На пуантах

На пуантах

Лишь у некоторых девочек были красивые балетные туфельки. Снежно-белые, чуточку жесткие по бокам и с красивой твердой шишечкой на том месте, где большой палец касается их изнутри. Благодаря этой замечательной шишечке можно было красиво, почти невесомо бегать по сцене, быстро-быстро перебирая ногами. Звучала музыка. Зажигались цветные лампы. Казалось, тонконогие девочки танцуют в пламени свечи. В неровном, горячем пламени. Точно таком, какое бывает, когда в рождественскую ночь зажигаешь свечи, ставишь их перед зеркалом и вглядываешься в глубину хрустального сосуда с чистой водой. Там танцует маленькая тонкая девочка. Она быстро-быстро перебирает ногами, как будто обжигаясь о трепещущее пламя.
И вот такие замечательные туфельки – пуанты – были, конечно же, не у всех девочек в младшей танцевальной группе. Дина однажды примерила чужие туфельки, пока никого не было. Она примерила их, легко встала на цыпочки, почувствовав под пальцами уверенную твердую опору. Она пробежала на цыпочках по тесной комнатке, где лежала на стульях одежда других девочек.
Экзерсис на пальцах! Дина помнит слова учительницы: «За тактом – demi-plié; на первую четверть подняться на пальцы; на вторую четверть опуститься на demi-plié; на третью – подняться на пальцы, на четвертую – demi-plié», – и так восемь раз в первой позиции и восемь – во второй позиция».
Так говорила учительница. Она вытягивала свою полную ногу и низким голосом повторяла, как надо делать упражнения. Она была балериной когда-то. Дина видела фотографии на стене в темном коридоре. Там красивая тонкая девушка танцевала в пламени горящей свечи.
…Дина сняла чужие пуанты и надела свои фланелевые мягкие тапочки… Их сшила мама. Мама говорила, что это замечательные тапочки, что в них легко и уютно. Мама сшила тапочки вечером под яркой настольной лампой. Она крутила блестящее колесико швейной машинки. У этой машинки было глубокое темное отделение для иголок и ниток. Металлическая ручка чуточку оторвалась. И когда Дина открывала отделение, чтобы достать нитки для мамы, на стол всегда просыпалось несколько крошечных деревянных пылиночек, похожих на золотистый песок. Дина очень беспокоилась, что когда-нибудь вся деревянная машинка превратится в золотистый мягкий холмик. А блестящее колесико и металлическая ручка станут не нужны. И как тогда мама сошьет ей на-стоящие пуанты?
И каждое утро, когда мама заплетала ей косы, она смахивала со стола золотистые пылинки, чтобы машинка была целой, чтобы она стрекотала по вечерам в свете настольной лампы.
…«А потом у меня будут настоящие пуанты!» - радовалась Дина и бежала в зал, где зеркала на стенах отражали яркий свет ламп, где уже стояла немолодая учительница и где маленькие девочки красиво поднимались на пальцы под музыку, которую исполняла другая учительница.
По вечерам занимались старшие девочки. Дина прибегала к зданию ба-летной школы и смотрела в освещенное окно. Там безмолвно танцевали девочки в балетных пачках и в красивых пуантах. Они легко поднимались на пальцах. Они волшебным образом взлетали в воздух и неслышно опускались. Музыка не доносилась из окна. Там, в зале, было ярко, тепло и солнечно.
Ноги у Дины замерзали. Она убегала домой. Снег весело скрипел под ногами, словно выводил по-французски: demi-plié, demi-plié, demi-plié…

