Мы помним Хатынь

Анонс
Хатынская трагедия, унесшая жизни 149 жителей деревни Хатынь, которой не стало в 1943 году.
Год, описанный в рассказе, 2008ой. Отец отвозит своего пятилетнего сына в мемориальный комплекс "Хатынь" и рассказывает ему о случившейся трагедии, произошедшей 65 лет назад.
Я, Антонов Максим, как автор, верю в то, что память о трагедии Хатыни и других трагических событиях Великой отечественно войны, должна остаться в сердцах современно молодежи. Молодежи, чья жизнь стала свободной именно благодаря победе своих дедов и прадедов, сражавшихся за свободу своей Родины!
В 2010 году данный рассказ занял 3е место в конкурсе литтворчества студентов ВУЗов "Автограф".

Мы помним Хатынь!

I. Указатель "Хатынь"
На дворе конец марта. Люди готовятся к пасхе: закупают еду, убирают в квартирах и приглашают своих родственников – в общем, жизнь идёт своим чередом. Только дальнобойщики находятся вдали от родного дома.
Одни выезжают из страны, другие въезжают, а некоторые ждут загрузки и готовят свои машины к поездке. Среди них и был Анатолий Сергеевич Прокофьев – сорока пятилетний водитель-дальнобойщик. Сегодня он взял на работу своего сына Андрея, которому недавно исполнилось пять лет. Анатолий хотел показать своему сыну страну, в которой они живут, и новый рейс как раз подойдёт для начала. Отец стоял возле "Бычка" и разговаривал с сыном, пока грузовик загружали.
– Андрюша, а помнишь, как ты пытался забраться в кабину моей старой машины? – спросил отец.
– Да, папа, помню, – кивнул в ответ Андрей. – Я тогда упал и ударился ножкой, а ты смеялся.
– Было с чего, – улыбнулся Анатолий, а мальчик насупился и отвернулся в другую сторону, показывая, что он обиделся.
В этот момент закончили с погрузкой товара, и к Анатолию подошёл один из грузчиков:
– Анатолий Сергеевич, машина готова!
– Что везём? – спросил Прокофьев.
– Одежда. Часть в Плещеницы, часть в Бегомль, - сказал Виктор и подошёл к Андрею. – Привет. Как тебя зовут?
– Андрюша, – сказал сын Анатолия. – А тебя?
– А меня Витя. Приятно познакомиться. Так ты поедешь с папой на большой машине?
– Это не большая машина! Есть ещё больше! – сказал Андрей и посмотрел на отца.
Виктор скорчил не самую приятную физиономию, мол, обломали.
– Моя школа! – рассмеялся Анатолий, помогая сыну забраться в кабину. – Накладная где?
– Вот! – сказал Виктор и передал Анатолию бумаги на груз.
Взяв документы, Анатолий Сергеевич сел в машину и выехал со склада. Проехал по улицам столицы и вскоре выехал на шоссе "Минск - Витебск". Он следил за дорогой, а сын, впервые оказавшись за пределами города, смотрел в окно, следил за каждым знаком. Дорога шла через небольшой частный сектор, затем леса, по обе стороны дороги, проехали и указатель "Логойский район". Скоро первая остановка – Плещеницы.
– Пап, а что вон там за камень? – спросил Андрей и указал на каменный указатель "Хатынь".
Анатолий остановил машину перед поворотом.
– Это, сынок, указатель на бывшую деревню "Хатынь".
– А почему бывшую? – спросил Андрей и посмотрел на отца.
– Потому, что её уничтожили 65 лет назад. Именно 22 марта.
– Кто её уничтожил?
– Фашисты. Её сожгли во время Великой Отечественной войны, а сейчас на её месте построили мемориальный комплекс.
– А можно в него поехать?
– Конечно! Сейчас и поедем, – сказа Прокофьев и, нажав на педаль газа, поехал к повороту на Хатынь. Он свернул направо и поехал к комплексу.


