А за окном неизвестный ему сторож гасил фонари. Скорее всего, дядечка лет 65, с уже давно прижившейся на его затылке лысиной и спрятанными под тёплым свитером подтяжками. Он возвращается домой утром, когда жена уже ушла на работу, оставив для него свежесваренный суп. А ещё, возможно, по выходным к ним приходят дети. Ян думал об этом. Пока гасли 7 фонарей. Один за другим. Слева направо.
Он всегда думал о жизни незнакомых ему людей, когда мысли о своей собственной могли довести лишь до запоя. Ему было интересно, чем живут девушка из супермаркета в красном берете на тёмных густых волосах; старушка, каждое утро выгуливавшая своего хворающего пёсика под его окном или тот хмурый господин, который сидел напротив него в трамвае. Он пытался прочесть на всех этих лицах, приходилось ли им испытывать страдания, подобные тем, в которые постепенно превращается вся его жизнь.
Причиной тому была она. Ян думал так с того момента. Когда она первый раз вернулась, лет до 29. Истинная причина открылась ему в эти самые 29. Переубедить себя ему удалось довольно быстро: лишь за те 30 минут, что она провела в ванной. Хотя нет. За ту секунду, что он смотрел на неё, завёрнутую в коротенькое полотенце, когда она вышла из неё. Именно в это мгновенье он понял: то, чем сейчас является его жизнь – это следствие невозможности отпустить её, точней его слабости к этому. Да, он не знает, чем она живёт те долгие месяцы, что они проводят порознь; да, он понимает, что за это время она дарит себя другим: просыпается с кем-то. положа голову ему на грудь, чистит с ним зубы в одной раковине, ходит с ним по магазинам и решает, какого цвета шторы стоит купить. Но ведь она возвращается! И снова принадлежит только ему. Пусть и длится этого всего лишь месяц.
- Я так ждала тебя в ванной, милый, - прошептала она, по-кошачьи подползая к нему. – Почему ты не зашёл?
- Извини. Задумался, - ответил Ян, приподнимая одеяло, чтобы она могла под него нырнуть.
- О чём?
Ему хотелось перечислить все вопросы, что занимали его мысли. Вопросы, которые задал бы любой мужчина своей женщине хотя бы из чувства собственничества, если не из любви и ревности. Но она никогда на них не отвечала и не ответит теперь. Тогда зачем тратить время? Которого никогда не хватает.
Они разговаривали. О солнце, о божественной музыке, которая звучит, когда вращаются планеты. Как утверждал Пифагор. Она совершенно обнажённая села за фортепиано, чтобы дать ему понять, как эта музыка звучит в её голове. Анна музицировала превосходно. Для него не было ничего эротичней, чем она, голая, за фортепиано. От сосредоточенности у неё намок лоб, и пряди рыжих волос прилипли к нему. Это напомнило Яну тот день, когда он впервые повстречал её.
Кафе «Дежа вю». Ему 18. Какой парень, далеко не романтик, в 18 лет пойдёт один в кафе, в котором царила романтическая атмосфера и парочки, любовно смотря друг на друга, потягивали кофе? Вот и для Яна это получился довольно странный маршрут. В «Дежа вю» завлекла его девушка в развивающейся юбке по колено и джинсовом пиджаке. Она была бесподобна. Лишь угрюмая чёрная папка в её руках отвлекала от буквально парящей вокруг неё атмосферы воздушности.
Как оказалось, Анна играла на рояле, размещавшемся где-то в углу кафе. Ян выбрал самый ближний к нему столик. Но за 2 часа, проведённых в «Дежа вю», не взглянул на неё ни разу. Из страха встретиться глазами. Потом ещё полтора часа ожиданий на входе. И наконец вот он, шанс. Заговорить с ней. Но этого не потребовалась. Она сама кинулась в его сторону, как только показалась из-за двери. О! неужели? неужели она заметила его неистовую страсть, подумал в этот миг Ян. Он не заметил, что позади него, тремя ступенями ниже стоит солидный мужчина в пальто и поигрывает ключами от авто. Не заметил и впервые стал свидетелем, как рушится собственная мечта. Его женщина, его пианистка обнимала солидного с ключами от авто, смеялась его шуткам и временами посасывала мочку его уха.