…А потом, когда у Дины родилась дочка, она купила ей настоящие пуанты. И она отвела ее за руку в ту самую балетную школу, где отражались в зеркалах маленькие девочки, а в коридоре висели красивые фотографии молодой учительницы.
Дочка потеряла пуанты в первый же день.
Дина вздохнула и достала из шкафа фланелевые тапочки. Дочка очень обрадовалась, потому что ни у кого во всей школе не было таких тапочек. Все девочки мерили их и бегали по залу. А немолодая учительница не ругала их.
Кто из них станет балериной? Ну, может быть, одна девочка. Или две. Остальные будут заниматься совсем другими делами…
«За тактом – demi-plié; на первую четверть подняться на пальцы; на вторую четверть опуститься на demi-plié; на третью – подняться на пальцы, на четвертую – demi-plié». На пуантах… Так воздушно! Так красиво!
Всё повторится.
***
В вагоне-ресторане пассажирского поезда тихо. Ночь. И потому никто не заходит в ресторан, чтобы купить невкусный чай или плохо сваренную курицу. Снег за окном летит хлопьями. Кажется, что снег стремительно падает под острым углом, почти параллельно земле. Дина смотрит в окно, вслушивается в ритм стучащих колес и силится вспомнить французские слова, которые когда-то повторяла в светлом зале пожилая учительница.
Скоро станция. Дина знает, что на вокзале этой станции есть игровые автоматы, которые работают всю ночь. Работники заведения давно знают Дину – официантку пассажирского поезда.
Поезд останавливается. Дина выпрыгивает в неглубокий снег. Она красиво и легко бежит по перрону. Ноги едва касаются покрытого снегом асфальта. В какие-то секунды ей кажется, что на ногах у нее – светлые легкие пуанты. И вот она, сделав еще одни шажок, - оттолкнется ногами от мерзлой платформы – и взлетит.
Demi-plié…
Дина вспомнила волшебные слова. Но она уже вбегает в зал ожидания. За несколько минут, которые будет стоять поезд, она успеет выиграть несколько рублей, успеет помечтать, какие купит дочке подарки… А потом она проиграет деньги, все свои монетки, еще теплые от ладоней. И проиграет другие деньги, которые лежат в кармане форменной курточки.
Она вернется в теплый вагон и долго будет смотреть в окно, за которым – снег и снег, за которым – ночь и сотни раз виденные вокзалы.
На следующей станции игральных автоматов нет. А вот поздней ночью поезд остановится рядом с большим сверкающим городом. За высокими стеклянными стенами вокзала ждут ее автоматы, полные денег, надежд и желаний. Она выиграет целый карман звенящих монет. Она выиграет их и купит гостинцы своей дочке.
Дина вглядывается в темное окно. Скоро станция «Земляничная». Кро-шечная деревянная станция. На ней нет никакой земляники. Но когда поезд проезжал без остановки эту станцию, в вагон-ресторан зашел мужчина. Как он сумел пройти? Может быть, кто-то забыл запереть дверь?
Почему Дина не выгнала его? Почему сидела с ним за столом и пила крепкий чай, и рассказывала о своей дочке, о балетной школе, о муже, которого у нее никогда не было… «Ну, нельзя же с первым встречным, - прошептала она ему. – Я даже не знаю твою фамилию». «У меня красивая фамилия, - улыбнулся он в темноте. – Гроза». Дина так и не поняла, - фамилия его была Гроза? Или это шумела вдалеке настоящая гроза?
Она вздохнула и обняла его. Она крепко обняла его, прильнув к нему всем телом и упруго вытянувшись, словно стояла на самых замечательных пуантах. На пуантах, а не в самодельных фланелевых тапочках.

…Наверное, Дина задремала. Она вздрогнула, проснувшись от громкого голоса: «Demi-plié!» Словно раскаты далекой грозы – ненастоящей, игрушечной. Грозы над станцией с детским названием – «Земляничная». Или и в самом деле бывает такая красивая фамилия – Гроза?
Сверкающие автоматы глядели на нее из-за высоких стеклянных стен. Дина побежала по асфальту, словно пытаясь взлететь, пытаясь оторваться от земли и взлететь – туда, где начинался снег, где рождались самые первые робкие снежинки.
***
Домой, к дочке, она возвращалась уставшая после десятидневной поездки. Подарки привозила крошечные и недорогие – шоколадку, дешевый аляповатый волчок, какие-то пластиковые безделушки. Дочка трогательно радовалась. Она складывала подарки на полочку. И когда мама была в поездке, брала маленький волчок, заставляла его кружиться и загадывала желание: если волчок упадет на левый бок, мама вернется, а если на правый… Волчок всегда падал на левый бок.
Но однажды он упал на правый бок. Девочка очень испугалась, засунула игрушку под диван, плакала по ночам.
Мама вернулась вовремя.
Девочка продолжала загадывать желания, - но теперь не беспокоилась, на какую сторону упадет глупая игрушка.
Она мыла пол к маминому приезду. Ей нравилось, когда темнели узкие щели между половицами. Дом был старый. И архаичные половицы приходи-лось часто красить. А щели между ними не закрашивались. В них скопилась прошлая жизнь, превратившись в твердые, словно земляные, полоски. Наверное, это и была земля. Ибо что собой представляет земля, - как не ушедшие в небытие нескончаемые вереницы жизней.
Мама не замечала вымытого пола. Она отрешенно целовала дочку и уходила. Возвращалась еще более уставшая, чем из долгой поездки.
Девочка не верила подружкам и соседкам, что мама ходит к игровым автоматам. А когда поверила, решила делать вид, будто ничего не происходит.
Ведь падал же волчок на правую сторону, - а мама всё равно возвращалась!
Она перестала заниматься балетом. Она уходила якобы в балетную студию, а на самом деле просто гуляла по городу. Иногда даже забывала взять с собой свои старенькие тапочки, которые давным-давно сшила бабушка.
Мама тоже делала вид, что верит дочке, когда та рассказывала вечером про танцы в большом зеркальном зале.

…Всё равно обе они забыли, как произносятся французские слова. Обе они не знали, как переводятся эти слова. Обе они никогда по-настоящему не стояли на самых-самых носочках, так высоко над землей, - что казалось, еще одно мгновение – и взлетишь, взлетишь прямо в распахнутое небо. Туда, где начинается гроза. Туда, где волшебно и немного грустно пахнет земляникой, мокрой от летнего дождя.
***
Мир был обманом. Мир был в маске клоуна. Мир был большим лживым волчком. Миру было всё равно, кто временно пристроился на его цветных аляповатых боках.
Всё повторялось.