II. Как это было
Подъехав к мемориалу, Анатолий остановил машину у входа и помог сыну спуститься на землю.
Они вошли в комплекс. У входа их встречает, как бы выходя из деревни, скульптура Непокорённого Человека. Андрей остановился перед скульптурой.
– Пап, а что это? – спросил он, указав на скульптуру.
– Это скульптура Непокорённого Человека, – ответил Анатолий.
– Непокорённого Человека? – переспросил Андрей.
– Да. Эта скульптура человеку, который выжил, не сдался врагу, выдержал ту боль, которую его заставили испытать.
– А где он должен был не выжить? Кому должен был сдаться? – сын смотрел на отца так же, как смотрит годовалый ребёнок на новую игрушку – с интересом.
– Как я говорил, с того дня прошло 65 лет. 22 числа деревню Хатынь сожгли с её жителями.
– А можешь рассказать? – Андрей с надеждой посмотрел на отца.
– Это не детская сказка, – сказал Прокофьев и, подумав, добавил: – Но если хочешь, то могу рассказать.
– Расскажи! – сказал сын.
Отец, взяв сына за руку, медленно направился к крыше из чёрного гранита. Он остановился возле неё. С грустью посмотрев на крышу, отец опустился на одно колено и дотронулся до неё.
– 22 марта 1943-го года, – начал Прокофьев, – немецкие каратели ворвались в деревню и, согнав всех жителей в большой сарай, на месте которого возведена это гранитная крыша, подожгли его.
Анатолий говорил медленно, в его голосе была грусть, будто его родные и близкие погибли на этом самом месте.
– Они сделали что-то плохое? – спросил Андрей, не отводя глаз от крыши.
– Они жили, – ответил Анатолий, – просто жили.
Андрей посмотрел на отца. Он ничего не понял, но хотел понять. Переводя взгляд с крыши на отца и обратно, Прокофьев младший пытался понять причину столь плохого поступка.
– Па, а расскажи о хатынцах.
– Хатынцы ничем не отличались от жителей других деревень. Они работали в колхозе "Красная звезда", у многих был свой скот. Почти все семьи были многодетные, не то, что сейчас, один ребёнок и то за ним никто не смотрит, – сказал Прокофьев. – Они выращивали картофель, свёклу, морковь, а также лён.
– У нас на даче тоже самое растёт?
– Да, у нас тоже это растёт, кроме льна. Жители Хатыни, да и другие деревенские жители, жили возле своих садов и огородов.
– Они жили на даче? – не совсем поняв слов отца, спросил Андрей.
– Нет, деревенский дом – это тот же дачный домик, но он просторнее и в нём можно жить круглый год.
– А чем они занимались во время войны?
– Во время войны, хатынцы помогали партизанам. Отряд, действовавший в логойском районе, назывался "Мститель". Именно им и помогали хатынцы. С партизанами, они делились всем тем, что сами имели: хлеб, соль, одежда. Помогали раненым. Между отрядом и деревней, в качестве связного, был Пётр Желобкович.
Отец, произнося это имя, как-то изменился в лице: оно стало грустным, как бы уставшим.
– Немцы тоже получали "помощь" от жителей деревень. Силой, но получали… Они забирали у жителей кур, зерно, сало, резали скот. Всё это складывали на повозки и увозили в свой штаб.
Отец говорил не торопясь, но его голос был грустен, и эта грусть переходила к сыну. Андрею, пытавшемуся подавить свой интерес, пришлось справляться и с грустью, и с появившимися слезами. Ребёнок, пять лет веривший в доброту людей, узнал, что люди готовы убивать себе подобных, убивать жестоко, невзирая ни на возраст, ни на пол человека.
– Пап, а кто-нибудь выжил?
Андрей не мог скрыть своих детских слёз. Они катились по щеке ребёнка сами по себе. Не торопясь, одна за другой. Сын стирал их с лица, но они всё текли и текли.
– Да. Выжило 6 человек. Один взрослый и пятеро детей, – ответил Анатолий. – Самый старший, 56-летний кузнец Иосиф Иосифович Каминский и умерший на его руках его же сын, были положены в основу скульптуры Непокорённого Человека.