Тогда Ян ещё не знал, что название места их первой встречи, станет девизом его жизни. Ведь похожие сцены, дежа вю, будут повторяться вновь и вновь. Чтобы затем вознаградить его месяцем счастья.
Она закончила своё музыкально-эмоциональное выступление. Анна не любила долго находиться в тишине. Поэтому она включила музыкальный центр, натянула трусики и принялась танцевать на шёлковом постельном белье над ним, чем довела его до окончательного возбуждения. Он схватил её, порвал кружевные стринги и сразу же вошёл. Она прощала ему грубость. Потому что знала, что скоро вновь покинет его. И позволяла делать с ней всё, что он захочет.
Они любили друг друга недолго. Музыкальный центр успел проиграть композиции три – четыре. И зазвонил телефон. Её мобильный. Анна отстранила его и побежала за телефоном в другую комнату. Ян последовал за ней, так как всё ещё по-животному хотел её. Она останавливала все его действия и одновременно смеялась в трубку. Он слышал этот смех миллионы раз. Он ненавидел его! Именно он всегда давал ему понять, что она снова ему не принадлежит.
Впервые Ян услышал этот манящий смех в вечер, отделявшийся от их первой встречи двумя неделями. Она свободно позволила ему проводить себя, потому что её мужчина задерживался на работе. Как же он тогда был благодарен небесам, что она живёт так долго от «Дежа вю»! После получасовой прогулки, окончательно влюбив его в себя, Анна пригласила его домой. На чай с пирогами, которые испекла сама. У неё в комнате, на ковре, соседствуя с опустошёнными кружками и тарелками, они поцеловались. Их ласки длились божественно долго, прервавшись из-за звонка. Ян был так окрылён, так уверен в продолжительности их счастья, что шёлк этого смеха лишь взбудоражил в нём новую радость. Но закончив разговор, она сказала, что ему надо идти, попросила прощения за то, что не сможет его проводить до двери и побежала в ванну. К ней ехал её мужчина, тот, что с ключами от авто.
Ян закрыл за собой дверь и направился в «Дежа вю». Напился. После того дня Ян каждый день боролся с собой, чтоб не искать с ней встреч. А если случалось так, что, задумавшись, он вновь шёл в сторону её дома, он поворачивался в противоположную сторону и бежал. В свои 18 он понимал это как трусость и лишь теперь осознавал, что это был единственный период в его жизни после встречи с ней, когда он вёл себя, как настоящий мужчина.
Но так уж устроен мир, что любимая игра судьбы – догонялки. Если ты бежишь за ней, она никогда не позволит себя догнать. Но как только отворачиваешься, судьба становится ведущим. Когда он увидел Анну в магазине, весь смысл прошедшей недели, вся её боль и муки в попытке одолеть самого себя куда-то делись, и в этот же день он снова был в «Дежа вю» и снова за тем же столиком. Только в этот раз смотрел на свою пианистку, не отрываясь.
Закончив игру, она села напротив, и ему стали видны высохшие дорожки слёз. Ничего не объясняя и не извиняясь, она заплакала. У него сжалось сердце и ещё что-то внизу живота. Он помнит, как спрашивал себя: как он посмел оставить её на целую неделю, какое имел право поставить свои чувства и гордость превыше её боли? Он встал, обошёл столик и прижал её к себе. О причине слёз не спрашивал, потому что, на самом деле, жутко хотелось, чтоб они были из-за него. Вот так он был устроен: у него не было сил видеть её рыдания, и в то же время он надеялся, что причина их – он.
Но это было не так. Плакала она из-за того мужчины, которому принадлежала. Из-за Виктора. Так звали того солидного. Он бросил её. Ян не помнит, что происходило после этого признания. Не помнит, как получилось так, что они оказались у него дома. Он даже не успел прочувствовать благодарность за предоставленный ему судьбой подарок.
Когда он вешал её плащ, случайно задел пуговицы её блузки, и одна из них расстегнулась. У него задрожали руки и запылало лицо, потому что стал виден шоколадного цвета кружевной лифчик на светлой коже. Он споткнулся о тумбочку и упал, проклиная всю ситуацию. Анна медленно подошла и присела рядом с ним на колени. На лице её играла улыбка от его комичного поведения. Она расстегнула все остальные пуговицы и положила его руку себе на грудь.
