухе, задумавшись о чем-то своем, истинном, и снова пропадет. Еще долго будет звенеть в воздухе ее смех, словно звонкая пощечина. Отчаявшись, путники сходят с пути поочередно, на их ушах свисает что-то длинное и непонятное. Это лапша, естественно. Они выбились из сил и не нашли своей правды.
За ней бесполезно бегать. Она не любит бегунов, которые бегают ради того, чтобы бежать, она любит бегунов, которые бегают ради того, чтобы добежать. Раскрасневшиеся их ноги заплелись, они упали. Упали на что-то мягкое. Черт побери, да это же лапша! Бегуны бессильно лежат на лапше и затыкают уши, чтобы не слышать ненавистного смеха.
Но что это? Кажется, один из них все-таки успел достигнуть финиша. Он стоит, тяжело дыша, глаза его быстро вращаются в орбитах.
В воздухе перед ним неспеша возникает она - Правда. Она удивлена, впрочем не показывает это. Уголки ее губ чуть дрогнули в улыбке, полупрозрачные зрачки внимательно на нем сфокусировались. Она лишь прошла сквозь него и исчезла. На это время он почувствовал, как прохладная вода льется по его усталому разгоряченному телу. Он вдохнул воздуха поглубже и раскинул руки в воздух - вот оно, то за чем он бежал так долго!
В побитом молью кресле съежился худой морщинистый старик. Веки его прикрывают усталые глаза, иссохшие губы шепчут что-то неразборчивое. Под конец жизни он остался совсем один. Почти всю жизнь люди ненавидели его, втайне шепча бранности о нем друг другу, все женщины, высоко подняв голову, ушли от него. У него никогда не было семьи: лишь добрая, согнувшаяяся старушка-мать, тяжело вздыхавшая, узнавая от сына что-либо новое.Она не прожила долго: тихо, сложив руки на груди испустила она последний вздох через год после того, как у сына появилась привычка говорить ужасные новости ей каждый день. Других родственников и любимых людей не было: старик втайне радовался этому, потому что не пережил бы больших потерь, а они наверняка были бы.
Всю жизнь этот человек говорил только правду.
Костлявые руки сжали острые коленки. Он откинулся на спинку кресла, и по левой щеке, неслышно скользнув, стекла слеза. Шумный выдох: и глаза его закатились. Это был последний день бегуна, познавшего правду.