III. Мемориальный комплекс, как дань уважения погибшим хатынцам
Андрей слушал внимательно, продолжая вытирать слёзы, и пытался смириться с жестокостью нашего, увы, страшного мира.
– А это место создано в память о хатынцах?
– Не совсем. Мемориальный комплекс "Хатынь" создан в память всем погибшим деревням, не только жителям Хатыни, – сказал отец.
Взяв сына за руку, он направился назад к скульптуре, но, пройдя мимо её, они подошли к братской могиле. Над ней – Венец Памяти.
– Андрей, прочти то, что тут написано, – сказал Анатолий.
– Люди добрые, помните: любили мы жизнь, и Родину нашу, и вас, дорогие. Мы сгорели живыми в огне. Наша просьба ко всем: пусть скорбь и печаль обернутся в мужество ваше и силу, чтобы смогли вы утвердить навечно мир и покой на земле. Чтобы отныне нигде и никогда в вихре пожаров жизнь не умирала! – прочитал Андрей и посмотрел на отца. – А что это?
– Это слова мёртвых живым. А прочти это, – сказал Анатолий, указав на другие слова, с другой стороны Венца Памяти.
– Родные наши! В печали великой, склонив низко головы, стоим мы перед вами. Вы не покорились лютым убийцам в черные дни фашистского нашествия. Вы приняли смерть, но пламя сердец вашей любви к Советской Родине навек неугасимо … – не выдержав, Андрей заплакал.
– Память о вас у нас навсегда, как бессмертна наша земля и как вечно яркое солнце над нею! – закончил за сына отец.
Постояв ещё минуту возле могилы, Анатолий и Андрей подошли к мемориальным знакам, установленным на месте колодцев.
– Пап, а для чего стоят эти треугольники?
– Это не треугольники, а мемориальные знаки, – сказал Прокофьев. – Комплекс имеет планировку бывшей деревни. Эти знаки установлены на месте четырёх колодцев.
– А для чего нужны колодцы?
– Колодцы выкапывают для воды. В основном это грунтовые воды.
– А у нас на даче будет колодец?
– Думаю да. Когда ты подрастёшь, мы с тобой выкопаем колодец.
Андрей вяло улыбнулся. Не потому что ему не понравилась эта идея, а потому что место, в котором они находились, не позволяло радоваться, как будто, перед входом в комплекс, человек оставляет все свои улыбки, радость и веселье.
Немного постояв, они подошли к стене памяти.
– А для чего здесь эти дыры?
– Это ниши. В этой стене 66 ниш. В каждой нише, как ты можешь заметить, название лагеря смерти. Здесь самые крупные из них.
– Лагеря смерти? – удивлённо спросил Андрей.
– Да. В этих лагерях убивали людей. В Беларуси функционировало 260 таких лагерей.
– Они не только деревни жгли?
– Нет, не только. Они убивали везде, где только могли.
Андрей не мог сдержать слёз, его глаза были наполнены ненавистью, а руки невольно сжимались в кулаки. Отец присел возле сына и положил свою руку на его плечо.
– Но теперь мы живём в мире. И иногда случается, что некоторые забывают своих героев, сражавшихся за Родину, за её независимость и свободу, а также и невинных жертв фашизма.
Анатолий посмотрел на часы и сказал:
– Пойдём, ещё несколько мест покажу.
Андрей кивнул, и они сходили сначала к «стене сожжённых деревень» а потом направились к стелам-обелискам. Не дожидаясь вопросов сына, Прокофьев начал рассказывать о них.
– Эти стелы установлены на месте сожжённых домов.
Они подошли к одной из стел. На табличке было 6 имён: Желобкович П. А., Желобкович С. А., Желобкович О., Желобкович С., Желобкович Р. и Желобкович Л.
Отец подошёл ближе и, дотронувшись до таблички, провёл рукой по всем именам.
«Вот где вы жили…» – сказал Прокофьев про себя, а на его лице появилась скупая мужская слеза...