Он впервые почувствовал от прикосновения к женскому телу что-то новое. Что-то от прикосновений к ангелу. Потому долго целовал её губы и плечи, прежде чем снять с неё лифчик и всё остальное. Она была у него не первой женщиной, но первой, открывшей ему грани наслаждения, грани греха и неистового желания не останавливаться.
Ян не спрашивал себя, что лежит в основе всего этого: любовь или просто секс. А если испрашивал порой, когда трэки в проигрывателе заканчивались, и наступала тишина, то уж точно не хотел знать ответ. Потому что следующие три месяца он провёл в каком-то другом мире. Он засыпал, думая о ней, во сне видел только её, просыпался вновь с думами об Анне; он умывался, чтоб Анне был приятен его запах, брился, чтоб ей хотелось к нему прикасаться, ел, чтоб Анна не сочла его тощавым и чтобы были силы на любовь, учился, чтоб сдать сессию с первого раза и получить целый месяц отдыха, который проведёт с Анной. За эти три месяца Яну часто намекали на то, что он стал параноиком. Некоторые из друзей перестали звонить. Но он был всё равно безгранично счастлив. И столь же безгранично слеп.
Прозрение настигало постепенно, всегда принося с собой новую боль. Когда ему исполнилось 21, спустя около двух недель после дня его рождения, она снова дала о себе знать. Постучалась к нему в дверь впервые после полугодовой разлуки. Сказала, что беременна. Не от него. От другого. Попросила проводить её в больницу, где сделает аборт, потому что тот, другой, отказался участвовать в убийстве собственного малыша.
Ян сразу согласился. Пригласил войти, выпить чаю. Заботливо спрашивал, на какой она неделе, как проходит беременность. Но как только она, успокоенная, ушла, он заплакал. Он плакал так впервые в жизни. Ему было стыдно, но ещё сильнее было больно, поэтому он плакал. И колотил стену кулаками. Это был первый приход Прозрения. За ним последовали и второй, и третий, и четвёртый. И каждый раз, когда Прозрение звонило в дверь его сознания, он смотрел в глазок, возможно даже разговаривал с ним, но никогда не отворял двери: боялся что правда, которая откроется, совсем лишит его счастья. Но однажды пришлось это сделать. Точнее сказать, однажды Прозрение разгневалось и практически снесло двери его сознания.
Ему 23. Всё та же игра на фортепиано в исполнении Анны, но уже не в «Дежа вю». Теперь она работала в более престижном и дорогом ресторане. Они были снова вместе. И поэтому он снова каждый вечер приходил слушать её игру. В этот вечер он, по традиции, занял самый ближний к музыкальному инструменту столик. Ян ещё не подозревал, что в этот раз его месяц счастья сократится до недели. И событие, которое будет этому виной, должно произойти именно в этот вечер. Он не почувствовал неладное даже после того, как Анна попросила его не разговаривать с ней сегодня; как она выразилась, «не стоит меня сегодня отвлекать, малыш».
Причина всего этого открылась ему совершенно случайно. Когда официантка в очередной раз подносила ему стакан мартини со льдом, она неожиданно вступила в разговор.
- Признаюсь, я была уверена, что сегодня вы откажитесь от своей привычки располагаться за этим столиком,- почему-то почти шёпотом сказала она.
- Почему же? – без особого интереса осведомился он, пригубив бокал.
- Я была просто уверена, что вы захотите находиться поближе к Н..
Ян обернулся и увидел, что за одним из столиков ужинает Н – известный актёр. Тем временем официантка возбуждённо продолжала, испытывая, видимо, благоговение к этому известному человеку.
- Для нас это важный день. Весь персонал выкладывается, как может. Даже Аннушка сегодня превзошла сама себя! Она знает, как Н любит классическую музыку.
И вот тут Ян услышал у себя где-то ближе к сердцу, как трещит дверь его сознания под натиском Прозрения.
Анна действительно в этот вечер музицировала, как никогда раньше. И теперь Ян знал: цель всего этого – завлечь Н. Ну и конечно она не хотела, чтоб такой известный человек видел, как она якшается с простолюдинами. С глупыми мальчиками, такими, как Ян.
Анна всё сделала очень умело и, как всегда, добилась своей цели. В конце вечера она садилась в машину Н. Ян всё это видел, хоть и вышел из ресторана спустя ещё два бокала мартини и три рюмки водки после разговора с официанткой. Он ждал, прислонившись к двери чёрного входа, чтоб убедиться в своей догадке.
Он шёл домой, представляя своей пьяной фантазией, как этот известный её раздевает. Как целует её грудь, плечи, ноги и там. Как входит в неё, и как она начинает стонать.
Он упал коленями в снег. Захватил горсть снега руками и нырнул в него лицом. Так просидел он долго. Не чувствуя холода из-за алкоголя в крови.
Теперь, когда со знакомства с Прозрением прошло 6 лет, он уже не плачет и не страдает, отпуская её от себя. Он просто прекращает жить. На время. Существует на инстинктах и человеческих нуждах, но не живёт. Ему так легче. Отказаться от себя в миллионы раз легче, чем отказаться от неё.
Ян не уважал Анну. Он считал её шлюхой, проституткой, продажной девкой. И она знала это и принимала, потому что любовь его к ней всё равно не знала границ. С 18 лет, с того первого вечера в «Дежа вю», у него не было другой женщины, кроме неё. Он бил Анну. Швырял в неё стулья и всё, что попадалось под руку, но сразу после любил до изнеможения так, что ещё несколько дней болело всё тело.
Дважды Ян мог стать отцом. Время беременности Анны от него было самым счастливым в его жизни. Особенно вторая беременность. Анна ждала девочку. Она вынашивала его малышку целых два месяца, потому что собиралась стать его женой. Его женой! О счастье! Она принадлежала бы ему 24 часа в сутки всеми мыслями, телом и душой. Она бы думала, что приготовить ему, какой купить подарок. Они бы вместе делали заготовки на зиму, а в старости бы гуляли по вечерам. И никогда бы она больше не смеялась ненавистным Яну смехом в трубку другому.
Но Анна снова сорвалась. Не обмолвившись и словом об этом с Яном, она сделала аборт. А в следующий вечер позволила себя трахнуть тому солидному, с которым была вместе, когда они с Яном познакомились, и с которым встретилась, будучи беременной от Яна, случайно в парке.
В этот раз она не пропала на месяцы, а вернулась к Яну и рыдала два дня от того, что убила Эльзу. Так они собирались назвать дочь. И хоть она была с ним, Ян вновь лишь существовал, словно опять потерял её, как это и полагалось по расписанию их отношений.
Вспомнив всё это сейчас за считанные секунды, слушая смех любимой в трубку другому, Ян почувствовал, как глаза затмевает пелена ярости, а мозг словно туманится. Он берёт лампу с журнального столика и швыряет её в Анну. Она кричит, телефон выскакивает из её мерзких рук, ласкавших десяток мужских членов.
- Убирайся, - шёпотом сказал он, отворачиваясь от неё и уходя в спальню
Она забежала в комнату, чтобы забрать одежду и несколько ванных принадлежностей. Натянула брюки на голое тело, так как трусики были разорваны, поцеловала Яна в ушко. И ушла. Снова ушла. Ян схватился за голову обеими руками, и из груди вырвался, чуть ли не звериный рык.
Она позвонила через неделю, когда Ян уже вновь всё делал на автомате: проснуться, позавтракать, умыться, уйти на работу, прийти домой, переодеться, напиться в баре, лечь спать. И главное: не думать.
Анна больна раком. Она сказала так по телефону.
Анна умерла через год. А Ян. Его уже не существовало. Он был где-то. Но сам не знал где и сколько, пока не умер от менингита, или, может, от ломки из-за нехватки дозы личного сорта героина.
)))стыдно за орфографию)))спасибо за ваше внимание к моему творчеству и за новое интересное знакомство спасибо!по-тихоньку знакомлюсь с вашими работами)
Ярко и талантливо - но жутко!
Аж выть хочется!
Маленькое замечание:
Вместо "в развИвающейся юбке" следует писать "в развЕвающейся юбке" (первая треть рассказа).